Часть 4. Старец Даниил с Катунак

Немного выше суровой Карули простирается пустынная местность Катунаки. Там, примерно на высоте трехсот метров над уровнем моря, возвышается большая калива благословенной общины данилеев. Первым ее насельником был основатель общины – мудрый пустынник старец Даниил. Его имя и сегодня произносится на Святой Горе с особым почтением.

Те отцы, которые успели застать отца Даниила при жизни и знали его близко, говорили о нем с восторгом как о личности, наделенной редкими природными и духовными дарованиями. Большинство сведений о его жизни мне сообщили двое ныне уже почивших учеников старца – отец Геронтий и отец Нифонт. Множество дополнений внес игумен монастыря Дионисиат отец Гавриил. Некоторые значительные и яркие моменты жизни старца почерпнуты нами из произведений великого греческого писателя Александра Мораитидиса, который имел счастье быть духовным сыном отца Даниила. Однако и в собственных рукописях старца – исследованиях, сочинениях, письмах – мы нашли немало материалов для его жизнеописания.

Рассказ о жизни катунакского пустынника завершают «Наставления и поучения старца Даниила» – выдержки из его трудов.

Кроткий, смиренный, спокойный, рассудительный старец Даниил был одним из величайших представителей не только афонского подвижничества, но и всего современного монашества. И в этом может легко убедиться читатель, знакомясь с яркими страницами его жизни.

Архимандрит Херувим

Его портрет… напоминает суровые, бледные и напряженные от сосредоточенной духовной жизни лики святых на монастырских фресках.

Г. Феотокас

Наступило раннее утро праздника святой Марии Магдалины... Смахнув пот с лица, я, робея, вступил внутрь. То место, куда я вошел, не было храмом, хотя оно и было убрано, как храм. Это была часовня, в которой старец Даниил, не имевший своего храма, исполнял богослужебные последования вместе с двумя учениками. Все трое были там, опираясь на монашеские посохи, изготовленные из простых каштановых веток. Там они хранили свои святые иконы, свои книги, свой ладан. И они пели...

Там я впервые и увидел старца Даниила. Лишь только услышав мое имя, он искренне обрадовался, как будто увидел старого ученика, и, как говорится, не знал, как мне услужить... После вечерни мы долго отдыхали под живописным навесом, получив обычное угощение пустынников – одну конфету и стакан холодной воды. Перед нами простиралось великолепное море, безграничное вплоть до островов Северные Спорады.

Потом, к моей радости, состоялась вечерняя трапеза. Ведь пустынники вкушают пищу однажды в день, всегда в девять часов, в своей маленькой трапезной, которая вся блестит чистотой. Монах Иоанн, несший послушание повара, подал нам скромную пищу – отварную вермишель, фрукты и очень вкусные сладкие сухари.

Однако самое неизгладимое впечатление произвел на меня поздний вечер в Катунаках.

После этой скудной трапезы, доставившей нам истинное наслаждение, ибо благословение Пресвятой Богородицы соделало простую пищу столь приятной, мы вышли на открытый воздух к удобным каменным сиденьям перед маленькой гостиной, чтобы получить „десерт» – наставления старца Даниила, источавшие небесную сладость. Здесь мы многие часы провели в беседе, имея перед взором море, мерцающее серебряно-золотистым лунным светом.

Затем, когда наступила ночь, мы прямо во дворе прочитали повечерие. После этого старец удалился, чтобы принять исповедь двух своих духовных чад (он делал это каждую ночь). Я же пребывал в некоем восторге перед столь величественной панорамой и лишь после полуночи удалился на любезно приготовленное мне ложе, размышляя о благах пустыни, которые я ощутил впервые» – так описывает Александр Мораитидис первую, незабываемую встречу со своим духовным отцом, старцем Даниилом.

Сколько раз еще будут сидеть Александр и ученики старца в этом дворе, внимая наставлениям, «источавшим небесную сладость», и слушая воспоминания о прошедших годах жизни старца: как он ее начинал, как прожил и к чему пришел теперь...

Старец Даниил (в миру Димитрий Димитриадис) родился в 1846 году в Смирне, которой вместе с другими городами пришлось оплакать изгнание малоазийских греков⁸⁵. Родителей его звали Стаматиос и Мария. Бог даровал им трех сыновей – Георгия, Константина, Димитрия и трех дочерей – Екатерину, Анну и Параскеву. Среди сыновей Димитрий был младшим. Мы знаем также, что мать его происходила из рода Геннадопулов, а предки отца жили в Димицане, на Пелопоннесе.

Стаматиос Димитриадис по профессии был оружейником, и маленький Димитрий любил наблюдать за работой отца. Однако больше внимание ребенка привлекала другая «оружейная мастерская», которая принадлежала дяде Анастасию. Дядя Анастасий, человек простой, малограмотный, но в то же время обладавший горячей верой и высокой нравственной чистотой, вооружил Димитрия оружием света⁸⁶. Лавка, где он изготавливал и продавал мыло, была превращена в школу духовной борьбы. Здесь имелись даже веревки, на которые Анастасий опирался во время ночных бдений. Народ называл его «святой мыловар». И юные сердца, которые приближались к нему, принимали слова Евангелия, как семена, брошенные в добрую землю. Ведь каждое воскресенье вместе с группой детей он совершал прогулки на лоне девственной природы, подальше от удушливой атмосферы города, и там они молились, размышляли и беседовали о Боге. И всю свою дальнейшую жизнь старец Даниил сохранял память о том, как много дал ему этот благословенный человек.

Димитрий обучался в известной Евангельской школе Смирны, где он всегда был одним из лучших учеников. Но, несмотря на успехи Димитрия, школьные занятия не могли увлечь его полностью. Больше всего он любил другое: Священное Писание и творения святых отцов. Их он изучал непрестанно. Его увлекали писания святых, учивших трезвению, раскрывающих высоты духовной жизни. Произошло даже нечто невероятное: Димитрий выучил наизусть «Добротолюбие», о существовании которого многие в его возрасте даже и не знают толком! На страницах этой книги сын оружейника нашел непобедимое оружие для сражения с врагом. Итак, поскольку Димитрий жил, погрузившись в мир «Добротолюбия», в нем не замедлило прорасти желание принять монашество. Его восхищала ангелоподобная жизнь монахов, и он стал размышлять о том, как бы скорее оставить мир.

«Если хотите увидеть подлинную добродетель и святость, идите на Святую Гору», – говорил дядя Анастасий каждый раз, когда кто-либо восторгался его подвигами.

Святая Гора! Афон! На горизонте своего сердца Димитрий мог видеть отдаленное сияние, исходившее с подвижнической высоты Афона, его византийской высоты. Итак, не эта ли Гора ждала его в будущем?

Один афонский духовник, который жил тогда на подворье Хиландарского монастыря в Смирне, сказал ему как-то: «Из всех юношей, которые исповедуются у меня, только у тебя вижу я такое стремление. Кажется мне, что есть на то воля Божия, чтобы ты стал монахом на Святой Горе».

Однако всякое благое желание должно быть испытано. Поэтому, естественно, подверглись испытанию и намерения Димитрия, когда внезапно умер его отец. Какое непредвиденное искушение! Теперь предстояло ему заботиться о семье, взять на себя попечение о доме и деле отца. В то же время Димитрий основал некое сообщество благочестивых юношей, которым объяснял основы христианской веры, наставляя их на путь добродетели. Он стремился рассыпать вокруг себя искры веры и богопочитания.

Однако вскоре он принял окончательное решение. По благословению своего духовного отца, в возрасте девятнадцати лет он оставил все мирское и отправился искать пристанище для своей души, никому не открыв своего намерения.

Димитрий слышал, что на Пелопоннесе и на островах Эгейского моря существуют монастыри, где подвизаются добродетельные монахи, и хотел посетить их. Так побывал он в монастыре Мега Спилеон, посетил Святую Лавру, острова Идра, Тинос, Парос... На Паросе, в отшельнической келлии во имя святого Георгия, нашел он духовника, отца Арсения, который там подвизался и еще при жизни почитался как святой.

Эта встреча со святым подвижником стала для Димитрия началом нового периода в его жизни. Он попросил даже разрешения остаться вместе со старцем, однако подвижник, по откровению Божию, указал ему другое поприще для духовной борьбы: «Лучше иди, дитя мое, на Святую Гору, в обитель святого Пантелеймона».

Укрепляя Димитрия на новом пути, старец дал ему из своего опыта несколько мудрых наставлений и советов и в конце предрек, что окончит он свою жизнь у подножия Афона, что и случилось.

Мать же Димитрия все это время оставалась неутешной. «Как мог он уйти тайно! – снова и снова повторяла она. – Ушел и ничего мне не сказал. Я не могу ему этого простить. Разве я не почитаю Бога? Почему он не испросил моего благословения? О Пресвятая Богородице, умоляю Тебя, не позволяй ему стать монахом, пока он не вернется, чтобы проститься со мной и получить мое благословение».

После Пароса Димитрий отправился на Икарию, где посетил некоторых добродетельных монахов и получил большую пользу. Среди них сиял, как яркая звезда, иеромонах Исидор, ученик аввы Апполона, чудотворца, чье тело благоухало после смерти.

В то время как благочестивая мать молилась Богородице, корабль с ее сыном отчалил от Икарии, прошел мимо Хиоса и направлялся на север. И тогда случилось невероятное – противный ветер вынудил судно бросить якорь в гавани Смирны.

Так Димитрий, сам того не ожидая, после девятимесячного отсутствия оказался на родине. Уступив настойчивым просьбам одного старого друга, которого он встретил на пристани, юноша согласился посетить свой дом. Мать, видя это чудо, не знала, как благодарить Богородицу, услышавшую ее молитвы. Потом, прощаясь, когда сын поцеловал ее руку, мать благословила его со слезами: «Чадо мое, иди теперь с миром, и пусть благодать Божия хранит тебя на том пути, который ты избрал».

Следует заметить, что эта благочестивая женщина скончалась в 1892 году в смирнской обители Эпано Махала, удостоившись откровения о дне своей кончины. Неудивительно, что от таких благословенных и святых матерей произрастают святые побеги!

После этого неожиданного отклонения от своего курса корабль продолжил путь и, пройдя мимо Лемноса, направился к Святой Горе.

Вершина Афона поражает посетителей своим священным великолепием. Величественные монастыри появляются как духовные крепости, которые поставили боголюбцы для защиты в войне против начальств, против властей, против мироправителей тмы века сего⁸⁷. И Госпожа этого места – Пресвятая Богородица, Которую так почитал Димитрий, Взбранная Воевода, Своей благодатью укрепляет в борьбе Своих чад.

Димитрий не беспокоился о том, куда пойти. Отец Арсений указал ему поприще, и он знал, что его ждет киновия святого Пантелеймона.

Проплыв мимо многих обителей, корабль наконец остановился напротив внушительной громады этого монастыря. В этой духовной твердыне предстояло Димитрию ступить на путь духовной борьбы под покровом святого великомученика и целителя Пантелеймона. В то время братство монастыря насчитывало 250 отцов – греков и русских. Русских тогда было меньше, однако их число постоянно увеличивалось. Одновременно рос и комплекс монастыря с громадными зданиями.

Войдя сегодня в монастырский двор, теряешься. Кажется, что ты находишься в каком-то дворце царской России. В монастыре постепенно стали преобладать русские. Они построили колоссальные здания с великолепными лестницами, храмы, украшенные золотом и серебром, такие, как церковь Покрова Божией Матери и Александра Невского, необъятную трапезную и величественную колокольню, на которой находится один из самых больших колоколов в мире, весом более 15 тысяч килограмм. Когда ударяют в этот колокол, сотрясается земля, и звук его слышится в Карее. Этот монастырь насчитывал в одно время три тысячи монахов. Однако теперь, после государственного переворота в России, их осталось совсем немного.

Игуменом монастыря с 1832 года был архимандрит Герасим из Драмы. Димитрий предстал перед ним, сделал земной поклон и просил принять его в обитель.

Игумен решил посоветоваться с другими отцами. Некоторые, узнав, что новоприбывший происходит из Смирны, стали возражать.

– Мы не хотим жить вместе с теми, кто приходит из Смирны, – сказали они ему.

– Почему?

– Знаем мы их, жителей Смирны.

– Оставьте меня, прошу вас. А если я вам не понравлюсь, тогда прогоните меня отсюда, – настаивал юноша.

Отцы, видя его ревность, решили оставить его. Позже они уже в шутку говорили ему: «Ты оправдал жителей Смирны».

Так Димитрий был принят в монастырь и стал послушником. Ему дали первое послушание – ухаживать за престарелым монахом Саввой, которому было более 85 лет.

Старец Савва был родом из Кесарии. В свое время он играл важную роль во всех событиях, происходивших в монастыре, теперь же тихо доживал оставшиеся ему годы в кафизме вне монастыря. Посетители отца Саввы изумлялись его отличной памяти. Он мог рассказывать о давних событиях из жизни монастыря во всех подробностях, как будто они происходили вчера.

Однако, возможно, из-за своего возраста старец был довольно своенравным, и, чтобы ему услужить, требовалось располагать начатками терпения. Такое же терпение необходимо было в неизбежных испытаниях и суровых жизненных обстоятельствах, которым подвергаются душа и тело послушника. Опытные отцы на Святой Горе обучают юных хотя и строго, но с любовью. Личина там должна исчезнуть, себялюбие – уйти, своеволие – искорениться, неровности – сгладиться. Душе же надлежит стать простой, чистой и победоносной, уподобляясь обагренному кровью мученику. Путь послушника – отречение и крест. Его нужно пройти, чтобы прийти к славе и подлинной свободе.

Итак, послушник, по повелению начальства монастыря, должен был во всем заботиться о старце Савве: убирать келлию, готовить пищу, стирать одежду. Но не только это. Необходимо было терпеливо сносить всякое замечание старца, справедливо оно или нет.

Во всех этих трудностях Димитрий оказался безупречным. Когда старец Савва безо всякой причины ругал его со своим восточным акцентом, смешивая греческие и турецкие слова, послушник смиренно слушал, с сокрушением повторяя: «Благослови, старче».

Однажды в субботу Димитрий убирал маленькую церковь при кафизме, освященную в честь святого Трифона. Она была очень изящной, а пол ее был выстлан мраморными плитами. И вот, когда послушник тщательно вымыл пол, натерев его до блеска, церковь посетил отец Савва. Он вытащил из кармана белый платок, вытер им пол, чтобы собрать пыль, и таким образом нашел повод, чтобы смирить своего послушника. «Разве это чистота? Ты что, не видишь, как почернел мой платок. Разве не сказано в Библии: „Господи, возлюбих благолепие дому Твоего»⁸⁸»?

Так был испытуем будущий монах, но он не преставал сиять смирением, кротостью и любовью. За все эти добродетели старец Савва глубоко уважал послушника. Позднее, когда Димитрий, получив другое послушание, прощался со старцем, тот, не стыдясь, попросил у него прощения за свое поведение!

Следующее послушание, возложенное монастырем, Димитрий должен был проходить в другой кафизме, где жили два монаха-болгарина. У них было послушание «мешочников». Иными словами, они изготавливали мешки и другие волосяные изделия. Люди эти оказались очень суровыми. Но и Димитрий был непоколебимым столпом послушания, и то, что было криво, в его глазах выглядело прямым. Так, каждую пятницу вечером монахи имели обыкновение молиться о душах почивших братий по четкам. И вот, когда настала очередь послушника, тот сотворил молитву правильно, поставив прямое дополнение в винительном падеже множественного числа: «Господи Иисусе Христе, упокой рабы Своя».

Однако болгары сделали ему замечание:

– Что за неграмотность! Нужно говорить не „рабы Своя», а „раб Своих».

– Пусть будет так, старцы. Впредь буду говорить „раб Своих», – отвечало истинное чадо послушания.

Несомненно, он прочитал у святого Варсонофия слова, которые явились источником сил и терпения: «Потрудись во всем отсекать свою волю, ибо это вменяется человеку в жертву, – сие-то и значит: „Тебе ради умерщвляемся весь день, вменихомся яко овцы заколения»⁸⁹.

Поведение Димитрия во время несения им послушаний умиляло отцов монастыря. Игумен, которому сообщали о терпении послушника, взял его в монастырь и дал ему послушание «мешочника».

Прошло не так уж много времени, и наступил великий день в жизни Димитрия – день монашеского пострига. Старец Даниил всегда потом будет вспоминать этот день с умилением. Он будет вспоминать, как его старец вел за руку, чтобы поклониться святым иконам, в то время как певцы пели «Объятия Отча...». Эти слова, эти потрясающие молитвы чина пострига, дышащие евангельским духом, он не забудет никогда! «Приими щит веры, в нем же возможеши вся стрелы лукаваго разжженныя угасити... и шлем спасения... Приими меч духовный, иже есть глагол Божий... во отложение и попрание всех печалей и смущений... Сопричти его словесному Твоему стаду!..».

И грозное предупреждение священника заставило его исполниться не только страхом, но и неописуемой радостью:

– Се, Христос невидимо зде предстоит. Виждь, яко никтоже тя принуждает приити к сему образу. Виждь, яко ты от своего произволения хощеши обручение великого ангельского образа».

– Ей, честный отче, от своего произволения, – твердо прозвучал его голос.

И когда уже закончилось священнодействие пострига, – действие, являющееся символическим повторением истории блудного сына, – появился новый человек, облеченный в первую одежду⁹⁰ – монах Даниил.

Поскольку игумен был человеком преклонного возраста и ему было нелегко исполнять все уставные монастырские службы, он взял отца Даниила в игуменские покои вычитывать положенное по уставу чинопоследование.

День за днем отец Даниил своим послушанием, благочестием и добротой приобрел любовь всего монастыря. Его любили все монахи. И не только любили, но и почитали как молодые, так и старые.

Здесь, в Русском монастыре, молодой монах познакомился с основами искусства иконописи. Его учителем в этом был отец Дионисий. И сколь же тесно отец Даниил связал свою жизнь со святыми иконами Христа, Божией Матери и святых! До конца жизни его сопровождало прозвище иконописца. Отец Даниил воспринимал свое иконописание как апостольское служение. Он был иконописцем, который стремился не только с наибольшим совершенством изобразить на доске Господа, но и запечатлеть Христа в своем сердце, иконописцем духовной жизни, с чистыми руками и просвещенным умом. Некоторые творения отца Даниила до сих пор хранятся в иконописном корпусе, где и поныне живут его духовные последователи – данилеи. Его работы дают ощущение живого присутствия старца Даниила в Катунаках.

Так в тишине и работе протекала жизнь отца Даниила в Русском монастыре.

Но таков уж удел избранников Божиих – испытания и удары. Спокойное течение времени было нарушено серьезным ухудшением здоровья. Отца Даниила поразила острая болезнь почек. Эта мучительная болезнь постепенно стала хронической и постоянно вызывала сильные боли в почках, лихорадку, головную боль и головокружение.

К этому добавилось новое искушение. Внезапно возник раздор в монастыре между греческими и русскими монахами. Около 1876 года скончался игумен Савва – грек по национальности. Выборы нового игумена были затруднены, поскольку греки хотели грека, а русские – русского. Разногласия, нестроения, сильные искушения... Отец Даниил тогда был уже делопроизводителем монастыря, избранный за свою честность общим голосом как греков, так и русских. И таким образом он оказался, как говорится, между молотом и наковальней. Дело дошло до Константинополя, и четыре представителя монастыря – двое греков, одним из которых был отец Даниил, и двое русских – предстали перед патриархом Иоакимом II, который был родом с острова Хиос.

И в этом случае отец Даниил с прямодушием и смелостью отстаивал истину. Однако расплатой за стойкость стало удаление его из киновии святого Пантелеймона, и даже высылка со Святой Горы на продолжительное время.

