Источник

Латинские источники до X века о Святом Николае. Джерардо Чоффари (Бари, Италия)

1. Предисловие

Как правило, когда приходится обращаться к письменным источникам о святом Николае, начинают с «Acta Sanctorum» или же с изданной болландистами «Bibliotheca Hagiographica latina». Однако установки болландистов в отношении святого Николая, к сожалению, неудовлетворительны с точки зрения исторической критики. «Bibliotheca Hagiographica latina» начинается с «Vita Sancti Nicolai» Иоанна Дьякона418, между тем, как мы в данной работе это Житие рассматриваем последним.

Впрочем, то обстоятельство, что всё, связанное с этим святым, до сих пор исчерпывающим образом не изучено, объясняется прежде всего тем, что издание «Acta Sanctorum» остановлено на месяце ноябре и не включает месяц декабрь. Кроме того, болландисты всегда занимались этим лишь поверхностно, от случая к случаю. Их позицию в 1940 г. кратко изложил отец Ипполит Деле (Н. Delehaye), повторяя выводы Густава Анриха (G. Anrich). Слава святого Николая, которая начала распространяться среди греков уже с VI в., завоевала затем как Восток, так и Запад, при этом подобной славой и почитанием не пользовался ни один другой святой. Вокруг него стали образовываться сочинения («libelli»), и тут, чтобы не слишком перегружать этот комментарий, уместно отослать читателя к превосходному труду (eximiam lucubrationem) Анриха: Anrich G. Hagios Nikolaos. Der heilige Nikolaus in der griechischen Kirche. Leipzig; B., 1913–1917, в котором скрупулезнейшим образом (plenissime complexus esse) рассматривается всё то, что только можно было собрать на эту тему. Древнейшее повествование о святом Николае, которым мы располагаем, известно как «Praxis de stratelatis» («Деяние о стратилатах»), и в нём рассказывается о трёх военачальниках, живших во времена императора Константина, и спасённых святым от смерти. Это повествование, включённое в Римский мартирологий VII в. и восходящее, как представляется, ко времени императора Юстиниана, приведено ниже. Жития святого Николая, составленного или его современником, или автором, жившим вскоре после него, не существует. А в житиях, составленных много позднее, невозможно выявить общий источник, заслуживающий доверия. Неудивительно поэтому, что агиографы зачастую смешивают житие святого Николая из Мир Ликийских с житием другого Николая, прозванного Сионитом за основание им Сионского монастыря недалеко от Мир. Этот Николай Сионит стал Пинарским епископом и отнюдь не был фигурой безвестной. Таким образом, о деяниях прославленного чудотворца мы ничего достоверного не знаем. Тем не менее свидетельство его древнего почитания имеется как раз в житии Сионита: в нём говорится о храме святого Николая в Мирах. А в Константинополе в Великой Церкви отмечается большой его праздник (Synax. Eccl. СР. Р. 284). В IX в. почитание святого проникает на Запад и очень скоро широко распространяется, особенно после того, как его останки были перенесены в 1087 г. в город Бари в Апулии. О бесчисленных церквах, посвящённых святому Николаю, и других свидетельствах его почитания подробно рассказывает Карл Майзен: Meisen К. Nikolauskult und Nikolausbrauch im Abendlande. Düsseldorf, 1931. Список Житий, Чудес, Перенесений находятся в BHL. 6104–6221. Даже сейчас не потеряли свою актуальность достойные труды других более ранних писателей: Falconius N.C. Sancti Nicolai Acta primigenia. Neapoli, 1751; Beatillo A. Historia della vita, miracoli... di San Niccoló. Napoli, 1620; Tillemont. Mémoires pour servir á 1'histoire ecclésiastique des six premiers siécles. Bruxelles, 1699. T. VI. P. 688–691, 823–825.419

Другими словами, болландисты думают, что после труда Густава Анриха420 уже ничего нового нельзя добавить. Они считали авторитет Анриха непререкаемым, и это им не позволило возмутиться содержащимися в его работе несуразностями. Они молчали, и когда Анрих сказал, что имя святителя включили в список Федора Чтеца после X в., несмотря на то, что это отвергается всеми учёными и особенно Эдуардом Шварцем (Е. Schwartz421), главным авторитетом в этой области. Во-вторых, в датировке «Деяния о стратилатах», отнесённого им к VI в., а не к IV–V вв.

Каталог древних текстов о святом Николае в издании «Bibliotheca Hagiographica Latina», начинаясь непосредственно с труда Иоанна Дьякона, автора второй половины IX в., вводит в заблуждение даже таких серьёзных исследователей как библеист Джанфранко Равази (G. Ravasi), который, например, характеризуя в общих чертах фигуру святого Николая, недавно писал, что самые ранние источники, связанные со святым Николаем, относятся к IX в.

2. «Praxis de stratelatis» в Римском мартирологии (около 640 г.)

Первый латинский текст о святом Николае, – это, несомненно, латинский перевод «Praxis de stratelatis», который входит как часть во второе издание римских мартирологиев («пассионариев»). Первый мартирологий, о котором говорил Григорий Великий († 604), не содержал имени святого Николая. Но в мартирологии, составленном какое-нибудь десятилетие спустя после смерти Григория, оно уже имеется и полностью приводится «Praxis de stratelatis».

А. Греческая версия «Praxis». IV (а не VI) в.

Следуя за Густавом Анрихом, болландисты отрицали существование «древнего» жития святого Николая, рассматривая «Praxis de stratelatis» как самостоятельное произведение, а не часть Bios (Жития), и датировали его VI в.

Обсуждая этот – один из важнейших в николаеведении – вопрос, уместно взглянуть на позицию Анриха и болландистов с точки зрения исторической критики. Филологический подход, вполне правомерный для историка литературы, совсем недостаточен с точки зрения исторической критики.

Внимание, которое Анрих в попытке решить проблему происхождения текстов проявляет к разным редакциям и соотношению между различными рукописями делает ему честь как выдающемуся филологу, но обнаруживает в нём посредственного историка. Возводить «Praxis de stratelatis» к VI в.422, оперируя исключительно лингвистическими аргументами, – это всё равно, что датировать «Воспоминания о Галльской войне» Юлия Цезаря или «канон Муратори»423 в VIII в. после Рождества Христова, потому что тогда были составлены их древнейшие списки. Отнесение редакции к VI, а не к IV в. на основании того, что в ней используются термины «игемон» и «Ликийская провинция» («Λυκίων ἐπαρχία»), создаёт некую неясность, ведь в итоге делается вывод, что не только редакция, но и сам изначальный текст возник в VI в. Все это результат неправомерного смешения филологии с исторической критикой. Филология – это наука огромного значения, но в подобных случаях она играет роль помощницы истории, каковая должна принимать во внимание весь набор самых разнообразных факторов. И устранить подобную неясность не помогает даже попытка отыскать аналогичные примеры в эпоху императора Юстиниана, как, скажем, ложные обвинения против полководца Велизария или рассказ о войне на территории Диррахия424.

За несколько лет до этого болландисты опубликовали критическую заметку, недостойную их репутации (хотя и не ясно, был ли кто-то из них её автором или они просто «освятили» её своим авторитетом). Вот она.

Как М. Лекьен, так и М. Ларош основываются на свидетельстве Евстратия, писателя VI в., чтобы доказать существование некоего древнейшего Жития святого Николая. Действительно, этот автор заявляет, что прочитал «в Житии святого Николая» о явлении Мирликийского архиерея императору Константину: Λέγει γὰρ ἐν τῷ Βίῳ αὐτοῦ τάδε (Ибо говорится это в его Житии). При сравнении текста Евстратия с известными нам житиями святого Николая бросается в глаза, что там воспроизводится в разных вариантах редакция одного Чуда, изданная кардиналом Фалькони. А ведь эта редакция не составляет корпуса с Житием святого Николая, она озаглавлена «Πράξεις τοῦ ἁγίου Νικολάου» («Деяния святого Николая») и в рукописях всегда следует отдельно.

Метафраст включил это Чудо в ткань своего повествования. Свидетельство Евстратия, стало быть, не доказывает, что Житие святого Николая – в строгом смысле слова – существовало уже в VI в.; оно доказывает лишь, что если пассаж у Евстратия не был интерполирован в текст, то эти πράξεις (деяния) святого Николая были самым древним документом, из известных нам на настоящее время425.

«При сравнении текста Евстратия с известными нам Житиями святого Николая» – без сомнения автор – болландист или кто бы он ни был – был не в себе в момент написания этой заметки. Только в состоянии помрачения можно сравнивать «Praxis de stratelatis» с известными Житиями святого и с недоступной пониманию поверхностностью рассматривать его в свете последующего Жития. Очевидный вывод из отрывка Евстратия заключается лишь в том, что житие святого Николая, главой которого являлся «Praxis», до нас не дошло. Как следствие, совершенно неуместно (чтобы не сказать смешно) сопоставлять «Praxis de stratelatis» с каким-то другим гипотетическим житием святого Николая, которого никогда не существовало (которое не принималось в расчёт ни архимандритом Михаилом, ни Мефодием, ни Иоанном Дьяконом или Симеоном Метафрастом).

Другими словами, здесь считается само собой разумеющимся только то, что не нуждается в доказательстве. Невозможно сравнивать золото (текст «Praxis», часть некоего оригинального жития с точными топонимическими, ономастическими и обстоятельными данными) со стеклом (то есть с житиями агиографического и назидательного характера, в которых писатель нисколько не заботится об исторической достоверности). За исключением снов и чудес, в «Praxis» есть замечательная скрупулёзность при изображении личностей, обстоятельств и мест, и поэтому она является ценным историческим источником.

В последующих Житиях святого Николая только туманная память мирликийской устной традиции, где историчность сохранена лишь в самом основном, можно сказать, что её огонёк слегка теплится.

Для датировки «Praxis de stratelatis» необходимо отложить в сторону филологические изыскания, касающиеся различных редакций и их связи между собой, и перейти к изучению повествовательной исторической канвы. Учитывая особый контекст рассказа о святом Николае, является он частью его жития или же самостоятельным фрагментом, необходимо обратиться к ранним историческим свидетельствам IV в., ибо лишь они могут разрешить степень его соответствия историческим реалиям эпохи. После их анализа целесообразно немного задержаться на обстановке в Константинополе между 335 и 355 гг. Вопрос, который должен поставить здесь критик, заключается в следующем: имеется ли какая-нибудь вероятность того, что хоть один писатель VI в. мог создать такой текст, относящийся к святому Николаю? Ответ прост: нет. Если анализировать факты, которые в нём содержатся (а не употреблённые в нём термины, бесспорно, более позднего происхождения), становится очевидным, что данный текст мог быть написан только между 340 и 400 гг. Ни один писатель позднего V в. (если только он не был историком уровня Сократа, Созомена или Феодорита), безусловно, не мог знать тех характерных реалий более раннего периода, известных, к примеру, Евнапию или Зосиме.

Яркая характеристика Аблабия, атмосфера заговора против императора (особенность середины века: вспомним, например, случившееся с Непотианом, возглавившим в 350 г. подобное восстание и позднее жестоко убитом Магненцием), смелость, с какой святой Николай грозит императору (то, что подметил, правильно подчеркнув, агиограф более поздней эпохи), множество других подробностей – они точно не могли выйти из-под пера писателя VI в. и уж тем более из под пера агиографа, который не мог знать, кем были Аблабий или Непотиан. Один писатель VI в. выразился бы так, как вслед за ним в IX в. напишет Иоанн Дьякон: «Придя к некоему Аблабию, префекту, завистники...» (Accedentes quidam dolosi ad quendam praefectum, nomine Ablavium). Только позднейший агиограф, не знающий истории, мог сказать quendam praefectum, словно Аблабий был просто «неким префектом», а не вторым человеком в империи. То же касается и Непотиана. И тут нет нужды справляться в многотомной «Энциклопедии классической древности» Паули-Виссова, кем были разнообразные Непотианы, а требуется понимать, что только писатель IV в. мог в деталях знать ситуацию, связанную с заговором против императора, (что было правдой, а что ложью) – заговором, который несколько лет спустя возвёл мятежника, носящего это имя, в императорское достоинство.

Далее. Ко времени императора Юстиниана было весьма маловероятно, чтобы кто-то обращался к монарху так, как святой Николай: с весьма решительными увещеваниями, и хоть и без ущемления императорского достоинства, но с обещанием многочисленных бедствий, которые не могли не найти отклика. Угрозы святого Николая императору Константину больше всего соответствуют атмосфере, созданной Лактанцием в его труде «О смерти гонителей» («De mortibus persecutorum») около 320 г.

Кроме того, обращает на себя внимание прекрасное знакомство автора с топографией города Мир, выказанное в первой части повествования.

Всё это делает неприемлемым любую попытку считать «Praxis de stratelatis» мерилом для сравнения с другими эпизодами жития святого Николая. «Praxis» принадлежит к другому миру. Её историческая достоверность полностью отлична от историчности, к примеру, «Деяния об Артемиде» («Praxis de Artemide»), где с местной историей связан один-единственный элемент (место расположения храма Артемиды, мог знать только человек; которому были известны надписи Опрамоаса из Родиаполя, около 140). Если этот последний, как и все другие эпизоды жития святого Николая, мог бы быть написан обыкновенным агиографом, то «Praxis de stratelatis» – нет. «Praxis de stratelatis» мог создать только тот, кто досконально знал как город Миры, так и историю с Непотианом, а возможно, и сам был отчасти вовлечён в неё.

Итак, житие святого Николая, содержащее «Praxis de stratelatis» (Bios, о котором говорит Евстратий Константинопольский около 583 г.), было написано между 340 и 400 гг., предпочтительнее первая датировка, когда разразился заговор, во главе которого стоял Непотиан.

Очевидно, что в отличие от Афанасия, который поддерживал сторону Аблабия (в своём письме Афанасий называет Аблабия «богобоязненным»426), биограф святого Николая стоял на стороне Непотиана (поэтому он описывает Аблабия в мрачных тонах). На это указывает тот факт, что Непотиан, согласно агиографу святого Николая, был невиновен в заговоре против Константина, в то время как позже он оказался во главе заговора, который через пятнадцать лет (хотя и только на несколько месяцев) привёл к захвату им императорского престола.

Схематически можно сказать следующее.

Нужно рассматривать «Praxis» не в контексте обычной агиографической продукции, но в контексте идеологических произведений, весьма характерных для времени между IV и V вв. и созданных для того, чтобы решить вопросы взаимоотношений между христианством и языческим миром.

Для своей аргументации писатель употребляет столь специфические материалы (первая часть рассказа об избавлении трёх мужей от учения была написана, как кажется, очевидцем), что необходимо заключить следующее: он жил в IV в. Возможно также, что он жил в V в., но его источники восходят к IV в.

Доказательство всего этого заключается в том обстоятельстве, что писатель V или VI в. не мог знать так много подробностей в «Praxis», присутствующих и в сочинениях Аммиана Марцеллина, Евнапия, Зосима и Сократа Схоластика, как, например, следующие:

1. Суеверный характер императора Константина (он верит и боится гаданий: ср. Зосим. Новая История. II, 29, 4–5).

2. Обвинение в колдовстве (сны и явления) как орудие политического давления при дворе: ср. Аммиан Марцеллин. История. Киев, 1906–1908. Т. 1–3. Подробнее см.: Brown Р. Religion and Society in the Age of Saint Augustine. L., 1972 (ит. пep.: Brown P. Religione e societá nell'eta di Sant'Agostino. Torino, 1975. P. 109–136).

1. Святитель Григорий Великий, прозванный Двоесловом (540–604). При нём полностью восстановлено почитание святых после ограничений, введённых папой Геласием I (492–496) Святитель Николай входит уже в первый Римский мартиролог, составленный после его смерти (около 640 г.)

3. Характер Аблабия (ср. Зосим. Новая История. II, 40, 3): В это время был убит Аблабий, префект претория. Правосудие подвергло его справедливому наказанию потому, что он строил козни для гибели философа Сопатра: он ревновал к тому, Константин был его другом).

4. Таифалы в Фригии. На севере Дуная они обратили Константина в бегство (Зосим. Новая история. II, 31, 3). Вместе с Готами жили близ Днестра и оттуда пришли в Фессалонику чтобы встретить императора Феодосия (Там же. IV, 25, 1). Во времена императора Галла (253 г.): Тогда Скифы грабили часть Европы, ничем не рискуя, и прибыли в Азию и грабили области Каппадокии и другие земли до Пессинунта и Эфеса (Там же. I, 28, 1).

5. Восстания в Фригии: Гайна не вынес всего этого и сообщил Трибигилду свой план. Этот человек любил риск и был готов к любому безумию. Он командовал контингентами варваров, дислоцированных во Фригии. Император лично дал ему это поручение (Зосим. Новая история. V, 13, 2). Трибигилд был главой остроготов во Фригии, и эти события датируются весной 399 г.

2. Сократ Константинопольский (380–440), церковный историк. Важнейшее значение для николаеведения имеет сюжет его «незаконченного повествования» об отцах-участниках Никейского собора, дословно воспроизведённый Феодором Чтецом. На этой странице приводится эпизод героем которого является Евтихиан, подобно Николаю освободивший невинных из темницы в эпоху Константина. См.: Histoire Ecclesiastique / A cura di Р. Perichon е Р. Maraval, ed. Cerf. Vol. I. P. 150

3. Гертруда Нивелльская (626–659) добивается возможности основать Нивелльский монастырь. Поздний источник, Эгидий Орвальский (около 1250 г.) рассказывает, что её мать Итта (Идуберга) умерла, молясь перед алтарём святителя Николая. В «Житии Итты» нет этого эпизода, но он не кажется совсем неправдоподобным, учитывая, что её духовным отцом был святой Аманд, имевший связи с папским престолом как раз в то время, когда в Риме был составлен Мартиролог, содержавший историю святителя Николая

6. Обвинение Непотиана в заговоре против императора: соответствует положению при дворе Константина, где император и префект этого боялись. Например, Аблабий обвинил своих врагов в том, что магическими действиями препятствовали прибытию пшеницы из Египта (ср.: Trombley F.R. Hellenic Religion and Christianization // Religions in the Graeco-Roman World. Leiden; NY; Cologne, 1995. T. I. P. 370–529. P. 65: «If one accepts the notion that some men had the daimonic power to shift the winds, the act was seditious: civil rebellion could result if grain supplies ran low in the city. If Ablabius feared for his job, Constantine may have feared for his throne»).

4. Евнапий. Греческий историк-язычник, автор «Жизнеописаний софистов», описывает смерть философа Сократа в деталях, на удивление близких к описанию эпизода с Аблавием в «Деянии о стратилатах»

7. Человек по имени Непотиан в 350 г. взбунтовался и объявил себя императором. Обвинение, о котором пишется в «Praxis», приводит к заключению, что речь идёт о том же самом человеке. Во всяком случае поразительное совпадение отражает точно положение на дворе Константина примерно за 15 лет до этого.

Только историки, специализирующиеся на римской истории IV в., могут знать все эти подробности. Агиограф, то есть восхваляющий святого писатель V или VI в., обычно ограничивался общими фразам, и ни за что не стал бы говорить о таифалах в Фригии (на первый взгляд, о бессмысленности).

Историк с такими обширными познаниями, как Тилльмон (Tillemont. Memoires. Т. VI. цит. по: Falconius. Sancti Nicolai. Р. 62–63), именно на этой бессмысленности основывал свою критику достоверности этого рассказа. Он, как и все агиографы после IV в., не мог знать о Непотиане, о Трибигилде и о восстаниях в Фригии и о значении магии на дворе Константина. Все это – конкретные даты, а подобные сходные ситуации, как у Анриха (сопоставление Константина и Непотиана с Юстинианом и Велизарием), неубедительны: начиная с Цезаря и Лабиена, встречаются десятки и десятки этих случаев. Другими словами, именно те аргументы, что до сих пор выдвигались против древности истории святителя Николая, являются уместными доказательствами того, что рассказ сохраняет достоверные элементы предания о святителе Николае, восходящие к первой половине IV в.

B. Латинский перевод Римского мартирология

Римская Церковь в древние века чтила святых, в особенности мучеников, но никогда не имела побудительных мотивов публиковать специальные литургические тексты. Причиной такого «равнодушия» была боязнь, что многие из этих passiones (мученичеств) были составлены еретиками или людьми, увлекающимися вещами фантастическими и поэтому фальшивыми. Эта осмотрительность была убедительно обоснована папой Геласием (492–496) в постановлении, обнародованном в связи с римским собором427.

5. Зосима († 490). Языческий историк. Подобно Евнапию и Сократу приводит подробности, который не мог знать агиограф VI в., таких, например, как мятеж Непоциана (350). Эта страница является основанием для того, чтобы отнести «Деяние» к IV в. Агиограф VI в. никак не мог иметь сведений ни о тайфалах во Фригии, ни тем более об их мятеже. То есть о мятеже осгроготских войск под командованием Трибигильда весной 399 г. См.: Zosimo. Storia Nuova / A cura di F. Conca. BUR. Milano, 2007. P. 520.

Таким образом, в то время как в других областях Востока и Запада их почитание было очень распространено, в Риме довольствовались календарями (таблицами) с кратким описанием, если речь шла об исповеднике и, по возможности, указанием его происхождения. Святой Григорий Великий, отвечая в 598 г. Евлогию Александрийскому, удостоверяет это обстоятельство, упомянув, что в его распоряжении имеется только «Passionarium Romanum», то есть Римский мартирологий (следовательно, это конец VI в.). Евлогию, который просит полный сборник житий святых (то, что сейчас называется мартирологием), Григорий отвечает, что в архиве Римской Церкви нет подобной книги, но есть кодекс, в котором собрано только немногое (pauca quaedam in unius codicis volumine collecta)428.

Возможно, разумеется, что это только собственное мнение Григория Великого, связанное с идеей, которая ляжет в основу его Диалогов (где примеры из житий святых могли иметь значительную дидактическую ценность), побудить своих преемников к 640 г. составить наиболее полный пассионарий. Естественно, что основным источником был при этом греческий агиографический сборник, в котором содержались также и «Praxis de stratelatis» или «Praxis tou agiou Nikolaou»429.

