Св. Григорий Двоеслов – его проповеди и гомилетические правила

Содержание

Предварительные замечания

Задача исследования. Указание сочинений, в которых можно находить сведения и суждения о святом Григории Двоеслове и его сочинениях

Общий ход развития латинской проповеди в патристический период. Место, занимаемое в истории латинской проповеди Григорием Великим

Предварительные замечания

Задача исследования. Указание сочинений, в которых можно находить сведения и суждения о святом Григории Двоеслове и его сочинениях

Настоящее сочинение имеет специальное отношение к истории проповедничества.

Имя св. Григория Двоеслова, которому посвящено оно, очень известно и в истории церкви и в истории политической, и о нем, как историческом деятеле, много можно читать в исторических сочинениях, обозревающих судьбы церкви или судьбы Италии, и в нескольких монографиях, нарочито посвященных имени св. Григория. Мы не поставляем своею задачей определение исторического значения деятельности знаменитого римского епископа по управлению церковью и по широкому участию в судьбах своего отечества. Мы даже не имеем в виду раскрывать его литературную деятельность вообще и подвергать подробному разбору все его письменные произведения. Мы хотим говорить о св. Григории Двоеслове настолько, насколько он может входить в историю проповедничества, и сосредоточиваем внимание на его проповеднических и гомилетических творениях, дающих ему одно из видных мест в ряду проповедников – учителей церкви. Из всех сторон деятельности св. Григория Великого его проповедничество менее всего было изучаемо и разбираемо, и если из написанного о св. Григории разными лицами и в разные времена можно составить целые тома, то в этих томах его проповедничеству посвящены самые скудные страницы, на которых записано только, сколько проповедей осталось от св. Григория, и при каких обстоятельствах говорены они. Об их характере, содержании и достоинстве можно найти две-три общие фразы, мало свидетельствующие об их внимательном изучении.

Для истории св. Григория Великого первым и самым главным источником служат его многочисленные письма, дающие много указаний для уяснения его личного характера и его эпохи¹.

Из церковных писателей самое древнейшее свидетельство о св. Григории Великом принадлежит современнику его, известному Григорию Турскому (епископу). В десятой книге его Церковной истории франков² , со слов турского диакона, бывшего в Риме в год избрания св. Григория Великого во епископа, рассказывается, что случилось в Риме в этом году (590-м, – 14-м году царствования Хильдеберта франкского), именно о наводнении Тибра, причинившем страшное опустошение городу, о моровой язве, явившейся за тем, во время которой умер предшественник Григория Пелагий II, и о выборе преемника умершему папе; при этом делается краткая характеристика этого преемника, сообщается, какие он учредил моления в городе для умилостивления Бога во время моровой язвы, еще не облеченный саном епископа, и передается его речь, сказанная народу при этом случае.

Далее краткие сведения о жизни св. Григория и перечень его литературных трудов встречаются у Бэды Достопочтенного († 735) в его Церковной истории английского народа³.

Самое древнее полное жизнеописание св. Григория⁴ составлено дьяконом Павлом Варнефридом, ученым лангобардом, который известен своею историей лангобардов (de gestis Langobardorum), в свое время был близок к Дезидерию, царю лангобардскому, потом по разбитии лангобардов Карлом Великим, уведен был пленником во Францию и сделался сотрудником этого гениального императора в исполнении разных его предприятий, затем сослан был им по подозрению на один из островов Средиземного моря, жизнь кончил в 799-м году монахом в монастыре Монте-Кассино, основанном св. Венедиктом.

Другое более подробное жизнеописание св. Григория Великого⁵ составлено в последней половине IX века (около 872 года), по приказанию папы Иоанна VIII, Иоанном, монахом монастыря Монте-Кассино, впоследствии дьяконом римской церкви. Автор пользовался трудом Павла Варнефрида и в существенном совершенно согласен с ним, но он значительно распространил его, и в особенности прибавил к свидетельству прежнего биографа много чудесных рассказов, представляющих личность св. Григория окруженною избытком благодатного света и возвышенною над обыкновенными людьми.

После реформации, при возбужденном внимании к деятелям патристического века, обозрению жизни св. Григория Великого посвящали свои труды многие писатели разных направлений. Подробный исторический очерк деятельности Григория мы встречаем в Церковных летописях Барония, где при описании событий 590–604 годов почти исключительно говорится о знаменитом римском епископе⁶.