Находясь в изгнании, отец Даниил некоторое время провел в Фессалониках. Митрополитом Фессалоникийским тогда был Иоаким (1874–1878), в будущем знаменитый патриарх Константинопольский, известный как Иоаким III. Изгнанник посетил иерарха и поведал ему о случившемся. Тот сразу же принял его с отеческой лаской. «Церковь, дитя мое, – сказал он, – должна была увенчать оливковым венком твою борьбу за истину, а не наказывать тебя изгнанием».

Любовь и взаимопонимание, которое нашел отец Даниил в лице архиерея, смягчили боль изгнания. Митрополит удерживал его подле себя в течение десяти дней, а затем позаботился устроить отца Даниила в монастырь святой Анастасии, расположенный в небольшом городке Василике, близ Фессалоник, где ему довелось прожить шесть месяцев.

Для монастыря присутствие отца Даниила явилось благословением Божиим. Монахи этой обители по неведению жили нерадиво. Поэтому приход святогорца должен был стать некой животворящей силой для их неустроенных и черствых душ. Благодаря своей добродетельной жизни, обширным познаниям и с помощью наставлений, которые всегда делались с мягкостью, отец Даниил преобразовал жизнь монахов. Он убедил их ввести афонский устав, и таким образом монастырь превратился в святогорскую киновию. Вся братия была безгранично предана ему, и, когда позднее отец Даниил возвращался на Святую Гору, все монахи были в неутешной скорби. В тот день, когда он уходил, тридцать пять монахов провожали его до селения Галатиста, удаленного на несколько километров. Прощаясь, они бросались к нему на шею и лобзали его с душевной болью.

Возвратившись на Святую Гору и забрав первым делом свои вещи из Свято-Пантелеимонова монастыря, отец Даниил решил направиться в древний Ватопедский монастырь. Не успев хорошенько устроиться, он испытал острый приступ каменной болезни. Жало плоти⁹¹ в этот раз причиняло отцу Даниилу очень сильные боли и приковало его на несколько недель к постели.

Старейшины монастыря ухаживали за ним с большой любовью. Наибольшую же заботу отцу Даниилу оказала Великий Врач Святой Горы – Богородица.

В Ватопеде Пресвятая Дева почитается особо. Соборный храм освящен в честь Благовещения Пресвятой Богородицы. Здесь же находятся Ее чудотворные иконы. Там же хранится и чудотворный святой пояс Богоматери, некогда находившийся в Константинополе, «в почитаемом Ее доме, еже есть в Халкопратии » во Влахерне.

Отец Даниил питал особое благоговение к Госпоже Богородице, такую же веру и почтение, какие испытывают по отношению к Ней и все святые. Итак, он умолял Ее посетить его в недуге. Он горячо взывал к Ней со слезами и не сомневался, что не останется безответным. И действительно, в день праздника Положения Честного Пояса Пресвятой Богородицы (31 августа по старому стилю) больной внезапно исцелился, причем избавление от недуга было полным! Никогда больше отца Даниила уже не беспокоила эта болезнь, причинявшая ему страдание в продолжение десяти лет. Как тут было не благодарить Пренепорочную Матерь монахов, не воспевать Ее?

«Облегчение скорбящих, исцеление болящих, Богородице Дево, спаси град и народ, враждующих примирение, спокойствие для застигнутых бурей, единственная надежда для верных» – такие славословия и моления исполняли душу монаха, изливались из его уст.

После своего исцеления отец Даниил собрался уходить из Ватопеда. Монастырь этот был особножительным, и пребывание в таком устроении очень утомило подвижника. Старец Даниил не был сторонником такого устава, неизвестного и чуждого для истинной монашеской жизни. Духу правильного монашества соответствует киновия, общежитие, в котором, по словам святителя Василия Великого, «не существует мое и твое, воля моя и воля твоя».

Итак, отец Даниил собирался покинуть монастырь. Однако ватопедские монахи столь почитали его, что ни за что не хотели отпустить подвижника. Где еще могли они отыскать столь добродетельного монаха?!

Вот почему отец Даниил был вынужден пойти за советом к известному духовнику отцу Нифонту, который подвизался в Ватопедском скиту. В результате он остался в монастыре ради послушания, хотя это было и тяжело для него, и не согласно его желанию. Пребывание там было жертвенным деянием, которого монах не выдержал бы без благословения Господня.

Отцу Даниилу поручили нести послушание в архондарике. Это было весьма разумно, ибо многие посетители монастыря могли получить большую пользу от общения с таким гостиником. Архондарик Ватопеда, принимавший множество паломников, переживал тогда знаменательные дни. К чистоте и порядку добавились чтения в трапезной, общая молитва, духовные беседы, которые изменили его облик. Постепенно гостиница особножительного монастыря приобрела общежительные черты. И старец Даниил со своей лаской, которая сочеталась со строгостью облика, отлично представлял афонское монашество в глазах гостей. Многие паломники даже принимали его за игумена.

В конце своего пребывания в Ватопеде отец Даниил по какому-то поручению монастыря совершил путешествие на родину, в Смирну. Здесь ему пришлось пробыть девять месяцев. Соотечественники были рады тому, что из их среды произошла такая духовная ветвь. И сколь многим людям общение с ним принесло пользу, утешение, правильное направление... Митрополит Мелетий, которому, конечно, многое рассказывали о старце Данииле, при личном знакомстве убедился, что все слышанное о нем ранее – «слова истинные». Он попытался удержать отца Даниила подле себя, предложив ему стать викарным епископом. Святогорец поблагодарил архиерея, но предложения не принял. «Ваше Преосвященство, я недостоин священного сана, – сказал он, – и не могу расстаться с Садом Пресвятой Богородицы. Такой дал я обет».

Да и если бы отец Даниил согласился остаться в миру, какой была бы его награда? Известность? Почитание? Слава? Но все это обманчиво, преходяще и опасно, если не основывается на воле Божией. А если бы отец Даниил стал епископом, разве в этом сане он не служил бы Христу? Да, конечно. Но старец не видел в этом воли Божией, не было особого указания Божия, чтобы принять ему эту честь. Он верил, что воля Божия для него в том, чтобы жить в безвестности и смирении жизнью простого монаха. Ибо у всякого человека свое служение. Отец же Даниил благую часть⁹² избрал и тем самым избежал многих попечений, которые способны поглотить подвижника, ввергнув тем самым его душу в нерадение – состояние, прискорбное как для него самого, так и для других. Но старец Даниил пламенно жаждал другого величия, ради которого он предпочел кафедре скамейку на Катунаках, первенству предстоятеля – место последнего монаха. Он жаждал того величия, которое определил Господь следующими словами: «Кто хочет быть первым, будь всем слугою»⁹³.

Через много лет старец Даниил написал одному своему духовному сыну: «Чтобы я мог почитать всех и отсекать свою волю и разумение, Госпожа Богородица не позволила возлюбить мне ни развлечения мира, ни напрасную славу и пустые мечты, хотя и предлагались мне и игуменство, и священство. По этой причине я удалился, бегая, и водворился в пустыне⁹⁴, где и пребываю уже сорок пятый год и не желаю мирских услад» (22.09.1926. К Николаю Регосу).

Выше мы сказали, что старцу Даниилу по какому-то монастырскому делу пришлось совершить путешествие на родину и пробыть там девять месяцев.

«По прибытии туда одним из непременных дел я посчитал необходимым посетить Георгия, сына приснопамятного Димитрия». Димитрий был простым христианином. За добродетельную и благочестивую жизнь он сподобился от Бога дара премудрости и стал известным своими добрыми советами и наставлениями. Его увещания укрепили многие души, в том числе и отца Даниила в его юношеские годы. «Итак, я обстоятельно расспросил Георгия о последних днях жизни его отца (Димитрия), хотя уже и слышал об этом от многих». Георгий исполнил желание монаха с Катунак и со всеми подробностями описал последние мгновения жизни своего добродетельного отца. При этом его повествование часто сопровождалось слезами. Этот рассказ столь примечателен, что мы посчитали необходимым изложить его для читателя.

Богопросвещенному Димитрию, приближавшемуся к закату своей жизни, был предвозвещен благодатью Божией день его кончины. В этот день он пригласил к себе благочестивого священника, отца Димитрия.

– Я, – сказал он, – сегодня умру. Прошу тебя, скажи мне, что необходимо для моей души в этот судный час.

Священник знал о добродетельной жизни этого человека. Знал он и о том, что Димитрий поисповедовался, пособоровался и причастился. Поэтому в ответ на его просьбу священник предложил ему следующее.

– Если это не сложно, оставь такое завещание, чтобы после твоей смерти по тебе отслужили сорокоуст в какой-нибудь церкви.

Умирающий с радостью принял предложение священника. Спустя немного времени он позвал своего сына и сказал ему:

– Дитя мое, прошу тебя оказать мне одну милость. Я хочу, чтобы после моей смерти по мне отслужили сорокоуст в какой-нибудь уединенной церкви.

– Благослови меня, отец, а я обещаю исполнить твое желание, – таким был ответ Георгия.

Через два часа этот Божий человек предал свой дух Господу. Без промедления послушный сын позвал отца Димитрия, не зная, что именно он посоветовал отслужить сорок литургий.

– Отче, поскольку отец заповедал мне отслужить сорокоуст и ты как раз служишь в уединенной церкви Святых апостолов, прошу тебя, возьми на себя этот труд. А я помогу тебе и приму на себя все расходы по содержанию храма.

Прослезившись, священник отвечал:

– Этот совет, дорогой мой Георгий, именно я дал твоему отцу и всю свою оставшуюся жизнь всегда буду молиться за него. Однако сейчас я не могу отслужить сорок литургий подряд, поскольку больна моя жена. И тебе следует поискать другого иерея.

Георгий, зная благочестие отца Димитрия и его почтительность по отношению к отцу, продолжал упрашивать его, пока тот не уступил. Священник вернулся домой и сказал матушке и своим дочерям:

– Мне необходимо будет отслужить сорок литургий за душу раба Божия Димитрия. Поэтому не ждите меня в течение сорока дней. Все это время я буду находиться в церкви Святых апостолов.

И священник с ревностью начал совершать Божественные литургии. Без всяких препятствий было отслужено тридцать девять. Сороковая литургия приходилась на воскресенье. Однако в субботу вечером у отца Димитрия возникла сильная зубная боль, так что он был вынужден вернуться домой. Священник стонал от боли, и матушка предложила позвать врача, чтобы удалить зуб, причинявший такую боль.

– Нет, – отвечал отец Димитрий. – Завтра я должен совершить последнюю литургию.

Однако к ночи зубная боль так усилилась, что вынудила священника позвать врача, который и удалил больной зуб. При этом открылось кровотечение, поэтому отец Димитрий решил перенести последнюю литургию на понедельник.

Георгий же в субботу днем приготовил некую сумму денег, которую собирался отдать священнику на следующий день. В полночь с субботы на воскресенье он встал на молитву. Совершенное ночное безмолвие содействовало его благочестивому настроению. Утомившись, Георгий присел на кровать и стал размышлять о добродетелях, Божиих дарованиях и мудрых изречениях своего блаженной памяти отца. Ему на ум пришла и следующая мысль: «Действительно ли сорок литургий столь полезны для душ усопших, или Церковь советует совершать их для утешения живых?» И именно в этот миг Георгий погрузился в легкий сон.

И вот он видит, что находится на какой-то прекрасной равнине несравненной, неописуемой красоты. С подобной красотой не сталкивался ни один человек на земле. При этом он почувствовал себя недостойным этого священного райского места, и им овладел ужас. Он испугался, что его, по причине недостоинства, изгонят оттуда и бросят в глубины ада. Но тут же его успокоили другие мысли: «Если уж Бог благоволил мне оказаться здесь, то, значит, Он помилует меня и наставит на путь покаяния. Ведь я сознаю, что пока еще жив и нахожусь в теле».

После этой утешительной мысли Георгий увидел вдали чистейший ясный свет, который сиял ярче солнца. Он побежал навстречу этому свету, и ему открылась новая картина неизреченной красоты. Перед ним простирался необозримый сад, весь цветущий и источавший изумительное благоухание. Георгий сказал себе: «Я точно нахожусь в раю. О, какое блаженство ожидает тех, кто проводит добродетельную жизнь на земле!».

Исполненный восторга и ликования от созерцания этой премирной красоты, Георгий увидел некий прекрасный дворец великолепной архитектуры со стенами, сверкавшими сильнее золота и бриллиантов. Его вид невозможно описать человеческими словами. Юноша все больше приходил в изумление. Приблизившись, – о радость! – видит Георгий своего отца, всего сияющего, прямо перед дверью дворца.

– Как ты попал сюда, дитя мое? – с кротостью и любовью спросил он.

– Я и сам не знаю, отец. Я понимаю, что недостоин этого места. Но скажи мне, как ты очутился здесь? Чей это дворец?

– По благости Спасителя нашего, предстательством Божией Матери, Которую я особенно почитал, мне определено пребывать здесь. И я должен был войти сегодня во дворец, однако зодчий страдает от болезни – сегодня ему удалили зуб – и он не закончил свое сорокадневное строительство. Поэтому сюда я войду завтра.

После этих слов Георгий проснулся весь в слезах, исполненный не только восторга, но и недоумения. Всю оставшуюся ночь он уже не мог уснуть и провел время в молитве, прославляя Всеблагого Бога. Утром он пошел на литургию в митрополичий храм святой Фотинии. Затем, взяв просфору, святую воду и свечи, Георгий отправился в местность Миртакья, где находилась церковь Святых апостолов. Там он увидел, что отец Димитрий сидит на стуле в своей комнате.

Священник встретил Георгия с радостью: «Вот и я только что зашел сюда после Божественной литургии. Я как раз закончил сорокоуст». Эти слова он сказал, чтобы не огорчать Георгия.

Юноша же сразу принялся подробно описывать свое ночное видение. Когда Георгий заговорил о задержке со входом в здание из-за зубной боли домостроителя, священник затрепетал от страха и одновременно от изумления и радости. Он встал и сказал: «Это я, любезный Георгий, тот зодчий, который трудился над возведением дворца. Сегодня я не служил литургию, поскольку мне удалили зуб. Видишь, платок, который у меня в руках, весь в крови? Тебе же я сказал неправду, потому что не хотел тебя расстраивать».

Старец Даниил был сильно растроган этим благочестивым повествованием. Георгий посоветовал ему посетить и отца Димитрия, который в то время служил на приходе в храме святого апостола Иоанна Богослова. Священник рассказал ему то же самое и попросил записать эту душеполезную историю, что отец Даниил и сделал.

Мы нашли этот рассказ в рукописях старца с прибавлением: «Вышеизложенное я услышал в 1875 году, в октябре месяце. Приснопамятный Димитрий скончался в 1869 году».

Чем сильнее возрастает в душе монаха божественная любовь, тем больше он желает безмолвия, горы Кармила, где, как Илия, полностью смог бы отдать себя божественной любви. Это стремление к пустынной жизни опаляло и сердце отца Даниила. Он больше не мог жить вдали от нее.

Возвратившись из Смирны, старец был извещен, что отцы решили назначить его помощником игумена Ватопедского монастыря. Однако отец Даниил не мог поменять безмолвие на какие-либо важные должности, и поэтому, пробыв в Ватопеде пять лет (1876–1881), он оставляет эту обитель и, как лань⁹⁶, бежит в пустыню, на Катунаки. Он бежит туда, «где благоухание чебреца соперничает с небесным благоуханием мира, туда, где престают журчать ручьи, уступая место молитвам... туда, где даже скалы до сих пор влажные, ибо они пропитаны слезами святых» (Мораитидис).

Новым этапом подвижничества отца Даниила стала пустынная или, лучше сказать, совершенно «голая», убогая калива – две комнаты – и цистерна для воды. Здесь не было удобств Ватопеда, но одна нищета. Чтобы жить в таких условиях, необходимо иметь милосердных благотворителей, однако нужно и самому заниматься каким-то рукоделием. Отец Даниил сначала вязал носки, а позднее стал писать иконы. Его жизнь всегда сопровождали бедность и тяжелый труд. Достаточно только представить себе путь, который нужно было преодолевать от пристани скита святой Анны до келлии, чтобы доставить необходимые припасы. Кроме того, были затруднения с водой, поскольку среди этих скал нет источников. Необходимо довольствоваться только дождевой водой, как и поступают все отшельники.

Впрочем, все эти трудности облегчались духовными радостями. Теперь, как никогда до этого, он мог, не отвлекаясь, наслаждаться чтением Священного Писания и святых отцов, упражняться в молитве и размышлять о горнем. Теперь старец уделял чтению Священного Писания и святоотеческих творений больше времени, чем когда-либо ранее, он мог всецело предаться молитве и священному созерцанию, ощущая таинственное веяние Святого Духа. «Здесь, – говорил он вместе с небоявителем, – дуб Мамврийский... Здесь небесная лествица и ангелы, снисходящие и восходящие... Здесь – гора Кармил... Здесь – гора Елеон... Здесь – прямой и узкий путь, ведущий в жизнь».

Особое духовное утешение отец Даниил испытывал от изучения «Добротолюбия». Оно почти всегда было в его руках. Старец сильно печалился, когда слышал, как некоторые нерадивые монахи называли «Добротолюбие» «прелестолюбием». Он говорил, что они сами находятся в прелести и не в состоянии разыскать ключ от бесценной сокровищницы. Ключ же этот – любовь к Богу, смирение и послушание.

Он так хорошо знал «Добротолюбие», что мог сказать, в какой главе находится тот или иной отрывок. Часто можно было видеть, как отец Даниил клал на подставку какой-нибудь том и увлеченно углублялся в чтение.

Три с половиной года прожил он в пустыне один. «Прииди, Единый, к единому. Прииди Тот, Которого жаждет страждущая душа моя. Прииди, Вечная Радость» – такими словами молился старец Святому Духу, Небесному Царю, когда на него нападали бесы. Однако он не подвергся смертельной опасности в пустыне, как это часто происходит с отшельниками, потому что покрывала его благодать смиренномудрия. Старец Даниил прошел через горнило послушания. «Как для неопытного воина, по слову преподобного Иоанна Лествичника, небезопасно оставлять укрепление и вступать самому в битву, так и монаху, не имеющему опыта и практики борьбы с душевными страстями, стремиться к безмолвию». Отец Даниил был уже готов к единоборству с диаволом, от которого в те годы, несомненно, претерпел много искушений. Мы не знаем подробностей этого периода жизни подвижника, однако последующие события показывают нам, что именно тогда он получил богатые Божии благословения.

Отец Даниил поселился на Катунаках около 1880 года. Через три с половиной года он принял первых учеников. Многие души, подобно пчелам в поисках нектара, стали прибегать к отцу Даниилу, как к некоему цветоносу в этом безводном крае. Привлекаемые его добродетелями и мудростью, они просили принять их в ученики. Одними из первых были отец Афанасий из Патр (1883 г.) и отец Иоанн из Гревены (1884 г.).

Именно в это время посетил отца Даниила и Мораитидис. Все тогда только начиналось: храм, келлии, иконопись, каменные седалища, гостиница, беседка. Ах, эта беседка, эта безмолвная свидетельница! Она слышала толкования святоотеческих творений, исповеди, духовные беседы, повечерия, воспоминания, которые звучали на фоне лазурного Эгейского моря. Там, вдали, за морем простирается «мир» в евангельском смысле этого слова. Но ни шум, ни стоны этого мира не достигают досюда. И когда смотришь с высоты на открытое море, оно кажется бездной, расположенной перед райским уголком Катунак.

Горчичное зерно растет день за днем из года в год и выросло, и стало большим деревом⁹⁷. Души, жаждущие лучшей жизни, бегут от волнений мира в пустыни: «Возжада душа моя к Богу Крепкому, Живому»⁹⁸, чтобы охотно склониться под послушание у старца Даниила.

