МАТЕРИАЛ И СТРОЙ БОГОСЛУЖЕНИЯ

Откуда же христианская Церковь взяла материал для таких разнообразных элементов богослужения? Ответ ясный.

Совершенно естественно: из ветхозаветной Церкви, из иудейского богослужения. Новый Завет пришел не разрушить Ветхий, а дополнить его (Мф. 5, 17). И Сам Господь Своим примером посещения Храма освятил еврейское богослужение: оно ведь дано было Самим Богом через Моисея, и притом оно было и богато, и разработано так, что оставалось лишь воспользоваться им. И нужно было заменить только одну часть – жертвенную.

Далее. Первые ученики были палестинские евреи, преданные своему культу, богослужению: Иерусалимский храм в глазах каждого иудея был святыней. И нужно еще не забывать, что на всю их страну был лишь один храм в Иерусалиме; в других местах были лишь синагоги, это скорее были поучительно-общественные залы для собраний или молитвенные наставительные дома. Понятно, что и христиане из евреев дорожили всем, что относилось к храму их.

Наконец, собственных произведений христиане еще не успели создать: для этого не хватало ни времени, ни сил, ибо сначала они заняты были главным образом благовестием, проповедью христианства.

Если же прибавить к этому гонения, которыми встречено было христианство как со стороны иудеев, так потом и от язычников, то еще более понятным станет, что им не до своего творчества было, а хотя бы лишь отстоять самое бытие свое, вынести страдания за веру. Да это просто и было легче всего, а люди всегда начинают с более легкого. (Аналогичный пример можно взять из нашего времени: протестантизм вышел из католичества).

Так положено было начало христианскому богослужению. Разница заключалась лишь в замене кровавых жертв Ветхого Завета новозаветною Бескровною Жертвою Евхаристии.

Другая особенность заключалась в ином истолковании ветхозаветных богослужебных элементов: они применялись и понимались в приложении к христианству. Например, все обещания о земном благоденствии евреев истолковывались в смысле небесного блаженства; враги-люди заменялись врагами духовными, бесами; всюду старались видеть пророчества и прообразы: переход через Чермное море и избавление от фараона – это крещение, избавляющее от власти диавола, как объяснил и сам апостол Павел (1Кор 10, 1, 2), манна – Святое Причащение (1Кор 10, 3), камень, из коего чудесно истекла вода, – Христос Спаситель (1Кор 10, 4) и т. д.

Вообще, оставив букву и форму прежнюю, христианство дало им лишь новый дух и смысл.

И вообще нужно сказать, что почти все устройство первохристианской Церкви взято из иудейства: например, трехчинная иерархия – епископы, священники, диаконы – взята с первосвященников, священников и левитов Ветхого Завета. Устройство храма – алтарь, средняя часть и притвор – параллельно святому святых, святилищу и молитвенному двору. Подробности храма – кадило, семисвечник и проч. – оттуда же. Даже облачения наши даны ветхозаветной Церковью. Вот одежды Аарона: «наперсник – современная епитрахиль, ефод подобен омофору, верхняя риза – саккос или фелонь, хитон – нижний подризник, кидар – митра, клобуки; и пояс» (Исх. 28, 4).

Даже теперешние крест и панагия заменили «урим и туммим, возлагавшиеся на наперсник» (Исх. 28, 30). Не забыли даже «позвонков... по подолу» верхней ризы (саккоса) (Исх. 28, 33). На кидаре золотая дощечка с вырезанными словами «Святыня Господня» (Исх. 28, 36) теперь заменена иконками на митре.

Понятно, что и богослужение взято было от той же иудейской Церкви.

В чем оно состояло? В разные моменты истории оно несколько изменялось, но собственно лишь в одном почти отделе – в чтении Священного Писания, которое иногда опускалось, забывалось даже до такой степени, что люди не понимали уже читанного (Неем. 8, 1, 8, 12), и нужно было толковать. Забывались в плену и праздники: их восстанавливали ( Неем.8, 14–18).