Вот текст.430


Деяние о стратилатах Praxis de stratelatis
Начинаются деяния святого Николая, епископа Мир, митрополии Ликийской, в день шестой месяца декабря. Incipiunt acta sancti Nicolai episcopi Myrensi [Murensi] atque Lycinium [Lucium] mytropoleos, mensis Decembris die VI.
Во времена императора Константина Великого нестроение и раздоры сделались во Фригии Адаифальской. Всемилостивейшему императору доложили, что творят мятежники, и вскоре он послал туда войско и во главе его военачальников Непотиана, Урса и Евполеона – так их звали. Temporibus Constantini magni imperatoris inconstantia facta est atque dissensio in Frigia Adaifalorum; et suggestum est benignissimo imperatori Constantino, que agebantur ab eis. Mox autem misit exercitum et ducatores militum, qui sub eis erant, Nepotianum, Ursum et Eupoleonem, qui ita vocabantur.
Оставив Константинополь, они приплыли в Ликийскую префектуру. И, прибыв в место, которое называется Андриак, что лежит примерно в трёх милях от самого города Миры, и где есть гавань, они тотчас покинули корабль, ибо ветер не позволял им плыть дальше. Istis autem transfretantibus mansionem Constantinopolim pernavigaverant in Lycensium praefecturam. Et venientes in locum qui cognominatur Andriatium [Andriaticus] existente portum partium metropoleos miliarios plus minus trium adiacentes, ipsius civitatis Myrensis, et exierunt de nave eximulari [simul viri] non habentibus ventum ad navigandum.
Желая отдохнуть и пополнить запасы, некоторые из воинов сошли на берег, чтобы купить себе пропитание. Они стали нападать на торговавших там, творить насилие и отнимать товар, и в местечке, называвшемся Плакомат, начались волнения и споры, так что даже жителям Мир слышны стали звуки поднявшейся вокруг бесчинствующих воинов брани, настолько велики были вопли и смятение. Exierunt ex militibus aliquanti considerantes quasi ad reficiendum et recreandum, ut victui eorum escas emerent. Et temptando aliquos qui ibidem erant quasi milites, vim facientes et manus mittentes et fit tumultus et turba magna in loco qui vocabatur Placomatum, ut etiam Mirenses mytropolis audirent turbam et conturbari circa milites sicuti inoboedientes existentes et tumultus atque vociferatio fiebat magna [magnus].
Слыша это, раб Божий Николай, который был там епископом святой Церкви Господней, поспешил туда и успокоил народ, убеждая не допускать ничего дурного или недозволенного. Audiens haec servus Dei Nicolaus qui ibidem sanctae Dei ecclesiae episcopus praeerat, ambulavit illuc, equidem populum rogans mitigavit, nihil pravum aut inlicitum fieri.
Затем он направился в Андриакий, и, увидав его, военачальники, которые находились там, поклонились ему и приветствовали его. А следом за ними и сами воины собрались там и тоже приветствовали его и целовали с великой любовью. Он же спросил их: «Откуда вы и кто вы, и для чего сюда прибыли?» Они ему отвечали: «Мы несём мир, и послал нас всемилостивейший наш император усмирять мятежников, и к ним-то мы и направляемся. Молись за нас, святейший отец, чтобы путь наш был успешным». Святой же епископ пригласил их в город, чтобы приняли они от него благословение и съестные припасы. Из почтения к святейшему епископу и его увещаниям они приказали всем успокоиться, после чего все насилия прекратились. А он и воинов убедил отправиться с ним в его жилище. Mox autem devenit in Andriacium, et videntes eum qui ibidem ducatores erant militum, adoraverunt eum atque salutaverunt. Cognoscentes autem et milites et ipsi occurrentes salutaverunt eum et osculaverunt eum nimio amore, Interrogati sunt autem ab eo: Unde venistis et cuius estis et propter quid hiс venistis? Responderunt ei: Quia pacifici surnus et quia misit nos benignissimus noster imperator ad proeliandum, et ambulamus ad inoboedientes aliquos. Ora autem pro nobis, sanctissime pater, ut dirigamur in itinere nostro. Sanctus vero episcopus rogabat [rogavit] eos, ut ascenderent secum in civitatem et sumerent ab eo benedictiones et cybaria. Reverentes autem milites sanctissimum episcopum et moderationem illius, iusserunt omnes pacificari et deinceps neminem temptaverunt. Adhortavit vero et milites, ut ascenderent secum in episcopium.
И тут приходят к святителю люди города и говорят: «Господин, если бы был ты здесь в городе, не были бы трое невинных обречены на смерть, ибо судья Датиан, схватив этих трёх мужей, приказал им отрубить головы, и весь город весьма сетует, что не случилось там твоего преподобия». Услыхав такое, святейший епископ преисполнился скорби и тотчас же, позвав с собою воинов с их предводителями, устремился в город. Достигнув места, что называется У Льва, он принялся расспрашивать путников, живы ли осуждённые, и сказали ему, что они ещё живы и их ведут к месту, который называется Диоскор, и так епископ пришёл к мартирию исповедников братьев Крискента и Диоскорида. Там узнал он, что уже должны они быть за пределами города. Когда же пришёл он к городским воротам, какие-то люди сказали ему, что они уже в Бирре. Это было место казней. Deinde autem veniunt aliqui de civitate ad eundem sanctissimum dicentes: Domine, si hiс esses in civitate, non sic tres innocentes morti traditi fuissent, quia iudex Datianus accipiens eosdem tres viros iussit capite truncari, et omnis civitas non paucum luxit, eo quod sanctitas tua non est inventa ibi. Audiens haec sanctissimus episcopus tribulatus est et moх rogans eosdem milites sumpsit primatos eorum et transfretavit in civitatem et deveniens in locum qui vocatur Leonti, interrogabant [interrogavit] qui iter agebant de illis qui acceperant sententiam, si adhuc viverent et dixerunt ei, quia adhuc vivunt et in itinere sunt in loco qui cognominatur Dioscorus et dum venissent ad martyrium confessorum Crescentii et Dioscori germanorum. Item interrogans dicit, quia foras iam debent exire. Et veniens ibidem ad portam, dixerunt ei aliqui, quot in loco sunt qui dicitur Byrra; erat enim locus ille trucidatorum.
И поспешив туда, святой Николай нашёл великое множество народа и палача с мечом в руке, ожидающего его прихода. И подойдя к самому месту, исповедник Христов увидел, что у трёх мужей лица уже завязаны. Они приклонили колена и со связанными за спиной руками вытянули шеи в ожидании смерти. Тогда святой Николай поднял их с земли и бесстрашно, ибо написано, что праведник смел как лев, вырвал меч у палача и бросил на землю. Et concurrens sanctus Nicolaus invenit multitudinem populi copiosam et spiculatorem tenentem gladium et expectantem adventum sanctissimi viri. Et dum advenisset in eundem locum confessorum Christi, invenit tribus viris facies cum linteaminibus alligatas. Et erigens eos a terra manibus retrorsum ligalis et genua flectentes et praetendentes capita et mortem expectantes. Tunc sanctus Nicolaus secundum quod scriptum est, quia iustus ut leo confidit, audacter abstulit gladium a spiculatore et deicit in terram.
Освобождённых от оков мужей он забрал с собою в город и, придя к преторию и взломав дверь, вошёл к наместнику Евстафию. Евстафий же, извещённый стражей о случившемся, поспешил навстречу святому мужу, дабы поклониться ему. Однако раб Божий Николай отстранил его со словами: «Нечестивый кровопийца, и осмелился ты предстать передо мной, в стольких и столь тяжких злодеяниях уличённый! Не прощу и не пощажу тебя, но сообщу могущественнейшему императору Константину о тебе, в скольких и каких деяниях ты замешан и как пользуешься ты своей властью в провинции». Наместник Евстафий, упав на колени, воскликнул: «Не гневайся на меня, раба твоего, господин, но узнай правду, ибо не я виноват, но городские старейшины Евдоксий и Симонид». И сказал ему святой муж: «Не Евдоксий и Симонид сие совершили, но серебро и золото». Ибо уже знал святой муж, что более двухсот серебряных монет должен был получить наместник за неправедный приговор. Eosdem autem viros solvens a vinculis detulit secum in civitatem et descendens ad pretorium disrumpens ianu am ingressus est ad Eustathium praesidem. Eustathius vero praeses audiens quae fiebant ab excubitore, mox exiit propinquius adorare sanctum virum. Servus autem Dei Nicolaus aversus est cum dicens: Sacrilege et sanguinum effusor ausus es ante meam faciem venire tot et tantis malis deprehensus! Non tibi parcam neque indulgeam, sed intimabo potentissimo imperatori Constantino de te, quantis et quibus adprehensus es malis et qualiter dispensas praefecture principatum. Praeses vero Eustathius genibus advolutus ait ad eum: Noli irasci circa me servum tuum, domine, sed disce veritatem, quia ego non sum culpabilis, sed primi civitatis Eudoxius et Simonides. Et dixit ei sanctus vir: Non Eudoxius et Simonides haec fecerunt, sed argentum et aurum. Didicerat enim sanctus vir. quod amplius quam ducentos pondo argenti accepturus praeses erat, ut eos perderet iniquae.
Военачальники долго молили святителя отложить гнев на наместника, и он простил его и перестал упрекать за совершённую в отношении трёх мужей несправедливость. Военачальники же, трапезничая со святейшим мужем, просили его молиться о них, и получили его благословение. После этого, совершив молитву, они отплыли оттуда. Затем, прибыв во Фригию, они умирили волнения народные и вернулись в многошумный Константинополь. Те, кто был в городе – полководцы, император и весь народ, – устроили им пышную встречу, словно они одержали важные победы, и во дворце им оказывали всяческий почёт. Et multum deprecatus sanctissimus vir ab eis qui praeerant militibus (de) praeside, indulsit ei, evacuans mentiones quae contra tres viros ab eo acta erant. Ducatores vero militum comedentes cum sanctissimo viro rogaverunt eum, ut oraret pro eis, suscipientes ab eo benedictionem. Et post orationem commendantes se navigaverunt inde. Deinde venientes in Frigiam et tumultuantem populum pacificantes nimis, venerunt in magnisonam Constatinopolim, et magna eis obviatio facta est ab eisdem qui in civitate erant, magistro militum atque imperatore et omni coetu sicut victorias deportantes, et erant in palatio magnifici.
Дьявол, однако, возбудил зависть и воздвиг немалое гонение на них со стороны полководцев, и, обратившись к некоему префекту Аблабию и посулив ему тысячу семьсот золотых монет, убедили и уговорили его погубить военачальников. Подкупленный Аблабий отправился к императору Константину и сказал ему: «Благочестивейший господин, великий мятеж и заговор против власти твоей устроены военачальниками, которых отправлял ты во Фригию. Достоверно узнал я, что те, кто снискали награды и величайшими почестями украшаются, на самом деле сговорились подняться против твоей милости, представляясь исполнителями воли твоей. Я же, узнав сие, не нашёл сил молчать, ибо не по мне подобная неправедность. Ты же поступи теперь, как угодно милости твоей». Invidia autem illis a diabulo facta est non modica persecutio ab eodem qui in civitate erat magistro militum et certiorem reddentes praefectum Ablabium, qui ex summissione et consensu eorum morti eos traderet, spondentes ei mille septisgentos (sic) pondos auri. Hanc autem sponsionem facientes praefectus Ablabius ingressus est ad imperatorem Constantinum et dixit ei: Piissime domine, magna seditio atque conventicula fit potentiae tuae a magistris militum qui destinati sunt in Frigiam. Didici enim in veritate, quod ipsi repromisissent se erecturos adversus tuam clementiam. prestantes se actoribus tuis qui agunt lucra et donativas et amplissimis honoribus effici. Cognoscens autem ego haec non potui taciturnitate abscondere, quia adversum me est haec iniquitas. Modo nunc quod placitum est tuae clementiae perage.
Император, исполнившись великим гневом, тотчас поспешил безо всякого следствия взять военачальников под стражу. По прошествии же недолгого времени те, кто против них злоумышлял, заволновались и стали упрекать префекта Аблабия: «Зачем ты, отправив в заточение их, до сих пор оставляешь в живых? Находясь там, в темнице, могут они получить помощь». Префект же, выслушав от них это, вскоре заявил императору: «Благочестивейший господин, эти нечестивцы, Непотиан, Урс и Евполион, которых приказал ты ввергнуть в темницу, даже и там находясь, угрожают полноте власти твоей по всей империи». Император, услышав от него это, приказал военачальников той же ночью мечом обезглавить. Префект же, выслушав это от императора, вышел вон из дворца, поспешил к смотрителю тюрьмы и объявил ему: «Этих трёх мужей, кои содержатся у тебя в темнице, должно в течение ночи подготовить к казни». Imperator autem repletus furore magno, mox praecepit eos sine examinatione mitti in custodiam. Prolongante autem modico tempore qui insidiabantur eis tumultum fecerunt Ablabio praefecto dicentes: Pro quid eos misisti in custodiam carceris et reliquisti adhuc vivere? Intus autem existentes in carcere possunt sibimet ipsis adiuvare. Praefectus autem haec audiens ab eis, mox ingressus nuntiavit imperatori dicens: Piissime domine, ecce quos iussisti mitti in carcere Nepotianum, Ursum et Eupolionem, intus existentes illi impii circa imperium tuae amplitudinis atque potentiae tractant. Imperator autem haec audiens ab eo, iussit eos pernoctanter gladio capite truncari. Praefectus autem audiens haec ab Imperatore egressus a palatio, mox praecepit carcerario dicens: Hi tres viri quos habes in custodia carceris praeparati sint per noctem ad mortis imperium.
Смотритель после этих слов залился слезами, ибо любил трёх мужей, и вошёл к ним, говоря: «Мужи и господа мои, ужас охватывает меня и дрожь и трепет. Увы мне, лучше бы никогда я не видел вас и не знал, но ныне я говорю с вами и слушаю вас. А уже завтра мы разлучимся, ибо приказано умертвить вас. Распорядитесь же вашим имением, какое бы оно ни было, – злато ли, серебро ли или иное, – что желаете оставить. Ибо этой ночью приказано вас казнить». Carcerarius audiens haec veniens iuxta eos et lacrimans amare tribus viris ait: Viri et domini mei, timor me continet et pavor et tremor. Heu me, utinam nec vidissem vos aliquando nec cognovissem vos, nunc autem loquor vobiscum et audio. Crastino enim ab invicem separamur, quia iussi estis mori. Quicquid vobis est in possessionibus sive aurum sive argentum aut aliquod aliud quod vultis derelinquere dimittite. Nocte enim haec (sic) iussi estis mori.
Услышав от него это известие, военачальники принялись рвать свои одежды и волосы и, посыпая их пеплом, вопили, причитая: «Какие же неправедные деяния мы совершили, что такое зло на нас обрушилось?» И один из них, Непотиан, припомнив, как избавил от гибели трёх мужей святой муж Божий Николай, с великим плачем и стенаниями произнёс: «Господи Боже святого Николая, смилуйся над нами и, как свершилось это с тремя мужами в Ликии, которых, неправедно и беззаконно осуждённых на смерть, Ты спас, так и нас спаси, святой Николай, раб Божий. И ежели ты далеко от нас, да будет с нами молитва твоя и заступничество перед Богом, Владыкой твоим и Спасителем нашим Господом Иисусом Христом. Помоги нам уцелеть в этой смертоносной буре и удостоиться чести облобызать стопы нашего святейшего покровителя». Это и подобное говорил Непотиан, и все трое в один голос так вопияли, молясь. Viri autem haec audientes ab eo, sciderunt vestimenta sua et cyncinna capitis sui pulveremque spargentes vociferabant dicentes: Quid enim inique egimus, ut sic male pereamus? Nepotianus, unus ex ipsis, ad memoriam deducens quod [quid] fecit sanctus vir Dei Nicolaus in tribus viris, cum magno fletu et stridore ait: Domine deus sancti Nicolai, miserere nostri et sicut fecisti in tribus viris qui in Lycea inique seu iniuste iudicati sunt mori et salvasti eos: sic nos salva, sancte Nicolae. serve Christi, et si longinquus a nobis es, propinquior nobis fiat vestra deprecatio atque postolatio ad dominatorem tuum Deum et salvatorem dominum nostrum Jesum Christum. Intercede pro nobis, ut salvi facti ab iniquo et mortifero tempestati, digni efficiamur venire et adorare sanctissima vestigia tuae paternitatis. Haec et his similia dicente Nepotiano, tunc hi tres quasi ex uno ore sic vociferati sunt orantes.
А святой Николай той самою ночью явился императору и сказал ему так: «Император Константин, встань и отпусти тех трёх мужей, которых держишь в темнице, военачальников Непотиана, Урса и Евполеона, ибо по навету осуждены они. Если же ослушаешься меня, брань против тебя воздвигну ожесточённую, плоть твою и внутренности твои зверям на пожрание отдам, моля Небесного Царя Христа покарать тебя». И спросил император: «Кто же ты таков и как проник в мой дворец?» А святой муж ему: «Я грешный Николай, епископ, живу в митрополии в Ликии». И, сказав это, удалился. Sanctus vero Nicolaus ipsa nocte prasens apparuit imperatori et dixit ei: Constantine imperator, surge et dimitte illos tres viros quos habes in custodia carceris, Nepotianum et Ursum et Eupoleonem, magistros militum, quia ex summissione criminati sunt. Quod si non obaudieris me, pugnam tibi excitabo indoratam [induratam] [indoratio] et carnes tuas et interiora tua bestiis tradam voranda, postolationem faciens contra te coram caelesti rege Christo. Et dixit imperator: Quis enim es tu, et quo modo ingressus es in meum palatium? Et dixit sanctus vir: Ego sum Nicolaus peccator episcopus, qui in Lycea metropolim habito, et haec dicens abscessit.
И той самой же ночью Николай явился и префекту Аблабию (Аблаблию), говоря то же самое: «Аблабий, радостный умом и душою, поднимись и отпусти тех мужей, трёх военачальников, которых безвинно держишь в темнице. Если же не пожелаешь их отпустить и не послушаешь меня, стану молить Царя Бессмертного Христа покарать тебя, и ты в ничтожество впадёшь и тем кончишь, что пожрут тебя черви, и весь дом твой обречёшь на горькую погибель». И спросил его Аблабий: «Ты кто, и откуда явился сюда говорить такое?» Святой же Николай отвечал: «Я грешник Николай, раб Божий, епископ из Мир». И, говоря это, таким же образом удалился. Et iterum in ipsa nocte ambulavit et apparuit Ablabio [Abablio] praefecto eadem dicendo: Ablabi [Ababli], laetus animo et mente, surge et dimitte illos viros tres magistros militum quos habes innocentes in custodia carceris. Quod si nolueris eos dimittere et non audieris me, postolationes adversus te faciam coram inmortale [inmortali] rege Christo, et in infirmitatem cades et vermium comestione finieris et omnis domus tua male peribit. Et dixit ei Ablabius [Abablius]: Tu autem quis es, et unde huc veniens talia loqueris? Sanctus vero Nicolaus dixit: Ego sum Nicolaus peccator, servus Dei, qui est in Myrro metropolim, et haec dicens simili modo discessit.
Пробудившийся император послал к Аблабию со словами: «Иди, уведомь префекта Аблабия, скажи ему, что я видел и слышал». И, рассказав обо всем, отослал гонца. Префект же отослал его обратно к императору с тем же самым известием. Потом приказал император, чтобы поскорее привели к нему трёх военачальников и чтобы собрались все, и полководцы и префект, и, когда те пришли, спросил: «Скажите мне, какой волшбой вы в наши сны вмешались?» Они же, потупив глаза, молчали. Evigilans Imperator misit ad Ablabium dicens: Vade, nuntia Ablabio praefecto et dic ei quae vidi et quae audivi. Et intimatis eis omnibus, dimisit eum. Similiter et praefectus remisit eundem praecursorem eadem denuntians Imperatori. Et mox praecepit imperator praesentari tres viros magistros militum sibi coram omni coetu et generalitate seu praefecto, et venientibus illis ait ad eos: Dicite mihi, quales magias facientes talia nobis in somnis direxistis? Illi autem in terram aspicientes tacebant.
И во второй раз он задал тот же самый вопрос. Непотиан, один из тех, сказал: «Господин наш благочестивейший, мы, рабы ваши, волшбы не знаем. Если же злоумышляли мы или совершили что-либо против царственного вашего величия и власти, пусть прикажет твоя благосклонная царственность подвергнуть нас ужасным мучениям и пыткам». И император говорит ему: «Скажите мне, знаете ли вы кого-нибудь по имени Николай?» Iterum secundo interrogavit eos dicens id ipsa. Nepotianus unus ex ipsis, dixit: Domine piissime, servi vestri magias nescimus. Si autem tale aliquid cogitavimus aut aliquid male egimus erga maiestatem pii imperii vestri, horribilis tormentorum et nimis cruciatibus poenis submitti nos iubeat benigna potentia tua. Imperator autem dicit ei: Dicite mihi, scitis aliquem Nicolaum vocabulo?
Они же, услыхав о Николае, осмелели, и бодрость духа вернулась к ним, и все трое разом воскликнули: «Господь Бог святого Николая, услышь нас, и как спас ты тех трёх мужей, что в Мирах Ликийских несправедливо должны были умереть, так и нас спаси, неправедно и беззаконно обречённых смерти». Император же спросил: «Скажите мне, кто этот Николай?» И тогда Непотиан поведал ему, сколько совершил святой Николай. Illi autem audientes de nomine Nicolai, promptiores facti seu animosiores redditi sunt et quasi ex uno ore dixerunt: Domine Deus sancti Nicolai, exaudi nos, et sicuti salvasti illos tres viros qui in Lycea inique habebant mori in Myrrim mitropoleos, sic et nos salva qui inique et iniuste habemur mori. Imperator autem dicit eis: Dicite mihi, quis est hic Nicolaus? Nepotianus autem dixit ei quanta fecisset sanctus Nicolaus.
Император обратился к ним: «Знайте же, что не вам я дарую вашу жизнь, но святому Николаю, ему вы предназначены; остригите волосы на головах ваших и перемените одежды ваши, и воздайте ему благодарность. Будьте молитвенниками и за меня». И дав им, чтобы взяли с собою различные сосуды священные, и даже евангелие, все отделанное золотом, и два золотых подсвечника и золотую драгоценную чашу, изукрашенную камнями, отослал их император. Imperator autem dixit ad eos: Hoc autem scitote, quod non vobis donavi istam vitam, sed quem vos invocati estis sanctum Nicolaum, ad quem destinastis; tondite capillos capitis vestri et mutate vestes vestras et gratias referetis ei. Memores estote et mei. Deditque eis ut ferant secum vasa sancta diversa, equidem euangelium totum aureum et cereola aurea duo et patenam auream lapillatam pretiosam ornatam, et misit eos imperator.
Они, прибыв в Миры, митрополию Ликийскую, поклонились святому Николаю, остригли волосы на головах своих, переменили одежды, и со слезами многое из своего имения, золота и серебра и одеяний, раздавали бедным. Много лет поступали они так, славя и восхваляя Отца и Сына и Святого Духа ныне и присно и во веки веков. Аминь. Qui ambulantes in Licea Mirensium metropoleos, adoraverunt sanctum Nicolaum et totunderunt capillos capitis sui et mutaverunt vestimenta sua, et multum quidem cum lacrimis distribuebant pauperibus, de quibus habebant rebus, quaeque auri et argenti et vestimentorum. Per multos autem annos faciebant haec, glorificantes et laudantes patrem et filium et spiritum sanctum nunc et semper et in saecula saeculorum. Amen.
Здесь оканчиваются деяния святого Николая, епископа. Expliciunt acta sancti Nicolai episcopi.

С. Греческий источник

Оставляя в стороне многочисленные переработки, Г. Анрих в греческом тексте «Praxis» различает три основные редакции. Сопоставление с латинскими переводами выявляет несоответствие между «Praxis» и мартирологием, и напротив, обнаруживает связь между «Praxis» и самой поздней редакцией Жития, автором которого был Иоанн Дьякон (особенно с тем текстом, который в издании Фалькони помечен как F, а в издании Момбриция как М).

После исключения третьей редакции как возможного источника, он останавливается на греческих выражениях, встречающихся в первой и второй редакциях, наиболее близких к редакции М и к редакции F.

«Praxis», содержащийся в мартирологии, строго следует греческому тексту, являясь почти буквальным его переводом. Основная редакция – первая, хотя то здесь, то там видны следы второй редакции. К примеру, когда святой Николай встречает наместника Евстафия, вместо косвенной речи первой редакции идёт прямая речь из второй редакции: «Нечестивый кровопийца» (Sacrilege et sanguis effusor!).

Во второй части описывается эпизод со стратилатами. И тут бросается в глаза отличие греческого текста, изданного Г. Анрихом, и латинского, опубликованного К. Майзеном, в том месте, где святой Николай угрожает императору разжиганием войны. В то время как в греческом тексте указано конкретное место военных действий – «в Диррахии» (ἐν τῷ Δορράχιω), в латинском тексте Майзена значится неясное – «брань против тебя воздвигну ожесточённую» (pugnam tibi excitabo indoratam [induratam] [indoratio]). В издании первой редакции Анрих предлагает в примечаниях пять вариантов окончания этой фразы, но неизменно с упоминанием Диррахия. Однако зарождается подозрение, что оба копииста – и греческий, и латинский – ошиблись в том смысле, что не поняли греческого слова. С многочисленными войнами и теми опасностями, которым подвергалась империя, война в отдельно взятом Диррахии представляется далёкой и не очень важной. Вероятно, греческий термин, который мог быть при этом употреблён, – ожесточённая (induratam) война. И латинский переводчик, неправильно поняв, о чём идёт речь на самом деле, упомянул Диррахий, учитывая, что этот город был хорошо известен как на Востоке, так и на Западе.

6. Рим. Сан-Никола-ин-Карчере. Возможно, наиболее древняя из римских церквей, посвящённых святителю Николаю. Исследователи расходятся во мнениях относительно того, была ли она посвящена ему изначально, поскольку первый документ, упоминающий о нём, относится к 1088 г.

При всём том заключение повествования отличается от первой редакции. Оно, несомненно, более близко к простой второй редакции. Недостаёт, к примеру, в речи Константина, когда он посылает стратилатов поблагодарить святого Николая, просьбы молиться о мире в его царстве. Этот момент, напротив, присутствует в редакции, составленной Иоанном Дьяконом в IX в.

D. Итта – первая верующая, почитающая святого Николая на Западе?

Первое упоминание о почитании святого Николая на Западе отсылает нас к личности Итты, жены Пипина Ланденского и матери святой Гертруды Нивельской. Предание относит нас в 652 г, следовательно, сразу после или одновременно с Римским мартирологием, несмотря на то, что письменный источник, рассказывающий о ней, – поздний, 1250 г. Вышеупомянутая Итта по совету святого Аманда, построила монастырь в Нивеле. Незадолго до своей смерти Итта захотела удалиться в монастырь Мустье на реке Самбр (Бельгия), где «перед алтарём святого Николая, коего она почитала всем сердцем, подолгу в молитве простираясь, она святую душу свою на руках ангелов, молясь, к Богу вознесла» (Ante altare Sancti Nicolai quem intimo cordis ardore diligebat, diu in oratione procumbens, sanctam animam orando inter manus angelorum Deo reddidit)431.

Поскольку сам факт и повествующий о нём источник разделяет весьма большой отрезок времени – с 652 г. по 1250 г. (по этой причине упоминание святого Николая отсутствует в двух других источниках: «Vita Ittae»432 и «Vita Gertrudis»433), данное сообщение должно быть воспринято с осторожностью. Тем не менее достоверность этого известия вполне вписывается в исторический контекст, поскольку духовник Итты святой Аманд как раз в период, когда компоновался Римский мартирологий, неоднократно наведывался в Рим.

7. Рим. Сан-Никола-ин-Карчере (интерьер). На стене изображён святой на Никейском соборе. Игнорируя то, что святитель Николай прославился как защитник всех заточённых, некоторые исследователи объясняют название «ин-Карчере» (в темнице) близостью церкви к Мамертинской темнице

Напротив, без колебаний следует отвергнуть сообщение, относимое к 503 г., об одной часовне святого Николая в городе Люцерн (Luzern)434. Дело в том, что автор в начале говорит о ней для того, чтобы объяснить происхождение названия города, однако, он писал значительно позднее (1479–1517), да и в других случаях также сообщает мало достоверных сведений435.

3. Николай в «Liber Pontificalis» Агнелла из Равенны (около 830 г.)

То, что «Praxis de stratelatis» является произведением, характерным для николаеведения также и на Западе между VII и VIII в., подтверждается, в частности, одним текстом первой половины IX в., который рассказывает факты середины VIII в. Текст этот – отрывок из Равеннского «Liber Pontificalis», автором которой является Агнелл.

A. Автор

Агнелл из Равенны, который позднее будет именоваться Агнелл Андреа в память о своём предке Андреа, родился в последние годы VIII в. в благородном семействе Равенны. Ещё в детские годы, будучи алтарником в Basilica Ursiana (Кафедральный собор Равенны) и имея хорошее образование, он ещё до 810 г. стал настоятелем церкви Святой Марии Влахернской, и немного позже, получив наследство от дьякона Сергия (дяди со стороны отца), настоятелем монастыря Святого Варфоломея. Агнелл был рукоположен в священника архиепископом Петроначе (Petronace) (817–835). Кажется, что он ещё был жив в эпоху битвы при Фонтене 841 г.436

8. Рим. Санта-Мария-Антиква. Церковь, погребённая под землёй из-за землетрясения и оползня 847 г. и раскопанная чуть больше века назад. В ней находится самое древнее из созданных на Западе изображений святителя Николая

9. Рим. Санта-Мария-Антиква. Интерьер

Анонимный автор Жития святого Севера упрекал Агнелла в несколько небрежном отношении к сану архиепископа, потому что обнаружил, что тот был человек «образованный, благожелательный и нравственный, но в работе с хрониками не усердный» (litteratus benevolus et moratus, sed chronicis non assiduus)437. В самом деле, Liber Pontificalis Ecclesiae Ravennatis ссылается на различные хроники, такие как «Historia Langobardorum» Павла Дьякона, «Chronicon Maximianum» (в которой Валезинаский аноним представлен фрагментом), «Annales consulares Ravennates», а также списки епископов Равенны, не говоря уже об императорских указах, папских буллах, актах дарений и других документах. Несмотря на этот богатый документальный материал, Агнелл, хотя обвинения против него и не вполне справедливы, предпочёл работать по памяти. Что мы и видим в истории, связанной со святым Николаем, к которой имел отношение его дед или прадед. Агнелл изложил сведения, переданные ему отцом (не прадедом, поскольку тот был убит до его рождения, будучи замешан в антипапском восстании). Все авторы именно там, где Агнелл говорит о святом Николае, всегда отмечали хронологическую ошибку – перестановку папы Стефана II и папы Павла I, по-видимому, именно в этом случае Агнелл из Равенны, как уже было сказано, работал «по памяти».

Эпизод со святым Николаем – один из самых типичных для того, чтобы понять политико-религиозную идеологию Агнелла. Мы попадаем в центр спора между старой столицей экзархата – Равенной – и Римом, престолом святого Петра, который начинает отдаляться от Византии и обращает взгляды на франков, чтобы получить политическую поддержку против лангобардов для молодого папского государства438. Агнелл является сторонником прав Равенны, представителем её идеологии. Что касается богословской доктрины, он не затрагивает первенства Рима, но решительно отвергает все то, что ущемляет права местной церкви на автономию, в том числе в вопросе о назначении должностных лиц и при управлении экономическими ресурсами. Он, как и епископы и клир Равенны, боролся против iugum Romanorum servitutis (ярма римского рабства).

