Священномученик Арсений Ростовский (Мацеевич)

*1697 – †28 февраля 1772

Прославлен в 2000 г.¹⁴⁵. Память празднуется 28 февраля/12 марта

Священномученик Арсений (Мацеевич) происходил из бедной польской шляхты и был сыном униатского священника Иоанна Мацеевича, служившего в Спасской церкви во Владимире Волынском. Родился он в 1696 (или 97) году (согласно автобиографии 1738 года, в которой указано, что ему 42-й год). Во святом крещении был наречен Александром. Образование получил в академиях: Владимирской, Варенжской, Львовской и Киевской. Прибыв в Киев в 1715 г., Александр оставил униатство. Пробывши в Киевской академии не более одного года, он в 1716 году принимает постриг с именем Арсения в Новгород-Северском Спасском монастыре, где в сане иеродиакона получает должность проповедника и учителя латинского языка.

Митрополит Ростовский Арсений (Мацеевич)

Здесь он проводит два года, которые стали лучшим временем его жизни (дважды, в 1745 и 1763 гг., он просил Святейший Синод поселить его на покое именно в этом монастыре). Но в 1718 году он вновь поступил в Киевскую академию “для слушания философии и богословия” и здесь в 1723 году принял сан иеромонаха. Окончив курс в 1726 году, иеромонах Арсений два года жил “в послушании” при архиепископе Варлааме (Вонатовиче) и был проповедником, а затемпоселилсяв Киево-Печерской Лавре. Краткое время он пробыл в Черниговском Троицком Ильинском монастыре. К этому времени иеромонах Арсений был известен как образованный проповедник; тогда же, очевидно, сформировались его взгляды на светскую власть и на независимость от нее власти церковной.

В октябре 1729 года отец Арсений по вызову Тобольского митрополита Антония (Стаховского) едет в Сибирь для проповедывания слова Божия. В Москве он был представлен членам Святейшего Синода, от которого и получил благословение на проповедь. В Тобольске иеромонах Арсений прожил более двух лет, проповедуя и обучая ставленников; был духовником при архиерейском доме. В Сибири царили жестокие нравы; светская власть посягала на церковное имущество, не оказывала духовным лицам и самому архиерею должного уважения.

Обратно в Чернигов отец Арсений едет старым сибирским путем через Великий Устюг с заездом в Холмогоры и в Соловецкий монастырь, где находился тогда игумен Мошенского монастыря Иоасаф, сосланный туда за то, что не только сам перешел из Православия в раскол, но увлек за собою в раскол весь Мошенский монастырь. Арсений принял на себя попытку снова обратить раскольника в Православие; он приносил Иоасафу книги для вразумления, сам состязался с ним в словопрении и написал трактат под названием “Увещание бывшему Мошенскому игумену Иоасафу, за раскол в Соловецком в заключении содержащемуся…”. Однако увещание раскольника осталось напрасным.

В 1734 году была снаряжена морская экспедиция по реке Оби для открытия морского пути в Камчатку. В состав экспедиции требовался способный иеромонах. Архангельский архиепископ Герман (Купцевич) указал на отца Арсения; тот охотно согласился и совершил четыре северные экспедиции. Его путешествия прерывались по случаю следственного дела, в которое были замешаны некоторые лица, участвовавшие в экспедиции. За Арсением никакой вины не нашли. В экспедициях его уважали и любили, поскольку он умел заинтересовать слушателей проповедями и постоянно мирил ссорившихся между собой моряков.

После четвертой экспедиции отец Арсений стал проситься в Петербург, так как у него появилась цинга. Флотская служба оставлена иеромонахом Арсением в 1737 году; ему указано жить при вологодском епископе Амвросии (Юшкевиче), члене Святейшего Синода, в качестве экзаменатора ставленников.

В 1738 году отец Арсений стал законоучителем в Кадетском сухопутном корпусе и экзаменатором ставленников при синодальных членах. В этой должности он проявлял чрезвычайное усердие и требовательность, подчас непомерную. Кроме того, по поручению Синода иеромонах Арсений должен был разубеждать отступников от Православия.