Но существенными и неизменными элементами всегда были псалмы и жертвы. В первых выражались все многообразные чувства молящейся души, а жертвы были различны – мирно-просительные, искупительно-очистительные и благодарственные. Таким образом, были элементы и молитвенные, и просительные, и благодарственные, и искупительные; к этому нужно присоединить чтение «закона» в синагогах – и мы имеем налицо все современные виды молитвы. Не замечаем мы элемента славословия, но он отчасти восполнялся хвалебными псалмами (например, Пс. 103, 137, 144–150), а с другой стороны, у евреев были и специальные гимны – торжественно-хвалебные песни, составленные во славу Богу за какие-либо милости: например, песнь Мариам, сестры пророка Моисея, составленная после перехода через Чермное море; песнь Анны, матери Самуила, воспетая ею после рождения Самуила (этой песнью воспользовалась Пречистая Дева после Благовещения (1Цар. 2, 1–10)); песнь воеводы Деворы; многое из пророческих книг; и наконец, – песнь трех отроков в пещи вавилонской...

Мне не известно, употреблялись ли эти гимны за еврейским богослужением. Но христианская Церковь воспользовалась ими потом весьма щедро. И понятно: христианство есть «победа» (Ин. 12:31, 16:33; 1Ин. 5, 4, 5). Евангелие суть блаженная весть о спасении. И если в Ветхом Завете больше господствовал дух сознания своей вины (отсюда и жертвы), и обширны были прошения о нуждах этого мира, то в христианстве дана была такая свобода мироотречения, что люди отдавали свое в общее владение, себе желали лишь насущного хлеба. Зато пребывали в радости, «в веселии и простоте сердца, хваля Бога» (Деян. 2, 46, 47). И к такому их настроению особенно подходил указанный вид гимнов, или «славословий и песнопений», о коих, как мы видели выше, упоминает апостол Павел.

Но вместе с тем еще более широкое применение имели псалмы. Богатство их содержания было столь обширно, что удовлетворяло всем нуждам души: здесь и сознание своей греховности, и преследование врагами, и беспомощность в борьбе, и упование на силу Божию, и благодарение за помощь, и слава за творение и промышление Божие, и упокоение под кровом Божиим, и пророчество о Мессии, и моление об избавлении от всяких бед, и любовь к Богу, и обличение грешников, и т. д., и т. д.

Но если все это свести к основным мотивам, то в псалмах мы увидим главным образом веру, покаяние, упование и славословие. И еще теснее: покаяние с надеждой.

Все это есть внутренняя часть человека, его духовные переживания.

Христианство и взяло псалмы за основной фундамент своего богослужения, поставив их на первое место.

Итак, что же получилось?

1. Самое центральное, что было в Ветхом Завете, жертвы, – были заменены Единою Жертвою Христовою, о чем апостол Павел специально разъяснял евреям (Евр. 10, 1–23). Она заняла и здесь центральное, главное место. Это был «завет» общения, гимн благодарности, слава любви, жертва хваления.

2.  Молитвенную потребность с щедростью удовлетворяли псалмы.

3. Славословие, гимнологический элемент взят был из вышеуказанных торжественных гимнов.

4.  Просительная часть приспособлена была к воззрениям и нуждам христиан.

5.  Поучительная потребность удовлетворялась чтениями из Ветхого Завета и собственным новозаветным откровением: Евангелиями, посланиями, пророчествами, благовестничеством.

Так просто и естественно образовалось первохристианское богослужение.

Все эти элементы мы и видим теперь в нашей Церкви. Только они, как увидим, теперь раздроблены и иначе размещены, но суть одна и та же.

Что касается взаимоотношения этих частей, то должно полагать, что в древности не было той путаницы, которую отчасти мы видим теперь: то покаянные псалмы, то славно-торжественные стихиры, то Писание, потом опять покаяние, опять славный тропарь, между всем этим вставлены ектении с прошениями и т. д.

В древности было проще, а потому – цельнее, единообразнее. Тем более, что вначале, собственно, была одна сплошная служба – «литургия», и, конечно, она составлена была целостно. А когда из нее стали выделять несколько служб, то поневоле это единство уже было нарушено. Но и при всем том оно видно нам даже и доселе.