B. Текст439


Жизнь Сергия Vita Sergii
Глава первая. Сергий XL. Юный возрастом, невысокий ростом, с улыбающимся лицом, красивой внешностью и голубыми глазами, он происходил от благороднейших родителей. Будучи человеком мирским и имея супругу, он, возглавив церковь в Равенне, а её, эту Евфимию, свою супругу, рукоположил в дьяконессы. Поскольку в его времена истинной ревности Господней среди священников не было, и, духом не единые, были они расколоты, то после рукоположения в Риме отвергли его священники, отторгли от себя служители Церкви, ни одного не нашлось, кто отправился бы с ним к святому престолу. [...] Caput primum. Sergius XL. Juvenis aetate, brevis corpore, ridens facie, decorus forma, glaucis oculis, nobilissimis ortus natalibus. Iste laicus fuit et sponsam habuit, quam, postquam regimen Ecclesiae suscepit, eam Euphimiam sponsam suam Diaconissam consecravit et in eodem habitu permansit. Quin in tempore istius zelum Sacerdotibus et verum non habentibus, non unitis animo scissa est multitudo, et postquam Romae consecratus est, spreverunt eum Sacerdotes et separaverunt se ab eo Ministri et nullus erat qui cum eo ad Sanctam accederet Aram. [...]
Глава вторая. И в это время римский папа Захария, покинув Рим, достиг пределов Франции, добиваясь защиты и помощи в изгнании из римских границ лангобардов, ибо король их Айстульф Италию тяжко угнетал. [...] Caput secundum. Eo namque tempore Zacharias papa Romanus egressus de Roma, oras attigit Franciae postulans tutamina atque praesidia ad expellendos Langobardos a Romanorum finibus, quiia Aistulphus Rex Italiam duriter opprimebat. [...]
Глава третья. Муж сей, архиепископ Сергий, когда папа римский Павел совершал путь на Францию через Тоскану, не вышел к нему навстречу, так что негодующий и распалившийся великим гневом папа, ещё не покинув долины, что зовётся Калле Коллата, а на языке сельских жителей Галлиата, лишил его сана. Увидев царство лангобардов, миновав их мощные укрепления, он перешёл Альпы, а затем направился в сторону Франции и всё, чего хотел добиться от короля Пипина, получил. Caput tertium. Vir autem iste Sergius praesul, cum Paulus Papa Romanus iter per Franciam [Franciae iter per Tusciam, Mur.] pergeret, non ei obvius fuit, et indignatus Papa, de valle quae dicitur Calle Collata, quae rustico more Galliata dicitur, cum ira magna eum exuit. Lustrato Langobardorum regno, calcata praeexcelsia munia, Jovis montis pertransiit iugum; deinde Franciae arripuit iter, et quidquid ad Pipinum postulavit Regem, obtinuit.
Возвратившись, он принялся терзать архиепископа Сергия. А тот полагался на поддержку короля, но обманутый им, был вероломно схвачен и доставлен в Рим своими согражданами. И епископы, собравшись по указанию папы, хотели лишить его священнической чести и низвергнуть из сана. Папа выдвинул против него такое обвинение: «Ты неофит и не принадлежишь к овчарне, не служишь в церкви Равенны согласно канонам, но ты завладел епископской кафедрой внезапно, как вор, отставив достойных священнослужителей от неё, и получив престол при мощной поддержке мирской власти». На это архиепископ Равенны отвечал: «Не сам по себе я был выбран, а по воле клира и всего народа. Впрочем, меня тогда спрашивали насчёт канонов, обо мне ты знаешь всё: что был я мирской человек, и у меня была жена, и как я поступил в церковное сословие, и когда пришли проводить обо мне дознание, уверились, что не было никаких препятствий. И зная обо мне всё, почему же ты согласился рукоположить меня?» Deinde, reversus, Sergium Archiepiscopum vexare coepit. Ille autem, fiduciam habens in Rege, ut adminiculum ei praeberet et fefellit illum, et deductus est Romam a suis civibus, atque fraude deceptus. Et congregatis episcopis iubente Papa, voluerunt eum honore privare et de gradu Pontificali projicere. Apostolicus talem contra eum proferebat sententiam: Neophitus es; non ex ovili fuisti, nec secundum Canones in Ravennensi Ecclesia militasti, sed subito invasisti Cathedram quasi latro, et Sacerdotes tuos, qui digni de his Ecclesiae perfrui, repulisti, et per secularium favorem, potenter tamen, Sedem obtinuisti. Ad haec Ravennae Pontifex ajebat: Non mea presumptione, sed elegerunt me Clerus et plebs universa. Interrogasti per ordinem Canonico more, et de me omnia vobis patefacta sunt, quomodo laicus fui et sponsam habui et ad Clericatum perveni, et cognitum vobis factum est, et dixistis nullum obstaculum mihi esse potest. Postquam talia de me sensisti, cur me consecrasti?
Епископы высказывали различные мнения, и в сердце каждого поднялась великая буря. Но все единодушно говорили: «Как можем мы, ученики, судить учителя?» Слыша это и упорствуя в своём гневе, папа объявил, что завтра же своими руками с его шеи сорвёт епитрахиль. Той же ночью Сергий, глава Равеннской Церкви, припал в слезах к алтарю блаженного Николая и предался стенаниям и жалобам. Распростёршись, он так долго рыдал, что место, где он изливал своё горе, стало мокрым и слёзы его превратились в ручьи. Волей Божьей в ту самую ночь папа Павел был внезапно похищен смертью; он скончался, а его близкие держали это втайне до утра. Diversas autem sententias inter se Episcopi ferebant, et infra unumquodque cubiculum cordis magna quatiebatur tempestas. Dicebant enim omnes: Quomodo possumus cum simus discipuli, Magistrum judicare? Haec audiens Papa in furore versus asseruit se die crastino manibus suis Orarium a collo eius evelleret. Tunc Sergius antistes Ravennensis nocte eadem cum lacrymis projecit se ad Altarium B. Nicolai, et se totum in magnis lamentis dedit. Prostrato corpore tandiu lacrymas fudit, quod locum ubi moerebat valde roravit, et rivulos produxit. Iudicio Dei nocte illa mortuus est Paulus Papa repente raptus est subito, quievit et tenuerunt eum sui occulte usque mane.
С зарёю, ещё до того, как солнце осветило землю сияющими лучами, пришёл к Сергию Стефан, служитель Церкви Римской, брат вышеназванного папы. В ту самую темницу, где находился священнослужитель Сергий. Он сказал ему: «Что ты мне дашь, если я возвращу тебя с миром в твой дом со всеми почестями, положению твоему приличествующими?» Услышав эти слова, епископ, словно из петли вынутый и спасённый, сказал: «Я думаю дать тебе дары немалые, и именно, то, что ты слышишь, сделаю. Приезжай сам в Равенну, войди в резиденцию епископа и там в церкви осмотри внимательно все богатства – золото, серебро, сосуды, монеты; все будет тебе дано, и сколько хочешь оставить себе за благословение твоё, оставь». Кроме этих речей они взаимными клятвами обменялись. В тот же самый день избран упомянутый брат усопшего папы на апостольский престол и тотчас же освободил всех заключённых и всем виновным прощение даровал. Затем он приказал привести Сергия, архиепископа Равеннского, оказывая ему почести и уважение, и увидев его, встал с кресла, на котором сидел, и его, простёршегося на земле и прятавшего лицо, собственными руками поднял, и бросился ему на шею, целуя. Затем он велел поставить для него кресло рядом со своим, и они говорили между собой спокойно и ласково. Папа разрешил Сергию вернуться к своей кафедре, и он сделал это с великим воодушевлением и поспешностью. После трёхлетнего отсутствия возвратился он в Равенну, там встретили его близкие и воцарились радость и покой. Архиепископ Сергий отправился в монастырь Присноблаженной Девы Марии, который называется Космедин (vocatur Cosmedim). Отслужив мессу, он распростёрся перед алтарём блаженного Николая и долго молился и проливал слёзы, следы коих видны по сей день. Insurgente vero aurora diei, antequam ex eo radius solis splendesceret et terram phoebeo perlustraret radio, venit ad eum Stephanus, urbis Romae diaconus, germanus praedicti Papae in ipsa custodia ubi Sergius Pontifex erat. Ait ad eum: Quid mihi daturus es, si reversus fueris cum pace ad domum tuam et omni honore et dignitate ampliatus? His auditis Praesul, quasi de laqueo ereptus, et egressus, ait: Non parva tibi statuo dare munera, nisi quod audis, facio. Veni tu ipse Ravennam et ingredere infra Episcopium in ea Ecclesia et scrutare diligenter omnes gazas ipsius domus, aurum, argentum, vascula, nummos; omnia sint tibi data et quantum vis pro benedictione dimittere, dimitte. Super haec verba iuraverunt sibi mutuo. In ipsa vero die electus est praedictus Germanus defuncti Papae in solio Apostolatus, et statim solvit omnes captivos et omnibus noxiis veniam concessit. Tunc iussit venire Sergium Ravennensem Pontificem cum omni honore et gloria et cum vidisset eum, sublevavit se de sella, ubi sedebat, et eum prostratum humo et vultu submisso, elatis manibus sublevavit, et irruit super collum eius obsculans eum, et iussit deferre sedem illius iuxta sedem suam et locuti sunt inter se pacifica et dulcia verba et permisit eum redire ad Sedem suam cum gaudio magno et alacritate. Post tertium annum Ravennam ingressus est, que suscipientibus eum suis modica gratulatio fuit et modica quies. Ivit Sergius Pontifex ad monasterium B. Virginis Mariae, quae vocatur Cosmedim. Post Missam celebratam, prostravit se ante Altarium B. Nicolai, orans diutissime et lacrymas fundens, quae apparent usque in praesentem diem.

C. Сюжет

Почитание архиепископом Равенны святого Николая как в римской тюрьме, так и в равеннском монастыре Санта-Мария-ин-Космедин, тесно сплетено с одной из наиболее важных страниц истории папства. Папа Стефан II (752–757) фактически явился основателем папского государства. Когда лангобардский король Айстульф завоевал Равенну и подчинил её Риму, папа обратился за помощью к византийскому императору. Тот не пришёл ему на помощь. Тогда папа обратился к Пипину Короткому, королю франков (751–768), который, спустившись в Италию, одержал победу над лангобардами и подарил Пятиградие (Римини, Пезаро, Фано, Синигалию и Анкону) римскому папе. Стефан II умер 25 апреля 757 г., поэтому молитва Сергия святому Николаю происходила ночью с 25 на 26 апреля. Ему наследовал младший брат Павел, который был вынужден добиваться соглашения с лангобардским королём Дезидерием. Нельзя с уверенностью сказать, был ли этот компромисс началом освобождения архиепископа Равенны или же, как написал Агнелл, был результатом переговоров между ними в тюрьме. Римская Liber Pontificalis превозносит Павла I как «смелого поборника православной веры», потому что он был самым активным противником императора Константина V (741– 775), когда на иконоборческом соборе в Иерии (754) тот начал преследования против иконопочитателей. Ввиду того, что факты, рассказанные Агнеллом, показывают низменные человеческие качества этих двух пап, сыгравших столь важную роль в истории Церкви, многие критики пытаются поставить под сомнение достоверность его рассказа. В действительности же единственная ошибка, которую допускает Агнелл, состоит в том, что в его повествовании сначала идёт Павел, а потом Стефан, в то время как папский престол занимал сначала старший брат Стефан, а потом младший – Павел. Остальное описано им верно, просто для своего повествования он отбирал то, что рассказывал ему отец, занимавший антиримскую позицию. В любом случае его свидетельство о почитании святого Николая (с алтарями и часовнями) в Риме и в Равенне уже в 757 г. основательно и ценно.

Его рассказ – подлинный детектив из истории церкви. Рассказанный Агнеллом из Равенны исторический сюжет около 830 г. тесно связан с вопросом церковного целибата и возникновением и возвышением папского государства. Что касается первого, напомним, что папа Захария (741–752) в 747 г. ответил Пипину, что женатые епископы, священники и дьяконы должны воздерживаться от исполнения супружеского долга. Что касается других клириков, то будет лучше не понуждать их к воздержанию, и что каждая Церковь должна следовать собственной традиции. В Восточной Церкви (Трулльский собор 692 г.) было установлено равным образом полное воздержание для женатых епископов. Следовательно, в то время как для женатых епископов церковная дисциплина была одинаковой, то для священников и дьяконов на Западе требовали воздержания, на Востоке же для них допускались браки (хотя и с некоторыми ограничениями).

10. Три девушки. Фреска церкви Санта-Мария-Антиква в Риме. Грюнайзен в 1911 г. высказал предположение, что это три девы, которым святитель Николай дал приданое. Эта гипотеза опровергается датировкой фрески (предшествующей или современной «Житию святителя Николая» Михаила Архимандрита, где впервые приводится рассказ о трёх девах). Совершенно забывая о землетрясении 847 г., Грюнайзен настаивает, что фрески относятся к эпохе папы Николая I (858–867)

Особый случай с женатым епископом случился как раз с архиепископом Равенны Сергием. Между реальными событиями, имевшими место в 754–757 гг., и рассказом о них Агнелла прошло менее 80 лет. Около 754 г. клир и народ Равенны избрал архиепископом Сергия, знатного юношу, он был рукоположен в Риме папой Стефаном. Немного позже Сергий рукоположил в дьяконессы свою жену Евфимию. Среди клира распространяется сильное недовольство против него, главным образом, после его признания со стороны римского папы. Несколько равенцев обманом побудили его отправиться в Рим, где он был задержан. Три года спустя архиепископ оказывается на скамье подсудимых. Папа Стефан II (752–757) говорил ему: ты неофит, и не принадлежишь к овчарне, не служишь в церкви Равенны согласно канонам, но ты завладел епископской кафедрой неожиданно, как вор, отставив достойных священнослужителей от неё и получив престол при мощной поддержке мирской власти.

На эти обвинения Сергий отвечал: «Не сам по себе я был выбран, а по воле клира и всего народа. Впрочем, меня тогда спрашивали насчёт канонов, обо мне ты знаешь всё: что был я мирской человек, и у меня была жена, и как я поступил в церковное сословие, и когда пришли проводить обо мне дознание, уверились, что не было никаких препятствий. И зная обо мне всё, почему же ты согласился рукоположить меня?»

11. Святитель Николай в римском стихаре. Деталь композиции «Святые вокруг Христа» церкви Санта-Мария-Антиква в Риме

Причины произошедшего Агнелл видит в уязвлённой гордости папы и идеях церковной автономии Равенны. Я же склонен учитывать политический фактор. Сергий мог спровоцировать ненависть понтифика, объединившись с лангобардами, что, кстати, и объясняет его последующее освобождение.

Епископы симпатизировали ему, но папа сказал, что на следующий день низвергнет его из сана. Всю ночь архиепископ Сергий лил слёзы перед алтарём святого Николая. И той же ночью папа умер. Его преемник Павел I (757–767) нашёл Сергия в том же месте, куда тот был заточен: «Что ты мне дашь, если я возвращу тебя с миром в твой дом со всеми почестями, положению твоему приличествующими?» Сергий ответил ему, что он может лично приехать в Равенну и взять всё, что пожелает. На этих условиях он был отпущен, и после трёх лет заточения смог вернуться в Равенну. После того, как он отслужил мессу в Санта-Мария-ин-Космедин (в Равенне), он распростёрся перед алтарём блаженного Николая и долго молился и проливал слёзы, следы коих видны по сей день.

Папа действительно отправился в Равенну, чтобы забрать казну епископа, и там было организовано покушение на него. Однако, из уважения к слову, данному их архиепископом, заговорщики воздержались от покушения. Когда их намерение совершить убийство открылось, понтифик приказал, чтобы все заговорщики были привезены в Рим, где, прибавляет Агнелл, среди них был также дед моего отца, и долго ещё в Риме их истязали, пока все они не умерли.

Повествование Агнелла, является ли он беспристрастным хронистом или рассказчиком субъективным, интересно потому, что свидетельствует о древности почитания святого Николая на Западе. Интересен также и вопрос, почему Сергий, попав в беду, молился именно святому Николаю, а не какому-либо другому святому? Было ли это просто проявлением его благочестия, или Николай был именно тем святым, который мог помочь в его положении?

На этот счёт есть только одно указание, которое кажется очень интересным. Сергий обвинялся в том, что, будучи светским человеком, состоящим в счастливом браке, он внезапно был избран епископом и оказался неофитом, то есть новообращённым в церковную жизнь, без рукоположения в священничество и практики в этом сане. С таким обвинением Сергий оказывается на скамье подсудимых в соответствии с тенденцией, появившейся в римских обычаях (как мы заключаем из письма папы Захарии Пипину), и попадает в неприятную ситуацию, которая вынуждает его защищаться. Святой Николай также был светским человеком (до его избрания в епископы), как полагает авторитетный Грациан в своём Decretum. И, следовательно, именно этому святому уместно было вознести свою молитву. Не говоря уже о том, что Николай также святой всех пребывающих под стражей, каковой вывод можно сделать из «Praxis de stratelatis». Мы не знаем, в ту ли древнюю эпоху или даже раньше ему была посвящена церковь Сан-Никола-ин-Карчере (Святого Николая в Темнице), но Римский мартирологий свидетельствует о том, что в Риме в VII в. Николай был известен именно как покровитель заключённых.

4. Praxis de stratelatis в Мартирологии Рабана Мавра (около 847 г.)

Очень важное повествование о Житии святого Николая обнаруживается также у одного из самых видных авторов всего западноевропейского средневековья – немца Рабана Мавра. Факт тем более поразительный, если вспомнить, что этот выдающийся писатель почти каждому из святых угодников уделил не более четырёх строк. А святому Николаю посвятил целую страницу440.

A. Автор

Рабан Мавр (Магненций Храбан (Рабан) Мавр) родился в 780 г. в Майнце во франкской аристократической семье. Начальное обучение проходил у Алкуина в Аахене, после того как был рукоположен в дьяконы в Фульде в 801 г. После смерти Алкуина (804), который и дал ему прозвище Мавр в память об ученике святого Бенедикта, Рабан остался в Фульде. В 810 г. он уже написал «О похвалах святому кресту» («De laudibus sanctae crucis»), и в 814 г. был рукоположен в священники. Последующие годы характеризовались очень напряжёнными отношениями с аббатом монастыря Ратгаром, хотя Рабан и не встал на сторону оппозиции аббату. При новом аббате Эйгиле (817) он смог сконцентрироваться главным образом на учёных изысканиях и опубликовал «О наставлении клириков» («De institutione clericorum»), а также так называемые «вычислительные» (Computus) труды и комментарий к Евангелию от Матфея. В этот же период он составил метрические расчёты для алтарей церквей Святого Вонифатия и Святого Михаила. Его слава постепенно привлекала в Фульду многих, кто любит науки. После смерти Эйгиля (822) его выбрали аббатом, и таковым он оставался 20 лет. В 829 г. он не смог помешать Готшальку оставить Фульдский монастырь, тем более, что тот ушёл с тем, чем владел. Политически Рабан поддерживал сначала Людовика Благочестивого († 840), а затем Лотаря. Политический закат последнего совпал с оставлением Рабаном полномочий аббата (842). Возобновив свои научные штудии, он написал «О природах вещей» («De rerum naturis»). Постепенно отношения Рабана с Людовиком II улучшались и в 847 г. его возвели на архиепископскую кафедру города Майнца. В октябре 848 г. синод Майнца постановил осудить Готшалька за его интерпретацию августиновского учения в терминах двойного предопределения (в рай и в ад), в то время как ортодоксальное учение признавало только предопределение к спасению. Готшальк как еретик был выдан епископу Реймсскому Гинкмару. Рабан Мавр умер 4 февраля 856 г.441

Что касается источников Мартирология Рабана (the sources of Hrabanus' Martyrology), Дж. МакКаллох считает таковыми Беду Достопочтенного и так называемый «Иеронимов мартирологий» («Martyrologium Hieronymianum»). Однако, несмотря на долгое изучение этого вопроса, издатель констатирует, что филологически трудно вычленить оригинальный текст Беды и вышеуказанного мартирология, что ставит под сомнение какую бы то ни было их связь со святым Николаем. Большой интерес представляют размышления над агиографическими и литературными источниками (Hagiographical and Literary Sources), и, следовательно, над мученичествами (Passiones) и житиями (Vitae) отдельных святых, поскольку кроме как в Cod. Augiensis XXXII (выше цитируемом в транскрипции Майзена), написанном в начале IX в., имеется также ссылка на Cod. Carnotensis 144 (г. Шартр), который, хотя и был написан в X в., демонстрирует характерные черты, свойственные мученичествам (Passiones) предшествующей эпохи, как, например, написание «Lucium» (вместо «Lyciae») в название: «Деяния святого Николая, епископа Мирликийской митрополии в день шестой месяца декабря, то есть в восьмой перед идами» («Acta Sancti Nicolai episcopi Myrensis atque Lucium metropoleos die VI mensis decembris, id est VIII Idus»)442.

Следовательно, хотя сама рукопись принадлежит X в., скопированный в ней текст, как кажется, восходит к VII в., как и в рукописях Augiensis XXXII и Palatinus Vat. Lat. 846, или к немного поздней эпохе.

Что касается даты составления текста, МакКаллох предлагает в качестве самого раннего срока 840 г., а самого позднего – 854 г. При этом не нужно забывать, что Рабан упоминает святого Николая уже в 818 г. в песне V: «К кресту, где мученик Вонифатий прежде погребён был» (Ad crucem ubi martyris Bonifacius primum fuerat tumulatus). Его мощи упоминаются среди святынь алтаря храма Святого Вонифатия443. Поэтому, напоминая, как уже говорилось, о метрических расчётах алтарей в некоторых монастырских церквах, должно заключить, что Рабан был знаком с «Acta Sancti Nicolai» примерно в 820 г.

B. Текст444


Восьмой день до декабрьских ид. В Африке (день памяти) Зилота, Фортуната, Гатфа. VIII Idus Dec. In Affrica Zeloti, Fortunati, Gatthi.
В этот же день святого Николая, епископа Мирликийской митрополии, который во времена Константина августа, когда язычники и еретики волновались и своими грехами истязали Церковь Божью, придя туда, победил грех и ослабил преследования. Eodem die natale Nicolai Mirrensis ecclesiae metropolitani episcopi, qui temporibus Constantini augusti cum pagani et heretici tumultuarent et ecclesiam Dei erroribus suis uexarent, adueniens illuc conpescuit errorem et mitigauit persecutionem.
Дело в том, что в этом городе был наместник Евстахий, который из-за своей жадности к деньгам притеснял многих христиан; ведь он собирался взять более двухсот серебряных монет за то, чтобы погубить их. Erat enim quidam preses ibi nomine Eustachius, qui per cupiditatem pecuniae multos Christianorum laeserat; nam amplius quam ducentos pondos argenti accepturus idem preses erat, ut eos perderet.
Позднее же завистью дьявольской немалое гонение воздвигнуто в столице военачальником и префектом Аблабием, который ложными обвинениями убедил императора заключить святых Божьих под стражу. Когда это было совершено, иными словами, Непотиана, Урса и Евполиона бросили в темницу, император приказал их по прошествии ночи обезглавить. Postea vero per inuidiam diabuli non modica facta est persecutio in ciuitate a magistro militum et a prefecto Ablabio, qui imperatori persuasit falsis accusationibus sanctos Dei in custodiam mitti. Quod cum factum fuisset, hoc est ut Nepotianus, Vrsus et Eupolion intus in carcerem includerentur, iussit eos inperator pernoctantes gladio capite truncari.
И вот эти самые мужи святые, услышав это, стали посыпать головы пеплом, и воззвали к Господу, призывая Его на помощь со словами: «Господь Бог святого Николая, смилуйся над нами и, как свершилось это с тремя мужами в Ликии, которых неправедно и беззаконно осудили на смерть, Ты спас их, так и нас спаси, святой Николай, раб Божий. И ежели ты далеко от нас, да будет с нами молитва твоя и заступничество перед Богом, Владыкой твоим, и спасителем нашим Господом Иисусом Христом. Помоги нам уцелеть в этой смертоносной буре и удостоиться чести облобызать стопы нашего святейшего покровителя». Это и подобное говорил Непотиан, и все трое в один голос так стенали, молясь. Ipsi autem viri sancti hoc audientes pulverem capiti suo sparserunt et clamauerunt ad Dominum ut eos adiuuaret, dicentes: «Domine Deus sancti Nicolai, miserere nostri. Et sicuti fecisti in tribus uiris, qui in Licea inique seu iniuste iudicati sunt mori, et saluasti eos, sic et nos salua, sancte Nicolae serue Christi. Etsi longinquus a nobis es, propinquior nobis fiat tua deprecatio atque postulatio ad dominatorem tuum Deum et saluatorem Dominum nostrum lesum Christum. Intercede pro nobis, ut salui facti ab iniqua et mortifera tempestate, digni efficiamur uenire et adorare sanctissima uestigia tuae paternitatis». Haec et his similia dicente Nepotiano, tunc hi tres quasi ex uno ore sic uociferati sunt orantes.
А святой Николай в ту самую ночь явился императору и сказал ему так: «Император Константин, встань и отпусти тех трёх мужей, которых держишь в темнице, военачальников Непотиана, Урса и Евполеона, ибо по навету осуждены они. Если же ослушаешься меня, брань против тебя воздвигну ожесточённую, плоть твою и внутренности твои зверям на пожрание отдам, моля Царя Небесного Христа покарать тебя». И спросил император: «Кто же ты таков, и как проник в мой дворец?» А святой муж ответил ему: «Я грешный Николай, епископ, живу в митрополии в Ликии». И, сказав это, он удалился, в ту же ночь и тот же час с теми же словами явившись и префекту Аблаблию: «Аблаблий, радостный умом и душою, поднимись и отпусти тех мужей, трёх военачальников, которых безвинно держишь в темнице. Если же не пожелаешь их отпустить и не послушаешь меня, стану молить Бессмертного Царя Христа покарать тебя, и ты в ничтожество впадёшь и тем кончишь, что пожрут тебя черви, и весь дом твой бедственно погибнет». И спросил его Аблаблий: «Ты кто, и откуда явился сюда говорить такое?» Святой же Николай отвечал: «Я грешник Николай, раб Божий, епископ из Мир». И, говоря это, таким же образом удалился. Sanctus uero Nicolaus ipsa nocte presens apparuit imperatori et dixit ei: «Constantine imperator, surge et dimitte illos tres uiros quos habes in custodia carceris, Nepotianum et Vrsum et Eupoleonem magistros militum, quia ex summissione criminati sunt. Quod si non obaudieris me, pugnam tibi excitabo indoratio, et carnes tuas et interiora tua bestiis tradam uoranda, postulationem faciens contra te coram celesti rege Christo». Et dixit imperator: «Quis enim es tu, et quomodo ingressus es in meum palatium?» Et dixit sanctus uir: «Ego sum Nicolaus peccator episcopus qui in Licea metropolim habito». Et haec dicens abscessit et iterum in ipsa nocte et hora ambulauit et apparuit Abablio prefecto eadem dicendo: «Ababli, letus animo et mente, surge et dimitte illos uiros tres, magistros militum, quos habes innocentes in custodia carceris. Quod si nolueris eos dimittere et non audieris me, postulationes aduersum te faciam coram inmortali rege Christo, et in infirmitatem cades et uermium conmestione finieris, et omnis domus tua male peribit». Et dixit ei Abablius: «Tu autem quis es, et unde huc ueniens talia loqueris?». Sanctus uero Nicolaus dixit: «Ego sum Nicolaus peccator seruus Dei, qui est in Myrti metropoli», et haec dicens simili modo discessit.
Пробудившийся император послал к Аблаблию со словами: «Иди, уведомь префекта Аблаблия, скажи ему, что я видел и слышал». И, рассказав обо всём, отослал гонца. Префект же отослал его обратно к императору с тем же самым известием, и тотчас приказал император, чтобы поскорее привели к нему трёх военачальников и все его окружение собралось бы. И когда все пришли туда, в присутствии полководцев и префекта он обо всём расспросил их и поняв, что неложным было видение, что молитвами святого Николая невинные вырваны были из оков, сказал им: «Знайте же, что не вам я дарую эту жизнь, но святому Николаю, которому вы (себя) поручили; остригите волосы на головах ваших и перемените одежды ваши, и воздайте ему благодарность. Будьте молитвенниками и за меня». Euigilans imperator misit ad Abablium dicens «Vade, nuntia Ablabio praefecto et dic ei quae uidi et quae audiui», et intimatis eis omnibus dimisit eum. Similiter et praefectus remisit eundem praecursorem eadem denuntians imperatori, et mox precepit imperator praesentari tres uiros magistros militum sibi coram omni coetu. Et generalitate seu praefecto conuenientibus illuc, cum interrogasset eos de omnibus et cognouisset ueritatem uisionis, quod per sancti Nicolai preces innocentes salui custoditi sunt, dixit ad eos: «Hoc autem scitote, quod non uobis ego donaui istam uitam, sed quem uos inuocati estis, sanctum Nicolaum, ad quem destinastis. Tondite capillos capitis uestri et mutate uestes uestras et gratias referetis ei. Memores estote et mei».
И дав им, чтобы взяли с собою различные сосуды священные, а также евангелие, все отделанное золотом, и два золотых подсвечника и золотую драгоценную чашу, изукрашенную камнями, отослал их император. Deditque eis ut ferant secum uasa sancta diuersa et quidem euangelium totum aureum et cereola aurea duo et patenam auream lapillatim praetiosam ornatam, et misit eos imperator.
Они, прибыв в Миры, митрополию Ликийскую, поклонились святому Николаю, остригли волосы на головах своих, переменили одежды, и со слезами многое из своего имения, золота и серебра и одеяний, раздавали бедным. Много лет поступали они так, славя и восхваляя Отца и Сына и Святого Духа ныне и присно и во веки веков. Аминь. Qui ambulantes in Licea Mirrensium metropoleos adorauerunt sanctum Nicolaum, et totonderunt capillos capitis sui el mutauerunt uestimenta sua et multum quidem cum lacrimis distribuebant pauperibus, de quibus habebant rebus quae quae auri et argenti et uestimentorum. Per multos autem annos faciebant haec, glorificantes et laudantes Patrem et Filium et Spiritum Sanctum nunc et semper in secula seculorum. Amen.

C. Источник и его интерпретация

По прочтении текста «Acta Sancti Nicolai» устанавливается очевидное обстоятельство: Рабан знал, по крайней мере, один из трёх кодексов, в которых приведено «Praxis de stratelatis» Римского мартирология VII в. Однако эти рукописи, по какой-то причине, приводят только половину текста, то есть вторую часть, которая относится к трём полководцам Константина. Первая часть, когда трёх невинных мужей спасли от обезглавливания, не только воспроизведена в сильно урезанном виде, но и сильно переработана. Вот начало перевода части текста, переработанного в ярко выраженной индивидуальной манере: В этот же день – святого Николая, епископа Мирликийской митрополии, который, во времена Константина Августа, когда язычники и еретики волновались и своими грехами истязали Церковь Божью, придя туда, победил грех и ослабил преследования.

Дело в том, что в этом городе был наместник Евстахий, который из-за своей жадности к деньгам притеснял многих христиан; ведь он собирался взять более двухсот серебряных монет за то, чтобы погубить их.

12. Рим. Санта-Мария-ин-Космедин. Если оставить в стороне церковь Сан-Николя-ин-Карчере, именно здесь архиепископ Равеннский Сергий лежал, проливая слёзы, перед алтарём святителя Николая. Этот алтарь находился в часовне, известной как «Греческая школа», перестроенной папой Николаем I (858–867). См.: Duchesne. Liber Pontificalis. Р. 161

13. Рим. Сант-Анджело-ин-Пешериа. 775 г. Надпись, приводимая Кс. Барбье де Монто [X. Barbier de Montault (Oeuvres completes. Poitiers, 1896. Vol. XI. P. 146 ss.)], напоминает о частицах мощей святителя Николая, которые среди прочих покоятся здесь («...beneficia hiс requiescunt» – «...милосердие здесь опочило»)

Иначе говоря, от «В этот же день» (Eodem die) и до «погубить» (perderet) Рабан изменил всё в рассказе о святом Николае.

Для того, кто знает обстоятельства жизни Рабана, это не такой уж удивительный факт. Действительно, выше уже говорилось о его тенденции посвящать только две или три строки разным святым (среди которых святому Николаю посвящена целая страница): рассказывая о святом Николае, он сознательно пользуется случаем для более обширного сообщения. Аспект, который возможно также разъяснит хронологию этого мартирология.

14. Равенна. Санта-Мария-ин-Космедин (арианский баптистерий). Из «Папской книги» (Liber Pontificalis) Аньелла следует, что там в 757 г. находился алтарь святителя Николая

Говоря об отношениях между императором Людовиком Благочестивым и Рабаном Мавром, МакКаллох подчёркивает необходимость сотрудничества Рабана с ним, несмотря на свою дружбу со смещённым Лотарем. Подобная необходимость была вызвана тем фактом, что Германия именно тогда как раз вышла из язычества, мятежей и гражданских войн, которые, разумеется, не способствовали распространению и консолидации христианства. Это и было главной целью собора в Майнце в 847 г., созванного по инициативе императора и им возглавленного. Вероятно, поэтому, включая и перерабатывая первую часть «Acta Sancti Nicolai», Рабан полностью отдалился от первоначального текста и приблизил его к текущему историческому моменту, который нуждался в констатации победы над язычеством, распространения религиозной ортодоксии, а также преодоления коррупции должностного лица для того, чтобы добиться мира в империи.

