Праздник Сретение Господне
15 февраля – праздник Сретения Господня. Слово Сретение многим теперь уже не понятно. У него корень «рет» как в знакомых нам словах встретить, обретать, и означает оно «встреча». Это просто калька с греческого «Hypapante» с тем же значением1. О самом событии этой встречи кратко рассказывается в Евангелии от Луки (Лк.2:22–40).
Когда младенцу Иисусу исполнилось 40 дней, родители пришли с ним в Иерусалимский храм2, чтобы поставить его перед Господом и принести положенную жертву. Здесь же по наитию оказались старец Симеон3 и пророчица Анна4, оба в преклонных годах, которые и возвестили о Божестве сорокодневного младенца.
В Ветхом завете, действительно, был закон, по которому женщина после рождения считалась нечистой 40 или 80 дней в зависимости от того, какой младенец родился, мужского или женского пола. В эти дни, называвшиеся днями очищения, она не могла приходить в храм, участвовать в богослужении и прикасаться к священным предметам (Лев.12:2–4). После этого срока семья являлась в храм и приносила очистительную жертву5.
Состоятельные женщины покупали однолетнего ягненка и молодого голубя или горлицу. Бедная женщина жертвовала две горлицы6 или, вместо них, двух молодых голубей (Лев.12:6–8) . Если младенец был первенцем, то над ним совершался обряд посвящения Богу (Исх. 13, 2). Обычно это происходило так. Священник принимал младенца на руки, и, обратившись к алтарю, возвышал или возносил ребенка, как бы посвящая его Богу.
Так было и с Девой Марией и старцем Иосифом, которые, как благочестивые потомки Давида, строго соблюдали предписания закона7.
Интересен и порядок жертвоприношения птиц. Одну птицу закалывали, и кровь ее клали в новый глиняный сосуд. Потом оба крыла другой птицы обмакивали в кровь и отпускали её живой.
Христианские богословы в жертвенной традиции Израиля старались разглядеть символы Нового завета, и этот обряд тоже истолковывали как прообраз крестного подвига Христа.
«Два крыла, – говорит блаженный Феофилакт Болгарский (+1107), – означают две природы Христа – Божественную и Человеческую. Одна из них, человеческая, была заклана, а другая осталась живою.
Ибо природа Божественная пребыла бесстрастной, помазавшись кровью природы пострадавшей и восприняв страдание на себя. Кровь Господа принял в себя новый глиняный сосуд – новый народ из язычников, способный к принятию Нового завета»8.
Но почему же все – таки праздник назвали Сретением? Что за таинственная встреча произошла в Иерусалимском Храме?
Мне очень нравится объяснение, которое дал известный православный богослов протоиерей Сергий Булгаков (+1944):
«Встреча Господа должна была произойти в Храме. Ему должна была поклониться ветхозаветная церковь, которая вся только и жила ожиданием «грядущих благ» (Евр. 10, 1). Его должно было узнать ветхозаветное человечество, которое в лице своих пророков, патриархов, исповедников тысячелетиями всматривалось во тьму грядущих времен. Нужно было, чтобы Родившийся в вертепе был принят и признан человеческим родом, для спасения которого Он явился. И эта встреча совершилась!…
Среди избранного народа Божьего была уготована блаженная старость для встречи Господа. К сретению Господа был избран старец с пророческим даром. И он, встретив Богочеловека, взял Его на руки, – благословил и воскликнул: «Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыка!». Час его отшествия из мира пробил, его очи увидели ожидаемое спасение. Его прощальная песнь явилась богодухновенным исповеданием веры в Спасителя, впервые прозвучавшим на земле. Вместе с Симеоном встретила Господа и Анна пророчица, отходящая из мира, так же, как и вся ветхозаветная Церковь…Ветхозаветный мир совершил свое дело и устами Симеона изрек свое ныне отпускаешь…»9.
Отец Сергий видит в этой встрече глубокий мистический и исторический смысл. В явлении Богомладенца во храме исполняются и раскрываются все мессианские пророчества о Христе, Который становится доминантой всей истории мира. В его личности соединяются человечество и Божество, вечность вступает во время, а время проникает в вечность.
Праздник Сретения очень древний. О нем упоминают уже в 3-м, 4-м, и 5-м веках. Но тогда он совершался очень скромно10.