История епископского управления св. Григория сильным панегирическим словом изображена иезуитом Мэмбургом в последней половине XVII века⁷: Мэмбург представляет в лице св. Григория несравненного папу и описывает его дела, как дела одного из самых святых, мудрых и ученейших епископов.

Самое обстоятельное жизнеописание св. Григория, епископа римского, принадлежит бенедиктинцу Де Сен-Мартэ (Denys de Sainte Marthe), который изобразил жизнь и деятельность св. Григория главным образом на основании его собственных творений. При обстоятельности и полноте исторического очерка, биография св. Григория, составленная Дионисием Де Сен-Мартэ или Санмартанским, наскучает излишними полемическими вставками, направленными против Барония и других, в которых ученый бенедиктинец старается доказать, что св. Григорий в монашеской жизни был последователем св. Венедикта и его правила вводил в своих монастырях. Это творение Де Сен-Мартэ в первый раз вышло в печати в 1698 году⁸, потом при бенедиктинском издании творений св. Григория 1705 года, приготовленном трудами того же Дионисия Де Сен-Мартэ.

Указанные нами писатели, занимавшиеся историей св. Григория Великого, все относятся к нему с необычайным благоговением, и не находят у него ни одного факта, который бы мог вызывать критическое суждение историка. Но в ряду позднейших историков, писавших под влиянием духа свободы, распространявшегося вместе с протестантством, встречаются люди, которые относятся с критикою, иногда очень придирчивою, к деятельности св. Григория и тем представлениям, какие о нем сообщали прежние католические биографы. Проявление такого критического отношения к исторической деятельности св. Григория замечается у церковно-литературных историков, – Каве и Удина (о которых мы скажем ниже при указании сочинений, сообщающих сведения о литературных трудах Григория) и в историческом и критическом словаре Беля (Bayle)⁹. В члене «Gregoire I» биографический очерк римского епископа Григория снабжен обильными примечаниями, приложенными к тексту, и в этих примечаниях автор подвергает критике действия и черты прославленного исторического деятеля.

Довольно полно, и со вниманием ко всем прежним исследованиям, представлен очерк св. Григория и его разнообразной деятельности в Церковной истории Шрекка¹⁰, который если сам и не дает своих особых суждений о римском первосвященнике, то довольно беспристрастно передает те, какие давали о нем лица, прежде него писавшие.

Из позднейших церковных историков характеристично и рельефно представлена историческая деятельность св. Григория I и её значение у Неандера¹¹, который давал тон другим писателям, после него выступавшим на то поприще, на котором он снискал известность. Но кроме церковных историков, касавшихся деятельности св. Григория при систематическом обозрении судеб церкви, в нашем столетии имени св. Григория посвящено несколько специальных монографий. – Виггерса¹², Фалера¹³, Марграфа¹⁴ и Лау¹⁵, к которым может быть причислена дельная статья Клебера в Богословской Энциклопедии Герцога¹⁶.

На русском языке в Христианском Чтении помещены были два жизнеописания св. Григория Двоеслова: одно в 1834 году (ч. II. стр. 145–152) под заглавием «Краткое историческое сведение о св. Григории Великом», в котором сообщаются самые общие сведения о нем, и другое более полное в 1850 году. Еще о деятельности св. Григория в пользу Рима и римского народа в тяжкие для Италии годы и частью о его характере можно читать в сочинении П. Кудрявцева – «Судьбы Италии от падения западной римской империи до восстановления её Карлом Великим»¹⁷.

В перечне сочинений, обозревающих жизнь св. Григория Великого и дающих оценку его деятельности, мы не упоминали о таких сочинениях, в которых заключаются отзывы о его литературной деятельности и историко-литературные обзоры его письменных произведений. Эти сочинения составляют другой разряд творений, служащих к уяснению собственно литературной деятельности Григория: здесь можно насчитать более писателей, говоривших о св. Григории, хотя отзывы их представляют менее полноты и содержательности, чем обозрения его административно-исторической деятельности.

Первый историко-литературный отзыв о св. Григории Великом дал Исидор Испалийский или Севильский († 636), человек почти современный св. Григорию, преемник и родственник того Леандра Испалийского, с которым близко сошелся св. Григорий в Константинополе, когда был там апокрисиарием римского епископа, и по побуждению которого он написал изъяснение книги Иова. Исидор Испалийский хвалит св. Григория чрезвычайно и ставит его так высоко, что, по его словам, с ним не смеет сравнивать никого из учителей церковных не только его века, но и прошедших времен. Он указывает между его произведениями книгу «Пастырского Правила», изъяснение на книгу Иова и несколько писем к Леандру Испалийскому. Как видно, только эти книги из творений св. Григория знал и читал он. О прочих он замечает: «говорят, что этот превосходнейший муж писал и другие нравственные сочинения, и весь текст четырех евангелий в беседах изъяснил народу, – творение, мне неизвестное». И после этого он называет счастливым, чрезвычайно счастливым того человека, который может читать все его произведения¹⁸.

