Часть 5. Старец Исаак из Дионисиата

Угодников Божиих можно сравнить с цветами, которые радуют глаз самыми различными оттенками. Но хотя они и несходны между собой, за всеми различиями скрывается рука единого Художника. «Дары различны, но Дух один и тот же»¹³⁶, – говорит апостол Павел. Эта истина находит подтверждение всякий раз, когда мы рассказываем о жизни очередного святогорца.

Мы видели отблески Фаворского света в жизнеописании старца Каллиника Исихаста. Мы изумлялись ревности и исповедничеству отца Иоакима из скита святой Анны, восхищались прозорливостью и глубиной мудрости старца Даниила, благолепным и умилительным служением старца Афанасия из Григориатской обители. Познакомившись с пятым по счету святогорцем, чье жизнеописание включено в эту книгу, старцем Исааком из Дионисиата, мы должны ощутить особое благоухание божественного аромата.

Отец Исаак принадлежит к числу тех немногочисленных монахов, которых Бог посылает в общежительные монастыри. Они пользуются Его особым благоволением. Такие люди, как Богом устроенные столпы, поддерживают огромные монастырские учреждения. Их присутствие является источником щедрых благословений, рекой, чьи воды веселят град Божий¹³⁷. И счастливы те, кто удостоился стать жителями этих Божиих градов!

Я вспоминаю, как юношеские мечты привели меня в Дионисиат через несколько лет после кончины старца, когда всё в нем говорило о блаженном авве Исааке. Его чудесное житие произвело на меня неизгладимое впечатление. С тех пор я не переставал говорить о его добродетелях и меня не оставляло желание составить и издать его жизнеописание.

Вершин святости старец достиг не богословским образованием или священным созерцанием. Он был не очень грамотен и не владел красноречием, не занимал почетных монастырских должностей, не имел и священного сана. Его возвысили прямота, простота и чистота его подвижничества. Он любил Христа всей своей душой и служил Ему как общежительный монах с удивительной преданностью. Он прямо следовал по пути подвижничества, не уклоняясь ни направо, ни налево, поэтому и был увенчан. Ибо никто не увенчивается, если незаконно будет подвизаться¹³⁸ и если не перенесет страдания как добрый воин Иисуса Христа¹³⁹.

Повествование этой части книги дает нам возможность стать причастными благодатной жизни монастыря Дионисиата, обладающего великой и славной историей. Владычица Святой Горы никогда не прекращала взращивать здесь лилии святости. Точно так же и святой Иоанн Предтеча всегда оставался его небесным предстателем, а святой патриарх Нифонт не уставал проповедовать его насельникам возвышающее смиренномудрие.

В составлении этого жизнеописания нам помогали: досточтимый игумен монастыря архимандрит Гавриил, один из старейших представителей афонского братства; уважаемый и любимый нами старец обители святого Дионисия Лазарь, опытный делатель духовных подвигов, предоставивший нам рукопись своего замечательного сочинения; пустынник старец Варфоломей, безмолвник с суровой Карули, и другие. Все они жили в одно время с блаженным старцем Исааком и сохранили нам свидетельство его благословенной, святой, ангельской жизни. Приносим им благодарность.

Сентябрь 1971 г. Архимандрит Херувим

Он был образцом простоты, строгости жизни и благочестия, всегда молчаливым и сосредоточенным... примером для всех отцов.

Архимандрит Гавриил, игумен монастыря Дионисиат

Подвижник духа старец Исаак, героически подвязавшийся в рядах святогорских монахов, этого избранного отряда «пограничной стражи», был пограничником по самому своему происхождению.

Он родился в 1850 году в селении Каввакли, расположенном возле Адрианополя, от благочестивых родителей. Мирское имя будущего подвижника было Янис Георгиу. По бедности и нищете родителей-крестьян маленький Янис не получил достаточного образования, что, впрочем, не сыграло отрицательной роли в его жизни, и если и не помогло ему, то, во всяком случае, и не помешало проложить твердый путь к совершенству и святости. Он нашел путь ко Христу, когда пас овец отца своего на лугах и в лощинах, читая по слогам жития святых отцов.

Каким счастливым чувствовал себя пастушок, когда собирал свое стадо и отправлялся на пастбище, сжимая в одной руке пастушеский посох, а в другой – жития святых! Блуждая по долинам, он вдыхал аромат елей и чистый воздух гор, всегда побуждавший детей гор к духовному подъему.

Там, среди небесных птиц и верных пастушеских собак, и рос Янис. И постепенно, с течением времени, в его юношеской груди все сильнее разгорался небесный огонь – желание монашеской жизни. Может быть, он прочитал где-то, что «невозможно стать монахом, если не станет он весь как огонь горящий».

Посреди склонов гор северо-восточной Фракии, направляя своих овец к местам, богатым зеленью, он вспоминал слова Господни, и радовалось его сердце: «Я есмь пастырь добрый: пастырь добрый полагает жизнь свою за овец... и знаю Моих, и Мои знают Меня»¹⁴⁰. Как Янис знал каждую свою овечку, так и Христос знает Своих. К этому Божественному стаду принадлежал маленький пастушок – пастух своих овец и в то же время – благословенная овца стада Господня. Добрый Пастырь знал эту овцу, знал все движения сердца Яниса, все его желания и устроил так, чтобы на ниве его души возрос редчайший цветок – желание бескровного мученичества, героической монашеской жизни.

...И знаю Моих, и Мои знают Меня. Это знание было взаимной горячей любовью, отмечавшей взаимоотношения маленького Яниса и его сладчайшего Иисуса. Со временем это знание станет для простого целомудренного юноши познанием Божественной воли. И всякий раз, когда он воспевал на вершинах гор своими непорочными устами известные церковные песнопения или наигрывал простые мелодии на своей пастушьей дудочке, ум и сердце Яниса искали воли Божией и той святости, которой обладали преподобные отцы, – редкостного блага, без которого никто не увидит Господа¹⁴¹.

С этими-то добрыми начатками Янис, когда его желание наконец созрело, принял мужественное решение отправиться на Святую Гору. Он просит благословения у родителей и без труда получает его. Они прощаются с ним и от всей души вверяют его попечению воли Божией. Счастливы родители, посвятившие своего ребенка Господу! Нет для них большего благословения и чести! Ибо есть ли лучшая награда для родителей, чем возможность посвятить одно свое чадо Господу вселенной?

Родители Яниса обняли своего сына и с радостью проводили его. К ним постучался Христос и попросил их чадо, и они не отказали Ему. Они уподобились Аврааму, который повиновался голосу Божию и не поколебался принести в жертву своего любимого сына Исаака.

Прибыв на Афон в качестве паломника, Янис, по-видимому, посетил там многие монастыри и пустынные жилища отшельников. Что изумило его в первую очередь? Природа. Хотя Янис и был привычен к жизни под открытым небом, однако постоянно меняющиеся картины святогорской природы поразили его. Безграничное море, необозримые леса, прохладные источники, крутые скалы, живописные вершины гор, великолепная вершина Афона...

Все здесь было исполнено таинственной благодати, даже и неодушевленные предметы. Что его восхитило больше? Возвышающиеся царственные монастыри, смиренные каливы, келлии, скиты? Византийские соборы или часовни, расписанные с несравненным искусством? Известные чудотворные иконы святых? Их честные мощи, источающие невыразимое благоухание и непрестанные чудеса? Монастырские библиотеки с их драгоценным духовным богатством?

Святая Гора, без сомнения, остается кусочком Византии, который живет и дышит до сих пор, неиссякаемой артерией православной жизни, соединяющей прошлое с нашим временем. Здесь можно почувствовать пульс православного литургического делания, дающего жизнь и дыхание Телу нашей Церкви, такого же интенсивного и сильного, как и во времена существования Византийской империи.

«Для благочестивого и опытного наблюдателя, по слову одного из насельников Дионисиата – монаха Феоклита, Афон являет собой необозримую реальность, наполненную глубочайшим религиозным содержанием, образ жизни столь невещественный, что может показаться невозможным на земле. Афон – это нечто идеальное, некий духовный опыт жизни, некая мастерская человеческих душ, религиозное сосредоточение неба. Место, где подвизаются святые мужи...»