А вот его торжественное празднование началось на Западе и Востоке в разное время и по разным поводам. Западные писатели приписывают установление праздника папе Геласию (+496) в 496 году или папе Григорию Великому (+604) в 600 году. Оба они хотели уничтожить языческий праздник луперкалий в честь древнеримского бога Луперка, покровителя стад и скота, который совершался в феврале и сопровождался разнузданными оргиями11.
На христианском Востоке со Сретением связывали воспоминание о моровой язве в Константинополе в 544 году, когда в день умирало от пяти до десяти тысяч человек. Эпидемия прекратилась, когда в день праздника совершили крестный ход по городу и целую ночь молились о помиловании. Тогда же император Юстиниан (+565) и распорядился впредь праздновать Сретение более торжественно12.
Ну, а в чем урок Сретения для каждого из нас? Думаю, важно было бы отметить для себя две важные мысли. Во – первых, Христос не выдумка или привидение, а явился миру истинно и непреложно, а во – вторых, в испытаниях и скорбях надо обратиться к Богу. Он всегда услышит, поможет и укрепит13.
* * *
Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. 3. М., 1987. С. 740.
Вот как выглядел Иерусалимский храм во времена Христа вплоть до его разрушения в 70 году по Р. Хр. во время осады Иерусалима римлянами. Его реконструкция и перестройка началась при Ироде Великом (+4 по Р. Хр.) в 19 году до Р. Хр. и продолжалось несколько десятилетий:
«… Стоя на возвышенном утесистом обрыве Кедрского потока, храм с востока был для города единственною и неприступною оградою. Поэтому в сторону к востоку он не имел ни ворот, ни выходов. Тоже значение внешнего для города укрепления он исполнял и с севера в той части, которая не заслонялась крепостию Антония, где он имел ворота, выходившие прямо за город и служившие для непосредственного сообщения храма с местами погребения, так как именно на севере от города находились и общее кладбище Иерусалима и гробницы царей.
Кроме северных ворот, к храму вели еще восемь ворот. Четырьмя воротами с западной стороны он сообщался с лежащим против него городом; а так как площадь храма отделялась от города глубокой долиной или оврагом, то от трех ворот, чтобы перейти в город, нужно было подниматься и спускаться в долину по каменным ступенькам. Только от ворот, находившихся к юго-западному углу от храма через овраг, был перекинут мост, который вел к царскому дворцу.
Четверо ворот вели в окружности храма с юга со стороны той части города, которая носила название Офель. Но ворота эти открывались не непосредственно в город, а из Офела нужно было проходить к ним входом, который образовывала двойная арка, опирающаяся в середине на колонну с капителью в коринфском стиле, и который представлял род туннеля, ведшего к южной окружной стене храма. Арка эта сохранилась до сих пор и является, может быть, единственным архитектурным памятником, оставшимся нам от храма Ирода.
Вся площадь, которую занимал храм со своими дворами, имела почти правильную форму четвероугольника и по размерам в каждую сторону имела 400 локтей (см. ниже) или одну стадию (около 145 шагов)…
Храм со всех сторон имел портики или галереи, колонны которых, закрытые отвне глухою стеною, открывались внутрь двора.
С северной, восточной и западной стороны портики состояли из двойного ряда колон коринфского стиля, каждая высотою в 25 локтей, и с плоскою крышею.
Но особенным великолепием отличался южный, или так называемый царский портик, который состоял из четырех рядов колонн, в количестве 162 с коринфскими капителями самой великолепной работы. Ряды колонн всё пространство, занимавшееся портиком, разделяли на три галереи или промежутка: две крайние галереи, похожие одна на другую, обе вместе занимали в ширину пространство 4, 14 сажени (см. ниже), и их колонны имели более 7 сажен высоты. Средняя или центральная галерея, равняясь по ширине своего промежутка каждой из двух остальных, поднималась вдвое выше, т.е. более чем на 14 сажен…
Крыша была украшена очень разнообразными резными на дереве украшениями; а стена, прикрывавшая его отвне, была полирована и украшена архитравами и колоннами… Этот великолепный портик западным своим концом входил в ворота, которые через мост вели ко дворцу и служили главным входом из города в окружность храма.
Вокруг всех портиков в ширину от 37 до 40 локтей было свободное пространство – это был Двор язычников, который отделялся от храма прекрасной работы мраморной оградой в 3 локтя высоты. Нв столбах этой отрады, на равных расстояниях, были размещены греческие и латинские надписи, запрещавшие язычникам под страхом смерти переходить за эту перегородку.
