Светильник православия

(пастырская деятельность бывшего настоятеля московского придворного архангельского собора протоиерея Валентина Николаевича Амфитеатрова)

Знаменитый пастырь, протоиерей Валентин Николаевич Амфитеатров, во второй половине прошлого столетия, из Калужской губернии был направлен Господом в Москву, чтобы налаженной пастырской деятельностью противоборствовать духу маловерия и распущенности. Печальное время переживала тогда столица. Святые храмы, эти несокрушимые оплот православия, по-прежнему стояли в ней как незыблемые стены, святые иконы красовались драгоценными сияющими глазами, угодника Божьего доживали в храмах своими нетленными мощами, а народ – создание Божье, погибал от своих пороков и заблуждений. Дух маловерия и распущенности, как самая лютая зараза, носился повсюду, слабые нетвердые головы, обвивая их тонкой гибельной паутиной. Различные лжеучители – Толстой и другие – своей пагубной пропагандой ловко и умело вкрадывались в молодые неопытные сердца, подрывая в них основы веры и благочестия. Забыт был Господь с Его любовью и милосердием, забыты были правила нравственности и чести; началась жизнь вольная, веселая, бурная; власть, порядок – все забывалось и отвергалось, страсти, и порок широко разживались на просторе. И вот приезжает в Москву пастырь – молодой, горячий, кипучий. Великой любящей душой своей изглаживать ложь народный разврат, он видит, как молодежь цветет своей жизни, все свои молодые, горячие силы тратить на один грех; он видим, как семейная жизнь колеблется среди обоюдной вражды, обмана, лицемерия; он видит, как умные, сильные головы, которые могли бы создать много прекрасного и полезного, гибнут в праздности и самочинстве; он видит, как степенная зрелость, уже на склоне лет, не желает, и мыслить о предстоящем переходе в вечность, занимаясь одними суетными увеселениями и пустыми забавами; все это множество людей, созданных по образу и подобию Божьему, которые должны бы были ежечасно и ежеминутно прославлять и воспевать Всесвятое Имя Божие, нести крест Христов, вместо чего плетут Христу терновый венец, и может терни на Его Пречистую страдальческую Главу…

Наблюдает все это пастырь своим зорким умом, – горько и жалко ему видеть все это, и вот служитель Христа решается всего себя отдать на спасение ближних. Он забывает, что он еще молод, полон сил и здоровья и может жить еще для себя, среди семейных радостей и удовольствий; он забывает, что молодая жена и дети тоже желают наслаждаться его обществом и лаской; он забывает, что и ему нужен покой и отдохновение от трудов, переутомиться и ослабнуть от постоянного кипучего движения и томления; все это он забывает и одно только видит перед глазами – людскую гибель... Всем своим пламенным существом, пастырь устремляется к Господу, – умоляя Бога о ниспослании сил и мудрости воздействовать на слабый, погибающий, несчастный люд. И услышал Господь Своего пастыря, возлюбил его за его ревность и любовь к ближним, наделил неким обилием небесной благодати, ею пастырь стал как бы ни земным человеком, а великим небесным посланником и пророком.

Начинается всесторонняя кипучая деятельность, неустанная молитва, и прославление Господа, неутомимая борьба за веру и благочестие; падают громовые удары на нечестие вольнодумцев, суровые обличения на людей, вместо служения Богу возлюбивших служение Мамон и другим мирским идолам.

И народ не остался глух к призывам доброго пастыря. Радостно он побежал под горку в храм «Нечаянной Радости», где появился благодатный пастырь.

Началось служение перед Чудотворной иконой Божьей Матери «Нечаянная Радость». Сама уже икона, изображающая символически милосердие к людям, подобно кающемуся грешнику припадающим к Богоматери, радовала надеждой на помилование.

А «поручитель» пастырь, со своей стороны, всей силой своей высшей любви взывал к Царице Небесной словами акафиста и просил Ее – озарить всех несчастных Своей благодатью, простить их и принять под свой благостный покров. Вот что совершалось в сей малой, сокрытой «под горкой», церкви.

Началось благодатное служение, полились горячие мольбы верующих, благодарных сердец. Храм озарился невидимый сиянием небожителей, которые радостно слетались сюда на помощь дивному служителю Христову и помогали ему в его великих трудах и горячих молитвах. Храм весь сиял, благоухал, невозможно было без слез и умиления стоять там; душа наполнялась светом, блаженством и в радостных благодарственных звуках неслась к небесам, к Самому Сладчайшему Господу и Его Пречистой Матери ниспослать в сей храм такого благодатного служителя на радость и спасение людей!

Можно ли было оставаться неверующим, когда тысячи чудес и исцелений полились на глазах у всех; можно ли было не восторгаться и не умиляться, когда сам благодатный пастырь влек сердца людей своей нежной лаской и любовью, как своих малых сирых деток, заменяя им самых любящих родных и благодетелей. Не было у человека крова и приюта – он давал; не было денег – он помогал; не было здоровья – он устранял силою Божьей – немощи и болезни; не было близких, родных – он заменял их своей сердечностью и любовью. Над всеми же ими царило небесное врачевание Божественной пищей в таинстве приобщения. Это величайшее непостижимое таинство, предлагаемое пастырем лишь под условием самой горячей веры и любви к Господу с корнями вырывало пороки и слабости, насаждая взамен их ростки добра и милосердия.

Все больше и больше стекалось народу, все сильнее и сильнее лилась благодать исцеления и обновления.

Собственно говоря, у пастыря не было ни бедных, ни сирых, ни бескровных, ни печальных – тут все молилось, любило, прославляло, торжествовало и благоговейно преклонялось перед дивным тружеником, служителем алтаря, дни и ночи неустанно охранявшим и утешавшим свою паству.

Скончалась у пастыря молодая жена, и он еще более отдался делу апостольского служения людям.

Он не довольствовался кратким, временным назиданием и утешением какого-нибудь человека, – нет; приняв его под свою спасительную охрану, он изо дня в день вел его по пути совершенствования, зорко следя за всеми его чувствами, мыслями и желаниями; пастырь благодатно отгонял от своего несомого все искушения и соблазны, он постепенно искоренял его пороки и заблуждения и в то же время насаждал взамен их веру, надежду и любовь к Господу; он приучал его к состраданию и милосердию, отвлекал от богатства, праздности и беспечности; человек мало-помалу становился, переработанным, перевоспитанным, обновленным, жизнерадостным, а пастырь начинал направлять его к вечности, руководя им, лаская, утешая и подкрепляя свою овцу.

Несметное множество таких существ, вырванных пастырем из греховной тины, группировалось около своего ненаглядного хранителя-батюшки и обращалось к нему с всякими вопросами и недоумениями.

Но и враг не дремал. Множество женщин и девушек, спасенных пастырем поставленных на твердую почву, проникалось благоговейным чувством к своему духовному отцу, и устремились к нему, как беззаветно любящие дети. Такое особое тяготение к пастырю женских сердец возбуждало язвительные толки и пересуды среди развращенных людей мира сего.

Но эта сатанинская клевета не могла пошатнуть благодатной твердыни великого избранника Божия, который все больше и больше сиял небесной мудростью и прозорливостью, восходя от силы в силу.

Тихо, радостно текла общая жизнь под покровом Царицы Небесной, при служении великого пастыря. 18 лет священствовал он в этой церкви, неустанно спасая, обновляя и возрождая приходящих к нему.

Промыслу Божьему угодно было перевести пастыря в Архангельский Собор для поставления светильника на свещнице.

Горько было пастве расставаться с любимой маленькой церковкой, но вся она перешла вместе с батюшкой в Собор, в полной убежденности, что необходимо неотступно следовать за пастырем и дорожить его благоговейным служением.

Архангельский собор, дотоле мрачный и почернелый, вдруг засиял и наполнился молящимися. И здесь, как на прежнем месте, пастырь проявлял железную ревность о спасении пасомых. Он непрестанно внушал своей пастве о необходимости возможно частого приобщения Святых Тайн.

После сколь усердных пастырских трудов Господь призвал его к великому духовному подвигу, как сказать, схиме – слепоте. Пастырь ославил служение при храме и, 6 лет пребывая в тяжелом, томительном подвиге, умолял Господа простить и помиловать грешный, погибающий народ.

А паства, рыдая и скорбя вместе с пастырем, и направлялась к его скромному домику и нескучно излучала от пастыря руководство и наставление.

Прошли эти 6 лет... и не стало пастыря на земле. Отлетела праведная душа в райские обители, душа, всей своей страдальческой, труженической жизнью неустанно прославляющая Своего сладчайшего Господа, неустанно стремившаяся на благо и спасение ближних.

Вот кто был наш дорогой хранитель-батюшка. Мир не знает еще все о его великих сокровенных заслугах, но в следствии все будет явлено и раскрыто. Широкий круг его духовных детей, видевший несчетное множество случаев его чудес и исцелений, его благодатной мольбы к Господу, пожелал теперь печатно открыть это духовное богатство всем православным христианам для их назидания и утешения, а также из чувства глубокой благодарности и признательности к приснопамятному пастырю.

Вот некоторые из этих случаев пастырской охраны и попечительности.

Матрена Андреевна Руднева рано лишилась мужа, оставшись без всяких средств с 2-мя малолетними детьми. Господь помог ей устроиться в Бахрушинский вдовий дом. После смерти мужа она очень скорбела и, хотя была хорошей портнихой, но от великой скорби не могла приняться за работу. Наконец, впала в такое отчаяние, что нигде не находила себе места, только все ходила на кладбище, на могилку своего мужа. Видя ее в таком состоянии, соседка её Матрена Антоновна, стала ей советовать сходить к батюшке отцу Валентину, говоря, что он великий пастырь и что он облегчит её скорбь; но она все отговаривалась тем, что ей и некогда и незачем идти к нему, ибо ей никто не сможет помочь. Так пролетел весь Петровский пост. Наконец, в субботу, накануне Петрова дня, Матрена Антоновна приходит к ней и настоятельно зовет ее пойти завтра к батюшке причаститься, говоря, что в такой большой праздник она все равно не будет работать. Руднева отговаривается тем, что у неё нет денег. Матрена Антоновна дает ей 4О коп., присовокупляя, что батюшка все равно не берет за исповедь; та, чтобы отделаться от докучливой соседки, на другой день идет с ней в Собор, причем намеревается незаметно уйти оттуда, так как не чувствует никакого желания исповедоваться; но, как она ни старается ускользнуть незаметно, все как нарочно удерживают ее и заставляют пробраться вперед.

Наконец, Матрена Антоновна выходит с исповеди; каким-то способом образуется широкая дорога, и Руднева вынуждена пройти в исповедальню. Все-таки, не желая показываться батюшке на глаза, она пробирается назад и становится около образа св. Александра Невского. Вдруг батюшка отворяет дверцу в исповедальню и, громко произнося: «Раба болящая, пройди сюда», прямо обращает свой взор в её сторону. Матрена Андреевна разом как-то вся холодеет, но, не понимая, что пастырь требует именно ее, стоит, не трогаясь с места.

Тогда батюшка вторично громко вызывает ее и прямо устремляет глаза на нее: «Подойди же сюда, я тебя требую», произносит он опять.

Дрожащая, взволнованная идет она на исповедь к батюшке, все еще не очнувшись от изумления. Батюшка велит ей встать на колени перед аналоем и молиться преподобному Савве, прибавляя: «А я дойду за тебя перед престолом молиться» и оставляет ее одну.

Рудневу вдруг охватывает непонятное ей чувство мирной духовной радости, вдруг нисходящей на нее от действия благодати Святого Духа.

А пастырь стоит у Престола, всей горячностью своей веры и любви, к Господу испрашивая милосердие и заступления несчастной, одинокой, скорбной вдовы, которая, вся истомившаяся среди холодных опасных волн житейского моря, уже была близка к вечной гибели и мучению.

И внял милосердный Господь горячей молитвы Своего праведника; все исчезло: и безутешная скорбь, и уныние, и слабость и маловерие... Женщина, как найденное в снежном сугробе замерзающее дитя, разом стала согреваться лучами веры и благодати, воспринимая жизненные силы, радость и энергию. Теперь уже не безнадежность и горькое безутешное горе охватывало её душу, а стремление к труду, любовь и нежность к покинутым несчастным сироткам – детям, которые совсем, было, задурили без материнских забот и ласк, печалью увядая среди чуждых, неприветливых людей.

И вот, вся возрожденная, вновь ожившая, вдова стояла у аналоя, еще не понимая, что такое с ней творится, почему как тепло и отрадно сделалось у ней на душе, почему все стало приветливо и радостно.

Батюшка, глубоко понимая её духовное настроение, радовался, это милосердный Господь внял его просьбе, и спас несчастную душу от неминуемой духовной гибели; пастырь сам перечислил её грехи и сказал: «Я все знаю, вот сегодня приобщимся и полетим домой». Действительно, приобщившись святых Таин, она как на крыльях полетела домой. Что же!.. приходит она, а дети, как бы уже извещенные о её счастье и возрождении, радостно встречают ее с чаем.

Матрена Андреевна стала с тех пор часто ходить в Собор с детьми; батюшка и их принял под свою милостивую охрану и часто стал приобщать их святых Таин.

Жизнь семейства совсем переменилась, мать стала усердно работать, доставляя тем безбедное существование и себе и детям.

Так прошло некоторое время спокойной радостной жизни.

Это было необходимо для подкрепления утративших сил и здоровья, ибо впереди предстояла борьба с новыми трудностями и испытаниями.

Приходит Матрена Андреевна раз в Собор с детьми, а батюшка и говорит: «Крест ворочается и надолго». Действительно, опять началась трудная, тяжелая жизнь. Господь, подкрепив их радостями и спокойствием, требовал вновь от них терпения и безропотного перенесения скорбей и болезней.

Заболела у ней дочь Тоня, заболела очень опасно, несколько дней не принимала никакой пищи; приглашен был доктор, который, осмотрев больную девочку, сказал фельдшерице: «Не могу понять, что за болезнь».

Наступила батюшкина неделя; вдруг больная говорит: «Мама, пойдем к батюшке», говорит так твердо и настойчиво, что девочке нельзя было отказать в её желании. Мать одела ее и потихоньку пошла с ней в Собор; где несла ее, где девочка шла сама. Наконец, пришли они в Собор. Матрена Андреевна подвела ее к святой иконе Благовещения и поставила дочку около Неё. Тогда Тоня и говорит: «Иди мама, сама становись на исповедь, а я и одна побуду». Отошла она, оглянулась, а дочка её уже спокойно стоит на ногах. Батюшка вскоре вышел, стал искать глазами девочку и сказал: «Где тут больная девочка»? Он подошел к ней, дал ей Образочек Спасителя, обласкал ее, затем причастил святых Таин, и девочка бодро пошла с матерью домой, совсем веселая и здоровая.

Пошли они раз в Собор под праздник Рождества Богородицы, батюшка подошел к Северным дверям и сказал: «Какой дифтерит, какая скарлатина». И что же! в лютый год 20О детей в их доме умерло от дифтерита и скарлатины. Тоня тоже заболела, но выздоровела по святым молитвам батюшки. Пришли он раз с Матреной Антоновною в собор, батюшка их благословил и мимоходом промолвил: «А вы смерть не видите»? и вскоре Даша из Рогожской умерла в Соборе около образа Царицы Небесной «Благодатное Небо»; батюшка подошел к ней, благословил и сказал. «Дай, Господи, и мне такую смерть получить», показав всем, что кончина её была христианская, непостыдная.

Однажды Рудневой не удалось получить благословения от батюшки в Соборе; как ни старалась она пробраться сквозь толпу, никак не могла; с великой грустью вышла она из Собора, подошла к воротам и в сильном унынии остановилась посмотреть, как батюшка проедет. Вот едет и батюшка... Она поклонилась. Но разве мог дорогой любвеобильный пастырь видеть чужое горе? Духом прозорливости он понял её скорбь и сейчас же восхотел утешить и успокоить взволнованную вдову. Он быстро приказал кучеру остановиться и благословил ее, исполнив счастьем и отрадой все существу верующей женщины.

Муж её почти и не ходил к батюшке, но тоже получил в своей жизни чудесное указание о благодатном величии сего пастыря. Был он долгое время без места и много скорбел, ибо, не ища сильной веры и упования на Господа, не мог духовно возноситься в горячей мольбе к Нему. И вот Матрена Андреевна просит своего мужа пойти в храм «Нечаянной Радости», говоря, что там батюшка может утешить его и помолиться за него. Муж соглашается идти туда и говорит: «К Нечаянной Радости дойду, а к батюшке не подойду». И вот после молебна подходит он к Кресту и слышит от батюшки слова: «Нас нынче Царица Небесная нечаянно обрадует». Изумленный Руднев подходит к жене и упрашивает ее: ты ничего не говорила про меня батюшке? Почему-то он мне так сказал? Мне теперь так хорошо и спокойно, точно я хорошее место получил».

Пошли они домой, около их квартиры был садик; только что вошли они в сад, видят, какой-то мужчина дожидается их; отворили ему дверь, а он и говорить: «Вот, сколько времени вас ищу, здравствуйте», потом, обращаясь к Рудневу, прибавляет: «Я за тобой приехал, пойдем в Богородск, может, Бог даст, и место получишь». Поехали. В 12 часов ночи возвратился Руднев домой ликующий, радостный и возвестил жене, что поступил на место. На другой день он уехал в Нижний-Новгород.

Вот как действительно обрадовала его Царица Небесная, о чем предрек пастырь, проявив свою дивную прозорливость.

Пришла раз Матрена Андреевна с детьми в исповедальню. В исповедальне всегда было очень много народу, все стремились вперед к пастырю, чтобы попасть к нему на исповедь; вполне понятно, что детей бесцеремонно стали толкать и давить; бедные детки, попав в такую толпу, никак не могли выбраться из неё и стали плакать, как слабенькие, беспомощные создания, не имея возможности отразить столь сильный натиск. Тогда батюшка отворил дверцу в исповедальню и явился ангелом-утешителем бедным деткам. «Плачущие, пойдите сюда», громко возгласил он, раздвигая толпу, «Идите сюда. Что? наплакались?» утешил он их, духом узнав об их «плачевном» состоянии. Он взял их на исповедь, обласкал и сказал: «Вы зачем пришли? Что вы плачете?! Вам узкий путь. А вы знаете, к чему узкий путь ведет? После этого вам будет легко». Так утешал и вразумлял деток любвеобильный пастырь, заставив их прочесть молитвы: «Богородица» и «Отче Наш». Дети пошли утешенные и счастливые.

Матрена Андреевна передает еще следующий случай прозорливости пастыря. За Анну Григорьевну сватались 2 жениха Георгий и Александр. Спросили батюшку, за кого он благословит отдать ее. Батюшка ответил: «За Георгия не благословляю, жди Александра», но она не послушалась и вышла за Георгия. И что же! 5 лет прожила она с мужем очень плохо, потом, к довершению всех бед и ужасов, муж её покончил с собой самоубийством.

Одну её знакомую уговаривали идти к батюшке, но та отвечала: «Нам некогда, нам нужно дома сидеть, дела делать». Наконец, уговорили ее, она согласилась; отправилась; подходит к батюшке, он благословляет ее и говорит: «Дома больные ждут деточка», повторяя её собственные слова о необходимости сидеть дома.

Вот что сообщает нам семья Куманиных.

Это было во второй половине 19-го столетия. Мария Федоровна, дочь богатых помещиков Ярославской губернии, весело проводила свою девическую жизнь. При красоте и богатстве пользовалась она всеобщей любовью и похвалами. Светская, изнеженная, выхоленная родителями, она сияла на высоте светской пышности и славы. Светский баловень, она царила на увеселениях и балах, привлекала всех своей красотой и элегантностью, так что часто в первой паре открывала балы. Ей предстояла богатая счастливая жизнь, полная всевозможных утех и наслаждений. Большое состояние родителей давало возможность выбрать себе хорошего спутника жизни и вместе с ним проводить свои годы в полном довольстве и счастье. Но такая изнеженная жизнь, чуждая тревог и страданий, не воспитывала души; такая жизнь, полная всевозможных утех и удовольствий, могла бы совсем притупить сердце, сделать его неспособным для духовной, христианской жизни. Светская барышня, в разгар удач и блеска, являлась малым ребенком в духовной жизни не понимающим божественных красот, не сознающим необходимости духовных подвигов.

И вот милосердный Господь, по Своему неизреченному человеколюбию, дивно переосмыслил её жизнь, чтобы бедную душу, лишенную духовной отрады и умиления – страданиями умягчить и воспитать духовно и тем приблизить к Себе и сделать способною к восприятию иных наслаждений духовного, неземного свойства. Посватался за молоденькую красивую девушку-невесту богатый купчик. Согласие родителей было дано. Молодая чета поселилась в Москве, удивляя родных и знакомых своей красотой и богатством. Молодой муж, при всей любви к жене все-таки не мог сдержать своей буйной удали, разъезжал на богатых рысаках и постоянно присутствовал на скачках. Своей неудержимой молодью разгулом он удивлял Москву, щедро раскрывал свой бумажник на удовлетворение всевозможным прихотям и усладам. Первые годы проходили вполне счастливо и радостно; два огромных состояния, соединившись вместе, представляли настолько солидное обеспечение, что вполне можно было рассчитывать на его прочность и устойчивость. Муж преспокойно подходил к гостеприимной «конторке», захватывал из дел солидные суммы денег и тратил их в «свое удовольствие». Результаты такой неправильной жизни скоро сказалась.

Родился первенец мальчик. Родители вырастили его в полной роскоши и изнеженности. Приглядываясь к действованиям своего папаши, сынок счел за необходимость, как это всегда свойственно детям, подражать отцу. И вот, однажды, не просясь родителей, он преспокойно подобрался к соблазнительной «конторке» и, захватив нужную сумму денег, скрылся с нею, чтобы дать этим деньгам надлежащее употребление. Пропал сынок, достойное детище своего отца и своим внезапным исчезновением впервые понес великое страдание несчастной матери.

9 долгих мучительных месяцев не осушала несчастная Мария Федоровна своих глаз, 9 мучительных месяцев бросалась она туда и сюда, не зная куда направиться, к кому обратиться, чтобы отыскать пропавшего сына. Сколько тревог, мучительных бессонных ночей было пережито за это время – не пересказать невозможно.

Вот тут только пришлось узнать впервые, что не всегда жизнь скользит по гладкой, приятной поверхности, бывают иногда и рытвины, которые своим страшным, ухабистым толчкам, могут принести мучительное страдание для детей. Тут только впервые было понято, что нельзя беззаботно прозябать в пустых забавах, что есть Великая несокрушимая Сила, которая может мгновенно согнуть, принизить человека и с высоты воздвигнутых из твердынь богатства и величия – свергнуть – в пропасть горя и ничтожества. Познало Всемогущество Божие, стала ощущаться жажда благодатной немощи, душа начала искать выхода из своей тоски и томления. Куда бежать? К кому обратиться?

И, вот, истомленной, страдающей душе матери посчастливится облегчение.

Крестная её сына – Павлова, видя её горькую тоску и муку, посоветовала ей сходить в церковь «Нечаянной Радости», говоря, что там есть хороший священник, который утешит ее и укажет ей средство как «выпутаться из беды», – (до матери доходили слухи, что сын её попал в политическую шайку). Мария Федоровна пошла в указанную церковь, подошла к Батюшке за благословением и сказала ему о своем горе. Батюшка, благословил ее, прижал её руку к её сердцу и сказал: «Терпи, неси крест до гроба своей жизни». Мария Федоровна не удовлетворилась этими словами: она не услыхала ни совета, ни указания, что ей делать и куда обратиться, чтобы спасти пропавшего сына. Материнское сердце терзалось неудержимыми страданиями за своего сына, неизвестностью об его участи, изнывало в продолжительных тревогах. Каково было несчастной матери после такого довольства и после всеобщего баловства и похвал, переживать материнскую горесть об ужасной участи своего сына, каково было ей ежечасно, ежеминутно ждать роковой вести об его смерти или заточении! Это было так ужасно, непосильно, мучительно! Молиться и получать утешение глубиной горячо верующего сердца она еще была не способна, так, как лишена, была духовного воспитания и не могла всецело возложить свое упование на премудрость и благость Творца Промыслителя, все строящего к нашему благу и спасению, Творца, без воли Которого ни один волос не упадет с головы нашей. И вот бедная мать опять решилась обратиться к батюшке и стала дожидаться его на горке, причем горько и неудержимо плакала.

Любвеобильный и сострадательный пастырь не мог оттолкнуть такой скорби матери, – он ласково благословил ее и спросил: «Чего же ты плачешь»? Тогда Мария Федоровна как бы с укором замечает батюшке: «Что же вы мне ничего не сказали»? намекая ему, что она просила у него совета и указания, обращалась к нему с надеждой услышать про своего сына, но ничего не услыхала от пастыря.

Пастырь с великой лаской и любовью обращается к ней, вполне понимая, каково ей испытывать страдание матери по такой неизвестности, и говорит: «Как же я тебе ничего не сказал? Я тебе все сказал». Мария Федоровна, продолжая высказывать горе своей души, желает вызвать у пастыря больше сочувствие своей скорби и говорит: «Ведь мне его жалко, он у меня первенец»! Батюшка на это замечает ей: «Какая же ты была бы мать, если бы тебе не было жалко своего детища»? (это было около Спасских ворот). Потом оборачивается на церковь «Нечаянной Радости», говорит: «Ходи почаще сюда; тебе здесь будет полегче» и уезжает.

Однакоже сын не возвращается... Мария Федоровна идет опять к батюшке и становится на исповедь. Батюшка вскоре же берет ее исповедовать, ласкает ее, слегка сжимает её голову и, говоря: «Много ты страдала; всего не упомнишь; голова слабая, ветер подул, все и пропало», намекая, что еще долго житейский ветер будет колыхать ее по светскому течению и не даст ей плыть правильным путем к блаженной, духовной пристани.

И вот радость! Вскоре же появляется её сынок целым и невредимым!

На радостях опять все забывается: и храм «Нечаянной Радости», и добрый, ласковый пастырь, и исповедь, и молитва. Жизнь опять полетела потоком неудержимых радостей и удовольствий. Блеск, богатство, театры, балы – все это опять стало сменяться веселой, пестрой чредой, друг перед другом, услужливо, тешить душу и катать ее по скользкому, опасному пути житейской суеты.

Пошли дети – девочки, которые своим милым лепетом детскими шалостями еще более доставляли развлечения. Тут совсем некогда было думать о духовном, молитвенно углубляться и сосредоточиваться. Где тут ходить в церковь, когда так много хлопот и домашней суеты? Где тут думать о храме и молитве, когда надо наряжать маленьких, живых куколок, украшать их изящные фигурки целыми воланами кружев и лент; богатство не дает духовной свободы: оно само стремится к господству над человеком, властно обвивает тонкими, цепкими нитями свою жертву, не выпуская ее из своего опасного, одуряющего плена. Где тут молиться, когда разгульный муж. Дав волю своему пылкому темпераменту, весь дом поднимает на ноги своими причудливыми затеями? Любитель охоты, он завел хорошую псарню и постоянно, то на скачках, то на охоте, волновал молодую жену страхом за его жизнь и безопасность. Стрелой примчится, он, бывало, к дому на измученных, разгоряченных скакунах и, посетив «конторку», снова мчится удовлетворять молодым порывам.

Забыт ласковый батюшка, забыт его наказ бывать в церкви «Нечаянной Радости». Так быстро пролетают 10 лет.

Но всему приходит конец.

Кончилось ровное неудержимое веселье, кончилась пора свободы и радостей. Непрошеная страшная гостья – болезнь вдруг вкралась в богатую семью, разом похитив счастье и веселье.

Беспрерывный гул светских, шумных увеселений, охота, поездки – все это пошатнуло здоровье Виктора Климентьевича Куманина. Из крепкого, бурного, неудержимого наездника, он быстро стал превращаться в слабого, бессильного больного человека. Скоротечная чахотка с водянкой незаметно подкрались к нему и начали подтачивать, когда то могучий организм, как бы всецело приспособленный к неустанному движению и скаканью.

Прежний силач, искусный охотник, стал быстро превращаться в хилого страдальца.

Вполне погрязнув в житейской суете и эгоизме, он совершенно был незнаком с требованиями духа, ибо давно уже вычеркнул духовные принципы из своего разума и совести. Господь с Его всеблагим промыслом был далек от понимания этого человека, который уже 4 года не говел до периода своей болезни. Даже детей он воспитывал по своему ложному шаблону и не пускал их в церковь, так что мать, понимая, как необходима малым деткам всеспасительная благодать храма Божьего, бывало, украдкой водила их туда.

Так прожита жизнь, неправильная будоражная, неразумная мало годов протекла она, но зато, сколько денег, богатства унесла она её собой, сколько пережито ненужных, глупых и даже греховных тревог, хлопот и волнений!

Молодая жена, понимая опасности состояния своего мужа, видя, что он может потонуть в своей духовной окаменелости, вдали от Господа, он Его благости и всепрощения, – начинает уговаривать мужа поговеть; тихонько, исподволь, любяще старается она вразумить его, давая ему понять, что, в случае своей нераскаянности, он может получить вечное осуждение. Но очерствелый Куманин не хочет и слышать о таком незнакомом ему духовном врачевстве; он резко обрывает жену словами: «Когда умирать буду, успею, тогда все и справлю», отдаляя от себя самую мысль о скором расставании с жизнью, ибо онемевшее сердце человека, само по себе не может придти к свету и покаянию. Нужна высшая спасительная благодать, которая могла бы расплавить ледяную оболочку развращенной дуги и благостно зажечь в ней лучезарный светоч горячей веры к любви к Господу.

Пожалел милосердый Господь бедную душу. Он восхотел ее освятить, убелить, украсить всеми радостями блаженного покаяния и примирения, чтобы душа в чистоте и блеске могла предстать к Господу и своим хотя малым, но всецелым, искренним покаянием получить награду помилования.

Мария Федоровна идет к своим хорошим знакомым Леоновым посоветоваться, что ей делать. Леоновы посылают ее в церковь «Нечаянной Радости» говоря, что в Москве есть один великий молитвенник; к нему и надо обратиться – он поможет.

Но Мария Федоровна не решается идти туда, говоря, что она прежде уже бывала у того батюшки, но теперь он не примет ее, так как она не исполнила его наказа и 10 лет не ходила в ту церковь. Леоновы, однако, настаивают, чтобы она непременно сходила. Послушалась она; пошла к батюшке; подходит к нему и говорит: «Батюшка у меня муж больной, 4 детей, не знаю, что и делать, дела упадают». А батюшка ей на это замечает: «Муж больной, он не сейчас болен, он уже 4 года больной¹ – показывая ей, что он 4 года лишал себя благодати и тем заслужил праведный гнев Божий, – «А я тебя первый раз вижу. Где ты раньше была? Ты не могла нажить больного мужа и 4 детей». – Этим он упрекал ее за то, что она не послушалась его и не ходила молиться сюда, в храм «Нечаянной Радости».

Описанная беседа происходила в ноябре. Перед днем Ангела её мужа; на другой день пошла Мария Федоровна опять к батюшке и стала просить его, чтобы он помолился за её мужа и привел бы его к себе на исповедь. Батюшка сказал ей: «Пойди, приведи твоего мужа, скажи, что я велю ему придти ко мне».

Смущенная Мария Федоровна недоумевает, как ей привести своего мужа, когда он так резко отклонял все её просьбы и убеждения.

Однакоже, она решается передать мужу приказ батюшки, вполне уверенная, что упорная окаменелая натура мужа не откликнется на такой нежелательный для себя наказ. Каково же было её изумление, когда она видит, что муж её, несмотря на все свое упорство и духовное отупение, как бы против своей воле, под действием чего-то высшего требовательного приказа, соглашается идти к батюшке. С большим трудом, с большим неудовольствием, с ропотом, – однако, идет, так как не смеете ослушаться этого высшего веления.

Но враг не хочет так скоро выпустить из рук заманчивую жертву. Как! Он так долго и тщательно трудился над ней, и вдруг потерять ее, отдать на посмеяние себе, для торжества добра и правды. Нет! надо придержать ее и попытаться остановить на пути греха и падения. И вот на пути к батюшке, больной преспокойно принимается за папиросы, начинает курить, как бы ограждая тем себя от возможности приступить к Пребожественной Святейшей Чаше Христовой. Но пастырь – верный духовный страж, целитель испорченных, погибающих душ – силой своей любви и благодати любяще принимает к себе несчастного, духовно и телесно страждущего человека и так обильно озаряет его лучам света и небесной благодати, что сразу вырывает из пропасти греха и падения и возрождает духовно. Кто бы мог подумать, что этот циник-человек, столько лет, закоптевший в светском чаду, непрестанных, неудержимых скачках и весельях – сразу смог воспринять благодатную силу раскаяния и просветления, порвать все с прежней пошлостью и суетой?! Кто бы мог подумать, что этот кремень-человек, привыкший укрощать буйных, необузданных лошадей, закаленный, властный, неукротимый – зарыдал, как малое беспомощное дитя, только при первых благодатных словах пастырской любви и ласки

Да! он рыдал самыми неудержимыми, самыми искренними рыданиями сокрушения и раскаяния, полнейшего сознания своей греховности, сожаления о глупо и бесцельно проведенной жизни!

Здесь он впервые понял весь ужас своего греховного провождения времени, весь ужас своей погони за призрачным миражем счастья!!

Вот как совершился этот благодатный, спасительный переворот. Пришел Куманин в храм и остановился вместе с женой ожидать батюшку. Приезжает батюшка, подходить к нему, торжественно берет его за руку, ведет в церковь и говорит: «Виктор победитель, иди врага побеждать». Эти слова разом воспламенили совсем уже потухающую в человеке искорку Божью, зажгли все существо его таким теплом и духовной отрадой, что сухой бесчувственный человек сразу ожил и воскрес. Да, он воскрес от своего ужасного, загрубелого состояния – духовной смерти, ни сразу сбросил многолетнее, тяжкое, давящее бремя неверия и, зарыдав на всю церковь неудержимыми спасительными воплями, тем дал понять всем, какой в церкви был великий пастырь, одним только своим словом могущий сразу погасить многолетнее пламя разных пороков и заблуждений. Воскресла душа, сбросив неверие и облеклась в чистую одежду живой, горячей веры спасительного смирения и сокрушения. Батюшка берет его на исповедь, удостаивает Святого Приобщения, потом, подведя его к взволнованной, растроганной жене, говорит: «представляю вам его молодцом; он у нас сразу помолодел; я его постараюсь на тепленькое местечко устроить». Эти слова батюшки невольно заставляют призадуматься Марию Федоровну. Как это на «тепленькое местечко»? а торговля? а дела? Неужели все надо бросить и получить какое-то новое «тепленькое местечко». Загадочные слова вскоре же объяснились. Батюшка давал понять ей, что супруг её близок к смерти и должен готовиться к отходу в вечность.

Приобщившись святых Таин, озаренный пастырской благодатью, Виктор Климентьевич, счел за необходимое также детей своих привести к пастырю и наделить их духовною пищею приобщения святых Тайн.

На другой же день они с женой забирают всех своих деток и идут к батюшке.

И так, вся семья по молитвам великого пастыря возвращается в лоно спасительной церкви Христовой и делается ревностной исполнительницей батюшкиных советов и наставлений.

«Какие большие», нежно ласкает добрый пастырь маленьких девочек, отечески радостно принимая их под свою ласку и охрану.

Год проходит быстро, незаметно. Сам Куманин 4 раза приобщается у батюшки и, все более и боле озаряясь спасительной благодатью, с полной надеждой на милосердие Божье мало-помалу приготовляется к отходу в вечность.

Наконец, подходит роковая минута. Укрощенный, смягченный, озаренный он все больше и более слабеет, тает; наконец силы изменяют ему, он уже не может ходить в церковь и остается в постели. Чувствуя приближение смерти, Куманин приглашает к себе на дом священника, 2 раза приобщается на дому святых Таин, после чего выражает желание пособороваться и тихо умирает в вере и глубоком христианском смирении.

Остается молодая неопытная вдова и 5 детей. Что ей делать? Как жить? Состояние – большое, но как уберечь его? Как правильно жить при таком шатком положении? Продолжать торговлю невозможно; нет достаточного умения и опытности, на такое трудное, многосложное дело. На беду, единственная надежда матерю – её жеребец сынок задумывает жениться, оставляя мать на произвол судьбы, без охраны и подмоги. Что тут делать? Опять обращается Мария Федоровна к батюшке и говорит: «Сын женится». Батюшка замечает ей: «Забудь его, как будто его и нет. Я тебе в нем не помогу». Действительно, сын женился, стал жить очень хорошо, завел свое собственное дело, но о матери совсем не стал заботиться, ничем не утешал ее и не помогал ей. Сторожевой мужа, Мария Федоровна на другое утро вместе с детьми пошла в Собор. Подошли дети к Кресту; батюшка их всех сгруппировал около себя и, обращаясь к стоявшей тут княжне Шаховской сказал: «Вот, мои сиротки» и, прижав свой наперсный крест к сердцу, промолвил: «Он у меня здесь». С этого дня батюшка взял их всех на свое полнейшее попечение, под свой пастырский покров. Чтобы из светских изнеженных натур сделать людей пригодных к правильной, христианской трудовой жизни, необходима была ломка. Нужно было сначала закалить терпение, развить чувство упования на Господа, смиренное сознание своего ничтожества и слабосилия.

И вот пастырь принялся за великое, славное дело: он прогонял душевное расслабление, нерадение, удалял многолетнюю пыль ненужных суетливых хлопот о внешнем лоске и украшениях, а вместо сего насаждал постепенным, медленным, зорким уходом – ростки веры, добра и сердечности. Он шлифовал молодую натуру матери, непривыкшую к надлежащему духовному режиму, обильно освящая ее благодатью Святого Духа. Он также выращивал, нежил и украшал малые хрупкие цветочки – деток, согревая их лучами ласк и любви.

Он не был для них только пастырем, нет, он вполне заменил им самого нежного, любящего отца, стараясь усладить горечь их тяжелого положения. Горе постепенно забывалось. Радостными птичками детки летели в Собор, излучая от пастыря благодатное освящение в святом, божественном Таинстве.

Легко казать, 4 девочки были на полном попечении батюшки; надо было их правильно развить, умудрить, твердо насадить в них семена правды, нравственности и благочестия.

И вот 4 неоперившихся птенчика порхают и веселятся около своего ненаглядного батюшки, вполне счастливые и довольные.

На 9-й день после смерти отца подходит старшая девочка Оля за всенощной к Евангелию; батюшка благословляет ее и говорит: «Ну, что деточка, отца похоронили»? «Да, похоронили», отвечает девочка. Тогда батюшка осеняет себя знамением Креста и произносит: «Ну, и, слава Богу», давая ей понять, что он радуется, что ему удалось спасти отца и привести его к Господу, хотя при конце его жизни.

Мария Федоровна с детьми постоянно ходила к батюшке на его службы, во всем слушалась его советов; без благословении батюшки ничего не предпринималось.

Предстоял трудный, важный вопрос, как жить, что предпринять? Были еще деньги, было еще много драгоценных вещей, но надолго ли устоит все это при шатком неопытном положении вдовы, надолго ли хватит сбережений, если они неудержимо потекут на то, чтобы жить и кормиться. Торговля кончилась, доходы прекратились, а расходы быстро стали истощать запасные деньги и вещи. Мария Федоровна обращается к батюшке и говорит: «Как мне теперь жить, ведь у меня и имение есть и дом». Батюшка берет ее за руку, выводит на середину храма, против Царских врат, подымает взор кверху и произносит: «У тебя там есть, а здесь ни в Москве, ни в Ярославле нет ничего».

Не зная на что решиться, Мария Федоровна, наконец, просит у батюшки позволения уехать с детьми в Ярославль, говоря, что она сможет там прожить безбедно в имении, но батюшка, обращаясь ко всем девочкам, возражает: «Мне вас жалко, я вас от себя не отпущу», так что Мария Федоровна должна была остаться в Москве. В другой раз батюшка, благословляя Марию Федоровну, указывает ей на детей её и произносить: «Какой у тебя сад, какие розы, дети твои – стена каменная, я утешаюсь ими».

И вот начинается новая тяжелая жизнь. Мало по малу распродается обстановка; ценные, дорогие вещи распродаются за бесценок; появляются хитрые людишки, пользующиеся затруднительным положением семьи, дешево скупающие золото, драгоценности и наконец, мало-помалу разоряют семью...

Вещи утекают, а детки не перестают просить правильного питания. Несчастная вдова с ужасом думает о будущем, и дрожит за дальнейшее существование: 4 малюток и никого из родных на подмогу и подкрепление!.. При такой безвыходности положения, она даже решается младшую дочку поместить в приют и просить у батюшки на это благословения. Но батюшка строго вразумляем ее: «Как тебе не стыдно, неужели у тебя не хватит на нее 10 коп.?»

Батюшка ревностно оберегал их от посторонних, пагубных знакомств, тем более что девочки быстро росли. Посему пастырь потребовал от Марии Федоровны, ни с жильцами не жить, и ни в жильцах, а жить только одной семьей. Приходилось снимать самые маленькие квартирки, где-нибудь на чердаке, в холоде, в сырости, в убожестве. Дорогой неоцененный пастырь, несмотря на весь ужас такого помещения, не гнушался посещать. Как яркое солнышко появлялся он в малом убогом жилище, надолго озаряя его лучами своей отеческой заботливости, надолго вселяя в сердца бедных деток – радость и счастье. Не гнушались слабые, болезненные ноги великого труженика-пастыря восходить по спиральным шатким лестницам, в маленькую каморку к бедным, всеми покинутым людям. Дорогой неоцененный батюшка с великой лаской и заботливостью посещал семью.

Он понимал, что избалованную натуру вдовы, мало знакомую с дивными всесильными проявлениями Божьего Промысла надо было перевоспитывать и перерабатывать.

Нужно было горьким опытом показать ей её ничтожество без Бога, нужно было заставить ее воочию убедиться, как все земное суетно, тленно, чтобы, познав эту истину, она бы сознательно, с полною верою и любовью направилась к Единому Исходнику, вечному, прекрасному, всесильному, неизменному.

И вот бывшая, гордая богачка, привыкшая повелевать и властвовать, доходит до положения бедной, униженной, обездоленной женщины, не имеющей по временам даже куска хлеба. Можно понять, что испытывала несчастная вдова, видя голодающими своих малых деток; как терзалась её душа в тщетном желании выпутаться из такой ужасной нужды. Чтобы сколько-нибудь утолить голод детей, она решается ходить в дешевую столовую, где за 5 коп. получает жалкую похлебку, но и это кушанье кажется лакомым и сытным... Почему же пастырь, при всей своей любви и щедрости, допускает семью до такой бедности? Стоило бы ему молвить словечко, десятки услужливых рук с радостью бы, из-за благоговения и любви к нему, протянулись бы с обильной помощью этой женщине, – почему же пастырь, при всем своем сострадания и жалости к людям, смог на много лет так сдерживать себя, замкнуться в пределы умеренности и расчетливости?!

Так надо было великому, чудному воспитателю! Так надо было для блага и счастья этой семьи!

Долгими, мучительными лишениями, душевными и телесными страданиями он прекрасно пересоздал натуры матери и детей. Окунув их в холодные волны горькой бедности и болезни, он чрез это умягчил, убелил и очистил их от сорных порошинок житейской суеты. Пройдя сквозь ужасный «туннель» безвыходной нужды и лишений, они научились сознательно наслаждаться красотами Божьего мира и познали всем сердцем, всей верой, всей любовью Того, Кто Един, управляет всеми нашими богатствами, достатками, силами и здоровьем.

Это то и нужно было великому пастырю, этого то и добивался он многолетней трудной выправкой и блистательно осуществил свою задачу.

Но вот подросли девочки, надо было придумать им дело, чтобы они разумно употребляли свое время на труды, а не на пустяки.

Найдено было и занятие – завертывание конфеток; прислана была и особа, которая могла бы научать их этому. Чтобы совсем сломать гордость, было придумано такое трудное унизительное дело.

Тяжело было девушкам, особенно сначала, так как приходилось носить большие тяжести на далекое расстояние; и в холод, и в ветер, и слякоть, шли они, неся на себе тяжелые мешки, (до 3-х пудов в день переносилось туда и обратно). А сколько приходилось переносить колкостей, насмешек, унижений от грубых, надменных торговцев и распущенных приказчиков!

Сколько тревожных бессонных ночей проведено было за тяжелой работой, при всевозможных недостатках, бедности и неудобств помещения.

Часто несносная сырость смачивала леденец и патоку, жидкая масса слипала пальцы, подводя в сильное волнение и недоумение юных конфетчиц, ибо требовалось быстрое и аккуратное исполнение; замедление наказывалось строгими выговорами и бранью.

Пастырь не давал в обиду своих сироток, строго осаждая резкую требовательность заказчиков, пригибая их своим властным пастырским жезлом. Стараясь приучить девушек к правильному труду, он в то же время отечески жалел и часто нежно ласкал их, как своих бедных, беспомощных деток, понимая, что служение его в храм, мешало правильности их работы, так как сиротки бежали к батюшке, но смотря на обидчивые колкие замечания своих заказчиков. Они бежали к батюшке, так как не могли не присутствовать за его благодатными службами. Тяжелый, физический труд воспитывал, развивал, и удерживал от суеты. Плечи болели и ныли от тяжелых грузов. Легко сказать, приходилось пepeнести за день пешком до 8-х пудов конфет; притом такая массивная ноша конфузила молодых девушек; часто, в великом смущении, перебегали они с тротуара на тротуар, чтобы избежать встречи со знакомыми.

Одна из девиц Александра Викторовна, под влиянием такого тяжкого гнета, решилась расстаться с семьей и уехать к брату, который жил в должном довольстве. Она стала собирать нужные вещи и, не просясь, батюшки, готовиться к отъезду. Но пастырь понимал всю нецелесообразность подобной поездки и во время остановил её намерение: вдруг она заболела и слегла в постель. Болезнь была такая изнурительная, что полтора месяца продержала ее дома. Когда же она встала, поправилась и пошла в Собор, то батюшка, увидав ее, сказал: «Дай-ка мне твоё ушко, я тебе сережки надену», а сам в это время потрепал ее за уши, давая ей понять, что ее нужно наказать за провинность и прибавил: «Если бы я тебя не уложил, ты бы от нас уехала, а я не хотел тебя пускать». После этого все с любопытством стали обращаться к ней, прося показать, какие сережки надел ей батюшка, так как не поняли великого смысла батюшкиных слов.

Девушки продолжали трудиться, сколько могли, зарабатывали на свое пропитание.

Начиная свой великий славный подвиг перевоспитания, батюшка сказал: «Я многое хотел бы из вас сделать; не знаю, удастся ли мне». Когда же окончилась великая пастырская наука, он радостно воскликнул, обращаясь ко всем девушкам (это было уже на дому): «Деточки, я закрываю глаза спокойно, вы у меня воспитаны, выучены, образованы. Помните, что мы пережили? Мы делили 1 фунт хлеба на пятерых».