Но больше всего поразили Яниса те из отцов, которые были подлинными выразителями афонского монашества. Ведь, конечно, встретил он во время своего путешествия и «монахов-немонахов», бесцельно бродящих по рынкам и пристаням... Такие люди искажают образ монашеской жизни, и на Афоне их немало. Янис обратил внимание и на них, но только для того, чтобы сказать про себя: «Господи, помилуй этих несчастных монахов». Он продолжал свой путь, ибо стремился найти покой для своего жаждущего сердца рядом с какими-нибудь безмолвниками, отрешившимися от всего земного. И, приблизившись к ним, он прошептал, подобно святому Григорию Богослову: «Видишь ли сих людей, которые не имеют у себя ни пропитания, ни пристанища, не имеют почти ни плоти, ни крови и тем приближаются к Богу, у которых ноги немыты, и ложем их является земля... Ничего не имеют в мире, но обладают всем премирным... их утесы и их небеса, их нагота и их риза нетления, их пустыня и их торжество на небесах».

«Таким же монахом, как они, надлежит стать и тебе, – сказал он в своей душе. – А иначе ты зря старался, чтобы достичь этого благословенного поприща».

Воодушевленный такой жизнью отшельников Святой Горы, Янис, вероятно, стал подыскивать себе подходящую пустынную келлию. Таким образом, он обошел множество мест в поисках такого, где мог бы удовлетворить свое ревностное желание безмолвной жизни.

И вот наконец в местечке Вигла в окрестностях Великой Лавры он и в самом деле обнаружил некую пустынную каливу. Подвизавшийся там старец принял его в качестве послушника. Янису предстояло проявить большое упорство, чтобы остаться жить с безмолвником, потому что тогда он еще не созрел для жизни в пустыне. Однако он с первых же шагов проявил большую стойкость и выносливость.

Старец постоянно испытывал Яниса и при этом чувствовал тайную радость, поскольку видел терпение и послушание юного подвижника. С первого же дня юноша стремился показать все свое рвение и стойкость. Несомненно, его мужественное и решительное сердце особенно прилежало к подвигу послушания, и он употреблял все свои силы, чтобы овладеть этой добродетелью. Ведь Янис видел на Святой Горе и других послушников, истинных подражателей послушания Сына Божия, с очищенными душами, просвещенным и светлым взором, с радостью победителей, запечатленной на их подвижнических лицах, и хотел приобрести такие же добродетели.

Но чем больше преуспевал Янис, подвизаясь в безмолвной палестре¹⁴³ Виглы, тем сильнее ополчался на него диавол. Этот древний враг монахов знает тысячи способов, при помощи которых он и стремился остановить подвижника. Враг многократно повторял те же ухищрения, с помощью которых нападал некогда на преподобного Антония Великого. Те, кто приходил навестить патриарха пустыни в его пустынной крепости, слышали изнутри такой сильный шум, стуки и отвратительные звуки, как будто их производили толпы людей. Нечто подобное стало происходить и с Янисом, когда диавол увидел, что другие его попытки потерпели поражение. Он завидовал целеустремленности и ревности Яниса и попытался запугать его. Во время ночных молитв послушнику стали слышаться шум, голоса, грохот, доносившиеся снаружи. Часто Янису казалось, будто старец стучит к нему в дверь. Он вставал и спрашивал:

– Благослови, отче. Ты звал меня, чтобы совершить богослужение?

– Нет, дитя мое. Отдыхай, спи, еще рано, – отвечал тот, видя бесовские козни.

Подобные диавольские наваждения и искушения послушник испытывал постоянно. Все это происходило по попущению Божию, чтобы указать Янису более безопасный путь для его монашеской жизни.

«Когда я убедился, брат Лазарь, – рассказывал он сам спустя годы, – что все происходящее – диавольские козни и искушения, то сильно испугался. Я не смог этого вынести и решил оставить пустыню и идти в общежительный монастырь. Поэтому я покинул Виглу и пришел сюда, в наш монастырь святого Дионисия, где и остался».

Для тех, кто впервые посещает монастырь и всматривается в него снизу, с пристани, он кажется висящим в воздушном пространстве, а ночью маленькие огоньки келлий сливаются с небесными звездами. В общем, монастырь как с близкого расстояния, так и издалека выглядит похожим на средневековую крепость с узкими окнами и высоченными стенами. Посередине возвышается башня с зубчатыми бойницами», – повествует архимандрит Гавриил из Дионисиата.

В этот монастырь, занимающий передовое место в жизни великого святогорского братства, в эту неприступную крепость византийского монашества пришел «Божиим мановением» послушник Янис, чтобы вступить в общежитие. Какие чувства испытывал он, когда ступила его нога на монастырскую пристань? На один миг он поднял свои глаза и увидел громаду зданий, которые, можно сказать, свисают с небесных апсид, раскачиваясь, подобно паникадилам.

Весь монастырь представляет собой поистине величественную картину. Он находится на огромной скале над побережьем, на обрыве. Келлии монахов располагаются этажами, причем верхние выступают над нижними. Они образуют галереи, которые держатся на балках и подвешены над морем на большой высоте. Таково великолепие киновии святого Дионисия.

Истинная киновия похожа на улей – место, где рождается чистый мед подвижничества и безмолвия. Истинная киновия, подобная Дионисиату, является, по словам преподобного Иоанна Лествичника, «небом на земле», где монахи «Господу служат как ангелы». Это исполнение Божественной заповеди: «Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них»¹⁴⁴, духовное продолжение той первой апостольской киновии.

Взволнованный Янис медленно поднимался по широкой мощеной дороге, по спирали, ведущей к воротам древнего монастыря. Слева от нее тянется овраг, в котором растет множество платанов и других влаголюбивых деревьев. Овраг этот получил название Аэропотам¹⁴⁵. Когда зимние порывистые ветры дуют с Афона и Антиафона и встречаются в Аэропотаме, то рев ветра подобен урагану, заставляющему дрожать всю монастырскую крепость.

На небольшом расстоянии от входа в монастырь Янис задержался, чтобы помолиться перед большой иконой святого Нифонта, патриарха Константинопольского. Среди множества других святых монастырь Дионисиат возрастил и этого мужа, славу и украшение не только Святой Горы, но и всей Церкви. Святой Нифонт II занимал Константинопольскую Патриаршую кафедру в 1486–1489 и 1497–1498 годах. Еще будучи простым монахом, он вместе с архиепископом Охридским Захарией обошел всю Грецию до самого Иллирика и Далмации, борясь с решениями еретического Флорентийского Собора и укрепляя православных людей. Затем Нифонт пришел на Святую Гору и поселился в монастыре Дионисиат, где был рукоположен сначала во диакона, а затем и во пресвитера.

Когда умер митрополит Фессалоникийский Парфений, епископы, старейшины и все жители города, знавшие о святости жизни Нифонта, избрали его митрополитом. Их представители прибыли в монастырь и стали убеждать Нифонта принять эту честь. Им стоило многих усилий и трудов добиться его согласия. В те времена, как и прежде, Церковь обращалась к монастырям и пустыням, чтобы найти святых пастырей, скрывавшихся в местах молитвы и очищения...

Итак, после многих уговоров святой наконец взошел на митрополичью кафедру. Со смирением непрестанно трудился он для своего стада на новом духовном поприще. Но Господь сподобил его и большей чести, удостоив патриаршества. Нифонт поистине просиял на высоте Вселенской кафедры. Когда же он был вынужден покинуть Константинополь, то удалился в Адрианополь, а оттуда был приглашен в Румынию, где проповедовал слово Божие. «Все жители этой страны почитают святого Нифонта как спасителя Православия. Ведь паписты, воспользовавшись выгодным для них душевным состоянием людей, сбросили личину унии и принялись убеждать православных, что с падением Византии пало и Православие. Многие попали тогда в их сети...» – говорит архимандрит Гавриил.

Вот почему православные румыны, исполненные безграничной благодарности к Нифонту за его труды, в предвоенный период выразили желание, чтобы их архиепископы носили имя святого. Одну из центральных улиц своей столицы они назвали в честь патриарха.