За этой перегородкой на небольшом расстоянии поднимался род четырехугольного холма, который был окружен террасою 14-ти ступенчатой лестницы, которая вела к последней окружной стене храма, имевшей 25 локтей высоты. От лестницы до стены была свободная площадка в 10 локтей высоты; а чтобы войти в ворота, ведшие во внутренний двор храма, нужно было подняться еще на 5 ступенек.
Во внутренний двор вели 10 ворот: четверо с севера, четверо с юга и двое с востока. Западная стена была глухая.
Трое ворот, по одним с каждой стороны, были предназначены для женщин для входа в их отгороженные внутренние дворы.
Все ворота были украшены золотом и серебром. Но особенным великолепием отличались главные ворота, открывавшиеся с востока прямо против ворот самого храма, – это медные ворота, потому что они были украшены коринфской бронзой или медью и накладным серебром и золотом.
…Если в другие ворота нужно было подниматься 5 ступенек, то здесь – 15, но за то они были ниже первых. Вокруг стен внутреннего двора были портики и разные пристройки. Непосредственно при входе стоял алтарь жертвоприношений в 50 локтей в окружности и в 15 локтей высоты. Всходили к алтарю не по ступенькам, а по наклонным подмосткам. На северной стороне от алтаря были столбы и кольца, к которым привязывались жертвенные животные; к югу был наклонный спуск к большому высеченному в скале колодцу, из которого вода бралась к алтарю и храму; у юго-западного угла алтаря было отверстие, через которое кровь закалаемых животных протекала в подвал под храмом и оттуда по трубам на юго-запад к царскому селу близ Силоама. Как алтарь, так и храм были отгорожены низенькою в один локоть высоты перегородкою.
За этою перегородкою и алтарем к западу перед нами сам храм. Поднимаясь на 100 локтей высоты, он высоко выдвигался из-за окружавших его стен. Он занимал то же самое место и такое же пространство, как и храм Соломона, имея внутри в длину 60 локтей и в ширину 20 локтей. Снаружи, впрочем, он был гораздо шире, потому что, во-первых, передняя его сторона имела крылья, довольно далеко выдававшиеся за корпус здания, а затем в длину самого корпуса, по северной и южной стене и сзади по западной стене, он имел в три этажа пристройки келий, сообщавшихся одна с другою. От этих пристроек была свободна только верхняя часть храма, почему верх храма казался уже.
В храм открывались золотые ворота в 55 локтей высоты и 16 локтей ширины. В них спускалась вавилонская занавесь из чудной ткани, представлявшей соединение цветов гиацинта, виссона (льна), коккуса (ярко-красного цвета) и пурпура( багрово-красного цвета), служа таким образом символом всех вещей: коккус означал огонь, виссон- землю, гиацинт – воздух и пурпур море. Кроме того а занавесе было изображено всё небо, кроме знаком зодиака.
Как и прежде в Скинии, так и здесь в храме были два отделения. Первое, имея в длину 40 локтей, заключало в себе все достопамятные предметы: семисвечник, стол и кадильницу. Семь рожков, поднимавшихся от светильника, означали семь планет, а двенадцать хлебов на столе изображали круг зодиака и года. На кадильнице воскурялись тринадцать благовонных веществ, добытых в море и обитаемой земле, чтобы таким образом свидетельствовать, что всё есть от Бога и Ему же должно посвящаться.
Второе, заднее отделение, Святое Святых, имело в длину 20 локтей. Оно отделялось от первого также занавесою и не заключало теперь ничего: в нем не доставало Моисеевых скрижалей. Оно было недоступно никому, кроме первосвященника, и только раз в год.
Внешний вид храма, совершенно в восточном вкусе, был также достоин удивления. Поднимавшаяся высоко кровля его была покрыта густопозолоченными пластинками, так что при первых лучах восходящего солнца горела как бы в огне, и глаз поражался этим, как самым ярким солнечным светом. Иностранцам, приближавшимся к Иерусалиму, храм издалека казался снежною горою, потому что повсюду, где стены его не были покрыты золотом, поверхность их представляла самую яркую белизну. Гребень кровли его был усажен чрезвычайно острыми золотыми гвоздями, для того, чтобы воспрепятствовать птица садиться на кровлю.
