Нравственные слова

Господь наш Иисус Христос Апостолом Своим рек: Шедше научите вся языки, учаще их (Мф.28:19), не едино блюсти, а о другом нерадеть: но блюсти вся, елика заповедах вам, то есть, ни малейшего чего-либо опущать из повеленных. Ибо если бы не все ко спасению нужно было, то бы и не все заповеди предписаны были, и не подтверждено бы было, чтобы все оные сохранять. Но мы иногда по мнению только нашему (не говорю прямо), исполнив едину какую-либо заповедь, когда все они между собою связаны в рассуждении своей цели так, что со отрешением единые, нужно всем купно разрешиться, не гнева за пренебрежение прочих заповедей, но за единую токмо, по мнению нашему исполненную, награды ожидаем, не зная того, что имеющий порученные себе десять талантов, если хоть один, или два из оных удержит, прочие же возвратит, не благоразумным за возвращение многих почитается: но, яко неправедный и хищник за удержание не многих обвиняется. И, что я говорю, за удержание? Когда имевший един только порученный себе талант (Мф.25:24–30), и возвративший оный в целости за то только, что оного не приумножил, осуждается. Сын чрез десять лет должное отцу воздававший почтение, за одно токмо напоследок причиненное ему ударение уже, не яко добродетельный сын честь восприемлет, но яко отцеубийца, осуждаем бывает. И так учинивший в добрых делах успех, потом возвратившийся опять к прежним порокам, не токмо за все успехи в добродетели лишается награды, но еще тягчайшему осуждению подвергается: потому что, вкусивши приятность слова Божия и удостоившись знания таинства, но прельстившись краткою сладостию, всего лишился.

И так если желаем мы безопасно тещи по предлежащему пути жизни и Христу посвятить душу, и купно тело, гнусных язв непричастные, и за сию победу получить венцы, то надлежит нам безпрестанно на все страны обращать бодрые душевные очеса, и на все прельщающее нас иметь некоторое подозрение, и ни к чему не прилеплять свою мысль: ни к злату, хотя бы оно пред очами нашими повержено было, готовое отдаться в руки желающих (ибо богатство, сказал Давид, аще течет, не прилагайте сердца – Пс.61:11), ни к земле, хотя бы она произрастила нам всякие увеселения и драгоценные показала обиталища (Наше бо житие на небесех есть, отонудуже и Спасителя ждем Христа – Флп.3:20), ни к плясаниям, пирам, пиянствам, и трапезам приятностию пения оглашаемым (Ибо суета суетствий, сказал премудрый Соломон, и всяческая суета Еккл.1:2), ни к красотам телесным, в которых злые души обитают (От лица бо жены аки от лица змии бегай, свидетельствует тот же премудрый). Ни к начальствам и власти, ни ко множеству охранителей или ласкателей, ниже к высокому и блещущему престолу, порабощающему нам языки и грады, потому что сказано: Всяка плоть сено, и всяка слава человеча яко цвет травный. Изсше трава и цвет отпаде (Ис.40:6–7). Под всеми бо сими прелестями кроется общий оный человеков враг, ожидая того, когда бы мы, прельстившись видимыми вещами, уклонились от истинного пути, и сами себя в сети его ввергнули. Для того должно опасаться, чтобы неосторожно приходя к оным, и почетши приятность от услаждений происходящую совсем не вредною при первом вкушении, не пожрати нам сокрытой диаволом удицы; потом чтобы от части охотно, а от части с нашею неволею, к сим вещам не быть прилепленным, и по неведению нашему сим прелестям не попустить себя привлещи к страшному обиталищу разбойничью, то есть, к смерти. Добродетели, когда чрез тщание соединяются с природою, тогда бывают нашим стяжанием, и не токмо на земле подвизающихся нас оставить не хотят, (если мы сами не пожелаем насильно оных от себя отдалить пороками), но и на небо с поспешностию нам предшествуют; соединяют с Ангелами своих любителей, и вечно сияют пред очами Создателя. Напротив того, богатство, могущество, знатность, роскоши и все таковых множество, по неразумию нашему безпрестанно возрастающее, ниже с нами купно в жизнь вступило, ниже с кем-либо из жизни отходит. Но весьма истинно и убедительно изрек древле оный праведник: Наг изыдох из чрева матери моея, наг и отъиду (Иов.1:21). Итак, что для тебя полезнее? Избравши ли временное удовольствие, получить чрез оное вечную смерть, или с добродетелию избравши бедствие, чрез оное приобресть вечную жизнь? поскольку тяжести телесные мы изведываем посредством весов, а что должно избрать в жизни, то мы разделяем по свободному расположению души, которое в Писании называется весами, потому что оно на ту и на другую сторону равную может иметь наклонность. Например, судятся тобою блуд и целомудрие, и превосходной твой разум в сем порученном ему суде начальствует, здесь сластолюбие вспомоществует блуду, а страх Божий подает помощь целомудрию. Ежели ты осудишь грех, оставя победу целомудрию, прав суд твой; а ежели преклонившись к сластолюбию, предпочтешь оному грех, то ты не право судил и стал подвержен проклятию рекшего: Горе глаголющим лукавое доброе, и доброе лукавое: полагающим тьму свет, и свет тьму, полагающим горькое сладкое, и сладкое горькое (Ис.5:20). Итак, когда добродетель с сопротивным себе пороком судится, то докажи твое правосудие в тайном судилищи твоея души, поставив правило как бы своим сотоварищем; докажи ненависть твою к пороку, отвращаяся от греха, и предпочитая оному добродетель. Ежели ты во всех твоих действиях отдаешь преимущество лучшему, то блажен будешь в тот день, егда судит Бог тайная человеком, по благовестию моему, Иисусом Христом (Рим.2:16). Не будешь осужден за ненависть к злу, но почтен будешь венцами правосудия, которыми ты во всю твою жизнь увенчивал добродетель. Как стрелец направляет лук свой прямо в цель, не устремляя оного ни далее, ни ближе меты, и ни на ту, ни на другую сторону; подобным образом и судия должен изыскивать справедливость, ниже взирая на лица (Срамлятися бо лица на суде не добро – Притч.24:23), ниже поступая по пристрастию, но справедливый и постоянный производя суд. Ежели он судит двоих, из которых один имеет больше, нежели должно, а другой меньше, то должен он обоих сделать равными, отняв у превосходящего столько должного, сколько по его рассмотрению обидимый имеет недостатка.

Прочия вещи не больше принадлежат и к собственным оных владетелям, как и ко всем случайно оные получающим, переходя туда и сюда наподобие косточной игры, но добродетель едина есть токмо неотъемлемое стяжание, которое как с живым, так и с умершим пребывает. Для сей причины и Солон (Соло́н – афинский политик, законодатель и поэт. – Прим. ред.), мне кажется, сие к богатым произнес: я никогда не променяю богатства на добродетель: ибо сия пребывает вечно, а оное от одного преходит к другому. Сего ради, о смертные, должны мы пещися о добродетели, которая и вместе с потопляемым на брег выплывает, и нага на сушу изверженного делает почтеннейшим самых благополучных. И таким образом, наставим себя в жизни, чтобы прошедшие дни никогда не были лучше будущих: Да не речеши, что бысть, яко дние прежднии беша блази паче сих (Еккл.7:10). Ежели предыдущие дни будут лучше последующих, то скажут нам: сие безразсудно вы претерпели, лишившись благополучия, от последовавшего в вас нерадения. Ибо, как стремящийся к совершению поступает далее, так согрешающий уступает назад. Кое сильнейшее доказательство порока, как не отступление от добродетели? Самое большее есть зло – раздражать благого и кроткого; да и само с собою оное верховнейшее зло есть не согласно, и не токмо добродетели, но и самому себе противится. Как мрак разгоняется присутствием света, болезнь побеждается возвращением здравия, преуспеяния в добродетели от малых начал возрастает до высшей степени; подобно и зло от малого умножается так, что бывает неизлечимо. Равным образом, и начало добродетельного жития есть уклонение от зла. Уклонися от зла, сказал Давид, и сотвори благо (Пс.36:27). Ибо, если бы он предложил тебе что-либо совершенное, то бы ты медленно приступил к оному; но он сперва советует тебе легчайшее, дабы ты смелее к последующему приступал. Как в лествице, первая степень есть отступление от земли, подобно и в Богоугодном житии, начало преуспеяния есть уклонение от пороков. Пока еще всякой из нас бывает младенцем, то стремится за настоящею только приятностию, не имея ни мало попечения о будущем; после сего пришедши в мужественный возраст, и будучи в совершенном разуме, видит предлежащий себе двоякий путь, то есть к добродетели и пороку, и часто на тот и другой обращая душевные свои очи, и сравнивая оные между собою, судит обоих свойство. Путь грешных показывает все приятное настоящего века, а путь праведных токмо благая будущего века. Путь спасаемых сколь прекрасно обещавает будущее, столь многотрудно представляет настоящее; напротив сего, приятное и невоздержное житие, предлагает нам настоящее только наслаждение, а не будущее. Итак, блажен, кто себя не ввергнул в погибель чрез оные прелести, и не избрал из обоих сих пути, ведущего в худшее. Блажен, кто отложил от себя всякую мирскую надежду, имея единую токмо надежду на Бога. Проклят человек надеющийся на человека, но благословен утверждающийся в Господе. Поскольку надежда на Бога никакой другой стороны не принимает, и не хощет Господь подавать всесильные Своея помощи надеющемуся иногда на богатство, на человеческую славу и на мирскую силу, а иногда Бога как бы надеждою своею поставляющему, но единственно должен всяк на помощь Божию несумненную иметь надежду.

Но непросвещенные и пристрастные к миру люди, совсем не зная самого блага природы, часто почитают благом ничего не стоящия вещи, то есть, богатство, здравие, жизненную красоту, из которых ни одна сама по себе не есть благо, не только потому, что они весьма удобно могут в противные премениться, но и потому, что своих владетелей не сильны соделать блаженными. Чего ради находящийся еще в живых, по причине неизвестности конца, не должен называться блаженным; но уже исполнивший свой долг, и истинным концем увенчавший жизнь свою, подлинно блаженным назваться может. Делающие добро при самом действии получают похвалу. А убегающие зла, не заслуживают оные, ежели может быть один раз, или дважды избежали от порока, но если совершенно от искушения зла избежать могли. Ежели мы должны лучшую избирать жизнь, надеясь, что привычка сделает оную приятною нам, то должно приступать к лучшему. Ибо неприлично, ощущая время настоящее, уже по прошествии оное с печалию назад призывать, когда печаль ни малой не принесет пользы. Невозможно нам вместить в себя благодати Божией, не изгнавши из себя злых страстей, овладевших нашими сердцами. Я видал, что лекари не прежде дают больным спасительные свои лекарства, как истощат из них болезнетворную материю, родившуюся в них по причине невоздержности от худой пищи. Сосуд, будучи исполнен зловонной влажностью, ежели не будет измыт, не приимет в себя влияния благовонного. Итак, прежнее должно быть излито, дабы вливаемое вмещено оным быть могло. Во всех людях присутствует Дух Святый; но чистым от страстей подает особенную силу, а имеющих смущенную от греховных нечистот мысль, оной не удостоивает.

Не удобно при развлечении мыслей в различные заботы, желаниям своим конца получить, по утверждению Господа рекшего: Никтоже может двема Господинома служити. И паки: Не можете Богу работати и мамоне (Мф.6:24). Ни другой какой-либо заповеди, ни любви к Богу, ни к ближнему исполнить, туда и сюда колебляся мыслию, мы не можем. Не можно твердо понять какой-либо науки или знания переменяя часто оные, и не можно ни в одной какой-либо вещи дойти до совершенства, не зная свойственного оные конца. Ибо и действия также должны соответствовать своему концу, если ничто сходное с разумом не свойственным образом не производится. Не достигается конец меднической науки чрез скудельную, ниже за восхитительное на свирели играние получаются подвижнические венцы, но каждому концу свойственный труд приличествует. Таким образом, и тщание по Евангелию Христову угодить Богу чрез удаление себя от мирских попечений, и чрез совершенное отчуждение житейских забот совершается. Желающий истинно последовать Богу должен отрешитися от уз пристрастия к сей жизни; а сие не иначе, как чрез совершенное отчуждение и забвение прежних нравов быть может. Ежели мы не отдалим себя от плотского сродства, и от житейского сообщества, как бы переходя в другой свет чрез отделение души, то не можем достигнуть своей цели, то есть угодить Богу. А получивший Ангельское достоинство, если осквернит себя человеческими страстьми, бывает подобен коже пардовой, которые шерсть ни совершенно белая, ни совершенно черная, но по смешению на ней цветов не считается ни между черною, ни между белою. Итак, по подобию живописцев, которые, когда списывают с икон других свои иконы, то весьма часто взирая на образец, стараются вид оного переложить в свою работу, мы стараяся сделать себя во всех частях добродетели совершенными, должны взирать на жития святых так, как на движущиеся и действующие кумиры, и оных добродетели чрез подражание творить своими собственными.

Ежели вол, данный человеку помощником в земледелии, слышит глас своего господина и узнает того, кто ему обыкновенно дает пищу, осел добровольно поспешает в определенное ему для отдохновения место, ежели безсловесные животные столько могут привыкать к своим попечителям, то сколь великая от разумного естества, в сравнении с ними, любовь к Богу требуется? Не едино действие делает добродетельным человека, но чрез всю жизнь должен он свои действия соображать с добродетелию. Как входящие в баню скидают с себя всю одежду, подобным образом и приступающие к подвижнической жизни, сложивши с себя все житейское, должны жить в любомудрии. Будите, повелевает Христос, мудрии, яко змия (Мф.10:16). Змий, когда должно ему совлещи с себя кожу, влазит в тесное место, и тело свое оным сжимая, столь хитро и столь искусно совлекает с себя старость. Писание означает то, дабы и мы, шествуя тесным и бедственным путем, совлекали с себя ветхого человека, и облекалися в нового, дабы юность наша обновлялася, яко орля. Ибо при освещении света изчезает мрак, при возвращении здравия утоляются мучения болезни, при доказании истины обличается ложь. Многие люди подобны облакам по причине переменного дыхания ветров из одной стороны в другую воздуха носимым. Имеющие скорые к перемене мысли, и самой беспорядочной жизни не осуждают, напротив того, имеющие мысль твердую и непоколебимую, почитают за нужное жить согласно с намерением. Многие к прикрытию худых действий видом добра болтуна называют веселым, сквернословца учтивым, гневливого и жестокого важным почитают, скупого хвалят, как прилежного домостроителя, утопающего в роскошах зовут щедрым, блудника и похотливого – наслаждающимся при свободности духа своими вещами. Словом, всякой порок прикрашивают названием противным оной добродетели. Таковые, по слову Давидову, устами благословляют, в сердце же клянут. Ибо под красотою слов возводят всякую клятву на жизнь оных, подвергая их своими похвалами вечному осуждению. Чего ради, как справедливость суда требует, чтобы не равные действиям определяемы были воздаяния, но надлежит учинившему злодеяния сугубое воздавать наказание, потому что чрез сие и сам он сделается лучшим, и других своим примером учинит осторожнейшими; подобно сему и делающий порок под видом добродетели двоякого достоин наказания: во-первых, за то, что делает порок, во вторых, что к совершению оного добродетель, так сказать, употребляет помощницею.

Итак, благоразумный муж в жизни своей должен убегать народных о себе слухов и не смотреть на мнения других, но поставить предводителем себе в жизни здравой разум; так, что хотя бы всем людям противостоять, хотя бы от всех заслужить худое о себе мнение, и за честность подвергнуться опасности должно было; однако, справедливо определенного переменять не должен. Ибо иначе поступающий ничем не будет различествовать от того египетского мудреца, который по желанию своему превращался в растение, в зверя, в огонь, в воду и во все вещи. Таковый сего дня там, где уважается правосудие, оное будет хвалить; в другое время будет говорить совсем противное, если увидит, что неправосудие находится там в почтении, что означает ласкателя, в лукавстве и хитрости, Архилоховой лисе подобного. Истинное и от здравого разума происходящее слово есть просто и единообразно о едином всегда едино утверждающее. Многоразличное же и многохитростное будучи запутано, и наперед уготовлено, тысящи принимает на себя видов, и бесчисленные ко угождению беседующих имеет превращения. Ибо, ежели вещи в природе таковы, а слова оные изъясняют иначе, то есть некоторое превращение, или лучше искажение от слов в истине рождающееся. Тот, кто одним себя представляет, а другой в самой вещи есть, искажает словами истину, обманывая с собою беседующих, подобно как зайцы и лисицы псов, одну дорогу им показывая, а в другую бег свой направляя. Привычка к несправедливым словам открывает путь к самым действиям. Чего ради всячески должно хранить душу, дабы чрез красоту слов по неразумию нашему не попустить взойти в оную какому-либо пороку, подобно яд с медом принимающим. Кто любомудрие у многих, в одних только словах состоящее, собственными действиями подтверждает, тот один только мудрствует, прочие же все наподобие теней скитаются. Прославлять всенародно добродетель, и произносить в похвалу оные продолжительные речи; наедине же похоть воздержанию, а корыстолюбие правосудию предпочитать, по моему мнению, подобно есть действию в зрелищи чужия лица представляющих, которые часто выходят, как цари, или вельможи, будучи ни цари, ни вельможи, а может быть и совсем невольники. Гуслист не охотно допустит быть у себя расстроенному орудию, ниже ликоначальник несогласному лику; а иначе всякий сам с собою будет несогласен, и жизнь будет вести несогласную со словами. Коня не делает быстрым отменный бег его родивших; ниже похвалою служит псу то, что он от самых проворных псов родился. Но как добродетель каждого животного в нем самом рассматривается, так и собственного каждого человека похвала из собственных же его деяний свидетельствуется. Изощрение добродетели имеющему оную, есть неоцененное сокровище, а обретающим случайно оную, есть приятнейшее зрелище. Исполняющие добродетель подобны суть звездам, во время облачные нощи в различных местах небо освещающим, коих блеск приятен; однако еще тем приятнее, что он не ожидаемой. Таковы и они суть весьма не многие в сем печальном вещей состоянии, как бы в мрачной нощи сияющие, кои кроме прекрасной добродетели еще по редкости отменное к себе желание возбуждают. Итак, совсем не нужно искать чужих украшений тому, кто собственными добродетелями сияет.

Впрочем, да не речет всякий, что зло от Бога происходит. Сие мнение весьма беззаконно, потому что противное от противного не рождается. Жизнь не рождает смерти, свет не есть начало тьмы, болезнь не есть виною здравия. Во взаимных переменах страстей прехождения от противных к противным быть могут, а в произведениях каждая вещь не от противных, но от сродных себе вещей происходит. Зло не есть какое-либо живое и одушевленное существо, но токмо страсть души добродетели противная, рождающаяся в нерадивых чрез отдаление добра. Итак, не по наружности должно рассматривать зло, ниже умствовать, что какая-либо природа виновницею оного есть, но каждый своего порока себя самого должен признавать виновником. Ибо ежели бы не от произволения каждого зависели худые действия, то бы худо поступающим не для чего было столько бояться законов, и не было бы наказаний от строгих судей по достоинству преступникам налагаемых. Ежели не от нас самих происходят порочные и добродетельные поступки, но от природы и по нужде, то не нужны законодатели, предписывающие нам, что делать, и от чего удаляться; не нужны судии, награждающие за добродетель, а за порок наказывающие. К сему также сказать можно, что воровство не есть обида, человекоубийство не есть порок, когда убийца против воли своей не мог удержать от убийства руки, ибо неизбежная нужда оную к действию возбудила. Суетливы также упражняющиеся в науках. Земледелец, не сеявши в землю семян, и не изощривши своего орудия, воспользуется изобилием плодов; купец чрезмерно нaбогатится, хотя бы то было согласно с его желанием, хотя нет, потому что судьба умножает ему богатство. Мы, христиане, должны лишиться своей надежды, когда за правосудие нет награды и казни за преступление, потому что никакое действие не зависит от произволения человека. Где господствует нужда и судьба, там не имеет места рассуждение о достоинстве, которое есть твердейшее основание правосудия. Сказывают о смоковницах, что некоторые лесные смоковницы присаживают к садовым; а иные, привязывая к садовым и плодовитым смоковницам, несозрелые еще лесные смоквы, придают оным силу, и укрепляют чрез недозрелые смоквы опадающий и рассыпающийся плод. Что ж означает сей пример естества? Что нам и от чуждых веры должно иногда принимать некоторую силу к показанию добрых дел; когда, например, увидишь кого-либо или живущего в язычестве, или чрез какую-нибудь развратную ересь от церкви отторгшегося, впрочем, добродетельного и о благонравии пекущегося, то ты потщися быть подобен плодоносной смоковнице, приемлющей силу от лесных смокв, чрез них укрепляющейся, и с большим рачением питающей свой плод. Мы видим, что и естественные худости в растениях чрез попечение земледельцев могут быть поправляемы; например, зернистые яблоки, кислые и горькие амигдали, которые будучи близ корней просверлены, и по вонзении в самую средину сердца, сырого соснового клина, горький и отвратительный сока вкус переменяют в приятный равным образом, и никакой человек, живя порочно, не должен отчаиваться. Ибо, ежели земледелец переменяет качества в растениях, то кольми паче попечение о душе в рассуждении добродетелей может победить всякий порок, о Христе Иисусе Господе нашем, Его же слава и держава, ныне и присно, и во веки веков, аминь.

Когда cтоль многия беседы, чрез которые я вас как в прежнее время беcпрестанно поучал? так и после во все семь недель поста, день и нощь возвещал вам Евангелие благодати Божией, и малой не принесли вам пользы, то с какою надеждою к настоящей беседе приступим? И земледелец, когда первые посеянные им семена не взойдут, уже не с толикою охотою идет для посеяния других семен паки на том же месте. Умолчал бы я теперь подлинно, если бы не устрашал меня пример Иеремии, который за то, что не хотел жестокосердого народа увещевать, претерпел, как сам объявляет, что родился ему огнь во внутренних его; стал он весь расслаблен, и не мог сносить (Иер.20:9). Ежели свойство слова требует, чтобы не сокрывать во мраке означаемое, ниже безрассудно излишность в словах употреблять, то не прилично также и о многом вместе разсуждать, дабы чрез неумеренность слова, каким-либо образом, не сделать бесполезным уже со тщанием приобретенное. Ибо разум, не могущий всего купно вместить, бывает подобен желудку, который по причине чрезмерного пресыщения принятой в себя пищи, варить не может. Насильственное учение не долго в нас пребывает; но охотно и с удовольствием нами принятое – гораздо тверже в памяти нашей изображается. Для того и с учением сопряжена сладость песенного согласия, дабы чрез приятность слуха неприметным образом из всех словес получать полезное, подобно как разумные лекари давая нездоровым пить горькое питие, часто медом сосуд намазывают. Для того и приятные Псалмов согласия нам сочинены, дабы или находящиеся в отроческих летах, или имеющие юношеским подобные нравы, под видом пения, в самой вещи разумно поучалися. Обучающие молодых коней не вдруг их уздами востягивают (потому что они от сего привыкают биться, и всадников с себя сбивать); но наперед давая им волю, и приноравливаясь к их стремлению, когда приметят чрез усилие свое умягченную в них свирепость, то взяв оных уже усмиренных, делают чрез свое искусство их послушнейшими. И тако из всякой вещи прилежно собирающим полезное, наподобие великих рек отвсюду многия приращения бывают. Разумный муж справедливым почитать должен, что и малое к малому прибавлять, как в умножении сребра, так равно и в умножении какого-либо знания, есть доброе дело.

Приобретенное трудом радостно мы принимаем и прилежно храним; напротив сего, без труда приобретенным с некоторым презрением владеем. Для сего всемогущий Творец, когда всем нужным в жизни человеку вспоможениям купно с нами, равно как и с бессловесными животными, не позволил быть произведенным, но для изощрения нашего разума создал нас нужных вещей неимущими; то и неудобoпонятности некоей в Священном Писании к пользе и изощрению ума быть соизволил.

Во-первых, дабы ум наш в оное углубившись, от худых действий был отвлекаем; во-вторых, потому что трудом снисканное более рождает к себе любви, и приобретаемое чрез долгое время бывает постояннее; а без труда полученное никакого не приносит удовольствия к наслаждению. Презренно таковое богатство и не заслуживает прилежного хранения. Не прилично нам вредные пищи отвергать, а о учениях, которые души наши питают, не радеть; но наподобие разливающегося потока все попадающееся, восторгаясь, с собою влечь. Ибо, как существенность меда не вкусившим не так по одному рассуждению может быть понимаема, как из самого чувства вкушения; подобно и благость небесной науки не может быть чрез наше учение изъяснена, если мы, прилежно испытавши учения истины, не возможем собственным опытом благость Господню изведать. Человеколюбивый Бог и Спаситель наш Иисус Христос рек: Приидите ко Мне вси труждающиися и обремененнии, и Аз упокою вы (Мф.11:28). Для сего, хотя опасно отвергать тех, кои чрез нас к Богу приступают, желая подвергнуть себя Его приятному игу, однако же, таковых прежнее житие исследовать должно, из сих кои окажутся добродетельное что-либо учинившими, тем совершеннее преподавать учения; а тех, кои оставя порочную жизнь, приступают к совершенной жизни, состоящей в познании Бога, должно смотреть нравы, постоянны ли и тверды ли они в намерениях своих. Ибо подозрительна таковых удобопреклонность, кои кроме того, что сами не получают никакой пользы, еще бывают причиною вреда других. Но как чрез прилежание все можно учинить, и страх Божий всякие грехи душевные побеждает, то и сих не скоро должно отчуждать, но приличным образом искушать должно чрез долгое время и многотрудные подвиги, изведывая постоянство намерения оных; так что ежели они в сем тверды и непоколебимы, то безопасно принимать; в противном же случае, не принимая, назад отсылать, дабы искушение их не причинило какого-либо вреда братии. Тем, кои презрев высокие достоинства в жизни, и подражая Христу, избирают жизнь смиренномудренную, определить должность по мнению людей самую низкую, и смотреть, могут ли они со всяким равнодушием и не срамляяся, делателями пред Богом себя показать. Ежели под игом находящийся раб к братии прибегает, то увещав и поучив его, назад отослать к своему господину по примеру блаженного Павла, который Онисима, просветив светом Евангелия, назад прислал к Филимону; притом уверить его, что иго рабства, ежели он только сие снесет терпеливо, угождая господину своему, сделает его достойным царства небесного, а притом увещевать и господина, дабы он не токмо угрозы свои к нему оставил, но и был бы к нему гораздо снисходительнее. Ежели же господин, будучи сам порочен, повелит творить что-либо противу закона, и насильно принудит раба к преступлению заповеди истинного Владыки и Господа нашего Иисуса Христа, то всячески должно стараться, дабы для сего раба не похулено было имя Божие, когда он что-нибудь Богопротивное учинил. Не тщетно будет наше старание, когда сделаем его готовым к слушанию всех предлагаемых ему наставлений в том, чтобы он более повиновался Богу, нежели человеку; или, когда принявши его, не отрекутся от всех для него нанесенных им искушений. Тех, кои браком будучи соединены, к сей жизни стремятся, вопрошать должно, по согласию ли они то делают, как повелел Апостол, а потом при многих свидетелях принимать должно. Ежели же другая сторона на сие не соглашается, и меньше печется об угождении Богу, то привесть должно на память следующия Апостольские слова: В мир же призва ны Бог (1Кор.7:15). Тот, кто презирая все ему принадлежащее, приступает к сей жизни с намерением следовать Христу, не должен все свое богатство в нерадении оставить; но стараться, оное собрав, так как уже посвященное Богу, со всяким тщанием содержать или самому, ежели возможно, или поручить другим, уже чрез довольные испытания оказавшимся могущими верно и благоразумно управлять оным; притом знать должен, что не безопасно есть поручать оное и самым ближним, или кому-либо случайно. Ибо, ежели тот, кому вверено попечение о царских сокровищах, хотя и ничего не утратит из порученных ему, но по нерадению своему упустит, что можно было приобресть, бывает обвиняемь; то коль строгому должен быть подвержен осуждению тот, кто нерадиво будет поступать во управлении Богу посвященного сокровища.

Удаление от мира не есть то, чтоб вне оного телесно быть, но чтоб от пристрастия плотского душу отторгнуть и быть без града, без дому, без богатства, без содружества, нестяжательну, без вещей к житию потребных, нелюбопытну, не обязующемуся договорами, и не научену человеческим наукам; наконец, быть готову к приятию в сердце изображения, которое от Божественного учения происходит. Приуготовление же сердца есть отчуждение от учений, кои по худой привычке преобладали им. Прежде же всего тщиться надобно, чтоб в слове быть искусну, вопрошать без любопрения, отвечать без любочестия, не пресекать речи разглагольствующего, когда кто полезное говорит; не желать, чтоб свое слово для величивости предлагать, меру определять слову и слушанию, учиться без стыда, и учить без зависти; и, если чему научил тебя другой, не таить, как то делают злые жены, которые от блуда рожденных детей подкидывают, но объявлять чистосердечно то учение. Произношение голоса средственное должно быть предпочтено, чтобы ни не слышимо было тихости ради, ниже тягостно слуху сильного ради напряжения. Прежде испытать надлежит в себе самом то, что говорить намерен, а потом явно предлагать слово. В свиданиях быть благоприветливу, в разговорах приятну, не смехотворством снискивать приятность, но благосердым утешением иметь удобоприступность. Жестокость всегда, когда и воспретить потребно будет, отметать. Тем паче, что прежде сам научившись смиренномудрию, благоприятен будешь требующему врачевания. Часто полезен нам бывает и пророческий образ обличения, который согрешившему Давиду не от себе навел определение осуждения; но подлогом другого лица, его самого поставил своего греха судиею, так что самому противу себе произнесшу осуждение, ни мало Давид не озлобился на изобличившего. Ибо как водяной ручей показывает свой источник, так и естество слова означает сердце его произнесшее.

В правилах врачебных, когда что по силе оных составлено будет, того польза из самого наипаче опыта познается, подобно и в духовных наставлениях, когда уже увещание получит сбытие, тогда премудрость их и польза на исправлении жития и на совершенном покорении изъявляется. Кто лежащего восстановляет, тот должен быть выше падшего, но кто равным образом пал, тот сам требует другого к восстановлению себя. Те, кои слепых учителей избрали себе предводителями, сами себя дражайшего лишили зрения: обличать согрешающего брата с негодованием и яростию не есть избавлять его от греха, но тоже есть, что самому на себя навлещи грех. Ибо кротко должно наставлять противящихся и не гневаться, когда кто тебя презирает; ежели же увидишь другого презираемого, то показать над согрешившим великодушие и более сожалеть о его несчастии. Поскольку таким образом и подозрения от его самолюбия избежишь, и докажешь, что ты не грешника ненавидишь, но греха отвращаешься. Ни о чем не пещися, и ничего не делать для собственной корысти есть Христолюбивого и братолюбивого духа хвала. И так всячески должно стараться уврачевати болящего, и извихнутый, так сказать, член паки на своем месте утвердить. Ежели он в своем каком-либо пороке непреложно пребывает, то оставить его, яко чуждого. Писано бо: Всяк сад, егоже не насади Отец Мой небесный, искоренится (Мф.15:13). Ежели кто, не отставая от своих нравов, более служить желает страстям плоти, нежели Господу, ниже хощет жить по учению Евангельскому, то не должно с ним никакого иметь сообщения. Ибо мы в народе строптивом и непослушном слышать привыкли: Спасая спасай твою душу (Быт.19:17). Ежели кто не охотно грядет к пению, и не имеет духа подобного рекшему: Коль сладка гортани моему словеса Твоя, паче меда устом моим (Пс.118:103); ниже почитает великим вредом леность, того или исправить должно, или совсем отвергнуть: да не мал квас все смешение квасит (Гал.5:9). Кого общия наказания не исправляют, ниже отлучение от молитв приводит к покаянию, того должно подвергать данным от Господа правилам. Писано бо: Аще брат твой согрешит, обличи его между тобою и им: аще тебе не послушает, поими с собою другого: аще же ниже тако: повеждь церкви; аще же и церковь преслушает: будет тебе уже яко язычник и мытарь (Мф.18:15–17). Кто самое и ¹ с оным человеком учинено: один раз он изобличен; при двух и трех обвинен; третие при всей церкви. Почему, когда мы подтвердили ему, и он не принял, то да будет он отвержен. Всей обители должно объявить, что он не приемлется ни в чем житейском, дабы из не сообщения нашего с ним был он совершенною пищею диаволу. Ибо, как нерадивые в науках отроки, когда от учителей (или надзирателей) бывают наказаны, тогда сделавшись внятнейшими, понимают учение, и то же слово, которое они прежде наказания не слушали, почувствовав от наказания боль, уже отверстыми ушами внемлют и памяти предают; тоже самое и с невнемлющими Божественным учениям, и не уважающими заповедей Божиих случается. Когда они претерпят от Бога наказание, тогда повеления Божия беспрестанно им напоминаемые, и невнемлемые ими, уже насилу, как бы в первой раз ими слышимые, приемлют по слову рекшего: И наказание Господне отверзает уши мои (Ис.50:5).

Как немоществующих душею смиренным образом врачевать должно, так и врачуемым не должно негодовать на наказание, ниже почитать мучительством по благодушию прилагаемого о спасении душ их попечения. Ибо срамно немоществующему телом столько себя поверять врачам, что хотя бы они отсекали части тела, или жгли, или горькими лекарствами скорбь наносили, почитать их благодетелями; а нам душевных врачей, когда они прискорбным путем ведут нас ко спасению, не за таковых почитать. Понеже страшный суд угрожает начальнику, не обличающему преступников закона, сего ради страшиться должен тот, коему вверено попечение о многих так, что за каждого из них слово воздать имеет, ведая, что ежели един от братий впадет в грех, по той причине, что наперед не изъяснено ему было правосудие Божие, или впадши, в нем пребудет не будучи научен о способе исправления, то кровь грешника сего от рук его взыщется, как Писание свидетельствует: наипаче же, когда он не по неведению вознерадит о угождении Богу, но по ласкательству, и во угождение порокам каждого разрушит совершенство учения. Впрочем, как начальник во всем должен быть предводителем братии, так взаимно и прочие братия, превосходящие в летах и в разуме; ежели сам начальник будет подозреваем в каком-либо грехе, ему о сем сказать должны. Итак, ежели что надлежит исправить, то в сем и брату своему да вспомоществуем, а чрез него и себе самим, потому что он есть ничто иное, как правило жизни нашей, и мы чрез исправление брата сами свои погрешности обличать должны; ежели же братия несправедливо подозревают, то, узнав свою ошибку, должны оное мнение оставить. Известно вам, что начальники, явно всем предлежа наподобие выставившихся в мори камней, ярость еретических волн приемлют, которые о них разбиваяся, за ними находящееся не потопляют. Я, что почитаю за лучшее, то отчасти вам теперь мною же сказано, а отчасти во всю жизнь буду вам советовать. И хотя бы телесная немощь препятствовала мне (о которой вы довольно известны, какова она у меня от первого возраста, даже до старости сея воспитанная со мною, и наказующая меня по праведному суду вся премудро устрояющего Бога), однако, доколе буду дышать, не должен ничего опущать к созиданию благих служащего. Вы же, поскольку суть три рода болезней, неисцельнейшей да не уподобитеся, ниже да покажете разума вашего недуг подобный тем, которые телом немоществуют. Малым недугом страдающие сами ко врачам приходят; а которые большими недугами одержимы бывают, те к себе призывают врачей; которые же совершенно неисцельною болезнию суть обладаемы, те ниже приходящих врачей приемлют. Сего последнего, дабы вам ныне не пострадать, прилежно берегитесь, удаляйтесь от мужей неправо и неблагоразумно мыслящих, но да наставитеся и поучитеся в страхе Господа Бога нашего, дабы будущих благ сделаться вам причастниками о Христе Иисусе Господе нашем, Ему же слава и сила купно с безначальным Его Отцем, и Святым и Животворяним Духом, ныне и присно и во веки веков, аминь.

Которые оставили все мирские попечения, те всячески должны хранить душу, чтобы не изринуть помышления о Боге, и память чудес Его не затмить тщетных вещей воображениями, но чрез безпрестанное и непорочное воспоминание, изобразив в душах своих как неизгладимую печать, помышление о Боге с собою носить. Ибо, таким образом, приобретаем мы любовь к Богу, и купно возбуждающую нас к исполнению Его заповедей, и паки в них непрестанно сохраняемую. Кто сильное имеет желание следовать Христу, тот не может обращать мысли своей к любви мирских вещей, или родителей, или сродников, если сие противно Господню повелению. Здесь пристойно сказать и сие: Аще кто грядет по Мне, и не возненавидит отца своего и матерь, и прочая (Лк.14:26). Сему также поучали нас святые Господни ученики, Иаков и Иоанн, кои отца своего Зеведея, и сам корабль, от которого они питались, оставили. Матфей, востав от мытницы, последовал Господу, и не токмо прибыль от собираемого мыта оставил, но и презрел самые бедствия, коими ему и сродникам его угрожало начальство за то, что не воздал ответа в мытарстве. Наконец, Павел распяся мир, весь и он миру. Потому что, когда душа занимается любовию благочестия, тогда раздоры кажутся ей посмеяния достойными; и хотя бы для любимого ей предмета стрелы ея уязвляли, однако они более веселия, нежели печали ей причинят. Ежели мы естественным образом имеем любовь и усердие к своим благодетелям, и всякий труд для возблагодарения за учиненные нам благодеяния сносить не отрицаемся, то какое слово достойно может изъяснить благодеяния Божия? Они бесчисленны и столько велики, что и единый довлеет к соделанию нас обязанными всякое благодарение воссылать подавшему нам оное. Но Бог столько благ, что не требует Себе никакого от нас воздаяния, токмо любви. Все сие приводя себе на мысль (чтобы явною учинить страсть), ужасаюсь и прихожду в страшное изступление, дабы когда-либо от неразумия, или по причине занимания себя тщетными вещами, отпадши от любви к Богу, не сделаться бесчестием и поношением Христу. Ибо диавол презрение наше к Богу обратит в поношение Ему, и о непослушании нашем похвалится, потому что и не создав нас, и смерти за нас не претерпев, однако, своего упорства и нерадения о Божиих заповедех имеет нас последователями. Сие самое нанесение бесчестия Господу и похваление противника представляется мне тяжче казней геенских, что мы сами врагу Христову подаем причину хвалиться и превозноситься против Умершего и Воскресшего за нас.