И вот примерно через сорок лет старый и уже никому не известный патриарх решил возвратиться в столь любезное ему место покаяния – монастырь Дионисиат. Поскольку этот досточудный отец Церкви стремился прожить свою оставшуюся жизнь тихо, как простой монах, то скрыл свой сан. Он попросил, чтобы его приняли в монастырь, обещая смиренно выполнять любые монастырские работы. Святого патриарха приняли послушником и вверили его заботам монастырский скот. Он должен был ухаживать за животными, чистить, поить и кормить их. Ночью же он нес караул на вершине скалы, расположенной выше монастыря, и наблюдал за морем, поскольку в то время все боялись нападения пиратов, которые опустошали Эгейское побережье. Эти послушания бывший Вселенский патриарх выполнял с большим рвением и смирением.

Но Богу более не было угодно это добровольное унижение Его смиренного раба. Однажды ночью святой Иоанн Предтеча, предстатель монастыря, явился во сне игумену и сказал ему:

– До каких пор Вселенский патриарх будет у вас оставаться скотником? Ведь он спас тысячи душ. Встань, собери братию, дабы встретить его и воздать ему должную честь.

– Но кто этот патриарх, святый Предтеча? – спросил в недоумении игумен.

– Это Нифонт, которого вы зовете Николаем и держите с животными. Довольно с него этого великого смирения, которому изумляются даже ангелы на небесах.

Игумен в страхе проснулся. Теперь для него открылся смысл некоторых непонятных явлений. Так, например, он неоднократно видел светящийся столп по ночам именно тогда, когда святой молился высоко на скале, стоя на страже. Игумен немедленно ударил в било и собрал братию. Со свечами и хоругвями вышли монахи навстречу патриарху, который возвращался с животными с гор. Когда он понял, что его тайна открылась, то хотел уйти. Однако братия, исполняя повеление игумена, успели удержать его насильно и в то же время с почтением. Все они сотворили земной поклон и просили прощения, поскольку по неведению своему не воздали столь почтенному человеку подобавшей ему чести.

Святой оставался в монастыре до самой смерти. Он еще прожил тринадцать лет преподобнической жизни и скончался в возрасте девяноста лет 11 августа 1515 года.

Ныне его святые мощи почивают в чудесной гробнице в монастыре. Глава и десница святителя Нифонта в 1520 году были перенесены в Румынию, в монастырь Куртэ-ди-Арцези, где каждый год с 11 по 15 августа при стечении тысяч паломников со всей страны совершается большое церковное торжество.

* * *

Умилительная встреча святого с монастырской братией состоялась на том самом месте, где стоял теперь Янис, еще, конечно, не ведавший этой единственной в своем роде истории. Немного удивившись, он помолился, перекрестился и в задумчивости продолжил свой путь.

Вот какой великий святой жил в этом монастыре. Но, кроме него, было и множество других: преподобный Дионисий, основатель монастыря; преподобный Дометий, духовный советник Дионисия; преподобномученики Макарий и Иоасаф; преподобный Леонтий Мироточивый, который не выходил за ворота монастыря целых шестьдесят лет; преподобный Филофей; преподобномученики Геннадий, Иосиф, Христофор и Павел. В этом же монастыре принял постриг святой Никодим Святогорец.

Каким же благословением стало для Яниса принятие в такой монастырь! Ведь его имя было занесено в тот же список, что и святые и благословенные имена его светоносных предшественников!

В ту пору игуменом в монастыре был отец Иаков Лакедемонянин (1869–1874). Послушник Янис поступил в обитель в 1872 году в возрасте двадцати двух лет. Там было тогда около ста человек братии. Все афонские монастыри переживали в то время свой расцвет. Неудивительно, что прием в братию проходил после строгого и внимательного испытания послушников.

Кандидат в монахи предстал перед игуменом. С первого взгляда тот понял, что наибольшей добродетелью, украшавшей Яниса, была простота. И вот игумен, желая испытать его, задал довольно рискованный вопрос:

– В нашем монастыре, чадо, мы требуем абсолютного послушания. Если, например, я скажу тебе: «Выпрыгни из окна на эти скалы или в море», ты это сделаешь?

На эти слова Янис, не задумываясь, ответил с присущей ему простотой:

– Я охотно прыгну, старче. Только смотри, успей схватить меня за ноги!

И это он говорил серьезно.

В течение всей своей жизни он никогда, ни при каких условиях не подвергал сомнению повеления игумена и старших. Только услышав их, монах отвечал: «Да будет сие благословенно », – и спешил исполнить послушание. При этом безграничный мир пребывал в его душе и отражался на его лице.

Игумен понял, что такой необычный послушник станет драгоценным сокровищем для монастыря. Как же можно было не принять его? И вот после установленного срока послушания игумен возвестил Янису о решении облечь его в великий ангельский образ. Чин пострига был совершен в монастырском соборе с его удивительными росписями, созданными иконописцем Зорзисом (XVI в.) в стиле критско-византийской школы.

«Где есть мирское пристрастие? Где есть привременных мечтание? Не се ли сия зрим землю и пепел? Что убо труждаемся всуе? Почто не отвержемся мира и не последуем Зовущему: „Хотяй ити в след Мене, да возмет крест свой, и живот вечный наследит»?»¹⁴⁶ – пел хор во время последования великого ангельского образа. Кандидат в монахи был преисполнен великой радости, ибо пришел час принять на плечи крест Господень. И потому на вопрос священника: «Почто пришел еси, брате, припадая ко святому жертвеннику и ко святой дружине сей?» – он отвечал от всего сердца: «Желая жития постнического, честный отче».

И действительно, всю свою жизнь отец Исаак, так его теперь называли, прожил в постничестве и напряженных подвигах. Он стал, как говорят на Афоне, употребляющим, усилие монахом. Он никогда не жалел себя, никогда не давал покоя своей плоти, никогда не доверял своей воле. «Царство Небесное, – возвещает Евангелие, – силою берется, и употребляющие усилие восхищают его »¹⁴⁷. Необходимость этих усилий в жизни каждого подвижника установлена Самим Господом. Встретившись на Святой Горе с такими монахами, нетрудно понять, что Царствие Божие внутри них.

«Дай кровь и приими дух» – таково было святоотеческое правило, которым руководствовался отец Исаак в своих подвигах на чудной стезе общежития. С такими убеждениями он трудился, чтобы умертвить своего ветхого и возродиться в нового человека¹⁴⁸ во Христе, исполненного духа, добродетели и Божественных даров, о чем пойдет речь в дальнейшем.

Старец Исаак был высоким, очень выносливым и сильным человеком. Он мог преодолевать большие расстояния пешком намного быстрее других. В те времена на Афоне не было ни средств связи, ни регулярного почтового сообщения. Поэтому в монастыре сочли старца Исаака самым подходящим и надежным человеком для должности письмоносца.

Кто может описать его труды, усилия и страдания, пережитые на этом суровом и ответственном послушании!

Однако и здесь он проявил удивительное терпение и усердие. На пеший переход до метохи Девеликия в Иерисосе уходило тринадцать часов. Многочасовым был путь и до Сикии и Моноксилита. До самой отдаленной метохи – Каламарии близ деревни Портария на Халкидиках – необходимо было идти... целых четыре дня!

Такие походы письмоносцу приходилось совершать пять-шесть раз в год. Через леса, горы и равнины неутомимо шагал отец Исаак со своим вещевым мешком и сумкой для писем. В руке его были четки, по которым монах непрестанно повторял свою любимую молитву Иисусову. Ее сила отгоняла от него бесов и злые помыслы, благодаря ей в сердце монаха воцарялся покой. Ее сладость не позволяла ему ощутить тяжести многочасового пути. А заключенная в ней благодать позволяла совершить послушание безропотно и успешно.

Неизмеримое терпение проявлял отец Исаак и тогда, когда находился на послушании на метохе Моноксилит, где у монастыря было 14 гектаров виноградника. Там производится знаменитое моноксилитское вино. Чтобы возделывать виноград, нужны многие труды, усугубляющиеся соблюдением постов, таких же строгих, как и в самом монастыре. А если экономом метохи назначат строгого, сурового монаха, тогда необходимо иметь сугубое терпение, чтобы перенести сугубые лишения. Обессиленный от усталости, отец Исаак много раз подбадривал себя словами своего небесного покровителя преподобного Исаака Сирина: «Покой и праздность разрушительны для души и приносят ей больший вред, чем демоны».

На какой-то период времени старцу вверили монастырское стадо коз в 1740 голов. Когда отец Исаак пас их, то мысленно возвращался в свои детские годы, когда он еще был пастушком в Каввакли. Вспоминая свои тогдашние желания и мечты, он благодарил Бога, давшего осуществиться им на деле.

