Преподобный Макарий Алтайский (Глухарев)

*8 ноября (30 октября?) 1792 – †18 мая 1847 .

Прославлен в 2000 г.

Память празднуется 15/28 мая¹⁴⁰

Будущий великий миссионер родился в городе Вязьма Смоленской губернии, в семье священника Иакова Глухарева. Этот священнослужитель пользовался заслуженным уважением горожан как за свой образовательный уровень (он имел законченное семинарское образование, что в конце XVIII в. было большой редкостью в среде духовенства), так и за ревность и благоговение, с которыми он относился к исполнению своих пастырских обязанностей. Особенную любовь прихожан стяжал отец Иаков как прекрасный проповедник Слова Божия. Мать Преподобного – Агапия – также отличалась образованностью и благочестием.

Относительно даты рождения Михаила Глухарева (это имя получил младенец) у его биографов нет единого мнения. Называется либо 8 ноября, либо 30 октября. Нет полной ясности и в вопросе о том, в каком году родился Преподобный – в 1791 или 1792-м.

Преподобный Макарий Алтайский

Благочестивая атмосфера, царившая в семье, оказала огромное влияние на формирование характера Михаила. Родители “с младых ногтей” старались привить своему сыну любовь к молитве, способность откликнуться на чужую боль, жажду знаний. В семье Глухаревых основой отношений между детьми и родителями была искренняя дружба: дети были абсолютно откровенны в беседах с отцом и матерью, которые, исправляя недостатки их поведения, не хватались за розги, а прежде всего старались указать, как отвратителен грех, какой неприятный осадок оставляет он в душе. Известно, что преподобный Макарий всю жизнь имел при себе портрет отца, который служил напоминанием и помогал переносить различные тяготы и невзгоды жизни.

Видя любознательность сына, отец Иаков не жалел сил, чтобы дать ему хорошее домашнее образование. Особенно успешно давалась мальчику латынь, – известно, что даже на склоне жизни Преподобный мог свободно общаться на этом языке. Благодаря усилиям родителей сын был так хорошо подготовлен, что при поступлении в Вяземское Духовное училище его сразу приняли в третий класс. Мальчику тогда было 7–8 лет. Годы, проведенные в стенах училища, стали суровой школой жизни для впечатлительного, привыкшего к нежному обращению ребенка. Полуголодное существование, бессмысленная жестокость воспитательных методов, – через все это прошел юный Михаил Глухарев. Так, однажды, когда он не справился с каким-то особенно трудным заданием, он услышал из уст преподавателя такую фразу: “Если ты опять не выучишь урока, я спорю тебе всю кожу от шеи до пят!”. Шокированный этими угрозами, мальчик вернулся домой весь в слезах. Вскоре он тяжело заболел. Болезнь продлилась полгода, в течение которых Михаил находился на грани жизни и смерти. Последствия болезни остались на всю жизнь – катар груди и крайняя слабость голоса. Гнетущая суровость режима воспитания отразилась и на внутреннем мире: преподобный Макарий всю жизнь отличался нервностью и вспыльчивостью.

После окончания училища юноша продолжил свое образование в Смоленской Духовной семинарии. В 1812 году эти занятия были прерваны наполеоновским нашествием: семинария временно прекратила свою работу, и Михаил был вынужден зарабатывать себе на хлеб, поступив гувернером в семью к одному богатому тверскому помещику. Год, проведенный в этом доме, был очень полезен для молодого семинариста, – здесь он приобрел знание светских приличий, изящество манер, которые впоследствии обратят на себя внимание святителя Филарета (Дроздова) в бытность его ректором СПбДА.

В 1813 году Михаил Глухарев с отличием завершил курс семинарии и сразу же был назначен преподавателем латинского языка в Смоленском Духовном училище. Однако на этом поприще он трудился недолго: в 1814 году СПбДА объявила об очередном наборе студентов, приглашая для обучения в своих стенах лучших выпускников российских семинарий, и начинающий преподаватель отправился в столицу в качестве кандидата от Смоленской Духовной семинарии. Поступив в Академию, Михаил вскоре зарекомендовал себя как исключительно талантливый студент. Благодаря своему огромному трудолюбию Глухарев имел отличные оценки по всем предметам, если не считать греческого языка (его знания по этому предмету были оценены как “посредственные”). Вместе с тем даровитый воспитанник самостоятельно занимался углубленным изучением истории и географии, а также еврейского языка, знание которого так пригодилось ему впоследствии в трудах по переводу Священного Писания Ветхого Завета на русский язык. Особенно же выделялся Михаил своим благочестием и хорошим воспитанием – почти во все время учебы его имя стояло первым среди однокурсников в ведомости о поведении студентов, и вскоре он был назначен старостой курса.