Мы должны любить Бога от всея силы нашея, также и ближнего, да и самых врагов наших, дабы быть нам совершенными подражателями благости небесного нашего Отца, повелевшего солнцу светить на благих и злых (Мф.5:45). Напротив же сего, непристойно истощать нам силу любви к другим вещам. Благо любви, ежели в одном имени любви заключается, достойно есть смеха, что сего, или того избирающие, к сим только любовь имеем; а иных бесчисленных отлучаем от участия оного блага. Если же с пагубными людьми согласие восприемлющим, оное под видом мира неприятельский вред причиняет, то должно смотреть, кто таковы те, с которыми мы смесилися. Ежели Божий Сын ненавидим есть, то недивно и нам ненавидимым быть от людей ненависти преисполненных. Впрочем, как строение при разрушении связей стоять не может, так и церковь не может возрастать в высоту, не будучи связуема союзом мира и любви. Ибо ничего нет свойственнее нашей природе, как взаимно быть между собою соединенным, в другом иметь нужду, и подобных себе людей любить. Поскольку мы в помощи каждого брата большую нужду имеем, нежели какую имеет одна рука в другой. Когда о сих самых наших членах я рассуждаю, что ни который из них не в состоянии один сам собою действовать, то как о себе помышлю, что могу один сам собою отправлять житейские дела. Ибо ни нога безопасно ходит без подкрепления другой, ниже глаз исправно может видеть, не имея сообщником себе другого глаза, и с ним, согласно не устремляющийся на видимые вещи. Слух есть внимательнейший, который обоими ушами голос принимает, и осязание бывает крепчайшее от совокупления перстов. Просто сказать, не вижу я ничего ни по естеству, ни по произволению делаемого, которое без согласия того ж рода вещей исполнялося бы, да и самая молитва, не имеющая согласующихся, слабейшая бывает себя самой. Да научит тебя взаимная любовь нетопырей, которые на подобие цепи соединены между собою, ниже ты отделенное и особенное предпочитай общественному и соединенному. Ничто нас не разделяет друг от друга, братие! Если мы по своему произволению не разделимся. Един у нас Господь есть, едина вера, едино и тоежде упование. Хотя главою вы себя всей церкви почитаете, но не может глава сказать ногам: нужды в вас не имею; хотя и в ином порядке церковных членов себя поставляете, то нам в том же теле учрежденным не можете сказать: нужды в вас не имеем. Понеже и руки одна в другой нужду имеют, и нога одна другую подкрепляет, и очи при согласии яснее видят. Да не обладает вами сие помышление ²: Мы, в приморских местах живучи, не подлежим злоключению многих, и никакой нужды не имеем в помощи других. Чего ради, какая нам надобность сообщаться с другими? Но Господь, хотя острова от суши морем и отделил, но жителей островов и суши совокупил любовию. Сим по большой части и различествует друг от ласкателя, что сей говорит только приятное, а тот и оскорбительного не опущает. Знаешь ли, что обязан ты творить ближнему то, чего ты себе от другого желаешь. И я слыша от Самого Бога, глаголющего к Своим ученикам: О сем разумеют вси, яко Мои ученицы есте, аще любовь имате между собою (Ин.13:35), и что в дар последний ученикам своим, имея свое во плоти смотрение, мир Свой оставил Господь, сказав: Мир оставляю вам, мир Мой даю вам (Ин.14:27), не могу себя уверить, что без взаимной любви и без всевозможного хранения со всеми мира могу я назваться достойным рабом Иисуса Христа.

Таковым же образом надлежит общей и равной любви быть, как и естественно человек к каждому своему члену имеет склонность, равно желая всему телу здравия, понеже и болезнь каждого члена равную причиняет телу скорбь. Ибо кто одно любит больше прочих, тот самого себя осуждает, так как совершенной любви не имущий. Также от содружества отчуждать должно неприличную прю и особенную любовь. Ибо от при вражда рождается, а от особенной любви и дружбы подозрения и зависть бывают. Везде бо лишение равенства начало и причина зависти и злобы бывает у тех, которые оного лишаются. Чего ради как всеблагий Бог равно озаряет всех светом, повелевая солнцу на праведных и на неправедных купно светить (Мф.5:45), подобным образом подражатели Божии луч любви своея ко всем да простирают. Ибо, где нет любви, там место ея заступает ненависть. Ежели, как сказал Иоанн, Бог любы есть (1Ин.4:16), то явно, что диавол ненависть есть. И как имеющий любовь, Бога имеет, так и имеющий ненависть, диавола в себе питает. Того ради всякой должен иметь ко всем равную любовь, а честь каждому должно воздавать по достоинству. И как в нас самих болезнь каждого члена равно до всего тела касается, однако, есть некоторые члены превосходнейшие пред прочими (ибо мы не в одинаковом состоянии бываем, когда болит глаз, и ножный перст, хотя бы боль и равна была), так и сострадательное усердие и склонность любви каждый равно должен оказывать всем в содружестве живущим; однако, честь большую отличнейшим воздавать должно. Впрочем, когда связаны мы между собою духовною любовию, то телесное сродство не должно иметь в любви преимущества, ниже когда один другому родный брат, сын или дочь, сообщение крови родит более любви к сроднику, нежели к другим. Кто в сем случае следует природе, тот сам себя обличает, что не совершенно отдалился от природы, но еще раб есть плоти. Богу нашему слава во веки веков, аминь.

Если ты, о человек, удивляешься пенязям для их драгоценности, то представь, сколь славнее бесчисленных сынов отцем называться, нежели бесчисленные статиры в мешке иметь. Ибо пенязи и, не хотя, здесь оставишь, а от добрых дел любочестие отнесешь ко Владыке: когда весь народ пред будущим Судиею представ, тебя питателем и благодетелем, и всеми человеколюбными именами назовет. На торжище никто не скорбит иждивая имение, и взаимно покупая потребное, но чем меньшею ценою купит дорогия вещи, тем более радуется, что изрядная купля ему случилась; ты же скорбишь, сребро и злато и стяжания подавая, то есть, камень и землю дая, дабы стяжать блаженную жизнь. Но на какую тебе потребу богатство? На ту ли, дабы в ризу многоценную одеятися? Но двух лактий срачицы довлеет для тебя, единые же ризы одеяние, всю потребу одеяний исполнит. На пищу ли зле употребишь богатство? Един хлеб в состоянии наполнить чрево твое. Что же скорбишь? Чего лишаешься? Славы ли, происходящей от богатства? Но если здесь славы не будешь искать, то обрящешь оную истинную и светлую, вводящую тебе в царствие небесное, ибо богатство расточаемое таковым образом, каковым Господь завещевает, обыкновенно (во век) пребывает: содержимое же преходит к другим. Если сохранишь, не будешь его иметь, а если расточишь, не погубишь. Расточи бо, даде убогим, правда его пребывает во век (Пс.111:9). Того ради благоразумно мыслящие должны почитать, что употребление богатства дано для исправления нужд, а не для наслаждения; притом отдавая, радоваться, от чужого воздержными быть, а лишившись собственного, не печалиться. Ибо для чего печалиться и унывать духом, когда слышишь: Продаждь имение, и даждь нищим (Мф.19:21), хотя бы оно следовало за тобою и в будущую жизнь? Однако бы и тогда не должен ты был о нем пещися, потому что затмят оное обещаваемые тамо награды. А если непременно должно оному остаться здесь, то для чего чрез продавание того не снискиваешь себе пользы? Кто богатство на зло употребляет, тот беден, так как бы кто приемши меч на месть врагам, оным же самовольно себя самого уязвляет. Ежели же кто хорошо и по правому разуму употребляет богатство, будучи яко строитель Богом данного, а не для своего наслаждения собирает; тот справедливо похваляем и любим бывает ради братолюбия и благосклонного свойства.

Воззрите, как множество беззаконий наших свойство времен превратило, и в порядке годовых частей необычайные перемены учинило. Все необычайным образом естественный порядок преступивши, и зло на нас вместе умысливши, жизнь и пищу человеческую влекут в погибель. Что же сего замешательства и непорядка виною? То, что мы приемлем сами, а другим не уделяем. Похваляем благодетельство, а требующих его лишаем. Рабами бывши, учинилися свободными, подобных же себе рабов не милуем; сами, будучи алчны, питаемся, а нищего мимо проходим. Имея богатство и щедрого раздаятеля Бога, мы скупы, и ничего не раздаем бедным. Скоты наши многоплодны, но бедные числом оных превосходят. Житницы наши различных плодов преисполнены, но мы о нищих никакого сожаления не имеем. Беден ты? Другой, конечно, есть и тебя беднее. У тебя на десять дней хлебного припасу? У него на един. Удели неимущему, как добрый и благоразумный, что у тебя излишним остается. Не бойся давать из малого, не предпочитай общей напасти твою собственную пользу. Хотя и один хлеб у тебя всей пищи остался, а стои́т у дверей просящий, вынеси и последний, и подавши, воздей руки на небо, и произнеси тогда жалостное сие слово со усердием: един только у меня хлеб, который Ты Сам видишь, Господи, и крайняя настоит нужда; но я заповедь Твою себе предпочитаю, и от малого даю брату алчущему; даждь убо и Ты бедствующему рабу, вем Твою благодать, уповаю на могущество; не отлагаешь милость Твою на время, но разделяешь, когда восхощешь, Твои дары. И ежели тако изречешь и сотворишь, хлеб, данный тобою во время сей крайности, земледелия семенем сделается, и многий плод принесет.

Утверждаешь ты, что ближнего любишь, так как сам себя? Но реченное Господем изобличает тебя, что ты премного в истинной любви оскудеваешь. Ежели ты столько каждому давал, сколько и тебе самому, то откуду у тебя толикое множество имений? Кто любит ближнего так, как сам себя, тот не более ближнего своего имеет; но поскольку ты больше имеешь, то из сего видно, что ты собственную корысть многих утешению предпочитаешь. Итак, ты чем более имеешь богатства, тем более отдаляешься от любви. Давно бы ты на нужды ближнего расточил богатства, если бы любил ближнего. Но сие богатство теснее к тебе прилепилось, нежели члены телесные, и столько же тебя лишение оного оскорбляет, сколько и отсечение превосходных частей тела. Если бы ты одел нагого, дал алчущему хлеб твой, врата бы твои всякому отверсты были, если бы ты был отец сирых, всякому бы сострадал, то о каком бы ныне скорбел имении? Когда бы давно раздал оное нищим, то сколько тебе надлежало благодетелю твоему благодарить, веселиться и ставить себе то за честь, что не ты приходишь к двери других, но другие к твоей приходят? Сотвори участниками пшеницы братию: заутра согнить имущее подаждь требующему. Сребролюбия род лютейший есть, ниже тлеющего подавать требующим. Кто одеянного обнажает, не грабителем ли нарицается? А кто нагого не одевает, могши сие сотворить, иного ли коего наименования достоин? Алчущего хлеб есть, который ты удерживаешь, нагого риза, которую ты в сокровищнице хранишь, босого сапоги, кои у тебя гниют, требующего сребро, кое у тебя закопано; следственно ты столько людей обижаешь, скольким подать можешь. Как тебе представлю страдания нищего, дабы ты уразумел, от каковых воздыханий себе сокровище собираешь? О сколькой цены достойно явится тебе в день судный изречение оное: Приидите, благословеннии Отца Моего, наследуйте уготованное вам царствие от сложения мира (Мф.25:34)? Каков же напротив ужас, и тьма, и пот облиет слышащего осуждение сие: Идите от Мене проклятии во огнь кромешний, уготованный диаволу, и аггелом его (Мф.25–41). Понеже у Бога нет милости без правосудия, и нет суда без милости. Он прежде суда милосерд, но после оного правосуден. Сии обе между собою в Нем соединены, дабы милость едина не давала послабления, ни правосудие едино не приводило в отчаяние.

Если ты не убил, ни прелюбы сотворил, ниже украл, ниже свидетельствовал на кого свидетельства ложна, бесполезным, однако, себе сотворил ты для сих подъятое тщание, не приложив последнего, которым единым можешь внити в царствие Божие. Если бы врач обещался телесные члены от естества, или от болезни поврежденные исправить, не веселился ли бы ты, слыша? А когда великий Оный врач душевный совершеннее тебе сотворить хощет чрез подаяние тобою милостыни, то не приемлешь благодеяния, но плачешь и сетуешь, и все прежде со тщанием тобою учиненное бесполезным творишь. Не потрудишися ли сам о себе со тщанием, о человече? Не предуготовишь ли в настоящем веке упокоения к будущему, взирая на пример муравия, который летом на зиму пищу себе собирает; и поскольку еще не пришли зимния скорбления, то не проводит для того времени в лености, но без откладным некоторым прилежанием на делание себя принуждает, пока довольную пищу соберет в житницы свои? И ниже сие с небрежением творит: но с мудрым некиим смыслом, дабы пищи на весьма долгое время для него было довольно. Пресекает клещами своими семена на двое, чтобы не прорасли, а чрез то бы не сделались негодными для пищи. Притом теже самые семена просушивает, когда приметит в них мокроту, и не во всякое время выносит оные, но когда предчувствует, что погода имеет продолжаться ведреная. Того ради никогда дождя, из облаков лиющегося, не увидишь во все то время, когда муравьи запас свой просушивают. Человече! Подражай земле, плод принеси, как и она, чтоб не сделаться хуждшим бездушные сея. Она не к своему наслаждению, но к твоему служению плоды произносит; ты же, если какое-либо показываешь благотворение, под себе самого оный собираешь, ибо благотворения к благотворящим возвращаются. Ты даешь алчущему, и тобою данное с прибытком к тебе ж паки приходит. Как пшеница, на землю падши, в прибыль повергшему бывает, так и хлеб, алчущему предложенный, сугубую пользу после воздает давшему.

Если при двери твоей стоит требующий у тебя денег для поправления своей бедности, то не смотри на неравенство, ниже да речешь: Сей друг есть, сей сродник, сей благодетель, а тот странник, чужой и незнакомой; ежели будешь смотреть на неравенство, то сам помилован не будешь. Природа одна: человек есть и сей и тот; одна у убогих нужда, и одна бедность; дай брату, и страннику дай; не гнушайся брата, и чужого не делай братом. Хощет Бог, дабы ты утешал требующих без лицеприятия, дабы дал ты сроднику, но не отженил и чужого. Ибо все ближние суть, все братия, и все единого Отца чада. Суть некоторые, кои силою Творца свобождены были от обладавшего ими бедствия, а ни единого, впрочем, оставшегося им способа к продолжению жития не имеют, но с единою точию душею и телом бедствия избежали. Почему мы, кои опыта злоключения на себе не дознали, предложим им на общее употребление все, что имеем. Объимем едва спасающуюся братию; скажем всякому: Мертв бе, и оживе; изгибл бе и обретеся (Лк.15:24), и сродническое тело покрыем. Противу вражиих напастей поставим наше утешение, да и, вредя, он не много вредить возмнится, и ратуя, никого не возможет видеть побежденным, и отъемля имение братнее, нашим щедрым подаянием явится побежден.

Кто щедр, тот по любви должен в простоте к просящим быть благоподатлив, следуя сему правилу: Просящему у тебе, дай (Лк.6:30). Впрочем, надлежит разбирать просящих нужду, как из деяний видим, что даяшеся коемуждо, егоже аще кто требоваше (Деян.4:35). И как многие сверх удовольствования своих нужд могут обратить таковое вспоможение себе на корысть и на свои прихоти, то с особенным благоразумием на нужды каждого должно разделять потребное. Ибо делающим печальные для обману женщин песнословия, и показывающим с притворностию изувеченные части тела к приобретению для себя тунеядственной корысти, и самая большая щедрость не принесет пользы, но токмо послужит им поводом к развратности и злодеянию, то умеренным подаянием таковых бесстыдство укрощать должно. Над теми же, кои всякие несчастия сносить научились, надлежит показывать милосердие, о которых сказано будет: Взалкахся, и дасте Ми ясти (Мф.25:35). Для сего многое искусство требуется, дабы распознать бедного от скупого. Кто дает бедствующему, тот Господу дает, и награду от Него получит, а кто подает всякому влачащемуся, тот повергает псу печальным от бесстыдства притворяющемуся, а не по бедности сожаления дестойному.

Да слышите вы, богатые, какие мы советы даем нищим для вашего бесчеловечия: лучше терпеть им бедность, нежели от лихвы злоключения приимать. Если бы вы покорялися Господу, то какая бы нужда была в сих словах? Ибо, говорит Он: Взаим дайте, от нихже не чаете восприятии (Лк.6:35). Когда нищему дать хощешь ради Господа, то самое и дар есть и заим: дар, за не упование восприятия; заим же, ради великого дара Владычня, Который вместо того награждает, и Который малая прияв чрез нищего, великая за то воздаст ³. Итак, каждый из богатых должен разобрать свои доходы, из коих он несколько в дар Богу принесть намерен: не утеснил ли он убогого? Не обидел ли бессильнейшего? Не отъял ли чего у подчиненного, употребя свою власть противу правосудия? Когда мы и с рабами поступать законно и справедливо обязаны, для сего ты, имея над кем-либо власть, не употребляй насилия; и имея силу, не отымай у него; если же в чем имеешь власть, то докажи твое правосудие. Ибо где не имеешь власти, там послушания и страха Божия доказать не можешь, а сие учинишь тогда, когда могши преступить заповедь, не преступишь. Если же ты отдаешь убогим у них же отъятое, то лучше бы было, когда бы ты ни отымал, ни давал. Поскольку ни благодеяние от неправедных прибытков на убогих излиянное, Богу приятно; ни тот, кто воздерживается от таковых похищений есть похвалы достоин, если от собственного имения никому вспоможения не делает. О сих, кои из неправедного стяжания приносят Богу дар, глаголется: Жертва нечестивых мерзость Господеви (Притч.15:8). О немилующих же: Иже затыкает ушеса своя, еже не послушати немощного, и той призовет, и не будет послушаяй его (Притч.21:13). Сверх сего и притча сия напоминает: Чти Господа от праведных твоих трудов, и начатки давай Ему от твоих трудов правды (Притч.3:9). Если ты намереваешься принести Богу нечто из похищенного тобою насильственно, то лучше бы было никогда сего не стяжать, ни Богу из сих приносить. Чистый бо дар вознесет молитву, якоже писано есть, и молитвы правых (сердцем) приятны пред Богом (Пс.35:11). И паки, ежели ты от праведных твоих трудов не принесешь Богу жертвы, от которой питаются убогие, то сие вменится тебе в похищение, как Сам Бог глаголет чрез Пророка Малахию: Десятины и начатцы с вами суть (Мал.3:8). Чего убо ради ты оскверняешь богатство твое, о человече, приумножая оное неправедными прибытками? Чего ради от неправды творишь мерзское твое приношение, посвящая в дар Богу то, чрез что ты можешь над бедным сделать милость? Помилуй тобою обижаемого, покажи над ним твое человеколюбие, примирися с ним, и исполнишь милость и суд. Лихоимство не имеет места с Богом, и Господу не приобщается всякий разбойник и похититель. Он оставил нам питать убогих, не по невозможности своей давать им пищу, но поручил нам их, требуя от нас, дабы мы чрез благодеяние к ним принесли плод правды и человеколюбия. Милостыня же с обидою не бывает, ни благословение с клятвою, ни со слезами благодеяние. Сие происходит от тщеславия и похваляется от человек, а не от Бога. Когда Богу назирающу даешь ты милостыню, то берегись давать из отъятого тобою у других, зная, что неприятна есть Всевидящему Богу таковая жертва. Но тако да сотворим милостыню, дабы ее получить паки от Бога. Ибо Бог воздает тем, коих похваляет, но не хвалит никогда лихоимца. Не льститеся, не инако Христу приятны будут ваши к бедным благотворения, как токмо когда очистите себя совершенно от неправды, отвергши чуждая. Таковым образом, Господу приятна была Закхеева правда, и для сего рек: Днесь спасение дому сему бысть (Лк.19:9). Потому что он, установив возвращать четверицею, если кого обидел, напоследок пол-имения своего давал нищим. Все, конечно, знал он, сколь важно приятие Христа. Сего ради дадим позволение богатству силящемуся прелитися к требующим. Не презрим еще и ныне пред очами нашими лежащих Лазарей, ниже крупиц от трапезы нашея в насыщение им довольных сущих пощадим, ниже немилостивому оному богачу поревновав, в оный же геенский пламень с ним да приидем. Тем наипаче, что много тогда Аврааму помолимся, много же и комуждо из тех, которые добродетельно жизнь свою провели, но никаковой пользы нам от вопля не будет. Брат не избавит, избавит ли человек (Пс.48:8)? Каждый из них скажет нам, вопия: не ищи человеколюбия, коего ты сам над другими не показал, ниже желай толь великая прияти, ты, который меньшего пожалел. Наслаждайся тем, что в жизни собрал, слезя ныне, понеже тогда видя брата слезяща не помиловал. Сие рекут нам и праведно. Но я боюся, дабы еще лютейшими сих словами не стали поносить нас, понеже мы и оного богача, как известно, злобою превосходим. Ибо ласкатели наши не точию светлое угощение приобретают, но и, руки богатыми дарами наполнив, отходят, и научаются от нас, что лучше для них таковое нечто творить, и в подобном сему упражняться, нежели в добродетели. Когда же предстанет нам убогий, который едва от глада и говорить может, то отвращаемся единоплеменного, гнушаемся и спешно отходим, аки бояся, да не како убожества его тихим хождением участники будем. Ежели он на землю приникнет, несчастия своего стыдяся, то лицемером его называем, если же с дерзновением на нас посмотрит, тяжкого ради жала гладного, паки бесстудным его и дерзостным нарицаем; и когда случится видеть, что он светлою ризою от кого-либо поданною одет, аки несытого отгоняем и клянемся, что он притворяет себе убожество. Если же одет гнилыми рубищами, аки смердяща, паки прогоняем. И ниже Создателево имя с просьбами он совокупляя, ниже, дабы в подобные бедствия не впали мы, часто заклиная нас, может немилостивое ваше произволение преклонить. Сего ради боюся тягчайшего геенского огня более, нежели оный богач. Но для избавления себя от сего стяжем милосердие милосердием, дабы улучити нам вечная благая о Христе Иисусе Господе нашем, Ему же слава и сила с безначальным Его Отцем и животворящим Духом, ныне и присно, и во веки веков, аминь.

Кладязи, будучи изчерпаемы, многоструйнее бывают, так и удержание богатства бывает бесполезно, движение же и прехождение общеполезно и благоплодно есть. Но сие меня заставляет удивляться, каким образом по выдумании чрезмерно многих и бесполезных расходов, когда богатства и сверх разделения его на бесчисленные употребления еще много остается, богатый закапывает его в землю, и в сокровенных местах хранит. Ах! Когда и по вымышлении бесчисленных способов, не мог оное все употребить, и тогда оное скрывает в землю. Мне кажется, страсть души его подобна есть страсти чревонеистовых, кои лучше желают расторгнуться объядением, нежели от остатков подать требующему. Таков был тот Евангельский богач: уже предстояли душу его истяжущие, и он сам с собою разглагольствовал о пищах. В сию нощь взимаем был отсюда, но еще на лета многа наслаждение располагал душе своей. Крайнее безумие искать злата в земле, когда оно еще в кружцах было, а нашедши, опять в землю его сокрывать, притом, по моему мнению, закапывающему тебе свое богатство случается то, что ты и сердце с ним свое зарываешь: Идеже бо, пишется, есть сокровище ваше, ту и сердце ваше будет (Мф.6:21). Итак, богатый, расположи различно богатство твое, не будь скуп в продаже, излишно в свои надобности углубясь, не ожидай оскудения жита; отверзи житницы, да не глад сокроеши злата ради и общее бедствие ради умножения твоих имений; не будь корчемник человеческих злоключений; не твори гнева Божия случаем ко умножению твоего богатства. Ты же на злато взираешь, но не взираешь на брата, пенязя познаваешь начертание, и истинное различаешь от притворного, брата же в нужде не узнаешь. Цвет злата тебя увеселяет, коликое же воздыхание убогого последует за тобою, не помышляешь.

Кого, говорит, обижаю, свое собственное содержа и храня? Что, скажи мне, твое? Откуда взяв ты, в жизнь внес? Подобно, если б кто в позорище для зрения пришед, потом запрещал бы другим вход, себе присвояя то, что обще всем на употребление предлежит; таковы суть и богатые, общими вещьми предварительно завладев, своими творят по предварительности. Если б каждый богатство свое токмо на исполнение своея надобности употреблял, излишнее оставляя требующему, то бы никто богат не был, никто бы и беден. Не наг ли ты из чрева изшел? Не наг и паки в землю возвратишься (Иов.1:21)? А настоящая откуду тебе? Если скажешь, что от случая, то ты безбожник непознавающий Создавшего, ниже благодарящий Давшему; если же исповедаешь от Бога быть, скажи нам причину, для которые все приял ты? Или неправеден Бог, Который не равно нам разделяет житейская? Для чего ты богат, а другой нищ? Не для того ли, чтобы ты благости и вечного смотрения мзду восприял, а он великими почестьми за терпение почтен был? Но нужно, говоришь ты, богатство детей ради, – точный ответ сей лихоимства; и вы детей предлагая в самой вещи сердце свое наполняете. Не обвиняй безвинного своего, он (сын твой) имеет Владыку своего правителя: от иного жизнь получил, от того и способов к житию ждет. Разве посягнувшим не суть преднаписана в Евангелии: Аще хощеши совершен быти, продаждь имение твое, и даждь нищим (Мф.19:21). Когда ты благочадия от Господа просил, когда молился чадам отцем быти, сие ли прилагал: даждь ми чада, да преслушаю заповеди Твоя? Даждь ми чада, да не прииду в царствие небесное? Кто же и порукою будет о произволении твоих детей, что они на достойная употребят данная? Ибо многим богатство послужило к невоздержанию. Смотри убо, богатство да не безмерными трудами (от тебе) собранное, веществом грехов для иных сотворишь, и притом обрящешься двояко наказуем, то есть, что сам грешил, и что другого напутствовал к тому. Дети, от родителей ничтоже приняв, многажды себе домы соорудили; душа же, от тебя оставлена будучи, от кого помилована будет? Для чего же ты столь много желаешь злата?

Кто из любящих украшаться един день возмог к жизни своей приложить? Кого пощадела смерть богатства ради? Кому уступила болезнь пенязей ради? Доколе будет злато души удавлением, смертною удицею, греховною снедию? Доколе богатство будет брани виною, ради которого оружия куются, мечи острятся? Для богатства сродницы не познавают естества, братия друг на друга убийственными очами взирают; богатства ради пустыни убийц питают, море разбойников, грады клеветников. Кто есть отец лжи? Кто коварного обвинения сочинитель? Кто клятвопреступления родитель? Не богатство ли и об оном тщание? Что делаете человеки? Кто вам ваше же в вашу тщету превратил? На способ житейский, а не в напутие злых дел даны суть имения: на избавление душевное, а не на погибель. Ибо, когда богатство бывает напутием неправды, то окаянен есть богатый; ежели же служением добродетели, то зависть места не имеет; поскольку общая от того польза всем предлежит. По-моему мнению, когда нет богатства, не подобает оного желать, а когда есть, стяжанием оного не возвышаться, а знанием употребления. На сие изрядна Сократова речь, который, когда величался некий богатый муж сокровищами своими, сказал, что он его не прежде почтет, как разве точно узнает, что он и употреблять оное умеет. Богатство и здравие часто бывают виною греха во зло оные употребляющим; а нищета, соединенная с истиною, разумным драгоценнее есть всякого богатства.

О сем же никто из нас не помышляет, но сребролюбец, зря мужа на колена преклоншегося, и при ногах его молящегося, и чего от смирения не творящего, дабы он хотя взаим дав, помог его нищете, не милует безвинно бедствующего, но не преклонен и неумолим стоит, ротится и клянется собою, что по истине не токмо не имеет денег, но будто и сам ищет человека, у которого бы занять. Утверждает лжу клятвою, к злой купли бесчеловечия клятвопреступление присовокупляет. Если же просящий взаим, упомянет о лихве, скажет только о залоге, тогда потупив несколько глаза, усмехается, напоминает, будто отец его друг ему был и любимец; и, вот осмотримся, говорит он, нет ли где-нибудь завалившегося у нас сребра, которое, помнится, положил у меня некоторой человек с тем, чтоб отдать в рост. И хотя тяжкую лихву назначил, но мы сколько-нибудь облегчим и наложим меньшую. Сие вымышляя таковыми словами, ласкательствуя и прельщая бедного, письменно его обязует, и сверх нищеты отягчающей его, еще и свободу у него отнимает. Что ты делаешь бедный человек, денег ли и прибытков ищешь от неимущего? Ежели бы он богатым сделать тебя возмог, так чего бы у твоих дверей искал? О бедствия! Пришед обрести вспомоществование, врага обрел; врачебные помощи ищущий, отраву получил. Где должно утешать было нищету мужа, ты приусугубляешь убожество, желая и последнее его имение отнять. Подобно, как бы некоторый врач, к болящим вшед, вместо того, чтобы возвратить прежнее им здравие, и малый остаток сил отнимал бы; так и ты злоключения бедным причиняешь жадностию своих прибытков. И как земледельцы о дождех Бога молят на умножение сеяний, так и ты нищеты и скудости человеческие ищешь, дабы прибыточнее были для тебя деньги твои.

Приобретающий лихвою себе деньги посреде недоумения обретается; когда на нищету воззрит, отчаявается платежа; когда же на настоящую нужду посмотрит, дерзостен приступает к лихве. Но как мало-помалу деньги истрачиваются, а время приходит, и лихвы с собою приближает, то ему ночью спокойства не бывает, день для него не светел, солнце не красно, и сам своею скучает жизнию, ненавидит дни к сроку приближающиеся. Когда спит, во сне заимодавца видит у главы его предстоящего; но когда и не спит, то мыслит, и печется о лихве. Но лихвы ищущему сие сказать надлежит: Пий воды от твоих сосудов (Притч.5:15), и от источников твоих, то есть, не ходи на чужие источники, но от своея капли избирай себе способы к житию. Имеешь ли медь, ризы, скоты, сосуды многоразличные? То все отдай. Лучше всего лишиться, нежели лишиться свободы. Но стыжуся, скажет кто-нибудь, сие в народ объявить. Что ж, лучше ли, когда другой то же всем объявит, и в твоих самых глазах оное продаст за самую малую цену? Не ходи к чужим дверем: студенец бо чуждий поистинне тесен есть (Притч.23:27). Лучше трудом и художеством мало-помалу вспомоществуй нуждам твоим, нежели, внезапно возвысившись чужим богатством, наконец, всего своего стяжания лишишься. Итак, ежели имеешь чем заплатить, то для чего настоящую бедность сим вспомоществованием не отвращаешь? Если же не отдаешь, усугубляешь зло злом. Хотя ты теперь и беден, но свободен. Взявши взаим не обогатишься, а свободу теряешь. Раб бывает заимодавцу должник, и раб еще наемный, который непреминуемую сносит службу. Пси, когда берут, укрощеваются; заимодавец же, приемля, сваряется, не престает бо лаяти, но вящше взыскует, когда ты клянешься, не верит, испытует и внутренняя дому твоего; о доходах твоих любопытствует. Как скоро ты из дому твоего выступишь, влечет тебя к себе и поносит; но ежели внутрь дому скрыешься, стоит он на дворе, стуча в двери, при жене твоей посрамляет тебя, при другах укоряет, на торжище не дает тебе ниже слова выговорить, и в праздник тоже злое сретение неспокойную тебе наводит жизнь. Но великая, речет кто-либо, нужда, и нет никакого другого способа к взятию денег; какая же от того польза, что он на один только день дал тебе сроку? поскольку взять взаим, значит не совершенную свободу, но малую отраду убожеству учинить. Претерпим ныне тесноту убожества, и да не отлагаем ее до утреннего дня, потому что не взявши взаим, равно убог будешь и заутра так, как и ныне; а взявши, большее мучение претерпишь от наростающей лихвы. Ныне никто тебя не осуждает за то, что нищенствуешь, невольное бо зло, если же лихвам ты повинен, то уже нет такового, который бы не стал гнушаться твоего безумия. Рассуди прежде, чем заплатишь. Из тех ли доходов, которые получаешь? Но их и для исправления нужды, и для выплачения не довольно. Если же и лихву твою соравнишь, то откуда столь много усугубятся деньги твои? Рану раною же никогда не лечат; и зло от зла не поправляется. Ты скажешь, как же я препитаюся? Имеешь руки, имеешь художество, нанимайся, служи. Многия промыслы суть жития, многие способы. Немощен ли ты? Проси от имущих. Если же за стыд почитаешь просить, то стыднее еще, взаим взявши, не отдать. Муравей не прося, ни взаим приемля, может препитаться, и пчела останки пищи своея царем дарствует, которым ни рук, ни художества природа не дала; ты же будучи благомысленное животное, человек, хотя одно от всех искуств не обрящешь ли к препровождению своего жития?

Богат ли ты? не отдавай в лихву сребра твоего. Убог ли ты? Не бери взаим. Ибо, ежели ты изобилуешь, не требуешь займа; ежели же ничего не имеешь, не возможешь отдать долг. Не предавай жития твоего на раскаяние. Мы нищии единым сим разнствуем от богатых, то есть, беспечалием. Мы им покоя неимущим и беспрестанно печалующимся смеемся, будучи сами беспечальны и спокойны. Взаим же емлющий есть и убог, и купно в великом беспокойстве находится: всегда пребывает в размышлениях, иногда ценя свое имение, иногда пышные домы, богатых поля и одежды встречающихся. Если б все сие, говорит сам в себе, было мое, за столько то бы все оное продал, и освободился бы от долгу. То же самое у него и нощию в сердце, и днем те же помыслы его занимают. Если кто во двери ударит, то должник скрывается под ложе. Если кто скоро вошел, его сердце содрогнулось. Лает ли во дворе пес? Он пóтом обливается, мучением терзается, и озирается куда убегать. Но как приходит срок, печется как бы солгать, и как бы под притворным извинением заимодавца ульстить. Для чего ты себя ко многоплодному зверю припрягаешь? Сказывают, что зайцы рождают купно, и питают и зачинают; так, равным образом, и лихоимцев деньги и взаим даются, и рождаются и зачинаются, потому что, хотя ты еще и в руки их не взял, однако сего месяца требуется от тебя заплата, и сие вторично заимственное иное зло воспитывает, оное опять другое, и так бывает зло бесконечное. Для сей причины и наименование такое получил сей вид лихоимства, ибо лихва (τόκος, рождение), думаю, злого ради многоплодия так названа, откуда иначе, или, может быть (τόκος, то есть, рождение), лихва называется от болезней и печалей, которые причиняет душам взаим приемших. Потому что, как болезнь жене рождающей, так срок должнику предстоит. Лихва на лихву, злых родителей злое исчадие. Повествуют, что ехидны утробу матернюю разгрызают, и так рождаются; равным образом, и лихвы домы должников, поядая, рождаются. Сеяния временем прозябают, и животные временем рождают: лихва же ныне раждается, и ныне рождать начинает. Всякое растение, когда до своей достигнет высоты, престает расти; лихоимцев же сребро во все время растет. Животные, сообщивши исчадиям способ раждать, сами рождать престают; заимодавцев же деньги и будущая рождают, и первая обновляют. И как немоществующие холерою (многожелчием) первую пищу истребляют, и прежде, нежели совершенно очистятся, вторую, паки приемля, изметают с болезнию и терзанием, так и сии лихвами лихвы изменяя прежде, нежели очистят первые долги, вторично занимают, и на малое время чужим надымавшиеся, после о своем рыдают. Однако, скажешь ты, многие и от займа обогатились; а я думаю, что больше из них сами себя умертвили. Ты сих не исчисляешь, которые от взысканий не терпя срама, чрез удавление смерть поносной жизни предпочли. Видел я жалостное зрелище, детей свободных за долги отеческие на торг влекомых. Ты не в силах оставить имения детям своим? По крайней мере, не отъемли у них благородства. Едино сие соблюди им стяжание свободы сей залог, который от родителей своих ты получил. За убожество отцовское никто обвинен не бывал, долг же отеческий в темницу влечет. Не оставляй (одолжительного) писания, как клятвы детей, которая на детей и на внучат преходит.

Богатство, глаголет Пророк Давид, аще течет, не прилагайте сердца (Пс.61:11). Удивися сему гласу: богатство, аще течет. Временно есть богатство: скорее источника протекает своих владетелей, весьма часто их переменяя. Как река с высшего места стремяся, к стоящим на брегу приближается; однако, коснувшися брегу, тотчас отступает назад; подобно и обманчивое богатство – кратчайшее и печальнейшее имеет бытие, переходя вскоре от одного к другому. Ныне поле принадлежит сему, заутра другому, а по немногом времени иному. Возри на градские домы, сколько они от начала своего переменяли уже наименований, при каждом владетеле иное имя получая. Самое злато беспрестанно из рук своего владетеля преходит к другому, и от того паки к иному. Удобнее можно удержать в руке почерпнутую воду, нежели соблюсти богатство. Итак, не ревнуй никому чрезмерно богатому, и не почитай блаженною его жизнь, и хотя бы из неистощеваемых источников проистекало к тебе богатство, не прилагай к нему желания твоего. Впрочем, не всегда похвально и убожество, но только происходящее от воли, яко согласное с благовестием. Ибо многие в рассуждении достатков бедны, а по желанию сребролюбивы, и сих не убожество спасает, но осуждает желание: богатство и слава, поскольку не могут сделать человека блаженным, не суть по естеству блага; а потому что в жизни нашей некоторое счастие составляют, для сего желательнее суть противных себе вещей, то есть, убожества и бесславия. Они некоторым людям даются от Бога для раздаяния, как то Аврааму, Иакову и подобным, а злочестивым суть побуждением ко исправлению, так что ежели который по излиянии Богом на него толиких благ, пребудет в своем нечестии, тот без всякого извинения подвергает сам себя осуждению. Но кто праведен, тот ниже находящееся у него богатство чрез меру любит, ниже не имея оного ищет; ибо почитает оное не для наслаждения себе порученным, но для раздаяния. Благоразумный человек принимает на себя должность разделять чужия вещи, смотря на мнение народа, который обыкновенно удивляется; и подражает имеющим порученную себе какую-нибудь власть. Если бы мы научились презирать все телесное, то бы ни одна из человеческих вещей не могла нас удивлять. Ибо нам, гнушающимся телесных прихотей на какую потребу богатство, я не вижу: разве бы нам приятно было закопать наши сокровища, по подобию басенных драконов оные стрещи.

Итак, первейшая и достойная попечения Христианина должность состоит в том, чтоб он от всех обезображивающих душу его страстей себя очистил. Потом надлежит стремящемуся по Боге к высшей жизни оставить все свое богатство, поскольку забота и попечение о земных вещах рождает в душе некоторое развлечение. Когда же многие к единой и той же цели спасения стремятся, общую и взаимную приемлют жизнь, то за первый долг себе ставить должны, дабы иметь всем едино сердце, едину волю, едино желание, и как повелевает Апостол, едино тело из различных членов составленное, а сие не иначе быть может, как разве чрез сие, если ничто особенно никому присвояемо не будет, ни одежд, ни сосуд, ни другое что в общем житии полезное, но каждая вещь употребляема будет на нужду, а не во владение. И как одежда малая на большое тело, или большая на малое непристойна, но всему соразмерное полезно и пристойно есть, так и все другие вещи, одр, теплое одеяние, сапоги, должны к имеющему в них нужду, а не ко владетелю принадлежать. Как лекарство изъязвленный, а не здоровый употребляет, так и тем, что к вспоможению тела выдумано, не роскошный, но имеющий во вспоможении нужду праведно должен пользоваться, о Христе Иисусе Господе нашем, Ему же слава и сила во веки веков, аминь.