Отзыв Исидора Испалийского повторяет и дополняет Ильдефонс Толедский, живший в последней половине VII столетия. Согласный с Исидором в уважении к памяти св. Григория, он распространяет его отзыв, указывая и перечисляя те другие сочинения, о каких Исидор упомянул в неопределенных выражениях, и в этом случае он руководится живым преданием, распространявшимся в читающем мире. Указывая между сочинениями Григория, не упомянутыми у Исидора, беседы на Иезекииля, изъяснение на Песнь песней, диалоги о жизни отцов и несколько книг писем, Ильдефонс вовсе не упоминает о беседах его на Евангелие, и отзыв свой заключает словами, что Григорий издал и другие превосходные книги, но они не дошли до нас¹⁹.

За тем отзывы Исидора и Ильдефонса, с немногими изменениями и исправлениями (собственно в перечислении творений св. Григория) встречаются у позднейших историко-литературных писателей, Гонория Августодунского²⁰ , Зигеберта Гемблаценского²¹, живших в XII веке, анонимного писателя XI или XII века, считаемого меллиценским монахом²², Тритемия, аббата спангеймского, жившего в конце XV и начале XVI века²³, который приписывает св. Григорию более творений, чем сколько указывают предшествовавшие ему писатели, Беллярмина²⁴ и других.

Историко-литературные отзывы упомянутых нами писателей о св. Григории довольно кратки, какие обыкновенны в хронологических обзорах церковных писателей, ведущих свое начало от блаж. Иеронима, и кроме того в общем согласны между собою. Более подробные сведения о письменных трудах св. Григория и новые взгляды на его литературную деятельность сообщаются писателями позднейших веков, – Дю-Пенем, Удином и Каве. Дю-Пень в Новой Библиотеке церковных писателей²⁵, после краткого жизнеописания св. Григория, перечисляет его творения, и за тем показывает в систематическом порядке содержание его многочисленных писем (p. 104–126) и рассуждает о подлинности некоторых из них (р. 126–132), потом показывает обстоятельства происхождения его объяснительных нравоучительных книг на Иова, и дает отзыв об их содержании, характере и достоинстве (р. 132–134), представляет очерк его «Пастырского правила» со стороны его содержания с сообщением кратких, сведений о судьбе этой книги (р. 134–7), краткие внешние сведения сообщает о его беседах на Иезекииля и на Евангелия (р. 137), характеризует его диалоги о жизни италийских отцов и показывает их содержание (р. 137–141), за тем доказывает не подлинность приписываемых Григорию творений, – комментария на книгу Царств, на 7 покаянных псалмов и на Песнь песней (р. 141–3), говорит об изменениях, произведенных впоследствии времени в антифонарие и служебнике св. Григория (р. 143–4) и заключает свой обзор указанием изданий творений св. Григория, последним и лучшим из которых у него показано парижское издание 1675 года, известное под именем издания священника Гуссанвиля (р. 144–6). Дю-Пень считает св. Григория отличным моралистом и видит в его сочинениях неисчерпаемый источник нравственных мыслей, но относится к нему уже не с тем благоговением, с каким относились к нему прежние древние писатели. Он впрочем передает дело чисто-фактически, и его собственные суждения почти скрываются за фактическим изложением дела.

Прямо называет преувеличением отзывы об образовании и богословской силе св. Григория, представленные Исидором Испалийским и другими, Каве²⁶, который признает за ним только глубокое благочестие. У него впрочем немного страниц посвящено характеристике св. Григория.