Тогда же каждые части были более сосредоточены в одном месте. Проследим это немного и на современных службах.

Например, мы видим, что псалмы читаются обычно целой группою: три, шесть псалмов или сразу две-три кафизмы (то есть 14–20 псалмов). Или еще: Апостол, Евангелие, а постом – и паремии из Ветхого Завета читаются и доселе подряд. Или ектении и теперь нагромождены на литургии, сосредоточены преимущественно в одном месте: после Евангелия – сугубая ектения, заупокойная, об оглашенных, одна – верных, другая и даже третья (после Херувимской ; херувимская – более позднего происхождения, вероятно, VI в. ):

«Исполним», – дополним, довершим, закончим прошения, ектении. Шесть ектений.

Хвалебные песни или гимны и доселе составляют неразрывный единый «канон», то есть составленный по строго определенному правилу чин песнопений: песнь Мариам, Анны, Аввакума, Исаии, Ионы, трех отроков, Захарии – отца Иоанна Крестителя. Не говорим уже об Евхаристическом каноне: там особенно строго блюлось единство, цельность, неизменность и точность.

Но потом стало привходить новозаветное творчество, параллельное ветхозаветному. Стал вопрос: куда помещать его? И этот вопрос разрешился механически, по способу включения, или вклинения новых песнопений между ранее употреблявшимися ветхозаветными элементами. Сначала стремились к тому, чтобы и по содержанию, по духу, по тону богослужебных отделов новозаветные творения совпадали с прежними целостными частями. Это видно и доселе: новозаветные каноны большею частью носят характер торжественно-хвалебный в параллель иудейским гимнам. Но со временем стало труднее соблюдать это правило, потому что творчество все росло и ширилось, и притом авторы были разнообразны по своему духу и индивидуальностям, и цельность стала рушиться.

А все разраставшееся новое творчество так увеличило материал, что явилась необходимость что-либо сокращать. И естественно, что в христианской Церкви отдали преимущество новозаветному элементу пред ветхозаветным: стали выпускать псалмы, оставляя лишь более соотвественные (думают, что на месте теперешнего шестопсалмия было гораздо больше псалмов); гимны торжественные в уставе сохранились, но на практике почти никогда не исполняются (за исключением поста, да и то лишь в больших уставных монастырях). А иногда из псалмов остаются лишь кончики: так называемые запевы на «Господи воззвах» поются, а они лишь заключение трех глубоко сокрушенных псалмов. На литургии же вместо всего 102-го псалма «Благослови, душе моя, Господа» поются или несколько первых стихов, или даже один последний, 22-й стих: «На всяком месте владычествия Его благослови, душе моя, Господа». А второй хвалебный (145-й) псалом «Хвали, душе моя, Господа» мало где поется теперь.

Благодаря этому характер богослужения стал менее определенным; для несведущего богомольца совсем стало непонятным, почему одно поется здесь, другое читается там и т. д.

А ко всему этому ектении из одного отдела разместили по всей службе. Чем это объяснялось?

Я думаю так. Цельность и единство имеют, конечно, свои преимущества: создают уже цельное, определенное настроение покаяния, хвалы, прошений и т. п. Но для рядового богомольца, немощного молитвенника, в этой сосредоточенности есть и опасность, трудность, а именно: утомительность от однообразия. И теперь многим даже шестопсалмие кажется длинным и утомительным, и его сокращают иногда, а другие терпеливо не понимают его. А на кафизмах даже в «уставных» монастырях иноки поудобнее присаживаются и подремывают.

Правда, теперь псалмы лишь читаются: прежде они исполнялись несколько более певуче. Потом для разнообразия ввели поочередное исполнение, по стиху (антифонное исполнение). Но все же однообразие утомляет людей.

Так же и ектении. И теперь слушать пять ектений после Евангелия не очень легко.

Да нужно еще принять во внимание, что самая большая ектения, великая, из отдела их почти целиком перенесена к началу литургии и от нее остались лишь два возношения: «Заступи и спаси», «Никто от оглашенных, елицы вернии ... помолимся» и тот же возглас: «Яко подобает Тебе всякая слава».

