Скорби батюшки

Так прошла вся долгая жизнь о.Иоанна...

Подвижническая, трудная была она, как видим мы теперь. Но Господь сподобил его пред кончиной особых искушений.

Один из архиереев после смерти Батюшки писал следующее: «Отец Иоанн шествовал ликующим, победоносным исповедником Христовой истины... И являлся светлым носителем великой сострадательной любви к ближним: однако, он и тогда, в эпоху высшей своей славы на земле, не достиг еще полноты евангельских блаженств. Он еще не понес тогда «страдания за веру» Христову; на него не был еще возложен «венец, предвозвещенный Христовым глаголом: «Блаженни будете, егда возненавидят вас человецы, и егда разлучат вы и поносят, и пронесут имя ваше яко зло, Сына Человеческаго ради» (Лк.6:22).

Вполне согласиться с этим нельзя. Вся его долгая жизнь, – как это видно и из Дневника, – была, в сущности, подвигом, борьбой. И не один год, а все пастырство, с 1855 г. до конца жизни, – то есть 53 года! И борьба была жестокая!

Борьба – с врагом рода человеческого и с собственным грехом: об этом о.Иоанн многократно говорит в своих почти ежедневных записях. Он был действительно «угодник Божий», – даже, просто говоря, святой. Но легко ли это дается?

«Что такое святость? – спрашивает он себя. – Свобода от всякого греха и полнота добродетелей. Этой свободы... достигают только немногие усердные. И то не вдруг, а постепенно: продолжительными и многими скорбями, болезнями и трудами, постом, бдением, молитвою. И то – не своею силою, а благодатию Христовою».

Еще: «Нога моя ста на правоте» (Пс.25:12)... «Отчего бы и мне давно не утвердиться на этом Божьем пути, уклониться совершенно от зла и творить только благо, как этого достигли прежде нас жившие и подвизавшиеся святые?

Разве у них и у нас не та же природа? Разве они жили без искушений, без скорбей и болезней? Разве не нападал на них грех? Разве не боролись они с различными страстями плоти и духа? Боролись и побеждали! Причина греха ведь в нас самих».

И далее он, по обычаю и по опыту, перечисляет грехи и страсти. «Боритесь с собою!» «Борись, молись, трудись, подвизайся, не ленись, чтобы вечно покоиться там, где все праведными упокоеваются».

«Есть из-за чего потрудиться». «Требуется непрестанная борьба всего внутреннего человека». «Жизнь наша на земле – война, непрестанная война: ибо непрестанно воюют невидимые враги, чрез бесчисленные страсти». И опять следует перечисление страстей.

«Часто я испытываю в себе подлые действия духов, подстрекающих меня к различным страстям».

Вот он – крест, который несли подвижники! Преподобный Серафим тоже почти не знал гонений, изгнаний; но он нес духовную борьбу: «томлю томящего мя», – повторял он древних!

А если к этому прибавить ежедневные подвиги разных разъездов по больным, умирающим, унывающим, скорбящим! И возвращаться к часу ночи, чтобы потом в четыре утра опять быть в храме с народом!

Да одного этого духовного подвига, и подвига «непрестанного», достаточно для того, чтобы сказать: не вынести другому! А батюшка нес его всю жизнь.

Но кроме этого главного искушения есть, действительно, и внешние скорби: гонения, преследования, а иногда – и мучения. Было же 300 лет гонений на христиан! Темницы, ножи, терзания тела, огонь, звери и проч. и проч. – все это знает Церковь в своей истории. Мучения были фундаментом Церкви; поэтому и доселе полагаются в антиминсах мелкие частицы мощей, именно мученических: на них стоит Церковь; на антиминсах мы доселе служим.

И с этой стороны прав тот же владыка, когда он пишет: «Но вот в 1905 году... ополчились и на отца Иоанна враги Христовы... Его возненавидели «Сына Человеческого ради». На честной главе его заблистал венец исповедника». Но говорить, будто от Батюшки «не было слышно покаянных воплей» – совершенно невозможно: это противоречит его собственному признанию о назначении Дневника записывать борьбу свою!

Другой архиерей писал: «теперь дошли и до о.Иоанна Кронштадтского... Стали печатать про него в столичном «Листке», и выводить на театральных подмостках...»

Сам Батюшка писал про врагов своих: «И когда я говорю так, – то есть обличительные слова против неверующих интеллигентов, – то думаю: и на меня заносят свой меч эти враги всякой правды, враги Церкви Христовой!» Это действительно было гонение на него!

Даже пронеслось известие, будто какая-то группа этих врагов замышляла против о.Иоанна покушение: его позвали к какому-то будто больному, а намеревались убить. Пустили в печать слух, будто даже ранили его; но другие спасли ему жизнь. Однако, говорили, что о.Иоанну пришлось лечиться долго.

Но, насколько известно мне, подобные слухи есть плод неразумной ревности, а на самом деле этого не было. Если же сам о.Иоанн говорит о «мече», то, нужно думать, он разумел вообще преследование, клеветы, гонение от врагов.

Не было бы, впрочем, ничего удивительного, если он и в самом деле пострадал бы от них телесно, но об этом нет достоверных данных. Что же касается других, духовных видов гонений, то и к ним о.Иоанн относился без удивления: так и должно быть в этом падшем мире: борьба – безусловно необходимое свойство греха, человеческой испорченности, диавольских искушений. И о.Иоанн, собственно, не боялся этого, – в каких бы формах эта борьба ни предстояла.