Приходилось ему и исполнять послушание мельника на водяных мельницах на метохах Марианон и Метагициу на Халкидиках.

Все утверждают, что старец Исаак был практичным, энергичным и в то же время очень чистосердечным монахом. Поэтому все, к чему он прикасался, получало изобильное благословение. Любые усилия достигали успеха и приносили богатые плоды.

Это стало наиболее очевидным, когда старец в течение долгого времени исполнял послушание огородника. Каменные террасы, на которых устроен огород, выложенные с математической точностью, находились в то время в наилучшем состоянии. Все, что отец Исаак сеял и выращивал даже в безводных местах, приносило плоды. Монастырь не только не испытывал недостатка в овощах, но и мог располагать излишками.

Вот почему отец Исаак высаживал избыточную рассаду зелени, фасоли, тыквы, помидоров близ дороги, чтобы подвижники, проходившие мимо, могли брать, сколько кто пожелает. То же самое старец делал и на подворье в Карее. Кроме сухарей, которые монастырь обычно раздавал в качестве благословения, он приготовлял для пустынников и бедных насельников Кутлумушского скита свежие овощи со своего огорода.

Но чем больше раздавал отец Исаак, тем обильнее был урожай. Его чувствительная душа была исполнена любви ко всем братиям... Как-то некий брат попросил у отца Исаака немного груш. «Бери сколько хочешь, – отвечал старец. – Бог мне вернет их вдвойне».

Он все отдавал другим, в то время как о себе совсем не заботился, был неприхотливым в еде и скромным в одежде.

В своем нестяжании он уподоблялся «парящему орлу», по выражению святого Нила.

Как-то, копаясь в саду, старец нашел две или три лиры. Он принял их с бесстрастием и, как только закончил работу, отдал игумену.

Кроме всего прочего, отец Исаак обладал высочайшей степенью смирения. На всем протяжении монашеской жизни он настойчиво стремился к самым «низким» послушаниям. В этом старец уподобился святому Нифонту, этому патриарху-монаху, который всегда вдохновлял, подбадривал и наставлял его. Отец Исаак никогда не искал почетных должностей, желая всегда оставаться учеником.

В течение более шестидесяти лет этот благословенный монах не принимал никакой пищи, помимо общей трапезы, проявляя совершенное воздержание не только в самом монастыре, но и на метохах, где ему приходилось часто бывать по послушанию и жить подолгу. В самой киновии правило относительно пищи было чрезвычайно строгим. Совершенно запрещалось вкушение мяса, а в понедельник, среду и пятницу трапеза полагалась один раз в день, причем, разумеется, без вина и елея. Неукоснительно исполнялись положенные церковные посты. Это правило отец Исаак соблюдал непоколебимо, как бы далеко от монастыря он ни находился. Но гораздо более строгим был его пост в Святую Четыредесятницу. Старец совершенно не принимал пищи и пития в течение трех дней на первой, третьей (Крестопоклонной) и последней (Страстной) седмице. Лишь в конце своей жизни старец сообщил об этом одному доверенному брату, который просил его открыть свою тайну.

Когда в течение многих лет отец Исаак жил на метохе Каламария, где пас овец, он никогда не ел мяса, хотя эконом, все другие братия и рабочие его часто вкушали. Для старца же эконом отец Модест заготавливал на целый год бочку рыбы, засоленной обычным для афонских отцов способом. Ею и питался отец Исаак, прославляя Бога и внимательно следя за собой, чтобы избежать как мясоядения, так и осуждения.

В Моноксилите старец был сторожем виноградника. В пору созревания винограда он никогда не позволял себе взять в рот ни одной ягоды до полудня – часа общей трапезы. Испытав сладость Божия присутствия, старец пренебрег земными удобствами и ел столько, сколько было необходимо для поддержания сил. «Отказываться так самоохотно от предлежащих сластей мы не можем, если самым делом и опытом не вкусим божественной сладости всем чувством», – говорит священномученик Диадох Фотикийский.

Одно время отцу Гавриилу († 1983), будущему игумену Дионисиата, а в то время еще послушнику, довелось жить в Моноксилите вместе со старцем Исааком. Как-то раз они увидели, что после сбора урожая кое-где оставались еще ягоды. Старец дал попробовать их другим братиям, но сам не вкусил ни одной.

– Ешь, Георгий.

– А ты, отец Исаак?

– Я монах, мне не положено.

– Я тоже хочу стать монахом, – отвечал будущий игумен.

Так своими подвигами и собственным примером старец учил младших, принося им духовную пользу.

– Сколько времени, Георгий? Будем готовить пищу? – спрашивал он часто и добавлял:

– А что сегодня на трапезе в монастыре?

– Вареные овощи, старче.

– Вареные овощи в монастыре, вареные овощи и у нас.

Он хорошо знал, что пост – узда для монаха, как говорит святитель Григорий Нисский, и установлен для очищения души. Вот почему посты были для него не просто элементом устава. Они имели особый смысл.

Старец никогда не пренебрегал и ежедневным монашеским правилом. В Дионисиате каждому монаху положено совершать триста земных поклонов и двенадцать сотниц по четкам. Но во время Великого поста старец творил три тысячи земных поклонов – поистине изумительное число. Если в монастыре совершалось всенощное бдение, то и отец Исаак не спал и молился всю ночь, где бы он ни находился и каким бы ни был усталым, даже после тяжелой работы на метохах. Как жаждущий олень стремился он на молитву и службу Божию¹⁴⁹, вычитывая последования богослужений, как в монастыре. И если иногда случалось, что отец Исаак, находясь в своей келлии, не слышал звука била и немного опаздывал в церковь, некоторые братия упрекали его:

– Эх, отец Исаак, пропустил ты время.

– Нет, не пропустил, а взял его в долг, – отвечал старец с присущей ему простотой. И после этого он успокаивался лишь тогда, когда возвращал «долг» усиленной келейной молитвой.

В горниле общежития, где выплавляется и очищается «золото» добродетели, возрастал этот монах. Он подвизался в трудах, послушании, непопечительности, безмолвии и страхе Божием, проводя монашескую жизнь в простоте, подобно маленькому дитяти.

Отец Исаак не был красноречивым, как некоторые другие монахи. Но многословию он всегда предпочитал молчание, помогая усвоить эту добродетель и младшим. «Послушай, отец-диакон! Теперь, когда тебя рукоположили, ты должен молчать», – как-то посоветовал с любовью старец одному вновь рукоположенному монаху, не ценившему должным образом этой добродетели.

Старец Исаак никогда никому не противоречил. Если ему возражали или порицали его, он склонялся ниже обычного, терпеливо принимал выговор и смиренно просил благословения.

Разве мог найтись такой брат, который бы не любил или не почитал его? «Он истинный монах», – говорили отцы между собой, уважительно называя его не «отец Исаак», а «авва Исаак».

Однако старец, несмотря на это, никогда не позволял себе превозноситься. «Бог видит, каков я на самом деле», – простодушно говорил он.

Если же старца начинали хвалить в его присутствии, он спрашивал с беспокойством: «Что такое вы мне говорите? Я самый грешный из людей», – и смиренно удалялся в келлию или на послушание.

Слух о старце Исааке, как ни старался он укрыться, разносился повсюду. Митрополит Кассандрийский Ириней († 1945), любитель монашества и замечательный пастырь, всегда отзывался о нем с большим почтением. Когда же митрополиту приходилось посещать селения своей епархии, он старался ночевать на метохах Дионисиата, особенно в Каламарии, где жил «авва». Митрополит стремился посетить старца и насладиться общением с настоящим монахом – с прекрасным старцем, как называл он его.

– Я собираюсь на метоху Дионисиата повидаться с монахом, – говорил он.

– Но разве на метохе всего один монах, Владыко? – спрашивали его в недоумении.

– Да, я направляюсь туда ради одного монаха...

По словам святых отцов, все духовные и телесные подвиги совершаются ради одной высокой и святой цели – очищения сердца. Пост, бдения, скорби, страдания, правила, богослужения, чтение духовных книг, молитва и прочие аскетические подвиги помогают монаху вознестись к небу, чтобы пребывать в чистоте и святости. Так произошло и с монахом из Дионисиата, которому посвящено это жизнеописание.