Когда по случаю взойду в дом мужа беззаконного, и вижу его блестяща различными украшениями, заключаю, что дому владыка ничего, паче видимых, честнейшего не стяжал, но бездушная украшает, душу же не украшенну имеет. Хотя у дверей его стоит множество убогих, всякий жалостный глас испущающих, но он отрицается от подаяния, говоря, что не может удовольствовать требующих. Языком клянется в невозможности, рукою же обличается; ибо молча рука его лжесловие его проповедует, блистая драгоценным перстнем. О несчастный и бедный человек! Сколько людей может един перстень твой от долгов разрешить? Сколько домов падающих восставить? Един ковчег одеяний твоих весь народ мразом гибнущих одеть может. Но ты крепишься: тощим отпускаешь убогого, не бояся праведного воздаяния Судии. Не помиловал ты, и сам не помилован будешь: не отверз дому, отриновен будешь от царствия; не дал хлеба, не приимешь жизни вечные. Но ты убогим себя называешь, и я уступаю: убог тот, который многого требует, многого же требовать заставляет в жизни желаний ненасытность. К десяти талантам иные десять приложить тщишься; и когда двадесять будут, еще толикоже взыскуешь; и всегда тебе прилагаемое не остановляет стремления, но воспаляет желание. Подобно, как пиянствующим виною упивания прибавление вина бывает, так и новообогащенные, много стяжав, большего желают, всегда чрез прибавление немощь питая, отчего и превращается им тщание их в противность. Ибо толико не увеселяют их уже настоящая благая, коих столь много у них, сколько оскорбляют оскудевающая, чего они мнятся лишенны быти. Когда им должно веселиться и благодарить, что столь многих они избыточнее, тогда напротив, они негодуют и скорбят, что тот или другой из первейших богачей их богатее. Ниже счисляя нижших себя за то, что имеют, воздают благодарность щедрому благодетелю; но и сравнивая оное с большим, еще сколько, по мнению их, в их имении пред другим найдется недостатку, о том они, как бы собственного лишившись, скорбят и жалуются. Выступившие из пределов нужд подобны бывают тем, кои по стремнистому пути носятся и ничего твердого не находят, где б им остановиться было можно, и далее стремиться не престают; но чем больше приобретают, еще столько, или больше взыскуют на удовлетворение желания по словам Ексикестидова сына Солона, который так сказал: Богатству никогда конца у смертных нет. При сем же случае и Ѳеогнида учителя слова употребить должно: Богатства не люблю, его я не желаю: не много же, чтоб жить, иметь не осуждаю.

Я Диогенову всех вообще человеческих вещей презрению удивляюсь, который и великого царя богатейшим себя назвал, поскольку меньших вещей, нежели он в житии требовал, нас же, разве дары Пифия Мисийского возъимеем, мер земли толико и толико, и скота множество неизчислимое; ничто не удовольствует. Как по лествице восходящие, всегда к высшему степени стопы двигать не престают, пока верха достигнут, так и сии, когда сравняются с одним богачем, тотчас стараются достигнуть равенства с другим богатейшим; а когда и сего достигнут, тогда к другому устремляют желание, и не престают от сильного стремления, пока возвысившись, от высокого падения не разрушатся.

Неистовством одержимые не на вещи смотрят, но приключившееся в мечтании представляют; так и сребролюбивого душа, любостяжанием будучи одержима, всегда злато, всегда сребро видит; охотнее на злато, нежели на солнце смотрит. Желает, чтобы все в злато превратилось, и о сем, сколько возможно, помышляет. Каковые хитрости не употребляет ради злата? Пшеница ему злато бывает, вино в злато прелагается, волна ему в злато превращается, весь торг, весь умысл злато ему приносит . Само себе злато рождает многоусугубляемо в заимствовании: и сытости нет, и конца желаний не обретается. Сластолюбивым детям многажды позволяем желаемыми им чрез меру насыщаться, дабы помощию излишнего насыщения отвращение в них произвесть. Но сребролюбец не так: он чем большим богатством изобилует, тем вящшего желает. Возженный огнь неукосненно все вещество пожирает; и никто прежде истления всей материи удержать его не может. Так, сребролюбивого может ли кто удержать? Он едчае самого огня, все беспрестанно пожирает. Завладел ли он имением ближнего? На место того вступил другой сосед; и того имение себе присвояет: не смотрит на приобретенное, что уже много, но рассуждает о недостатке. Не веселится о приобретенных, но печалится о том, чего не имеет; ниже помышляет о наслаждении собранным, но мучит себя желанием большего. Откуда бессонница, попечение и заботы. Что сотворю? Разорю житницы моя, и большия созижду. Безумне, в сию нощь душу твою истяжут от тебе, а яже уготовал еси, кому будут (Лк.12:18,20)? Сие посмеяние безумию превосходнее есть вечного мучения. Ибо, который вскоре похищен быть имеет, каковая советует? Разорю житницы моя, изрядно ты расположился, сказал бы и я ему: достойны бо разорения сокровищницы неправды. Раскопай своими руками, яже зле создал. Разрушай житницы, от которых никто не отошел с получением утешения. Погуби весь дом, сребролюбие сохраняющий, разрывай крышки, сбирай стены, покажи солнцу истлевшее жито, изведи из темницы, как узника, богатство, изведи на среду темные мамоны обиталища. Разорю житницы моя, и большия созижду. Когда же и те наполнишь, что тогда умыслишь? Или паки разоришь, и паки созиждешь? Что сего несмысленнее, как бесконечно утруждать себе, созидать со тщанием, и со тщанием разорять.

Когда услышишь: Продаждь имение твое, и даждь нищим (Мф.19:21), да возъимеешь напутие в вечное блаженство, отходишь скорбя; а когда тебе скажут: даждь имение женам безстудным, даждь каменосечцам, древоделам, мелких камешков располагателям, живописцам, то веселишься, аки стяжевая нечто, от имений честнейшее. Не видишь ли стены сии от времени развалившияся, коих останки, аки могилы некие, во всем граде видятся? Когда оные восставлялись, то сколько во граде было убогих, которые по причине заботы о строении, от тогдашних богатых презираемы были? Где же ныне блистательное к деланию их приуготовление? Где тот, который о великолепии оных суетился? Не разорились ли они, и пали так, как строения веселящимися детями созидаемые на песке? Не во аде ли лежит суетный таковый о суетном своем попечении раскаяваяся? Великую имей душу человече! Стены и малые, и великие туюже исправляют потребность. Имеешь житницы, если хощешь, домы убогих. Скрывай себе сокровище на небеси (Мф.6:20). Там положенная ни червие поядают, ни тля тлит, ни татие крадут. Но я (говоришь ты) тогда подам требующим, когда вторые житницы наполню. Долгия лета жизни себе ты назначил. Блюдись, чтоб не предварил тебя день определенный уже, ибо обещание твое не благости, но гнусности есть доказательством. Ты обещаешься не с тем, дабы дать хотел, но чтоб в настоящем подаянии отказать. Ибо что теперь препятствует к подаянию? Уже ли нет нищего? Или не полны суть житницы? Мзда ли не готова? Или заповедь не светла? Алчущий тает от глада, нагой от мраза умирает, должник утесняется, а ты милостыню до заутра отлагаешь. Слыши Соломона, ясно вопиющего Не глаголи: отшед возвратися, и заутра дам: не веси бо, что породит находящий день (Притч.3:28). Ты, злато отдавая за покупку коня, не печалишься, тленное же издерживая и царствие небесное получая, слезишь и отказываешь просящему, отлагаешь подаяние, бесчисленные извинения для иждивений умышляя. Что отвещать будешь Судии, который стены облачаешь, а человека не одеваешь, который коней украшаешь, а брата в раздранных одеждах сущего презираешь, который пшенице согнить позволяешь, а алчущих не питаешь, который сребро закапываешь, а о утесненном небрежешь?

Как тебе представлю страдания убогого? Он, посмотрев в дому своем, видит, что нет у него злата, и ниже когда-либо будет; сосуды же и ризы таковы имеет, каковы суть нищих стяжания, малых медниц все стоит. Что убо? Обращает на сыны свое око, дабы тех приведши на торжище, и продав их, избавиться от смерти. Рассуди здесь брань несносного глада с любовию отеческою. Глад жалостнейшею смертию грозит, естество же напротив влечет, купно с чадами умереть советует. Многократно устремляяся, потом удерживаяся, напоследок побежден бывает от необходимости и нужды. И что совещавает отец? Кого первее продам? На кого житопродавец приятнее воззрит? Приступлю к старшему, но почитаю старейшинство его; к юнейшему ли? Но сожалею о возрасте его, который не чувствует злоключения. В нем хранятся родительские черты: он способен к наукам. Оле недоумения! Что начну? На кого из сих нападу? В какого зверя преображусь? Как естество забуду? Если всех сохраню, то всех увижу изнуренных гладом. Если единого отдам, какими глазами на прочих воззрю, подозрителен уже сделавшись им в неверстве? Как в доме буду жить, сам себе устроив бесчадие? Как к трапезе прииду, от сего довольствие получив? Наконец, с безмерными слезами любезнейшего сына продать идет: тебе же не преклоняет страдание, не помышляешь о естестве. Глад утесняет бедного, а ты медлишь и ругаешься, умножая его злоключения. Он утробы продает за цену брашен, твоя же не токмо не изнемогает рука от таковых злосчастий цену приемля, но и при весах торгуешься о большем, как бы много взявши, меньше дать, отвсюду отягощая злоключениями бедного.

Птицу Селевкиду на благодеяние человеческое ненасытною Создатель всех сотворил; ты же на вред многих ненасытною душу свою учинил. Рыбы едина другую снедает, и меньшая служит пищею большой. Иногда случается, что рыба, одолевшая меньшую себя, сама бывает добычею большей себя рыбы, и обе во едино чрево третией рыбы вмещаются. Что? Не тоже ли самое и мы человеки творим, когда низшим себя насилие причиняем? Чем разнствует от последния сея рыбы тот, который по безмерному желанию приобресть богатство, в ненасытимых сребролюбия недрах бедных людей сокрывает? Он похитил имение нищего, а ты изобличив сего, присовокупил его к своему стяжанию. Неправедных всех неправеднейшим, и лихоимственных лихоимственнейшим ты себя оказал. Блюдися, дабы та же самая рыбная кончина не восхитила и тебя, то есть, удица, невод или мрежа. Непременно и мы, когда многия неправды делаем, не избежим последния казни. Отец ли тебе оставил богатство, неправедно приобретенное? Отдай обиженному, не присвояий сего, наследие есть греха. Имеешь ли ты оставшегося после отца насильственным образом в рабство притяжанного? Даруй ему вольность, дабы и его мучения облегчить, и себе самому получить свободу. Не извиняйся сынами, лихоимец. Дети ли суть? Собирай им сокровище вечное: оставь чадам благую память паче богатства многа, всех сотвори сыну твоему отцами чрез благотворение. Нужно тебе когда-либо отойти от жития, и оставить сына твоего в малом возрасте предстателей требующего, следственно, когда ты добр и благотворителен будешь, то всякий чадо твое, аки свое, пропитает; ибо воспомянет, что и ты сирых отец был. Когда же зле поживешь и многих опечалишь, и всякого зверя лютейший к живущим с тобою будешь, и от жизни отъидешь; то сына своего, общего живущим врага оставишь. Ибо, как рождение скорпиино зрящий боится, да не како в возраст пришедши уподобится отцу, так и чада твоя, поскольку наследниками суть злобы отеческие, прежде, нежели в совершенный возраст приидут, от всех наветованы будут. Как реки из самого первого начала устремляющияся, с сильным стремлением все попадающееся уносят, так и сребролюбцы усилившись от тех, которым они насилие учинили, и большую еще к насилованию получив способность, и прочих порабощают; и бывает им от большего усилования большая злоба, когда каждый из обиженных более печется о том, чтобы вящшего не претерпеть зла, нежели об отмщении за претерпенное им.

Итак, не пожелай села ближнего твоего; приложением бразды ко бразде не умножай своего. Ибо колико разширяешь чуждых прибавлением землю свою, толико себе горший грех устрояешь. И земля, которую помалу ты чрез лихоимство распространил, здесь остается, и более уже не тебе принадлежит, но наследникам, и ты оставляешь неправедное имение наследить тебе хотящему. Земля во век стоит, грех же, наподобие тени, всякой душе последует; ибо, как тень последует телу, так грех с душею сплетается. Те, которые с неправдою пределы своих владений на чужие простерли, поскольку владения сии приобретены от воздыхания обиженных, конечно, благословения Божия сделались чужды так, что у их тамо, где десять супруг волов орали, едва корчаг един собрать можно, и где шесть артавас посеяно было, там едва можно собрать три меры плодов (Ис.5:10). Злый во граде сожитель есть лихоимец, злый сосед и в селех. Море знает пределы свои, нощь не преходит пределов прежнего установления. Но сребролюбец не стыдится времени, не познавает предела, не уступает последованию преемства, а подражает огненному устремлению, всех касается, вся поядает, всего, что ни видит, желает. Не насытится око зрения (Еккл.1:8), ниже сребролюбец насытится, приемля. Ад не рече: довлеет (Притч.27:20), ниже сребролюбец речет когда, что ему довлеет; но что из сего пользы? Бессонница, попечения и заботы. Судия ожидается, а лихоимец печется, да не к суду привлечен будет; советуется в нощи, каких злых спомощников уготовит, да ложная свидетельства обрящет, как утеснить беспомощного; насилие же сотворит ему и при суде, сокрывши истину, и обоим нанесет вред, судию прельстив, а от обиженного лихоимствовав. Иное въявь употребляет; а иное закапывает надежд ради неизвестных, оставляя надежд ради таковых, каковы не суть надежды. Ибо если бы надежд ради было сокрывание, то вечные ради надежды было бы таковое приуготовление: ныне же сокрывает под одр богатство безвестное, грядущую тщету думая отвратить. Но приидет ли когда потреба, неизвестно. Приидет, однако, время, в которое раскается о неустроении богатства. Сие явственно есть, и я поручаюсь. Что ты делаешь бедный человек? Что скрываешь в земли твое сокровище? Когда будешь употреблять настоящее? Когда им насладишься, всегда заботами стяжания одержим? Не всякие ли употребляешь способы, да возмешь, яже ближнего суть? Отъемлет у меня собою свет, говорит он, дом ближнего, мятеж делает, скитающихся к себе приемлет. Ежели ты возжелаешь дом ближнего твоего, и он не хощет от тебя отдалиться; то нужно тебе самому удалиться в последния страны земли нами населяемые. Если же сему быть невозможно, то еще при первом помысле удержи свое к злу стремление, человече; доволен будь тем, что приобрел, и благодари за то, что имеешь, ведая, что и великолепные домы, от лихоимства построенные, пусты от жителей остались, и пространные нивы, от обид размноженные, часто бесплодны были. Божие бо мщение многократно предваряет будущий суд, и неправедно приобретенные домы в непотребность обращает, вместо бесчисленного множества и светлого изобилия, пустыми их творя. Кто чужого ищет, тот, немного времени спустя восплачет, своего собственного лишившись. Что Навуфея израильтянина погубило? Не пожелание ли Ахаавле винограда?

Помяни день он, в оньже открывается гнев Божий с небеси (Рим.1:18). Помяни славное Христово пришествие, когда воскреснут сотворшии благая в воскрешение живота: а сотворшии злая в воскрешение суда (Ин.5:29). Оные пусть оскорбляют тебя, а заповедь ни мало да не оскорбляют. Как я тебя буду увещевать, что реку? Царствия не желаешь, геенны не боишься; откуду взято будет исцеление души твоей? Когда и ужасная устрашают, ни приятная увеселяют, то видно мы с каменным сердцем беседуем. Желал бы я тебе мало опочити от дел неправды, о лихоимец! И помыслам твоим безмолвие дать, дабы помыслить, на какой конец тщание такое бывает. Имеешь земли оранные на толико стадий, и земли насеянные еще на толико, горы, поля, дубравы, реки, луга. Что по сих? Не три ли токмо локтя ожидают тебя? Не тягота ли малого камене довольна будет на сохранение заключенные плоти твоея? Почто беззаконствуешь? Что руками собираешь бесплодие, и вещество вечному огню? Истрезвишься ли когда от пиянства сего? Исцелишься ли разумом? Приидешь ли в себя? Представишь ли когда пред очи твои судище Христово? Что будешь отвечать, когда окружат тебя обиженные, и возопиют пред Судиею праведным? Что же сотворишь? Каких предстателей наймешь? Киих свидетелей представишь? Како прехитришь Судию, Которого обмануть не возможно? Нет там витии, нет словопрения могущего затмить Судии истину; не последуют ласкатели, ни имения, ни достоинства; оставлен от другов, нет помощников, без предстателей, безответен, постыжден, ят будешь, дряхл, сетователен, уединен, не дерзновенен. Куда ни поглядишь, явные отвсюду увидишь злых обличения, отсюду сирого слезы, оттуду вдовицы воздыхания; отъинуду убогих, коих ты заушал; рабов, коих мучил; соседов, коих раздражал; вся на тебе восстанут, злый лик злых деяний твоих окружит тебя. Там нет отрицания, но заграждаются всяка уста бесстудная, ибо самые дела на каждого свидетельствуют, не гласы испущая, но таковыми являяся, каковы нами соделаны суть. Да бежим убо сребролюбия, дабы избегнуть угрожающего нам наказания, и быть участниками будущих благ, о Христе Иисусе Господе нашем, Ему же слава и держава с безначальным Его Отцем, и пресвятым и животворящим Духом, ныне и присно, и в бесконечные веки веков, аминь.

Великую, возлюбленнии, и многовидную на всяк день враг истины брань причиняет. Причиняет же, как знаете, наши похоти против нас стрелами творя, и от нас крепость приемлет к нанесению нам вреда. Как злые и скупые люди, коих старание и предприятие в том состоит, чтобы чужим богатеть, силы же не имея, чтоб явное насилие творить, обыкновенно заседают при путях; и когда увидят при оных какое место, или дебрями глубокими расседшееся, или частыми древами заглушенное, в оное входят, и издали взор у путешествующих таковыми покровами пресекая, внезапно нападают на них так, чтоб никто не видел сетей бедствия прежде, нежели впадет в оные, так и всезлобный ветхий наш враг, скрывая себе под сеньми мирских сластей, кои могут коварного в пути жития сего скрыть разбойника, и наветнику способность к укрытию подать, оттуду нечаянно пагубные нам ставит сети.

Но подобно, как градские стены, со всех стран град облежащия, отвсюду вражеским нападениям противостоят, тако и Ангел наш хранитель укрепляет передняя наша, стрежет задняя; и ни единого из обоих сих не оставляет без хранения, но всегда пребывает с верующими в Господа, если мы сами не отженем Его от себя злыми своими делами. Поскольку, как дым пчел, и зловоние голубиц прогоняет, так Ангела нашего хранителя многоплачевный и зловония исполненный грех отженяет.

Желательно бы убо было вовсе не прикасатися сему злу, впрочем, надлежит по искушении уже греха, аки вредоносные язвы бегать. Знал я некоторых в юности к плотским страстям поползнувшихся, и даже до старости по причине вкоренившегося злого навыка во грехе пробывших, и, как в тине валяющияся свинии, всегда вящше себе окаляют брением, тако и сии от сластолюбия студ себе на всяк день умножают. Грех бо когда рождается, стыд некий производит, когда же в совершенство приидет, бесстуднейшими творит согрешивших. Доколе убо мы мало согрешаем, еще мало и колеблемся, подобно растениям тихим ветром колеблемым; когда же приусугубляем и вящшая содеваем беззакония, тогда с приращением грехов усугубляется колебание. Иные убо много колеблемы бывают; другие же даже до того, что и из корене изгоргнувшеся повергаются; когда духовная злобы яко корени души, имиже утверждалися в вере на Бога, сильнее всякие бури исторгают. Ибо, кто не исполняет долга своего по неволе, тот вероятно, что получит от Бога какое-либо прощение, а от произволения содевающий зло без всякого извинения жестокие понесет наказания. Так как грехи одни суть невольные, а другия от произволения злого бывают. Следственно, инако невольное прощение получается, а инако злым произволением деемое осуждается. Некто согрешил, худое сначала имевший воспитание, поскольку и от родителей неправедных в житие вступил, и воспитан словами и деяньми беззаконными, другий же многия имея побуждения к добродетели, воспитание честнейшее, наставление родительское, учителей прилежание, словес Божественных слышание, содержание умеренное, и все прочее, чем душа наставляется к добродетели; после и сей в подобный грех поползнувшись, как по правосудию тяжчайшего мучения избегнет? Ибо первый точию за непосеянные в мыслях наших спасительные понятия обвинен будет, потому что здраво не употребил оные, сей же сверх сего еще и за то, что не взирая на данное ему споспешество, по причине нерадения в злое житие поползнулся.

Какие убо грехи могут у Бога прощение имети? И чем, и како согрешив, кто повинен бывает суду непокорства? Ни во множестве, ни в величестве, но в едином преступлении какого-либо повеления ясно судимое к Богу непокорство и общий противу всякого преслушания суд Божий обретаем, когда прочитываем Божественная Писания. В Ветхом убо Завете о страшной оной Ахаровой читая кончине, или историю в день субботный дрова собирающего проходя, из коих оба никогда же обрелися против Бога иное согрешение учинившими, или человеки обидившими, ни в великой ни в малой вещи, но один в первый раз и единожды, токмо собирая дрова, за сию неизбежную претерпел казнь, ни времени к покаянию имея, зане по Божию повелению от всего народа камением вскоре побиен был; другий же, понеже точию взял нечто от даров еще в сонмище не внесенных, ниже приятых теми, кои над таковыми были учреждены, был виною погибели не только себе самому, но и жене и чадом, сверх же сего и самой кущи купно со всеми своими, да и весь народ, аки огнь, зло греховное пожрало бы, хотя и не ведали они бывшего дела, ниже знали согрешившего; если бы вскоре падения ради убиенных мужей не сокрушилися людие, гнев Божий почувствовавше, и не пал бы купно со старцы посыпав персть на главу Иисус Навин. И тако убо жребием отъят повинный, реченную казнь претерпел. Что же Мария, сестра Моисеева? Сия, понеже противу Моисея рекла нечто токмо образом зазрения, что было следующее (яко жену рече Ефиопляныню поят себе, Чис.12): толикое негодование от Бога узрела, что ни самому Моисею, молившуся, отпущен был грех без наказания. Но на что мне сие воспоминать? Умолчав и самого Моисея, Божиего служителя, великого оного мужа, толикие и таковые чести от Бога сподобившегося, и самим Богом множицею свидетельствованного, егда глаголал к нему: Вем тя паче всех, и: обрел еси благодать предо Мною (Исх.33:12). Сей на воде пререкания не ради иного чего, но яко рече людем ропщущим за неимение воды: Еда из камене сего изведу вам воду (Чис.20:10)? Сего ради точию прещение от Бога приял в землю обетования не внити, еже бе некогда главизна обещаний ко Евреем бывших. Егда убо вижу сего молящася и не прощаема, егда вижу ни малого отпущения при толиких исправлениих о кратком глаголе оном сподобляема, поистинне вижу Божие нещадение по слову Апостола: и сего ради не уверуюся ли, яко истинно есть сие (Рим.11:12)? Аще праведник едва спасается, нечестивый и грешный где явится (1Пет.4:18)? Что же сие глаголю? Илий, жрец, сам будучи жития непорочнейшего, за то единственно, что не жестоко наказывал сынов своих, толикий гнев от долготерпения Божия претерпел, что противу восставшим иноплеменником сынове его во един день на брани умерщвлены были, и вси людие побеждены, и многие от сих пали; да и самый Кивот святого Завета Божия претерпел злоключение, еже ниже слышано было когда-либо прежде, поскольку к нему ни на Израильтяном, ниже из самых Священников всякому и всегда прикасатися было возможно. Сей, который ниже во всяком месте хранился, тогда нечестивыми руками, всюду преносим, и вместо святых (храмов) во идольская капища поставляем был: из чего можно рассудити, колико смеха и поношения у иноплеменников противу самого имени Божия было. К сим же и сам Илий жалостнейшею смертию скончался, и приял прещение, дабы и семени его преложитися от Священнического достоинства; еже и бысть, хотя ради собственного жития никогда и ни в чем осужден не был. И ниже премолчавая сносил беззакония сынов своих, но много увещевал их, да не кто му в подобных грехах пребывают. Глаголал бо им: Ни, чада: не благ слух егоже аз слышу о вас (1Цар.2:24). Но понеже противу их не показал подобающия ревности, сего ради на себе, на них самих и на всех людей привлек гнев Божий. Видится же, что обличение бывает с намерением исправления согрешающему, поношение же на постыдение прегрешившему творится. Ибо хотя кто по видимому и множайшия учинит добродетели, о не многих же, или о единой коей-либо заповеди вознерадит, или согрешившего оставит без обличения; ниже благую ревность по суду Божиему явит, за сие точию праведно казнь понесет, хотя же и от неведения в сем согрешит, ниже тако избегнет наказания.

Таковые множайшия судьбы в Ветхом Завете противу всякого преслушания находим; не меньшия же сих и в Новом, но еще и вящшую суда жестокость в нем обретаем, яко то: Раб ведый волю господина своего, и не сотворивый, биен будет много: не ведый же, сотворив же достойная ранам, биен будет мало (Лк.12:47–48). Христос же и по неведению грешащего не свобождает от казни, и противу грешащих в ведении жесточайшия грожения простирает. И паки: Небо и земля прейдут, словеса же Моя не мимо идут (Мф.24:35). И блаженный Апостол глаголет: Помышления низлагающе, и всяко возношение взимающееся на разум Божий, и пленяюще всяк разум в послушание Христово (2Кор.10:4–5). Всякое возношение и всяк разум, а не сей или оный. И в готовности имуще отмстити всякое преслушание (2Кор.10:6). И инде паки: Творящии таковая достойни смерти суть (Рим.1:32). И паки: Иже в законе хвалишися, преступлением закона Бога безчествуеши (Рим.2:23). И так ничтоже у Бога оставляется без наказания. Но если сия словеса суть точию, а не вещи: се в Коринфе жену отчую имевый, ни в чем ином не будучи осужден, точию же в сем едином, однако, не токмо сам предается сатане во измождение плоти, Дóндеже достойными покаяния плодами исправит прегрешение; но и всецелую купно церковь, занеже не воспяти грех, сим же творит повинну. Что же Анания, оный в деяниях упоминаемый? Какое иное зло обретается сотворшим, кроме сего самого? Како убо толикого гнева достоин быти видится? Свое стяжание продав, принесе пенязи, и положи пред ногами Апостольскими; но понеже утаи от цены; того ради в той же час купно с женою смертию казнен был, ниже словесем покаяния о гресе удостоився научен быти, ни о сем умилитися времени имея, ниже покаятися срок приемши. Такового же и толикого суда служитель блаженный Петр из всех учеников преизящный един паче всех свидетельствованный и ублаженный, емуже ключи Царствия врученни быша, когда слышит от Господа: Аще не умыю тебе, не имаши части со Мною (Ин.13:8). Какое сердце, хотя бы оно и каменное было, не наставит в страх и трепет судеб Божиих, паче же, поскольку никакого греха, ниже какого презрения знак явил, но много вящше превосходящую честь ко Владыке имел, подобающее рабу и ученику благоговеинство показав. Видев бо своего и всех Господа, Бога, Царя, и Спасителя, и вся купно во образе служителя, препоясанна лентием и нозе его умыти хотящего, аки в чувствие своего недостоинства пришед, и достоинству приходящего ужаснувся возопил: Господи, Ты ли мои умыеши нозе? И паки: не умыеши ногу моею во веки (Ин.13:8). Сего ради столь страшное прещение услышал, что, если бы не предварил скорым послушанием исправити прекословие, то бы ни ублажения Господни, ни дары, ни обещания, ниже самое толикого Божиего и отеческого к единородному Сыну благоволения откровение не довлели ко уврачеванию его непокорства.

Но если бы восхотел я все исчислять, колико обретаю в Ветхом и Новом Завете, то мне на повествование сих не достало бы времени. Теперь же потребно точию помянуть, что в великий оный и страшный день суда Господь наш Иисус Христос к тем, кои ошуюю Его стати имут, речет: Идите от Мене проклятии во огнь вечный, уготованный диаволу и агелом его (Мф.25:41); не яко убийство, или блуд сотворили, или солгали, или кого обидели, или иное что от реченных, хотя же и меньше сих соделали, но яко о добрых делах нерадели: Взалкахся бо, глаголет, и не дасте Ми ясти: возжадахся, и не напоисте Мене, странен бых, и в темнице, и не посетисте Мене (Мф.25:42–43). И тако убо кто не ослабевает и не удобопреклонен есть к невоздержанию, тот может удобно избежать всякого греха; если же кто множайших согрешений избегнув, от единого постигнут будет, сей не есть победитель так, как не есть здрав кто-либо единым каким-нибудь страдая в теле недугом, ниже есть свободен, кто имеющий единого кого-нибудь над собою господствующего. Тем, коих удобопростительны суть прегрешения, угрожает писание посетити жезлом беззакония их, и ранами неправды их, которые же неудобопростительно грешат, к тем глаголет: Что еще уязвляетеся (Ис.1:5), вся приемши раны? Все ради обращения вашего данные раны вы презрели, сокрушение убо вас ждет. Из бедствий же нам приключающихся иные за грехи бывают, а другия на исправление нрава искушаемых, иные паки на истребление отчаянных, якоже при Фараоне. Сим бо уже не язвами, ниже ранами, но погибелию угрожает. Что еще уязвляетеся? Вы, коих телеса и души уязвленны суть, и никакож можете исправитися. Многократно бо и болезнь бывает на пользу, когда исправляет грешника; здравие же не редко служит вредом, когда здравому напутствием ко греху бывает; подобным образом, и богатство некиим поводом к любострастию служит; убожество же многих ко злу стремящихся воздерживает; итак, (о смертный!) не уклоняйся того, чего не должно, ниже к чему не должно прилепляйся, но единого избегать тебе надлежит греха, и единое от зол прибежище иметь Бога.

Многие забывают прежния согрешения свои, нерадяще о них и небрегуще, аки никоему же отмщению имущу быти. А кто пред очами суд Божий всегда имеет и верует, что все предстанем судищу Христову, да приимет кийждо яже с телом содела, или благая, или злая (2Кор.5:10); тот непрестанно в подвиге пребывает и о исцелении болезни сей, яко в душе его сущей, печется, и сам себе осуждает, исповедываяся Богу по глаголу Давидову: Болезнь моя предо мною есть выну (Пс.37:18). А многие и возвратившеся от лукавых деяний, когда воспоминают о преждних делах, часто чрез сие возобновляют оставленной ими грех, который ничто иное есть, как крыющийся в душе недуг. Бывает же и попущение грешников по оставлению их. Ибо о которых промышляет Слово, глаголет: Не оставлю тебе, ниже презрю mя (Нав.1:5), о коих же, конечно, погубит надежду, сих оставляет свободных, творити воли плоти и помыслов своих; потому что наказание им уже не полезно бывает. Грех понеже горший есть струпа, язвы и раны палящия, то не возможно к нему, аки к ране прилагати пластыря, ниже, аки к струпам елея, нет нужды в помощи сих, суть бо вящша заражения, неже вспомоществования оным. А поскольку весь язык грешник есть, и вси людие исполнени прегрешений, того ради и казнь часто всех постигает: И всякое сердце печально есть (Ис.1:5), людей в плен за грехи вводимых. Но как сечения или жжения не врач, но самый недуг виною есть, тако и разрушения градов, по причине бесчисленного множества грешников произшедшия, свободным творят Бога от всякого на него негодования.

И не многих бо людей грехи казнь на многих наводят, и за беззаконие единого человека целый народ наказывается. Ахар учинил святотатство, а все воинство претерпело казнь (Нав.7:1); Замврий соблудил с Мадианитянкою, а Израиль был наказан (Чис.25:6). Как зараза к единому человеку, или скоту прилепившися, обыкновенно разливается на всех, тако и делатели беззакония свое зло на всех навести стараются, и многих подобными себе сделать тщатся, дабы в сообщении зол, свободиться поношения; и сего ради един другому немощи сообщая, купно болезнию заражаются, и купно погибают. Известно, что огнь удобопалимому естеству прикоснувся, не может удержаться, чтобы во все оное не пройти; наипаче же когда случится сильный ветр возбуждающий пламень, тако и грех единому прикоснувся, не может ко всем приближающимся не прейти, духовом злобы возжигающим его.

Телесные действия требуют и времени, и благопристойности, и труда, и помощников, и прочего сему подобного; духовные же движения без времени совершаются, без утруждения соделываются, без утомления оканчиваются, и всегда имеют способное время. Случается, что некто из гордых и возносящихся благочестием, вид целомудрия на себе извне имущий, и сидя посреди ублажающих его за его добродетели, между тем притекает мыслию ко греху тайными обращениями сердца. Воображает желаемое, воспоминает беседу неблагопристойную, и в тайных сердца своего явственно похоть изобразивши, сокровенной внутрь грех соделал. Большая бо часть греха в расположении воли совершается; понеже плотские действия многими случаями бывают пресекаемы; согрешающий же намерением с скоростию помышлений, исполненный грех имеет. Яко бо телеса теньми, тако грехами души сопровождаемы бывают, ясно изображающия действия. Совершенная есть злоба согрешать и намерением купно и делами; половина же зла грешить, токмо мыслию и намерением. Но и мыслию токмо согрешающий не есть, конечно, свободен наказания. А поколику престает от сего зла, толико ему и казнь отпущается, коегождо бо от таковых приятого в братство, потом же обещание отмещущего, тако подобает зрети, аки в Бога согрешивша, пред Нимже и к Немуже исповедание обетов сотворил. Аще же, глаголется, Богу кто согреши, и кто помолится о нем (1Цар.2:25)? Кто бо себе посвятив Богу, после к иному житию прейдет, тот святотать сотворился, сам себе окрадый, и Богу дар отъемля. И сим не подобает брата братские отверзати, хотя бы и случайным когда мимохождением покрова ради пришли, ибо Апостольское правило ясно повелевает нам, от всякого бесчинного уклонятися, и не примеситися ему, да посрамится.

Тако и роза сначала без терния произрастала; напоследок же, к прекрасным цветам присоединена, стали терны, дабы с приятностию наслаждения вместе имели мы и оскорбление, воспоминания ради о грехе, за который осужденна стала земля произрастати нам терния и волчцы, тако злоба страстей, ради незнания Бога, беззаконное познание в нас всеяла. Великий страдалец Иов, многия искушения претерпевая, не познал, откуда сие ему было, того ради говорил: стрелы Господни в теле моем суть, их же ярость испивает кровь мою (Иов.6:4). Но Давид и самою душою недуговав, сам себе наказывал, различным подвергая себе мучениям образом исповедания: Яко стрелы Твоя унзоша во мне, глаголя, и утвердил еси на мне руку Твою. Несть исцеления в плоти моей от лица гнева Твоего; несть мира и в костех моих, от лица грех моих (Пс.37:3–4). Стрелы же зде упоминаемые, по мнению моему, суть духовные, паче же самые Божии слова прободающия и уязвляющия душу, и самую совесть мучащия и наказывающия. Ибо, хотя сей муж столь велик был, и толико благ от Бога получил, однако бесчестное учинил дело. Когда бо безоружен обретшись Давид, не мог противиться разжженным стрелам лукавого, тогда подлинно в душе получив рану, пленен был похотию. Яко бо Иов диавольские стрелы, то есть, струпы на теле его наложенные, понеже Божиим попущением приключились, стрелами Господними нарек, глаголя: Стрелы Господни в теле моем суть, их же ярость испивает кровь мою, тако вероятно и Давид сии стрелы Господними наименовал; понеже попущением Божиим нападал на него враг, да научится не глаголати: не подвижуся во век (Пс.29:7). Благодатию бо Божиею укрепляем, некогда столь много о себе помышлял, что с гордостию произносил: Аз рех во обилии моем, не подвижуся во век (Пс.29:7). Для того праведно предан был искусителю, который, коснувшися души его, больший ему, нежели Иову, нанес вред.

Три разности усердия в неизбежной нужде послушания Христова усматриваю я, то есть, рабов, наемников и сынов. Понеже либо мук боящеся, уклоняемся от зла и в рабском состоянии находимся; либо мзды хотяще, собственные ради пользы исполняем повеления, и сего ради подобны есмы наемником; либо за самое добро и по любви к давшему нам закон, радующеся, что столь препрославленному и благому Богу работати удостоилися, и тако есмы в состоянии сыновнем. Следственно, ни тот, который по причине боязни заповеди исполняет, и всегда наказания за леность страшася, иное от повеленных ему сотворит, о ином же вознерадит, но о отмщении за всякое преслушание равно ужасном помышляти будет. И того ради блажен есть, иже ни о чем же должных ему вознерадит: Блажен бо муж, глаголется, бояйся Господа. Чегоже ради? Яко в заповедех его восхощет зело (Пс.111:1). Но ниже наемник преступити что от повеленных восхощет; како бо приимет мзду делания виноградного, егда не исполнит всех соглашенных? Ибо когда и единого чего-либо недостает от нужных, не потребно сотвори дело стяжателю. Кто же за вред мзду воздаст неправедно сотворшему? Третие же есть по любви служение. Кий убо сын, намерение имеющий благоугодити отцу, в больших возвеселяя, малейших же ради оскорбити его восхощет? Но те, которые большую часть заповедей преступают, в коем числе поставлены быти хощут, ниже яко отцу служаще Богу, ниже яко великая обещавающему покаряющеся, ниже яко господину работающе?

Како же сладострастную жизнь житию сообразному с заповедию предпочитая, жизнь блаженства, жизнь подобную Святых обитанию, и Ангельская веселия в лице Христове себе обещавати можем? Поистинне младенческого разума суть таковые мечтания. Како буду со Иовом, который ни легчайшия скорби с благодарением не приял? Како с Давидом, который со врагом своим не долготерпеливно поступил? Како с Даниилом, который со всегдашним воздержанием, и прилежною молитвою Бога не взыскал? Како с коимждо от Святых, который не шествовал по стопам их? Кто бы обрелся столь нерассудный подвигоположник, который бы равных венцев достойными быти возмнил и победителя, и того, который никогда не подвизался? Какой военачальник призывает когда-либо на равное разделение корыстей с победившими купно тех, кои ниже явилися на брани? Благ есть Бог, но и праведен; праведному же свойственно есть по достоинству воздавати, якоже писано: Ублажи Господи благия, и правые сердцем: уклоняющияся же в развращения, отведет Господь с делающими беззаконие (Пс.124:4–5). Милостив есть (Бог), но и Судия. Любит бо, рече, милостыню и суд Господь (Пс.35:5). Познал ли убо ты, киих милует? Блажени бо, глаголет, милостивии, яко тии помиловани будут (Мф.5:7). Видиши ли, како рассудно употребляет милость? Ниже нерассудно милуя, ниже немилостиво судя: Милостив бо Господь и праведен (Пс.114:5). Убо да не познаваем Бога преполовительно, ниже человеколюбие Его виною лености нашея да будет. Того ради громы, того ради молния, да не презирается благость. Иже возсиявает солнце, той и слепотою поражает; иже подает дождь, той и огнь дождит. Оная суть благости, сия же ярости; и тако, либо оных ради да возлюбим, либо сих ради да убоимся (Мф.5:45; Зах.10:1; Быт.19:24), да не речено будет и нам: Или о богаmсmве благости Его и кротости и долготерпении нерадиши, не ведый, яко благость Божия на покаяние тя ведет? По жестокости же твоей и непокаянному сердцу собираеши себе гнев в день гнева (Рим.2:4–5.) Какая мне польза от прочих добродетелей, когда юродом брата нарекши, повинен буду геенне? Какая польза тому, который от многих свободен, а от единого в рабстве содержим есть? Творяй, рече, грех, раб есть греха (Ин.8:34). Какая прибыль тому, который от многих болезней свободен бывши, от единые тело свое погубляет? Кто бо творит волю Господню, но не якоже хощет Бог, ниже со усердием Божия любви оную исполняет; тот неполезно имеет дела тщание, по гласу Самого Господа рекшего: Аминь глаголю вам, яко восприемлют мзду свою (Мф.6:5). И тако убо человече! Когда не помнишь ты о первом твоем на свет произведении, то из положенной за тебя цены хотя мало помысли о твоем достоинстве. Воззри на цену, еюже искуплен, и познай, чего ты стоишь. Ты искуплен дражайшею кровию Божиею, не буди убо раб греха. Уразумей превосходство твое, да не уподобишься скотам несмысленным. Како бо вы служаще безразсудным и пагубным пожеланиям, аки невольники, можете управляти рабов? Како можете праведно наставити детей ваших, сами ненаказанное и бесчинное житие имуще? Нужда бо ми належит, глаголет Апостол, горе же мне есть, аще не благовествую; и возвещу оправдания Божия день и нощь (1Кор.9:16). И вас бо равное постигнет бедствие, если вы или возленитеся, или слабо и со опущением в соблюдении преданных вам, или во исполнении дел поступать будете. Слово (бо), еже глагола, рече Господь, то судит ему (миру) в последний день (Ин.12:48). Всегда бо я ища блага, и не получая его, не могу сему иные обрести вины, как только уверовать, что я за прежде содеянные мною грехи казнь приемлю. Ведая убо, что Богодухновенного писания слова предстанут пред лицем нашим на судищи Христове, с бодростию да внемлем всем глаголемым, и вся учения Божественная поспешим со тщанием привести к действию, яко не вемы, в кий день же и час Судия наш приидет. Ему же слава и держава во веки веков, аминь.