Враги политические «меня страшно ненавидят и готовы стереть с лица земли; но я не боюсь их и не обращаю на них ни малейшего внимания», – так передает свою беседу с Батюшкой английский корреспондент. «Старый священник закончил речь характерной русской фразой: «Я – бельмо им на глазу!»

И в том же самом слове, где он сказал о «мече», он тотчас же затем говорит, в противоположность этому: «Но Вечный и Бодрый», то есть недремлющий Бог, «живущий на небесах, да сохранит борющихся против неправды! «Се не воздремлет, и не уснет храняй Израиля...» (Пс.120:4)

Еще один вид скорбей о.Иоанн испытал от телесных болезней.

Обычно принято думать, будто у Батюшки всегда было прекрасное здоровье. Но это не верно. Вот что о себе пишет он сам: «Сколько раз смерть вступала в мое сердце, сообщая начатки свои и телу! Числа нет! И от всех смертных случаев Господь избавил меня милостию несказанною, оживотворял меня! О, какой благодарностью ко Господу должно быть исполнено сердце мое! «Аще не Господь помогл бы ми, вмале (скоро) вселилася бы во ад душа моя» (Пс.93:17).

Но не будем уже говорить о детском возрасте и ранних болезнях о.Иоанна: самая слабость при рождении, почему его крестили, вопреки обычаю, в тот же самый день, когда он появился на свет; оспа, от которой он чуть не умер; и много других болезней в течение целой жизни! «Как велика была немощь моего младенчества!» – пишет он в Дневнике. – Сколько слез пролито мною тогда, как бы в знак того, что и последующая жизнь моя будем так же исполнена скорбей многоразличных, вызывающих невольные слезы».

Были болезни и позднее, о чем мы знаем из переписки его с игуменией Таисией... Не чуждался он, к старости, и врачей. Припомню, как батюшка пишет, что в болезни врачи посещали его иногда даже три раза в день. А племянница о.Иоанна по матушке, Шемякина Р.Г., в своих интересных, хотя и кратких воспоминаниях об Елизавете Константиновне (1909) пишет: «Будучи вообще слабого здоровья, дядя часто хворал; и тогда тетя превращалась в неутомимую сиделку: проводила все ночи напролет у постели больного, а днем сама приготовляла для него кушанье. Помню, в 1879 году о.Иоанн опасно занемог: у него сделалось воспаление легких. По целым часам он лежал с закрытыми глазами, в забытье; а когда приходил в себя, часто говорил: «Голова болит невыносимо, точно молотом ударяют по ней». Один раз тетя сидела около кровати дяди и горько плакала; открыв глаза, батюшка посмотрел на нее и сказал: «Не плачь, Лиза: Бог даст – поправлюсь; а если нет, Бог и добрые люди не оставят тебя: я никого не оставил, и тебя не оставят». Прошло несколько дней; и однажды утром тетя вбежала в детскую и, дрожащим от волнения голосом, воскликнула: «Дяде – лучше, кризис прошел!» Мы с тетей посмотрели друг на друга, крепко обнялись, и обе заплакали, – и уже слезами радости».

«Припоминается мне еще следующий случай: несколько лет тому назад дядя, приняв ванну, зимой вышел в сени в туфлях; тетя страшно растревожилась; и, не имея уже возможности по болезни ног сама быстро двигаться, послала сказать батюшке, что он рискует простудиться, выходя на воздух легко одетым после ванны. Возвращаясь из сеней, дядя прошел в гостиную и сказал ей, ласково хлопая по плечу: «Спасибо тебе, родная, за заботы твои обо мне; только не беспокойся, ноги у меня тепло одеты».

«Отец Иоанн глубоко ценил такую заботливость с ее стороны о себе; и отвечал ей тем же. Когда болезнь не давала возможности незабвенному батюшке ездить в Петербург, – а впоследствии даже по Кронштадту, – он ни один день не сел обедать, не зайдя в гостиную или в комнату тети, смотря по тому, где она была, и не позвав ее в столовую; он говорил: «Когда я обедаю один, у меня и аппетита-то нет». Не было вечера, когда бы дядя не зашел к тете проститься и благословить ее пред сном: «доброй ночи желаю тебе», «спи спокойно», «Господь с тобой», «да хранит тебя Бог», –вот те приветствия, которые он говорил ей перед уходом в кабинет на покой.

За несколько времени до кончины батюшки захворала матушка инфлюэнцей: тут-то особенно проявилась заботливость дяди о ней. Нельзя было без слез умиления видеть, как дорогой страдалец, сам еле ходивший, несколько раз днем и каждый вечер перед сном благословлял ее, гладил по голове и приговаривал: «бедная, бедная», «вместе мы с тобой страдаем», «вместе мы с тобой мучаемся», «оба мы с тобой страдальцы».

И долго, бывало, стоит около ее кресла, покачивая головой и с жалостью смотря на больную; а иногда с ее лица переведет скорбящий взор на образ, и долго-долго безмолвно молится за нее.

Обыкновенно, когда кто-либо справлялся у дяди о здоровье его или тети, он неизменно отвечал: «оба мы плохи», «оба собираемся умирать», «оба мы готовимся к смерти». Один раз, когда дяде сказали, что тете плохо, он пришел к ней и сказал: «Не унывай, Господь милостив! Он даст тебе терпения пережить страдания и быть совсем здоровой».