Да, много потрудился великий пастырь над этой семьей, много тяжелых забот стоило ему поднять на ноги 4-х девушек, воспитать их духовно, высоконравственно. Он единственно сам оказывал им материальную помощь, не допускал других вмешиваться в их семейные дела. Так, например, когда одна дама любяще предложила батюшке свое желание помогать им, то батюшка строго отклонил это, сказав: «Не надо, он сам». Он не желал также, чтобы они обращались к другим пастырям за советами и указаниями, зная, что духовная жизнь требует правильного, точного руководства и не допускает разносторонних вмешательств.

Понимая, как трудно Марии Федоровне переносить тяжелые домашние работы, он ласкал ее и говорил: «Деточка, как ты у меня унизилась! Бедная, сама носит дрова, после такой жизни» и потом озарял ее надеждой на лучшее будущее и произносил: «Я все силы употреблю, чтобы вывевести вас из такого положения».

Бедность, лишения и убожество – все скрашивалось великим утешениями пастыря, который для полноты их счастья несколько раз приезжал в их убогую лачужку, беседуя с ними, как небесный посланник.

Случилось однажды, что в ночь перед приездом батюшки Саша Куманина чисто на чисто вымыла пол в комнате и лестницу. Приехал батюшка, обласкал сироток, долго беседовал со всеми; потом, уезжая, сказал: «Ах, что же это я не похвалил Саню, ведь, это она мне вымыла пол, умница как хорошо». Вот как батюшка с любовью следил за всем; даже малое дело для себя он не оставлял без внимания и ласки.

Последний раз он был у них в период своего заболевания глазами. Он начал ходить по комнате, ощупывать стены и сказал: «А где же у вас еще комнаты? Где вы спите? Где кушаете»? Давая понять, что жизнь их изменится к лучшему, что у них будет более просторное помещение.

Действительно, бедственное, несчастное положение кончается, дочери все выходят на дорогу, становясь самостоятельными труженицами, помощницами матери. Старшая дочь определяется на место и берет к себе мать, другая дочь поступает компаньонкой

в богатый дом, третья – учительницей рукоделия и вскоре выходит замуж за студента, который, став учителем начал помогать вдове. Младшая дочь выдерживает экзамен на домашнюю учительницу, тоже определяя себя на самостоятельную трудовую деятельность.

Окончилась трудная школа жизни. Неоцененный пастырь успокоился на лаврах своего славного дела, семья спасена от бедствия, безнравственности. Она поставлена на правильную, прекрасную, безбедную дорогу. Перенесено ужасное, тяжкое горе, и семья поняла, что жизнь – это не шутка, а серьезная вещь. Не отойдет уже опечаленным бедняк от этих людей, чужое горе не будет отброшено ими, как до них не относящееся.

Но не одни только лишения и недостатки выпадали на долю этих людей, но и опасные болезни, на которые, однакоже, благодатный пастырь быстро накладывал свое целебное вето. Так, у Марии Федоровны были сильные боли в желудке, батюшка присылал своих лекарств. И сам он приезжал в их маленькую квартирку; боли утихали и уже не смели заявлять своих прав. Вообще, Мария Федоровна была очень слабой и болезненной. Однажды у ней опасно заболело горло. Дети поздно вечером пошли к батюшке, батюшка велел им обратиться к доктору и обещал на завтра сам приехать к ним. Действительно, на другой день батюшка приехал, привез образок Иверской Божией Матери и сказал: «Эта болезнь не к смерти, а к славе Божией». Оказалось, что у Марии Федоровны был сильный дифтерит, но по молитвам дорогого пастыря он разом пресекся, и больная быстро поправилась.

Кроме того еще Мария Федоровна 8 года сильно болела гнойным воспалением почек. Доктор сказал, что все кончено, надежды нет никакой; предписаны были лекарства, которые надо было методично давать больной. Больная очень сокрушалась, что ей совсем не приходится помолиться и приобщиться Святых Тайн, так как доктора требовали заботливого ухода за больной и не допускали духовного врачевства. Однажды, в сильном сокрушении, что не приходиться поговеть Мария Федоровна видит во сне батюшку, который сам составляет ей лекарства, а около него профессор Мамонов. Батюшка говорит: «Будем и молиться и лечиться». Действительно, больной становится легче; является возможность пригласить на дом приходского священника; она несколько раз приобщается Святых Таин и по молитвам дорогого батюшки скоро становится здоровой.

У Ольги Викторовны от тяжелого подъема конфет сделалась внутренняя болезнь; пришла она к батюшке. Он ей несколько раз провел рукой по спине, после чего у ней все вскоре же прошло.

Был у ней сильный ревматизм; ноги тряслись и совсем отказывались служить, так что приходилось ходить на костылях. Пришла она раз в собор, насилу стонет, ноги подкашиваются, боится, что упадет. Проходит батюшка, становится своими ногами на её ноги, и вдруг ноги сразу выпрямились, как бы под действием электрического тока и встали на свое место. Она уже свободно могла идти из Собора, легко «одолела большой конец» на Земляной Вал, к Высокому мосту, тогда как прежде ей трудно было пройти и незначительные расстояния.

Рассказывает она еще о следующих случаях прозорливости пастыря. Приходилось ей часто работать до поздней ночи. От утомления она иногда засыпала над работой, но, так как требовалась аккуратность в доставке конфет, то мать сердилась на нее, упрекая ее за небрежность. Тогда она, в пылу раздражения, однажды, воскликнула, указывая на сестер: «Они тебе родные дочери, а я точно падчерица тебе». Требовательное отношение мамы сильно взволновало и встревожило дочь. Пошла она в Собор к батюшке; подходит к нему, а батюшка особенно начинает ласкать, утешать ее и говорит: «Это моя дочка», потом обращаясь к матери и сестрам прибавляет: «Это её родные дочки, а ты падчерица».

Саша Куманина убеждала раз с вечера свою сестру Олю сказать батюшке про нее на исповеди и попросить и ее взять исповедовать. Оля соглашается и говорит: «Хорошо, скажу батюшке: Анютка просит вас и ее взять на исповедь». Тогда Саша обижается на нее и говорит: «К чему это Сашенька, скажи Санечка». Однакоже Оля продолжает настаивать на своем.

Пришли они на другой день в храм, батюшка взял Олю исповедовать, но та совсем и забыла попросить за сестру. Та, узнав об этом, начинает упрекать ее, вдруг батюшка отворяет дверку из придела, где он исповедовал и говорит: «Кого же теперь взять? Анютку разве? Анютка, иди сюда», – копирует он слова старшей сестры, приводя обеих в трепет и недоумение.

Слыша такое непонятливое для других прозвище, Саша Куманина конфузится окружающих, а прозорливец-пастырь, вновь выказав великое провидение человеческих слов и мышлений, спокойно продолжает свою исповедь.

Можно ли было не благоговеть и не умиляться перед таким дивным пастырем! Возможно, ли было не трепетать и не преклоняться перед каждым его словом и действием. Все у него было полно глубокого смысла и значения, все было направлено им к благу и спасению вверенных ему от Господа душ. Его глубокая, всесторонняя бдительность над их мыслями, чувствами и желаниями, взгляд его глубоко проникающих глаз, всякое его мимолетное слово и движение, – все озаряло людей верой и благодатью. Ольга Викторовна с ужасом вспоминает об одном своем тяжелом проступке, который был произведен ею в припадке исступления в ужасные дни переживаемой бедности. Как то батюшка долго не брал их на исповедь, а так как на исповеди он обыкновенно материально помогал им, то семье пришлось голодать. И вот, Ольга Викторовна, истомленная таким чувствительным лишением, подходит к портрету батюшки и, как бы вне себя, ударяет рукой по щеке его и говорит: «Ты сыт и не чувствуешь, что мы сидим и голодаем». Таким образом, перед изображением пастыря она изливает всю силу своего накопившегося ропота над тяжелой, гнетущей судьбиной. Что же! Идет она на другое утро в храм, стоит, дожидается батюшку.

Приезжает пастырь, подходит к ней, благословляет ее, гладит себя по той щеке, по которой она ударяла на портрет и говорит: «О как мне больно»! Благословив ее, он отходит, потом опять оборачивается, смотрит на нее и произносит: «А все-таки мне больно».

Можно понять, что пришлось перечувствовать сконфуженной Ольге Викторовне, можно понять, как горько пришлось ей раскаиваться в своем проступке. Нечто не ускользало от дальнозоркого ока пастыря; неустанное наблюдение его за своими детьми настолько было велико, дивно и всесторонне, что даже мысль теряется в этом величественности пространств его мудрости, любвиобилия и прозорливости.

Конечно, великая бы гибель ожидала семью, если бы не дивная помощь незабвенного пастыря. Так еще при жизни самого Куманина, одна их дальняя родственница, будучи одержима нечистым духом злобы, кричала: «Вам злые люди сделали, чтобы всю семью стереть с лица земли; если бы ни 3 слова отца Валентина, вы все погибли бы как капустные черви, а я боюсь ходить к нему, его глаза сожгли меня».

Вот как велик и дорог для всех был неоцененный пастырь, всех он любил, всех жалел, всех охранял, как и после своей блаженной кончины он никого не оставляет без помощи и утешения. Сама Мария Федоровна, слава Богу, живет теперь безбедно, спокойно с дочерьми и утешается на могилке батюшки, к которой она придает ее горячей любовью и благодарит его за то, что он из какой крайности и бедности вывел ее на хорошую жизнь, окружать дорогими любящими дочками, которые лелеют, берегут ее и окружают самыми тщательными, нежными заботами.

Младшая Куманина видела как то во сне батюшку. Будто бы он со старшей сестрой пришли на званый обед; батюшка сел за стол и посадил их с собой. Батюшка обратился к ней и спросил: «Ну, скажи, как вы поживаете? Она сообщает батюшке, что они живут теперь, слава Богу, хорошо, потому что им присылает деньги сестрин муж, а сестра Саня отдает матери все свое жалование. Тогда батюшка намекает им, что он сам заботится о них, и что они теперь живут, счастливо и спокойно благодаря его охране и попечению.

Вот сколько великих хлопот и забот стоила батюшке одна только семья. Каково же было ему оберегать тысяча разнородных и разнохарактерных семей! Каково ему было трудиться в отдельности над каждым членом семьи, наставлять, направлять, охранять, развивать!.. Каково было ему следить за их мыслями и чувствами? Все сглаживать, выравнивать и все держать в крепких надежных руках. Можно понять, сколько вынесет великий труженик, дни и ночи неустанно бодрствовавший среди своих обширных, часто тернистых и колючих пажитей! Все им было вспахано, удобрено, согрето, полито, взлелеяно. Красивая, плодовитая пшеница и теперь красуется своими полными, зрелыми колосниками, представляя обильную духовную жатву. Не все еще прожита великая жизнь незабвенного пастыря, она духовно возродила и спасла несметные тысячи человеческих жизней. Наделила их драгоценными сокровищами веры и любви его Господу, осчастливила их, из погибающих, жалких существ сделала достойных созданий Божьих, которые своими мыслями и чувствами восхваляют и прославляют Творца Вседержителя, вознося Ему горячую благодарность за Его неизреченные милости и благодеяния.

Анна Васильевна Щукина², бывшая Какорина, давно уже знавшая батюшку, привыкла высоко чтить его и благоговеть перед ним. Так как её мать и сестры ходили постоянно в церковь «Нечаянной Радости», на батюшкины службы, то и она не отставала от них, все больше и более поражаясь дивными случаями батюшкиной мудрости и прозорливости.

Будучи еще девочкой, она усердно принялась за молитву и горячим детским сердцем вся возносилась к Господу, прося Его не лишить её своей милостей и благодати.

Но такая высокая духовная жизнь требовала усиленной работы над собой, усиленной борьбы, а неукрепившийся организм склонялся к слабости, лености и покою. И вот, истомившись от тяжелой постоянной борьбы, она ослабела в своих духовных подвигах, стала поддаваться лености и нерадению. Но пастырь сейчас, же постарался вразумить ее и укрепить её ревность.

Приходит она в церковь, подходит к батюшке, а впереди неё стоит Мария Николаевна. Батюшка обращается к последней и говорит: «Лучше побеждать, чем быть побежденной». Мария Николаевна смотрит на батюшку с удивлением, ничего не понимая, но Анна Васильевна отлично понимает, кому это говорится. Этими немногими словами батюшка раскрывал ей зарождающуюся в ней леность и беспечность и внушил о необходимости усиленно работать над собой, бодрствовать на своем жизненном пути, чтобы увеличить его талант, а не зарыть его по нерадению в землю.

После сего началась уже более сознательная жизнь, усилились, подвиг и еще более возгорелась любовь и благодарность к пастырю за его великие труды и заботы. Горячо и искренна, полюбила Анна Васильевна батюшку, так что её горькими слезами уезжала в деревню, куда родители посылали ее по необходимости. Но и там дорогой пастырь не оставлял ее своим благодатно-отеческим попечением.

Однажды она долго плакала и тосковала, что нельзя присутствовать за его службами, – вдруг видит наяву батюшку. Он прошел мимо неё в зеленой ризе с крестами, в то время, когда она стояла на молитве...

Это было так ясно и дивно, что она была потрясена до глубины души. Сердце сразу наполнилось великим счастьем и радостью.

Вот что делал батюшка! Вот какие чудные утешения посылал он духовным детям, он явился наяву для полноты и глубины впечатления, он явился, в ризе с крестами, чтобы было ясно, что это явление благодатное, а не какое-нибудь прозрачное «искушение». О, как ожила и утешилась Анна Васильевна в своей глуши, какую горячую благодарность к Господу возлила она из своего умиленного, глубоко потрясенного сердца за такие неизреченные малости Божьей рабе.

Случилось Анне Васильевне другой раз быть в деревне. Она скучала там по батюшке, и он несколько раз являлся ей во сне и утешал ее; она написала своим родителям письмо, но про сны ничего не помянула. Подходит её сестра Варя к батюшке, а батюшка и говорит:

– Ну, что вам Анна там написала? Не пишет она, какие она сны видит»! Анна Васильевна при свидании с родителями рассказала, что, действительно, она видела замечательные сны, которыми дорогой пастырь старался утешить и успокоить ее.

С такой замкнутой духовной настроенностью девушки естественно готовили себя к скромной девической доле. Особенно сильна была эта мысль у Анны Васильевны.

Однакоже, Господу угодно было призвать ее к иной жизни, семейной, на более сложную, хлопотливую деятельность, со всеми её трудностями и скорбями.

Так угодно было Господу; об этом и возвестил сам пастырь.

Стоит однажды Анна Васильевна около святого Распятия в исповедальне (батюшка исповедовал в приделе Иоанна Крестителя), вдруг в исповедальню выходит из алтаря один молодой человек Владимир Васильевич Щукин. Батюшка отворяет дверцу в придел и, увидав его, сразу зовет к себе. Все это дивно устроилось – стоят женщины, вдруг входит мужчина, и батюшка берет его. Поисповедовав, он выводит его, потом снова вводит в придел и говорит. «Вот у Креста, стоит девица, смотри хорошенько на нее, она будет твоей невестой».

Это было сказано ему одному. Анна Васильевна еще ничего не знала об этом.

Владимир Васильевич даже и не думал о женитьбе. Узнав батюшку, он предался духовной жизни и думал всецело посвятить себя Господу, а потому был крайне изумлен и взволнован.

Однакоже повеление пастыря было внушительно и нельзя было его ослушаться. Он стал с тех пор присматриваться к Анне Васильевне, так что весьма смущал ее своими странными испытующими взглядами.

Ничего не понимая, она неприятно поражалась такой нескромностью Владимира Васильевича, стыдливо опуская свои взоры под его упорными, продолжительными взглядами.

Дело тянулось долго, батюшка велел только смотреть. И это странное, молчаливое смотрение неприятно волновало девушку, не знавшую, что это делалось по воле пастыря. Прошел год, срок кончился. Анна Васильевна пошла в деревне, батюшка велел маме её, Марии Петровне пригласить Владимира Васильевича на чашку чаю и разъяснить все дело.

Приезжает Анна Васильевна и ей уже объявляют, что она сосватана. Нечего, не понимая, идет она к батюшке и просит разъяснить свое недоумение.

Видя её недовольный, взволнованный вид, батюшка строго возвещает: «Если не хочешь, не нравится, то и не надо».

Но тон, каким сказаны эти слова, показывают Анне Васильевне, что батюшка гневается на нее, так как она хочет ослушаться его распоряжения.

Но разве мог, кто устоять перед гневом батюшки, разве мог кто, при великой горячей благодарности к нему – причинить ему и малейшее огорчение?!

Нет! всякий все готов был исполнить, лишь бы только успокоить дорогого пастыря, вызвать на его ясном лице радостную улыбку, а не скорбь или горе.

Видя такое неудовольствие батюшки, Анна Васильевна поспешила возвестить ему, что она готова исполнить все, что только угодно будет ему приказать ей.

Тогда пастырю, строгий исполнитель Божьей воли, ласково благословляет девушку и говорит, что она должна выйти замуж за Владимира Васильевича и, что он сам в среду приедет к ним на благословение.

И вот, напутствование высшей пастырской благодатью, жених и невеста вступают в брак, покоряясь воле Божией и благодаря пастырю, что он помог им исполнить его. Начинается семейная жизнь, правда, бедная, полная лишений, нужды, но освященная пастырскими молитвами, ласкам, попечением.

Появляются детки, требуются расходы, заботы, муж с утра до ночи трудится, не разгибая спины, и, любящий, нежный, покоит и бережет свою жену. Не видит она почти ни нужды, ни горя с ним, так как скудное жалование вознаграждается миром и тишиной, что скрашивает и услаждает семейную жизнь.

Идут годы, растут детки, приходится усиленнее трудиться. Наступает мятежная, страшная пора, когда тревожные буйные ищейки дерзкой вольной толпы рыскают по Москве, наводя ужас и панику на испуганных обитателей.

Приходится пешком проходить большие пространства из конца в конец города, среди волнующейся наглой толпы, которая, не зная удержу своим буйным порывам, громит встревоженную, смятенную столицу. Молодая жизнь, полная тревожных тяжелых толчков и потрясений не выдерживает такой постоянной усиленной пытки и надламливается, в своих лучших, энергичных годах под гнетом грозного крушительного недуга – чахотки.

Быстро разрушается организм, расшатанный, измученный, быстро приближается печальный конец, конец земного странствования.

Владимир Васильевич, охваченный тяжелой болезнью, однакоже, строго исполняет свою христианскую обязанность, часто приступает к Святым Таинам, но болезнь все больше и более крушит организм, усиленная кровь горлом не дает возможности принимать Святыню. Наконец, торжествующая смерть вступает в свои права и победоносно уносит новую жертву.

Умирающий не удостоился приобщиться Святых Таин при конце своей жизни, но он отошел в вечность с полной верой и горячей любовью к Господу и надеждой на Его милосердие.

Перед смертью он сделал крестное знамение и сказал: «Господи, прости все мои согрешения». Однакоже, Анна Васильевна сильно мучилась и сокрушалась, что её мужу не удалось пред смертью приобщиться, но дорогой пастырь и в этом утешил ее.

Когда её сестра Варя сообщила об этом батюшке, он произнес: «Скажешь ей, что муж её умер истинным христианином, я его сам перед смертью причащал». Когда умер Владимир Васильевич, денег никаких не осталось, не на что даже было схоронить его, но дивной помощью великого пастыря, все устроилось как нельзя лучше и усопшему было оказано должное погребение.

По совету батюшки, Владимир Васильевич не оставлял службы до самой своей смерти; поэтому по вдове и сиротах приняли участие высшие должностные лица (Гучков и др.) и вскоре же ее с детьми устроили в Боевскую богадельню, где она имела теплый приличный кров.

Отошел в вечность духовный сын батюшки, который был, действительно, истинным христианином, зато и батюшка никогда

не оставлял его своими пастырскими попечениями.

Пока не знал батюшки, он пил вино и курил табак, но, узнав великого праведника, сразу оставил свои греховные затеи: перестал пить и курить и весь предался молитве.

Ревность его к духовным подвигам была так велика и сильна, что он весь углублялся в горячую молитву и усердное чтение слова Божьего. Он постоянно читал Святое Евангелие. Однажды, во время чтения он склонился на святую книгу и заснул, вдруг почувствовал, что кто-то толкает его в руку, он в изумлении раскрывает глаза и видит перед собой человека в апостольском одеянии. Крайне пораженный этим видением, он мысленно задает себе вопрос: кто это? и вдруг слышит голос: «Яков, брат Божий».

Вот какого небесного явления удостоился Владимир Васильевич, – что достоверно передает нам его супруга, Значит, и в наш маловерующий век бывают небесные явления для озарения нас светом веры и благодати.

Умер у Анны Васильевны младенец (девочка Анна). И когда она сказала об этом батюшке, он заметил: «Птица с одним крылом не бывает, должны быть два крыла». Действительно, через некоторое время умирает и другой ребенок – мальчик Коля. Остаются ее 4 маленьких малюток. Как быть с этим? Чем кормить? Милосердый батюшка нежно печется о них, посылая им помощь и подкрепление.

Еще в начале своей супружеской жизни Анна Васильевна видела сон, который произвел на нее сильное впечатление. Она его не поняла, но впоследствии выяснился его глубокий смысл. Видела она, будто бы батюшка стоял на горе и раздавал куски белого хлеба. Подходит к нему её сестра Варя, батюшка дает ей большой кусок и говорит: «Она любит много, ей надо много», подходит Анна Васильевна, батюшка дает ей маленький кусочек; ей делается очень прискорбно. Тогда батюшка обращается к ней и говорит, отвечая на её мысли: «Я тогда тебе буду много давать, когда твоим детям нечего будет есть». Анна Васильевна задумалась над этими словами батюшки, но не могла понять их таинственного смысла; только после смерти мужа поняла она, что этим сказал ей пастырь и как исполнил свое предсказание. Исполняя свое обещание, дорогой хранитель батюшка, невидимо заботится о молодой вдове и её крошках детках, трое уже учатся, утешая мать своей детской любовью и лаской. Средств никаких нет, но все сыты, дети, обуты и все это, же святым молитвам дорогого своего пастыря, который и из райских селений, любяще охраняет их и утешает.

Анна Васильевна передает нам, что одна её знакомая старца во время своей молитвы за батюшку услыхала дивный голос: «Молись, молись за него, он блаженный и приснопоминамый». После такого величественного знамения эта старица понятно с величайшим страхом и трепетом подходила к праведнику, постоянно воздавая хвалу Господу, удостоившему ее быть под охраной и руководством такого великого молитвенника земли русской.

Передадим теперь рассказы одной духовной дочери батюшки, Прасковьи Михайловны Сотниковой³, которая тоже много лет имела счастье находиться под его пастырским наблюдением.

Прасковья Михайловна знала батюшку еще, когда он служил в церкви «Нечаянной Радости»; много великих радостей и утешений получала она тогда от него, многих великих явлений и знамений его благодатной мощи удостоилась она и много исцелений видела. Стоит она раз в церкви «Нечаянной Радости», видит простую деревенскую женщину в болезненном положении, подходит к ней и заговаривает. Женщина словоохотливо возвещает ей, что она ходила в клиники и другие больницы. Все доктора объявили, что ей нужно сделать операцию, иначе надо ждать печального исхода болезни, но она никак не может решиться на операцию, так как у ней 7 человек детей и ей жалко оставить их круглым сиротами.

И вот, по промыслу Божьему, на одном дворе с ней оказалась женщина, которая знала батюшку и ходила на его службы.

Узнав о её горестном положении, та посоветовала больной сходить к батюшке, попросить у него благословения и святых молитв, а для более надежного и успешного получения помощи от пастыря, она сама повела ее в церковь «Нечаянной Радости».

Больная, руководимая сострадательной соседкой, подошла к батюшке, он благословил ее и, не услыхав еще никакого заявления об опасном её болезненном положении, ласково сказал ей: «Бог милостив; деточка, не беспокойся, Бог милостив». Потом, уезжая, он еще раз крикнул ей из пролетки: «Не беспокойся, деточка. Бог милостив».

Эта слова слышала и шедшая около нее Прасковья Михайловна, которая невольно приняла в ней сострадательное участие. Через 5 дней она снова увидела её соседку и спросила: «Что с больной»? Та быстро перекрестилась и сказала: «Слава Тебе Господи; все благополучно, помучилась денька 2, а все-таки все, слава Богу, обошлось хорошо по батюшкиным святым молитвам». На 4О-й день бывшая больная приходила в церковь, батюшка торжественно давал молитву спасенному им ребенку и благословил мать, тоже чудом уцелевшую от несомненной опасности.

Прасковья Михайловна рассказывает еще, что родственница её Павлова тоже несколько раз была опасно больна. Прасковья Михайловна, видя её вновь прискорбное положение, посоветовала ей сходить к батюшке и получить его благословение. Павлова послушалась, пошла в церковь «Нечаянной Радости», подошла к батюшке; батюшка успокоил ее, велел пить святую воду и чаще причащаться Святых Таин. Вскоре после этого Господь дал ей живую дочку, которую она назвала Варварой

Когда Прасковья Михайловна приехала к батюшке благодарить его за полученную помощь, батюшка возвестил ей: «Скажи матери, что Варвара – невеста Христова прекрасная». Что будет из неё – неизвестно, но такие пастырские слова не пропадут даром, – теперь она уже взрослая девушка, продолжает хранить свою девственность и таким образом оправдывает великое проречение праведника.

Двоюродная сестра Прасковьи Михайловны, Екатерина Ивановна, решилась отдать старшую дочь свою Маню за учителя и послала Прасковью Михайловну съездить к батюшке и попросить его приехать к ним на благословение жениха и невесты, в воскресенье 28 декабря, так как к этому дню должны были собраться родные жениха. Прасковья Михайловна отправилась и передала батюшке о возложенном на нее поручении, но пастырь решительно объявил: «В воскресенье нельзя, не могу, а во вторник приеду». Пыталась Прасковья Михайловна переменить решение батюшки и в точности исполнить желание сестры, однакоже батюшка опять заявил: «В воскресенье нельзя, во вторник приеду». Делать было нечего, пришлось передать Екатерине Ивановне решение батюшки; та осталась этим очень недовольна и стала упрекать Прасковью Михайловну: «Как это ты, Паша, так передала батюшке? Ты должна была непременно его просить на воскресенье, ведь, у нас условлено на этот день, и родные съедутся к воскресенью»! И вот в обиде за такое неточное исполнение своего поручения она обращается к мужу родной своей сестры – Ивану Ивановичу и просит его в точности исполнить её просьбу и пригласить батюшку на воскресенье.

Тот, как более смелый и решительный, прямо входит в алтарь и передает батюшке желание Екатерины Ивановны.

Но батюшка даже и не слушает его, а резко перебивает: «Я уже сказал Прасковье Михайловне, что в воскресенье нельзя, а во вторник приеду».

Что тут оставалось делать? – покориться решению пастыря и отложить благословение на 2 дня.

Что же случилось! Екатерина Ивановна в пятницу, на другой день Рождества, внезапно скончалась от удара, так что в воскресенье пришлось уже хоронить ее, вот, что означали дивные слова пастыря: «в воскресенье не могу, нельзя»... Тут только все поняли, почему день благословения должен быть отложен, поняли и в благоговейном изумлении преклонились перед великим прозорливцем.

Думали даже отложить благословение на более продолжительный срок, так как дети все были слишком потрясены таким ужасным, тяжким ударом, но великий пастырь, приехав на панихиду, горячо ласкал и утешал несчастных сироток и, устроив их под надежную охрану их родных, тем дал им возможность избавиться от гнетущей тяжелой нужды и безвыходного положения.

Когда обратились к батюшке за советом, на счет благословения, он, опросив жениха, твердо объявил всем, что благословение должно быть совершено вскоре, так как этого желала усопшая, а потому, как назначал раньше, так и приехал во вторник, благословил молодую чету и освятил их своей пастырской благодатью.

Случилось великое горе в семье Прасковьи Михайловны. Отец её Михаил Николаевич обанкротился и лишился всего своего состояния.

Квартира со всеми находящимися в ней вещами должна была отойти во владение его племянника, который выказал великую жестокость к дяде и немилосердно стал увозить вещи.

Каково было несчастному старику переносить такой тяжелый погром? Особенно он сокрушался о святой иконе Воскресения Христова – так как она была родительским благословением.

С великой, неописуемой тоской переносил он тяжкий удар и решился даже обратиться к новым владельцам с просьбой оставить, хотя одну только святую икону, но те и слышать об этом не хотели, говоря, что увезут решительно все из квартиры. Что тут оставалось делать! Одна надежда была на утешителя пастыря, всегда предотвращавшего всякие беды, скорби и напасти.

Отправилась Прасковья Михайловна к батюшке и рассказала о случившемся с ними тяжелом горе. Состояние отца так было невыносимо тяжко для неё, что она неудержимо плакала и рыдала, передавая батюшке о происшедшем. Пастырь ласково старался утешить ее и говорил: «Ну, что же так сокрушаешься?! Ведь Бог же с тобой остался»! Тогда Прасковья Михайловна объявила батюшке, что ей очень жаль своего папашу. Так как он переживает мучительные минуты, и что ему особенно тяжело лишиться святой иконы – родительского благословения.

Тогда батюшка быстро, заботливо спрашивает Прасковью

Михайловну: «А во имя кого икона»? Та сообщает батюшке, что святая икона в честь Воскресения Христова.

Батюшка решительно возражает Прасковье Михайловне: «Скажи папаше, что я ему икону оставлю». Прасковья Михайловна хорошенько не поняла, что батюшка говорит; ей слышится «доставлю» и она соображает, что батюшка, вероятно, даст какой-нибудь маленький образочек, но он не может заменить большой иконы Воскресения Христова. Батюшка, отойдя от неё, опять оборачивается и говорит: «Скажи Михаилу Николаевичу, что я икону оставлю». Это было до всенощной; после всенощной батюшка сел в пролетку; потом, отъезжая, приподнялся и громко, во всеуслышание, обращаясь к Прасковье Михайловне опять произнес: «Прасковья Михайловна, скажи Михаилу Николаевичу, что я икону оставлю».

Что же! приходит она домой, передает слова, батюшки, входят они в свою прежнюю квартиру и видят, что все вещи уже увезены, а святая икона каким-то чудом висит на стене, хотя лампада снята.

Михаил Николаевич с необыкновенным волнением и трепетом, пораженный таким дивным чудом милосердия Божьего, снимает святую икону и восклицает: «Я теперь счастливее всех» и бережно несет эту величайшую драгоценность в свою комнату. Теперь уже кончено, они оставили, он больше ни за что не отдаст иконы и не расстанется с Ней. Да, тяжелые, ужасные минуты были пережиты, но дорогой хранитель и попечитель батюшка стоящей обрадовал за все перенесенное. (Михаил Николаевич говорил своей дочери, что ему легче было лишиться 20О тысяч, нежели видеть, как увозят из квартиры его вещи и иконы).

Да, дорогой пастырь отечески жалел и баловал своих духовных детей, он не допускал их предаваться полнейшему горю и отчаянию, во время отвращал сильные беды и страдания, все уравнивал, сглаживал, и мудро охранял от гибельного малодушия.

Что же?! Только что Михаил Николаевич успел порадоваться своему драгоценному приобретению, как вдруг узнает он, что уже наведывались за иконой, которую по какой-то странной оплошности позабыли взять из квартиры.

Если бы икона была маленькая, малозаметная, то еще можно бы было ее забыть, и вдруг такой большой Образ забыл, да еще на самом видном месте! Ясно было, что это чудо совершил великий пастырь, который, сказав, что он «Оставит» икону, постарался тотчас же исполнил свои слова, еще не удивительно бы было, если бы оставили икону из жалости, но тο – тο и чудесно, что забыли взять, потом быстро спохватились, но уже было поздно, так как милосердный Господь, по прошению Своего любимого служителя, не допустил попасть святой иконе в чужие небрежные руки, а возвратил Ее прежнему владельцу, который принес великое благодарение Господу за такое чудо.

Прасковья Михайловна еще рассказывает о поразительном случае исцеления по молитвам батюшка. Подходит она раз к батюшке, он ее спрашивает: «А у Мани что»? – про её крестницу Марию Васильевну Павлову. Прасковья Михайловна отвечает: «Ничего, слава Богу», а батюшка продолжает: «Завтра молиться будем».

Что же оказывается? На другой день приходит к ней Мария Ефимовна, мать её крестницы, просит съездить к батюшке и попросить его святых молитв, так как дочь её сильно страдает припадкам.

Прасковья Михайловна отправилась к батюшке. Батюшка встретил ее и сказал.– «Садись, сказывай, что у вас там»?

Прасковья Михайловна все рассказала батюшке. Батюшка возразил: «Нечего, Бог милостив, ну давай помолимся». Он встал, надел епитрахиль и начал молиться. Молился он горячо, со слезами, и читал такие трогательные молитвы, что Прасковья Михайловна была сильно потрясена и плакала. Потом батюшка дал для больной святой воды, маленький образочек и шелковый платок, которым вытирают уста причастникам. Велел передать все это матери больной, чтобы она напоила больную святой водой, приложила к ней святой образочек, а платком покрыла бы ее.

Все было исполнено, как распорядился пастырь, и припадки больше не повторялись.

Однажды Прасковье Михайловне очень хотелось приобщиться, но она сознавала себя недостойной, предавая себя вволю Божию. Вдруг зовет ее батюшка, она была очень рада, а у Креста батюшка сказал ей: «Видите, как Сам Господь вас позвал».

Муж Екатерины Ивановны очень пил, и все пропил, он проел у жены деньги – её приданое, чтобы начать торговлю, обещаясь не пить. Она боялась отдать деньги, так как у ней было 6 человек детей, а муж мог прокутить эти деньги, не знала, на, что и решиться. Пошли к батюшке: батюшка сказал: «Можно дать, если он не будет пить 6 месяцев». Он не пил 5 месяцев, на 6-й запил и помер.

Однажды Прасковье Михайловне очень хотелось причаститься, батюшка не взял ее на исповедь, но после обедни дал большую просфору и сказал: «Подкрепись, слаба». Прасковья Михайловна сказала: «Мне очень хотелось причаститься», а батюшка на это возразил: «Я видел, да нельзя было, очень темное лицо было».

Однажды Прасковье Михайловне хотелось приобщиться за воскресной обедней великого поста, так как она приобщалась за преждеосвященной, а попросить батюшку не смела. Вдруг подходит к ней батюшка и говорит: «Нужно приобщиться за этой обедней», (это было в воскресенье), а то ты приобщалась за преждеосвященной, подкрепись, сегодня праздник многих Святых, (9 марта), возьми в пример кого угодно – всякие есть».

Прасковья Михайловна сообщает нам те наставления, которые давал ей батюшка. Из этих наставлений мы можем почерпнуть великое назидание и для самих себя.

Исповедь должна быть внутренняя, а не одна наружная; помнить надо, что Сам Господь, прощает ​грех​. Понимаешь ли, что значит исповедь? Вот сейчас мы с тобой каемся; прощаем,​ и совет даем – это одна сторона, а вторая сторона – сама благодать прощает, это самое главное. Вот вы ​сейчас​ блудный сын, отец приемлет в свои объятия и прощает, исповедь нужна не одна наружная, а главное – внутренняя от сердца.

Не сомневайся, что я тебя благословил покушать ​накануне, (после исповеди); не в этом заключается недостойно причащаться​. Если бы ты захотела с гордостью ​причаститься​, я бы сказал: нельзя, будет в осуждение, нужно быть чистой. Нужно каждый день быть готовой к причащению как к смерти. О ​причащении​ нужно рассуждение, – как я люблю Господа?

Когда подходишь к Святым Дарам скажи Господу: все Ты мне заменяешь и всех. Кроме Тебя нет ничего и никого у меня. Нужно молиться: оставь долги наши. Что значит желать причащения​? Все одно, что ​жаждать​ пить, нельзя сразу, а нужно пить понемногу, иначе во вред будет, также и причащение; если жаждать, то нужно с рассуждением, подумать: люблю ​ли​ Господа? Если не променяешь Его ни на что: ни на ​деньги​, ни на отца, ни на кого,– то любишь; если зложелательства не ​желаешь никому – то можно причащаться. Чем привлечь Христа?– верою, любовью, чистотою, хождением в храм, приобщением.

Когда ​предлагают​ причаститься, не надо отказываться: Господь один, священники разные. Когда со Святыми Дарами стоят и приобщают народ, в это время нельзя сидеть, Сам Господь стоит; уйти надо в другой придел, и там по немощи можно ​поспеть​.

Как​ ​готовиться​?

1) со смирением, 2) как разбойник, 3) Мария ​Магдалина​, 4) жена кровоточивая. Не будь как Иуда, а будь как Апостол Иоанн, ​припади​ к перси Господа.

Господа ​принимать​ надо со смирением и кротостью и с ​радостью​.

Как Господь сказал: на кого ​воззрю​? потом Господь сказал по воскресении – радуйтесь; после причащения ​надо​ ​радоваться, не надо никакого сокрушения. ​Как​ Мария Египетская​ –​ Его же​ возлюбила, ​если​, ​Его же​ возжелала, ​если​ – через ​Иордан перешла, как Ангел, к причащению, так и ты возлюби Его и ​возжажди​ – ​жаждай​ да грядет.

Да ​отверзнутся​ небеса и ​ниспошлется​ на тебя благодать; нужно сирот и вдов утешать, сама знаешь, как одинокой ​тяжело​ жить. Причастникам: вы теперь девы в совершенных годах, возлюбите Господа Жениха Своего, а о земном даже мыслить не надо, это все земля, нужно ​более​ думать о будущем. Надо к святой чаше подходить и думать, что недостойна часто и со ​смирением взывать: все – тут, в Тебе, Господи: и мать, и отец, и муж – все, Ты Господи, и радость и утешение! Нужно нам с тобой быть для всех утешением; где бываем – радовались бы нам, – и желали бы нас и любили бы нас за то, что мы с плачущими плачем.

Вот Сам Господь захотел, хотя и устами недостойного иерея, к тебе придти, стучит в сердце. Отвори и ​прими​ Его, затвори, не выпускай; ​прими​ Духа Святого в душу твою. ​Приобщись​, я очень люблю, кто часто приобщается – это мои друзья.

Что значит причащение? – ни один человек не может понять; от причащения получают исцеление от болезней телесных и душевных; вот у тебя доктор говорит: «Тело и кости болят», а ты все крепишься – в немощах сила Божья совершается. ​Жаждай​ – да грядет. Желание хорошее – часто приобщаться. Древние христиане каждый день приобщались. ​Как​ они приготовлялись? – милосердием (в это время зазвонили в колокола). Ангелы радуются о кающейся грешнице.

Какой ​милосердый​ Господь! – так часто тебя к Себе призывает. Что дает Он? – какое благодеяние! А что нам с тобой ​нужно​ здесь? Мы живем с тобой на квартире, а дом ​наш​ на небесах; не нужно ни о чем думать житейском, ​немного​ ​попостилась​, помолилась, ​поплакала​, а потом какая ​радость​! Источник бессмертия вкусите и видите яко благ Господь​; ​воспой​ ​аллилуиа​. Я очень рад, что не ешь скоромное. Не надо о людях ​дурное​ думать. Если тебе открыть их сердца, может быть, они и святые; теперь не узнаешь.

Приобщалась в 1-й день Пасхи, батюшка сказал: как проводить ​этот​ день? – как можно меньше есть, говорить больше​ о Господе, о житейском не говорить, а то очень грешно, даже не следует мыслить и чувствовать чего-либо худого.

Надо благодарить Господа, что так часто приобщаешься.

Не нужно слушать бабьих разговоров, что нельзя часто

приобщаться, это неправда (дал книгу Подражание ​Божьей​ ​Матери​), там ​написано​: нужно чаще приобщаться – со смирением и сердцем непорочным. Сознаешь ли себя ​недостойной​ принять​ Господа? Желаешь жить во Христе.

(5 января) этот день особенный перед всеми днями, ​кроме​ великой пятницы – освящение воды, всего ​водимого​ вещества; ​изойдут​ вас, освятят и исцелят; надо веровать и надеяться.

8 мая. Кончился год ​Пасхи​, будем начинать вновь ​жить​. Много прошлым годом исповедовалась, а ​больше​ грешила, теперь​ будем стараться грешить как можно ​менее​; нужно молиться Иоанну Богослову. Когда плоть одолевает, он ​тебе​ поможет, потому что был девственник и Бога проси, чтобы Он тебя поручил как Божию Матерь – ему.

(В Троицын день). Проси, чтобы Утешитель пришел и обитель сотворил. Дух ​Святой​ сошел на Апостолов, и на тебя ​сойдет​. Не надо унывать, когда кто что скажет или побранит, надо вспомнить мучениц Екатерину и Варвару, а то прогонишь Духа Святого, на все надо смотреть с хорошей стороны надо найти что-нибудь хорошее во всяком грешнике.

(8 июля) Так рада была Елизавета Божией Матери, и вы радостно встретьте Божию Матерь, не вы пришли к Ней, а Она к вам и принесла дар драгоценный и говорит: что тебе нужно? все есть; если больна – будь здорова, если грязна – очистись​, если нага – оденься, с этими чувствами и подходи к Святой Чаше.

(22 июля). В этот день очень хорошо приобщаться. У Марии Магдалины было искушение, как ее все упрекали, осуждали, она ничего и никому ​ худого не делала, а потом как веровала и любила, надеялась и получила; сколько она жертвовала ​Мира, а ты не миро, а сердце чистое ​ и сокрушенное неси Господу, лети к Нему и принуди.

(6 августа). Нужно сей день проводить уединенно и просить у Господа света, чтобы Он коснулся лучом благодати, проник в сердце.

(6 августа). Как Петру было хорошо с Господом, так и тебе нужно возлюбить Господа, будет хорошо.

Отдание Преображению: что можно почерпнуть Преображения отданание врага, который много искушает, потом ​нес послание благодати Святого Духа; так и подходи к Святой Чаше с этими мыслями; а от Успения – девственность, поднимайся, как на крыльях.

(15 августа). Вот, какой праздник Божьей​ Матери! Проси у ​нее, чтобы Она дала тебе все хорошее, молись Ей, чтобы Она спасла тебя от всего худого, дай ей обещание для праздника ​– подарок, чтобы не оскорбляться ни на что, что бы ни приключилось.

(29-августа). В этот день хорошо причащаться, батюшка советовал этот день ​проводить в посте и молитве; с маслом кушать нельзя, прибавил: праздник ваш, будь ученицей Иоанна, Предтечи, с родителями мир.

(8 сентября). Праздник Божией Матери препоручи все скорби Ей, а если Ей угодно, еще больше Она пошлет, и все с радостью нужно ​принять ради спасения и будущей жизни. Проси Бога и Пречистую быть тебе чистой и целомудренной.

(14 сентября). Указал на крест–вот тебе отец и жених и вся надежда, Он за тебя терпел и не ​оставит тебя при жизни, а по ​смерти не даст червям точить твое тело, и будет стоять на ​могиле твоей – только люби Его и не забывай.

(1 октября). Божья Матерь покрывает верующих, ​молящихся и кающихся; покроет тебя всю, не одну голову, ​приноси в дом мир; домашние заняты житейскими делами, а ты молитвою и поминовением.

(21 ноября). Дева Пречистая пришла в церковь, а ты дева прими Господа, имей добродетель божественную –воздержание целомудрие лучше быть ​ковальней, чем молотом.

(9 декабря). Какой сегодня праздник Божьей Матери Она не отвращает Лица Своего от всякого ​грешника, кающегося как обо всех печется! Когда бываешь в церкви и слушаешь слово Божье, как тебе ​сказано всегда думай, может быть, последний раз ​слышишь надо быть благодарной навсегда не только на словах.

Не надо из-за лени оставлять молитву, или чтение, или работу. Если не докончено, какое дело, надо ​докончить, не сегодня, так завтра.

Нужно усердно ​молиться: Боже очисти мя грешную.

Боже буди, милостив мне грешной.

Отче ​согреших на небо и пред Тобою, ​Несм достоин нарещися сын Твой, сотвори мя единого от наемник Твоих.

Се раба Господня! да будет ми по глаголу Твоему.

Помяни ​мя Господи, ​ егда приидети во царствии Твоем.

Когда приду и ​являются лицу Твоему и ​ насыщусь славы ​Твоей.

Господь Просвещение и Спаситель мой, кого ​убоюсь

​Свят, ​ свят, свят, Господь ​Саваоф,​ исполни небо ​и земля славы ​ Твоея.

Святый Боже, ​ Святый Крепкий, ​Святый Бессмертный, помилуй нас.

Буди имя Господне благословенно отныне и до века, (когда ​поют и или читают это, клади ​земной ​поклон, даже папаше скажи, чтобы клал).

Если помыслы обуревают – молись: Боже милостив, ​соблюди нас святыней Твоей.

Запоминай чаще: жив Господь Бог мой, жива и душа моя. Когда ​ усопших поминают за обедней – нужно говорить: помяни Господи всех здесь поминаемых, ​когда приидеши в ​царствие Твоем.

Нужно сердце сторожить, чтобы мысли не входили. Если приходят, то нужно молиться – «сердце чисто ​созижди ми Господи». Нужно ​ больше молиться Божией Матери, прибегать к Ней, Она наша заступница, проси Ее, чтобы Она тебя напоминала, что узок путь в царствие небесное.

Нужно, когда ​молишься, представлять себе Господь со Святыми, остальное все забыть, чтобы ничего не видеть и не слышать; не нужно думать, как о тебе думают и не нужно смотреть, кто как молится.

Надейся на Господа, от Него и помощи ищи, Он никогда не оставит.

Если кто скажет насчет молитвы нехорошо (если кто осудит), нужно благодарить Бога и ничего не говорить, а лучше помолиться: «Да воскреснет Бог» – ​прочитать, а если не вытерпела, то лишаешься блаженства.

​Если будут отца ​бранить или выгонять – все терпи ​ради Господа, и Его ​главы, негде Ему было Главы преклонить, ​будешь из мудрых дев, пойдешь за Богородицей и будешь сопровождать Ее.

При ​скорбях чаще надо повторять: Господь Просвещение мое и Спаситель мой, кого убоюсь?

Надо надеяться на Промысел Божий и читать псалом 138.

Смотри чаще на Плащаницу. Нужно так же сиять. ​Если у нас бывают разные неприятности, все нужно принимать, как от руки Божьей за прежние грехи. Знай, что все на пользу; все нужно с радостью ​ переносить, и не забывать, что ты ешь каждый день просфоры; будь так же чиста, как просфора; нужно так жить – видишь, как бы ни ​видишь, слышишь, как бы ни ​слышишь; нужно помнить, что ты ради Бога все оставила, тебе только нужна благодать Божья; вот ​помни, как я тебя поставил, так и нужно себя вести.

Скорби – они для нас ​дороже всякого наслаждения.

Велел молиться после скорби на ночь – за обидящих и​ ненавидящих – хорошенько.

​Болезни у нас за грехи, ​но скорбеть нечего, только ​роптать не надо. Полечиться хорошо, ​все от Бога, только не надо забывать Врача духовного, самое главное лекарство – ​причащение, соборование, молитва пресвитера.

Пусть тело то болит за прежние грехи, только бы душа была здорова, не мешалась бы умом, все, дескать, не так, не по-нашему, живем, как нам хочется.