А к этому присоедините еще и недоступность для слуха мирян «тайных» молитв, которые читались в средине или конце ектении; теперь они читаются лишь священником в алтаре. Прежде эти молитвы разнообразили группу ектений, а когда они исчезли – для сокращения – от слуха мирян, то и отдел ектений стал утомительным, однообразным.

И потому решено было целость ектенийного отдела нарушить размещением ектений по всей службе, что при понятности прошений облегчает чтение псалмов и канонов. Получилось, конечно, разнообразнее, но зато ослабела цельность, и теперь ее нужно еще «усматривать». А от «разнообразия» приходится иногда высвобождаться. Например, мне великая ектения после шестопсалмия совсем не по душе: шестопсалмие – такое сложное произведение борьбы, перемежающееся с мольбами, надеждою, и заканчивающееся вверением, преданием себя в волю Божию («Дух Твой Благий наставит мя на землю праву»), что после этого хочется успокоиться в мире; и вдруг – опять просим подаяний! И, может быть, гораздо лучше было бы уж сразу после шестопсалмия петь славные стихи: «Бог Господь и явися нам» и тропарь празднику, чем прошения.

Но другим именно ектении по душе. Есть этому причина: во-первых, ектении понятны всякому, в них говорится все о знакомых нуждах, о повседневной жизни, а псалмы требуют уже более углубленной духовной жизни, да еще и не все понятно (особенно у нас на славянском языке... Епископ Феофан Затворник говорил о нужде нового перевода).  Затем, исполнение ектений всегда одно и то же, значит, легко петь хору, а разные седальны, тропарь, богородичны, стихиры, ирмосы на 30 напевов трудно исполнять, и потому оставляли более легкое. Итак, где выбросили потому, что то – ветхозаветное, там выкинули потому, что трудно исполнять, иное сократили по немощи человеческой, другое переместили ради утомительности и для разнообразия, и теперь получилось уже нечто такое, что лишь отдаленно напоминает первоначальный состав и строй богослужения. И уже очень трудно мечтать о цельности настроений богомольцев за службою! Всякому представляется «свобода»: молись, как и когда хочется... И большею частью молятся теперь на ектениях. А ни молитвенно-аскетические псалмы, ни торжественные каноны славословия не только не захватывают «слушателей» – они не знают, что в это время делать им. На каноне певчие распевают непостижимые «ирмосы» мелодичными, нередко сентиментальными напевами, а что поется? Кому это ведомо? Меньше всего и самим певчим, занятым «исполнением номера». А чтец «чего-то» читает; только и понятны возгласы его: «Слава Господи воскресению», «Пресвятая Богородице, спаси», «Святителю...моли Бога». И то хорошо еще! А глядишь уже – канон-то кончается, вот и «Честнейшую». А где же он, канон? Где его торжество? Где тут гимны? Хвалы? Славословия? О горе, горе! Где же молитва? И стоят наши долготерпеливые богомольцы с серьезными лицами. А понимает-то за них Церковь в лице авторов служб да немногих знатоков...

Что делать? Бегут на сектантские разговоры и легкие песенки. А у нас непочатое богатство! Неужели нельзя сделать ничего? Неужели? Не знаю.

Или мы, точно еврейские книжники и фарисеи, застыли на букве, обрядах, строе, чине, типиконе, уставе, а самое главное – «дух молитвы» – опустили?

Ведь даже такой великий богомолец, затворник, богослов, знаток Писания, языков и служб, как епископ Феофан Затворник, и тот устанавливает простой, но забываемый принцип: молитвословие еще не молитва; Богу же нужен дух молитвенный; и ради него нужно жертвовать формой. Не дочитай, не допой, лишь молись!

Но куда тут?! Скажут: «Революция»!