С большею резкостью и подробностью развил взгляд, расходящийся со взглядом прежних почитателей Григория, Казимир Удин в своем Комментарии о древних писателях церкви и их писаниях²⁷. Его рассуждение о св. Григории состоит из 17 глав. Краткий биографический очерк Григория (в 1-й главе) у него передается словами Каве, но к ним делаются добавления, в которых автор ударяет на некоторые факты, могущие бросить тень на образ св. Григория. Во второй главе выставляется, при характеристике св. Григория, его простота, легковерие и суеверие, видное в особенности в диалогах, и антипатия к светской учености, при которой он будто, по побуждению неумеренной ревности по вере, не только удалил от римского двора математиков, но и решился предать сожжению памятники древнего языческого гения, хранившиеся в палатинской библиотеке. В дальнейших главах он перечисляет творения св. Григория (гл. III), разбирает некоторые его догматические взгляды (гл. IV, V, VII), говорит против подлинности иных творений, напрасно приписываемых св. Григорию (гл. IX, X), и в особенности много распространяется об изданиях творений св. Григория. Издания их перечисляются Удином в главе XII и частью I, но потом в XIII-XVII главах он выступает с длинною полемикою против бенедиктинского издания 1705 года, которое у него описывается очень подробно, и которое доныне признается одним из самых лучших.

Сведения о письменных произведениях св. Григория и суждения о них повторяются и варьируются в церковной истории Шрекка²⁸, и в позднейших патрологических сочинениях; но существенно нового ничего не прибавляют к свидетельствам упомянутых нами древнейших историков составители систематических обзоров патрологической литературы.

На русском языке удовлетворительный и единственный историко-литературный очерк св. Григория Двоеслова представляет Патрология или Историческое учение об отцах церкви, Филарета, архиепископа черниговского²⁹.

В частности о проповедничестве св. Григория и его трудах, сюда относящихся, в сочинениях, говорящих о нем и его деятельности, сказано весьма мало. Не только у древних историков, составлявших краткие обзоры духовных писателей, но и у позднейших, сообщающих более подробные сведения и суждения о церковных писателях, мы не встречаем почти ничего, кроме указания на заглавия проповедей, оставленных Григорием. Так Дю-Пень, один из самых обстоятельных исследователей, много рассуждающий о письмах Григория и их содержании, а также и о других его сочинениях, как подлинных, так и сомнительных, о проповедях его говорит менее всего, на полстраничке сообщая самые общие исторические сведения о беседах на Евангелия и на книгу пророка Иезекииля³⁰. Во многих главах рассуждения Удина о литературной деятельности св. Григория нет нарочитого слова о его проповедях, кроме простого указания заглавий их. В Историческом учении об отцах церкви Филарета, архиепископа черниговского, только упомянуто, при перечислении изъяснительных сочинений св. Григория, что он объяснил между прочим пророка Иезекииля и Евангелие, но не сказано даже, что эти объяснения сделаны в церковных беседах, предлагавшихся народу³¹.

Несколько строк, касающихся проповедничества св. Григория, можно отыскать у Мэмбурга³² и Сен-Мартэ³³ в их монографиях, посвященных изображению деятельности св. Григория, в статье Клебера, помещенной в энциклопедии Герцога³⁴, и в истории Неандера³⁵. Но упоминание об этих строках может быть делаемо только в виду крайней скудости известий и суждений, относящихся к проповедническим трудам Григория. Все содержание, в них заключающееся, есть указание на то, что св. Григорий проповедь считал одним из главных призваний епископа (у Неандера, Мэмбурга и Сен-Мартэ), и потому как сам проповедовал, так и других побуждал к исполнению этого долга; характеристика его проповеднических опытов ограничивается общим положением, высказанным без развития, о том, что проповедь Григория была простым словом, без декламации и искусственности.

Более других историков говорит о проповедничестве св. Григория Шрекк в своей Церковной истории³⁶. Он не только сообщает интересные сведения о проповедях Григория, но и для характеристики их показывает содержание некоторых из них, кажущихся ему почему-либо замечательными. Но так как замечания его о проповеднических трудах Григория сделаны мимоходом в ряду других церковно-исторических явлений, то от них нельзя требовать и ожидать полноты и обстоятельности.

Между тем и в нарочитых систематических обозрениях истории проповедничества, которыми вообще не может похвалиться богословская литература, о проповедях св. Григория Великого сказано менее того, что мы читаем у Шрекка. В Истории христианской гомилетики Ленца³⁷ представляющей довольно поверхностное обозрение проповедников всех веков и стран, о св. Григории Великом, как проповеднике, сделаны самые беглые замечания, отнюдь не вводящие в дух его проповеди, и после этих замечаний приведен пример из его проповеди на евангелие о слепом.

В Обозрении истории развития христианской проповеди Нессельмана³⁸, в небольшой брошюрке (страниц на 80), показывающей развитие церковной проповеди от апостольских времен и до наших, св. Григорию Великому приписывается значение творца латинской проповеди, но такое мнение Нессельмана не достаточно мотивировано и имеет вид мало развитого и доказанного положения.