Поднимаясь по лестнице добродетелей, отец Исаак приобрел совершенную кротость, незлобие и простоту. Последняя добродетель, по словам святого Иоанна Лествичника, «бывает причиною высочайшего смиренномудрия». Причем «простоту невозможно увидеть без смирения». Некоторые из ее проявлений мы уже видели на этих страницах.

Глубина смирения открывает путь к вершинам другой добродетели, называемой бесстрастием. Добрый воин Христов покорил и эту высоту. Бесстрастие – очень высокая добродетель, немногие достигают его. Требуется время, многий труд и помощь Божия. Но «если увидим или услышим, – говорит преподобный Иоанн Лествичник, – что кто-нибудь в продолжение немногих лет приобрел высочайшее бесстрастие, – верь, что такой шествовал не иным путем, но сим блаженным и кратким, то есть путем смиренномудрия».

Отцы, которые хорошо знали старца Исаака и жили с ним на многих метохах, как, например, отец Леонтий, рассказывали нам об этой высокой добродетели, украшавшей жизнь подвижника.

– Для старца Исаака, – говорил отец Леонтий, – нет никакой разницы или изменения чувств, когда он беседует или встречается с мирскими.

– Что ты имеешь в виду, отец Леонтий? – спросил его отец Лазарь.

– Я хочу сказать, что старец Исаак одинаково разговаривает как с мужчинами, так и с женщинами. А мы как увидим женщину, так и теряем равновесие.

И действительно, отец Исаак, находясь на монастырских метохах в миру, оставался бесстрастным монахом, «облеченным в железо воином», «на которого нападают, но не могут поразить», мертвым для мира. Жил в нем лишь Христос. «Совершенный в любви и пришедший до края бесстрастия не знает различия между своим и чужим, верующим и неверующим, рабом и свободным и даже мужским и женским», – говорит преподобный Максим Исповедник.

И если уж письмоносец монастыря святого Дионисия, славный путник Божий, решился встать на этот путь, то предстояло ему дойти и до вершины добродетелей – совершенной любви.

Он достиг того рубежа, на котором человек испытывает чувство сострадания ко всем людям, всему миру, всякому творению, одушевленному и неодушевленному. Он любил их и сострадал им.

Одно время старец Исаак жил вместе с отцом Лазарем в кафизме Святых апостолов, напротив монастыря. Первый, старший по возрасту, следил в саду за лимонами и апельсинами, в то время как второй ухаживал за больным старцем Модестом, который страдал односторонним параличом. Отец Исаак жил в келлии рядом с церковью, а два других монаха – на верхнем этаже.

«После того, как мы расходились по келлиям после повечерия, – рассказывал отец Лазарь, – проходило не более получаса, и отец Исаак вновь с плачем и рыданиями становился на молитву. Слезы, омывавшие его лицо, шли из глубины души и страждущего сердца... Как-то раз я решился спросить у него, зачем он плачет каждый вечер. Спускаясь вниз, я подошел поближе, и услышал, как он повторял:

– Помилуй бедных людей, Господи. Помилуй несчастных, помилуй голодных. Даруй им Свое благословение, Господи. Помилуй...

Недоумевая, о ком он плачет, я спросил старца:

– Отец Исаак, о ком ты плачешь и просишь Христа столько времени? Кто эти бедные и несчастные?

На это он мне ответил:

– Ты разве не помнишь крестьян на метохах, которые работали целыми днями? Какой у них тяжкий труд. Живут в лишениях, едва сводя концы с концами. К тому же у многих большие семьи. Как они могут выдать замуж своих дочерей? Как могут научить детей грамоте? На что им купить одежду? Как же мне не жалеть их, когда я о них вспоминаю? А ведь они так нас любили и почитали. Они слушались нас, как верные рабы. Как же мне не просить за них Христа и не плакать?

Тогда я ушел от него в молчании и оставил его плакать и просить Бога, изумляясь его великому милосердию».

Этот эпизод из полугодичного периода жизни в кафизме Святых апостолов позволяет нам судить о величии истинного святогорца в его отношении к ближнему. Это величие имело две стороны. С одной – любовь к тяжелобольному, выражавшаяся в самопожертвовании и терпении, в самоотверженном служении и бессонных ночах; с другой – любовь к бедным работникам, находившая выход в таких горячих слезах и таком сострадании души. И примером такого величия может служить вся Святая Гора, от края и до края.

Наш ум приходит в изумление, пытаясь вообразить себе жизнь монахов в кафизме Святых апостолов, будь то ее нижний этаж, где горячо молился старец Исаак, или верхний, где находился прикованный к постели больной. В обоих случаях налицо осуществление слов, произнесенных Господом в Иерусалимской горнице: «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою»¹⁵⁰.

Вот оно, непорочное общественное служение монашества: молитва за ближних и за весь мир, забота о немощных до самопожертвования, неустанное страннолюбие, истинное учительство собственным примером. Весь этот труд не выставляется напоказ, а потому обладает особенной, неизмеримой ценностью.

Монастырь святого Дионисия обладает специфическим внутренним устройством: все его здания сосредоточены на небольшом пространстве. Но именно это лучше всего способствует молитвенному настроению, ибо призывает паломников к более глубокой, более таинственной сосредоточенности.

Византийские фрески, которыми покрыты изнутри стены кафоликона, потрясают своей торжественностью. Очень выразительны изображения событий Апокалипсиса на стенах перехода, ведущего к трапезной. Почти все приделы также расписаны византийскими фресками. Особенно хороши они в приделах святых бессребреников и святого Иоанна Богослова. В самой трапезной, где монахи вкушают пищу в молчании, слушая уставное чтение, тоже есть замечательные росписи: Собор архангелов, Собор преподобных, образы из «Лествицы». Все это, и в особенности сами отцы со строгими монастырскими традициями и добродетелями, составляет чудесное, идеальное обрамление для ангельского монашеского жития.

В этом святом месте старец Исаак провел самые счастливые дни и ночи своего жития во Христе. В преклонном возрасте он обыкновенно сидел на старческой стасидии, находящейся за древней иконой святого Иоанна Предтечи. Там, неподвижный, как столп, с недремлющим оком души и тела, молился он во время Божественной литургии, там слушал все церковные службы, которые возводят землю на небо и низводят небо на землю.

Когда на бдениях или на утренях при тусклом свете лампад старейшие из отцов восседают в нерушимом молчании в своих старческих стасидиях под иконописными изображениями преподобных, то кажется, что их образы сливаются воедино. И тогда «боголюбивый лик пребывающих в раю блаженных отцов» сорадуется живущим еще в «Саду Богородицы», по слову архимандрита Гавриила.

«Незабвенны всенощные службы великих праздников на Святой Горе, долгожданные бдения воскресений Великого поста и службы Страстей Господних!

Как можно забыть это множество благочестивых и блаженных старцев, непреклонных, как башни, твердых, подобно мученикам, безмолвных и трезвенных, подобно отцам пустынникам, терпеливо ждущих своей очереди приложиться к Святому Евангелию, честным мощам или причаститься Пречистых Таин!» – пишет архимандрит Гавриил.

«Выше всяческого описания или сравнения чин священнодействующих, равно как и служащих и предстоящих преподобных отцов. Все они, одни в золоченых византийских облачениях, другие в черных складчатых мантиях, а остальные в скромных рясах и клобуках, благолепно и со страхом Божиим, как бы лицом к Лицу, предстоят Господу!».

Среди этого небесного и святого окружения душа старца Исаака воспаряла и возгревалась покаянным чувством. Сколько раз глаза старца наполнялись слезами, когда он слышал замечательное песнопение, которое поется во время 9-го часа навечерия Богоявления: «Руку твою, прикоснувшуюся пречистому верху Владычню, с неюже и перстом Того нам показал еси, воздежи о нас к Нему, Крестителю, яко дерзновение имея много: ибо болий пророков всех от Него свидетельствован еси. Очи же твои паки Всесвятаго Духа видевшия, яко в виде голубине сошедша, воздвигни к Нему, Крестителю, и милостива нам соделай: и прииди, стани с нами, запечатаяй пение и предначинаяй торжество».