Храм был построен из таких больших цельных камней, что некоторые имели 45 локтей длины, 5 локтей высоты и 6 ширин» (Де Солси. Последние дни Иерусалима. Перевод К. Л. Кустодиева. Часть вторая. М., 1874. С. 30– 35).
«Локоть – два вершка. Различались большой локоть – 53, 2 см, для измерения священных предметов (Иез.40:5) –и обычный локоть – 45,6 см, который был на ширину ладони короче, чем большой» (Jerusalemer Bibellexikon, herausgegeben von Kurt Hennig. Neuhausen – Stuttgart, 1989. S. 569.
«Сажень = 3 аршина=7 футов= 2, 13356 метра» (Асмус Валентин, протоиерей. Краткое пособие по старой орфографии русского языка. Издательство «Русское зерцало» М., 1999. С. 23).
«Лицо Симеона (от евр. «услышание») неизвестно. Думают, что это был отец Гамалиила (Деян.22:3), сын Гиллела, знаменитого иудейского учителя, на которого указывает и Талмуд, как на современника Иисуса Христа.
Предание греческой Церкви утверждает, что Симеон был один из 10 переводчиков, усомнившийся в справедливости текста Исаии: «Се, Дева во чреве приимет (Ис. 7, 14) и в наказание обреченный более чем на 200 – летнюю жизнь для того, чтобы видеть исполнение пророчества. Это предание основывается только на том, что Симеон Богоприимец выражает благодарность Богу за приближение смерти, и что в числе 70 переводчиков, по списку Аристея, один носил имя Симеон. Евангелист просто называет его праведным и благочестивым, то есть исполняющим заповеди и богобоязненным (Лк.2:25), показывая, в нем одного из тех достойных мужей, каких немного тогда было в Израиле и каких Господь приготовлял к сретению на Земле великого Царя. И Симеон действительно ждал утехи Израилевой, получив обетование и откровение Святого Духа не видеть смерти до тех пор, пока не увидит Христа Бога» (Иванов А. И. Руководство к изучению книг Священного Писания Нового Завета. СПб., 2002. С. 84.
Однако, по мнению ректора Московской Духовной Академии А. В. Горского (+1875), «…Симеон, кажется, не был ни главою, ни даже низшим каким-либо членом великого Синедриона,…иначе евангелист Лука охарактеризовал бы его более определеными чертами. Поэтому едва ли справедливо предположение тех, которые считают Сиеона сыном Гиллела, отцом Гамалиила, представителем Синедриона» (Горский А. В. История Евангельская и Церкви апостольской. СПб., 1999. С. 45).
А протоиерей Павел Матвеевский предполагает, что «по всей вероятности, он был из числа священников иерусалимского храма и с таким предположением вполне согласны его действия при сретении Господа» (Матвеевский Павел, протоиерей. Евангельская история о Боге-Слове Сыне Божием, Господе нашем Иисусе Христе. СПб., 1890. С. 204).
«Кто и что был Симеон по плоти Евангелист не говорит, – отмечает архиепископ Иннокентий (+1857), – за то образ души его изображен им со всей подробностью. В Симеоне был весь собор добродетелей: он был муж праведный вот любовь к ближним; благочестивый – вот любовь к Богу; чающий утешения Израилева – вот вера в обетованного Искупителя! Больших совершенств от члена ветхозаветной Церкви нельзя было и требовать. Но в Симеоне было – более! Дух Святой был на нем (Лк.2:25).
Такому – то человеку – у Бога нет лицеприятия – «предсказано было Духом Святым, что он не увидит смерти, доколе не увидит Христа Господня» (Лк.2:26). Для чего обещано? Надлежало, во- первых, чтобы Господь храма, придя в храм, не остался без достойного Сретения. Увы, руки священников иудейских уже не способны были благословить Благословенного! С другой стороны, для святого старца это было величайшею наградою, предвкушением на земле радостей небесных. Мы привыкли за ничто считать зрение благодатных Таин Божиих, а ветхозаветные праведники с радостию готовы были жертвовать жизнью, чтобы видеть то, что всегда видят наши недостойные очи» (Иннокентий, архиепископ Херсонский и Таврический. Беседа в день Сретения Господня. Сочинения. Т. 1. СПб. – М., 1871. С. 281).