Сугубый ужас объял мысль мою тебе ради (брате): ибо с одной стороны безжалостное некое усилившееся движение духа ввергает меня во грех человеконенавидения; с другой паки и желающего мене соболезновать и смягчиться над преступлениями в смущение приводит. Того ради намереваясь писание сие начертавати, хотя дрожащую руку рассуждениями я подкрепил, но лица печального по причине соболезнования о тебе переменить не мог, в такой от тебя приведен будучи стыд, что в плачь преложив устне мои, устами двигать не могу.

Горе мне! Что реку или что помыслю на распутии стоя? Если приведу на мысль прежнюю твою суетную жизнь, когда окружало тебя богатство и пресмыкающаяся по земли слава, когда следовало тебе множество ласкателей, когда ты наслаждался кратковременным любострастием с явным бедствием и с неправедными прибытками; и то страхи от начальников, мысли твои о спасении тревожили, то народных дел заботы колебали твой дом, и множество зол отвлекало мысль твою от могущего тебе помочь; когда мало ты упражнялся в размышлениях о Спасителе, к пользе твоей тебя устрояющем, избавляющем же и прикрывающем тебя поругающегося Ему в безопасностях твоих: когда же, напротив, и многобедственное свое богатство вменяя за ничто, и как от попечения о доме, так и от обращения с супругою своею убегая, подвизался токмо в снискании благонравия, все сие повторяю, приводя себе на мысль, трепещу, но ты еще будучи весь возвышен, как странник и путешественник села и грады протекший, достиг Иерусалима, где я, жительствуя с тобою за подвиги твои, в трудах ублажал тебя, когда ты чрез целые седмицы пребывая постен, любомудрствовал о Боге, и купно сожительства с людьми, аки в бегство обращенный, удалялся, избрав же спокойствие и уединение, уклонялся народных мятежей. Сверх сего тело твое вретищем грубым облекши, и чресла твои поясом жестоким обязуя, терпеливо кости свои сокрушал. Изнуряя себя постом с частьми хребта чрево соединил, не употребляя мягкого опоясания, внутренность свою наподобие тыквы сжав, прилепиться к самым утробам (почкам) ты принудил, весь тук плоти истощив, подчревные проходы рачительно изсушил, и самое чрево гладом изнурил так, что реберные части как некиим покровом части чрева осеняли. При удручении же всего состава телесного в нощное время исповедаяся Богу, токами слез власы брадные орошал. Но на что мне все исчислять подробно? Вспомни, колико уст святых тел ты облобызал, колико и священных телес объятия сподобился, сколько человек руки твои, яко пречистые облобызали, сколько рабов Божиих, яко поклонники прибегали к стопам твоим, объемля оные.

Но всего сего какой конец? Грех разглашаемого блудодеяния быстрее стрелы пролетающий, пронзая острейшим жалом нашу внутренность, уязвляет слух наш. Какое столь злокозненное обаятеля ухищрение до столь пагубного падения тебя довело? Какие многосплетенные диавольские сети тебя обшедшия добродетели твои учинили недвижимыми? Скажи, куда скрылись повествования о твоих подвигах? Или (сему слуху) не должно верить, да и как по объявлению уже не почесть за истинное то, что доселе было сокрыто? Ибо ты души к Богу прибегавшия страшными клятвами обязывал, когда лишшее сих слове: ей и ни, точно диаволу приписывается. Следственно, ты вместе и пагубного клятвопреступления учинился виновником, и презрев образ постнического жития, Апостолом и Самому Господу поношение сотворил. Ты посрамил славу чистоты, осквернил обещание воздержания; от чего мы плененным грехами людям учинились повествованием, Иудеи и Еллини на зрелищах, представляют наши дела. Рачение монашествующих о подвигах ты пресек, старательнейших в страх и ужас привел, чудящихся еще до днесь власти диавольской, а нерадивых до крайнего невоздержания довел, уничижил, сколько в тебе ни было, похваление Христа, рекшего: Дерзайте, Аз победих мир (Ин.16:33), и его начальника; чашу срама наполнил ты отечеству. Подлинно на самом деле доказал ты сию притчу: как елень, пронзенный в сердце. Что же убо ныне? Столп крепости еще не пал, брате! Еще не воссмердели лекарства к обращению, град прибежища еще не затворен. Не пребудь во глубине зол, не предаждь самого себя человекоубийце. Весть Господь возводити низверженных. Беги не в далекое какое место, но теки к нам. Вступи паки в прежние твои труды вторичными добродетелями, истребляя пресмыкающееся гнусное сладострастие. Представь в уме своем день последний столь приближившийся к жизни нашей, и впрочем, узнай, как Иудеев и Еллинов чада приглашаются к благочестию Христианскому: и не совсем отрицайся от Спасителя мира, да не постигнет тебе страшный оный Владычний ответ: Яко не вем вас, кто вы есте (Мф.25:12).

Единого мужа Иоанна бывшее проповедание всех привлекло к покаянию; ты же, который от пророков поучаешься Измыйтеся, и чисmи будете (Ис.1:16), псалмами увещаваешься: Приступите к Нему, и просветитеся (Пс.33:6). Апостольская слышишь повествования: Покайтеся, и да крестится кийждо от вас во имя Иисуса Христа во оставление грехов, и приимите обетование Духа (Деян.2:38), который призываем Самим Господем глаголющим: Приидите ко Мне вси труждающиися и обремененнии, и Аз упокою вы (Мф.11:28), однако ленишься, советуешься и коснишь. Который из млада слову научаешься, еще ли не согласился со истиною? Который всегда обучаваешься, еще ли не пришел в познание? Ты чрез все житие исследываешь самым опытом, до старости соглядаешь, когда убо будешь Христианин? Когда познаем тебя, как своего? Чрез весь прошедший год сего ты времени ожидал, ныне паче чаешь будущего? Блюдись, да не обрящешься творящим обещания должайшия жития. Не знаешь, что породит наступающий день: не обещавай, что не есть твое. К жизни мы тебя зовем о человече! Что бегаешь звания? Ко участию во благих, что теряешь дарование? Царство небесное отверсто, и призываяй неложен есть, путь удобен, ни времени, ни иждивения, ни купли требует. Что медлишь? Что вспять обращаешься? Что боишься ига, как юница некая, не искусившая оного? Не стирает выи, но прославляет. Не привязуется прем около выи, самовластного ищет влачителя (Ос.4:16). Не видишь ли, что осуждается Ефрем, как юница подстрекаемая, ибо бесчинно заблуждает, иго законное бесчестно творя. Подклони неукротимую выю твою: буди подъяремник Христов, да не како не покаряяся ярму и в житии свободен будучи, удобоуловлен будешь зверьми.

Если бы я злато в церкви раздавал, не сказал бы ты мне: заутра прииду и заутра подашь, но взыскал бы ныне, требуя подаяние и негодовал за отлагание. А понеже не вещества светлость, но душевную чистоту предлагает тебе, Оный великодаровитый, то ты вымышляешь способ отречения, и вины исчисляешь. Когда бы ты раб человеку был, и была бы рабам преднаписана свобода, не тщился ли бы ты к урочному дню, наняв помощников, и судей умоляя всяким образом, да был отпущен на свободу; не восхотел ли бы ты и заушение, последния раны рабам свобождения ради от ударений претерпеть? А понеже тебе, раба, не человеку, но греху призывает проповедник на свободу, дабы отрешить тебя от плена, и разным со Ангелы гражданином небесным сотворить, и показать сыном Божиим благодатию усыновленным, и наследником благ Христовых, то говоришь, что не время еще тебе прияти подаваемая. О, злые препятствия! О, срамные и бесконечные упражнения! Доколе будут наслаждения? Доколе сладострастия? Многое время жили мы миру, да поживем прочее и себе самим. Что есть достойнее души? Что может соравниться Царствию небесному? Кто достовернейший тебе советник, паче Бога? Кто мудрейший премудрого, или кто полезнейший благого? Кто свойственнейший Творца? Ниже Еве пользовало покориться совету змиеву, паче нежели Владычню. О, непотребных словес! Не имею времени быть здрав; еще не являй мне света, еще не соединяй мене со Царем! Не сия ли явственно ты глаголешь, паче же и сих несмысленнейшая? Если бы ты должен был платить народную дань, и возвещено бы было оставление долгов должникам, при сем бы кто-нибудь, нападая, стал отнимать у тебе право того прощения, не вознегодовал ли, и не возопил ли бы ты, как достойные части общего дара лишаемый? Но, когда не только прощение в прошедших, но и в будущих дарование предвозвещено, то ты сам себе обиду творя, каковой ни един от врагов твоих мог бы тебе нанести, мыслишь ли, что ты добрый имел совет, и о своей пользе старался, не приемля оставления, но в долгах умирая? Когда многи суть твои согрешения, не печалься о множестве сих. Идеже бо умножися грех, преизбыточествова благодать (Рим.5:20), ежели только приемлем оную, когдаж малы, легки и не к смерти суть твои грехи, то что печалишься о будущем, мужественно прошедшая понести. Ныне аки на весах стоит душа твоя, отсюда Ангелами, оттуда же демонами влекома. К которым убо восхощешь приклонитися сердцем твоим? Что в тебе победит? Сласть ли плотская, или освящение душевное? Наслаждение настоящими, или желание будущих? Ангели ли имут прияти тебя, или удержати придержащии тебе ныне? Военачальники при ополчении раздают знамена воинам, чтоб единомысленные друг друга удобно призывать, и от сопротивных, когда в сражении смесятся, скорее различить себя могли. Никто тебе не познает, наш ли ты, или от супостат наших, ежели таинственными знамениями не покажешь с нами союза, ежели не назнаменается на тебе свет лица Господня. Как заступит тебя Ангел? Как измет тебя от врагов, когда не познает печати? Как ты скажешь, Божий есмь, не нося таковых знамений? Не запечатленное сокровище удобно крадется татьми; овча не неназнаменанное без труда наветуется. Если бы кто из врачей обещался тебя чрез искусство некоторое и хитрость младым из старого сделать, то не желал ли бы ты приити оному дню, в котором бы мог себя увидеть к юности возвращающегося? Но, когда прежний цвет чрез покаяние обещается твоей душе, которую ты соделал дряхлою и стару беззакониями, и скверну показал, то небрежешь о благодетеле, не приступаешь к обещанию. Не желаешь ли ты видеть великого чудеса обещания? Како без ложесн паки раждается человек? како обетшавший и тлеющий в похотех прелестных обновляется (Ефес. IV, 22), и юн бывает, и во истинный цвет младости возвращается? Таковым ли и толиким благам, о бедный человек! Предпочитаешь ты сладострастие? Разумею я твое отложение, хотя словами ты сего не показываешь, хотя молчишь ты гласом; однако, самая вещь вопиет: остави мене, я употреблю плоть в наслаждение срамное; валятися буду в блате сластей; окровавлю руки: отъиму чужое: коварства исполню действия мои, клятвопреступление учиню, солгу, и тогда уже покаяние сотворю, когда от злых престану. Но если грех есть добрая вещь, то сохрани его до конца; если же вреден творящему его, то что пребываешь в пагубе? Не видит ли Бог бываемого? Не разумеет ли твоих помышлений? Или споспешествует твоим беззакониям? Вознепщевал еси, глаголет Он, беззаконие, яко буду тебе подобен (Пс.49:21). Ты смертного человека дружбы ища благодетельством присвояешься ему говоря, и делая все то, что без сомнения почитаешь ему приятным; Богу же намереваясь присвоитися, и в достоинство сыновнее прият быти уповая, противное Ему творишь, и закона преступлением бесчестишь Его. От того ли, что наипаче ко озлоблению служит, чаешь присвоения? Блюдись, дабы в надежде избавления множество зол себе собравши, греха не присовокупить паче, нежели получить прощение. Бог поругаем не бывает (Гал.6:7). Не корчемствуй благодатию, не глаголи добр закон; но грех сладчае. Сладость есть удица диаволя, в погибель влекущая. Сладость есть мать греха; грех же есть жало смерти (1Кор.15:56). Сладость есть питательница вечного червия, которая привременно увеселяет наслаждающегося ею, после же горчае желчи творит изблевание. Что твориши человече? Когда силен ты в делах, юность твою во грехах иждиваешь. Изнемогшия уже орудия приносишь Богу, когда ни на что оных не можно употребить.

Но нужда им так пребывать по причине ослабевшей от временного увядения силы; в старости целомудрие, не есть целомудрие, но похоти бессилие. Мертвый не венчается, никто праведен не бывает по причине бессилия к творению зла. Дóндеже есть в тебе сила, разумом побеждай грех. Сие бо есть добродетель, чтоб уклоняться от зла и творить благо; престание же от зла ни похвал само по себе, ни мук достойно. Ежели возраста ради престанешь от греха, то благодарение немощи, похваляем бо тех, кои по произволению суть благи, а не тех, кои нуждою удерживаются от зла. Кто ж тебе и предел жизни утвердил? Кто тебе надежду старости определил? Кто так достоверен у тебя о будущем порука? Не видишь ли младенцев восхищаемых, и в возрасте умирающих? Не имеет никакого определенного времени жизнь. Что ожидаешь? Да будет виною покаяния твоего огневица? Когда ни говорить Спасительные слова исповедания, а может быть, ниже ясно слышать возможешь, в самой главе вселившуся недугу, ни руки воздеть на небо, ни на ноги восстать, ни колена преклонить, ни поучиться с пользою, ни исповедаться рачительно, ни уверовать в Бога, ни отрещися врага, а может быть, что ниже разумне тайноводству последовать, поскольку сумнительно предстоящим, чувствовал ли ты благодать, или не чувственно в деемых пребыл? Но хотя и с ведением приемлешь благодать, однако талант имеешь, а возделания не приносишь.

Хитр есть лукавый в злодеянии, братие, разумеет, что по настоящему времени живем мы человецы, и всякое деяние по настоящему бывает производимо (Иер.2:22). Днешнее убо крадый от нас козньми своими, заутрия надежду оставляет, не воспящает нам днесь творить грех, а правду до заутра отложить советует. Почему когда заутрие приидет, паки приходит злый делатель наш, прося нынешнее себе, а заутра быти имущее Господеви, и так всегда настоящее сладострастием отъемля, будущее же на упование предлагая, тайно нас из жизни похищает. Подобное видел я некогда коварство одной хитрой птицы. Она, поскольку удобно могли пойманы быть птенцы ея по причине своей младости, саму себя предлагала, как готовую ловитву, садясь почти у рук ловцев, не показывая отчаяния ловитвы, а надеждою многоразлично их задерживая при своем упражнении, птенцам своим удобный бег даровала, и сама, наконец, улетела. Берегись, чтоб и тебе подобного не пострадать, на неизвестное уповая, известное же отметая. Стрегися, да не и ты год от года, месяц от месяца, и день от дня отлагая покаяние, достигнешь иногда дня, которого не чаешь, когда невозможно будет тебе долее прожить, теснота будет отвсюду и печаль неутешна, отчаявающимся врачам, отчаявающимся и сродникам; когда частым и сухим дыханием стеснен будучи, сильной огневице возжигающей и распаляющей внутренняя твоя, восстенешь от среды сердца, но скорбящу тебе не найдешь утешающего, и провещаешь что-либо слабым и некрепким гласом, но послушающего уже не будет. Все твои слова, как изумление, будут пренебрежены. Кто тогда воспомянет тебе о покаянии угнетенному уже болезнию? Сродники печалятся, чуждые недуг презирают, друг нерадит о завещаниях, как смущение наводящих, а может быть и врач льстит, и ты не отчаеваешься по естественному животолюбию. Смерть предстоит; исхитить хотящие спешат. Кто избавит? Бог ли тобою оставленный? Но Он услышит тебя тогда, если ты ныне Его послушаешь. Даст время, когда ты данное доброе употребил, никто да не льстит тебе суетными словами. (Еф.5:6). Нападет бо на тя внезапу всегубительство (1Фес.5:3) и превращение подобно бури настанет. Приидет Ангел печальный, отводящий насильно и влекущий твою душу связанную грехами, часто обращающуюся к здешним и рыдающую без гласа, орудию плачевному уже затворенну сущу. О, сколько ты будешь сам себя терзать! Колико восстенешь, без пользы каяся о советах твоих, когда узришь радость праведных, о светлом раздаянии даров веселящихся, и сетование грешных в глубочайшей тьме поверженных! Что скажешь тогда в болезни сердца твоего? Горе мне, не повергшему тяжкое сие бремя греховное, когда удобно было повержение, но множество сих злых носившему. Горе мне, скверн не омывшему, но преиспещренному грехами! Ныне был бы со Апостолами, ныне наслаждался бы небесных благ. О, злые советы! Привременного ради наслаждения греховного бессмертно мучуся, сладострастия ради плотского огню предаюся. Праведен суд Божий: зван был я, а не послушал; поучаем был, и не внимал; засвидетельствовали мне, и я посмеялся; сие и подобное скажешь, плачася о себе, когда восхищен будешь прежде покаяния. О, человече! Или геенны убойся, или царствие стяжи. Плакать принужден бываю, когда воспомяну, что ты дела студные предпочитаешь славе Божией, и сладости ради бесстудные неудоботторгаем будучи от греха, из обещанных благ себе исключаешь, дабы не видеть благих небесного Иерусалима.

Хощет тебя помиловать, и щедрот Своих причастным сотворить Судия по слову рекшего: Любит милостыню и суд Господь (Пс.32:5), когда только обретает тебя по сотворении тобою греха смиренна, сокрушенна, о злых делах горько плачущася, тайно содеянная всем без устыдения изъявляюща, и просяща братию, да вспомоществуют к твоему уврачеванию; словом, когда узрит тебя достойна помилования, обильно излиет на тебя милость Свою. Когда же узрит в тебе сердце непокаянно, мысль горду, о будущем веце неверствие, и бесстрашие суда, тогда любит на тебе суд. Таким образом, тщательный и благоснисходительный врач сперва возлияниями и умягчительнейшими лекарствами старается смягчить надменность тела; а когда видит, что она от сих ни мало не умягчается, тогда уже, оставив елей и нежнейшия лекарства, употребляет металл к вспомоществованию. (Бог) возстановленным многократно от многих падений при руководстве человеколюбия Его, потом паки в слабости впадшим угрожает не отпустити греха, глаголет бо: К тому не стерплю грехов ваших (Ис.1–14), изъявляя, что уже многократно в подобных грехах прощал нас. Поскольку не возможно есть, чтобы кто-либо без Божиего соизволения добродетельное житие восприял. Он хощет, чтобы человек прежде в некиих грехах живший, потом к здравому житию обратитися обещавающийся, конец сотворил прешедшим, и паки по грехах восприявши начало (добрых дел), аки бы оживотворился. Напротив же, кто часто в сих обещавается, и часто отпадает, такового яко всеконечно отчаянна из человеколюбия исключает. Не бо глаголющий, согреших, и после во грехе пребывающий исповедается, но познающий с Давидом беззаконие свое, и ненавидящий оное. Что пользы принесет болящему врача тщание, когда болящий пагубы себе желает? Так и усугубляющему грехи свои ни мало не приносит пользы отпущение оных, и в студных деяниих непрестанно обращающемуся сих оставление.

Престани убо, о человек, рассуждать о делах чуждых, не давай времени мыслям, чуждую болезнь испытывать, но на рассмотрение себя обрати душевные очи твои. Ибо многие, по слову Господню, видят сучец, иже во очеси брата, бервна же, еже есть во очеси своем (Мф.7:3), не чувствуют. Не на внешняя взирай, чтобы не иметь случая к осуждению ближнего, как Фарисею, который праведным себя поставил, Мытаря же ни во что вменил. Паче же самого себя не преставай рассматривать, да не како согрешиши мыслию, да не како язык изречет, предупреждая помышление, да не како в делах рук твоих сотворится что безрассудно. Как невозможно возвратить здравия, не уврачевав недуга, или согретися, не истребив совершенно хлада, потому что то и другое вместе быть не может, так и избравшему житие благое, от всякого приобщения к злу надлежит уклоняться. Не по количеству бо времени, но по расположению души покаяние судится. А удалившиеся от суетной жизни и наставляющие себе в Боголепнейшем житии, не у себе токмо, ниже каждый уединенно да наставляется; надлежит бо имети свидетелей в таковом житии, дабы злого подозрения избежать. Ежели кто еще прежде прельстился, или прах богатства от неправды себе собрал, и ум к попечению об оном совсем прилепил, или неудобоомываемую любострастия скверну естеству нанес, или другими прегрешеньми себе напоил, сей доколе еще время есть, прежде нежели приидет в совершенную погибель, да отложит излишняя бремена; и прежде, нежели погрузится корабль, да изринет тяжести, кои неправедно собрал. Ибо и самые деньги, благим образом изметаемые, не погибают в рассуждении изметнувших и повергших оные, но аки в некие другия твердейший ладии, во утробы нищих, преложенные бывают сохранны и достигают пристанища, соблюдаются изметавшим, и им удобрением, а не бедствием служат.

Затверделые от временной долготы страсти, во-первых, требуют немалого времени ко исправлению, потом твердого постоянства; если кто совершенно хощет искоренить то, что от долговременности в душе вкоренилося, таково и столь тщательно было Ниневитян покаяние, и столь благоразумна и сильна была их печаль, что ниже бессловесным без наказания быть попустили; но и их кричать по неволе заставили. Ибо от кравы теля разлучили, отгнали от сосцов матерних ягня, не был на лоне кормилицы грудной младенец, гласы все жалостные издавали, и друг пред другом плакали. Младенцы алчущие млека просили; матери естественною болезнию терзаемы такими же плачевными гласами соответствовали. Отроки алчущие от прежестокого вопля почти разрывались, и чуть не умирали. Утробы же матерния природною по детях скорбию были пронзаемы. Престарелый у них плакал, рвал и терзал свою седину. Жесточае рыдал юноша, бедный воздыхал, богатый позабывал роскоши, печали, как целомудрию научился. Сам их царь великолепие и знатность свою на простоту пременил, отложив венец свой, посыпал главу пепелом, порфиру совлекши, облекся во вретище; с высокого и великолепного престола сшедши, сел на землю, собственные и царские оставив увеселения, с народом плакал; единым от народа сделался, когда общего всех Господа прогневанна увидел. Таково было слуг благоразумных смирение, таково согрешивших покаяние, что всяк возраст и разумный и неразумеющий, тот добровольно, а сей по принуждению, объят был печалию. Сего ради Бог узрев, что они столько смирилися, что сами себе на казни всех родов осудили, умилосердился над их печалию, от казни учинил их свободных, и радость даровал благоразумно плакавшим, Божие бо человеколюбие имеет свойство, чтоб не молчанием наводити казнь, но чтобы предвозвещать оные прещением, призывая грешников к покаянию, тако бо и сим сотвори чрез Иону. Ниже премолчав Израилю навел погибель, на раба Своего к пролиянию за людей молитвы возбуждая, предвозвестил оную тако глаголя: Остави Мя, и потреблю их (Исх.32:10), (то есть народ сей). Паки подобное нечто в Евангельской притче о смоковнице мы слышали, когда Владыка оные к делателю говорил: Се третие лето отнелиже прихожду, ища плода на смоковнице сей, и не обретаю: посецы ю убо, Вскую и землю упражняет (Лк.13:7–9). На сие взирая, до которого времени отлагать станем покаяние? Не истрезвимся ли? Не воззовем ли сами себе от обыкновенного жития в совершенство Евангельское? Не поставим ли пред очесы нашими страшный оный и светлый день Господень, в который приближившихся к деснице Господней добрыми своими делами, царствие небесное приимет: к шуйце же, не имения ради благих дел отриновенных геенна огненная, и тьма вечная покрыет? И ту будет плачь, и скрежет зубом (Мф.25:30), но мы тяжко и многажды согрешаем; мало же и с крайнею леностию покаяние восприемлем. Царствия небесного желати глаголем, а о том, чем получити оное возможно, не печемся. И ни единого труда о заповеди Господней не приемля, по суете ума нашего мним равные чести сподобитися с теми, которые даже до смерти противилися греху. Попечемся убо ныне, попечемся о душах наших, братие! Поскорбим о суете прешедшия жизни, подвижемся о будущих. Да не пребудем более в лености и расслаблении сем, о настоящем никогда же радя, и начало благих дел на заутренний и по нем грядущий день отлагая, по сих же от взыскующего душ наших обретени будучи, не уготованные добрыми делы от чертога радости изгнани будем, поздо же и бесполезно восплачемся, о зле прешедшем времени житейском тогда рыдающе, когда кающимся никакой пользы не будет. Сей век покаяния есть, оный же воздаяния; сей делания, оный мзды; сей терпения, оный утешения. Ныне Бог есть помощник обращающимся от злого пути, тогда будет страшный и неумытный человеческих дел же и глаголов, и самых помышлений истязатель. Ныне долготерпением наслаждаемся, тогда познаем правосудие, то есть, когда воскреснем, тогда иные в муку вечную пойдут; другие же в живот вечный, и кийждо по делом своим приимет. И вам убо, кои ныне о бесстудии поскорбели, сие завещаваем: когда увидите их о непристойных делах своих кающихся, сожалейте о них, аки о членах своих недуговавших; когда же узрите их продерзливых и небрежливых вашей о них печали, тогда, изыдите от среды их и отлучитеся, и нечистоте не прикасайтеся (2Кор.6:17), да тако они усрамившеся в познание своея злобы приидут, вы же ревности Финесовы мзду восприимете от Спаса нашего Иисуса Христа, Ему же слава и держава, ныне и присно, и во веки веков, аминь.

Молитву не в словах поставляти должно, братие, но паче в произволении души и в добрых делах чрез всю жизнь непрестанно содеваемых. Не мните, чтобы Бог требовал от нас словесного прошения: Он знает, хотя бы мы и не просили все, что нам полезно. Слух Божий не требует гласа ко уразумению: из единого бо движения сердца разумевает просимое нами (от Него.) Или ты не знаешь, что Моисей не произнося ни единого слова, но сам в себе воздыхая ко Господу, услышан был от Бога тако глаголюща: Что вопиеши ко Мне? (Исх.14:15.) Напротив же сего, не творящии в жизни сей ничего благого, но точию в протяжении молитвы мнящии оправдаемы быти, сей глас услышат: Егда прострете руки, отвращу очи Мои от вас: и аще умножите моление, не услышу вас. (Ис.1:15). Ибо не просто глаголы молитвенные пользовати могут, но когда со усердным тщанием воссылаются; зане и Фарисей сице в себе моляшеся, а не в Бозе, поскольку обращался на себе самого, во грехе гордости пребывая, сего ради Спаситель, молящеся, рече, не лишше глаголите, якоже язычницы: мнят бо, яко во многоглаголании своем услышани будут. (Мф.6:7). И Соломон такожде рек: От многословия не избежиши греха. (Притч.10:19). Сия есть вина, коея ради отвращаются очи Божии, егда простираются руки; ибо сии знаки моления, суть точию виною раздражения. Подобно как бы кто сына чьего возлюбленного убил, и еще кровию обагренный от убийства руки имея, простирал бы оные ко отцу раздраженному, дружеские десницы от него прося, то кровь чада являемая на руке детоубийцы, не паче ли обиженного на гнев возбудит? Таковы суть и Иудейские молитвы: поскольку, когда простирают руки, напоминают Богу и Отцу грех против Единородного Сына сотворенный, и при всяком простертии, руки свои наполнены Христовою кровию показуют. Ибо те, которые во своем ослеплении пребывают, отеческого скверноубийства наследники суть; сами бо вопиют: Кровь Его на нас, и на чадех наших. (Мф.27:25.)

И тако убо смертный воспоминай всегда о Боге, имей страх Его в сердце твоем, и всех во общение молитв приемли: велика бо есть помощь от могущих умилостивить Бога. И как сущим еще во плоти сей молитва вельми вспомоществует, так и преселяющимся отсюда она есть довольное напутие к грядущему веку. Попечение (о душе) есть дело благое; уныние же, напротив, отчаяние, и недоверение о спасении, пагубу душе наносят. Сего ради уповай на благость Божию, и ожидай от Него заступления, будучи уверен, что когда достойно и праведно мы к Нему обращаемся, то не точию не отринет до конца, но и при самом произношении нами молитвенных наших слов речет нам: Се Аз есмь. Как возможно верующему несумненно, что Бог везде сущ есть, что соприсутствует бывающим, предстоит при всяком деянии, и на намерения сердечные взирает, помыслить, кольми же паче сотворить какое-либо зло? Но люди мняще, что Бог не назирает, ниже печется о вещах, тако стремятся на дела злые. Следственно, спокойствие есть начало очищения душевного, потому что тогда ниже язык разглагольствует о делах человеческих, ниже очи красоту и стройность тела рассматривают, ниже слух душевную бодрость слышанием песней к возбуждению сладострастия сочиненных, и словами кощунствующих и смеющихся человеков расслабляет, что наипаче крепость душевную приводит обыкновенно в слабость. Тогда ум, не скитающийся во внешних, ниже от чувств в мир разливающийся, возвращается к себе, и сам с собою до рассуждения о Боге доходит. Таковою красотою озаряемый и просвещаемый человек, и самое естество забывает, не обременяя души попечением, ни о пище, ни о одеянии, но будучи свободен от земных забот, все свое тщание прилагает к приобретению вечных благ.

Не допускай, чтобы половина жизни твоей в бесчувственном сне без пользы оставалась; но и ночное время раздели себе на сон и молитву; да и сон самый будет тебе размышлением о благочестии; ибо сонные мечты часто бывают, аки бы отзывами некиими дневных упражнений. Что убо блаженнее есть человека купно с начинающимся днем на молитвы поспешающего, и песньми и пениями Создателю своему честь возсылающего, потом солнцу уже воссиявшу на дело свое обращающегося, соприсущей повсюду молитве, аки соли вкусность деланию придающей? поскольку утешения содержащияся в песнях духовных веселым и беспечальным соделывают души состояние. Молитвы пред ядением должны быть достойны даров Божиих, которые ныне подает, и которые хранит для нас в будущее время. По ядении должны благодарить за принятие даемых, и просить обещанных благ, молитва же благая есть та, которая влагает в душу ясное о Боге понятие. И сие, то есть Божие, в нас пребывание, чтоб в памяти иметь живущего в нас Бога. Таким образом, бываем мы храмом Божиим, когда земными попечениями всегдашняя о Боге память не пресекается, ниже нечаянными страстьми ум смущается, но от всего удалившись, любим только одного Бога, и к Нему прибегая, изгоняем страсти побуждающия нас к невоздержанию, и пребываем во упражнениях к добродетели ведущих. Итак, что другим есть утро, то упражняющимся в благочестии полунощь, ибо тогда наипаче подает спокойствие душе нощная тишина, когда ни очи, ни уши вредительных слышаний, или зрений в сердце не допускают, но един ум с Богом пребывая, исправляет себя воспоминанием грехов своих, и предел положив ко уклонению зла, просит от Бога споспешествования к совершению желаемого.

Сие же самое и Моисейская повесть нам представляет, поскольку тогдашнее происшествие изображение человеческого состояния в себе имело, что преспевающие не всегда равно действуют, но некогда лучшую ведут жизнь, иногда же немощи ради расслабляются, и худшее содевают; Егда бо, (глаголется) воздеваше Моисей руки, укрепляшеся Израиль: егда же опущаше (оные) укрепляшеся Амалик. (Исх.17:11). То есть, когда деятельная сила наша упадает, тогда укрепляются на нас противные силы; когда же возвышается и воздеется, тогда прозорливость наша сильнее бывает. Ибо воздевает, кто горних ищет, простирает же, кто в телесных вещах помощи требует. А стоящий во храме Бога, не злословие, не суету, не глаголы о студных делах возвещает: да не будет сие: Но в храме Его, по слову Давидову, всякий глаголет славу. (Пс.28:9). Предстоят бо там Ангели, написуя глаголы. Присутствует Сам Господь, назирая помышления входящих. Молитва коегождо явна есть Богу, кто от искренности, кто лицемерно ищет небесных, кто надменно краем устен вещает глаголы, сердце же его далеко отстоит от Бога, и ежели молится, то просит о здравии плотском, о богатстве телесном и о славе человеческой. Не подобает же ни о едином из сих молитися, как научает нас писание: но в храме Его всякий глаголет славу; но о чудесе! Небеса поведают славу Божию. (Пс.18:2). Ангелам свойственно славить Бога, всего воинства небесного едино сие дело есть, то есть, славу Создателю воссылать. Вся тварь молчащая и вещающая, небесная и земная славит Создателя. Окаянные же люди, оставивши домы, и в храмы стекшеся, аки бы для приобретения себе каковые пользы, не слушают словес Божиих, в самих себе не входят; не сокрушаются будучи отягчены грехами; не сетуют, когда воспоминают о преступлениях; не страшатся суда, но усмехаяся, и взяв один другого за руку, дом молитвы превращают в дом беседования, не слушая Давида, свидетельствующего и глаголющего, что в храме Господни всякий глаголет славу. Ты же, человече, не точию не глаголеши славы, но и другому препятствием бываешь, обращая его к себе. Не требует Бог славы; но хощет, чтобы ты достоин был прославления Его. Что сеет человек, то и пожнет. (2Кор.9:6).

Помни всегда, что ежели Бог подает нам благая, то благодарность Ему воссылать мы обязаны, когда же и отлагает, и тогда не должны сетовать. Ежели Он хощет, чтобы мы имели сия, то за благо и со удовольствием приимем если же отложити благоизволит, то и сей урон снесем великодушно. Ибо Он без сомнения лучше учреждает все наши дела, нежели как бы мы сами предвидеть оные могли. Алкион есть морская птица, она при самых берегах, обыкновенно вьет гнездо, и сидит на яйцах, среди же самые зимы выводит детей, когда от великих и сильных ветров море ударяет волнами в берега. Однако, все ветры спят, и морские волнения почивают чрез семь дней, когда Алкион сидит на яицах, ибо чрез столько дней детей своих она выводит. Но поскольку пропитание им весьма нужно, то и другия семь дней для возращения их великодаровитый Бог малейшему сему животному определил. Сие и все мореплаватели знают, и оные дни нарицают Алкионовыми. Таковое о неразумных тварях Божие попечение определено, дабы и ты Бога просил о том, что для спасения твоего потребно. Какое чудо не может быть ради тебе по образу Божию сотворенного, когда для толь малые птицы великому и страшному морю повелено в самую зиму быть тиху и спокойну? Ежели ластовице таковая дарует, то не большая ли подаст человеком, от всего сердца к Нему вопиющим? И тако убо братие, да утвердим себе в том, чтобы как в прочих наших прошениях, так и во время искушений, не к человеческой надежде прибегать, ниже здесь искать себе помощи; но со слезами, воздыханиями, люботщательным прошением и непрестанным бодрствованием молитвы наши к Богу воссылать. Тако бо приемлет помощь в скорби, все пособие человеческое, аки суетное презирающий, полагающий же всю свою надежду на Того, иже силен есть спасти нас. Ему же подобает слава и поклонение со безначальным Его Отцем, и животворящим Духом, ныне и присно, и во веки веков, аминь.

Вожди, когда располагают воинство, обыкновенно пред сражением увещательные (к нему) говорят речи: и сие увещание такую имеет силу, что многие часто самую презирают смерть. Подобно и обучающие подвигам отроков, когда изводят оных на позорное сражение, всячески тщатся их уверить, что труды подъемлют они ради получения венцов, почему многие желая приобресть победу, презирали свое тело. Равным образом и мне, изводящему Христовых воинов на брань с невидимыми врагами, и подвижников благочестия чрез воздержание приуготовляющему к венцам правды, потребно есть увещательное слово. Ангели при всякой церкви написуют имена постящихся: того ради смотри, чтоб за малую пищи сладость не испасть Ангельского счисления, и себя не сделать воином за испадение из счисления пред тем, который воинство собрал. Меньшая беда, если кто обличен будет в том, что в бегство обратившись, на сражении бросил щит, нежели, кто отринет пост, великий щит оный. Богат ли ты? Не укоряй поста, отвергая его от своея трапезы, и не изгоняй его бесчестно из дому твоего, яко побежденного сластолюбием, чтоб он тебя не обвинил прежде узаконившим посты, и чтобы не был ты осужден на гораздо больше пост, то есть, или на болезнь телесную, или на иное какое печальное обстоятельство. Убогий для того не должен поносить поста, что сей ему издавна сожительствовал, и совоспитался с ним. А женам сколь свойственно есть дышать, столь прилично поститься. Отроки, как зеленые ветви, поста водою да напаяются. Старых труд легчайшим творится от давнего с постом соединения: поскольку труд самый, коего опыт сделан чрез долговременное упражнение, не столько бывает скучен приобыкшим к нему. Путешественникам пост легкий в пути товарищ, ибо как роскошь тягость носить их принуждает, то есть, служащее к сластолюбию носящих; так пост легкими и скорыми их творит. Мирским воинам смотря по трудам умножается награда; напротив сего, между духовными воинами кто меньше приемлет пищи, тот большего сподобляется достоинства. Сего ради непристойно есть не радоватися о здравии души, а о перемене пищи печалиться, показывая себя более о сладострастии чрева, нежели о душе пекущимся. Ибо насыщение чреву удовольствие приносит, пощение же пользу соделовает душе. Не подражай Евину преслушанию, не принимай в совет змия, который пищу предлагает усладительную (токмо) плоти. Не извиняйся слабостию и бессилием тела; ибо не мне извинения приносишь, но сведущему сие глаголешь. Скажи мне: поститься ли ты не можешь? Но всегда пресыщаться и отягощать тело множеством брашен можешь? Известно мне, что лекари немощным не различность брашен, но воздержание и неядение предписывают. Как же ты понесть сие можешь, а извиняешься, что оное для тебя несносно? Сто сноснее чреву? С умеренным ли ядением препроводить ночь, или изобилием брашен отягощенну лежать? Не уже ли ты скажешь, что кормчие товарами нагруженной корабль удобнее спасти могут, нежели умеренно обремененный и легкий? Но попремногу отягощенный корабль и малое волнение погружает, напротив, когда тягость его бывает умеренна, то он удобно сверх волн носится.