Другие более обстоятельные истории проповеднической литературы (к каким мы причисляем «Прагматическую историю христианского красноречия и гомилетики» Паниля)³⁹ не выполняют до конца предначертанного плана и останавливаются на половине первого периода христианской проповеди, не ведя обозрения дальше Златоуста и Августина, и не доходя до времен Григория Великого.

Таким образом изучение проповедей св. Григория Великого, со стороны их характера, содержания и достоинства, должно опираться единственно на них самих.

Вместе с другими сочинениями св. Григория Великого проповеди его были издаваемы несколько раз. Лучшими изданиями считаются издания Гуссанвиля 1675 года и бенедиктинское 1705 года, в изготовлении которого самое деятельное участие принимал лучший из биографов Григория Дионисий Санмартанский или Сен-Мартэ. Это издание воспроизведено в Cursus completus Patrologiae Минье (1849)⁴⁰, где проповеди помещены в LXXVI том, после изъяснения на книгу Иова⁴¹. Мы имели еще под руками антверпенское издание 1672 года⁴².

Проповеди св. Григория Двоеслова переведены и на русский язык архимандритом Климентом и изданы, – беседы на Евангелия в 1860 году, а беседы на Иезекииля в 1863. Три беседы помещены в переводе на русский язык в Христианском Чтении 1839–1840. Но беседы на Евангелия известны были у нас еще в глубокой древности⁴³.

Общий ход развития латинской проповеди в патристический период. Место, занимаемое в истории латинской проповеди Григорием Великим

В истории латинской христианской литературы первых веков немного имен, которых бы сочинения и мысль были сильным выражением своего времени с одной стороны, и с другой имели определяющее влияние на направление окружающей среды и потомства. Мы назовем Тертуллиана, св. Киприана, св. Амвросия Медиоланского, блаж. Августина, блаж. Иеронима, и потом прибавим к ним св. Льва Великого и св. Григория Двоеслова: этим мы укажем почти все выдающиеся пункты, около которых группируется развитие латинской христианской письменности, и по которым мы верно можем живописать направление и дух римской мысли и римского благочестия.

Если мы из широкой области литературы остановимся на одном церковном проповедничестве, – этих характеристических пунктов будет еще меньше, и тогда, при немногочисленности их, тем с большею охотою мы должны искать их, и тем с большею любознательностью останавливаться на них. До половины четвертого века латинская письменность не представляет никаких гомилетических памятников. До этого времени простирается первая темная эпоха латинской проповеди, о которой история не может сообщать точных сведений, основанных на непосредственных документах. Если писатели, излагавшие историю христианского проповедничества (Паниль)⁴⁴ или христианской литературы (Фреппель)⁴⁵ говорят о латинской проповеди первых веков христианства, и стараются охарактеризовать её, приписывая ей строгое нравственно-дисциплинарное направление, и во внешней форме отличительным признаком её поставляя синтетическое развитие темы вместо изъяснительной аналитической беседы, господствовавшей на востоке, то эта характеристика основывается больше на гипотезах или на отдаленных логических соображениях, чем на фактических данных, и главной посылкой для заключения здесь служит общее направление западной мысли, и в особенности нравоучительные сочинения законодателей мысли и литературы для всего латинского запада, – Тертуллиана и Киприана.