«Свидетельницей встречи Иисуса Христа Симеоном была 84-летняя, престарелая Анна, называемая пророчицей, более 60 лет проведшая во вдовстве и засвидетельствовавшая свое благочестие постом, молитвам и постоянным пребыванием и службой у храма. Удостоившись видения Спасителя, она восхваляла Господа и возвещала всем в Израиле рождение Мессии. Кто такая Анна и почему Евангелист упоминает о её присутствии в храме во время принесения туда Иисуса Христа совершенно неизвестно, но можно догадываться, что Евангелист, рассказывая о происхождении Анны от колена Ассирова, и давая ей имя пророчицы, вероятно, вследствие её готовности возвещать пришествие Мессии всем чающим явления Его, хотел показать, что во всех коленах были люди благочестивые, достойные принять Мессию, и что пришествие Христа не осталось незамеченным для Израиля» (Иванов А. В. Указ. соч. С. 85).
«По закону Моисея, мать, разрешившаяся от бремени младенцем мужского пола, считалась в течение 7 дней нечистою, и, кроме того, 33 дня не могла приходить в храм, участвовать в общественном Богослужении и прикасаться к чему – либо священному. После сорокодневного срока очищения, являлась в храм и приносила очистительную жертву…Для исполнения этих обрядов Матерь Божия пришла в Иерусалимский храм, хотя, как неискусобрачная и Пречистая Дева – по замечанию св. Василия Великого – «она не была повинна закону очищения» Как Сам Господь говорил, что Он пришел не разорить закон, но исполнить и возвести к лучшему разумению, так и Пречистая Матерь Его благоволила подчинить Себя обрядовым предписаниям из уважения к закону. Не превозносясь чистотою Своей, Она, по чувству высокого смирения, включила Себя в число обыкновенных жен и, придя к вратам храма, стала на месте, предназначенном для родивших. Она принесла с собою и жертву, но не такую, какую приносили люди богатые. Её жертва была жертвой убогих; и то, чего недоставало для этой смиренной жертвы в ценности, с избытком было вознаграждаемо чувствами чистейшей души Богоматери» (Сказания о земной жизни Пресвятой Богородицы. Сретение. М., 1891. С. 117–118).
«Исполняя …закон Господень, Матерь Божия ныне пришла в храм с Законодателем (Воплотившимся Богом). Пришла очиститься, хотя и требовала очищения, как нескверная, чуждая соблазна, нетленная, пречистая. Ибо та, Которая зачала без мужа и похоти, и родила без болезни и нарушения Своей девической чистоты, не имела скверны, свойственной женам, родящим по естественному закону: ибо родившую источник чистоты, как могла коснуться нечистота? Христос родился от Неё, как плод от дерева; и как дерево, по рождении своего плода, не повреждается и не оскверняется, так и Дева, по Рождении Христа, плода благословенного, осталась неповрежденною и неоскверненною. Христос произошел от Неё, как луч солнечный проходит сквозь стекло или кристалл. Проходящий сквозь стекло или кристалл солнечный луч не разбивает и не портит его, но еще больше освещает. Не повредил девства Матери Своей и Солнце Правды – Христос. И дверь естественного рождения, чистотою запечатленную и девством охраняемую, не осквернил обычными для женщин кровотечениями, но пройдя сверхъестественно, еще более усцгубил Её чистоту, и освятив Её Своим происхождением, и просветив Божественным светом благодати. Совершенно не нужно было никакого очищения для Родившей без истления Бога – Слова» (Жития святых. Февраль. Сказание о Сретении Господнем. М.: Репринт, 1905. С. 23–24).
«Чистая по собственному состоянию духа и тела, – говорит святитель Игнатий (Брянчанинов)(+1867), – соделалась чистейшею от творческого всесильного действия, произведеного в ней животворящим, очищающим, обновляющим, изменяющим, претворяющим Свои сосуды, Духом Божиим. Чистая Дева соделалась Пречистою, чуждою всякой скверны, помышляемой и ощущаемой, соделалась благодатно-чистою, Духоносную, божественною Девою. В такой обновленный и богоукрашенный сосуд, стяжавший от действия в нем Святого Духа способность и достоинство приять в себя Бога-Слова, низошло Слово-Бог, сделалось во утробе Девы и семенем и плодом, вочеловечилось» (Игнатий Брянчанинов, епископ. О Божией Матери. Аскетическая проповедь. Т. 4. Джорданвиль, 1984. С. 394).