В 1739 году отца Арсения назначили законоучителем в гимназию при Академии наук. Вместе с гимназистами он обучал и учеников адмиралтейского ведомства. Здесь он пробыл менее года, а затем по распоряжению президента Святейшего Синода, новгородского архиепископа Амвросия (Юшкевича), уехал в Новгород и в Академию наук уже не возвращался.

В 1740 году освободилась архиерейская кафедра в Тобольске. Владыка Амвросий представил правительнице Анне Леопольдовне двух кандидатов: черниговского архимандрита Тимофея (Максимовича) и иеромонаха Арсения (Мацеевича); избранником правительницы оказался Арсений, который, вероятно, заслужил особую благосклонность одним своим смелым поступком: он не принес присяги вновь назначенному регенту малолетнего императора Иоанна Антоновича, герцогу Бирону, несмотря на высочайший указ. Теперь же Бирон находился у правительницы в опале.

Назначение отца Арсения состоялось 12 марта 1741 года. При самом поставлении в архиерейский сан (15 марта) он проявил себя необычным образом: в тексте архиерейской присяги к словам о власти Синода им было добавлено: от Христа и Апостолов происходящей чрез хиротонию. Арсений показал себя смелым борцом за значение архиерейской власти. Через 20 лет эту приписку поставили ему в вину. Владыке Арсению дали титул митрополита Тобольского и всея Сибири. По преданию, перед отъездом митрополит виделся с цесаревной Елизаветой Петровной и сказал ей на прощание: помяни мя, владычице, егда приидеши во царствии твоем, так как был ее приверженцем; эти слова были не только смелой поддержкой дочери Петра Великого, но и проявлением дара прозорливости.

Дороги в Сибирь были неудобны, Владыка продвигался медленно и с задержками, так как у него открылись цинготные язвы. С днем приезда митрополита в Тобольск совпало празднество рождения Елизаветы Петровны; в тот же день прибыл в город курьер с известием о ее воцарении. С переменой царствований не менялись, однако, порядки в Сибири. Они были таковы, что вынудили владыку Арсения сразу вступить в борьбу с ними, несмотря ни на болезненное состояние, ни на общую радость при воцарении дочери Петра.

Малочисленное духовенство Сибири почти не отличалось от мирян ни по образованию, ни по образу жизни. Порядки в Сибири в XVIII веке были так дики, что могли бы показаться баснями, но поскольку разные писатели единодушны в своих свидетельствах, то вымышленными их признать нельзя. Чиновники хозяйничали в монастырях, брали лиц духовного звания под арест, судили и даже наказывали их; могли и отдать в солдаты. Митрополит задумал сплотить духовенство и восстановить свои архиерейские судебные права. По поводу ареста одного священника губернской канцелярией митрополит властно предписывает светскому начальству освободить его и прислать на суд архиерею. При этом было указано и на непорядки, происходящие от корыстолюбивых сибирских чиновников. Неуместное вмешательство светских властей, по мнению митрополита Арсения, неблагоприятно отзывалось и на деле обращения инородцев.

Защищая права крепостных, духовенства и новокрещеных от произвола светских начальников, митрополит требует поддержки от Святейшего Синода и сам непосредственно обращается к государыне. Все ссыльные из духовенства были освобождены Владыкой из заключения. Синод признал действия митрополита Арсения “защитою Церкви”. Епископы и члены Синода обычно отстаивали льготы и привилегии для своих епархий, но никто из них не осмеливался доселе защищать общее положение угнетаемой Церкви. Распоряжения светских властей владыка Арсений рассматривал, проверяя, согласуются ли они с достоинством Церкви и ее представителей.

Деятельность митрополита Арсения в Тобольской епархии была, однако, непродолжительна. Не прошло и двух месяцев, как он оставляет Тобольск и 10 февраля 1742 года едет в Москву на торжества коронации и делается советником императрицы по церковным делам. Владыка пишет доклад “О благочинии церковном”, в котором выражается сомнение в преимуществе синодального управления перед патриаршим. Императрица приняла доклад, но в правительстве он был встречен враждебно. По рекомендации архиепископа Амвросия (Юшкевича) 28 мая состоялся перевод митрополита Арсения на Ростовскую епархию и назначение его членом Святейшего Синода.