Вторая часть начинается с точного и краткого пересказа текста «Praxis», содержащегося в Римском мартирологии. От «Зависть дьявольская и немалые преследования против них воздвигнуты» (Invidia autem illis a diabulo facta est non modica persecutio), который Рабан передает как: «Позднее же завистью дьявольскою немалое гонение воздвигнуто» (Postea vero per invidiam diabuli non modica facta est persecutio) до: «Непотиан, один из них, вызвав в памяти, что совершил святой муж Божий в отношении трёх мужей, с плачем и стоном говорит» (Nepotianus, unus ex ipsis, ad memoriam deducens quod [quid] fecit sanctus vir Dei Nicolaus in tribus viris, cum magno fletu et stridore ait) текст Рабана – это точное и сжатое изложение.

С молитвы Непотиана святому Николаю (Domine Deus Sancti Nicolai) начинается длинная часть, которая дословно передаёт один из кодексов Римского мартирология (вплоть до запятых) и так продолжается до «Потом приказал император, чтобы поскорее привели к нему трёх воевод и чтобы собрались все, и полководцы и префект, и, когда те пришли...» (Et mox praecepit imperator praesentari tres viros magistros militum sibi coram omni coetu et generalitate seu praefecto, et venientibus illis». А с этого момента «illis» (здесь: те) изменён на «illuc» (туда), после чего пропущен диалог между Константином и тремя полководцами, и идёт краткое изложение: «они пришли и, когда, допрошенные по поводу всего дела, узнали об истинности видения, сказали ему...»

Со слов императора «Знайте же» (Hoc autem scitote) Рабан снова буквально следует тексту Римского мартирология до конца без отклонений.

Буквальная идентичность отрывка Рабана Мавра и Римского мартирология приводит к заключению, что, возможно, второй имел значительно более широкое распространение во франко-германском мире.

5. Святой Николай в «Liber Pontificalis» Римской Церкви (IX в.)

Город Рим был включён в историю святого Николая не только в Римском мартирологии VII в., но оставил свои следы также и в VIII в. Неоспоримо и наличие престола в честь святого в 757 г., как это следует из Liber Pontificalis Ravennensis Ecclesiae Агнелла. Одно упоминание, датируемое по контексту, может относиться к церкви Сан-Никола-ин-Карчере (S. Nicola in Carcere)445, о которой, однако, недостаточно сведений, чтобы с определённостью говорить о древности почитания святого Николая. К VIII в., как представляется, восходят фрески Санта-Мария-Антиква (S. Maria Antiqua), но некоторые учёные допускают возможность их возникновения в первой половине IX в.446 В Санта-Мария-ин-Космедин (S. Maria in Cosmedin) был посвящённый ему алтарь447. Надписи на реликварии с мощами в Церкви Сант-Анджело-ин-Пескерия (S. Angelo in Pescheria) также упоминают святого Николая448. К 792 г. восходит первое упоминание о праздновании его памяти. Это свидетельство относится к бенедиктинскому монастырю святых Стефана и Кириака на Via Lata в Риме449.

15. Рим. Санти-Лоренцо-э-Кватро-Коронати. Интерьер. Согласно «Папской книге» (ed. Duchesne. Vol. II. Р.112:116) здесь во времена папы Льва III (795–816) находилась часовня святителя Николая.

Некоторые писатели упоминают монастыри святого Николая в Liber Pontificalis, история которых уходит корнями в VII в. Однако подобные утверждения не находят подтверждения. Напротив, надёжных свидетельств у нас только два. По Liber Pontificalis известно, например, что придел, посвящённый святому Николаю, находился в церкви СанЛоренцо и Санти-Кваттро-Коронати (Santi Quattro Coronati)450. Другая ссылка не вполне ясна, но хорошо документирована. Речь идёт о молельне, построенной папой Николаем I (858–867), чтобы славить своего небесного покровителя: «Святейший и славнейший папа [Николай]... поставил нового настоятеля монастыря Богоматери Марии, который называется Космидин [...]. Равным образом, вскоре сей настоятель, обновляя храм, соорудил часовню в честь святого мученика Христова Николая и многие дары туда посвятил, благодетель». (Sanctissimus autem et fulgidissimus pontifex [Nicolaus] ... renovavit in basilica Dei Genitricis Mariae quae dicitur Cosmidi secretarium [...]. Pari modo iuxta idem secretarium porticum renovans illic construxit atque edificavit oratorium in honore sancti martyris Christi Nicolai et plurima dona ibi contulit almus)451.

16. Фульда (Германия). 818 г. По свидетельству Рабана Мавр (Carmina. MGH Poelae lat Medii Aevi. Vol. II. P. 206a), частицы мощей святителя Николая (среди многих других) были дарованы монастырю по случаю его освящения. Таким образом, это самые древние частицы мощей святителя Николая на Западе, после тех, что находятся в римской церкви Сант-Анджело-ин-Пешериа (755).

6. Другие мартирологии IX в.: «Vetus Romanum», Флор, Адоний, Узуард

Святой Николай не присутствует в самых древних исторических мартирологиях, таких как Иеронимов и Беды452. В рукописи Cod. Richenoviensis так называемого иеронимова мартирология он упоминается лишь так: «В Африке (чтится память) Зетула, Фуртуната, Гата, Агаты, Гермогена и Рогата [и святого Николая епископа]» (In Africa Zetuli, Furtunati, Gathi, Agathae, Hermogeni et Rogati [et sancti Nicholai episcopi]), но болландист, под редакцией которого вышло это издание, говорит в связи со святым Николаем о «другой руке» (inclusa manu secunda), то есть о позднейшей вставке453.

Напротив, святой Николай отмечен в Vetus Romanum Martyrologium следующим образом: «День восьмой (до) декабрьских ид. Николая епископа Мир Ликийских (память)» (VIII Idus Decembris. Nicolai Episcopi Myrorum Liciae)454.

Датировка этого мартирология является несколько спорной. Ц. Бароний считал, что он был создан в эпоху Григория Великого; Н. Дюфурк – в 608–638 гг., Де Росси и Г. Ахелис – в VII–VIII вв, Дю Соллье – в 740 г., Л. Дюшен – в VIII–IX вв. Более того, Дюбуа и Квентин предположили середину IX в., однако, и это трудно приемлемая концепция, учитывая, что Адоний, который писал в тот же период, определил мартирологий как «старый» (vetus), а также «уважаемый и очень древний» (venerabile perantiquum)455.

В Мартирологие Флора (825–837) святой Николай определён как «Святой Николай, епископ Мир Ликийских» (Sanctus Nicolaus episcopus Myrorum Lyciae). Если принять концепцию, в соответствии с которой Флор компоновал свой мартирологий, начиная с мартирологиев Беды, Иеронима и Лионского Анонима, где в первых двух нет упоминания о святом Николае, то необходимо заключить, что он происходит от Лионского Анонима или от некоего неизвестного нам кодекса Беды или Иеронима456.

После уже упоминавшегося Мартирология Рабана Мавра, составленного, как уже говорилось, в 847 г., годом позже составил свой мартирологий Вандальберг Прюмский, в котором он в стихах выразился так: «Ид день восьмой Николай епископ украсил» (Octonas Idus Nicolaus Episcopus ornat)457.

17. Рабан Мавр († 856) в сопровождении своего учителя Алкуина вручает свой труд епископу Отгару. Рабан, активно участвовавший в церковной жизни IX в., оставил ценнейшее свидетельство о том, что мощи святителя Николая в 818 г. находились в Фульде.

18. Рабан Мавр представляется святому Мартину. Рабан внёс большую лепту в историю почитания святителя Николая, как своим свидетельством о частицах мощей святителя Николая в Фульде, так и подробным рассказом о нём в «Мартирологии».

Совсем немного времени спустя после этого (а именно: около 852 г.) собрал свой мартирологий Адоний, в котором написал: «Восьмой день (до) декабрьских ид: (память) Святого Николая, Мир Ликийских епископа» (VIII Idus Decembris: Sancti Nicolai Mirorum Lyciae Episcopi)458.

Несколько более развёрнуто говорится в Мартирологии Узуарда459, составленном в 859 и 875 гг.: «Память блаженного Николая, епископа Мир Ликийских, среди многочисленных чудес его, и такое, памяти достойное передают, что, в изрядном отдалении находясь, императору Константину, неких мужей погубить решившему, явился и увещаниями и угрозами к милости склонил». (Natalis beati Nicolai episcopi Mirorum Liciae, de quo inter plura miraculorum insignia, illud memorabile fertur, quod imperatorem Constantinum ab interitu quorumdam longe constitutus, ad misericordiam et monitis per visum deflexit et minis).

К этому же периоду относятся исторические мартирологии Неаполитанского мраморного календаря460, обычно датируемого 821–841 гг. (некоторые учёные датируют его 847–877 гг.), и самого древнего Монтекассинского календаря461. Литургические рукописи Золотурна и Петерсхаузена имеют запись: «Память святого Николая, епископа и мученика» (Natalis sancti Nicolai epi. et mart.)462. To, что святитель Николай определён здесь как мученик, не должно удивлять, и это не единственный случай подобного обозначения святого. Восходит такое обозначение, по-видимому, к константинопольским синаксарям, которые, несмотря на то, что дошедшие до нас списки относятся к концу IX в. – началу X в., конечно, должны были быть известны этим образованным людям западного мира. Память святого Николая епископа Мир Ликийских празднуется 6 декабря. Во времена Диоклетиана и Максимилиана он развернул свою пастырскую деятельность в Мирах среди заключённых и изгнанных. Вернувшись в Миры, должен был снова уехать на Никейский собор. Он освободил трёх невиновных от казни.

19. Адон де Вьенн (Франция, † 875), автор одного из исторических мартирологиев, в которых упоминается святитель Николай. Согласно некоторым источникам, он был создан около 850 г.

То, что упоминания о начале деятельности Николая связаны с эпохой императора Диоклетиана, то есть временем гонений, должны были создать впечатление на Западе о Николае как о святом мученике. Необходимо отметить, что в синаксарном изложении, пусть ещё и не контаминированном с Житием Николая Сионита, возникает «естественное» слияние двух Николаев благодаря использованию слова ὅσιος (преподобный). Напротив, в одном из кодексов, содержавших синаксарь, краткое повествование «Βίος τοῦ ὁσίου πατρὸς ἡμῶν Νικολάου» («Житие преподобного отца нашего Николая»)463 продолжается житием святого Николая, написанным Метафрастом. Сообщение о святом Николае содержится в указании на празднование памяти этого святого в церкви Святой Софии.

7. Гимнография

Истоки гимнографии святого Николая до X в. проследить нелегко. Существуют рукописи, относящиеся к IX–X вв. Датировать гимны более точно, если речь не идёт о тексте, автор которого хорошо известен (например, Альфано из Салерно), весьма затруднительно. Критерием, по которому тот или иной гимн может быть отнесён к IX в., служит отсутствие какой-либо связи с Тремя девицами и Николаем Сионитом.

А. Сборник гимнов каролингской эпохи

В религиозной культуре латинского средневековья после святых Екатерины и Варвары только святому Николаю было посвящено такое количество литургических гимнов464. Согласно Карлу Майзену к IX в. восходят два из них, к X в. – по крайней мере, три. Гимны IX в. вошли в собрание гимнов каролингской эпохи465, первый издатель которых определил их следующим образом: «Сборник для хорового исполнения, переписанный для одного монастыря в южной Италии» (130 Un livre de Choeur, copié pour quelque monastére de 1'Italie méridionale)466.

130 Первый гимн467


: Господу нашему хвалы воспевая, Благоговейно день тот восславим Светлый, когда Николай угодник К Богу вознёсся. Debitas laudes Domino canentes, monte devota celebramus omnes hunc diem sacrum, Nicolaus in quo ethera scandit.
: Он, закон Господень блюдя достойно, Ревностно, царство снискал Божье, Победив лукавого, светом небесным В мире сияет. Qui Dei legem meditando digne, Pervigil, celi capiendo regna, Hoste devicto, nitidus refulsit Sanctus in orbe.
: Некогда пастырь праведностью славный, В городе Мирах пас своё стадо, Ныне по праву небесным зовётся Праведник Божий. Namque, cum pastor bonitate dignus, Myrensis clare peteretur urbis, Celitus tandem meruit vocari Rector opimus.
: Сделавшись епископом, душою кроткий, Милосердием всех далеко превосходит И благочестия образец достойный Пастве явил он. Presul effectus, populis benignus, extilit dulcis, placidusque clemens: Omnibus prestat pietatis usu Commoda digna.
: Животворящей любви ко Христу исполнен Демонов капища он разрушил, Из мрака земного к свету небесному Путь проторил нам. Gratia Christi salubri repletus, Demonum cultum penitus repellit: Per viam lucis, tenebris repulsis, Currere monstrat.
: Грешников учит служить Христу Богу, Он несчастных избавил от ужаса голода, Нужное добывая, зерном помогая Без уменьшенья. Predicat cunctis famulare Christo Allevat tristes famis ex pavore, Commoda prestans, triticum ministrans, Nil minuendo.
: В бурю морскую, призванный мольбами, Волны усмирил, морякам явившись, Промыслом своим елей уничтожил, Пламя возжёгший. Августа страхом поразил отец наш, скажу я, Дабы из темницы отпустил невинных, Волею небес из оков их вырвал Смерти суровой. Fluctibus mersis precibus vocatus, Affuit presens, mitigansque fluctus, Providus, monstrans olei liquore Temnere flammas. Terret Augustum pater almus, inquam, Solvat ut frustra miseros revinctos: Mortis atrocis monitis beatis Vincula tergit.
: Так часто совершая делая благочестия Для верующих и служа Христу По заслугам принят праведник славный В Царствие Божье. Sicque devotis pietatis acta Sepius gestans famulando Christo, Etheris regnum meruitque sacrum Scandere clarus.
: Радуется паства твоя, блаженный, Греция ликует, тебя прославляя, Ибо деяньями твоими повержен злобный Враг человеков. Plaudet insignis tua plebs, beate, Grecia gaudet redimita festis, Quod tuis sanctis meritis maligni Crimina quassat.
: Защити народ, тебя умоляющий, От козней и прилогов бесовских, Чтобы мы удостоены были презреть Мрачные бездны. Protege plebem tibi precinentem, Hostis aversi quatiendo fraudes, Quatenus mundi mereamur atri Temnere fluctus.
: Обращаемся к тебе, святой, блаженный, Молись за нас Господу, прося Его, Чтобы Он нам всем даровал дорогу К истины свету. Quesumus, Sancte nimium Beate, Pasce pro nobis Dominum rogando, Quo suam veram mereamur omnes Cernere lucem.
: Славу Отцу воспоём же миром И Тебе, Христе, сыне единородный, С коими Дух Святой и Создатель В небесах правит. Gloria Patri resonemus omnes, Et tibi, Christe, genite superne Cum quibus sanctus simul et creator Spiritus regnat.

Второй гимн (тоже IX в.)468


: Час пришёл торжественный, Когда Николай епископ, Разрешив узы плоти, На небо вознёсся. Solemne tempus vertitur, Quo Pontifex Nicolaus, Carnis deponens sarcinam, Liber transcendit aethera.
: Урожай нивы славной Благостью украсил Покорный заветам Божественным Святой небесный заступник. Claro satus hic germine, ornavit stemma moribus, Sanctis mandatis obsequens Presul sacratus celitus.
: Золотом отца бесчестье, Позор дев выкупил, Словами, увещаньями обряд Бесовский уничтожил. Auro patris infamiam, Stuprum redemit virginum, Verbis, doctrina profluens, Ritum destruxit demonum.
: Взятую меру пшеницы Слугам царским наполнил, Народу зерно раздавая, Угрозу голода уничтожил. Sumpti mensuram tritici Ministris supplet regiis Plebi frumentum dividens, Dempsit famis penuriam.
: Застигнутые бурей моряки Его силу призывают: Вихрь бури свирепейшей Тотчас утихает. Oppressi nautae fluctibus Eius virtutem postulant: Procelle mox sevissime Turbo sedatur imminens.
: Явившись с угрозами чиновнику, Августа сновидением устрашает, Тотчас тот торопится Разрешить оковы невинных. Presens objurgat consulem, Augustum terret somniuo, Statim resolvi precipit Ligatos frustra vinculis.
: В благоговении вся Греция Великими службами оглашается И сияет благородным светом Взращённого ею епископа. Omnis devota Grecia Magnis plaudet tripudiis, Alumni quod et presulis Decore splendet nobili.
: Венчанный лавром, Осыпанный дарами благости, Он приходит к молящим о помощи, Тем, кто чистой душою зовёт его. Almaque nitens laurea Donis pollet charismatum, Suis prestans supplicibus Pura quod mente flagitant.
: Молимся, простираясь, все мы, отец пресвятой, чтобы всегда покровительством твоим вдоволь пользовались. Oramus ergo cernui Omnes, Pater sanctissime Quo semper patrociniis Tuis fruamur affatim.
: Попираем стопами нашими Шею владыки лукавого, Чтобы не заставил служить нас Соблазнам и прелестям мира. Nostris curva sub gressibus Tyranni colla perfidi, Ne mundi nos inlecebris Cogat servire subdolis.
: Молим, да никакой удар Не поразит нас в последний час, И воинство духов враждебных Да не ввергнет в вечный огонь. Occursus nullus ultima Perturbet nostra, quesumus, Nec pars adversa spiritum Eternis tradat ignibus.
: Но Христу славу, Отцу и Святому Духу Вечно поем Во все века. Sed Christo laudis gloriam, Patri, sanctoque Flamini Jugem canamus liberi Per infinita secula.

В. Сборник религиозных гимнов из Монтекассино

Другой сборник, происходящий из монастыря Монтекассино, составляют три гимна, скопированных в X в.469, но близкое соответствие с Bios архимандрита Михаила (пост по средам, голос свыше, три девы, пшеница, на­ходящиеся в плавании, Диана и стратилаты) позволяет с большой степенью вероятности отнести их к IX в.

Вот они.

1.470


: Празднуя, народ святому Николаю Гимны и хвалы воспевает громко, Его чудеса по всему миру Славой сияют. В юные годы сан священный Принял. Голос, данный с неба, Ему престол епископа Взять приказал. : Festa plebs sancto sua Nicolao Consonet laudes celebrans et hymnos, Cuius in cuncto sacra signa fulgent Plurima mundo. Hiс in aetatis juvenilis annis Praesul est factus populi coactus, vox eum coelis data praesulatum sumere jussit.
: Воссиял святыми делами благочестья, Искупил у смерти на казнь осужденных, Моряков, ими призванный, у шумящих моря Волн вырвал. : Claruit sanctis pietatis actis Caede plectendos capite redemit Navitas ponti tumidis vocatus Eruit undis.
: Скорбя о неведающих, соблазны Дианы Разоблачил, морякам показал кумиры ложные, Возжёг глубину вод, масло Вылив туда. : Insciis fraudes miserans Dianae Prodidit, monstrans nova monstra nautis Arsit injecto quoniam profundum Aequor olivo.
: Малая мера пшеницы возросла его властью, Такими чудесами его жизнь просияла, Такими сам он выше звёзд сияет В сонме святых. : Triticum crevit per eum minutum, talibus fulsit sua vita signis, talibus fulget super astra sanctis consociatus.
: За своих рабов пусть молит Сына, единосущна Отцу И Святого Духа, ибо их сила Едина и вечна. : Pro suis ergo famulis precetur, comparem patris genitore natum et sacrum flamen, quibus est perennis una potestas.

2.471


: Царя небесного знаменосец, О, Николай святитель, священник,: Будь помощником, усердно Празднующим твой праздник. : Regis superni signifer, О Nicolae pontifex. Festum tui colentibus Adjutor esto sedulis.
: Некогда бедному мужу Земные дары жёлтого металла Тайком принеся, Изгнал преступленье позора. : Terrena quondam pauperi Flavi metalli munera Ferens viro clandescere Stupri fugasti crimina.
: Ныне божественную защиту Неся, изгоняешь завистника, Врага стыдишь, алчущего Души сгубить обманами. : Divina nunc munimina Ferens repellas invidum Hostem, pudicas anxium Violare mentes fraudibus.
: В пору ночного покоя, Нарушив покой цезаря, Твёрдой рукой безвинных, Брошенных в оковы из темницы вырвал. : Noctis quietis tempore, terrens quietum Caesarem, pressos inique vinculis sic eruisti carceris.
: Порази тирана, что жаждет Заковать души, Пусть освободит души связанные От оков греховных Отцу и Отцову сыну И обоих Духу Слава и сила И царство во веки. : Terre tyrannum, qui cupit Vincire colla mentium, Mentes ligatas liberet A criminum connexibus. Patri patrisque famini Ac utriusque flamini Laus jugis et potentia Regnumque sit per saecula.

3.472


: Заря горит золотая, День сияет, в который Венцом одарён Николай В час торжества своего. : Aurora fulget aurea, dies micat, quo laurea Nicolaus donatus est Postquam triumphus factus est.
: Этим светом век победил, Этим светом и врага злейшего, Этим светом засияла Пальма победная. : Нас luce namque saeculum, Нас vicit hostem pessimum Нас post triumphum gloriae Palmam capit victoriae.
: Дивная милость Христова, Дивны дела Твои, Николай не знал чревоугодия, А знал лишь воздержание. : Sat mira Christi gratia, Stupenda sat magnalia, escas hic et non noverat et abstinere noverat.
: В дни, когда предан Господь И когда распят, Младенец, пост соблюдая, Молоко вкушал лишь однажды. : Nam feria qua venditur Et qua Deus suspenditur Puer tenens ieiunia Semel bibebat ubera.
: Как пылает милость его И простирается щедрость, Узнали девы знатные, Мужей достойных нашедшие. : Quam flagret huius caritas Exuberetque largitas, Norunt puellae nobiles, Dignos adeptae coniuges.
: На судне, волнами носимом, Николая имя призывают, Является благодетель туда И от опасности избавляет. : Fluctu ratis percellitur, Et Nicolaus quaeritur, Accurrit almus illico, Et eripit periculo.
: Зерно святой добывает И многажды после раздачи Мера его возрастает – Дивное, дивное дело! : Frumenta sanctus expetit Corosque plures excipit, Stupenda contributio, Non dando fit minutio.
: Стремится людей соблазнить Ложной приманкой Диана, Является быстро муж благодатный И обманы прочь рассыпает. : Temptat viros deludere Ficto Diana munere, adest vir almus ocius dolosque pandit protinus.
: Палач извлекает меч, Готовя гибель невинным, Бестрепетно Николай У смерти их исторгает. : Ensem lanista traxerat Et in necem paraverat, Nicolaus supervenit Et innocentes eripit.
: Несчастным, в оковы вверженным, Казнь грозит неминучая, К их мольбам приклоняя слух, Николай им несёт спасение. : Nexu ligatis vinculi Instat dies periculi, Nicolaus deposcitur Metusque cunctis solvitur.
: Отцу и Отцову Сыну, Как же и обоих Духу Спасение и прежде всех век, Спасение и во веки веков. : Patri patrisque famini Ac utriusque flamini Salus ut ante saecula, Salus sit et per saecula.

8. «Vita Sancti Nicolai» Иоанна Дьякона Неаполитанского (около 890 г.)

Самое раннее Житие святого Николая написано на латинском языке неаполитанским дьяконом Иоанном и известно в многочисленных своих списках.

A. Автор

Иоанн Дьякон родился, по-видимому, в Неаполе около 865 г. и умер там же примерно в 930 г. Церковное служение его проходило при церкви Святого Ианнуария в Diaconiam, и он был учеником Авсилия, был рукоположен в священники римским папой Формозием. В 906 г. был членом комиссии, которая должна была удостоверить истинность обретённых мощей святого Соссия близ Мизено473.

Несмотря на то, что Иоанн был ещё очень молод, он написал самый важный свой труд – «Gesta episcoporum neapolitanorum» («Деяния епископов неаполитанских»)474, который стал для неаполитанской церкви тем же, что был «Liber Pontificalis» для римской. В нём он описал жизнь шести епископов, начиная с Павла II (762), который сделался епископом, будучи светским человеком до Афанасия I († 872) – важная эпоха, поскольку она совпала с иконоборческими гонениями, которые выявили противоречия между папой и императором. Иоанн стремился представить своё повествование в развёрнутом контексте европейской истории, показывая как деяния Карла Великого, так и мусульманские завоевания.

Помимо этого жития святого Николая, Иоанн составил другие жития святых: «S. Euthymii Vita» («Житие святого Евфимия»)475, «Passio XL martyrum Sebastenorum» («Страсти сорока мучеников Севастийских»)476, затем «S. Januarii episcopi Beneventani et sociorum eius passio et S. Sossii translatio»(«Святого Ианнуария, епископа Беневентского и споспешников его страсти, и перенесение мощей святого Соссия»)477. Корпус его текстов имеет такое значение, что становится понятным решение знатного Афанасия, несмотря на юный возраст Диакона, заказать ему Житие святого Николая.

B. Текст

«Житие святого Николая», написанное Иоанном Дьяконом в последнее десятилетие IX в., имело необыкновенный успех. И хотя переписчики позволяли себе добавлять те или иные сюжеты ещё до того, как текст был дописан до конца, это Житие блестяще преодолело конкуренцию с наиболее значимыми житиями, назовём здесь два – написанные Отлохом из Святого Эммерама (XI в.) и Яковом де Варагине (XIII в.). Разумеется, каждый переписчик вносил что-то своё, веря, что улучшает латинский язык (результаты при этом не всегда соответствовали намерениям). Это относится и к издателям Жития, начиная с Момбриция478, и до Липомани479, от Фалькони480 до Кореи481.

Упомянутые издания практически не расходятся в передаче текста Иоанна Дьякона до конца «Praxis» de stratelatis. Все, что написано после «Praxis», – очень разное. Каждая рукопись имеет собственные эпизоды, которые отражают местные традиции482 или эпизоды взяты из «Жития монаха Николая» VI в., то есть «Vita Nicolai Sionitae»483.