Когда нездоровится, всегда помни, что Господь с тобою. Нужно беречь здоровье, не нужно утомлять ​себя, нужно разок в неделю отдохнуть, вы очень ​слабы, хуже, ​если свалитесь на 6 недель. В будущем ответите, что вы слушались ​духовника, посланника Твоего, Господи; а что ответите, когда вам скажут: не берегла здоровья. О болезни роптать не надо, всем свой крест, кому болезни, кому сиротство, бедность, и тем ​достигают царствия небесного, кто, чем подвизается.

Нужно сторожить и запирать сердце и прислушиваться, как бы враг не ворвался, (мысли ​нехорошие); как от вора ​оберегаются, так нужно и нам стеречь свое сердце, а то он еще хитростью врывается, сначала под благовидной беседой, потом мыслями.

Нужно все рассматривать, – вслушиваться, к чему ведет, скорее отгонять – чем? Молитвою со слезами, покаянием, причащением.

Когда с выносом идут, поминай присных, всегда поминай. Перед страстной неделей. Будут читать Евангелие, слушай со вниманием, как само Евангелие тебе говорит; будь проста, как дитя; ​сердце имей чистое.

Не ​ропщи, что долгая служба, постное кушанье; надо на​зидаться Святым писанием, читать и слушать в церкви; надо не перед людьми показывать постное, а в душе.

В церкви разговаривать грешно; если спрашивают, нужно ответить. Что же делать? Нужно ​утешить.

Из церкви нужно выходить с миром. ​Если взволнуетесь от чего, нужно ​помолиться Царице Небесной, приложиться к Её Святой иконе и уносить мир в дом.

​Крестное знамение на себе полагать надо со вниманием я поклоны творить, за трапезой сидеть со страхом и ​воздерживаться в словах.

Не нужно слушать разные разговоры, кроме бесед о божественном, о будущем, о спасении ​души; если что увидишь или услышишь нехорошее, можешь остановить. Не надо бояться грома – грех; нужно помолиться Богу, прочитать Царю Небесный 3 раза; нужно подумать: какое ​величие Божие, а я – какое создание малое и Бог хранит; с ​Богом везде хорошо, что Ему угодно, то и делает.

14 сентября. Можно для такого дня не кушать с маслом, а с хлебушком и со слезами.

Нужно почаще думать о смерти своей.

Ходить в церковь, когда венчают родных или знакомых надо, надо ​помолиться; великое таинство совершается; в древние времена за обязанность считали, а теперь делают церковь на что похожей?! Взирай чаще на небо –​ Иже еси на ​небеси.

2 августа. Помните 1-й псалом, Василий Блаженный все его в голове содержал. Нужно по капельке прибавлять, (совершенствоваться), сколько ​питаете тело, столько и душу – ​молитвою питать. Не надо, чтобы было по-нашему, а чтобы было по Божьему; надо радоваться, когда не по нашему, надо все переносить, как Господь все терпел и смирялся.

Хорошо ​более молчать и чулочек повязывать, можно и подумать. Нужно себя вести чистоплотно, для здоровья, тело наше храм Духа Святого.

Нужно не пресыщаться, а кушать всегда с голодом. Нужно заповеди иметь в сердце; каждую неделю ​просматривать совесть, по заповедям ли живешь, а не только наизусть знать и не исполнять.

Будьте, как древние христиане; они были дружелюбны, ​и имели ко всем любовь нелицемерную, имели все общее, молились единодушно.

Как исцеленный не хотел уходить от Господа, так и нам нужно быть всегда в присутствии Божьем, не ​забывать, что Бог все видит и слышит – никогда не согрешишь.

В 12 часов ночи читай: Милосердия двери отверзи нам...

Утром надо пить Богоявленскую воду, а вечером святую, (то есть освященную на обычном церковном водосвятии).

Хорошим людям не страшен будет суд, они будут радоваться, что все страсти кончатся; страсть гордость – как трудно с ней бороться – там не будет; страсти ​плотские, ложь, да и многие – там все радость и ​утешение; и нам надо надеяться, что будем ​одесную, потому что мы верующие; а кто проклят – будем за него ​молиться, чтобы и он был наш, а не ​отверженный.

Батюшка спросил раз: бывает ​благодатно? Прасковья Михайловна не поняла. Батюшка сказал ей: иногда говорят: какое благодатное время.

Любишь Господа? Что нам нужно кроме благодати Господней; проси, чтобы Он прикрыл одеждой оправдания все прежние грехи, проси, чтобы дал молитву средоточную. Нужно добро творить ближним.

Давай встречать Рождество Христово покаянием, очищать сердце для встречи Господа, Прежде, за сколько тысяч лет, ждали сошествия на землю Господа?!

Не надо думать, что плохо будет в будущем; за что? – ты веруешь, жизнь в девстве проводишь, в покаянии и ​приобщении.

В начале рождественского ​поста до святок молись Иоанну Предтече, каждый день по поклону. Не надо раздражаться – великий грех, особенно постом; кто нам наденет ​тернов венец? а вот надевают обстоятельства; нужно, все, что бы ни было, переносить, ничего не говорить, будто ничего не видишь и не ​слышишь, на все нужно наложить пост, на глаза, на уши, на чувства; очень нехорошо – я тебе все говорю, а ты не слушаешь.

Батюшка, однажды возвращаясь от обедни, говорил: жалко расстаться со службой, так и представляется, как сияет все – и престол, (зажал глаза), так бы и не расстался. Не обращай внимания – помыслы долго будут, потому что здорова, а страх Божий будет – имей ​одесную Ангела. Когда Прасковью Михайловну понесла лошадь, и она очень ​испугалась, батюшка сказал: «Много жалеешь жизнь, ​боишься, смерти и ​болезни; не смерти бойся, а как предстать на суд».

Когда покаешься и причастишься, нечего бояться. Как мы ничтожны! Сейчас были на краю гроба, а ​Бог всемогущ, все в Его руках. Не надо раздражаться, очень нехорошо, нужно ​молиться и чаще приобщаться, чтобы избавиться от страстей. Как хорошо с Господом, везде, и в пропастях, и в вертепах, и на море, везде весело, не скучно, возьми в пример святую, имя которой носишь, она все оставила; кто идет путем Господним, у тех бывают скорби, все у них ​отнимается, дружба разрывается. Все надо принимать, как от руки Божьей, а то чем же спасаться?! – добрыми делами трудно, тогда скорби надо переносить.

Не беспокойся, если от церкви больна. Тот истинный воин, который на войне пострадал, а не тот, который сидел и ​отдыхал, тот не получит венца, награды.

Вот, где спасение (указал на лоб и на грудь). Когда бывают искушения, (увидишь или услышишь), надо святой воды ложечку принять и помолиться: «Боже очисти ​мя грешную» или «Царю Небесный» прочитай.

Хорошо все перекрестить, что начинаешь кушать, а при народе не надо, – мысленно можно.

Служебные просфоры не надо ​сушить​. Если у тебя нет денег ​ заказать сорокоуст, клади по 4О поклонов с усердием.

Будь как пепел, зола, унизь себя до земли, никому ничего не говори, не забудь послушания.

Однажды чувствовала себя нехорошо, враг одолел, нервы ​расстроились, ​сделалась,​ больна, страх напал. Батюшка ​сказал: вот ​врачебница​ –​ никогда​ не закрыта, нужно причаститься; ​подымись ​– и стало лучше.

Родителей надо любить, мы не знаем, как слепому плохо, и как расстаться с родителями плохо (Прасковья Михайловна не поняла это, через некоторое время предсказание исполнилось: на одной неделе ​пришлось​ ей ​испытать​ 2 ужасные потрясения: батюшка лишился зрения и умер отец её).

За вечерней ​молитвой​ надо вспоминать, как провела день, что согрешила, кайся перед Богом.

Как подавать нищим: сколько подать думаешь, разменяй на копеечки и подай, кто попадется, не разбирай, а после уж никому, как бы ни просили.

Древние христиане в ​приготовительные​ дни к посту чаще приобщались, потому что враг ​больше​ нападает и мыслями и чувствами; не смущайся, что малая исповедь, повторяй сейчас, как блудный сын: Отче, согрешила на небо и пред Тобою. «Батюшка дал книгу – «Путь к спасению», сочинение ​Феодора ​Эммина ​– велел 2 раза ​прочесть​ до Пасхи со вниманием, («лучше оставь что другое»).

Узнала, что значит сиротство; надо ​поминать ​ мать, ​разгонится​ тьма, ближе становится; доживешь до седых волос, перейдешь​ в будущность, там она тебя встретит и будет тебе самый близкий ​друг​ благодарный.

Надо, чтобы была убелена брачная одежда: вера, надежда и любовь.

14 октября в день Ангела. Нужно Ангела молить, чтобы он тебе помогал в спасенье; молись преподобной ​Параскевье​, чтобы она тебя спасала от всего греховного и подозрения; моли Бога, чтобы ​сподобил​ принять Святые ​Таины​, чтобы они ​освятили​ все твои мысли и чувства; благодари Бога, хорошо прожила год, каждый день была в церкви; дай Бог так провести​ и этот год, потому что он очень тяжел для вас. Подарил книгу​ – «​Училище​ благочестия» – велел каждый день ​читать; научитесь быть добродетельной.

Чего желаешь от Господа? (ответила: – всего ​больше​ ​смирения), – и любви к Богу и ближним.

Нужно молить Бога, чтобы послал Ангела, хранил бы тебя, чтобы Дух ​Святой​ ​снисшел​ как орел, обнял бы свое маленькое ​детенышко​; нужно входить в себя, нужно ​вспоминать о будущей жизни, не надо заботиться вперед​, как ​есть.

Входить в себя нужно – смотреть на себя и думать, как ​себя​ ведешь; за обедом меньше говорить, не обижаться не на кого; все ради Господа ​терпеть​, не слушать вредный разговор; заставь молчать, а то беги дальше, чтобы не услыхать ​соблазнительное.

​Великие​ чудеса, ​великие​ милости ​Божии видела​ на себе одна старушка Александра ​Исаевна⁴, которая больше 25 лет была под ​спасительным​ руководством великого пастыря.

​Будучи​ смолоду​ верующей и набожной, она долго ​искала истинного​ пастыря; душа её все не удовлетворялась, все ​томилась​ в ​поисках​ ​ревностного​ ​служителя​ Христова, который мог бы светом веры и любви к Господу согреть её одинокую осиротелую​ душу. Долго ходила она по разным храмам, горячо моля Господа указать ей истинного наставника и руководителя, который мог бы правильно повести ее среди житейского хаоса маловерия, смуты, духовного голода и ​закоснения​. Горяча и искренна, верно, была её мольба к Господу, потому, что ей во сне ​явилась церковь «Нечаянной Радости», которая ​манила​ ее к себе, как пристань её долгих ревностных исканий⁵. Это видение было так неожиданно и знаменательно для неё, ​произвело на нее такое глубокое впечатление, что она ​решилась​, во что бы то ни стало, найти указанный храм ​под​ горкой, так как твердо верила, что именно в этом храме она найдет так давно отыскиваемого пастыря. И что же! После долгих старательных поисков, она, наконец, ​находит​ этот храм, а в ​нем​ великого ​служителя​, в котором сразу ​же​ познает Ордынка​, ​Пыжовский​ переулок, д. Валаамского подворья. В церкви она видела святую икону Божией Матери „Нечаянная Радость“, великого светильника, ​истинного​, ревностного ​поборника​ веры и благочестия​. Вот как благ Господь! Вот как слышит наши ​горячие​ мольбы и возношения! Ни одна просьба наша не бывает отвергнута ​им​, если только Он видит, что наши прошения послужат нам во ​благо​ и спасение.

И вот ​Александрушка​, горячо уверовав в пастыря, стала его любимой ученицей.

Чтобы закалить в ней твердость веры и терпения, батюшка повел ее тернистым путем ​скорбей​ и испытаний. Приняв ее в свое духовное стадо, дорогой руководитель пожелал, чтобы и, она прошла среди острых шипов душевных страданий, чтобы путем горячих молитв очистить её душевную ​храмину​ и ​сделать​ ее доступною к восприятию духовных радостей и ​возношений​.

Так он ​наложил​ на нее годовой мучительный искус, годовое​ лишение света и благодати; будучи ласков и милостив с ней сначала, он вдруг гневно стал гнать ее из храма, чтобы ​испытать​ насколько горяча и искренна её преданность к нему.

Батюшка, как великий духовный учитель, ​понимал​, что только преданную, любящую душу можно удачно шлифовать и воспитывать, он избирал истинно преданных духовных детей, которых путем долгих, томительных испытаний ​доводил​ до границ безропотного терпения, безусловной преданности и послушания​. Путем глубокого духовного созерцания разнородных душ человеческих, он отбирал для себя вполне годную достойную ​пшеницу​, чтобы понапрасну не терять нужного времени на уход за плевелами, которые, все равно, должны будут скоситься Всеправедным, Нелицеприятным Судьей – Владыкой; только ​здоровые​, годные ростки выращивались на его обильной, плодоносной ниве, удивляя всех своей красотой и пригодностью.

Вот почему всякого, вновь ​пришедшего​ к нему, человека, батюшка долго и томительно испытывал, чтобы видеть, хватит ли у него духовной бодрости и терпения, хватит ​ли​ достойной веры и любви к Господу, чтобы, перенеся скорби, он мог выйти с победоносным венком на радостное ​поприще​ духовного делания, духовного совершенствования.

Для батюшки бесконечно дорог был каждый человек, самый последний, самый слабый, испорченный ​несчастливец. С безмерной нежностью и любовью ласкал он ​такие​ ​несчастные​, испорченные создания, чтобы, растопив их духовную ​очерствелость​ и загрубелость сделать их пригодными для ​сладостных​ духовных впечатлений.

Так было и с Александрушкой. Пастырь гневно не ​велел​ ей показываться на глаза и ​входить​ в храм; и, вот, бедная, кроткая старушка целый год выстояла на ​паперти​, не смея ослушаться пастыря и переступить в храм. Каково было ей ​целый​ томительный год не слышать благодатных служб, не подходить к батюшке, не получать его благословения?! Но все терпела она, все с радостью переносила, с великими ​слезами​ обращаясь к Всемилостивому Владыке, прося прощения и милосердия.

Конечно, такому любвеобильному пастырю жалко было своей бедной, преданной старушки, но он и виду ей не показывал, гневно, строго проходил он мимо неё, как будто не замечая её, но сам зорко следил за ней, хватит ли у неё ​силы выдержать испытание и горячо просил за нее Господа, чтобы Он утешил ее и невидимо укрепил своей благодатью.

И что же! Прошел год, искус ​кончился​, терпение ​закалилось, христианская душа обогатилась горячностью молитвы, горячностью любви к милосердному Господу, который внял горестному воплю её измученной ​души​ и сблизил ее с любящим​ пастырем. Действительно, столько духовных радостей и утешений выпало на её долю, и пересказать невозможно, столько дивных видений и откровений было ей, столько знамении ​благости​ и всемогущества ​Божьего​!! Смиренная ​раба​ Господня только немела и поражалась обилию чудес и мудрости пастыря, который​, имея великое дерзновение к Господу, ​силой​ своей ​пламенной​ мольбы мог у Господа все испрашивать.

Однажды ​Александрушка​ опасно заболела, почувствовала свой ​смертный​ час, просила она передать об этом батюшке; батюшка прислал ей сказать, что сам приедет приобщить ее. Приехал он, тут присутствовали две духовные дочери ​батюшки​: Пелагея Алексеевна и Анна Сергеевна. Встал ​батюшка​ около ​постели​ и начал так горячо молится об её исцелении, что слезы ​ручьями​ текли из его глаз. Приобщил он ​Александрушку​ Святых ​Таин​. Когда ​присутствующие​ подошли к батюшке под благословение и спросили о больной, батюшка возразил: она назначена была идти к Господу, но я ​вымолил ​ ее у Господа, а вместо неё отдам Господу ​Матрешу​, дочь Прасковьи Васильевны. Все были в недоумении, слыша ​такие​ дерзновенные слова пастыря. Прощаясь с Алексаидрушкой, батюшка сказал: «Ну, Александра, ты должна была умереть, но я выпросил тебя у Господа, потому что ты мне нужна и ​другим​ нужна, а вместо тебя я обещался отдать Господу ​Матрешу​, дочь Прасковьи Васильевны».

Александрушка ​стала поправляться и в восторженном ​недоумении ​ размышляла о ​величии ​ и праведности ​пастыря​, который​ имел такое дерзновение перед Владыкой, что мог ​испрашивать​ у Него жизнь и здравие одним и вместо них отдавать Господу других. Перед этим только приходила навестить Алекеаидрушку ​Матреша​ с матерью.​ Матреша​ была совершенно здорова и нельзя было думать о её смерти. Что же! Через неделю опять приезжает батюшка приобщать​Александрушку​ и говорит: «Ну, Александра, ты теперь выздоравливаешь, а вот от тебя я поеду к ​Матреше​, она больна, я еду напутствовать ее к смерти, ты остаешься на земле, а я обещал ее отдать за, тебя Господу». Действительно, ​Матреша​ в непродолжительном ​времени​ скончалась.

Вот как духовно величественен и силен был наш дорогой​ пастырь, все мог он выпросить у Господа. Разве это невеликое чудо поднимать с одра смерти человека и вместо него отдавать Господу другого, менее пригодного к полезной ​жизненной деятельности. ​

Александрушка​ осталась ​жить​ и утешать духовных чад пастыря, потому что он всюду рассылал ее по больным, несчастным​, скорбящим со словами привета, отрады и облегчения.

Вот умирает сын несчастной матери, сама она в тяжком горе душевного ​страдания​, измученная бессонными долгими ночами, постоянными муками среди надежды и отчаяния, сама больная, ослабла. Кто успокоит и ​утешит​ ее? Кто ​принесет ей слово радости и надежды? И вот является сияющая ​радостная​ ​Александрушка​ с ​присланными​ от батюшки образком и просфорой, с дорогой вестью о несомненном спасении и выздоровлении​ больного сына, сразу оживляя и ​воскрешая​ всю семью, которая, измучившись тяжкими ​симптомами​ ​опасной​ болезни, долго была ​лишена​ отрады и покоя. Вот ​какие-нибудь​ материальные горести и ​лишения​, нужда, безвыходность и опять является ​радостная​, сияющая старушка с вестью о грядущем довольстве, счастье и удовлетворении; там рождение деток, сговор невест​, нужно мудрое наставление и указание от пастыря и опять все Алекеандрушка, так как при огромном числе пасомых​, пастырю ​всюду​ самому невозможно бы было успевать.

И вот повсюду являлась благодатная вестница щедрот и милостей ​батюшки​, всюду своим радостным ​присутствием приносила благодать и утешение от него, надолго вливая счастье и радость в посещаемую ​семью.

Но, для того, чтобы ​она​ была достойной посланницей, батюшка старался ​самое Алекеандрушку наделить ​духовными​ дарами веры и благодати. За последние годы своего служения в Соборе, почти каждую службу свою приготовлял он ее к ​достойному приобщению Святых Пребожественных ​Таин​ Христовых.

Такое обилие благодати смывало её слабости и недостатки, все больше и ​больше​ украшая её духовную ​храмину​.

Но зато надо было только послушать её речи. Какая ​преданность​ и любовь к пастырю дышала в каждом её слове, в каждом благодарном ​воспоминании​ об его великих, непостижимых ​действованиях​! ​

Александрушка​ твердо, ​несокрушимо​ верила в батюшку, она верила, что, ​если​ он ее куда пошлет, если что поручит, она должна это исполнить, хотя бы ей предстояли на пути всевозможные преграды и препятствия; батюшка знал и понимал её безграничную любовь и преданность, а потому охотно ​посылал​ ее со всевозможными, трудными поручениями, и все она исполняла во славу Божию, в честь и хвалу достойного служителя​ Христова, который даже через посланницу мог обильно расточать дары благодатной помощи и исцеления. Где бы ​батюшка​ ни был, на ​молебнах​, в домах, он всюду почти позволял являться и ​Александрушке​ и все более и более показывал​ её разуму чудесные явления своей праведности и мудрости.

Когда батюшка ​оставил​ служение в Соборе и принимал паству у себя на дому, то ​Александрушка​ с просфорами ежедневно ​ являлась к батюшке, так как и на дому, батюшка продолжал свое великое дело помощи и исцеления всех ​скорбных​ и недужных, прибегающих под его молитвенный кров и защиту. Так, он посылал ​Александрушку​ с ответами на полученные письма, посылал со словами целения, ​утешения​, укрепления. Теперь еще ​больше​ было просьб, недоумений и вопросов, теперь-то еще ​больше​ было мольбы, так как несчастная​ паства, лишенная служения своего пастыря, вся ​изнемогала​ среди душевных ​тревог​ и недоумений; верная ​Алек​сандрушка​ всюду шествовала, ​смиренно​ сознавая сколь ответственная ​великая​ обязанность поручена была ей, и как ​правильно​ и верно она должна исполнить возложенное на нее дело. Вот почему великий пастырь, призывая ее от смерти к жизни сказал: «Ты мне нужна и другим нужна». Да, он все знал и ​провидел​, все мудро устроил и распределил.

Незадолго до смерти батюшки ​случилось​ сильное наводнение. На страстной неделе, в ​пятницу​, прощаясь с Александрушкой, батюшка сказал: «Завтра увидимся». В ночь на субботу река вдруг поднялась, вышла из берегов и быстро стала затоплять прибрежные местности. ​Александрушка​ жила на берегу реки; вот, видит она утром, вода затопила их двор, ​аршина​ на 3,так что выйти из дома не было никакой ​возможности​, а ​батюшка​ накануне сказал: «завтра ​увидимся​». Как же это! ​Такие слова пастыря не могут быть ​напрасны​, нужно, во что бы то ни стало добраться до батюшки!

Что же случилось! Жил в соседней комнате ​один ​батюшкин​ духовный сын живописец ​Александр​ ​Павлович​,​ и​ вдруг ​приезжает​ за ним на плоту (из 3-х досок) по воде его друг Сергей Васильевич. Видя его в таком осадном​ положении, он, из-за сострадания к нему, решается на такую геройскую переправу на плохеньком опасном плоту, ​вполне понимая​, что слишком тяжело будет его другу пробыть дома в такой величественный светлый праздник и ​лишиться такого торжественного богослужения. Он ​ухитряется ​подставить​ на плот какую-то опасную лестницу, чтобы иметь сообщение с крышей. Кое-как, с великим трудом, Сергей Васильевич​ ​добирается​ до ​крыши​, пробирается на чердак, а оттуда уже попадает во 2-й этаж к Александру Павловичу.

Александр Павлович, видя такое геройское ​доказательство​ искренности дружбы Сергея Васильевича, не раздумывая, сейчас же собирается в водное путешествие, несказанно ​радуясь, что Господь дает ему возможность не ​лишиться​ ​пресветлого радостного торжества светлой заутрени. И вот 2 друга, с опасностью жизни, собираются к отплытию на своей ​рискованной ладье. Каково же их недоумение, когда они слышат, что ​Александрушка​ умоляет их и ее взять с собой, говоря, что вчера ей батюшка сказал: «Завтра увидимся», а она твердо верит, что Господь поможет ей выбраться из дому, так как «с благословением ​батюшки​ и на огне не ​сгоришь​, и в море не утонешь».

Напрасно представляют они ей вполне ​убедительные​ доводы, что она легко сможет упасть с крыши или же сорваться с лестницы, так как последняя еле держится на плоту и с такими редкими ступеньками, что и мужчине то нужно с величайшей осторожностью​ ​спускаться​ по ней, так как легко нога может соскользнуть, и тогда все кончено–упадешь в воду – но ничто не помогает.

​Александрушка​ – достойная ученица батюшки, она одно знает: батюшка сказал «увидимся», значит, бояться нечего. И вот, с помощью Ангела хранителя, она осторожно ​проходит​ по крыше, хотя ноги скользят по неровной поверхности, а ухватиться не за что, того и гляди скатишься и прямо в воду.

​Однакоже​ смелая, 8О-летняя ​путешественница​, подобно неустрашимым​ суворовским ​смельчакам​, добирается до ​лестницы​. Но тут новое горе, ступеньки столь редки и неудобны, что нога не достает с одной до другой, плот ​качается​, ​лестница​ еще каким-то чудом высится, как-бы показывая, что даже ничтожная, ​бездушная​ вещь и та ​приспособляется​ к немощным силам человека, вопреки ​своему​ составу ветхости и непрочности, являясь вполне ​пригодной​ для исполнения ​человеческих​ целей и намерений... Старушечьи ноги кое-как попадают на ​шаткие​ ступеньки, ​лестница​ гнется, качается, но достойно​ исполняет свою обязанность перемещения славных ​путешественников​ на нужную ладью. ​Путники​ усаживаются на еле скрепленный плохенький плот, который охотно катит их по бушующим грязным волнам, как бы гордясь такими ​великими​ путниками, которые из-за любви к Господу не ​устрашились​ рискнуть на такой ​опасный​ путь. Плот проехал 2–3 улицы. Вот и конец водного пространства; слава и хвала Господу! Они ​спасены​ и счастливо приехали на сушу.

Но сколько пережито волнений и тревог! ​Александрушка исполнила​ свой долг, она доказала свою любовь к ​неоцененному​ батюшке, она не испугалась ни скользкой шаткой ​лестницы​, ни бурливых волн, она твердо верила в праведность пастыря и своим поведением вполне доказала это. И что! Дорогой, любящий отец-покровитель не​ замедлил ​утешить настрадавшуюся героиню-старушку; только что ​вступила​ она на твердую почву и поехала на извозчике, как он уже радостно явился перед ней и своим ​пастырским​ благодатным ​приветствием​ поблагодарил ее за то, что она ради него не побоялась предпринять такой путь, на который едва бы отважились и опытные​ искусные моряки. Пастырь поехал прокатиться со своей ​дочкой, – как раз ​встретился​ с Александрушкой, снял свою ​шляпу​ и ​радостно​ поклонился ей.

Любя свою верную​ старушку, батюшка дал ей понять, что и после своей кончины он не оставит ее без помощи и за​ступления​. Благословляя ее однажды, он сказал: «Если что мы и княгиню будем просить» и что же оказалось! После кончины батюшки, ​Александрушка​ для духовного утешения​ случайно стала​ входить в общину Великой ​Княгини​, нашла там духовника и молитвенную отраду, конечно, все при небесном ходатайств своего ​неоцененного​ пастыря, который и теперь является ей во​ сне, ​утешая​ на жизненном пути.

Вот что пожелала нам сообщить Мария Петровна ​Како​рина​, которая тоже много лет была под спасительным ​руководством​ батюшки.

Приехала она с мужем из деревни и не знала батюшки; сестра ей как-то сказала, что в церкви «Нечаянной Радости» ​есть​ очень хороший священник, отец Валентин, и ​ пригласила ​пойти​ туда. Мария Петровна ​согласилась​ – она была в ​болезненном ​ положении.

Сестра привела ее в церковь, поставив около свечного ящика. Вдруг батюшка увидал ее, сам направился к ней, положил ей крест на лицо, благословил ее, потом рукой провел по лбу и сказал: «Береги свое здоровье, благословляю на добрые дела ​ и на хорошее здоровье». Благодать праведника сразу озарила ее, она поняла, что это великий пастырь, стала горячо веровать​ в него и ходить на его службы. ​

Подходит​ она раз к ​батюшке, а батюшка дает М.Евд много ​крестиков​. Та не берет их, говоря, что ей довольно и одного; тогда он подает Марье Петровне и прибавляет: «Ну, эта деточка моя не откажется, вот муж поедет в деревню, там и ​раздадите​». Мария Петровна ​недоумевает​, зачем ей так ​много крестиков​ – 7О. Что же оказалось! Поехали​ они в деревню, рассказала она свекрови об этом и спросила​: не нужно ли здесь кому крестиков.

Свекровь ​ответила​, что не нужно, так как ​здесь​ у всякого есть. В это время увидали они повивальную бабку Елену, которая знала батюшку и глубоко чтила его. Мария Петровна сообщила ей, что батюшка прислал в деревню ​крестики​, чтобы раздать их. А Елена и воскликнула: «Истинно батюшка святой, все знает; ​действительно, у многих здесь нет крестиков, придешь к больной ​матери​ и видишь, что и у ней самой нет даже креста, так что я многим сама покупала и надевала». Свекровь сначала мало знала батюшку; потом ей ​пришлось поехать в ​Москву​. Мария Петровна повела ее в ​церковь​ «Нечаянной Радости» и посоветовала ей ​поговеть​ у ​батюшки​. Они встали на исповедь, батюшка хотел взять свекровь, но она зацепилась, за что-то и никак не могла подойти к ​батюшке​, он все брал других; наконец, как-то и ей удалось, и батюшка тут же на исповеди сам указал её грехи и она поняла, что за ​дивный​ был пастырь, потом глубоко чтила его за это, а батюшка не оставлял её своими молитвами и помощью.

Перед ​концом​ её жизни с ней ​случился​ удар, отнялся язык, она была без сознания, и ничего не могла выговорить. Тогда дочь её, девица, видя мать в таком опасном ​ положении, глубоко ​сокрушаясь​, что она не может принести ​последнего​ покаяния​ и получить благодатного разрешения от грехов –​ всей силой ​своей​ веры обратилась к дивному ходатаю – батюшке, умоляя его дать возможность её матери получить последнее ​благодатное​ освящение ​Пречистыми​ Пребожественными Тайнами; она взяла портрет батюшки, и с глубокой верой и сокрушением​ приложила его к ​лицу​ больной, прося батюшку ​исходатайствовать​ у Господа, хотя на некоторое ​время​, разрешение уз языка больной для достодолжного приготовления к отходу в вечность.

Что же! Чудный благодатный помощник не ​замедлил откликнуться на вопль верующей души: вдруг больная открыла глаза и заговорила. Это было небывалым явлением среди ​обычных​, грозных прогрессирующих симптомов паралича; больная​ ожила на короткое время, чтобы ​принести искреннее​ сокрушение в своих грехах и через приглашенного духовника получить прощение и благодатное соединение с Самим Господом.

Можно понять, как глубоко потрясены были ​все присутствующие​ таким дивным чудом, можно понять, как горячо возблагодарила дочь умирающей за такое ​скорое услышание​ своей мысленной мольбы к великому пастырю.

И что же! Исполнив все нужное, больная вскоре мирно отошла к ​Господу​ с глубокой верой и светлой​ надеждой, что милосердый​ Господь, ​давши​ ей при ​конце​ её жизни ​благодатно соединиться​ с Ним, не ​оставит​ ее и в загробном мире ​Своим милосердием и упокоит ее где же​ нет ни болезней, ни печалей, ни воздыханий.

Мария Петровна как-то была опасно больна. В последнюю​ исповедь перед окончательным заболеванием, батюшка дал Марье Петровне понять, что ей назначено умереть; он воздел руки к Господу и сказал: «​Прими​ и не осуди».

И вот она слегла, прибывший доктор нашел её положение безнадежным и потребовал ​созвания​ консилиума из 4-х докторов.

Муж в отчаянии обращается к батюшке и молит его помочь, заказывает обедню. Больная ​совсем​ изнемогает.

Тогда кто-то ​посоветовал​ обратиться к одному известному акушеру, поехали к нему, акушер уже собрался к другой больной и ​отказался​ поехать к Марии Петровне. Его стали ​умолять​, говоря, что положение отчаянное, мать умирает ​и​ остается 8 детей, тогда мать доктора выходит к нему и говорит: «Володя​, поезжай уж сюда, ты увидишь​, какое горестное ​состояние​, ты здесь нужен». Доктор, видимо сострадательный и верующий​, решается поехать к Марии Петровне. Приезжает и видит, что больная совсем умирает, консилиум созывать уже поздно, а если он неудачно исполнит ​свое​ акушерское дело, то может судебно пострадать​. Но раздумывать некогда, он решается на славное​ дело; предаваясь воле Божией, чудесным образом спасает ребенка и, приняв его почти мертвого, вдруг видит великое проявление милосердия ​Божьего​: ребенок в его руках ​оживает​, так что является возможность ​совершить​ над ним​ таинство ​Крещения​, а самое главное, больная тоже спасена, хотя слишком слаба и измучена. Такое ​небывало удачное​ окончание крайне опасного ​процесса принимается всеми за явное чудо ​милосердия Божьего​. Врачи поражены, так как ​они​ видят совершенно​ новое, непонятное для них, явление – чудесную перемену​ к исцелению и жизни. Медицина нема перед ​такими дивными ​ проявлениями милосердия и всемогущества Божьего; правильно распланировывая​ ход известных болезненных ​проявлений, по своим научным законам, она ​с​ благоговением должна преклониться перед небесным ​глазом Милосердого Владыки, который и из камней может воздвигнуть детей Аврааму.

Вот что совершал ​праведник ​- батюшка, вот ​какие​ дивные​ чудеса ​испрашивал​ он у ​Господа​ для своих духовных детей, чтобы они крепче веровали в Господа, горячее любили Его и надеялись на Его всепрощение и ​всемилосердие.

И муж Марии Петровны – Василий Филиппович был поражен​ таким духовным величием батюшки. Это чудо ​освятило​ и укрепило его веру, придало прочный оплот его еще несовсем установившемуся настроению.​ Как​ же было ему не проникнуться и не молиться всем своим сердцем, когда жена его, будучи уже всеми присуждена на неизбежную смерть – вдруг опять​ была оставлена на радость ​всей семьи​. Что он стал бы делать с малолетними детками, если бы ни ​милостивый​ пастырь, который​, поняв своей ​всеобъемлющей​ любовью ужасную горесть одинокого отца, глубоко пожалел его и спас его от тяжелой, страдальческой участи; при своей трудовой ​жизни ​ муж Марии Петровны должен был бы неутешно скорбеть, не зная как приняться за сложное дело воспитания ​своих малолетних​ деток.

Больная была ​спасена​, но истощенный, измученный такой ужасной болезнью организм был лишен совсем сил и деятельности. Больная лежала в забытье и не могла говорить; дочери поочередно читали около неё акафист и молились за нее; так как доктор ​сказал​, что еще 3 дня она будет в ​большой опасности​. И вот ​вдруг​ больная слышит в передней голос батюшки​: «Вот и я к тебе пришел». Хотя она не может открыть глаз, но чувствует, что к ней ​подходит​ батюшка, возлагает крест на её ​лицо​ и произносит: «​Скорбями​ и ​ болезнями ​ должно нам войти в ​царство​ небесное». Потом она ​ощущает​, как батюшка​ прикасается​ своей рукой к её лбу и ​благословляет​ ее. Ей делается так хорошо, что она открывает глаза и видит, что дочери ​стоят​ на коленях и молятся; тогда она спрашивает их: «Где же батюшка, ведь он ​сейчас приходил ко мне и благословил».

Присутствующие​, слыша её ​странные​ слова, тревожно переглядываются​, думая, что с ​больной​ жар, и она ​бредит​, но они видят, что она совершенно ​сознательно​ продолжает допрашивать​: «Где, же батюшка? Ведь он ​сейчас был​ около меня»! Тогда ее ​стараются успокоить​, но Мария Петровна ​чувствует​ себя совсем легко и хорошо. С той минуты она начинает​ выздоравливать, вполне понимая, кому она ​обязана жизнью и ​спасением.

Батюшка вскоре прислал ей с её знакомой Дуней ​просфору и произнес: «Скажите Марии Петровне, что я ​был​ у неё». Так подтвердилось чудесное явление пастыря к ​больной​, которую​ он пожелал ​посетить и сам принес ей благодатное исцеление​.

Новорожденный ребенок жил 4 месяца, Марии Петровне очень хотелось придти с ​ним​ в Собор, чтобы сам батюшка совершил сороковую молитву, но муж, ​ни​ за что не хотел отпустить​ ее туда, видя, что жена была еще ​слишком​ слаба и истомлена.

И вот во сне явился батюшка Марии Петровне и сказал: «Непременно приходи в собор брать молитву, я жду тебя с распростертыми объятиями». Она рассказала свой сон мужу. Муж уже не смог противиться воле батюшки и отпустил ее.

Батюшка обрадовался, увидав ее, сказал, что она была уже предназначена к смерти и только по молитвам его опять возвращена к жизни. Потом у ней родилась девочка ​Дунечка​. Это был необыкновенный ребенок; батюшка еще в самом начале сказал, что она предназначена на небо; ​действительно, Дуня умерла 3-х лет. Это был настоящий Ангел; бывало, созовет всех ​сестер​ своих, ​заставит​ их молиться, и сама горячо молится и кладет все поклоны. У неё была необыкновенно чуткая, любящая душа, но не долго порадовала она ​своих​ близких​, так как вскоре Ангелом улетела на небо.

Дочь Марии Петровны Паша подавилась однажды ​костью​; положение было крайне опасно, так как кость невозможно было вытащить. Тогда ​обратились​ к батюшке, прося его помощи; он прислал ей просфору; как только съела она ​кусочек просфоры, так кость вышла благополучно, не причинив никакого вреда.

Однажды Мария Петровна пошла в гости к снохе, та стала угощать ее лафитом, но Мария Петровна решительно отказывалась​, говоря, что она никогда не пьет вина.

Хозяйка, однако, не унималась и так требовательно ​угощала​, что никак невозможно было ​больше​ упорствовать, ​пришлось уступить; она выпила немного лафиту, но он оказался кислым и не вкусным.

Идет​ она на другой день в церковь, подходит к батюшке под​ благословение, а он и говорит стоявшей ​впереди​ неё Елене Николаевне: «Что это вы, Елена Николаевна, вздумали пить​ вино? Ну уж если бы хорошее, а то вдруг такое ​кислое​»?! А сам смотрит на Марью Петровну. Елена Николаевна с удивлением спешит уверить батюшку, что у ​них​ в доме и вина то никогда не бывает; между тем Мария Петровна глубоко потрясенная такой дивной прозорливостью, спешит выпросить себе прощение и помилование от великого попечителя и охранителя душ – дорогого, незабвенного ​батюшки​.

Однажды, на первый день Рождества Христова, после ранней обедни, муж Марин Петровны стал убеждать ее ​разговеться​ вместе с ним и выпить чаю. Долго отказывалась она, так как собиралась к поздней обедне в церковь «​Нечаянной ​Радости​», но, видя настойчивые требования раздраженного супруга, она решилась ​успокоить​ его и выпила с ​ним​ 2 чашки чаю. Приходит она в храм, вдруг батюшка отбирает некоторых исповедниц, в том числе и ее. Причаститься в такой великий день – это верх блаженства, но несчастная Мария Петровна с великой скорбью спешит признаться батюшке, что она не может приобщаться, так как ​выпила​ чашку чая, (от великого огорчения она даже забыла, что ​выпила​ не одну, а две). ​Батюшка​ ничего не сказал на это, но когда она после обедни подходила к Кресту, то он успокоительно заметил ей: «Ну, что, ​же​ такое, только 2 чашки чаю выпила», и тем дал ей понять​, что от него не сокрыты не только важные, ​выдающиеся события, но даже простые незначительные случаи житейского обихода.

Муж её был типом людей коммерческих, деловитых, нервных и не разделял духовных склонностей жены. Видя, что жена любит принимать к себе бесприютную бедноту он иногда резко противился этому, проявляя свои права ​полновластного​ главы и хозяина, но дорогой, любвеобильный ​пастырь своими всесильными молитвами охлаждал его пылкое рвение, ​водворяя​ мир и согласие в семье.

Часто случалось, что, идя с мужем к батюшке Мария Петровна ​должна​ была страдать от резкого деспотического своеволия мужа, но дорогой пастырь, как самое лучезарное ​солнышко, ​своими​ небесными лучами ласки и благодати живо растоплял​ его ледяную оболочку гнева и раздражения, ​пересоздавая в кроткого, ​любящего​ человека с порывами снисхождения и сострадания. Батюшка, как истинный духовный учитель старался​ воспламенить в Марии Петровне эту драгоценную ​искорку попечения о ​бедных​, давая ей понять, что искреннее ​смиренное​ милосердие не забыто у Господа.

Однажды, случилось, в церковь «Нечаянной ​Радости​» пришла одна несчастная, молодая ​женщина​ (сестра ​Скворцовой​), которую отослал муж в Москву, не желая ​больше​ жить с ней. Эту​ женщину привели в церковь «Нечаянной Радости» и ​сказали​ о ней батюшке, что она приехала в Москву. Батюшка строго возразил ​на​ это: «Видно хороша, что приехала сюда», давая понять, что он знает, что ее прогнал муж, потом обращаясь к Марии Петровне, прибавил: «Если хочешь ​спасать​ душу свою, то возьми ее к себе». Мария Петровна спешит сообщить батюшке, что муж очень восстает против её гостей, так как они и сами все помещаются в одной крохотной комнатке​, но батюшка велит сказать мужу, что он сам прислал ее. Она приводит ее домой; муж резко опрашивает: «Кто это такая и зачем пришла»? Мария Петровна ​спешит​ возвестить ему слова батюшки. И что же! Муж успокаивается и говорит: «Если сам батюшка велел, то пусть живет». Женщина прожила у них несколько месяцев, причем удалось ​склонить​ её мужа к перемирию; ​изгнанница​ благополучно возвратилась, цела и невредима под законный мужнин ров.

Был еще такой случай. У одной женщины выпал ребенок из люльки и разбился; она была в таком отчаянии, что хотела покончить с собой, тогда посоветовали ей сходить к ​батюшке​. Она пошла к нему. Батюшка ее обласкал, дал ​образок​ Божией ​Матери​ «Всех скорбящих радости», и благословил ее; и что же? рассказывает она: «Как только ​благословил меня батюшка, точно ужасная тяжесть спала с моих плеч; мне стало так легко и весело​, что я не помнила себя от радости»; – вот как велико, и целебно было одно его благословение.

Когда батюшку из ​церкви​ «Нечаянной Радости» ​переводили в Архангельский собор, муж Марии Петровны, ​Василий Филиппович​, был этим очень недоволен и все сетовал на митрополита Леонтия, что такое перемещение сделалось по его распоряжению; батюшка в церкви «Нечаянной Радости», за ​вечерней, благословляя Василия Филипповича, произнес: «Напрасно​ ты обижаешься на ​митрополита​ Леонтия; ​совсем​ он невиноват в этом» потом Марии Петровне сказал:

«​Скажи мужу, чтобы он не бранил митрополита Леонтия, ​митрополит тут не причем».

Золовка Марии Петровны была опасно больна: она вся опухла​; доктора сказали, что с ней водянка и велели делать ей ножные ванны.

Мария Петровна навещала ее; когда больная опустила ноги в кадку, с ней случился удар в почках, полилась кровь ​изо рта, ​из​ носа. Она закинула голову назад и все увидали, что она отходит. Послали за главным доктором, который ​приехал​, посмотрел на больную и резко заметил, что она уже ​скончалась​, что теперь поздно, ничего уже не сделать.

Муж в отчаянии стал метаться по комнате. Тогда Мария Петровна, призвав на помощь своего дорогого батюшку, взяла его портрет и стала с верою прикладывать его к лицу больной, твердо уповая, что батюшка может услышать её горячую мольбу и быстро откликнуться своей помощью и благодатью. И что же! Вдруг больная открыла глаза и ожила.

Тогда Мария Петровна стала скорее водой отирать ее, так как целые потоки крови всю залили ее; все надо было ​привести «в должный порядок». Обо всем ​сообщили​ батюшке; он прислал образок Великомученицы Варвары; стали ​читать акафист сей святой. И что же! Больная осталась ​жива​ и скоро оправилась от своей тяжкой болезни.

Одна родственница Марии Петровны захотела поехать в Киев и стала приглашать с собой Марию Петровну. Мария Петровна обратилась за разрешением к батюшке; батюшка благословил и дал образок Божией Матери «Благодатное Небо​» и ​ев​. Михаила Архангела. И когда они ехали по Днепру на пароходе из Киева в Чернигов, случилось ​несчастие: ​загорелось главное колесо от недостатка мази; пароход начинал уже погружаться в воду; Мария Петровна, не смотря на общую панику и ужас оставалась совершенно спокойной, потому что твердо верила в батюшку и не сомневалась, что, раз он ​благословил их в это путешествие и дал образок, то они не погибнут​. Действительно, вскоре показался встречный пароход, которому даны были тревожные свистки, и он оказал нужную помощь.

У дочери Марии Петровны – ​Тани​ очень болели руки; сколько она ни мазала их, ни растирала – ничего не помогло. Хотела она ​сказать​ батюшке, да все забывала. Вдруг батюшка на исповеди сам ​спрашивает ее: «Не болят ли у тебя руки»?

Таня подтвердила батюшке, что действительно очень болят​, и ​временами​ она не может ничего делать. Тогда ​батюшка​ своими благодатными руками провел по её рукам, после​ чего руки сразу прошли. По истечении нескольких дней Таня не чувствуя боли в руках, недоумевала, почему ​прекратилась​ боль в руках и только уже после сообразила, что ​батюшка​ исцелил их своим прикосновением.

Родилась​ у ней дочка, назвали ее Антониной, без совета батюшки, так как это было на ​последних​ годах его жизни, а они ​побоялись​ беспокоить его, и уже после известили об этом батюшку. Батюшка ответил, что имя хорошее и прислал образок ​Александра​ Невского.

Что же оказалось! 3О августа (день Александра Невского), Татьяна Васильевна разбирала большой сундук в своей комнате, и, так как крышка была очень массивна, то она подложила подставку, а сама искала в сундуке. В это время как-то подвернулась её 3-летняя дочка Тоня, схватила подставку и... о, ужас! Тяжелая крышка со всей ​силой​ опустилась на её крошечные ​ручонки​, – можно понять, что должно было случиться! В безмолвном ужасе ​приподнимает Татьяна Васильевна крышку вполне рассчитывая на ​великое несчастие ​– и вот непостижимое чудо! Ручки остались ​целы​ и невредимы, без малейшего повреждения, только малая полоска свидетельствовала о совершении чудесного знамения милосердия Божьего​, при содействии великого помощника и покровителя ​благого​ пастыря, который с такой тщательностью и заботливостью охранял не только взрослых людей, но и малых, нежных, хрупких деток, ​бережливо​ защищая их от​ непредвиденных​ опасностей и несчастий.

Можно понять как горячо и глубоко ​возблагодарила ​ мать своего дорогого охранителя и защитника – пастыря, как ​на​ всю её жизнь это чувство величайшей благодарности будет гореть ярким сохранным огоньком, постоянно ​взгревая​ её веру и любовь к Господу.

Однажды, Мария Петровна была очень опасно больна, долго страдала она, совсем ослабела, даже головы не могла поднять с подушек.

Пошел Василий Филиппович к батюшке и сказал, что жена лежит почти без движения. ​Батюшка ​ спокойно возражает на это: «Надо ей причаститься, пусть придет ко мне в церковь». Василий Филиппович взволнованно протестует: «Где же ей ​придти ​ в церковь, когда она головы не может поднять».

«Ну, ​пусть приедет» – продолжает спокойно пастырь, желая дать понять расстроенному мужу, что у Господа все возможно, так как Он в один миг воздвигает с одра ​болезни​ и исцеляет.

Василий Филиппович приходит​ домой крайне смущенный​ и передает слова батюшки. Это было в воскресенье. Мария Петровна, слыша ​такие​ ​ободряющие​ слова пастыря, решительно​ объявляет, что раз батюшка велел, то она поедет ​приобщаться.

Но муж восстает против этого, говоря, что это сумасшествие ​– такой опасно больной встать с ​постели и отважиться поехать в Кремль.