Но владыка Арсений недолго оставался в столице. В Синоде он повел себя смело и решительно, и с тех пор там продолжалось затаенное недовольство им, самым молодым архиереем и притом единственным митрополитом. Недовольство вызвало и то, что Владыка отказался принимать присягу, поскольку в ее тексте императрица именовалась Крайний (высший) Судия, – именование, подобающее лишь Христу. Вместо этого митрополит Арсений поместил в тексте следующие слова: “исповедую с клятвою Крайняго Судию и законоположителя духовнаго своего церковнаго правительства быти Самого Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, полномощную Главу Церкве и Великаго Архиерея и Царя, всеми владычествующаго и всем имущаго судити живым и мертвым”.

Ознакомившись по документам с положением дел в Ростовской епархии и признав его неудовлетворительным, владыка Арсений прибывает в Ростов в декабре 1742 г. Новый митрополит Ростовский начал свое служение с изумительным рвением и в продолжение 20 лет с неослабевающей настойчивостью проводил свои убеждения. В первый же год он осмотрел все церкви в городе, посетил и ярославские. Митрополит Арсений сразу стал настаивать, чтобы Церковь была воспитательницей народа; он издал строгие инструкции по наблюдению за пением и чтением во время богослужения, за поведением священнослужителей и мирян, по принятию мер против раскольников и пр. Приходским священникам рассылались приказания обучать прихожан необходимым христианским молитвам и разъяснять Символ веры в катехизических беседах. Сам Владыка часто проповедывал в церкви, подавая пример священникам; от него осталось 12 томов проповедей. Наблюдение за порядком в храмах, о котором особенно заботился митрополит, возлагалось на местных священников и церковников; вмешательства светской команды в дела храма он не терпел. Зная любовь простого народа к духовным процессиям, он учреждал новые и участвовал в них и сам. В 1743 г. при нем возник крестный ход с чудотворной иконой Владимирской Божией Матери из Ростова в Ярославль. В тот же год в торжественной процессии обносились вокруг Рубленного города мощи святых князей Василия и Константина.

Арсений оставил по себе в Ростове глубокую память как святитель распорядительный, строгий, но вместе с тем и снисходительный. С нарушителями церковного благочестия обходился сурово, подвергая их тем строгим взысканиям, какие применялись всеми архиереями. Народная память, однако, такова, что Арсений был не столько суров, сколько справедлив – в местных сказаниях о нем (“Летопись Ростовских архиереев”) говорится, что “взыскателен и строг он был для тех, которые пренебрегали своими обязанностями”; к даровитым и ревностным всегда оказывал внимание, “с радостью и удовольствием смотрел на них”; утверждают, что он “был ко всем милостив”, часто после богослужения “нищих наделял деньгами по вся воскресные и праздничные дни”.

Будучи милостивым, Владыка, однако, всегда отстаивал свои архиерейские права, не давал в обиду другим своих подчиненных: и духовенство, и вотчинных церковных крестьян. Целостность его натуры сказывалась как в снисходительности к обездоленным, так и в неуступчивости там, где он замечал несправедливость. Против открытых противников закона и веры у него всегда вспыхивала необычайная энергия и гордое сознание властного защитника правды. Владыка последовательно и непреклонно боролся с административными и экономическими притеснениями со стороны светских властей.

Митрополит Арсений был выразителем недовольства всего духовенства, лишаемого своих прав. В Синоде ему нередко давали соответствующие поручения; в 1745 г. он принимал главное участие в составлении доклада новгородского митрополита Амвросия (Юшкевича) императрице Елизавете Петровне о необходимости лучшего устройства Церкви.