Житие святого Николая Vita Sancti Nicolai
1. Подобно тому, как всякая вещь, если она неопытным мастером создана, не просто порче, но и разрушению обрекается, так и писанное мужем неучёным при всем неутомимом его многословии, ни красотой слога, ни глубиной смысла привлечь не может. Свою неумелость я, Иоанн, недостойный дьякон, служитель святого Ианнуария, доводом выставлял, когда ты, брат Афанасий, меня просил взяться за перо, я же упорно отказывался. Но, коль скоро ты в частых своих уговорах приводил мне слова апостольские: «Любовь все побеждает»484, то, зная, какое благоговение от родителей ты унаследовал к святейшему слуге Божьему Николаю, я все же согласился латинским языком рассказать о рождении этого святого, о житии его и чудесах, через него Господом явленных. Однако, хоть я и знаю, что мои наставники чрезмерно снисходительны к неумелости повествования, тем не менее, умоляю, коль скоро найдутся читатели, коих заинтересует труд мой, не упрекать меня тотчас же и недостаток учёности не считать за нерадивость. Прошу снисхождения к моему возрасту, снисхождения к природе моей. В самом деле, в середине второго десятилетия своей жизни, слабый здоровьем, я с большим усердием учился, нежели в писательстве подвизался. На самом деле, мы постарались коротко передать основное из того, что по просьбе некоего примикирия Феодора, патриарх Мефодий по-гречески написал о рождении святого и житии, а также и хвалы, которые он ему воспел. Если же кому-то не по вкусу эта краткость моего рассказа, отсылаем того к прекрасно сложенным сочинениям греков, которые тем подробнее, что совпадают и в предмете, и в способе повествования. Что до остальных его чудес, о которых мы прочитали у других учёных мужей, мы передаём их суть, а не пересказываем дословно. Успение же его, обстоятельства, при которых святой в вечность отошёл, мы потому не описали, что нигде не смогли их найти. Но для чего упорствовать в их разыскивании, когда сами благочестивые деяния его указуют, что, разрешившись от оков плоти и праха земного, он вознёсся в чертоги небесные и у престола Христова ликует вечно. 1. Sicut omnis materies, si ab imperito artifice constructa fuerit, non solum deformitatis, verum etiam ruinae dampna patitur, ita scripturarum series, si a viro indocto, prompta verbositate ordinata fuerit, non a venusti tantum sermonis facundia, sed etiam ab intellectus corruet altitudine. Quod ego Iohannes indignus diaconus, servus Sancti Ianuarii, multum devitans, tibi me saepius roganti, frater Athanasi, rusticitatis opponebam. Sed, cum mihi crebris in praecibus, illud apostolicum ingereres: «Caritas omnia vincit», tandem aliquando assensum praebui, ut propter devotionem, quam te erga sanctissimum Dei famulum Nicolaum a progenitoribus habere gaudebas, nativitatem et vitam atque miracula, quae per eum Dominus gessit, latinis explicare sermonibus. Verum, quia scio me penes liberalissimos magistros inefficacis sermonis esse, ideo deprecor omnes, qui huius operis studiosi lectores accesserint, ut non facillimum prorumpant in vocem et me indoctum meque iudicare inhertem incipiant. Dent, rogo, veniam aetati; dent et naturae. Enimvero quintum percurrens lustrum, natura fragilior plus discere quam scribere aliquid appetebam. Sane ortum Sancti huius et vitam, et laudem quam Methodius patriarcha, argolico stylo, cuidam primicerio, Theodoro nomine, eum roganti de eo est prosecutus, summatim breviterque studuimus carpere. Si cui forte displicet haec brevis nostra narratio, mittimus eum ad Graecorum phalerata commenta, quae tanto largius de eo disseruntur, quanto illi et in genere et in sermone congruunt. Cetera quoque miracula eius, ex aliis doctoribus sumentes, magis sensu quam verba protulimus. Excessum vero eius, qualiter a saeculo Sanctus abierit, ideo non scripsimus, quia nusquam illum invenire potuimus. Sed, cur eius finis obstinatius inquiritur, cum tantae virtutes operationum indicent eum post vincula carnis, postquam luteam domum liberum volasse ad aethera et in sede caelesti cum Christo triumphare perhemniter.
И вот, после этого вступления, заклинаем тебя, монах Божий, проси всю братию совместно молить Господа о том, чтобы мне, неопытному, даровал Он способность к писанию. Ибо по воле Его не только язык немого красноречие обретает, но и уста зверей диких отверзаются, глаголя. Кроме того, ты, брат мой, особо и святого Николая о покровительстве труду нашему умоляй, дабы то, что мы осмелились о нём написать, не человеческим, но божественным судом было одобрено. И коль скоро не раз доводилось нам читать о людях, снискавших радость его покровительством, так возликуем же и мы, если заступничеством своим он нас из сетей лукавого вырвет и от недругов спасёт. His ita praemissis, rogamus te, monache Dei, cunctam postulare congregationem, ut fusis precibus pariter obtineatis a Domino, ut mihi imperito, scribendi tribuat facultatem. Qui, cum voluerit, non tantum linguas infantium facit disertas, sed et brutorum animalium ora resolvit in verba loquentium. Deinde, tu frater mi, specialiter huius Sancti patrocinium pro nobis petere non desistas, ut ea, quae de illo scribere praesumimus, non humano, sed divino sint approbata iudicio; et sicut multos ex eius protectione gavisos legimus, ita nos, meritis illius, ex antiquo hoste ereptos et ab inimicis tutos fore laetemur.
2. Итак, Николай, происходивший из знатного рода, был гражданином города Патары, одного из славнейших в провинции Ликия, некогда и славой сиявшего и великим множеством народа населённого. В последнее же время он по прегрешениям своим впал в ничтожество и стал малолюдным. И тут уместно, раз уж случай представился, сделать отступление и поведать об этом городе то, что, передаваясь из уст в уста, достигло и наших ушей. 2. Nicolaus itaque, ex illustri prosapia ortus, civis fuit Paterae urbis, quae una ex nobilissimis Lyciae provintiae civitatibus tantum quendam fame rutilabat, quantum et populoso frequentabatur accessu; modo, peccatis exigentibus, parvissimi instat redacta oppidi, raro incolitur habitatore. De qua, quia se occasio praebuit, licet in exordio videamur facere digressionem, tamen quia multis reor illud profuturum, aliquid magni prodigii, sicut per successionis seriem fama usque ad nos manavit, ad posteros transmittere curamus.
Есть подле Патар некая небольшая равнина, где почва днём, как ветхая ткань, разрывается приливами жара, исторгая черный дым, а ночами, будто горн кузнеца, выбрасывает огнедышащее пламя. Говорят, природа его такова, что, ежели кто-то, желая попробовать, поднесёт к нему руку, то лишь сильное тепло ощутит, но ожога не получает. Est enim penes urbem eandem quidam locus campestris, qui totus stagrosae creberrimis flammae alluvionibus ita dissolvitur, sicut vetus scinditur vestimentum, et ex hiulcis meatibus per diem fumum emittit teterrimum; per noctem vero, quasi ferrarii fornax, ignivomam vaporat flammam. Cuius natura dicitur esse ut, si quis – experientiae causa – manus propius adhibuerit, ardorem quidem sentit, sed nullam patitur adustionem.
О, дивная благость Господа, о дивное милосердие! Ведь всемогущ Он, и никто не дерзнёт сказать ему: «Почему сие творишь?» Однако не сразу поражает Он грешника, не губит за преступление, но порой увещевает отцовским наставлением, порой грозит карами. Ибо нередко ясными знамениями обнаруживает, что покарает их за злодеяния, что не избежали достойного наказания справедливым судом. Так, когда сыны Божьи стали входить к дочерям человеческими, приказал Ною построить ковчег, дабы поражённые ужасом воздержались они от неправедных деяний; но не воздержались они, и лишь тогда Он погубил их водным потопом. Дивно и долготерпение Господне к жителям Гоморры и Содома. Не Его ли просил Авраам ради десяти праведников не истреблять город. Так что же? Неужели же Истинный Бог обманул Авраама? Нет, ибо не нашлось праведника, кроме Лота, и Он, его самого выведя, остальных обрёк сере и огню. И заслуженно, что те, кто зловоние деяний своих долго и широко испуская, в общем смраде сгинули. И вот ныне несчастные, живущие близ вышеназванного города, купаясь во всяческой роскоши и всевозможным соблазнам предаваясь, по милосердию Божьему получили знамение грозящей кары. Знамениями дано было им понять, что, раскаявшись, избегут ужасного исхода. Увы, увы, пагуба зловредная! Таковы твои воздаяния, таковы твои дары, что тем, кого на дурное толкаешь, тому и дурной конец приуготовляешь! Придёт – верь мне – придёт день, когда и ты, и творец твой, дьявол, обречены будете пламени вечному, подобие коего являет собой огонь упомянутого выше города, огонь, что горит и внутри не жжёт! Да не будет никому в тягость, сие краткое отступление. Теперь же к тому, что о святом муже начали, вернёмся. O mira Domini pietas, o mira clementia! Qui cum sit omnipotens, cui nemo audet dicere: «Cur ita facis?». Non statim scelestos percutit nec perdit in crimine, sed nunc paterno blanditur affectu, nunc tyrannicas intonat minas. Crebro etiam et claris exinritat signis, ut tandem de malefactis eos paeniteat, ne iusto iudicio dignas persolvant vindictas. Sic, quondam filiis Dei, cum filiabus hominum contra eius voluntatem coeuntibus, iussit Noe arcam construere, cuius saltem formidine territi ab iniusta desisterent copulatione; sed quia nullo modo se cohercuerunt, aquosa eos perdidit vindicta, qua totus etiam periit mundus. Gomorraeos nimirum et Sodomitas tanta sustinuit patientia, ut descendere et videre dignaretur, utrum opere suas compleverint actiones. Cui Abraham obvians amica exegit collocutione, ut pro decem iustis non perderet universos. Quid ergo? Numquid veritas fefellit Abraham? Sed nullo ibi, nisi Loth, reperto iusto et hoc ipso de medio eorum ablato, ceteros in sulphuris iudicavit examine. Et merito, ut qui odorem suae actionis longe lateque disperserant, congruo demolirentur foetore. Ecce nunc et infelices civitatis praedictae accolae, quia omnem prosecuti sunt luxuriam omnibusque se subdiderunt illecebris, ad emendationem misericorditer signum tremendae vindictae acceperunt. De quibus datur intelligi quod, si ulla se poenitudine redarguissent, nequaquam horribili plecterentur exterminio. Heu, heu pestis iniqua! Tales sunt tuae retributiones, talia tua dona, ut quos male suades, male et perire facias! Veniet, veniet – crede mihi – dies illa, quando ei tu et auctor tuus, diabolus, aeterno dampnabimini incendio, cuius similitudinem ignis praefatae urbis habet, qui ardet et non penitus exurit! Haec compendiose digessisse, nulli sit onerosum. Nunc ad ea, quae de Sancto viro inchoavimus, accingamur.
3. Среди первых людей упомянутого города, в ту пору многонаселённого, родители Николая тем большим уважением пользовались, что, горя желанием войти в чертоги вечные, стремились снискать сокровища на небе, а не на земле. И в самом деле, хотя они были весьма состоятельными, не желали для себя никаких бы то ни было почестей, ни власти, приличествующей высокому положению. Связав себя узами закона Божьего, пеклись они лишь о воздержании и целомудрии. И дивным образом породив во цвете ранней юности одного сына, они от всех плотских утех отказались и в молитвах, которые постоянно возносили в храме Господнем, просили, чтобы сей единственный отпрыск сделался наследником не только имения их. На обеты их Бог с небес призрел и не остался глух к упованиям. 3. Praefata vero urbe adhuc multa plebium generositate referta, parentes eius inter catervas potentum, quanto maiore honorificentia celebrabantur, tanto supernae patriae accensi desiderio, magis caelestis quam terrenae dignitatis gloriam appetebant. Re vera enim, cum essent nimium locupletati, nullius honoris insignia nullius summae dispositionis moderamina voluerunt; sed omni studio continentium se lege vincientes, caelibem vitam actitare satagebant. Et mirum in modum, cum in primaevo iuventutis flore hunc solum filium genuissent, cunctis se voluptatibus abdicarent et inter, suas preces, quas frequenter in Domini templo fundebant, hunc solum superstitem non tantum divitiarum, quantum et morum flagitabant heredem. Quorum vota Deus, ex alto prospectans, haud petitioni eorum defuit.
Нет сомнения, скажу я, что от самого рождения младенцу дано было показать, каким он станет, взрослея. Ведь ещё питаясь молоком матери, он по средам и пятницам приникал к материнской груди лишь однажды, целый день этим довольствуясь. Кто из смертных, великий Боже, кто, спрошу я, дерзнёт во всемогуществе и делах Твоих сомневаться? Кто не трепещет величия Твоего, ибо Твоё есть и не сущее и сущее? Вот пророк, вот дитя нового Захарии, дитя иной Елизаветы. Тот с младых ногтей, более того, ещё в утробе материнской Духом Святым исполнился; этот с пелёнок, силами ещё младенческими, тому же Духу Святому храм воздвигал. Тому, сыну отца престарелого, знамение Христа явлено, этот, юной матерью рождённый, с младенчества за Христом следует. Однако не дерзнём, хоть и неизреченны заслуги Николая перед Господом, сравнить его с Иоанном, ибо сказано: «из рождённых жёнами нет ни одного пророка больше Иоанна Крестителя». Но, немощные, лишь в меру слабых сил своих и умения можем мы восхвалить чудеса Божьи. Где это слыхано, чтобы младенец грудь матери лишь раз в день брал и не более, и кто этому поверит? Кто не придёт в изумление, услыхав о подобном? Однако же, если внимаем мы словам Господа: «Отец Мой доныне делает, и Я делаю», отступает всякое сомнение, умолкают обвинения во лжи. Nimirum, qualis futurus esset puer, in ipso ita dicam primordio nativitatis eius, monstrare dignatus est. Enim vero, cum matris adhuc lacte aleretur, coepit bino in hebdomode, die quarta scilicet et sexta feria, semel bibere mammas, et hac vice contentus, tota die sic permanebat. Quis rerum immense Deus, quis inquam mortalium, de omnipotentiae tuae operibus, audet disputare? Quis non contremiscat tuam magnificentiam, qui vocas ea quae non sunt, tamquam ea quae sunt? Ecce novi Zachariae vates, ecce alterius Elisabeth filius. Ille teneris in membris, immo in utero matris, Spiritu Sancto est repletus; hic fascia involutus, quibus valebat impensis, eiusdem Spiritus Sancti templum aedificabat. Ille de anu parente, Christum indice prodit; hic de iuvene matre, Christum ab infantia est secutus. Absit, tamen, ut nos – quamquam ineffabilis meriti sit apud Deum iste Sanctus – beato illum aequiparemus Iohanni, cum Dominus dicat: «Inter natos mulierum, non surrexit maior Iohanne Baptista»; sed ut fragiles, in quantum possumus et quibus possumus verbis laudamus magnalia Dei. Quis enim audit parvulum in die, semel et non amplius, papilas bibere matris et facile credit? Quis non obstupescit, tanto percussus auditu? Sed, si Dominum in Evangelio dicentem attendimus: «Pater meus usque modo operatur et ego operor», omnis abscedit incredulitas omnisque sopitur intentio.
4. Итак, подобно праотцу Иакову, детские годы безмятежно проведя в родительском доме, Николай превратился в отрока добронравного и не поддался соблазнам мирским, как нередко случается в этом возрасте, но теперь следовал по стопам родителей, теперь знал лишь путь к храмам и то, что из Писания там, отверзая слух, познавал, в сокровищницу сердца своего памятливо складывал. 4. Puerilibus igitur annis, ut patriarcha Iacob, simpliciter domi transactis, coepit bonae indolis adolescens esse et non, sicut illa aetas assolet, lasciviam complexus est mundi, sed nunc parentum comitatus vestigiis, nunc solus ecclesiarum terebat limina et, quod ibi patulo de Scripturis advertebat auditu, non immemor armariolo pectoris recondebat.
Когда же Николай лишился обоих родителей, он все чаще мысленным взором такое речение евангельское прочитывал: «кто не отрешится от всего, что имеет, не может быть учеником Моим». И пылая желанием исполнить то, что в благочестивом сердце своём лелеял, уже тревожился он юной душой своей, как бы не развеял злой ветер семена благих его намерений. И – истинный Бог, – окутанный защитным покровом такового желания он молился, чтобы Тот, Кому ведомо все, не оставил его поддержкой Своей; и чтобы, когда обретёт силы совершить задуманное, не людская хвала, а Господня милость была ему наградой. Ubi autem utroque parente orbatus est, saepius illud evangelicum ante suae mentis oculos ducebat: «Nisi quis renunciaverit omnibus, quae possidet, non potest meus esse discipulus». Et, cum anhelaret ad perficiendum, quod pio vertebat in pectore, iuvenilis formido coepit titillare mentem, ne borealis aura perceleret, quicquid pro Christo facere disponebat. Haec secum, ad Deum verum, totum desiderii sui pandens velamen, deprecabatur ut ille, qui habet omnium scientiam, inspiraret; quatenus, de tantis sibi relictis opibus, sic ordinaret, ut – muta laude humana – conspectui placeret divino.
5. Пока он об этом размышлял, случилось, что некий весьма богатый житель Патары в такую нужду впал, что не имел больше даже самого необходимого для жизни. Перед лицом грозящей нищеты решил он трёх дев, дочерей своих, браком с которыми пренебрегали теперь даже люди самого низкого происхождения, отдать на блуд, дабы влачить злосчастную жизнь ценой их позора. О, стыд! Тотчас молва, что только крепнет, разлетаясь, весь город обошла и множеством пересудов наполнила. Когда святой Николай об этом узнал, исполнился сочувствия к несчастному и решил, оплакивая бесчестие девиц, своим имуществом избавить их от нищеты, дабы дочерей благородных родителей не осквернил позор блудного дома. Но, поскольку он не желал никого, кроме Христа в союзники брать, принялся изучать распорядок времени, стремясь так все устроить, чтобы даже облагодетельствованные ничего не узнали. Обдумывая все это, он говорил себе: «Ну же, слуга Божий, устрани бедность отца, устрани позор дочерей. Пусть быстрее почва замысла твоего, возделанная плугом благочестия, двойной плод даст, дабы одним плодом насытился зев голода, другим была куплена чистота дев. Не скрой же зёрен сеятеля Христа, среди которых нет плевел. Отвори сокровищницу праведности; не бойся трута лести, ибо не спалит пламя пороков сокровищ, угодных Христу. Не боится огня вечного здание, что построено зодчим небесным. Отложи все промедления, соверши доброе дело, дабы видели, прозревали и славили люди Отца твоего, сущего на небесах». 5. Talia eo cogitante, accidit ut quidam convicaneus eius, nimium locuples ad tantam veniret inopiam, ut nec necessaria vitae haberet. Quid plura? Ingrediente inedia, tres virgines quas habebat filias, quarum nuptias etiam ignobiles viri spernebant, fornicari constituit, ut earum saltem infami commercio infelicem ageret vitam. Proh pudor! Extemplo fama tanti mali, qua non velocius ullum mobilitate viget, totam pertulit urbem et multiplici omnes sermone replebat. Quod, ubi Sanctus Nicolaus reperit, condoluit miserrimo homini atque, virginum execrans stuprum, decrevit omnino ex suis abundantiis earum supplere inopiam, ne puellae nobilibus ortae natalibus lupanari macularentur infamia. Sed, cum nollet alium in suis factis, nisi Christum habere contemplatorem, coepit explorare temporum vices, quo id sic operaretur, ut etiam eos lateret, quibus benefaceret. Taliaque secum volvens aiebat: Eia famule Dei, exime pauperiem patris, exime filiarum scortum. Tellus tuae mentis hactenus sancto exculta vomere, duplum subito prorumpat in fructum, ut, ex uno, famelici satietur ingluvies et, ex alio, virginum redimatur incestus. Non occultes serentis Christi fruges, quae carent zizania. Aperi thesaurum tuum, ubi pietatis gazae resultant; nec paveas adulationis fomitem, quia non exurit flamma vitiorum divitias, quas approbat Christus. Non timet illa aedificatio ignem aeternum, quae fabricatur opifici summo. Rumpe morulas omnes, opus perfice bonum, ut videant, immo sentiant homines et glorificent Patrem tuum, qui in caelis est.
И вот, в ночной час, взяв немалое количество золота и завернув его в тряпицу, Николай пришёл к дому того мужа; оглядевшись вокруг, он незаметно бросил свёрток в окно, которое показалось ему подходящим, и незаметно ушёл. О, новый Иаков! Тот заботился, как бы Лаван не потерял прибыли, этот же – как бы не лишиться даров небесных. Тот в водопойные корыта положил прутья, чтобы рождался скот пёстрый, этот, дабы достичь услад в полях елисейских, бросит свёрток чистого золота в запертый дом. О, Учитель Иисус, этот ученик Твой, имеющий уши, повинуясь велениям Твоим, исполнил два наставления: и милостыню сотворил, и так сотворил её, что левая рука не знала, что делает правая. Inventa ergo cuiusdam noctis hora, sumens non modicum aurum ligansque in panno, perrexit domum viri; qui undique circumspiciens, per fenestram, quae competens videbatur, clam introiecit, clam discessit. O novam Iacob stropham! Ille commentatus est, qualiter Laban, mercedem non amitteret; hic, autem, ut caelestibus non privaretur commodis. Ille in cannalibus decorticatas ponebat virgas, ut varia quaeque acciperet; hic, ut helysiis varia oblectamenta quiverit adipisci, aedis inter claustra, ligatum proiciet aurum obryzum. Hic est, Jesus magister bone tuus non surdus auditor, qui iussis obtemperans tuis, duo implevit praecepta: et miseratus est hominem mendicum et opus sic prodidit dexterae, ut ignoraret sinistra.
С наступлением утра, встав и увидав золото, бедняк сперва оцепенел, затем же возвеселился духом и столь усердно благодарил Господа, так что любой уже по самым его обильным слезам мог бы заключить, какая великая радость его переполняет. Однако, некоторое время выспрашивали мужа того о причинах неожиданной радости: «Скажи, прошу тебя, человек, отчего преисполнен ты ликованием? До сих пор печальным было лицо твоё, ныне же вижу тебя в веселье». «И верно, – отвечал тот, – видишь, что радуюсь я, ибо Господь Милостивый не знаю чьими руками подал мне помощь, с которой смогу я избежать бесчестия, к которому против своей воли шёл». Так чему же приписываешь ты благодеяние, тебе оказанное? Быть может, вере твоей? Отнюдь нет. О праздный язык твой! Только что такое безверие ты выказал, что, впав во искушение, не молитвы Богу возносил, но храм Духа Святого домом разврата сделать намеревался, ныне же себя к достойным причисляешь? «О каком, – спрашиваешь, – храме Божьем речь ведётся?» О каком – желаешь ты знать? Услышь же, сосуд прелести бесовской, и поймёшь, ибо сказано: «Бегайте блуда... тела ваши суть храм живущего в вас Святого Духа, Которого имеете вы от Бога». И если так, и коль скоро это именно так, зачем же дочерей ты на блудодеяния обрекал? Нужда, скажешь ты, заставляла. А отчего же ты руками своими хлеб насущный не добывал, как делали то апостолы? И ведь они не для себя самих терпеливо трудились, но и для того, чтобы раздать заработанное. «Знатность моя, – говорит он, – не позволяла мне работу исполнять». Несчастный, если ты себя самого благородным считал, почто же девушек, тобою рождённых, почёл возможным, будто сводник, на постыдное дело предать? Учись же, жалкий человек, учись; вознаграждён ты не по вере твоей, к которой слова апостола отнести можно: «Если кто разорит храм Божий, того покарает Бог». Но по беспредельной доброте Господа, который не стерпел, чтобы светильник раба Его скрывался под спудом, чтобы пламя терялось во мраке, но позаботился, чтобы помещённый в подставку светил всем, кто находится в доме Господнем. Ты только не позорь дочерей! Будь отцом невесты законной, а не сводником сожительства беззаконного. Недалеко от тебя, верь мне, тот, кто даёт тебе приданое, чтобы для всех дочерей ты изыскал достойный союз. Mane itaque facto, cum surrexisset homo aurumque reperisset illud, diriguit primum; ac tum quanto gestivit gaudio quantasque Deo gratias egit, si quis velit, ex uberibus eius lacrimis, quas magnitudo laetitiae fuderat, advertere potest. Tamen aliquantisper sciscitandus est vir iste de inopinata sua exultatione. «Dic, age, rogo te, homo, cur tanto exultas tripudio? Hactenus, enim, lugubrem vultum tuum obstendebas; nunc te hilarem cerno». «Bene, inquit, laetari me vides, quia Dominus clemens, nescio per quem, praestitit vitae meae subsidium; quo carere queam infamia, quam invitus incurrebam». Cui, ergo, ascribis impensam tibi benignitatem? Forsitan fidei tuae? Prorsus illi. O temeraria lingua viri! Ante paululum, tantae te ostendisti infidelitatis, ut temptatus, non gratias Deo ageres, sed prostibulum esse decerneres templum Spiritus Sancti; et nunc te astruis hoc dignum fuisse. «Quale, inquis, templum Dei dicis?». Vis scire quale? Audi, vas electionis, clare illud commendet. «Omnis – ait – qui caste vivit, templum est Dei, et sedes Spiritus Sancti». Si ita est, immo quia ita est, quamobrem tu filias tuas fornicari mandabas? Quia inquis inedia opprimebar. Et cur non laborabas manibus propriis, sicut Apostoli fecerunt? Qui non tantum pro se, sed ut etiam haberent, unde tribuerent, necessitatem patienti laborasse comprobantur. «Nobilitas ait mea renuebat aliquod opus facere». Infelix, si te illustrem considerabas, cur puellas, ex te genitas, pomposo lenonum ministerio ignobilitari malebas? Disce ergo miser, disce; non tribuere fidei tuae, quae sententiam meruit Apostoli dicentis: «Qui templum Dei violaverit, disperdet illum Deus». Sed largae Dei clementiae, qui non est passus, diu contegi famuli sui lucernam sub modio, ne lux lateret in tenebris, sed ut posita super candelabrum luceret omnibus, qui sunt in domo Domini. Tu tantum revoca filias! esto pronubus copulae iustae, non leno commixtionis iniustae. Trade maritis, quas prosternebas fornicatoribus; laetentur coniugio iusto, non deformentur concubitu iniusto. Praesto est, crede mihi, qui tibi dotem ministrat, ut omnes conubio stabili iungere possis.
6. И вот, отпраздновав по обычаю, свадьбу старшей дочери, стал отец старательно доискиваться, кто же тот муж, что в нужде его такую выказал человечность. А Николай, раб Христов, через три дня совершил то же самое щедрое деяние, как и в первый раз. О муж, наделённый даром прозорливости и украшенный мудростью! Он, оба Завета воспринявший, знание Закона сочетал с евангельской любовью, дабы два источника, в единое русло слившиеся, оросили иссыхающий сад веры, и не на кусте терновом плоды радости вырастали, а серпом благочестия отсекались от плевел замыслов неправедных. Наутро человек тот, поднявшись с ложа своего и найдя свёрток золота, весом равный предыдущему, такой исполнился радостью, что распростёрся на земле и излил ликование своё с красноречием, достойным Гомера или Вергилия. Но мы, зная лишь кое-что из его речи, предпочли не изыскивать остальное, а оставить проницательному читателю возможность домысливать. Молился же он так: «Господи, Господи, без воли Твоей ни птица на землю, ни лист с дерева не упадёт, Ты, кому ведомо все, смилуйся надо мной грешным и укажи мне того, кто такие благодеяния беспрестанно оказывает мне. Поистине, Господи, желаю этого не для того, чтобы простирать к нему грешные руки с дерзновенной просьбой, но чтобы знать слугу Твоего, который среди людей жизнь ангельскую ведёт, и величать имя Твоё, благословенное во веки». Такими словами молился он и такими речами себя подбадривал: «Удалю сон от глаз моих, проведу ночь без сна и начеку, быть может, и покажет мне Господь слугу Своего». Сказал так и попытался сказанное осуществить на деле. Между тем прошло всего лишь нескольких дней, и вот, помощник Божий, Николай пришёл и, желая в третий раз совершить доброе дело, бросает мешочек того же веса, что два прежних. Услышав шум, человек этот выскочил и вслед уже уходящему, уже убегающему восклицал: «Замедли шаг, не ускользай от взгляда моего, я давно уже всей душой желал тебя увидеть». Сказав так, устремился вперёд и, догнав Николая, несмотря на темноту, узнал его. И сразу же, бросившись к его ногам, принялся целовать их. Этого святой в сердечном смирении своём делать не разрешил, и настаивал лишь, чтобы тот, пока жизненные силы не покинут его, никому не открывал, что он, Николай, дело сие совершил. Блаженный ученик блаженному учителю подражал, который не только людям, но и демонам препятствовал прославлять себя. Тот – чтобы ложное с истинным не смешивалось, а этот, чтобы даже малейшего слуха не пошло, запретил облагодетельствованному им человеку под каким бы то ни было видом открывать своё имя. И вот Николай, на все лады благословляемый и прославляемый, зная, что нельзя служить двум господам, избрал одного, Чьё бремя легко, Ему обетовал себя, а тяжёлую ношу мирскую с радостью отбросил. Не искал он славы века сего, дабы чертогов небесных не лишиться. Неизменно доверялся он Богу, Который всем управляет и все устрояет по воле и промыслу Своему. 6. Celebratis igitur, ex more, primogenitae filiae suae nuptiis, coepit homo diligenter inquirere, quis esset qui inopiae suae tantam praestitisset humanitatem. Cumque diu talia moliretur, Nicolaus Christi servus, haud multo post triduo quo prius, simile peregit opus. O virum, omni imbutum peritia omnique instructum scientia! Qui, ut se utrumque Testamentum suscipere profiteretur, non est contentus lege litterae, sed adnectit evangelicam gratiam, ut duobus fluminibus, uno ex meatu profluentibus, arentis fidei ortulum bene irrigaret, ne ultra sentes, falce pietatis incisae, lolio infandae visionis laetam valerent atterere frugem. Ubi vero reddita est dies et homo prosilivit de stratu suo, invenitque fulvi pondo metalli, prioris aequale; tanto exultavit gaudio, ut si Homeri aut Maronis adesset facundia, loquacitas in tantarum magnitudine laudum exprimenda, puto succubuisset. Sed nos nonnulla orationis eius prosequentes, cetera sagaci lectori melius sub silentio ad intelligendum relinquere, quam indagare, elegimus. Oravit autem sic: «Domine, Domine absque cuius nutu, nec passer ad terram nec folium cadit arboris, precor clementiam tuam, ut tu, qui omnia nosti, ostendere digneris mihi peccatori, qui sit ille, qui tanta bona erga me exhibere non desinit. Haec vere, Domine, ideo peto, non ut, temerario ausu, polutis eum contingere quaeram manibus; sed ut sciam famulum tuum, qui, inter homines degens, angelicam habet conversationem et magnificem nomen tuum benedictum in saecula». Talibus dictis orabat talibusque se hortabatur sermonibus: «Auferam certe somnum ab oculis meis, excubabo sollicitus vigilansque pernoctabo; forsitan ostendet mihi Dominus servum suum». Dixit, et dictum coepit opere exercere. Interea paucis admodum evolutis diebus, ecce cultor aeternitatis, advenit Nicolaus et, iteratae vicis factum trino supplere cupiens numero, aequale duorum iactavit talentum. Cuius sonitu excitatus homo, statim egressus, iam vadentem iamque fugientem tali subsequebatur voce: «Siste gradum neque enim aspectui te subtrahae nostro, olim te concupivi cernere». Sic fatus, ocior advolat, spatioque correpto, Nicolaum agnovit per umbras. Moxque, humi prostratus, osculari satagebat pedes eius. Quod Sanctus, pio ut erat pectore, fieri prohibuit, sed breviter allocutus, exegit ab eo, ne cuiquam, quamdiu vitales carperet auras, Nicolaum huius rei indicaret auctorem. Felix felicem imitatus est magistrum, qui non solum homines, sed etiam daemones comprimebat, ne famam eius sererent in populo. Ille enim, ne veris falsa miscerent; iste vero, ne quolibet extolleretur rumusculo, interdixit homini, ut nullo modo panderet nomen eius. Hic omnibus votis colendus omnibusque praeconiis extollendus, qui sciens duobus non posse placere dominis, unum elegit; cuius onus leve est, cui tota devotione colla submittens, ponderosam sarcinam mundi cum oblectatione sua proiecit. Noluit quoque saeculi captare famam, ne sanctorum contubernio privaretur. Committebat se Deo assidue, qui dispensat et ordinat omnia, quando vult et quomodo vult.