Я однажды попробовал было выпустить великую ектению после шестопсалмия на Сергиевском подворье, так люди в ужас пришли и просили меня уж оставить ее на своем месте: привыкли. А в другом месте одна госпожа, и даже весьма религиозная, молитвенница, с удивлением спрашивала меня: «Зачем «это» читают после Евангелия?» (Она не умела назвать «канон» и «тропари» его)? Нельзя ли совсем выпустить это? Подумайте: выпустить всю хвалебную, гимнологическую часть! А сразу бы ей после Евангелия «Честнейшую» и «Слава в вышних Богу»...

Между тем, у знающих и подготовленных богомольцев именно эта часть, начиная с Евангелия (а в праздники – даже с «величания»), весь канон, «хвалитные» стихиры и по славословие, вызывает наибольший подъем молитвы, восторга, радости.

А когда не понимаешь, то естественно: «Нельзя ли выпустить совсем?» И я лично знаю: целиком опускали канон. А греки, сербы, болгары и доселе поют лишь 9-ю песнь с тропарями.

Вот как отразились перестановка, сокращение, опущение, изменение. Вот откуда «образовалось», точнее «обезобразилось», наше чудное, стройное, вдохновенное богослужение Православной Церкви, равного которому нет в мире!

Но и при всем том еще можно усмотреть некоторые остатки единства и строя во всех частях богослужения.

К этому еще вернемся.

А сейчас хочется сказать: если бы мы знали, каким богослужебным сокровищем мы обладаем! И если бы мы входили в дух молитвенный не так, как каждому хочется или «по настроению», а как именно Церковь нас руководит, то можно было бы не только научиться истинной духовной жизни, но дойти и до вершин ее, живя в миру.

При первоначальном богослужении, как мы говорили, была единая, целостная литургия. Она состояла из следующих частей: 1) псалмическо-молитвенной; 2) библейско-поучительной, хотя эта часть иногда меняла место; 3) гимнологически-хвалебной, песненно-торжественной, славословительной; 4) далее ектенийно-просительной и 5) наконец, жертвенно-Божественной. Или проще: сначала были псалмы, после – Писание, потом – гимны, ектении и Евхаристия. Со временем все это осложнилось и увеличилось новозаветным творчеством. Явилась нужда в сокращении.

Ко всему этому прибавим, что в древности службы совершались ночью (См. Деян. 20, 7–8. Беседовали «до полуночи»; об этом сказано сразу после «преломления хлеба»), по подобию Тайной вечери и ради страха от гонителей; это было и неудобно, и утомительно, для тружеников в особенности: им нужно было вставать вовремя и начинать повседневные труды. А большая часть христиан была из «низшего» класса, даже и из рабов. И нужно было и сокращать службу, и переносить ее на другие моменты дня.

И ввиду этого единую службу расчленили на три части: вечерню, утреню и обедню. За последней, как главной, удержалось прежнее общее слово «литургия».

По какому же принципу или принципам произведено было это деление?

Многим «непосвященным» богомольцам кажется теперь, будто все эти службы весьма различны по составу, строю и молитвенному духу. Но это большое заблуждение! Как раз наоборот! И это нетрудно показать на примерах; а тогда мы увидим, по каким принципам произошло деление.

Мы сначала очень кратко, схематически посмотрим вечерню и утреню, так как они более подобны, явно однородны, а литургия нам представляется отличною от них, потому к ней мы перейдем далее.

Изобразим параллельную графику частей вечерни и утрени – для большей наглядности. За центр возьмем утреню, ибо она полнее; с ней сравним после и литургию.

Итак, совершенно очевидно, что не только есть подобие в строе между вечерней и утреней, а совершенное тождество. И единственная разница в том, что на утрени есть хвалебная (гимнологическая) часть всегда, ежедневно, то есть канон и хвалитные псалмы, а на вечерне этого отдела почти нет, кроме половины «великого славословия» («Сподоби Господи») и литийных стихир, но это лишь в праздничные всенощные бдения. Разница эта объяснится после, когда будем говорить о принципе разделения.

Очевидно, что обе службы построены были по одному и тому же образу, по одному «строю», чину, только выбирались иные псалмы, иные чтения Писаний, иные «тайные» молитвы, иные стихиры... Но многое (ектении, тропари, концы возгласов и т.п.) буквально повторялось.