«В ноябре, то есть месяца за полтора до своей кончины, обедая вместе с тетей и двумя приезжими, дядя стал говорить им, что здоровье его совсем плохо. Тетя, желая ободрить его, сказала: «Весной тебе бывает всегда лучше; придет весна – поправишься». На это дядя возразил: «Весной, ты говоришь? ты то до весны доживешь, а я – нет». Предсказание батюшки сбылось: он почил в декабре (1908); она – в мае» (22-го) 1909.

Я сделал довольно большую выписку из маленькой брошюры о матушке Елизавете Константиновне... Но ведь она была так близка к батюшке всю его жизнь, с 1855 по1908 год... Да и немногим, вероятно, приходилось читать эту брошюру, а теперь – тем более...

А кроме этого, здесь – как еще нигде буквально – вскрываются, хоть маленькие, бытовые странички из жизни досточтимого пастыря... В конце жизнеописания его мы еще вернемся и к сотруднице его жизни. Особенно дорого все то, что говорят близкие люди. Из сказанного, а также и из многих мест Дневника, где упоминается о значении и смысле болезней для человека, можно видеть, что и в жизни Батюшки было их много, и приходится еще удивляться: как при такой его кипучей нервной деятельности было мало болезней! И спал он мало. И ел что попало! И все же прожил так долго...

Теперь мне хочется отметить один случай из последних лет его жизни.

Можно сказать, что о.Иоанн умирал дважды.

В 1904 году он был опасно болен. Вот как это описывают современники.

«Отец Иоанн Ильич, – пишет протоиерей о. Ф. О., – начал прихварывать заметно для окружающих еще с 19 октября», дня своего рождения и именин. Но не обращая внимания на болезнь, перемогаясь, он продолжал служить в Петербурге и Кронштадте до 9 октября, когда последний раз и с трудом совершил литургию. Врачи заявили, что лечение требует полного покоя и осторожности.

Навестивший больного в половине декабря протоиерей Ф.О. застал его в кровати за книгой. Он несколько похудел; но был такой же светлый, приветливый.

«Вот лежу и читаю Четь-Минеи: какое сладостное чтение! Какой слог у святого Димитрия! – говорил о.Иоанн.

Тут же на столике лежало святое Евангелие. Указывая на него, о.Иоанн прибавил: «Да, – и со святым Евангелием (то есть лежу): ведь душа-то голодает. Я привык быть с людьми и с Богом. Сколько дней я не служу Божественной Литургии! Как святое таинство подняло бы меня! Вот дня через 3–4 я надеюсь отслужить раннюю литургию».

Но конечно, это желание больного было неосуществимо: болезнь, сопровождавшаяся упадком сил, приковала его к постели. Тяжелые страдания он переносил бодро.

– Один Бог видит: какое это испытание! – говорил он о. О-му. – Я переносил такие страдания, хоть кричи на крик!

Несмотря на болезнь о.Иоанн, кроме чтения священных книг, занимался до святок и письменным трудом, о чем свидетельствуют несколько нумеров газеты «Котлин», в которых помещались проповеди о.Иоанна на текущие праздники.

2 января, чувствуя сильную слабость, он обратился к своему сослужителю, ключарю Андреевского собора, прот. Попову, с следующим письмом:

«Ваше Высокопреподобие, достопочтенный собрат, о. Александр Петрович!

Пришло мне на мысль принять святое таинство елеосвящения, по чину Святой Церкви, – которое и прошу соборною братиею совершить завтра, после поздней литургии, взяв с собою из храма Святые Дары в потире.

При этом – моя покорная просьба всей братии: совершить святое таинство – громко выговаривая все, чтобы я мог слышать, чувствовать и молиться с Вами».

Желание о.Иоанна было исполнено. После литургии, при звоне колоколов, из Андреевского собора, на квартиру его двинулась торжественная процессия духовенства со Святыми Дарами, в сопровождении крестного хода и многочисленной толпы народа, почитателей о.Иоанна.

Тяжелую картину представяло это громадное сборище: стоны, плач и рыдание стояли в воздухе, мешаясь с звуками пасхального канона «Воскресения день», с пением которого двигалась процессия.

В квартире собрались – супруга, родственники и близкие сотрудники о.Иоанна.

При вносе Св. Даров он встал с постели. Принял от о. протоиерея Попова чашу со Св. Дарами; и сам причастился.

Затем опять лег.

Началось совершение таинства елеосвящения, в котором принимали участие семь священников и три диакона.

Трогательная и незабвенная была картина, когда с молитвою все священники возложили Евангелие на голову о.Иоанна...

Сердце обливалось кровию...

После отпуста о. Попов обратился к о.Иоанну и сказал: «Высокопреподобнейший отец протоиерей, достославнейший собрат!» Сначала он поздравил его с таинством и выразил надежду на выздоровление. А потом добавил: «Не могу выдержать тех слез, которые слышны из окна! Не могу не исполнить тех заветных пожеланий жителей города Кронштадта, которые просили меня принести тебе от них поздравление их. Они до сих пор не могут примириться с мыслью, что так давно не видят тебя! И желают, чтобы Господь воздвиг тебя, деятеля их спасения. Их любовь к тебе и твоя к ним – так тесны, что нельзя представить тебя разлученным от них ни теперь, ни в будущем! Недаром молва назвала тебя – Кронштадтским!»

Отец Иоанн благодарил о. Александра; благодарил всех; расцеловался и простился со всеми; после чего процессия в том же порядке, при колокольном звоне, вернулась в собор».

Все это переписано мною из «Странника» 1905 г., за февраль (325–327 с.).