«Горлицы принадлежат к отряду голубиных и составляют в нем особую группу или семейство. Еврейское название горлицы – тор; это название, подобно латинскому turtur, есть звукоподражательное и напоминает собою звуки «тур – тур», которые горлица издает при ворковании. Библейские книги говорят о горлицах, как о птицах перелетных (Иер. 8, 7), которые появлялись в Палестине с наступлением весны в большом количестве и наполняли страну приятным воркованием. Эти признаки указывают на то, что древние обитатели св. землм знали преимущественно горлицу обыкновенную (turtur auritus). Этот вид горлиц действительно принадлежит к числу перелетных птиц и появляется в Палестине в первой половине апреля, направляясь сюда из теплых южных стран. Горлицы имеют малую красивую голову, длинный хвост и крылья. У обыкновенной горлицы в окраске перьев преобладает красновато- серый цвет; по верхней части её туловища разбросаны черные и пепельного цвета мелкие пятна. По бокам шеи проходят четыре поперечные черные полоски с белыми закраинами; глаза буровато-желтые с голубовато-красным кольцом; клюв черный; ноги карамино-красного цвета. Горлица – птица более мелкая, чем голубь (columba)» (Дьяченко Григорий, священник. Объяснение праздничных евангелий. Часть вторая. Изд. Сретенского монастыря, 1997. С. 74–75.
«По закону, не требовалось, для совершения выкупа приносить младенца во храм, равно как и мать могла не присутствовать лично в храме, когда приносилась за неё жертва очищения. Но женщины благочестивые обыкновенно сами приходили в храм, и в то же время совершался выкуп их младенцев, которых они также брали на этот раз собою. Так было и с Марией и её Сыном. Иисус Христос, вероятно, только был представлен священнику, который совершил над ним две краткие молитвы: одну- за законт о выкупе, другую – за дарование перворожденного сына…Деньги за жертву Пресвятая Дева должна была положить в особую огромную кружку («трубу»), которая находилась вблизи возвышенной эстрады, где молились женщины отдельно от мужчин. Затем, конечно, она поставлена была в числе других принимавших очищение женщин на верху пятнадцати ступеней, которые вели из двора женщин во двор, где стоял жертвенник всесожжения: отсюда было видно, что делалось на жертвеннике всесожжения» (Лопухин А. П. Толковая Библия. Толкование Евангелия от Марка, Луки и Иоанна. Т. 3. СПб., 1912. С. 138–139; См. также: Дьяченко Гр. Указ. соч. С. 75.
Причина выкупа первенца была такова:
«В память того, что в ночь перед исходом евреев из Египта Ангел-Погубитель истребил всех первенцев египетских, все первенцы еврейские должны были быть посвящены в особое служение Богу, т. е. для служения при святилище. Когда же впоследствии для этого было избрано одно только колено Левиино, то за первородных назначен был выкуп в пять сиклей серебра… Поэтому израильтяне приносили своих перворожденных младенцев в храм, посвящая их Богу, как должную дань, установленную законом. И опять выкупали их установленною ценою, которая называлась «выкупным серебром», и отдавалась служащим при храме Господнем левитам, как об этом написано в четвертой книге Моисея (Кн. Числ. 3, 49, 51). Установленная же цена выкупа состояла из пяти священных сиклей церковного веса, а каждый священный сикль имел в себе 20 пенязей» (Жития святых. Февраль. Сказание о Сретении Господнем. М.: Репринт, 1905. С. 23).
«Сикль соответствовал двум дидрахмам, от дидрахма, т. е. двойная драхма –«серебряная монета, примерно равная 32 центам США» (Василиадис Н. Библия и археология. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2003. С. 323).
«Пенязь – «мелкая монета», …русск. – церковнослав. «пенязь» – «динарий»… Первоначально penedzь из древневерхненемецкого pfenning – название монеты, древнесаксонское – penning (франкский серебряный динар» восходит …к латинскому pondus(весовой римский фунт). Поскольку франкский серебряный динар стал чеканится впервые около 650 г. н. э., а славянское слово носит следы германского умляута, заимствование должно было осуществиться не ранее 8-го века, возможно в эпоху Карла Великого» (Фасмер М. Указ соч. Т. 3. М., 1987. С. 233–234).
«Динарий» – серебряная монета достоинством приблизительно в 20 центов США (Мф. 18, 28; 20, 2, 9, 10, 13)» (Василиадис Н. Указ. соч. С. 323).