Ректор Академии архимандрит Филарет, заметил и полюбил Глухарева; между ними возникла крепкая духовная связь, сохранившаяся навсегда. “Я отдал свою волю вполне преосвященнейшему Филарету, – вспоминал впоследствии преподобный Макарий, – ничего не делал и не начинал без его совета и благословения и почти ежедневно исповедовал ему свои помыслы”. Надо сказать, что архимандрит Филарет оказался очень суровым наставником:своей строгостью и даже, может быть, жесткостью он старался умерить природную гневливость и раздражительность своего воспитанника.

К периоду обучения в Петербурге относится увлечение юноши мистицизмом. В России в это время проявлялся чрезвычайный интерес ко всему таинственному: все зачитывались сочинениями Сведенборга, Бёме, одна за другой возникали в стране франкмасонские ложи. Издававшийся известным масоном Лабзиным журнал “Сионский вестник” выписывали все семинарии, и не было, пожалуй, ни одного архиерея или архимандрита, который бы не следил внимательно за публикациями на страницах этого издания. Дело дошло даже до того, что изучение наследия одного из заметных мистиков,Арндта, было введено в учебную программу Духовных Академий. Живой и восторженный молодой человек, каким был Михаил Глухарев, легко увлекся этими идеями: зачитываясь Арндтом, он грезил об озарении от Святого Духа и о преобразовании по внутреннему человеку. Через помещика, у которого он когда-то служил в гувернерах, он завел знакомство в известных мистических кружках и даже был однажды приглашен на “радение”. К счастью, студент проявил благоразумие и ограничился лишь тем, что наблюдал за собранием из соседней комнаты. Далее произошло следующее: “он видел, как съезжавшиеся члены общества, переодевшись в длинные белые балахоны и прикрывши лица башлыками или капюшонами, появлялись в зале и тихо и чинно шествовали один за другим вокруг стен зала; потом их медленное движение становилось оживленнее, быстрее и наконец перешло в такое дикое, бешеное, что ему показалось, что они начали отделяться от пола и, не касаясь его ногами, кружиться; он до того перепугался, что убежал, что называется, без оглядки, и явился домой даже без шляпы, которую в испуге забыл захватить”¹⁴¹.

В 1817 году Михаил Глухарев закончил трехгодичное обучение в Академии. По итогам выпускных экзаменов он занял десятое место на курсе. Новоиспеченный магистр богословия был сразу же назначен инспектором Екатеринославской Духовной семинарии. На него была возложена нелегкая миссия – осуществление на практике объявленной в 1814 году реформы духовного образования. В связи с запланированными преобразованиями практически все преподаватели Екатеринославской семинарии были уволены с работы, а их место должны были занять только что оставившие парты четыре выпускника СПбДА, одним из которых был 25-летний Михаил Яковлевич Глухарев.

Ветхое, полуразвалившееся здание семинарии, нищенское положение преподавателей, совершенно равнодушных к своему делу, и практически узаконенное взяточничество – вот что увидел новоиспеченный инспектор по приезде в Екатеринослав. Все это должно было удручающе подействовать на склонного к идеализму молодого человека.

В качестве должностного лица Михаил Яковлевич сразу заявил себя как своего рода “законник”. Строго официальное обращение с коллегами и подчиненными, требовательность и справедливость стали основными чертами его руководства. Эти его качества вскоре стали причиной конфликта с правящим архиереем – епископом Иовом (Потемкиным). Этот человек, приходившийся родным племянником знаменитому князю Григорию Потемкину, был в высшей степени неординарной личностью. Бывший военный, он, по словам современников, так и остался на всю жизнь гвардейским офицером, даже сменив мундир на монашескую рясу; он заставлял трепетать перед собой не только непосредственно подчиненное ему духовенство, но и все екатеринославское общество. Властный и вспыльчивый архиерей не мог терпеть, когда ему пытались давать советы или предлагали помощь. Никому не доверяя, он лично вникал во все мелочи епархиальной жизни и гневался, когда слышал о той или иной совершенной им ошибке.

Два горячих человека – Михаил Глухарев и епископ Иов – не могли долго жить в мире, и случай для ссоры не замедлил представиться: при составлении годового финансового отчета выяснилось, что с прошлого года в семинарской казне должно было остаться 15 тысяч рублей, однако ни денег, ни оправдательных документов о расходовании этой суммы налицо не оказалось. Зная о том, что деньги находятся у архиерея, ректор и эконом без всяких колебаний подписали отчет. Но когда за подписью обратились к инспектору, тот ответил резким отказом, заявив, что должен сначала удостовериться в наличии этой суммы. Узнав о происшедшем, владыка Иов немедленно вызвал к себе “бунтаря”.

