Архиепископ полоцкий и витебский Василий (Лужинский): жизнь и деятельность
«Дело, на которое положил все мои силы, всю мою жизнь, – это воссоединение унии в Белоруссии и на Волыни. Я предан был этому делу более, чем моей жизни; занимался им по край-нему разумению, по совести и по истине, – это ведает Бог», – такими словами охарактеризовал свою деятельность архиеп. Василий (Лужинский) в 1870 г., будучи уже православным архиереем. Действительно, акт о воссоединении униатов с Православной Церковью, принятый собором униатского духовенства в г. Полоцке 12 февраля 1839 г., в неделю Торжества Православия по церковному календарю, служит венцом деятельности многих лучших униатских пастырей. История сохранила имена лишь некоторых из них: митрополит Ираклий (Лисовский), архиепископ Иоанн (Красовский), митрополит Иосиф (Семашко), архиепископ Василий (Лужинский), архиепископ Антоний (Зубко), а имена многих их помощников так и остались в безвестности. Однако и самое дело воссоединения более миллиона мужского пола людей, чьи предки были обманом и насилием обращены в унию из Православия, как кажется, было не вполне оценено уже современниками события. «И доселе, – пишет преосвященный Василий (Лужинский), – немного есть людей, даже из духовенства, которые о деле воссоединения имеют полное и правильное понятие».
Тем более в наши дни эти слова справедливы. Безвестность и бесславие – нет хуже награды от потомков! Не виновно ли в этом пагубное равнодушие к родной истории, скрывающееся под привычным согласием со старыми наукообразными штампами? Cujus regio, ejus religio (чья власть, того и вера) – гласит известный тезис Реформации; согласно такому принципу в Речи Посполитой при короле-католике православные епископы принимают унию, а затем в Российской Империи при царе-православном униатские епископы принимают Православие, и в обоих случаях ими двигали корысть и малодушие. Так рассматривают события воссоединения «неконфессиональные» историки. У католических исследователей уния представляется ликвидированной государственной властью, а деятели воссоединения называются «изменниками», например, митр. Иосиф (Семашко) именуется «предателем унии» (zdrajca) . Наиболее аргументированными в научном отношении являются труды русских историков дореволюционного периода М. О. Кояловича, И. А. Чистовича, Г. Я. Киприановича и других. Они ценны как раз тем, что некоторые авторы (например М. О. Коялович) были сами выходцами из униатской среды. Касательно деятельности архиеп. Василия (Лужинского) наиболее ценной является диссертация прот. Георгия Шавельского «Последнее воссоединение с Православной Церковью униатов белорусской епархии» (СПб., 1910 г.). В частности автор замечает: «Преосвященный Василий мыслится прежде всего как «воссоединитель». В этом слове заключается все его значение и для Белорусской епархии, которой он управлял в течение 33 лет, с 1833–1866 г., и для истории». Чтобы уяснить себе смысл событий 1839 г., связанных с воссоединением униатов с Православной Церковью, необходимо не только четко представлять последовательность событий, но и понять связь событий с мотивами лиц, их направлявших, почему биографии «ликвидаторов» унии требуют тщательного изучения.