К первым двум ученикам добавились отец Даниил и отец Стефан из Малой Азии, отец Мелетий из Эпира, отец Дамаскин из Северного Эпира, отец Константин с Митилены, отец Герасим из Афин, отец Геронтий и отец Нифонт. Они не посчитались с суровыми условиями жизни на Катунаках, ведомые трудами, добродетелями и рассудительностью человека Божия. Человек Божий, отрицаясь себя, взявший крест свой, чтобы последовать за Распятым, становится единым со Христом, Который вечно живет во святых Своих. «Я сораспялся Христу. И уже не я живу, но живет во мне Христос»⁹⁹, – проповедует апостол Павел.

Вокруг такого человека, каким являлся отец Даниил, сосредоточились все душевные и телесные силы братий. Монахи, расширяя свою каливу, приносили воду из скита святой Анны, выращивали маслины, ухаживали в летние месяцы за маленьким садиком. В строительстве храма, которое было завершено в 1905 году, большую поддержку оказал известный своей святой жизнью иеромонах отец Кондратий из монастыря Каракал – другой великий представитель современного афонского подвижничества, которому мы посвятили восьмую часть этой книги. В новогодний день 1906 года, после всенощного бдения, на которое стеклось множество монахов, храм был освящен митрополитом Касским и Карпафийским Нилом.

Пот и труды братий принесли плоды. «Уютная двухэтажная калива была воздвигнута с келлиями, приемной, иконописной мастерской, величественной галереей с видом на море и с прекрасным храмом на нижнем этаже в честь преподобных отцов, на Афоне просиявших, – радость и украшение этой каменистой, бесплодной горы, подобно белоснежной лилии, произросшей на камне и источающей святость и мир» (Мораитидис).

Необходимо заметить, что во время строительных работ не прекращались всевозможные препятствия и искушения. Враг не хотел устроения обители. Помимо всего прочего, Великая Лавра, которой подчинялась калива, обвинила отца Даниила в том, что это строительство служит пропагандистским планам русских! В какой-то момент, когда искушения достигли крайнего предела, братия даже хотели покинуть Катунаки. «Горести и скорби окружали нас, – писал первый ученик старца Даниила, – нигде не могли найти мы прибежища и поддержки. Всюду тьма, везде безнадежность». Но все же искуситель был постыжен. Многие препятствия благополучно разрешились чудесным образом, о чем мы расскажем ниже.

В 1904 году было решено построить большое здание. Архитектор Георгий, албанец по происхождению, начал закладку фундамента. Но из-за обвинений и клеветы Лавра отменила разрешение на строительство, и работы прекратились на шесть месяцев. Когда же вновь было получено разрешение, Георгий был уже занят где-то в другом месте, и работы поручили мастеру Василию, также албанцу, который до этого работал на русском подворье в Карее. Это был замечательный мастер и отличный инженер. Он тщательно изучил грунт, где предыдущий мастер положил фундамент, и нашел его непрочным. Мастер стал копать дальше и только на глубине 2,5 метра обнаружил твердый камень. Таким образом, большое здание было заложено на твердом и прочном основании, и, кроме того, образовалось пространство для обширного погреба, который как раз был необходим для устройства складского помещения. В этом видится чудо Промысла Божия. Неблагоприятное Он обратил в противоположное. Неисповедимы суды Господни!

Среди всех этих испытаний едва не погиб послушник отца Даниила Афанасий, который подвизался у старца уже четыре года. Как-то один знакомый монах принес двух лещей – пища, незнакомая для суровой аскетической жизни пустыни, действительно приятное добавление к скудному столу! Отец Афанасий сел за стол голодным и очень уставшим. То ли из-за невнимательности, то ли по действию диавола уже на втором куске одна большая кость из хребта рыбы застряла у него в горле. Боль, судорога в горле, трудность дыхания, удушье!

Обеспокоенный старец взял свечу и попытался протолкнуть кость, но ничего не получилось. Он дал больному съесть корочку хлеба – бесполезно. Не видно было никакого выхода, смерть казалась неизбежной. Старец залился слезами. Однако, несмотря на то что горло страшно распухло, смерть не наступала. Прошел вечер, наступила ночь, близился рассвет нового дня.

Старец Даниил обратил свои мысли к святому Павлу, патриарху Константинопольскому. Светлый луч надежды осветил его лицо. «Афанасий, давай отслужим литургию в честь святого Павла Исповедника. Этот святой имеет благодать от Бога исцелять страдающих от болей в горле, поскольку за исповедание единосущия Отца и Сына ариане задушили его, обернув святительский омофор вокруг шеи».

Афанасий не мог говорить, но, согласившись, стал взывать в своем сердце к святому патриарху о помощи. И тут ему в голову пришла спасительная мысль просунуть в рот палец и вытащить кость наружу. Немедля он так и сделал, и вот кость размером в два с половиной сантиметра уже у него в руке. «Дивен Бог во святых Своих!». Не успел он еще просить помощи у святого, как незамедлительно пришел ответ.

Спасенный от верной смерти, отец Афанасий сможет теперь, среди других трудов, путешествовать по Святой Горе, собирать пожертвования для нужд монастыря от разных людей. Он сможет организовать проповедь и продажу икон. Ведь строительство ввело братию в такие расходы... Позднее в своем дневнике он описывал результаты своих трудов:

«Пожертвования на строительство дома и храма: Иоанникий, художник, – 22 гроша. Пахомий, критянин, – 22,20. Спиридон, врач, – 120 грошей. Паисий, кидониец, – 67,20. Ватопедский скит: монах Иродион – 22,20. Ватопедский монастырь: о. Азарий – 22,20. Духовный мой отец Матфей из Каракала, давший мне свидетельство священства, пожертвовал 50 золотых наполеондоров (5000 грошей)... Первая моя поездка по Святой Горе с 13 по 30 октября 1904 года принесла 7722 гроша».

Лишь ценой подобных трудов и потрясений мог заселяться такой суровый и негостеприимный край, как Катунаки.

В 1928 году, когда отец Даниил находился уже на закате своей жизни, братия с весьма далекого расстояния провели в свою каливу по трубам ключевую воду. С тех пор калива старца Даниила превратилась в подлинный оазис для утомленных путешественников, приходивших из скита святого Василия, Керасьи, Кавсокаливии или из скита святой Анны. И не только для них, но и для подвижников, которые, отдохнув под ее гостеприимным кровом, затем продолжают свою титаническую борьбу с диаволом посреди пустыни с ее нерушимым безмолвием.

Сегодня, проходя через Катунаки, можно видеть удивительное сооружение, которому положил начало старец Даниил. Теперь его труд продолжают его преемники, которым, как мы надеемся, досталось в наследие не только имя старца, но и приобретенная им благодать. Поистине калива данилеев представляет собою тихий уголок пустыни, где царит безмолвная жизнь и сосредоточенная работа, как в муравейнике. И сами собой вспоминаются слова пророка Исаии: «Радуйся, пустыня жаждущая, да веселится пустыня и да цветет яко крин... яко многа чада пустыя паче, нежели имущия мужа»¹⁰⁰.

Письмо это адресовано выпускнику богословского училища на острове Халка господину Георгию Папагеоргиадису, преподавателю Ватопедского училища.

«От всей души обнимаю и с радостью приветствую возлюбленного господина Георгия Папагеоргиадиса!

Я обеими руками схватил и со вниманием и чрезвычайной радостью прочел драгоценное для меня письмо, и не только его, но и вложенные листки с речами, произнесенными в честь приснопоминаемого Д. Вернардакиса. И я чрезвычайно возрадовался духом, ибо с изумлением и величайшей радостью узнал о сверхъестественных, так сказать, природных дарованиях этого великого человека, которого Божественный Промысл явил нашему поколению, чтобы прославить греческую культуру. Этот человек, подобный новому Еврипиду или рассудительному Фотию, ибо он обладал таким же воображением, рассудком и серьезностью, должен был побудить всех боголюбивых и благочестивых людей, сложивших в его честь похвальные речи, к прославлению Самого Всеблагого Бога, Который по временам возжигает такие светильники, поистине получающие жемчуга премудрости от Самого Подателя света. Ибо всяк дар совершен свыше есть, сходяй от Отца светов¹⁰¹.

Так вот, возлюбленный, если бы столь несомненное плодородие духа, такой необычайный талант и прочие столь многочисленные сверхъестественные дарования, украшавшие этого блаженной памяти мужа, были достижениями нашей греховной природы, то должно было бы появиться множество таких людей. Ведь разве мало существует любителей мудрости и учения, которые прилагают чрезвычайные усилия, чтобы стать такими же мудрецами? Однако никто из таких людей не достигает осуществления своих чаяний.

Из сказанного ясно, что благодать Всесвятого Духа в щедрости своей с малых лет наделяет столь выдающихся людей такою премудростью и духовным плодородием да и потом не оставляет их своей заботой, чтобы они, сделавшись богомудрыми мужами, могли принести пользу науке и Церкви.

Поскольку же этот приснопоминаемый профессор преумножил дарованную ему от природы премудрость посредством православного образа мыслей, превзойдя своей ученостью и глубокомысленностью даже европейцев, гордящихся своим прогрессом, то и надлежит всем нам, грекам и благочестивым христианам, почтить его, моля Всевышнего о упокоении его блаженной души, которую да сопричтет Господь к верным Своим рабам. Аминь.

Я прошу также, чтобы Вы при случае прислали мне и другие похвальные слова, как только сможете получить их, согласно тому, что сказано в Вашем письме.

Как я вижу, Вы спрашиваете меня, закончено ли строительство храма и корпуса. Спешу Вас уведомить, что из-за угрожающих долгов и тяжелого финансового положения строительство находится на той же стадии, что Вы и видели, кроме трех комнат и трапезной, которые Стефан едва закончил. Чтобы оштукатурить их, равно как и притвор и потолок в храме, я вынужден был пригласить двух мастеров, которым, кроме пропитания, заплатил 10 османских лир.

Среди этих скорбей мне и самому приходится работать целый день: то – чтобы уплатить долги, то – чтобы обеспечить питание и содержание общины да и других братий, которым приходится оказывать гостеприимство при отсутствии необходимых для этого средств.

Но да будет тысячу раз прославлен Всеблагий Господь! Хотя мы и остаемся в неблаговидном положении, не имея ни малейших доходов, равно как и какой-либо поддержки извне, однако снова я выплатил в этом году 42 османских лиры, не считая текущих расходов. Все это, конечно, благодаря нашему смиренному рукоделию.

Заботы доставляют мне много печали, поскольку, вместо того чтобы находиться в безмолвии и проводить время с пользой, я нахожусь среди искушений и скорбей. Но да будет благословен Бог, и я уверен, что достигну желаемого.

И поскольку мне не хватает времени для завершения моего малого труда, посвященного устройству монашеского жития, я прошу прощения, что задержался с отправкой посылки, которую отошлю Вам, как только смогу. Я уверен, что та жажда, с которою Вы ее ожидаете, получит удовлетворение. Но не думайте, что я прилагал усилия, собирая этот материал, только для того, чтобы помочь Вашему другу, который собирается писать на данную тему. Ведь, если бы дело обстояло таким образом, я отослал бы его к творениям отцов Церкви, собранным в Патрологии¹⁰², в которых речь идет об упомянутом вопросе. Однако я пишу этот свой труд главным образом ради Вас, чтобы Вы могли получить неискаженное представление о монашеской жизни и открыли для себя то таинственное учение, заключенное в монашеском миросозерцании, о котором многие судят превратно. Если же это поможет Вашему другу подобрать соответствующие источники, а в дальнейшем изучить и те места из Священного Писания, к которым я его отсылаю, я буду считать свой труд успешным.

Очень прошу засвидетельствовать мое нижайшее почтение святому предстоятелю предостойному Анфиму и моему знакомцу, прежнему игумену, достойному Герману. Иеромонах Афанасий вместе с остальными членами моей общины приветствуют Вас о Господе.

Вашей высокой учености покорнейший слуга монах Даниил, иконописец.

Катунаки, 12 марта 1907 г.

P.S. Пожалуйста, пришлите мне второй том „Символического богословия» Месолороса, изданный за счет Ватопедского монастыря, о чем сообщает сам автор в предисловии».

Старец Даниил, от природы одаренный жаждой познаний, буквально проглатывал святоотеческие книги, обогащаясь дарами Духа. К тому же он имел счастье знать преподобных мужей большой святости: начиная с дядюшки Анастасия и заканчивая патриархом Иоакимом, преподобным Арсением и добродетельными отцами Святой Горы. Он многое почерпнул из их духовного опыта. Обогатили его и три с половиной года безмолвия. Мир его души очистился, и божественная мудрость, «благолепнейшая солнца», почила на нем. И она не осталась без дела, а тотчас же была востребована для служения любви.

Когда Святую Гору посещали высокопоставленные и уважаемые люди, какими были, например, посланники русского царя, желавшие познакомиться с самыми добродетельными и мудрыми монахами, им представляли двоих: старца Даниила и старца Каллиника Исихаста. По общему мнению, они были самыми знаменитыми личностями Святой Горы.

«Со своим благообразным лицом, излучавшим неяркий свет, полуседой бородой, светлыми волосами и почти лазурными глазами» – как описывает старца его духовный сын, – сидел он, терпеливо выслушивая «с кротостью агнца» проблемы святогорских отцов и благочестивых паломников, а потом делился с ними своими познаниями и духовным опытом.

Скольких монахов, впавших в различные заблуждения по неведению или по гордости, спасло вмешательство старца Даниила! На этом пустыннике, подобно соименному пророку, был Дух преизобильный, и премудрость, и смысл... сказуя сны и возвещая сокровенная и разрешая соузы¹⁰⁴.

В городе Стика Северного Эпира жил некий Димос – добрый христианин, имевший простую веру, по профессии строитель. Однажды ночью ему приснился сон, где ему было указано место сокрытой в земле церкви. Он собрал всех своих соседей, попросив их взять кирки и лопаты, и начать раскопки в указанном месте. Так был обнаружен храм. Глубоко удовлетворенный случившимся, Димос сильно возгордился своим подвигом и с радостью принимал общие поздравления. Когда же лукавый помысел прошептал ему: «Смотри-ка, Димос, ты не простой человек, ты избранник Божий...», он принял этот помысел без возражений.

Поскольку Димос был строителем, ему впоследствии пришлось работать на Святой Горе, где он участвовал в сооружении какого-то здания в Ватопедском монастыре.

В этой обители очень почитается преподобный Евдоким. Сведений о его жизни почти не сохранилось, мощи же были случайно обретены в 1840 году в монастырской усыпальнице нетленными и прославились чудотворениями. Димос очень благоговейно относился к преподобному, однако постепенно внушил себе, что и святой, со своей стороны, оказывает ему особое покровительство. Поскольку же предание не сохранило сведений о происхождении святого, Димос вообразил, что он родом из Албании.

– Преподобный – албанец, так же как и я, – принялся во всеуслышание утверждать он.

– Но откуда ты это знаешь?

– Албанец он. Разве вы не видите, что голова его приплюснутая? Потом однажды, когда я молился ночью по четкам и просил преподобного открыть место своего происхождения, он явился мне, как живой. Он сказал: «Я албанец из Стики, мы даже родственники...».

Отцы стали подозревать, что диавол вовлек Димоса в прелесть.

– Когда он снова явится тебе, – сказали они, – сотвори крестное знамение. И если это действие диавола, он тотчас исчезнет.

Однако было уже поздно. Диавол прочно завладел сердцем Димоса и не мог удалиться без борьбы.

В то время на Афоне довелось быть епископу Родостольскому Александру, которому сообщили об этом странном видении и спросили его мнение. Епископ встретился с Димосом и пришел к выводу, что видения были от Бога: «Поскольку Димос творит молитву по четкам и осеняет себя крестным знамением, его видения посланы Богом».

Димос после этого возгордился еще больше: ведь даже архиерей уверился в истинности его видений. Позже он написал огромную книгу, полную сверхъестественных тайн. Чего тут только не было: откровения, пророчества о будущем, предсказания о войнах и пришествии святого Константина, знамения и чудеса.

– Ну не может все это быть от Бога. Здесь одна путаница и бред. Что за странные вещи! – говорили между собой отцы.

– Почему бы нам не спросить старца Даниила? Он мог бы разрешить наши недоумения.

Взяв с собой эту рукопись Димоса, они отправились к старцу.

Как только отец Даниил прочитал первые страницы, он сразу понял, в чем дело.

– Здесь пляшут бесы! – сказал он.

Потом старец составил заметку по этому вопросу, с цитатами из Священного Писания и святых отцов, и отослал в Ватопед. Больше не оставалось ни малейшего сомнения насчет прелестного состояния Димоса. Однако когда ему сообщили об ответе, он сделался безумным:

– Если архиерей и столько священников признали, что все эти откровения от Бога, как посмел старец сомневаться! – вопил он по-албански.

А между тем старец Даниил не ограничился только постановкой диагноза: любовь заставила его молиться. И вот результат – у Димоса прекратились откровения.

Позднее отцам удалось привести Димоса в Катунаки, где старец Даниил принял его с любовью. Однако, когда он стал разъяснять Димосу, что святой Евдоким, которого тот якобы видел, на самом деле был замаскированным бесом, Димос не выдержал света истины. Он вскочил со своего места и в исступлении закричал: «Если архиерей!..».

И все-таки жизнь заставила Димоса вернуться на путь истинный, поскольку диавол больше ему не являлся. Все отцы убедились в его прелести, и даже сам епископ Родостольский поздравил старца Даниила с его успехом.

Поистине, как говорит апостол Павел, диавол принимает вид ангела света¹⁰⁵, и горе тому, кто обольстится этим внешним светом.

«Грешнику легко покаяться, а вот впавшему в прелесть – трудно, если не изобличить диавола. Когда его выявляют, он становится бессильным и вынужден исчезнуть», – часто говорил старец Даниил.

К числу спасенных старцем от прелести относится и один учитель с Керкиры, который говорил, что имеет тесную связь... со святым Спиридоном.

Этот человек смешал христианство со спиритизмом и прелестью. Он верил, что может совершать удивительные чудеса. Все светское общество говорило о нем. Его прекрасно знали и врачи в больницах.

Злой дух являлся этому человеку в образе святого Спиридона, который велел ему держать во время молитвы зажженную свечу. Когда же свеча будет догорать и начнет жечь руку, ее не следовало тушить, но терпеть, как если бы это было мученичеством. Бес запретил учителю причащаться в церкви: следовало употреблять гной из раны, якобы равнозначный Святому Причастию. Можно себе представить, какие язвы были у этого человека на руках!

Кроме того, во время прогулок со своими учениками учитель читал молитвы, которыми мог собирать и разгонять тучи или заставить идти дождь. Однако ученикам не было от этого никакой пользы, потому что после этих молитв и «чудес » он принимался говорить какую-то бессмыслицу.

Но когда у этого учителя отнялись от ожогов руки, он попросил одного человека о помощи. Тот привел его в Катунаки. Здесь старец Даниил объяснил прельщенному, чем отличаются чудеса Божии от чудес диавола, и таким образом избавил его от бесовской власти.

Исцелил отец Даниил и одного жителя Калавриты, который при помощи диавола выучил наизусть все Евангелие и мог без вреда для себя проходить через огонь, а также некоего русского монаха, который творил по три тысячи поклонов в день. На этом случае следует остановиться подробнее.

Когда старец Даниил был в Русике, он прослышал о каком-то монахе, подвизавшемся в кафизме за пределами монастыря, как о великом подвижнике. Он держал строгий пост, носил самую убогую одежду, даже зимой ходил босой и т. п. Кроме всего прочего, он ежедневно творил по три тысячи земных поклонов, хотя монашеское правило требовало только триста. Все прочие монахи им восхищались. «Вот подлинный монах, всецело преданный подвижничеству», – говорили о нем.