В мае 1742 г. митрополиту Арсению было поручено Святейшим Синодом рассмотреть книгу епископа Феофилакта (Лопатинского) “Обличение неправды раскольнической”¹⁴⁶ и представить свое мнение о ней. В 1743 г. ввиду особенной необходимости возражений на “Поморские ответы” Святейший Синод торопит митрополита с подготовкой книги к напечатанию. В январе 1744 г. митрополит Арсений извещает Синод, что книга епископа Феофилакта исправлена и что он пишет свое “Дополнение” и представляет его начало на 18 листах. В своем обличении раскола митрополит Арсений пошел новой дорогой: тогда как епископ Феофилакт обращал все внимание на обрядовые разности, подающие повод и раскольникам и православным взаимно упрекать друг друга, Арсений говорит о существенных причинах уклонения раскольников и о ложности их положения. В сравнении с раскольническими “Ответами” сочинение Арсения отличается силой и основательностью доводов. В 1745 г. “Обличение неправды раскольнической” было издано. “Дополнение” было представлено в Святейший Синод под названием: “Дополненное обличение неправых и лжесловных ответов раскольнических, пустосвятами выгоцкими, пустынножителями именуемыми, честному иеромонаху Неофиту от святейшего правительствующего синода ради увещания к ним направленному, в 1723 году предложенных, – составленное благословением того ж святейшего правительствующего синода в нынешнем 1743 году”. Но в Святейшем Синоде нашли необходимым сделать в книге “переправки” и для этого возвратили рукопись автору. “Дополнение” напечатано не было. Судя по тем местам рукописи, которые велено было поправить, можно предположить, что обличения митрополита Ростовского показались резкими, а меры к прекращению раскола – крутыми и несвоевременными. Сам митрополит Арсений в своей епархии по отношению к старообрядцам строго руководился “Духовным регламентом” и существующими гражданскими узаконениями. Такую же энергию и те же приемы митрополит Арсений проявил в борьбе с лютеранами; таким образом он одновременно вел борьбу с разными противниками Православия: и с фанатизмом раскольников, и с рационалистической пропагандой лютеранства. Характер его полемики показывает, что в борьбе у него выработалось и окрепло сознание иерарха, чуждающегося фанатического стояния за старое и вместе с тем не увлекающегося новыми неправославными веяниями.

Борьба с расколом показывала, как необходимо просвещение и для народа, и для духовенства. В первые годы своего управления митрополит Арсений убедился, что ростовцы были в таком невежестве, что их надо было едва ли не снова обращать в христианскую веру. Незадолго до прибытия Владыки в Ростов там была основана славяно-латинская грамматическая школа, где было введено преподавание богословия, греческого и еврейского языков. По распоряжению митрополита Арсения в 1747 г. она была переведена из Ростова в Ярославль, соединена с существовавшей ранее ярославской славяно-российской грамматической школой и преобразована епархиальную семинарию. Главное внимание при преподавании было обращено на усвоение учениками “Православного исповедания веры” и на то, чтобы внушить молодым людям благоговение перед великим служением пастыря.

Борьба митрополита Арсения с раскольниками и лютеранами увенчалась в 1752 году торжеством открытия мощей святителя Димитрия Ростовского.

В Ростове Владыку почитали за чрезвычайную аскетичность его жизни. При всей своей воздержанности он был хлебосолен; радушие и гостеприимство митрополита Ростовского отмечались неоднократно. Общительность владыки Арсения проявлялась в его обширной переписке. Служащие архиерейского дома знали, что Владыка прощает виноватых при первом же их желании повиниться.

Митрополит Арсений последовательно защищал интересы епархии против обычных в то время хищений и разорений со стороны местных помещиков и не боялся обличать даже таких высоких вельмож, как князь Репнин. За всех притесняемых помещиками духовных лиц Владыка заступался не только по жалости к ним, но принципиально отстаивая независимость церковного суда, церковного управления и имущественных прав Церкви. Столь же последовательно и строго он наказывал и за злоупотребления в собственном хозяйстве.

Несмотря на скудость епархиальной казны, Владыка начал на средства Церкви укреплять берег Волги в Ярославле и украшал город своими постройками. Ростовские храмы также были реставрированы и украшены.

Позиция митрополита Арсения постоянно вызывала неприязненное отношение к нему Синода, тем более что Владыка был сторонником восстановления патриаршества, о чем писал государыне, выставляя как дополнительный аргумент волю императора Петра, который высказывался за единоличное управление Церковью, хотя общее мнение этого не признавало. На многочисленные представления Владыки касательно общих и частных дел церковных Синод зачастую просто не отвечал. После кончины архиепископа Амвросия (Юшкевича) митрополит Арсений лишился покровительства в Синоде, получил выговор за свои “предерзостные представления” и попросился на покой, тем более что продолжал страдать от цинги. Синод поспешно уволил Владыку, но императрица с этим не согласилась, и он продолжал управлять Ростовской епархией.