В уплате этих пяти сиклей за младенца Христа древние комментаторы видели символических смысл:
«…Она (Богородица) выкупила Его, как требовал закон, установленною ценою, – пятью священными сиклями, число которых как бы предзнаменовало пять священных язв на теле Христа, принятых Им на кресте, которыми весь мир был искуплен от клятвы законной и порабощения врагу (диаволу – В. Б.)» (Сказание о Сретении Господнем. Жития святых. Указ. соч. С. 25).
Блаженный Феофилакт. Благовестник. Толкование на святые Евангелия. СПб., б. г. С. 305.
Булгаков Сергий, протоиерей. Сретение Господа в храме. Слова, поучения, беседы. Париж, 1987. С. 156–157.
Протоиерей А. В. Горский размышляет над завершающим стихом эпизода Сретения: «И когда они совершили всё по закону Господню, возвратились в Галилею, в город Назарет» (Лк.2:39), ставит интересный вопрос, куда же все-таки из Иерусалима пошло святое Семейство? И высказывает такие соображения:
«Исполнив требования закона, Иосиф и Мария не имели нужды оставаться далее в Иерусалиме: но куда же им пойти? В Вифлеем или в Назарет? Вифлеем стал для них теперь гораздо важнее, чем Назарет; в нем родился Христос, это город Мессии; он должен явиться из Вифлеема, по крайней мере, во мнении иудеев. Итак, они снова расположились в Вифлееме, но теперь уже не в пещере…Что это предположение, которым принимается то, что Иосиф и Мария, оставив Иерусалим, избрали местом своего пребывания Вифлеем, не есть предположение произвольное, ни на чем не обоснованное, предлагаем следующие причины: 1) только таким предположением объясняется то, что волхвы нашли младенца в Вифлееме; они не могли придти и поклонится ему еще до путешествия Иосифа и Марии в Иерусалим. Это раскрывается из обстоятельств их истории: а) времени от рождения до принесения Иисуса Христа в храм мало для их путешествия в Иудею; предположение, что звезда явилась им до рождения Иисуса, невероятно. Они спрашивают в Иерусалиме положительно: где родился Мессия, а не где он должен родиться? б) подтверждается соображением с историею путешествия в Иерусалим Иосифа и Марии: при возбужденном состоянии целого Иерусалима и царя его – опасно было туда и явиться им с Младенцем Вифлеемским. Симеон и Анна – вероятно, в таком случае не стали б так гласно (в храме) говорить о нем; в особенности Анна не имела бы нужды говорить о нем всем чающим избавления, когда всем уже стало известно от волхвов, что Мессия родился. 2) из второй главы Евангелия от Матфея, ст 20–22, видно, что Иосиф считал обязанностью и по возвращении из Египта остаться жить в Иудее (или Вифлееме), – что это составляло для него немалое затруднение; что только одно явление ангела, расположило его идти Галилею (или Назарет)» (Горский А. В., протоиерей. Указ. соч. С. 47–48).
Христианство. Энциклопедический словарь. Т. 2. М., 1995. С. 625. Дворецкий И. Х. Латинско – русский словарь. М., 1976. С. 604.
А диакон Андрей Кураев считает, что для борьбы с луперкалиями был установлен день святого Валентина:
«…День святого Валентина был установлен для того, чтобы «перебить» языческие привычки. В эти дни в Риме праздновались так называемые «луперкалии» (от lupus – волк). В святилище, устроенном в пещере на склоне Палатинского холма и называемом Луперкал, совершалось жертвоприношение: жрецы – «луперки» закалывали козу (животное, самое приятное на вкус для волка) и собаку (животное, наиболее ненавидимое волком). Затем к алтарю подходили двое обнаженных юношей (они тоже назывались луперки), и каждый из двух жрецов, совершивших жертвоприношение, прикладывал окровавленный нож ко лбу одного из луперков, а потом вытирал его белой шерстью козы. Потом закланных животных свежевали и из их шкур нарезали узкие ремни, называемые «фебруа». Оба луперка подпоясывались таким ремнем, зажимали в руках связки остальных ремней, выбегали нагими из пещеры и начинали ритуальный бег вокруг Палатинского холма, стегая всех, кто попадался им на пути. От этих ударов не только никто не уклонялся, но наоборот – женщины и девушки с веселым смехом подставляли луперкам спину, плечи и грудь: считалось, что это дает удачу в любви, делает счастливым брак и гарантирует обильное потомство.