Отец Даниил, хотя и был тогда еще молод, не высказывал такого изумления. Его прозорливый взор усмотрел здесь иное состояние, отличное от угождения Богу. И, самое главное, отец Даниил заметил, что дверь в той каливе постоянно была приоткрыта, так что все проходящие мимо могли видеть подвиги этого монаха.

Любовь к брату подвигла отца Даниила рассказать об этом игумену, чтобы спасти брата от прелести. Тогда игумен отправился в каливу к этому «великому подвижнику».

– Как идет твоя жизнь, отче?

– По твоим молитвам, старче, хорошо. Борюсь со страстями и оплакиваю свои грехи.

– А что же ты не приходишь ко мне на откровение помыслов?

– Что я тебе могу сказать? Ты и так все знаешь. Я грешник, но подвизаюсь по мере сил.

– Как же ты подвизаешься? Творишь ли поклоны?

– Да, старче, творю некоторое количество.

– И сколько же?

– Да по твоим молитвам три тысячи в день.

– Как? Почему три тысячи? Кто тебе дал на это благословение? Что ты хочешь этим доказать? Хочешь изобразить великого подвижника? С сегодняшнего дня делай только пятьдесят поклонов. Тогда у тебя не будет повода для гордости.

Старец ушел. Надрез был сделан, и весь гнойник вышел наружу. А в результате случилось нечто невероятное.

Этот монах, некогда великий подвижник, совершил поворот на 180 градусов. Он не мог сделать и пятидесяти поклонов! Вместо ветхой одежды стал носить наилучшую, а его бедная некогда трапеза теперь включала самые лучшие блюда.

Неудивительно, что другие отцы не могли поверить своим глазам. Теперь они поняли, что все чрезмерные подвиги творились только под действием духа гордыни. Этим можно объяснить и столь поразительную перемену: ведь дух гордости стремится к крайностям. Все крайности, излишества и нарушения меры, согласно отеческой мудрости, суть от диавола.

Во второй половине XIX века в Афинах развил активную проповедническую деятельность Апостолос Макракис (1831–1905 гг.). Получивший отличное богословское и философское образование, он пользовался большим успехом.

Некоторые из взглядов Макракиса послужили поводом для споров. В числе его противников оказался и отец Даниил. В 1898 году он даже издал об этом книгу. Против неправильных мнений Макракиса старец выступал не только письменно, но и устно.

Один близкий друг и последователь Макракиса, также по имени Апостолос, посетил Святую Гору, чтобы привлечь на свою сторону и тамошних монахов. Пришел он и в каливу старца Даниила, где встретил очень дружелюбный прием. Во время беседы Апостолос принялся в восторженном тоне восхвалять взгляды своего учителя. Старец внимательно слушал Апостолоса и как будто бы тоже разделял его энтузиазм. Он не высказывал ни недовольства, ни несогласия, не отвергая собеседника, в отличие от попутчиков Апостолоса, которых тот встретил на катере по дороге на Святую Гору. (Они, по его словам, едва не выбросили проповедника в море!) Старец дал гостю излить свои чувства. Как опытный врач, он знал, когда и где произвести хирургическое вмешательство.

Беседа продолжалась и наконец пришла к основному пункту – о трихотомии, учению о «трёхсоставности» человека.

Макракис утверждал, что человек состоит из тела, души и духа; причем тело и душа взяты из земли, в то время как дух – это Святой Дух Божий.

Теперь заговорил старец Даниил, чьим словам сопутствовала Божия благодать, и Апостолос увидел, как разбиваются идеи его учителя.

– Скажи мне, пожалуйста, сошел ли Господь наш Иисус Христос во ад в Великую Субботу или нет?

– Конечно, – отвечал Апостолос.

– А какова цель этого сошествия?

– Чтобы освободить души, ввергнутые во ад.

– Чьи души?

– Души Адама, Евы, всех праведников и даже самого Иоанна Предтечи.

– Вот оно что! Но как же ты, будучи последователем Макракиса, сам ниспровергаешь умствования своего любимого учителя? Макракис ведь проповедует, что души умерших возвращаются в землю, подобно душам животных. Неужели Христос сошел во ад, чтобы освободить третью составляющую человека, которая, по мнению Макракиса, есть не что иное, как Дух Божий? Ты видишь, мой любезный, сколь порочна ересь твоего учителя? Видишь, в какие бесовские путы он попал?

После этих слов Апостолос надолго замолчал. Наконец он сложил оружие и оставил последователей Макракиса, перейдя в противоположный лагерь. Никто не мог ожидать такой разительной перемены.

Нечто подобное произошло с Ксенофонтом Папамихаилом, врачом из Фессалоник, который был всей душой предан учениям Макракиса. Он даже опубликовал две статьи в журнале «Григорий Палама», в которых превозносил до небес взгляды своего учителя, считая его мудрейшим человеком, превосходящим всех своей святостью. Ему казалось, что почти все находятся в прелести, в то время как Макракис – светлая звезда Православия.

Написав несколько писем, святогорский старец успешно развеял заблуждения врача, который после этого всегда испытывал к старцу Даниилу безграничное почтение и любовь.

И такие перемены происходили во многих. Старец имел потрясающую силу убеждения. Говорят, что и отцы из Лонговардии на острове Парос из яростных последователей Макракиса стали его убежденными противниками.

* * *

Отец Алипий из монастыря Ксенофонт выделялся чрезвычайной ревностью. Он особенно любил удаляться в уединенные места и творить там молитву Иисусову: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя». Каждый раз во время молитвы его душа приходила в трепет от невыразимой небесной радости.

Однако в какой-то момент дело приняло дурной оборот. Отец Алипий сам не мог понять, что произошло, однако был не в состоянии продолжать молитву. Как только подвижник пытался произнести ее хотя бы один раз, тут же происходило нечто страшное и необъяснимое: он начинал трястись всем телом. «Вещь необыкновенная и достойная удивления, – писал об этом сам старец Даниил. – Когда дрожало его тело, одновременно то же самое происходило и с окружающими. Иными словами, когда отец Алипий стоял на богослужении и творил молитву Иисусову, те братия, которые стояли рядом в соединенных друг с другом стасидиях, начинали как бы приплясывать и сотрясаться вместе с ним. Когда же находился он в своей келлии, то и она вместе с соседними келлиями ходила ходуном, подобно Везувию. Это и в самом деле нечто неслыханное» (письмо к старцу Каллистрату, 2.04.1911 г.). Сотрясалась и земля. Сколько старцев и духовников Святой Горы встречалось с отцом Алипием, сколько заклинательных молитв они прочли... Все безрезультатно.

Дело принимало трагический оборот. Поскольку отец Алипий занимался молитвой Иисусовой много лет, то не мог так просто перестать ее творить. Поэтому случалось, что он, находясь в келлии, в церкви, в трапезной, на послушании, по привычке произносил в уме священные слова. И тогда кровать, стасидия, стол или другие предметы немедленно приходили в движение. А если рядом оказывался кто-то из отцов, то и они подпрыгивали в воздух!

– Перестань творить молитву, отец Алипий. Разве не видишь, что из-за этого происходит?

– Но я же не виноват. Я произношу ее невольно. Простите меня, отцы.

Когда уже все потеряли надежду, вспомнили об отце Данииле. Тогда эконом монастыря отец Аверкий отправился с отцом Алипием на Катунаки. Ночь застала их в монастыре Симонопетра.

– Будь внимательнее, отец Алипий. Когда мы войдем в монастырь, не произноси молитву, а то мы напугаем братию.

Однако в притворе церкви монах забылся и произнес ее один раз. Немедленно случилось... целое землетрясение! На следующий день они прибыли на Катунаки.

Старец Даниил выслушал пришедших, а затем уединился с отцом Алипием.

– Я не духовник, – сказал он ему. – Но мне необходимо знать подробности твоей духовной жизни. Поэтому давай проведем общую исповедь, а потом ты расскажешь мне, как это случилось у тебя в первый раз.

– В ту ночь я бодрствовал в часовне на винограднике неподалеку от монастыря и молился по четкам. Вдруг послышался стук в дверь. В своем сердце я почувствовал страх и задрожал всем телом, однако продолжал молиться. Через какое-то время удары стали сильнее. Задвижка стала ходить вверх-вниз. Вскоре затряслась и дверь. Послышался один сильный удар, за ним другой. Я понял, что происходит что-то бесовское. Я подошел к двери, но ничего не увидел. Потом опять удары и дрожь по всему телу. Я уверился, что все происходящее – от диавола, но не обращал на это внимания и с еще большей ревностью продолжал читать Иисусову молитву. Однако удары продолжались. При этом не только тряслись мое тело и дверь, но и вся церковь пришла в непонятное движение. С тех пор, когда я перестаю творить молитву – все успокаивается, когда начинаю ее произносить – все дрожит. Вот такие дела, святый старче.

Отец Даниил погрузился в раздумья. Это был беспрецедентный случай, но он не испугал старца. Ведь для духоносных отцов не может быть необъяснимых явлений. «Духовный, – пишет апостол, – судит о всем»¹⁰⁶. И вдруг старец, словно испытав некое озарение, спросил монаха: «Отец Алипий, когда ты услышал первые сильные удары в дверь и понял, что это дело бесовское, о чем ты подумал в этот момент? Какие чувства наполнили твою душу? Страх и робость или бесстрашие и пренебрежение? А может быть, что-то другое?».

Отец Алипий подробно описал свое состояние, и старец Даниил нашел объяснение этому явлению. Когда диавол поднял шум, отец Алипий подумал про себя: «Пусть стучит сколько хочет, он не оторвет меня от молитвы. Разве не происходило подобное и с Антонием Великим? Является ли эта дрожь в моем теле действием благодати Божией или ненавистника добра с его завистью, я до последнего моего издыхания не перестану творить молитву Иисусову, и диавол будет посрамлен». Таким образом, как только отец Алипий неосмотрительно подумал, что достиг высоты Антония Великого, его объяло на первый взгляд незаметное облачко гордости. А молитва, оскверненная самомнением, уже не была угодна Богу. Старец Даниил объяснил отцу Алипию, что произошло, и посоветовал: «В дальнейшем твори молитву со смирением и сокрушением сердца. Вникай в слова, которые произносишь. Верь в то, что ты недостойный грешник, подсудимый в очах Божиих. Считай сотрясения твоего тела действиями бесовскими. Обращайся при этом умом ко Христу, прося у Него прибежища. Только так можно привлечь благодать Божию».

Так монах, мучимый диаволом, нашел путь к своему исцелению. Теперь он молился со смирением и был умиротворен. С тех пор он с еще большей ревностью предавался духовным подвигам, но при этом стремился стяжать смирение. Известно о нем также, что он получил благодать изгонять бесов. Так, один бесноватый, по имени Евдоким, с острова Тинос во время пребывания в монастыре Ксенофонт был исцелен отцом Алипием. И что это был за бесноватый! Евдоким не только издавал вопли и сквернословил, но и много раз разрывал свои узы. К тому же он постоянно находился в телесной нечистоте. Чтобы добиться его исцеления, отец Алипий трудился целых три года!

Чем выше поднимается человек, тем большим подвергается опасностям, особенно если он лишен при этом опытного духовного руководителя, способного различать духов¹⁰⁷.

Подобное произошло и с монахом монастыря святого Саввы отцом Каллистратом. Около сорока лет подвизался он, исполненный божественной ревности, в монастыре святого Саввы и в других пустынных местах Палестины, например в пещере Кораки близ Нево – горы, на которой был погребен пророк Моисей. Несмотря на многочисленные победы над незримыми врагами, к концу своей жизни он впал в прелесть. Отец Каллистрат принимал как Божественную благодать то сатанинское действие, которое посещало его в часы молитвы и заставляло его трепетать всем телом.

Например, совершалось последование утрени, и вдруг другие монахи замечали, как отец Каллистрат внезапно приходил в движение и весь начинал дрожать. Однако, когда об этих явлениях заходила речь, он принимался защищаться, уверяя, что они являются следствием изобилия благодати Божией. Ссылался он, конечно, и на отрывок из Евангелия от Иоанна: «Иисус, когда увидел ее (Марию, сестру Лазаря) плачущую и пришедших с нею иудеев плачущих, Сам восскорбел духом и возмутился»¹⁰⁸.

Таков уж древний обычай всех прельщенных: пытаться подкрепить свою прелесть или ересь текстами из Священного Писания. То же делают и еретики пятидесятники, которые верят, что их посещает «Святой Дух», когда они страшно трясутся, временами падают и катаются по земле. И хорошо еще, если только это!

Братия монастыря были очень смущены состоянием монаха. Они обращались к отцу Каллистрату с наставлениями, просили его образумиться. Однако у них не было достаточной духовной силы, чтобы убедить отца Каллистрата, что дело в прелести. Сам же он, хотя и верил, что находится под действием Божественной благодати, все же испытывал некоторое смущение. Поэтому, услышав о рассудительности старца Даниила, монах решил спросить его мнения.

28 марта 1911 года он послал в Катунаки письмо, где подробно описал все, что с ним происходило. Рассказал отец Каллистрат и о соблазне братий, которые не смогли различить действие благодати! При этом он просил отца Даниила указать ему способ, как избежать смущения окружающих.

2 апреля мудрый старец с Катунак приготовил ответ. В нем он подробно остановился на отличии сердечного трепета, который производит Божественная благодать, от неподобных движений и сотрясений плоти, происходящих от прелести.

При помощи веских доводов старец показал монаху, что его «странные движения и терзания плоти» ничего общего не имеют с благодатным действием.

Он говорил и о необходимых условиях для «нелестного приобщения благодати». Это подлинное отречение от мира, полное подчинение и предание себя опытному старцу, совершенное отсечение своей воли, безропотное терпение всех искушений, неукоснительное исполнение каждодневного монашеского правила, чистая исповедь...

Старец Даниил напоминал монаху слова великих преподобных отцов трезвения, и особенно святого Григория Синаита, что во время молитвы не следует представлять никакой свет, ни огонь, ни образ Христа или ангела. Но должно сохранять ум бесцветным, безвидным, без образов, без мечтаний. Лукавому бесу хорошо известно, что явление Божественной благодати как «свет восходящий» или как «трепетное ликование», и поэтому он являет нечистые, сходные образы и действия, чтобы прельстить подвижников, если они не поймут, в чем дело. Присутствие некоторых подлинных знаков благодати может впоследствии привести их, если нет истинного духовного наставника, к прелести. Враг знает, как соблазнить и «тайно» обмануть их. Злоначальный змий всегда начеку, чтобы исказить высокую цель умной молитвы. И часто случается, что человек думает, будто сделался безмолвником, в то время как в действительности он всего лишь «мечтатель» и игрушка лукавых духов.

Старец также подчеркивал в письме, что благодаря действию благодати человек становится трезвенным, мирным, непоколебимым душевно и телесно, благоговейным. Более того, тело часто становится совершенно неподвижным, в то время как ум погружается в Божественные созерцания. «Во время молитвы тела многих святых казались другим добродетельным мужам как бы мертвыми и неподвижными, и только когда прекращалось это Божественное действие, они приходили в себя». И никогда не бывало, чтобы святые являли подобные движения, приносящие не пользу, а только соблазн.

В одном месте старец Даниил сделал следующее благодатное замечание: «Если ты, отец Каллистрат, считаешь свое поведение правильным и безупречным, тогда пусть все остальные шестьдесят отцов вашего монастыря станут подражать тебе. Пусть будут они трястись во время богослужений и литургий. Вообрази, что тогда будет!».

Он подчеркивает и другое правило. Божественная благодать, обитающая в сердце богоносного человека, обычно проявляет Свои действия и богоявления не посреди людей, но в уединении, в келлии или в пустыне.

Хотя богопросвещенный старец многими доводами разоблачил заблуждения Каллистрата, однако в конце письма подал ему и бальзам утешения, дабы не подвергнуть его опасному действию духа печали:

«Я не удивляюсь твоему несчастью и не осуждаю тебя за это, любезный. Только Бог безгрешен и неизменяем. Мы знаем, что многие святые впадали в подобные ошибки, но человеколюбец Иисус не оставил их в заблуждениях и чудесным образом спас их.

Разве не был святой Кирилл Филеот святейшим и опытнейшим отцом? И разве не впал он в конце своей земной жизни в ужасную прелесть? Тем не менее Всеблагий Бог не оставил его до конца, но чудесным образом спас. Разве авва Герасим, Иоанникий Великий и блаженный Августин не впадали по неведению в зловредные ереси? Но Бог устроил их избавление, и ныне они почитаются и прославляются Церковью! Поскольку они имели другие поразительные добродетели, то не были оставлены Богом. Так и ты, любезный старче, выйдешь из этой борьбы победителем».

В сердце отца Каллистрата оставалось достаточно места для действия Божией благодати. Он не утерял благих устремлений. Просто ему не посчастливилось до того времени найти помощи у опытного и рассудительного старца. Поэтому письмо отца Даниила произвело на него незамедлительное действие. Как будто сильный свет начал рассеивать тьму, которая столько лет смущала его дух. Когда позднее получил он и второе письмо отца Даниила, то совершенно освободился от всякого заблуждения и наваждения бесовского. Исполненный смирения, он написал богопросвещенному афонскому старцу:

«Письмо твое стало мечом обоюдоострым против врага. Со скоростью молнии явило оно действие сатаны и его многолетние козни, которыми обольщался я, принимая их за действие Божие и впадая в гордость. Теперь же недоумеваю и удивляюсь, как мудро, с каким великим смирением поступил ты, обращаясь со мной, худшим и недостойнейшим из всех людей. Всевидящий Господь, Который не хочет смерти грешника, воздвиг твое благое сердце, чтобы избавить меня от того падения, куда ввергнул меня зверонравный змей. Ты явился мне как ангел, посланный Богом, ибо слова твои были словами Божиими, и как только я их прочитал и осмыслил, все действие вражие исчезло.

„Велий еси, Господи, и чудна дела Твоя...»

Каким гласом воспою и прославлю и возвеличу твое благодеяние! Ты услышал меня и поспешил разоблачить всю ложь и прельщения сатаны. У меня нет дара красноречия, чтобы найти подходящие слова благодарности. Пусть Господь вознаградит тебя за все.

То, что со мной случилось, имеет причиной отсутствие руководства. Поскольку я сражался в темноте, то думал, что мои подвиги угодны Богу...».

Старец Даниил пришел в умиление от столь успешного разрешения этого случая и выразил свое состояние следующими примечательными словами: «Все происходит от Всеблагого Бога. Видел Бог его веру и просветил меня, как ответить ему. Этот человек имел добрые намерения и страх Божий, и потому Господь паче чаяния избавил его. Мне не верилось, что произойдет это так быстро и что этот уже старый подвижник проявит такую веру и смирение. Пусть же укрепят его молитвы и меня, пишущего, но не исполняющего».

Не только пострадавших от гордости и прелести, но и тех, кто испытал скорби, отец Даниил спасал своими богодухновенными словами. Так случилось, например, с отцом Корнилием.