Как видно, смерть была уже на пороге... И хотя таинство елеосвящения собственно должно совершаться над больными, но обычно оно делается над умирающими; поэтому елеосвящение называется еще и «последним» таинством: уже это одно говорит о крайней серьезности положения Батюшки. Можно сказать, что и он, и сродники, и почитатели его – как бы готовились хоронить его.

Поэтому я и выразился, что о.Иоанн дважды умирал.

Ему в то время было 75 лет, и шел 76-й год.

Но уже с конца 1904 года о.Иоанна стала беспокоить мысль о смерти. В декабре 1904 года о. протоиерей Иоанн Сергиев вошел к Высокопреосвященнейшему Митрополиту Антонию с прошением, – от 12 декабря – следующего содержания:

«За последние месяцы моей жизни, чувствуя в себе недомогание и старческие болезни и приближаясь к концу земного поприща, я обращаюсь к Вам, милостивейший мой архипастырь, с покорнейшей моей просьбой – разрешить, в случае моей смерти, проводить меня в вечность и отпеть меня, при Вашем предстоятельстве, в основанном женском Иоанновском монастыре, а тело мое погребсти под нижним храмом преподобного Иоанна Рыльского».

Так и было решено. Из этого особенно ясно видно, что Батюшка уж в то время, в 1904 году, сам думал о смерти своей.

Между тем, с нового 1905 года в состоянии здоровья о.Иоанна произошла перемена к лучшему. В письме своем от 24 марта 1905 года он писал к Владыке Митрополиту:

«Божиею милостью и Вашими архипастырскими молитвами, я встал с одра болезни моей – начал служить. Не имея пока возможности лично явиться к Вам и принять архипастырское благословение, прошу такового заочно; и при сем имею честь поднести Вам вновь вышедшую книжку моих проповедей, моего духовного во Христе делания, и новое слово на Благовещение Пресвятыя Богородицы. Вашего Высокопреосвященства смиренный послушник, протоиерей Кронштадтского собора Иоанн Сергиев».

На это письмо от Высокопреосвященного Митрополита, от 25 марта, послан был о.Иоанну следующим ответ:

«Ваше Высокопреподобие, честнейший о. протоиерей Иоанн Ильич! Душевно радуюсь и возношу небесному Пастыреначальнику усердные молитвы, благодарения за великую милость Его, явленную в восстановлении Вашего здоровья и подкрепления сил Ваших на дальнейшее неутомимое и многоплодное делание на ниве Божией. Сердечно благодарю Ваше Высокопреподобие за поздравление меня с праздником Благовещения Пресвятыя Богородицы и за присланную новую книгу Ваших проповеднических трудов, направленных к вразумлению лжемыслящих и к уврачеванию современных общественных недугов.

Призывая на Вас Божие споспешествующее благословение, честь имею быть с истинным к Вам почтением и братскою о Христе любовию, и совершенною преданностью Вашего Высокопреподобия покорнейший слуга Митрополит Антоний».

В постскриптуме к этому письму Владыкою Митрополитом добавлено было предложение «принять необходимые меры» против «иоаннитов». (Взято из «Церковных Ведомостей» № 8.)

Господь воздвиг болящего! И о.Иоанн после этого прожил еще почти 4 года. Но он уже думает о приближающейся кончине своей. Так, например в 1907 г., он тому же М. Антонию пишет (27 сентября):

«Во внимание к слухам, что причт Кронштадтского собора, городской голова и некоторые прихожане хотят обратиться к Вашему Высокопреосвященству с просьбою, чтобы по кончине моей тело мое погребено было в Кронштадте, а не в Иоанновском монастыре в Петербурге, – сим молю Вас, Владыко, оставить без последствия такого рода ходатайство и повелеть исполнить мое завещание – похоронить кости мои в склепе Ивановского монастыря под церковью. Там место уж им приготовлено. Прошу об этом, как строитель, Божиею милостию, Ивановского монастыря. На панихиды и литургии в Кронштадте прошу благословить Преосвященного Кирилла; а в Ивановский монастырь на литургию и отпевание – Вас самих, – добро пожаловать».

Подписано: «Готовящийся к кончине, крайне недомогающий Протоиерей Иоанн Сергиев. 26 сентября 1907 г.».

Но он прожил после этого письма еще 1 год и почти 3 месяца.

К скорбям же мы присоединим и вопрос об «иоаннитах».

По этому вопросу существовало два противоположных мнения: одни именовали таких людей сектантами, другие – добрыми почитателями о.Иоанна; было и промежуточное толкование: их не следует еще клеймить именем «сектантов», поскольку это течение еще недостаточно оформилось и находится еще «в стадии развития своего».

На съезде миссионеров в Киеве в 1908 г. – где и мне пришлось быть наблюдателем – после высказывания разноречивых мнений все же постановлено было считать иоаннитов сектантами, хлыстовского духа.

Насколько мне известно это течение, здесь можно видеть различные мотивы: и почитание о.Иоанна, и стремление помочь Православной Церкви в борьбе с неверующими; и материальные расчеты – использовать наивных, но и скрытных поклонников и особенно поклонниц Батюшки; и увлечение идеей о близком Втором пришествии Христовом, к чему бывают склонны многие даже правильно религиозные христиане, и к чему можно находить основание у самого о.Иоанна. И потому у разных людей мы замечаем разные до противоположности мнения. Даже православные епископы думали и писали об этом различно. Между тем противники этого движения всех почитателей Батюшки готовы были зачислить огулом в «иоанновскую» секту.