Присмотримся к одному из главных деятелей воссоединения униатов в Белоруссии архиепископу Полоцкому Василию (Лужинскому), годы жизни которого 1791–1879. Прежде всего следует сказать несколько слов о его «Записках», автобиографическом труде, основном источнике о жизни преосвященного Василия. Написание этого труда в конце 1866 г. было связано с освобождением владыки от занимаемой им должности Полоцкого архиерея и назначением его в члены Священного Синода. В 1870 г. биографические материалы были переписаны переписчиком, просмотрены автором, который дополнил записки предисловием, и затем переданы в 1971 г. ректору Казанской духовной академии по случаю избрания преосвященного Василия в почетные члены этого учебного заведения. Казанская академия опубликовала записки в 1855 г., и с тех пор они не переиздавались. В этом труде содержится описание мер, принимаемых архиеп. Василием и его предшественниками по кафедре, которые были направлены на воссоединение униатов в Белоруссии с Православной Церковью. Записки разделены автором на две части. В первой, более короткой, содержится напоминание о заслугах первых деятелей в пользу Православия, униатских архиепископов Лисовского и Красовского, с некоторыми дополнениями до 1833 г., а во второй (с 1833–1866 гг.) описываются подвиги самого автора. Важной чертой труда архиеп. Василия, которую сразу необходимо взять на заметку, является желание его ограничить неумеренные выражения похвалы митр. Иосифу (Семашко) в печати, которые приписывают все дело воссоединения ему одному. Преосвященный Василий хочет доказать, что в Белоруссии «все – плод его собственных трудов, которые он посвящал воссоединению, быв единственным его деятелем, а преосвященный Иосиф здесь по этому предмету нисколько не потрудился». Однако, обвиняя других в умалении своих заслуг, автор иногда преувеличивает свои успехи и умалчивает о неудачах. Вместе с этим есть в «Записках» и хронологические неточности, что объясняется впрочем, легко, т.к. владыка писал о событиях спустя сорок лет, причем многое по памяти. Недостает также в этих материалах описания некоторых периодов из жизни Полоцкой епархии, в особенности первых лет по воссоединении. Но, несмотря на эти недостатки, «Записки» архиепископа Василия (Лужинского) остаются уникальным источником об истории воссоединения белорусских униатов, особенно по части описания разъездов преосвященного по епархии с увещаниями духовенства и сбором подписей, а также очень ценных воспоминаний об униатских епископах Лисовском и Красовском. Прот. Г. Шавельский привлекал в своем исследовании много архивных данных, которые, в частности, хорошо дополняют «Записки» преосвященного Василия по его биографии.
Родился будущий архиепископ в 1791 г. в семье униатского священника Стефана Лужина-Лужинского, настоятеля Старо-Руднянской церкви Рогачевского уезда, Могилевской губернии. Судя по тому факту, что Стефан Лужинский хлопотал о восстановлении в своем храме иконостаса, следует признать, что отец Василия не принадлежал к партии фанатичных униатских ксендзов. Интерес преосвященного Василия к греко-восточному богослужению мог начаться, таким образом, еще в детском возрасте. Однако отец скоро умер, и мама передала своего сына на воспитание двоюродному брату, помещику Белецкого уезда, Кельчевскому – католику. Вос-питание дяди сказалось впоследствии у Лужинского в том, что он никогда не действовал фанатично против католиков и терпимо относился ко многим вероучительным различиям католичества и Православия. Дядя предназначал мальчика к светской карьере, однако ему суждено было другое. В 1806–1807 гг. стараниями униатского митр. Ираклия (Лисовского) в Полоцке открылась духовная семинария. Незадолго перед этим Кельчевский умер, и мама Василия, не располагавшая средствами для обучения сына в светском училище, отдала его в число первых 15 воспитанников семинарии, содержание которых было за счет доходов от имений полоцкого архиепископа. По плану Лисовского Полоцкая семинария должна была стать хорошим училищем для будущих униатских священников, чтобы они способствовали восстановлению греко-восточных обрядов на приходах и ограждали свою паству от фанатизма католических ксендзов. От занятия профессорских должностей в семинарии были сразу же устранены