После 1745 года отношения внешне смягчились; Владыка погрузился в епархиальное хозяйство, а Синод – в пререкания с обер-прокурором по поводу жалования своих членов. Но неприязнь к Ростовскому митрополиту оставалась прежней, а пренебрежение его заявлениями было таково, что без внимания оставили поначалу даже весть об открытии нетленных мощей святителя Димитрия Ростовского.

Наряду с враждебными владыке Арсению иерархами в Синоде были и те, кто относился к нему с открытой симпатией и просил его отстаивать интересы Церкви. Защищая церковные интересы, Владыка обращался и напрямую к императрице. С 1756 г. он имел большой вес при дворе как преемник новоявленного угодника, но враждебность Синода не угасала. Ни один из архиереев не получал от Синода столько выговоров, сколько Ростовский митрополит, который проводил принцип независимости церковного управления.

В 1761 году скончалась императрица Елизавета Петровна, и наступило недолгое царствие Петра III, который в отличие от нее не любил Православия и не уважал духовенства. Неумелые и поспешные распоряжения императора по секуляризации церковных имений вызвали недовольство вначале духовенства, а потом и народа, но только Ростовский владыка передал императору свой протест, который настолько поразил своим смелым тоном иностранных дипломатов, что они сочли его за коллективное обращение.

В 1762 г. при своем восшествии на престол императрица Екатерина II высказала сожаление об обидах, нанесенных духовенству, и ревность к православным обрядам. Владыка направил государыне представление о возврате монастырских вотчин, но проведено оно было далеко не в полном виде. От участия в коронационных торжествах митрополита Арсения постарались отстранить. Правительственные мероприятия способствовали лишь возрастанию недовольства и волнений в народе, и Владыка предпринял ряд настойчивых и смелых действий ради защиты Церкви. В древнерусской редакции греческого чинопоследования Недели Православия (в то время это чинопоследование еще не имело устоявшейся формы) он усилил слова, касающиеся притеснителей Церкви.

Ожидая в Ростове императрицу на торжество перемещения мощей святителя Димитрия в новую раку, митрополит надеялся склонить государыню на сторону духовенства, не подозревая о том, насколько сильно она предубеждена против него самого и насколько ее взгляды на имущественные права Церкви далеки от соблюдения церковных интересов. Учрежденная для урегулирования возникших осложнений Духовная комиссия была составлена таким образом, чтобы входившие в нее духовные лица никак не противоречили светскому большинству.

Оставалось надеяться на Синод, и Ростовский владыка 10 марта 1763 г. подал в Синод свое знаменитое доношение о церковных имениях, направив его таким образом, чтобы с ним познакомилась и императрица. В документе доказывалось, что светский контроль над церковной собственностью нарушает не только церковные каноны, но и основы государственности. Близкие к митрополиту люди предупреждали его о том, насколько опасно противодействовать планам правительства и тем более критиковать именные (исходящие от имени императрицы) указы, но Владыка решил непременно выступить со словом протеста.

В отсутствии собрания Синода о представлении митрополита Арсения доложил императрице один архиерей, давний его недоброжелатель, писавший, что речь идет об оскорблении величества. Императрица приказала Синоду судить Владыку; 14 марта Синод постановил арестовать его и направить в Москву. Владыка же 14 марта направил в Синод второе доношение, из которого следовало, что контроль Духовной комиссии незаконен и вреден для Церкви; кроме того, в нем содержалась повторная просьба об увольнении на покой.

Приехавший в Ростов гвардейский офицер арестовал митрополита и спешно вывез в Москву, едва позволив уложить носильные вещи и не дав проститься с городом, то есть приложиться к мощам и иконам в соборе. Дорогой усилилась болезнь Владыки; ему до самой Москвы не позволяли ни на минуту покинуть возок. 17 марта митрополита Арсения поместили под караулом в Симонов монастырь. В письменных распоряжениях императрица именует Владыку вралем; такую кличку она давала тем, кто придерживался мистических воззрений. Заступничество доброжелателей Ростовского владыки ее только раздражало.