Известны и факты сношения – посещения, письма и фотографии – в которых сам о.Иоанн обращался к подобным лицам, что давало им и видимое основание считать себя близкими к нему людьми и даже одобряемыми им.

Все это не удивительно. История Церкви знает из прошлого подобные факты. Например, ошибся и св. Василий Великий, считая епископа-арианина за православного. Ошибся и св. Григорий Богослов, приняв к себе известного епископа Максима Циника, (потом удалив его, так как тот захотел занять его место). При этом в первой речи он произнес в храме похвальную речь гостю; а во второй, после удаления его, говорит православным между прочим: «Я ошибся! Но это – не большая беда: кто сам верен, тот всех доверчивее» (пишу по памяти). Иоанна Златоуста запрещено было сначала даже поминать после кончины его. Было недоразумение между христианами: кто выше из святителей – Василий, Григорий или Иоанн? Мнения разделились... Вероятно, почитатели одного не удерживались от унижения других. И нужно было установить общий праздник всем трем святителям, чтобы прекратились распри.

Из русской истории нам известно совершенно различное отношение к патриарху Никону: некоторые говорят о нем как о святом; а другие винят его в самоволии, клерикализме, неумеренной ревности и поношении восточных патриархов на суде. И к Московскому митрополиту Филарету доселе разные люди относятся по-разному. Можно бы и на другие примеры указать.

Причем различные люди смотрят разно, но искренно. На личность о.Иоанна сначала неодобрительно смотрел даже такой современный ему авторитет, как епископ Феофан Затворник. На вопрос о нем он писал, что Батюшка идет совершенно небывалым путем: спасается среди мира, среди соблазнов. Но потом он стал говорить совсем иначе. В 1892 году, за 2 года до смерти, он пишет подвижнику о. Г. следующее:

«Отец Иоанн Кронштадтский – Божий человек. Молитва его к Богу доходна, по великой вере его. Господь да хранит его в смирении и преданности Его святой воле, и в самоотвержении. У него не одна книжка, а до 15, или более. Потрудитесь приобресть. Они все невелички⁴... Образ исповеди, им ведомый⁵, вероятно держится с благословения Владыки Митрополита. Но о.Иоанн и частно исповедует; а то⁶ все те, которые не имеют что особенное сказать или спросить. У него бывает народу не до 200, а 2000⁷.

Это – милость Божия!!»

Поэтому обвинять о.Иоанна никак нельзя!

Но возвращаясь к иоаннитам, нужно сказать, что те, которые обособились в самостоятельные общины и обвиняли судивших их, уже тем виноваты, что они погрешали против Церкви Божией, выделяясь из нее. Ведь слово сектанты означает тех людей, которые отделяются (секто – секу, отрубаю, отделяю) именно от Церкви Божией. А у иоаннитов это желание отделения несомненно было: то есть психология была сектантская.

Затем, некоторые из них представляли нечто вроде обителей в миру; с тем, впрочем, отличием, что у них жили совместно мужчины и женщины. Отсюда последствием были грехи... Не следует думать, что это говорится облыжно: даже я точно знаю подобные факты. Одна женщина-врач, вызванная в их жилище, сообщала мне, что причиною вызова именно был результат взаимного сожительства.

Факты использования людей в корыстных целях – общеизвестны. У меня же есть письма некоего увлекаемого человека, который потом ушел на Афон.

Но самое главное – даже не в этом, а в их неумеренном почитании о.Иоанна. В крайних формах оно выражалось в том, что такие почитатели «обожали» его, в буквальном смысле этого слова: то есть считали его за Бога или воплотившегося в нем Бога.

На съезде миссионеров в Одессе, уже по кончине Батюшки (в 1909 году), из книжек о нем приводятся такие выражения:

«Люди, простые сердцем, называют о.Иоанна – богом».

«Отец Иоанн теперь есть Богочеловек». «Божественный муж, святой небесный Ангел совета Отча, отец Иоанн Кронштадтский».

«Отец Иоанн – Бог, воплотившийся Иисус Христос, Судия мира».

В книгах иоаннитов, посвященных о.Иоанну, приписываются ему божеские свойства: всеведение, безгрешность и т.д.».

Портреты его помещались рядом с иконами. Та же самая женщина-врач, сообщала мне, что она сама видела, как его портрет, большой величины, был помещен у иоаннитов, рядом с иконами Господа Иисуса Христа и Божией Матери.

В других домах портреты отстояли очень недалеко от икон.

Перед ними теплились лампадки. Некий Понамарев заживо составил о.Иоанну акафист. Приведу здесь факты, в коих изображается картина с натуры.

Епископ Мамадышский Андрей (Ухтомский) на съезде в Киеве (1908), рассказал: «Я не знал, что секта иоаннитов так распространена. На одном пароходе мне пришлось ехать вместе с главой Оренбургских иоаннитов; я говорил с ним; и он показался мне безукоризненным. Два месяца тому назад ко мне явились два книгоноши от «Кронштадтского Маяка». Я спросил их: почему вы распространяете ваши бесчестные книги?

– Какая здесь ложь, в этих книгах? – спросили они. Я показал, в чем заключается ложь в этих книгах. Они послушали и ушли. Через несколько времени приходят и со слезами рассказывают о том, что сначала в одной, а потом в другой церкви им отказали в святом причастии; потому что они на духу признавались, что считают о.Иоанна Кронштадтского – Богом. Они пришли ко мне исповедываться. Я сказал им: «Вы согласны выразить мысль вашу так, что в о.Иоанне живет благодать Св. Духа?». Они говорят: «Да, мы это и говорим». Я спросил: «Ведь вы сказали, что он Сам Бог»? «Да, мы и это говорим».