Внутреннее волнение достигало предела, когда старец поклонялся и благоговейно лобызал величайшую святыню монастыря, лежащую перед ним, – ту самую руку Предтечи. Сколько раз отец Исаак чувствовал ее благоухание, даже слабый отголосок которого удавалось ощутить лишь немногим отцам!

Божественные, надмирные, небесные мгновения!..

В эпоху старца Исаака монастырь святого Дионисия овевался сильным и пьянящим духовным ветром. В этом уголке Сада Божией Матери цвело множество благоухающих душ, приносивших сочные духовные плоды. Далее мы постараемся дать общее представление лишь о некоторых современниках старца Исаака и его сподвижниках на той же монашеской стезе.

Отец Марк явился истинным украшением обители. Образец добродетели, неотступный подвижник, известный духовник. Этот монах все время неустанно трудился сразу на трех-четырех послушаниях, а пищу вкушал один раз в день. Он был игуменом монастыря с 1926 по 1931 год. Его кончина († 1938) сопровождалась чудесным неземным благоуханием, увенчавшим его многолетние подвиги и запечатлевшим святость его жизни.

Старец Игнатий поступил в монастырь в 1914 году в возрасте шестнадцати лет. Вся его жизнь протекала в прекрасной, но и многотрудной борьбе за освящение души и тела. Он стал светильником, источающим любовь Христову и служение братии. Это был препростой, смиренный, добрый подвижник. Его уста всегда источали сладкое слово утешения. Старец никогда не пренебрегал своими монашескими обязанностями. Умная молитва непрерывно исходила из его сердца, окрыленного Божественной любовью. Его кончина была блаженной, а перенесение останков старца явилось подтверждением его преподобнической жизни. Кости отца Игнатия имели желтоватый оттенок, характерный для мощей святых, в то время как его глава в продолжение заупокойного богослужения излучала необычайную теплоту и благоухание.

Благословенный старец Виссарион был примером горячей живой веры. Простая и беззлобная душа. Когда он нес послушание эконома в метохе Марианон в 1916 году, ему явился святой Иоанн Предтеча в образе седовласого старца. Святой дружески поговорил с монахом и открыл ему, что на этой метохе находилась древняя церковь. Старец Виссарион вновь ее отстроил и благоукрасил. Его кончина соответствовала святости жизни. Старец получил откровение о приближении смертного часа, находясь на метохе Каламици. Немедленно простившись со знакомыми и близкими, он спокойно сказал им, что уходит в монастырь умирать. Отец Виссарион ожидал смерти с нетерпением, как чего-то желанного. Придя в монастырь, он возблагодарил Бога и святого Иоанна Предтечу, простился с братией и через два дня почил вечным сном праведника.

Будет уместным причислить к этой плеяде избранных отцов Дионисиата также и великого подвижника и безмолвника старца Анфима. Поступив в монастырь в 1916 году, он с первых лет своей монашеской жизни чувствовал особый покров и помощь святого Иоанна Предтечи и святителя Нифонта. Дважды он был благодаря их заступничеству исцелен от серьезных болезней. Он неусыпно порабощал свою плоть, постясь до изнеможения. По благословению своего старца отец Анфим руководствовался правилом пустынников, более строгим, чем у других монахов. И даже когда он, неся послушание монастырского повара, приготовлял для общей трапезы рыбу или суп, то сам вкушал размоченные сухари и немного маслин. Его подвиги приводили в ярость бесов, которые, будучи не в силах повредить старцу, приходили ночью на кухню, стучали в железную посуду, кричали, выли, устраивая самый настоящий кромешный ад. Позднее, когда старец Анфим поселился в пустыне, поблизости от Малого скита святой Анны, он достиг и других духовных вершин. Случилось так, что старцу пришлось в течение трех недель пролежать в горячке, прикованным к постели, без какой-либо человеческой помощи, без лекарств, без еды. Тогда он удостоился редкого Божия благословения. Ангел Господень явился отцу Анфиму в образе неизвестного монаха и служил старцу до полного его выздоровления!

В тот же период на духовное ристалище монастыря святого Дионисия пришел с неутомимой жаждой сердца к святой жизни другой подвижник, наделенный редкой благодатью – старец Лазарь. Он поступил в монастырь в 1911 году с воодушевлением и ревностью по Боге, которые не ослабели в его душе до самой смерти († 1974). Шестьдесят лет подвизался он подвигом добрым¹⁵¹ и достиг высот добродетели. В послушании он был примерным, в служении – усердным, в умной молитве – столпом огненным. Старец отличался особо благоговейным отношением к Госпоже Богородице, святому Иоанну Предтече и другим святым покровителям монастыря, почему и удостоился вкусить многих небесных переживаний. От рождения одаренный «вышней» мудростью, он стал центром притяжения для братий, которые прибегали к нему, чтобы получить совет и найти утешение в его медоточивых словах. Имея живую, тонкую, поэтическую натуру, отец Лазарь первым предпринял очень полезный труд: он собрал удивительные рассказы монахов, своих современников, и составил прекрасный «Луг духовный» нашего времени. Именно из этого сборника, который уже был упомянут в нашем предисловии, мы почерпнули большую часть сведений о жизни старца Исаака.

Возвышающимся «древом пальмовым», столпом афонского жития был и архимандрит Гавриил (1886–1983), еще один плод богатого святыми монастыря святого Дионисия. Отец Гавриил учился «у ног» старца Исаака и от него познал начала монашеской жизни. Более сорока лет он был игуменом монастыря. Однако его труды, подвиги, заботы охватывали всю Святую Гору, все Православие, всю Грецию, весь мир. Почти полвека архимандрит Гавриил достойно, хотя и почти в полном одиночестве, нес на своих плечах груз святогорского свидетельства, представляя свою духовную родину перед церковными и светскими властями. Благодаря своей жизни, подвигам, украшавшим его добродетелям, одаренности и талантам, он стал образцовым монахом, писателем-наставником, рассудительным духовником, разумным и мудрым игуменом. С присущими ему разумом и мудростью, смирением и кротостью, достоинством, подвижничеством и свято горским духом отец Гавриил стал достойным вдохновителем и наставником для других людей. Он был неусыпным стражем православной веры и благочестия и в то же время горячим патриотом. Отец Гавриил почил в полноте дней в 1983 году в возрасте 97 лет.

Наконец, к этому благословенному лику отцов Дионисиата можно причислить и старца Каллиника Постника († 1903), по молитве которого монастырь был чудесно насыщен рыбой; отца Аверкия († 1900), который, совершив крестный ход, прекратил многолетнюю засуху на Фасосе; старца Леонтия, которому в 1916 году явился честно́й Иоанн Предтеча; старца Илариона († 1933), смотрителя монастырской пристани, отличавшегося монашеской строгостью, воздержанием и послушанием до смерти; благословенного старца Геннадия († 1933), который был редким украшением обители, – благодатный монах, исполненный любви, смирения и веры; старца Иакова († 1939), делателя сердечной молитвы, с нетерпением ожидавшего своей встречи с Господом; простейшего и смиреннейшего старца Константина, который, будучи в возрасте 90 лет, молился перед десницей честного Предтечи, просил взять его из привременной жизни и немедленно был услышан... Однако мы не можем рассказать здесь обо всех земных ангелах, которые, благодаря своим тайным подвигам, стали благоухающими цветами Духа и украсили земной Сад Богородицы.

Те, кто с помощью подвижнических трудов совершенно очистились от всякой нечистоты плоти и духа, – говорит преподобный Никита Стифат, – стали вместилищем бессмертного естества ради даров Духа». И действительно, Бог посылает подвижникам, освятившим себя монашеской аскезой, удивительные дары, великие знамения Своей любви.

Старец Исаак также не был лишен этих знаков видимого присутствия Божия. Об этом нам говорят многие удивительные происшествия из его жизни.

Когда отец Исаак был еще юным монахом, он нес послушание келаря на подворье Карей, где жил вместе с представителем монастыря, знаменитым старцем Геласием. Этот последний происходил из Лаконии и четырежды избирался председателем Священного Кинота. Однажды зимой, в феврале, отцу Геласию понадобилось непременно связаться с монастырем. Тогда на Афоне не было ни телефона, ни других средств связи, поэтому кому-то нужно было идти в Дионисиат пешком, несмотря на непогоду. Старец Геласий позвал своего ученика отца Исаака, чтобы послать его с письмом в монастырь. Тот сделал земной поклон, взял посох, письмо и отправился в путь. Дорога от Карей до Дионисиата чрезвычайно живописна. Тропа вьется среди диких зарослей и густых, высоких каштановых лесов. Это расстояние можно пройти примерно за пять часов.