“Как! Ты не веришь мне?” – закричал епископ, как только увидел Глухарева. “Ваше Высокопреосвященство! – услышал он в ответ, – как архипастырю – верю, как человеку – не верю; Вы можете умереть!”. Услышав этот спокойный и тихий ответ, владыка, по-видимому, понял, что споры бесполезны, и, несмотря на свое раздражение, вскоре передал всю необходимую сумму в распоряжение администрации духовной школы. Впрочем, это был лишь первый случай из затяжной серии конфликтов между Михаилом Яковлевичем и екатеринославским архиереем.

Сложными были и отношения с ректором семинарии архимандритом Никифором. Сначала была взаимная неприязнь, выражавшаяся в очевидной холодности и натянутости в общении, а потом вылившаяся в конфликт во время экзаменационной сессии 1819 года. По традиции вся семинария во главе с ректором и преподавателями отправилась на прогулку за город. В какой-то момент всеобщего веселья, когда отдыхавшие, по выражению одного из биографов архимандрита Макария, уже “подгуляли”, ректор приказал воспитанникам запеть какую-то светскую песню. Однако инспектор был начеку. “Не пойте! Пойте песни духовные!” – решительно крикнул он. В ответ посыпались оскорбления и насмешки. Видя это, Михаил Яковлевич немедленно сел в экипаж и вернулся в город.

С тех пор отношения ректора и инспектора были испорчены окончательно, и архимандрит Никифор постоянно оскорблял последнего даже в присутствии студентов.

К екатеринославскому периоду жизни Преподобного относится важное событие в его судьбе – принятие им монашеского пострига. Перед отъездом в Екатеринослав Михаил принял решение сразу по прибытии к месту назначения жениться или принять монашество. В первое время он много бывал в обществе, вращался в светских кругах, где для него даже подыскали невесту. Но под влиянием своего духовника, иеромонаха Ливерия, являвшегося, кстати, учеником преподобного Паисия Величковского, он принял решение о принятии иноческого образа. Такому решению способствовали и два вещих сна, увиденных Михаилом: человек тонкой нервной организации, он придавал снам большое значение, и они играли важную роль в его жизни.

24 июня 1818 года отцом Ливерием был совершен постриг над Михаилом Глухаревым с именем Макария. На следующий день он был рукоположен во иеродиакона, а еще через три дня состоялась его пресвитерская хиротония.

Однако принятие монашества и священного сана нисколько не способствовало улучшению его отношений с сослуживцами; все еще больше отвернулись от “опального монаха”. “Ах, какой черствый хлеб – любить врагов своих!” – вздыхал отец Макарий. Для него становилось все более очевидным, что выход лишь один – просить о переводе из Екатеринослава. Впрочем, сам иеромонах Макарий ни на кого не держал обид. Это незлобие Преподобного особенно ярко проявилось в момент написания им письма святителю Филарету (Дроздову) с просьбой о переводе. Он шесть раз переписывал письмо, опасаясь, чтобы в Синоде не догадались, что истинной причиной прошения являются притеснения со стороны начальства.

Прошение было удовлетворено на удивление быстро. Не прошло и месяца, как отец Макарий был назначен ректором Костромской Духовной семинарии. Перед отъездом в Кострому он встретился в Москве со святителем Филаретом и представил на его суд свои соображения по поводу предстоящего управления семинарией. По мнению отца Макария, все, кто призван к делу воспитания будущих пастырей (ректор, преподаватели, сотрудники инспекции), должны быть “Духа Христова” и своей деятельностью содействовать не подавлению, а созреванию и раскрытию в душах воспитанников “добрых семян”, посеянных Создателем.

20 апреля 1821 года иеромонах Макарий прибыл к новому месту служения и с воодушевлением принялся за дело. В Костроме он был встречен очень радушно. Казалось, что будущее сулит ему только успех и благополучие. Уже на Пятидесятницу он был возведен в сан игумена, а 24 декабря того же года – в сан архимандрита. Помимо должностей ректора и профессора богословских наук, на него было возложено также управление Богоявленским монастырем.

На новом посту отец Макарий заявил себя как строгий, не терпящий неправды и лукавства воспитатель юношества. Со всей суровостью искоренял он все, что не соответствовало высокому призванию учащихся семинарии. По горячности и прямоте характера он не заботился о том, чтобы учитывать характеры и слабости других людей, а тем более приспосабливаться к ним. Подчас в раздражении он действовал слишком резко, не щадя самолюбия окружающих или наказывая излишне строго. Следствием этого стал один неприятный случай: однажды, когда ректор проходил по двору семинарии, из окна верхнего этажа, на котором находилось студенческое общежитие, в него был брошен кирпич, который попал ему в плечо. Замечательна и реакция архимандрита Макария на это событие: он сразу отказался от попыток найти виновного, вместо этого собрав всех учащихся и обратившись к ним с трогательной речью, которая произвела огромное впечатление на слушателей.

Настоятельство в монастыре также оказалось сопряжено со множеством трудностей. “Братии у меня немного, но разнообразие характеров их удивительно”, – признавался архимандрит в письме другу. Все попытки настоятеля дисциплинировать братию были мало успешны – по словам историков, монахи даже не поняли, чего от них требует настоятель.