Одним словом, я должен сказать, что это движение – совершенно неустановившееся, но – движение громадной нравственной силы и громадного воодушевления».

Московский миссионер г. Айвазов, высказал следующее. «То, что иоанниты сами себя не считают сектантами, не говорит в их пользу. Даже хлысты и молокане – явные сектанты – себя таковыми не называют. Что касается их культа, то просфорки, крендельки, которые они раздают по деревням, молитвенные дома, в которые они ходят вместо церквей, портреты Иоанна Кронштадтского; – все это служит доказательством существования у них культа. Это – типичное хлыстовство! Я бы не говорил об этом явлении, если бы к нему не было примешено имя о.Иоанна Кронштадтского. Говорят, что это движение идет вперед, что оно удовлетворяет духовным запросам: Боже, сохрани! Это – хлам, это вздор!»

Говорил потом профессор Казанской духовной академии, Н.И. Ивановский. «Обращаясь к доктрине иоаннитов, мы видим, что это – люди, которые чтут известное, и в наших глазах досточтимое лицо; но чтут – через край, называя его богом. Я затрудняюсь сказать, действительно ли здесь есть признаки сектантства, прежде чем не узнаю: моляться ли они на о.Иоанна Кронштадтского. Если они молятся на него, то это движение есть в первичной своей основе – движение сектантское, хлыстовское. Здесь как и в учении хлыстов в основе лежит идея перевоплощения. Так же точно, как и у хлыстов, есть богородицы. И богородица не одна, а несколько». И в заключение он говорил: «Во всяком случае, это движение – характера сектантского и еретического-хлыстовского».

В самом деле, у иоаннитов появились и своя «богородица», и «апостолы», и «Иоанн богослов», и «Михаилы архангелы». Особенно выдающееся значение в этом движении стала иметь мещанка Порфирия Киселева. Собственно имя ее не Порфирия, а Матрена. Она жила в Ораниенбауме. Вот она объявлена была «богородицей». Указанный выше афонский иеромонах Харлампий, выйдя на палубу парохода, столкнулся у машинного отделения с иоаннитками, которые «пели свои канты: то есть в честь Киселевой: «Дева мудрая Порфира, ты страдала за Христа! Христа, Камень многоценный, ты имела у себя» и т.д.; а то – в честь Михаила Ивановича, и толстяка этого величали в своих кантах Михаилом Архангелом. Мне поясняли, будто эти стихи одобрены и благословлены им петь Батюшкой о.Иоанном; но я не мог при личном свидании с ним спросить; правда ли это? Потом из разговоров их узнал, что их ежемесячно отпускают в Кронштадт, по очереди, для приобщения Св. Таин из рук самого о.Иоанна; так как от рук другого иерея они отнюдь никогда не хотят приобщаться. Так же и исповедываться к другому иерею они не ходят; а милосердный Батюшка о.Иоанн – сердцеведец и воплощенный бог, как бог прежде являлся в виде пророка Илии. Этого своего учения главари не высказывали; а простушки – иоаннитки мне все высыпали и я припомнил, что в их квартирах, заметил между иконами портреты о.Иоанна. Тогда я понял, что у иоаннитов – сектантскй дух; и сделался осторожнее и недоверчивее к ним».

Эта Порфирия – Матрена Ивановна Киселева – и объявлена была «богородицей». Поэтому, чтобы не сквернилось имя о.Иоанна, Святейший Синод велел назвать эту секту «Киселёвщиной». Но это слово не привилось в употреблении.

Были у них и свои «пророки Енох и Илия, а также апостол Иоанн Богослов есть теперь среди людей во плоти определенных личностей». Ныне «Илия и Енох» – это Пустошкин и Большаков; а старец Назарий это – Иоанн Богослов», – докладывал на съезде в Одессе миссионер о. К.

Подробнее об этих деятелях было напечатано в отрывном календаре, издании миссионера Скворцова, в 1912 году под 27 мая. Там о Порфирии – Матрене Киселевой сказано: «Она слыла у сектантов за «богородицу», и ее величали «дщерь царя небесного». Это была женщина необразованная, но ловкая, умевшая выходить чистой из всех грязных историй; хитростью и лукавством завоевавшая себе расположение даже со стороны покойного о.Иоанна Кронштадтского.

Ближайшими лицами у Иоаннитской «богородицы» были «Архангел Михаил», крестьянин Ярославской губернии – Михаил Петров, несколько раз попадавший под уголовное преследование за мошенническое обирание доверчивого люда именем о.Иоанна Кронштадтского; и «Иоанн Богослов» – крестьянин Новгородской губернии, Назар Дмитриев. В близких отношениях к ним стояла «мироносица Соломония» – крестьянская девица Екатерина Коргачева... Под именем «пророка Илии» иоанниты почитали бывшего баншика, а затем – редактора «Кронштадтского Маяка» Н.И. Большакова; «Енохом» же считали В.Ф. Пустошкина, известного мошенническим собиранием денег на коляску для о.Иоанна Кронштадтского». Так написано у Скворцова.

У этих главарей были книгоноши, распространявшие прекрасные книги о.Иоанна, а вместе с ними – и иоаннитскую литературу: «Как нужно жить, чтобы богатому быть и чисто ходить». В этой брошюре, между прочим, есть такие слова: «К свободе призвал вас Господь и быть богатыми всем». Потом «Ключ разумения» I и II части, «XX век и кончина мира», «Дела недавно минувших дней», «Правда о секте иоаннитов» и проч.