Добрый послушник с готовностью поспешил исполнить послушание, хотя небо затягивалось тучами и собиралась снежная буря, какие часто свирепствуют на Афоне. Примерно через четверть часа отец Исаак уже добрался до вершины горы, где возвышается крест, и, торопясь, двинулся по тропинке, которая должна была вывести его от горного хребта к дороге на монастырь. Здесь-то его и застал снегопад. В путь монах отправился в час дня (7 часов по византийскому времени¹⁵²), а к трем (9) часам достиг ледяного источника Бусдум во владениях монастыря Симонопетра. До этого места ему удавалось различать дорогу, но теперь всё уже было занесено снегом. Отец Исаак стремился наилучшим образом выполнить свое поручение и потому продолжал идти со сладчайшей молитвой Иисусовой на устах до тех пор, пока мог передвигать ноги по снегу.

Но вот буря усилилась. Снег обрушился на него со всех сторон. Отец Исаак стоял, не имея возможности сдвинуться с места. Он попытался сделать несколько шагов, но тщетно. Его заносило снегом и, казалось, уже ничего не могло спасти.

Дорога была потеряна, стоял страшный холод, а сугробы достигли почти полного роста. На человеческую помощь надеяться не приходилось, не было даже никакого строения, в котором можно было бы укрыться. Время шло, стало смеркаться. Ждать спасения было неоткуда. Потихоньку снег покрыл отца Исаака целиком. Эта ночь должна была стать последней в его жизни.

Когда монах утратил всякую надежду, он воздел свои руки и очи к небу и с горячей, нерушимой верой воззвал: «Господи Иисусе Христе, Боже, молитвами моего старца спаси меня в этот час. Святый Иоанне Предтече, дай мне живым добраться до монастыря».

И вот, в самом деле, исполнились слова пророка Исаии: «Еще глаголющу ти, речет: „Се, приидох¹⁵³». В этот момент какая-то невидимая сила подхватила отца Исаака и в мгновение ока перенесла к монастырю, к той самой иконе, которая находится на пути от пристани к монастырским воротам!

Было около половины пятого (10.30). Отцы только что закончили трапезу. Привратник собирался уже закрыть монастырские ворота и вдруг с изумлением увидел прямо перед собой старца Исаака.

– Откуда ты, авва? Как тебе удалось пройти в такой снегопад? – недоумевал он.

Его недоумение достигло предела, когда он посмотрел на дорогу, ведущую в Карею, и увидел, что на ней нет никаких следов! Изумление привратника передалось другим монахам. Все спрашивали: что случилось? Старец Исаак, который не хотел открыть случившегося чуда, постарался объяснить дело как можно короче.

– При помощи святого Иоанна Предтечи, – сказал он, указывая на его икону, – я безопасно совершил послушание.

Прошло довольно времени, прежде чем духовник отца Исаака, которому тот все рассказал, поведал ради славы Божией о том, как отец Исаак был чудесным образом перенесен по воздуху.

Повествования о подобных чудесных перемещениях с места на место довольно часто встречаются и в житиях святых. Эти случаи, наряду со многими другими, также служат свидетельством благодатной жизни и особого благоволения Божия.

Ныне живущие современники старца никогда не забудут змею, его неразлучного друга. Это было громадное ядовитое пресмыкающееся, длиной около полутора метров, из рода песчаных гадюк.

Более двух лет, в течение которых старец Исаак работал на монастырской пекарне, она совершенно не разлучалась с ним. Отец Исаак делал для змеи вкусное кушанье – кашицу из муки и безбоязненно подкармливал ее. Но и змея, в свою очередь, исполняла важное поручение для... «своего старца ». Она неустанно ловила мышей, так что полностью избавила от них пекарню. Змея настолько привязалась к монаху, что даже забиралась поспать на его деревянной кровати, где, свернувшись калачиком, мирно дремала.

– Когда я впервые увидел ее рядом с пекарней, – рассказывал нам игумен Гавриил, – то меня охватила дрожь. Но у старца с ней были такие же отношения, как и у Адама с животными до грехопадения.

– Отец Исаак, – говорили ему другие монахи, – зачем ты держишь рядом с собой эту гадину?

– Не бойтесь, она хорошая, никому не вредит и извела всех мышей.

Сколько времени оставался отец Исаак в пекарне, столько и змея была с ним. Однако, как только он перешел на другое послушание, змея тут же уползла в горы.

Этот случай уверяет нас в том, что многие люди Божии за свои великие добродетели удостоились возможности достичь первозданного состояния и жить в согласии со зверями. Перед такими людьми дикие животные и гады меняются, становятся ручными. И такое бывало не только в древности, о чем мы знаем из жизнеописаний отцов, но и в наше время, как свидетельствует пример старца Исаака.

* * *

С теми, кто живет в райском первозданном состоянии, враг сражается всеми средствами, как сражался он некогда и с первозданными людьми. Так и сего святого монаха диавол сделал своей мишенью, постоянно досаждая ему, ибо не мог отказаться от войны, которую объявила ему добродетель отца Исаака. Но он был не в силах изгнать старца из Эдемского сада.

Старый подвижник из Карули отец Варфоломей, живший в молодости вместе с отцом Исааком на Карейском подворье монастыря, рассказал нам о некоторых случаях таких диавольских искушений. Однажды отец Варфоломей пошел будить своего товарища, чтобы ставить тесто. Когда он слегка толкнул отца Исаака, тот спокойно ответил: «Уходи, диавол, уходи». Тогда отец Варфоломей понял, что отец Исаак много претерпевает по ночам от бесов.

Другой случай также произошел на подворье. Как-то раз старец Исаак, поднявшись ночью, увидел в архондарике странную личность. Он молча прошел мимо, сделал свое дело, и, возвращаясь, вновь безмолвно проследовал мимо. Все попытки невидимого врага запугать монаха окончились безуспешно.

Когда старец жил в Моноксилите, он обычно ходил по субботам в соседний русский скит (так называемую Фиваиду), где совершались всенощные бдения, чтобы причаститься там Святых Животворящих Таин. Однако по дороге бесы делали все, чтобы устрашить его и заставить вернуться. Почти каждые пятьдесят шагов они представали перед ним то в виде диких кабанов, то в виде волков, шакалов и ужасных змей. Но старец продолжал путь, не обращая на них внимания и повторяя слова псалмопевца: «Господь просвещение мое и Спаситель мой; кого убоюся? Господь Защититель живота моего, от кого устрашуся?»¹⁵⁴. Ведь он шел принять небесный жемчуг Тела и Крови Господа.

В 1893 году старец Исаак нес послушание на метохе Каламарии. Экономом там был добродетельный отец Гервасий родом с острова Итака. Страшная засуха поразила эту местность. Был апрель, и все посевы могли засохнуть. Тогда эконом, зная, какую силу пред Богом имеет слово старца Исаака, просил его умолить Господа смилостивиться и послать немного дождя. И тот, не ведая, что такое непослушание и противоречие, весь вечер и всю ночь провел в усердной молитве и бдении, со слезами прося Всеблагого Бога сжалиться над ними и послать дождь на сухую землю, чтобы не пропали чаяния и труды бедняков и эконома отца Гервасия.

Когда рассвело, вдалеке на горизонте появились небольшие облака, которые быстро приближались со стороны Полигира. Спустя немного времени пошел дождь! Большая туча распростерлась прямо над окрестностями метохи вплоть до селения Портария. Дождь был настолько силен, что «напоил» землю. Бог услышал молитву Своего раба. Волю боящихся Его сотворит и молитву их услышит...¹⁵⁵

А сколько еще людей, знавших старца Исаака, прибегало к нему в своих печалях и нуждах? Сколько бесчадных жен просило его молитв? И он никого не забывал.

* * *

Среди других послушаний старец подвизался и на просфорне. Там также остались неизгладимые воспоминания о его пребывании. Братия помнят не только о его старательности и трудолюбии, но и об удивительном чуде.