Не мню я больший имети труд во увещании вас к приятию поста, нежели в предохранении, дабы кто (от вас) ныне в порок пиянства не впал. Ибо пост многие то для обыкновения, то за стыд взаимно между собою содержат; но бойся пиянства, которое винолюбцы как бы отеческое наследие сохраняют. Как те, кои в дальний путь отправляются, так и некоторые несмысленные ныне прежде пяти дней постных упивются. Что убо творишь ты, о человек? Никто пред самым тем временем, когда ему с честною женою браком сочетаться должно, не вводит в дом свой наложниц и блудниц. Поскольку законная супруга не потерпит супружества с растленным. Почему и ты, когда ожидаешь поста, наперед не вводи пиянства, позорищные оные блудницы, матери бесстыдства, беснующияся и ко всяким скверностям склонные. Постящегося во святую Свою ограду приемлет Господь, а упивающегося, как нечистого и от святыни удаленного, к Себе не допускает. Если заутра приидешь, дыша вином, да еще и согнившим, то вменю ли я в пост твое пиянство? Не говорю я, чтобы ты нечистое к напоению себя употребил вино; но что ты сам от вина нечист. Рассуди сам, между которыми тебя поставить? Между пияницами ли, или между постящимися? Прошедшее пиянство тебя к себе присвояет, а настоящее неядение пост означает. Сомнителен убо ты, яко пленник пиянства, которого оно от себя не отпущает. Да и справедливо: потому что действительные доказательства о рабстве своем произносит, то есть, запах вина в тебе, как бы в сосуде некоем остающийся.

Какого учителя приход столь скоро усмиряет играние отроков, сколь скоро появившийся пост в целом граде смятения уничтожает? Кто своевольником соделался от поста? Какое когда-либо скверное сборище из поста составилось? Блудничьи песни и неистовые плясания внезапно из града выходят, гонимы будучи постом, как бы грозным каким судиею. Если б все его в своих действиях советником имели, то б ничто не препятствовало по всей вселенной желанному распространиться миру, тогда бы народы один против другого не восставали, и воинства между собою не сражались. Словом, пустыни бы злодеев не имели, не было б в городе клеветников, ни на мори разбойников, да и самая бы наша жизнь не была исполнена толиких бедствий и воздыханий. Если б между нами жительствовал пост, поистинне всех людей научил бы он не только воздержанию от брашен, но и удалению от сребролюбия, лихоимства и всякие злобы. Пост отдоил великого Самсона, (Суд.13:14–16) и доколе он с ним пребывал; что тысящи падали неприятелей, градские врата нагоргаемы были, и львы крепости руки его не могли терпеть. Но как уловлен был пиянством и блудом; то пленником учинился неприятелей, лишился глаз, и был игралищем иноплеменничьих детей. Илия, постившись заключил небо лета три и месяц шесть. (3Цар.17:1). Ибо когда увидел, что от насыщения великое рождается зло; то наведши глад и нехотящий народ принудил поститься, а тем пресек столь далеко простирающийся их грех, употребя пост, как бы возжение некое, или сечение ко отвращению умножающегося зла. Ибо праведный сей муж для умягчения наукротимого сердца жестоковыйных людей, изволил и себе купно с прочими на злострадание осудить. Чего ради, жив Господь, глаголет, аще будем дождь на земли, точию из уст словесе моего. (Там же). Таким образом, и сына вдовице возвратил, противу смерти самые постом укрепившись. Однако же, как ни малые нет пользы в провоглашаемой добродетели, так никакого не приносит плода пост, токмо пред людьми оказываемый. Ибо что бывает единственно для показания, то не пользует в будущем веке, но токмо похваляется от людей. Каково было житие Еписсеево? Как он при Соманитяныне страннолюбия сподобился? Как он пророков угостил? Не зелием ли дивиим и малою мукою потребу страннолюбия исполнил? Когда и тыкве взятой бывшей, погибать надлежало тем, кои от нея вкусили, если б не молитвою постничею рассыпан был яд. Кратко сказать, сколько ни было Святых, найдешь, что все они чрез пост к Боголепному житию руководимы были.

Амиант, так называемое некое тело, имеет такое свойство, что и в огне не сгорает. Оно, брошено будучи в огонь, по-видимому, раскаляется, и в горящий претворяется уголь, но изъятое из огня, как бы водою омытое, чистее бывает. Таковы были тела трех оных в Вавилоне отроков чрез пост, Амиантово свойство получившия. Поскольку сидя в свирепом пламени пещи, аки бы естеством златые были, так преодолели свирепость огня, что и самого злата тверже быть казались. Ибо не сожигал их огнь, но невредимых соблюдал; хотя, впрочем, и ничто не может стерпеть оного пламени, который наффою, смолою и хврастием столько был разжигаем, что на четыредесять девять локтей разливался, и все окрестное попаляя, многих Халдеев потребил; сие ужасное огнище вшедшие с постом отроки попрали, тонким и росным воздухом в толь жестоком дыша огне, который ниже власов их коснулся; поскольку постом возращены были. Даниил, муж желаний, чрез три седьмицы не вкушая хлеба и не пив воды, снизшед в ров и львов поститься научил.(Дан.10:2). Которые разверсть зубов не могли на него, не иначе как бы он из камня или меди, или из иного какого твердейшего вещества составлен был, так что пост как бы напаянием некиим железа, тело мужа оного ожесточил, и львам сделал неприступным. Моисей не дерзнул бы прикоснуться к горе, видя дымящийся верх оные, ниже взойти во мрак, если бы не постом вооружен был. Постом закон приял перстом Божиим на скрижалех написанный: на высоте (горы) пост законоположение исходатайствовал: долу же чревопресыщение (людей) ко идолопоклонству привело, чрез четыредесять дней обращение с Богом постящегося и молящегося раба бесполезным учинилось от единого пиянства. Оные скрижали, Божиего перста начертание на себе имущия, которые исходатайствовал пост, сокрушило пиянство. По рассуждению бо пророка пияный народ не достоин был принять от Бога законоположение. Что посрамило Исава, и рабом учинило брату? Не пища ли, за которую продал первенство? Четыредесятодневным постом душу свою очистив, Илия в пещере Хоривской сподобился видеть Господа, сколько вместно человеку. Чьи кости рассыпались в пустыне? (Евр.3:17. Чис.14:37) не тех ли, кои мяса потребовали? А доколе довольны были манною, и текущею из камня водою, дотоле побеждали Египтян, сквозе море прошли, и не бе в коленах их боляй (Пс.104:37), когда же воспомянули о котлах мяса прежних и желанием возвратились в Египет, не сподобились видеть обетованной земли.

Ниже бы премудрый оный Даниил видения видел, если бы постом не просветил свою душу. Ибо из тучные пищи как бы дымящиеся некие пары исходят, кои свет Духа Святого, осиявающий ум в человеке, наподобие густого облака помрачают. Легкий сон, и таковый, от которого удобно воспрянуть можно, естественно бывает после умеренного пищи употребления; такожде же попечением и заботами о важных делах вскоре прерывается. А кто глубоким сном обдержим бывает, когда все его расслабляются уды, так что удобно входить могут пустые мечтания, тот в повсядневной обретается смерти. Моисею для принятия вторично закона потребен был вторый пост, с Ниневитами если бы вкупе не постилися и бессловесные, не избежали бы предвозвещенного раззорения. Без сомнения пост есть велие благо для человеков, коего ради пременил Бог Свое определение. Возвещена была Ниневии по трех днех погибель: обращение же Ниневитян к Богу, победило оное. Прещение бо о разорении ради обращения их было в недействии оставлено. Благосердые грешники Ниневитские, услышав глас Ионы, возвещающий потребление, с помощию поста избавились от угроз, и исповеданием и молитвою приобрели спасение. Рассмотрим же теперь и сие: уменьшил ли кто имение дому своего ради поста? Считай теперь все, что внутрь дому, и паки пересмотри после, ничего чрез пост из имения твоего не утратится, при нем никакое животное не оплакивает смерти, нет нигде крови, нет никаких приговоров от ненасытного чрева на животные произносимых. Престают ножи поваров: стол доволен самопрозябающими. А разумным енкратитам (воздержникам) на почтенный их вопрос, для чего мы не все вкушаем, отвечать должно, что мы и непотребством тела своего гнушаемся. А в рассуждении достоинства овощи травные мы употребляем вместо мяса, в рассуждении же пользы, как во овощах различаем полезное от вредного, так и в мясе здоровое от нездорового отделяем. Ибо самой дурман есть огородная трава, так как мясо коршуна есть мясо, однако, никто при здравом рассуждении белены не станет есть, ниже будет употреблять песье мясо кроме великие нужды; однако, же ядый не согрешает. Дай отдохновение повару твоему, позволь успокоиться столоуготователю, удержи руку виночерпия. Да престанет, хотя на краткое время, пекущийся о различности пищей. Да успокоится и самой дом от непрестанных шумов, дыма, курения и от тех, кои то вверх, то вниз бегают, и чреву твоему, как властолюбивому господину работают, ибо и получающие дани, подчиненным иногда дают сколько ни есть свободы. Да даст убо покой устам, да вступит с нами в пятидневный мир чрево всегда требующее, и никогда не престающее, ибо, что приняло в себя ныне, о том на другой день позабыло. Когда будет исполнено, тогда любомудрствует, но как истощится, тогда более своих определений не помнит.

Впрочем, как в одеянии нужное только употреблять надлежит, так и в пище хлеб да исполнит нужду, и вода да утолит жажду здравого, а притом и варения, из семен бывающия для нужного употребления, могут силу телесную подкрепить, приемля же пищу, не показывать неистового объядения, но всегда благочиние и скромность, такожде же и от сластей воздерживаться должно. Но что сотворю я ныне? Когда взираю на множество мною произнесенных слов, то кажется, что уже из границ выступаю, когда же с другой стороны на различную премудрость в творениях являющуюся взор свой обращаю, то мнится мне, что ниже начало положил я повествованию. Однако, же удерживать вас здесь долее, есть немалая польза. Ибо что вам делать отселе до вечера? Не понуждают вас творящии пиршества, не ожидают вас пиры. Того ради, если хощете, употребим телесный пост на увеселение душ. Многократно служил ты увеселению плоти, теперь пребуди в служении душе. Насладися Господеви, и даст ти прошения сердца твоего. (Пс.36:4). Какая польза телом поститися, душу же бесчисленных зол иметь исполненну? Кто же и не творит зла, но в праздности пребывает, чего таковый суетного не глаголет, или чего непристойного не слышит? поскольку праздность без страха Божия бывает учителем развратности для незнающих употреблять время. И тако уповаю я, что и польза какая-либо в реченных мною обрящется; если же никакой, по крайней мере, пользою вам послужит то, что вы сим упражненные не творите греха. Следственно, более вас здесь удерживать, есть тоже, что более от зла отводить, и руководить в небесное царство. Еже буди получити вам, о Христе Иисусе Господе нашем: Ему бо подобает слава, честь и поклонение со безначальным Его Отцем и всесвятым и животворящим Духом, ныне и присно, и во веки веков, аминь.

Дивная вещь, о возлюбленнии! Како каждый из нас по оставлении матерния утробы, вскоре течением времени связан будучи влечется, всегда позади себе прожитый день оставляя, а ко вчерашнему дню, хотя бы и желал возвратиться, никак не силен. Но мы веселимся, когда долее шествуем, и с изменою возраста, аки бы нечто приобретая, радуемся, и блаженно быти судим, когда кто из отрока мужем, из мужа старцем соделался. Не понимаем же, что толико от жития всегда погубляем, колико жили; и не чувствуем, когда жизнь наша иждивается, хотя и всегда счисляем оную от предтекшего и прошедшего уже времени, ниже помышляем об оной неизвествости, коликое время определит течению в сие путешествие пославый нас, ниже хощем внимательно рассудить, какие суть к таковому путешествию легчайшия времена, которые бы нам принести удобнее можно было, и какие тяжкие и трудные, к земли пригвожденные, не могущия совсем присвоены быть человекам, и не попущающия тесными оными враты пройти своим стяжателям. Но что собирать нам надлежало, то мы оставили, а что долженствовало презирать, тое мы собираем. Ниже тому, что может с нами соединиться, и истинным и приличным души и тела украшением быть, внемлем, а что всегда чуждо пребывает, и изобразует токмо бесстудие наше, тое собирать тщимся, суетный всегда прилагая труд и попечение, подобно как бы кто сам себе обольщая, хотел разбитую наполнить делву. Как долгий путь совершающие, стопы ног своих взаимно себе (аки бы) противоборствующия к течению в даль простирая, и непрестанно первее ставшую на землю, последнею показуя, чрез скорое наступание другия, удобно к концу пути достигают; подобно и в жизнь сию от Творца произведенные, вскоре с самого начала в части времени вступая, и первую всегда оставляя последнею, к концу жизни приходят. Ибо настоящая жизнь, по мнению моему, есть непрестанный путь некий, и шествие разделенное на возрасты, аки на гостинницы некие, началом каждому утробу матерню, пределом же течения гробные обиталища показующее; их сим всех ведущее, одних скорее, других же медленнее, некоторых чрез все расстояние времени прошедших, иных же ниже в первой гостиннице коснить попущающее.

Бог, создавый и одушевивый нас, всякой душе собственную некую пребывания в жизни меру определил, и каждому из человеков различные смерти исходища положил, иному долее в теле пребыти, другому скорее от уз тела разрешитися, по неизреченным судьбам премудрости и правды Своея устроив. Как из заключенных в темнице иные долее содержимы бывают в мучительных оковах, другие от сего бедствия свобождаются скорее, так равно и души иные больше времени в сей жизни провождают, а другия меньше по достоинству и заслугам каждого, премудро, непостижимо и паче разума человеческого провидящу о благоденствии каждого, сотворшему нас Богу. Подобно как в кораблях спящие сами собою от ветра к пристанищу несутся, и хотя они ничего не чувствуют, однако само течение корабля к концу их приведет, так и мы в прохождении времени нашего жития, не чувствительным течением жизни, как бы некоторым непрестанным движением, каждый к собственному нашему концу влечемся. Путешественник ты в сей жизни (о человек), все проходишь: все позади тебя остается. Увидел ли ты на пути растение или траву, или воду, или иное что достойное твоего внимания? Несколько восприяв (от сих) услаждения, преходишь. Потом случились тебе на пути камни, долины, стремнины, горы, или рожны, или звери, или пресмыкающияся, или терн, или другое что для тебя печальное, ты малое получив оскорбление, вскоре оное оставил; жизнь наша такова: ни приятности, ни оскорбления ея долго не пребывают. В сей день ты возделываешь землю, заутра другой, а после сего паки иной. Видишь ли ты сии поля и домы многоценные? Сколько каждый из сих от начала своего изменял названий? Нарищался именем сего, потом получил имя другого, прешел во владение к иному, и по сему (ныне) иного именем зовется. Не путь ли убо есть житие наше, в котором один заступает место другого, и все взаимно друг другу последуют? От иных путей, которые из града в град ведут, можно уклониться, и не ходить, если не восхощешь. Сей же, хотя бы мы и желали отлагать хождение, насильно поемля, ко установленному от Владыки концу влечет шествующих по себе. Не возможно же, о возлюбленнии! Тому, который изшел единожды вратами в жизнь сию ведущими, и на путь сей вступил, не достигнуть и конца его.

Итак, не предпочитайте многоценным бесценнейшая, ниже злые купцы бывайте, тленную жизнь паче нетленной и блаженного состояния почитая. Ибо кроме страстей бесчестия, коим многие из сластолюбцев подвергаются, и житейские потребы крепость души сокрушающе, аки бы порабощают ее, когда насильно влекут к служению плоти, а где рабство, там, следственно, и бесчестие. Итак, надлежит избегать таковой жизни, с которою бесчестие соединено. Ничто же, пишется, велико творю, сам себе Тебе Владыце отдавая, раб бо Твой аз сый, Тебе приношу Твое стяжание. Ибо всячески Творцу работно есть (от Него) созданное. Убо живущему во плоти человеку надлежит быти аки пресельником, странствователем преходящу же от жизни сей, аки в собственном своем месте почивати должно. Сего ради пришельствовал в сей жизни иноплеменников и Авраам, и ниже стопы ноги своея земли стяжавый, при погребении же ценою стяжал себе землю, тело его прияти имущую. Воистинну убо блаженно есть к земным, аки бы к собственным нашим, не прилеплятися, ниже, аки бы к естественному отечеству, к сущим здесь имети любовь, но пребывание в жизни сей так, как по осуждению нам определенное за тягость вменяя, в ней обитать, аки бы за преступление наше из отечества своего в заточение от судей изгнаны мы были. Итак, богатством ли ты возносишься? Или достоинством предков величаешься? Или отечеством и красотою тела, и воздаваемым тебе от всех почтением гордишься, но не знаешь ли, что ты смертен, что ты земля, и в землю возвратишься? Воззри на тех, кои прежде тебя подобными великолепиями блистали. Где народные градоначальники? Где не пререкательные витии, полководцы, князи, цари? Не все ли прах суть? Не все ли баснь? Не в малых ли костях память жизни их содержится? Посмотри во гробы их, можешь ли узнать, кто раб, и кто владыка, кто богат, и кто убог? Различи, если можешь, царя от невольника, сильного от немощного, прекрасного от безобразного? И тако, вспомня естество свое, превозноситься не будешь.

Что пользы богатому, когда по смерти не может он богатства своего с собою взять? Но от обладания оным одну только получил корысть, что его душа в животе его от ласкателей была ублажаема. В смерти же не возмет всего оного изобилия, а токмо малое нечто из одеяния к прикрытию срама, да и сие по соизволению рабов одежду на него возлагающих. Счастлив будет, когда и малую частицу займет земли, и то из сожаления погребателей воздающих ему сие стыда ради общего человеческого естества, и не ему сие дарствуя, но человечество почитая. И так ничто из прелестного в житии, чего ради многие неистовствуют, не есть наше, ниже быть само собою может; но всем равным образом есть чуждо, то есть, и тем, кои, по-видимому, оным наслаждаются, и кои его не имеют. Поскольку и злато, хотя бы кто в житии бесчисленное множество оного собрал, собственным его вечно пребыть не может; но или от него в жизни еще сколько ни удерживаемо, утекает к сильнейшим преходя, или в смерти его оставляет, а со стяжателем своим в толь далекий путь отправиться не хощет. Однако, богатые к непременному оному пути от того, который разлучает насильно души от окаянные плоти сея влекомы будучи, часто обращаяся к богатству о трудах от юности ради оного подъятых плачут; богатство же в руки иных преходит, оставляя им токмо труд собирания и грех лихоимства. Также хотя бы кто нивы, бесчисленные земли, великолепные домы, и многоразличные стада скотов стяжал, и хотя бы во всю человеческую власть облекся, во веки сими наслаждаться не может; но на краткое время господином того наречен быв, паки другим уступит богатство, сам в малой части земли сокрывшися. Многажды же и прежде гроба, и прежде преселения отсюду к иным, а может быти и врагам, благая своя узрит преходяща; или не знаем мы, сколько сел, сколько домов, сколько народов и градов еще при жизни прежних стяжателей своих иных господ именами наречены были, и что многие некогда рабами быв после на престол начальства взошли; а господиями и владетелями прежде нарицавшиеся, напоследок почли за счастие восседать купно с подчиненными своими, и своим рабам поклонились, когда благополучие их так, как в косточной игре, внезапно пременилось.

Когда увидишь былие травное и цвет, то да приидет тебе на мысль человеческое естество, воспоминающу сие сравнение премудрого Исаии: Всяка плоть яко сено, и всяка слава человеча яко цвет травный. (Ис.40–6). Краткость жизни нашея, скоропреходящее веселие и отраду человеческого благополучия весьма изрядным пророк объяснил уподоблением. Кто сего дня здрав телом, тучен от сластей, кто зрелую по младости возраста имеет красоту, силен, крепок и неудержим в стремлении, тот же самый заутра, или от времени увянув, или от недуга расслаблен сделавшись, бывает сожаления достоин. Иной славится обильнейшим богатством, тьмою окружающих его ласкателей, и толпами уловляющих его к себе благосклонность притворных друзей, множеством сродников, в самой же вещи льстецов. Полком следуют за ним послушники, из которых одни предстоять готовы для приуготовления пищи, другие для иных потребностей, коих всех, как при исхождении из своего дому, так и по возвращении, паки в оной всегда при себе имея, тем самим во всех встречающихся возбуждает к себе зависть. Приложи к богатству власть гражданскую, или от царей возлагаемые достоинства, также правительство над народом, начальство над воинством, провозвестника крепким пред ним вопиющего гласом, жезлоносцев отвсюду приводящих в трепет подданных, то ранами, то отъятием имения, то изгнанием и узами; от чего жестокий оный страх в подчиненных усугубляется. Что ж посем? Едина нощь, или едина огневица, или колотье, или воспаление легкого, человека сего из числа людей похитив, погубляет, снимает внезапно с него личину, и показывает, что слава его не что другое есть, как сон. Сего ради справедливо пророк славу человеческую скоро увядающему цвету уподобил.

Какую убо благословную вину скупости представят нам те, кои прилепившись к сей жизни столь жадны бывают к богатству? Не хочу я (ныне говорят они) продавать имения, раздавать нищим необходимых ради потреб житейских. Но когда сам наслаждуся богатством в жизни сей, тогда наследниками имения моего сотворю убогих. О, смертный! Когда уже ты более не будешь между подобными тебе обитать, тогда человеколюбив будешь. Когда мертва тебя увижу, тогда братолюбцем нареку. Многая тебе воздастся благодать за благодеяние, что, во гробе лежа и в землю превратившись, щедр учинился ты в подаянии и великодушии. Киих, скажи мне, времен мзды взыщеши? Тех ли, в кои ты жил, или после смерти? Но во время жизни твоея сладострастием житейским ты наслаждаяся ниже воззреть на нищих хотел, умершего же кое действие? Кая убо и мзда делания долженствуется? Покажи дела, и тогда взыскуй воздаяния. Никто по скончании торга не творит купли, ниже кто после подвигов пришед венчается, и по бранех мужество показует. Так равно и по кончине жизни не показуется благочестие. Чернилом и писмены обещаваешь ты благотворение: кто же возвестит тебе время исхода? Кто порукою будет образа кончины твоея? Колико людей похищено насильственными приключениями, ни гласа испустити ради болезни возмогшими? Что убо ждешь времени того, когда может быть не будешь господин над своим разумом? Нощь глубока, недуг тяжел, и несть помогающего. Ты же обозревся туда и сюда, и не видя никого подле себя, познаешь тщетный совет свой, тогда воздохнешь о безумии, что до сего времени отлагал исполнение заповеди, в жизни наслаждаяся сладострастиями, в смерти же повеленная Богом содевая. Когда жив был, себе самого паче заповеди почитал, по смерти же заповедь врагам предпочитаешь. Ибо да не восприимет (человек) сей, да восприимет же, рече Христос. И что сие? Отмщение ли врагов, или любовь ко искреннему?

Итак, не должно рыдать об отходящих из сей жизни, а более еще о благочестивых мужах, но паче о рождении и пришествии в жизнь сию. Ибо вход в мир сей сопровождаем бывает бесчестием скверны злострадания, и того, на что никто из предшествовавших в оный без отвращения воззреть не может. Тако пришествие, плотского рождения необходимостию естества узаконено, исход же и отшествие отсюда честно и пресветло есть, однако, не всех человеков, но только тех, кои благочестно и праведно здешнюю жизнь провождали. Честна убо смерть, а не рождение человеческое честно. Сеется бо, глаголется, не в честь, восстает в славе; сеется в тлении, восстает в нетлении. (1Кор.15:42). Когда иудейски умирали человеки, тогда скверны были трупия: когда же о Христе есть смерть, тогда честны суть мощи преподобных Его. Прежде сего глаголано было священником и Назореом, да не осквернится никиимже умершим: И аще кто коснется мертвому, нечист будет. (Чис.19:11). И паки: Да измыет ризу свою. Ныне же, прикасаяйся костем мученическим, некое участие освящения приемлет от благодати в телеси сущей. Честна убо пред Господем смерть преподобных Его. (Пс.115:6). Итак, сравни смерть с рождением, и престань рыдать об освобождаемом от бесчестия. Веселитися бо и радоватися с праведными завещает нам слово Божие, плакать же и рыдать с лиющими слезы покаяния ради, или оплакивать тех, кои ни мало не скорбят о грехах своих, для того, что не чувствуют погибели своея. Но тот, кто плачет об умерших, или с плачущими купно вопиет, должен ли почитаться исполнителем заповеди? Как можно похвалить того врача, который вместо вспомоществования немощному, сам с ним купно делается больным? Давид, оплакивая смерть друга своего Иоанафана, вместе и о своем неприятеле плакал, болезную о тебе, глаголя, брате мой Иоанафане; и, плачите о Сауле дщери Израилевы. О сем, яко умершем во грехе, рыдает, о Иоанафане же, яко союзнейшем во всю жизнь ему бывшем.

Смерть приходит к человеку по совершении пределов жизни, которые с начала каждому из нас положил праведный суд Божий, всякого человека пользу издалека провидящий. Однако же, смерть возлюбленного сына твоего не наносит ли скорби духу твоему? Кто бы был столь тверд сердцем, или столь удален человечества, чтоб сей плачевный случай без жалости снести мог, или не великую печаль от сего в духе своем восчувствовал? Знатного дома наследник, утверждение рода, надежда отечеству, благочестивых родителей отрасль, с бесчисленными желаниями возращенная, в самом цвете возраста из рук родительских похищен, умирает. Не сильно ли сие и самого адаманта твердость разрушить и к сожалению подвигнуть? Итак, ежели мы захотим о сем печальном приключении сетовать, и слезы проливать, то не достанет нам на сие временной сей жизни. Когда и все люди с нами станут стенать, и тогда не можем соразмерить плач свой с злосчастием; и хотя б слез источали целые реки, и в то время не в силах бы были сего приключения довольно оплакать. Того ради советую тебе, о человек, как ревностному подвижнику, стать противу величия удара, не вдаваться в жестокую печаль и не унывать духом, будучи уверену, что хотя судьбы строения Божиего нам и не известны, однако, все ниспосланное на нас от премудрого и милостивого к нам Владыки, принимать должно, хотя бы и в тяжесть нам было; тем наипаче, что Бог ведает, каким образом каждому распределить полезное, и почему Он не равные полагает жизни нашея пределы. Есть без сомнения некоторая вина разумом человеческим не постигаемая, ради коея иные скорее из здешней жизни восхищаются, а другие долговременнее в ней оставляются бедствовать. Почему мы во всем благоговеть должны, пред Божиею к нам любовию, а не негодовать, памятуя праведный оный и достопочтенный глас, великим подвижником Иовом произнесенный, когда он узрел десятерых своих детей в совокупном пиршестве, и в едино мгновение ока подавленными, Господь даде, Господь отъят, якоже Господеви изволися, тако и бысть.(Иов.1:21). Сей дивный глас сделаем мы своим, равное воздаяние от праведного суда за равное мужество показующим. Мы не лишились сына, но возвратили его даровавшему, его жизнь не истребилась, но пременилась на лучшую, земля не покрыла нашего возлюбленного, но небо его восприяло. Пождем мало, и с вожделенным нам вместе будем. Разлучение наше не долговременно, когда все в жизни сей, как на пути к одному и томужде пристанищу текут, в которое один взошел, другой еще только достиг, а третий поспешает, конец же всех един постигнет. Хотя кто скорее путь совершил, но мы все в оный же вступим, и у всех нас едино жилище. Воспомни о отце твоем, что он умер. И так дивно ли родившись от смертного быть отцем смертному? А что умер сын твой прежде времени, прежде нежели насытился жизнию, прежде, нежели достиг совершенного возраста, прежде, нежели люди начали его знать, прежде, нежели оставил он по себе наследие в роде, сие не приумножает скорби, но еще подает некоторое утешение, потому что он не оставил детей сирых, жены вдовою долговременно скорбящия, и за другого мужа посягнуть, а о первых детех своих вознерадеть имеющия. Что не продолжалась в сем веке жизнь его, кто бы был столь неразумен, чтоб сие не почел величайшим благом? Ибо должайшее в сей жизни пребывание, служит поводом к большим злым.

Для чего ты прежде не привыкал о смертном смертное думать, но смерть сына нечаянным случаем почитаешь? Когда тебе в первый раз о рождении сына возвестили, тогда если бы кто тебя вопросил, что такое есть рожденное? Не ответствовал ли бы ты, что рожденное есть человек. Когда же человек, то и смертен, а дивно ли смертному умереть? Не видишь ли, что солнце восходит и заходит, луна растет и умаляется, земля процветает и иссыхает? Дивно ли убо, что мы часть будучи мира, участники мирского бываем? Лишение возлюбленного сына, дражайшия жены, или друга какого приятнейшего, и союзом любви соединенного человека, не будет скучно и несносно тому, который оное предвидит, и здравый разум вождем жизни своея имеет, не следуя никакому обыкновению. Ибо весьма несносно есть и самым скотам оставлять то, к чему они привыкли. Самому мне видеть случилось вола слезящего при яслех, когда вместе с ним воспитованный, и всегда сопрягаемый ему другий вол умер. Подобно и прочия животные весьма крепко привычки придержатся.

Не почел я ныне излишне исполнить долг мой, чтоб и к тебе ⁵ матери его (умершего сына) не обратить моего слова. Знаю, сколь матери сердобольны, то из сего заключаю, какому должно быть твоему соболезнованию в настоящем прискорбии. Ты лишилась такого сына, которого в жизни все матери ублажали, и желали, чтоб и их дети были такие ж, а умершего его также все оплакивали, будто каждая своего погребала. Смерть его была язвою отечеству. С ним великий и знатный род пал повержен, как лишенный подпоры. О, нападение диавольское! Колико оно могло зла причинить! О, земля принужденная восприять толикое падение! Самое солнце, ести есть какое в нем чувствие, ужаснулось при столь печальном зрелище. Да и кто может то изрещи, что дух, неподкрепленный советом, себе представляет? Однако, не в нашей воле состоит все приключающееся, как знаем мы из Евангелия, что ниже малейшая птица без воли Отца нашего падает. Почему все случающееся бывает по воли создавшего нас. Совету же Божию кто воспротивится? Да приемлем убо все ниспосылаемое на нас, потому что негодуя на то, случившегося не поправляем, а сами себе губим. Не должны мы винить правосудие Божие. Мы крайне неискусны в исследовании неизреченных судеб Его. Ныне Господь искушает тебя в любви твоей к Нему. Ныне время тебе за терпение твое получить часть мучеников. Мать Маккавеев зря смерть седми сынов своих не скорбела, ниже малодушие изъявляющия испустила слезы, но благодарила Богу(2Мак.7:20.), что она увидела их огнем, бичами и лютыми казнями от уз плоти свобожденных, и за сие благоискусною почтена пред Богом, а пред людьми приснопамятною. Велика скорбь твоя, и я сие знаю; но велики суть и награды у Господа страждущим уготованы. Когда ты соделалась материю, и зрела у себя сына, то благодарила Бога, и знала без сомнения, что как ты смертная, то и сына родила смертного ж. Итак, дивно ли, что умер смертный? Мы жалеем, что еще не во время. Не известно же, однако, безвременно ли сие, потому что мы избирать полезное душам, и пределы полагать жизни человеческой не научились. Обозри весь свет, в котором ты живешь, и рассуди, что все видимое есть смертно, и что все тлению подлежит. Воззри на небо, и оно со временем разрушится; на солнце, и оно не навсегда пребудет, все звезды, животные земные и водные, украшения земли, да и самая земля, все тлению подвержено, всего со временем не будет. Размышление о сем да будет тебе утешением в скорби. Не измеряй бедствия самим бедствием, ибо таким образом покажется тебе несносным; но сравнивая его со всеми напастьми людскими, найдешь в нем утешение. Притом и сие с дерзновением могу рещи: пощади супруга твоего, друг друга утешайте; сокрушаяся, не делай ему злосчастия несноснейшим.

Боюся, чтобы ты по чрезмерной твоей любви к сыну сама себе не причинила болезни, глубокую язву по простоте нравов получив в сердце своем, не должно ни единого приключения со огорчением принимать, хотя оно в настоящей жизни и трогает немощь нашу. Хотя вина каждого происшествия от Господа на нас низпосылаемого, яко благого, и неизвестна нам, однако должны мы быть уверены, что все случающееся с нами приносит нам пользу, либо в сей жизни мзду за терпение воздавая, либо душе отшедшей на небо, дабы она долее не коснела в житии сем, и не исполнялась паче умножающегося в мире зла. Если бы надежда Христиан ограничивалась токмо сею жизнию, то бы подлинно прискорбно было разлучиться прежде времени с телом, если же начало истинного жития по Бозе живущие поставляют в разрешении души от сих уз телесных, то чего ради скорбим аки неимущие упования?

Что лишение дражайшего твоего мужа несносное бедствие тебе причинило, и я в том согласуюсь; да и никто в сем сумневаться не будет, что смерть предоброго мужа есть печальное и оскорбительное приключение. В самом деле нет человека, столь окаменелое сердце имеющего, который бы довольно оного мужа изведав, а потом услышав, что он нечаянно похищен смертию, лишение его не почел всеобщею утратою жизни человеческой. Когда сие приключение и для чужих столь тяжко и несносно, то каковою представить должно скорбь души твоея, которая столь поражена несчастием сим, что в разлуке с дражайшим ея, аки некоторое рассечение двух частей чувствует. Таковая разлука не менее чувствительна, как если б половина тела нашего была отсечена. Печаль такова, или и еще больше: какое же утешение в сем приключении? Во-первых, издревле утвержденное Творца нашего законоположение, что непременно надобно родившись, в назначенное время расстаться с жизнию. Почему, когда от Адама даже до нас наши дела так учреждены, то мы не должны негодовать на общие законы естества, а принимать за благо Божие о нас смотрение. Чтение Священного Писания всегда полезно, но особливо в таковых обстоятельствах. Помни, убо произнесенные Творцем слова, по коим мы рожденные от земли, паки в землю возвращаемся (Быт.3:19), и нет никого столь великого, который бы не был подвержен сему разрушению. Положим, что удивления достойный муж оный был превосходен, велик, равную телесной крепости сил имел добродетель, и никому в сем не уступал, однако, был он человек, и умер как Адам, Авель, Ной, Авраам, Моисей, или другого кого бы мы представили из причастников того же естества. Создатель наш оного мужа сотворил для одного токмо примера человеческого естества; почему все на него обращали взор свой, всякой язык прославлял его важные дела, живописцы и изваятели истово его изобразить не могли, повествователи в описании мужественных его в войне подвигов уклоняются к баснословной невероятности. Чего ради многие слуху печальную ту весть приносящу, верить не могут, ниже согласиться в том, что таковый муж умер. Однако он тому же жребию подпал, которому и небо, солнце и земля подвергнутся. Взирая на сие, тако умеряй печаль твою, чтобы ни она из сердца твоего извержена была, ниже ты от нея поглощена была.

Помышляй, что те, которые в сей жизни сопряжены, и потом смертию разлучаются, подобны суть путешественникам, по одному и тому же идущим пути; а для беспрерывного между собою разглагольствия некиим, как бы знакомством соединенным. Сии прешедше общий путь, когда увидят оный пресечен, по необходимости друг с другом расстаются, и более не будучи удерживаемы знакомством, оставляют прежние предприятия; но каждый приводя себе на память прежнюю побудительную вину, к своей поспешает цели. Следственно, как сим другое было намерение в пути, хотя из взаимного между собою обращения и последовало дружество некое, так равно и для тех, кои браком, или иным каким-либо сожительством сопряжены, был без сомнения предопределен известный конец жизни, который соединенных их между собою по нужде разлучил. Итак, благодарного будет знак духа не печалиться о разлучении, наипаче же виновнику соединения за первое положенное им сопряжение благодарить. А ты напротив, когда и муж твой жив и сын здрав, и все то невредимо, о чем ты ныне воздыхаешь, не восслала благодарения Создателю настоящих благ, но еще и жалуешься на то, чего тебе не достает. Когда ты жила с одним мужем, болезновала, что желанных тебе не имела детей, когда же и оных имела, тужила, что не изобиловала богатством. Надлежит остерегаться того, чтоб мы сами себе не сделали потребным лишения возлюбленных нам, при жизни их не чувствуя отличного удовольствия, по смерти же вящшую оказывая к ним любовь. Поскольку, когда за настоящая благая от Бога нам посланная мы не благодарили, то нужно нам оных лишиться, дабы возбуждено было в нас чувствие. Подобно, как глаза не видят того, что очень близко к нам, а требуют для сего приличного расстояния, так и неблагодарные души чрез лишение благ прошедшее благодеяние, по-видимому, более чувствуют. Когда наслаждаяся благими, не приносили они благодарения подателю, то, лишившись оных, тое за велико почитают, чего уже не имеют. Но мы отженяя печаль, от неимущества происходящую, да научимся отселе о настоящих благодарение воссылать. Речем премудрому врачу в самых скорбнейших находясь обстоятельствах: В скорби мале наказание Твое нам. (Ис.26:16.) Речем: Благо мне, яко смирил мя еси. (Пс.118:71.) Речем: Яко недостойны страсти нынешнего времене к хотящей славе явитися в нас. (Рим.8:18.) Речем: Мало, о нихже согрешихом, уязвлены есмы. (Иов.15:11). Помолимся Господеви, глаголя: Накажи нас Господи, обаче не в суде и не в ярости: (Иер.10:24) судими бо, от Господа наказуемся, да не с миром осудимся. (1Кор.11:32). Наслаждаясь же благим житием, испустим оный Давидов глас: Что воздам Господеви о всех, яже воздаде ми? (Пс.115:3), то есть, праведно недоумевающу пророку, и на убожество свое взирающу: не имеет бо, что достойно воздать Тому, Который по сих великих и знаменитых благодеяниях, кои однако не имеют совершенного превосходства, напоследок несравненно большия обещавает, их же око не виде, ни ухо не слыша, ни на сердце человеку не взыдоша, яже уготова Бог, любящим Его: (1Кор.2:9.) яже и нам от страстей плоти себе очистившим, буди получити благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Ему же слава и держава, ныне и присно, и во веки веков, аминь.

Когда ⁶ вижду злых благоспоспешествуемых, вас же, благочестивые мужи, утомленных и отчаявающихся по причине безпрестанных напастей, исполняюся печали. Когда же паки представляю в мыслях себе сильную руку Бога, возвышающего утесненных, любящего праведных, смиряющего гордых и сильных, со престол низлагающего, то, паки переменившись надеждою, утешаюсь. Знаю я, и довольно уверен, хощу же, чтобы и вы уверены были, что приидет нам вскоре заступление, и не до конца оставлены будем. Ибо что мы претерпели, то претерпели за грехи наши, человеколюбивый же Бог по любви и благоутробию Своему к рабам Своим явит нам помощь. Ибо если мы за грехи казнь претерпеваем, то довлеют язвы наши ко умягчению впредь имущего быти гнева Божия на нас, если же к попечению подвигов за благочестие сими искушениями призываемся, праведен есть подвигоположник, тако что не попустит нам искушаемым быти паче, нежели понести можем (1Кор.10:13.), но за постраданная нами венец терпения и нашего на Него упования воздаст нам. Да и кто бы нашелся столь тверд сердцем? Кто бы был столь немилосерд и безжалостен, который бы, слыша повсюду стенание, слух наш поражающее, аки бы от печального какого лика, общий некий и стройный глас плача издающего, не восскорбел духом, не повергся на землю, и всеконечно не умилился, зря таковые неизреченные бедствия? Сия же, вам, не утешения ради глаголю, ибо какое бы обрелось слово толикое несчастие уврачевати могущее, но скорбь сердца моего, елико можно, сим словом вам изрещи желаю.