Эти общины с книгоношами распространились широко по всей России. Предполагают, что одних книгоношей было на земле Русской до 500 человек! Общины эти зарождались на своих местах; и там существовали на местные же средства. Но центр их был в Ораниенбауме и Кронштадте.

«Первое известие об иоаннитах, – говорит Тамбовский миссионер, – относится к 1896 году, – то есть когда Батюшка прослужил уже священником 41 год. Но уже к 1902 году они представляли организованную секту: их объединял указанный «Кронштадтский Маяк».

Чтобы закончить характеристику их, упомяну имя архиепископа Антония, сказавшего на Киевском съезде следующее. «Мы имеем прекрасный повод выразить свое негодование Пустошкину и Большакову по поводу того письма, которое я получил вчера (уже на съезде – М.В). Еще в Волыни я получил от Большакова письмо с просьбой рассеять на съезде ложные слухи о нем и содействовать распространению его идей. Я ему ответил, что я согласен выполнить его просьбу и содействовать распространению его журнала, если буду знать наверное, что они не считают женщину Порфирию – «богородицей», а о.Иоанна Кронштадтского – богом. Он ответил мне, что они считают Порфирию не богородицей, а как бы полубогородицей, а также – и о.Иоанна. Из письма я убедился, что иоанниты представляют из себя общину. Я признаю общество иоаннитов весьма вредным, хлыстовским лжеучением и считаю их эксплуататорами, обманывающими простой народ».

Как бы то ни было, первоприсутствующий в Святейшем Синоде митрополит Антоний еще в 1905 году, как мы видели выше, в ласковом и почтительном письме к о.Иоанну все-таки просит его «принять необходимые меры против иоаннитов». А кроме этого, иоанниты очень усердно занимались распространением веры в «близкую кончину мира и Страшный Суд», ссылаясь опять-таки на о.Иоанна: «В нем пребывает Господь на Престоле славы Своей, а посему он и есть Сам Господь, раскрывший книгу ведения о скорой кончине мира». Эти слова взяты из II ч. книжки «Ключ разумения». Там же приведены слова: «Человек сей (то есть о.Иоанн) есть уже Бог, или: в нем, во плоти Сам Бог – Господь Иисус Христос со Отцом и Духом, то есть вся Святая Троица: ему повелено быть «Судиею мира».

А известно, что «на простой народ особенно сильно действует проповедь, – говорил миссионер Т-в, – о скором конце мира, сопровождаемая рассказами о небесной безмятежной жизни в г. Кронштадте».

В книге «XX век и кончина мира», изданной иоаннитами в 1908 году, говорили, что кончина мира будет в восьмой тысяче. Еще 15 лет пройдет; будет 1922 год; и тогда конец мира!

Вот прошел 1922, и 32, и 42 год; идет 47 – после 1907; а конца все нет. Измышления их оказались ложными.

На этом и закончим об иоаннитах в главе о скорбях о.Иоанна.

Как же отвечал он?

Когда распространилось это нелепое учение о нем, что он – Бог, конечно, он глубочайше возмутился этим! И изрек анафему на таких безумных людей! Не раз говорил об этом и в проповедях своих. И, по предложению Святейшего Синода, даже должен был ехать в провинцию, чтобы там лично остановить это безумие... А уже старость пришла... Болезни... И все же он ездил. И конечно, все это имело свое действие. Но сколько пришлось перетерпеть из-за этого о.Иоанну!

И недаром, повторю, прот. О-й в своей речи по кончине его обратился и к ним, иоаннитам, с прискорбным и строгим упреком, что к концу жизни о.Иоанна и они доставили ему большую долю мук!

«Едва ли не больше всего, – говорит он, – причинили ему горя и усугубляли его страдания его друзья – те, что оказывали ему знаки величайшей любви и преданности, гонялись за ним всюду, терпели для него всякие стеснения и неудобства, казалось, готовы были пожертвовать и самою жизнью. Батюшка ценил эту преданность ему, как служителю Бога, в духе слова Писания: «Не нам, не нам, а имени Твоему даждь славу». И вдруг оказывается, что эти люди дерзают почитать его за Бога, сшедшего с небес, за Христа. О лютое нечестие! О горе для смиренного пастыря, почитающего себя грешником! Долго о.Иоанн не мог поверить возможности подобного безумия и нечестия. Но когда уверился в этом, произнес анафему нечестивцам!

И есть ли они здесь в храме, или их нет, я хотел бы сказать, чтоб быть ими услышанным:

– Несчастные! Вы причиняли величайшее горе вашему Батюшке! Вы отравляли последние его дни! Вы не давали ему спокойно умереть! Если вы говорили и учили так из-за корысти, гнусного ради прибытка, вы повинны в христопродавстве; если иные так думали по неведению, то и для них нет оправдания и извинения после обличения со стороны Батюшки. Сам он перед смертью простил вас, как Христос простил со креста Своих врагов «не ведят то, что творят», это – его предсмертный пастырский долг; но вы ищете прощения от Единого Всепрощающего Господа Иисуса Христа. Опомнитесь! Образумьтесь!

Идите на его могилу, кайтесь, просите, чтобы он вымолил вам у Господа прощение вашего страшного греха богохульства!»