Такое совпадение особенно видно в основных частях: полемической, библейской, ектенийной, менее – в хвалебной (или «песненной», гимнологической).

Это очевидно почти всякому, знакомому со службою. Но литургия кажется совсем особою: не похожей ни на утреню, ни на вечерню. Но это неверно. Сейчас увидим ясно.

1. Псалмическая часть.

На литургии (если великую ектению отнести к своему месту, в просительный отдел) поются псалмы 102-й и 145-й с малыми ектениями и молитвами, ныне тайными.

2. Библейская часть.

Заповеди блаженства («Во Царствии Твоем», «Блаженни нищии»), Апостол, Евангелие, а последним бывало и поучение (прежде Златоуст проповедовал).

3.  Песненная, гимнологическая часть.

Остались здесь тропари, кондаки святым дня недели, храма и дня святого (месяца), с богородичным: они были самым первоначальным видом творчества христианского, а стихиры и каноны появились после.

4.  Ектенийная часть.

На литургии шесть ектений подряд, как мы уже видели (после Евангелия, и одна – по Херувимской). И еще одна – после Пресуществления, седьмая ектения.

5. Жертвенная часть (Благословение хлебов).

Вся литургия, начиная с «Возлюбим», есть Жертва, Евхаристия. Ее же можно считать и высшим видом славословия, благодарения, хвалы. Но суть – общение любви Бога и человека: приобщение, благодатное Причастие.

6. Действия: вход один (вынос Евангелия). На утрени остатки: в Пятницу и на Пасху. На литургии есть малый вход с Евангелием, а второй – великий вход с Дарами... Но это уже отличие специально литургическое, как и вся Евхаристия.

7.  Пред отпустом вечерни читается половина 33-го псалма (после благословения хлебов): «Благословлю Господа на всякое время... Вкусите и видите», а на литургии причащаются, и положено читать этот псалом весь целиком после причащения – тоже пред отпустом.

8.  Наконец, «Ныне отпущаеши» в конце вечерни, а на литургии – после благодарственных молитв по причащении.

Теперь ясно, что и литургия построена по тому же образу или чину, типу. Только в ней одни части уменьшены, другие увеличены: псалмов очень мало (всего три: два в начале и один в конце), и те славные, зато Писания больше, больше и ектений; и уж совсем особая часть Евхаристия, но она параллельна освящению 5-ти хлебцев на вечерне и вкушению их на утрени.

Теперь, вероятно, будет более или менее ясно, какими соображениями руководились при делении одного цельного богослужебного материала, называвшегося вообще «литургией».

1. Так как суть молитвенного духа всегда в общем одна и та же, то основные настроения, о коих мы говорили в первой главе, одинаковы и утром, и в полдень, и вечером; и потому естественно, что одинаковы должны быть основные контуры, или, так сказать, «остов» службы.

Такова внутренняя, религиозно-психологическая, причина одинакового строя.

2.  Так как один строй службы был уже известен, уложился и в практике, и в памяти, то естественно было при делении (вследствие длинноты ночной службы) не придумывать чего-либо нового, а взять готовую схему. Это легче.

Такова вторая причина, так сказать, практическая, причина удобства, или техническая. Делилось количество, но сохранился тип, строй.

3.  Наконец, был уже и материал готов: псалмы, Писание, ектении и пр. А он определял и характер службы.

Но более интересно теперь усмотреть причины различия между ними. Об этом я скажу сейчас лишь кратко, самое главное.

Начнем с вечерни. Главное отличие в том, что там почти нет ни чтения Святого Писания, ни хвалебного элемента. Только видим остатки (прокимен и «сподоби»).

