Глава 4. Остановка на северо-западе

Достиг блаженныя земли

Святой монах Брендан.

И Ты мне душу укрепи,

Христос – Мой Капитан.

Где птицы райские поют –

Направь нас к той земле –

Туда, где люди узнают

Таинственный Туле.

Иль лучше на спине –

кита

Дай справить Пасху нам,

Ты Сам Христос –

Ты наш Туле,

Господь, мой Капитан!

Стефан Красовицкий

В брошюре «Святой Патрик, епископ и просветитель Ирландии» (Тверь, 1999) буквально штрихами я высказал гипотезу распространения кельтской миссии в России. Она основывалась на ставрографических наблюдениях и некоторых литературных свидетельствах. Самым ненадёжным местом этого построения была ссылка на рукопись князя Сулукадзева (†1830). Репутация человека склонного к эпатажу, мистификации (его считают автором «Велесовой книги») убедительности изложенному никак не придавали. Сулукадзева называли «русским Жюль Верном». Вполне справедливо, хотя подобное сравнение можно расценивать как комплимент, если вспомнить, что многое из «сочинённого» французским фантастом впоследствии было открыто или сконструировано. Оспаривалось также наличие именно кельтских крестов в церковном зодчестве Северо-Запада, и ставилась под сомнение сама возможность ирландского присутствия в России.

Элиас Канетти писал: «Тяга в даль, к путешествиям у человека неистребима, и он ненасытно копошится в минувших эпохах и чужих культурах. Застылость собственного существования усиливается, а это занятие – самое неисчерпаемое средство для внутренних духовных перемен».

Сначала о «Плавании». Из дошедших до нас повествований о святом Брендане – это самая яркая история, получившая свою самостоятельную судьбу и значение. При чтении нетрудно заметить, что –мореплаватели оказываются людьми весьма осведомлёнными и подготовленными для путешествий. У них прекрасно получается корабельная работа; они знакомы с основами навигации, судового строительства, ремонта; управляются с прямым парусом, гребут на вёслах, маневрируют в сложных ситуациях.

Их пожилой игумен (Master of God – «первый после Бога») – не только духовный наставник, но и опытный капитан. Море для перегринов, живущих в 150-ти километрах от побережья, – стихия, тем не менее, вполне понятная. Отправиться в плавание человеку, далёкому от корабельного труда – дело небезопасное. Так что можно говорить о нескольких навигациях клонфертских иноков, совершённых до того, самого важного, Плавания, и являвшихся частью кельтского миссионерства VI-VIII веков. Агиография ирландской Церкви это вполне подтверждает. Самое раннее документальное упоминание о святом Брендане находится в Житии святого Коламбы (†597). После 563-го года преподобный посетил Шотландию, довольно долго там находился и даже основал собственный монастырь. Его миссия оставила следы в последующих шотландских географических названиях и церковных надписях⁸⁴. Житие святого Давида Уэльского упоминает, что святой Брендан навещал обитель святого Давида, встречался с ним, как и многие другие перегрины тех лет. Корабль должен был идти от восточного побережья Зелёного Острова через штормовое ирландское море, или от западного, огибая Ирландию с севера или же с юга, через пролив святого Георга. В Житии самого преподобного рассказывается о его знакомстве со знаменитым церковным историком тех лет Гильдом (Гилдасом), состоявшемся там же, в Британии.

Только море помнит маршруты экспедиций кельтских монахов, но на лёгком судне миссионеры святого не только достигли Оркнейских, Шетландских островов, но и, возможно, не создавая обителей, как делал святой Коламба на Айоне, отправились дальше, на «европейский» Северо-Восток, то есть к нашему русскому Северо-Западу. Вообще ирландцы с давних времён были известны как прекрасные мореплаватели. Их путешествия в разные стороны света к далёким островам в океане на подвижных судах для знакомых с плаваниями Хейердала, Конюхова и Папазовых не должны казаться фантастичными или невыполнимыми, особенно после экспедиции Северина.