Хозяйственная сторона была также крайне запущена, а катастрофическая нехватка финансов не позволяла развернуть какую-то обширную деятельность. Впрочем, отцу Макарию удалось собрать с помощью благотворителей довольно значительную сумму. На эти деньги в 1824 году была построена существующая доныне церковь во имя Смоленской иконы Божией Матери.

Все свои беды и злоключения Преподобный переносил с христианским терпением, считая их наказанием свыше за “постыдное бегство” из Екатеринослава. Между тем становилось все более очевидно, что такой человек, как он, весь обращенный внутрь своего сердца, совсем не приспособлен, чтобы продуктивно работать в обыденной обстановке. Отец Макарий все более сознавал, что администратор из него не получится. Его начинало мучительно томить не только управление семинарией и монастырем, но даже и само преподавание. Он испытывал чувство крушения идеалов: его идеи об устроении духовной школы “по Духу Христову” не выдержали столкновения с суровой действительностью.

Увеличились и неприятности по службе. Епископ Костромской и Галичский Самуил (Запольский) был очень недоволен ректором: его канцелярию просто захлестнула волна жалоб на архимандрита Макария со стороны преподавателей и студентов семинарии. Многие вообще начали сомневаться в православии отца ректора и обвиняли его в различных ересях. Вдобавок ко всему здоровье Преподобного крайне ухудшилось – приступы лихорадки следовали один за другим, а зрение становилось все слабее.

Под влиянием всех этих обстоятельств Преподобный принял решение уйти с общественного служения. Глубокий внутренний самоанализ звал его посвятить остаток дней духовным подвигам совершенствования в тиши какой-нибудь отдаленной обители. Уже в 1823 году он обратился к святителю Филарету с просьбой посодействовать его переводу на покой в Киевскую Лавру. Прошение было удовлетворено.

По дороге в Киев архимандрит Макарий заезжает в Саров, где происходит его встреча с преподобным Серафимом. Беседа двух подвижников длилась два часа. Подробности ее нам неизвестны: сохранилось лишь краткое высказывание саровского старца, предсказавшего отцу Макарию тяжелый жизненный крест.

1825–1829 годы прошли за монастырскими стенами – сначала в Киеве, а затем в Глинской пустыни Курской епархии, где отец Макарий находился под духовным руководством опытного старца Филарета.

Однако архимандрит Макарий не мог долго находиться на одном месте – в его душе созревает план посвятить себя миссионерским трудам среди сибирских язычников. Решением Святейшего Синода он направляется в распоряжение архиепископа Тобольского Евгения (Казанцева).

30 сентября 1829 года Преподобный прибыл к месту назначения. На Алтае отец Макарий был поражен тем контрастом, который открылся его взору: с одной стороны – прекрасная природа, способная обеспечить безбедное существование для человека; богатые строевые леса, плодороднейшие земли и луга, с другой – страшная нищета и полуголодное существование местных жителей, обитавших в холодных юртах, построенных из покрытых берестою кольев. Распространение болезней, несоблюдение элементарных гигиенических норм, пьянство, угнетение женщин – с этим миссионерам приходилось сталкиваться на каждом шагу. Причина голода среди обитателей Алтая была очевидна: они скорее были согласны терпеть нужду, лишь бы не заниматься физическим трудом, который ими рассматривался как оскорбление свободы вечных кочевников.

После первых же попыток проповеди стало ясно, что эти сердечные и отзывчивые люди невосприимчивы к идеям духовного порядка; они были целиком погружены в земные заботы, и разговоры о вечном и небесном не находили никакого отклика в их душах. Преподобный Макарий вспоминал, что часто после беседы с каким-нибудь тяжело больным алтайцем, когда речь шла о рае и душе, язычник вдруг бросал на миссионера томный взгляд и, указывая на раны, произносил: Эм-бар-ба!? (‘Нет ли лекарства!?’). Иногда после проповеди в каком-нибудь селе приходилось слышать в ответ лишь сопровождаемую глубоким вздохом фразу типа: “Однако, хлеба в этом году совсем мало!”.

Особый интерес представляет миссионерская методика архимандрита Макария. Миссионерами было основано два стана – в селах Майма и Улала, которые стали опорными пунктами проповеди Евангелия на Алтае. В основу работы Преподобный положил тщательное изучение языка, нравов, быта, характера местного населения. С целью заинтересовать алтайцев, привлечь их внимание к проповеди миссионеры часто совершали общественные богослужения и публичные выступления, на которые приглашались все желающие. Отец Макарий пользовался любой открывавшейся возможностью пообщаться с кочевниками: он приходил на их общие сборы, проповедовал во время ночевок в юртах. Он всегда начинал проповедь с разговора об их проблемах и нуждах, дарил им порох, нитки, сухари, обращая их внимание на то, что принятие Православия даст им освобождение от всех налогов и сборов на срок до трех лет.