Четвертый век считается классическим веком церковного красноречия; но такое значение дают ему произведения греческих ораторов и учителей, а не западных. Самый древний писатель, от которого дошли до нас латинские проповеди, – Иларий Пиктавийский (Пуатье), избранный в епископы около 350 года, и от него начинается эпоха видного и для нас церковного проповедничества на западе, представителями которой, кроме Илария, служат св. Амвросий Медиоланский, блаж. Августин, Зенон Веронский и другие. Но как ни авторитетны имена некоторых из этих проповедников, и даже как ни многочисленны гомилетические произведения иных из них, например блаж. Августина, в лице их латинская проповедь не приобрела такого значения, чтобы могла выдерживать сравнение с богатой и роскошной проповедью восточной и стоять подле неё в качестве особой вполне организовавшейся силы. Их эпоха – эпоха не столько самостоятельного, сколько подражательного проповедничества. Не обладая таким даром ораторства, каким отличались на востоке св. Иоанн Златоуст, св. Василий Великий, св. Ефрем Сирин, св. Григорий Богослов, св. Григорий Нисский, они в деле проповеди следовали путем, проложенным греческими проповедниками, и заимствовали у них и методу толкования писания, часто мысли и содержание, и манеру изложения. Самый видный из них – Амвросий Медиоланский в своих изъяснительных беседах не только подражает Оригену и частью Василию Великому, но иногда прямо повторяет их мысли и слова, а в своих надгробных и похвальных речах руководственным образом имеет св. Григория Назианзена и св. Василия Великого. Блаж. Августин, влиятельнейший в области догматики и плодовитейший из латинских писателей, в области проповедничества не имел решительного значения, не смотря на свою «Христианскую науку», показывающую лучший способ толкования и изложения народу св. Писания. Вдохновенный первоначально примером Амвросия, и в его проповедях видевший первые образцы живого церковного собеседования, он в своей широкой проповеднической практике не пролагал нового пути, а следовал тем, каким шел до него Амвросий и другие. Замечательно при том, что из этой эпохи многие проповеди дошли до нас не в форме бесед, а в форме трактатов и комментариев, в которые переделывались живые изъяснительные беседы: как будто проповедь в своем подлинном виде не получила права гражданства в латинской литературе и должна была в чужой форме распространяться в руках благочестивых читателей.

Самой лучшей и плодотворной эпохой для латинского проповедничества в патристический период был V и VI век: в это время окончательно утвердилась в своей оригинальности и самостоятельности латинская проповедь, и как по внутреннему содержанию, так и по внешнему строю явилась в таком виде, что её нельзя назвать уже отголоском греческого церковного ораторства. Практический гений запада на проповедном слове теперь собственно наложил свою печать, и с типическими чертами западная проповедь отцов V и VI века стала подле проповеди восточно-греческой, как новая вполне сформировавшаяся органическая сила. В ней раскрывается преимущественно нравственное учение, и за нравственными темами почти не видно догматического учения, защищению, утверждению и разъяснению которого с таким увлечением предавались восточные проповедники. В самом характере нравоучения, как оно раскрывалось в проповедях западных отцов, ярко бросается в глаза прямота, безыскусственность и, можно сказать, простота представления. Здесь нет утонченной мистики, какая встречается y главного и возвышенейшего из всех мистиков, – Макария Египетского или Марка Подвижника, нет подробного развития начал нравственного закона и вообще нравственных понятий и резкого и сильного анализа, мечем слова рассекающего действительность, зараженную грехом, какой вы находите в нравственных проповедях Василия Великого, в беседах Златоуста и Астерия и других знаменитых ораторов востока; не выражается y них с такою силою сокрушения греховное чувство человека, с какою изливается оно в проповедях поэта-проповедника, – св. Ефрема Сирина. Не отличаясь ни возвышенностью мистики, ни диалектикой, ни силою обличительного анализа, ни глубиною чувства, латинская проповедь рекомендует себя здоровым крепким практическим тактом, возникающим из глубокоукорененного в умах нравственного сознания евангельского закона. Во имя живости и чистоты этого сознания, она не делает послабления, когда раскрывает или напоминает требования христианской нравственности. Стремясь к утверждению в жизни идеала евангельской добродетели, она дает значение внешним дисциплинарным учреждениям церкви, поддерживает их своим влиянием и подчиняет им частные воли, но не ограничивается внушением внешнего повиновения церковным учреждениям, а смотрит на них, как на подпоры человеческой слабости на трудном пути добродетельного подвига. Слово учения, слышимое в церквах запада в пятом и шестом веке, большей частью довольно обще, как слово напоминания об известном и определенном; но когда такое слово часто и безустанно повторяется, оно, как капля, пробивает твердую кору плотяного сердца человеческого. При общности выражения, нравоучение западной проповеди не переставало быть нравоучением реальным: оно было таким потому, что склоняло умы и сердца слушателей к социальным добродетелям любви и благотворения, или указывало им тихие приюты спасения, когда кругом колебалась политическая жизнь и не обещала никакого покоя утомленным душам.

По внешнему строю латинская проповедь, в эпоху своего самостоятельного развития, в пятом и шестом веках, отличается отсутствием всякой риторики и искусственности в построении и изложении мысли. Это, можно сказать, составляет её преимущество пред современной ей проповедью восточной; потому что в последней риторика или художественность, в определенной мере уместная в церковном слове, почти совершенно победила и вытеснила с церковной кафедры гомилетику, и в дошедших до нас памятниках греческого проповедничества V и VI веков мы читаем большей частью пышные панегирические речи, стоящие на средине между гимнологией и поучением. На западе даже похвальные слова, бывшие вообще в меньшем употреблении, чем на востоке, за немногими исключениями, замечаемыми по преимуществу у представителей южно-галльского проповедничества, просты и безыскусственны. В них оратор не рассыпается в богатой полноте слов, а кратким указанием на добродетели чествуемого лица имеет в виду дать пример живущему поколению, и вся сила речи у него не в хвале, а в примере или нравственном применении.