Другой важный эпизод связан с самим началом «Плавания», точнее, рассказом Баринтуса. Святой Брендан не столько удивлён, сколько вдохновлён услышанным. Сама возможность существования Земли Обетованной Святым сомнений у него не вызывает. В предыдущиепутешествия, вероятно, слышавший о Туле преподобный пускался с той же целью (по крайней мере, она могла существовать). Но теперь он узнаёт от Баринтуса совершенно другое направление. Далее уже ангел указывает на Запад, и не случайно. Наш Северо-Запад Европы в VI веке, а тем более к годам создания «Плавания», был частично изучен, и «блаженной земли» там не обнаружилось. Движение в противоположном направлении сулило открытия. Покинув берега Ирландии, перегрины, если буквально понимать текст «Плавания», в течение семи лет «кружат» по океану. Литургические возвращения связаны с Островом Овец, Птичьим Раем, спиной на период от Рождества до конца Троицкой седмицы, то есть занимают лишь половину года. Описание климата других островов указывает на их юго-западное положение, кроме двух случаев. Первый, спорный, связан с рассказом про остров, поросший лесом, на котором иноки 30 дней укрываются от дождя, ветра, едят мясо погибшего чудовища, что не портится всё это время, будучи только подсоленным, но не завяленным. В тёплых южных широтах детали истории должны были бы выглядеть иначе. И ещё: про починку коракла «Плавание» сообщает лишь однажды. Тогда монахи перетянули остов судна новыми кожами из прежнего запаса. Если бы перегрины большей частью бороздили южные моря, то подобного ремонта явно не хватило бы. В тёплых водах тропиков слой жировой смазки кожаных бортов растворяется быстро, в то время как холод северных широт делает их куда более крепкими и долговечными.

Второй эпизод, описывающий встречу команды в море с «колонной чистого кристалла, что твёрже мрамора», очевидно – айсбергом, подкрепляет версию путешествия святого Брендана не только в одном направлении. Коракл преодолевал огромные пространства мирового океана. За эти годы монахи увидели Саргассово море, вулканические острова, берега Америки, шли через волны Севера, пересекали тропики и ни разу не столкнулись не только с пиратами, бороздившими воды ойкумены, но вообще не видели кораблей. Их дорога лежала далеко от известных морских путей. В самом завершении плавания преподобный с братией находят то, ради чего покинули дом. Текст «Путешествия», точнее, одна из его версий, приведённая Джесси Кросландом, указывает на то, что в какой-то момент поисков святой повернул на Восток и судно подошло к острову, окружённому стеной из кристалла. Если под «кристаллом» понимать не только очевидный религиозный символ, но считать, что речь вновь идёт о льдах айсберга, то само место расположения Острова Обетованного Святым окажется севернее варианта, указанного автором «Плавания».

Предположим, что ирландские перегрины двигались в северо-восточном направлении. Перед ними оказалась Скандинавия, огибая которую они, при благоприятной погоде, могли дойти до Кольского полуострова, но далее пути нет. До конца IX века (время существенного потепления), согласно палеоклиматологическим наблюдениям, в Белое море этим маршрутом проникнуть было нельзя. Возможно, святой Брендан после посещения Шетландских островов отправился в Балтику и далее – до Приладожья.

Он плыл к земле, о которой рассказывали предания античного мира, к земле гипербореев, острову Туле. Или его вдохновил рассказ о святом Андрее Первозванном, который, после проповеди в Киеве и на Севере Руси, путём «из варяг в греки» достиг Валаама. На парусе клонфертских путешественников вышит крест (по крайней мере, иконографическая традиция, от средних веков до наших дней, его туда помещает) – крест в сочетании с кругом, которому, со временем, предстояло стать одним из христианских символов Северо–Западной Руси.

Появление кельтского креста связано со следующим преданием из Жития святого Патрика. Когда просветитель Ирландии вёл спор с друидами и узнал, что они поклоняются Солнцу, то приказал своим ученикам перечеркнуть круги, символизирующие светило, крестом, произнеся при этом: «Мы тоже верим в Солнце – Солнце Правды – Христа». Крест святого Патрика изображался на облачениях святых Ирландии и Британии, им украшали храмы, его возводили на надгробиях; высокие кресты VII-X веков изумляют изяществом работы, их можно обнаружить во многих уголках кельтских островов.