латинствующие монахи-базилиане, а наставниками назначены светские лица, образованные выходцы из детей духовенства. Жизнь семинарии всецело зависела от заботливого попечения полоцких епископов Лисовского (†1809) и Красовского (управлял епархией до начала 1822 г.), что вызывало ответную любовь к ним наставников и воспитанников. Война 1812 г. нанесла большой ущерб семинарским зданиям и всему учебному делу, поэтому на долю архиеп. Красовского выпало немало забот по восстановлению духовной школы. Жизнь и деятельность таких ревностных архипастырей, несомненно, оказали большое влияние на Василия Лужинского. Именно в эти годы нужды униатской церкви и необходимость преобразований были со всей остротой прочувствованы молодым воспитанником. В течение 5 лет (с 1807 по 1812 гг.) продолжалась семинарская учеба Василия Лужинского, и затем, после перерыва в связи с военными событиями, она продолжилась в Полоцком иезуитском коллегиуме (академии), т.к. высшего (богословского) класса в семинарии еще не было. Через два года Лужинский ушел из академии со степенью кандидата философии. Чтобы получить звание кандидата богословия необходимо было учиться еще год, но он решает изучать богословие в главной семинарии при Виленском университете, куда поступает в 1816 г. Годы учебы в иезуитской академии и главной семинарии укрепили в молодом студенте неприятие католичества. В иезуитской коллегии униатские и католические воспитанники жили раздельно, семинаристы вынуждены были избегать своих католических сверстников, т.к. те не признавали их за своих и относились к ним насмешливо и пренебрежительно. В Виленской семинарии была такая же обстановка отчужденности между воспитанниками. Кроме того, попечитель Виленского учебного округа Адам Чарторийский желал освободить учеников от так называемого ультрамонтанского ду-ха, в чем ему охотно помогали профессора семинарии, которые, не стесняясь в выражениях, при помощи исторических и догматических аргументов доказывали ложность учения об особом статусе папы в Церкви и существовании у него особых даров, в частности, непогрешимости. В виду такой постановки учебного дела католические духовные лица весьма неблагосклонно относились к семинарии при Виленском университете. Например, католический митрополит Сестренцевич в 1825 г. просил министра внутренних дел о закрытии семинарии, т.к. обучение в ней имеет отрицательный характер. Для Василия Лужинского и других униатов, которые сочувствовали преобразованиям униатской церкви, такое преподавание способствовало разуверению во всей идее папства. Много негативных впечатлений доставлял фанатизм католических ксендзов. Некоторые из них специально вступали в униатский базилианский орден, чтобы затем способствовать переходу униатов в латинство.
Василий Лужинский рассказывает такой случай из своей учебы в семинарии. Однажды профессор университета каноник Михаил Бобровский взял своих воспитанников в Троицкий базилианский монастырь, чтобы поучаствовать в торжественной встрече католического еп. Головни. Но архимандрит того монастыря Каминский поразил его такими словами: «Зачем вы сюда пришли? Подите прочь, это наш епископ, а не ваш; ваш архиепископ-схизматик в Полоцке». Пораженный таким приемом Бобровский увел своих учеников.
Несомненно, Василий Лужинский делился своими впечатлениями с Иосифом Семашко, товарищем по курсу, и Антонием Зубко, младшим на 2 года, и уже в те семинарские годы взгляды его на унию вполне сформировались. Далее на судьбу молодого воспитанника оказал решающее влияние архиеп. Полоцкий Красовский. Еще во время учебы Василия Лужинского в Полоцкой семинарии между ними установились близкие отношения. «Dilectissime file» (любезный сын) – называл Красовский своего воспитанника. Лужинский обладал прекрасным голосом и другими хорошими музыкальными данными, и Красовский развил в нем любовь к греко-восточному вокальному богослужению, которое поста-вил на должный уровень еще митр. Лисовский. В 1811 г. следует его рукоположение во чтеца. В Виленской семинарии униатские воспитанники также завели партесное пение, сложив небольшой хор под руководством Лужинского. Их пение привлекало даже католиков. Впоследствии совет семинарии поручил Лужинскому преподавание церковного пения своим товарищам. В 1819 г. Красовский