1 апреля начался суд. В своих показаниях Владыка продолжал защищать дело Церкви и избегал называть кого-либо, чтобы не подвергать людей опасности. 4 апреля, еще до окончания следствия, был вынесен приговор: сослать в отдаленный монастырь с отнятием бумаги и чернил. 7 апреля воспоследовало окончательное постановление, в котором Синод обвинял митрополита в дерзости против светской власти, что позволяло судить его еще и гражданским судом, и предлагал лишить архиерейского сана и священства и расстричь. Императрица оставила Арсению монашеский чин и избавила от гражданского суда. Священномученик был сослан в Ферапонтов монастырь. Указами Синода и Сената народ извещался о виновности митрополита Арсения и о понесенном им наказании.

При снятии сана с Ростовского митрополита Синодальный дворец был окружен громадными толпами – отнюдь не только из любопытства, но и из сострадания. Нужно сказать, что впечатление от этого события вскоре еще усилилось, когда через месяц с небольшим рухнул храм, смежный с той палатой, где осудили Владыку.

Выслушав определение Синода, Владыка, по свидетельствам, произнес: Благо мне, яко смирил мя еси! и сам стал снимать с себя знаки архиерейского достоинства, обратившись к образу Спасителя. Дар прозорливости священномученика Арсения сказался в том, что он предрек при этом страшную и позорную кончину своим наиболее рьяным гонителям, которые все и погибли так, как говорил Владыка.

В ссылку владыку Арсения повезли не в вологодский Ферапонтов, а в более дальний Николаевский Корельский монастырь Архангельской губернии. Одновременно каждому архиерею и в монастыри было разослано извещение о вине Владыки, целью которого было представить протест против имущественного притеснения Церкви личным делом Ростовского митрополита. В 1766 г. Екатерина послала “записку” о деле митрополита Арсения Вольтеру с целью придать этому делу за границей благоприятную для нее окраску. Однако дипломаты докладывали своим дворам о том, что духовенство и народ сочувствуют Владыке и почитают его за святого.

Путешествие митрополита Арсения к месту ссылки по весеннему бездорожью длилось почти месяц. По приезде сопровождавший его офицер заставил престарелого архиерея носить воду, рубить дрова и т. п. В монастыре ему было позволено посещать храм во время литургии и ходить по монастырю, но под строгим караулом; запрещено было писать, говорить о своем деле, именоваться архиереем и даже иеромонахом и преподавать благословение. Настоятель и благочинный обязаны были следить за ссыльным и регулярно отчитываться.

Владыка не догадывался, насколько он ненавистен Екатерине, и полагал, что если бы она сама прочла его доношение в Синод, то мнение ее было бы благоприятным. Между тем была осуществлена секуляризация церковных земель, вызвавшая крестьянские волнения. “Успокаивали” их за счет дальнейшего ущемления прав духовенства. В особенности от государственных реформ пострадали монастыри, значительная часть которых была закрыта. Без крова остались тысячи монахов; был нанесен значительный ущерб и делу религиозного просвещения. Имя осужденного митрополита Арсения произносилось с благоговением, распространялись свидетельства его прозорливости. Угличский архимандрит Геннадий запретил братии молиться за царствующий дом, “ревнуя Арсению митрополиту”, за что был лишен сана и монашества и сослан в Соловецкий монастырь навечно.

В ссылке Владыке отвели низкий и тесный каземат. Болезнь не позволяла ему посещать богослужения. Настоятель монастыря уважал ученого узника, а архангелогородский архиерей присылал ему с протоиереем деньги и пропитание; из Ростова и от других архиереев посылались и частицы мощей. В каземате оказались и иконы, книги, панагия, орлецы и даже белый клобук. Друзья надеялись на освобождение опального митрополита. В беседах с караульным офицером, с монахами и нередкими гостями Владыка продолжал отстаивать свои взгляды. В монастыре его называли отцом Арсением и даже, как бы обмолвившись, преосвященным. Для узника сделали прямой ход в алтарь, пробив стену и устроивши лестницу; в церкви ему позволили проповедовать. Несмотря на то, что Владыка в проповедях обличал монахов в невоздержанности к вину, они испытывали к нему уважение, стояли перед ним в ризах, как перед архиереем, и пытались целовать руку, чего он не допускал. Начальник караула сделался его учеником; особенно большое впечатление произвело на молодого офицера житие святителя Иоанна Златоуста, пострадавшего от жестокой царицы. Корельский монастырь, как и многие другие, был поставлен секуляризацией на грань разорения, что еще сблизило монахов с опальным противником этой меры.