Крещению туземца, изъявившего желание принять Православие, предшествовало обязательное оглашение. Каждый катехумен проходил тщательное наставление в истинах веры, изучал Евангельскую историю, учил необходимые молитвы на родном языке.

Отец Макарий совершал крещение, лишь будучи полностью уверен в нравственной и идеологической готовности человека принять это Таинство. Одного желания было мало – от оглашенного требовался целый ряд документов: рекомендации со стороны соседей, родных и знакомых, письменное согласие супруга или супруги (в тех случаях, когда лишь один из супругов обращался в Православие), письменное обязательство пребывать в Церкви до самой смерти и после крещения переселиться в христианское село.

Последнему моменту Преподобный придавал особенное значение: он рассматривал прежний кочевнический быт как слишком большой соблазн для новообращенного к возвращению в язычество. Чтобы вырвать принявшего крещение из традиционного уклада, отец Макарий сразу же передавал его на воспитание восприемнику, который учил крестника основам сельского хозяйства и оседлого образа жизни. По окончании обучения новообращенному за счет миссии предоставлялся дом с полным хозяйством, причем он всегда мог рассчитывать на помощь едой, деньгами, орудиями труда и домашним скотом. Приучение туземцев к цивилизованному способу существования происходило очень нелегко: привыкшие к постоянному движению, неспособные к продолжительному труду, они часто не выдерживали, убегали. Приходилось искать беглецов, уговаривать их вернуться. Трудно было переломить и традиционные нормы уклада: Преподобный вспоминал, как трудно было приучить женщин мыть пол по субботам, а мужьям внушить, что теперь заготовка дров становиться обязанностью их, а не жен, как это было до сих пор.

Вообще следует особо отметить, что принявшие крещение алтайцы не были брошены на произвол судьбы, – миссия тщательнейшим образом следила за их жизнью и заботилась об их возрастании в вере. Постоянно совершались поездки для проверки новокрещенных, а в Майме, где отец Макарий всех христиан знал в лицо, он сам во время утрени обходил храм, замечая, кого нет на богослужении. Когда к началу литургии опоздавшие, наконец, появлялись в храме, архимандрит вызывал их к амвону, обличал их перед всеми, горячился, ставил их на поклоны, а в конце концов сам падал им в ноги, просил простить обиду и умолял Богом не оставлять церковных собраний.

По окончании богослужения обычно устраивались встречи с народом, во время которых отец Макарий расспрашивал алтайцев об их проблемах и нуждах, выслушивал их жалобы, давал советы по ведению хозяйства.

Однако любимым времяпрепровождением святого оставались занятия с детьми. Он не только учил юных алтайцев грамоте, молитвам и церковному пению, но и играл с ними в подвижные игры, бегал наперегонки, самых быстрых и ловких награждал сахаром. Результат такой работы был налицо – дети вскоре приводили своих родителей.

Всего за время миссионерства архимандрита Макария на Алтае были основаны 2 школы для мальчиков и одна для девочек.

Огромный миссионерский опыт отца Макария запечатлен в его замечательном труде¹⁴². В этой книге Преподобный размышляет о том, какие меры в первую очередь необходимы для успеха православной миссии среди иноверцев, проживающих на территории Российской империи. Идеи величайшего миссионера нашей Церкви не потеряли своей актуальности и сегодня.

Для успешного распространения христианства необходимо, чтобы в каждой деревне, даже самой малой, была приходская церковь, считает Преподобный. Это нужно для того, чтобы в лице священнической семьи местные жители имели образец благочестивой супружеской жизни и христианского воспитания детей. “Каждый священник при желании может быть действительным апостолом Иисуса Христа в приходе своем, – рассуждал отец Макарий. – Церковь, описанная в книге Деяний, вся была Апостольская, – а не только 12 или 70: все или проповедовали, или занимались помощью бедным”. “Почему же мы не ходим по домам, не учим на улицах и площадях, на полях и лугах?” – вопрошал он.

Важным мероприятием, которое должно было, по мысли отца Макария, внести значительный вклад в дело миссии, было бы создание специального миссионерского института на базе какого-либо монастыря. Преподобный даже набросал примерный список дисциплин для такого учебного заведения. По этому плану миссионеры должны были не только читать Священное Писание в оригинале, но и изучать медицину, антропологию, психологию, анатомию, физическую и политическую географию, естественную историю, физику, химию, ботанику, логику, математику, грамматику, риторику, поэтику, живопись, музыку. Предполагалось и изучение как новых, так и древних языков, чтобы выпускники института могли в подлиннике читать гениальные творения древних античных авторов. Предвидя недоумения по поводу такого количества напрямую не связанных с задачами миссии предметов, отец Макарий писал: «Но, может быть, многие скажут: “К чему такое множество наук для церковника? На что ему естественная история, химия, анатомия, медицина?”. Но церковник не такое ли существо, которое должно быть мыслящим? Не подлежит ли ему быть столько мыслящим, чтобы другие, смотря на него, восчувствовали открывающуюся в себе способность, склонность, охоту мыслить?».