7. Итак, вскоре после этого лишилась митрополия в Мирах своего епископа. Кончину его весьма оплакивали епископы входящих в неё епархий, ибо был он муж весьма благочестивый. Они собрались вместе, чтобы с помощью Божьей избрать согласно канонам достойного главу этой Церкви. Присутствовал на собрании один епископ, пользовавшийся величайшим уважением, и от мнения его зависело решение остальных. Он же, во всем следуя по стопам апостолов, убедил всех, предавшись посту и усердным молитвам, просить, чтобы Тот, Кто Матфея призвал в число апостолов, Сам в извечной милости Своей открыл, кто достоин сан такой принять. Тогда все, словно, повинуясь гласу небесному, обратились к Господу душами и сердцами своими, дабы удостоил их Пастырь Предвечный указать лучшего из стада Своего. И когда они так с благоговением молились, упомянутый выше епископ услыхал глас с неба, повелевший ему выйти и стать у дверей, и первого, кто придёт на утреннюю службу, поставить в архиепископы, и сказал ещё, что зваться тот человек должен Николаем. Тогда епископ этот, поведав остальным о своём откровении, предложил: «Вы продолжайте молитве предаваться, я же снаружи стану бодрствовать, ибо верю, что свершится обетование Божье». Сказав так, стал у дверей церковных наблюдать. 7. His itaque transactis, Myrea metropolis orbata est suo Episcopo. Cuius obitum non mediocriter adiacentium parrochiarum condolebant episcopi, fuerat enim bene religiosus. Convenerunt in unum, dicens cunctis, ut lesu annuente Dominus provideret illi Ecclesiae, secundum scita canonum, idoneum praesulem. Contioni itaque lacta, intererat quidam pontifex magnae auctoritatis, ad cuius intuitum omnium pendebat sententia; ut quem ille voce proderet, hunc procul dubio eligerent universi. Hic vero, per omnia sequens Apostolorum vestigia, cunctos ieiuniis et devotissimis precibus hortatus est insistere, ut ille, qui Matthiam indidit numerum subplere apostolicum, ipse solita clementia pandere dignaretur, quem vellet fungi tanto sacerdotio. Tunc omnes, quasi caelesti commonerentur oraculo, sic conversi ad Deum flagitabant ex intimis praecordiis, ut Pastor aeternus utilissimum suarum ovium pastorem ostendere dignaretur. Illis quippe, summa cum devotione orantibus, vocem de caelo audivit, dicentem sibi praedictus pontifex, ut egrediens ante portas ecclesiae staret et, quem primum hora matutinali venire conspiceret, ipsum consecrarent antistitem; adiugens etiam, quod Nicolaus vocitaretur. Tunc praesul ille, ceteris coepiscopis hanc sciens revelationem, adiecit: «Vobis in oratione persistentibus, ego forinsecus excubabo; credo, enim, quod non privemur promissione Dei». Sic ait et ianuas asyli, sancta calliditate, observabat.
Дивным образом в час утренней службы, словно посланец Божий, ранее всех пришёл к церкви Николай. И когда он приблизился к входу, протянув руку, коснулся его епископ и ласково спросил: «Как зовут тебя?» Тот с голубиной своей кротостью, склонив голову, ответствовал: «Николай, раб твоей святыни». Тотчас взяв его за руку, епископ сказал: «Чадо, следуй за мною, есть нечто тайное, о чем я должен поведать тебе». Mirum in modum matutinali hora, quasi a Domino missus, se ante omnes agebat Nicolaus. Cumque ad ecclesiae ianuas appropinquasset, iniecta manu eum apprehendit episcopus blandeque sciscitatus est: «Quod equidem nomen tibi est?». Ille, columbina – ut erat – simplicitate, inclinato capite: «Nicolaus – inquit – servus vestrae sanctitatis». Cui protinus praesul, palmis innexis, ait: «Fili, veni mecum; est aliquid secreti, quod tuae indoli fari debeam».
Затем, войдя внутрь, епископ воскликнул: «Вот, братья, истинно сказал Господь: «все, чего ни будете просить в молитве, верьте, что получите, – и будет вам». И вот, просили мы и получили. Вот тот, кого мы желали». Увидев его, все благодарственный вопль вознесли к небесам и наперебой восхваляли чудеса Спасителя. Епископы ликовали, обретя пастыря, поставленного Богом; священнослужители радовались как доброе стадо. Что долго рассказывать? Николай долго отказывался и отрекался принять священный сан, но был возведён на архиерейский престол и стал во главе Ликийской митрополии. Поразительно то, что рассказывают об этом, поразительно и достойно величайшего удивления, а также – если осмелюсь сказать – сравнения с временами древними. Mox introgressus: «En fratres – proclamavit – vere ait Dominus, «Quodcumque petieritis in nomine meo, credite quia accipietis et fiet vobis». En, inquam, quod petivimus, accepimus. Ecce adest de quo nostra flagitavit caritas». Quo viso, ingentem omnes tulere clamorem ad sidera et certatim laudabant Salvatoris magnalia. Episcopi laetabantur pro collega caelitus sibi collato; clerici alludebant, sicut bonae pecudes. Quid moror? Licet plurimum renitens obstiterit plurimumque repugnaverit, super thronum impositus est illico, sicut mox est illius regionis illius, pontificalem accepit infulam. Mira prorsus, mira et stupenda sunt, quae narrantur et, si licet, antiquis per omnia comparanda.
Некогда пророку Самуилу Дух Святой внушил, чтобы шёл к Иессею и между сыновьями его одного помазал Господу, на котором почивал Дух Его. Теперь же епископу, из глубины сердца молившему, глас с небес повелел у дверей церковных ожидать того, кто Богу и святой Церкви Его достойно послужит. Тому, взирающему с прилежанием, лишь место, но не имя царя указано было; этому, нынешнему, и место и имя пастыря открыто. Тот главу царскую из рога елеем помазал, а этот на голову Николая призвал благодать Духа Святого. Однако и царь, и священник, и тот и другой избраны Господом. А потому не должно нас, осмелившихся сравнить великое с малым, подвергать осмеянию. Теперь же с помощью Божьей пусть опишет наше перо то, что совершил Николай, будучи архиепископом. И тем тщательнее и подробнее стараемся мы все записывать, что не о нас речь идёт. И да будет оказано снисхождение – нет, не дерзкому самомнению, – а смиренной нашей решимости неумело, скудными словами, но с благоговением перед святым Николаем вести повествование дальше. Quondam, enim, Samueli prophetae Sanctus praecepit Spiritus, ut ad domum Isai pergeret unumque ex eius filiis placitum Deo regem inungeret. Modo autem, isti episcopo, ex intimo precanti affectu, vox de caelo iussit, ut coram templi foribus excubaret, quatenus ibidem dignum Deo et Ecclesiae suae sanctae quod utile feret reperiret episcopum. Illi, quamquam videnti, locus tantum, non regis nomen praedicitur; hic et locus et nomen praesulis declaratur. Ille caput regium cornu roboravit olei; iste super caput Nicolai virtutem invocavit Spiritus Sancti. Sed tamen, et rex et praesul, utrumque electus est a Domino. Unde nos minime irridendi sumus, qui magnis ausi sumus componere parva. Hinc iam ad ea, quae in episcopatu gessit, opem Dominoferente, vertatur stilus. Sed quia non nostrum, est examussim cuncta digerere, obnixius petimus; ut non superbae insolentiae, sed humili ignoscatur audaciae, et quod balbutiendo, vix paucissimis explicamus verbis, ob amorem Sancti libenter amplexentur.
8. Возведённый на престол архиепископский, он являл ту же простоту нрава, ту же скромность, что и прежде. Часто ночи напролёт проводил в молитве, усмирял плоть постами. Общения с женщинами он ещё с отрочества своего чурался, с этих же пор бежал от них, будто от чумы. В разговорах с людьми выказывал себя смиренным, в проповеди неутомимым. Слабых поддерживал без устали, согрешивших обличал сурово. О делах вдов, сирот и обездоленных Николай пёкся, словно о собственных; бесчинства власть имущих предавал проклятиям. Порицал творящих насилие, а встретив угнетённого или обиженного, на удивление всем и поддержать умел его и утешить. Каждодневно возрастала молва о добрых делах его, отовсюду несла она и хвалы Николаю. И сильный, и слабый говорил о нём, радовался народ такому заступнику, веселилась и Церковь такому предстоятелю, ибо он и уважением пользовался и милосердием обладал, так что и нуждающимся помогал и не терял достоинства епископа. Однако ни времени, ни дара речи мне не достанет, возьмись я писать о каждой его заслуге. Однако тот, кто пожелает понять, каков он был и насколько превосходил прочих, пусть наберётся терпения, и сможет узнать это из изложенного ниже. Итак, совершенствуясь в добродетели и осенённый благодатью, Николай так прославлялся чудесами, которые отнюдь не себе, но лишь милости Божьей приписывал, что не только жители Мир, но и те, кто находился вдали от них, призывая его в беде, тотчас ощущали его помощь. 8. Pontificali igitur cathedra sublimatus, eandem morum gravitatem, quam prius, eandemque sectabatur humilitatem. Creber in oratione pervigilabat, corpus ieiuniis macerabat. Mulierum consortia, licet ab ipso pueritiae suae tempore, exhorruerit; tamen, quandam ex hoc quasi pestem fugiebat. In suscipiendis hominibus humilem, in loquendo efficacem se praebebat. Alacer erat in exhortando, severus in corripiendo. Viduarum et orphanorum atque oppressorum sic negotia curabat, ac si propria essent; rapinam execrabatur potentium. Arguebat violentos et, si quem forte quolibet casu afflictum cernebat, mirabiliter reficiebat mirabiliusque consolabatur. Crescebat quotidie fama bonitatis eius, quae ubique laudem ferebat Nicolai. Hinc potens, hinc impotens nominabat illum; gaudebat populus cunctus de tali patrono; laetabantur heroes de tanto pontifice, qui ita se auctoritate et gratia plenum exhibebat, ut omnium gereret curam et episcopi dignitatem non amitteret. Verum tempus mihi deficit et sermo deserit, si de singulis eius scribere meritis contendam. Sed qui scire voluerit, qualem se quantumque praestiterit, mordacem comprimat dentem et ex subiectis agnoscere valebit. Cum igitur omnium charismatum virtute corroboraretur Nicolaus et, nihil sibi, sed totum Dei gratiae tribueret, coepit ita coruscare miraculis, ut non tantum sui, sed etiam alieni, quilibet oppressi angustiis, invocato nomine eius, statim sentirent levamen.
9. Однажды некие моряки были внезапно застигнуты бурей, свирепой настолько, что им грозила неминуемая погибель; уже цепенея от смертного холода, они принялись призывать чудотворца: «Николай, раб Божий, если верно то, что мы слышали о тебе, если мы избежим грозящей опасности и не сгинем в злой пучине моря, мы Господа и тебя возблагодарим за своё спасение». Дивное дело! Вопиющим так мореплавателям явился некто в образе мужа и сказал: «Вы призывали меня, вот я здесь». И принялся помогать им с канатами, реями и другими корабельными снастями управляться. А немного спустя совсем утих грохот моря, и совсем прекратилась буря. 9. Quadam vero die, cum quidam nautae subita maris tempestate periclitarentur, adeo, ut praesentem illis minitarentur omnia mortem; extemplo dissolutis frigore membris, clamitabant: «Nicolae, famule Dei, si vera sunt ea, quae de te audivimus, nunc nos in supremo periculo constituti experiamur, quatenus eruti ex saevientis fluctibus maris, Deo et tuae liberationi gratias agamus». Mira res! Talia referentibus, apparuit quidam in similitudine viri, dicens eis: «Vocastis enim me, ecce assum». Et coepit eos in rudentibus et antennis aliisque iuvare nauticis armamentis. Nec multo post, omnis pelagi cecidit fragor omnisque cessavit tempestas.
Радостные моряки, бороздя умирённые воды, вернулись в гавань, которой уже не чаяли увидеть. Едва выйдя на берег, они принялись расспрашивать, где Николай. Когда же им указали, что он в церкви, то – дивно сказать! – едва войдя туда, они тотчас узнали того, кого до тех пор ни разу не видали485. Простёршись у ног его, они приносили ему благодарения, повторяя, что заступничеством епископа были вырваны из когтей смерти. Святой же сказал им: «Не думайте, что свершилось это моею властью, но лишь милостью Господней, по искренности веры вашей вам ниспосланной. Узнайте же, сколько значит пред Господом вера ваша и молитва не притворная. Ибо пусть за грехи наши мы ежедневно бичуемы, ежели всем сердцем к благому Господу обратимся, силою милосердия своего Он защитит нас и из грозящих нам опасностей исторгнет. Поэтому пускай не тяготят вас, братья, благие дела, смирение и помощь бедным без понуждения. Верьте мне, ничтожному, ибо в какую бы бездну ни был ввергнут человек за прегрешения свои, ничто так не угодно Богу, как милосердие, если только не творится оно во славу мира сего». Выслушав от чудотворца эти и другие наставления и дивясь его смирению, скромности, красноречию и достоинству, они удалились. Tunc laeti nautae, placata sulcantes aequora, quantocius optatum subeunt portum. Et mox egressi, siscitabantur ubi Nicolaus esset. Cum autem indicatum fuisset eis in ecclesia, e vestigio egressi – mirabile dictu! – quem numquam viderant, sine indice cognoverunt. Mox ad eius pedes prostrati, coeperunt ei gratias agere, dicentes qualiter de confinio mortis, episcopo suffragante, liberati essent. Quibus Sanctus: «Non meae – inquit. – possibilitatis arbitremini esse, quod factum est; solita Dei est misericordia, qui propter credulitatem vestrae fidei vobis sua succurrere dignatus est clementia. Discite, ergo, quantum valeat apud Deum fides vera et petitio non ficta. Propter peccata enim nostra cotidie flagellamur; tamen, si ex toto corde ad bonum Deum conversi fuerimus, viscera misericordiae suae illico super nos commovet et eripiet nos de imminentibus periculis. Idcirco, non pigeat vos fratres benefacere, sectari humilitatem, libenter pauperibus succurrere. Credite meae parvitati, quia ex quo homo in huiusmodi voraginem propter delicta sua deiectus est, nullum eius bonum sic Deus approbare legitur, sicut eleemosynam, tamen si non ob mundi fiat gloriam «His aliisque talibus instructi, admirantesque humilitatem spiritus, vilitatem habitus, sermonis facundiam atque magnitudinem virtutis eius, discesserunt.
10. Как-то в той же самой Ликии – за грехи её жителей – случился такой гибельный голод, что тощие нивы вовсе пропитания не давали. И в это время крестьяне рассказали славному рабу Божьему, всей душою болеющему за несчастных, что в Адриатскую гавань зашли корабли, гружёные пшеницей. Николай поспешил туда и сказал морякам: «Я пришёл просить вас, чтобы изыскали вы возможность этим людям, под гнетом длительного голода изнывающим, уделить немного зерна». Так говорил святой, а они святому отвечали: «Не осмелимся, отец, наставлениям твоим последовать, ибо плывём из Александрии с грузом общественного хлеба. И как только мы эту пшеницу доставим, вес её будет пересчитан приёмщиками, как налог с Египта». А святой им в ответ: «Слушайте меня, и пусть не умалится сказанное апостолом. Дайте мне лишь сто модиев с одного из судов, и я во имя Господа моего, коему служу, даю обет, обещание, слово, что не найдут недостачи царские приемщики». Наконец, убеждённые его речами, корабельщики отсчитали сто модиев пшеницы, и тотчас же поднялся попутный ветер, так что суда покинули гавань и подгоняемые его порывами стремительно полетели к городу Византий. Когда же императорские чиновники взвесили груз, взятый в Александрии, и оказалось, что вес его нимало не изменился, то потрясённые свершившимся чудом мореплаватели обо всем рассказали чиновникам. Поражённые их повестью те стали славить Бога, Творца всего сущего. 10. Quodam itaque tempore, cum eandem Lyciam regionem, accolarum pro meritis, sic perniciosa fames oppressisset, ut seges aegra victum omnem negaret, mox a provincialibus ruricolis saepe dicto famulo Dei, pro indigentibus maxime periclitanti, naves triticeis onustae mercibus, in litore hadriatici portus, adesse nunciantur. Quo velox adveniens Nicolaus, nautis infit: «Vos rogaturus accessi, ut populo huic tabe diuturnae famis laboranti, consulentes aliquantulum remedii ex isto impertiri studeatis frumento». Sic Sanctus, et Sancto sic aiunt illi: «Non audemus, pater, tuis obsequi praeceptis, quia publica taxatione angariati, Alexandriam perreximus; et modo hoc triticum deferimus, per ministrorum manus in Augustalium stipendii metiendum». Quibus Sanctus: «Audite – inquit – me et ne hic amplius attenuetur apostolus; per unamquamque ratem, saltem centum mihi modios praebete et ego in nomine Domini mei, cui servio, in virtute spondeo, polliceor, promitto quod nullam minorationem habebitis apud regium exactorem». Tandem, interventu praesulis convicti, ex singulis puppibus centum numeraverunt modios et confestim, secundo surgente vento classes portumque relinquunt atque, spirantibus auris, volucri cursu Byzantio applicuerunt urbi. Cum autem integram mensuram, quam Alexandriae susceperant, ministris imperatoris numerassent, tantus stupor omnes coepit, ut prae admiratione seriatim cuncta, quae facta fuerant, eisdem narrarent ministris. Qua relatione perculsi, Deum, omnium rerum auctorem, continuata utrique laude, magnificant.
А муж Божий, получив зерно, с таким тщанием делил его, словно знаком был с каждым нуждающимся. И бесконечной милостью Господней к чудесам чудеса добавились, ибо горстка, которой святой оделил каждого, умножилась, так что хватило её не только на тот год, но и на следующий. А многие, уповая на будущее, решились даже сохранить и посеять часть зерна, и нива отнюдь не обманула ожиданий и принесла обильный урожай. И пусть ни один не сочтёт это за невероятное, ибо сказано Спасителем: «Если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: «Перейди отсюда туда», и она перейдёт». И это: «Верующий в Меня, дела, которые творю Я, и он сотворит, и больше сих сотворит». Поистине веровал Николай в Того, Кто даровал ему силу такое чудо сотворить. Vir itaque Dei, accepto frumento, sic per industriam illud partiri studuit, sicut unumquemque noverat indigere. Mirandis plus miranda succedunt, tanta enim omnipotentis Dei largitate, hoc ipsum parum, quod Sanctus distribuit auctum est, ut non tantum eodem, sed etiam altero exacto anno, ad victum singulis sufficeret. Quin et mulli, spe credula, exinde serere non dubitantes, nequaquam eos exspectata seges, vanis frustrata est aristis, sed uberius sparsit radicibus. Porro nemini hoc incredibile videatur, quia Salvatoris promissio est ista dicentis: «Si habueritis fidem, ut granum sinapis, et dixeritis monti huic: te transfer transferetur». Et illud: «Qui in me credit, opera, quae ego facio, et ipse faciet et maiora horum faciet». Vere enim, in eo credidit Nicolaus, in cuius opitulatione tale tantumque valuit facere miraculum.
11. Прежде названная страна предавалась идолопоклонничеству, и наибольшую ревность и тщание Николай проявил в отношении нечестивого капища Дианы. Ведь даже во времена этого смиренного раба Божьего многие деревенские жители предавались погибельным обрядам. Однако муж Божий святотатственное суеверие с такой твёрдостью преследовал, что с помощью Господней вовсе изгнал из Ликийских пределов почитание дьявольского кумира. Но кто лукавее дьявола? Кто в кознях искуснее? Лишившись любезного ему капища, он, будто распалённый пропитанным желчью факелом, возгорелся великой злобой на Николая, и, вращая новые замыслы, в новом обличье явился к неким людям, чьи души обременены и даже погублены были всякими злодеяниями, и приказал им поскорее приготовить елей, называющийся мидийским. Повинуются немедля достойные ученики словам почтенного учителя и со всей быстротой и тщанием бесовскую смесь изготовляют. Получив её, недремлющий враг рода человеческого принял обличье благочестивой женщины, подплыл на лодке к кораблю, на котором плыли люди, желавшие поклониться рабу Божьему Николаю, и сказал им: «Вижу, вы направляетесь к архиепископу Николаю, и хотела бы с вами вместе путь совершить, потому что всей душой желаю получить благословение сего отца. Но раз немощь моя меня не пускает, прошу вас, если не в тягость, этот елей от меня, ничтожной, отвезите в церковь в Мирах, а там в память обо мне возьмите из него немного и стену помажьте». Они, не подозревая об обмане и бесовских происках, охотно берут елей к себе на корабль. Тут призрак безвидный, будто легчайшая тень, стремительно исчез. Но благой Господь, злодеев гонитель, не попустил, чтобы к рабу Его спешащие паломники везли дар коварный и речами ложными обманывались. И вот, внезапно, видят они небольшой невод, который тянут какие-то необычного вида люди, и среди них различают человека, похожего на святого Николая. Тот начал дружелюбно вопрошать: «Что за женщина говорила с вами? И что дала она вам?» Они все по порядку рассказывают и показывают елей: «Вот, что просила она отнести в святую церковь». А он им: «Желаете ли узнать, кто была эта женщина? Это нечестивая Диана, и, дабы убедиться, что я говорю вам истину, бросьте гнусный этот сосуд в волны!» Нимало не медля, они выполняют приказанное. И тотчас же, едва только сосуд с елеем коснулся вод морских, оттуда вырвался огонь и пламя, вопреки природе, охватило морской простор. Мореплаватели, потрясённые и оцепеневшие от изумления, не сводили глаз с этого чуда, а поскольку поблизости не было других кораблей, они ни у кого не могли спросить, кто этот муж, разоблачивший козни хитрого врага. 11. Ex multis igitur idolatriis, quibus olim praefata regio dedita fuerat, maximam clementiae suae devotionem, erga nefandissimae Dianae simulacrum exhibere studuit. Adeo ut, etiam illud ad usque servi Dei tempus, plerique rusticorum exsecrabili deservirent religioni. Sed vir Dei, huius sacrilegii superstitionem, tanta persecutus est instantia, ut divino suffragatus amminiculo, penitus ex illis finibus obsceni nominis culturam propelleret. Verum, quid diabolo maliciosius? Quid in orbe artificiosius? Cum autem cerneret se privatum tanto decoris sui cultu, fellea face succensus, magnam contra Nicolaum exarsit in iram et novo pectore, nova versans consilia, quosdam adiit viros omnibus imbutos, immo perditos maleficiis, eisque conficere oleum, quod midiacon dicitur, sub omni celeritate praecepit. Parent protinus egregii auditores dictis cari magistri et quantocius portentuosi liquoris mixtionem componunt. Quo confecto, haud piger daemon ad nocendum, transformavit se in cuiusdam religiosae feminae vultum atque, simulata specie, quibusdam navigantibus, quorum devotio ad servum Dei tendebat, medio sese contulit mari et, quasi aliorum lembo uteretur, ait eis: «Video quidem vos proficisci domum Nicolai; mallem nunc et ego venire vobiscum, quia votum habeo tanti patris perfrui benedictione. Sed, quoniam nequeo, rogo vos ut, si molestum non est, hoc meae parvitatis oleum ad ecclesiam Myream feratis et, ob memoriam mei, sumatis exemplum, et in pariete ipsius aulae liniatis». Illi utro, ignari doli artisque fucatae, sumunt oleum classe, et libenter secum vehunt. Tunc monstrum informe, umbra velut tenuis, velociter evanuit. Sed pius Dominus, invidorum aspernator, non est passus diu simpliciter ad famulum suum properantes munus ferre simulatae imaginis, nec sermonibus fantasticis delusos progredi. Ex improviso enim cernunt sagenulam, insignibus refertam hominibus, inter quos conspicantur quendam simillimum Sancti Nicolai, qui ad eos facetis interrogationibus orsus est: «Heu – inquit – quaenam mulier illa vobis locuta est? vel quid vobis attulit?». At illi seriatim cuncta narrantes: «En – aiunt, et oleum ostendunt – quod se praecata esset ad sanctam portare ecclesiam». Quibus ille: «Vultis evidentius sapere, quae fuit femina illa? Haec enim est impudica Diana et, ut me certo verum dicere comprobetis, hoc vasculum exsecrandi olei istos proicite in fluctus». Nulla in medium mora, incunctanter laciunt imperata. Mox autem, ubi oleum illud aequoreas tetigit aquas, mirabile dictu, illico accensus est ignis et contra naturam elementi, prolixo maris spatio, visus est ardere. Haec vero, dum nautis stupenda videntur et, defixo obtutu, haerent in tanto prodigio, utrorumque naves magno divisae sunt intervallo, unde nec interrogare valuerunt, quis esset ille, per quem callidi hostis frustratas agnovere insidias.
Однако на всем своём пути они всех встречных оповещали о том, что с ними приключилось. Прибыв же к рабу Божьему Николаю, стали восклицать: «Истинно ты есть тот слуга Божий, кому мы обязаны жизнью и тем, что вырваны из гибельных сетей дьявола». Говоря так, они поведали ему обо всем по порядку. Выслушав их, муж Божий, по обычаю своему, вознёс хвалу всемилостивейшему Отцу, а затем наставлял их, чтобы жили благочестиво и справедливо и себя всецело предавали воле заступника вечного, который не посылает человеку ноши, более тяжкой, чем та, что он может нести. С такими словами и наставлениями, людей этих, радостных душой и снискавших желанное благословение, отпустил слуга Христов в родные края. Verumtamen, ut devolarent, ad sanctum festinantes Nicolaum, clara voce referebant obviantibus sibi: quid eis acciderat. Venientes autem ad servum Dei, aiebant; «Vere tu es ille, qui nobis in illo pelago horrendum ostendisti prodigium; vere tu verus es Dei famulus, ob cuius vitae meritum erepti sumus ab exitialibus diaboli insidiis». Talia dicentes, cunctum rei eventum per ordinem indicant. Quibus auditis, vir Dei, solito more, in laudem prorupit clementissimi patris ac deinde, monuit eos iuste et pie vivere ac se tutelae custodis aeterni ex toto committere, qui neminem permittit temptari super id, quod potest. Talibus itaque oraculis, facilius informatos optataque benedictione exhilaratos, laetantesque homines illos Iesu Christi famulus remisit ad propria.
12. Затем, когда во Фригии народ, называемый айтайфалами, кознями заговорщиков от власти Константина отпал, этот цезарь без промедления трёх военачальников, которых долопы называют стратилатами, а именно Непотиана, Урса и Гарпилиона, назначил, призвал к себе и приказал, чтобы, собрав флот, отправились усмирять мятежников. Они, вооружив воинов и побуждаемые воинским рвением, вышли из Константинополя и начали плавание по спокойному морю. 12. Praeterea, cum in Phrygiae partibus gens, cognomine Aitaiphala, seditiosis machinantibus viris, a Constantini Caesaris imperio discessissent, confestim idem Augustus tres militiae principes, quos Dolopes stratilates vocant, Nepotianum scilicet, Ursum et Harpilionem, ex consulto accitos alloquitur eisque iussit ut, praeparato navali apparatu, ad subiciendos proficiscerentur rebelles. Armata itaque iuventute et stipata militari ambitione, Constantinopoli egredientes, pacatum per aequor navigare coeperunt.
После того как они, совершив долгое плавание, пересекли море и уже бороздили воды вдоль Ликийского побережья, они внезапно оказались в чрезвычайной опасности из-за застигшей их бури. И оттого, что ни противостоять ей, ни продолжать плавание было невозможно, они при усиливающемся ветре изменили путь и направились к Адриатской гавани. Там как обычно суда поставили на якорь, и, сойдя на долгожданный берег, часть воинов стала бродить по окрестностям. Некоторые из них, придя за покупками в базарное место, называющееся Плакомата, занялись грабежом – делом, обычным для таких людей. Заметив это, местные жители возмутились и все бросились туда, чтобы противостоять им, и так они ссорились, что сделался шум, словно от великой бури, и о смятении и беспорядке стало известно в городе Патара486. Из-за этого и получилось так, что оттуда все граждане сбежались, дабы остановить раздор. Qui, postquam longissima maris itinera transfretarunt et pontum sulcarunt Lyciae regionis, subita intemperie exortae incumbebant, periclitabantur procellae. Ac per hoc nec obniti contra nec tendere valentes, flectunt viam crebrescentibus ventis et tandem litoribus Hadriatici portus allabuntur. Ubi, iactis ex more anchoris, stabiliuntur classes sicque demum, optata potiti harena, coeperunt nonnulli huc atque illuc deambulare iuvenes. Aliqui vero eorum, mercationis causa, usque ad locum nundinarum, qui Placomata vocatur, accedentes, rapinam ut illud hominum genus consuetum est infligere non desinebant. Quod mobile accolarum vulgus advertens, omne ruit ad obsistendum, quibus vicissim seu aversis magno turbine ventis confligentibus, tumultus repetens Paterae urbi pro nuncio fuit. Unde factum est ut eadem civitas, ad arcendam vim tantae seditionis, tota concurreret.
Этой бранью потрясённый муж Божий вышел и, разумным словом утишив негодование бушующих граждан, быстро направился к упомянутой гавани, которая находилась в трёх милях от самого города, и там, найдя военачальников, приветствовал их, целовал, а затем стал допытываться, вопрошая: «Кто вы? Откуда? Мир сюда несёте или меч?» Они же отвечали: «Мы идём с миром, святой отец, и к берегам вашим привела нас непогода, а путь наш лежит во Фригию. Появились там какие-то дерзкие мятежники, для усмирения которых мы посланы властью императора, а потому просим молитв твоих, чтобы как должно дело своё исполнить». С живостью обратившись к ним, Николай пригласил их отправиться в город и просил не пренебречь его благословением. Тогда стратилаты, восхищавшиеся поступками раба Божьего, запретили всему своему войску по-варварски кричать, ничего сверх дозволенного совершать и чинить какое бы то ни было насилие. Qua vir Domini commotione perculsus exiit civiumque furentium indignationem sagaciter comprimens, ad praefatum portum, qui ab ipsa urbe tribus disparabatur millibus, festinus perrexit ibique repertis principibus illis, post salutationis officium oscula libavit ac, deinde, percontatus est, dicens: «Qui estis? Unde? Pacemne huc fertis an arma?». At illi: «Pater – inquiunt – sancte, pacifici sumus et tempestas nos vestris appulit oris; nam cursus noster Phrygiam tendit. Increverunt enim quidam rebelles, ad quorum contumaciam edomandam, ab imperatoria sumus potestate directi ideoque petimus, ut tuis nos comiteris orationibus, quatinus id decenter perficere possimus». Hic praesul, alacriter eos allocutus, invitavit ut, pariter ad urbis proficiscentes moenia, non dedignarentur illius perfrui benedictione. Mox stratilates illi, tantam servi Dei admirantes efficaciam, illico omni suo interdixerunt populo, ut non barbarice fremerent, nec indisciplinate ultra agentes, vim quibuslibet tacere praesumerent.