Главными представителями эпохи самостоятельного и оригинального латинского проповедничества, оставившими нам свои произведения, служат проповедники римские: св. Лев Великий и св. Григорий Великий, Петр Хрисолог, архиепископ Равеннский, Максим, епископ Туринский, проповедники арелатские, и из них в особенности Кесарий Арелатский⁴⁶. Между всеми ими или их гомилетическими произведениями есть заметное литературное родство, хотя при этом каждый сохраняет свои типические личные черты. Св. Лев, истый сын Рима, в проповедях является защитником единства веры и церкви и тех дисциплинарных учреждений церкви, которыми она регулирует нравственную жизнь человека и общества. Св. Григорий, служивший церкви на той же кафедре, на какой и св. Лев, но в более тревожное время, зовет желания народа к высшей святости, во имя тленности всего земного. Максим Туринский борется с суевериями и стоит на страже своей паствы в грозные дни нашествия гуннов, утешает робкие души и направляет их встревоженную волю на путь достойный человека и гражданина, и от него более, чем от какого другого проповедника западного, доносится отголосков времени и чувств его народа. Петр Хрисолог в мягкой стройной речи раскрывает смысл евангельских чтений пред слухом жителей города, бывшего местопребыванием гражданских властей, и чаще всего проповедует о воздержании и посте, о любви и благотворении в виду с одной стороны роскоши своих пасомых, с другой нужде и бедствий многочисленного класса тогдашнего населения, подвергавшегося частым нашествиям варваров, грабивших народ и уводивших многих в тяжкую неволю. Проповедники арелатские строгим суровым тоном зовут к напряженному подвигу добродетели своих современников и проповедуют о казнях, суде и будущем мздовоздаянии. Слышится у них ораторский панегирик, напоминающий блестящие речи греческих учителей, – это след давнего влияния Греции, видного в южной Галлии до седьмого века. Но в общем проповедном говоре запада этот панегирический тон мало заметен и не оставил по себе решительного действия.

Трудно показать сравнительное достоинство между главными представителями латинской проповеди запада в первую цветущую эпоху её развития. Метких исторических звуков больше всего слышится в проповеди Максима Туринского; мягким деликатным чувством и ясною благородною мыслью больше всех отличается проповедь Петра Хрисолога, восхищавшего притом своих современников изящной дикцией и приятным, голосом; силы и строгости, следов учености и художественного ораторства больше всего у арелатских проповедников. Но для истории и последующих времен их имена в произведения не были особенно видны. История больше знала и ценила гомилетические произведения двух римских проповедников, – св. Льва Великого и в особенности св. Григория Великого. Авторитет их, как правителей церковных, и высота внешнего положения в средоточии западного христианства придавали особенную цену их проповедному слову, сравнительно с проповедниками, действовавшими в других менее видных местах, и делали его громким и слышным повсюду. И из них первенство во внимании последующих поколений принадлежит Григорию Великому. Властительский твердый голос, опирающийся на предании и воле церкви, каким изъяснял народу предписания и установления церкви св. Лев Великий, возбуждал к нему внимание; но его проповеди, хотя и были распространены, ходили в отрывочном виде, разбросанные в лекционариях и гомилиариях, и часто без имени своего творца. Проповеди же Григория Великого, с первого дня своего появления, распространялись с именем своего творца в сборниках, заключающих одни его произведения, и отсюда уже переходили в гомилиарии и лекционарии, составлявшиеся из проповедей разных авторов для практического церковного употребления. Св. Григорий, заключая собою творческий патристический период, стоит на распутии двух эпох, и его симпатический, многоговорящий образ прикрывает собою деятелей предшествующего поколения пред глазами ближайшего потомства, и он становится главным лицом, на которого произведения смотрели как на свой образец служители проповедного слова на протяжении нескольких поколений. За временем Григория, как в истории латинской литературы, так и в истории проповедничества, наступает новая эпоха эклектическая, когда главные представители литературы (sentensionarii) собирали сентенции отцов и учителей прежних веков, а представители проповедничества составляли гомилиарии из отеческого наследия, и к ним присоединяли свои подражания. В эту-то эпоху особенной и преимущественной известностью пользовался св. Григорий, как проповедник. Св. Григорий Великий не своею только проповедническою практикой приобрел преимущественный авторитет и влияние у служителей проповеднического дела, но и своими теоретическими руководственными указаниями касательно этого служения, изложенными им преимущественно в Пастырском правиле, которое в истории гомилетики может стоять рядом с Христианской наукою блаж. Августина. Обеими частями своей проповеднически-гомилетической деятельности выдается из ряда других в истории св. Григорий Двоеслов. Имя и сочинения его были окружены беспредельным уважением и близкого и более отдаленного потомства, и происхождение иных из них, казавшихся тогдашним почитателям памяти святителя чудом века, объяснялось содействием благодатной помощи или вдохновением свыше⁴⁷ . В века, скудные творческой деятельностью в литературе, творения св. Григория Двоеслова стояли на поверхности всех других литературных явлений и были главной руководительной нитью в определении христианской истины и в деле нравственно-религиозного назидания и пастырского служения. Их значение касается довольно широкого цикла времени, которое, уважая их, ценило в них лучшее выражение своего содержания.