Три первых века христианской истории Распятие открыто и не изображалось. Это объясняется, с одной стороны, радостным, торжественным, пасхальным характером древнехристианского искусства. С другой – позор и бесчестие, связанные с крестом, плюс страх перед преследованиями со стороны языческого государства вынуждали использовать скрытые символы (ХИ–РО), Андреевский косой крест, якорный крест, пеликан, петух, рыба и проч.).

С середины IV века, после утверждения христианства св. Константином и св. Еленой, скрытые изображения уступают место явным. Н.И. Барсов пишет: «До самой эпохи Константина Великого христиане удерживались от изображения креста Христова в его действительной форме, а тем более, от изображения его вместе с Распятым. На предметах, сохранившихся от трёх первых веков и найденных при раскопках в Риме и Помпеях, встречаются, большей частью, лишь аллегорические изображения Креста и Распятия. В конце IV века крест был повсеместно употребляем в Римской империи. Император Константин возложил золотой крест на гробницу апостола Петра в Риме. Самое древнее из известных изображений Распятия, помещённых на кресте, относится уже квекам и находится на дверях церкви святой Сабины в Риме. На Христианском Востоке изображения Распятия появляются не ранее VI века.

Необходимо также сказать про миссионерское путешествие дорогой «из варяг в греки» апостола Андрея Первозванного. «Повесть временных лет» летописца Нестора, созданная более тысячи лет спустя после трудов апостола, сообщает, что святой, проповедуя, ставил кресты деревянные и, возможно, каменные. Можно предположить, что апостол Андрей использовал крест в землях язычников для убедительности и наглядности. Стоит ли утверждать, что у него, палестинского рыбака, были навыки монументального зодчества, инструменты, механизмы для транспортировки и т.п. Или практика установки крестов могла быть известна летописцу. Тогда какие каменные кресты видел Нестор?

Само появление высокого каменного креста как идеи «проповеди в камне» связано с ранневековой традицией «воздвигать крест» (святые Константин и Елена) для всеобщего обозрения, или «узнавания». (Так, кстати, варвары Хлодвига узнавали своего правителя при поднятии его над толпой собравшихся.) За узнаванием следовало поклонение Кресту (то есть жест заменял собой текст, библейский текст).

Традиция возведения вертикальных памятников в честь какого-либо события, например, победы в битве, была характерна именно для римских времён, о чём свидетельствует большое количество триумфальных колонн. На кубическое основание устанавливался обелиск или стела. Торжество Христа при этом символизировал венчающий его/ её крест или лавровая гирлянда – «венок победителя».

Высокий кельтский крест представляет собой комплексную работу, тщательно взвешенную и произведённую в трёх измерениях. Для его сооружения обычно использовали песчаник, сине-серый известняк и в редких случаях гранит. Стоящий сам по себе высокий крест редко был надгробным памятником, но его узнаваемая конфигурация в сочетании с кругом выгравирована на множестве ирландских могильных плит. Исследование библейских сцен, исполненных на крестах, дают право предполагать, что кресты занимали особое место в литургической практике ранней Церкви. Ирландские источники считают, что, будучи выточенными из камня, высокие кресты имитируют более ранние – деревянные, которые обивали металлическими пластинами, то есть к началу их создания (VII-VIII вв.) такая форма была общепринятой. И хотя кельтские кресты – явление исключительно западно-европейское, у него находятся параллели в восточном христианском мире, в частности, в Армении и Грузии.

О происхождении круга (кольца), кроме приведённой, существуют и другие версии. Согласно одной, круг следует считать нимбом вокруг креста, соотносимого со Спасителем. По другой, здесь имеет место эволюционировавшая модификация сочетания монограммы времён Константина Великого – Ich-R (Христос) с лавровым венком победителя. Придерживающиеся функциональной точки зрения убеждены, что круг произошёл от деревянного прототипа, где диагональные скрепы усиливали крест, – так вот именно они и были заменены дугами, по эстетическим соображениям. Авторы обзорной работы на эту тему H.Richardson и J. Scarry признают: «Нельзя отрицать связи вида кельтского креста с доисторическим символом Солнца. В ранней ирландской поэзии ко Христу иногда обращаются как к Солнцу. В качестве примера можно привести стихотворную литанию о Пресвятой Богородице:

О, Мария, Царские врата избрания,

Через которые вочеловечилось сияющее Солнце

Иисус, Сын Бога Живаго.