В 1767 году сильно пьющий иеродиакон, обидевшийся на владыку Арсения за то, что тот отказал ему в чарке вина, так как тот был уже пьян, и на отца архимандрита за строгое наказание, донес на них, желая отомстить. К его досаде, при допросе обвинения против настоятеля во внимание почти не принимались, а обвинения против ссыльного митрополита записывались с сугубым вниманием. Владыка был арестован вновь. Ему вменялись в вину в основном речи против прав Екатерины на престол. Многочисленные допрошенные вначале старались не повредить Владыке, но под нажимом следствия начали давать на него показания. Он же по возможности избегал называть своих собеседников. Из 14 пунктов обвинения ни один сам по себе не выглядел преступлением, но их совокупность при желании могла навести на мысль о заговоре. На допросах владыка Арсений старался держаться спокойно, на угрозы отвечал нравоучениями и в очередной раз проявил свою прозорливость, подарив следователю медный пятак (в дальнейшем тот, проворовавшись, попал в крепость, где умер, получая казенного содержания 5 копеек в день). Продолжая считать, что Екатерина могла бы внять его аргументам, Владыка и в ходе следствия просил, чтобы она ознакомилась с полным текстом его доношения Синоду.

Но императрица отнеслась к делу с сугубой предвзятостью и решила, что Владыку нельзя оставлять в России, тем более что в народе ширилось сочувствие ему как безвинно страдающему праведнику. Указ по следственному делу она набрасывала сама и сама правила официальный текст. Велено было расстричь Владыку, переодеть в мужицкую одежду, переименовать в Андрея Враля и сослать навечно в Ревель (Таллинн) в каземат под надзор иноземцев без права писать и принимать посетителей. Итоговые обвинения никак не согласуются со следственным делом; Екатерина расправилась с владыкой Арсением как со своим личным врагом. Синод же даже не был поставлен в известность о расстрижении Арсения, происшедшем 26 декабря.

Владыку везли с поразительной быстротой по секретному маршруту как безымянного колодника. В Вологде он был передан другому караулу как неизвестный и столь же спешно увезен оттуда в Ревель. Арсения боялись и осужденного, потому что народная молва о гонимом праведнике все ширилась и докатилась уже до Сибири. В народе распространялись листки с подробным описанием предвзятого следствия и неправедного суда. Народ следил и за страшной судьбой судей Владыки, видя в этом проявление праведного гнева Божия, и в смерти Екатерины без исповеди и причастия усматривал воздаяние за похищение у Церкви ее исконных прав и за преследование праведника Божия митрополита Арсения.

В Ревеле для ссыльного приготовили тесный каземат (площадью 6 м²), куда обессилевшего от поспешной езды старца внесли на руках, заперли и оставили одного; врача пригласили только через три дня. Караульные не знали русского языка. В помещении для устрашения узника держали кляп, которым угрожали заткнуть ему рот, если попытается разговаривать. Владыка не знал даже, где он находится. Екатерина велела в смертный час позвать к нему священника, взяв с того подписку о неразглашении под угрозой смертной казни.

Арсений Мацеевич в ссылке. 1763–1772 гг.

С лета 1769 г. по весну 1771 г. содержанием заключенного ведали русские офицеры, обращавшиеся с ним “порядочно и без грубости”; пищи было достаточно, к Владыке пускали немногочисленных русских посетителей (посещение узников было для них исполнением христианского долга) и даже позволяли ему под стражей ходить по городу. Но тем временем в Петербурге было заведено новое дело (впоследствии уничтоженное); возможно, что поводом для него послужили упорные слухи о святости опального митрополита, вызвавшие новую вспышку гнева императрицы. И если раньше каземат Владыки протапливался, то теперь никто об этом не думал; ему было запрещено переступать порог своего тесного узилища; наконец, узнику отказывали в одежде и даже в достаточной пище. Были и сведения о том, что Владыка попросту замурован в каземате, и только через узкое окошко ему подают скудную еду.