Иеромонах Корнилий отправился со Святой Горы на Синай. Он находился уже в преклонных летах, здоровье его было расшатано. Подвижник думал купить на Афоне небольшую каливу, чтобы в безмолвии провести последние годы своей жизни. С этой целью он предпринял путешествие на Синай, чтоб собрать денежные пожертвования от тамошних отцов. Все шло гладко. Отец Корнилий довольным отправился в обратную дорогу, видя, что его планы начинают осуществляться. Однако радость внезапно обратилась в печаль. На обратном пути на него напали разбойники. Они отобрали у монаха все деньги и чуть не лишили его жизни. Вернулся он на Святую Гору надломленный душой и телом. Эти испытания буквально раздавили его. Нужен был некто, могущий укрепить «надломленную трость»¹⁰⁹. И этим человеком стал старец Даниил. Он не мог сразу посетить брата, когда узнал о его несчастье, потому что сам в это время болел и был прикован к постели. Однако любовь к брату придала ему силы, чтобы разделить его скорбь. Старец Даниил никогда не оставался равнодушным, видя несчастья и искушения ближних, но всегда приносил в жертву все свои силы и время, чтобы помочь им. В жизни он руководствовался словами апостола: «Любовь не ищет своего»¹¹⁰. Приподнявшись с кровати, старец взял бумагу и карандаш и написал замечательное утешительное письмо. Приведем из него некоторые отрывки.

«Его Преподобию иеромонаху Корнилию кланяюсь.

...Эта горькая весть сильно смутила мою смиренную душу и сердце... Однако воспоминание многих событий Священной истории придает мне мужество, потому что мы знаем, что подобные, а порой и бо́льшие скорби переносили многие древние святые и праведники. И все это происходило по устроению Божественного Промысла. Вместо вреда они приобрели великое духовное богатство, так что и после смерти были прославлены, как блаженные...

...Только в том случае скорбь может возобладать над нами, когда мы по своей воле творим зло и впадаем во все виды грехов. Тогда нам полезно горевать и каяться. Что же касается скорбей плоти, то их надлежит не отвращаться, но принимать с радостью, ибо они соделывают наше спасение...

...Я умоляю Вас, Ваше Преподобие, показать в это спасительное время совершенное терпение, полагаясь только на милость Божию, и придет тот день, когда Ваша душа получит богатое вознаграждение.

Чтобы показать Вам ту пользу, о которой я сказал, приведу такой пример. Предположим, во время своего возвращения с Синая Вы увидели бы на египетском побережье множество христианских пленников, готовых к отправке в отдаленные края Африки, нагих и жаждущих, так что не только их жизнь, но и сохранение ими православной веры подвергалось бы опасности. И если бы Вы, Ваше благочестие, движимые человеколюбием и состраданием, отдали все свои деньги и все, что имели, для выкупа этих несчастных, то и тогда не принесли бы себе столько пользы, сколько уже должно было принести Вам терпение и славословие Господа.

Я посылаю Вам мои смиренные мысли, чтобы немного утешить Вас, в надежде, что, как только поправится мое здоровье, я буду в состоянии лично посетить Вас, и тогда мы оба сможем получить утешение в духе.

Вашего Преподобия ничтожнейший брат во Христе монах Даниил, иконописец.

Катунаки. 17 сентября 1894 года».

Как и все истинные монахи, старец-пустынник с Катунак в страннолюбии был неким малым Авраамом. Ведь страннолюбие – это тоже верный признак, «пульс», любящего сердца. Никто не мог уйти из скромной каливы без маленького угощения, хотя бы это была и простая чаша холодной воды. «Страннолюбия не забывайте»¹¹¹, – всегда учил он своим примером. С юных лет старец Даниил проявлял чувство сострадания к своим ближним. Однажды, когда ему было еще 15 лет, во время семейной трапезы услышал он слова своего отца, произнесенные в раздумье: «Мы здесь пьем и едим, у нас все есть в изобилии. А сколько нищих и сирот нуждаются в пище!».

Эти слова оставили неизгладимый след в душе юного Димитрия. С тех пор он положил за правило ограничивать себя в каких-то удовольствиях, чтобы помогать бедным.

И до сего дня духовные чада старца и в этой области сохраняют заповедь, полученную от него в наследство.

Его страннолюбие было плодом души, излучавшей любовь, сострадание и мир. И что это был за мир Божий! Он пропитывал все существо подвижника. Старец Даниил был блаженным, потому что был миротворцем¹¹². Его озаренный внутренним светом облик, его ясные глаза, его уста, исполненные сладости, изливали «елей мира». И там, где этот елей проливался, он заставлял затягиваться болезненные раны, врачевал душевные язвы.

Одно время в монастыре Констамонит обострились отношения между двумя монахами. Враг нашего спасения приходит в ярость, если в душах подвижников царит мир, и ополчается всеми способами, чтобы посеять плевелы. Кроме того, именно распри, споры, вражда составляют его царство. Итак, во всех случаях, когда вспыхивали подобные распри, вмешательство старца Даниила было... чудотворным. Именно так получилось и в данном случае. Противостояние двух братьев бросало тень на весь монастырь. Попытки примирить их были безуспешными, и игумен монастыря оказался в затруднительном положении. Тогда братия решили обратиться за помощью к старцу Даниилу, который после удаления из Русика некоторое время жил в монастыре Констамонит и знал обстановку в обители.

После молитвы, вооружившись силой рассуждения, старец приступил к примирению монахов. Конечно, он сильно утомился, но в конце концов одержал победу. Ради любви отец Даниил использовал даже хитрость. Обратившись к каждому из братьев по отдельности, он сказал им: «Как огорчается твой брат из-за этой вражды между вами, как он раскаивается и хочет примирения». Отцу Модесту, более ожесточенному, старец сказал: «Это искушение, отец Модест, и оно пройдет. Несчастный отец Афанасий плачет и скорбит, что огорчил тебя. Сейчас он ждет тебя в архондарике, чтобы примириться. Однако самому ему, вероятно, будет стыдно это сделать, поэтому пойду и я. Ты же, как более сильный духом, первый положи начало и попроси прошения».

То же самое старец сказал и отцу Афанасию. Когда монахи встретились в архондарике, первым поклон сделал сам старец Даниил. За ним последовали и братия. Таким образом бес раздора был посрамлен.

И это только один случай из множества, в котором старец-миротворец стремился уподобиться Сыну Божию, благовествуя мир¹¹³.

Свет освященной личности старца Даниила распространялся далеко. Клирики и монахи, простецы и образованные люди из многих областей Греции считали для себя честью быть его духовными чадами и верно следовали его наставлениям.

В Фессалониках среди других выделялся Николай Регос, высокопоставленный чиновник почтового ведомства, человек большой веры и добродетели. Движимый божественной ревностью, он посвятил себя проповедничеству и стал известным мирянином-проповедником. В церкви, где он проповедовал (это был храм святого Харалампия подворья монастыря Симонопетра), собирались добрые христиане города. Он также издавал журнал «Христианство». Его преданность старцу граничила с поклонением. Николай боготворил старца, а на одной фотографии, посланной ему в Катунаки, выразил свою безграничную признательность в следующих замечательных словах: «Моему досточтимому духовному отцу, который после Бога и Пресвятой Девы Богородицы является моим спасителем и ведет меня, грешного, по истинному спасительному пути».

Николай всегда с готовностью оказывал помощь старцу во всем, что бы ему ни потребовалось, например в публикации его трудов. Он готов был даже принести себя в жертву. И его духовный отец, растроганный таким послушанием, возносил ко Господу свои горячие молитвы:

«Господи! Ты, благословляющий и дающий благодать верным рабам и служителям Своим, тем, кто ради любви к Тебе отсекают свою волю и рассуждение и имеют непорочное послушание и блаженное смирение! Ты, щедрый и милосердный, призри на раба Твоего, моего духовного сына Николая, со всей его домашней церковью и всей во Христе братией... и да не прельстят их козни диавола ни справа, ни слева. Даруй им все полезное ко спасению и жизнь вечную.

И как ты ублажаешь нищих духом, кротких и чистых сердцем и всех, кто искренне верует в Тебя, так и ныне даруй рабу Твоему Николаю и всем, кто следует за ним, Божественные милости, подобные тем, которые излил Ты ради трудов апостольских на дом Стефана и на все благочестивые дома, принимавшие проповедь святых учеников Твоих».

Смерть старца явилась для Николая самым скорбным событием его жизни. И когда уже спустя много лет довелось ему посетить каливу данилеев, он пролил реки слез над честно́й главой старца, а также возлил на нее и многоценное миро, которое принес с собой.

Николай Регос до конца своей жизни сиял лучами добродетели, всепрощения и святости. Несколько раз был на нем явлен и дух пророчества. Он предрек определенные события, и слова его полностью сбылись. Об этом поведала его дочь Анна, с которой некоторое время назад довелось беседовать автору этой книги.

В наследии старца сохранилось множество писем к Николаю – свидетельство тесной связи, существовавшей между ними. Некоторые отрывки из этих писем мы приводим в конце повествования о старце.

Точно так же руководствовались наставлениями старца Даниила отец Филофей Зервакос и другие отцы из Лонговардии с Пароса. Они образовали тесный духовный союз и часто переписывались между собой.

Духовным сыном старца Даниила был и архимандрит Георгий Папагеоргиадис, известный своей катехизаторской и литературной деятельностью. В 1942 году он был даже рукоположен в митрополиты Неврокопия.

Духовным чадом старца был также столетний монах с Кавсокаливии отец Пантелеймон Ямас. Когда мы расспрашивали его о духовном руководителе, он не мог найти слов, достойных своего старца. «Он был моим духовником, мудрейшим из всех. Он обладал великим даром рассуждения, врачевал души и многих спас от прелести. Все, что говорил он мне, всегда оказывалось верным...»

Как нам показывает история монашества, бесы делают все, чтобы охладить отношения между старцем и учеником. Для этого, по слову святителя Феодора Эдесского, «они испытывают все способы. Чего только они не делают, чего только не предлагают, чтобы отлучить его (ученика) от отеческих объятий. Они указывают разнообразные предлоги, якобы разумные, вызывают раздражение, возбуждают ненависть к отцу...». И горе тем ученикам, которые вступают в союз с врагом. Ничто не спасет их от всепожирающей пасти ада.

Среди учеников старца Даниила были один или два монаха, над которыми смог поругаться диавол. Один из них, отец А., принадлежавший к числу первых учеников старца, претерпел великое падение. Подняв возмущение против своего духовного отца, он напоил того горьким ядом клеветы.

Думая, что ему предназначено «спасти мир», отец А. удалился из каливы своего покаяния. Как отмечено в записях самого старца, он, «в ничто вменяя церковную иерархию, но, полагаясь на мирян и власть имущих и считая, что имеет высшее предназначение, к своему несчастью, не послушал ни отцов, ни монастырскую братию, ни церковные власти. Он думает и пишет, что послан Богом, чтобы неусыпно трудиться на благо мира».

Мало того, отец А. тратил по-своему те деньги от продажи икон и пожертвования, которые должен был посылать в Катунаки и которые были там столь необходимы.

Ничто не могло заставить его переменить свое мнение. Отец А. считал собственные решения более богоугодными, чем те, которые ему предлагал старец. «Я не любил, – открывается старец Даниил одному доверенному лицу, – славу и мечтания мира, эгоистичные почести и внешние должности. Отец же А., более всего предавшийся им, уподобился окружающему миру, который возлюбил более, нежели Святую Гору. И ради этого-то лживого мира отвергает он блаженное смирение и послушание».

Но самым худшим было то, что, поскольку отец Даниил не мог согласиться с корыстными желаниями своего ученика, тот стал возводить различные клеветнические обвинения на старца. «Я пребываю, – пишет отец Даниил, – под гнетом тяжкой скорби из-за постоянных злословий и жесточайших оскорблений со стороны отца А., которые он бесстыдно позволяет себе выплескивать на меня, его несчастного отца» (06.02.1927 г.).

И в то время как старец освящался терпением и кротостью, этот несчастный, оставивший Святую Гору ради того, чтобы шататься здесь и там, нашел жалкую смерть на улице в Афинах под колесами грузовика.

* * *

Болезнь другого послушника не была столь трагичной, однако очень характерна в своем роде. Когда этот ученик только вступил в братство, он проявлял большую преданность и послушание, так что казался достойным носить монашеский образ. Однако прошло немного времени, и все изменилось. Теперь отец Даниил казался ему не таким уж замечательным человеком. «К тому же, – думал ученик, – старец не справляется с духовным руководством, ведь у него столько недостатков и упущений... Несомненно, мне что-то следует предпринять».

«Ты должен поискать себе лучшего, более достойного старца», – внушал помысел ученику.

С этим помыслом он однажды отправился в Каракал, где жил знаменитый духовник отец Кодрат. Он-то и должен был указать ученику подходящего старца, облегчив заодно его душевные страдания. Монах и в самом деле встретил там отца Кодрата, которому рассказал все, умолчав лишь о том, что его «недостойным» старцем был отец Даниил. Теперь он ожидал ответа.

«Зачем ты все это говоришь мне, отец Дамаскин? – сказал ему богопросвещенный духовник. – Послушай, что ты должен сделать. Иди в Катунаки. Там ты встретишь добродетельного старца по имени Даниил. Его совета ты и спроси, и сделай все, что он тебе скажет...».

Отец Дамаскин пришел в замешательство. Он ожидал чего угодно, но только не такого ответа. Однако что же ему оставалось делать? Смущенный и озадаченный, вернулся он в Катунаки. И, конечно, после столь необычайного «совпадения» он начал приходить в себя, так что уже не повторял больше своей ошибки.

Одним из духовных чад старца Даниила была известная своей святостью старица Феодосия, игумения монастыря Успения Пресвятой Богородицы в Кехровуни на острове Тинос. С детских лет она посвятила себя добродетели. Еще находясь в миру (мирское имя ее было Феодора Н. Кардици), а затем став монахиней и игуменией, она пребывала под духовным руководством старца Даниила, ничего не предпринимая без его совета. Познакомились они благодаря Мораитидису, который часто посещал Тинос со своей супругой.

С первых шагов монашеской жизни она сообразовывалась с мудрыми наставлениями старца, и, конечно, такое послушание никогда не приносило ей вреда. Ниже мы приводим отрывок из письма старца, направленного Феодоре перед ее постригом. Из него всякий может сделать вывод, с какой мудростью и рассудительностью отец Даниил разрешал ее сомнения.

«Что же касается того, чтобы перед постригом посетить Ваш отчий дом и уладить все дела, то, если Вы полагаете, что со стороны Ваших родственников не будет каких-либо препятствий, можете, укрепившись разумом, подобно преподобной Мелании, отправляться домой. Когда же завершите Ваши дела, возвращайтесь в монастырь и немедленно приступите к постригу. Если же Вы чувствуете сомнение в Ваших помыслах и при этом в состоянии решить Ваши проблемы путем переписки, то так будет лучше».

Великое благословение Божие обнаруживается в том, что для утверждения народа Господня существуют премудрые богоносные мужи, подобные судьям и пророкам ветхозаветного Израиля. И великое благословение Божие в том, что Господь открывает в некоторых душах такое исключительное ве́дение вещей. Тогда все затруднения и безвыходные проблемы находят свое решение. Достаточно одного вопроса, одного посещения, одного письма или телефонного разговора.

Однажды очень состоятельная дочь одного судовладельца Христина Гарифаллу, с острова Сирое, пожелала перечислить на банковский счет монастыря в Кехровуни сто тысяч золотых лир. Ее предложение вызвало определенное смущение: стоило ли принимать такое пожертвование? Старица немедленно послала письмо в Катунаки. И ответ был следующим: «Поскольку у Вашего монастыря нет вопиющей нужды, откажитесь от этой жертвы. Довольствуйтесь своими трудами. Ваш труд – это молитва. Другой же путь опасен и разрушает монахов». И монастырь пожертвование не принял.

Когда Феодора готовилась к принятию монашества, она просила старца прибыть в Иерисос, чтобы там он мог совершить ее постриг. Однако отец Даниил с мудростью и рассудительностью отверг эту просьбу. В письме он объяснил ей, что не подобает аскету оставлять место своих подвигов и идти в Иерисос ради пострижения монахини.

Эта благословенная душа, понимая различные трудности жизни на Катунаках, заботилась о том, чтобы посылать посильную помощь. Она внесла значительный вклад в постройку храма и других зданий и по праву причислена к ктиторам монастыря. В одном из писем к старцу Феодора пишет:

«...Промедление с началом штукатурных работ было промыслительно, поскольку это время года более подходящее. Я убеждена, что помощью святых отцов все будет прекрасно устроено, подобно тем изящным дверям и окнам, которые украшает богоданный, усердный и досточтимый брат мой Стефан.

Я очень сильно скорблю, что не могу удостоиться увидеть прекрасный храм Святых отец и принять их благословение. Да и как же мне не скорбеть, если нахожусь я вдали от того места, куда так стремится мое сердце? Я далеко и от моего боголюбезного отца, которого всегда держу в уме, руководствуясь его сладчайшими советами и перечитывая с восхищением его богомудрые размышления».

В библиотеке каливы данилеев хранится свыше двухсот писем старца Даниила к этой монахине. Характерны сами приветствия, с которыми он обращается к ней:

«Приветствую благочестивейшее мое духовное чадо, госпожу Феодору, от всей души и с молитвенным пожеланием спасения»; «с воодушевлением благословляю благочестивейшую и верную ученицу сладчайшего Иисуса госпожу Феодору»; «драгоценной послушнице Христовой, богопрелюбезной Феодосии, сердечно преподаю отеческое благословение»; «боголюбезнейшей послушнице Госпожи нашей Богородицы, ее преподобию Феодосии, приношу благословение от Бога и мои молитвы, возносимые от всего сердца»; «всеблаженной матери Феодосии отечески желаю праведного жития о Господе и духовного преуспеяния»; «подвижнице Христовой, ее преподобию Феодосии, отечески желаю укрепления во всем».

В этих письмах есть и драгоценные советы, полезные для стремящихся к высотам добродетелей. Приведем некоторые из них:

«...Поскольку мы, чадо мое, будучи людьми, носим плоть, подверженную многим немощам, то, если судить здраво, необходимо и заботиться о ней, насколько в наших силах, чтобы иметь ее союзницей в подвигах. Но это не ради ее сладострастия, а для поддержания ее нормального состояния, чтобы она служила нам в творении добродетелей и в исполнении благих намерений души. Ведь когда коварный враг наш, сатана, не может победить подвизающуюся душу, направив ее на широкий путь любви к миру, тогда понуждает он ее к совершенно искусственным подвигам и чрезмерным страданиям, чтобы сделать несчастную плоть неспособной к восприятию более совершенной жизни.

По этой причине все рассудительные отцы, и в особенности учителя безмолвия, советуют следующее: когда тело будет сокрушено чрезмерными трудами и болезнями, нужно проявлять о нем разумную заботу, чтобы иметь его благорасположенным к молитве и творению добрых дел. Посему я спешу попросить тебя исполнить послушание – ограничить твои чрезмерные подвиги и бдения, коль скоро ты видишь, что ежедневно изнемогаешь. И к тому же, поскольку у тебя есть дарование и обязанность исполнять служение врача, больше безмолвствуй в своей келлии. Попроси от моего имени и игумению определить другую сестру на место экклесиарха, поскольку это послушание требует здоровых ног, и нехорошо нам насиловать себя, если уж появилась такая болезнь. И пусть твое рвение во время молитвы, чадо мое, будет умереннее, поскольку нам следует убивать не тело, но страсти. К тому же сейчас, по милости Госпожи нашей Богородицы, ты уже не новоначальная монахиня, которой полезно стояние, но можешь и сидя творить молитву, не блуждая умом, но пребывая в неразвлеченности и единообразности молитвы. А такое состояние, если оно свободно от прелести, обыкновенно дает утешение душе».