Мария Петровна с вечера понедельника начинает ​упрашивать​ мужа отпустить ее к батюшке, говоря, что по святым молитвам его все ​совершится​ к общему благу.

Делать нечего, пришлось согласиться. Больная с трудом встает, одевается и отправляется в сопровождении дочери в церковь. Но каково ​спускаться​ с верхнего этажа! Еле, еле, с отдыхом передвигается она по ступенькам, садится в пролетку и едет.

Батюшка сейчас же берет ее на исповедь и сразу придает ей сил и бодрости, так что она уже свободно ​передвигается​ по храму и прикладывается к образам.

Приобщившись святых Животворящих ​Тайн​, Мария ​Петровна уже совсем бодрая и веселая легко восходит вверх по лестнице и предстает перед удивленным мужем, который сильно ​поражается​ такому явному чуду милосердия Божьего. После этого батюшка часто приобщает ее Святых ​Тайн​, и она совсем исцеляется.

Была у ней маленькая дочка Оля; однажды сильно она заболела, дни, и ночи все кричала, так что родители не знали, что и делать с ней. Пошла Варя (дочь Марии Петровны) в церковь и говорит: «Батюшка, Оля у нас больна, все кричит». «А теперь замолчала», заметил ей на это ​великий прозорливец​. Что же! Приходит она домой; девочка, действительно, стихла и через 2 дня умерла!..

Одна замужняя деревенская женщина, узнав про батюшку, с великой​ любовью ходила за его службы и исповедовалась у него. Муж же её, закоснелый и грубый ​изувер​, ​противился такому хождению в ​церковь​ и бранил ее за это; она же тихо, кротко уговаривала его сходить к батюшке, но муж и слышать об этом не хотел, говоря: «Никогда не пойду». Идет она раз ​на исповедь​ и просит у него 20 коп., а он говорит: «И 15 довольно за исповедь. К чему это 20 коп.»? Приходит она к батюшке и по окончании ​исповеди ​ просит взять его 20 коп. Он берет монету и говорит: «Надо тебе сдачи дать 5 коп. ведь муж твой велел 15 коп. дать; на, снеси ему 5 коп.». Она приходит домой и отдает мужу 5 коп., говоря, что это велел передать ему батюшка ​сдачи​. Такая «​сдача​» сильно подействовала на ошеломленного мужа, он несколько​ раз ​перепросил жену, все еще не веря своим ушам и, когда удостоверился, что батюшка узнал его неуважительные мысли ​ о нем, то так поразился такому провидению пастыря, что вполне уверовал в него, с великой любовью сам стал ходить к нему и даже сильнее жены стал чтить сего дивного пастыря и преклоняться пред ним!

Однажды подходит Мария Петровна к батюшке, батюшка смотрит на нее пристально и с особым значением говорит: «Господь ​сохранит​ и помилует». На другой день спешит она к ​обедне​, и, так как ряд ломовых телег преграждает ей дорогу, то она решается пролезть под веревку, которою лошадь была привязана к ругой телеге. И что же! в это время ​схватывает​ ее лошадь за темя, да так сильно, что зубами ​дотрагивается​ до кожи, еще бы, кажется немного, и она могла бы прокусить​ темя. Мария Петровна почувствовав сильную боль, ужасно испугалась, в волнении и тревоге все-таки поспешила в ​церковь​ к батюшке. Батюшка благословляет ее и говорит: «Ну Господь спас и помиловал», показывая ей, что ее ожидала великая опасность и только по его ходатайству Господь ​умилосердился над ней и спас ее.

Сестра её стояла, раз за обедней; по окончании обедни, во время чтения акафиста батюшка вдруг ​особенно​ внушительно посмотрел на нее ​и​ тем дал ей ​понять​, чтобы она скорее шла домой. Она ​сейчас ​ же побежала и что же! ​Приходит​, а муж её преждевременно возвратился домой и уже начинал мысленно бранить​ ее за её долгое ​отсутствие​, так что если бы она ​промедлила ​дольше​, то ей предстояла бы неприятная сцена ​раздраженного​ супруга, который вообще недолюбливал​ её ​хождения​ в церковь к батюшке, считая это не нужным и не нормальным​ провождением ​времени.

Невозможно передать, сколько всего великого и ​чудесного расточил батюшка этой семье ​Какориных​, которая и теперь с​ благоговейным трепетом вспоминает о нем, обращаясь к​ нему во всех своих недоумениях и затруднениях.

Вот еще, о каком чудесном исцелении по молитвам ​батюшки сообщают​ нам.

Екатерина ​Платоновна​, дочь отца Платона – сослуживца батюшки в Архангельском Соборе – ездила к свекру.

​Батюшка​ неохотно пускал ее туда и говорил: «Лучше бы и не ехать», но она ​настаивала​ и поехала, ​погостила​ там, вернулась домой на дачу, и вскоре, же вдруг ​отнялись​ у неё руки и ​ноги, так, что она кричала от боли и совсем не могла ходить. Её мать Елизавета Васильевна в это время была в Москве, так как это было на неделе служения батюшки. Вдруг ​батюшка​ обращается к Елизавете Васильевне и говорит: «Матушка, вам надо поскорее поехать на дачу, вы там нужны». Елизавета ​Васильевна​, строго всегда исполняя наказы батюшки, собралась​, поехала и что же! Застает она дочь совсем почти недвижимой​ в постели, руки и ноги у ней сводило, и она ​кричала от тяжкой боли. Елизавета Васильевна ​стала​ ухаживать за ней, боль все время не унималась.

Екатерина ​Платоновна​ попросила послать за доктором, но матушка, не привыкшая прибегать к медицинским средствам, обратилась к Высшей помощи и заказала обедню за её здравие в Духов день; ​всю неделю она с нежной материнской любовью ухаживала за ней и ​пользовала​ ее святыней. На батюшкину службу ​Елизавета Васильевна поехала в Москву. Батюшка осведомился у неё: «Как ваша больная»? ​Елизавета. Васильевна сообщила батюшке, что ей очень плохо.

«​Вероятно,​ у вас там доктора есть»? – продолжал допрашивать пастырь. «Наверно есть, но только я не обращалась к ним, а ​пользовала​ ее святыней» – ответила матушка и прибавила: «Она просит вашей помощи». «Ну я ей пошлю лекарства, ​возразил милостивый пастырь, возьмите гусиного сала в аптеке и помажьте ей больные места». Матушка в точности ​исполнила указание пастыря и привезла ​больной​ гусиного сала. Екатерина ​Платоновна​, узнав, какое лекарство ​прислал​ ей батюшка, сильно ​обиделась​, заплакала и сказала: «Ведь это только им обмороженные места мажут»!

Однакоже совет ​пастыря​ был строго исполнен, Елизавета Васильевна мазала и руки и ноги больной ​гусиным​ салом, и больной стало немного лучше.

Чтобы сколько-нибудь успокоить страдания своей дочери, Елизавета Васильевна всю ночь сидела около неё и мысленно возносила молитву за нее к ​Господу​; в это время больная совсем утихала и засыпала. Когда же в 5 часов​ утра, матушка сама от великого утомления уходила отдохнуть, то у ней опять поднимались ​сильнейшие​ боли, и она жестоко ​страдала​.

На следующую службу батюшки, Елизавета Васильевна опять поехала в ​Москву ​ и сообщила ему о ​горестном состоянии​ больной.

Батюшка​ на этот раз дал ей ​йоду​, велел кисточкой делать​ точечки и кружечки на больных местах и прибавил: «Я направлю ​отца​ Платона ее приобщить». Потом дал ​образочек​ Гурия, ​Самона​ и Авива и сказал: «Если ​бы​ вы матушка смогли​ на мою неделю привезти ее ко мне, она бы поправилась здесь совсем». Потом он приготовил Святые Дары и сам принес дароносицу​ отцу Платону. Отец Платон 2 раза приобщал​ свою дочь на даче, ​причем,​ вместе с ней ​приобщались​ и некоторые другие больные.

В тот день, когда больная ​приобщалась​, она чувствовала себя очень хорошо, все боли ее оставляли, она могла даже брать руками, но на другой день ей опять становилось хуже. И вот, видя, что мама сильно переутомилась во время её болезни, она решилась сдерживать себя, стала бороться с болезнью и начала упрашивать мать пойти хорошенько отдохнуть.

Матушка, чувствуя, что она совсем изнемогает, ​отправилась​ прилечь в соседнюю комнату.

Только что ​Екатерина Платоновна сидя​ расположилась провести ночь, вдруг слышит около себя какое-то злорадное ​гоготание​ и чувствует острую боль в спине, точно кол вонзился туда. Приходилось делать неимоверные усилия, чтобы ​удержаться от ​крика​ и не ​испугать​ матушки.

Тяжкая мучительная боль не прекращалась ни на минуту, нельзя было ни прилечь, ​ни​ пошевелиться; больная, не смыкая глаз, жестоко страдала и не знала, как дождаться утра. На утро ей ​сделалось полегче.

Слова пастыря: «Если бы вы матушка смогли на мою неделю привезти ее ко мне» глубоко запечатлелись в сердце Елизаветы Васильевны​, и она решилась во чтобы то ни стало отвезти ​ ее в Москву.

Вполне сознавая великую трудность ​переезда​ больной, почти совсем ​недвижимой​, дочери, она возложила твердое упование на ​великие​ и сильные молитвы пастыря и стала, готовиться к отъезду.

Надо было во что-нибудь обуть сильно ​распухшие​ ноги больной; добыты были чьи-то плисовые сапоги и вот, накануне отъезда, Елизавета Васильевна уговорила дочь надеть их и попробовать сделать по комнате, хотя несколько шагов. С ​великой​ болью больная обулась и, еле-еле переступая, передвигая приспособленный маленький столик, сделала несколько шагов​; потом, в крайнем изнеможении, опять поместилась на постель​. Тяжело было её положение: ​ноги​ не двигаются, руки не действуют. Еще молодая, ​полная сил​ и энергии, на присуждена была к ​томительной​ бездеятельности, к непрерывному мучительному​ страданию. Но любвеобильный пастырь горячо вступился за нее ​перед​ Господом и ​своими​ молитвами и ходатайством​ испросил ей скорое, благодатное исцеление.

Вот наступил и день отъезда. В 4 часа утра подана была лошадь, чтобы отвезти больную на вокзал. Когда​ Елизавета Васильевна стала будить ее, больная заплакала и сказала: «Я такая слабая, могу ​ли​ я поехать в Москву»? Матушка не стала настаивать, сознавая, что силой и требованием ничего не ​сделаешь, а вместо сего стала тайно ​воссылать

моление Господу, понимая​ сколь необходимо и важно свезти ее в Москву. И вот, Екатерина ​Платоновна​ мало по ​малу​ начинает одеваться и решается собираться в путь, только просит натереть себя​

йодом​, так как от натирания боль прекращалась. С ​великим​ трудом одели, обули ее и повели под руки к ​извозчику​; поставлена была скамеечка, чтобы легче ей было подняться в пролетку. Кучер мальчик тоже услужливо помогал. ​Наконец​ больную ​уложили​ в ​тарантасик​ и шагом ​повезли ​ на станцию. Дождались поезда; с великими трудностями и усилиями ​ ввели ее в вагон. Здесь помягче ​и постелили

ей на ​отдельной скамейке, уложили ее; все время она чувствовала сильные боли. Матушка мысленно возносила великую благодарность Господу​, что Он ​помог ей перевезти больную в Москву. ​Приехали, пять томительный процесс спуска на платформу, ​усаживания​ в пролетку, (извозчику велено было приехать к назначенному​ часу) и медленного передвижения по ​улицам​ города, Но вот и Архангельский Собор. С трудом ввели больную в ​исповедальню ​ и ​посадили​ на стул. Приехал батюшка, Елизавета Васильевна ​доложила​ ему, что она привезла больную дочь. ​Батюшка оживился​ и произнес: «Давайте ее сюда». Он взял ее исповедовать, потом выпуская ее воскликнул: «Боже мой, что с ней сделалось, она вся почернела»!

Екатерина​ ​Платоновна​ все время сидела. Подвели ее к Святой Чаше, батюшка ​приобщил​ ее Святых ​Таин​, ее хотели поддержать​ и повести, но пастырь торжественно возгласил: «Оставьте ее! Она сама пойдет» и что же?! Все, к неописанному удивлению, ​увидели​, что больная сама потихоньку стала переступать и двигаться; как малое дитя, которое еще только учится передвигать своими ​слабыми​ неумелыми ножками, она, покачиваясь, ​шла и​ сама, тихонько спустилась с амвона и после благодарственной молитвы свободно могла дойти до пролетки.

Тут все воочию убедились в непостижимой чудесной силе Величайшего Таинства Святого Причащения, тут все поняли, что ​никакие обыденные лечения и лекарства не могут сравняться с сей Пресладостной Небесной ​Пищей​, которая обновляет, возрождает и ​укрепляет​ немощность духа и тела и может мертвенное и тленное в один миг превратить в ​бессмертное и нетленное.

И так Екатерина ​Платоновна сразу​ же после Святого Приобщения стала ходить и ​ двигаться.

Батюшка велел ей приобщаться каждодневно всю его неделю, что она радостно и благоговейно исполнила; после этого она ​с​ матушкой поехала на дачу и там своим чудесным исцелением​ привела всех в ​трепет​ и недоумение, так как за неделю видели ее совсем немощной и движимой.

После этого батюшка стал часто приобщать ее Святых Таин​ и, видя её глубокую веру, все ​больше​ и ​больше наделял​ ее высшими ​благодатными​ дарами, чтобы она и со своей стороны могла бы в других ​

насаждать​ основы веры и ​благочестия.​

Татьяна​ Григорьевна Абросимова так рассказывает о своем чудесном исцелении: была она однажды, (в ​воскресенье​) в гостях у своей замужней дочери и уговаривала зятя приехать к ним во вторник, так как в этот день обещался к ним приехать батюшка и отслужить у них на дому молебен. Но зять все отказывался, ​ссылаясь​ на ​службу​, (хотя он ​мог​ свободно ​относиться​ на несколько часов); вдруг, почувствовала она сильную боль в висках​, как будто кто ​молотом ударил​ по ним, она стала скорее ​собираться​ домой. Ее ​удерживали​; но она чувствовала себя все хуже и хуже. Едва, едва дошла она до извозчика и поехала домой. С трудом, почти ползком, вскарабкалась она по ступенькам лестницы. Домашние недоумевали, что такое с ней случилось, так как она отправилась совсем здоровой. Дыхание у ней захватывало, она не знала, как дойти до кровати. Горло у ней все распухло, и ощущалась такая сильная боль, точно острые иголки воткнулись​ в него. Родные, опасаясь, чтобы не ​случилось​ с ней удара, советовали послать поскорее за доктором, но она ​умоляла​ их съездить к батюшке или, по крайней мере, послать ему телеграмму и попросить его ​помолиться​ за нее; но, так как было позднее время, то побоялись беспокоить батюшку, а потому в страхе и недоумении не знали, на что решиться.

Тогда Татьяна Григорьевна взяла маленькую карточку ​батюшки​, крепко прижала ее к себе и горячо стала просить его святых молитв, так как чувствовала себя все хуже и хуже. Горло еще ​больше​ налилось и распухло.

И что же! Дорогой утешитель не замедлил откликнуться на её горячий призыв: он явился ей на воздухе с крестом на груди, несколько раз как бы пролетел мимо неё и даже почувствовала она, что коснулся её своим наперсным крестом; вдруг ей сразу стало легко: удушье прекратилось, боль прошла; она, как бы ни веря происшедшему, открыла глаза и осмотрелась​ вокруг. Видя испуганные лица своих родных, Татьяна Григорьевна в радостном восторге поспешила возвестить им, что сейчас являлся к ней батюшка и исцелил ее.

Она даже свободно могла ходить по комнате и ​разговаривать​, хотя за несколько минут перед этим совсем умирала, не могла почти дышать.

В страхе и трепете возблагодарила Татьяна Григорьевна Господа за свое чудесное исцеление.

Вот о каком исцелении рассказывает нам еще Татьяна Григорьевна​: умирала её маленькая внучка Аня. Пригласили доктора, он ​прописал ​ лекарства, но болезнь не улучшилась, девочку​ все время ​потчевали​ разными лечебными снадобьями, от которых у ней поднялась тошнота.

Татьяна​ Григорьевна настояла, чтобы ребенка причастили; ее причастили, она немного успокоилась​, но была очень слаба и еле дышала.

Приехал доктор и откровенно заявил матери и бабушке, что ребенок должен умереть и лечить больше нечем. Для успокоения родителей он еще прописал какое-то лекарство и посоветовал, матери прилечь отдохнуть, так как она очень истомилась​ и ослабела.

Тогда Татьяна Григорьевна встала и объявила, что она теперь​ пойдет к своему доктору, а, когда врач поинтересовался узнать, к кому она хочет ​обратиться​, то она заявила ему, что пойдет в Архангельский Собор к батюшке отцу Валентину.

Доктор, который тоже знал и чтил этого пастыря, ​одобрил​ её намерение, говоря, что медицина предлагает свои научные средства, но что важнее всего обращаться к Высшему Врачу, ​который​ Один только истинно может помочь страждущим. Приходит она в Собор; батюшка сам ​подходит​ к ней и говорит: «Поздравляю вас с ​причастницей​». Татьяна Григорьевна поражается, почему это батюшка мог знать, что они причащали девочку, (она мало еще понимала тогда о величии​ пастыря, потому что только что начала ходить к нему).

Тогда батюшка начинает расспрашивать ее о девочке вынимает ​просфору​ и велит покормить ее. Татьяна Григорьевна в недоумении рассуждает про себя: девочка совсем умирает; разве можно кормить ее, ​однакоже​ по ​возвращении​ домой, сейчас же с просфорой подходит к ребенку и видит, что у девочки​ уже ​останавливается​ дыхание, но больная, как бы по повелению высшей власти, обращается к ней, вдруг ​открывает​ глазенки и ручкой берет просфору. Татьяна ​Григорьевна быстро ​разламывает​ ее и дает ребенку. ​Умирающая​ девочка уже несколько дней ничего не могла, есть, так что у неё в ротике​ образовалась густая пленка, однакоже​ она с ​нетерпением​ берет кусочек ​просфоры и проглатывает, потом ​другой​, третий и так быстро ​съедает всю головку. Татьяна ​Григорьевна​ наливает в стакан Святой воды и внучка её, (ей было год с ​небольшим​), с полным наслаждением кушает всю просфору, после чего вскоре же встает на ножки, начиная прыгать и резвиться, как совсем здоровая.

Приходит её мама, (она по совету доктора немного прилегла отдохнуть), и в недоумении ​останавливается​, не веря своим глазам, но когда узнает о чудесном исцелении своей умирающей ​дочки​, то горячо благодарит Господа за Его неизреченную ​милость.

После этого батюшка вскоре ​присылает​ другую просфору, и девочка совершенно выздоравливает.

Мать Татьяны Павловны, (невестка Татьяны ​Григорьевны​) –​Аграфена Андреевна опасно заболела. Дочь её сильно горевала и все умоляла батюшку помочь её маме.

Батюшка стал молиться за нее и она, чудесно выздоровела, но вскоре, же заболела и умерла маленькая внучка Татьяны Павловны. Когда Татьяна Григорьевна, (её ​Свекровь​), после этого пришла в Собор, батюшка перед ней взял исцеленную Аграфену Андреевну и сказал: «Тебе назначено было умереть, но ты, грешная, еще не готова; я выпросил у Господа – тебе исцеление, а вместо тебя отдал Господу твою маленькую внучку».

После этого батюшка брал ее на исповедь каждую свою службу и все больше и ​больше​ духовно возрождал ее. Он благодатно​ воспитывал ее целый год, после чего она, в полной вере и смирении, отошла к Господу. Дорогой пастырь, так много потрудившийся над ней и неустанно ходатайствовавший​ за нее у Бога, радостно насладился ​великим успехом своего труда и сказал её родным: «Какая она у нас стала хорошая».

Татьяна Григорьевна​ еще рассказывала, что у сына её Вити сделался на ​спине​ около шеи карбункул; надо было решиться​ на операцию, но Татьяна Григорьевна все мысленно ​молила​ батюшку помочь ему, и вот уже подана была лошадь, чтобы ​везти​ мальчика на операцию; вдруг точно кто ​проколол нарыв из него сразу сильной струей вытекла материя.

Радостная семья от всего сердца возблагодарила Господа за Его дивные милости, а также и праведного служителя Его, который неустанно ходатайствовал за своих духовных детей, охраняя их от всех зол, болезней и бедствий. Татьяна ​Григорьевна​ много лет ходила к батюшке и горячо чтила его со всеми своими детьми; только мужа своего она сперва никак не могла ​привести​ к пастырю; упорно ​отказывался​ он ​идти​ в Архангельский Собор, не смотря на все её, просьбы и убеждения.

Муж даже часто бранил ее за её хождение в Кремль, говоря, что есть ближние храмы, где можно молиться; зачем ходить постоянно в Кремль; но жена не слушала его, ​продолжая​ ходить к батюшке, ибо познала, что он великий Светильник​, и невозможно, узнав его, не бывать за его ​службами.

Но упорная натура мужчины не так – то ​податлива​ и отзывчива​, как более восприимчивая натура женщины.

Долго ​пришлось​ его убеждать; ​ничего​ не помогало.

Тщетно испробовал все средства, Татьяна Григорьевна решилась обратиться к батюшке и молить его принять к себе её мужа, который, углубившись в коммерческие деловые ​расчеты, не хотел, и беспокоить себя какими-либо духовными подвигами. ​Батюшка​ с любовью откликнулся на её просьбу за мужа и сказал: «​Приведи его ко мне, скажи, чтобы пришел ко мне на ​исповедь». Татьяна ​Григорьевна​ передает мужу наказ батюшки; тот и слушать не хочет, говоря, что скоро поедет говеть к Троице, а к батюшке ему совсем незачем ​ходить.

Тут уже все дети ​стали​ умолять его послушаться батюшки, так как сам батюшка призывает его к ​себе​, но отец не соглашался​, собираясь ехать в ​Сергиевский​ Посад.

Татьяна Григорьевна стала молить Господа, ​смягчить​ упорное сердце её мужа и что же! он ​отложил поездку​ к ​Преподобному Сергию​, но в Собор все-таки не шел.

Татьяна Григорьевна понемногу стала ​уговаривать его ​готовиться к исповеди, но он ​упорно​ твердил свое, что к батюшке

не пойду. Вдруг, под воскресение Великого поста, он ​видит сон, который потрясает его ​всего ​ и ломает его ​закоснение​ и упорство. Он видит, что он вступил в алтарь Архангельского Собора и, вот, идет к нему Сам Господь в царском ​облачении и гневно ​велит​ ему выйти вон из алтаря, так как он ​пришел ​неготовым и нечистым на исповедь.

Этот сон так поражает его, что он ночью же ​витает​, рассказывает о нем своей жене, быстро ​начинает собираться исповедоваться и уже без всякого возражения идет в ​Архангельский​ Собор.

Жена наставляет его, как стоять в алтаре и ​следить, куда будут ​проходить​ другие ​исповедники​, (батюшка мужчин исповедовал в алтаре), чтобы каким-нибудь необдуманным действием не ​прогневить​ пастыря.

Пошел Яков ​Никитич (Абросимов), вместе со ​своим сыном. Батюшка сначала взял Ивана Яковлевича, а потом позвал и его. Но он так растерялся, что хотел ​перейти мимо Царских ​ врат. Тогда батюшка гневно крикнул на него и выслал вон из алтаря.

Каково​ было ему с его надменностью и ​гордостью​ слышать гневный ​окрик пастыря​, да еще при ​многочисленных исповедниках​!

Подошел он к жене весь растерянный, не зная, что и делать.

Слова пастыря произвели на него спасительное действие; куда девались его спесь и ​надменность​! С глубоким ​раскаянием​, весь проникнутый чувством сознания своего недостоинства​, ​он​ с горячими слезами о прощении ​молился​ всю обедню, прося Господа ​простить​ его и ​помиловать​.

Раскаяние было столь глубоко и велико, что он даже, несмотря на такое гневное изгнание, решился опять подойти к батюшке и попросить у него прощения.

Он вошел в ​алтарь, когда пели ​молитву Господню​ Отче Наш.

Видя ​ его сокрушение и вполне искреннее смирение, батюшка уже тихо и ласково обошелся с ним, причем сказал, что сейчас не может его исповедовать, так как уже конец обедни, но на следующей неделе возьмет его на исповедь.

Потом после обедни, батюшка обратился к Татьяне ​Григорьевне​ и промолвил: «Вот как я его наказал; это за его гордость».

После этого он послал Якову Никитичу с его сыном Образок Преподобного ​Сергия​, как бы в утешение ему за то, что он отложил свою поездку в Троице-​Сергиевскую​ лавру.

На следующей неделе батюшка действительно взял его на исповедь, удостоил его причащения Святых Животворящих ​Таин​ и таким образом принял его под свою спасительную охрану. Яков Никитич стал высоко чтить батюшку и дорожить всяким его, словом и советом.

Сын Татьяны Григорьевны – Иван Яковлевич учился в ​Строгановском​ училище и ему к экзамену надо было представить ​рисунок​; всю зиму он ​трудился​ над ​больными рисунком ​– иконостасом и все отделывал его, – а, экзамен назначен​ был в мае. Пришла к ним как то в гости одна, старушка, которая вошла в комнату к нему и стала просить у него бумаги для завертывания какой-то вещицы, он, давая ей бумагу, нечаянно разлил черную краску, которая, пролившись на ​рисунок​, к его ужасу совсем испортила его. В ​страшном волнении не знал он, что и делать. Тогда старушка ​посоветовала​ Якову ​Никитичу​ пойти к батюшке и попросить у него помощи и совета в таком затруднении.

Не представить рисунка – значит ​испортить всю свою ​будущность​ и лишить себя даже куска хлеба.

Батюшка, увидав Якова ​Никитича​, ласково ​благословил его и сказал: «на счет Ивана ​Яковлевича​ вы не ​беспокойтесь, все будет благополучно».

И что же! Он снова принялся за рисунок и каким-то чудом в 2 недели окончил его, тогда как прежний он ​рисовал всю ​зиму. Рисунок вышел прекрасно, правильно, и он ​удостоился награды за него.

Рисунок был ​больших размеров, требовал продолжительной усидчивости, а между тем, при молитвенной помощи дорогого батюшки, он был окончен в 2 ​недели и сделан​ был настолько ​чисто и ​исправно​, что удостоен высшей похвалы.

Тут конечно поняла семья, по чьей ​милости совершилось все так удачно и благополучно, и прославила великого утешителя и ходатая.

Духовная дочь батюшки Анна Егоровна ​Сионова⁶) тоже пожелала сообщить о своем чудесном исцелении по ​молитвам дорогого пастыря.

Была она очень больна; у ней было воспаление. Перед своей болезнью она была в Соборе, ей хотелось исповедоваться у батюшки, но батюшка ее не взял, сказав: «У меня говеют только вдовы и сироты», как-бы давая ей понять, что семейная жизнь должна иметь свои тревоги и испытания. ​Болезнь​ была трудная, опасная, она лежала в клиниках, но по святым ​молитвам​ батюшки болезнь вскоре прошла; потом ​опять повторилась​, ей стало очень плохо, ноги распухли, пошла она в Собор. Батюшка дал ей просфору и сказал, чтобы она в 3 дня ее съела, а лекарства бы все ​оставила. Она 3 дня ела святую​ просфору и через 3 ​дня​ все кончилось.

Потом​ сделался у ней нарост на внутренних ​покровах тела, спросила ​она ​ у батюшки благословения лечь в больницу​, батюшка сказал: «Деточка, надо лечиться, чем ​скорее,​ тем лучше», послал ее к фельдшерице Надежде Николаевне, чтобы она ее ​освидетельствовала​; та нашла, что необходимо сделать операцию.

Батюшка ​причастил​ больную и у Святой ​Чаши и​ сказал, обращаясь к ​княгине Шаховской​: «Ваше сиятельство, примите мою ​знакомую​», (у княгини Шаховской была больница).

Анна Егоровна ​тогда​ обратилась к батюшке, и со страхом произнесла: «Жаль мне деток», но батюшка успокоил ее и возразил: «Я, же вам сказал, что все будет благополучно».

И вот поместили ее в больницу княгини ​Шаховской.

Туда приезжал к ней племянник её доктор, и велел известить​ себя о дне операции. И вот назначена была ​операция​.

У Анны Егоровны явилось удивительное спокойствие духа, так как она помнила ​великие​ успокоительные слова пастыря и нисколько​ не боялась её.

Такое ​присутствие духа поразило её ​племянника​, а он стайным​ страхом следил за ходом дела.

Между тем больная стала набирать ванну, вышла ​из​ ванны, пришла​ в операционную комнату; спокойно легла на стол, ее начали усыплять, и она тихо заснула.

Это было в 11 часов утра, ​проснулась ​ она в 5 часов дня, боли почти никакой не ощущалось, только она была забинтована и ей не давали пить, так как у ней был еще жар.

Княгиня с беспокойством справлялась о её здоровье и передавала батюшке, а он присылал ей поклон и ​благословение​.

Доктора, на второй день, осмотрев ее, поразились, что она быстро стала поправляться после такой ужасной операции и говорили​: «Вас ​сейчас можно​ на французскую выставку послать». – Действительно, был ​поразительный случай ​выздоровления при​ такой ​опасной болезни.

На 4-й день после ​операции приехал в ​общину княгини Шаховской​ сам батюшка. ​Княгиня позволила​ Анне Егоровне подойти​ к батюшке. Батюшка ​благословил​ ее ​и​, когда она стала спрашивать у батюшки позволения ​выписаться​ из ​больницы​, то батюшка промолвил: «Да, да, можно ​выписываться; ​наймите карету и прежде всего, заезжайте в часовню ​Иверской Божией​ Матери, отслужите благодарственный молебен о ​своем исцелении​, а потом поезжайте домой».

Когда Анна Егоровна совсем поправилась, то пошла с мужем к батюшке поблагодарить его за его святые молитвы.

Батюшка сказал ей: «Немного бы осталось ​пожить​, много месяц, тяжкая кончина была бы», давая ей тем понять, что ей уже назначена была смерть, но что милосердый Господь по его ходатайству исцелил ее.

Через некоторое время заболел её муж; какая-то непонятная болезнь приключилась с ним; у него стала все голова кружиться, сидит, бывало, вдруг и упадет.

Приезжал доктор, осмотрел больного и заметил: «​Смотрите​ за ним хорошенько, он может моментально умереть».

Такой страшный приговор ​испугал​ Анну Егоровну, и она сама стала так скорбеть и волноваться, что не могла ​ни пить, ни​ есть.

Зашла к ним одна их знакомая Александрушка и стала заботливо расспрашивать: что с ней?

Анна Егоровна поведала ей о своем горе, что муж её может моментально умереть.

На другой день опять приходит Александрушка, приносит просфору от батюшки и говорит: «Батюшка велел передать, чтобы вы успокоились, Иван Николаевич ​проживет​ долго» и назначил ему ​прийти причаститься​.

Когда доктор после этого приехал к ним, то ​был крайне недоволен, что больной выезжал ​из​ дому и сказал: «Разве можно было вам ехать».

Однакоже​ Великое Чудесное Таинство быстро оказало свое целебное действие: болезнь сразу же пресеклась.

За их дочь сватался жених, назначен был день ​визита к жениху. Анна Егоровна сильно волновалась и всю ночь не могла заснуть, ее трясло как в лихорадке; ​поехали​ они к батюшке, а она от волнения почти не могла идти. Рассказали они про жениха и попросили у батюшки совета, батюшка возразил: «У меня много ​комиссионеров​, когда бы так пил как вы (​обратился​ к Ивану Николаевичу), а как время ​убивает​?! в железную дорогу играет, деньги возьмет и уедет, и оставит вас».

После этого дочь их слышит во сне голос, что ​жених с обманом женится. Тогда они ​поняли​, что дело должно ​разойтись​; когда жених приехал, дочь их и не вышла к нему.

Вскоре стали сватать другого. Александрушка указала на одного молодого человека, говоря, что он служит казначеем в обществе «Якорь».

Приехал к ним жених, ему все понравилось, и он тоже ​произвел​ на всех хорошее впечатление.

Александрушка​ сообщила обо всем батюшке, а он ​возразил​: «Хорош молодчина, еще бы такой да не понравился». Приехали они после того в дом к жениху, но их приняли,​ что-то сухо. Анна Егоровна так была расстроена, что ​сильно горевала и плакала. Александрушка

опять снаряжена была для переговоров к батюшке. Батюшка на это заметил: «​Раньше​ будут ​плакать​, а потом плясать и ликовать».

И действительно так все и случилось. Вскоре Александрушка принесла от батюшки икону жениху и невесте; свадьбу отпраздновали как нельзя лучше; ​плясали​ и ​веселились​, как предсказал великий пастырь.

У ​Симоновых​ было прежде трактирное заведение, но потом ​они​, не спросясь батюшки, ​закрыли​ его.

Узнав об этом батюшка сердился на Ивана ​Николаевича и сказал. «Напрасно, напрасно, Иван ​Николаевич​, ты покончил это дело, тебе надо трудиться». И за самовольное распоряжение Батюшка​ наказал его: он долго не мог ​найти себе подходящего дела? Страшно мучился и тосковал без работы. Тогда Анна Егоровна решилась пойти к батюшке и ​попросить у него прощения. Батюшка дал ей образок ​Корсунской​ Божией ​Матери​ и возгласил: «Сама Божия Матерь вас ​благословит​, вам ​будет​ и покойно и выгодно». Действительно, вскоре племянник Ивана ​Николаевича​ предложил​ ему вместе с ним открыть мануфактурный ​

магазин. Иван Николаевич пошел к батюшке за советом и благословением​.

Батюшка дал ему образ ​Нерукотворенного Спаса и с радостью благословил его на новое дело.

Действительно, они очень удачно начали торговать; дело шло очень выгодно, но вскоре племянник отделился от них и захотел самостоятельно ​вести​ дело.

Иван Николаевич опять затужил​, думая, что ему одному не справиться с такой многосложной торговлей. Анна Егоровна пошла​ к своему хранителю пастырю, чтобы узнать, что им делать.

Батюшка ​успокоил​ ее, сказал, что все будет хорошо, а про племянника заметил, что он будет самый несчастный ​человек​; действительно, его постигли ​несчастия​ и бедствия, и он пришел в крайне ​расстроенное положение.

А Иван Николаевич по святым молитвам пастыря расширяет ​ свою торговлю и живет во славу Божью, ежечасно, ежеминутно воссылая искреннюю благодарность своему ​неоцененному​ покровителю – батюшке, который и в небесных ​чертогах​ неустанно продолжает следить за ним и его супругой, направляя их к благу и спасению.

Как приятно посмотреть на семьи, которые, ​быв при​ жизни пастыря под его строгим контролем и надзором, и теперь ​продолжают носить​ в себе ясные ​отпечатки​ его руководства и воспитания​.

Это не пустые вольнодумные люди с бойкой удалью и само чинением​, нет, это осмысленные создания с устойчивыми ​основами веры, нравственности и благочестия.

Не для удовлетворения собственного довольства и прихотей тратятся здесь ​достатки​, а для облегчения чужой скорби и ​страдания​, на утешение несчастной бесприютной братии, которая, согретая​ их любовью и лаской, вознесет к ​Господу горячие моления​ и благодарения за своих благодетелей. Все это насадил незабвенный​ наш пастырь и тем выполнил дивную миссию. Эти, ​воспитанные​ им ​семьи​, являясь живым ​назиданием для окружающей среды, хотя понемногу, но неуклонно насаждают в обществе правила веры и любви к Господу и ближним.

Одна духовная дочь батюшки рано овдовела, лишившись мужа, она чувствовала себя такой несчастной и одинокой, что никак не могла свыкнуться со своей вдовьей долей и во, чтобы то ни стало, намеревалась опять выйти замуж.

Молодость требовала себе удовлетворения, искала любви и счастья. Находились и женихи, которые изъявляли желание выбрать ее в подруги жизни. Так вскоре ей сделал предложение очень видный доктор. Она была на верху блаженства. Такое важное лицо ​просит ее быть его супругой, чего же еще лучше: богатство, ​счастье, положение, семейные радости; верно и ​батюшка​ будет рад этому. И вот спешит она в храм возвестить​ батюшке о ниспосланном ей от Господа счастье.

Но великий прозорливец знал, какой человек смеет вторгаться в неприступную ​храмину​ её души, которую он ​неоднократно омывал, освещал и озарял своими словами веры и вразумления, которую неоднократно ​убелял, ​освящал Святыми Пречистыми Животворящими Тайнами, он ​видел​ какой хищный​ ворон хотел похитить чистую ​голубицу​, а потому гневно сказал ей, что он человек плохой жизни, и не может быть её супругом, и чтобы уже заманчивое желание не растравляло​ её душевной раны, он объявил ей, что она этого человека ​больше​ никогда не увидит; действительно, она уже, больше​ не встречалась с доктором, хотя ​были​ общие знакомые, у которых бы она могла с ним свидеться.

Но каково, же было ей смириться и покориться!

Молодые желания, семейные радости так и манили​ к себе; она постоянно волновалась и нетерпеливо ожидала удовлетворения​ своим стремлениям Батюшка с глубоким сожалением и состраданием ​смотрел​ на нее, понимая её тяжелое, трудное положение и с ​великой​ нежностью и любовью обращался с ней, как с ​слабым​ одиноким бездольным ребенком, ​всегда отечески​ –радостно ободрял и укреплял ее словами прозорливой ​мудрости и благодатной ласки.

Наконец, он решился разом пресечь её пустые мысли и стремления к семейной жизни. ​Приезжает​ он раз к ​церкви «Нечаянной Радости», сходит с пролетки и пешком ​спускается​ под горку. Она как раз подходит в это время и радостно​ бросается к нему.

Батюшка благословляет ее и торжественно объявляет ей, что нынче он покажет ей жениха.

Она на верху блаженства. Так давно мечтала она об этом, батюшка все отклонял, а тут вдруг сам хочет ​указать​ ей настоящего жениха.

Батюшка ​идет​ с ней и возвещает, что жених – богатый, красивый​, умный и молодой – одним словом такого и не ​сыщешь​.

Она, будучи с открытой, чистосердечной душой, всецело преданная батюшке, безусловно, верит его словам, а потому все больше​ и ​больше​ умиляется и ликует.

К батюшке ​многие​ подходят по дороге за благословением, но он всех ​полусердито​ отстраняет, говоря: «Разве вы не ​видите​, что я ​иду​ с невестой» и продолжает идти к церкви; он сам как бы спешит и волнуется ​при​ таком торжественном событии. Вот и церковь. Входят на паперть на паперти справа изображение Спасителя и 10 прокаженных.

И вот батюшка подводит ее к Спасителю, ставит перед Ним на колени и говорит: «Вот твой жених, а ты будь Варвара, невеста Христова Прекрасная».

Полная суетных земных исканий и мыслей, она в ​глубоком недоумении смотрит то на Спасителя, то на батюшку, не понимая, шутит ли с ней батюшка или говорит серьезно.

Видя​ её недоумевающий, недовольный вид, батюшка замечает​: «Что, или недовольна? Ну лучше у меня жениха нет. Какого тебе надо? Красивого? Он краше всех сынов ​человеческих. ​Богатого​? у Него все сокровища мира, вся слава».

Но, видя как трудно молодому, ​осуетившемуся​ существу, полному земных грез и мечтаний, ​направить​ все свои мысли, чувства и желания к Единому, вечному, блаженному ​Источнику всех благ и милостей, батюшка с глубоким сокрушением отходит от неё, оставляя ее в полной ​неудовлетворенности относительно​ осуществления её мечтаний о замужестве и семейных​ радостях.

Всю обедню, батюшка с ​грустью посматривал на свою легкомысленную питомицу, которая не могла еще настолько проникнуться​ горячностью любви к Господу, чтобы неустанно иметь Его в своем сердце и неудержимо стремиться к Нему.

По окончании обедни, батюшка благословил ее и сказал: «Что, не угодил тебе? Ну, другого я тебе не могу дать», дав ей понять, чтобы она понапрасну не желала мирского, суетного, так как воля Божия обрекла ее на духовное ненарушимое вдовство, на стремление к Горнему Святому, блаженному, а не на удовлетворение земных желаний. С тех пор пресеклось, у неё – искание семейного очага, а все мысли и желания стали ​более и более ​направляться​ к ​Единому Высшему Светлому образу Небесной ​Чистоты, ​Святости и Правды.

Вот как глубоко и ​назидательно вел и совершенствовал драгоценный ​светильник​ наш батюшка всякого человека, пришедшего​ под его спасительную охрану и руководство.

Послушаем, что сообщает нам про батюшку Прасковья Матвеевна ​Цурикова⁷.​

Однажды батюшка дал ей 1 рубль; ей было совестно брать деньги, но отказаться и не взять, она не ​решилась​, так как боялась этим обидеть пастыря.

Что же оказалось! Этот рубль принес целое благополучие в ​семью​; целый год ей пришлось помогать родным; постоянно​ представлялись такие ​случаи​, что требовалась ​немедленная помощь от неё; одним словом, рубль ​послужил​ неоценимым источником материальной помощи для её родных.

Самое пришествие к батюшке Прасковьи Матвеевны было знаменательно. Пришла она к батюшке исповедоваться, но, будучи в болезненном положении, не могла пробраться к нему вперед, стояла сзади и все думала: «Хоть бы батюшка взял меня». ​По исповедовав​ 2, 3-х, Батюшка вдруг ​раздвинул​ толпу, за руку повел ее к себе на ​исповедь​, и стал ее исповедовать​. Сначала Прасковья Матвеевна не удовлетворилась его вопросами и подумала, зачем это батюшка исповедует меня как девочку; тогда батюшка сразу же показал свою прозорливую​ мудрость и вдруг стал ​исповедовать​ ее и на этот раз как женщину, и тем дал ей понять, что он узнал её мысли. Таким образом, батюшка сразу же показал себя в духовном блеске и сиянии; отпуская ее с ​исповеди​, он дал образок ​Нерукотворенного​ Спаса и сказал: «Он будет во всем тебе помощник»; ​действительно​, она бодро выдержала

тяжелое страдание, стала верующей христианкой, во всем ​утешая​ и укрепляя мужа и воспитывая детей в вере и нравственности​.

Однажды Прасковья Матвеевна опоздала в Собор, но, так как она хотела ​исповедоваться у ​батюшки​, то она ​поспешила войти в ​исповедальню​ и не приложилась к местным иконам​ Собора.

Батюшка взял ее на исповедь и ​спросил​: «А ты поклончики​ то положила»? Тогда она должна была сознаться, что поспешила войти в исповедальню и не наклонилась Святым Иконам. Батюшка ​наставительно​ заметил ей на это: «Ты ко мне то не спеши, а ​поклончики​ то всегда клади», давая ей понять, что, прежде всего, она должна воздавать поклонение Господу, так как один Господь может осуществить и исполнить все наши ​просьбы и желания.

Старший сын её Миша заболел бронхитом; нельзя было матери взять его в Собор, а ей во что бы то ни стало, хотелось ​пойти к батюшке и попросить его ​молитв​ и благословения. Муж стал сердиться на нее, уговаривая не идти и не бросать больного сына, но Прасковья Матвеевна, не смотря на все ​препятствия и затруднения, не вытерпела и отправилась​ в Собор. Подходит к батюшке, а он и говорит: «Послушание лучше молитвы», намекая ей на неудовольствие её мужа. Она сказала про сына; с того ​времени мальчик стал поправляться и выздоровел​. Вскоре после этого батюшка обратился в Соборе к Марии Викторовне, дал ей просфору и сказал: «Сходи к Прасковье Матвеевне, утешь ее, непременно нынче же». А Мария Викторовна и недоумевает: в чем же утешить, ведь мальчик выздоровел. Приходит она к Прасковье Матвеевне и что же! Застает ее очень расстроенной, так как дочка её заболела сильным воспалением легких и с ней делались опасные припадки. Передала она просфору от батюшки; девочка​ быстро стала выздоравливать.

Как то Прасковья Матвеевна заболела грудницей​, боль была ужасная, она не знала, что и делать, ибо все тело нарывало​, чувствовала себя очень мучительно. Несмотря на такую жестокую боль, она решается ​все-таки пойти к Батюшке; родные уговаривают​ ее не ​ходить, представляя ей ​вполне основательные доводы, что ​при​ таком множестве народа, она может навредить​ себе, но она отправляется. Подходит она к батюшке, а Батюшка, (хотя она еще ничего не сообщала ему о своей ​болезни​), своими руками прижимает её руки к ​груди​, и так сильно​, что она чувствует ужасную боль; потом вдруг боль утихает, она бодро и весело возвращается домой; болезнь её через два дня совершенно исчезает. Будучи не в силах господствовать​ и распоряжаться там, где коснулась целительная благодать пастыря.

При конце служения батюшки в Соборе, когда Прасковья Матвеевна подводила своего маленького Мишу к Святым Дарам, батюшка, приобщив его, поставил ему Святую Чашу на голову и сказал: «Пой, Богу, пой»; никто не понял тогда значения этих слов батюшки; только через несколько лет объяснилось оно. Оказалось, что сам мальчик воспринял ​глубокую​ силу этих знаменательных слов: в нем возгорелась такая любовь к Господу, что он только и просил родителей, учить его по духовному. «Буду ​священником​»,– повторял он, озаренный дивным пастырским назначением.

Видя такое непреклонное ​желание​ и ​стремление мальчика к духовной деятельности, ​родители​ не стали ​противиться этому и, не смотря на свои малые средства, на постоянный недостаток и лишения (отец мальчика – садовник), милостью Божьей, по ходатайству великого пастыря, устроили его в Законоспасское училище, которое он теперь проходит достаточно успешно при всех трудностях знакомства с ​древними​ языками.

При помощи дорогого хранителя батюшки, который и теперь из своих райских обителей светит им яркой путеводной звездой, они и другого ребенка своего – девочку устроили в ​гимназию​, хотя средства их дозволяли им только бесплатное ​поучение​ в городском училище; и вот, бедная семья, при ​небольшом​ жалованье отца кормильца, дает ​серьезное​ образование ​своим​ деткам, выводя и их на самостоятельную безбедную дорогу труда и широкой​ полезной ​деятельности.

Дай Бог, чтобы ​побольше было таких, духовно настроенных​ семей, которые, можно сказать, не напрасно бороздят поле ​жизни​, вспахивая и удобряя его посильными трудами и энергией и украшая ​денными​ цветами – своими религиозными и трудоспособными детьми!..

Лежала как то Прасковья Матвеевна в ​больнице​; у ней была рожа, попросила она свою бабушку сходить к батюшке. Бабушка ​сходила​, батюшка благословил ее и послал больной просфору. Как только съела она просфору, почувствовала себя легче и быстро стала поправляться. ​Собрались​ они как то в Серов; пришли к батюшке попросить у него благословения; батюшка ​благословил их и дал 20 копеек на свечку, съездили они; Прасковья Матвеевна ​привезла​ батюшке просфору, пришла к нему на дом и стала дожидаться у подъезда, так как ​батюшка​ поехал кататься.

Приезжает батюшка, она подает ему просфору и просит взять ее, говоря, что она вынута за его здоровье; батюшка поцеловал просфору и подал ей назад, сказав: «А это за твое здоровье».