Испытали мы ныне коварство диавольские брани, который узрев, что в гонениях от врагов наших паче умножается церковь, и паче процветает, пременил совет свой, и уже не явно воюет, но тайные нам строит козни, сокрывая навет свой под именем, которое носят наши враги, да постраждем тоже, что и отцы наши, а притом да не явимся страждущими за Христа, понеже и гонители христианское имя на себе носят. Сие нас устрашило, и едва в безумие не привело. К сим же присовокупился и оный в нас помысл: не оставил ли Господь совсем Своея церкви? Не последний ли настает час? И не приходит ли чрез сие отступление, да открыется потом беззаконный оный сын погибели, противовозносящийся пред всяким глаголемым богом или чтилищем? (2Фес.2:3–4.) Однако, хотя привременно есть искушение, сносите его яко добрые страдальцы Христовы, хотя всеконечному погублению дела наши преданы, да не унываем о настоящем, но да ожидаем с небес откровения и явления великого Бога и Спаса нашего Иисуса Христа. Ибо если вся тварь разрушится, и пременится образ мира сего, то не дивно и нам, яко некоей тварей части, общее претерпевать зло, и предаваться оскорблениям, которые по мере сил наших низпосылает на нас праведный Судия, не попущая нам искушаемым быть паче сил наших, но дая купно со искушением силы, да возможем понести оное. (1Кор.10:13.) Не ослабевайте убо братие! Ждут бо вас мученические венцы. Готовы суть лики исповедников простерти вам руки, и в число свое прияти вас. Помяните древних Святых, что ни един сластолюбивый и ласкательствуемый венцев терпения не сподобился; но все тяжкими оскорблениями, яко огнем искусившись, добродетель свою показали. Блажен сподобивыйся страданий за Христа: блаженнейший же, множайшия страдания претерпевый. Яко недостойны страсти нынешнего времене к хотящей славе явитися нам. (Рим.8:18). Не ослабевающий в скорбех, но упованием на Бога тяжесть печали побеждающий, велию имеет у Бога мзду за свое терпение.

Как в слабейших древах по большой части зарождаются черви, так подобно и в слабых сердцах человеческих, врожденны суть печали. Однако, ни женам, ни мужам излишности и неумеренности в слезах иметь не должно, но, не выходя из пределов благопристойности, не есть предосудительно поскорбеть в несчастии, и несколько пролить слез, токмо без стенаний и воплей, не терзая одежды, ниже пепелом себе посыпая, ни иное что, непристойное творя, как поступают не приявшие никакого наставления в несчастиях человеческих. Слабого духа, и никаковые силы от возложенные на Бога надежды не имущего, есть знак чрезмерно терзаться и ослабевать в несчастии. Слезы от нечаянного случая, поражающего и угнетающего душу, как бы от некоторого удара при теснении духа вкруг сердца, рождаются; радость же есть, как бы играние некое души о совершении желания веселящияся. Сего ради и виды людей различны суть. Печальные имеют тело бледное, синее и хладное; веселящихся же телесный вид есть цветущий и червленный, в коем душа едва не скачет, и от радости не исходит наружу. Многих знаем мы таких, кои в ужасных находясь бедствиях насильно удерживались от слез:; но от сего впали иные из них в неизлечимые болезни, как то, в падучую болезнь, в расслабление членов; иные же и совсем лишились жизни, потому что от тяжести печали, силы их, как бы слабое некое укрепление, разрушились. Сие ж самое в пламени видеть можем, который, если дым из оного не выйдет, а будет вкруг его обращаться, погасает; то ж сказывают и с жизненными соками животного случается, то есть, что они иссыхают, увядают, не имея себе наружу прохода. Чего ради Господь над Лазарем плакал? Чтоб чрез сие исцелить слабый дух тех, кои к неумеренному рыданию и плачу весьма склонны. А что без всякого движения духа, а к научению точию нас плакал Господь, то ясно показывают самые Его словеса сии: Лазарь друг наш успе, но иду, ,да возбужду его. (Ин.11:11). Кто же из нас оплакивает спящего друга, коего вскоре возбудившегося видеть надеется? Лазаре! Гряди вон. (Там же,43.). Уже бывший мертв, ожил, и связанный ходить начал, сугубое чудо: связану быти укроями по ногам, и в движении не иметь препятствия, всеконечно была сила некая выше всякого препятствия. Како же Господь, имый таковая сотворити, сие приключение слез достойным быти судил? Не явно ли отселе, что Он отвсюду подкрепляя немощи наши, неизбежные и нужные в нас страсти в некоторой мере и пределах заключил, несожаление, аки зверем свойственное, от нас удалив, а с сим купно и склонность к безмерной печали и рыданию, яко бесчестное, отринув? Что же Иов? Неужели сердце его было подобно адаманту? Неужели утроба его из камней сотворена была? Десять его сыновей в мгновение ока пали, одним ударом сраженные в доме веселия, во время наслаждения, стрясшу диаволу дом их. Видел он смешенную с кровию трапезу, видел детей своих в разные времена рожденных, но единым и общим жребием скончавших жизнь. При всех сих бедствиях не возрыдал, не терзал власов, не испустил бесчестного стенания, но прославляемое и похваляемое от всех благодарение воссылал Богу, глаголя: Господь даде, Господь отъят: яко Господеви изволися, тако и бысть: буди имя Господне благословенно. (Иов.1:21.). Но совсем ли бесстрастен был человек сей? И как? Когда он сам о себе говорит: аз о всяком немощнем восплакася. (Иов.30:25). Или ложны суть словеса его? Но кроме иных его добродетелей истина самая, истинна быти его свидетельствует, глаголя: человек бе (Иов) непорочен, праведен, благочестив и истинен. (Иов.1:1). Напротив сего, многие от человек для большего сетования песни некие вымышляют, тщася плачевными пениями сокрушить душу свою, и как свойственно есть игрокам, вымышление и приуготовление, с каковым они выходят на зрелище, подобно мнят и плачущему, таковый же потребен быти вид, как то: черная одежда, распущенные власы, в доме все мрачное, нечистота, прах и унывное пение, печальную рану в душе возобновляющее, не ведяще, что душа единожды прилепившаяся желанием к своему Создателю, и небесною красотою возвеселяться обыкшая, сердечные радости своея от многоразличных страстей плотских не точию не пременяет, но еще тем, что для иных прискорбных быти мнится, вящше усугубляет веселие. Как имущие не здравые очи, отвращают зрак свой от вещей весьма блестящих, а от воззрения на цветы и травы, чувствуют некое облегчение, равным образом, и душа не должна себе всегда печальные представлять случаи, и на настоящия злоключения непрестанно взирать, но на созерцание истинных благ обращать свои очи.

Печалию, яко огнем злато, искушается душа, и истинные оскорбления добре предуготовившим себя служат, как бы некоторою пищею, или подвижническим упражнением, ко отеческой славе подвижника возводящия. Чрезмерная же скорбь виною бывает греха, когда печаль совсем погружает мысль, уныние же приводит оную в пропасть, а недоумение рождает неблагодарность. Итак, срамно есть благодарить токмо в благоденствии, молчать же в печальных и прискорбных случаях, но в сих еще паче надлежит воссылать благодарность, ведая, что, его же любит Господь, наказует. (Евр.12:6). Также избавляет от скорби Святых Бог, не без искушения их оставляя, но подавая терпение. Ежели скорбь терпение соделывает, (Рим.5:3), терпение же подает искус, то отрицающийся скорби, искуса себе лишает. И как никто без противоборца не венчается, так ниже искусен кто явитися может, разве чрез скорби, от всех убо скорбей избавит их, то есть, праведных Господь, не аки бы скорбети им не попущал, но что со искушением дарствует им и силу к понесению оного. Глаголющий же, что недостоит имети скорби праведному, то же глаголет, что и подвижнику непристойно иметь противоборца.

А поскольку приобщение воплей подает некоторое утешение плачущим, сего ради не неприлично есть скорбеть и о несчастии других. Ибо чрез сие снищешь себе любовь у страждущего, ни веселым себе являя при бедствиях других, ниже без жалости снося чужое несчастие. Однако же, не должно с скорбящими выступать из пределов благопристойности, чтоб вместе вопить или рыдать со страждущим, или в других вещах подражать человеку страстьми омраченному, как то: вместе с ним заключить себе, в черные ризы облещися, повергнуться на землю, оставив без украшения власы свои, от сего бо умножается, а не облегчается скорбь. Впрочем, скорбеть о злоключениях, и сетовать в меру так, чтоб унылость лица и важность соединенная с честностию душевное соболезнование показывали, не есть предосудительно. Когда приступаем к беседе с больными, то не вскоре надлежит ко укорениям устремляться, как бы восстая и наступая на лежащего. Тяжки бо суть обличения имущим скорбь в сердце, и неприятны суть слуху печальных, и ниже малейшим бывают утешением разглагольствия тех, кои совсем не чувствуют сострастия в их скорби. Ибо, как глазу от боли разгорающемуся, и малейшее нечто причиняет скорбь, так и душе тяжестию печали угнетенной, хотя бы речь великое приносила утешение, однако некоторым образом, во время жесточайшей печали употребленная досадною скорбящему быть кажется. Когда же узришь брата в покаянии о грехах плачущего, плачь купно с таковым и соболезнуй. Ибо, таким образом, при чужем злострадании свое исправишь. Кто плача о грехе ближнего теплые проливает слезы, тот сам себе подает исцеление. Плачь о грехе: он есть душевный недуг, он есть смерть души бессмертной; он достоин немолчного плача и рыданий. О нем всяка слеза да пролиется, и да не престанет воздыхание исходить из глубины сердца. Тако Иеремия плакал о погибающих людях, и поскольку не довольно ему было слез (Иер.9:1) естественных, то просил источника слез и виталища последнего. За вся же сия воздадим благодарение Христу Богу нашему, Ему же подобает всякая слава, честь и поклонение купно с безначальным Его Отцем и всесвятым и животворящим Духом, ныне и присно, и во веки веков, аминь.

Никто ради претерпенных им злых да не дерзает мыслить и говорить, что нет совсем промысла нашими делами управляющего, ниже да порицает смотрение и суд Владычний; но на страдальца Иова взирая, его изящнейшим советником себе да приемлет. Да исчислит по ряду все его подвиги, мужественно им понесенные; и коликими он от диавола уязвлен будучи стрелами, ни единые смертельные не приял раны. Отъял у него лукавый благополучие домовное, и самого поразить частыми о бедствиях возвещениями вознамерился. Ибо первому еще возвещающу о злоключении, приходил ин вестник, горшую печаль о множайшем несчастии поведающий, соплетены были между собою бедствия, и волн нахождению подобилися злоключения; прежде, нежели преставала первая слеза, другое нечто виною сетования было; но праведник, аки вскрай моря лежащий камень стоял, приемля бури приражение, и в пену пременяя волн устремление, благодарственный оный ко Владыке испущая глас, ниже что-либо из приключившихся, достойным слез почитал. Когда же пришел един вестник, возвещая, что над сынами и дщерьми, пиршествующими потряс ветр сильный домом увеселения, тогда ризу точию растерзал, естественное сострадание показуя, и действием сим свидетельствуя, что он есть чадолюбивый отец, и благочестивыми словами приключение оное украсив, сказал: Господь даде Господь отъят: якоже Господеви изволися, тако и бысть. (Иов.1:21.) Аки бы изрек сие: я наречен был отцем на толикое время, на коликое сотворивый меня таковым восхотел, Он возжелал паки отъять от Мене венец чад, не прекословлю в собственных Его. Да обладает воля Владычня: Он есть Создатель рода, а я орудие точию. Что мне нужды рабу сущу напрасно стужать и суд укорять, коего разрешить не могу? Таковыми словами праведник диавола пронзил; когда же паки враг его победителем видел, и ничем из сих преодолеть не мог, тогда уже самой плоти искушения коварство нанес, и тело уязвив неизглаголанными ранами, испустил на него источники червей, и с престола царственного сведши мужа сего на гноищи посадил. Но Иов, и таковыми поражаем страданиями, неподвижим пребыл, и терзаему сущу телу его, нетленно хранил благочестия сокровище в тайных сердца.

Тогда враг не ведя, что сотворити, воспоминает навет древний, и к нечестному и хульному своему намерению совет жены приведши, тщится чрез нее поколебать подвижника. Она долгое время стужая предстала праведнику, долу преклонна сущи, бия в перси злоключения ради, укоряя его сим, аки бы плодом благочестия, исчитая прежнее изобилие домашних вещей, показуя и настоящая злая, от какового в толь бедственное житие пришел он, и какую за столь многия жертвы мзду от Бога получил, произнося непрестанно словеса женскому малодушию свойственные, всякого мужа возмутить, и самый твердый ум поколебать могущия. Скитаяся, говорила она, и служа прехожду, царица быв служу, и в руку рабов моих взирать я понуждаюся, и многих прежде препитавшая, с радостию ныне от чуждых приемлю пищу; и что лучше было бы ему, изрекши нечестивый некий глагол, самого себе от земли истребить, мечь ярости сотворшего паче изострив, нежели претерпевая злая страдальческий труд себе и супруге своей продолжать. Он сими словесами, более, нежели всеми прежними злоключениями оскорблен будучи, ярости исполнив лице свое, и к жене, аки ко враждебнице некоей обратившись, что глаголет? Вскую яко едина от безумных жен возглаголала еси? (Иов.2:10) То есть, отложи, о жено, совет твой! Доколе глаголами твоими общую жизнь поносить будешь? Солгала ты против сердечного моего желания на мое в жизни обращение, оклеветала сими глаголами и самую жизнь мою; ныне и я с тобою купно сделался беззаконным, понеже во едино тело обоих нас брак совокупил, ты же в хулу впала. Аще благая прияхом от руки Господни, злых ли не стерпим? (Там же). Воспомяни прешедшая благая: постави лучшая противу хуждших. Ни единого человека жизнь по всему не может быть блаженна: быть во всем благоуспешну единому Богу свойственно. Ты убо, когда скорбишь о настоящем, то прошедшим себе утешай. Ныне плачешь, но прежде смеялася; ныне нища, но прежде богата была: пила от чистые воды житейские, и сию, мутную пия, претерпи, и речные струи не всегда чистыми быть кажутся. Река же, как ведаешь ты, есть житие наше, непрестанно текущее, и беспрерывными волнениями исполненное. Одна часть жития сего претекла, другая еще течет, одна происходит из источников, другая вскоре произойдет, и мы к общему морю смерти поспешаем: Аще благая прияхом от руки Господни, злых ли не стерпим? Неужели можем мы принудить Судию, да равная всегда воздает нам, или научити Владыку, как должно Ему жизнь нашу управлять? Сам Он над Своими судьбами власть имеет. Располагает вещи наши, якоже хощет: Он премудр, и полезное подает рабам Своим. Не исследывай суда Владычня, точию соизволяй на то, что по премудрости Его устрояется: что подает Он тебе, тое с радостию приемли. Покажи в горестях твоих, что прежнее веселие ты достойно получила. Таковою беседою Иов и сие нападение диавольское отразил, и совершенный ему стыд победы нанес. Что ж из сего последовало? Отбег вскоре от него недуг, аки тще пришедший, и ничтоже более успевший. Плоть иною юностию обновилась: паки житие его процвело всеми благими, и сугубое богатство отвсюду в дом стеклося, да едину часть имеет, аки ничего непогубивый, другая же праведнику мздою терпения да будет. От сего мужа убо каждый да научается духа терпению, который не токмо, когда состояние его в несчастное превратилось, убог из богатого, бездетен из многочадного, в едино мгновение времени соделавшись, пребыл непременен, не униженную во всем имея мысль, но ниже советами друзей для утешения его пришедших, а притом досаждающих ему, и злострадание его усугубляющих раздражился.

Таковые несчастия некогда людям для искушения душ приключаются, чтоб чрез сие испытана была добродетель, как богатых, так и бедных. Здесь оба они искушаются терпением: и в сем случае ясно видеть можно богатого, когда имеет он щедрость и братолюбие, убогого же, когда произносит благодарение, а не хулу, потому что с переменою жития вскоре переменяются у людей и самые нравы. Как кормчего погода, подвижника поприще, полководца сражение, великодушного несчастие, так христианина показывает искушение. Как труды в сражении употребленные, подвижникам приобретают венцы, так христианам во искушениях непоколебимость подает совершенство, когда все от Господа ниспосылаемое с пристойным терпением благодарности исполненные приемлем.

Не будь малодушен, но уповай на Бога. Неужели не видит Он нашей крайности, конечно имеет Он пищу в руках, но дать медлит, чтоб показать твое постоянство, чтоб открыть мысли, не таковые ли они, каковые у безумных и неблагодарных бывают. Которые доколе во устах пищу имеют, хвалят, ласкают, удивляются: а как на малое время оставят трапезу, злословиями, аки камением мещут на тех, которых прежде довольствования ради почитали. Илия обитал на Кармиле горе превысокой, и к житию неспособной; пустынник был в пустыне; праведный сей все обретал в душе своей, и упование на Бога было ему напутствием к жизни. Живя же таким образом, не лишился от глада жизни, но хищнейшия и ненасытнейшия из всех птиц пищу ему приносили; и те в подавании пищи праведному служили, которые обыкновенно и чужую пищу похищают, но Господним повелением свойство свое пременивши верными стражами хлеба и мяса соделались. Был же и в Вавилонской пещере Израильский юноша, плененный по несчастию: свободный же духом и мыслию. Что же там воспоследовало? Львы противу естества своего поститься начали, отрока же питатель Аввакум от Ангела по воздуху с яствами носим был, и чтобы праведный не терпел глада, поверх земли и моря пророк принесен был чрез толикую дальность, коликую Иудея до Вавилона имеет. Чем паки жил народ, водимый Моисеем в пустыне? Как чрез сорок лет пища ему была разделяема? Никто тамо не сеял, не было ни воли орющего, ни гумна, ни мельниц, ни житницы: хлеб имели несеянный и неоранный, из камней воду получали, не прежде тако бывшую, но ради потребы источенную. И тако убо ты человече, претерпи сие несчастие, как великодушный Иов, и не поколебайся сими напастьми, не отвергай ни единые из тех добродетелей, которые имеешь. Храни в душе твоей благодарность, как драгоценное сокровище, от которые и сам сугубое удовольствие получишь.

Не тот, кто не имеет нужного, терпелив есть, но кто изобилуя благими, терпеливно сносит несчастия. Болишь ли ты? Помни, что его же любит Господь наказует. (Евр.12:6). Убог ли ты? Сим веселися: ибо благая Лазаря приимут тя. Поношения ли терпишь за имя Христово? Блажен ты, ибо студ твой сей во славу Ангельскую преложитися имеет. Раб ли ты? Благодари и тогда: есть некто и тебя презреннее, благодари, что хотя над единым имеешь превосходство, что не осужден к наказанию, что не приемлешь ран. Каждый человек имеет случай к благодарению. Жезлом ли ты неправедно наказываешься? Увеселяйся надеждою будущих воздаяний. Праведно ли приемлешь казнь? И за сие благодарить ты должен, поскольку добрые дела древних мужей или преемно в памяти у нас хранятся, или в сочинениях стихотворцев, или повествователей соблюдаются; то и от сего польза нам должна проистекать, например: Перикла укорял некий человек из простого народа; а он тому не внимал, и весь день так прошел, что тот нещадно его осыпал поношениями, сей же все презирал. Потом вечеру уже и мраку наступившу, едва могущего оного отъити со свещею проводил Перикл, дабы ему не неполезно сделал философическое учение. Бил некто Сократа сына Софронискова в самое лице, нещадно нападая: он напротив не защищался, а попустил пияному оному насытить свой гнев, так что все лице от язв распухло. Когда же тот престал бить, то ничего, как сказывают, не сделал Сократ, а только написал на челе своем, аки на статуе: такой-то сделал, и тем отмстил; подобно некто на Евклида Мегарского раздражившись, смертию грозил ему, и клялся; он же, напротив того, клялся сотворить милостивым его к себе, и утолить его на себя негодование. Клиниево (единого ученика Пифагорова) действие, трудно поверить, сколь согласно с нашим наставлением случилося, хотя он и без намерения оному подражал. Что же он сделал? Можно было ему клятвою избавиться платы трех талантов, однако, он лучше заплатить хотел, нежели клясться, и притом, когда клясться имел неложно, будучи, как мню, научен заповеди запрещающей нам клятву. Сие убо Клиниево действие без сомнения с заповедию оною согласно есть; Евклидово же с тою, которая гонящих благословляти, а не клясти повелевает, так что если кто сим прежде научился, то и о наших, аки бы невозможных, сомневаться не будет. Итак, да живет не разлучно с тобою, о смертный, заповедь Божия, всегда подавая тебе сияние и свет к различению вещей; оная, далеко углубившись в твоем сердце, и предначертав в нем истинные о каждой вещи мнения, не даст тебе ни от единого злоключения изменитися, но наперед изострив весь ум твой, подобным близ моря лежащему камени, сильные приражения ветров и волнений безопасно отражающему, тебе сотворит, о Христе Иисусе Господе нашем, Ему же слава, во веки веков, аминь.

Когда ты, о человек, восхощешь на какой-либо грех устремиться, тогда помысли страшное оное и нестерпимое Христово судище, в котором председит на престоле высоком и превознесенном Судия, предстоит же Ему всякая тварь, трепещущи при славном явлении Его, и мы все предстанем на испытание содеянных нами. Потом многия беззакония в житии сотворшему страшные и грозные предстанут Ангели огнем зряще, огнем дышуще ради нечестивого произволения, лицем же нощи подобящеся злобы ради и человеконенавидения. Напоследок представь в уме твоем глубочайшую пропасть, тьму непроницаемую, огнь несветящий, и во тьме опалительную силу имущий, но света лишенный. Сверх сего вообрази червей род некий ядовитый, и плоти снедающий, который всегда яст, и никогда насыщен быть не может, нестерпимые болезни угрызениями своими причиняя, наконец, вообрази всех сих лютейшее мучение, то есть, поношение и студ вечный. Сим страхом подвизаем, аки броздою некоею от злые похоти востягай душу твою. Кто непрестанно размышляет о дни, о нощи и часе, в котором вся тварь предстанет Судии, имея воздать ответ в делах своих, и всегда поучается своему пред неумытным судилищем оправданию, сей или совсем ничего, или весьма мало согрешает; потому что грех от удаления страха Божия бывает, а которые ясно воображают будущее наказание, тех всегдашний страх впадать в беззаконные действия или помышления не попущает.

Доблественные подвижники Божии мужественно во всю свою жизнь с невидимыми врагами бравшиеся, когда избегнут от всех их нападений, тогда, находясь при конце жизни от князя века сего, испытуются с тем, чтобы, если найдет их от сражения уязвленных, или знаки некоторые и образ греха восприявших, к нему отдаться, если же явятся неуязвленны, и знамения победы непричастны, аки непреодолимым и свободным от Христа покой прияти. Сия же и Сам Господь свидетельствует, рекший во время Своего страдания: ныне грядет сего мира князь, и во Мне не имать ничесоже. (Ин.14:30). Но Он, понеже не сотворил греха, сего ради глаголет, яко в Нем не имать ничесоже; для человека же довольно и того, когда с дерзновением возможет изрещи: грядет князь мира сего, и во мне малое нечто имети будет. Помышляй убо, о человече! О страшных оных от Бога грешным определенных казнях, то есть, егда помрачатся звезды, и померкнет солнце, луна уже просвещаема не будет: (Мф.24:29). Егда молнии возблещут, и громы страшно рассядутся, егда над главою сущий воздух помрачен будет, дабы отвсюду неутешною мукою терзаемы были те, кои гневу преданы суть. (Прем.5:18 и 21.) Вся тварь, служащи Создателю, ожесточится противу неправедных на их мучение, а кроткою сотворится благотворения ради уповавших на Него. Якоже бо радость на небеси бывает о едином грешнице кающемся; (Лк.15:7). тако негодование и печаль отступающих чрез грех от Создателя. Тогда огнь диаволу и аггелом его уготованный пресекается гласом Господним. Да поскольку две суть силы во огне, то есть, палящая и светящая, лютость и мучение огня достойным сожжения останется; светлость же и блистание веселящимся радости достоянием будет, так что огнь мучения несветл, свет же упокоения не палящ будет. Ниже да сумнишися в сем, о человек, понеже при воздаянии за содеянная нами в жизни разделено будет естество огня, которого свет в наслаждение праведным, а сила жжения грешным в наказание определены будут; ужаснее же тьмы и огня вечного есть оный срам, с которым будут во век пребывать грешники, всегда во очесех имея плотского греха следы, которые, аки от некие неизгладимые краски, в памяти души вечно пребудут. Не многие же приступить возмогли к истинному свету, и открыть тайная; а по откровении сих с непостыдным лицем отступити. Подлинно отвращение и удаление Бога, всех чаемых мук геенских тяжчае и несноснее есть для претерпевающего оное так, как лишение света во очеси, хотя бы не было никакой другой боли. Положим, что кто-либо все человеков благополучие с самого начала света словом изобразив, во едино совокупил бы, однако, и тогда бы нашел, что оно с наималейшею частию оных благ (будущия жизни) сравниться не может, а все здешнее добро достоинством от самого малейшего из оных благ несравненно далее отстоит, нежели тень и сон от истины. Или да приличнейшее употреблю сравнение: колико во всем душа превосходнее есть тела, толикое и между обеими жизньми есть различие.

Многие из сих словес Священного Писания: един биен будет много, другий же биен будет мало, (Лк.12:47–48) заключают, что казнь грешников конец иметь будет. Сие же не о продолжении или скончании времени, но о различии мук глаголется. Когда бо Господь глаголет, яко грешные пойдут в муку вечную, праведные же в жизнь вечную; (Мф.25:46), а иногда повелевает грешным, идти в огнь вечный, уготованный диаволу и аггелом его; некогда же и геенну огненную наименуя, прилагает сие: идеже червь их не умирает, и огнь не угасает; (Мк.9:44), паки когда и чрез Пророка о многих глаголет, что червь их не скончается, и огнь их на угаснет: когда (говорю) таковая и сим подобная на многих местах Священного Писания обретаются, то сие есть едино от козней диавольских, то есть, что некоторые от человек, аки бы забывая множайшия изречения Господни, дабы с большим дерзновением грешить, конец мучения для себя вымышляют. Если будет когда-либо конец вечные муки, то следует быть и вечного живота скончанию. Когда же о вечной жизни помыслити сего не хощем, то каковым образом мучению вечному приписывати сие возможно? поскольку речение сие, вечный, к обеим равно прилагается: идут бо, рече, сии в муку вечную, праведницы же в живот вечный. (Мф.25:46). Подобно и сии словеса: биен будет мало, и биен будет много, (Лк.12:47–48) не конец, а различие мук означают. Когда Бог, праведный Судия есть, не токмо благим, но и злым, воздающий комуждо по делом его, то следует иному огня неугасимого быти достойну, и сего или легчайшего или зельнее палящего; другому же червия неумирающего, сего же паки, или меньшую, или жесточайшую скорбь причиняющего по достоинствам каждого; иному паки геенны достойным сотвориться, различные мучения имущей, и иному тьмы кромешные, где един в плаче токмо, другой же и с скрежетом зубов тяжчайших ради болезней пребывать будет. Также и кромешная тьма явно показует, что есть некая и внутренняя: и из сих словес, во дне ада, (Притч.9:18.) в притчах глаголемых, явствует, что суть некии хотя такожде во аде, но не во дне ада, чтоб легчайшее чувствовать мучение. Впрочем, не мню, чтоб я для тебя вымышлял какие-либо ложные страшилища, как некоторые матери обыкновенно поступают с младенцами неутешно и без всякой вины плачущими, и вымышленными какими ни есть повестьми их кроткими соделывают. Нет! Сие не баснь, но вселепые словеса, давно уже гласом Божиим предвозвещенные, и ты веруй, что будет некогда подробное содеянных нами в жизни сей испытание. Ты оскорбил брата твоего, того же и сам ожидай. Похитил имение у нижших себе, бил убогих, посрамил укорением, оклеветал, солгал, чужым бракам наветовал, клятву преступил, пределы отцев пременил, на стяжание сирых наступил, вдовиц оскорбил, настоящую сладость благам обещанным предпочел; ожидай возмерения сих: что каждый сеет, то и пожнет. (Гал.6:7) Ежели же что благое ты сделал, то и за сие подобным образом ожидай воздаяния.

Представь убо в мысли твоей, о человече, последний оный день; ибо ты один не будешь вечно пребывать в сей жизни, скорбь, тесноту, час смертный, определение Божие понуждающее тебе, скорых Ангелов, душу сим люто возмущенную, и совестию греховною горько мучимую, жалостно к сущим здесь обращающуюся; представь и неизбежную дального оного путешествия нужду, вообрази в помышлении твоем последний общего жития конец, егда приидет Сын Божий во славе Своей: приидет бо, и не премолчит. (Пс.49:3.) То есть, когда приидет судити живых и мертвых, и воздать комуждо по делом его, когда труба оная великое нечто и страшное вострубивши, спящих от века возбудит: И пойдут благая сотворшии в воскрешение живота, а сотворшии злая в воскрешение суда. Воспомни и Боговидение Даниилово, как оно представляет пред очи наши суд: зрях, глаголет он, дондеже престоли поставишася, и Ветхий деньми седе. Река огненная течаше исходящи пред Ним: тысяща тысящь служаху Ему, и тьмы тем предстояху Ему, судище седе, и книги отверзочася. (Дан.7:9 и 10.) благая, злая, явная, тайная, дела, слова, помышления, вся купно всем и Ангелам и человекам в слух ясно открывающия. При сем каковыми быть должно зле житие свое проведшим? Где душа скрыется при очах толиких зрителеи вдруг явившись исполненною срама? Каковым телом бесчисленные оные и нестерпимые понесет наказания, где огнь неугасаемый, червь безпрестанно грызущий, дно адово мрачное и страшное, рыдания горькие, сетование безмерное, плачь и скрежет зубный, лютости бесконечные? От всех сих по смерти нет избавления, нет ни случая, и никакого способа ко избежанию горестных мучений. От сего ныне уклониться еще возможно, а доколе можем, воздвигнем сами себя от такового падения, да не отчаяваемся о себе самих, когда от злых престанем. Сей есть путь спасения, ежели сами восхощем. Тебе взыскует Пастырь добрый, оставив незаблуждшия (овцы). Если ты себя Ему препоручишь, не умедлит, ниже оставит Человеколюбец понести тебя на раменах своих, радуяся, яко обрете Свою погибшую овцу. Уже стоит Отец твой, и ожидает твоего от заблуждения возвращения, обратися токмо, а Он тебе еще далече сущу, притекши, нападет на выю твою, и дружелюбно тебя покаянием очистившегося объимет. Если кто, мня сам о себе стояти, причтет тебе в понос, что скоро ты восприят, то Сам благий Отец заступит тебя, глаголя: Веселитися подобает и радоватися, яко сей сын Мой мертв бе и оживе, изгибл бе, и обретеся. Богу слава во веки веков, аминь.

Низшие всегда управляемы быть должны от высших, ибо безрассудство народа не редко и самым хуждшим поручало начальство. И так надлежит того, который по свидетельству превосходит всех прочих в разуме, постоянстве духа и непорочности жития, поставить начальником над другими, чтобы добронравие его служило другим к подражанию и пользе, тем паче, что подчиненные более всего стараются нравы свои соображать с нравом начальника; так, что каков есть предводитель, таков непременно должен быть и предводительствуемый, и каков нрав начальника, таковы обыкновенно бывают и нравы подчиненных. Как, ежели многие живописцы единого лица черты изображают, то все изображения суть между собою сходны, ибо одному подобятся; так и многие нравы, ежели одному подражать будут, равно во всех благого жития образ воссияет. Да и истинное и совершенное подчиненных к начальнику послушание тогда показуется, когда советом оного не токмо от беззаконных деяний удерживаются они, но когда и самые похвальные дела не творят без воли его. Воздержание, и всякое злострадание плоти не малую приносит пользу, но если кто, следуя собственному стремлению, себе угодное творит, и совету начальника не покаряется, то грех сей превосходит доброе оное дело. Противляяйся бо власти, Божию повелению противляется. (Рим.13:2), и послушанию большая мзда будет, нежели воздержания добродетели.

А кто может уврачевать зло, но добровольно отлагает, тот по справедливости за человекоубийцу почтен быть должен. Начальнику не должно гордиться своею честию, дабы блаженства смиренномудрия не лишиться. Уже ли служащий царю тем будет превозноситься, что в том, или в другом чине служения поставлен, а Богу удостоивыйся служить, отъинуду вымышлять будет себе похвалы, аки бы служение Господу не превосходит всякую славу и знаменитость? Подлинно довольно мы имеем достоинства, что служителями толь славного Владыки нарицаемся. И как не должно никому воздавать чести кроме Бога, так равно не должно ни на кого другого, разве Бога и Господа, всех надежду возлагать. Кто надеется на человека, или кто иным чем от жизненных превозносится, властию ли то, или богатством, или чем от таковых у людей за велико почитаемым, тот не может сего рещи: Господи Боже мой, на Тя уповах. Поскольку заповедь Божия запрещает надеяться на князи. И проклят человек, иже уповает на человека. Блажен, кто ничем в жизни высоким не увеселяется, но Бога имеет славу свою, и может со Апостолом рещи: мне же да не будет хвалитися, токмо о кресте Христовом. (Гал.6:14). Ежели кто похваляется тем, что он раб есть царя, и что великую имеет у него честь, то не паче ли сердечно величаться должно тому, который есть раб великого Царя, и призван Им на ближайшее с Ним сожитие. Истинный начальник не из внешнего вида познается, как то порфиры, хламиды и венца, но из того, что имеет он достойную начальника добродетель. А кто подвергается страстям и управляется собственными пожеланиями, тот раб будучи греха, не достоин есть начальства. Усмирять непослушных, есть поистинне дело и мужественного и начальника, а благоснисходительну и кротку к преступникам быть, означает мужа высоким своим благоразумием и великодушием всех превосходящего. Помысли и о том, что многие от прежде бывших имели власть над обидевшими их; но о них никакого у потомков известия не осталось, а которые многих любомудрием превосшедши, гнев свой против их оставили, тех бессмертная память на веки сохраняется. Ибо преступников, не ради содеянных ими беззаконий, казним мы, (да и каким образом сие быть может, чтобы содеянное паки не содеянным было), но того ради, чтобы они, или сами впредь лучшими соделалися, или бы другим были примером ко исправлению нравов.

Не редко в самых малейших вещах Божия премудрость является. Распростерший небо и неизмеримые пучины морей наполнивший, Сей есть, Который и тончайшее жало пчелы на подобие трубочки устроил, дабы чрез него яд изливался ⁷. Сего (Бога) телесными очами не возможно видети, ибо бестелесный не подвержен есть телесному взору. О чем и Сам единородный Сын Его свидетельствовал глаголя: Бога никтоже виде нигдеже. (Ин.1:18). Видех Его по свидетельству Священного Писания Иезекииль: однако же, что глаголет оно? Виде подобие славы Господни, а не Самого Господа, и ниже самую славу, какова она истинна есть. Притом же узрев подобие славы, а не самую славу, пал на землю от страха. Ежели узренное токмо славы Божия подобие приводит человеков в страх и трепет, то узревый Самого Бога непременно должен лишиться жизни по слову рекшего: не бо человек узрит Бога, и жив будет. (Исх.33:20). Сего ради Бог из человеколюбия Своего к нам небо сие, аки завесу Божества Своего, дабы мы не погибли, простер. Не свое же я сие глаголю, но пророк тожде подтверждает: егда открыеши, глаголет он, небо, трепет возмет от тебе горы и растают вскоре. Да и не дивно сие; когда Иезекииль от единого подобия славы Божией на землю повержен был. Даниил узрев токмо служителя Господня, вострепетал, и пал на землю, и доколе нудил себе воззрети на подобие Сына Божия, дотоле не возмог дать ответа. (Дан.10:9). Когда видение Гавриила пророков, яко людей Божиих, в трепет приводит, то при явлении Бога в самом Его образе не погибли ли бы мы все? О чем никто сомневаться не может. Ты если хощешь ясно познать непостижимость Божиего естества, послушай, что глаголют три отроки в пещи огненней песнословяще Бога: Благословен еси видяй бездны, седяй на Херувимех. (Дан.3:54). Скажи мне, какое есть естество Херувимов, и тогда рассуждай о седящем на Херувимех; хотя Пророк Иезекииль по возможности своей и описал их таким образом: четыре лица, коемуждо их: единому лице Херувимле, лице же другому лице человече, третие же лице львово, и четвертое лице орлее. Каждый имеет шесть крил, и вся суть полна очес: каждый имеет под собою четвероугольное коло; однако же мы и по соделании пророком описания, читая, уразуметь оное не можем. Когда же и престола токмо нам описуемого уразумети не возможно; то како Самого седящего на нем разумом постигнути возможем? Неоспоримо, что по обетованию Божию достойные лицем к лицу узрят Бога, и познают совершенно непостижимое величество Божие в будущем веке, ныне же, хотя бы другой был Павел или Петр: видит убо истинно, ниже одним воображением прельщается, но видит яко в зерцале и в гадании, и ныне малое нечто с благодарностию приемля, совершенное в будущем веке с веселием приимет. (1Кор.13:12). Кажущееся ныне в рассуждении познания совершенным столь малое нечто есть и несовершенное, что от познания в будущем веке отстоит более, нежели сколько отстоит от познания, которое бывает лицем к лицу. Столь бесконечно есть познание Божие, и столь удалено в жизни сей естество человеческое от уразумения Божиих таинств, хотя по преуспеянию каждого и прилагается всегда нечто вящшее; но никто совершенного познания не достигает дотоле, доколе не приидет в совершенство, а не совершенное все изчезнет.

Кто утверждает, что постигаемо есть естественных в свете вещей внутреннее устроение, тот всеконечно по пути некоторому и следствиям до исследования существ довел свой рассудок, и от удобопонятных и малейших вещей самым опытом научился понимать то, что превыше всякого понятия. О сем хвалящийся, что он знания вещей достигнул, да изъяснит нам, каково есть естество малейшия из всех взору подверженных вещей, да изъяснит свойство, и да скажет, каково, например, есть естество муравия? Духом ли и дыханием содержится жизнь его? Тело его утверждено ли костьми? Составы его препутаны ли жилами и связками? Мышцев ли и желез обложением расположение в нем чувствительных жил сохраняется? Простирается ли у него мозг в хребетных костях от шеи до хвоста? Сплетением ли жильные препонки движимым членам подает стремительную силу? Есть ли в нем печень и в печени сосуд, желчь содержащий? Суть ли в нем утробы и сердце? Находятся ли дыхательные и прочия жилы, препонки и обертки? Гол ли он, или космат? Равные ли имеет копыта, или на многие пальцы разделены у него стопы? Сколь долговременна жизнь его, и каким способом он от другого родится? Чрез коликое время во чреве носим бывает зародыш? Почему не все муравии пешеходящие суть ниже, все крылати, но некоторые по земле ходят, а некоторые по воздуху летают? Итак, кто знанием вещей кичится, тот муравия естество пусть изъяснят, потом уже да испытает естество всяк ум превосходящия силы. А когда и малейшего муравия естества знанием своим ты не постиг, то как величаешься, что непостижимая Божия сила разумом твоим исследована?