Обычно в монастыре выпекают каждую неделю 40–50 просфор. На это уходит примерно 32 кг муки. Для монастыря и подворья в Карее достаточно 15 просфор, остальные же раздаются как благословение подвижникам, живущим в окрестных краях от Нового скита до Кавсокаливии. Но в тот (1910) год хлеба было очень мало. В феврале старцы монастыря посчитали остатки и увидели, что их едва-едва хватит до нового урожая. Позвав просфорника отца Исаака, они сказали ему:

– Отец Исаак! Пшеницы у нас мало, но при большой экономии должно хватить. Имей в виду, что для просфор остался только один сосуд муки и ее не хватит, если ты будешь раздавать просфоры пустынникам. Поэтому сдерживай себя.

Будто молния поразила благословенную душу старца Исаака. Он ничего не сказал, но находился в большом недоумении и страшной печали. Он думал: «Что мне делать? Конечно, старцы правы, ведь остался всего лишь один сосуд с мукой. Но как я могу лишить пустынников благословения святого Иоанна Предтечи и не раздавать им просфоры? Как смогут они служить литургии во славу Божию и оставление грехов? Душа моя неспокойна».

Тогда старец прибег к молитве. Он подошел к иконе Иоанна Крестителя, которая висела перед просфорней, сотворил три земных поклона, с благоговением облобызал святые ноги Предтечи и от всей души просил открыть ему, что нужно делать. Отец Исаак очень почитал святого Иоанна, и когда молился ему, то разговаривал с ним с такой простотой и верой, как маленький ребенок беседует со старшим братом. После молитвы отец Исаак поднялся и с твердой решимостью и верой в сердце произнес:

– Честный Предтече! Я не перестану давать благословение подвижникам, а твоя святость пусть сотворит чудо, чтобы хватило муки до нового урожая.

И чудо совершилось. Мука в сосуде не иссякла. Тесто ставили, как обычно, вплоть до 22 июня, кануна монастырского праздника¹⁵⁶, когда к монастырской пристани причалил корабль с новой пшеницей с метохи Каламария!

Можно себе представить радость старца Исаака и его благодарность святому Иоанну Предтече, который явил свое заступничество в столь трудном деле.

Благодать Божия изобиловала в душе старца Исаака. Она наделила его душу умилением и дала ему божественный дар слез. Мы уже видели это выше, когда говорили о его сострадании и любви к нуждающимся и несчастным.

«Без слез и умиления никогда невозможно очиститься, ни стать святым, ни принять Святого Духа », – говорит преподобный Симеон Новый Богослов.

Глаза старца, особенно к концу его жизни, постоянно источали слезы. Много раз братия замечали, что его веки припухли и покраснели от слез. Проходя мимо келлии отца Исаака, они слышали молитву Иисусову, исходившую из глубины его сердца.

Весь день и особенно ночь проводил старец в молитве. Он старался выделить для этого побольше времени. Отец Исаак часами бодрствовал в ночной тишине и, находясь вне мира и всего земного, молился, проливая реки слез от присущего ему умиления и божественной любви.

Как-то отец Лазарь спросил его:

– Сколько часов нужно спать, отец Исаак?

– Поскольку ты молод, тебе хватит пяти часов: три часа ночью и два днем. Для старших же довольно три-четыре часа в сутки.

Сам старец спал один час днем и два ночью. Остальное время было посвящено общению с Тем, Кого неутолимо жаждала его душа.

«Когда мы жили в кафизме Святых апостолов, – рассказывал отец Лазарь, – и совершали службы вдвоем около двух с половиной часов по четкам¹⁵⁷, старец произносил первую сотницу негромко: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас». На третьей же сотнице согревалось его сердце, и он не мог заставить себя молиться тихо, но с пламенной ревностью громко возглашал каждое слово... Услышав это, я изумился той любви ко Христу, которая переполняла его сердце».

Однажды ночью отец Лазарь собрался идти из кафизмы Святых апостолов в Карею. Что-то понадобилось для больного старца Модеста. Шел июль, и стояла сильная жара. Ночь была лунной. Когда отец Лазарь вышел из каливы и немного прошел вперед, ему открылась замечательная картина. Кто-то молился, стоя на коленях с воздетыми руками среди бесконечного ночного безмолвия и тишины природы. Это был старец Исаак!

Отец Лазарь остановился и пошел по другой дороге. Он посчитал кощунственным пройти мимо старца и испортить величественную картину.

Кто знает, какая божественная радость, какая небесная благодать осеняли в ту ночь светлый лик старца? Кто знает, чего просили у небес эти святые воздетые руки? Кто может знать, сколько слез напояло землю возле кафизмы Святых апостолов? Что это были за слезы, исходящие от божественного просвещения и отверзающие самое небо!

Насколько вся жизнь старца была святой и благодатной, настолько блаженной и преподобнической стала и его кончина. Ведь если память смертная стала ежедневным и сладким хлебом для души человека, то и конец его, несомненно, будет христианским, безболезненным, непостыдным, мирным. Делатели добродетели ожидают смерть с радостью и спокойствием, поскольку уходят, покинув сию временную жизнь и переходя к другой, много лучшей и светлейшей, которой не будет конца.

Авва Исаак, мужественный письмоносец и скороход на монашеской стезе, течение скончах¹⁵⁸. Прошло шестьдесят лет подвигов и воздержания, молитвы и любви. Шестьдесят лет совершенного послушания и умерщвления своей воли, смирения и страданий ради Христа. Шестьдесят лет благодатной и святой жизни.

Авва Исаак принадлежал к числу тех святых мужей, которые прошли свою жизнь тихо и незаметно. Такими освященными образами Святая Гора непрестанно обогащает Тело Церкви. Они есть повсюду, но не так просто их обнаружить, потому что они умеют скрываться в безвестности и молчании, прятаться за поношенными рясами, юродством и грубостью. Они подвизаются в больших киновиях и в скитах, в безводных каливах и суровых пустынях...

За несколько месяцев до кончины отец Исаак оказался в монастырской больнице. Его мучили боли в желудке. Больничный предложил ему позвать врача, отца Николая из соседней Григориатской обители, но старец не разрешил. «Оставь, дитя мое. Не беспокойся, не утруждай врача, чтобы он пришел сюда. Если Христос желает, чтобы я жил еще, то я буду жить. Если же пришел час умереть, Он меня возьмет. Хватит и того времени, что я прожил. На все воля Господня».

Глубокий мир отобразился на лице отца Исаака. Он не беспокоился, вверив свою жизнь и смерть воле Божией. В последние минуты отцы спросили его, видит ли он что-нибудь. «Да, – ответил он. – Вижу льва, сидящего у порога. Он бьет хвостом, но ко мне не приближается».

Это был наш враг, диавол, который ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить¹⁵⁹. Он постоянно, до последнего издыхания подстерегает нас со своими обещаниями, клеветой, угрозами. Он всегда готов по исходе души потребовать ответа и предъявить свои права.

Но авва хранил спокойствие. Ангелы предстояли ему, ибо сам он явился подлинным воплощением ангельской жизни.

21 мая 1932 года подвижник киновии святого Дионисия, делатель блаженного послушания, почил в мире, предав свою преподобную душу в руки Божии. Праведных же души в руце Божией, и не прикоснется их мука, и упование их безсмертия исполнено¹⁶⁰, по словам ветхозаветного мудреца.

Умилительным было отпевание старца, который свыше шестидесяти лет пользовался любовью и уважением братий, а теперь, почив о Господе, лежал, закутанный в свою рясу.

И сегодня посетитель простого и тихого монастырского кладбища Дионисиата с волнением видит благословенную землю, покрывавшую некогда приснопамятного старца. Он может созерцать в костнице и останки отцов, среди которых и кости отца Исаака, в безмолвии ожидающие гласа архангельской трубы...

И когда паломник посмотрит в кладбищенские записи, то прочтет и эти краткие, но емкие слова, заключающие в себе подвижническое житие современного преподобного:

«21 мая 1932 г.

Преставился о Господе старец Исаак, 82-х лет от роду, родом из Каввакли Сорока церквей. Он пребывал в монастыре свыше шестидесяти лет и явился образцом и примером добродетели, правилом монашеской жизни. Он был исполнен святости.

Господь и Бог наш да упокоит его со святыми и богоносными отцами нашими, здесь просиявшими. Аминь.

Похоронен на нижней террасе.

Перенесение мощей совершено 25.09.1937 г.».