И что же! Как пришла она домой, так и заболела; ​целую​ неделю, пролежала больная.

Тихо​, мирно, счастливо живет эта семья под ​великим пастырским наблюдением; 4 детей, но ​детки​ сыты, одеты, обуты, в квартире тепло, весело, и все это благодаря ​неоцененному​ батюшке, который невидимо ​осеняет​ их своей ​благодатью​, обильно проливая на ​них​ духовную радость и ​материальное​ благополучие!

Анна ​Платоновна Свешникова⁸, тоже пожелала сообщить нам о ​спасительном руководстве​ батюшки.

Жила она прежде с мужем в Петербурге, ходила к Лубянской площади​, дом № 2 отцу ​ Иоанну ​Кронштадтскому​; ​жили они с​ мужем хорошо, ​богато, в ​мире​ и ​согласии​, но вот заболевает муж, у него открывается чахотка, он ​быстро​ угасает; тогда Анна ​Платоновна переезжает в ​Москву​ и сильно тоскует по мужу.

Знакомая её Даша уговаривает ее ​сходить​ в Собор, говоря, что там ​великий​ батюшка, который ​утешит​ ее. Пошла она в Архангельский Собор и настолько была убита горем, что стояла ​безучастной​ ко всему и не вынесла ​никакого впечатления.

Пришла она в другой раз, а Даша стала просить ​батюшку​, чтобы взял он Анну Платоновну на исповедь. ​Батюшка сказал: «Давай ее сюда» и вот тут-то озарил ее такою благодатью, так утешил и обласкал ее, что она мысленно решила: «Ну, теперь уже ​никогда​ не уйду от батюшки»; ​действительно​, она стала ходить на каждую его службу; батюшка часто брал ее на исповедь​ и все ​больше​ и ​больше​ возрождал и укреплял. Все ​больше​ и ​больше воспламенялось ​сердце​ вдовы горячей любовью к Господу, все ​больше и ​больше усиливалась вера, пламенея ​чистым ровным ​огоньком​.

Но вступив на славное поле жизненной борьбы и подвигов​, Анна ​Платоновна​ не могла всецело предаться духовной жизни​, так как прежняя счастливая веселая жизнь ​манила​ ее к себе, часто напоминая о прежних радостях и ​удовольствиях. ​Особенно​ скорбь по мужу не давала ей покою, она все плакала о нем, грустила и не могла никак избавиться от своей тоски и томления. Тогда батюшка, видя ее в таком ​состоянии, пожелал снять с неё эту печаль, чтобы дать ей ​возможность всецело ​посвятить​ себя молитве и духовным ​подвигам​. Он взял ее за руку, подвел к Царским вратам и сказал: «Деточка, любишь ​ли​ Господа»? – потом, показывая ей на образ Спасителя, спросил: «Это кто»? И в ​пояснение​ ей ​прибавил​: «Это твой Жених»!

Эти ​великие​, знаменательные слова пастыря произвели такое сильное впечатление на смущенную Анну Платоновну, что ​разогнали​ с неё тяжелую скорбь, по мужу; ей стало так отрадно и радостно на душе, что она не знала как и благодарить дорогого пастыря, который несколькими благодатными словами мог сразу снять её тяжкое долговременное бремя. С тех пор она уже всецело углубилась в духовное делание, ​укрепляясь​ в вере, надежде и любви к Господу.

Но, воспитав и направив ее по духовному стремлению, пастырь ​строго​ следил за всеми изгибами её души.

Часто призывая ее на исповедь, он наблюдал, чтобы такое выдающееся положение не возбудило в ней гордости и высокомерия​, а потому он иногда строго и резко ​назидал​ ее, ​поставляя​ на стезю смирения.

Однажды случилось ей подойти к самой дверке ​исповедальни​. Стоит она и думает: «вот меня теперь батюшка ​первую​ возьмет, уже ближе этого и нельзя»; с полным ​сознанием​ своего превосходства перед ​другими​ исповедницами, она самодовольно дожидается выхода пастыря.

Но прозорливец пастырь больше всего опасался ​духовной гордости в Своих духовных детях и потому всегда резко обрушивался на провинившихся. Отворив дверку, он грозно возгласил: «Уже ближе этого и нельзя, возьмите, выведите ее отсюда ​подальше​». Можно ​понять​, что пришлось пережить Анне Платоновне​; конечно, народ сейчас же стал оттеснять ее и вытолкнул вон. Смущенная, пристыженная, глубоко потрясенная​, она тотчас же прониклась сознанием своего ​недостоинства и с полнейшим сокрушением стала каяться и просить Господа о прощении, но, так как ей все-таки не хотелось совсем уходить​ из исповедальни, то она, пристроившись сзади в толпе, горько плакала.

Между тем народ ее все отталкивал и бранил: «Ишь, наглая»–​ слышались​ грубые ворчливые голоса, которые больно кололи и осуждали ее. Но Анна ​Платоновна​ все переносила и не могла уйти, так как ей очень горько было ​лишиться​ Святого Приобщения. И она горячо ​просит​ Господа удостоить ее Своей милости и разрешить батюшке взять ее на ​исповедь. ​Проходит некоторое ​время​, батюшка открывает дверку и, обращаясь к ней, ​произносит​: «Ну, деточка, ​иди​ ко мне» и таким ​образом откликается​ на её мольбу и раскаяние.

Этот случай навсегда запечатлевается в её душе. Кончено. Батюшка показал ей греховность высокомерия. Уже больше не промелькнет гордая мысль, что я лучше всех, ​ближе​ всех; нет. Пастырь ясно давал понять человеку, что он сам по себе ничто, ​ничеию​ не может, ничего не значит, а ​если​ что Господь и дарует ему, то это только по Своему безмерному милосердию​, когда ​видит​ в человеке кротость, ​смирение и полное​ повиновение​ Божией воле и заповедям.

Однажды, батюшка берет Анну Платоновну на ​исповедь​ и говорит: «Чудеса у Тебя Господи, ​нигде​ не служит, а деньги так и сыплются: рубли, десятки и ​сотни​». Что же оказалось! Пошла она к родным своего мужа, (она перед этим все сокрушалась​ и скорбела, что не на что ей купить себе местечко подле ​могилки​ своего мужа в ограде Алексеевского ​монастыря​); родные стали ее расспрашивать, чего бы ей хотелось купить себе. Она призналась, что ей очень хотелось бы ​купить местечко ​подле​ могилки своего мужа. Родные ей сейчас же дали 1ОО руб. и ​сказали​: «Иди купи себе место и ​принеси бумагу».

Анна ​Платоновна​, не помня себя от ​радости взяла деньги, но все-таки, прежде всего, пошла к батюшке ​спросить​ его совета​ и благословения.

Батюшка ​однакоже​ возгласил: «Нет, не благословляю купить; деньги тебе и так годятся».

Анна ​Платоновна поразилась​ такому решению батюшки, но никак не могла сломить себя и подчиниться его указу, а потому, несмотря на его слова, пошла, купила себе место и получила​ бумагу. Что же оказалось! Приходит она через неделю справиться в контору, пред ней ​извиняются и говорят, что ошиблись​ и продали ей чужое место, купленное уже ​ранее другими​; придя на могилку своего мужа, она увидала, что рядом уже поставлена была решетка и кто- то похоронен.

Батюшка за 5 лет узнал, что Анна ​Платоновна будет ​держать хор духовных певчих; он как то ​спросил ее: «Деточка, ты умеешь ​петь​»? Когда она ответила утвердительно, ​батюшка прибавил: «Я приеду вас слушать». После оказалось, что Анна ​Платоновна​ вместе с другими ​певчими​ стала петь в одной церкви; Батюшка приезжал в эту церковь, (когда он уже не служил​ в Соборе) и слушал их пение, после чего ​благословил их​ и одобрил. Потом, когда Анна ​Платоновна приходила к нему на дом, то он указал ей, чтобы она переходила петь в другую церковь. Анна ​Платоновна нашла церковь «Святой Троицы​ на Полях» и ​сообщила​ батюшке. Батюшка ​благословил ее и сказал: «Тут мое благословение, тут мой друг Астапов, передай ему поклон от меня».

Отправилась однажды Анна Платоновна​ к знакомым в Петровский парк и очень там веселилась; она каталась с одной барышней в коляске, пила чай в роще и вообще шумно провела время.

Приходит она в Собор, подходит к батюшке, а ​батюшка​ с укоризной и ​спрашивает​: «Ты это куда уехала»? давая ей понять, чтобы она оставила ненужные, ​светские прогулки, а вела бы более осмысленный образ жизни; батюшка оберегал Анну Платоновну, от разных ненужных знакомств; однажды привела она к себе одну странницу, которая стала смущать ее странными выходками и ​наставлениями​. Батюшка резко дал понять ей, чтобы она прогнала ее и сказал: «Она там тебе дел то наделает». Действительно, после оказалось,

что это была фабричная девушка, которая с какою-то целью старалась проникнуть к ней и однажды, в её отсутствие, перерыла её книги и бумаги и разбросала повсюду.

Наступило лето; все стали проситься на дачу. Анну ​Платоновну тоже потянуло в деревню; она обратилась к батюшке с просьбой благословить ее поехать на Немчиновский Пост, батюшка тоже жил летом в той местности. Батюшка благословил. Она нашла себе в деревне Марфино новенькую дачку и дала задаток. Подходит она в Собор к батюшке и просит благословение переехать на дачу. Батюшка возразил: «Я туда не благословляю, там грязно». Анна Платоновна спешит уверить батюшку, что дачка новенькая, чистенькая. Но батюшка видимо недоволен.

Собрала она вещи, отправилась. Что же! Приезжает с вещами, а хозяева уже отдали ее дачу другим за двойную цену. Вот что означали слова пастыря: «там грязно».

Что тут было делать? Куда деваться с вещами? Но хранитель батюшка и тут выручил: в это время возвращался он из Москвы, и как раз проезжал мимо Анны Платоновны. Увидав ее в таком печальном положении, он поручил одной своей духовной дочери М. А. устроить ее куда-нибудь не дороже 10 руб. Та упросила свою соседку вдову Еленушку, сдать Анне Платоновне на лето свое помещение. Таким образом, дорогой попечитель выручил Анну Платоновну из неловкого положения и удобно устроил ее на все лето для отдыха.

На другое лето батюшка тоже благословил ее жить на Немчиновском Посту. Сняла она дачу около станции и отдала 18 руб.

Приходит она в Собор, батюшка берет ее на исповедь и спрашивает: «Деточка, с кем же ты будешь жить на даче»? Анна Платоновна спешит заявить батюшке, что будет жить одна.

Однако же батюшка не успокаивается и на следующий раз опять опрашивает ее: «Да с кем же ты будешь жить на даче»? Анна Платоновна опять подтверждает, что будет жить одна.

Батюшка и в 3-й раз спрашивает то же. Анна Платоновна недоумевает, к чему это так спрашивает батюшка. Когда она будет жить одна.

Поехала она осмотреть дачу; приезжает и что же? Ее встречает молодой человек, который поселился ​ в другой половине​ дачи; он радостно заговаривает с ней, просит поскорее приезжать, говорит, что ​ему ​ скучно одному и подает ей букет ландышей.

Тут только понимает она, к чему ​клонились ​ слова прозорливца​– ​пастыря​. Идет она в Собор, а батюшка опять спрашивает ее: «Да около тебя то кто будет жить»? Она ​отвечает, что будет жить, сосед, молодой человек, все еще не постигая неудобства такой дачной жизни.

Тогда батюшка, желая яснее ей дать понять неудобство такого близкого ​Соседства ​ во ​всеуслышание ​ возвещает: «Вот у меня Анна-то ​

отличилась​, сняла дачу с молодым ​человеком, он занял холодную половину, а она теплую». Таким гласным заявлением он так сконфузил и пристыдил ее, что она уже виновато обращается к батюшке и спрашивает его, что же ей теперь делать? Батюшка решительно возражает на это: «Не смей там жить», а опять на ​Марфино​, рядом с М. А. Вот как наш дорогой батюшка охранял своих ​духовных​ детей: ни один самый любящий отец не мог бы так уследить за всеми неуловимыми деталями предстоящей ​опасности​, ни один отец не мог бы так предотвратить во время и мудро грозные следы ​приближающейся ​ беды, а этот дорогой всезоркий​ пастырь, неуклонно шаг за шагом следя за своей многотысячной паствой, повсюду успевал отклонять ​всевозможные​ хитрые уловки врага –​ искусителя​, который в ярости на, людей за их обращение на путь спасения, всюду расставлял ​тонкие цепкие ​ сети разных искушений.

Жила Анна ​Платоновна одно время с родными и, так как она часто приобщалась Святых ​Таин​, то перестала, есть мясо, что, конечно, возбуждало толки и пересуды среди её хозяев​. Батюшка духом прозорливости знал об этой ​будоражной полемике и борьбе духа и мира; чтобы подкрепить Анну Платоновну, он спросил ее как то на ​исповедь​: «Ты мясо не ешь»? Она ответила, что не ест.

Тогда батюшка ​строго приказал: «​Изволь​ есть, а то ​помрешь​, много, ​если ​ 10 лет ​проживешь», (​повторил​ слова её родных). Вот как непостижимо мудр был ​великий​ пастырь, вот как ​испытывал​ и научал он своих духовных детей: не советами и приказами учил он их духовному деланию, а мудрой, глубокой, малопонятной тактикой он ​влагал​ в сердца их​ правила строгой нравственности и истинного сознательного благочестия. Он знал, что окружающие восставали против Анны ​Платоновны​ и урезонивали ее, есть скоромное, говоря, что она таким неправильным ​говением ​ погубит свое здоровье, но он захотел, чтобы она сознательно убедилась в спасительной силе поста, не считала бы его ​тяжелым​, неосновательным бременем, а потому строго велел ей есть мясо, чтобы она сама испытала его тягостную силу при спасительном подвиге частого освящения души​ Пресладостной, Пребожественной ​Пищею​. Да, он ​велел​ ей есть мясо. Приказано было так строго, ​требовательно​, властно, что требовалось необходимое послушание. Послушание было оказано. Родные обрадовались такому ​решению Анны ​Платоновны​, подали ей за обедом бульону, но она окончательно​ не в силах была проглотить и ложки его. Тогда ​дали ей цыпленка. Боясь батюшки она немножко ​поглодала​ цыпленка.

Приказ был исполнен.

Идет Анна ​Платоновна​ на исповедь и говорит батюшке, что она цыпленка поела. Батюшка очень доволен, говорит: «Умница», разрешает ее от грехов и покрывает епитрахилью.

Вот пропели​ и «Отче Наш». Идет она от Образа Михаила Архангела приобщаться Святых ​Тайн​ и вдруг ​чувствует​, что сильно пахнет мясом; совесть ​мучительно начинает​ терзать ее, что она поела мяса и приступает к Святым Дарам. Это было такое ужасное мучительное состояние, что и передать невозможно; неудержимые рыдания сжали ей горло она начинает плакать до истерики. Точно вся душа её рвалась и клокотала мучительными воплями, не находя себе покоя и оправдания. Тут только вполне поняла она, как велика святыня поста, как необходимо соблюдать ее в приготовлениях к ​величайшей​ Трапезе Христовой, тут только ​вполне​ ясно раскрылся ей весь ужас и гнет мирского требования вкусной ​обильной пищи, якобы в целях здоровья и долгоденствия.

Получен великий спасительный урок, который резкими, вечными штрихами вырезался на скрижалях Совести​, раскрыв ей ​правильность​ и ​необходимость​ духовных требований и уставов. ​Теперь​ ни родные, ни ​другие, какие досужие​ кумушки не склонят ее на избитую дорожку небрежности и ​невнимательности к ​посту​; теперь она твердо, основательно, ясно поняла глубокое значение ​молитвы и воздержания и необходимость господства​ духа над плотью.

Служба идет, а сердце мучительно замирает; теперь стал понятен приказ пастыря, стало понятно малодушие и слабость воли. Наконец, наступает ​решительная минута.

​Всеправедный​ Судья идет судить и ​миловать​ в Своих Святейших ​

Тайнах.

Только истинных смиренных, глубоко раскаявшихся созданий своих ​наградит​ Он своей небесной благодатью, только кротких, незлобивых чад ​своих напитает Он манной ​сладости и утешения, только твердых, ​небоязливых​, преданных посетит Он Своей благостью и всепрощением, а ​шатких​, гордых, неблагодарных, неискренних Он гневно осудит карой отвержения.

И вот, трепещущая, смятенная Анна ​Платоновна подходит​ к Святой Чаше, батюшка видит состояние её души, видит её тяжкую борьбу и истому, видит её чистосердечное, полное раскаяние в совершенном ​проступке и, понимая, что она должна была перечувствовать и пережить за эти ​немногие, томительные минуты наказания – он милостиво допускает ее к Святым Дарам и только строго говорит: «Что, хорошо есть мясо и причащаться​»? Кончено, глубокий ​мучительный​ урок получила душа, получила не из книги и записей, а прочувствовала, прожила, ​промучилась​, во всей ​силе​ поняла как тяжело и нестерпимо​ бывает томление ​совести​ под действием гнева ​Божьего.

Да! все это давал понять нам, дорогой, незабвенный пастырь; он, как мудрая книга, развертывал нам с всею наглядностью​ все правила и указания духовной ​ жизни​.

Но его слова и ​действования​ настолько были мудры и ​иногда мало понятны, что трудно было разбираться среди ​них​.

Он иногда, желая испытать ​твердость и глубину веры ​человека ​ и любви его к Господу, склонял его к ​противоположным действованиям​, таким ​испытующим​ приказом часто приводя в недоумение смущенную его душу.

Но за то, как велика была его радость, когда он замечал, что человек, не смотря на все его сбивчивые приказы и указания, твердо и неуклонно следует ​велениям​ своего ​Возродившегося духа, когда ​он​ видел, что его духовные дети, не смотря на ​окружающие​ суетные толки и убеждения, которым и он якобы ​вторил​ для полноты ​начавшегося​ искуса, – твердо неукоснительно идут по стезе должных духовных принципов и, не смотря на веление и гневные окрики батюшки, продолжают держаться правильных духовных основ, – о, тогда он ласкал и награждал​ этих твердых основательных людей, продолжая с любовью и ​нежностью ​ все ​больше и ​больше​ укреплять их и направлять к подвигам добра и милосердия.

За всеми следил великий пастырь, разными ​мудрыми​ замечаниями​ вразумляя своих духовных детей, во время, ​поддерживая и направляя их, если им приходилось скользить и ​уклоняться​ с прямой, ​правильной​ тропы. Батюшка часто обращался к Анне ​Платоновне и говорил: «Ну, дай я посмотрю, часы то верно ли ходят, не отстают и вперед не идут ли»? давая ей понять, чтобы она бодрствовала над собой, не ослабевала бы и не отставала бы хотя в малых ​своих​ подвигах молитвы и бдения.

Случилось однажды Анне ​Платоновне​ уехать в Смоленск, там побывала она у одного старца и получила​ его благословение. Привыкши​ за всяким советом обращаться к батюшке, она и к тому старцу стала часто подходить и говеть у него; даже ​из ​ желания угодить ему взобралась на колокольню и стала звонить​.

Батюшка Валентин не любил таких путешествий; ​он понимал​, что человек должен быть под одним контролем; двойственность и развинченность натуры была ему всегда ​тяжела​ и неприятна. Он знал, что человек должен всецело предаться одному руководству; послушание только и может быть тогда правильным, когда оно направлено в одну истинную​ сторону, а не разбрасывается разветвлениями по разным направлениям​; а потому, желая поставить Анну Платоновну в рамки должного, намеченного им самим послушания, он резко и строго встретил ее и гласно обличил.

Когда она подошла к нему на парадном крыльце, (после своей поездки), за благословением, он сердито обличил ее: «Смотрите, куда она ездила, на крышу забралась, на стенку даже»– так гневно обличал ее пастырь, поясняя ей, что её ​необдуманная поездка доставила ему крайнее горе и раздражение своей нецелесообразностью.

Такой сердитый окрик Батюшки ​сильно​ встревожил Анну Платоновну; она поняла, что она дурно ​поступила​, уехав из Москвы и лишившись хотя на время ​спасительного​ руководства пастыря. Раскаяние охватило её душу; она стала плакать и ​умолять​ Господа простить ее и ​опять​ отдать ​под охрану ​батюшки.

Пошла она в Собор, встала около образа Михаила ​Архангела​ (батюшка в это время исповедовал), а сама все время мучилась и томилась, что батюшка не возьмет ее на исповедь. Но дорогой пастырь, видя её искреннюю печаль и ​сокрушение​, взял ее исповедовать, ​ и сказал: «ну что, же с тобой делать, ну вот нам Николай Чудотворец поможет» и тем ​показал​ ей, что для ​заглаживания её ​проступка, ​она​ должна обращаться ​ к Николаю Чудотворцу просить​ его ​молитв и ходатайства​ перед ​Господом.

Анна ​Платоновна​ продолжает вести прежнюю ​жизнь и​ до смерти​ своего великого руководителя​ горячо ​просит​ его помочь ей, ​охранить ​ и разуметь в её проступках, неправильностях и заблуждениях.

Дорогой пастырь и ​после смерти​ своей не оставляет ее, посылая ей помощь, подкрепление и высшие​ духовные ​радости.

За Елену Ивановну ​Иванову​ сваталось много женихов... Но, так как ​мама​ её глубоко чтила батюшку, то она каждый раз обращалась за указанием к батюшке, строго слушаясь его советов и указаний. Посватался ​художник. ​И пошли​ к батюшке. Батюшка ​сказал: «Ну какой он художник, написать ​напишет​, а стереть не сумеет». Потом посватался певчий. Пришла Елена Ивановна​ к батюшке; а батюшка сказал: «Как сердце тебе, деточка, скажет». ​Пошли​ они с мамой от батюшки; она ​дорогой​ же почувствовала, что ​совсем​ ей не хочется выходить за него. Потом еще один ​жених​ посватался, мама её Пелагея Афанасьевна пошла на дом к батюшке. Батюшка принял ее и, показывая на муху спросил: «Это что»? Пелагея Афанасьевна ответила: «Это муха». Батюшка дотронулся до неё пальцем, согнал муху и спросил: «Где она»? Та отвечала: «Улетела». Тогда пастырь ​внушительно​ объясняет: «Вот он, как муха, улетит и кончено; нет, не надо»; после узнали, что он женился​ на другой и через год умер. Потом 3 жениха сватались​ зараз, батюшка сказал матери: «Откажи всем»; всем отказали; указывая на Спасителя, батюшка возгласил: «Вот ей Жених». Узнав о таких мудрых словах пастыря, Елена Ивановна ​решила​: вероятно, батюшка ее готовит к ​монастырской​ жизни. Она стала ​ходить​ к одной своей знакомой в ​монастырь и все ​приглядывалась​ к этой ​жизни​. Но ​жизнь​ эта, полная духовной борьбы, пугала ее своей трудно исполнимой задачей, не нравилась ей своей строгой дисциплиной; она ​совершенно отклонилась от неё и ​покорно​ стала ждать подходящего​ спутника жизни, что не замедлило выясниться и совершиться. ​

Посватался Анатолий Гаврилович. Пришла Елена Ивановна​ на ​исповедь ​ к батюшке и сказала о нем; батюшка быстро​ ответил: «Очень рад» и весело благословил ее.

Анатолий ​Гаврилович​ одно время​ был без места. Елена Ивановна уговаривала его написать ​письмо​ батюшке и ​попросить ​ его святых молитв. ​Письмо​ было ​написано, но без ​должного​ усердия. Пришла Елена Ивановна в Собор, подошла к Кресту и сказала: «Батюшка, муж вам написал письмо», а батюшка ей отвечает: «Нет, муж мне не писал ​письма, а писала мне дамочка, вот точь в точь, как ты (показывая ей, что он знает, как она руководила мужем в этом деле), подойди после к Северным дверям, я с тобой потолкую». Пробралась она к Северным дверям, но ее ​оттолкнули​; стоит​ она вдали, дожидаясь выхода батюшки. Он выходит и спрашивает: «Где тут дамочка меня ​дожидается​»? берет ее за руку, ​ведет по амвону к Царским вратам и говорит: «Вот сейчас только ​Госпожа​ здесь стояла, а теперь Её нет». Это было сказано так дивно – величественно, что Елена Ивановна сразу же поняла, о какой Госпоже говорит ей батюшка – «Ну до другого разу» – давая ей понять, что пока еще Божьей Матери не угодно внять их просьбе и что надо горячее и ​усерднее молить Ее об этом.

После этого, Анатолий Гаврилович сам пошел к ​батюшке​. Батюшка ​остановил​ одного из духовных сыновей и ​поручил​ ему устроить Анатолия Гавриловича на дело. Тот принял его к себе, но Анатолию Гавриловичу ​ и оказалось​ тяжело у него жить и он, побуждаемый своими товарищами-сослуживцами, высказал ему свои претензии. Хозяин преспокойно попросил его оставить это место.

Но, так как это было сделано самовольно, без ​разрешения​ пастыря, то батюшка видимо был очень недоволен ​самовластным​ распоряжением и строго наказал ​провинившегося​: два с половиной года после этого Анатолий ​Гаврилович​ был без места, так что скопленные ​деньги​ были ​прожиты, ​семья приходила в крайнюю бедность и уныние​; наконец ​милостивый ​Пастырь сжалился​, и Анатолий ​Гаврилович опять устроился на должность.

Однажды у Елены Ивановны была ​сильная​ рожа, (в ​девическом​ возрасте); мама её ​обратилась​ к батюшке, он велел поскорее позвать доктора, который с ​великой​ помощью батюшки быстро помог больной: рожа ​остановилась​, на 3-й день ей стало лучше и через неделю прошла бесследно, так что не осталось никаких следов её на ​лице​.

Старший сын её Толя вдруг захватил дифтерит; ​обратились​ к батюшке, батюшка велел скорее везти его в больницу​, доктор его там освидетельствовал, нашел сильный дифтерит; сейчас же его понесли в паровую ​комнату​, потом сделали ​прививку​; на 5-й день к удивлению всех, он ​совсем выздоровел, и его можно было взять из ​больницы.

Была Елена Ивановна в болезненном положении; ей было так трудно, что она совсем умирала. Её знакомая ​Фрося​ пошла к Батюшке вечером; когда доложили ему о пришедшем, то он принял​ ее и спросил: «В чем дело»? Услыхав от неё об опасном положении Елены Ивановны, он воздел руки к небу, долго горячо молился, потом радостно хлопнул ​Фросю​ по ​плечу​ и ​промолвил​: «Ну, слава Богу, все благополучно, Господь крестника дал» – взором прозорливой мудрости ​проникая​ в состояние больной; действительно в эти же минуты Господь послал сына Елене Ивановне.

На другой день Анатолий Гаврилович пошел к батюшке, горячо поблагодарил его за чудесную помощь и спасение жены и стал просить батюшку назначить имя младенцу. Батюшка посоветовал дать имя в честь одного из 7 отроков, чудесно спавших 8ОО лет, причем назвал их ​имена​ и сказал: «Какое из них хотите». Анатолий Гаврилович не решался сам выбрать, тогда батюшка возразил: «Ну как её (то есть Елену Ивановну) дедушку то звали»? Анатолий Гаврилович ответил​, что Иоанн. «Ну, ​пусть​ и будет Иоанном». утвердил прозорливый пастырь, от которого не ​были сокрыты даже ​имена​ людей.

Пришла раз Елена ​Ивановна​ к батюшке с сыном Толей, а батюшка, провожая ее и говорит: «Ну, кто у вас там еще, Анна что ли»? (хотя у неё дома оставался только ​маленький сын Ваня), и что же! через год у неё родилась девочка, которую именно и нужно было назвать Анной, так как на 8-й день её рождения было 20 ноября – память мученицы Анны.

Варвара Елизаровна – бывшая ​Смородинова, ​рассказывала​, что сын её ​Агапит​, ходил в ​училище, но был такой робкий и боязливый, что каждый раз ​плакал​, идя туда. Мать не знала, что с ним и делать; если он уже боялся учиться в школе, то, что же ​дальше​ будет, а ей так хотелось потом поместить его в Мещанское училище. Матушка Елизавета ​Васильевна​ посоветовала ей сходить с ним в Архангельский Собор к ​батюшке и приобщить его; она послушалась и пошла с 2 ​мальчиками​ (один – её сын, а другой – брат). И вот стоит она сзади и не спешит ​подходить​ к Святой Чаше, желая дать очередь другим. Но оказалось, что уже все приобщились и ​батюшка​ ушел со Святыми Дарами в алтарь. Встревоженная такой тяжелой неудачей, она не знает, что и делать. Тогда передние​ говорят батюшке, что осталась еще дама, которая не успела причастить​ детей. ​Батюшка​ вернулся со Святыми Дарами, толпа раздвинулась, пропустила ее. Варвара Елезаровна подняла ​сына; вдруг батюшка обращается к мальчику и ​говорит​: «Это хорошо, что ты подходишь к Господу и не плачешь; в ​училище идешь, ты плачешь, а к Господу идешь не ​плачешь​, это хорошо​». Потом обращаясь к матери, спрашивает: «Как его ​зовут​»? причем быстро произносит «​Мих​...».

Пораженная такими знаменательными ​прозорливыми словами пастыря, Варвара Елезаровна вся проникается благоговейным трепетом​ перед ним, а батюшка, ласково приобщив мальчиков, уходит со Святыми Дарами в алтарь.

С тех пор ​мальчик​ стал отлично ​учиться​, никаких слез​ и боязни уже и помине не было, он ​выдержать​ экзамен в Мещанское ​училище​, прошел в нем весь ​курс​ наук, потом ​определился​ на хорошее место и стал ​кормильцем вдовы – матери.

Варвара Елезаровна схоронила сестру свою, которая умерла в чахотке; после этого она была сильно напугана страшным сном: она видела мрачных духов, которые напали на нее ​и всю ее избили; проснувшись, она почувствовала такую боль и ломоту во всем теле, что не могла почти​ двигаться. Между тем ей непременно надо было сходить в Архангельский Собор и заказать сорокоуст по ​сестре​. С великим трудом собралась она, приехала в Собор, но стоять совсем не могла и обратилась к Елизавете Васильевне, прося ее передать ​деньги​ батюшке

за сорокоуст по её сестре. Елизавета Васильевна, узнав, что ей очень нехорошо, посоветовала ей самой подойти к батюшке. Варвара Елезаровна послушалась и подошла к нему. Тогда батюшка вдруг​ обеими руками стал сильно ударять по её ​плечам​, рукам, спине, как бы уничтожая следы ужасных ​ночных​ побоев. ​Производя​ свой целебный «массаж» пастырь пошел ​дальше​, а, Варвара Елезаровна тут же почувствовала себя крепкой и здоровой и в недоумении стояла и долго не могла опомниться​ от такого странного, но вполне чудесного исцеления.

Вера – драгоценное сокровище ​ человека. Это –​ великое богатство​ духа; это – великая услада ​души​; с верой и ​сами​ скорби, сами страдания ​кажутся​ малыми, ничтожными. Радость о Боге наполняет всю душу, все существо человека, и душа рвется в вышину, прославляя и восхваляя Господа в торжественных гимнах.

Но вера – это драгоценнейшая ​жемчужинка​, которой Сам Господь наделяет человека: без Него не может человек приобрести эту драгоценность – это неоцененное ​всерадостное​, всеблаженное​ чувство, а потому надо горячо, горячо молить ​Человеколюбца, чтобы Он дал это неоцененное ​сокровище​, с которым​ и жизнь так радостна, блаженна, и смерть не вызывает ужасного чувства страха и отчаяния. Верующая душа не боится смерти: она встречает ее радостно, спокойно, так как знает, что смерть приведет ее к Небесному Отечеству, в вечную ​страну нашей новой, лучшей жизни. И разве Сам ​Человеколюбец Господь не примет к Себе и не упокоит ту душу, которая ​стремится​ к Нему, горячо, блаженно любит Его, горячо, блаженно верует в Него.

Чтоб объяснить сколь ужасно и тягостно состояние маловерия​ и зачерствелости и сколь блаженно духовное ​состояние веры и просветления, я передам незатейливую ​историю​ своей жизни.

Я дочь высоконравственных родителей христиан; ​маленькое семечко веры было посажено еще ими, но вспаханная почва была мало удобрена и плохо охранялась от колючих ​посторонних​ ростков. Любовь моей мамы ​больше​ холила и охраняла физические​ силы ​и​ телесное здоровье и по влиянию ​окружающей​ среды ​мало воспитывала​ мою духовную ​сердцевинку, которая так нуждалась в ​холе​ и ​правильном​ бдительном уходе.

Ребенок–баловень я росла каким-то ​самодурным одичалым существом, была горда и своенравна.

Мама чересчур горячо любила меня и баловала, вследствие чего ​из​ меня мало-помалу получился​ никуда не годный, дрянной человечек, высокомерный, ​своенравный​, привыкший уже с ранних лет высоко ценить собственное «я», не ​подчинявшийся​ никакому режиму, не имевший правильной духовной постановки​ и выправки.

В 8 лет я была уже взрослой самодуркой. Не смотря на крайне ограниченные средства, родители мои, не жалея ни сил, ни здоровья все предоставили мне, чтобы из меня вышла достаточно​ образованная, приличная девушка, отзывчивая, ​радостная​, благодарная, которая вполне могла бы оценить их великую любовь и заботы обо мне.

Но, стараясь наделить меня внешним лоском и шлифовкой, родители упустили из виду, что, сделав из меня светскую барышню – они потеряли дочь – христианку. Малое чувство веры, которое ​тлелось​ во мне слабым огоньком, быстро стало ослабевать и гаситься тлетворным дыханием пагубного влияния маловерия, ​индиферентизма.

Научные идеи, приправленные веянием ложных ​принципов​, плотно разместились в моей голове и стали ​распоряжаться там полновластными хозяйками, отвлекая меня от всего истинного​, духовного, прекрасного.

Из живого верующего, любознательного ребенка я мало- помалу становилась ​– уродцем с задорным, упрямым ​характером​, с оттенком вольнодумства и легкомыслия.

Гимназия гласно выдала мне приличный аттестат название домашней ​учительницы​, а ​негласно​ опутала мою мысль ​густой паутинкой очерствелости и маловерия.

О если бы знали все эти учителя и учительницы, какое ​великое зло ​приносят​ они, отдаляя вверенную им молодежь от Бога и духовной жажды! О, если бы знали они, какой вред сеют они повсюду, не облагораживая, молодые ​хрупкие​ отзывчивые сердца духом веры и истины. Сколько бы счастья и духовной радости было бы на земле, если бы эти ​высшие​ заведения, где воспитывается лучшее молодое поколение, были бы рассадниками веры и благочестия; сколько истинных христиан выросло бы и в свою очередь стало бы повсюду ​рассаждать задатки​, правды и высокой нравственности!

И вот я, окончившая гимназистка, после 8-летнего ​школьного​ томления очутилась на свободе. Что дала мне гимназия – только гордость и высокомерие.

16-​летняя​ девушка уже возомнила о себе, что она стала большим человеком и высоко подняв голову, вздумала ​важничать​ и самодурничать.

После усиленной школьной казуистики стали разом ​ощущаться​ скука и томление. Родители, желая дополнить мое ​образование​, в ущерб своим силам и здоровью ​представили​ мне уроки музыки, они хотели ​возрастить​ меня ​светской благонравной девицей, но они забыли, что бессмертная душа человека тоже требует пищи и удовлетворения, они забыли, что только Господь​ – единственная её радость и утешение, а без Него ​никакие отрады, ​никакие увеселения не могут удовлетворить сердечной жажды.

Господь – ​единственное наше счастье, Один только Он может усладить наши ​мысли​ чувства и желания; без Него – всюду скука и томление.

Я была лишь внешней христианкой, ​ходила​ в храм, молилась​, изредка говела, но я все это исполняла не от сердца, не от ​души​, а как бы машинально.

Так проходили годы. Душа ничем не удовлетворялась,– видимо она чего-то искала, а чего – в ​это ты​ и сама​ не могла дать себе отчета.

Пустые знакомства, ​пустое препровождение времени​ на ​балах​, театрах – все это так было пусто, томительно, ​однообразно, – что тяжело и вспоминать об этом.

В 18 лет я была уже отжившей старушкой: ни целей, ни стремлений.

Молодых людей я вообще избегала, так как высоко нравственное начало, вложенное моей мамой, избавило меня от легкомыслия; выходить же замуж я нисколько не ​рассчитывала​, так как, при отсутствии красоты и богатства – должна была более рассчитывать на девичью долю.

Итак, я страшно скучала.

Бессмертный дух рвался наружу, он ​тяготился​ однообразностью и бесцельностью жизни, он требовал ​пищи​ и удовлетворения... Наконец, нашел и возрадовался: он ​увидал светлый маяк, который ярко, величественно засветил ему среди бушующих волн грозного житейского моря, он нашел пастыря, который все раскрыл ему: и духовное небо с его непостижимыми красотами​ и ​Всеблагость​ Творца – ​Промыслителя и духовную красоту созданий ​Божьих​ и ​пользу​ труда и ​деятельности.

Этот пастырь вложил в меня – самую величайшую ​драгоценность – веру и любовь к Господу, он дал мне ощутить непостижимое величие и благодатную силу приобщения Тела и ​Крови​ Христовых, он ​наполнил​ мою пустую, однообразную жизнь всем богатством духовного счастья и радостного стремления к Горнему, истинному, блаженному. ​Высокомудрый, ​благодатный​, духовно величественный – он высоко возвышался над ​окружающим​ людом; но ​вселюбящий, ​всезоркий​, он горячей любвеобильной душой старался приблизиться к людям, старался стереть всякое тяжкое горе, заглушить всякую скорбь и страдание.

Недуги, болезни, печали, утраты, все скорбное, ​тяжелое, горькое – было его ​собственной болью ​– все замаливалось, ​облегчалось​ или ​устранялось ​ силой его горячих молитв и ​воздыханий​.

Строгий подвижник и ​молитвенник​ он ​самого​ себя ​приносил в жертву за слабый порочный народ, всего себя ​истомил чужими немощами, ​горями ​ и печалями.

И малые дети, рано ​испорченные шалостями​ и ​грехами​ и сбившаяся безнравственная молодежь, и погибающая зрелость – все с глубокой любовью и сожалением охватывалось его вселюбящим взором.

Духовник, ​наставник​, хранитель, великий ​непостижимый пастырь – и дни и ночи изнывал за ​несчастных и нравственно и духовно – погибающих созданий Божьих, которые совсем почти утратили свое богоподобие и безнадежно гибли в волнах греха, страстей и пороков.

Каково было ему, одному кормчему, управлять ​бесчисленным​ множеством гибнущих ладей! Каково было ему бороться с извращенностью окружающей среды безбожников, безнравственных ​кощунов!

Каково было ему – заливать ​повсюду огнь порочных движений и стремлений!

Враг не дремал. Он ужасался такому подвигу ​праведника​, скрежетал, воздвигая на него разные сплетни и клевету...

Но разве могли повредить грязные ​пылинки​ ослепительному, блестящему золоту! ​Приближаясь​ к его лучезарному сиянию, они в миг ​

попалялись​ им как гниль и ничтожество, а яркое светлое сияющее солнышко все больше и ​больше светило окружающему​ люду.

Теперь передам, как сумею подробности обращения моего к этому ​пастырю и его ​спасительные​ уроки и ​наставления.

По окончании гимназии я усиленно занялась светской литературой. ​Прочитав​ многое из лучшей романической беллетристики, я погрузилась в философию, начала углубляться в тяжелые ​теории Дарвина​, Канта, ​Бокля​ и других.

Я не ​понимала​ тогда, что ​предаваясь подобному чтению, я больше​ и ​больше​ удалялась от Бога; я не ​понимала​, что ​все их спутанные, антихристианские идеи, ​имевшие целью якобы расширить кругозор человека – могли быть лишь гибельными для моей молодой еще неустановившейся мыслительной деятельности.

Плохо укладывая обилие начитанного материала, голова моя буквально путалась в хаосе разнообразных идей и мыслей, и представлял из себя жалкую сырую камеру, куда без разбора стали ​сваливать​ всевозможный сор и мусор.

О внутреннем, истинном духовном свете в этом хаосе и ​помиину​ не было; из меня все более и более ​получался​ холодный​ истукан, вертевшийся только среди ​интересов​ обыденной жизни​, совсем чуждый духовного мышления, духовной ​зоркости.

Не знаю, что бы дальше было со мной, ​если​ бы спасительная десница ​Божья​ не указала мне иной путь, иные радости, иные интересы. Одна из моих ​подруг​ по гимназии, как-то случайно сказала мне, что в Кремле, в церкви «Нечаянной Радости», есть очень хороший священник и что многие ходят к нему. Это было сказано вскользь мимоходом, но, видимо, Самому Господу​ угодно было спасти погибающую душу; мне вдруг сразу захотелось пойти в указанную церковь – получить благословение от батюшки. И что же! Вскоре же я отправилась туда. Но первое впечатление было какое-то странное непонятное: я ​увидала обыкновенного священника средних лет и только. По примеру прочих, я по окончании всенощной подошла к нему под благословение и, так как мне в то время предлагали поехать в отъезд на урок, то я сразу же обратилась к нему за советом: «Батюшка ​благословите​ меня поехать на место».

«Я вас в первый раз вижу. Что я вам могу сказать»? – послышались строгие​ отрывистые слова, которые все-таки​ невольно поразили меня, показав мне сколь зорок был пастырь​, ​который​ среди своих многочисленных богомольцев мог сразу заметить лицо, вновь пришедшее к ​нему​. Но чем дальше​, тем ​больше​ и ​больше чувствовала​ я к нему ​благоговейный страх​ и ​трепет.

Прежде ​индиферентная ​ к храму Божьему я ​теперь стала стремиться к нему, что-то неудержимо тянуло меня,–​ видимо благодать сразу коснулась моей онемевшей, застывшей души.

​Ледяной покров​ скуки и томления быстро стал таять от благотворных лучей пастырской благодати; искра ​Божья​, совсем уж почти задутая веянием книжных идей и ​рассуждений​, вновь вспыхнула, сразу обдав все ​существо теплом​ и счастьем​. Точно вновь возродился человек, точно спала с глаз его мучительная тяжкая повязка, и он жизнерадостно стал восторгаться красотами окружающего мира. О какое ​чудное​, полное счастливое было тогда состояние души! Какое ​обилие​ и полнота чувств и ​желаний​! Прекрасный Божий мир во всей его чистой привлекательной красе начинал представать перед умственным взором, глубоко поражая своей красотою и целесообразностью.

Сердце ​усиленно​ забилось, ​порывалось​ любить, любить, жить, дышать и действовать. Уже не томительные однообразные дни и часы ​давили своей ​монотонностью​, но живая кипучая ​жизнь, труд и деятельность – широко раскрывали мне ​свои​ объятия и радостно ​призывали​ к себе.

Я ​вдруг​ сразу точно проснулась от тяжкого усыпления. Я вдруг ясно осмысленно увидала свою бездеятельность, ​очерствелость​ и ​ужаснулась ей, меня сразу поразило, как это я могла так бесцельно проводить свою молодость, безжалостно прятать свои молодые жизненные силы, когда всюду нужна ​энергичная живая деятельность, когда всюду слышится ​благой любящий​ призыв ​Спасителя​ к помощи и обоюдному утешению. «​Наг​ был, болен был» – точно молотом застучали ​эти​ величайшие​ слова по моей сердечной наковальне, призывая к ​широкому, неутомимому труду.

Но неопытная, слабая, ничтожная, только ​и появившаяся​ на деятельном жизненном ​поприще​ я, при таком, вновь ​нахлынувшем​ на меня ​обилии​ новых радостных духовных, ​святых чувств и стремлений не умела, ни ступать, ни действовать​. И вот благодатный великий ​пастырь, ​приняв​ меня под свою спасительную охрану, начал меня, как глупого ​несмысленного​ ребенка, учить первым шагам.

Он понимал, что дикую очерствелую натуру мою надо, прежде всего, согреть лаской и приветом, надо любовью и нежностью​ растопить её ледяную оболочку, дать правильную ​вибрацию​ её мыслям и чувствам.

Великий знаток человеческого сердца, осененный высшей небесной благодатью, он понимал, что молодая девушка, до18 лет не знавшая ни ласки, ​ни любви​, вся пропитанная мнимо научными антихристианскими теориями – духовно захирела, ​одичала – а потому была поистине несчастна.

Я захирела, как молодое увядающее растение, посаженное на сухой бесплодной ​почве​, лишенное света и благотворного ​тепла​, растение, много лет тщетно протягивавшее свои засыхающие корешки и инстинктивно жаждавшее благотворного ​спасительного ветерка и влаги.

Батюшка понимал, что только постепенным терпеливым умелым уходом можно напитать и оплодотворить увядающие ростки, он понимал, что такую бедную скудную душу надо очень осторожно подводить к свету и благодати, так как она совсем замерла в своих лучших благородных порывах.

И, вот, как любящий, благодатный пастырь – отец он старался, прежде всего, приучить меня к себе, чтобы я с полным​ доверием принимала его советы и указания; только при полной любви и преданности можно рассчитывать на терпение и послушание, только глубоко-преданную, любящую душу можно удачно ковать и шлифовать, можно успешно вырывать из неё сорные ненужные плевелы, насаждать семена добра и истины.

В Великий Четверг, после всенощной он впервые ​обратился ко мне ласково и отечески – заботливо: «​Испостилась​, девочка​, бледненькая какая стала». Кажется, простые эти слова, но они были сказаны с такой лаской и заботой, ​они прозвучали для меня так отечески

любяще​, что наполнили мою ​душу​ несказанным ​счастьем​ и радостью; что-то дорогое необъяснимо-великое получила моя душа и глубоко возрадовалась.

Эти ​слова​ были сказаны с такой неземной ​всеобъемлющей добротой и любовью, что сразу же пробудили во мне могучую, радостную тревогу; началось мое нравственное возрождение. Лишенная​ ласки родителей; (они как то своеобразно ​любили меня и никогда не ласкали) дикая, неприветливая, ​необщительная​ я буквально вся озарилась волнами небывалого нового ​чувства​. Пастырь, к которому рвалось и стремилось столько народу, благословением которого так все ​

дорожили​ – вдруг сам ​обратился​ ко мне, сам поласкал меня – это было такое небывалое новое ощущение, такое обилие радости и возрождения – что и передать невозможно.

Благодать праведника настолько была велика и плодотворна, что она сразу же возродила меня к иной новой жизни. Не шла, а летела я домой. Те же дома, те же улицы, та же простая неприхотливая обстановка ​жилища​, но все представлялось в ином новом лучшем виде. Несколько дней я не помнила ​себя​ от радости. Так как мне предлагали выгодное хорошее место в отъезд, то я решилась опять ​обратиться​ за советом к ​батюшке и добиться от него указания.

13 Мая 1891 года я пошла к обедне, простояла всю службу и молебен и подошла опять с теми же ​словами​: «Батюшка! можно мне поехать на место»? Вдруг батюшка взял меня за руку выше локтя и вместо ответа высказал мне ​великие знаменательные слова: «Место, место, посадили цветочек в ​горшочек, ухаживали за ним, поливали его и, вот, появились, наконец, первые ​листочки; смотрите, крепко берегите свои молодые листочки; пока еще поправить можно, а после и поправить нельзя будет».