«An Introduction to Irish high crosses».

Dublin 1990. P. 23.

Итак, крест наложен на круг. Он не вписан, подобно византийскому или грузинскому, его лучи пересекают окружность. Сочетание круга с крестом в церковной традиции имеет давнее основание. Первый был знаком мира, вселенной, второй – победы Христа над смертью и Боговоплощением: «Се бо прииде крестом радость всему миру». В ситуации с Кельтской Церковью можно принять несколько вариантов толкования, но важным остаётся тот факт, что русское зодчество Северо-Запада использовало этот знак активно в XIII-XV веках.

Деревянное зодчество до нас дошло небольшим числом артефактов⁸⁵, но те, кто строил и украшал каменные храмы на Северо-Западе, навряд ли стали игнорировать прежние символы или заменять их совершенно новыми, скорее, стоит говорить о параллельном использовании различных типов крестов. В экспозиции Новгородского историко-археологического музея выставлены донца глиняных сосудов с клеймами гончаров-ремесленников X-XI веков. На одном из них геометрически чётко проступает «крест на круге», почти идентичный изборскому, но вместо стрел на концах креста различаются элементы левосторонней свастики, которая довольно часто использовалась в декоративных целях. Хотя символ, даже ремесленный, в средние века немог явиться случайно, вне религиозных идей и влияния. Чаще всего наличие кельтских крестов на Северо-Западе России поясняют простым заимствованием русскими зодчими отдельных элементов «из опыта романских мастеров, тем более что в самом Новгороде, – как сообщает автор классического исследования художественных памятников М. Каргер, – издавна существовали две церкви: немецкая – святого Петра и «варяжская божница»⁸⁶. Если бы речь шла исключительно об орнаментах и внешнем украшении, то с идеей простого копирования можно было бы рискнуть согласиться, но «крест на круге» помещался отдельно, в местах видных издалека (зачем, кстати, декорировать крепостную стену Изборска?) или, наоборот, на алтарных частях храма. Он имел все свойства сакрального знака, хотя к XIV веку про кельтские корни вряд ли кто помнил.

Сейчас в Изборске собрано (хранится) около 200 каменных крестов XIV -XV веков. Часть из них выставлена в экспозиции изборского историко-археологического музея.

Выточенные из камня кресты часто имитировали деревянные, обитые металлическими пластинами, и даже ювелирные изделия. Много умения и усилий тратилось на довольно странную задачу – воссоздать работу по металлу в другой сфере. На то была, верно, веская причина. Каменные кресты, высотой 3,5–4 метра, начинают изготовлять на Британских островах. Византия их не знает. Восточно-христианские параллели обнаруживаются в Армении и Грузии, и то – только до времён арабских завоеваний Кавказа. Будучи на краю Европы, Ирландия и Британия оказались в относительной изоляции, когда соседние страны обращались в язычество (V-VI века) под натиском варварских нашествий.

Кельтские кресты, которые в нашей литературе именуются преимущественно «новгородскими», важны во всей перспективе христианского искусства средних веков.

В Ирландии сохранилось, в общей сложности, почти 300 крестов или их остатков, причём многие из них – ровные, без колец. Но у 68-ми из них типично открытое кольцо и почти столько же имеют сплошное каменное. Выдвигался ряд различных объяснений его происхождения. Например, кольцо могло символизировать солнце, терновый венец, колесо (в значении вечности) и многое другое. Важно, что на протяжении столетий религиозное мышление творчески основало и расширяло семантическое поле церковного зодчества. Нестор Летописец видел (или знал) практически единственно сложные, стоящие сами по себе памятники эпохи раннего средневековья на всём западном пространстве Европы. Так что в «Повести временных лет» распознаётся определённая правда, несколько искажённая поздними переписчиками. В конце концов, предание, легенда, традиции народа остаются не чем-то фантастическим, а частью (может быть, даже лучшей) истории этого народа.