рукополагает его во иерея-целибата, а в 1825 г., успешно сдав все богословские дисциплины для получения докторской степени, священник Василий Лужинский защищает диссертацию на тему: «Критические комментарии источника синоптических евангелий», которая была написана на латинском языке. Архиепископ Красовский привлек своего воспитанника для помощи в епархии, на него были возложены обязанности инспектора Полоцкой семинарии, епископского комиссара и наставника духовных обрядов (благочинного). Все эти назначения имели место еще в 1820 г., но уже в нач. 1822 г. Красовский был отстранен от управления епархией и вызван в Петербург для судебного разбирательства: монахи-базилиане сумели своими наветами привлечь на свою сторону кн. Голицына, имевшего на архиепископа личные обиды. Свящ. Василий Лужинский, не побоясь опалы, последовал за своим покровителем в Петербург и был при нем до самого избрания своего в 1824 г. в префекты главной Виленской семинарии. Там ему было поручено следить за внутренним распорядком, обучать воспитанников церковному пению по греко-восточному обряду и экзаменовать ставленников. В 1826–1828 гг. в семинарии образовался кружок любителей славянского языка и богослужения. Возглавил его член совета семинарии оффициал Сосновский. Он привлек преподавателей: Св. Писания – М. Бобровского, пастырского богословия – П. Сосновского (своего сына) и церковного пения – священника Василия Лужинского, исполнявшего в то время обязанности духовника. Однако в 1828 г. кружок начал распадаться отчасти из-за гонения, а в основном по причине Высочайшего запрещения принимать униатских духовных в главную семинарию. В 1829 г. Лужинский оставляет Вильну и находит себе место в канцелярии митрополита Иосафата (Булгака) в Петербурге. Здесь происходит быстрый рост его по службе: он становится заседателем униатской коллегии (товарищем Семашко), затем младшим протоиереем Полоцкого кафедрального собора и, наконец, в 1833 г. – председателем Белорусской консистории с широкими полномочиями от митрополита Булгака.
С отъезда в Полоцкую епархию из Петербурга и начинается апостольское служение прот. Василия Лужинского. Действительно, с 1833 г. Лужинский выступает на поприще своего служения уже как воссоединитель. До этого он действовал скорее как ревнитель о греко-восточном богослужебном чине, которому был предан всей пылкостью своего характера. Что же побудило его к совершению «апостольского дела»? В своих «Записках» Лужинский называет воссоединение униатов делом всей своей жизни, святым делом. Стремление к Православию, несомненно, крепло в нем и в годы учебы, и во время занятий пением, также пример таких заботливых наставников, как Лисовский и Красовский, борьба против них латинствующей партии, конечно, оказали на него огромное влияние. Но самое решительное воздействие на Василия Лужинского оказал Иосиф Семашко. Они оба, будучи асессорами (заседателями) униатской коллегии, могли часто и долго беседовать о преобразованиях униатской церкви. Семашко, вынашивавший планы воссоединения, открыл их своему товарищу, и это послужило последним толчком для того, чтобы тот решился окончательно порвать с прошлым и пристать к тому, от чего некогда отпали предки. Можно ли подозревать в этой решимости дань корыстолюбию, когда Василий Лужинский подавал Иосифу Семашко свою подписку о готовности принять Православие в день общего воссоединения, пример которого был еще свеж в его памяти? Судьба архиеп. Красовского, понесшего тяжкий крест в борьбе с латинствующей партией, заставила бы одуматься любого малодушного. Лужинский же был в доверии у митрополита Булгака, поборника унии, и добился уже немалых успехов по службе. У воссоеди-нения было много противников и среди духовенства католического и униатского, и среди польских помещиков. Он знал все эти трудности, потому его согласие на дело воссоединения выдает в нем человека волевого, искреннего и решительного. «Много скорби душевной, много печали от злобы и клеветы людской перенес и я, перенесли и мои смиренные сотрудники – духовенство бывшее униатское. Трудно и прискорбно было. Господь Милосердный поддержал меня, и я, почерпая силы нравственные в труде моем, успевал утешать и моих смиренных сотрудников», – писал в своих «Записках» архиеп. Василий.