Против подвизающихся в пустыне враг ополчается более явственно. Нечто подобное произошло с Феодосией. По этому поводу старец пишет ей:

«Чего же испугалась послушница Феодора? Шумов, страхований и необычных звуков, в которых по обыкновению ухищряется вероломный и бессильный змей? К этим вещам, чадо мое, относись со смелостью, не обращай ни малейшего внимания, и все это, подобно мыльному пузырю, исчезнет. Робость, которая на тебя находит, по естеству, а не от прелести. Только вера и мужество души в силах преодолеть ее. Однако, чадо мое, если бы ты не пребывала в послушании, а безмолвствовала самовольно и, не вопрошая опытного наставника, искала уединения, то подверглась бы опасности. Но сейчас, когда ты, хотя и стремишься к безмолвию ради любви к Спасителю твоему, хотя и отреклась с юного возраста от всех наслаждений мира и желаешь беседовать с Богом в молитве и крайнем уединении, все же предпочитаешь послушание своему духовному отцу, и ради этого послушания выходишь, чтобы посещать больных, и, подобно преподобной Евдокии и святой Мелании, отдаешь предпочтение заботам о них, невзирая на различные их немощи и досаждения, чего же тебе бояться и огорчаться, чадо? Не убоишися от страха нощнаго¹¹⁴, которого боятся полагающиеся на свою волю. Только, насколько возможно, будь внимательна во время молитвы, чтобы не принимать в виде зримых или умных образов ни света, ни трепетания души и тела, ни благоухания, ни радостного утешения скорби. Не обращай внимания, что творится справа или слева от сердца, но в простоте говори молитву, внимая только словам, не думая ни о земном, ни о чем-либо другом, хотя бы и боголюбезном. И если во время молитвы и многих слез придет к тебе большое утешение и легкость в теле, так что почувствуешь его как бы воздушным, не изумляйся этому, не придавай никакого значения. Даже если это непрелестное действие Божией благодати, то и неприятие его весьма похвально у Бога. Так же и с телом, если даже оно благодаря подвигам и ощущает некую теплоту или трепет, будь ко всему мертва. Ибо если ты такие ощущения примешь, тем самым окажешься в прелести, если же и... (неразборчивое слово в письме старца) во всех этих вещах, то это благодатно. Подобным образом относись и ко всем чудесным исцелениям больных, происходящим по вере твоей. Не удивляйся и не придавай ни малейшего значения похвалам. Это плоды послушания, и творит их в действительности Пречистая Богородица, Которой и посвящай их».

«...Сейчас, когда лекарств не хватает, благодать Божия, видя нужду бедных больных, должна будет выбирать иные способы их исцеления. Ради этого я, обязуясь хранить тайну, спешу посоветовать тебе: если окажется во время твоего посещения, что какая-нибудь монахиня или другое лицо серьезно больна и на самом деле страдает, тогда, если не будет подходящего средства, притворись, что у тебя все-таки есть необходимое лекарство для упомянутой болезни, и горячо призови Приснодеву Богородицу с верой в то, что недужный исцелится. Подобное делали и святые бессребреники, которые, утверждая, что дают лекарства, исцеляли больных. Только требуется внимание, поскольку, когда больной чудесным образом будет исцелен, не забудь сказать: «Хорошо, что у меня нашлось такое-то лекарство». Но при этом знай, что не сегодня-завтра получишь ты лекарств вдвое больше, поскольку аптека Божия в изобилии дает любящим Его то, что им нужно».

Следующий отрывок принадлежит начальному периоду переписки старца Даниила с игуменией монастыря Кехровуни, тогда еще послушницей, и достоин того, чтобы стать заключением этой главы:

«Пусть сладчайший Жених твой, Спаситель наш Иисус Христос, скрасит послушание твое приобщением неизреченных плодов Всесвятого Духа, дабы услышать тебе в час исхода: „Войди, возлюбленная Моя дщерь, во Царствие Мое и возрадуйся с мудрыми девами и мироносицами, поскольку благоразумно предпочла ты нищету духовную и отреклась своей воли и всех низменных наслаждений». И да будет услышана эта молитва моя, чадо, ибо сейчас, в эту минуту, когда я с невыразимым сочувствием и трепетом сердечным пишу это письмо, я твердо верю в праведность Всеблагого Бога, надеясь, что буду услышан».

Но и великий прозаик, Александр Мораитидис, уроженец Скиатоса, был, несмотря на свою славу, смиренным учеником старца Даниила. Об этом мы уже упоминали выше.

Образ пустынника занимает центральное место в творчестве писателя, и присутствие его внесло струю духовного благоухания в греческую литературу. Он обогатил ее своим пером, за что, в свою очередь, был отмечен различными наградами, премиями и академическими званиями.

С юных лет Александр Мораитидис отличался благочестием. Он был племянником ученого старца отца Дионисия со Скиатоса, который «прожил жизнь, не кланяясь никому, кроме Бога Всевышнего». Вдохновляемый им, Мораитидис с ранних лет обратил все силы своей души к горнему. Ничто не могло остановить его в этом восхождении – ни почести, ни слава, ни даже супружество, ибо они, вместе со своей благочестивой супругой учительницей Василиссой Фулаки, жили, храня девство.

Столь великому мужу надлежало найти достойного духовного отца, именно такого, каким и был старец Даниил. С первой встречи Александр буквально прилепился к старцу, и до конца своей жизни один из лучших литераторов не сделал ни шага без одобрения старца.

О духовной преданности Мораитидиса старцу Даниилу последний как-то сказал: «Этот боголюбезный муж поверяет мне все свои помыслы, а мои скромные письма к нему почитает (чего, конечно, делать не подобало бы) знаками с неба и часто, как он сам мне пишет, читает их в скорбные минуты, получая от этого большое утешение».

Трудно сказать, что более всего привлекало Александра в Святогорском монахе. Богатство любви, христоподражательная кротость, мудрость, умение руководить душами? С каким искусством руководил старец и самим Мораитидисом, имевшим своенравный характер!

Как-то в Иверском монастыре праздновалось великое торжество в честь Успения Богородицы (15 августа по старому стилю). Мораитидис присутствовал на всенощном бдении, и душа его ликовала. После вечерни была устроена трапеза. У отцов монастыря есть один простонародный обычай: чтобы выразить свое одобрение, когда один из братьев исполняет во время трапезы какое-либо песнопение, они слегка постукивают ножами о свои стаканы. Так поступили они и на этот раз и спели молитву: «Прекрасный рай, Пресвятая Богородица, помощь наша». Однако Мораитидису это постукивание по стаканам показалось мирским обычаем, вещью недопустимой и чреватой искушениями. Он не смог этого вынести и в знак протеста ушел из монастыря. Взволнованный, отправился он к старцу Даниилу, чтобы пожаловаться на монахов.

Здесь-то и стало очевидно, сколь сильное влияние имел старец на писателя и как умело он руководил им. Он убедил Мораитидиса, что тот не прав, поступил плохо и ему следует исправить свою ошибку. И тот, будучи поистине великим человеком, вернулся в монастырь, смиренно прося прощения.

Вдали от Святой Горы не было для Мораитидиса большей радости, чем переписка со старцем и воспоминания о Катунаках. Катунаки и старец Даниил были для него Эдемом. Когда позже писатель понял, что ему будет нелегко вновь посетить Катунаки, он погрузился в глубокую скорбь.

«Где взять мне вновь те псалмопения и всенощные бдения, воздыхания к Богу во время молитвы и некий бесплотный образ жизни, который мы могли вести на Катунаках? Кто сможет представить наши терпеливые труды по изучению Божественных речений и чтению творений святых отцов, особенно Симеона Нового Богослова? Кто сможет вообразить наши ежедневные труды и занятия рукоделием? Как не вспоминать мне эту тенистую беседку, в которой сидел по ночам не богатый, владетельный господин, но изнуренный монах?.. Я не надеюсь увидеть вас вновь, о бесплодные, любимые, желанные, пустынные Катунаки!»

Будучи и вдали от Катунак, Мораитидис стремился каждую свою духовную радость и удачу разделить со старцем. Разве не об этом говорит и следующее письмо?

«Скиатос. 1922 г.

Христос воскресе!

В духовном ликовании, многоуважаемый отец Даниил, приношу Вашему Преподобию мои радостные приветствия, благодаря Бога Отца за то, что и в этом году удостоил Он меня отпраздновать Святую Пасху, хотя и не так, как я жаждал, но так, как пожелал сладчайший Иисус, снизошедший к моей немощи. Надеюсь, что по Вашим молитвам исполнится со временем и мое желание облечься в ангельский образ прежде исхода из этого мира. С радостью приветствую и всю Вашу братию, обнимая каждого.

Воодушевленный успешными трудами по переводу великого Григория¹¹⁵, прежде послал я Вам отрывок из его стихотворения „Похвала девству», чтобы и Вы насладились им, поняли замысел моего труда и благословили его. Тогда я писал, что очень утомлен этой работой. Однако буквально через день после преполовения поста я вновь взялся за подобную работу, приступив к другому большому произведению святого отца, связанному с первым: „Советы девственникам». После изнурительного, но прекрасного труда вчера я и его переложил двустопным ямбом. Получилось более 1700 стихов. И вот посылаю Вам в благословение начало моего большого труда, чтобы ты мог получить о нем представление. Эта вторая поэма просто великолепна и является продолжением первой, как это явствует из первой же строчки. Первая заканчивается победой девства, которую Христос принимает Своей правой рукой (брак Он принимает левой). После торжественного признания победы девства святой отец дает ему советы, как сохранить себя незапятнанным и не погибнуть. Изумительны как советы святого, так и его живые примеры, в которых он излагает способ преодоления природы. Святой был поистине горячим поклонником девства. В конце же он говорит:

А ты, девство, заботься о том, чтобы оградиться тебе отовсюду...

стать совершенной жемчужиной между камнями, денницей между звездами,

голубицей между пернатыми, маслиной между деревьями,

лилией в полях, благотишием в море.

Ты, дева, презрев весь мир и все приятности жизни, стань подле светозарного Христа...

Прикладываюсь к твоей святой деснице. А. М.

Твоя победа! Даже и тот, кто великий друг плоти, произнесет такой же суд.

Впрочем, достославная дева, столько рассудительная и благоразумная,

приклони несколько слух к моим внушениям,

позволь и мое слово вложить тебе в сердце!

* * *

Имей в виду не то, сколь многих стал ты выше,

но то, сколь многих остаешься еще ниже,

и желай быть всех совершеннее.

Выше тебя широкое небо;

а ты высок между низкими.

Кажется, была воля самого святого изложить этот перевод в стихах. В результате стихи чудесно ожили. Разница между прозой и стихами, как между мертвым и живым. И я нашел великое утешение посреди моих скорбей, ибо читаю их постоянно и не могу насытиться. Вот описание прежних девственников! Обратите внимание, что имя „девственник» (πα*ϑένιος по-гречески) общего рода как для мужчин, так и для женщин.

Если ты пожелаешь взглянуть на оригинал второго тома, то сможешь представить мой труд. Сейчас же я пребываю в волнении и изнеможении».

16 сентября 1929 года Мораитидис по благословению старца принял монашеский постриг на Скиатосе, в храме Трех святителей. Перед этим и супруга его стала монахиней в Кехровуни, где была наречена Афанасией. Постриг Мораитидиса, получившего имя Андроник, совершил митрополит Халкидский преосвященный Григорий, также ученик старца Даниила. Однако одновременно Мораитидис узнал и о смерти своего духовного отца. Он не мог перенести это горе и через несколько недель скончался, чтобы встретиться со своим старцем «в стране живых».

С мужем неповинным неповинен будеши, с преподобным преподобен будеши, со избранным избран будеши...»¹¹⁶ – метко и психологически точно говорится в псалме. И это действительно так. Старец Даниил был для святителя Нектария весьма любимым и уважаемым братом. Знакомство, которое состоялось, когда святой посетил Афон, день ото дня перековывалось в крепкую связь благодаря их регулярной переписке, взаимной помощи и молитвам друг о друге. Да, они были рядом – старец Даниил, неявленный миру Божий избранник, и общепризнанный святитель, чьи слава и достоинство в наше время завоевали весь мир.

Так святитель Нектарий, оклеветанный и отверженный тогдашним церковным руководством, нашел утешение в дружбе со старцем Даниилом. И старец, в свою очередь, получал большую поддержку со стороны святого при возведении корпуса каливы, а потому считал его «ктитором, отцом и игуменом келлии». Он часто получал экземпляры трудов святителя с его собственноручным посвящением. Такие книги, как «Христология»¹¹⁷, «Познай себя», «Пандекты Антиоха», «Настольная книга священнослужителя», «Богородичник» и другие, до сего дня хранятся в библиотеке данилеев.

Но и епископ, в свою очередь, прибегал к помощи старца. В одном письме он обращается к нему с просьбой относительно женского монастыря на Эгине: «Вы очень обяжете нас, – пишет он отцу Даниилу, – если соблаговолите написать девам духовное слово для их укрепления. Ваше письмо, подсказанное деланием и созерцанием, будет для них, лишенных живого общения с подобным наставником, духовной пищей и подлинной опорой».

И старец Даниил, исполняя труд послушания и любви, посылает в ответ «Послание о сущности монашества». В этом послании он не просто затрагивает общие и неопределенные темы послушания, нестяжания, девства, молитвы и тому подобное, но идет глубже:

«...Когда какая-либо сестра во время молитвы ощутит некое благоухание или увидит внутри или вне себя свет или явление ангела, какого-нибудь святого или Христа, пусть не принимает видения, во сне ли это случится или наяву, ибо лукавый бес многих соблазнил подобным.

...И если иной раз зависть бесовская вызывает вражду между двумя сестрами, тогда требуется великое усилие, чтобы одна из них, прибегнув к молчанию, прервала поток бессмысленных оправданий, которые подсказывает бес проклятого соперничества, увидела свою ошибку (пусть даже она и не виновата ни в чем) и сказала другой: „Благослови, прости меня ради Господа, ибо говорила я, как неразумная». Поступить так должна младшая. Однако, если младшая сестра показывает упрямство и забыла изречение „Познай себя», – тогда пусть другая, как более благоразумная, сделает это, чтобы помочь слабейшей... Но как бы то ни было, пусть никогда не случится, что солнце зашло, не став свидетелем примирения»¹¹⁸.

Таковы советы старца, идущие из глубины его знания и богатого опыта общения с духовным миром. Но и новоявленный святой многократно подкреплял старца Даниила. Особенно это проявлялось в одном серьезном испытании, когда он стал для отца Даниила ангелом-утешителем. Что же произошло?

Однажды какой-то на вид вполне респектабельный господин прибыл на Афон, чтобы найти спонсоров для издания полного собрания творений святителя Иоанна Златоуста, которое он якобы собирался предпринять. Такое богоугодное дело было достойно всяческого содействия, и старец Даниил сделал все, чтобы помочь ему. Он не остановился даже перед тем, чтобы, несмотря на свое весьма стесненное материальное положение, занять в Великой Лавре 50 лир, которые были переданы этому человеку.

Прошло много времени, но никаких сведений об издании трудов Златоуста не поступало. Позже старцу сообщили о том, что ему лучше было бы и не знать: «безупречный» господин оказался вероломным мошенником, которого теперь разоблачили. Какой обман! Какое искушение! В скорби отец Даниил написал святителю Нектарию письмо, изливая свою боль. И тот послал ему ответ, достойный святого и непревзойденный по своей философской глубине. На страницах письма святитель великолепно показывает, что испытания ведут душу к истинной философии и что всем христианам надлежит стать такими «философами». Тем более это относится к истинным любителям мудрости, то есть монахам. Испытания посылает Бог, ибо они необходимы нам, несовершенным, для достижения совершенства. Испытания отверзают глаза и ум, чтобы мы могли думать о горнем, невидимом и вечном.

Но лучше будет прочесть это письмо с самого начала:

Церковное училище братьев Ризариев Афины ...марта 1903 г.

Ваше Преподобие во Христе, отец Даниил, с братской любовью обнимаю Вас.

Получив Ваше святое письмо, мы с печалью прочли о постигшей Вас скорби, которая нарушила Ваш душевный мир. Поистине, печально то, что произошло, однако мы знаем, что любящим. Бога... все содействует ко благу¹¹⁹. Истина этого апостольского изречения такова же, как и благодать, подтверждающая слова апостола, так что они обладают несомненным авторитетом. Полагаясь на Божественную любовь, я убежден, что Вы извлекли для себя из случившегося с Вами испытания некое великое благо.

Ваша святая любовь знает, что испытания ведут к совершенству. Без испытаний никто не достигает успеха, без испытаний никто не может подняться выше земного основания, на коем зиждется лествица добродетелей, возводящая на небо. Для любящих Бога испытания становятся упражнениями, наставляющими душу в любомудрии. Христианство же ведет к подлинному любомудрию, к которому должен стремиться христианин, ибо никто не может, не обладая любомудрием, достичь положенной для него меры совершенства. И если все христиане должны стать философами, чтобы, согласно заповеди Господней, быть совершенными, то сколь же более это относится к тем, кто возлюбил эту заповедь и посвятил себя ей? Если же испытания служат упражнениями на пути к любомудрию, а любомудрие ведет к христианскому совершенству, то, значит, эти испытания необходимы.

Испытания, приводящие к мудрости, научают и терпению, ибо терпение – родная сестра любомудрия. Философ не может быть нетерпеливым, так же как нетерпеливый – философом. Испытания поистине испытывают терпение, сей краеугольный камень добродетелей, ведущий ко спасению. Посему мудрый христианин не только не поддается злу, но мужествен и пребывает в радости. Он воистину радуется, по слову апостола Павла: «Хвалимся и скорбями, зная, что от скорби происходит терпение, от терпения опытность, от опытности надежда, а надежда не постыжает, потому что любовь Божия излилась в сердца наши...»¹²⁰.

Испытания, как хорошо известно последователям истинной философии, случаются по Божественному домостроительству, Божественной воле и благоволению, чтобы ум наш взошел к более совершенному пониманию тайны бытия. Не познавший искушений не может познать, что есть истина. Испытания суть несомненное свидетельство любви и милосердия Божия, почему и должно благодарить Бога за все. Испытания потребны несовершенству человека, чтобы он мог совершенствоваться. Они открывают умным очам любящих Бога свет истины и дают им возможность лицезреть не только близкое, но и отдаленное, а уму – мыслить не только то, что постижимо, но и то, что выше нашего постижения, и не только мыслить, но и понимать все это, поскольку в совершенстве заключено познание. И если совершенство рождается от испытаний, то это же можно сказать и о познании, ибо познание предшествует совершенству. Итак, нам надлежит пройти через испытания, чтобы обрести совершенство. И это необходимо нам не только потому, что, рожденные по образу Божию, мы должны достичь и подобия, но и потому, что мы несем последствия прародительского греха, влияющие на силы души и ослабляющие их. Так что пробуждение души требует рожна, а просвещение ума – небесного света. Ведь, как Вам известно, совершенство состоит в том, чтобы человек, созданный по образу Божию, достиг подобия, а обрести его можно лишь на верхней ступени духовной лествицы, возводящей на небо, по ступеням которой предстоит нам взойти. Но поскольку человек по наследству получил склонность к земному, то сколь много испытаний может потребоваться, чтобы он наконец отрекся от такого наследия и неуклонно устремился к горнему, продолжая путь до тех пор, пока не достигнет желанной цели, к которой стремится и которой жаждет сердце наше?

Брат во Христе, то испытание, которому ты подвергся, принесет тебе по домостроительству Божию огромную духовную пользу. Так подсказывает мне мое сердце, что ты стал более совершенным, чем был прежде. Поэтому прошу тебя перестать печалиться и прославь Господа, милующего тебя.

Посылаю тебе творения святителя Иоанна Златоуста в ящике с пометкой «Д. А.», который отправлен в Дафни по почте на Ваше имя.

С братским приветствием во Христе обнимаю Вас и Вашу братию. Прошу поминать и нас в Ваших молитвах к Богу.

Остаюсь неизменно Ваш брат во Христе Нектарий Пентапольский.