Среди замыслов архимандрита Макария было и создание специального женского миссионерского института, в задачу которого входила бы подготовка диаконисс (Преподобный ратовал за возрождение этого древнего чина).

В заключение нашего изложения этих грандиозных замыслов преподобного Макария обратим внимание на одну мудрую мысль, высказанную им в одном из трудов: “Миссионер не может быть печальным”. Эти слова должны стать девизом каждого, кто посвящает себя миссионерским трудам: унылое сердце никогда не привлечет ко Христу другие сердца.

В своей деятельности миссии пришлось столкнуться с целым рядом проблем. Во-первых, сами суровые условия Алтая представляли значительное затруднение для отца Макария. Ему, человеку аристократического склада характера, никогда доселе не сидевшему в седле, пришлось преодолевать не только верхом, но подчас и пешком или на лыжах огромные расстояния. Бураны и морозы, речные переправы и горные тропы – все это Преподобный узнал не понаслышке. Так, однажды, когда архимандрит Макарий вместе со своим спутником пробирался верхом по узким горным тропам Алтая, он неожиданно зацепился за какую-то ветку ремешком висевшей у него на груди дароносицы. Лошадь, в седле которой он ехал, поскакала дальше, оставив своего седока висеть между небом и землей. Если бы не помощь спутника, это путешествие могло закончиться для Преподобного весьма трагично.

Неожиданное препятствие в работе миссии возникло со стороны живших на Алтае старообрядцев, которые вдруг объявили, что прибытие сюда отца Макария является верным признаком близкого прихода антихриста. Среди местных жителей распространялся слух, что прибывший из Европы миссионер является оборотнем и порой превращается в дикого зверя, а руки его покрыты медвежьим мехом.

Однако миссионеры мужественно справлялись со всеми трудностями. Каковы же были результаты осуществлявшейся ими проповеди на Алтае? Из 40 тысяч алтайцев за период возглавления миссии преподобным Макарием было крещено 675 человек. Казалось бы, цифра не столь уж впечатляющая для нашего времени массовых крещений. Но задумаемся: бедный монах, “романтик-миссионер”, как называл его святитель Филарет, человек со слабым здоровьем прибывает в дикий далекий край практически без сотрудников и материальных средств, движимый лишь любовью к его обитателям. И в таких условиях он не просто обращает несколько сотен человек, но в сравнительно короткий срок создает настоящую христианскую общину – ту самую общину, над созданием которой подчас безуспешно бьются даже самые благополучные приходы нашего времени – общину христиан не только “по имени”, но и “по житию”. И это при том, что отец Макарий всегда подчеркивал, что видит своей задачей не число крещений, а укоренение христианских начал в жизни алтайского народа! Если же мы учтем, что миссия принесла туземцам еще и неведомые для них блага цивилизации, то плоды ее работы можно будет оценить как воистину колоссальные.

Характеризуя частную жизнь Преподобного, надо отметить, что основными его качествами были скромность и неприхотливость во всем – и в еде, и в одежде. Свою единственную рясу он носил до тех пор, пока она не разваливалась, а зимний подрясник надевал в будни наизнанку, а по праздникам – налицо. Все его имущество состояло лишь из книг да тетрадей. Один из современников отца Макария вспоминал, как однажды он оказался свидетелем того, как алтайский миссионер сослужил святителю Филарету во время одного из своих приездов в Москву. Этот “небольшого роста, непредставительный, несколько сутуловатый” человек служил с таким благоговением, что невольно воскрешал в памяти Святых Отцов первых веков христианства. Его спокойствие и непринужденность были особенно заметны на фоне того всеобщего подобострастия, которое окружало знаменитого московского митрополита. По окончании богослужения молящиеся стали свидетелями такой сцены: через открытые царские врата было видно, как два иеродиакона со смехом показывают друг другу чей-то помятый и полинялый монашеский клобук. Затем, когда клобук был положен на место, в алтаре появился отец Макарий и, к удивлению наблюдавшего, надел его на себя. Именно в таком скромном виде – в старом клобуке и убогой монашеской рясе и предстал перед всеми великий апостол Алтая архимандрит Макарий (Глухарев).

Еще один случай ярко характеризует смирение Преподобного: когда правящий архиерей собирался представить его к ордену, полагавшемуся за обращение ста человек, отец Макарий тотчас отказался о награды, заявив: “Все новокрещенные обращены не мною, но Провидением Божиим”. Его просьба была принята во внимание, но позднее он все-таки был награжден наперсным золотым крестом, украшенным драгоценными камнями. В связи с этим событием Преподобный писал другу: “Я не помню, когда такую горестную печаль и скорбь имел, как в этом случае”. Интересна одна деталь: приглашая отца Макария явиться для вручения награды, архиерей специально просил его обязательно взять с собой митру (архимандрит служил в ней лишь два раза в год – на Пасху и Рождество).