По согласованному плану еп. Иосифа (Семашко) и прот. Василия Лужинского воссоединение должно было приготавливаться постепенно. Сокращалось число базилианских монастырей, часть из них закрывалась, а часть передавалась для размещения духовных училищ или просто становилась приходскими храмами. Но самое основное внимание уделялось униатскому духовенству. Было решено вести дело воссоединения через него посредством убеждения и приятия подписок. Затем должно было последовать прошение от лица духовенства на Высочайшее имя и Святейшему Синоду о присоединении. Таким образом, воссоединение готовилось масштабное и всецелое. Прот. Василий Лужинский по своем прибытии в Полоцк в 1833 г. первоначально стал испытывать настроения касательно воссоединения между членами консистории и преподавателей семинарии. Первым помощником в этом деле стал иеромонах Флориан (Буковский), во временном управлении которого находились имения митрополита Булгака. Он один из первых дал свою подписку и затем помогал Лужинскому в убеждении приходских священников, бывших в имениях митрополита.
В целом священники приняли прот. Василия настороженно, хотя многие дали свои подписки. Из профессоров семинарии только один выразил желание принять Православие, а ректор и инспектор не хотели об этом даже и слушать. Также и член консистории Игнатович встал в оппозицию новым веяниям. Лужинский попал в очень трудные условия еще и потому, что назначенный в Полоцк православный еп. Смарагд (Крыжановский) при поддержке властей начал энергичное присоединение униатов в частном порядке. Он старался обратить отдельные приходы, находившиеся, в основном, в казенных имениях или во владениях православных помещиков. По началу привлекали униатского священника, а если это не получалось, тогда переманивали у него прихожан, причем в ход пускались разные обещания (вплоть до освобождения от крепостной зависимости), были даже угощения водкой и применения грубой силы, что особенно возмущало народ. Протоиерею Василию, всей душой сочувствовавшему делу обращения, пришлось, однако, разбирать многочисленные жалобы, успокаивать волновавшихся священников, искать места для служения тех из них, кто потерял своих прихожан с переходом их в Православие. «Обращения» епископа Смарагда принесли делу воссоединения больше вреда, чем пользы; в одном 1834 г. он присоединил ок. 35 тыс. человек. Однако было посеяно немало возмущения, особенно среди униатского духовенства, постепенной подготовкой которого к принятию Православия и занимался Лужинский. Последнему, чтобы укрощать смуту и поддерживать порядок, не хватало полномочий. В 1834 г. дело несколько поправилось: преосвященный Иосиф (Семашко) добился учреждения в Полоцке викариатства и протоиерей Василий Лужинский был рукоположен во епископа. Затем он участвовал в поставлении во епископа-викария Литовской епархии Антония Зубко. Воспользовавшись пребыванием всех четырех (вместе с новопоставленными) униатских епископов в Петербурге, преосвященный Иосиф предложил издать от лица собора определение о восстановлении в униатских церквях греко-восточного богослужебного чина и славянского языка. Служить предписывалось по служебникам московской печати. Во всех храмах должны были устраиваться иконостасы, престолы (во многих униатских храмах престолы стояли не в центре алтаря, а у стены, на горнем месте, по латинскому обычаю), а католические облачения монстрации (дарохранительницы), колокольчики и проч. – изыматься.
Новопоставленный епископ Василий теперь со всей решимостью взялся за дело. Он стал объезжать свою обширную епархию с тем, чтобы проконтролировать исполнение нового положения. Между тем он везде старался привлечь к воссоединению униатское духовенство. «Должно было мне самому непосредственно действовать внушениями, вразумлениями на каждого в собственном его доме, наедине, лицом к лицу», – вспоминает впоследствии преосвященный. Беседа всегда начиналась с исторических опровержений папской непогрешимости, а затем переходила к историческим же доводам о том, что Православная Церковь есть истинная, другим отличиям не предавалось большого значения. В конце концов священник давал свою подписку, а если доводы не действовали, тогда преосвященный Василий прибегал к другому «справедливому мерилу» – страху. Были и такие, довольно редкие случаи, когда епископ наказывал непокорных отрешением от места или призывом в Полоцк на обучение и исправление. Большую пользу делу приносили и сами торжественные службы униатского епископа, особенно освящение новопостроенных храмов. Народ настолько отвык от вида своих епископов, что сходился на архиерейские службы в большом числе. Надо сказать, что преосвященный Василий умел привлечь внимание простого народа. Везде, где он проезжал со своей визитацией, звонили в колокола, после богослужения люди даже по несколько часов подходили за архиерейским благословением с возложением рук епископа.