Объясняется это просто. Человек к вечеру устал: и телесно – от работы, и душевно – от забот, скорбей и духовной борьбы. Поэтому ему трудно славословить, легче каяться, сокрушаться, хочется мира, отдыха, покоя. Потому псалмическая часть значительна, но все же менее, чем на утрени; потому что «устал человек» и для молитвы. Потому и из великого славословия славное опущено (первая половина), а сохранена часть более покаянная («без греха сохранитися», «буди милость Твоя», «научи...вразуми...просвети», «дел руку Твоею не презри»). И это является переходом к просительной, ектенийной, части и к покаянным стихирам «на стиховне», с покаянными же стихами между ними: «К Тебе возвожу очи мои... как очи рабов обращены на руку господ их (ждут платы, дара – из рук их), как очи на руку госпожи, так и мои очи к Богу, доколе Он помилует нас». И второй стих: «Помилуй нас, Господи, помилуй нас: довольно мы насыщены презрением, довольно душа наша насыщена поношением» (то есть от врагов – бесов).

Потому здесь поется «Свете Тихий" – хочется тишины, успокоения, отдыха от дневного подвига. И где же его найти, как не в «Начальнике тишины», в «Свете Тихом Святыя Славы», во Христе Спасителе, о Коем апостол сказал: «Он есть мир наш» (Еф. 2, 14)?

И Сам Господь обещал: Я ухожу, но «мир оставляю вам, мир Мой даю вам... Да не смущается сердце ваше», то есть успокойтесь (Ин. 14, 27). Он обещал послать Утешителя Духа (Ин.15, 26).

Потому так уместна здесь примиренная, предсмертная песнь Святого Симеона: «Ныне отпущаеши раба Твоего... с миром».

Потому-то и нет почти славословительной части. Потому даже и Священное Писание не читается, ибо слушать его значит слушать Самого Бога или Его апостолов. А для этого требуется и напряжение, и собранность, и благоговение, и осознание своего несоответствия с идеалом, и вообще встреча с Богом в слове Его тоже торжественна и сильна. А это вечером трудно: устала душа!

Устало и тело, поэтому вечерня значительно короче и утрени, и литургии.

Итак, если закончить все это одним обобщением, то характер вечерни более покаянный и мирный, или мирно-покаянный.

На краткий момент в средней части, начиная со стихир Минеи на «Господи воззвах» и по прокимен, поднялось настроение, а потом сил надолго не хватило и опять покаяние тихое: «Сподоби, Господи, в вечер сей без греха сохранитися нам» и проч. Особенно это заметно бывает на «прощальной» вечерне пред Великим постом: по прокимен облачение повсюду еще светлое. Кончился он; зачитали, как-то особо скромненько, «сподоби без греха», и видишь, как священник выходит уже в темной епитрахили. Началось покаяние. Земные поклоны: «Господи и Владыко».

Единственно подъемный славный момент – это в начале вечерни 103-й псалом «Благослови душе моя» Творца и Промыслителя. На это еще хватает сил сразу, вначале. Но зато конец вечерни с этой умилительно-умирающей песнью «догорающего» ветхого старца Симеона положительно напоминает звезду, ярко вспыхнувшую и медленно растаявшую, или вечернюю зарю, постепенно сходящую во тьму ночи.

Кстати, какие утешительные, успокаивающие, обнадеживающие все прокимны на вечерне: «Господь услышит мя», «Милость Твоя, Господи, поженет (будет гнаться) мя вся дни живота», «Боже, Заступник мой еси Ты, и милость Твоя предварит мя». Милость Божия и сзади гонится за нами, и вперед забегает: лишь бы спасти.

Теперь посмотрим на утреню. Утром сил много. Еще свежий человек, потому и служба длиннее, и псалмов больше: нужно набраться запаса духовного на Целый день. Потому здесь и хвалебная часть – гимны, псалмы (в канонах восхваляются подвиги мучеников, постничество преподобных, чудеса Божией благодати в них, – вообще Слава Божия во святых). Утром ведь и птички поют, а к вечеру смолкают. И человек хвалит Господа. И с ним хвалит вся тварь: солнце, облака, рыбы, огонь (молнии), град, снег, ветер, горы, деревья, звери, птицы, цари и простой народ, старые и молодые. Все это оживает утром и выходит на труд, во славу Божию (Пс. 148). Потому и Церковь славословит Бога: и ликами, и тимпанами, и гуслями. А подвижники готовятся и на молитву, и на борьбу с врагом: в одной руке у них меч для поражения неприятеля (бесов и страстей), а в устах славословие (Пс. 149). (см. по-русски: понятнее).