Вообще следует заметить, что материальное состояние алтайской общины было очень и очень скромным. Так, для богослужения использовались оловянные сосуды. Правда, святитель Филарет Московский предлагал Преподобному пожертвовать миссии сосуды из серебра, но отец Макарий отказался от щедрого дара, заявив, что такая “роскошь” для них непозволительна.

Русская Православная Церковь чтит память архимандрита Макария (Глухарева) не только как великого миссионера, просветителя Алтая, но и как человека, осуществившего перевод Священного Писания Ветхого Завета на русский язык. Это предприятие стало для Преподобного делом всей жизни, за которое ему пришлось перенести много скорбей.

Официальное церковное руководство и государственные власти выступали против использования “простонародного наречия” в деле перевода Библии. Однажды отца Макария даже наказали трехнедельным ежедневным служением литургии под арестом в архиерейском доме. Такая необычная епитимья вызвала недоумение у Преподобного: он никак не мог понять, почему служение литургии в Санкт-Петербурге считают наказанием для священника. Со своей стороны он воспринял это наказание как особую милость Божию. Отслужив вместо трех недель целых шесть, отец Макарий взял свой послужной список и в графе “Награды” написал: “Награжден служением литургии в архиерейском доме в течение шести недель”.

Кроме перевода на русский язык, алтайский архимандрит занимался и переводом Священного Писания на самое распространенное на Алтае теленгутское наречие. Им было переведено почти все Евангелие, а также большие отрывки из Апостола и Ветхого Завета.

В 1843 году отец Макарий подал в Святейший Синод прошение об увольнении его с должности начальника алтайской миссии на покой и о разрешении выехать в Иерусалим. Его взору представлялась пещера блаженного Иеронима, где он мечтал поселиться, чтобы посвятить все свои силы трудам по переводу Библии на русский язык. Но его мечте не суждено было сбыться – власти, очевидно, боялись, что за границей он сможет тайно осуществить издание своего перевода¹⁴³. Вместо этого он был назначен настоятелем Троицкого Болховского монастыря Орловской епархии.

Спокойного отдыха на склоне лет у отца Макария не получилось. По приезде его в Болхов сразу выяснилось, что местные жители не меньше алтайцев нуждаются в проповеди Слова Божия: даже городской голова не только не знал Символа веры, но даже молитву Отче наш читал со множеством ошибок. Иностранная исследовательница жизни и подвигов преподобного Макария Карэн Гордон, описывая этот период его служения, сообщает, что преподобный Макарий начал с обучения детей. Для них на стенах приемной были развешаны картинки и цитаты из Библии, написанные большими буквами, раздавались книги. Начались и занятия со взрослыми, во время которых в наружной комнате настоятельского дома читалось по-русски Евангелие, а во внутренних покоях посетители могли беседовать с отцом Макарием <…> Необходимо было также учить людей во время богослужения. Проповеди на Евангелие отец Макарий произносил ежедневно, просто и отечески, повторяя по несколько раз, пока не убеждался, что его поняли. Во время службы часто обходил церковь, побуждая людей молиться всем сердцем. Отец Макарий осознавал всю ответственность пастырей – необходимость посещать прихожан дома, молиться вместе с ними, вообще быть постоянно вместе с людьми <…> Другими словами, архимандрит Макарий продолжал работать среди русского населения так же, как он работал среди алтайцев.

В Болхове Преподобному пришлось встретиться с крайне вредным обычаем, который был ему знаком еще, наверное, по костромскому периоду служения: для девушек на выданье считалось неприличным ходить в церковь. Вместо этого они во время всенощного бдения выставляли на улицу лавки и проводили время в песнях и играх. Естественно, молодые люди тоже собирались тут же, – это называлось “невеститься”. Узнав о таком поверии, отец Макарий начал во время богослужения с посохом в руках обходить улицы города. Вредный обычай был искоренен.

Особенную заботу проявлял Преподобный о бедных – в праздничные дни он радушно приглашал их к себе на трапезу. Ночное время отец Макарий посвящал работе над переводом и ведению обширной переписки. Спал он очень мало, почти не раздеваясь и без подушки.