В 1838 г. митрополит Иосафат (Булгак) умер, и епископ Василий вступил в полное управление епархией. Однако кончина митрополита Булгака, защитника унии, побудила противников воссоединения к решительным действиям. Инспектор Полоцкой семинарии священник Адам Томковид и член консистории священник Иоанн Игнатович, пользуясь частыми отлучками епископа Василия из Полоцка, собрали 111 подписей униатских священников против принятия Православия. Преосвященный Василий, расследовав это дело, обнаружил, что далеко не все подписавшиеся понимали, что они подписывают, некоторые же поставили подписи по малодушию и рады были от них отказаться. Однако ок. 30 священников открыто выступили с осуждением подготовки воссоединения во главе с Томковидом и Игнатовичем. Все они были отрешены от занимаемых должностей и отосланы в центральные области России. Таким образом, основные препятствия возвращению униатов в лоно Матери-Церкви были устранены, и на Полоцком соборе 12 февраля 1839 г. было принято обращение к Святейшему Синоду о воссоединении с Православной Церковью. К обращению были приложены собранные в униатских епархиях подписки. Преосвященный Василий, чтобы предотвратить распространение слухов в народе и укрепить присягнувшее духовенство епархии, опубликовал акт о воссоединении в Полоцком соборе на свой страх и риск, не дожидаясь разрешения власти. В тот день в храм собралось как раз много католических дворян. После провозглашения документа некоторые из них дождались владыки и спросили: – Что ж, не стало уже у нас унии? – Бедная умерла и погребена уже в Петербурге с подобающею торжественностью церемониала, – шутливо ответил Лужинский. Официальные же торжества по случаю воссоединения состоялись в Витебске, где 14 мая 1839 г. в кафедральном Успенском соборе митрополит Киевский Филарет (Амфитеатров) совершил Божественную Литургию в сослужении епископов Исидора (Никольского) и Василия (Лужинского). Народ принял весть о воссоединении спокойно, прихожане последовали за своими пастырями со словами: «куда наши отцы духовные, туда и мы, они душам нашим погибели не желают». Простые люди мало разбирались в вероучительных различиях, а особых перемен воссоединение в их положение не принесло: службы и ранее совершались по греко-восточному чину, священники имели привычный облик и оставались на своих местах. Теперь задачей присоединенных пастырей было просвещение народа и воспитание в нем любви к Православию. Для лучшего исполнения этого дела в 1840 г. епископ Василий, согласно Высочайшему указу, объединил под своим попечением все новоприсоединенные и древлеправославные приходы Витебской губернии и стал именоваться епископом Полоцким и Витебским.
Преосвященный Василий не оставлял своих объездов епархии, ободрял присоединенных священников и утешал народ торжественными архиерейскими служениями. Он много заботился о сохранении status quo бывшего униатского духовенства, оберегал его права, упомянутые в условиях подписки. Это требовало немалого умения, терпения и такта. Бывали трудности и с упразднением латинских обычаев, крепко вошедших в униатскую практику. Так было с праздником Тела Христова, который глубоко укоренился в народе и совершался с торжественными крестными ходами. Было решено переменить смысл празднуемого события, и отмечать в девятый четверг после Пасхи память о воссоединении униатов также с крестными ходами и водоосвящениями.