«Согласно «Повести временных лет», – пишет А. Кузьмин, – варяги создали города от Ладоги, Новгорода до Мурома, а сами новгородцы выводились от «рода варяжска». По Кедрину и Скилице, варяги – Экспозиция каменных крестов, музей Старого Изборска «по происхождению кельты»⁸⁷. Значительное количество имён в договорах (Кары, Моны, Куци, Стар, Бруни и др.) подтверждают справедливость этого указания. Более того, племенное название венетов (венедов) А. Шахматов производил от кельтского nenos – «друг», «союзник», а другие историки – от кельтского vinolos – «белый», «счастливый». На Руси пёстрые в этническом отношении варяжские дружины, очевидно, говорили по-славянски, причём этот язык они восприняли на южном побережье Балтики»⁸⁸. Житие преподобного Антония Римлянина (см. Кораблик 3) сообщает, что святой перемещался «от Римской страны по Крест с острова Кильпола. Тёплому морю, из него же в реку V III в., Ладога. Неву, из Невы в Нево-озеро, а из Хельсинский музей Нево-озера (остров Ладога) вверх по реке Волхову, против быстрин неизреченных и даже до места сего», – то есть в Новгород, и приплыл на камне.

Это обстоятельство не вызывает сомнения у современных исследователей: «Нет оснований отказывать Антонию в том, что он был «чужеземным ревнителем православия», которого судьба забросила в Новгород. В агиографическом факте чудесного путешествия просматриваются черты исторической достоверности. Согласно «Житию Антония», будущий новгородский святой «по водам принесен бысть на камне» (на куске скалы) к берегу Волхова, что отражено иконографией святого. Именно этот рассказ воспроизводится со слов Андрея – ученика преподобного, его преемника на игуменство в монастыре и предполагаемого автора древней части «Жития». В Новгороде переселенец поразительно быстро постиг язык здешних жителей. В месте, куда был перенесен на камне Антоний по благословению новгородского епископа Никиты (ок. 1096 – 30.01.1109 гг.) основывается обитель»⁸⁹.

Путь Антония Римлянина, как и дорога ирландских миссионеров, принёсших кельтскую символику на Северо-Запад Руси, – «волховский путь», – начинался в северной части балтико-волжского отрезка, там, где была основана рюриковская Ладога. Его освоили во второй половине VIII века. К X веку волховский водный путь стал частью маршрутов самых крупных сообщений Восточной Европы: «из варяг в греки» и балтико-волжского. Оба они шли от Балтики до озера Ильмень, где разделялись. На юг по Ловати, на Запад по Шелони и по Мсте на восток кельты не отправлялись, уже по причине того, что к XII веку их европейская миссия полностью завершилась.

Можно допустить, что кельтские кресты, точнее, их, условно говоря, лекала, случайно проникли на Русь, и этот процесс просто совпал с христианизацией её Северо-Западных земель. Многие исследователи так и делают. Например, Марк Шахнович сообщает: «По нашему мнению, восточно-христианский символ – «крест в круге с сомкнутыми концами» был перемещён в V веке миссионерами из Византии на Британские острова. На его основе в Ирландии VII века получили широкое распространение знаменитые высокие «круглые кельтские каменные кресты с фигуративными изображениями»⁹⁰. Византийские, точнее, египетские монахи в Ирландии были. Через так называемый «винный путь» (Британия – Испания – Африка). Зелёный Остров контактировал с Востоком, но миссионеров-проповедников именно из Византии Британские острова не знают.

Далее: «С англо-саксонским духовенством традиция их (крестов) возведения проникла в Южную Швецию и позднее (совсем уж загадочная фраза. – Авт.) опосредованно от «западных» церковных канонов «прижилась» на Северо-Западной Руси, в первую очередь, как выразительный архитектурный приём» (там же). В пользу этого утверждения только кресты с острова Готланд, но и они могли быть поставлены не только шведами, а возможно, норвежцами. Кстати, кельты и англосаксы всё-таки не стороны одного равнобедренного треугольника, так что не стоит спешить с «удобными», но поверхностными заключениями.

В.Б. Панченко пишет: «Опираясь на выводы британских учёных, изучавших ирландские каменные кресты, мы объясняем стилистические особенности памятников Ижорского плато существованием нескольких мастерских (школ, артелей), вырезавших кресты и орнаменты по определённым шаблонам» («Каменные кресты Ижорского плато. Каталог»). Шаблон, который «прижился» как «архитектурный приём», требует хотя бы какого-то объяснения, поскольку его распространение довольно обширно. О вертикальных высоких крестах речь шла, теперь несколько слов о «кресте в круге».