Страдания митрополита закончились 28 февраля 1772 г. Накануне к нему допустили священника. Согласно народным рассказам, тот, зайдя в каземат, увидел архиерея в облачении и выбежал в страхе, а зайдя вторично, увидел уже арестанта. После исповеди и причащения умирающий подарил ему свой молитвослов. Священномученика Арсения погребли в день кончины как мирянина близ северной стены деревянного Никольского храма. При расширении храма в 1821 г. могила очутилась внутри, под амвоном близ Царских врат.

В каземате осталась лишь процарапанная надпись на стене: Благо, яко смирил мя еси. Но в народе о гонимом митрополите сохранилась глубокая и благоговейная память. Доносчиков же по второму делу все окружавшие их открыто презирали. Корельский монастырь стал местом паломничества. Бытовало сказание, что Владыку отсюда повезли в Сибирь, что он скончался в пути и был погребен в Верхнеудинске; есть в Сибири и другие места, где почитали память Ростовского митрополита как здесь скончавшегося.

Подводя итоги жизнеописания священномученика Арсения, можно сказать, что вся Россия считала его своим, имя его повсюду вспоминалось с любовью и благоговейным удивлением. Личность его вызывала и вызывает к себе уважение, так как он бесстрашно защищал правое дело Церкви, даже оставаясь в одиночестве. Священномученик по мере сил противился реформам, которые грозили уничтожить религиозное образование и церковную благотворительность, выступал против вторжения светской власти в сферу церковного управления, аргументированно доказывая, что изъятие имущества у духовного сословия без всякой компенсации не может быть оправдано ни с государственной, ни с юридической, ни с канонической и нравственной точки зрения. В доношениях Владыки больше тревоги за Церковь, нежели за потерю владений. Синод, побоявшийся поддержать Ростовского митрополита, сделал шаг к тому, чтобы стать инструментом государственного управления. Образование было заброшено, духовенство обречено на крайнюю нищету и материальную зависимость. Народ, вкусивший горькие плоды екатерининских реформ, почитал владыку Арсения за смелый протест против новых принципов управления.

Митрополит Арсений поднял уровень церковной жизни Ростовской епархии. Он настаивал на том, чтобы Церковь была воспитательницей народа, основал семинарию в Ярославле и в учебном деле был противником латинской схоластики. Строгие требования Владыки были справедливы и оправдывались его нестяжательством и высоким строем духовной жизни. Твердо отстаивая свои архиерейские права, отличаясь непреклонностью убеждений и независимостью, Владыка был милостивым и не давал в обиду подчиненное ему духовенство и крестьян. Дважды митрополит поднимал вопрос о восстановлении патриаршества. Он был ревностным проповедником и отстаивал Православие как от фанатизма раскольников, так и от рационализма протестантов. Не питавший неприязни к своим личным недоброжелателям, чуждый корысти и любостяжания, Владыка от архиерейских доходов питал бедняков.

Его протест против секуляризации церковного имущества есть непререкаемое свидетельство значения для России церковного достояния. Недаром молодой Пушкин писал, что отчуждение церковных имений нанесло сильный удар просвещению народа. Можно сказать, что и основы революции 1917 г. были заложены реформами Петра и Екатерины; и Цветаева (правда, в другой связи) имела основания для того, чтобы обратиться к Петру со словами Родоначальник ты – советов, ревнитель ассамблей!

Такой авторитетный исследователь истории Церкви, как архиепископ Филарет (Гумилевский) называет митрополита Арсения защитником Правды; профессор В. О. Ключевский пишет, что поступок Екатерины недостоин ни ее ума, ни звания; профессор А. В. Карташев называет Владыку борцом всероссийского значения. Изучение биографии Владыки свидетельствует о том, что главный предмет его защиты – авторитет Церкви и всенародная польза.

Священный Собор Российской Православной Церкви 1917–1918 гг. восстановил митрополита Арсения (Мацеевича) в священном сане. Знаменательно, что тот же Собор восстановил патриаршество, вопрос о котором поднимал Святитель.

Почитание митрополита Арсения началось еще при его жизни. Его любили за чистоту жизни, за молитвенный подвиг, видели его дар прозрения и знали о случаях исцеления по молитвам Святителя. На севере почитание Владыки как угодника Божия началось еще в 1767 г. По личным воспоминаниям Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II, жители Таллинна особо почитали митрополита Арсения и всегда поминали его на панихиде.