Хвалите же Бога всячески: и трубами, и псалтирью, на струнах, на органе, на кимвалах громогласных. «Всякое дыхание да хвалит Господа» (150-й, последний, псалом). И тотчас: «Слава Тебе, показавшему нам свет!» И тут восходило уже солнышко!

Потому здесь и начинается с ангельской песни Вифлеемской: «Слава в вышних Богу» и кончается теми же словами славословия.

Вместо «Ныне отпущаеши» – бодро-радостное желание петь, исповедовать, возвещать, прославлять Господа: «Благо есть (хорошо мне) исповедатися Господеви, и пети имени Твоему, Вышний; возвещати заутра (с утра) милость Твою и истину Твою на всяку нощь» (Пс. 91, 2, 3)... Так можно говорить утром, а не вечером. Этот (91-й) псалом – веселый (ст. 5).

Если же праздник, то и «Хвалите имя» (полиелей и чтение Священного Писания (Евангелия). Это торжество соответствует утреннему времени. «Я, – говорит Господь через пророка Иеремию, – «посылал к вам пророков... с раннего утра» (Иер.44, 4).

Пятидесятница совершилась утром: в 3 часа по-еврейски, 9-й час по нашему.

Наконец, даже между стихирами на стиховне – в противоположность вечерне – радостные, светлые стихи: «Исполнихомся заутра милости Твоея, Господи, и возрадовахомся и возвеселихомся, во вся дни наша возвеселихомся, за дни, в няже (которые) смирил ны еси; лета в няже видехом злая» (Пс. 89, 14, 15).

...И другой стих: «И буди светлость Господа Бога нашего на нас, дела рук наших исправи» (Пс. 89, 17). По-русски еще более славно: «На сынах их» (рабов Твоих) «слава Твоя, и да будет благоволение Господа ...на нас, и в деле рук наших споспешествуй нам, в деле рук наших споспешествуй» (Пс.89:16, 17). Это говорит душа, бодро идущая на подвиг дня (поэтому в монастырях иноки не стоят на литургии, а после утрени выходят на свои труды. Литургия это уже слава, любовь).

О той же борьбе, с перемежающимся воплем к Богу и надеждой на Его помощь и славой Ему, говорит и шестопсалмие. Но что – уж нужно разъяснять бы подробнее, на утрени. А я лишь схему отмечаю. Итак, утреня – служба радостного подвига.

Наконец, – литургия. Суть ее в Евхаристическом Приобщении... Потому здесь элемент покаянный почти отсутствует, кроме ектений просительных. Зато налицо хвала, слава (Пс. 102, Пс.145, Пс.33). Зато весь Евхаристический канон есть восхищенный гимн благодарения, хвалы, славы, любви. Торжество Царской трапезы, Агнчего брака. Это основное.

Затем библейский элемент значительный: и блаженны, и Апостол, и Евангелие. Это все торжественно, это вступление в общение с Богом через Его слово сначала, а после будет приобщение и Самого Тела и Крови! Это поднимает, готовит, возвышает.

Потом множество ектений. Если когда, то именно тут просить, на Царском пиру: Царь щедр, если Сына Своего дал в Жертву, все прочее легче даст (Рим. 8, 32). Тут обо всем можно просить. А покаяние подготовлено было и вечерней, а отчасти и утреней (псалмической частью). Но утреня все поднималась в хвале и славе и естественно перешла в высшую славу – Евхаристию.

Так литургия – завершение, высота: взаимное общение Бога и людей в любви и Приобщении.

Все вместе... Соедините теперь все: покаяние вечерни, подвиг и славу утрени и любовь-общение с Богом на литургии. Какой чудный постепенный порядок и строй! Воистину Дух Святой через святых отцов устроил наши Божественные службы! Ему слава со Отцем и Его Сыном, Спасителем нашим, во веки веков. Аминь.