На Ладоге можно встретить названия, связанные с почитанием креста: «Ристиниеми» (Крестовый мыс), «Ристимяки» (Крестовая гора), «Ристикаллио» (Крестовая скала), «Ристисаари» (Крестовый остров) и, наконец, «Кивиристи» (Каменный крест). Навигационные кресты стояли именно там (все навигационные кресты Русского Севера – деревянные). То, что кресты нашего Северо-Запада производные от европейских, а не византийских, – очевидно. Кельтская миссия в России требует детализации, и здесь наше летописное наследие, ввиду его поздней политизации, на которую и указывал Шахматов, – подспорье слабое. Возможно, всё происходило следующим образом.

Я говорю «возможно», поскольку в историографической науке всегда существуют совершенно противоположные мнения об одном и том же предмете, событии, и каждая точка зрения имеет собственные доказательства. Наиболее близкими мне показались следующие российские исследования: Шаскольский И.П. Исторические связи Скандинавии и России. – Л.,1970; Дубов И.В. Северо-Восточная Русь в эпоху раннего Средневековья. – Л., 1982; Мельникова Е.А. Древнескандинавские географические сочинения. – М.,1986; Паранин В.И. Историческая география летописной Руси. – Петрозаводск, 1990; Глазырина Г.В. Исландские викингские саги о Северной Руси. – М., 1996.

В IX веке на землях Приладожья, в Низовьях Волхова, около Ильменя и Чудского озёр происходит объединение племён новгородских словен, псковских кривичей, приладожской чуди, мери и финно-угров в так называемый «Северный союз племён».

К этим событиям прямое отношение имеют и поселившиеся ещё в VIII веке на нижнем Поволховье скандинавы. По Вуоксе они двигались в Юго-Западное Приладожье; по рекам Сясь, Свирь и Олонка – в Юго-Восточное Приладожье, где мирно уживались с местными народами. В то же столетие из новгородских земель начинается перемещение славянского населения на Верхнюю Волгу, и вместе с ними сюда попадают незначительные группы скандинавов, имевших ещё свой устойчивый обряд погребения. Информация обо всех этих пространствах своеобразно отразилась в различных произведениях древнескандинавской письменности. И.В. Глазырина замечает: «Топонимика, употреблённая в тексте саги о Хальвдане Эйстейнссоне и саги о Стурлауге Трудолюбивом, очерчивает регион, в котором происходят события в исследуемых сагах, – Юго-Восточное Приладожье с центром в Ладоге, Юго-Западное Приладожье, на что указывает «карельская» топонимика, и Русский Север, обозначенный топонимом «Бьярмаланд».

Под Русским Севером традиционно понимаются северные районы расселения восточных славян в Европейской части России, приблизительно к северу от 57 градуса северной широты. «Русский Север, – продолжает И.В. Глазырина, – стал одной из составляющих легендарно-эпического пространства. Устойчивый круг сюжетов об этом регионе, несомненно, бытовавших в устной традиции и вошедших в древнескандинавскую литературу, их широкая распространённость и развитие в произведениях XII-XIV веков являются лишним доказательством тесных и долговременных контактов населения Скандинавии и Руси». Бьярмаланд, или Бьярмия, которая упоминается с конца IX века («Орозия» Альфреда Великого) и до XVI века («История северных народов» Олая Магнуса), историками помещалась в различные места, но, скорее всего, прав В.И. Паранин, считавший, что Бьярмия занимала земли Северного Приладожья и Карелии, а её политическим и религиозным центром был остров Рус (Гарда), нынешний Карельский перешеек. Островом он назывался потому, что омывался с севера и юга двумя протоками, соединяющими Финский залив с Ладогой, Вуоксой и Невой соответственно.

Идеи Паранина были развиты священником Стефаном Красовицким в целом ряде газетных и журнальных публикаций (си. «Православная Тверь», № № 10–11, 1996 г., № № 3–4,1997 г., «Ангел Валаама», № 10, 1994 г.) Суть их сводится к следующему: остров получил своё название «Рус» от имени языческого бога Хорса (или Хроса-Роса) – бога солнца – вариант Северного культа Аполлона. Древняя Греция знала жрецов Хорса-Аполлона как «Гипербореев», а место их жизни связывала с островом на краю ойкумены так называемым «Ultima Туле». Именно поэтому святой Андрей Первозванный направился в Приладожье и на Валаам, как в религиозный центр культа Солнца, для проповеди Евангелия и сокрушении солярного языческого поклонения.