Эти слова были сказаны дивно и знаменательно; точно ​они лились​ откуда-то свысока благодатными ​чарующими ​ звуками. Это не был ​простой​ голос смертного человека, это был пророческий​ глас, назидание небесного ​посланника​; точно весь в сиянии предстал передо мной пастырь с ​лучистыми сияющими, благодатными глазами, глаза эти жгли все мое существо, как бы хотели разом​ спалить все дурное, грешное, ​маловерующее. «Бедная, бездольная несчастная сиротка», – говорили они мне, «как я жалею тебя, скорблю о тебе, разве можно так глупо бесцельно жить, не зная Бога, вдали от Его света и блаженства? разве можно не любить Его, не стремиться к Нему, когда в Нем Едином вся наша радость и счастье. Когда все кругом облито Его благостью и любовью? Познай же Его, возлюби Его, и Он всецело утешит и ​ насладит​ тебя Своим Светом и сиянием».

И вот бедная ​духовная сиротинка​ долго не могла придти в себя от неописуемого ​блаженного​ состояния.

Глубоко умилившись сердцем, я пошла домой. Но, то уже был не прежний бесчувственный автомат, а ​почти живой человек​, с новым взглядом на ​жизнь​, на свою деятельность, назначение.

Зная, какая моей бедной голове предстояла великая борьба и испытание, дивный пастырь своими ​знаменательными​ ​словами заранее подготовлял ​меня​ к твердой ревностной ​обороне​, он старался обезопасить фундамент моей веры, предупредив меня: «смотрите крепко берегите свои молодые листочки». Да, моим слабым духовным силам готовилась великая неизбежная ​гибель и, вот, милосердый​ Господь пожалел бедную ​слабую овечку, послав ей благодатного наставника, и тем спас ее от хищных волков. ​Это​ бы мог подумать, что ​отправляясь в качестве учительницы в хорошо рекомендованную семью, я попаду под молниеносные стрелы самого ужасного​, самого ярого атеизма?

Что предстояло бы мне, если бы не мудрые благодатные слова пастыря, которыми я радостно вооружилась и которые единственно​ послужили мне спасительной охраной и крепостью.

Спросивши у батюшки​ совета поехать на ​место и получив его ​глубоко назидательное​ наставление, я, еще ​малоопытная в его мудром духовном водительстве, ​побоялась​ беспокоить ​батюшку вторичным вопросом, а ​потому​ придя через ​несколько дней после того в храм, я молча получила его ​благословение и, согласно желанию родителей, поехала в ​Ярославскую губернию, в одно семейство, куда в качестве ​учительницы рекомендовала меня одна моя ​родственница.

Жутко было пускаться одной в такой дальний незнакомый путь со ​многими​ пересадками!

К ​несчастию​ поезд из Москвы в Ярославль опоздал на 2 часа; я не ​успела​ во время явиться к ​отплытию​ парохода, так что предстояло 2 дня пробыть в Ярославле, что не ​согласовалось​ с намеченной ​программой​ моего путешествия, так как денег было взято только на ​проезд​. Как быть, где провести 2 томительные дня? Ни родных, ни знакомых!.. не будешь же ночевать на улице! Ужасное положение! Но для ​промысла​ Божьего​ нет препятствий!

Со мной разговорилась одна ​женщина​; (после оказалось, она была гадалка). Женщина уговаривала меня взять с ней вместе номер и перевезти туда мой чемодан, который ​оставался на пристани. Я с радостью ​ухватилась за это предложение; ​мы с ней пошли вместе пить чай, который она сама засыпала, но Господь чудесно спас меня от этого знакомства.

Страшно подумать, что у ней было на уме, и что бы она проделала​ со мной, когда бы мы вместе ​очутились​ в одном номере!

Вот как опасно одной, неопытной, молодой девушке ​пускаться​ в далекий ​путь​. После чая мы пошли с ней искать подходящий номер; вдруг она стала заманивать меня ​какими-то таинственными​ предсказаниями: что меня в будущем ожидает великое счастье, богатый ​жених и еще что-то такое; эти ​нелепые​ слова так ​испугали меня и в таком ​ужасном​ виде ​обрисовали мою новую знакомку, что я вдруг круто повернула назад и, не помня ​ себя, ​бросилась​ бежать от неё. Она ​побежала​ за мной, видя, что от неё ускользает намеченная жертва. К счастью кто-то встретился с ней, заговорил, и она упустила​ меня из виду; я же побежала на пристань и забилась в дальний угол, сердце мучительно стучало. Что делать!

Долго просидела в засаде; наконец мало по малу стала выглядывать на свет Божий и, не видя больше этой ужасной женщины, решилась искать ночлега.

Видя мою несмелую, боязливую поступь, какая-то нищенка, попросив у меня милостыни, разговорилась со мной, сказала, что недалеко живет её знакомая портниха, которая пускает ночевать приличных одиноких особ и повела меня к ней.

Портниха подозрительно посмотрела на меня, но, видя меня истомленной и удрученной, быстро смягчилась и, накормив меня, предложила свою мягкую постель утомившись пережитыми ​волнениями ​ я долго не могла лечь, ​испуганно​ посматривая ​кругом​ и не веря еще, что попала в ​безопасный​, спокойный ​уголок​. Но каково было мое горе и отчаяние, когда, спохватившись, я не нашла на шее образка – маминого благословения, который она сама надела на меня на дальнюю дорогу – это были следы моего знакомства с ужасной гадалкой: толстый новый шнурок, срочно​ надетый на шею, каким-то образом оборвался и ​серебряно-вызолоченный довольно крупный образок ​Сергия Преподобного​ пропал бесследно –​ видимо​ ужасная ворожея как-нибудь постаралась лишить меня святыни, чтобы удобнее ​распорядиться моей особой.

Узнав о такой дорогой ​пропаже​, я в ужасе заметалась по комнате, ​ища​ свой драгоценный образок, свою святыню, свою охрану и порывистыми ​поисками​ сильно перепугала портниху​, которая, глубоко сочувствуя моему великому горю, долго успокаивала меня, так как я горько неудержимо плакала и рыдала.

Этот случай сильно растревожил меня, он был плохим предзнаменованием, он показал моей неопытной ​голове​, только что вступившей на поле ​житейской​ борьбы, ​среди​ каких опасностей​ ей придется ​жить и вращаться, как я мала и ничтожна​ сама по себе и как близка к ​погибели.

Надев на шею имевшийся у меня в запасе другой ​образок​, я немножко как бы очнулась от нервного потрясения и с великим страхом и беспокойством провела ночь, все еще под действием какой-то томительной силы.

На другой день портниха всячески ласкала меня, как родную стараясь​ успокоить. Её нежная ​отзывчивость​ к ​совершенно​ незнакомой ей девушке показала мне, сколько есть на свете прекрасных скрытых ​жемчужинок​, которые тихо, незаметно светятся среди грубых острых камней ​житейской зачерствелости.

Прекрасно провела я у неё 2 дня; она работала, я что-то читала; потом она проводила меня на пристань и любяще​ даже предложила денег взаймы, так как действительно, ​при​ непредвиденных​ расходах, мне не хватало на билет, ​усадила меня на пароход, и я покатила в имение. Хозяева меня ​встретили​ очень радушно, ибо были извещены о моем скором приезде, ​похохотали​ над ​моими​ приключениями​, но, то были можно сказать еще цветочки, пришлось ​познакомиться и с ​горьким вкусом ягодок.

Попала я в дом к атеистам; можете судить, какова была моя ​жизнь​! Еще сама еле оперившаяся, я должна была ​вступить на воинственный тяжкий подвиг.

Сколько деликатных намеков и ​насмешек приходилось мне выслушивать по поводу моего обособленного религиозного настроения! Сколько тонких ядовитых стрел пущено было в меня с намерением наставить меня в духе излюбленного ​им​ либерализма. Всевозможные антирелигиозные сочинения выбирались​ главою семьи, с целью ​исправить​ мою якобы ​отсталость​ и извращенность – и вот по вечерам устраивались ​долгие изнурительные чтения, на которых просили меня ​

обязательно присутствовать.

О, ​какие​ ужасные ​были​ это чтения!!

Самые резкие​ антихристианские теории, доводы, ​доказательства​, самые ​мерзкие​ вольнодумные ​идеи​ о начале мироздания, самые ​глупейшие ​ объяснения мировых законов движения ​светил​, бытия живых созданий – ужасали мой слух! ​Как осужденная на духовную смерть слушательница, я должна была сидеть и выслушивать это чтение», резко и быстро отталкивая от себя ​налепляющуюся​ на ​меня

​ ядовитую саранчу.

При таких ужасных сеансах молодой неопытной девушке​ трудно было устоять на ​принципах​ веры и ​истины​, и, если бы не слова, дорогого батюшки: «крепко ​берегите​ свои молодые ​листочки​», слова, постоянно ​сиявшие​ мне и ​подкреплявшие​ меня в неравной изнурительной борьбе – то я, пожалуй, увеличила бы собой число духовно – заблудших овец на радость и торжество злобного ​искусителя

Святой храм был от ​имения​ за 6 верст; приходилось ходить пешком, так как из семьи никто не ездил; меня тоже ​старались​ отучить от подобного ​непризнаваемого ими​ «​хождения​». Пост, не соблюдаемый никем, заставлял меня тоже выделяться и быть у всех бельмом на глазу. «​Крепко​ берегите свои молодые листочки» – как громовая труба страшного Суда ​постоянно​ звучало у меня в ушах ​и, осмеянная, ​приниженная «​притча​ во языцех», я твердо стояла на своем камне духовного делания и горячо молила Господа простить окружающим

людям​ их заблуждения, ​просветить​ их помраченные умы ​светом своей божественной благодати.

Бедные детки, что ​получали​ они от таких родителей! Что созидалось в их смутных маленьких головках; мерзкий червь неверия ​уже​ стал подтачивать их маленький умишко, хотя восьмилетняя девочка – серьезная и добрая, как бы вопреки окружающему хаосу, носила в ​себе​ еще некоторые задатки религиозности​, ​инстинктивно​ искала чего-то высшего, неудовлетворяясь ​окружающим​ лжеучением. Но мать, как ярая ​орлица, не выпускала свое дитя из ​гнезда​ и не давала ему наслаждаться ​лучами​ света Божьего.

Видя во мне нежелательное для неё настроение, она не ​позволяла​ мне воспитывать её детей, так что, помимо​ уроков, я была совершенно свободна; не имея настоящего дела, завела я школу – собирала деревенских детей и занималась​ с ​ними​.

Поистине это было для меня ​больным​ развлечением, так как в обществе детей я освобождалась от тяжелых нравственных​ толчков и колкостей. Эта же школа, так называемая ​школа​ грамоты, сделалась для меня якорем спасения: прежнее и неприязненное отношение ко мне исчезло.

Это мое дело, чуждое материальной ​расчетливости значительно расположило в мою пользу моих хозяев; ​сами​ добрые и отзывчивые к нуждам других, они ​всячески​ стали ​способствовать​ прочному устройству этой школы.

Как мне пришлось ​узнать впоследствии​ мое дело не ​рухнуло​ бесследно, но положило основание обширному училищу, вполне узаконенному нравами и обеспеченному ​средствами.

Осмеянная, приниженная я сразу получила сан ​порядочной особы. Постные, скоромные кушанья с великой ​предупредительностью

​ стали готовиться по моему вкусу и желанию.

Лошади для езды в храм всегда ​были​ к ​моим услугам; даже отпускалась со мной восьмилетняя ​ученица​ – это было особенное небывалое доверие.

Мне, ​застенчивой​ от природы, было очень неловко ​принимать эти знаки особого благоволения; по правде сказать, я очень тяготилась всем этим, так как на эту лужайку пришлось перейти через мост ужасной духовной ​пытки.

Моих религиозных воззрений больше не ​касались​ и осторожно обходили их, как, бы жалея меня и каясь в ​нанесенных​ мне ​обидах

Девочка ​восприимчивая​ и ​способная​, быстро успевала, ​уроки музыки​ шли очень успешно; в то же время школа росла и крепла.

Крестьяне с великой радостью присылали детей, так как в окружности не было ​училищ.

Кажется​, жить бы да ​жить​ мне на таком месте, тем более что я искренно ​полюбила​ детей, но дух окружающих людей, чуждых веры и любви к ​Господу​, так был тяжел и мучителен для меня, что я решилась написать маме, ​попросить​ ее сходить в церковь к батюшке и спросить его: позволит ли он мне оставить это место, которое давило меня своим ужасным​ антихристианским гнетом.

Батюшка – истинная доброта и отзывчивость пожалел меня, неопытную ​глупую​ овечку, очутившуюся среди грозных волков и позволил мне приехать в Москву.

С тяжелым ​чувством недобросовестности пришлось мне «повиниться» своим хозяевам, что я намерена покинуть их гостеприимный кров и, ​притом​, в то время, когда они старались​ предоставить мне все удобства, чтобы загладить свою ​прежнюю нелюбезность.

Я сослалась на болезненность мамы, на её тоску в моем ​отсутствии​ и тем старалась объяснить мой непонятный для них отъезд.

Они ​уговаривали​ меня пробыть, хотя год, обещаясь совсем не трогать моих религиозных воззрений, объясняя этим мой непонятный отъезд, но я твердо стояла на своем.

Тогда они стали упрашивать меня остаться до Рождества, (это было в начале Декабря), пока они найдут подходящую особу, чтобы я сама с рук на руки передала ей начатое двойное дело; конечно, я ​согласилась​, понимая, что невозможно же ​бросить​ все как попало, написала маме о своем ​решении​ немного отсрочить приезд в Москву. Вдруг в ​Николин​ день получаю телеграмму: «опасно больна, приезжай скорей». Громом поразила меня такая весть. Конечно сейчас же я собралась. Был трескучий мороз. Сама хозяйка отправилась провожать меня 6О верст на лошадях, завернула меня в свой меховой тулуп, надела теплые валенки и повезла на станцию приятно было ехать, только немного лицо ​пощипывало​; ​быстро​ доехали мы до станции. Прощаясь, она крепко целовала меня, ​говорила​, что сем мы сошлись ​с​ ней, кроме религиозных воззрений, что ​однакоже​ не мешает нам остаться искренними ​друзьями​; впоследствии, несколько раз приезжая в Москву, она вызывала меня и дружески беседовала со мной, сообщая о ​своих​ детях и школе.

Очутившись в вагоне и расставшись с любезной хозяйкой, я вздохнула ​свободнее​, как бы ​сбросив с себя ужасную ​ непосильную​ тяжесть.

О пагубное неверие! Как мучишь ты, как губишь людей своим​ адским тлетворным дыханием, как тяжко, ​нетерпимо тяжко жить в твоем губительном смраде! Если и здесь так люто приходится от тебя, то, каково же будет там вместе воплей и мучений! ​Несчастные​ жертвы ​свои​ ты опутало крепкими тенетами, осквернило своей тяжкой заразой. До того ослеплены они, что бегут от света и как стадо бессмысленных​ баранов стремительно мчатся к ужасной бездне.

Продолжаю описывать свою ​историю​. Как легко, как отрадно​ было на душе, когда я катила домой! Странные слова телеграммы​ несколько беспокоили меня, но я начала ​останавливаться​ на мысли, что это не что иное как ​придуманный​ мамой ловкий маневр поскорее вызвать свою дочку в Москву. И я оказалась права. Выхожу на ​Московский​ вокзал и вижу сияющую маму, вполне довольную придуманной уловкой.

Нацеловавшись и вдоволь наговорившись после 7-​месячной разлуки, мы приехали домой; папа ​тоже​ очень радостно меня ​встретил​. Оказалось, что я приехала 8 декабря ко дню празднования ​ Пречистому Образу Божьей Матери «Нечаянная Радость» в храме, где находилась эта святая икона и служил батюшка. Робкая и несмелая от природы, я больше действовала через мою маму, которая исходатайствовала мне свободный доступ к батюшке; она возвестила батюшке, что её дочка, жившая у неверующих приехала​ в Москву и просит принять​ под его милостивое покровительство.

«Пускай ​придет​ в церковь, я ​поговорю​ с ​ней​» – вот что ответил батюшка. Я была на верху счастья. Великий пастырь ​позволил мне подойти​ к нему, он будет со мной ​разговаривать ​я не знала, как ​дождаться​ службы.

Наконец ​наступила​ суббота; я пошла с замиранием сердца к всенощной, ​подхожу​ к святому Евангелию и говорю батюшке о его милостивом ​позволении​ подойти к нему.

«Хорошо» – ласково обратился ко мне пастырь. «После всенощной ​подойдите​ к Южным дверям, я поговорю с вами». Ох, как страшно было, жутко ​на​ душе. Говорить с ​человеком, который сиял мне неземным величием, мне такой ​грешной ничтожной, говорить с таким недосягаемым пастырем, который все 7 месяцев был единственной моей отрадой и поддержкой​, человеком, слова которого были для меня спасительным​ маяком среди бурных ​пагубных​ волн неверия! Как я ​подойду​, что буду говорить! Между тем служба кончилась; я стою в сторонке и не смею ​подойти​. Тогда батюшка – само милосердие​ и сострадание, вышел ​из Южных​ дверей алтаря и ​сказал: «Тут кто-то хотел поговорить со мной; кому-то я нужен».

Я ​выступила вперед​ и подошла. ​Батюшка​ долго ​разговаривал со мной, ​расспрашивал,​ где я кончила, чем хочу заняться и в заключение сказал: «Напишите записочки и завтра ​передайте мне, по каким предметам вы хотели бы заниматься; у меня много знакомых, я попрошу для вас уроков».

Это было начало моего знакомства с великим пастырем. Бедная, недостойная девушка явилась обладательницей ​несказанного​ счастья – получила от Господа ​дивного​ руководителя и попечителя, который почти 20 лет изо дня в день до самой своей кончины тщательно охранял ​плохенькое​ неблагодарное ​растеньице.

Да, страшно ​подумать, сколько забот, сколько трудов я, малое ​ничтожное​ создание, ​принесла​ дорогому ​попечителю​ – ​батюшке​! Сколько уроков давал он мне все время! Сколько ​беспокойства​ и ​тревоги принесла​ я ему своей своевольной ​упрямой натурой своими ошибочными скачками!.. Но все ​терпел​, все прощал дорогой ​милостивец​ и снисходительно извинял мне, слыша частые на меня жалобы и ​неудовольство​. Жалко ему было отвергнуть меня, так как он знал, что при своем недостоинстве​ и своей греховности я погибла бы без его спасительного руководства.

Ох, тяжко мне будет на Страшном ​Судище Христовом​, какой ответ принесу я в своих беззакониях. Тогда ​скажет​ Господь: Я все предоставил тебе, предоставил тебе ​великого​ пастыря, – дорогое ​неоцененное​ сокровище, а ты ​воспользовалась ли​ его учением? его заботами? ты измучила его своими грехами, ты ​утрудила​ его своими неправдами, презренная раба, твое место во мраке и мучениях. ​ Иди​ и получай заслуженное. Но что это? Кто это так умоляет Господа помиловать меня?! Кто это ​пресветлый​, лучезарный, который говорит:

«Господи прости​ ей, я почти 20 лет трудился над ней, она грешная, недостойная, но я свидетель, что она верует в Тебя, ​любит Тебя, что она стремилась к Тебе своим слабым, горько плачущим​ и глубоко сокрушенным существом. Нет у ней добрых​ дел, но есть ​искреннее​ сознание своей греховности, своего ​недостоинства​, а ведь Ты Сам обещал; «​блаженнийшие духом​, яко тех есть Царствие небесное». Твои слова –​ непреложная истина,​ а потому помилуй ее». И что же!​ Милосердый ​ Господь,​ с любовью взирая на своего праведника, преклоняется на милость.

Вернусь к тому ​времени​, когда я только что поступила под водительство ​батюшки.

Небольшой храм «Нечаянной Радости» около ​Спасских ворот, под горкой, был истинно для меня земным раем. Сколько блаженных часов провела я там, наслаждаясь лучезарным богослужением ​Батюшки​: он служил​ без дьякона – литургии, ​вечерни​, всенощные. ​Обедни ​были ​ продолжительные с молебнами ​ и панихидами.

Перед Чудотворным Образом Царицы Небесной «Нечаянная ​ Радость» ​читал ​ батюшка акафист, и умилительные, полные любви и сострадания к людям – слова этого ​акафиста вызывали​ невольно у всех слезы покаяния и чистосердечного сокрушения в своей греховной жизни, немощи и заблуждениях. Нет слов ​передать ​ и изобразить то благоговейное настроение, которое охватывало все существо человека дивной силой и ​мощью батюшкиного служения. Его тонкий, точно ангельский голос проникал ​ в самую глубину души, опаляя ​спасительным ​ огнем всю нечистоту греховных стремлений, желаний, и ​чувствований​.

А глаза, это были неземные глаза, целые потоки ​живительного ​ света лились из них, озаряя всех теплом и благодатью. И куда только ни проникали они! Кажется, всюду ​проходили они за пределы видимости и материи. ​И​ внешнее и внутреннее не ускользало от их могучего взора; иногда, как молния, прожигали они смятенное ​ существо человека; и погибающее, измученное​, обессиленное, оно вновь поднималось на высоту ​христианского доброделания​.

Бывало, стоишь в церкви, вялая, ленивая, бесчувственная, вдруг что-то осенит тебя – поднимешь голову, а батюшкины ​лучистые глаза смотрят на тебя с таким ​жалостливом ​ укором, что невольно вся воспламеняешься; горячая молитва охватывает всю душу...

Пошатнись в чем-нибудь, ​омрачи ​ только чистоту душевного ​добросеяния​, батюшка тут как тут! – строгим неусыпным стражем ​следить​ за всем.

Вот его собранное стадо, вот его ​плохенькие, ​ но верные овечки!.. Смотрите, как холит он, вразумляет он эту, ​при её богатстве и очерствелости, ​смотрите​, как ласкает он и нежит​ – ту при её ​скорбях ​ и горестях. Завистливец​, лжец – посрамлен, принижен; ​скупость​, лихоимство – осуждено, ​затоптано​; злость, бессердечие – вырвано, уничтожено. Духовная гордость помощница гуоптфля дьявола разобрана во всех своих видах и как самое ужасное ярмо человеческой ​греховности, разломана и выброшена далеко за пределы духовной ограды пастырских нажитей​. Не сразу, принимая к себе, под свое пастырское ​ руководство, батюшка налагал ​годичный и более продолжительный ​ срок искуса желающим вступить в его духовное​ стадо. Иного совсем не благословлял по году и больше, испытывая как он отнесется к такому трудному терпению, другого по годам не допускал к себе на ​исповедь​; иного, приняв и наделив великим богатством своих щедрот и милостей​, вдруг отвергал и далеко отбрасывал (на время) за пределы своего пастырского руководства. Поступая так и якобы отвергая горемычных, батюшка в то же время зорко ​следил за ними.

В гневе и обличениях он был истинно велик: ​при всей многочисленной толпе его голос, такой тонкий и нежный при богослужениях, гремел грозными ​величественными звуками наказания и осуждения.

Трепетный, ​пристыженный​ в своих недостойных ​пороках​ и стремлениях человек, всем своим существом принимал​ духовную кару разгневанного пастыря ​Христова​.

«Не смейте подходить ко мне, не смейте бывать в этом храме» – это было такое ужасное наказание для ​истинно любящих ​ батюшку, что они готовы были все бросить, все побороть в себе, лишь бы получить его милость и благословение.

Эти-то уроки обличения и наказания были настолько ​спасительны​, что сразу вырывали глубокие многолетние корни самых тяжелых, самых губительных пороков.

Пьянство, воровство, ложь, обман, ​лихоимство​, злоба – легко излечивались такими глубоко-вразумительными уроками.

«​Если​ так поступишь, то не смей ходить ко мне» – и довольно! соблазнительное ​явление ​ сейчас же исчезало, уступая место полнейшей ​покорности ​ и послушанию.

Меня батюшка почти сразу принял к себе, взял скоро на ​исповедь​, но зато после так долго, так ​томительно​ испытывал меня, испытывал такими ​продолжительными​, ​мучительными​ наказаниями, что вся моя ​натуришка​, гордая самолюбивая, ​надменная​, буквально истолклась в мелкий порошок. Полнейшее сознание своего ​величайшего недостоинства​, своей духовной ​слабости и бессилия​ – вот последствие батюшкиной науки.

Вот толпа собралась в церкви, народ сильно толпится на ​паперти​: ждут батюшку, задолго еще пришли сюда, ​чтобы повыгодней разместиться​ и ​получить ​ благословение.

Какая разнородная толпа! Рядом с малым ​неосмысленным​ ребенком стоит почтенная старость, мысленно ​побранивая​ свои непокорные ноги; тяжело ​стоится​ ей, плохо слушаются усталые нездоровые ноги, но надежда получить благодатное благословение​ преодолевает всякую усталость; вот девушки, ​молоденькие​, ​свеженькие​, о чем-то оживленно ​воркующие​! Как странно их видеть в такой ранний час утра. Что это они оставили свои ​мягкие постельки, прервав свои сонные молодые полные жизненной услады грезы! ​Неужели​ не поленились они из каких- ​нибудь​ дальних уголков Москвы собраться в этот храм, может быть во время вьюги и непогоды? Не устали, ли они? Не заболели ли они? О нет – они свежесть самого ​прекрасного майского утра, они – отрада самой веселой беззаботной жизни. Посмотрите, как чисты, как духовно ​прекрасны​ их личики: не завитые, не напудренные – они воплощение духовной красоты. И разговоры их – простые христианские, душевные еще больше украшают их и обливают светом и радостью.

Послушайте о чем они говорят – это ​не​ тайна, они громко щебечут во всеуслышание: «батюшка дал мне образок, он мне сказал то-то, а меня благословил и велел маме передать то-то» – вот ​их​ невинные рассказы, полные для них жизни и счастья!

А вот и мальчики ​притаились​ в уголке – это шалуны и забияки – но и они смиренно утихают в ​ожидании​ чего-то более сильного, более возвышенного, перед, чем умолкают ​всякие их шалости и проказы.

И вот вся толпа, торжественная, приготовленная к чему-то неизмеримо вышестоящему понятий её обыденного ​житейского мировоззрения – стоит и ждет. Здесь и лица, ​стоящие​ на пьедестале светской жизни, здесь и будущие умы и ​знаменитости​. Все тихо, торжественно. Вдруг на паперти ближе к выходу происходит движение, волнение. Куда что девалось: ​ни​ порядка, ни стройности, ни ​торжественности.

Батюшка едет, батюшка едет... и гул сотен голосов, передвижение, толкотня, поспешность, все завертелось, ​закружилось и слилось в массу голов и рук. Все рвется и ​стремится к одному пункту, к той величественной фигуре, которая ​одним своим светлым видом уже показывает, почему все так рвутся, так стараются подойти к ней.

«Пустите, пустите» – как бы с некоторой ​строгостью ​ и угрозой в голосе взывает пастырь.

Но разве может быть строг и грозен тот, кто ​разливает повсюду​ такое счастье, такую благодать! Разве эти уста, полные слов отрады и ​милосердия​ могут вещать слова обиды и страдания​! Нахмурились брови, показались ​строгие морщинки​, но ​стоит​ только подойти какой-нибудь несчастненькой, забитой ​судьбой и нуждой – горемыке – и опять засияло лицо пастыря лаской ​и утешением.

«Деточка не скорби, Господь да благословит тебя» – и ​сваливается​ многолетнее бремя забот и печалей; ликует ​христианская​ душа, как бы ​провидя​ будущий блеск милосердия и ​великой​ славы Божества. «​Пустите​, молит пастырь, мне некогда, надо начинать» и поднимает руки кверху; раздвигается толпа с тяжелым чувством неудовлетворенной жажды; но руки ​труженические​ руки сейчас, же опускаются и полный жалости к глубоко опечаленной толпе, пастырь опять ​начинает терпеливо рассыпать направо и налево свои духовные благодатные дары. Тихо медленно подвигается он и при​ этом своем шествии к алтарю, сколько посеет он добрых семян, которые ​впоследствии принесут​ вполне желательные всходы, сколько ​живительных​ потоков ласки и отрады прольет он в ​горькие бездольные​ сердца и сделает их надолго поистине счастливыми.

Огненная лава его чудес и ​исцелений​ бурным ​неудержимым​ потоком клокотала и ​изливалась из​ благодатного ​пастырского​ сердца и стремительно бежала по всем направлениям, уничтожая грехи и ​пороки, разрушая немощи и болезни. Я страшно всегда трепетала перед батюшкой; думаю, и не я одна, а все, кто ​понимали​ его величие.

Сколько бывало, настрадаешься душой, прежде чем ​подойдешь​ к нему. Это было какое-то особенное ощущение, ничем ​необъяснимое​; благоговейный страх, благоговейное поклонение, боязнь заслужить его гнев или немилость, так волновала все существо, что слова каких-нибудь очень серьезных ​вопросов и недоумений, уже давно приготовленные в уме, несколько раз мысленно правильно повторенные, никак не могли скатиться с непокорного языка, который иногда бессвязно издавал какие-то глупые незначительные звуки, и ​приходилось​ отходить от батюшки, не получив нужного решения. Мама моя сначала тоже с благоговением обращалась к батюшке, ходила к нему в храм, несколько раз приобщалась у него Святых ​Таин и нисколько​ не запрещала мне ходить на его ​службы​.

Раз, помню в Великую Субботу, подходя к Кресту, который батюшка давал причастникам, она с жалобой на ​меня обратилась к батюшке: «Батюшка! Дочка моя вчера постилась, ​почти​ ничего не ела, побраните ее». «Где она»? – спросил ​батюшка​. Я подошла к Кресту, хотя не была ​причастницей​. «На тебе, кушай», сказал батюшка и подал мне 2 просфоры, «А уже подойди ко мне, я буду ​исповедовать​ и в Светлую обедню приобщу». Господи! Что же это! Величайшее несказанное счастье охватило всю меня. На крыльях летела я домой; весь день не могла придти в себя от радости. Приобщаться в Светлый день, что могло быть блаженней этого. Не знала я, как дождаться вечера.

Пришла я в церковь, часов в 1О, встала около ​исповедальни​, батюшка уже исповедовал. Долго ​пришлось​ мне стоять, так как исповедников было очень много. Минуты ​летели, прошел час, я ​стояла​ сзади. Вот уже и 12-й час, а моя очередь далека, не дойти мне до батюшки, нечего и думать; с горькой тоской приходилось сознаться, что не мне недостойной быть участницей на Светлой Трапезе Христа, ​Своим грешным ​презренным​ существом я омрачила бы все приготовленное. ​Очищенное, просветленное собрание Его ​истинных​ чад. Смятая ​небрачная​ одежда возбудила бы Его праведный гнев. Но ​батюшка​ и тут ​заступился​. Помня ​великие​ слова проповеди Иоанна Златоуста о всепрощающих милостях Светлого ​Христова​ Воскресения ​ он захотел и меня озарить лучезарным светом ​их​, дать пережить моей душе смятенной и пришибленной ​всеми житейскими​ томлениями – частичку райского блаженства.

Кончена исповедь. Батюшка идет начинать ​полуночницу​, быстро проходит он среди оставленных несчастливцев, вдруг взор его случайно падает на меня.

О, как пересказать, что произошло дальше​, как изобразить переход от мучительной тоски к величайшей ​радости​?!

«Пойдемте, я вас исповедую, я вам обещал», произнес батюшка и, вернувшись, повел меня в исповедальню. А дальше что? – Духовное величайшее наслаждение Светлой утрени, обедня​, восторженное соединение трепещущей души с Христом, как залог ​возможности​ получить будущее блаженство и неизреченные наслаждения.

Как ужасен, как ​безжалостен​ к себе человек, ​если он не стремится ​очищать​ свою душу покаянием, не жаждет таинственного соединения с Самим Господом! Что может быть выше и блаженнее этого! Принимать Само Пречистое Тело и Кровь Спасителя – это предоставлено ​одним​ людям; даже Ангелы ​лишены​ этого счастья, и вдруг сам человек ​иногда​ по своей слепоте отказывается от этого.

Тем батюшка и был великим благодетелем для всех нас, что заставлял проникнуться важностью и необходимостью истинного чистосердечного раскаяния, ​растоплял​ как воск наши души; вполне ​сокрушенные​ сознанием своего ​недостоинства​, они открывали ему все свои грехи и заблуждения; потом ​очищенные и обновленные словами: «​прощаю​ и разрешаю», принимали​ ​Пречистые Дары с такой верой, с таким трогательным ​умилением​, что живо ощущали сладость ​всеблагостного​ завета Спасителя​: «​Ядый​ Мою плоть и ​пияй​ Мою кровь во Мне пребывает и Аз в нем».

У батюшки было множество исповедников, не только в ​посты​, но ​даже в дни мясоеда. Брал батюшка часто не по ​очереди​, а кого хотел. Стоит иногда ​народ​ шеренгой, теснится, давит друг друга, стараясь ближе подойти к батюшке, а ​батюшка,​ бывало, преспокойно отгонит первых или же долго, долго заставит простоять их, давая тем поучительный урок ​смирения​. Иногда самых задних батюшка начнет вызывать, а передним невольно приходилось посерьезнее подумать о своих ​грехах​.

По 17 часов бывало, выстаивал батюшка в храме и ​все исповедовал. Неустанный пастырь ​благодатно​ умел ​совместить​ 2 многотрудные обязанности: совершать тожественную ​службу​ и целить духовных чад.

Так проходили дни, недели. Исповеди были ​особенные​: батюшка ​часто​ не заставлял перечислять грехи, а многим сам рассказывал их: «вот то-то ты делал, вот в том то неисправен», и человек чистосердечно должен был сознаться, что он к стыду своему даже забыл о многих грехах своих, а пастырь все напомнил их ему.

Батюшка многим, в первый раз ​пришедшим​ к нему на ​исповедь​, описывал их жизнь с самого их детства до настоящего времени и ​притом​ так верно и подробно, что они в остолбенении не могли, выговорит ни слова, пораженные таким дивным ​провидением​ пастыря.

«Я знаю день твоего рождения и, ​день​ твоей кончины», вот что возвещал ​иным​ батюшка на ​исповеди​, а потому им ​с величайшим благоговением ​оставалось​ только ​упасть​ к его ногам и горячо, горячо умолять его не оставит своей ​пастырской милостью ​ и не изгонять ​из​ своего духовного стада.

«Наверно папа твой теперь часто думает: бедная моя Нюта, как ей тяжело ​живется​» – вот что сказал мне раз ​батюшка​ на исповеди. И слово «​Нюта​», которым так ласково называл меня покойный мой отец так было неожиданно и знаменательно для ​меня​, так напомнило мне дорогое беззаботное детство, что невольно привело мою душу в ​умиление​, слезы и восторженное уважение к ​прозорливцу​ пастырю, сразу ​порвали оболочку греховной тяжести, с немой мольбой о ​прощении и снисхождении я поверглась к стопам дорогого пастыря, ​

прикрытая его ​благодатною епитрахилью.

Мне думается, как он радовался такой дарованной ему от Самого Господа власти. Как он старался, возможно, больше воспользоваться ею, чтобы взрастить обильную благодатную паству​, кажется, мало было ему часов дня; если бы можно, он и самый день продлил бы, ​лишь​ бы побольше поисповедывать, лишь бы побольше очистить и осчастливить человеческих душ.

«Се аз и дети мои» – вот было его любимым девизом.

«Никто со мной не ​погибнет​»–​говорит ​иногда батюшка, и мы твердо веруем, что вся его ​страдальческая​ жизнь, ​направленная на вразумление и спасение людей принесла многомиллионную​ жатву. Так возиться с каждым человеком, как возился​ батюшка – едва ли кто сможет. С самой минуты вступления​ к нему, до самой своей кончины он многих совсем не выпускал из под ​своей​ пастырской охраны. Постепенно возводя по ступеням духовного совершенствования, он ​каждому определял место и род занятий: этих устроить на низшие ​ должности, неустанно следя за их благовидностью и ​степенью старания; тем даст ​иные​ занятия –​педагогику​, ​воспитание, заботясь, чтобы устроенные им люди ​оправдывали​ его доверие​ к ​ним.

Мне батюшка давал много уроков: с утра до ​позднего вечера ​приходилось,​ бывало заниматься. Были уроки и в богатых​ семьях; были уроки и бесплатные; последние и ​больше сама выпрашивала у ​батюшки, ​потому​ что батюшка не любил навязывать добро, а радовался добровольному желанию человека быть полезным; любил тайное невидное дело помощи и сострадания, а не кричащую рекламу показной благотворительности​. Мне поручались ​худенькие хрупкие​ девочки, с нежным мягким характером ​послушания​ и ​почтения​. ​Вручались​ и забияки​ – мальчуганы, своевольные, буйные, необузданные. Насколько были ​приятны и легки занятия с первыми, настолько были тяжелы и непосильны занятия с последними. ​

Маленькие детские​ головки доставляли мне истинное наслаждение​ развивать их ум и ​способности​ в духе веры и ​благочестия.

Частое приобщение Святых ​Таин​ было важным ​способом​ такого умственного развития; детский облагодатствованный ум быстро воспринимал немудрые правила начального ​обучения​, озаренный благодатью Святого Причастия. Самые ​миленькие, самые любимые девочки, – которых батюшка всегда так согревал своей лучезарной лаской, по великой милости пастыря​, бывали моими ученицами. Что не смогла я с ними сделать, батюшка восполнял своими молитвами, так что я иногда сама поражалась ​успешности​ такого обучения. ​Батюшка видел мое старание, мое желание приносить посильную пользу, а потому со своей стороны просил Господа освятить детей Божьей​ благодатью​, озарить детский разум и способности.

Но мальчики, непокорные, своевольные были моим истинным​ горем.

«Возьми, исправь мне этого-то», – вот что говорил иногда дорогой батюшка, передавая мне какого-нибудь ​резкого​ шалуна и лентяя.

«Исправь», как будто батюшка не знал, что сама я ​своими силами​, ​исправить никого​ не могла; ​ес​ли и замечалось ​иногда значительное улучшение поведения маленьких забияк попавших​ под мою ​несложную​ опеку, то ведь это опять же, благодаря его охране и неусыпному попечению о своевольной ​испорченной детворе.

И бесшабашные мальчики притихали, как бы утомившись своими неблаговидными шалостями, спокойно усаживались за «противные» книги и, вопреки своему задорному характеру оказывались ​ усидчивыми и довольно ​осмысленными слушателями

учительницы.

Часто давал мне батюшка, мудрые советы, указывая, как

приспособляться к детской натуре, как возбуждать и ​развивать

​ её восприимчивость.

«Это ребенок живой, впечатлительный; преподавание ​должно быть наглядное, интересное, так то и так надо заниматься. Это более скрытый, замкнутый характер, надо на него действовать​ лаской и любовью». О, дорогой незабвенный пастырь! Истинно ты был для всех самым драгоценным, самым ​любящим​ Ангелом-хранителем.

Так шло дело под руководством дорогого батюшки. Конечно,​ не обходилось без жалоб на меня, но батюшка, вполне понимая, как надо охранять авторитет ​преподавателей​, сейчас, же вступался за меня, сразу гасил жалобу, ​посрамляя​ и ​пристыжая ​ доносчиков.

Слава моя, как порядочной учительницы, не ослабевала. Семьи батюшкиных духовных детей с удовольствием раскрывали​ мне двери, вполне полагаясь на меня и доверяя ​своих любимых деток в мое полное распоряжение.

Первая моя ученица была нежная ​белокурая​ Верочка. Худенькая, слабенькая, она своей светлой милой фигуркой ​вполне напоминала ангелочков; робкая и старательная, она видимо побаивалась занятий, так что любящая её мама ​согласилась сама ​присутствовать​ за уроками. Я преподавала ей французский и немецкий языки и музыку. Дело шло, хотя медленно, но приятно. ​Вполне ​ добросовестное отношение её к занятиям расположило меня в её пользу, так что этот урок доставлял мне одно удовольствие, потому, что заботливая ​предупредительность​ хозяев, ширь русского хлебосольства ​чересчур​ баловали меня, давая мне понять, по чьей ​милости ​ я ​пользуюсь​ всем этим.

«Хорошенько покормите ее, она голодная», – шутит, бывало, батюшка, и всевозможные яства и вкусные приправы в изобилии предлагались мне с ​убедительнейшей​ просьбой сделать честь этим блюдам.

Милая, добрая девочка, ​никогда​ ничем не огорчала она меня; вежливая, до ​крайности​ отзывчивая, она боялась даже тоном​ своих ответов обеспокоить ​меня​, и беда, если по какой-нибудь случайности, ей не удавалось исполнить заданного. ​Слезам и замешательству тогда не было конца, мама её всегда назначалась​ ходатайницей за нее о прощении и ​помиловании.

Говорили даже, что она иногда по ​ночам​ вскакивала, ​спрашивая​, скоро ли я приду, не проспала ли она; и до сих ​пор не могу без умиления вспоминать о ​ней​. Теперь она уже стала взрослой стройной девушкой, но осталась все такой, же нежной, отзывчивой, ​впечатлительной​. Выхоленная батюшкиными ​благодатными​ ручками она наверно прочно устоит на камне веры и благочестия и тихо, незаметно, своей кроткой теплой лаской и добротой будет согревать окружающих.

Милая дорогая деточка – ты была лучшим цветком среди моих многочисленных питомиц! Так занималась я с ней несколько лет, пока батюшка не поместил меня наставницей одной девочки в дом, пребывание в котором не позволяло мне заниматься посторонними уроками кроме некоторых ​более подходящих по времени и расстоянию.

Года шли, одни уроки сменялись другими; батюшка, ​пообещав​ мне дать нужные занятия, через чур, уж баловал меня. ​

Семьи​, одни ​других​ деликатнее и добрее, ласкали и приветливо​ принимали меня к себе, вполне заменяя мне родных и близких.

Но в этот период моего возраставшего материального ​обеспечения и вполне любимой мною педагогической деятельности, иное тяжкое испытание с другой ​стороны​ надвинулось на меня.

Мама, которая вначале сама стремилась к батюшке и чтила его, вдруг страшной законной грозой разразилась над моей якобы ненормальностью, ханжеством; молниеносные ​стрелы​ её ​обидной​ укоризны летели далеко за пределы терпения. Точно наученная, какой силой, она слишком ошибочно ​приняла на​ себя роль героини – матери, самоотверженно спасающей свою дочь. От кого спасать? От чего спасать? Вероятно, она не давала себе отчета в этом! Одно было у ней на уме: надо спасти меня, во что бы то ни стало, даже путем личного самопожертвования.

Бедная, дорогая мамочка! Чего это тебе стоило! Без слез не могу вспомнить ​об​ этом.

Сколько ​ненужных​ душевных мук принесла она себе, спасая меня от сказочного призрака–миража!

Началось это столь тяжкое гонение с осени после ​проведенных нами 2-х летних месяцев в имении у её дяди.

Собираясь в дальний путь, я объявила маме, что должна получить батюшкино благословение, вполне рассчитывая, что ​батюшка​ ничего не будет иметь против такой поездки и сразу благословит на отъезд. Все уже было приготовлено, собрано и послано письмо с извещением времени приезда для ​высылки лошадей на станцию. ​

Однакоже​ вышло совсем иначе.

Придя в воскресенье к обедне, я удобно расположилась у дверки выхода из алтаря в исповедальню (в Архангельском Соборе), надеясь по окончании обедни получить благословение от пастыря. Вдруг, сверх чаяния батюшка ​вышел​ в Северную​ дверь и быстро направился из Собора к ​извозчику, который​ стоял на площади в ожидании его.

Ужаснувшись такой непредвиденной случайности, я ​быстро обежала Собор, с великим дерзновением ​вскочила​ на всем ходу лошади – на подножку и сунулась в закрытую пролетку. Я до того забылась, что ​осмелилась назойливо​ тревожить пастыря, (одно мне ​надо​ было –​ получить​ его благословение, так как я знала, что мама очень заволнуется, если придется ​отложить​ предполагаемый отъезд).

Но и опять я не достигла цели. ​

Видя​ меня в такой требовательной позе ​при​ странном вскакивании на подножку, батюшка как бы с удивлением и недоумением взглянул на меня, но вместо того, чтобы поскорее перекрестить меня и тем избавить меня от неловкости моей проделки, он вызывающее смотрел на меня, как бы давая мне понять, чтобы я поскорее исчезала по добру – по ​здорову​. Ничего не оставалось, как со стыдом ретироваться.

Дождь пронизал меня насквозь, прюнелевые ботинки настолько промокли, что немилосердно шлепали по грязи. Уныло поплелась я домой, не зная как успокоить маму. Постояв около одного подъезда на ​Воздвиженке​, (с целью переждать дождь), я ​вдруг решилась​ пойти в часовню ​Иверской​ Царицы Небесной, попросить у ​Нее​ помощи и заступления.

Ободренная и утешенная усердной молитвой, я бодро пошла домой, приготовляясь к серьезной обороне.

Каково же было мое удивление, когда мама моя совершенно спокойно решилась отложить поездку и дождаться батюшкиного благословения.

Пылкая и нетерпеливая, она так поразила меня такой хладнокровной рассудительностью, что я не иное что видела в этом как милостивое заступничество Царицы Небесной.

Пришлось дожидаться вечера вторника, когда батюшка должен был служить ​всенощную​ под праздник Казанской ​Божией​ Матери.

Пришла я заранее, встала в сторонке, боясь опять тяжелой неудачи.

Тихо, ​неспешно​ идет пастырь, «​сострадая​» направо и налево​. Я стою и думаю: теперь объясню батюшке, на что мне нужно было его благословение, так как в прошлый раз при моем «атлетическом» скачке, мне ничего не удалось ​высказать​ ему, кроме беззвучных слов: «Батюшка, ​благословите​». Вдруг Батюшка, посмотрев в мою сторону, отстраняет толпу​ и, подойдя ко мне, старательно, ласково благословляет меня: «Вот теперь можно ехать, теперь благословлю, теперь поезжайте». Что такое! Или я ослышалась! Чудесные слова, слова ​великой​ прозорливости забили такую сильную тревогу в моем сердце, что залили все мое существо волнами восторга и духовного​ упоения.

Батюшка святыня, батюшка все знает – так ​откликнулось мое сердце на такое лучезарное благословение; ​окрыленная​ душа моя мысленно ​вознеслась​ к небесам и излила свою благодарность​ Господу за достижение цели всех исканий и стремлений.

​Благодатно​ потрясенная, я всю всенощную проплакала ​слезами​ умиления, умоляя Господа, чтобы Он, дав мне такое ​великое​ счастье, не отнимал бы его у меня, как у грешницы, недостойной владеть им; уезжая на долгие дни, я по приезде своем, могла лишиться «всего» и, как потерянная горемычная овечка, не обрести сего славного пастыря (который, помилуй Бог, мог даже уйти на небо). ​Читая роившиеся ​ в моей голове мысли и давая мне целовать Крест после молебна, батюшка пророчески возвестил мне: «Поезжайте, не бойтесь! здесь все будет цело, и будет и ​преизбудет​».

Чего же мне нужно было еще!

Праведник – пастырь, которому я и слова не заикалась о причине​ своей горести, как бы сиянием ​незаходимого​ света, озарил всего себя, показав свою прозорливость. Получив такие неожиданные щедроты ​счастья​, я прибежала домой сияющая, трепетная.