Эта громогласная речь (отрывок из проповеди) была произнесена о. протоиереем в 40-й день после смерти Батюшки, в Иоанновском женском монастыре, 28 января 1909 года, в присутствии всех трех митрополитов (Антония, Владимира и Флавиана) и многих других духовных лиц. Следовательно, ее можно считать вполне одобренною ими, голосом Церкви. А сам он был глубоким почитателем покойного при его жизни.

А вот слова мирянина, написавшего краткое житие Батюшки:

«Среди окружающей его паствы, относящейся к нему с истинною любовью и высоким почитанием, появились лица, пользующиеся его светлым именем для совершения своих темных дел.

Это были пресловутые иоанниты. Эти злонамеренные люди сначала робко и незаметно группировались вокруг углубленного в созерцательную жизнь о.Иоанна; но с течением времени они проявляли все более и более свою дерзость; и в последние годы начали действовать открыто, возбуждая всеобщее возмущение и негодование.

Отец Иоанн, возлюбивший всех людей и веривший в искреннее раскаяние заблудившихся, относил «иоаннитов» к разряду людей, впавших в заблуждение, долгое время с терпением увещевал их отрешиться от своих злых деяний.

Но они не исправлялись.

И тогда грянул гром с ясного неба!

Незлобивый пастырь изрек страшное слово проклятия на головы дерзких кощунников и корыстолюбцев!

Убежденный носитель истинной всепрощающей любви Христовой не мог найти в себе примирения с этими людьми; не мог простить совершаемого ими сознательно великого зла, – проклял их громогласно и всенародно!

Какую же нравственную муку и тяжкую душевную скорбь вынес кроткий и незлобивый пастырь, прежде чем был вынужден произнести свой суровый приговор!

Этот акт поразил до глубины души всех его почитателей!

Но это печальное явление осталось в стороне от него. Их злые деяния не коснутся доброго имени почившего и не затемнят собою светлую память о нем».

Действительно «печальное явление»; всю жизнь свою о.Иоанн служил Богу; каждое слово Писания и церковных богослужений считал голосом Самого Бога; с трепетом и радостью причащался Св. Таин... И вдруг его самого неразумные люди – объявляют богом! Воистину диавольское издевательство и искушение врага, против которого он боролся всю жизнь... Хитрее нельзя было придумать!..

Но и за это Господь наказал безумцев: движение иоаннитов в ближайшие годы, после смерти о.Иоанна, развалилось. Вот как об этом пишут они сами.

«Н. И. Большаков, редактор «Маяка», трудился на этом поприще до конца своей жизни, последовавшего 2 января 1910 года. Распространением журнала, книг и брошюр путем розничной продажи по всей России через книгонош заведовал М.С. Уткин. При этом Большаков пользовался (при жизни) средствами от подписки на журнал; Пустошкин – от оптовой продажи книг и брошюр; а Уткин – от розничной.

Сплотившиеся около «Кронштадтского Маяка» лица объединились для совместных трудов. Таким образом возникли мастерские: иконописные, столярные, портновские, сапожные, цветочные и проч., как в Петербурге, так и в других городах». Некоторые издания, выпущенные без предварительной цензуры и признанные неудобными(!) для распространения в народе, были, в присутствии члена столичного Епархиального миссионерского совета, прот. П-го, и столичного миссионера Б-ва, уничтожены. Еще раньше скончалась Порфирия Киселева.

«Со смертию Большакова В.Ф. Пустошкин книг и брошюр больше не печатал никаких. М.С. Уткин допродал старые книги и брошюры. Книгонош обоего пола всех рассчитал, наградил деньгами, разослал по родинам; у кого ничего нет на родине, вместе соединил по нескольку семей, наградил деньгами щедро, посоветовал устроиться в разных городах». Взято из их брошюрки «Добрый путь» (1912).

Как видно отсюда, организация у иоаннитов была большая. Но и теперь, после видимой ликвидации, они старались жить, по нескольку семей, награжденные «деньгами щедро».

По-видимому, иоаннитские общины потухли.

Но и доселе, когда пишутся эти строки (1954), кое-где еще существуют такие очаги. Года два тому назад в городе N арестована была правительством группа сектантов-иоаннитов и отправлена в ссылку. Видел я и одного священника с ярко-выраженной психологией сектанта: он воротился из отбытой ссылки; но остался, в сущности, таким же непримиримым противником церковной и светской власти, каким был и до этого. Другой оказался даже не священником: его сослали на 25 лет. Причина такой живучести этой секты заключается в том, что члены ее воображают себя чуть ли не единственными ревнителями Православия; а на самом деле они – люди далеко не смиренные. Привлекает их и идея близкой кончины мира, поэтому «своим» не нужно иметь общение с официальной Церковью, а собираться отдельно. Объединяет их и материальная сторона таких своеобразных коммун... И грех их соблазняет...

И все это – на почве религиозной. Виновато и невежество их.

Но немалое значение имеет тут и привязанность к «личности»; это – человеческая, не благодатная сторона религиозной жизни.

Это мешало в свое время даже ученикам св. Иоанна Предтечи приходить ко Христу Господу; и потребовалось учителю послать особую делегацию из двух учеников спросить Христа: «Ты ли еси грядый, или иного чаем»? (Мф.11:3)

Эта привязанность вредно отражается на подобных лицах.

Фактов – много и доселе.

Но закончу этот отдел утверждением: нужно весьма точно различать таких сектантов от истинных почитателей действительно досточтимого Батюшки: это два лагеря – разные! К последним относимся и мы. Помоги нам Бог!

* * *