Преосвященный Василий заботился и о возрождении православных святынь. С его именем связано восстановление в Полоцке Спасо-Евфросиньевского монастыря, который с 1580 г. не знал православного богослужения. В этом деле еп. Василий (Лужинский) завершил начинания еп. Могилевского и Витебского Гавриила (Городкова), стараниями ко-торого монастырь был возвращен православным в 1832 г.. Возрождение полоцкой обители про-изошло при участии знаменитой православной святыни – Креста прп. Евфросинии. В 1841 г. преосвященный Василий отвез св. Крест в Москву для поклонения. Там святыня была встречена с подобающим благоговением и торжественностью. Владыка Василий привлек внимание богомольцев к нуждам Спасо-Евфросиньевской обители, активное участие в этом принял Московский святитель Филарет (Дроздов). Из Москвы св. Крест был перевезен в Петербург. В столице также он привлек множество богомольцев. На собранные пожертвования (35 тыс. руб. ассигнациями) предполагалось восстановить Преображенский храм и монастырский корпус. В том же 1841 г. Василий (Лужинский) был возведен в чин архиепископа. Работы по благоустройству монастыря велись достаточно напряженно, и уже в следующем 1842 г. произошло торжественное освящение обители и заселение первых монахинь бывшего базилианского ордена. При монастыре были устроены богадельня, сиротский приют и епархиальное женское училище, первоначально для 30-ти девочек-сирот из духовного звания. Свидетельством пастырской ревности архиеп. Василия служит присоединение к Православию 5000 раскольников с 6 наставниками, для них были устроены единоверческие храмы. Можно сказать, что это был довольно крупный успех, т.к., по слову преосвященного, обращаться с раскольниками нередко бывало опасно для жизни, однако, сумев привлечь на сторону Православия наставников, он расположил к воссоединению и остальных. Во время польского мятежа в 1863 г. архиеп. Василий (Лужинский) старался поддерживать патриотические настроения среди населения своей епархии. В частности, в губернском городе Витебске (где с 1840 г. находилась кафедра) преосвященный Василий организовал торжественные похороны храброго русского солдата Гринченко, за что получил от военных властей глубокую признательность, а от мятежников подвергся покушению, когда во время одной из прогулок возле Витебска в него стреляли из револьвера.
Архиепископ Василий в благодарность за понесенные труды по воссоединению униатов и благоустройству Полоцкой епархии имел несколько императорских наград. В 1866 г. он был освобожден от управления своей епархией и назначен членом Святейшего Синода. Скончался архиепископ Василий в Петербурге 26 января 1879 года. Он был погребен в имении своем в селе Любашкове (Витебской губернии) при церкви, местонахождение которой в настоящее время неизвестно.
Судьба преосвященного Василия представляется весьма характерной для многих униатских духовных, перешедших в Православие в 1839 г. Осознание того, что отделение от Православной Церкви произошло для униатов «не столько духом, сколько внешней зависимостью и неблагоприятными событиями», как сказано в соборном акте, побудило их искать воссоединения как возвращения в дом родной. «По истине, сколь прежде болезненно было, что от веков соединенные с нами единством рода, отечества, языка, веры, богослужения, священноначалия, горестным отторжением подверглись многим затруднениям и бедствиям и опасности совершенного духовного отчуждения: столь ныне вожделенно скрепление вновь древнего прерванного союза и восстановления совершенного единства», – говорилось в ответном акте Святейшего Синода. То, что подавляющее большинство униатских пастырей дало свои подписки на согласие воссоединиться и само дело воссоединения произошло со значительным спокойствием, говорит об осознанном выборе Православия, который произошел у лучшей части духовенства в связи с глубоким кризисом униатской церкви, в особенности усилившимся после Замойского собора 1720 года. Именно латинизация унии, т.е. превращение самого восточного обряда в учение и обряд латинские, пропитанные духом польского фанатизма, подтолкнула таких пастырей как митрополит Иосиф (Семашко) и архиепископ Василий (Лужинский) к воссоединению с Православной Церковью. И такое стремление появилось не в николаевскую эпоху, а начало вынашиваться гораздо ранее, о чем свидетельствуют многочисленные воссоединения конца XVIII в., и деятельность таких епископов, как Лисовский и Красовский. Мы должны без всякого смущения благодарить Бога и радоваться, что на белорусской земле были такие искренние и твердые духом архипастыри, как преосвященный Василий (Лужинский).