Подлинно мнить кому-либо, что самое существо над всеми сущего Бога исследовал, есть знаком чрезмерные гордости и надмения. Таковое велеречие почти превосходит и самую гордость того, который рек: выше звезд положу престол мой. (Ис.14:13). Не великий ли Давид, которому безвестная и тайная премудрости Своея явил Бог, явно исповедает, что не приступно есть познание Бога, когда глаголет: Удивися разум Твой от Мене? (Псал.138:6). Исаия, видевший славу Божию, что возвестил нам о существе Бога? Он пророчествуя о Христе тако свидетельствует: Род Его кто исповесть? Что же сосуд избранный Павел, который Христа в себе глаголющего имел, который до третиего небесе восхищен был, и неизреченные глаголы слышал, ихже не леть есть глаголати человеку, какое нам о Божием существе учение оставил? Он в частные смотрения вины проникнув, аки восторгом восхищенный, по причине неисследимого зрения сим возопил гласом: о глубина богатства и премудрости и разума Божия, яко неиспытанны судове Его, и неиследованны путие Его (Рим.11:33). Ежели сие в меру Павлова знания достигнувшим непостижимо, то сколь горды суть исповедающие, что им сведомо существо Бога? Которых я охотно бы вопросил о земли, на которой стоят, и от коея сотворены суть, что изрекут? Какое ея существо нам поведают? Дабы мы, когда они о вещах земных и под ногами лежащих, беспрекословно пред нами рассуждать будут, тогда бы им и о вещах, всякий разум превосходящих, рассуждающим поверили. Какой же еще остается способ Божия познания? Да ответствуют нам презирающие все под ногами сущее, и проницающие разумом своим небеса и вся силы небесные. Ежели пространство неба меру человеческого понятия превосходит, то присносущих естество какой ум исследовать может? Когда сие солнце тлению подлежащее, столь прекрасно, столь велико, столь быстро в своем течении, столь твердо и постоянно обращающееся, столь соразмерное всему миру по своей великости, что не превосходит равномерия со всем кругом земным; красотою же своею, аки некое естества светлое око всю тварь украшающее. Когда, говорю, зрением сего солнца насытиться не можем; то сколь красно есть солнце правды? Ежели не зреть сего солнца для слепого есть не малый урон, то коликая будет утрата грешнику истинного света лишенну быти? Ежели временная такова суть, то какова вечная? Ежели видимая столь прекрасна, то како о невидимых возмним, яже уготовал Бог любящим Его? Еже буди всем нам получити благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа: Ему бо подобает слава во веки веков, аминь.

Единообразно есть Христианское житие, о возлюбленнии! Едино намерение имущее, то есть, Божию славу. Аще бо ясте, аще ли пиете, аще ли ино что творите, вся в славу Божию творите (1Кор.10:31), рече Павел во Христе глаголющий. Многообразно же и различно есть житие мирских человеков, которое многократно во угождение случаям изменяется. В противном же случае, когда и мы сему же подверженными сотворимся, и по возможности своей служащего к одним токмо прихотям искать, и таковыми себе показывать будем, боюся, да не явимся в самом деле зиждущими то, что мы разрушаем, и тем, в чем иных осуждаем, сами себе да не осудим, притворное житие имуще, и всегда иный на себе приемлюще образ; разве только не изменяем одежд наших, когда с горделивыми вкупе случимся. Ежели сие срамно есть, то еще сего срамнее сладострастных ради изменять трапезу нашу. Когда ты множеством различных брашен, желая услаждение принести брату твоему, изменяешь трапезу; то вместо сего осуждаешь его в сластолюбии, и изливаешь на него поношение чревонеистовства, самыми приуготовлениями обличая его в сих сладострастиях. Кое бо нам общение с многоразличными брашнами? Пришел ли кто от гостей? Ежели он брат твой, и тоже намерение жития имеет, то узнает в твоей свою трапезу. Что в дому оставил он, то у нас обрящет. Утрудился ли он от пути? Толико ему подаем, колико довлеет ко облегчению труда. Пришел ли кто другой от мирского жития? От дел да научится тому, в чем не могло его увещать слово, и да приимет образ и пример самодовольствия в пище. Да останется в нем воспоминание христианские трапезы, и непостыдного Христа ради убожества. Ежели сим внимати не будет, но паче посмеется, то вторично не восстужает нам. Обходити же нам и испытовати то, что не на нужное употребление взыскуется, но на окаянное сладострастие и пагубное тщеславие вымышлено, не токмо срамно и не согласно есть с предлежащим нам концем, но и не малый наносит вред, когда роскошствующие, и в едином чревонасыщении блаженство свое полагающие, узрят и нас таковыми же попечениями развлекаемых, каковыми и они мысли свои занимают. Мы и приемля пищу, не должны иметь праздным от размышления о Боге ум наш, но самое брашен естество и устроение тела, приемлющего в себя оные, виною да будут славословия Божия, что разные виды брашен свойству телесному приличествующие от управляющего всяческая благоизобретены суть. Един час для ядения определен да будет, да и тот одинаков так, чтобы из двадесяти четырех часов, из которых составляются сутки, едва сей употреблен был для тела. В прочие же в делании до ума, касающемся упражняться должно подвижнику.

Кто сей изрядный совет приимет, тот все свое тщание обратит к душе, и сие будет хранить чисто и искренно, о плоти же, когда гладом изнуряется, или со стужею и зноем борется, или недугами одержим будет, или терпит от кого-либо насилие, мало попечения прилагать станет, и хотя бы узрел в опасность жизни себе пришедша, ниже тогда страшится. Если же восхощет кто и тело пощадить, аки стяжанное на едину точию потребу душевную, и ей к житию на земли споспешествующее; то и в сем случае не много о угождении оному пещися должен, но точию, дабы содержать оное, и служения ради душевного с умеренным прилежанием здравие его хранить; однако же, не попущать ему играть от пресыщения. Сим образом его к себе благопослушным, и легким к небесному шествию, а наипаче к отправлению должности способным соделает. Напротив же сего, кто повседневно насыщаться ему, аки неукротимому зверю, позволит, тот напоследок тяжестию плоти насильно преклонен к земле лежать будет без пользы воздыхая. Но и ко Владыке будучи представлен, и по истязании плода, сотворенного им в жизни сей, не могши воздать оного, горько восплачется, и во всегдашнюю тьму вселится, обращая непрестанно хулу свою на прихоти и лесть оных, коими похищено у него время спасения; однако же никакой пользы в слезах иметь не будет: во аде бо кто исповестся Тебе (Пс.6:6), глаголет Давид Господу? Чрево неверно есть в договорах, хранилище ненадежное, в которое если много положишь, то вред только в себе удержит, а положенного не сохранит. И так все, что для пищи и пития нами вымышлено, и что сверх потребы богатство, на угождение неблагодарного и ничтоже содержащего чрева, ухитрило, когда наше будет, хотя бы и непрестанно чрево наполнялось? Все оное малую некую точию нам при вкушении сладость влагающее вскоре мы, аки бы негодуя на излишнее, со тщанием вон изметаем, так как ежели яства во чреве долго пребудут, великую опасность жизни чувствуем. Насыщение бо многим смерть причинило, и было виною того, что ничего более уже не вкушали. Поскольку сила, устрояющая животное, умеренную пищу удобно сварить, и в существо питаемого тела претворить может, многоразличных же снедей к сему концу привести немогущая, многие роды болезней производит. Сытость есть началом неистовства, ибо вскоре с роскошию, пиянством и чрезмерным насыщением возникает всякой вид скотского невоздержания. Отселе люди женонеистовыми конями бывают ради бешенства, причиненного сладострастием в душах их. Итак, о человек! Не расслабляй тела твоего излишеством сна, омовениями и мягкими ложами, имея всегда в мысли своей реченная пророком: кая польза в крови моей, внегда сходити ми во истление? (Пс.29:10). Что убо блюдешь, вскоре погибнути имущее? Что насыщаешься и тучнеешь? Или не знаешь, что, чем тучнейшим тело твое творишь, тем тяжчайшее душе твоей уготовляешь узилище? Множество силы телесные препятствием есть ко спасению душевному. И так чреву в нужных, а не в сладострастных надлежит служить, как поступают те, которые столоуготователей и поваров ищут, и по всей земли и морю испытуют, аки некоему лютому господину дань неся. Чего ради они жалки бывают по причине своих забот, не менее как бы во аде мучащиеся, и никакой отрады не чувствующие, которые пресекают огнь, и решетом воду черпают, и дироватую кадь наполняют водою: при всем же сем никакого конца трудам своим не видят. Как жажда сладким творит питие, и предваривший голод приятным соделывает трапезу; так и употребление брашен постом услаждается. Ибо когда предложится на среду пост, и всегдашнее насыщение прекратит, то вкушение его, которого ты давно не имел, сделается тебе приятным. Сего ради, если хощешь вожделенной для тебя приуготовить стол, учини ему чрез пост перемену. Ты же, который сладкие всегда употребляешь пищи, неприметно оные невкусными творишь, и от чрезмерной к ним жадности сладость оных уничтожаешь. Потому что нет ничего так желательного, к чему бы не было отвращения, если всегда сим станешь наслаждаться; а что редко случается, в том большее находится услаждение.

Сего ради оплакивает Пророк тех, которые при начатии дня назирают, где бы обрести пир, и винопродалища и корчмы обходят, друг друга на питие поемлюще, и все попечение душевное на сие иждивающе. Поскольку нет времени очам их, возникнув на небо, благолепие оного усмотреть; но, как скоро день начинается, украшают свои пиршества, тщание же и прилежание в приуготовлении чаш показуют, сосуды к прохлаждению вина, стаканы и чары, аки на позорище некоем и торжище располагая, дабы разность сосудов несытость их удовольствовала, и чаш пременение и преложение довольное им в питии пробавление подало. Чин в бесчинии и расположение в нелепой вещи вымышляется. При сем споры об обильнейшем питии, прения и свары рождаются, когда друг друга хотят превзойти в пиянстве. Подвигоположник же им диавол есть, и почесть победы грех. Кто из них больше вина испиет, тот над другим получает победу. Препираются один с другим, и сами себе отмщевают. Все наполнено безумия, все смущения, побежденные пиянствуют, победители упиваются, служители насмехаются. Рука устает, уста не приемлют, чрево расторгается, а зло не умаляется. Окаянное тело, от естественной силы разрешившееся, отсюду наводнется по причине безмерного пития, не терпя насилия. Жалкое зрелище! Муж юный возрастом, крепок телом, в воинских чинех знатен, чужими руками в дом несется, будучи не в силах восстановить себя; ниже своими ногами ходит. Муж, который должен быть страшен врагам, виною смеха на торжище детям бывает. Без оружия низлагается, без неприятелей умерщвляется. Муж, оруженосец в самом цвете юности, вином изнуряется, и готов бывает от врагов пострадать все, что они захотят. Кто же злых сих виною есть? Кто сие изобрел? Ты сотворил поражением пир твой; Ты погубил цвет юношества от вина. Ты призываешь на вечерю яко друга, и извергаешь же его мертва, вином отъявши у него жизнь. Чем убо ты, о человек, различествуешь от бессловесных животных? Дарованием ли разума, который прияв ты от Создателя твоего, владыкою и господином всея твари учинился? Но кто отъемлет у себя разум пиянством, той приложися скотам несмысленным и уподобися им. (Пс.48:13). Да еще и самых скотов назвал бы я несмысленнейшими, пребывающих в пиянстве; потому что четвероногия все и звери известные имеют к смешению устремления; а которых душа пиянством предобладаема, и тело чрезъестественные теплоты наполнено; те на всякий час к нечистым и срамным смешениям возбуждаются. Как вода есть противное вещество огню, так неумеренное пиянство погубляет разум. Какое животное так в видении и слышании слабеет, как пиянствующий? Познавают ли пияные своих? Не приходят ли многажды к чужим, аки к своим? Не перескакивают ли часто чрез тени, аки бы чрез рвы и дебри? Слух их шумом и треском некиим наподобие волнующегося моря наполняется; земля кажется им превращающеюся, а горы вертящимися. Сны им бывают тяжки, не удобоносимы, удавлением грозящии, и поистинне смерти соседственны, бодрствования же их самого сна нечувствительнее суть. Бессонница есть вся их жизнь, они ни ризы, ни пищи назаутрие не имея, царствуют, воинством управляют, в пиянстве грады созидают, и множество денег раздают. Что убо твориши, о человече? Раб бежит от биющего его господина, ты же пребываешь непрестанно с вином, всегда главу твою поражающим.

Лучшая мера употребления вина есть нужда телесная. Когда же предел преступишь; то заутра приидешь отягчен, зияющ, болезнию главы недугующ, и согнившим дышащ вином, все тебе обносящимся, все превращающимся покажется. Когда перепонки мозговые дымом наполнятся, который вино воскуряемое испущает, тогда глава, как нестерпимую боль чувствует, так и держаться на раменах прямо не могши, туда и сюда преклоняяся колеблется. Невоздержание в сладострастиях явно, что от вина, как от источника некоего, происходит, и купно с ним входит бесстудия недуг, который на женский пол паче всякого неистовства бессловесных скотов от пиянствующих бывает оказуем. Поскольку бессловесные познавают пределы естества: пиянствующие же в мужеском поле женского, а в женском мужеского изыскивают. Сего ради пияницы погубивши душу, и будучи всякою скверною уязвлены, еще и самый телесный состав растлевают, когда не токмо безмерием сладострастия распаляющего их на блудодеяние истаявают и разрушаются, но и по самому бремени гнилое, смрадное и живности лишенное тело носят. У них очи сини и бледный вид, дух стеснен, язык расслаблен, и голос неясен, ноги зыблемы как младенческие, изрыгания же от излишества, как из бездушных, текут. Сожалительны они сладострастия ради, и еще сожалительнее тех, кои в пучине обуреваются, и коим, волны с волнами сражаясь и погружая их, не позволяют от бури свободиться. Самые обуреваемые корабли, когда излишне нагружены, по нужде чрез изметание бремени облегчаются; так и им надлежит тяжесть свою изринуть. Они, изблевывая и изрыгая, едва свобождаются тяжести, толико злосчастнее плавающих будучи, что сии на ветры, море и внешния препятствия жалуются, они же самовольную на себя привлекают от пиянства бурю. Беснуемый достоин есть сожаления, а пиянствующий сим же недугом страдая, не заслуживает сожаления, аки с самопроизвольным демоном борющийся. Они и врачевства некие от пиянства составляют, не для того, дабы какого зла не пострадать от вина; но дабы непрестанно упиваться. Да и конца злу сему нет, ибо вино само собою на большее простирается. Оно не облегчавает нужды, но иного пития потребу неизбежную вводит, разжигая пиянствующих, и всегда к желанию большего пития влеча. Как расселины, доколе текут в них потоки, наполнены быть мнятся, прешедшу же наводнению сухи остаются, так и пиянствующих уста, когда вином наливаются, полны суть некако и влажны, малу же времени прешедшу, сухи и не влажны делаются.

Всячески убо воздерживаться должно от того, что ум возмущает. Ибо, когда многое влиется вино, тогда оно, аки мучитель некий в крепость града взошед, никакого беззаконного повеления не щадя, от края верхнего неукротимые молвы в душе возбуждает. И во-первых, покоривши себе разум, весь от учения притяжанный порядок смущает и низвергает, смехи возбуждает нелепые, глас мятежный, ярость дерзкую, пожелания необузданные, похоть и неистовство на всякую сласть беззаконну. Сего ради глаголется: сильнии да не упиваются вином, то есть, ни те, коим поручена какая-либо власть и народное правление; ни те, кои юного ради возраста телом сильни суть. Ибо таковые и по естеству суть ко гневу склонны; когда же и от вина в распаление приидут, тогда приусугублением горящего вещества, аки пламень некий вящше возвышают. Чрезмерно обремененный корабль тяжел бывает, и удобно погибнуть может; равным образом, и телеса роскошнейшими пищами ради сластолюбия себя чрез меру отягчающия, в пучине пагубы погружаются. Почто убо, о человек! Каинову клятву на себя привлекаешь, трясыйся и колебляся чрез всю жизнь? Тело, не имеющее естественной крепости, по нужде колеблется и трясется. Доколе продолжится твое пиянство?! Опасно, чтобы не соделаться тебе из человека калом тинным, так смесился ты с вином; и согнил с ним от повсядневного пиянства, вином воняя, да еще и растленным, как непотребнейшие из сосудов. Ежели пияницы царствия Божия не наследят (1Кор.6:10), то ты ли пияный, приступая к посту, мнишь какую-либо от того получити пользу? Пиянство тебя лишает небесного царствия, какой убо тебе от поста плод? Не видишь ли, что преискусные бегатели на конях, когда приидет время ристания, коней своих неядением предуготовляют. Ты же, напротив, нарочно себя сытостию тяготишь, а отягощенное чрево не только к беганию; но и ко сну не способно есть, поскольку многая пища не дает покою; но понуждает его, то на правый, то на левый бок превращаться. Да не сотвориши убо путеводствующим тебе к посту пиянство; чрез пиянство нет входа к посту; к правде не можно приступить с помощию обмана; ни к чистоте посредством невоздержания; ниже, да вкратце реку, к добродетели чрез злобу. Пиянство к невоздержанию приводит, а к посту малое довольство. Подвижник пред сражением себя изощряет, а хотящий поститися приуготовляется чрез воздержание. Ты, чтобы не сделаться тебе, аки мстителем поста, или обольщевающим законоположника, на сии пять дней оставь пиянство. Ибо всуе трудишься, когда тело сокрушаешь, а алчбе никакого не подаешь утешения. Пиянство не приемлет Господа, Святого Духа отженяет. Дым прогоняет пчел, а пиянство отревает дарования Духа. Итак, дабы нам сего не пострадать, оставим служити неблагодарному чреву, да вечных благ сподобимся о Христе Иисусе Господе нашем, с Ним же Отцу купно и Святому Духу слава, честь, держава и великолепие, ныне и присно, и во веки веков, аминь.

Весьма предосудительно Христианину готову быти на отмщение, и всяким образом тщатися о равном воздаянии оскорбившим. Ибо, как может научить другого, чтоб никому зла за зло не воздавать, тот, который сам всячески старается отмщевать, и взаимные причинять досады раздражившему его, не подражая кротости Давида глаголющего: аще воздах воздающим ми зла: да отпаду убо от враг моих тощ? (Пс.7:5). Итак, должно тебе, Христианин, свирепое и безумное движение духа удерживать, представляя в пример блаженного Давида, как он кротко претерпел укорение Семеино, не дал времени гневу подвигнуться, вознося мысль к Богу, и глаголя: яко Господь рече Семею проклинати Давида. (2Цар.16:10). Он, будучи нарицаем мужем кровей, и мужем беззаконным, не стужал ему, но себе смирял, аки бы достойно укорение на него произносимо было. Тем паче, что всякое обличение, явно обличаемого касающееся, заставляет его совестию терзаться, поскольку представляет ему студ греха; так что много благодетельствует тому, который своих преступлений не чувствует, приводя его к чувствию и истинному раскаянию. Какая бы рана телесная столь лютую боль телу причиняла? Сколь великое мучение производит в душе слово обличительное, когда трогает совесть угнетаемых студом беззакония?

Не столько кажется свойствен кому-либо телесный образ, сколько свойственны Боголюбивой душе мир и кротость. Таковому убо пристойно есть иных к себе привлекать, и всех приближающихся к себе, как некиим благовонным миром добротою нравов исполнять, самому иных путеводствовать к лучшему, а не иным в неподобающем последовать, любопрение же другим оставлять; а если возможно, и из их сердец оное истреблять, самому же незлобием побеждать оскорбления. Поскольку отмщевать есть дело всякого гневливого, а чтоб самый гнев преодолеть, сие одному токмо ему свойственно, и подобным ему в добродетели. О, сколь прекрасное зрелище! Сколь честное и удивления достойное, и едва не превосходящее человеческое естество дело, премного укоренному человеку, а иногда ударение в ланиту приявшему, и иная бесчисленная претерпевшему от тех, которые и словом, и делом приводят его в крайнее бесчестие, не токмо не подвигнутися на отмщение, но еще кротко и без гнева помолитися о оскорбившем его, дабы и прежнее согрешение ему прощено было, и впредь подобающего своего попечения Бог его удостоил! Мы же ныне между прочими злыми, и в сем наипаче согрешаем, что тщимся о зловоздаянии, и ниже равною мерою воздаем, но вящше отмщаем не токмо, когда оскорбление претерпим, но и когда не будем почтены, гневаемся, и воздающих нам меньше чести, нежели сколько мы себе приписуем, за врагов своих почитаем.

Оскорбил ли кто тебя разгневавшись? Удержи зло молчанием; ярость его, как бы струю некую не приемля в сердце свое, будь подобен ветрам, все противным дыханием наносимое, отвевающим. Озлословил ли он тебя? Ты же благослови его. Ударил ли? Претерпи. Презрел ли, и ни во что вменил? Ты помысли о себе, что от земли взят, и в землю паки возвратишься. Бесславным ли, презренным, и человеком, ничего не значущим тебя нарек? Ты же землею и пешелом себе наименуй: ты, конечно, не знатнее отца нашего Авраама, который самого себе так нарицал. Неученым ли и нищим назвал кто тебе? Ты же червем себе, и от гноища бытие имущим назови, Давидовы слова изрекая. Присовокупи к сему и добродетель Моисееву. Он, от Аарона и Марии укоряем, не жаловался Богу; но молился о них. Ты убо, если кто тебя убогим называя, и истину сказывает, приими истину; а когда лжет, то какая в том тебе нужда? Ты ни похваляем паче истины ослабевай, ниже укоряемь свирепствуй, когда не касается до тебя. Не видишь ли, как стрелы твердо и крепко противостоящее себе вещество пронзают, в мягких же и уступающих вещах устремлением своим ослабевают? Чтож тебя смущает наименование нищего? Помяни естество твое, что наг взошел в жизнь сию, наг и отъидешь. А что нагого убожае? Слова сии не суть для тебя несносны. Кто когда отведен в темницу, нищеты ради? Не нищета поносительна, но поносно не терпеть благодушно нищеты. Что гнева безумнее? Ежели без гнева пребудешь, то посрамляешь досаждающего, самым делом целомудрие показуя. Как биющий нечувственного, сам себе мучит; потому что ни врагу отмстить, ни гнев утолить не может, так и поноситель в нетрогающемся его поношениями утешения страсти своей обрести не может. Отмщевая же, и равным образом, восставая на укорителя, како отвещати имеешь, что раздражал он тебя прежде? Но достойно ли сие извинения? Блудник на блудницу, как на побудительницу ко греху, вину преступления возлагающий, уменьшает ли тем свое осуждение? Когда укорение есть зло, то уклоняйся от подражания ему. Ибо, что другой начал, того не довлеет ко извинению твоему; но паче и справедливее, по мнению моему, сие умножает на тебя негодование, потому что гневающийся не имеет ко уцеломудрению примера. Ты же, напротив, видя безобразным гневливого, не уклонился от того, чтоб уподобиться ему; но негодуешь паче, стужаешь и противляешься: почему сие негодование твое оправданием служит предварившему. Ибо, ежели гнев есть зло, то чего ради не уклонялся ты от зла? Ежели же есть что-либо прощения достойное, почто негодуешь на ярящегося? Кто противоглаголет суесловящему, тот некоторым образом ему подобен бытии мнится. Соломон глаголет: не отвещай безумному по безумию его. (Притч.26:4.). Кто образу царя поругается, тот, как преступник, противу самого царя судится; подобно повинен есть греху оскорбляющий того, который по образу Божию создан.

С мужем жестокосердным не водворяйся (Притч.24:1), говорит оный премудрый муж. Несносное есть бедствие, быть связану со псом, и беспрестанное слышать лаяние. Бегай убо сожития с жестокосердным, чтобы и тебе не приучиться к его нравам. Сказал ли он что-либо досадительное? Чрез сие подвиг и тебе на ярость. Как лаяние одного пса возбуждает иного к подобному лаянию, так и в тебе почивающую, уже и безмолвствующую ярость он возбуждает; и вы друг на друга взаимно лаете. Потом един противу другого ставши, наподобие пращи испущаете бесчестные слова. Он изрек что-либо для тебя оскорбительное, ты воздал с большим прибавлением предварившему подражая. Приемши он, за оскорбительное свое слово, воздаяния, не удержал стремления, и умножил гнев свой, восхотел превзойти ругательством, ты же услышав оное, паки превознеслся, и родилось злых любопрение. Кто в злой брани побеждает; тот окаяннейший есть. Ибо, когда единожды страсть преодолевши разум, в душе действовать начнет, тогда уже зверем человека творит, и более человеком быть ему не позволяет. Что в ядовитых вещах яд, то в гневливых ярость. Лают на подобие псов, скачут как скорпии, угрызают, как змии. Ярящиеся, во-первых, забывают самих себя, потом и всех своих сродников. Гневом меч острится, смерть человеку от руки подобного ему дерзостно соделывается. В ярости братие друг друга не познают, родители же и чада естество забывают. Как потока, в низкие места текущие, все попадшееся за собою влекут, так насильственные и неудержимые устремления ярящихся на всех равно нападают. Ибо воспоминанием, оскорбивших их, аки стрекалом, уязвляемы при возгорающейся и скачущей в них ярости; не прежде престают, как оскорбившему их наведут зло. Когда человек, аки пламень, по причине множества удобозгораемого вещества разжжется, тогда представляет собою позорище, какового, ни словом изъяснить, ни делом показать невозможно. Руки его устремляются на ближнего, и самые ноги дерзостно наскакивают; наконец, все в руки попадшееся неистовству сему орудием бывает. Когда же с другой стороны равное зло противостоящее себе найдут, то есть, равномерный гнев и неистовство; тогда, сражаясь друг с другом, творят и претерпевают то, что страждут под властию одного и того же беса воюющие. Известно, что взаимные оскорбления и раздражения, сперва суть малы и удобоисцельны, по времени же от любопрения умножаемые доходят до того, что уже и уврачевать оные весьма трудно. Доколе от раздора происходящия клеветы не прервутся, дотоле непрестанно умножаются подозрения о большем зле.

Когда, о Христианин, увидишь гневливого изощряющего зубы, то помысли, что сей человек подобен вепрю, внутреннюю ярость скрежетом зубов показующему. В злых противоборствах несчастнейший есть тот, кто побеждает; поскольку отходит с вящшим грехом, ты же ярость твою устремляй точию противу змия. Что бо Финееса оправдало? Не праведный ли гнев противу заблудивших? Сей хотя всегда тих и кроток был; но понеже видел блудодеяние Замвриино с Мадианитянкою явно и бесстыдно содеваемое так, что они ниже безобразия своего студное зрелище покрыли, не терпя того, но благовременно употребив ярость, обоих пробил копием. Подобным образом, и Илия, ревнитель, четыреста и пятьдесят мужей священников студных, и четыреста мужей дубравных, ядущих трапезу Иезавелину, разумною и целомудренною яростию в пользу всего Израиля умертвил. В таком случае и ярость не редко бывает служительницею добрых дел. Да и всякой с большею приятностию воззрит на гневающегося друга своего, нежели на иного кого, хотя бы почтение воздавал. Сим убо подражати, и не противу себе самих, но противу диавола точию ярость свою изощряти потщимся, когда царствия небесного сподобитися хощем, о Христе Иисусе Господе нашем, Ему же слава и держава с безначальным Его Отцем, и всесвятым и животворящим Духом, ныне и присно, и во веки веков, аминь.

Многотрудные обстоятельства нынешнего времени не малую наносят нам печаль; когда все церкви поколебались, и всяка душа мятется. Когда все дерзостно отверзли уста против сослужителей своих. Ложь без страха изрекается, истина сокрыта стала; оклеветываемые без суда обвиняются, клеветникам верят без испытания. Многое уже прошло тому время, как и я сам, поражаем будучи клеветами, терплю удары осуждения, довольствуяся тем токмо, что сведущего вся тайная, Господа свидетелем клевет имею. Но поскольку многие уже молчание наше за подтверждение клевет приняли, и возмнили, что мы не по долготерпению молчим, но аки бы потому, что не можем отверсти уст противу истины; того ради молю вашу о Христе любовь, дабы вы наносимые с одной стороны на меня клеветы не совсем принимали за истинные, поскольку, как писано, никогоже закон не судит, аще не услышит от него прежде, и разумеет, что творит. (Ин.7:51). Вы в приписуемых нам погрешностях ответа от нас требуйте. Ежели у нас обрящете истину, то не давайте места лжи; если же нас, изнемогающих в ответе почувствуете, тогда верьте клеветникам нашим, как истину глаголющим. Ибо уст их словом нам заградить невозможно; но еще вероятнее то, что они более раздражаются ответами нашими, и жесточайшия нам напасти строят. Известно, что благоразумному судье довлеет самое дело ко показанию истины; и хотя бы мы вовсе о ней умолчали, однако, можете вы из самых действий оную видеть. В сем случае подражайте Александру, который, как сказывают, слушая клеветы на одного своего приятеля, одно ухо простер к клеветнику, а другое крепко зажал рукою, дав чрез сие знать, что намеревающемуся праведно судить, не совсем надобно полагаться на суд предваривших, но целую половину слуха оставить для того, чтоб выслушать оправдание оклеветываемого.

Обыкновенно к великим властям прилепляются таковые негодные услужники, которые, не имея собственных совершенств, чрез кои бы познаны были, несчастиями других себя показать тщатся. Как коршуны, пролетая различные цветники, и многия красно цветущия и благовонные места, стремятся на злосмрадные; или, как мухи, здравое проходя, к струпам спешат, так и завистливые на житейские светлости и великолепия ни мало не взирая, на презренное нападают. Почему правомыслящие судии должны взирать на пример онаго же Александра? Сей государь, получив послание, в котором один его врач оклеветываем был, аки бы в злоумышлении противу его, не только не поверил клевещущему, но и вместе с прочтением послания выпил лекарство. Из чего явствует, что изливающий на ближнего своего укорения, а никакими доказательствами словес своих не утверждающий, сам себе худое нарицание нанесет, по своему суесловию. Ибо клевещущего, как иначе пристойно назвать, если не тоже наименование ему дать, которое он самым делом заслуживает. Тот, кто укоряет ближнего, да не уподобляется в сем диаволу, но паче да будет брат с любовию увещающий, и обличением ко исправлению приводящий, такожде и вы не простирайте слуха вашего на укорения, но будете судии истины, дабы обличаемые не осталися без исправления, когда не докажется им их погрешность. Ибо, таким образом, и они познают свое преступление, и вы по обличении их оправдаетеся пред Господем, аки уклоняющиеся от общения грешников; а обличившие мзду имети будут, поскольку они явным учинили сокровенный грех. Если же вы осудите их прежде, нежели обличены будут, то они никакого не потерпят вреда, кроме того, что лишатся вещи всего для нас дражайшей, то есть, любви вашей, вы же и сие самое постраждете лишившися их, и сверх сего окажетеся противляющимися Евангелию, которое говорит: еда закон наш судит человеку, аще не слышит от него прежде, и разумеет что творит? (Ин.7:51). Нет, братие честнейшие, не подвергайтеся сему; не презрите сего нашего моления, да не постигнет нас страшное проречение Господа рекшего: за умножение беззакония изсякнет любы многих. (Мф.24:12.)

Как тля тлит пшеницу, так зависть растлевает дружество. Сколько зависть не свойственна благости, столько, напротив, прилична она диаволу. Ржа железо, а зависть погубляет душу, в коей обитает. Ехидны породившую их утробу, разъедая, рождаются; подобно и зависть душу, в которой рождается, снедает. Завистливый единые отрады злобе своей ищет, когда бы увидеть кого из завидимых им упадша. Вся цель зависти состоит в том, чтоб завидимого из благополучного бедным, и из счастливого несчастным видеть. Тогда завистливый примиряется и другом творится, когда увидит другого слезяща, когда плачуща узрит, с благодушствующим не веселится, а с плачущим купно слезит, и о перемене жития, из чего во что прешел, сожалеет, не от человеколюбия и сострадания похваляя прежнее его благосостояние, но дабы тяжчайшим падшему учинить злоключение. Таков был Саул, которому множество благодеяний Давидовых случай подало изгонять Давида, и он старался копием пробить своего благодетеля. Он, будучи чрез него совсем своим воинством от врагов спасен, и от срама Голиафова избавлен, своею рукою Давида умертвить, или коварством истребить предпринимал; потом сделав его беглецом, и в то время не оставил к нему зависти; но напоследок и брань на него воздвигши с тремя тысящами избранных мужей по пустыням искал его. Он (Саул) и в самое время гонения ят, и готов будучи на заколение врагу своему, и паки спасен быв от праведного, нехотяща руки своея возложити на него, ниже сим благодетельством умилостивлен был; но паки собирал воинство, паки гнал, доколе и вторицею ят был от Давида в пещере; и чрез сие Давидову добродетель светлейшею показал, свою же злобу явнейшую сотворил. Подобным образом и со Иосифом сотворили братия, не зная сами, что содевают. Ибо, когда истинен есть сон Иосифов, то как возможно не сбысться предвозвещенному? Когда же ложны суть сонные видения, то чего ради завидуют не имущему получити? Подлинно ненависть есть зло, диаволу свойственное, которого ни словом изъяснить, ниже исправить возможно. Немоществующий главою изъясняет врачу главы немощь; а завистию недугующий что изречет? Наводят мне скорбь благая брата? Сие истина; но всяк изрещи сие устыдится. О чем убо скорбишь? О собственном ли твоем несчастии, или о чужем благополучии? Без сомнения зависть есть зло, диаволу свойственное. Как стрела, сильно испущаемая, когда к чему твердому и крепкому приражается, возвращается назад к стрельцу, так и движения зависти, когда ни мало не вредят завидимому, то обращаются во вред самому завидующему. Зависть многия в себе заключает зла; но едино из них полезно бывает потому, что злом есть для самого своего виновника, и изъядает сердце его более, нежели ржа железо. Завистливый завидимому мало зла творит, а себе самого снедает печалию и воздыханием при благополучии ближнего, которого счастие не уменьшает, а токмо себе самого утомляет завистию. Однако же, мы как стараемся удобозгораемое вещество, сколько можно, от огня далее полагать, не менее сего стараться должны, чтобы всячески удалять себя от беседы завистливых, а тем самим, от стрел зависти быть безопасным. Мы, псов питая, укрощаем: завистливому же благодетельствуя, еще лютейшим его творим. Поскольку он не радуется о благодеянии, но печалует о изобилии других, что имеют довольно богатства ко исполнению его потреб. Рыси естественную некоторую имеют ярость на глаза людей скакать. Итак, ежели кто хощет поругаться неистовству зверя сего, то на бумаге показует ему образ человеческий, и она от многия ярости не рассуждая о начертании, аки человека терзает, и тем человеконенавидение показует, тако и диавол ненависть свою к Богу на образе Его являет, поскольку Самого Бога коснуться не может.

Итак, хощу, о человек, чтобы ты убегал подражания злоковарных, видя в малом животном великое коварство и хитрость, каково есть сие. Рак желает мяса устрицы, однако, трудно ему уловить сию добычу по причине твердого ея ограждения в черепе состоящего. Само естество крепким оплотом нежную ее плоть оградило. Почему сие животное и чрепокожным наречено. И поскольку две половины черепа, плотно одна с другою соединяемые, устрицу ограждают, для сего раковы клещи бывают ни мало не действительны. Что же он творит? Когда увидит устрицу во тихих местах с удовольствием греющуюся, и к солнечным лучам череп свой отверзающу, тогда, тайно вложив внутрь камушек, препятствует оной закрыться, и так к чему не довлели его силы, тое он коварством и ухищрением получает. Сие коварство есть неразумных и бессловесных животных. Таков точно есть и тот, кто с братом лестное обхождение имея, во время злоключения нападает на ближнего, и чуждыми несчастиями увеселяется. Не могу же умолчать и полипова (каракатицы) лукавства и ухищрения, который ко всякому камню приставая, цвет его на себя приемлет. Почему многия рыбы, без опасения плавая, аки к камню, к полипу приходят, и готовою добычею коварному сему зверю бывают. Таковых нравов суть те, которые всегда предержащим властям ласкательствуют, ко всякому случаю приноравливаяся, и ниже в одном и том же расположении духа всегда пребывают; но непрестанно различные виды на себя приемля, во угождение каждого мысли свои переменяют. От таковых людей как уклониться, так и от вреда их себя предостеречь трудно, потому что под видом дружества ухищренная злоба в сердце их глубоко сокровенна бывает. Они, питая ненависть в сердце, наружно любовь показывают наподобие находящихся в мори камней, которые сокровенны, будучи в воде, нечаянное зло не предвидящим причиняют. Почему не надобно при клеветах молчать, не для того, чтобы отражением оных себя защищать, но дабы не дать распространиться лжи, и не попустить обольщенным претерпеть вреда. Ибо клеветник трем купно вред наносит, во-первых, оклеветываемому, во-вторых, тому, пред кем оклеветывает, третие, напоследок, себе самому. Итак, когда знаем, что клеветать и поносить кого-либо невоздержным языком и несмысленным разумом, есть дело людей злобных и враждолюбных, напротив же сего, признаваемым злыми по причине наносимые клеветы со всяким тщанием стараться ложь доказательствами опровергнуть, есть дело мужей целомудренных, которые сами о себе добре промышляя, безопасность многих за велико почитают. Первых убо да избегаем злобы, последних же добродетели да ревнуем в чаянии получения будущих благ о Христе Иисусе Господе нашем, Ему же слава и держава, ныне и присно, и во веки веков, аминь.

Александр, царь Македонский, взяв в плен дщерей Дариевых, коих красота предивна была, по свидетельству истории, ниже воззреть на оных хотел, почитая за недостойное победителю мужей быть побеждену от жен. Сие сходно с оною нашею заповедию: всяк, иже воззрит на жену, ко еже вожделети ея, уже прелюбодействова се нею (Мф.5:28), то есть, воззревший сладострастно на жену, хотя делом и не совершил прелюбодеяния, но поскольку сердцем возжелал, греху повинен есть. Итак, когда за нечаянные случаи с люботщанием назирающие толикому бедствию подвергаются, то коликому бедствию подвергнутся за нарочные усретания, дабы видеть жен пиянством бесстудствующих, образ к расслаблению подающих, и песни нежные поющих, которые единым слухом всякое желание сладострастия невоздержным вложить могут? Что рекут, и что отвещают, которые от таковых зрелищ безмерное множество зла собирают? Не суть ли повинни, по неизбежному изречению Господню, суду прелюбодейства? поскольку можно и словом грехопадение сотворить, и оком прелюбодействовать, да и самым слухом оскверниться, беззакония помыслить в сердце, и чрез неумеренность в пище и питии растлить целомудрие. Кто ради закона девственного от всех сих воздержанием себе сохранит, тот есть истинный блюститель девства. А кто словом токмо девство свое исповедует, тот всеконечно похвалу девственную одним именем себе приобрести хощет, от студа же любодеятельного ни мало не отступает.