Между прочим, от названия священных ремней луперков – «фебруа» – произошло и название месяца, в середине которого происходило празднество (и в середине которого будет отмечаться Валентинов день): «фебруарий» – февраль.
Уже во времена Цезаря никто не мог толком объяснить, что такое луперкалии и связанные с ними обряды. Поэтому, как всегда к таких случаях, все удовлетворялись легендой. Рассказывали, что праздник луперкалий учредили основатели Рима Ромул и Рем в честь вскормившей их молоком в пещере волчицы, и что они были первыми луперками. Возможно, что этот культ восходит к почитанию Фавна – бога-покровителя стад. Одним из прозвищ Фавна было «Луперк», что буквально означало «охраняющий от волков», и сам бог часто изображался в виде волка. Жертвоприношения Луперкут праздник в его честь происходили в середине февраля, когда начиалось спаривание скота, и бога молили о том, чтобы он благословил размножение стад и охранил их от волков» (Кураев Андрей, диакон. Церковь и молодежь. СПб., 2006. С. 189. Его же: Церковь в мире людей. М., 2006. С. 304–305).
Schulz Hans-Joachim. Symbolik des Kirchenjahres. In: Symbolik des orthodoxen und orientalischen Christentums. Stuttgart, 1962. S.40.
Дебольский Григорий, протоиерей. Дни Богослужения Православной Кафолической Восточной Церкви. Мн.: Изд. Харвист, 2002. С. 45–48.
«Как и все праздники палестинского происхождения, – пишет Вл. Н. Лосский, – Сретение известно с глубокой древности. Этерия (конец 4-го века) видела, как торжественно с крестными ходами его праздновали в Иерусалиме. В Константинополе праздник был установлен в 6-м веке при императорах Иустине и Юстиниане, и оттуда в течение 7-го века утвердился в Риме. Обычай держать свечи во время праздничной литургии Сретения, который появился в Иерусалиме около 450 года, и сегодня живет на Западе, отсюда название праздника Lichtmesse (по- немецки), Chandeleur (по-французски) и Candlemass (по-английски) – месса со свечами»
(Lossky Wladimir. Die Lichtmesse (Hypapante). In: Der Sinn der Ikonen von Leonid Ouspensky uns Wladimir Lossky. Urs Graf-Verlag Bern und Olten, 1952. S. 171).
Комментируя праздник Сретения, церковные проповедники всегда особое внимание обращали на поучительное значение вдохновенного гимна праведного Симеона «Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыка».
Приведем один пример:
«Когда слышишь, как человек праведный и благочестивый, ожидая своей кончины, говорит: «Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыка, с миром», вспомни, что и ты можешь также мирно и с радостью ожидать своего переселения в мир горний из страны сей жизни, – если будешь праведен и благочестив, будешь рачительно и благоговейно исполнять христианские обязанности к Богу, себе и ближнему.
Когда слышишь слова песни: «Ибо видели очи мои спасение Твое, которое Ты уготовал пред лицом всех народов», – помысли в душе твоей, что и для тебя через Иисуса Христа приготовлено спасение, и поблагодари и прославь милосердного Бога.
Когда слышишь: «Свет к просвещению язычников», – помысли, что и для тебя Христос есть истинный свет, который необходимее сего видимого света. Кто не видит этого света, тот телом только бывает во мраке. А кто не следует за Иисусом Христом, не знает Его спасительного учения, того душа будет во мраке смертном, будет в удалении от жизни благодатной, которая получается только через живую и деятельную веру в Иисуса Христа.
Когда слышишь: «и славу людей Твоих Израиля», – размышляй, что и для тебя наилучшая, несравненная слава – быть верным рабом Христовым, т. е. любить Иисуса Христа всем сердцем и ревностно соблюдать святые Его заповеди во все дни жизни. Всякая другая слава человеческая, как тень, скоро проходит и исчезает; а эта слава и в продолжение настоящей жизни доставляет человеку истинный мир и радость во Святом Духе, среди всех обстоятельств жизни, – счастье возвышает, скорби и болезни облегчает, – и за пределами временной жизни уготовляет нескончаемую славу и радость во обителях небесных…» (Христианское чтение, издаваемое при С. Петербургской Духовной Академии на 1849 г. Часть первая. Беседа на Сретение Господне. СПб., 1849. С. 83–84).