«Батюшка благословил», вскричала я в порыве восторга, чем, конечно, обрадовала маму, которая сильно томилась такой необъяснимой отсрочкой.

В тот же вечер на позднем поезде мы отправились в имение.

На поезде случайно ​встретили ​ родных, с которыми мама ​беседовала​; я же, смотря в окно и любуясь красотами лунной тихой ночи, ощущала такую неземную радость и благодатное спокойствие духа, что и пересказать невозможно.

Батюшка все знает, батюшка читает мысли, он с нами недостойными, он среди нас – это было такое неслыханное блаженное ощущение, о котором я прежде, и помыслить не смела.

Мы ​приехали​ в Мценск, откуда нам предстоял путь на лошадях. Раздумывая, как бы ​достать ​ хороших лошадей, мы к величайшему своему удивлению, услыхали от жандарма, что нас разыскивает кучер, присланный из имения ​Подтарского​, куда мы именно и направлялись.

Ничего не понимая, мы направляемся к указанному кучеру, и что же оказывается! Вот что поведал нам кучер.

Посланный во время своим господином, как было ​условлено, ​согласно​ маминому письму, он приехал к одной ​незначительной​ речке ​Скниге​, которую переезжали всегда вброд и принужден был увидать крайне неприятное зрелище: река, переполненная продолжительными ливнями, разлилась и не позволяла​ переезжать ее. Пришлось кучеру дожидаться её милостивого разрешения и промедлить 2 дня, именно те дни, на которые остановил​ нас батюшка, не дав своего благословения.

Наконец, река успокоилась, вошла ​ в свои берега, и кучер​ явился как раз во время к приехавшему ​из​ Москвы поезду.

Все ​сделалось​ так чудесно и ​знаменательно​: распорядитель батюшка ​оказался​ таким чудно-аккуратным указателем, что избавил от ​лишнего​ промедления ту и другую сторону. Как можно было на это ответить? ​самой​ горячей благодарностью.

Даже мама, еще не проникнутая вполне духовным величием​ батюшки, и та невольно поразилась​ такому дивному ​знамению.

Этот случай имел ​большое​ влияние на дальнейшую мою жизнь; я поставила себе за непреложное правило, ни одного дела, ​ни одного занятия не начинать без батюшкиного благословления​, как бы трудно мне ни было получить его.

Помню, как иногда бывало, долго приходилось добиваться его, но все-таки добивалась, и что же! ​получались​ прекрасные результаты!

Не могу тут не ​упомянуть​. некоторых случаев, хотя это будет небольшим отступлением от моей последовательности.

Раз, идя на урок по ​Воздвиженке​, я увидала, что к крыльцу батюшкиной квартиры подана лошадь, значит, батюшка поедет; между тем надо было спешно идти на урок. Что тут будешь делать. Скрепя сердце, приходилось пожертвовать своей аккуратностью, а это было не в моих правилах. Но получить от батюшки благословение – так приятно, что я решила дождаться его и как-нибудь ​извиниться​ на уроке за промедление​.

Вошла в крыльцо, жду, а батюшки все нет. Сердце ​стучит​ и волнуется. Не уйти ли? И, пожалуй, еще не скоро выйдет батюшка, дожидаться некогда и неудобно. Но что-то ​удерживает меня и ​заставляет​ подождать.

Полчаса проходит томительного ожидания; совсем вся расстроенная, смущенная, нетерпеливая, я переживала борьбу духа и мира; святость привлекала меня и ​удерживала​, а мир тянул требованием ​аккуратности.

Наконец, час ​прошел​; томление кончилось – сам ​батюшка спускается с лестницы, подходит, благословляет и все с меня снимает: и волнение, и смятение. Скорее наняв извозчика​, помчалась я на урок, (попался удивительный возница, который​ быстро докатил меня до места); оказалось, что опоздала, только на 20 минут, беда не велика, зато получила благословение.

Но вот что главное! Не только не пришлось просить извинения​, но даже еще самой ​пришлось​ получить целый ворох извинительных выражений от хозяйки дома госпожи​ Д. в том, что им не удалось известить меня, ибо проехала понапрасну, так как мой ученик заболел.

Пораженная такой неожиданностью, я не могла и слова выговорить​. Госпожа​ Д., но понимая в чем дело, и боясь, что я ​обиделась напрасному приходу на урок, стала опять просить у меня прощения, что мне пришлось понапрасну так далеко проехаться, (они жили в Лефортове). Я поспешила со своей стороны ​уверить​ ее, что это ничего не значит, и что я немного сама запоздала.

Не дивно ли это? Задерживая меня на подъезде, батюшка как бы давал понять мне, что мне незачем в этот день идти на урок, а, главное, доказал мне, как велико его благословение. Все эти великие знаменательные случаи еще более укрепляли мою веру в силу благословения дорогого пастыря, а посему, получая от батюшки какое-нибудь занятие, я перед началом его всегда ходила ​ к нему на дом (если батюшка в эти дни не служил в храме), чтобы получить благословение.

Няня, которая лет 4О уже жила в его семье, знала это мое обыкновение и несколько ​ сердилась ​ на меня за причиняемое беспокойство ​ пастырю.

Раз, помню, надо было начать очень важный урок; батюшка в этот день не служил в Соборе, пришлось идти на дом, няня отказалась доложить, говоря, что батюшка очень занят. Что тут было делать! Между тем необходимо было получить благословение, так как ​начинался​ мой учебный год (это было 4 сентября), и я ни с кем еще после лета не занималась.

Стою около кухни, дожидаюсь. Няня несколько раз сердито пробовала сломить мое упорство, говоря, что батюшка нынче совсем не может принять.

​Совестно​ было так назойливо стоять и дожидаться.

Но сам родной батюшка видно пожалел меня. Духом ​провидения​ он узнал, что я пришла на кухню. Вдруг дверь парадного крыльца ​растворилась​ – и кого же я увидала? – ​ самого​ дорогого батюшку. Сияющий, лучезарный, он подозвал меня и ​полусердито​ спросил: «Что вам нужно»?

Господи! Что переживала и испытывала я! «Получить ваше благословение, так как мне нынче надо начать заниматься с К.».

«Подождите», сказал батюшка, ​оставив ​ меня в передней; через минуту выходит он и подает мне каменный Образок Николая Чудотворца, которым несколько раз благословляет меня и ​отпускает

​ с миром.

Я «все» ​получила​, и образок этот как ​драгоценность всегда брала с собой на уроки.

Ни двери, ни крепкие запоры не могли помешать мне, так как я твердо верила, что батюшка все знает и ​понимает​, как необходимо для меня его святое благословение.

И вера никогда не постыдила меня! С этим драгоценным талисманом – его благословением, я производила ​иногда​ такие ​успехи​, которым сама ​поражалась​, и которые являлись ​поразительным доказательством батюшкиной ​помощи​ и милости. В продолжение ​почти​ 20 лет, благословение батюшки было моей крепостью, моей силой, моим ​счастьем.

Озаренная им, я легко жила и действовала, легко воевала с буйной детворой, этим шумным ​батальоном лени и шалостей​.

Эта-то вера в батюшку помогла мне выдержать более ​тяжелую​, более ужасную борьбу кровных людей, тяжкую борьбу между чувством любви к матери и христианским долгом.

Сейчас расскажу, что произошло в нашей семье, дотоле почти мирной и спокойной. ​И приехав​ в имение и насладившись прелестями деревенской жизни, я вдруг ​слишком​ стала ​чувствовать свою ​ обособленность​; как то невольно стали ​выступать​ наружу мои духовные принципы. Светская жизнь, ​окружающее​ веселье, пикники, туалеты резко вычеркнули меня ​из своей​ среды; осмеянная веселым светом я возбудила ​благородное негодование мамы, которой тяжело было ​переносить​ такое посмеяние дочери.

Все свои громы мамаша обратила на меня, как на главную виновницу такого неприятного ​посрамления​ – дочери, которой она прежде так гордилась, как порядочной, образованной ​ девушкой. Дядя её, ​бывший​ адмирал, человек ​светского лоска ​ и традиций, явился её ​достойным ​ союзником, а там её кузины ​светские прекрасные​ барышни с ​напудренными локонами и ​утонченными ​ фигурками.

Фи – какая гадость – ханжа, ​психопатка​, какой ​позор​ в благородной семье ​папиной​ родни! ​Тонкие​ насмешки, одни ​других​ острее и ​жесточе​, сыпались на мою ​виновную​ голову.

Началось с ​постов​ – моя ​постная​ простая ​пища​ (в ​Успенский пост​) ​подняла​ общее восстание; мама, возбужденная всеобщими​ толками, захотела силой ​переделать​ меня на свой образец. Но она совершенно​ неумело взялась за дело моего ​перевоспитания: ​своими​ резкими насильственными требованиями мама окончательно закалила мое ​упрямство​; что можно было сделать со мной мягкостью и любовью, то окончательно не поддавалось силе и ​приказанию​. 20-летняя девушка не могла ​преклониться перед розгой – требования и угрозы были равносильны ​самому жестокому способу​ исправления – а потому я преспокойно стояла на своем, нисколько не смущаясь общим осуждением. ​Колесо​ вертелось все сильнее и сильнее, дело дошло и до ​чтения​ духовных ​книг​. Наслаждаясь утренней ​прохладой​, я ​любила в холодке, в саду, пристроиться на травке и углубиться в чтение ​прекрасных​ книг Иоанна ​Златоуста​, которые ​оказались​ в домашней библиотеке дедушки. Книга, читанная мною, попалась как-то на глаза мамы – началось целое восстание. ​Господи​! как безжалостна я была тогда к маме; не могла понять её ​чувств​. Только ​теперь​, когда её нет в живых, я вполне могу ​представить​ себе, что ​приходилось​ ей ​переживать​; сколько душевного горя и волнений, сколько ​нестерпимых​ мук несчастного материнского чувства выпало на её долю!.. Теперь только я могу ​разобраться​ во многом, ​теперь​ только я вижу свою бесконечную вину ​перед​ ней, теперь только во мне загорелась​ горячая любовь и благодарность к ней, жалость к её горькой участи – лишения любимого ​детища​; только теперь мне понятна, ​стала​ её безграничная самоотверженная горесть – потери​ любимой мечты – видеть свою дочь не каким-нибудь несчастным​ жалостным выродком, а правильно и светски воспитанной благонравной девушкой, ​полной жизни​, сил и энергии. Разве вся её жизнь не прошла в тяжелых трудах и заботах для ​взлелеяния​ меня – её материнской надежды, разве ​бессонные ночи, долгие дни хлопот и лишений ради всестороннего ​воспитания​ своей дочери, не должны были ​вознаградить​ ее вполне ​успешным​ и радостным осуществлением её мечты?! Скромное ​жалование​, получаемое моим папой могло только доставить мне обучение в городском училище, а между тем путем ​усиленных​ лишений и просьб я помещена была в гимназию, где ​восемь​ лет мучила родителей издержками и ​волнениями​.

Не могу теперь ​вспомнить​ без слез, как давая мне такое образование, мама должна была ​принять​ на себя всю тягость домашнего хозяйства; ​покупки​ с рынка и из лавки ​подкашивал​ её ​слабое​ здоровье; недостаток вкусного ​питания​ еще ​больше надламливал​ силы; удрученный организм был ​плохим​ помощником, нервы же, ​ослабевшие​ от тревог и волнений​. окончательно отдавали жизненную энергию.

И всему этому ​виновницей​ была единственно я, которая озлобилась против неё, как дикий необузданный волчонок.

Упрекая и осуждая меня, мама затрагивала и моего дорогого​ наставника​, – это было верх всех ​ужасов​! ​Чувство​ дочерней ​любви​ быстро уступило место духовной любви к пастырю.

Ни слезы, ни моления мамы – ничего не помогало.

Видя мою непреклонность, мама решается более верным путем добиться моей сдачи.

Приехав из имения в Москву, мама сейчас же обратилась​ к батюшке и в сбивчивых словах и выражениях ​объявила​ ему, что дочка её ​юродствует​, читает с утра до ночи ​божественные книги​ и спит на голой земле, (правда, читая в саду, я иногда ​засыпала​ на мягкой траве, убаюканная красотою ​Златоустовой​ мудрости) и многое другое... именем родительской ​- власти она требовала от батюшки вернуть ​меня​ в рамки обыденного общепринятого режима ​житейской​ порядочности.

Дело принимало ​неблаговидную​ окраску. ​Ставилось требование​ 5-й ​заповеди​, законное требование​ оскорбленной матери.

Но батюшка, вполне ​опытный​ в подобных стычках и конфликтах, искусно взялся за многосложное дело.

Дав ей надежду, что он поговорит со мной ​ и тем ​образумит ​ мое своеволие, батюшка поспешил спросить у меня, чем я провинилась ​перед​ мамой, и чего она требует от меня.

Поняв, что это действо лукавого, который, рыкая, ходит, ища​ кого, ​поглотили​, батюшка постарался​, строго подчинив меня материнской власти, обуздать мое высокоумие. «Она вас проклясть может – и тогда вы погибли» – вот те ужасные слова, которыми он как серпом подкосил мою смелую оборону, с целью самозащиты и самонравства.

Смирившись, я по возможности ​подчинялась​ маминым ​требованиям​, но мама, получив такую неожиданную поддержку и доказательство правильности её действий – пошла ​дальше​. Теперь она захотела уже совсем ​отдалить​ меня от батюшки, чтобы предоставить себе одной власть управления мною. Её план был – не пускать меня в Собор и таким образом, как она говорила, «отрезвить меня от всего вредного, кремлевского» – но это было уже слишком!

Туго натянутые струны терпения и ​покорности лопнули. Как! Не ходить к батюшке, лишиться самого бесценного сокровища: это было равносильно тяжкой мучительной смерти! Нет! Этого исполнить я не могла! Не ходить в Собор, не ​слышать​ батюшкиного голоса, не получать его благословения!.. Если этого требует моя мама, то где же её любовь ко мне, где желание ​ мне счастья и радостей? Ошеломленная, измученная, ​озлобленная я не могла этому покориться! Горечь незаслуженного ​мучительного​ наказания ​вопияла​ обо всей несправедливости его; укрощенная батюшкой я опять вступила на путь непослушания маме.

«Никогда, никогда этого не будет, не будет, по-вашему» – эти слова еще больше кололи и язвили мамино достоинство. Долго не ​думая​, ​собрав​ серьезные​ обвинения и доказательства полнейшего непослушания её дочери, она отправилась опять ​просить ходатайства у пастыря.

Тщетно промучившись в храме, она отправилась на ​крыльцо дожидаться​ возвращения ​батюшки​ домой ​из​ Собора – там вся полнота материнского страдания о явной ​погибели​ дочери вылилась в таких веских​ доводах моего ​недостоинства​, что пастырь, раздраженный таким нечеловеческим клокотанием семейного ​водоворота​, решился изречь свой решающий суд: «Теперь я ​ни​ с матерью, ни с дочерью ​больше​ не буду знаком». Эти слова, которые я услыхала, ​случайно подошедши​ в это время к подъезду, совершенно не зная о ​мамином​ пребывании на крыльце, как ножом ​резнули​ меня и ​принесли​ мне такую нестерпимую боль, что я не знаю, как еще моя нервная и ​мозговая​ система могла сохраниться при такой пытке.

О, ​если ​ бы мама могла только знать, что она ​доставила​ мне ​своими​ жалобами, о, если бы она могла понять, что любовь мою к себе и уважение она могла бы добыть только разрешением и одобрением моих действий, а ​не​ такою несчастною ценою! Да, если бы она тогда знала это, то она в силу своего вообще мягкого отзывчивого ​сердца​, жалеющего даже последнее ​животное​, не поднесла бы мне чашу такой ужасной нестерпимой горечи.

Разве я не ​ползала​ бы и не целовала её ноги, если бы она, увидав мое горячее стремление к иной лучшей ​жизни​ и ​деятельности, не только бы не противилась этому, но сама бы со мной разделяла радость духовного общения с батюшкой! Но дело совершилось! Дамоклов меч низко опустился и отсек преступную голову. Суд Божий над виновной, непослушной дочерью совершился! Окаменевшая, безмолвная, безжизненная я побрела вслед за мамой! Куда? Зачем? Зачем теперь жить – одно говорило мое отчаяние, все кончено, все ​погибло. Нить жизни порвана, силы ​подкошены​; ни плакать, ни стонать я не могла. ​Погибающие ​ на утлой ладье ​среди​ бурных валов разъяренной стихии вполне могут ​понять​ такое стонущее, безнадежное, отчаянно-​ужасное​ состояние души. Мама ​достигла​ желаемой​ цели: её дело сделано, она на верху блаженства – она спасла дочь; это была её необходимая миссия, которую она ​должна была ​исполнить,​ во что бы то ни стало – так враг ловко обкрутил нас всех, радуясь нашей погибели. Но, если враг торжествовал и радовался о своей удаче, то и пастырь твердо стоял на своем посту, дорогим стражем вверенных ему от Господа душ, дорогим Ангелом – хранителем, утешителем.

Конечно, он видел и знал мое тяжкое состояние души и невидимо помогал мне своей благодатью, так как без него я не вынесла бы такой горечи и муки. Уныние – торжество духа злобы, отчаяние – его победа. По возможности батюшка отразил и то и другое.

Прошло первое ужасное острое горе – ​наступил​ период отупелости, бесчувственности. ​

Однакоже ​ зная, что на другой день батюшка ​служит​ обедню, я отправилась в Собор за разъяснением происшедших ужасов.

Прихожу, батюшка приехал, ​благословляет​, подходит ко мне и строго, грозно говорит: «Мама ваша не желает, а потому не ходите ко мне в этот храм, а то и мне будет грех и вам» Это было – второе ​подтверждение​ Божьего наказания – изгнание​ из рая сладости и спасения. Но эти слова не произвели уже того поражающего действия как первые; ​ они говорили​ мне о ​лишении​ блаженной отрады, но ​своими​ звуками они давали надежду​ моему горячему чуткому чувству – на будущее ​прощение​ и милосердие. Видно было, что батюшка ​при​ всем своем ​подвиге​ духовного воспитания и исправления испорченных, ​изломанных душ человеческих, не мог руководиться ​жестокостью и грозностью – необъятная любовь и жалость к ​несчастным​ жалким существам так были могучи и сильны в нем, что, ​при​ всех своих карательных наказаниях недостойных ​грешников​, он глубоко сожалел о них, глубоко скорбел об ​их слабости​ и горемычности, ​каким-нибудь,​ словом ​или действием, ​стараясь​ умалить бремя достойного ​заслуженного наказания. Так было и в данном случае.

Полная отчаяния и ​безнадежности при первых​ его ​словах​ на ​подъезде​, я, ​почему​ то ​теперь воспрянула ​ духом. Я вдруг поняла, что нечего унывать и мучиться, ​потому ​ что Господь​ не требует от ​нас​ непосильного. Если я не могла ​жить без ​батюшкиной​ службы, ​если​ это была не ​пустая осудительная забава, а осмысленное требование уверовавшей души, то к чему же лишать себя света и истины, осуждать себя на мрак и мучение. Господу не нужна такая жертва. Почему так батюшка говорил и делал, я не могла тогда ​разобраться​; теперь мне стало ясно, что, изгоняя меня гласно из Собора, батюшка тем успокаивал мою маму, (об этом ей донесли услужливые ​знакомые​), которой нужно было добиться удовлетворения своего ​требования​ –​иначе​ проклятие недостойной дочери могло бы ​привести нас обеих к погибели.

Итак, ​считая​ невозможным для себя не бывать за ​службами​ батюшки, я, послушно ​пропустив​ 2, 3 его службы, сбегала на крыльцо, как бы для подкрепления принятого решения –​ батюшка​ неожиданно благословил меня и что – то вскользь ​сказал мне, что я не могла уловить, только разобрала – «это искушение».

Довольно! Все поняла я, ​отчаиваться​ нечего, буду тихонько ходить в Собор, Бог даст мама и ​не​ узнает; ​Батюшку​ не буду тревожить, подходить к нему не буду, пускай он, будто и не знает; зато буду жить, жить, дышать батюшкиными ​проповедями​, наслаждаться батюшкиными службами.

Так я ходила в Собор, года два тайком; как тяжкая преступница я скрывалась от взоров батюшки, но ходила в его храм, иначе нечем мне было жить и дышать. Я ходила, потому что надо было вести начатые ​уроки​, хотя, по правде ​сказать,​ несколько раз покушалась бросить все в благородной обиде за воздетые ​цепи. ​Однакоже​ уроки были такие хорошие, что жалко было их ​оставить​. Была, ​например​, одна девочка Наташа, которую я ​приготовила​ в гимназию и лет 6 – 7 вела ее ​репетированием​. Это был поистине прекрасный урок. Отец её шутник – малоросс, олицетворение доброты и ​вежливости​, составлял компанию​ моей маме и вместе с ней производил деликатный​ штурм на меня; шутливо сглаживая более резкие и ​взволнованные​ взрывы картечи моей мамы, он умел придать делу такой веселый милый оборот, что, вместо шумных и обостренных бесед выходили шутливые речи – перебранки, очень мило и изящно ​пересыпанные шутками ​– прибаутками. Что касается до жены его, то это была моя ярая защитница и покровительница. Она строго и назидательно останавливала всегда мужа, если он несколько задорно, в угоду мамы, касался моих принципов. Сама в высшей степени религиозная, верующая, она так сочувствовала моему щекотливо-обидному положению, что вполне была моей отрадой​ и защитой в моей неудачно-сложившейся доли ​искушенья​.

И, ​избави​ Боже, если почтенный муж её касался священного​ и высокочтимого ее имени батюшки (хотя она не ходила к батюшке, но вполне отдавала ему должное). О, тогда такой град строгостей и упреков сыпался на его бедную голову, что он уже не знал как поправить оплошность и спешил ​ретироваться​. Вообще, в этой семье такая была ​тишь​ и гладь, что ​пребывание​ в ней значительно облегчало мою воспаленную голову, ​принося​ ей ту освежительную прохладу, во ​второй​ она так нуждалась при тяжких душевных болях.

Я не подходила к батюшке, но завет его о необходимости удовлетворения духовной жажды Святейшими Тайнами – горячо и ревностно исполнялся мною.

​Пастырь Нииштского ​ монастыря оказался подходящим для меня духовником и принимал мое сердечное сокрушение в грехах.

Время шло. Месяцы ​тянулись ​ скучной чередой однообразия. Одновременно у меня были и другие уроки, я радовалась делу, вертясь белкой в колесе без цели, без надежды. ​Похищенное мною право бывать в Соборе ​нисколько​ не смущало меня своей незаконностью; оно сделалось моей главной потребностью. Бывая​ в храме, я ​никому​ не мешала; я ​чиста​ была перед ​батюшкой​, так как не ​подходила и не волновала его; я ​чиста была перед мамой, так как ​покорилась​ ей до пределов ​возможности​.

Но каково было мне самой переживать все это! Господь да батюшка – знают чего мне это ​стоило. Но ​милосердый​ Господь, наконец, дал мне решимость подходить​ к батюшке. С ​великим​ опасением, ​исподволь​ я уже ​осмеливалась подходить​, и батюшка ​изредка благословлял​ меня.

Вот наступило 8 февраля, день моего Ангела. Я сказала маме, что пойду в Собор; немного огорченная ​этим она однакоже​ позволила мне для такого дня. Конечно, я могла бы тихонько, не расстраивая, мамы, пойти туда, но я ​возвестила​ ей об этом совсем с другой целью: для такого великого дня мне хотелось приобщиться Святых ​Таин​, а для этого надо было спросить​ прощение и разрешение от мамы. Как тут быть?

Осторожно я намекнула о своем желании, но встретила ​решительный отпор: «Теперь не пост, что такое! ​Если​ уж так хочешь​, то причащайся; только уж постом не будешь».

Унылая, с глубокой тоской, пошла я в Собор; видя ​собравшихся исповедниц, я взяла свечку и встала на ​исповедь​. Батюшка долго исповедовал. Наконец и я ​стояла​ на ​виду​. «Мамочка позволила»? – строго ​спросил​ батюшка. «Нет, ​батюшка​, она недовольна этим» – ответила я.

«Пойди, поставь свечку, я не могу тебя взять». Я отошла, и до сих пор помню, что пришлось пережить тогда. ​Горькие неудержимые слезы не прекращались всю обедню; это не ​был радостный день Ангела, это был ​несчастнейший​ день, день сознания, что я отвергнута Господом, не ​допустившим​ меня к Своей Святой Трапезе! И до сих пор вспоминается это пережитое​ величайшее горе, чем я, вероятно, омрачила Своего Ангела – Хранителя​, который, ​говорят​ в этот день ​неотступно находится около человека.

Но для ​меня​ тогда все затемнилось. Если уже Господь в такой день отверг меня, то чего мне ​больше​ ждать! Заплаканная, уничтоженная я поплелась домой и вероятно тронула маму своей скорбью​, потому что она всячески старалась успокоить меня, обещая мне постом не ​препятствовать​ и охотно ​пустить​ к ​батюшке. ​Пришлось​ утереть ​горькие​ слезы и принять ​приличный вид, так как начали собираться знакомые, которые, видя меня в таком удрученном горе, всячески старались успокоить и развеселить меня.

И, ​действительно​, ​Великим​ постом Господь удостоил меня причаститься Его Пречистых Животворящих ​Тайн​.

Светлый Праздник ​прошел​ радостно; на лето мы поехали на дачу в ​Давыдково​: там у меня были порядочные занятия, но мамино расстроенное нервное состояние не успокаивалось.

​Вдали​ от батюшки, не подкрепляемая его благодатью, я более ​нетерпеливо​ переносила свое гонимое положение и, ведя самостоятельные занятия, никак не могла ​покориться родительской ​ опеке.

Нервность мамы ​производила ​ частые ​неприятные столкновения​ между нами по ​поводу​ хоть малейшего промедления ​возвращения​ с урока. Будучи ​задерживаема​ часто разговорами с родными моих учеников и учениц ​или ​ предлагаемой ​дружелюбной трапезой​ я волей ​и неволей​ попадала под строгие выговоры и обидные колкости моей мамы, что очень меня ​огорчало.

Измученная, истерзанная всем этим, я решилась в конце лета, во что бы то ни стало бывать в храме у батюшки и геройски отправлялась пешком в Москву (по ​праздникам​), так как не было подходящего раннего поезда.

Но такое самовластное ​непристойное поведение​ имело для меня самые ужасные ​последствия​.

Мера долготерпения маминого переполнилась; во ​всеоружии​ своих прав, она ​предстала стоять перед​ батюшкой ​требуя самого карательного строгого ​судилища​. Опять пришлось ​великому​ пастырю ​выступить​ грозным ​обвинителем​ и обличителем ​ моих ​преступных действий​. Не знаю, что он ​говорил​ и как, но говорил, как передавала моя мама так гневно грозно, так ​сердился​ на меня, что я, ​вполне знакомая с правдивостью​ мамы, которая даже в шутку ​никогда​ не ​говорила​ неправды, так ​струсила​ и ​испугалась​, что не решалась ​подходить​ к батюшке.

Глупая, ​глупая​, сколько драгоценного ​времени​ потеряла я из-за ​презренного​ самолюбия! «Разве можно ​подходить​ к батюшке, ​вдруг​ он ​при​ всех крикнет на меня, и станет опять гнать меня» – эта несчастная мысль ​заставила​ меня на много времени ​лишить​ себя батюшкиной ​благодати.

Завертелось острое, колючее колесо ​жизни, ​беспощадные зубья измалывали​ силы и энергию. Полнейшая апатия ко всему, очерствелость, бесчувственность – поселились у меня, как ​сродные​ услужливые кумушки и ловко обделывали свои хитрые делишки. ​Сонливость​, ​невнимательность​ к молитве, отсутствие жалости и ​сострадания​ к ближним – все это смешалось, ​слилось вместе, придавило то крохотное духовное – зернышко, которое еще оставалось в моем сердце, так заботливо ​посаженное благодатной рукой премудрого пастыря.

Задавшись целью спасти меня от ​погибели​, мама ни ​перед чем не останавливалась. Началось усиленное ​показывание меня пастырям, как небывалое чудище 19-го столетия. Не очень-то приятная выставка часто оканчивалась для меня очень ​благополучно​; не знакомая ни с какими старцами, я, ​представая перед ​ ними в качестве преступницы, ​удостаивалась​ видеть их и получать их благословение.

Так придумана была мамой с благовидной целью ​поездка в Троице – ​Сергиевскую​ лавру. Я, конечно, ​ничего​ этого и не предполагала. Горячо ​почитая​ Преподобного ​Сергия​, я с ​радостью согласилась​ поехать с мамой в ​Сергиевский​ Посад, когда она предложила​ мне это, мысль о её благом намерении не ​приходила мне в голову, но каково, же было мое недоумение, когда она, ​приехав Черниговской Божьей ​Матери​ и ​приложившись к Её Чудотворному Образу, ​предложила​ мне ​пойти к старцу – иеромонаху ​Варнаве​. Конечно, кто-нибудь посоветовал ей обратиться к отцу ​Варнаве​ и попросить его вразумить меня. Зная её всегдашний индиферантизм к старцам, я была удивлена таким зовом, и с радостью согласилась ​пойти​ к нему, как бы ни веря еще такой радостной перемене с ней. Однако тут скрывалась более глубокая цель.

Каково же было слышать мне, когда мама, подходя к отцу ​Варнаве во ​всеуслышание​ объявила: «Батюшка, спасите мою дочь, она ​все молится​, постится. Отец Валентин ее испортил»...​дальше шли​ прерывистые, ​захлебывающие речи матери, ​борющейся​ с губительными ​волнами​ и с трудом держащей ​погибающего​ ребенка.

Странный говор возбудил общее волнение, слышались осудительные голоса​ такого неуместного​ заявления.

«Ишь, что говорит, да вы бы должны ​были​ радоваться этому, а то накось, ​спасите​, ​научите​, да что ваша дочь ​завертелась​ что ли, а то ишь​ ведь, зачем Бога ​любит​» – ​перебрасывался​ простой народ, солидарный​ с моими взглядами.

Видя, что толпа гудит, тревожится, отец ​Варнава​ позвал нас с мамой в свою келью, сел на свой ​диванчик посадил​ меня рядом, а мама с ​самыми​ искренними мольбами о спасении меня, упала ему в ноги, плача и рыдая.

Узнав в чем дело, он старался ​успокоить​ маму, а, когда она еще ​настойчивее стала просить​ его ​вразумить​ меня, он прямо отрезал ей: «У ней есть свой великий ​наставник​, он ее лучше меня научит, а вы простите ему, не сердитесь на него», потом дал ей образок ​Успения​ Пресвятой Богородицы, а мне Киевскую просфору, несколько раз благословил нас и, показывая​ мне на Святой Образ, ​подтвердил​: «Смотри это ​Успенье», (уже впоследствии я ​поняла​, что ​этим​ он возвещал мне о кончине мамы).

Захлебываясь от радостного волнения ​при​ таком ​неожиданно приветливом​ приеме, я стала ​просить​ его ​исповедовать меня, но отец ​Варнава​ сказал мне: «​Идите​ в ​больничную церковь к всенощной, после всенощной вас ​исповедуют, а на завтра ​приобщитесь​». Провожая маму, опять ​подтвердить​: «А на батюшку отца ​Валентина​ вы ​напрасно сердитесь​, он добру учит».

Неприятно ​поразило​ маму это посещение, не того ​пожелала ​она, не того добивалась. ​Вернулись​ мы в Лавру и ​первым​ делом я стала просить ее отпустить меня на исповедь. ​Куда ​ тут! Резко отказала она мне, говоря, что ​теперь​ не Великий ​пост​. ​Идти наперекор​ я не могла, так как живо ​помнила​ еще урок, данный мне в день Ангела.

И опять ужасное невыразимое горе ​сдавило​ мое сердце. Это такое ужасное состояние – сознание невозможности приступить к Пренебесному Жертвеннику. Весь вечер, весь следующий день и многие другие прошли в ​безысходной​ острой тоске ​отвержения Богом​, в мрачной ​темнице​, где душа тщетно рвалась к свету и блаженству. Ну, ​какже​ было при таком ужасном нестерпимом горе сохранить ангельскую доброту и ласку к маме!

Теперь я могу во всем разобраться и понять, что это ​все делалось по воле ​ Божьей​, так Ему угодно было для вразумления меня, а тогда все вертелось, горело в голове и все ​казалось​ мне, что истекает от мамы, что невольно возбуждало меня и не ​позволяло​ должно –​почтительно​ относиться к ней. Мама не ​позволила, мама запретила – молотом колотило мою раскаленную голову и ​лишало ее здравых ​понятий​, все это так озлобило и ожесточило меня, что буквально я была зверенышем​, кусающим​ любящую руку.

Меня лишают духовной ​пищи​, духовного подкрепления, ​значит,​ хотят сделать из меня презренное существо, от которого ​ батюшка с ужасом навсегда отвернется –​ хотят навсегда ​лишить​ меня ​батюшки​, об это уже ​слишком​! брошу я все и не стану ​трудиться​. Кончено! Уроки все оставлены. ​Несколько дней провожу дома – никуда не ​отправляюсь. Мама ​подозрительно посматривает​ на меня, смущенная таким ​приемом. Однакоже маневр​ не удался. Со всех ​сторон присылались требования отчета в таком ​непонятном​ манкировании уроков, требовалось личное или письменное​ объяснение неделикатного молчания, да еще сон, виденный мною, будто бы Иоанн Кронштадтский, которого я только и знала но слухам, убеждает меня не бросать занятия – все это заставило меня отменить придуманную​ затею и заняться делом, а не бездельничать.

Потянулись ​дни​ будничной чредой, ​однакоже​, многие священники имели неприятное​ удовольствие ​прослышать​ о моем ​неправильной жизни​ и заочно пожелать моей бедной ​головушке немедленного исправления​ и отрезвления.

Иоанн Кронштадтский был выбран как необходимый, вполне надежный ​вразумитель.

Но как добраться до него, и тем дать мне спасительный толчок.

Препятствий, затруднений множество, однако же, все было преодолено, и я ​опять​, нежданно – негаданно удостоилась подойти к великому молитвеннику, ​светильнику​ всей России. Вот как это произошло​. Сижу я раз на уроке, вдруг говорят мне, что моя мама пришла и требует меня в ​переднюю​. В страшном беспокойстве выхожу я к ней, так как ​папа​ серьезно был болен, и что же! Мама убеждает меня, поскорее кончить урок и идти с ней, так как есть очень важное дело.

Её взволнованный, не терпящий ​промедления​ тон, заставляет​ меня ​поскорее идти​ с мамой.

Бежим ​по Никитской​, мама вперед, я за ней, ничего не понимая; подбегаем к одному дому на ​Никитском​ бульваре (​генеральши Дюгамель) и видим торжественное ​ожидание​: ​подъезд​ ярко ​освещен, дворник у ворот нетерпеливо посматривает ​ вдаль. Мороз. Мама прохаживается, я за ней.

Вдруг вдали скачут 2 кареты; я догадалась. Мама, ​как​,​ остолбенела​, не двигается с места. Кареты подкатывает; генеральша, разодетая, в одном ​платье​, ​стоит​ на подъезде и встречает великого гостя. Я подбегаю, мама тоже. Ласковый батюшка Иоанн Кронштадтский раскрывает свою шубку, ​обеих нас ​прижимает​ к своей груди, как бы умоляя нас ​сплотиться​ вместе и ​оставить​ свой ужасный разлад. «​Милые​ мои» – слышится его голос, полный мольбы, ​тревоги​, всепрощения.

Но сознание действительности быстро возвращается к маме, ​перенесенные​ мучительные опасения всплывают наружу, ​изливаясь потоками​ речей, жалоб и слез.

Повторение этих жалоб ​занимает​ довольно ​продолжительный ​ промежуток времени, возбуждая неудовольствие, так как хозяйка дома принуждена ​переносить​ весьма ​чувствительную стужу, ожидая своего великого гостя.

Но светлый пастырь понимает чувство ​матери​, он не ​отталкивает​ его резко и грубо, нет, любящей лаской утешения он нежит, успокаивает страдалицу, давая понять ей, что она слишком ​увлекается​ и неправильно смотрит на дело. Опытный ​прозорливец​, знаток человеческого сердца, он разобрался в её чувствах и мучениях, он поласкал ее, как нежное больное​ горькое дитя, он также пожалел мою молодость, мою неопытность и, вполне уважая мою религиозную ревность, он не оскорбил меня никаким резким укором. Благодать ​праведника​ сообщилась и мне, отрада после мучительных пережитых тревог, ​тишина​ умиротворенного духа – были так сильны и величественны​, что образ Кронштадтского пастыря ​Неизгладимо врезался в мою душу, сияя в ней кротким лучезарным ​светом. О дорогая незабвенная мамочка! Стою ли я волоска на твоей головке. Сколько тревог, мучительных тревог ​принесла я тебе! Ты успокоилась теперь славной мученицей, ​чистая​, целомудренная​, бесхитростная, отзывчивая, ты получила венец ​праведниц​! ​Прости меня​, дорогая ​защитница​, ​прости​, что я ​причиняла​ тебе ​много страданий​; ​прости меня​ за то, что, гордая неосознавала своей ​правоты​, ​своих​ «гонений» за ​религию​, я вознеслась ​кичливостью​ и ​высокопарностью.

​Безмолвный свидетель​ наших сцен и ​споров​ – наш кроткий труженик, глава ​семьи​ – ​папа​, как бы ​утоясь при таком​ тяжелом неустройстве, доживал свои ​последние денечки​. Нежданно, негаданно, страшная болезнь рак – крепко ​обхватила​ его ​своими грозными​ клещами.

Больницы ​негостеприимно​ отказывали ему в своем крове, а болезнь, требующая тщательного врачебного ухода, ​стала​ быстро и мучительно заражать весь организм.

Мы в то время ​жили на Воздвиженке​, на одном дворе с батюшкой; такое близкое соседство доставляло мне великое наслаждение​, хотя ​подходить​ к батюшке я все не решалась. Только один раз, измученная ​страданиями​ папы, я подбежала к ​батюшке​, когда он шел на площади из Собора, и громко ​обратилась​ к нему, прося помолиться за больного папу. Батюшка быстро ​отшатнулся​ от меня, ничего не ответив, но в день «Нечаянной ​Радости​», когда ​папа​ на ногах еще приобщался в ​Чудовом​ монастыре и только что вернулся домой, одна моя знакомая ​принесла​ ему ​просфору​ от батюшки; батюшка сам ​послал​ ее снести просфору, говоря: «Поди, снеси болящему», (причем назвал моего папу).

Получив такое трудное поручение (так как мама ​запретила​ ей показываться к нам), знакомая моя не знала, на что решиться, – идти страшно, не идти – не исполнить ​батюшкиного поручения не позволяла совесть. Решено было ​идти​ и отдать ​просфору​. Что же! Приходит она и ​застает папу​ одного дома, мама отлучилась за покупками, а я была на уроке.

Возвращаюсь я с​ урока и не верю ушам своим: «​Батюшка прислал​ мне с няней ​просфору​» – встретил меня ​радостный папа​, доставив моему сердцу великую отраду.

Но болезнь шла быстрыми шагами. ​Нестерпимые​ боли, так ​были ужасны, что ​заставляли​ страдальца ​просить​ у ​Господа конца. «Нет ​моих сил переносить это​, ​Господи​ дай ​поскорее умереть» – взывал он ​из верующего ​сердца и сыновней мольбой просил Господа ​помиловать​ его.

Наступил день Нового года, с утра начались ​ужасные​ невероятные мучения. Чувствуя близкую кончину, он пожелал ​пригласить​ духовника; сейчас же ​пригласили приходского​ пастыря​, который приготовил чистую, труженическую верующую душу к отходу в блаженную вечность.

Папы не стало. Сиротливо ​зажгли​ мы с мамой, ​прежние недоразумения, ​перехватки​ продолжались.

В конце концов, видя мои страдания, ​происходившее от запрещения подходить к батюшке, мама разрешила мне ​подходить​ к сему великому пастырю; жертвуя собой, ​своими​ страданиями​, она предоставила мне свободный способ действий; как бы сложив оружие, она благородно решилась удалиться с ​поля битвы. Все это было сделано по истине чудесно; разрешение было ​с​ величайшей благодарностью принято моим ослабевшим больным сердцем. Кончилась мучительная борьба: враг не мог сломить материнской любви, был посрамлен её чистотой и самопожертвованием.

Больная, слабая, воспрянув духом, я подошла к батюшке на подъезде. Будучи, что называется, в курсе дела, пастырь милостиво​ принял меня опять и, осенив ​знамением​ Креста, ​произнес: «скоро увидимся».

Запрещение было снято. Ободренная его ​словами​ на ​подъезде, я решилась подойти в Соборе. Батюшка ласково ​благословил меня и сказал: «​Теперь​ мы будем мирны, ​простите​ и вы меня».

Чем более внешний человек тлеет, тем более внутренний обновляется: ​изнемогшая​ ослабнувшая плоть дала полноту блаженства​ духу. Все было забыто: и тоска, и томление и страх, –​ душа рвалась к небесам, к ​Господу​, ко всему святому, к пастырю, к маме, ко всем окружающим. Неописанное счастье, восторг смыли всю многолетнюю пытку, и ​своим дивным величием и полнотой ​ вознаградили за все. ​Жить жить, прославлять ​Господа, ​трудиться​, и приносить пользу, вот что твердила ​просветленная голова. Не прежняя уже ​апатия ко всему, а горячее желание труда ​поднимало​ мой дух; но силы, ​подточенные​, ослабленные борьбой ​отказывались ​ слушаться...

Недомогание ​пустило​ такие глубокие ​корни​, что нельзя было сразу ​вырвать и уничтожить их, требовалась опять высшая помощь​, высшее сострадание.

Взявшись опять за меня, батюшка благостно повел дело моего выздоровления и возобновления ослабевших физических сил.

До ​неузнаваемости​ похудевшая, бледная, безжизненная, я проговаривалась​ всеми к печальному концу. Но батюшка дивно меня утешил.

В день Николая Чудотворца я подошла к батюшке совсем слабая, батюшка ​выговорил​ только: «Эх вы»! Но это было ​сказано​ с такой жалостью и состраданием, так ободрило всю меня, что я совсем ожила духом.

Наступало лето.

Подошел Троицын день. Чудный ​светлый​ праздник ​озарил​ весь храм; торжественное богослужение заставило душу вознестись к Горнему и сразу забыть ​житейские горечи​. С цветами в руках стою я и дожидаюсь батюшки. Светлый, ​лучезарный​ он вышел из алтаря и ​поспешил​ утешить ​обездоленную, брошенную всеми ​нищенку ​сиротку. Радостно ​благословив меня, он похвалил меня за послушание его советам. «Что мне теперь делать, в Москве ​ли​ оставаться или ехать на дачу»? осмелилась я спросить батюшку. «По-моему, ​на​ дачу» – ответил ​пастырь​, вполне уже ​провидевший​ мою летнюю дачную жизнь.

3 рубля – все достояние, как вертеться с ними, да еще ​снимать​ дачу.

Прямо из Собора, поехала я в Богородское, где жили наши знакомые.

​Объяснив им ​свое желание отдохнуть летом на лоне ​природы​, я услышала ​гостеприимное​ предложение – ​поселиться​ у ​них​ на верху, который был совершенно свободен. Но это опять не ​подходило​ под ​мои расчеты​; мои частые отлучки в Москву с целью посещения Собора ​могли​ бы возбудить невольные толки и разговоры и вместо отдыха принесли бы одно волнение​; заботы о моем столе тоже бы ​тревожили​ всех, так как гостеприимное семейство всегда​ утруждало себя особенным приготовлением​ для ​меня​ яств, когда я ​посещала​ его в ​качестве учительницы​. Нет, нет! Не то мне нужно было; пошли мы искать удобную комнатку, и что же! Хорошая, дешевая комнатка явилась к ​моим​ услугам и ​просила​ не ​лишить​ ее чести занять​ ее.

Дав рубль задатку, я в этот же день вернулась в Москву и стала спешно ​собираться​ на дачу. Но нужно где-нибудь ​ занять денег​; противная щепетильность не приучила меня к этому, да и знакомые все почти разъехались. Осталась в Москве одна близкая мне старушка, тоже почитательница батюшки, но бедная, сама постоянно нуждающаяся. Объяснив ей свое горе и безвыходность, я случайно нашла в ней друга – покровителя. Каким-то чудом оказались у неё 10 руб. которые она с готовностью ​ отдала мне, счастливая, что так во время и, кстати, поддержала сироту.

Такое быстрое и вполне удачное перемещение на дачу – явно было делом ​благости​ и милости батюшки, который ​невидимо​ всем руководил и все устраивал.

Хозяйка попалась добрая, простая вдова, которая с ​любовью​ и лаской приняла меня к себе.

Проходила неделя; в субботу я намеревалась ​отправиться в Москву, чтобы поблагодарить батюшку, так мудро устроившего​ мое перемещение на дачу, на отдых и выздоровление.

Хозяйка, которой я слегка рассказала про батюшку, боясь услышать от неё неправильное суждение о нем, изъявила желание​ сопутствовать мне. Мы, рано ранехонько на линейке перебрались в Москву в Кремль и​ насладились благоговейным служением пастыря. Обедня ​кончилась​, мы ​стоим​ в исповедальне​, дожидаемся благословения, вдруг сама хозяйка ​вызывается​ доложить о себе: «вот эта барышня сняла у меня комнату» – видно батюшка духом призвал ее в храм, чтобы посмотреть, к кому это переселилась его неудачница, изнемогшая в житейской кутерьме. Ласково ​благословив​ ее и сказав, что я буду ей хорошим жильцом, батюшка обратился ко мне и подтвердил: «Вот так-то лучше, чем жить за чужой ​счет» – разъясняя мне, почему ему не хотелось ​отпустить​ меня в ​другое​ место, куда звало погостить богатое ​семейство​. Через несколько дней батюшка приобщил меня Святых ​Тайн.

Быстро началось физическое выздоровление. ​Всеозаряющая​, всевозрождающая благодать возобновила жизненную материю, восполнила истраченные соки, ​укрепила нервы​, склеила подорванную​ клетчатку легких, ​укрепила​ стенки сердца и заново скрепила все мозговые ​нити​, явился опять живой человек, мертвец быстро стал обращаться в настоящего здорового человека; через 2, 3 ​недели​ уже меня нельзя было узнать; полная, краснощекая сильная, я сама поражалась быстроте своего чудесного ​исцеления​. Знакомые, ​видевшие​ меня, приписали это целебному свойству богородского соснового воздуха, не зная того, что в сосновую рощу я там почти и не заглядывала. Откуда-то взялись хорошие уроки; чудесно наделенная ​свежими​ силами, я с охотой принялась за любимое дело. 10 руб. были быстро выплачены, комната оплачена; ​деньги явились​ в избытке, составив​ порядочное сбережение. А мама что? Неприятно ​удивленная моему переезду на дачу вместо предположенной поездки в имение, она, видимо, волновалась и наконец, вытребовала меня спешной телеграммой в Алексин. Делать было нечего, пришлось поехать. Наскоро собравшись и попросив подругу ​извиниться ​ за меня на уроках, я прикатила в Алексин. ​

Увидав​ меня, свежею, здоровою, мама ​поразилась​ моей счастливой ​перемене​ и стала уговаривать меня ​подольше​ погостить у неё в ​Алексине.