Диодор Сицилийский (I в. до Р.Х.) про Аполлона и его культ на Севере замечает: «Из числа писателей, сообщающих древние предания, Гекатей и некоторые другие говорят, что на Океане против страны кельтов находится остров величиною не меньше Сицилии. Этот остров лежит на Севере и населен гипербореями, названными так потому, что живут они дальше дуновения Борея; остров имеет прекрасную плодородную почву, отличается благорастворением воздуха и дважды в год приносит плоды... из всех богов наиболее почитаем там Аполлон»⁹¹.

Другим именем Хорса было «Даждь-бог» («даждь-божьи внуки» – так называют себя росы в «Слове о Полку Игореве»). В кельтских и Англо-саксонских источниках росов (русов) иногда именовали «доги». Народ Бьярмии, как считают Паранин и Красовицкий, получил обозначение «Росов» от названия острова «Рус», а впоследствии оно распространилось и на славянские племена Киевской Руси.

Этнический состав изначальных россов большинство исследователей определяет как конгломерат балтов, финнов, скандинавов и, отчасти, славян. Наиболее активным и многочисленным племенем среди россов, по свидетельству арабского путешественника IX века Масуди, оказалась «Эл-Лудз-Ана». Немецкий академик Фраен (Fraen) расшифровал это слово как «Ладожане» – жители Приладожья. С самой Ладогой тоже не всё так просто. Если перевод Фраена верен, то целое племя обязано озеру своим именем. Слово Ладога могло произойти от финского «альтоказ» – «волнующееся» или шведского «Ладугорд» – усадьба. Штормы на озере – дело обычное, и поселений скандинавов там было устроено немало. Но есть кельтское «Лландога», означающее «монастырь в заливе», и можно вернуться к предположению о кельтском, пусть и единичном, присутствии в этих краях.

А.И. Сулукадзев в своей «Истории Валаамского монастыря» (хранится в Новом Валааме, Финляндия) повествует о монахе Сергии, прибывшем на остров из Ирландии или Британии где-то между VI и VII веками. Тут Сергий крестил жреца-язычника, по-кельтски звавшегося Мунго в честь святого Кентигерна, имя которого в памяти христиан впоследствии преобразовалось в более привычное – Герман. Святые XIV века Сергий и Герман Валаамские, по этой версии, возродили древнюю обитель, но сам монастырьимеет свое основание не позднее IX века. Круг и «крест на круге» теперь можно объяснить необходимостью борьбы христианства с солярным вариантом язычества, по аналогии с историей столкновения святого Патрика и друидов.

«Варягами» традиционно называли шведов, датчан и норвежцев, то естьВалаамский крест не упоминавшихся выше приладожских скандинавов, а наёмников, пришедших на Русь, как в страну, которая не только платила за службу, но в которой жили их соплеменники и духовные связи с которой тогда складывались глубже, чем в последующие столетия. При дворе князя Владимира, до принятия им восточного Православия, жил и командовал княжеской дружиной святой Олаф Трюгвассон. Святой Олаф крестился в Британии и, когда стал норвежским королём, именно оттуда привёз священников для миссии среди соплеменников. О нём А.В. Карташёв пишет: «Нельзя отрицать, что, будучи в Гардарике, то есть на Руси, Олаф мог действительно быть одним из личных миссионеров, повлиявших непосредственно на Владимира, или через какую-то из его жён»⁹². Святой Олаф Трюгвассон исповедовал древнезападное Православие Британских островов, которое погибло в 1066-м году после норманнского нашествия Вильгельма Завоевателя и битвы при Гастингсе. Согласно преданию, святой Олаф Трюгвассон в морском бою со шведами, датчанами и норвежскими изменниками не был убит, но его подобрал корабль венедов, и впоследствии святой конунг стал игуменом православного монастыря в Сирии.