Надпись на ящике: «Д. А. Святая Гора, Катунаки».

Когда старец Даниил получил письмо святителя, он воспрянул духом. Скорбь рассеялась. Слова пентапольского митрополита были не просто человеческим утешением, но дух и жизнь¹²¹, потому что владыка писал по благодати Божией и в нем говорил Христос. Непременным правилом святителя Нектария было всегда подтверждать свои слова делом. Поэтому он собрал посылку из тринадцати объемистых томов святителя Иоанна Златоуста, изданных в Венеции в 1734–1741 годах, и послал их старцу Даниилу. Таково было, яко роса Аермонская¹²², море истинной любви, которая, не колеблясь, мужественно идет на духовные и материальные жертвы. Именно такой любви хочет от нас Бог. Как мог старец Даниил выразить свою радость, как должен был он благодарить Господа?!

Тома творений святого Златоуста и ныне хранятся в библиотеке данилеев как свидетельство единства и согласия двух душ, которые ныне радуются на небесах в союзе вечной любви.

Письма святых отцов причисляют к самым замечательным их творениям. В них естественно и непринужденно разливается благоухание их благословенных душ. В письмах можно найти неизвестные стороны их повседневной жизни. Можно узнать о желаниях, которые владели душами этих мужей, какие действия предпринимались ими для их осуществления. Так, чтобы понять внутренний мир святителя Василия Великого, необходимо отвлечься от других его трудов и изучать удивительные письма святого. Тогда мы сможем в точности и до мельчайших подробностей узреть все величие этого мужа.

Чего желал святитель Нектарий? К чему обращались его взоры? О чем мечтал он в глубине души? К кому прибегал он за помощью в своих устремлениях? Что предпринимал для их осуществления? Об этом нам может рассказать нижеследующее письмо святого, точная копия которого сохраняется в каливе данилеев.

Из Эгинского женского монастыря Пресвятой Троицы, 18 августа 1913 года.

Ваше Высокопреподобие, брат во Христе Даниил, братски обнимаю Вас.

Беру на себя смелость, зная о Вашей к нам любви, доверить Вашему попечению одно дело, представляющее для меня большой интерес.

Хочу сообщить Вам о своем желании купить на Святой Горе келлию, где-нибудь с южной стороны, с садом и водой и, по возможности, с церковью. Дело в том, что у меня есть намерение поселить там одного или двух моих духовных чад, желающих подвизаться в монашестве на Святой Горе. Впоследствии же, когда мы сможем освободиться от многих забот, которыми обременены в нашем монастыре, мы на некоторое время приедем на Святую Гору, чтобы получить духовное отдохновение.

Мы также просим Вас, Ваше Высокопреподобие, позаботиться о том, чтобы найти хорошего добродетельного старца, который взял бы на себя руководство послушников из наших духовных чад. Ибо они нуждаются в благом наставнике, способном ввести их на арену борьбы и поддержать словом и примером в духовной брани. Лука Калацис, который должен доставить Вам это письмо, сообщит и другие подробности, относящиеся к этому делу.

Заканчивая письмо, братски с любовью Вас обнимаю и остаюсь молитвенником пред Богом.

Нектарий Пентапольский.

P.S. С моим посланником передаю Вам и две мои новые работы: два тома «О расколе» и два моих рассуждения о Церкви и Священном Предании.

Жду Вашего ответа.

Такому известному во всем греческом мире человеку, каким был отец Даниил, приходилось вести огромную переписку. Его духовные чада из разных уголков Греции, а также множество незнакомцев из отдаленных мест, наслышанных о мудрости старца, просили советов, разъяснений духовных вопросов, помощи в решении своих проблем.

Весь кабинет старца состоял из одной скамейки. Сидя на ней и положив бумаги на колени, отец Даниил писал с необычайной легкостью. Очень часто тихими ночами при тусклом свете керосинки старец бодрствовал до утра. Он проводил всю ночь, составляя письма... А как же сон? Он не имеет власти над подвижниками. Для них он послушный раб, который должен повиноваться, а не приказывать. И хотя это правило относится ко всем пустынникам, для старца Даниила оно обладало особенной силой. Он был воином Христовым, стоящим на своем пустынном посту, неусыпным стражем, поставленным для наблюдения за ухищрениями злобного врага, который день и ночь прельщает души людей, чтобы заманить их в ловушку.

Часто старец, окончив письмо, шел в иконописную мастерскую, чтобы прочитать его своим монахам, чьи замечания и отзывы он принимал со смирением.

Получатели писем старца хранили их как бесценные сокровища. Мораитидис, переписывавшийся со старцем в течение 30 лет, сказал о письмах: «Если бы их когда-нибудь опубликовали, то они составили бы в высшей степени духовное чтение, приятное и душеполезное». В большинстве писем обсуждаются важные вопросы, а некоторые из них весьма пространны, будучи настоящими трактатами. Таково, например, письмо «К монаху Евдокиму о том, будут ли помилованы еретики и неправославные, ставшие таковыми по неведению, ради их богоугодных и добрых дел» (06.08.1910 г.).

Кроме писем неутомимый старец Даниил составил свыше 70 сочинений на богословские и другие духовные темы, обладавшие той или иной степенью актуальности.

Чтобы эти работы стали известны широкому кругу читателей и могли принести большую пользу, старцу пришлось войти и в издательские заботы. Это хорошо видно из следующего письма:

«Что же касается брошюр, прошу тебя, не беспокойся о них. И даже если коварный змей, позавидовав нам, надолго задержал их оплату, все равно мы рано или поздно оплатим все расходы. Только постарайся собрать некую сумму для Емилиана, я же в скором времени позабочусь переслать вам тысячу драхм, а затем и остальные деньги, поскольку я не хочу, чтобы ты, неся такие труды, еще пострадал бы и материально» (24.02. 1924 г., Николаю Регосу).

Еще яснее об издательских заботах отца Даниила говорит следующее письмо, посланное позднее тому же лицу:

Катунаки, Святая Гора, 30 сентября 1927 г.

Преданнейшему Николаю Регосу посылаю мое отеческое приветствие.

Вероятно, настоящее письмо вручит Вам Ваш Стефан, который должен также устно сообщить хорошие новости о нас. Однако если ему придется плыть из Дафни на пароходе «Спарта», тогда его путь будет лежать через Кавалу, и это письмо Вы получите по почте.

Спешу Вас обрадовать известием, что святые мощи, а также и угощения мы благополучно получили и благодарим Вас от души. А ради мощей Вы получите щедрую награду от святых, поскольку скоро состоится торжественное богослужение в честь их праздника.

Прочитав Ваше письмо и узнав из него, что у Вас вновь возникли искушения, я, естественно, опечалился. Однако прошу, не ропщите на них, а постоянно пребывайте в послушании Христу. Что бы ни случалось с нами, наше дело лишь следить за собой, чтобы не впасть по собственной воле в искушение и мужественно повторять вместе с пророком Давидом: «Аз же яко глух не слышах»¹²³ помня слова Христа: «Блажени есте, егда поносят вас»¹²⁴.

Я писал Вам, чтобы Вы составили объявление о книге, согласно тому экземпляру, который я послал. Я жду этого объявления с нетерпением. Да узнайте, сколько могут стоить 150 и более объявлений.

Что касается корректуры, я уже раньше написал о ней Александру Мораитидису, который относится ко мне с уважением и послушанием. Но он был у себя на родине, на Скиатосе, и, по всей видимости, не получил в Афинах моего письма, а потому и не успел отослать ее мне, хотя, конечно, он рад был бы помочь нам, будучи специалистом в этом деле. Так что я прошу Вас поспешить с редактированием и пересылкой рукописи, поскольку мы должны скорее подготовить ее к печати. Это дело я хочу поручить Вашему Стефану, чтобы не беспокоить Вас. Большинство монастырей выразило мне свое одобрение и готовность поддержать издание книги, поскольку такое серьезное и достоверное «Историческое исследование» лучше всего отвечало бы нравственному образу монашества по всей Святой Горе.

Однако хорошо задать Вашему другу-печатнику один вопрос: сколько будет стоить тираж в 1500 или более экземпляров, объем которых, как я полагаю, составит примерно 10 печатных листов большего формата, чем «Хилиасты». Дело в том, что у меня в Патрах есть духовный сын, который является владельцем официальной типографии, так что можно надеяться, что он много не запросит. А поскольку это такой человек, который, взявшись за издание книги, не замедлит приступить к делу, то я и прошу Вас написать мне, во сколько обойдется издание у Вашего друга.

Сообщая это, жду Вашего срочного ответа. Напишите и о том, как Вы справляетесь с искушениями, от которых я желаю Вам избавиться.

Сердечно приветствую Ваше замечательное семейство и всех братьев во Христе.

Что касается тех вещей, о которых я Вам написал и с которыми возникли затруднения, пусть с ними все остается как есть.

Остаюсь с отеческой любовью монах Даниил, иконописец.

Многие ли богословы с дипломами и академическими степенями смогли бы сравниться с простым монахом Даниилом? Он не учился в известных школах. Уроки подлинного Православия старец получил в «университете» пустыни. Его учебниками были Ветхий и Новый Завет и Предание Церкви, а учителями – мужи апостольские, святитель Иоанн Златоуст, святоотеческие творения, молитва и безмолвие. Чистое от всякого неправославного влияния мировоззрение старца и его делание, в особенности это последнее, сделали его одной из самых видных личностей на Святой Горе.

Из множества сочинений отца Даниила (всего их около семидесяти) были изданы лишь некоторые: то, в котором рассматривались воззрения Макракиса (1898 г.), – «Голос со Святой Горы касательно предстоящего Вселенского Собора», – труд, который выдержал два издания; статья «Против упрощения языка» в журнале «Новое творение»; «Историческое исследование о несогласии, возникшем в монастыре Святого Пантелеймона...» (1927 г.); «Против хилиастов» и другие.

По поводу своего исследования «Против хилиастов» старец получил поздравительное письмо от мудрого афинского архиепископа Хризостома Пападопулоса, которое мы приводим здесь:

«...Монах Стефан передал нам Ваше письмо, а также ясный и точный труд против хилиастов, созданный ради просвещения и пользы благочестивых чад Церкви. Мы рады, что Ваше Преподобие, следуя истинной цели, совершая подвиги Христа ради, не только охватывает горняя и дольняя мира, но и особо заботится о защите Православия и благочестия, чтобы принести посильную пользу христианскому обществу. Воздавая должную похвалу Вашему Преподобию, мы умоляем Небесного Отца светов, дабы Он укрепил Вас в борьбе за Православие и чтобы Вы достигли спасительной цели Ваших подвигов.

Усердный Ваш молитвенник пред Богом Хризостом, архиепископ Афинский».

Среди множества неопубликованных работ старца большая часть написана в форме писем. Из них выделим следующие:

– Об умной молитве;

– О неуместной скорби;

– О подозрительности;

– Об узах, нерасторжимых и после телесной смерти;

– О том, каким должен быть духовник;

– О посте перед причащением Святых Таин;

– В защиту монашества;

– Истолкование великого ангельского образа;

– Крест монаха;

– О спасении еретиков и неправославных;

– Против евангелистов;

– Против армян (этот труд, посланный 24.03.1892 г. «Его Преподобию иеромонаху Модесту», раскрывает автора как выдающегося знатока церковной истории и догматики);

– Против сторонников Калапофакиса.

Последний труд написан в форме письма (точнее, писем) к Феодору Стергиоглидису, бывшему православному иеромонаху, который сделался вероотступником и защитником протестантского учения Калапофакиса. Мы полагаем, что стоит процитировать прекрасно написанное предисловие первого, довольно длинного письма, датированного 08.02.1912 г.:

«С немалым удивлением получил я письмо, которого не ожидал, написанное 7-го числа прошлого месяца, так же как и другой объемистый трактат. Я изучил их очень внимательно и с болью в сердце, ибо убедился, что твое нынешнее состояние достойно скорби и слез... – ты, рожденный и воспитанный в лоне Восточной Христианской Церкви православными родителями, похваляешься сейчас своим отречением от Церкви, как будто нашел пристанище для своего спасения. Однако оказался ты не в селениях Иаковлевых¹²⁵, а в селениях Кидарских¹²⁶ протестантизма.

...Из твоих вопросов я вижу, что цель твоя – не разобраться, что есть здраво и спасительно, но скорее попытаться распространять ошибочные взгляды, воспринятые всей твоей душой от последователей Лютера и Кальвина. Посему, как мне кажется, не стоило бы тебе и отвечать. Ведь коль скоро ты утверждаешь, что по своей воле отсек себя от Православной Церкви, и считаешь, что обрел истину, то все дальнейшие разговоры, безусловно, излишни. Однако, чтобы не подумали, будто мы уступили софизмам и шелухе твоих измышлений и согласны с ними, я счел полезным ответить. Таким образом не только прозвучит надлежащее исповедание веры нашей, но, быть может, и Божественная благодать коснется твоего сердца и приведет тебя вновь к вере отцов и благочестию.

Однако если бы ты был протестантом от рождения и выставлял свои аргументы, чтобы завязать спор, тогда я счел бы благоразумным промолчать, поступая по слову апостола Павла, который говорит: „А если бы кто захотел спорить, то мы не имеем такого обычая, ни церкви Божии«¹²⁷, а также: „Глупых же состязаний и родословий, и споров и распрей о законе удаляйся»¹²⁸».

Концовка этого письма также заслуживает того, чтобы быть процитированной:

«Если ты все же надумаешь, как сам об этом пишешь, посетить сию Святую Гору в таком состоянии, в котором сейчас пребываешь, лучше не дерзай этого делать. Ибо Госпожа Богородица, Попечительница и Предстательница сего святого места, не потерпит твоего прихода, так как ты являешься для Нее отступником и супостатом. И мы также не сможем тебя здесь принять, поступая согласно словам апостола Павла: „Еретика, после первого и второго вразумления, отвращайся«¹²⁹. Также и апостол Иоанн Богослов удерживает нас словами Второго Соборного послания: „Кто приходит к вам и не приносит сего учения, того не принимайте в дом и не приветствуйте его; ибо приветствующий его участвует в злых делах его»¹³⁰».

В труде, касающемся вопроса о созыве VIII Вселенского Собора, предсоборное совещание которого должно было состояться в 1932 году на Святой Горе, старец Даниил ясно выражает беспокойство по поводу того, что часть вольнодумных церковных иерархов «предлагает нововведения, которые, вопреки ясному евангельскому учению, ведут на широкий путь, противный Евангелию, угодный нерадивым, душевным людям, отвечая взглядам и ожиданиям еретиков, которые смогут хвалиться тем, что мы стремимся к сближению с ними». «Монашеские страшилки», – возможно, скажут некоторые поспешные критики. Однако они будут не правы. Рассудительность этого человека, его светлый ум и чистое сердце были способны понять, что значит обратить путь ко Христу в широкий мирской проспект. Этот богопросвещенный муж из своего отдаленного подвижнического убежища мог проникать в суть всех церковных проблем. Он знал, что, хотя мир и склоняется к широкому пути и удовлетворяется легким решением проблем духовной жизни, он никогда не найдет в этом той полноты, которая превосходит тварное естество. Некое таинственное томление духа побуждает человека стремиться к подвигу, к достижению святости, к обретению «древней добро́ты». Поэтому величайшая опасность для Церкви и самая коварная ловушка для пастырей заключается в приспособлении к непрестанным изменениям мира, то и дело принимающего новый облик. Пастырям принадлежит большая власть и ответственность в Церкви, так как именно они должны вести своих овец, а не овцы – пастырей.

По просьбе одного из своих духовных чад, обучавшегося на острове Халка, будущего митрополита Неврокопийского Георгия, старец Даниил занимался темой «Обитаемы ли звезды». Это исследование изумило даже ректора Иринея (1907 г.), ставшего затем митрополитом Кассандры, который заметил: «У нас есть ларец, который мы не могли открыть. Но этот монах нашел ключ, открыл и рассмотрел содержимое».

В возрасте семнадцати лет будущий старец Даниил, тогда еще ученик Евангельской школы Смирны, написал большую работу «О бегстве из мира». После того, как отец Даниил уже ушел из жизни, старец Каллиник Исихаст как-то с горечью воскликнул в беседе о нем: «Где теперь такие отцы?!»

В последние годы жизни старцу пришлось пережить трудное покаяние Костиса Мармараса. Этот случай отнял много сил у монаха с Катунак.

Костис был родом из Аидиния в Малой Азии и проживал в Арнее на Халкидика́х. Этот человек обладал беспокойным духом и увлекался множеством занятий. Он был и аптекарем, и практикующим врачом. Он занимался фотографией и держал собственную фотостудию. Кроме того, у Костиса была склонность к религии, и он знал византийское пение.

Как-то Костису случилось познакомиться с группой спиритов. Он заинтересовался их занятием. Этот интерес постепенно возрастал, и в конце концов Костис всей душой отдался спиритизму. Запутавшись в сетях этого сатанинского занятия, он уже не мог освободиться сам. Не пять и не десять, но целых тридцать лет занимался он спиритизмом, не подозревая, что за всеми этими явлениями скрываются лукавые бесы.

Началу занятий послужило простое любопытство. Костис услышал как-то о столах, которые на спиритических сеансах сами приходят в движение. Ему захотелось исследовать это явление, чтобы понять, вызвано ли оно электричеством или действием духов. Костис удостоверился, что электричество тут ни при чем. Причина заключалась в действии духов. Но каких, добрых или злых? Костис внушил себе, что это святые духи, и таким образом неосмотрительно погрузился в объятия спиритизма.

Усердные занятия оказались успешными. Костис перешел к самопроизвольному письму, а затем и к чтению мыслей. Он научился общаться с «душами умерших». Особенное удовольствие доставляли ему беседы с прославленными врачами прошлого, прежде всего с «Гиппократом», который давал различные рецепты и предсказывал течение некоторых болезней. Общался Костис даже с различными «святыми» и «ангелами». Он задавал им вопросы и получал ответы, откровения и послания с «небес».

Первой искрой сомнения, побудившей его осознать свою прелесть, стала маленькая книжечка старца Даниила «Против спиритов». Читая ее, Костис встревожился. Писатель-святогорец приводил убедительные примеры, с помощью которых раскрывал явления духов как действие бесов. У Костиса возникли сомнения и вопросы, но ему требовалась помощь. И он нашел ее в переписке с монахом с Катунак.

Письма старца помогли ему постепенно оставить пагубное бесовское занятие. Однако сделать это ему было нелегко, так как после многолетнего общения бесы обрели над ним власть и даже избивали его.

«Я встретил, – пишет Костис в одном из писем, – одного добродетельного священника и попросил указать средство для борьбы с диаволом. Тот показал мне вторую заклинательную молитву святителя Василия Великого. Прочитав ее, я воскликнул: „Нашел я оплот, нашел я оружие для изгнания сатаны!» Однако ночью, как только я лег спать и погасил свет, пришли бесы и стали бить меня кулаками. Так продолжалось три ночи. В другой раз я попросил священника отслужить параклисис и прочитать надо мной вторую молитву святителя Василия Великого. Диавол в это время невидимо приблизился к священнику и сильно потянул его сзади за рясу. А однажды во время чтения заклинательных молитв диавол лаял, как пес!».

Костису все же удалось избавиться от сатанинских досаждений. Однако враг не оставил его в покое совершенно. Он стал искушать его другим, более тонким способом.

Костис стал ощущать в своих мозгах живое присутствие «апостола Павла». Он представлялся ему высоким, в обычном одеянии. Руки «апостола » опирались на большой посох, а выражение лица могло изменяться. Иногда Костису виделось Евангелие. Часто в голове слышались какие-то фразы, которые он стал использовать в разговорах с людьми. Все эти явления он посчитал за действие благодати. Старцу Даниилу стоило больших трудов убедить его в том, что эти видения ложные и их не следует принимать.