После того как все успокоилось, Николаю принесли весть: «Святой господин наш, твоё покровительство, будь ты в городе, никогда не дало бы свершиться неправедному убийству трёх мужей. Весь город весьма сетует на твоё отсутствие, ибо правитель, ослеплённый положением своим, решил казнить их». Услышав это, муж Божий праведным гневом возгорелся и попросил упомянутых военачальников, как можно скорее отправиться вместе с ним. И вот без промедления входят они в город, и, достигнув места, которое называется У Льва, вопрошает святой Николай встреченных там людей, живы ли те, кому вынесен смертный приговор. Те отвечают ему: «Поспеши, преподобный отец, поспеши, живы они и содержатся на площади Диоскора». Быстрым шагом придя к церкви мучеников Крискентия и Диоскора, от которого и площадь название своё получила, и там их не найдя, Николай принялся расспрашивать, где же они. His ita sedatis, ecce relatum est a dicentibus: «Domine sancte, si tua praesto fuisset in civitate paternitas, nullo modo iniuste fieret trium militum caedes. Nam et cives omnes valde vestram condoluerunt absentiam, quoniam consul, magno excaecatus munere, neci eorum consensit». Quibus auditis, vir Domini, pietatis igne inflammatus, praefatos rogavit principes, ut cum illo rapidis festinarent passibus. Nec mora ingrediuntur urbem et in locum, qui Leonti dicitur applicantes, interrogavit sanctus Nicolaus quos ibi reperit, si adhuc viverent, qui capitalem acceperant sententiam. Respondentes illi, dixerunt: «Festina, venerabilis pater, festina, quia in platea Dioscori vivi detinentur». Mox ad ecclesiam martyrum Crescentii et Dioscori, pro quo ipsa cognominabatur platea, concurrens et non eos reperiens, sciscitatus est ubi essent.
Ему сказали: «Только что они вышли из городских ворот». Тогда он спросил, куда, и услышал, что повели их в Бирру, где осужденных на казнь лишали жизни. Едва только услыхал это посланец и раб Христов, хоть и был утомлён долгим путём, вышел из города, стремительным шагом направился туда и полный решимости пришёл к этому месту, нашёл несчастных на коленях, с закрытыми лицами обнажёнными шеями, подставленными уже занесённому мечу палача. Истинно сказано: «Праведник смел, как лев». Ибо ни власти мирской, ни оружия не страшась, Николай устремился к палачу, вырвал у него меч и удалился не прежде, чем узников освободил от оков и увёл их с собой, повторяя: «За этих невинно осужденных я, я сам, готов пойти на смерть». Из палачей же тех никто даже слова вымолвить не посмел, зная, сколь велики заслуги его и твёрдость, и как любит его Господь. Сопровождаемый радостными криками народа, который не давал приблизиться стражникам, Николай пришёл к жилищу правителя. Двери его, до того запертые, были отворены с поспешностью, так как спальники известили правителя Евстахия о приходе архиепископа. Тотчас же Евстахий навстречу ему устремился с приветствиями. Но написано: «Испытание силы Его обличит безумных», и с презрением отпрянул от него святой, говоря: «Враг Божий, извратитель закона, ты, для кого кровь невинных слаще мёда, как осмеливаешься ты, безрассудный, смотреть нам в глаза, зная, что уличён ты в подобном? Кровопийца, отчего слову Божьему: «не умерщвляй невинного и правого» не внял?» На эти упрёки Евстахий возразил: «Почему ты так говоришь со мной, раб Божий? Почему гневаешься на меня понапрасну? Узнай же, что знатных жителей города Евдоксия и Симонида более чем меня следует винить. Поистине, именно они горели желанием пролить кровь сих мужей». Но отринул оправдания его святой муж и воскликнул: «Не Евдоксий и не Симонид, но сребролюбие и златолюбие подвигли тебя к тому, что ты подобное злодейство задумал. Верь мне, ничтожному, коль скоро ты власть свою во зло используешь и провинцию разоряешь, не минует это ушей благочестивейшего августа, и уж он тебе по деяниям твоим воздаст». Так продолжал он и многое другое припоминал, оставаясь непреклонным, и поносил правителя. Наконец, обратились к нему упомянутые военачальники и стали упрашивать, чтобы, отложив гнев, правителю, залившемуся краской стыда, даровал прощение. К просьбе этой муж Божий с кротостью прислушался и с правителем Евстахием, которого при всех предавал поношению, при всех же смиренно и мягко обойтись постарался. Cui dictum est: «Iam modo portas illius urbis egrediuntur». Quo dum tenderet, audivit eos asportatos in Byrram, ubi dampnaticii perimebantur. Hoc veredarius et famulus Christi audito, licet tanto fatigatus itinere, abiit, cucurrit et ad locum usque expeditus perveniens, repperit eos poplite flexo, velata facie atque super exertam cervicem operiri, iam libratum, spiculatoris ensem. Hic experiri potest veridica illa sententia: «Justus ut leo confidit». Nam, non de potestate mundana, non mucrone territus, totum se in lictorem ingessit eminusque de manu eius gladium propellens, nec prius abscessit, quam illos solutos a vinculis secum reduceret, repetens: «Me, me – inquam – nam pro istis innocenter condempnatis paratus sum dedere leto». Ex carnificibus autem illis, nemo saltem ei muttire audebat, scientes eum magni meriti magnaeque esse constantiae et in Christo plurimum valere. Favore igitur prosecutus populi, qui eius exspectando adventum gladiatoribus impedimento fuerat, ad praetorium consulis accessit. Cuius foribus ut magis quam voluntarie reseratis; erant enim clausae, nunciatum est Eustachio consuli a cubiculariis de adventu praesulis. Illico dux ille festinus ei occurrens, salutavit eum. Sed, quia scriptum est: «Probata autem Virtus corripit insipientes», aspernans eum sanctus aiebat: «Inimice Dei, praevaricator legis, cuius os innocentium cruorem dulcius ebibit melle, qua temeritate praesumpsisti vullum conspicere nostrum, tanti conscius reatus? Cruentissime, quare non attendisti dominicam praeceptionem, quae quotidie intonat «innocentem et iustum nolite condempnare»?». Ad quem responsum paucis ita reddidit heros: «Cur me sic accipis, serve Dei? Cur frustra in me saevis? Animadverte, quia magis Eudoxius et Simonides, huius urbis insignes, ex hoc magis arguendi sunt quam ego. Re vera, enim, ipsi sunt vehementer accensi ad effundendum sanguinem horum». Cui praesul e contra: «Non Simonides – inquit – nec Eudoxius, sed auri argentique cupido te illexit, ut ad patrandum tantum facinus consentires. Crede meae parvitati, quia quomodolibet regimen tuum disponis, immo quo depraedaris hanc patriam piissimis Augusti insinuabitur auribus, qui factis tuis dignam recompenset aequitatem». Haec et alia perstabat, memorans fixusque manebat, et ducem infamabat. Tandem aliquando accedentes, praefati milites multum obsecrabant ut, suposito furore, consuli vehementi rubore suffusso veniam daret. Quorum postulationem vir Domini clementer accipiens, ducem Eustachium, quem coram omnibus infamarat, coram omnibus humiliter mulcere studuit.
По окончании многолюдной трапезы стратилаты, получив благословение епископа, радостные вернулись к своим товарищам и кораблям и, как только стало возможно вновь довериться морю, возобновили начатый путь. Подгоняемые попутными ветрами, они вскорости достигли Фригии, которую, захватив главарей заговора, сумели быстро вернуть под руку императора, после чего возвратились в город Константинополь. Навстречу им собрался не только исполненный благодарности народ, но и многие из знати. Император же, радуясь тому, что враги без крови приведены к покорности, принял их как триумфаторов. Stratilates deinde illi, post celebratum convivium, pontificis benedictionem aucti laetanter, socios classemque revisunt. Inde, ubi prima fides pelago reddita est, iter aggressi sunt coeptum et flatibus invecti secundis, velociter Phrygiam perrexerunt. Quam cum sagaciter, ablatis seditionis fautoribus, sub imperii iura redegissent, Constantinopoleam repetierunt urbem. Quibus non solum gratulabundus occurrit populus, sed procerum multi. Imperator etiam, ob subactos sine sanguine hostes gestiens gaudio, triumphantium more recepit.
13. Однако неравнодушно взирал на это извечный враг человеческого спасения, лишь для вида затаившись, различные умыслы лелеял до тех пор, пока не побудил стрекалом горькой зависти неких людей, которые бы, ревностью к почестям военачальников терзаясь, сумели бы уготовить им позор или же погибель. Что же далее? Придя к некоему Аблавию, префекту, или, как говорят ахейцы, эпарху, завистники возвели на военачальников множество обвинений, в особенности же старались представить их заговорщиками против августа и добавляли, что их обманчивые речи и лицемерное смирение не дают разглядеть враждебные намерения. Когда же они увидели, что одними речами ничего не достигают, начали соблазнять префекта богатыми дарами, вооружая его на погибель невинным. Поистине, «на что только ты не толкаешь алчные души людей, проклятая золота жажда!»487. Подкупленный огромным количеством жёлтого металла эпарх, не медля, пошёл к августу и заговорил так: «Сиятельнейший господин, под чьим управлением весь мир в покое отдыхает, нечестивых врагов поднимает против нас злоба дьявола, ибо от него семя всякой неправедности прорастает. В самом деле, стратилаты эти, которых недавно во Фригию послала твоя царственность, злоумышляют против господина моего. Ибо часто сборища устраивая, обещают своих союзников одарить богатствами и возвеличить почестями. Зная это наверное, я затем пришёл рассказать обо всем тебе, чтобы не подпасть под божественный суд и царский гнев, ибо виновны не только творящие зло, но и им сочувствующие, а о деле этом я все достоверно узнал от их товарищей. Посему да подскажут вашей мудрости небеса, как следует поступить». Август поверил лжи его, своего префекта, и разгневанный, приказал тотчас же схватить военачальников и бросить в темницу. 13. Sed haec non aequis oculis ille antiquus humanae salutis aemulus aspiciens, in longum quievit, tamdiu enim se formas vertit in omnes, quousque invidos quosdam stimulis cogeret amaris, qui eorum dignitatem zelo prosequentes aut dedecus aut necem contra illos molirentur. Quid multa? Accedentes quidam dolosi ad quendam praefectum, nomine Ablavium, quem Achivi eparchum vocant, in multis eos accusabant, praesertim contra Augustum eos nitebantur ostendere conspiratores, adicientes subdolam esse illorum locutionem et fucatam humilitatem, ex quo tanta simultas non esset attendenda. Quia, ubi tempus invenerint, secus apparebunt. Sed, cum se inanibus vocibus nihil affectare conspicerent, coeperunt magnis muneribus animum viri illicere, et eum in perniciem armare innocentium. Verum, «quid non cogit mortalia pectora, auri sacra fames»? Extemplo, corruptus eparchus immensitate fulvi metalli, intravit ad Augustum et sic orsus est: «Excellentissime domine, cuius moderamine totus mundus pacatus quiescit, ecce invidia diaboli, a quo omnis nequitiae seminarium oritur, infestos contra nos suscitavit inimicos. Re vera, enim, stratilates illi, quos dudum Phrygiam vestra misit sublimitas, insidias machinantur domino meo. Nam conventicula crebra agentes, promittunt confederatores suos ditari opibus et magnis extolli dignitatibus. Hoc ego pro certo sciens, ideo coram tua veni narrare praesentia, ne divinum iudicium et imperialem incurrerem iram, quoniam quidem non solum rei sunt, qui male faciunt, sed et qui consentiunt facientibus, maxime cum haec procul dubio a sociis eorum didicisse. Unde celitus vobis collata provideat sagacitas, quod facto opus sit». Credidit itaque Augustus fallaciis eius, utpote praefecti sui, et iratus e vestigio comprehendi eos iussit et in carcere retrudi.
Когда они уже были отданы в руки тюремщиков, случилось так – и, думаю, не без промысла Божьего, – что император, важнейшими делами государства поглощённый, откладывал вынесение приговора. Однако упомянутые клеветники, ибо с трудом раскаивается в содеянном ослеплённый человек, по прошествии нескольких дней принесли префекту обещанные дары и сказали: «По какой причине вы нашим недругам жизнь даровали и они сразу не были обезглавлены? Или вы понадеялись, что сможете положить конец мятежу, если ты прикажешь их в тюрьме запереть? А ведь они могут с помощью сообщников выйти и задуманное исполнить. Посему должно тебе позаботиться, чтобы не сумели совершить ничего, что мы не желаем. В ином же случае мы раскаемся в дружбе с вами, и вы очень скоро погибнете». Побуждаемый скорее страхом перед кровавой расплатой, нежели речами префект снова влил в уши цезаря яд: «Август, господин мой, эти преступники, которым милость твоя жизнь дарует, не перестают со своими сообщниками губительные замыслы лелеять! Скоро, пожалуй, ясно откроется, что у них и за пределами темницы имеются единомышленники, которые изо всех сил пекутся о том, чтобы помочь им, дабы, выйдя на волю, убийство господина своего совершили». Тотчас август, словно увидев собственную смерть, таким гневом распалился, что повелел их казнить безо всякого следствия. Illis vero carceralibus custodiis mancipatis, accidit – haud reor sine nutu divino – ut imperator, in summis rei publicae praeoccupatus negotiis, horum protelaret sententiam. Sed, quia caecum pectus, quod semel inficit, difficili paenitudine renitescit, praedicti calumpniatores, paucis effluxis diebus, assunt et memorato praefecto promissa munera deferentes: «Quo pacto – inquiunt – inimicos nostros vitae donastis et non capiti comminus sunt iugulati? An sperastis sedicioni vos posse finem imponere, si eos arctari ergastulo iubereris? Ecce enim retrusi sociis eorum amminiculantibus exire satagunt et meditatam implere nequitiam. Idcirco te conari necesse est, ne tale quid, quod non optamus, perficere possint. Alioquin vigilasse pro pace vestra nos paenitebit et vos celerrime peribitis». Coactus, ergo, praefectus illo magis cruento munere quam sermone, denuo auribus Caesaris talia venena infudit: «Domine Auguste, scelesti illi, quos pietas vestra vivere sinit, non cessant pestifera cum suis conspiratoribus meditari consilia. Certo enim certius noveritis eos extrinsecus habere coniuratos, qui illos viriliter adiuvare satagunt, ut egredientes insperate, ad necandum super dominum suum irruant», Ilico Augustus, quasi suam comperisset mortem, tanta furia actus est, ut absque inquisitionis respectu praeceperit illos occidi.
Получив это распоряжение, алчный префект с великой радостью послал к темничному стражу, чтобы тот узников, – отделив их друг от друга, – неусыпно стерёг, поскольку те наступающей ночью будут тайно казнены. А страж, муж доброго нрава и заслуженно прозывавшийся Иларианом488 поспешил к темнице, скорбя душою и восклицая: «О, если бы я вас, господа мои, никогда не знал! Горе, горе! Сегодня разлучаемся мы друг с другом!» И, проливая слёзы, произнёс: «Говорить мне или молчать? Все же вынужден я сказать вам. Знайте же, вынес август приговор, чтобы этой ночью без промедления вы были убиты. Распорядитесь имуществом вашим, дабы затем на краю могилы не оставили его на разграбление». Quo mandato praefectus, avaritiae accepto, prae gaudio magno misit ad custodem carceris, ut hos segregatos sollicitus observaret, quatenus subsequenti nocte clanculo perimerentur. Custos autem, ille bonae compassionis vir et merito Hilarianus vocitatus, praeripuit se ad carcerem et maesto hanc edidit pectore vocem: «Utinam vos, domini nunquam scissem! Proh dolor! Hodie separamur ab invicem!». Et lacrimis suffusis ait: «Eloquar an sileam? Sed tamen cogor loqui vobis. Sciatis ab Augusto egressam esse sententiam, ut hac nocte, absque dilatione, occidamini. Praeordinate ergo de rebus vestris, ne postmodum in supremo constituti, magis eas exterminio quam testamento delegatos relinquatis».
От этих речей леденящий трепет охватил члены несчастных, и, со стенаниями распустив волосы и разрывая одежды и волосы, они вопияли и причитали: «Откуда ярость эта непостижимая? Отчего суровость такая, что мы умрём словно разбойники и душегубы, которых даже допроса не удостоили? Чрезвычайна жестокость эта и неслыханна!» И вот, после долгих и многих жалоб, Непотиан, один из них, вспомнил, как чудесным образом святой Николай трёх юношей освободил, и, снова и снова вздыхая, наконец, такую молитву вознёс: «Господи величайший, Бог святого Николая, снизойди к несчастным погибающим и мою смиреннейшую мольбу не по нашим заслугам, но по заслугам раба Твоего Николая услышь! И поскольку, как мы видели, присутствие его вырвало трёх невинных у смерти, так и нас да избавит его заступничество от этого приговора! И коль скоро телесно не присутствует он здесь, мы, однако же, будем верить, что душой сострадает он всем нуждающимся и о них часто Тебя молит. И вот, Господи, просим тебя, надежду трепещущих: молитвами его освободи нас». Так Непотиан, так товарищи его молились и одновременно в один голос воскликнули: «Святой Николай, помоги нам! Раб Божий, хоть и далёкий от нас, приди к нам, чтобы избавленные от нависающей гибели, мы заслужили честь видеть лик твой и с благоговением лобызать твои стопы». Quibus auditis, extemplo gelidus per tota cucurrit ossa tremor et ingemiscentes, sparsis crinibus, scidere vestimenta sua atque ululatu cum magno talia clamabant: «Heu, quisnam tantus est iste furor? quae tanta severitas, ut sic moriamur sicut grassatores populorum, qui saltem nec interrogatione digni habentur? Immane est ista crudelitas et nec audita in gentibus». Cum autem diu multumque ita gemerent, Nepotianus, unus ex eis, recordatus est qualiter sanctus Nicolaus iuvenum liberator trium mirabilis fuisset, suspirans iterum iterumque tandem hanc precem fudit: «Rex Deus excelse, succurre miseris perituris, meamque humillimam deprecationem, non nostris, sed servi tui Nicolai meritis dignanter adtende, quatenus sicut eius instantia tres illos erutos a morte conspeximus, ita nos per eius intercessionem ab instanti eripiamur sententia. Quoniam quidem, si non adest corporaliter, credamus tamen illum spiritualiter omnium compati necessitatibus, pro quibus tibi saepius supplicaret. Te igitur precamur Domine, tu qui voluntatem timentium te facis: propter orationes eius libera nos». Sic Nepotianus, sic et comites eius supplicabant atque simul, uno ore, clamabant: «Sancte Nicolae, adiuva nos. Serve Dei, licet absens, interveni pro nobis, ut eruti a praesenti iugulo, tuam devoti videre faciem tuosque sacratissimos mereamur osculari pedes».
О, кроткая любовь Спасителя, о, беспредельная милость Творца, настолько же хвалы достойная, насколько Он снисходителен ко всем, приходящим к Нему. Кому, кто когда-либо просил Его чистым сердцем, дано не было? Кто молил Его милости и не снискал? Ибо Сам Он обещал: «И если чего попросите у Отца во имя Моё, то сделаю». Истинность этого обетования в бедственном положении своём познали те трое. Ибо муж Божий в ту пору ещё жив был, и всеблагой Господь услышал умоляющих и через святого Николая подал им помощь. Но чьи это дары, как не Твои, Христе Иисусе, Твои милости, Господи, которые славящие Тебя не только пред Отцом Твоим на небесах, но и пред людьми на земле славить привыкли. O clemens pietas Salvatoris, o immensa benignitas Creatoris, quae tanto laudanda est praeconio, quantum ab omnibus simpliciter se petentibus exorabilis! Quis umquam eum quaesivit puro corde et non invenit? Quis petivit ab eo misericordiam et non accepit? Ipse enim se obligavit, dicens: «Quodcumque petieritis Patrem in nomine meo, fiet vobis». Huius enim sponsionem veritatis inter angustias hi tres mirabiliter sunt experti. Nam vir Dei adhuc vitam carpebat praesentem et bonus Dominus sic praedictorum supplicum preces audire dignatus est, ac si sanctus Nicolaus interventor in superiori regno penes eum fuisset. Sed haec cuius sunt, nisi tua, Christe dona, tuae retributiones, tuae prorsus Domine, qui glorificantes te non solum coram tuo patre in caelis, sed etiam in terris coram hominibus glorificare consuevisti.
Итак, наступившей ночью, на которую казнь стратилатов была назначена, когда император и его эпарх предались сну, были им одинаковые сновидения. О них мы для того по отдельности рассказываем, чтобы очевидно стало, что Всемогущий даже в видениях грозит извратителям справедливости. И не просто так это делает, ибо на небесах больше радости об одном грешнике, нежели о девяноста девяти праведниках, но открывает, что желает покаяния. Видения же такого рода были. Явился образ святого Николая, говорящего: «Константин, почто стратилатов тех ты несправедливо схватить повелел? Отчего безвинных смерти обрёк? Встань же быстро и прикажи отпустить их как можно скорее. Если же, презрев меня, по-иному сделать пожелаешь, умолю Царя Небесного, чтобы брань против тебя воздвиг ожесточённую, в которой ты погибнешь, и плоть твоя зверям и птицам пищей станет». И август ему: «Кто ты и в каком ты звании, что, войдя в такой час во дворец мой, подобное говорить осмеливаешься?» Nocte igitur insecuta, qua plectendi erant stratilates illi, cum se imperator eparchusque sopori dedissent, similia viderunt somnia, quae ideo singillatim narramus, ut evidentissime omnipotentem intelligamus non tantum palam, sed etiam visiones minari iustitiae praevaricatoribus. Neque id frustra facit, sed quia plus gaudet super uno peccatore, quam super nonaginta novem iustis, ostendit se malle cunctorum paenitentia. Visiones autem huiusmodi fuerunt. Apparuit quaedam effigies sancti Nicolai dicentis: «Constantine, cur stratilates illos iniuste comprehendi fecisti? cur sine crimine morti abdicasti? Surge celer eosque dimitti quantocius iubeto; quod si fortassis, me spreto, aliud facere volueris, caelestem precor regem, ut contemptus mei ultor existens, tibi indurato bellum sinat insurgere, et te ibi perempto, caro tua bestiis avibusque sit cibus». Cui Augustus: «Quis et cuius auctoritatis es tu, ut hac hora palatium meum ingressus, talia audeas loqui?».
А он в ответ: «Я, Николай, грешник, епископ митрополии в Мирах». Сказав это, удаляется и грозит эпарху такими словами: «Аблавий, безрассудный и бесчувственный, какая нужда была тебе оклеветать невинных? Отправляйся немедленно и вели их из темницы отпустить. Если же нет, волей Владыки Предвечного тело твоё на пожрание червям отдам и весь дом твой в погибель ввергну». Префект ему дрожащим голосом: «Ты кто, что карами подобными угрожаешь?» А тот: «Знай же, что я Николай, предстоятель Мирский». Сказал так и исчез легчайшей тенью. Перепуганные этими видениями цезарь и эпарх ото сна воспряли, послали сказать друг другу, что каждый из них видел. Затем, едва только заря прогнала с небосвода звезды, император призвав вельмож своих и того же префекта, приказал доставить к себе стратилатов. Грозно взглянув на представших перед ним, начал так: «В каких волхвованиях вы искусны, что нас такими призраками в заблуждение вводите и такими сновидениями тревожите?» Они же, поражённые знамением, явленным вопрошающему, не давали ответа. И продолжил август: «Расскажите нам о своих злодеяниях!». Ему за всех ответил, трепеща, Непотиан: «Сиятельнейший повелитель, коему сам Бог бразды державы вручил, никакому искусству нечестивому мы отнюдь не обучены. Никогда, господин, не занимались мы волшбой. И заверяем тебя, что ни в чем не замешаны таком, чтобы подвергнуться смертному приговору». Тогда спросил август: «Знаете ли вы какого-либо человека, имя которому Николай?» Et ille: «Ego sum Nicolaus peccator, Myreae metropolis Episcopus». Haec dictus, abiit eparchumque sic territat ipsum: «Ablavi, vecors mente et sensu perdite, quae tibi necessitas incubuit, ut obstinatus innocentium fores delator? Perge velox illosque continuo e carcere produci facito. Sin autem imperatoris aeterni maiestatem obtineo, ut totum corpus tuum scaturiat vermibus et domus tua quantocius diripiatur». Ad quem praefectus sic turbatis vocibus infit: «Tu vero quis es, qui tanta minaris?». Cui ille: «Me scito esse Nicolaum myrensem antistitem». Dixit et procul in tenuem ex oculis evanuit auram. Talibus igitur Caesar et Eparchus perterriti visionibus excutiuntur somno et, maturato officio, quae quisque viderat celeriter remiserunt sibi dicenda. Deinde, ubi prima stellas aurora fugavit, e vestigio Imperator, accersitis magnatibus suis et eodem eparcho, fecit sibi stratilates illos praesentari. Quibus astantibus, torvo aspectu ita exorsus est: «Quas magicas nostis artes, ut tantis nos illudatis phantasiis tantasque exagitetis somniis?». Illi attoniti tanto interrogantis auspicio, nullum dederunt responsum. Et denuo Augustus: «Edicite nobis, quae sint maleficia vestra!». Ad quem Nepotianus, solus pro cunctis, sic pavitanti voce respondit: «Excellentissime imperator, cui Deus regni commisit habenas, absit ut nos documentis nefariae artis simus instructi. Numquam enim, domine, tali vacavimus magisterio. Quippe et nos constanter profitemur non illius esse commissi, ut capitali subiciamur sententiae». Tunc Augustus: «Nostis – inquit – aliquem hominem, cui Nicolaus nomen est?».
Услышав это имя, сразу же воздели они руки к небу и громкими голосами восклицали: «Благословен Ты, Господь Бог святого Николая, Ты, Кто не оставляешь верующих в Тебя и уповающих на милосердие Твоё! Благословен и славен во веки Ты, Кто милостиво на несчастных рабов Твоих призреваешь. И ныне, Господи, Господи, смилуйся над нами, и заступничеством раба Твоего Николая избавь нас от пагубы этой, как избавил трёх мужей от грозящей им казни!» Цезарь же, пылая желанием узнать и расспросить о деле, приказал им подойти ближе. «Тогда, – воскликнул он, – наконец, скажите мне обо всем. Тот, кого вы призывали, какого рода он, кто он и каков? И, если правда то, что вы говорите, то поторопитесь сделать это достоянием всеобщим». Сразу же ободрённый Непотиан говорит: «Он поистине святой среди всех, чьей силою, мы верим, избавлены мы от неизбежной смерти. Он тот, кого мы призывали в нашей беде, и вот, как видим мы, бодрствовал наш защитник. Верим, что он поистине достойный раб Божий, столь далёкий от нас он ходатайством своим слух Христов к нашим мольбам приклонил». Сказал это и, продолжая, поведал, каков он, каково смирение его и добротолюбие. И об избавлении юношей, многократно упомянутом, рассказал по порядку, так, как у нас описано. Император же весьма дивился и, благодаря Бога за такого мужа, сказал: «Отправляйтесь и раба Божьего возблагодарите, а паче Господа, ибо это Он вас предстательством Николая освободил. И с собой возьмите от Константина ничтожные приношения, а также послание наше, и вот это Евангелие дивно золотом изукрашенное, и миро, два золотых ручных подсвечника и сосуд этот золотой, отделанный драгоценными камнями. И просите его, чтобы оказал честь принять их и на меня, с великой радостью его велениям повинующегося, гнева не держал, а за меня молился и просил у Господа мира державе нашей и всей земле». Несколько дней спустя названные стратилаты, взяв послание и дары императора, во исполнение обета в путь к рабу Божьему пустились. Mox illi, audito tanto nomine, tendentes ad sidera palmas utrasque voce magna dicebant: «Benedictus es, Domine Deus Nicolai sancti, qui non relinquis sperantes in te et de tua misericordia praesumentes. Benedictus es et laudabilis in saecula, qui clementer infelices tuos servos dignatus es respicere. Et nunc, Domine, Domine miserere nostri, et famuli tui Nicolai intercessione, eripe nos ab hac perditione, sicut erepti sunt tres viri a pernicioso iugulatu». Caesar vero, sciens et ardens sciscitari et quaerere causas, propius eos ad se accedere iussit: «Tumque, demum, eos intuitus dicite, inquit. Hic quem invocastis, quo est sanguine progenitus: quis quantusve sit, vel si vera sunt que dicitis, coram pandere maturetis». Mox item Nepotianus, confortatus ait: «Iste est vere Sanctus per omnia, cuius meritis nos credidimus erui ab intemptato exitio. Iste est quem in nostra invocavimus perditione et ecce, ut cernimus, alacrem sensimus adiutorem. Vere enim Dei dignum credimus illum servum esse, ob quem tantis licet terrarum spatiis longe ab eo positos, sub uno noctis momento Christus nos exaudire dignatus est». Haec dixit et, continuo prosequens, narravit qualis, quantae humilitatis quantaeque esset bonitatis. Nam et ereptionem juvenum totiens memoratam, sicut scripta est, per ordinem pandit. Imperator autem haec audiens multum miratus est, et pro tanti viri bonitate Deum venerans: Ite – ait – et famulo Dei gratias agite, immo Deo, qui vos per eum liberavit. Ex Constantini autem donariis manuscula, necnon et apices nostros vobiscum ferte, hunc etiam evangelii librum mirifice auro contectum, et ciminilia haec simul et duos ex auro cherothecas vasque hod aliud aureum, gemmis pretiosissimis decoratum; eique dicite ut dignanter ista suscipiat et mihi, libentissime praeceptis eius oboedienti, non minari, sed orare studeat, atque pro pace regni nostri, magis totius orbis Dominum poscat». Post paucos dies stratilates praedicti, acceptis epistolis augustalibusque muneribus, ad servum Dei, uti devoverant, ire coeperunt.
Придя к нему, распростёрлись на земле и лобызали ноги его и в великой радости восклицали: «Истинно ты есть возлюбленный слуга Божий, Христа исповедающий и величающий! Истинно достоин ты восхвалений, ибо заступничеством твоим мы освобождены от смерти!» Долго говорили они так, и, наконец, дары и послание императорское передали – свидетельства своего избавления. И сразу преславный учитель воздел руки к небу и вознёс хвалы Спасителю, говоря: «Велик ты, Господи, Боже наш, безмерно величие Твоё и дивны дела Твои». Сказав так, заговорил с ними, орошая их души животворящей водой Писания. Вскоре большую часть своего имения они раздали нуждающимся. После того в великой радости, по обычаю мирскому, остригли волосы, которые прежде, находясь в темнице, отпустили. И, проведя сколько-то времени с мужем Божьим, укреплённые его наставлениями и благословением, в веселии душевном они вернулись к себе, величая Бога нашего Иисуса Христа, что царствует со Отцом и Духом Святым, единый Бог в равном величии и в равной силе, во веки веков. Аминь. Qui venientes, ilico consternati solo, pedes eius osculati sunt et, prae magnitudine letitiae, claris repetebant vocibus: «Vere dilectissimus Dei es famulus! Vere cultor et amator Christi! Vere tu omnium ore laudabilis, propter quem mirabiliter a morte liberati sumus». Haec et alia diutissime conclamantes, tandem deditionis seriem retulerunt atque, offerentes munera necnon et imperiales litteras, indicia ostenderunt suae liberationis. Mox doctor egregius, elevatis ad caelum brachiis, Deum conlaudabat Salvatorem, dicens: «Magnus es, Domine, Deus noster, magnus et mirabilis, cuius magnitudinis non est finis. Tu es enim Dominus, dives in omnibus, qui facis mirabilia magna solus». His dictis, conversus ad illos tantis eos irrigavit Scripturarum fluentis, ut plurima de rebus propriis largirentur egenis. Dehinc, sicut saecularium moris est, tanto gestierunt gaudio, ut sibi tonderent, quos in carcere miserant crines. Exacto itaque apud virum Dei aliquanto tempore, cum ingenti laetitia, instructi doctrinis eius et aucti benedictione remearunt ad propria, magnificantes Deum nostrum Iesum Christum, qui regnat cum Patre et Spiritu Sancto, unus Deus aequali maiestate, aequali potestate, per omnia saecula saeculorum. Amen.