Его потомок, святой Олаф Мученик, продолживший христианизацию Норвегии, подолгу гостил в Новгороде, благодаря своей прежней невесте, а теперь жене Ярослава, Анне (Ингигерд – дочери Кнута Могучего). Олафа причислили к лику святых в 1030-м году, ввиду множества чудес, совершённых от его гроба. Храмы в честь норвежского мученика возвели в Константинополе и Новгороде. «Крест на круге» вполне мог появиться благодаря скандинавам, которые после захвата Ирландии VIII века принимали там христианство или знакомились с ним уже в середине X века, когда Хокон Добрый доставил в Норвегию англо-саксонских священников, использовавших символы кельтской Церкви достаточно широко.

По другому варианту, первые посещения Северо-Запада кельтскими миссионерами происходили в VI-VIII веках. Память о них прочно сохранилась, и в XI веке ирландские и англо-саксонские перегрины отправляются в земли, уже более или менее известные, со своей символикой, которая своеобразно «прижилась» на Руси. Маршрут их движения пролегает теперь через Европу и Киев. В 1076-м году (то есть ещё до Синода в Кэшеле 1171 г. и полного подчинения Ирландской Церкви Риму) аббат из Келлса, Домналл мак Робарайг посылает в Регенсбург своего кузена Марианна Скотта, и тот основывает там монастырь святого Петра. Из новой обители миссионеры шли дальше, и появляются ирландские монастыри не только в Вене и Нюрнберге, но и в Киеве. До XIII века (до татаро-монгольского нашествия) просуществовал киевский, и, возможно, в России он был не единственный. А.И. Соболевский пишет: «Духовноеобщение (Русской и Западной Церквей) происходило вне всяких сомнений и недоразумений... Русская Церковь включала в число своих святых и древнего западного мученика Вита, неизвестного византийским святцам, но высоко чтимого в Церкви Чешской, и новых чешских мучеников Вячеславу и Людмилу; некоторые её молитвы вспоминали святых Скандинавии XI века – Олафа и Канута... Западные священники, «варяжские попы», жившие вместе с западными купцами в пределах Руси, беспрепятственно исполняли требы среди русских, несмотря на латинский язык своих молитв и своеобразность богослужебных одежд»⁹³.

Литургическим языком была латынь, но общение между кельтскими миссионерами и местным населением должно было происходить на сформировавшемся, в общих чертах, славянском. Особых проблем у ирландцев не могло появиться, так как язык галлов вышел из «древнеевропейского языка, который около 1000 года до Р.Х. имел распространение от Балтики до Альп, от Британии до Венгрии и распался на отдельные – италийский (предшественник латыни), германский, славянский, балтийский и собственно кельтский» (Ханс Краэ). К тому же ирландцы имели большую практику в освоении чужих наречий.

В 1066-м году тело последнего православного короля Англии Харольда II, убитого в сражении при Гастингсе, было рассечено норманнскими солдатами. Далеко друг от друга бросили эти останки. Гастингс разделил и весь Северо-Запад на части, каждая из которых утратила прежнюю органическую связь с некогда единым историческим и культурным целым. Дочь Харольда, Гита, бежала от Вильгельма Завоевателя не в Рим, а в православный Киев, где стала женой Владимира Мономаха, соединив, таким образом, кровь английских королей с кровью монархов Святой Руси. Зверства норманнов, убивших Харольда, перешли на ту значительную часть британцев, что сопротивлялись новому режиму. Все кафедральные соборы подверглись разрушению, мощи святых сжигались, священников заставляли разводиться, ввели французский язык, начался голод, так как норманнская армия разграбила множество крестьянских хозяйств. Каждый пятый англичанин погиб, каждый сотый – эмигрировал в Константинополь и Россию.

Предшественник Харольда на британском престоле святой король Эдуард Исповедник перед кончиной имел видение, в котором ему было обещано, что британцы могут надеяться: злые силы обратятся в прах. «Когда зелёное древо, срезанное посредине, восстановится, после того как отрубленная часть, брошенная на три фарлонга (1/8 мили) от ствола, вновь к нему присоединится, станет приносить листья и плоды прежней любви своих живительных соков».

Быть может, этим стволом и является Православие, через присоединение к которому всех прежде отсечённых частей чудесным образом произойдёт духовное единение Северо-Запада, по молитвам святого Брендана Мореплавателя и всех святых Кельтской и Русской Церкви.