Незадолго до смерти он в последний раз приехал в Москву. Здесь у него состоялась необычная встреча: отец Макарий встретился сначала с католическим аббатом, а потом с лютеранским пастором. Очевидец последней встречи вспоминал, что она происходила тайно, под покровом ночи, – в то время встречи подобного рода не поощрялись. Собеседники разговаривали на латыни, которой Преподобный прекрасно владел с детства. Конечно, по многим вопросам точки зрения обеих сторон не совпадали, но тем не менее собеседники остались очень довольны состоявшимся диалогом, дружески обнялись и поцеловались. Отец Макарий был в восторге и по дороге домой развивал идею строительства в Москве храма с тремя приделами – для православных, католиков и лютеран, в котором могли бы молиться представители всех этих конфессий. “Такая братская веротерпимость скорее и надежнее словопрений послужила бы к общему христианскому единению”.

В 1846 году власти, наконец, дали “добро” на поездку в Иерусалим. Но отец Макарий уже не смог осуществить свой замысел. Состояние его здоровья резко ухудшилось, началось воспаление печени и желудка. У постели больного собралось несколько врачей, и даже митрополит Филарет прислал своего личного врача. Но истощение сил отца Макария было так велико, что организм уже не мог сопротивляться болезни. Ухудшение состояния сопровождалось практически полной потерей голоса. Преподобный с удивительным смирением переносил жестокие страдания. Он самостоятельно прочитал молитвы перед Святым Причащением и, причастившись Святых Христовых Тайн, со словами “Свет Христов просвещает всех!” отошел в мир иной. Это произошло 18 мая 1847 года.

Отец Макарий был похоронен в ветхой одежде (другой у него просто не было) и старенькой епитрахили своего духовника отца Ливерия в необитом и неокрашенном гробе, как просил он в своем завещании. Последним его пристанищем стала крипта монастырского собора. Единственным украшением гроба были Евангельские слова: “Я есмь воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрет, оживет; и всякий живущий и верующий в Меня не умрет вовек”.

Узнав о кончине старца, святитель Филарет Московский сказал: “Это был истинный слуга Христа Бога”. У себя в кабинете митрополит повесил портрет Преподобного.

Вглядываясь в облик преподобного Макария Алтайского, мы видим те свойства его духа, которые в будущем позволили ему стать великим светильником нашей Церкви. Это – его кристальная честность, верность истине, преданность Христу – Тому, Кого он узнал и полюбил в опыте созерцательной молитвы. Он мог ошибаться, заблуждаться, действовать по увлечению, но одно оставалось неизменным – преподобный Макарий никогда не искал своего (см. 1Кор 13:5). И в этом – его завет нам, завет того, кого еще современники называли “Живое Евангелие”.

Тропарь¹⁴⁴

Ангельски на земли поживших и со ангельскими чинми на Небеси ныне светло ликующих святых, в земли Сибирстей просиявших, песньми почтим: радуйся, преподобный отче богоносный Макарие, подвиги и молитвами твоими, яко звезды, тьму полунощных стран озаривший. Ты моли о нас Превечного Бога.

* * *

Определение о канонизации преподобных игумении Иулиании (*1300-†1393) и монахини Евпраксии (*1302-†1394)

Память праведника пребудет благословенна, – пророчески свидетельствовал премудрый Соломон (Притч 10:7). Это пророчество исполняется и поныне.

От седой старины до наших дней сохранились многочисленные свидетельства о праведной жизни основательниц Зачатьевского Алексеевского женского монастыря в г. Москве игумении Иулиании и монахини Евпраксии. Родные сестры святителя Алексия, Митрополита Московского, они были постоянными помощницами и верными сподвижницами Святителя в его нелегком труде по устроению жизни Русского государства и Православной Церкви. Устроительницы первой женской обители в Москве являли собой образец истинного христианского благочестия, воплощая своей праведной и подвижнической жизнью лучшие черты святых жен Православного Востока и Древней Руси. По блаженной кончине игумении Иулиании и монахини Евпраксии на месте их упокоения Господь явил великое обилие чудес и исцелений.

Синодальная комиссия по канонизации святых, рассмотрев подвижнические труды и подвиг благочестия основательниц Зачатьевского женского монастыря игумении Иулиании и монахини Евпраксии, не нашла препятствий к прославлению их в лике местночтимых святых.

Настоящим определяем:

1. Причислить к лику преподобных для местного церковного почитания в городе Москве и Московской епархии игумению Иулианию и монахиню Евпраксию.

2. Честные останки преподобных, находящиеся под спудом, считать святыми мощами.

3. Память преподобных игумении Иулиании и монахини Евпраксии совершать в день преставления преподобной Иулиании 3/16 мая.

4. Службу новопрославленных преподобных составить особую, а до времени составления таковой отправлять общую по чину преподобных.

5. Писать новопрославленнымпреподобным игумении Иулиании и монахине Евпраксии икону для поклонения согласно Определению VII Вселенского Собора.

6. Напечатать Житие преподобных для назидания в благочестии чад церковных.

7. Настоящее Определение Нашедовести до сведения клириков и верующих православных приходов и обителей города Москвы и Московской области.

АЛЕКСИЙ II,Патриарх Московский и всея Руси