Однажды в полдень Костис вышел из храма Святых бессребреников в городе Арнее, намереваясь навестить одного знакомого, который страдал воспалением легких. В приделе церкви, в алтаре, там где висела лампада перед иконой святых бессребреников (она находилась здесь временно, поскольку в центральной части храма шел ремонт), Костис заметил яркий свет. Приблизившись к окну, он увидел какого-то человека, который рассматривал лампаду. Заметив Костиса, этот человек направился в главный придел. Отчетливо послышались его шаги.

«Кто это? Кто здесь?» – позвал Костис. Ему показалось, что это был вор. Позвав четырех прохожих, он снова вошел в храм, намереваясь задержать предполагаемого грабителя, однако там не оказалось ни души.

Свои видения и этот случай Костис описал старцу Даниилу, спрашивая его совета. Мудрый старец объяснил, что это последствия его общения с злыми духами, и потому их необходимо отвергать.

Удивительно, но, несмотря на то что Костис оставил занятия спиритизмом и вел христианский образ жизни, враг продолжал смущать его ложными откровениями и видениями.

Мы упомянули о христианском образе жизни. Каковы же были подвиги Костиса на молитвенном поприще? Каждый вечер он приходил в храм Святых бессребреников, читал повечерие и канон святым Косме и Дамиану. Возвратившись домой, Костис закрывался в своей комнате и прочитывал Богородичный канон преподобного Иоанна Дамаскина с акафистом, канон Всем святым и канон Иисусу Сладчайшему. Кроме того, когда ему доводилось ехать верхом на лошади в соседнее селение, чтобы посетить какого-нибудь больного, он прочитывал каноны различным святым, вечерню или повечерие. Если же уже было позднее время, он читал наизусть «Честнейшую...» и другие молитвы. И несмотря на это, Костису грозила опасность стать жертвой прелести, если бы не помощь мудрого и рассудительного старца Даниила.

Среди бумаг старца хранится одно из писем Костиса, в котором тот задает различные вопросы о возможностях злых духов. В частности он спрашивает старца, может ли бес произносить: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас», «Видехом Свет Истинный... нераздельней Троице покланяемся» и «Буди имя Господне благословенно...»?

То, что происходило с Костисом, и в самом деле было нелегко объяснить. Однако, благодаря терпению, молитве и переписке со старцем Даниилом, ему удалось избавиться от уз коварного врага. Иаков, брат Господень по плоти, говорит: «Обративший грешника от ложного пути его спасет душу от смерти и покроет множество грехов»¹³¹.

В неустанных писательских трудах, в духовном руководстве послушниками, вставшими на путь равноангельной жизни, в созидании духовного убежища на голых камнях Катунак, в повседневной брани за спасение своей души, в любви к Богу и подвижничестве, в незлобивом отношении к братиям, порой огорчавшим старца, прошло пятьдесят лет. Целая жизнь.

Старец перешагнул восьмидесятилетний рубеж. Человек, яко трава дние его, яко цвет сельный, тако оцвеmem¹³².И действительно, старец уподобился редкому цветку в обширном Саду Пресвятой Богородицы. Цветы из этого сада, если не подточит их гнусный червь, благоухают и после того, как опадут на землю. Благоухают воспоминания о их жизни и созерцании, простоте, жительстве во Христе, скромности и отречении от своего «я».

Бренное тело никогда не переставало причинять беспокойство старцу. Святых всегда мучает жало плоти¹³³. В одном из писем, посланных некому верному духовному чаду 26 апреля 1923 года, старец пишет: «Твое письмо застало меня на одре болезни, страдающим от гриппозной лихорадки и опухоли правого глаза, так что я испытывал невыносимую боль. Однако твои молитвы и мольбы не позволили тебе внезапно услышать весть о смерти духовного отца, и после шести дней страданий я паче чаяния пришел в себя».

Летом 1929 года старцу в последний раз довелось отдыхать в тенистой беседке, где он обыкновенно беседовал с Александром Мораитидисом, посетителями и духовными чадами. Зима в тот год наступила рано. Старец слег в постель с очень сильной простудой. Он видел, как старались ученики, ухаживая за ним, и все же чувствовал, что силы покидают его. Однако старец радовался, подобно тому как хлебопашец забывает о своей усталости, когда на ниве золотятся колосья. Так и он, покидая мир, оставлял за собой благодатный урожай. А его самого, старца, должен был заменить благочестивый священник, подвижник и молчальник, обладавший к тому же музыкальным слухом и ангельским голосом.

8 сентября, в день Рождества Пресвятой Богородицы, душа этой «птицы пустыни» отлетела в небесные селения.

С вечера старец покрылся холодным потом. «Братия, я хочу причаститься, – сказал он. – Я чувствую себя нехорошо».

«Мы причастили его, – вспоминал отец Геронтий. – Со слезами на глазах и дрожащим голосом старец преподал всем ученикам, собравшимся у изголовья его постели, последние наставления и благословения».

– Старче, что теперь с нами будет?

– Да вознаградит вас Христос за ваши труды, – ответил старец, предрекая будущее. – Бог справедлив, братия. Вы послужили мне, и Он пошлет ангелов, чтобы они послужили вам. Вы расширите каливу, и у вас будет два священника. Придет много монахов.

После полуночи язык его двигался уже с трудом, побелели губы. Он что-то говорил, но понять было невозможно. Утром отслужили Божественную литургию. Прошло два-три часа. Лицо его сияло, он улыбался в каком-то священном восторге. После елеосвящения старец почил. Он был счастлив, ибо умирал в праздник великой Предстательницы Святой Горы, всепетой Матери Господа!

Бог призвал его в возрасте восьмидесяти трех лет в расцвете духовных сил, исполненного духовного мира, премудрости, имевшего дары рассуждения, смирения, милосердия, принесшего богатые духовные плоды.

Известие о смерти старца подобно молнии распространилось по Святой Горе. Через два дня пришло письмо с соболезнованиями из Великой Лавры: «...Смерть приснопамятного старца Даниила – это не частная утрата. Это потеря для всей нашей святой земли... В лице блаженного Даниила Святая Гора потеряла одного из преподобных мужей современного поколения святогорцев...».

А отцы Кавсокаливийского скита, выражая соболезнование в своем письме, отмечают: «...Ему следовало бы еще жить... Блаженный был огнем, выжигавшим всякое нововведение, по-настоящему великим порождением афонского жития. Его письма служили укреплением для каждой православной души и каждого колеблющегося сердца».

Благословен будь, старче Данииле, украсивший своими подвигами землю. Воистину, Дух Божий в тебе, и бодрость, и смысл, и премудрость изобильна обретеся в тебе¹³⁴.

Враг наших душ стремится всеми силами при помощи мирских соблазнов и искушений плоти склонить человека к плотским и душевным страстям. А поскольку он не может сразу вовлечь нашу душу в смертные грехи, то использует сперва прилоги, которые влагает в разумную, раздражительную и вожделевательную части души.

Разумное начало он соблазняет помыслами неверия, нечестивого любопытства, критикой непостижимых моментов в Священном Писании и таинствах, безрассудством, высокомерием и самодовольством.

Вожделевательной части души диавол предлагает желание земного наслаждения, движения плоти и прочее, подталкивающее ветхого человека к осквернению души.

Раздражительной же части внушается неумеренная ревность, осуждение, зависть, непослушание и противоречие, мнимое оправдание, например: «Если такой-то, неблагодарный, меня явно ненавидит, то почему я должен любить его?»

И если человек относится ко всему этому невнимательно, то терпит поражение, после чего становится легко доступным для страстей.

Чтобы победить упомянутые страсти и непреклонно и безопасно пройти по всей лествице добродетелей, подвижнику необходимо собрать все внимание при первых прилогах, пока они подобны малым жалам.

Что касается разумной части, борющаяся душа должна противостоять помыслам следующим оружием: необходимо хранить непоколебимую веру, не допуская приблизиться помыслам неверия, любопытства, богохульства, отражая их молитвой и презрением.

Равно как и вожделевательной части души необходимо противопоставить оружие: воздержание, возводящее ум к надмирным красотам, стремление стяжать чистоту девства, мужественно сражаясь против постыдных помыслов.

А для раздражительной части души не в меньшей мере непобедимым оружием должны стать любовь, долготерпение, мужественное терпение осуждения и неблагодарности со стороны братий, ибо только таким образом возможно достичь блаженного смирения и совершенной любви.

* * *

В аскетических писаниях преподобных отцов читатели могут увидеть, каким образом очищаются все три части души, то есть разумная, раздражительная и вожделевательная, и изгоняется ветхий человек.

Там можно узнать, что есть пристрастие ума, сладострастие души и чувственность плоти.

Там всякий, кто сможет сочетать любомудрие с бесстрастием, найдет изобличение всех сатанинских козней...

Благодаря им можно понять, что значит «познай себя» и как внимательны мы должны быть к малейшим упрекам своей совести, и узнать, что самомнение и самоугождение мешает духовному преуспеянию.

* * *

Когда идешь ты к своему духовному отцу на исповедь, не уподобляйся государственному обвинителю, говоря: «Он сказал это, а тот сказал другое...», но говори о своем, в чем желаешь получить прощение.

* * *

Без поста нельзя достичь ни чистой молитвы, ни непорочного девства. Христианин, если он не порабощает свое тело постом, не может взять крест Спасителя нашего Иисуса и следовать за Ним.

Сам Спаситель наш Иисус подал нам пример, когда постился сорок дней и ночей. И в какое же время? После Крещения. Это для того, чтобы показать нам, что всякий крещеный христианин должен по мере сил поститься.

Монашеская жизнь – это великая школа, где обучаются нелестной жизни в Боге и где во всем действует евангельская строгость.

Благодаря монашеской жизни можно избежать различных ловушек коварного диавола и хитросплетенных силков греховной жизни, чтобы упражняться в добродетели, сообразной евангельскому совершенству.

Богоносные отцы Церкви краеугольным камнем монашеской жизни утвердили блаженное послушание, соединенное с нищетой духа, которая есть первая заповедь блаженств.

Послушание, которое является основой монашества, с корнем уничтожает порывы тщеславия и разрывает диавольские путы. Делатель его становится нищим духом, кротким сердцем, плачущим, милостивым, миротворцем, короче говоря, исполнителем заповедей блаженств.

Молчание среди монахов должно быть проявлением любви, а не угрюмости и презрения.

Как грязь пачкает тело и заставляет железо ржаветь, так и исхождение монаха из монастыря может осквернить благородство его души.

Когда, о монах, встретишь ты на дороге другого монаха, который начнет тебя спрашивать, как тебя зовут, кто твой старец и прочее, – отвечай ему коротко и ясно, но сам не задавай подобных вопросов. Не открывай своим ключом чужую дверь.

Когда достигает христианин чистоты сердца, тогда исполняет он все заповеди Господни и тогда Бога узрит¹³⁵, то есть ясно различает в своем сердце действие Святого Духа. Просвещенный Им делается неложным руководителем других. Он понимает сокровенное в Священном Писании и постигает не только природу сущего, но и природу истины, а затем достигает прозорливости, дара пророчества и бесстрастия. Тогда через него совершаются Божественные откровения и чудеса.

* * *

Те, кто преуспел в целомудрии и святости и удостоился многих духовных даров, достигли этого благодаря предстательству Госпожи нашей Пресвятой Богородицы.

Чтобы сохранить незапятнанной свою чистоту, необходимо прежде всего питать особое благоговение ко Пресвятой Богородице и горячо молиться Ей, ибо нетленные одежды девства получают не столько личным борением и подвигами, – хотя и они должны сопутствовать подвижнику, – но, главным образом, благодаря милости Приснодевы Марии, Которая и очищает души девственников.

Тот, кто подвизается в целомудрии и стремится к очищению души, должен тщательно очищать душу свою от сладострастных помыслов, которые сеет виновник всех зол, движимый желанием запятнать душу. От этих помыслов можно избавиться молитвой Иисусовой и призыванием имени Владычицы нашей Богородицы, ибо Она знает, как очистить души истинных ревнителей целомудрия.

Подозрительность сеет волнение и смущение, даже если кругом царит мир. Подозрительность никогда не различает истины. Даже если глаза видят истину и сами вещи говорят о добродетели и любви, подозрительность все искажает и скорее убедит человека поверить лжи, чем истине того, что он видит.

Подозрительность – это лживый и превратный фотограф, который, делая свой снимок, искажает изображение...

Когда у подозрительного человека случается искушение – от людей ли, по Божественному попущению для исправления или в силу естественных причин, – он немедленно начинает подозревать кого-либо, напрасно осуждая невиновного...

Чтобы показать живой пример этого пагубного безумия, я расскажу тебе об отце Феофане, подвизавшемся в Малом скиту святой Анны. Как нам известно, сей монах, вконец побежденный таким недугом, отделился от всей братии и соседей, заявляя, что все его ненавидят и что только он один знает, что есть истина, а остальные достойны презрения. С ним это случилось из-за того, что он поклоняется только тому, чему научился от своих подозрений, и только этим руководствуется.

Если, возлюбленный мой, соберется Вселенский Собор, состоящий только из святых отцов, и он уличит подозрительных в том, что они обмануты своей страстью, они и тогда не согласятся с его определением, утверждая, что правы они, а не святые отцы (письмо Каллинику Исихасту от 01.02.1896 г.).

Братия, подальше держитесь от подозрительности, рождающей чудовищ!

Насколько эта страсть кажется маленькой и незначительной, настолько, если ее не пресечь, она может разрастись и привести к пагубным результатам. Страсть эту обычно внушает коварный змей легкомысленным душам, охваченным завистью и злопамятством.

Итак, когда какой-нибудь брат поддается такой страсти, он сперва получает помощника и защитника в лице лукавого любопытства, а затем начинает почитать совершившимся фактом все, что ему внушит помысел...

Если эта страсть укрепится, тогда враг внушает брату различные мечтания, ведущие к обольщению, так что он лишается рассудка, от чего да избавит нас Всеблагий Бог и Господь...

Чтобы предотвратить столь мерзкую страсть, прежде всего необходимо изначально избегать ее, как смертоносного яда, обуздывая ее чистой исповедью и самоукорением.

Протестанты, отвергнувшие вместе с большей частью Священного Предания тесный и скорбный путь, то есть посты, бдения и молитвы, которые совершаются в уединении, к несчастью, смогли убедить некоторых из наших студентов, обучающихся в Европе, а то и большую часть европейски образованных людей. А теперь, действуя через них при помощи лукавых измышлений и мудрований, они пытаются, если получится, произвести переворот православного сознания.

* * *

Нам, монахам, необходимо быть непреклонными столпами Православия...

Разве монахини, ежедневно читая жития святых и жизнеописания монашествующих, не видят в них божественную ревность по отношению к Православию?

Опустив множество случаев, приведу вам пример святой Мелании. Разве эта преподобная, предаваясь уединенной жизни, не превзошла многих святых дев своими подвигами, богомыслием и затворническим житием?

Почему же она, оставив безмолвие и уединение, пошла в Константинополь к своему дяде Вулисиану, который занимал пост городского правителя? Только потому, что он придерживался ереси Нестория и Савелия, она не только отправилась туда, но и с помощью доказательств, взятых из Священного Писания, и примером собственной ангельской жизни убедила дядю отречься от нечестия и стать преданным рабом Христовым...

И не только его, но и множество других несториан удалось святой возвратить к благочестию.

Но если бы преподобная не обладала православным церковным сознанием и не знала существа ереси, как бы смогла она одержать такие победы? (Письмо к игумении Феодосии от 17.01.1924 г.)

* * *

Нечто подобное случилось и с моей двоюродной сестрой, которая, полюбив богатого европейца, вступила с ним в брак, одобренный, к несчастью, и ее родителями. Я был тогда еще в юношеском возрасте и, покидая Смирну, говорил и ей самой, и ее родителям, и отцу жениха, что этот союз будет трагичным и разрушительным для обеих сторон. Так со временем и случилось. Двоюродная сестра умерла в невыносимых муках при родах, а отец ее супруга, европеец, в тот же день внезапно получил апоплексический удар. Родители девушки после многих искушений также плохо окончили свою жизнь (письмо Н. Регосу от 23.02.1923 г.).

* * *

Приступая к написанию подобных трудов (т. е. направленных против еретиков), я призываю Владычицу нашу Богородицу, а все доказательства, основанные на Писании, черпаю из творений божественных отцов Церкви.

* * *

Христианин ни в малейшей степени не должен слушать таких разрушителей, даже если это священники или архиереи, учителя или духовники, которые с помощью своих мудрований извращают православное мировоззрение и Священное Предание. Ему необходимо твердо стоять в том, что он принял от Православной Церкви.

Я очень печалюсь, думая о нашем поколении, в котором Бог, по нашим грехам, попустил коварному бесу найти свою поживу двумя противоположными способами.

Действительно, наши архиереи, вместо того чтобы защищать благочестивые предания, вводят различные новшества. Верующие же и благочестивые люди, вместо того чтобы со многой рассудительностью и духом кротости написать об этом и выразить свое мнение, прибегают к брани и оскорблениям, призывая на грешных архиереев все святоотеческие анафемы, чтобы, если получится, добиться их извержения из сана. Таким образом они возбуждают православный народ и в результате, вместо того чтобы принести пользу, удваивают вред.

Я не сомневаюсь, что в твои руки попадало сочинение А. Ф., в котором он показывает несостоятельность нового Собора. Но пишет он таким оскорбительным тоном, в каком никто из святых отцов не обращался даже к самым великим и нечестивым ересиархам.

Мой скромный труд нанесет поистине более сильный удар по таким новаторам, чем сочинение Ф., поскольку этому автору припишут страсть и безрассудство, а также и эгоизм. В моей же работе будет показано, что так говорит сама Церковь, отвергающая все замыслы, которые намереваются осуществить сторонники нового Собора (письмо Н. Регосу от 3.11.1926 г.).

Недуг несчастных новобрачных Ставроса и Хрисулы действительно вызван сатанинским действием. Это результат волхвования злых людей, которые, к несчастью, становятся орудием сатаны, отравляя многие невинные души. Поэтому древние христиане, прежде чем вступить в брак, исповедовались, постились и причащались Пречистых Христовых Таин. И тогда все бесовские козни не имели над ними никакой власти.

Духовник поступил очень хорошо, прочитав заклинательные молитвы. Так поступим и мы завтра после Божественной литургии. Мы помолимся об их спасении также и по четкам, и я убежден, что непоколебимая вера сможет обратить бесовское действие в бегство. Однако если их состояние останется прежним (во что я не верю), тогда, тайно договорившись с вашим добрым духовником отцом Леонтием, совершите всенощное бдение в честь святителя Василия Великого, но не рассказывайте всем о том, для чего это делается. И вы непременно получите разрешение от этих мерзких оков (письмо Н. Регосу от 13.05.1924 г.).

Прежде чем начать чтение параклисиса Пресвятой Богородице, сотвори три земных поклона перед Ее иконой и, призвав Ее милости, с глубочайшим вниманием приступай к чтению.

Когда мы чего-то желаем, а достичь этого у нас не получается, не нужно бороться с обстоятельствами. Но станем повторять: «Буди имя Господне благословенно», – и в случае успеха, и в случае неуспеха.

* * *

Один добрый христианин, известный Вам Георгий Баласкас, военный, прислал мне свои недоуменные вопросы о том, как возник мир, откуда взялись люди в Америке, каким был запретный плод и тому подобное. Он собирается подготовить и другие вопросы.

Однако эти вопросы не приносят ему пользы. Это ловушка врага «справа», чтобы он не старался научиться различать, какие стремления души следует отсекать, а какие – нет (письмо Н. Регосу от 13.05.1924 г.).