Без сомнения тот не есть чист, кто в целомудрии не имеет постоянства душевного; но кто плотское мудрование духу покорил. Хотящий же целомудр быти, да научается действиям целомудрия из Иосифа, прочитывая чаще о нем повесть, в котором обрящет не токмо воздержание от сладострастия, но и истинное расположение к добродетели. Без сомнения жизнь Иосифова есть увещанием к целомудрию, так как о Сампсоне повесть есть возбуждением к мужеству. Напротив сего, не может нарещися целомудренным тот, в котором, или старостию, или недугом, или другим каким случаем укрощены суть страсти плотские, поскольку сей тоже имеет ко злу стремление; а точию действие слабостию орудий воспрещается. Истинное же целомудрие есть, некоторая разумная сила впечатленная в душе, и внутри находящиеся следы срамных движений истребляющая. Следственно, скопцы не могут хвалиться целомудрием. Конь не заслуживает похвалы за то, что не может биться рогами; но хвалят того, который не бьет копытом, волов же не биющих рогами кроткими называем. Не тот похвалы достоин, кто не в состоянии чего-либо сделать; но тот, кто могши, не употребляет на зло свою силу. Итак, приучать должно тело, и его, аки бы зверя какого-нибудь, устремления воздерживать, и возмущения от оного в душе творимые разумом, аки бичем утолять, а не ослабив совсем брозды сластолюбию в нерадении оставить ум, дабы он аки конеуправитель от необузданных коней с неудержимым стремлением текущих низвергнувшись, влеком был. Не непристойно воспомянуть здесь и Пифагора, который уведав о некоем из своих свойственников, что он, как упражнением, так и ястиями себя утучнял, сказал ему: престанешь ли ты тягчайшую себе самому устроять темницу? Также и о Платоне говорят, что он, предвидя от тела имеющий приключиться вред, нездравое место Аттическое для академии нарочно избрал, дабы ему тучность телесную, аки виноградного древа, излишния ветви отсечь. Я же и сам от врачей слыхал, что излишняя тучность тела подвержена опасности, когда же чрезмерное попечение о теле и самому телу не полезно, и душе препятствием бывает, убо повиноваться и угождать оному, явное есть безумие. Чего ради все тело в презрении оставить должно, если кто не хощет в сладострастиях оного, аки в тинном кале, погребен быть, или по слову Платонову толико об оном пещися, колико оно служит к любомудрию, о чем подобно и Павел Апостол нас увещавает не творити угодия плоти, к возбуждению похоти. (Рим.13:14)

Но мы сего не исполняем, жены (у нас) бестудные забыв страх Божий, о огне вечном не брегши, в самое то время, когда надлежало бы им воспоминания ради будущего воскресения в домах пребывать и помышлять о дни оном, в который отверзутся небеса, и явится нам Судия с небес, трубы Божия, восстание мертвых, праведный суд, и воздаяние комуждо по делом его, вместо того, чтоб сие в помыслех иметь, чисто блюсти сердце свое от помышлений лукавых, омывать слезами прежния прегрешения, и готовиться к сретению Христа в великий день пришествия Его, они, свергши с себе иго служения Христова, отринувши от главы завесы благопристойности, не мысля о Боге, не радя о Ангелах Его, бесстыдно представляя собою всякий образ мужеский, потрясая власы, влача одежду, и ногами купно играя, все бесстудие юношей к себе привлекая, и в мученических обиталищах пред градом сущих составляя лики, освященные места домом своего бесстудства сотворили. Пением блудным воздух осквернили, осквернили и землю, нечистыми ногами в плясании своем оную бия, на зрелище свое множество юношей отвсюду привлекая, изумленные поистинне, и всеконечно неистовые, и всякую меру бешенства превосходящия. Смеетеся ли, скажите мне, и веселитеся веселием невоздержным, когда потребно плакать и воздыхать о прошедших? Песни блудные поете, отринув Псалмы и пения, которым вы изучены, движете ноги, скачете наподобие неистовых, ликуете непотребным ликованием, когда должно колена на молитву преклонять? О! Кого буду я оплакивать? Девиц ли браконеискусных? Или жен, сочетанных браком? Оные возвратились, потеряв девство, сии же целомудрия мужам обратно не принесли. Ибо хотя некоторые телом, может быть, греха и избежали, но душами всеконечно растленны сотворились. Всякая жена, на зло употребляющая украшение одежды, отъятия оные да ожидает. И понеже хождаху, глаголет, купно ризы влекущия, то есть, не по благопристойности, но зле употребляюще одежды своя, сего ради повелевается им обнаженным быть славы риз своих. Отъемлет же Господь и от нас славу ризы нашея, когда явимся пред Ним недостойно употребившими оную, то есть, когда попираем оную и плотскими нечистотами оскверняем. Какая же есть сия риза? Глаголет: елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся (Гал.3:27), юже отъемлет Господь от тех, которые чрез грехи тело попирают, и кровь завета скверну быти мнят.

Жены, высокомудрствующия о красоте телесной, возносят себя над прочими, суетно величаются вещию скоро увядающею и тленною: и высоко выю носят, да всем лица их видима будут. Жена честная и благонравная, по свойственному ей целомудрию, на землю приникнув, долу спущенное лице имеет, бесстудная же и хотящая сетию красоты своея многих уловити, ходит высоко нося выю, манием очей бесстудие изъявляет, и самым взором тлетворный некий яд испущает так, как о василиске повествуют, что он единым взором умерщвляет зрителей. Суть же и некоторые краски на украшение лица женами ухитряемые, как то: белила, румяна, и, сурмило. Белила белизну тела ложно показуют, румяна, на ланитах краснеют, а сурмилом луновидно брови окрест очес написуются, но и сие украшение отъяти Господь угрожает, да не окрадается, глаголя, мужей целомудрие, ниже сими живописьми окаянная очеса юнейших да похищаются. Злые бо стремления жен, слабые души мужей, с ними обращающихся к себе, как бы насильно привлекают. Да слышат мужие, да познают жены, как и самых бессловесных, целомудренное соблюдение вдовства бесстудному многоженству предпочитается; самые неприятели престают враждовать с умершими; а мачихи по смерти начинают ненавидеть. О горлице сказывают, что она разлучившись с супругом, никогда более не сообщается с иным, но пребывает безмужною в память первого супруга, отвергши с другими сообщение. Что убо нас может быть окаяннее, которые не токмо подобные бессловесным, любви к супружеству не показываем, но и противным Божией заповеди шествуя, путем возвышенною выею, самым взором и притворными украшениями окрадываем других целомудрие? Сии украшения всеконечно отъимутся от нас в то время, когда вся обнаженна пред Судиею представлена будут, когда брови спадут, ланиты унылы будут, цвет бледный на лице от страха покажется, и приимет кийждо по делом его. Вся сия представляя в помышлении нашем, о возлюбленнии, потщимся, доколе есть время соображать действия наши с законом Божиим, да сотворимся участники будущих благ, о Христе Иисусе Господе нашем, Ему же слава, во веки веков, аминь.

Не возможно тому, который не хощет нижшего и последнего пред всеми занять места, или укоряему сущу удержаться от гнева, или оскорбляему долготерпением одолети искушения. Кто до крайнего дошел смирения, тот и в укорении более сам свою худость осуждает, и от бесчестных слов не может духом смутиться. Но если порицаем будет убожеством, то сам знает, что он нищ, во всем убог, и повсядневного подаяния от Господа требует, если же худородием и незнатностию родителей упрекаем будет; то еще прежде о том сведение имеет в душе своей, что он от брения создан, словом сказать: велик у Бога тот, кто смиряет себе пред ближним, и обвинения, хотя бы они были ложны, на себя без устыдения приемлет, дабы велию пользу, то есть, мир подать брату. Поскольку не меньше трудно в несчастии сохранить равнодушие, как и в счастии не превознесться. Горделивому, чем более угождают, тем паче умножается в нем надмение. Смиренному и униженному духу пристойны суть очи печальные, и в землю поникшие, вид нерачительный, власы неукрашенные, одежда несветлая, дабы то, что творят плачущие со усилием, само собою на нас видимо было. Одежде должно быть препоясанной, препоясание же не выше чрева да будет; поскольку сие обыкновенно женщинам; ниже слабое, так, чтоб расслабляться одежде; потому что сие есть знак нерадения. Хождение да будет не медлительное, чтоб не показать расслабления душевного; также ни быстрое и стремительное, чтоб тем не изъявить безумных стремлений души. Намерение одеяния едино да будет, то есть, чтоб одежда телу от хлада и от зноя была покрывалом способным и довольным. Не должно требовать одежды красивого цвету, ниже тонкой и мягкой. Ибо во одежде разбирать цвет подобно есть женскому украшению, о котором жены много пекутся, чужим цветом ланиты и власы свои украшая. Но и толстою, такой надобно одежде быть, чтоб не требовать другой к согреянию тела. Равным образом, и обувь да будет малоценная, но без недостатка нужду исполняющая. Подлая и презренная душа занимает себя всегда пустыми и негодными вещами, страсти славолюбия возбуждающими, Тщеславным же нарицаю я того, который токмо ради прославления своего в сей жизни что-нибудь говорит или делает, кто, например, творит милостыню для того единственно, чтобы его прославляли; и так получает себе чрез сие награду, впрочем, нет в нем ни милосердия, ни щедрости. Подобно представляющий себе целомудренным токмо во угождение людям, не есть в самой вещи целомудр. Поскольку не добродетели ищет, но славою от того происходящею уловляется. Анания прежде не имел принуждения обещавать Богу своего стяжания; но когда желание человеческой славы побудило его принесть сие в дар Господу, чтобы всем во удивление была его щедрость, тогда за то только, что утаил часть цены, столь ужасное воздвиг на себя Господне негодование, (которого служитель Петр был,) что и времяни к покаянию получить не мог. Тако противляяйся надменным Господь, и грешных даже до земли смиряяй, Сам обещавает укротити возношение гордых; а тем самым, не попущает им подобитися диаволу, яко отцу гордыни, и творит их учениками Своими, глаголя: научитеся от Мене, яко кроток есмь, и смирен сердцем. (Мф.11:29). Но почто ты высокомудрствуешь, о человек, когда поражаешь народы, и грады низвергаешь? Ужели ли и секира гордиться должна тем, что высочайшия древеса на землю повергает, и пила, которая твердые и крепкие древеса разделяет? Однако же ни секира без помощи рук посекает, ниже пила без влекущего ее разделить может. Когда узришь согрешающа ближнего твоего, то не на грех токмо его взирай, но помысли, колико он сделал или делает добра? И так многократно обрящешь, что он гораздо лучше тебя, когда все его дела испытуешь, а не некоторую только часть оных рассмотришь. Ниже Сам Бог по части испытует человека: Аз бо, глаголет, дела и помышления их гряду собрати. (Ис.66:18.) И Иосафата наказуя некогда за содеянный им грех, помянул и о добродетели его глаголя: но токмо словеса благая обретошася в тебе. (2Пар.19:3.) Смиренномудрие грешника часто от многих грехов избавляет. Не оправдывай себе пред другими, дабы, оправдавшись сам пред собою, пред Богом не был осужден. Мыслишь ли ты, что какое-либо добро сделал? Благодари Бога, и не возносися пред ближним. Ибо чем упользовал ты ближнего, когда веру исповедал, или за имя Христово изгнание претерпел, или постнические труды понес? Не иному польза, но тебе самому. Страшись, дабы подобным образом и ты не был низвержен, как диавол, который возгордевшись пред человеком, пал от человека, и предан стал в подножие попранному; кратко сказать, помни истинную оную притчу: Господь гордым противится, смиренным же дает благодать. (Иак.4:6.) Содержи всегда в сердце своем оное Господне изречение: всяк возносяйся смирится, смиряяй же себе вознесется. (Лк.14:11.) Не буди себе самому судия неправедный, ниже по пристрастию себе испытуй, когда что доброе мнишься иметь, тое на суд поставляя, грехи же свои вовсе забывая. Не величайся тем, что ныне добро творишь; ниже то, что прежде зле соделал, сам себе прощай, но когда настоящее в тебе рождает гордость, то прошедшее приведи на память, и так отстанешь от нечувственного надмения. Подлинно самое труднейшее есть дело познавать самого себя, поскольку не токмо око взирающее на внешняя, на самого себя воззреть не хощет; но и самый ум наш, смотря прилежно на чужие грехи, медленно к познанию собственных погрешностей приступает. Не будь суров в выговорах, ниже скоро и с смущением духа обличай, (ибо сие показует дерзость), ниже за малые поступки ожидай, аки бы совершенно праведен сам был. В прегрешении сущих приемли, духовне исправляй их, как Апостол поучает: блюди себе, да не и ты искушен будеши. (Гал.6:1.) Когда мы в чем-либо согрешаем, от увещания лучшими творимся; а когда ни в чем не грешим, то за что ненавидимы бываем? Сего ради советую тебе, о человек, изринуть из души твоея мысли, аки бы ни с кем другим в общении ты не имеешь нужды наипаче потому, что удаляться от согласия братии, не есть дело в любви ходящего, или заповедь Христову исполняющего. Да не зло брани окрест нас ходящее постигнет когда-либо и нас. И мы купно с прочими будучи поражены несчастием, не будем иметь соболезнующих о нас для того, что мы сами во время благополучия нашего не оказали знаков сострадательности над несчастными. Я совсем быть незнаемым тщуся более, нежели сколько тщеславные пекутся о знатности. Равным образом, и ты не меньшее попечение оказывай о избежании славы человеческой, нежели коликое иные о снискании оной прилагают. Когда же получил ты высокое достоинство, когда все тебя почитают и прославляют, будь равен подданным. Поскольку, кто хощет иметь над всеми первенство, тому всех рабом повелел быть Господь. Великий оный Моисей, во всем благопокорный и послушнейший, когда посылаем был к людям, так говорил: молюся Ти Господи, избери иного, его же послеши. (Исх.4:13.) Для сего Бог вящше его побуждал, поскольку самым отрицанием и немощи своея исповеданием, достойна быти начальства себе показал. Изрядно убо есть оное увещание (Прем.7:6.) не ищи быти судия, еда како не возможеши изъяти обиды. Однако же, слово Моисеево знаменует не вообще отрицание тех, которые от мятежников к приятию начальства понуждаемы были, ибо не просто глаголет, не буду началовождь; но с приложением таковым, не буду началовождь людем сим. Потом и вину сего прилагает: яко язы́цы их с беззаконием не покаряются Господеви. Моисей убо к светлости житейской и к начальству толь многих людей призываем отрицается глаголя: кто есмь аз, яко пойду к Фараону царю Египетскому, и изведу люди от земли Египетские? (Исх.3:11). И паки: молюся Господи, не способен есмь прежде вчерашнего и третиего дне, ниже отнележе начал еси глаголати рабу Твоему. (Исх.4:10) И еще: молюся, Господи, избери могущего иного, егоже послеши. (Исх.4:13.) Господь же к нему глаголет: иди и возведи люди сия, и послю Ангела Моего пред тобою. (Исх.32:34.) Что на сие Моисей отвещавает? молюся, Господи, аще Сам Ты не идеши с нами, да не изведеши нас отсюду. (Исх.33:15.) Исаия же, напротив, ничего такового не слышав, но о единой потребе послания уведав, волею себя отдал на все опасности. Что помышляли сии мужи? Моисей размышлял, что людие грешны суть, и требуют Того, Который отпущает грехи, чего Ангелы сотворить не сильны, казнят бо грешников Ангели, грехов же прощати не могут. Для сего убо да идет (Сам) истинный законоположник, всемощный Спаситель, един имеяй власть отпущати грехи. Исаия же по безмерной своей любви и усердию не помышлял ни мало о том, чего бы ему надлежало бояться от народа. Сих обоих действиям мы подражати должны в надежде получения вечных благ, о Христе Иисусе Господе нашем, с Ним же Отцу купно, слава, честь и держава, со святым Духом, ныне и присно, и во веки веков, аминь.

Как приятные и для многих желательные вещи, постоянства и твердости в себе не имеют, так и все печальные приключения долго и непоколебимо пребывать не могут, но все, как бы волнению некоему и нечаянным переменам подвержено. Ни здравие телесное, ни юности цвет, ни изобилие дому, ниже прочее житейское благополучие долго пребывает, но в тихом спокойствии жития сего ожидай некогда и бури вещей: приидет бо недуг, приидет убожество, ибо ветр не всегда созади дышет. И самого славного и по всему подражания достойного мужа нечаянное несчастие нередко постигает, и непредвиденные обстоятельства, аки ветренные некие бури все благопоспешество житейское возмущают. Учащение зол, аки волны тебе суть, едина за другой восставая. Но увидишь некогда, что и сие прейдет в веселие, и в приятную тишину пременится. Как не возможно морю в одном и том же состоянии долго пребыть, которое теперь видится тихо и постоянно, мало же после усмотришь оное от сильных ветров волнуемое, а кипящее волною в глубокую тишину скоро прелагается, так и житейские вещи удобно на обе страны превращаются. Того ради благоустроитель потребен есть, да и в тишине житейской, когда вся по желанию бывают, переменам внемлет, а не аки в бессмертных, в настоящих почивает, и в злополучном состоянии не отчаявается, да не излишнею печалию пожерт бывши погрузится. При всем же сем кормчий не может сам устроить в мори тишины, когда хощет, а нам небурное житие себе сотворить легко можно, когда только от страстей наших внутрь нас воздвизаемые волны укротим, и духу нашему от всех внешних приключений не попустим быть побеждаему. Поскольку чрезмерно пекущиеся о жизни, так как тучные птицы, вотще крыла имущия, купно с бескрыльными животными по земли пресмыкаются.

Многие многая собравши в юности, и в самом цвете возраста бывши, воздвизающим на них искушения духовом злобы, не стерпели бурного нападения, поскольку благоустроения не имели; и так всего оного лишились. И иные убо от веры отпадоша (1Тим.1:19); иные ж, целомудрие от юности хранимое, когда наподобие бури некие неистовое сладострастие в них воздвиглось, погубили. Жалостное зрелище! Муж-постник по изнурении всего тела, по неусыпной молитве, по слезах изобильных, по воздержании чрез двадесять, или тридесять лет храненном, невнимания ради и небрежения душевного, в едино мгновение все погубляет. Муж исполнением заповедей угобженный, творится подобным весьма набогащенному купцу, который о множестве корысти веселясь, преплывшу благополучно кораблю его страшные пучины, но при самых уже пристанищах погибшу, всего внезапу лишается. Таковых людей Бог наш милует. Милость есть некое сострадание к претерпевшим что-либо не по достоинству, происходящее от людей к сожалению склонных. Милосердуем мы о таком, который по многом богатстве в крайнее впал убожество, или который наслаждавшись совершенным здравием тела в крайнюю пришел немощь, или который имев прежде красоту и благообразие телесное, от самых несноснейших болезней сделался обезображен. Чего ради Сам Бог, когда и мы, обитая в раю, были славны, потом чрез изгнание бесславны и презренны сотворились, милосердует, о нас видя, каковы мы из каковых учинились. Он Сам гласом милосердия взывал ко Адаму глаголя: Адаме, где еси? (Быт.3:9). Чрез сие без сомнения не желал Бог узнать о нем, будучи Всеведущ, но хотел, чтобы Адам познал, каков он из какового сотворился. Где еси? аки бы рек: в какую пропасть ты (Адам) с толикие высоты ниспал?

Посему убо разум, который аки судия некий главнейшее в нас занимает место, разбирать и исследывать каждое действие, надлежит ли оное предпринимать, или нет, и как по своему согласию, так и по душевным стремлениям, с тщательным рассуждением оное допускать должен, о сем и Павел Апостол говорит нам: аще быхом себе рассуждали, не быхом осуждени были (1Кор. XI, 31.). Не любопытствуй о будущем, о человек! Но настоящее с пользою употребляй. Что пользы из предузнания? Ежели добро последовать имеет, то приидет, хотя бы ты наперед оного и не знал, а ежели зло, то какая польза еще прежде снедаться печалию? Не явно ли, что имя мудрости есть двояко? Едино есть соблюдение своея пользы с наветом на ближнего, какова мудрость змия главу свою блюдущего. Сия, по-видимому, состоит в лукавстве нравов, которая скоро свою пользу изобретает, и простейших уловляет, какова была строителя неправды. Истинная же мудрость есть познание того, что творить, и чего убегать надлежит, коея последователь никогда от добродетели не уклоняется, и никогда губительною злобы стрелою пронзен не будет.

Но понеже ни един из нас не может сам чрез себя познать, что надлежит делать, того ради благодеющий Бог подает нам советников, а не властелинов. Царю свойственно повелевать подданными, советнику же подавать совет о полезном тому, кто оный приемлет. И так каждый из нас не яко обладателя, но яко советника от Господа людем данного себе быти да помышляет. Таков советник был Павел в Новом Завете глаголющий: совет же даю, яко помилован от Господа (1Кор.7:25). Велиим, поистинне Божиим к нам благодеянием, есть присутствие мудрого и благоразумного советника, который недостаток благоразумия других, советами своими дополняет. Коликая же от совета происходит польза, наипаче показует Моисей, который всей премудрости Египетской изучен был, который с Богом тако, аки бы кто с другом своим, разглагольствовал. Сей прияв совет от тестя своего Иовора, поставил тысященачальники, и стоначальники, и десятоначальники, да судят людем. И Давид, послушав совета Хусиева, разрушил тем ратный совет Ахитофелев; кратко сказать, совет есть священная некая вещь, соединение воли, плод любви, свидетельство смиренномудрия. Злое кичение есть мыслить о себе каждому, что аки бы ни в ком не имеет потребы; но токмо себе внимать, яко единому о лучших советовати могущу. Но мы не хощем себе поручить тем, кои благое советуют нам, и исповедать их в житейских вещах разумнейшими нас стыдимся. А кто советника ищет, тот и своим мыслям дает благовременность, да в множайшее время с подробностию и вниманием подобающая исследят. Итак, совет вельми потребен и полезен есть в житии человеческом. Поскольку никто един сам собою не может исполнить всего в жизни потребного, но требует помощников более во избрании полезных для себя вещей, нежели в телесных действиях. Посему убо человек, не имущий советников есть ничто иное, как корабль не имущий правителя, и случайным ветров стремлением носимый. Когда мы и в малейших вещах требуем иногда совета, то о душе и о пользе ея разсуждая, не должны ли мудрых советников искать? Напротив сего, кто и при благом совете по воли сердца своего ходит, тот уподобляет себе Ровоаму, который, презрев здравый совет старцев, последовал совету юнейших купно воспитанных с собою, чрез которых и десяти колен царства своего лишился.

Тако совет противу праведных устроенный, обращается на главы советников, подобно как испущенные в твердые и противостоящия тела стрелы, назад возвращаются к испустившим: хранит бо Господь вся любящия Его, и вся грешники потребить (Пс.144:20). Ему же подобает всякая слава, честь и великолепие, ныне и присно, и во веки веков, аминь.

В Господних повелениях столь обильный разум содержится, сколь многоразличны суть или сходны между собою твари. Которые все подробно исчислять есть тоже, как если бы кто покусился исчислить волны морские, или горстию руки воду морскую измерить. Ибо кто может подробно описать все свойства, касающияся токмо до жизни птиц? Как бусели, все во едино и тоже время в наши страны прилетают, и так же под единым предводительством все улетают; каковое их действие почти с разумным понятием сходно. Как окружают их наши вороны, которые, по моему мнению, провождают их, и вспомоществуют им, некоторым образом, противу враждебных им птиц. Сему, во-первых, доказательством служит то, что в сие время ни одной вороны не видно бывает; во-вторых, что оные с ранами возвращаяся, ясные споборения и защищения своего представляют знаки. Кто у них уставил законы странноприимства? Кто угрозил им осуждением за оставление воинской службы так, что ни едина не остается не провождающею? Журавли попеременно стражу содержат, ибо одни спят, а другие, вокруг обходя, совершенную безопасность во сне спящим доставляют. Потом по прошествии времени стражбы, стрегущий, дав голос, засыпает; другий же, сменив прежнего, ту же самую безопасность, какою сам пользовался, возвращает. Исправный сей порядок и в летании приметить можно, ибо один по предводительствовании в пути чрез некое учрежденное время, назад стада возвращаяся, препоручает путеводство другому, место его заступающему. Вы же, не верующие будущему по воскресении изменению, представив в уме своем рогатого оного (Индийского) червя, ясно уразумейте о воскресении. И вы поругающиеся таинству нашему, аки бы невозможно и против естества было родить Деве, и девству ея невредиму пребывать, приведите себе на мысль, что Бог в угодность Свою, дабы мы верили чудесам Его, представил наперед бесчисленные доказательства, от самого естества взятые. Например, коршунам дал способность, без всякого смешения родить детей, которые притом долговечны так, что жизнь их до ста лет продолжается, таким образом, и во всех вещах ясные изображения чудес Своих нам предал.

Есть же и у самых рыб разумный некоторый и благоучрежденный порядок, и из них каждый род имеет учрежденный себе от естества образ жизни; и во определенных себе странах морских, как бы в градах, или селах некиих, или в древних отечествах жительствует. Некоторые же из рыб предприемлют и странствования, которые как бы по общему совету, за пределы посылаемы будучи, под единым законом все отходят. Ибо, как скоро известное время рождения настанет, тогда разные рыбы, из разных заливов выступив, будучи общим естества законом побуждаемы, к северному поспешают морю. В самое время прехождения собравшихся и стремящихся чрез Пропонт в Евксинское море их, аки струю некую, можешь ты видеть. Кто их побуждает? Какая царская власть? Какие повеления, на торжищах обнародываемые, предуставленное им время показуют? И кто их провождает? Видишь ли Божественное установление, вся исполняющее, и даже до самых малейших тварей простирающееся? Рыба не прекословит закону Божию; мы же, человецы, спасительных учений Его не соблюдаем. Не презирай рыб за то, что они безгласны, и вовсе неразумны; но бойся, дабы сам ты не явил себе неразумнейшим их, когда установлению Божию сопротивляешься. Ни один род рыб с половины челюстей не снабжен зубами, как у нас вол и овца, и никакая из них не отрыгает жвания, кроме одного Скара, как повествуют некоторые. Однако, все рыбы частыми и острыми зубами снабжены для того, дабы от продолжительного жевания пища не была разнесена водою. Поскольку, когда бы по скором раздроблении не была поглощаема, то бы во время самого раздробления расплывалася в воде. И тако слыши, что рыбы чрез свои действия почти глас испущают таковый: мы для сохранения навсегда своего рода в далечайшее сие странствование посылаемся. Не имеют они разума, однако, имеют естественный закон, глубоко в них впечатленный, показывающий, что должно делать. Пойдем, разглагольствуют они, в северное море. Вода оного, гораздо прочих сладчае для того, что солнце не много над оным пребывая, всей в питии приятности лучами своими из оного не извлекает. Приятны суть сладкие воды и для морских животных. Почему они не редко и в реки выплывают, и далеко от моря отходят. Для сего самого и Понт предпочитают другим заливам, так как способный к рождению и воспитанию их детей. А когда желаемое ими совершенно исполнено будет, то паки все совокупно в свои места возвращаются. Но какая сего возвращения вина, послушаем от безгласных? Та, вещают рыбы, что северное море не глубоко, подвержено сильным ветрам, и мало берегов и убежищ имеет, того ради от самые глубины удобно колеблют оное ветры так, что волны самый песок со дна моря возмущают, притом и хладно бывает во время зимы, поскольку от многих и великих рек наполняется. Для сей причины в летнее время умеренно насладившись оного питием, паки на зиму в теплые места во глубине морей обыкновенно бывающия, и к странам от солнца согреваемым поспешают. И таким образом, избежав от бурного дыхания северного ветра, к заливам меньше возмущаемым, аки к пристанищам некиим, стремятся. Я сам сие видел, и удивился премудрости Божией во всяческих сущей. Если бессловесные животные промышляют о своей жизни; если рыба знает, что должно ей делать, и чего блюстися, то что речем мы, которые разумом будучи одарены, законом научены, обещаниями обнадежены, самых рыб несмысленнее свои дела располагаем? Ибо они, некоторым образом, как бы предузнают будущее, мы же, не имея веры о будущих, жизнь нашу в скотских сладострастиях провождаем.

Когда рассуждаем, коликое бессловесные животные без всякой науки, но токмо побуждаемые естеством, прилагают попечение о хранении своея жизни, то мы сами не должны ли к охранению себя, и к попечению о спасении душ наших подвигнуться, или тем более восхощем быть осужденными, когда обрящемся и самым бессловесным подражать немогущими? Медведица часто, преглубокими язвами будучи уязвлена, сама себе врачует с великою хитростию, влагая в раны траву, сухое свойство имеющую. Посмотри на лисицу, как она себя лечит сосновою смолою. Черепаха, чрезмерно насытившись плоти эхиднины, лебедою, которая имеет противное оной свойство, избавляется от яда. Самая змия исцеляет поврежденные глаза свои, съедая траву копр. Волы чрез долгое время зимою затворены будучи, уже при наступлении весны естественным чувствием узнавая перемену, из хлевов своих к выходу смотрят, все как бы по данному какому-либо знаку вид свой изменяя. Овцы при наступлении зимы с жадностию едят корм, как бы заготовляя себе пищу к будущему недостатку. Что же чрез сие нам человекам показуется? То, что есть в бессловесных некое чувствие о будущем, дабы и мы не к настоящей жизни прилеплялися, но о будущем веце все свое тщание прилагали. Почему ягненок, выскочив из хлева между бесчисленными овцами, узнает глас матери своей, к ней бежит, и своих источников млека ищет? Хотя же истощенными сосцы матерние обрящет, однако ими довольствуется, проходя многие, хоть у других сосцы млеком отягченные. Почему также и мать из премногих ягнят своего узнает? Голос един, шерсть такова же, запах у всех, сколько обонянию нашему представляется, равной. Всеконечно есть у них некое чувство острейшее понятия нашего, по которому они каждая свое распознавают. Еще нет зубов у младого пса, но он уже рылом защищается против оскорбившего. Еще нет рогов у тельца, а уже знает, где ему выростет оборона: сие потому, что Бог, Творец их, недостаток разумения их наградил большею силою чувствования.

Не должно же обвинять Творца за то, что Он ядовитых животных, смертоносных и вредных для жизни нашей произвел. Ибо можно ли надзирающего за детьми порицать за то, что он, в благопостоянство приводя склонности юношей, ранами и язвами невоздержание их исправляет? Когда ты уповаешь на Господа, то чрез веру власть имаши наступати на змию и на скорпию. Не видишь ли, как эхидна Павлу сухое хврастие собирающему прикоснувшись, никакого зла не причинила; зане исполнен веры Святый оный обретеся? Ежели же ты неверен, то своего неверия паче, нежели зверя бойся, чрез которое ты всякой пагубе подверженным сделался. Мы все какое ни претерпеваем бедствие, по Божию повелению претерпеваем. Бог всеконечно не предаст нас во власть злым силам, которые бы нас мучили. Но Сам определяет меру казней, соображая оные силам наказываемых; чего ради мы все от Божественной власти нам во благо ниспосылаемое, действием вся совершающия благодати нарицаем. Ибо ничего нет, о чем бы не провидел, или что бы оставил без попечения Бог: на вся призирает бодрствующее око Его, везде присутствует, здравие подавая. Вельми убо пристойно нам ныне с пророком возгласить: яко возвеличишася дела Твоя Господи, вся премудростию сотворил еси (Пс.103:24.). Тебе подобает слава, честь и великолепие, Отцу и Сыну, и Святому Духу, ныне и присно, и во веки веков, аминь.

Чрезмерное прилагать тщание о благоукрашении тела не означает человека себе прямо познавающего, ниже уразумевающего премудрое оное нравоучение, что все видимое не есть человек; но гораздо большая мудрость потребна, по которой бы всяк из нас, каков он есть, себе самого познавал. А сие сделать непросвещенный имеющим ум, есть гораздо труднее, нежели немощствующим очами воззреть на солнце. Как на воску не можно писать, не изгладив начертанных прежде писмен, так и в душе впечатлевать Божественные учения невозможно, не изринув из оные предобладавших ею развращенных мыслей. Когда нет в ней благия мысли, то нет в ней и просвещения, и сие не потому, чтоб не было просвещающего, но поскольку не внемлет требующий просвещения. Как тело без дыхания не есть живо, так и душу не познающую своего Творца, не можно нарещи душею. Поскольку неведение Бога есть смерть души, не должно убо телу работать, разве в крайних нуждах, все же превосходнейшее снискивать должно душе, изводя ее, аки из темницы, из сообщения телесных страстей чрез любомудрие, притом и тела не порабощая страстям. А пекущиеся о украшении тела, душу же оным управляющую, как недостойную презирающие, чем разнствуют от тех, которые о орудиях только пекутся, а о художестве оные оживляющем нерадят? Убо не обращай внимания твоего ни на твое собственное, ни на все окрест тебе находящееся, но внемли себе самому. Ибо иное есмы мы сами, иное собственное наше, и иное, наконец, все окрест нас сущее. Мы душа и разум, яко по образу Творца созданные, наше же есть тело и чувства телесные; все же окружающее нас – имения, науки, и прочия к житию потребности. Чего ради не плоти внемли, ниже всячески пекися о ея благе, но украшай душу, и о ней прилагай тщание, чтоб вся скверны от нечестия в ней родившияся молитвою очистить. Как нечистое зерцало изображения видов в себя принять не может, так равно и душа, житейскими попечениями, развлеченная и страстьми мудрования плотского омраченная, не может прияти в себе просвещения Святого Духа. Благом душевным почесться должно все, что по естеству есть доброе. Сокровище души состоит в убожестве тела, а богатство телесное есть нищета души. Ибо, как на весах, когда на одну сторону более тяжести положено будет, конечно, другая легчайшею делается; подобно в рассуждении плоти и души, преимущество в единой непременно в другой недостатка виною будет. Когда тело здраво, и тучностию отягощается, разуму к своим действиям немощну и совсем безсильну быть надобно и напротив, при благосостоянии души, и когда она благих размышлением возносится к своему величеству, непременно иссыхает тело.

Как мы без всякого научения ненавидим болезнь, и сами собою от всего неприятного нам отвращаемся, так и в душе есть некоторое отвращение от зла, не приобретенное ни от какой науки. Всякой порок есть немощь души; добродетель же знаком есть здравия душевного. Справедливое некоторые дали определение здравию, что оно есть благосостояние естественных действий. Сие же, когда кто и о благосостоянии души скажет, не отступит от справедливости. Никто не вознерадит о чаде своем, в ров пасти имущем, или падшего без восстановления не оставить. Колико же бедственнее есть душу во глубину зол ниспадшую в погибели оставить! Итак, душе и начальствовать над страстьми, и Богу служить должно. Не возможно же ей Богу и греху купно работать, но надлежит преодолеть злобу, и себя Господу всех покорить. Как древа, собственная добродетель состоит в том, чтобы зрелым плодом изобиловало; впрочем, придают оному некое украшение, и листвия на ветвях колеблемые; так и души первый плод есть истина. Однако, не непристойно ей и во внешнюю мудрость облещися, аки в листвия некие, и завесою плодам служащия, и купно вид приятный придающия. Поскольку никакой живописец не может столь совершенно черты телесные изобразить, сколь силен разум внутренняя души представить. Попечемся убо о нем, колико можем, да причастники учинимся будущих благ, о Христе Иисусе Господе нашем, с Ним же Отцу слава, купно и Святому Духу ныне и присно, и во веки веков, аминь.

Сие изречение: восстани Господи Боже мой повелением, имже заповедал еси (Пс.7:7), может о тайне воскресения разуметися, аки молящуся Пророку да, восстанет Судия на отмщение всякого греха, и на исполнение предуставленных нам заповедей, может же и о тогдашнем состоянии пророческом понимаемо быть, аки бы молился Пророк, да восстанет Бог на отмщение повеления, Им узаконенного; повеление же Божие было сие: чти отца твоего и матерь (Исх.20:12), которое преступил сын его. Сего ради молит, дабы как для исправления его самого, так и для уцеломудрения многих не долготерпел Бог; но восстал гневом, и восставши Своея заповеди, отмщение сотворил. Не мене ради, глаголет, отмстиши, но ради Твоея небреженные заповеди, которую Ты Сам заповедал. Явно бо сие, что един преступник наказывается, а многие чрез сие исправляются. Но возмем мы в рассуждение действие некоторых птиц: как они пекутся о престарелых (родителях своих), которое едино детей наших, ежели только внимать будут, к отцелюбию возбудить может. Ибо нет никого столь в разуме недостаточного, который бы не почел срама достойным уступить самым бессловесным в добродетели. Бусели родителя своего, от старости перьев лишившегося, обступя отовсюду своими перьями согревают, пищу ему довольную приуготовляют, и в летании по возможности вспомоществование подают, тихо крылами своими с обеих сторон его поддерживая. Сие столь всем известно, что уже некоторые сию их за благодеяние родительское благодарность воздаянием Буселей нарицают.

Ежели ты хощешь о будущих уверен быть, исполняй законом предуставленное, и ожидай за сие награды. Чти отца твоего, и матерь твою, да благо ти будет, и долголетен будеши на земли блазе, юже Господь Бог твой дает тебе (Исх.20:12). Благодарные дети великою похвалою служат родителям. Чада, любите своя родители. Отцы, не раздражайте чад своих (Еф.6:4.), так увещавает нас Апостол Павел. Ежели львица любит чад своих, и волк за детей своих сражается, что речет человек и заповедь преступающий, и образ естества нарушающий, когда или сын бесчестит старость отчую, или отец по причине второго брака первых детей забывает? Орел в воспитании детей своих весьма худо поступает, ибо выведши двух птенцов, одного из них, отревая биением крыл, низвергает на землю, другого же токмо себе усвояет, отчуждается рожденного собою по причине трудного воспитания. Однако же, как сказывают, костолом (орел) другого рода, не допускает ему погибнуть, но взяв к себе, с собственными своими птенцами воспитывает. Таковы суть родители, которые под видом убожества повергают младенцев, или и в разделении им своего имения весьма неправедно поступают. Справедливость того требует, дабы отцы, как каждому из детей равно даруют бытие, так и к житию потребная праведно и равночестно каждому разделяли. Не подражай лютости и жестокости кривоноготных птиц, которые увидев птенцов своих уже в состоянии летать, бия крылами из гнезда выгоняют, и никакого более попечения о них прилагать не хотят; а подражай чадолюбию вороны, которая и за летающими уже птенцами последует, чрез весьма долгое время подавая им пищу.

Младенствующий разумом, человек от младенца по возрасту сущего нимало не разнствует. Седина бо есть мудрость человеком (Прем.4:9). Поистинне более разум, нежели власов седина способствует ко одобрению старца. Ежели кто будет так, как премудрый Даниил, хотя юн телом, но сед по разуму, тот праведно достоин предпочтен быти, телесную седину, но беззаконное произволение души имущим. Да и явно сие, что на Даниила, еще отрока суща, и по чувственному возрасту юна, но имущего разума седину, прешло дарование старейшинства. Таким образом случается, что юные, старейшим леностно и нерадиво живущим, по причине сияющей в душах их добродетели предпочитаются. Тяжчаишее же есть наказание от неразумного юноши управляему быти граду; поскольку юность часто бывает легкомыслию подвержена, и удобоподвижна к развратам. Неудержимые желания, гнев зверский, дерзости, досаждения, гордость и надмение суть страсти купно с юностию воспитанные. Зависть рождается противу преимущества, подозрения бывают к домашним. Безмерных зол множество с юностию сопряжено, которые все подчиненным по нужде претерпевать должно. Пороки в начальниках суть бедствием для подчиненных. Отсюда пред последним пленением Иерусалима великие оные произошли зла, когда граждане Иерусалимские, один на другого нападая, мятежей, и убийств град преисполнили, и ниже при обстоянии отвсюду града их неприятелями в согласие столь для себя нужное приведены были, но уже и в крайней опасности находяся, граду покоряему сущу, стенам рассыпаемым, ратаям втекающим, любоначалия ради и первенства друг друга утесняли. И сие пострадали они потому, что отнят был от них Пророк, провидец, старец, и дивный советник, поставлены же были им юноши князи, и ругатели господствовали над ними. Да не постраждем убо и мы подобных сим бед; сего ради потщимся избегать взаимных несогласий, непрестанно сохраняя между собою честь и мир; да безмолвно зде поживше, и будущих благ наслаждения достойни сотворимся, о Христе Иисусе Господе нашем, Ему же слава и держава, во веки веков, аминь.