Думаем поэтому, что характеристика литературно-проповеднической деятельности такого святого отца не есть, дело мелкого и незначительного интереса в истории.

Предмет, избранный нами для исследования, представляет для мысли несколько сторон:

1) Св. Григорий Двоеслов обращает на себя внимание исследователя истории проповедничества своею проповеднической практикой, которою он снискал себе имя в истории и приобрел уважение в последующих веках. Существенные требования по отношению к этому предмету состоят не в решении вопросов, касающихся внешней стороны проповеднических произведений, – об их подлинности и происхождении, их изданиях и большей или меньшей известности, и вообще всего того, что составляет введение в изучаемые книги или проповеди, а в определении и уяснении внутренней стороны проповедей или содержания, в них раскрывающегося, и методы раскрытия. Эта сторона не обращает на себя надлежащего внимания в историко-литературных исследованиях потому между прочим, что содержание проповедей, основывающихся на неизменном слове Божием, не представляет такого разнообразия и типической характерности, какие имеют другие литературные произведения, и потому что отрывочный вид, в каком существуют проповеди, препятствует составлению о них цельного отчетливого представления, и требует не мало кропотливой работы и напряжения синтезирующей мысли для того, чтобы в раздробленных частях проповеди найти единое и целое, и в то же время личное и оригинальное. Понять проповедь не как мертвое произведение, а как живое церковно-историческое слово, отмеченное печатью личного гения – это главная и существенная цель для исследователя проповеднической литературы.

2) Св. Григорий в истории проповедничества обращает на себя внимание теорией проповеднического служения, в которой он выразил очищенное сознание лучших представителей своего века о долге пастыря проповедника и условиях успешного выполнения его, и которая имела значение высшего руководства для служителей церкви довольно долгое время. История проповедничества не может не посвящать ей всей полноты своего внимания для уяснения проповеди времен Григория и последующих за ним.

Но 3) чтобы уяснить характер и направление проповеди, как живого церковно-исторического слова, необходимо сопоставить её с временными влияниями, под которыми она определилась, и привести в связь с характером и историческою ролью самого проповедника. Полнота исторической картины, совмещающей в себе всю совокупность движений времени, не может здесь требоваться, в особенности когда проповедь не входит сильным резцом анализа в современную действительность и составляет по отношению к ней общий отзвук. Для нашей цели мы считаем достаточным предпослать уяснению и определению характера и направления проповеди св. Григория очерк личности его, какой она является в истории и литературе. Предпринятый с целью уяснения проповедничества св. Григория, он не будет полной биографией проповедника, а характеристикой его умственно-религиозного и нравственного настроения, как оно образовалось в его духовной натуре под влиянием элементов своего времени. Образ его не только может служить к уяснению одного его проповедничества, но как типический образ лица, совмещавшего и перерабатывавшего в себе элементы, вращавшиеся в его времени, он может быть представителем целых поколений, в котором легко узнавать родовые черты его современников и потомков.

Таким образом, сообразно с существом дела, исследование о св. Григории Двоеслове, как проповеднике, должно состоять из трех отделов: I) очерк личности проповедника составит содержание первого отдела, II) второй будет посвящен рассмотрению и определению содержания, характера и направления его проповеди и наконец III) в третьем будут изложены правила, составляющие его гомилетическую теорию.