С. Комментарий

В начале жития святого Николая Иоанн Дьякон уточняет, что составил «Житие святого Николая, епископа и исповедника по блаженному Мефодию» («Vita sancti Nicolai episcopi et confessoris ex B. Methodio»), будучи от роду 25 лет, по просьбе знатного собрата Афанасия. То образование, которое было получено от родителей, а также искреннее почитание им Святого из Мир, позволили Иоанну написать на латыни Житие святого Николая на основе греческих текстов. Он постоянно указывает в прологе, что точкой отсчёта для него было похвальное слово, которое патриарх Мефодий написал святому Николаю на греческом по просьбе настоятеля по имени Феодор. Это известный текст «Methodius ad Theodorum» («Мефодий к Феодору»)489, который не следует путать с энкомием святому Николаю того же самого Мефодия, хотя и он представляет собой энкомий.

Несмотря на эту ссылку на Мефодия ясно, что прежде чем приступить к изложению событий, Иоанн Дьякон стремился собрать информацию. Стоит привести два примера. Первый – это пролог, подтверждающий, что нет никаких сведений о дате его смерти. Второй – большое место, отведённое тексту «Praxis de stratelatis», отсутствующему (по причине того, что это деяние и так хорошо известно) как у архимандрита Михаила, так и у Мефодия.

Кроме того, Житие, написанное Иоанном Дьяконом, демонстрирует явные признаки энкомия, всегда с назидательным подтекстом. Он начинает небольшим рассказом о рождении святого, потом переходит к явлению огня, который извергался из скал в окрестностях Мир, что позволяет ему заговорить о Ноевом ковчеге, потопе, Содоме и Гоморре, а также вечном адском пламени. Разговор об отказе святого Николая от материнского молока по средам и пятницам даёт ему возможность сделать экскурс, в котором он сопоставляет святого Николая и Иоанна Крестителя.

Рассказ о приданом бедных девиц он строит в форме поэтической и драматической беседы с отцом девушек. Эта тема заслуживает отдельного рассмотрения. Здесь мы ограничимся замечанием, что это «Praxis de tribus filiabus» было первым текстом, написанном в драматизированной форме. Эта особенность несомненно присуща и трём другим текстам: «Tres Clerici» («О трёх школярах»), «Iconia S. Nicolai in Africa» («Об образе святого Николая в Африке») и «Filius Getronis» («О сыне Гетрона»), Можно предположить, что именно текст Иоанна Дьякона с его быстрыми и оживлёнными диалогами положил начало тем ранним сценическим формам, из которых вырастут средневековые театральные постановки, где в числе главных действующих лиц будут святой Николай и другие, наиболее почитаемые святые.

Сравнение с библейскими персонажами возобновляется в тот момент, когда заканчивается рассказ о епископских выборах. Епископ, которому Голос с Неба открывает личность нового епископа Мир, сравнивается с Самуилом, которому Глас Божий открыл личность царя Израиля. В чуде с мореплавателями не было необходимости в каких-либо экскурсах, потому что в тексте уже имелась речь святого, обращённая к морякам.

«Praxis de stratelatis» – наиболее верная оригинальному тексту часть, но и это тоже не просто перевод, автор неизменно пытается сделать рассказ на латыни более понятным читателю. Хотя чрезмерно строгое следование греческому тексту лишает длинные отрывки живости, и это может быть причиной, по которой вышеназванное Praxis не имело настоящей популярности в западном мире. И хотя в нём тоже имеется немало драматических моментов, не входило в число наиболее древних средневековых «мираклей» (miracle plays).

Как известно, произведения Иоанна Дьякона пользовались успехом у публики и, конечно, Житие святого Николая – в особенности. Однако, надо сказать, что его текст прерывается на заключении вышеназванного Praxis и что все эпизоды, которые следуют далее в различных рукописных изложениях, не принадлежат ему. В действительности Praxis заканчивается на слове «Amen». Об этом не следует забывать, поскольку в большинстве рукописей далее следует череда чудес, зачастую имеющих отношение к Житию Николая Сионита.

Нельзя исключить, что Иоанн Дьякон сам составил заключение. Надо сказать, что «Praxis» обрывается довольно неожиданно. Но переписчики, работавшие над текстом, разумеется стремились добавить следующие эпизоды к этой маленькой жемчужине агиографии.

Перевод с ит. и лат. М.Н. Томашевской

20. Узуард из Сен-Жермен-де-Пре. автор одного из наиболее известных исторических мартирологиев (около 865 г.). Страница рукописи, богато украшенная миниатюрами

21. Приданое трёх девиц. Барельеф из собора в Винчестере XI–XII вв. Первое упоминание этого эпизода на Западе восходит к Иоанну Диакону (890)

22. Турин. Новалезское аббатство. В аббатстве Святого Эльдрада сохранился один из древнейших (1090–1100) памятников живописи, связанной со святителем Николаем. Сцена вскармливания (Николая?), описанная Иоанном Диаконом

23. Святитель Николай. Мозаика Латерана (Святая святых) в Риме. XIII в.

24. Турин. Новалезское аббатство. Одно из первых на Западе изображений «Чуда о трёх девицах». Конец XI в.

25. Святитель Николай. Фреска Санта-Мария-ин-Олеариа в Салерно. X в.

26, 27. Штирия. Бенедиктинское аббатство Святого Адмонта. Изображение святителя Николая, который спасает мореплавателей и принимает поклонение стратилатов. Зальцбургская рукопись XII в. содержит «Размышления и молитвы» святого Ансельма. Два эпизода стали известны на Западе благодаря «Житию святителя Николая» Иоанна Диакона

* * *

Примечания

418

См.: Bibliotheca Hagiographica Latina Antiquae et Mediae Aetatis ediderunt socii Bollandiani. Bruxellis, 1898–1899. A–I. P. 890–899. (Русскому читателю следует пояснить, что тексты в Bibliotheca hagiographica latina расположены не в хронологическом, а в тематическом порядке: сначала жития, затем деяния, чудеса, похвальные слова, перенесения мощей. – примеч. ред.).

419

См.: Propylaeum ad Acta Sanctorum Decembris ediderunt Hippolytus Delehaye, Paulus Peeters, Mauritius Coens, Balduinus de Gaiffier, Paulus Grosjean, Franciskus Halkin. Martyrologium Romanum ad formam editionis typicae scholiis historicis instructum. Bruxellis, 1940. P. 568–569.

420

Cp.: Anrich G. Hagios Nikolaos. Der heilige Nikolaus in der griechischen Kirche. Texte und Untersuchungen. Leipzig; B., 1913–1917. Bd. I–II.

421

Cm.: Schwartz E. Über die Bischoflisten der Synoden von Chalkedon, Nicaea und Konstantinopel // Abhandlungen der Bayerischen Akademie der Wissenschaften. Munich, 1937. Neue Fol. Heft 13. S. 1–90, особенно S. 63.

422

Опровергнуть подобное предположение достаточно констатацией того факта, что Евстратий в качестве тезиса использует для доказательства «весомые» по своей авторитетности тексты (отцов церкви Василия Великого, Григория Богослова и других), или по своей почтенной древности. Напротив, текст, который был бы написан за несколько десятилетий до этого и, кроме того, о малоизвестном святом, был бы лишён для него такой значимости.

423

Самый древний из известных канонов Нового Завета, названный по имени первого исследователя и издателя Л. Муратори (L.A. Muratori).

424

Ср.: Anrich. Hagios Nikolaos. Bd. II. P. 370–375. Анрих не сомневается в подлинности фрагмента из Евстратия: «Поскольку этот текст без сомнения является подлинным, и не может идти и речи о том, чтобы объявить цитату из наших Praxis позднейшей вставкой, то подлинность нашего текста наверняка подтверждена Евстратием...» (Р. 370). То есть несмотря ни на что, он остаётся при убеждении, что Praxis относится к VI в.: «Если мы соединим все эти наблюдения вместе, то необходимо будет сказать, что с большой вероятностью наши Praxis были написаны во время императора Юстиниана или вскоре после него, и для этого не нужно приводить математически безупречное доказательство» (Р. 375).

425

Analecta Bollandiana. Bruxelles, 1893. Vol. 12. P. 459–460.

426

Ср.: Atanasio. Epislola IV. 332 (к Пасхе).

427

Деяния святых мучеников, по древней традиции, в Римской Церкви из особой предосторожности не читаются. Считается, что они мало пригодны для этого в силу того, что, коль скоро имена тех, кто написал их, совсем неизвестны, то они часто черпают сведения от людей неверующих или же несведущих. Например, некоторые думают, что деяния святых Кирика и Иулитты, как и святого Георгия, были составлены еретиками. Поэтому в Римской Церкви эти деяния не читаются (PL. Т. 59. Col. 160–161).

428

Epistola 29, lib. 7: «Я узнал, что, кроме того, что содержится в книгах того Евсевия о деяниях святых мучеников, ничего нет ни в архиве нашей церкви, ни в какой-либо библиотеке города Рима, за исключением немногого, собранного в одном кодексе. Мы располагаем именами почти всех мучеников, собранными в одном кодексе, и не обозначено расписанными пo дням, и мы поминаем их в ходе ежедневных богослужений. Однако в этой книге не обозначено, что именно претерпел каждый из них, но лишь день и место страстей его приводится. Отсюда следует, что известны (лишь) дни, как я прежде сказал, когда отдельные мученики из различных земель и провинций почитаются. Но мы полагаем, что вы, блаженнейшие, этими сведениями располагаете».

429

Ср.: 110 Dufourcq A. Le Passionaire occidental au VI siécle // Mélanges d'Archéologie et d'Histoire. P.; R., 1906. Vol. XXVI. P. 27–65; также ср.: Künstle M.K. Hagiographische Studien über die Passio Felicitatis cum VII filiis. Paderborn, 1894.

430

Meisen. Nikolauskult und Nikolausbrauch in Abendlande. P. 527–530: «История о стратилатах» находится в рукописи Cod. Augiensis XXXII, IX в., в собрании библиотеки Карлсруэ (Fol. 2r–33r) и в рукописи Palatinus Lat. 846 того же IX в., в Ватиканской библиотеке (Fol. 139r– 140v). Древнейший текст Легенды о святом Николае на Западе». Полужирным шрифтом отмечены некоторые разночтения между кодексами Palatinus и Augiensis. Об этом последнем см. также: Holder А. Die Reichenauer Handschriften, I (Die Handschriften der grossherzoglich badischen Hofund Landesbibliothek in Karlsruhe, V). Leipzig, 1906 (репр.: Wiesbaden, 1970). P. 118–131.

431

Ср.: Gesta Episcoporum Leodiensium // MGH SS. T. XXV. P. 31; Meisen. Nikolauskult und Nikolausbrauch im Abendlande. P. 71.

432

Acta Sanctorum Maii, II. P. 308.

433

MGH SS Rerum Merovingicarum. Vol. II. P. 457. Cap. 3.

434

Schilling D. Schweizer Chronik. Luzern, 1862. P. 2.

435

Meisen. Nikolauskult und Nikolausbrauch im Abendlande. P. 71.

436

Cp.: Lamma P. Agnello // Dizionario Biografico degli Ilaliani. R., 1961. T. I. P. 429–430. В этой статье приведена также богатая библиография.

437

Poncelet А. // Analecta Bollandiana. Bruxelles, 1904. Vol. 23. P. 260–261; Lamma. Agnello. P. 429.

438

Ср.: Duchesne L. I primi tempi dello stato pontificio. Einaudi; Torino, 1947. P. 67–75.

439

Текст о святом Николае содержится в: Vita Sergii // Liber Pontificalis Ecclesiae Ravennatis. Эта Liber дошла до нас в двух рукописях: Estense X. Р. 49 (XV в.) и Vat. Lat. 5834 (XVI в.). Первое издание было осуществлено Б. Баккини (В. Bacchini) в 1708 г. Этот труд воспроизвёл в своём издании Муратори (Muratori L.A. Rerum Italicarum Scriplores. Mediolani, 1723. T. II. P. 172–174), продолжающее комментарий Баккини (весьма основательный в той части, которая касается нападок Агнелла на некоторых пап). Можно видеть это также в издании под ред. О. Холдер-Эггера (MGH SS. Hannover, 1878. Р. 275–391.)

440

Ср.: PL.T. 110 (Martyrologium). Col. 1183–1184 (также col. 1121–1122).

441

Эта реконструкция биографии Рабана опирается главным образом на: Rabani Mauri Martyrologium / Ed. J. McCulloh. Turnholti, 1979 (Corpus Christianorum. Continuatio Mediaevalis, XLIV). P. 11–24 (далее – Rabani Mauri Martyrologium).

442

Catalogus Codicum Hagiographicorum Bibliothecae civitatis Carnotensis // Analecta Bollandiana. Bruxelles, 1889. Vol. 8. P. 125–135, особенно p. 135). Acta святого Николая находятся на: ff. 280r–282r.

443

Ср.: Denotatio dedicationis ecclesiae Sancti Salvatoris constructae in monasterio Fuldae, carme XLI // Rabani Mauri Carmina. MGH. Poetae latini Aevi Carolini / Ed. E. Dümmler. B., 1884. T. II (репр.: B., 1964). P. 205–206.

444

Текст, который воспроизводит Rabani Mauri Martyrologium, издан J. Mc Culloh: Rabani Mauri Martyrologium. P. 124–126.

445

Майзен предполагает, что это VII или VIII в. (Meisen. Nikolauskult und Nikolausbrauch im Abendlande. P. 57).

446

Grüneisen, de W. Sainte Marie Antique. R., 1911. P. 544; Wilpert J. Die Römischen Mosaiken und Malereien der kirchlichen Bauten vom IV bis XIII Jahrhundert. Freiburg, 1916. T. II. P. 708.

447

Cp.: Crescimbeni. Istoria della Basilica di S. Maria in Cosmedin. R., 1715.P. 45–47.

448

Cp.: Liber Pontificalis / A cura di L. Duchesne. R., 1886. T. I. P. 514. Дюшен предполагает, что надписи восходят к 755 г. либо же к 770 г.

449

Ср.: Kehr Р. Italia Pontificia. В., 1906–1923. Vol. I–VII, особенно vol. I. P. 78.

450

Cp.: Liber Pontificalis / Acura di L. Duchesne. R., 1886. T. II. P. 112, 116.

451

Cp.: Liber Pontificalis / Texte, introduction et commentaire par l'abbé L. Duchesne. P., 1981. T. II. P. 161.

452

Cp.: PL. T. 94 (Beda). Col. 1125. В более раннем издании после VIII Idus Novembris следует запись: vacat Beda. В то время как имеется более позднее кельнское издание.

453

Ср.: Codex Richenoviensis, nunc Turicensis. Bibl. Publicae. Hist. 28, e coenobio Augiae Divitis. Разночтения этого кодекса указаны в издании: Acta Sanctorum Novembris, II. Pars posterior. Bruxelles, 1931. P. 637.

454

Cp.: PL. T. 123. Col. 144–178, особенно col. 175.

455

Cp.: 129Dubois J. Les Martyrologes du Moyen Age latin. Turnhout, 1978. P. 43–44; Quentin H. Les Martyrologes historiques du Moyen Age. P., 1908. P. 4–5, 409–411.

456

Cp.: Dubois J., Renaud G. Edition pratique des Martyrologes de Bède, de l'Anonyme Lionnais et de Florus. P., 1976. P. 219.

457

Cp.: Wandalberti Prumiensii Carmina // MGH. Poetae latini Aevi Carolini / Ed. E. Dümmler. B., 1884. T. II (репр.: 1964). P. 567–622, особенно p. 600. А также: Dubois J. Le Martyrologe métrique de Wandelbert, ses sources, son originalité, son influence sur le Martyrologe d'Usuard // Analecta Bollandiana. Bruxelles, 1961. Vol. 79. P. 257–293.

458

Cp.: Sancti Adonis Viennensis Archiepiscopi Martyrologium // PL. T. 123. Col. 141–455, особенно col. 411.

459

Cp.: Acta Sanctorum Junii, VII. Venetiis, 1746. P. 724–725. Текст воспроизведён: PL. T. 124. Col. 771–774.

460

Ср.: Mallardo D. II calendario marmoreo di Napoli. R., 1947; а также: Meisen. Nikolauskult und Nikolausbrauch im Abendlande. P. 60–61.

461

Cp.: Loew E.A. Die ältesten Kalendarien aus Monte Cassino // Quellen und Untersuchungen zur lateinischen Philologie des Mittelalters. München, 1908. Vol. III. Heft 3. P. 35.

462

Cp.: Gerbert M. Monumenta veteris liturgiae Alemannicae. St. Blasien, 1777. Vol. I. P. 481.

463

О константинопольских синаксариях см.: Acta Sanctorum Novembris. Propylaeum. Bruxelles, 1902. P. 282–283.

464

Cp.: Jones Ch.W. St. Nicholas of Myra, Bari and Manhattan. Biography of a Legend. Chicago; L., 1978. P. 254. Таблица, из которой мы видим, что святые Августин, Бенедикт, Мартин и Урсула имеют так много гимнов, как и святой Николай, составлена по работе Улисса Шевалье: 130 Chevalier U. Repertorium Hymnologicum. Catalogue des Chants, Hymnes, Proses, Séquences, Tropes en usage dans 1'Eglise latine depuis les origines jusqúa nos jours. Louvain, 1892.

465

Biblioteca Vaticana, cod. vat. n. 7172. принята не только учеными, как Озанам, Шевалье и Майзен, но также Джонс (Jones. St. Nicholas of Myra. P. 382).

466

Cp.: Ozanam A.F. Documents inédits pour servir à 1'histoire littéraire de 1'Italie depuis le VIII siècle jusqúau XIIIe. P., 1850. P. 105 ss., воспроизведена: PL. T. 151. P. 813–814.

467

Приведённый здесь текст издан у Озанама как у Миня, см.: PL. T. 151. Col. 813–814: Hymnorum Ecclesiasticorum collectio antiqua. Отметим, что первые два гимна этой collectio antiqua оба посвящены собственно святому Николаю. См. также: Chevalier. Repertorium Hymnologicum. Vol. I. P. 257, n. 4278.

468

Ср.: Chevalier. Repertorium Hymnologicum. Vol. II. P. 581, n. 19139. Отметим, что в то время как предшествующая Debitas laudes указана Шевалье, как относящаяся к IX в., эта датируется X в., то есть неопределённой эпохой между IX и X вв.

469

Ср.: Chevalier. Repertorium Hymnologicum. Vol. III. P. 218, n. 26560; P. 539, n. 32848; P. 55--56, n. 23318.

470

Cp.: Analecta Hymnica Medii Aevi / Ed. C. Blume, G.M. Dreves. Leipzig, 1886--1922 (репр.: Frankfurt am Main, 1961). Vol. V. P. 208, note 350 (да­лее – Analecta Hymnica Medii Aevi). В примечании Древес уточняет, что речь идет о монтекассинском Сборнике религиозных гимнов, по­меченных как Cod. Casinen. 506, рукопись X в.

471

Ср.: Analecta Hymnica Medii Aevi. Vol. V. P. 209, note 351. Тот же кодекс Cod. Casinen. 506, рукопись X в.

472

Ср.: Analecta Hymnica Medii Aevi. Vol. V. P. 209, note 352. Внизу страницы Древес сообщает, что кроме вышеназванного Cod. Casinen. 506 X в., использует также ещё один монтекассинский Бревиарий XI в., а также Cod. Vat. Urbin. 585, XIII в.

473

Ср.: Mallardo D. Giovanni Diacono napoletano // Rivista di storia della chiesa in Italia. 1948. N 2. P. 317–337; Savio F. Giovanni Diacono, biografo di vescovi napoletani // Atti della Reale Accademia delle Scienze di Torino. Torino, 1914–1915. Vol. 50. P. 974–988. Чтобы избежать недоразумений, нужно помнить, что в истории было не менее шести человек, известных под именем Иоанн Диакон, а именно: автор «Жития святого Климента» (IX–X вв.), автор «Жития святого Григория Великого» (Иоанн Диакон из Монтекассино, прозванный Гимонид, IX–X вв.), автор «Жития святого Иосифа Гимнографа» (Иоанн Диакон из Константинополя), автор «Chronicon Venetum» (Иоанн Диакон из Венеции первой половины XI в.), автор «Liber de Ecclesia Lateranensi» (Иоанн Диакон из Рима, около 1170 г.), автор «Жития святого Исидора» (испанский Иоанн Диакон, 1275 г.).

474

Ср.: MGH SS / Ed. G. Waitz. Hannover. 1878. Р. 402–436.

475

Ср.: Dolbeau F. La vie latine de St. Euthyme: une traduction inédite de Jean, diacre napolitain // Mélanges de l'Ecole Francaise de Rome. P.; R., 1982. Vol. XCIV. P. 315–335.

476

Cp.: Acta Sanctorum Martii, II. Antverpiae, 1668. P. 22–25.

477

Cp.: Acta Sanctorum Septembris, VI. Antverpiae, 1757. P. 874–882.

478

Boninus M. Sanctuarium seu Vitae Sanctorum. Mediolani, 1479. F. 161– 170; 2a ed.: (curaverunt duo monachi solesmenses). T. II. P., 1910. P. 296– 309. С некоторыми изменениями в написании приведённый мной текст базируется на этом «солезмском» издании монахов бенедиктинцев.

479

Lipomanus A. Sanctorum priscorum patrum vitae numero centum sexaginta tres, per gravissimos et probatos auctores conscriptae. Venezia, 1551. P. 238–248; 2d ed.: Lovanio, 1568. P. 266–278 (в этом втором издании А. Липомано только после текста Иоанна Диакона опубликовал Житие святого Николая Метафраста).

480

Falconius N.C. Sancti Nicolai Acta primigenia. Neapoli, 1751. P. 1–29 (репр.: Bari, 2001). P. 112–126.

481

Pasquale Corsi. Cp.: Nicolaus. R., 1979. Fasc. 2. P. 359–380, cod. Berlin. Lat. 741 из Берлинской национальной библиотеки (Staatsbibliothek Preussischer Kulturbesitz), происходит из бенедиктинского аббатства Дамбах (Lambach).

482

Момбриций, к примеру, продолжил превозносить свойства манны (миро), призывая покровительство святого, начиная описывать явление образа святого Николая в Африке и заключив историей с Адеодатом (западной переработкой чуда о Василии).

483

Фалькони, например, продолжает рассказ историями с женщиной из Кипариссия, женщиной из Никапо, Николаем Сибином, Тимофеем Чендино, бесноватой Евгенией, смертью святого Николая, свойствами мира, тем, как миро прекратило источаться до тех пор, пока епископ Мирликийский не был восстановлен на своем престоле, чудом с образом святого Николая в Африке, вселенским распространением почитания святого.

484

Так у автора, хотя у апостола (1Кор.13:6) буквально этого нет (примеч. пер.).

485

Здесь имеется в виду, что они ни разу его не видели до появления во время бури (примеч. пер.).

486

Патара вместо Мир указана в латинском тексте, вероятно по ошибке переписчика. (примеч. ред.)

487

Вергилий. Энеида. III, 56–57 / Пер. С. Ошерова. М., 2006. (примеч. пер.)

488

Илариан от греч. hilaris – веселый, радостный, довольный (примеч. пер.).

489

Ср.: Cod. Vat. Gr. 2084. X в. Ff. 174v–186 // Anrich. Hagios Nikolaos. Bd. I. P. 140–150.


Источник: Добрый кормчий : Почитание Святителя Николая в христианском мире : Сборник статей / Сост. и общ. ред. А.В. Бугаевский. - Москва : Скиния, 2010. - 598 с.

Ошибка? Выделение + кнопка!
Если заметили ошибку, выделите текст и нажмите кнопку 'Сообщить об ошибке' или Ctrl+Enter.
Комментарии для сайта Cackle