Но оставленные ​уроки​ и дорогой Кремль ​манили ​ меня к Москве на дачу и, повидавшись с мамой, я опять уехала на дорогую ​родину.

Да, это лето было незабвенным праздником, счастьем для меня.

Батюшка, взявшись​ за меня и восставив физически​, начал ​очищать ​ и украшать мою духовную ​храмину​.

Очищая ее в ​таинстве​ покаяния​, он всеспасительными Святыми ​Тайнами Христовыми​ старался ​изгнать​ из неё ​закоснелость​, загрубелость и пороки.

Впоследствии дивный пастырь громил меня суровыми​ обличениями и прозвищами; буквально я стала пугалом в Соборе; только и слышишь,​ бывало, переговариваются: «На кого это ​батюшка​ так нынче сердился и кричал? Ну конечно, на А. И.», причем поминалось мое недостойное ​имя​. Но, чтобы ​приготовить меня к такому гонению, батюшка должен был укрепить меня, и вот это-то лето он и избрал как время, вполне ​благоприятное ​ для такого приготовления. Батюшка такими обличениями ​стремился​ изгнать из меня гордость. Как один день прошло 3-х-месячное летнее торжество. Особенно был духовно ​утешителен Успенский пост с его праздниками Преображения и ​Успения​ Божьей Матери.

Одна, не стесняемая ​ничьими требованиями, ​приказаниями, запрещениями, выговорами, я ​спешила​ надышаться, насладиться​ благоуханиями​ духовных радостей.

Лето со всеми его радостями и счастьем прошло и унесло с ​собой​ все: и счастье и спокойствие.

Мама приехала и, забыв мое недавнее недомогание, опять ​родительски​ обрушилась на меня.

Как то доглядела она, что мясная пища стала ​пренебрегаться​ мною и, ​видев​ в этом новое нарушение ​благоприличия​, она опять отправилась куда нужно.

Батюшка ​строго приказал​ мне ​есть​ мясо, мама ​успокоилась.

Батюшка так гневно разгромил​ меня ​при​ всех, так ​обличил​ и укорил в ​недостоинстве​, что все ​ужаснулись​ и ​затрепетали​. Это было можно ​сказать​ началом ​моих ужасных обличительных​ наказаний. При всей толпе ​многочисленных​ разнородных людей ​пастырские слова гневно​ громили меня, ​выставляя​ всем на показ мои пороки и заблуждения.

И ​толпа​ глумилась надо мной и осмеивала меня.

Но ​теперь со​ мною было уже не то, что прежние года, В пользу пошла батюшкина наука, Сжалась, ​съежилась​ я, вея, но уж той гордой ​обидчивости​ и помину не было. Все, выслушав, все, ​перенесши​, я опять подходила к батюшке, трепетно, мысленно​ моля у него прощения и ​снисхождения​. Хотя малое мое смирение видимо радовало праведника. Как бы удивившись, что после такой «гонки», я подошла к нему, он часто милостиво награждал меня благословением, или же тихо проходил мимо, давая мне передохнуть и ​собраться​ с ​силами​ для нового ​искуса.

Так велось дело ​почти​ 10 лет. Иногда ​несколько​ месяцев​ подряд я понапрасну ​становилась на исповедь и только ​после многих​, многих слез и томлений брал меня батюшка. После лета, прожитого мною так счастливо в Богородском, пришлось мне ​познакомиться​ с ​одной барышней​, приезжей из Тулы, которую я подвела к батюшке. Батюшка ​ее​ сразу принял​ ее и все ​уговаривал​ ехать в Тулу к матери, но душа её не могла уже расстаться с пастырем, от которого ​почерпала спасительное руководство.

Кое-как приноровившись в Москве, она постоянно стала посещать Собор и, будучи ​учительницей​ рукоделия,​пробивалась незначительными​ уроками.

Между тем у меня уже начались основательные занятия. Верочка, милая задушевная девочка, о которой я ​раньше писала, как душистый цветочек утешала меня, весь день ​проходил​ в деле, не видишь, бывало, как и вечер подкатит.

Утром в церкви, а там занятия; приходилось делать большие​ концы в зимнюю стужу, в метели​, и все было ни почем, непрерывная деятельность ​бодрила​ дух, закаляла силы. ​Все венчалось, украшалось ​батюшкиным​ благословением; одного только бывало и трепещешь – его гнева. Мама, видя мои усиленные​ занятия, немножко подобрела ко мне и как бы ​утомившись своим ​продолжительным​ героизмом, стала ​жалостливее относиться​ ко мне; она уже пускала меня в Кремль, не противилась ​ этому.

Я все-таки никак не могла понять тогда, как это я, часто пред целою толпой ​бранимая​ и обличаемая батюшкой, не ​ лишалась​ его доверия и получала от него уроки. «​Идите​ к А. И.,​просите​ А. И.», вот что говорил он ​обращающимся​ к нему с просьбой указать им надежную ​

преподавательницу​. А ​многих​ сам батюшка, наводил на мысль поручать мне ​своих детей, и так как всеми свято ​чтилось​ батюшкино указание, то обращались ко мне, прося меня не отказать им в их просьбе и взять к себе на попечение их деток.

Всю зиму я прожила с мамой, еще ​раньше​ как то я выучилась восковым цветам и эту зиму пришлось усиленно поработать, так как мама просила меня сделать нужные для неё корзинки, днем не хватало времени, приходилось работать по ночам. Мама мне читала, и была очень довольна, что я, хотя ​медленно, ​ но двигаюсь в работе. ​

Однакоже​ такая ночная мелкая деятельность значительно повредила мое зрение, глаза стали побаливать, верно, уж очень переутомила я их занятиями и работой.

Но мама гораздо снисходительнее и доверчивее ​ стала​ со мной, она увидала, что мое «ханжество» нисколько не мешает моему рабочему образу жизни, видела, что я с радостью продолжаю​ педагогическую деятельность и тем доставляю нам возможность существования, она значительно смягчилась и уже не производила шумливых порывов ​оскорбленного материнского​ чувства, а потому довольно мирное настроение в ​нашей семье подкрепляло мои силы и давало мне возможность ​правильно​, осмысленно заниматься делом.

Во вьюгу–непогоду я не уставала от длинных ​переходов​ и счастливая возможностью подходить к батюшке и получать ​ его благословение, я жила довольно спокойно и отрадно.

Быстро пролетела зима, под конец утомление от занятий все-таки давало себя чувствовать, а ослабевшее зрение ​требовало​ отдыха и подкрепления. Потянуло меня на летний деревенский​ воздух. Немчиновка, как место благодатного пребывания батюшки, особенно была заманчива, а потому не долго думая, видя, что моя подруга уже сняла отдельную маленькую дачку, я написала письмо батюшке, прося его ​разрешить​ мне пожить с ней. С этим письмом приехала я к ней и уговорила ее пойти со мной на дачу к батюшке передать его. Батюшка, видя нашу робкую боязливость при самовольном вторжении в его владения, позвал нас к себе в комнату и ласково принял. Он вполне одобрил придуманное мною летнее отдохновение и избранное местожительство. Вне себя от радости мы вернулись в деревню. Тут ​лсе​ вскоре я привезла некоторые необходимые вещи, мы зажили тихо и ​радостно, ​наслаждаясь​ прогулками и здоровым воздухом. В той деревеньке было много батюшкиных​ духовных детей и в их милом дружелюбном обществе мы весело проводили летнее ​времечко​, всей гурьбой снаряжаясь в Москву в дни батюшкиных служб. Чудное было тогда время, какая- то ​легкость​, беззаботность, безотчетное счастье озаряли все существо; душа переполнялась благодарностью к пастырю, который​ так промыслительно заботился обо всех, наделяя тишиной, радостями, покоем.

Но конечно такое время отдохновения не давало ​материальных​ средств, собранные ​маленькие​ деньжонки истощались, но батюшка и тут являлся на ​выручку​. Как истинно-чудный ​щедрый​ отец, он жалел своих ​обедневших​ деток, помогая им, если видел бедность и ​нищету​. Так и на мою долю выпало​ тяжелое бремя пользоваться батюшкиной ​помощью​. Что ​будешь​ делать с батюшкой!

Он не слушал ​никаких​ отказов; давая ​деньги, ​он​ настоятельно​ требовал брать их и огорчался щепетильностью упрямством.

Зная, что моей маме к началу осени нечем даже будет ​заплатить​ за комнату, он ласково предложил мне 15 руб. Господи! что я пережила тогда! Обязанная всем батюшке, так как он с меня никогда не брал даже за исповедь, я вдруг забирала от него такую великую сумму. Что тут было делать? Ужасное тяжелое положение! Но батюшка настоятельно ​ требовал взять, зная, что иначе нам не обернуться, так как до уроков еще было далеко, а жить совершенно было нечем.

Спасенные от крайней безвыходности его благодатной поддержкой​, мы с мамой воспрянули духом.

Здесь я опишу один из летних приездов ​батюшки​ в Немчиновку.

Иногда, зная о приезде в деревню батюшки, мы ​толпами выходили встречать его в поле, и дорогой пастырь останавливался​ и разговаривал с нами. ​Господи​! Какие блаженные незабвенные были это дни! Красоты Божьего мира и пастырь лучезарный​, ласкающий–так все это действовало на душу и ​восхищало​ ее, что она переживала истинное счастье, истинное ​стремление​ к Господу, самую ​восторженную​ благодарность, самые ​величайшие​ порывы веры и надежды. Незабвенная Немчиновка! сколько радости и счастья принесла она всем нам! Сойдет, бывало, батюшка с пролетки и идет тихо неспешно, беседуя со своими духовными детьми, сам благодатный старец ​опускался​ со своей высоты к уровню обыденной жизни ​любящих его людей. Сколько раз ходил он по излюбленной тропинке около ​станции​, а голос его давал великие уроки мудрости и поучений.

И мелкота и степенность подходила к пастырю с просьбой советов, благословения и уходила довольная, радостная. ​Среди толпы особенно ​выделялся ​один​ полный видный господин, к которому батюшка всегда обращался с такой лаской и любовью​, что невольно все недоумевали и завидовали его счастью. При приезде или отъезде пастыря он всегда был на ​станции​ и ​трепетно​ с великим благоговением подходил к нему. «Вы мой друг» часто обращался​ к нему батюшка, давая ему понять, что он любит его и ​ценит​ его преданность. Это был один помещик из южных губерний, который узнав батюшку, оставил свои богатые поместья на управление верных людей, а сам переехал в Немчпновку, чтобы наслаждаться ​батюшкиной благодатью. Поистине это был любящий и ​безгранично преданный человек, он дрожал весь от восторга, когда батюшка обращался к нему и ласкал его, все письма, присылаемые ему батюшкой, несчетное число раз перечитывались и обцеловывались: жгучий, порывистый, проведший бурно молодость, ​насладившийся ​ жизненными радостями, он увидал, что все это пошло и ​ничтожно​ перед святыней пастыря, а потому и славу и ​радости​ все ​поверг​ к ​ногам​ его, моля его принять в свое ​благодатное​ пастырское лоно. Такая безграничная преданность ​тронула​ батюшку, и он занялся им, как малым балованным, но послушным горячо любящим ребенком, и так по детски, с такой нежной любящей лаской стал обращаться с ним,

что конечно размягчал его и привязывал к себе все ​больше и ​больше​. Любовь росла, увеличивалась, ни шагу не делалось без спросу и указания пастыря, все дела, все недоумения представлялись​ на пастырский суд и подвергались правильному ​контролю​.

Я удостоилась ​великой​ чести бывать в его ​презентабельном ​ доме и учить его маленькую, ​хорошенькую​ дочку.

Месяца за два батюшка ​приготавливал​ меня к этому ​уроку. «Какой я тебе хороший урок дам» –говорил мне ​батюшка​ и тем волновал мое любопытство; со дня на день дожидалась я обещанного урока, а между тем время шло, а ​батюшка​ все продолжал напоминать мне и манить обещанием.

Наконец 16 августа, в день ​Нерукотворенного ​ ​Спаса, проезжая полем, батюшка остановился и указал мне адрес, по которому я должна была разыскать одну семью ​и​ предстать там, в качестве обещанной ​учительницы​.

Это было после полудня, я собралась ​и отправилась​ по данному​ адресу, и каково же было мое изумление, когда меня любезно встретил этот видный помещик и отрекомендовался отцом назначенной мне ученицы.

«Мы вас вчера ждали, так как батюшка обещал нам в ​Успеньев​ день познакомить с вами... батюшка уже давно обещал нам вас» – так дружески завел он разговор со мной, вполне понимая мою неловкость первого ​визита. Так произошло вступление​ мое в дом, который я несколько лет ​посещала​, сначала в качестве приходящей ​учительницы​, а потом уже, по воле батюшки, водворилась в нем как надежная опытная​ воспитательница.

Все было подробно мне объяснено батюшкой, и моя ​ученица​ представлена в качестве живого ​впечатлительного​ ребенка, которому нельзя докучать монотонностью и вялостью ​преподавания​. «Уроки должны быть живые, наглядные, купите картинок, книжек со стихами и старайтесь занять ребенка разнообразием и живостью преподавания; отнюдь не должно быть мертвой зуб​ристики​, все должно быть полно новизной и яркостью впечатлений, все должно занимать ум, укреплять волю, развивать мысли». Долго, долго учил меня пастырь приемам ​принаровки​ к её живому впечатлительному характеру.

С осени они продолжали жить в Немчиновке, за ​неимением подходящей​ квартиры; аккуратно приезжала я из Москвы на урок, помня наставления и указания пастыря, а между тем глаза окончательно слепли; вечером ​уезжая​ от них, я ​почти ощупью усаживалась в вагон, и с трудом ​забиралась​ после на пролетку.

Наступали длинные вечера, я недоумевала, как я буду ездить на дачу, ​однакоже​ батюшка и тут распорядился, он ​посоветовал​ им выбрать более удобное ​местожительство​ в Москве; вскоре найдена была квартира, все семейство со всеми сундуками и пожитками, со всей путаницей и неурядицей переехало в Москву и, поселившись близ батюшки, ​поистине​ доставляло​ ему много тревог и беспокойства. Всякая мелочь, всякое недоумение неслось к пастырю, принуждая его терять ​драгоценные для всех ​необходимые​ минутки и часы​ монастырской жизни​. Менялась ли прислуга, сырела ли ​квартира​, не удавались ли кушанья–все, это житейское являлось на суд к великому ​пастырю​; бесконечно добрый батюшка все терпел, все выслушивал​ и все улаживал...

Видя мою усиливающуюся болезнь глаз и снисходя моему нежеланию ​обратиться​ к докторским указаниям, батюшка ​врачевал​ их духовным лекарством –​ благодати​ Святого приобщения​. И великое непостижимое дело ​благодати​! совсем ​изболевший истощенный​ орган поправлялся и прилаживался к подобающей​ работе. Слепая, еле-еле дошедшая до Собора, я после Приобщения получала внезапное прозрение и шла назад ​свободно,​ бодро, весело.

​Врачевство​ простиралось и далее, батюшка ​осчастливил нашу ​квартирку​, 8 раз побывав в ​ней​. Сияющий, благодатный, как лучезарное солнышко он появлялся у нас и заставлял нас склоняться и неметь перед его лучезарным сиянием.

Встав перед Образом Спасителя, который висел в моей комнате, он возносил моление Господу о моем ​исцелении​. Гнойная кожуха ​спадала​ с глаз, глаза становились ​чистыми​ и доброкачественными.

О, ​какие​ величественные и отрадные это были посещения! До сих пор свежи они и ​неотразимо ​ прекрасны.

Батюшка​ садится​ на мое кресло, подзывает нас к себе и ​осеняет​ образочками Михаила Архангела принесенными с ​собой.

«Рассказывайте, как вы поживаете, девочки мои», – голосом ​вселюбящего ​ отца обращается к нам батюшка, балуя нас ​таким дорогим​ прозвищем; мы на коленях ​устраиваемся около батюшки, и как ​глупенькие​ радостные девочки спешим наперерыв поведать ему наши радости и ​печали. ​Поговорив с ​нами​ и помолившись, батюшка ​уходит пешочком​ к дому, а нас надолго, надолго заставляет блаженствовать и восторгаться такому ​посещению.

Итак, 8 раз в одну ​зиму удостоил​ нас батюшка ​своим посещением. Кресло после посещения оставалось неприкосновенно​; на него ​никто​ не смел после ​садиться, ​коврик​, по ​которому шествовали ​дорогие ноги​, тоже особенно тщательно ​сберегался​ и охранялся.

Очень меня ​беспокоило​ болезненное состояние глаз. ​Батюшка​ не желал сразу исцелить его, ему нужно было ​усилить мое смирение, мое сознание своего ​ничтожества​, чтобы я. ​Поняв всю свою греховность и ​убожество​, горячее бы обращалась к Владыке–Творцу всего видимого и ​невидимого.

«Я» вот то-то сделаю; я вот туда-то ​пойду​, я сама могу, я сама захочу–вот что твердила, бывало, моя напыщенная голова... ​

Нужно​ было ​смирить​ меня.

Испорченное совсем погибающее ​зрение​ сломило во мне всякую гордость и ​самоуправство​. Совсем ​почти​ слепая я ​ощупью ходила​ по комнатам, ​ламповый​ свет немножко ​позволял​ мне видеть предметы, зато на улицах я ​ничего ​почти​ не различала. ​Также приходилось​ ходить на уроки, как ​заниматься​? До сих пор еще не могу понять, как я не упала и не сломала себе руки или ноги, днем еще кое-что я видела, а вечером ощупью шла по тротуару до ближайшей ​конкп​, ​причем​ даже не различала лиц прохожих. Наконец очень страшно стало ходить одной, так как приходилось спотыкаться и падать со ступенек и ​уступочек​, а потому мне стали давать на последнем моем вечернем уроке горничную, которая доводила меня до конкн​, я усаживалась, возбуждая своим ощупыванием​ всеобщее любопытство.

Ох, как совестно, как мучительно​ совестно было мне, гордой барышне, быть в таком неловком ​положении​; слепая ​беспомощная​, я возбуждала во всех жалость, что так ужасно для гордого сердца. На конке ​выходили​ иногда недоразумения с кондуктором, который давая мне, ​билет​ и сдачу, видел, что моя рука тянулась в другую сторону. Воспаленные больные глаза неприятно действовали на пассажиров, которые заметно ​отодвигались​ от меня, боясь заразиться.

Все это вместе взятое было тяжелым ударом моему самолюбию​.

Приехав к цели моего путешествия и слезая с конки, я рисковала упасть, так как не видала, куда я ставлю ногу, в грязную ​ли​ яму ​или​ на твердую почву. Наша милая девочка Анюта, которая искренно жалела меня, являлась всегда во время к конке и доводила меня до ​яшлшца​.

Итак, я слепла и слепла​, не знаю, как я еще могла ​заниматься​ на уроках! Вероятно больше по навыку, так как ​следить​ и ​приглядываться​ мне было уже не возможно. Уже много лет имея педагогическую практику, я была все-таки знакома с этим делом, а потому ​могла​ по слуху вести его; зато переходы с урока на урок, особенно в сумерки, когда еще не светились спасительные ​фонари​, были очень для меня ​затруднительны​ и весьма забавны для посторонних. Довольно бодро шагая​ по знакомому тротуару, я возбуждала частое неудовольствие проходящих, натыкаясь на них и тревожа их; мне иногда ​приходилось​ слышать резкие намеки на мою невежливость: «Ишь, точно не видит», ворчали на меня проходящие, которых я ​слишком​ чувствительно задевала.

Расскажу прекурьезный случай моих спартанских переходов по ​улицам​. Было в начале зимы, в дурную погоду, слякоть, не успевшая вполне удалиться,– при морозной ​температуре заледенила тротуары и мостовую, я скользила в мелких ​калошах и шла сбоку ​по​ мостовой, так как тротуары очень беспокоили​ меня ​своими​ невидными приступочками и ступеньками (около​ ворот); вдруг ​натыкаюсь​ на кучу сколотого льда. ​Непредвиденное препятствие надолго ​задерживает​ меня​: как ​обойти​»? где обойти? Ноги​ увязают между острыми, ​неправильными льдинами​, с трудом вытаскиваешь и их, ​возишься​. Такое мое неосновательное блуждание среди льда ​мостовой​ возбуждает любопытство​ прохожих, ​по​ голосам я соображаю, что на тротуаре уже собралась порядочная кучка зрителей, которые ​недоумевают, что это я путаюсь и верчусь среди малых ​незначительных осколков льда, как среди льдин моря–океана. А тут, как на грех, нога попала в довольно глубокую ямку и оставила в ней несносную калошу. Что делать! Как быть! Закрутившись​ в смущении, я совершенно отбилась от того места, где застряла калоша, Надо разыскать ее, ведь не пойдешь же ободной калоше! Сострадательные голоса спешат помочь мне и выручить ​из​ беды, не понимая, почему я не ​поднимаю​ калошу, когда она видна им издалека.

«Вот ведь калоша то –​ поправее​, ​подальше​, вот, вот, а я в страшном смущении верчусь правее, нагибаюсь, ​ощупываю​ руками, ничего не выходит.

Моя простенькая одежда​ и ​платок,​ ​накинутый​ от ​непогоды, наводит на более ​веские​ соображения и послушайте-ка какую рекомендацию, получила я себе за тридцатилетнее житье–бытье; ишь ведь как, ​наугощалась​ – то, ничего не видит, ​ни сострадательная рука отыскивает калошу и прямо тычет мне ее в лицо. О гордость, что ты почувствовала теперь! Как перенесла​ бы ты это, когда царствовала во мне во всей своей красе. А теперь, что мне оставалось делать? Проглотить невольные слезы и поблагодарить ​услужливую​ руку, да утекать по добру по ​здорову, чтобы не ​попасть​ в гостеприимный «участок».

Видя мою беспомощность, батюшка возопил к Господу, моля отвратить от меня страшное бедствие. Горячая пламенная молитва ​праведника​ достигла небес и низвела оттуда ​милосердие​ и всепрощение.

Должен был начаться ​процессе​ ​правильного​ ​медицинского ​врачевства​, так как батюшка хотел обуздать мое своеволие, ​мое​ полнейшее пренебрежение медицинских ​правил ​ и законов.

«Зачем ​лечиться? к чему лечиться? Господь захочет и так исцелит» – твердила моя ​кичливость​, а того и не ​поразмыслила​: достойна ли она получать чудеса от Господа!

И так​ надо было лечиться – батюшка этого требовал. Страшно гневно пригрозил он, если я не послушаюсь. Явился доктор (который лечил батюшку), но я не вышла к нему, как дикий пугливый ​волчонок​. Тщетно ​провозившись​ со мной – прося выйти к нему и показать свои больные глаза, он принужден​ был удалиться и пожаловаться батюшке, что я так нелюбезно встретила его. Батюшка тогда окончательно ​рассердился​ и настойчиво потребовал от меня отправиться в глазную​ больницу и показаться окулисту. Глаза, надо сказать, перед ​этим​ мучительно болели, такая была нестерпимая острая боль, что я каталась по полу. Требовалась быстрая помощь, иначе ​угрожала неизбежная смерть, потому что, как я после узнала, ​ожидалось быстрое заражение мозга.

Поручив матери моей капризной ученицы заняться мною и заставить меня поехать в глазную лечебницу, батюшка сказал, что если и теперь я не послушаюсь его, то он ​окончательно отвергнет меня. Этот страшный приговор парализовал всякое мое упрямство, я сдалась, боясь несчастных последствий.

Доктор ужаснулся, видя у меня вместо глаз–что-то бесформенное ​изгнившее​, ни век, ни ресниц, ни оболочки–все смешалось, превратилось в неопределенную массу и поражало своей ​грязностью​ и «​болестью​». ​РИ​ вот ​приходилось​ ему иметь дело с таким субъектом, у которого вместо глаз были комки ​гнилого​ отжившего мяса. ​Как​ тут браться за лечение! ​Какая медицина ​может​ приладить​ и прикрепить уже ​погибший​ ​отсталый​ орган? ​

Однакоже​ батюшка не смущается такому заявлению доктора и убеждает его взяться за лечение, подкрепляя его надеждой на возможность удачного ​исхода болезни при старательном пра​​ильном​ отношении к делу. Глубоко уважая батюшку, доктор соглашается и принимается за невозможное. Начинается ​прижигание​ глазной материи и вычищение ненужных струпьев, раз от разу происходит удивительное, можно сказать чудесное ​превращение. Бесформенная масса, ​очищенная и обмытая, ​принимает​ пригодный вид и уже не ​поражает​ всех ​своим неряшеством​.

Один глаз у меня, слава Богу, совсем поправился и принял​ должный вид, другой же, как более поврежденный, не мог видеть ясно предметы от ​появившегося​ на зрачке пятнышка​.

Зрение постепенно возвращалось, но как ​приобрести​ навык​ к чтению? Болезненность правого глаза, ​небольшая​ его искушенность​ плохо помогала левому, который один бы легче справился со своим делом, а тут строки и буквы ​прыгали​ в разные стороны и производили коловорот игрушечной мельницы. Что тут будешь делать? Как ухитриться приладить их на подобающее место и укротить их прыть и верчение? И за это взялся батюшка и в этом ​помог​. Вполне почувствовав, что и с глазами я не могу еще ​приняться​ за ​дальнейшую​ деятельность преподавания, он вдруг поручил мне прочесть ​из своего молитвенника. Забегали было, ​запрыгали​ буквы, когда я раскрыла молитвенник, и стала тихонько приготавливаться прочесть нужное. В крайнем смущении, ничего не ​разбирая, я стояла сконфуженная неумелая, но стыд ​провалиться​ на таком важном экзамене в присутствии самого Батюшки​, так был велик, что я усиленно стала напрягать глаза, направляя их в ​одну​ точку. И о чудо! строчки стали ​ степеннее, буквы ​устойчивее​, вот уже строчки уставились с ​правильными​ ровными ​промежутками​, буквы ​угомонились​ на свои места, слова молитв мало по ​малу​ расположились ​правильной​ ​вереницей​ без ненужных скачков и прыжков, и робкий​ голос мой стал возглашать их неспешно и боязливо.

Только того и надо было пастырю.

Глаза ​были принесены​, вставлены на место и обучены к правильному необходимому труду.

И вот неустанный труженик ​успокоился​ на лаврах ​своих​: он сделал великое прекрасное дело, он спас душу человеческую от погибели отчаяния, он дал ей труд, дал радость, дал дыхание.

Полнота окружающих красот Божьего мира, которой я лишалась в своей слепоте, опять отдана была мне с наказом, чтобы я умело пользовалась ими. Спасена была душа от ​вечных​ мук гнева Божьего и предоставлена ей была теперь возможность​ получить от Господа спасение и ​милосердие​. Разразившегося​ было гроза ​заслуженного ​ наказания за ​гордость​ и ​порочность​ была рассеяна благодетельной рукой пастыря, который дал мне понять, что ему жалко стало меня, видя мою ​неминуемую​ гибель, и он умолил Господа сжалиться надо мной и простить​ меня.

Итак, глаза уставились в должный порядок и могли быть пригодны для надлежащей работы. Летний отдых еще продолжался, но он все-таки ​перемешивался​ с малыми ​занятиями​. А между тем ​батюшкино​ здоровье было очень ​плохо​. Как бы утомившись трудной работой ​пастырского воздействия на ​строптивых​ овец, батюшка очень обессилил, изнемог и тоже стал жаловаться на зрение. Глаза, чудные зоркие глаза, стали меркнуть и гаснуть и ​по​ выражению опытных окулистов​, стали наполняться темной водой. Что такое за губительная вода, которая погасила столь драгоценное для ​многих​ тысяч людей зрение, что это за темная вода, которая затемнила великий бриллиант​– это ​осталось​ непостижимой тайной, над которой можно было рыдать, ​ужасаться​, но постичь которую никто не мог, как бы он, ​ни​ старался и, ни хлопотал об этом.

Зрение стало настолько слабо, что должно было лишить пастыря​ служения в Соборе. И вот батюшка, светило церкви, один из наилучших её проповедников должен был оставить ее и ​удалиться​ на покой. Чего это стоило батюшке, мог понять​ всякий, кто, сколько нибудь знал его.

5О лет он ​священствовал​ и ​вдруг​ отказаться от этого столь дорогого его сердцу служения, оставить храм, где ​происходили​ его ​святейшие​ возношения к Господу, где ​приносилась им жертва Тела и Крови Христовых.

Оставить храм, в котором Сам Господь и Его Пречистая Матерь осеняли Своею божественною благодатью его – своего достойного служителя; оставить храм, где столько лет он целил верующих Святейшей Пищей Тела и Крови ​Христовых​ – об это тяжелее, кажется, чем расстаться с самой жизнью. Истинный служитель Христов удалялся с места своего общественного служения в свою тихую​ домашнюю ​обитель​.

А несчастная паства его, лишенная своего пастыря –​ благодетеля​, лишенная отрадной ​всеозаряющей​, ​всеисправляющей службы его, почувствовала такое неизмеримое горе и страдание, такую тоску безотрадного будущего, что вся ​изныла​ в своих воплях и стенаниях. ​Вполне​ понимая, что это она причина такого ужасного переворота, что Господь за грехи лишил ее небесной радости батюшкиного служения, она в самых горячих мольбах обратилась к Господу, прося Его отдать ​им назад пастыря – их радость, их счастье.

Зная, что Господу все возможно, все твердо верили, что может опять возвратиться зрение батюшке и вот полились ​горячие​ моления, заказывание обеден, но время шло, а зрение не улучшалось – схима, уже раз ​задетая​ самим батюшкой, не снималась им и была искупительной жертвой за грешный народ. Видя, что ​наши​ грехи и беззакония сильно прогневляют Господа, и таким образом ведут нас к погибели​, батюшка, жалея всех своей необъятно-любящей душой, как бы ​распинался​ за всех и, вымаливая у Господа прощение для всех, облекся в высший ​подвиг​ слепоты – беспомощности. Можно себе представить, что должна была испытывать его кипучая вечно деятельная натура ​при​ такой ​постоянной​ неотвратимой помехе её действованиям, её энергии.

Особенно тяжело было расстаться с любимым ​письменном​ трудом. Перо, направленное опытной рукой, никак​ не могло, без ​помощника ​– зрения, различать и распределять регулярность​ строчек и букв, хотя и была пущена в ход пишущая​ машина, на которой пальчики весьма быстро ​разыскивали определенные места букв, но это было далеко не, то и не могло заменить удобства писания.

А книжки, бедные сиротливые книжки, как уныло ​поглядывали​ они на своего господина, как бы недоумевая, чем это они ​прогневили​ его, что он разлюбил их, оставил. Разве не были они ему ​постоянными​ собеседницами в длинные зимние вечера, разве они не развлекали его горе и ​печали​, за что же теперь такая немилость! И что же! Неоцененный дорогой пастырь, как бы ​внявши​ такой их горести, приближался к ним, нежил и ласкал их, а ласковый голос успокаивал их, что они не брошены, не позабыты, а горячо хранятся в памяти: это все друзья мои, подтверждал ​пастырь​, ощупывая ​пальчиками​ верных пособниц своего великого письменного богатства.

Да! У батюшки была обширная разносторонняя библиотека: всевозможные научные издания, ​высшие​ драгоценности духовной и светской ​литературы​– все это ​хранилось​ в его многочисленных шкафах​ и развивало и украшало его всесторонний светлый​, гибкий ум.

Разнородные отрасли знаний, обширная научная казуистика плотно ​улеглись в его умственном хранилище и удивляли всех своей умелой применимостью в должных, нужных ​случаях, а там ​иностранные​ богатые ​сочинения,​– которые были вполне ​доступны ​ по знакомству со многими древними и новыми ​языками​– все это создало тот благодатный кладезь, из ​которого​ много, много тысяч людей почерпали для себя ​великие​ ​основы веры, нравственности, благочестия и ​житейской мудрости​, и весь этот богатейший материал ума вдохновлялся, освещался высшей ​праведностью и поведением​.

Можно было представить какие многочисленные цельнонос​ные​ ​потоки​ мудрости, помощи, облегчения бежали ​из​ этого непостижимого чуда–океана. Не было кажется и малого уголка обширной русской земли, куда бы ни проникали ​они​ славой своей и могуществом, далеко, даже за пределы русского царства разливались они, разнося повсюду благоухающую ​свежесть и отраду.

А между тем наше сокровище батюшка – необъятный ​кладезь​ благ и милостей, как беспомощное дитя, ​руками​ ​ощупывал стены, тихо ​прохаживаясь​ ​по​ комнате.

Что обдумывала его мудрая головка, склоненная вниз? О! она много, много обдумывала, она устраивала и распределяла миллионные обязанности.

Бесчисленные семьи, несчетные одиночки – все были на её попечении; надо было обдумать всем места, занятия, надо было разослать всем несметную помощь.

Легко сказать: паства раскинулась на тысячи верст, надо было вовремя заглянуть и в богатые палаты и приказать смести там ненужный сор и пыль, надо было все там уставить в рамки добра и ​порядочности​, надо было ​подбодрить​ господ​ лаской и нежностью, надо было припугнуть слуг властью и ​строгостью​. Справив все там, мудрая головка направлялась в обыкновенные зажиточные ​жилища​, Боже! Какой хаос и ​водоворот царствовали там! Семейные неурядицы, непочтение, бесчинство​, маловерие, извращенность, бесчестность – сколько тяжкой изнурительной работы для такого мудрого ​всеусмотрения​.

Родители, дети, зятья, невестки, юноши, девицы смешивались или же в неправильную массу или же ​рыхлыми​ комьями катились ​ друг на друга; извольте-ка возиться с ​этим​ сором, извольте-ка улаживать ​их​ споры и мелочи!

Но благая мудрая головка не могла ​оставить​ на ​произвол гибели живых несчастных созданий: ​дивный миротворец​ ​рассылал​ ​своих​ гонцов – ​​ ​с​ пальмовыми ​ветвями​ мира и благоденствия, ​извращенные​ люди ​становились​ разумными ​существами​ с твердой лучезарной верой, с правилами любви и почтения. ​Достаток​ ​упрочивался​, умножался, излишество ​отделялось​, благословлялось.

Но головка все ходила и думала, вот теперь, то и начинались​ её самые любимые, самые заветные думы: многотысячная беднота невольно простирала к ней свои слабые изнуренные руки и стыдливо своим ​безвыходным​ положением докучала ей. И вот морщинки густо ​набирались​ на челе, брови ​хмурились​, так как предстояли многосложные соображения. Пастырь ​видел​, что требовалась помощь быстрая, необходимая, но как распределить все в меры и границы, чтобы не ​усугубить распущенности, не потворствовать тунеядцам. Голодные истощенные​ семьи требовали ​правильного​ постоянного источника​ материальной ​помощи, даровыми суммами не обеспечишь и не упрочишь их существование, необходим ​правильный осмысленный​ надзор, а потому надо расставить всех по местам и дать приличный заработок: и вот начинается устройство ​большаков​ на разные заводы и фабрики, начинается ​приготовливание​ малышей к различным ​ремеслам​ и ​мастерствам​.

Так ​холилась​, руководилась и ​вычищалась​ каждая семейка, ​благодатно​ освященная лучами ​пастырской​ любви! А каково было устраивать тысячи подобных нескладных семей и надзирать за ними! ​Истинно​, сами ангелы ​помогали​ великому старцу.

Но пастырь не успокаивался: ему еще предстояло нелегкое дело: на его охране ​находились​ ​большие​ и малые одиночки, ​горькие сиротинки без крова и приюта. Как ​бедненькие слабенькие былинки стояли они в открытом ​поле​, а буйные ​безжалостные ветры рвали и щипали их со всех сторон, там снежные ​немилосердные​ хлопья так и леденили их, так и выматывали ​жизненные​ соки...

Были между ​ними​ и совестливые интелегентные девушки​, которые лучше будут терпеть ​самую​ безысходную крайность, а не ​протянут​ руку за помощью. Как с ​ними-то ​быть​, как ​устроить​ их, обеспечить? О, и тут ​все​ обдумал и устроил мудрый ​пастырь,​ и тут ​все​ чудно распланировал он, как ​самый​ лучший искусный зодчий: иных из них, более светских. Живых он поставил под брачный ​венец​, других же более монашествующих​, степенных – устроил в богатые ​семьи​, обставил их довольством и комфортом, ​создал​ им​ родню и дружбу; ​плохонькие​, никому ненужные бездольные ​сознанья очутились у родного домашнего очага, ​под​ приветом и лаской самого искреннего, самого близкого духовного родства.

Великий ​химик​, внешне слабый и беспомощный, еще обильнее стал расточать чудеса и исцеления; бесчисленные письма взывали к нему о помощи в ​скорбях​ и ​бедствиях, бесчисленные телеграммы об опасных заболеваниях, утратах летели к нему и все ​больше​ и больше призывали его к ​молитве​ и ходатайству. А батюшка, как бы от ​слабости​ и ​изнеможения​ запираясь в свой кабинет, возносил там пламенную мольбу к Господу о подкреплении и утешении всех этих ​скорбных​ угнетенных людей, обо ​всех​ бездольных сирых, ​убогих​, чтобы Всемилостивый Господь простил бы всех ​их​, отогнал бы от них духа злобы и послал бы им Ангела хранителя​ для утешения и облегчения их. И великая чудная душа пастыря постоянно возносилась к небесам в неустанном ​величании​ своего ​сладчайшего​ Господа, так что даже при разговоре с пришедшими, батюшка иногда поднимал взор к небу и некоторое время ​находился​ в глубоком духовном созерцании.

Материальная помощь также обильно расточалась щедрым пастырем. Чтобы быть ​доступным​ бедным и неимущим, он ежедневно ездил ​кататься​, причем благословлял на крыльце подходящий люд и в это то время благодатная щедрая рука, озаряя людей ​крестным​ знамением, ​спешила​ угасить и материальную​ скудость их. Несчастные, всеми отверженные, горемыки – бедняки, измученные гнетом безысходной нужды, ​утешенные​ и согретые лаской и щедротами​ пастыря​, с особенно горячей энергией брались за свой труд. ​

Наконец​, эта светлая радость и утешение должны были на веки улететь и исчезнуть. Все кончилось. ​Великая праведная душа вознеслась к Престолу Вседержителя​.

Перед концом своей земной жизни, дорогой пастырь все ​время принимал​ свою паству. Он ​видел​ её искреннее горе, видел горячую любовь к себе, и жалко ему было своих печальных​ деток; он понимал, как тяжко им будет жить без него, ибо они привыкли постоянно обращаться к нему со ​всеми​ ​делами и нуждами. А потому он и пожелал укрепить их своим последним благословением, своими ​последними​ пастырскими наставлениями.

Всю последнюю неделю перед его кончиной приходили посетители; сидя на диване, умирающий дорогой пастырь с трудом поднимал благословляющую руку, осеняя крестным ​знамением​ подходящий народ, ​причем​ изрекал назидательные предсмертные указания.

«Приходите ко мне на мою ​могилку и, все что ни попросите у ​меня​, все ​получите​» – вот какой дивный завет услышали его духовные ​дети​, вот какое драгоценное завещание получили они от своего незабвенного отца – покровителя в отраду и ​облегчение​ пред надвигавшимся ужасным роковым ударом. В субботу 19 Июля, накануне своей смерти, батюшка не принимал никого; этот день он всецело посвятил на должное ​приготовление​ к отходу в вечность. Ночь прошла ​беспокойно​, так что был вызван по телефону доктор; к утру, батюшка немного успокоился; в 11-м часу утра опять приехал доктор!.. а в 11 часов праведный старец тихо, мирно отошел в вечность. На кухне стояли некоторые преданные его духовные дети, которые​ пришли от обедни узнать о ​состоянии​ здоровья своего дорогого батюшки; няня взяла от них ​просфоры​ и ​понесла ему, и что-то долго замешкалась. Вдруг бежит она и громко порывисто возглашает: «Батюшка скончался»!!..

Ужасная роковая весть тяжким громом ​поразила​ собравшихся​, с отчаянными воплями и рыданиями заметались они по кухне, еще не веря возможности такого ужаса, ​раздались​ нервные​, порывистые шаги по комнатам; все заходили, засуетились: но все уже было кончено; волей-неволей пришлось всем ​разойтись​, ​чтобы​ не беспокоить домашних своим неуместным присутствием... И ​полетели​ повсюду ужасные громовые слова: «батюшка скончался».

Молниеносными стрелами понеслись они по всему ​обширному​ царству русскому, производя повсюду самые неудержимые, мучительные рыдания...

Ужаснулась, застонала несчастная паства и, бросив все дела и занятия, ​направилась ​ к дорогому домику.

Я стояла вместе с другими у подъезда; дверь ​отворили​. Нас впустили; мы вошли в переднюю.

В зале, на столе лежало тело пастыря, покрытое чем-то белым.

«Подходите прощаться с батюшкой». Я была как бы совсем​ без сознания. Как прощаться? С кем ​прощаться​? промелькнуло у меня в голове.

Люди подходили, я пошла за ними. Подходим и видим своего неоцененного пастыря. Светлый, лучезарный лежит он точно заснувший. Лицо белое, светлое; губы сейчас ​пошевелятся​; глаза – откроются.

Мы приложились к ручке. Рука теплая, живая... Собирается духовенство, начинается панихида, «Со ​Святыми ​ упокой»! О ком это служат? Кого поминают? Протоиерея Валентина! Не знаю, как я еще смогла пережить все это, как еще голова моя уцелела, спаслась от безумия – это явное чудо – великая помощь дорогого батюшки, который и после кончины своей продолжал​ охранять и оберегать своих осиротевших деток.

Беспрерывно шли панихиды. Приходили прощаться ​священники​ ближних приходов, народу притекало все ​больше и ​больше​...

Как же ​теперь​ жить? К кому обращаться за советами и указаниями? К кому прибегать в горе и несчастии​? Беспредельная тоска давила сердце, наводя немой безотчетный страх.

А дорогой, неоцененный пастырь тихо спокойно лежал на своем смертном одре.

«Прощайте, ​дорогие​ мои духовные детки, как бы говорил он ​всем​ подходящим к нему: «Я все для вас сделал, я всего себя отдал во ​благо​ и спасение вас. Разве долгими неустанными​ словами и ​наставлениями​ я не научал вас веровать в Господа Спасителя, в Его Пречистую Матерь, в ​Святых​, разве я не давал вам долгих назидательных уроков, как вам ​жить​ и действовать, как ​смиренно​ сознавать ​свое недостоинство​, и во всем с крепкой горячей верой обращаться к Господу ​Человеколюбцу​; разве я не указал вам ​надежнейшее​ средство исцеления при всех ​ваших​ недугах и несчастиях​– ​Святейшие Животворящие Таины​ Тела и Крови ​Христовых​; помните же мои слова и указания; живите в вере и любви к Господу, а я буду неустанно ​заботится​ о вас и охранять​ вас» – вот какие заветы могла слышать горемычная паства, в глубинах молитвенного чувства об упокоении души ​усопшего​ раба Божия Протоиерея Валентина! ​

Вселюбящая​ душа хотела рассеять ужасное непосильное горе, невидимо вливая в каждого теплоту духовной отрады. Горячее моление праведника неслось к небесам, низводя оттуда небесное утешение для молящейся паствы...

Воскресенье, понедельник, вторник быстро пролетели при непрерывном молении у тела батюшки; спешно приезжали его духовные дети с дач, извещенные о тяжком несчастии.

Семейство батюшки ждало его старшую дочь, которая была за границей.

Во ​вторник​ вечером совершился торжественный вынос тела пастыря в приходский храм к всенощному бдению. Гроб с дорогими останками вынесли из домика и в предшествии Святых Икон понесли к храму.

Многотысячная ​толпа высыпала​ из всех ​переулков​, ​провожая великого​ усопшего. Гроб внесли в храм и поставили на приготовленном месте. Началось вечернее ​заупокойное ​служение​ при благоговейном стройном пении хора певчих; до окончании службы шли ​панихиды​, после чего ​подходили​ духовные ​ ​дети​ ​прикладываться ​ к руке пастыря. ​Безмолвно​, в немом​ тяжком горе, целовали они дорогую ручку, которая несчетное число, раз так утешала их при жизни, осеняя их крестным​ знамением. А теперь все кончено, не ​поднимется​ она, не перекрестит их пастырь благодатным​ благословением, не вольет уже больше в их горестные сердца отраду и облегчение.

Добрый пастырь приходского храма несколько раз ​поднимал воздух и тем несказанно радовал осиротелых духовных​ детей, дав им возможность опять повидать ​дорогие​ черты незабвенного кормильца – батюшки. Светло – ​благодатно​ было почившее лицо; успокоилось оно от долгих ​мучительных​ дней тревог и забот, ​успокоилось​, предвкушая сладость ​будущих неизреченных радостей.

Лишь около полуночи заперли храм, все ​разошлись​ по домам, чтобы в тихой домашней обстановке немного ​успокоиться от пережитых волнений.

Но едва ли мог, кто уснуть в эту тяжелую горестную ночь. Завтра все будет кончено и дорогое тело общего хранителя и утешителя​ скроется​ в глубине ​земли​, завтра ​совершится​ самая ужасная потрясающая разлука горемычной паствы со ​своим горячо любимым пастырем – учителем.

Но вот и последняя ночка прошла! Чуть забрезжило утро, ​потянулись​ печальные одинокие сиротинки в храм, который был уже отворен. Пастырь как бы всех ​приглашал​ к себе на последнее прощальное собрание. «Прощайте, мои дорогие детки», молча, приветствовал он всех входящих в храм. «Я еще с вами, я вижу вас всех, не бойтесь, что останетесь ​сирыми​, беспомощными! Нет! Я и с неба буду охранять вас, и молиться за вас. Много много я трудился над вами​, много заботился о вас, при моей земной ​жизни​, даже в то время, когда сам изнемогал ​среди​ печалей и болезней; неужели же я оставлю вас теперь при таком вашем ужасном ​искреннем горе. Нет! Мне дорога ваша преданность, ваша любовь ко мне, ваша безмолвная печаль и я все полезное для вас ​испрошу вам у Господа».

​Кончилась​ ранняя ​обедня, стали подходить прощаться с дорогим пастырем и как горячо ​любящие​ дети, пожелали сохранить​ последний дар от него: прикладывали чистые платки и ватку к дорогой пастырской ручке, как в высоко чтимой ими​ святыне, и глубоко утешенные таким приобретением, ​прятали его у себя, как ​великую​ драгоценность. ​Дальше​ продолжался обряд прощания, пока, наконец, не собралось высшее духовенство. Приехали два Преосвященных – Владыка, Трифон и Анастасий, чтобы воздать последний долг ​великому​ усопшему и ​начали готовиться.

Засиял весь храм бесчисленным множеством свеч и лампад. Солнечные лучи, отражаясь и дробясь в золоченых ​ризах​ Святых Икон, обдавали весь храм каким-то ​особенным​ лучезарным сиянием, точно ​бесчисленное ангельское​ воинство​ невидимо парило здесь и украсило храм лучами небесного света.

Скромный пастырь, всю жизнь проведший в великом ​смирении – пожелал себе простой дубовый гроб, строго запретил всякие венки и подношения, но бесчисленное множество народа, сильнее всяких венков и цветов, украшало гроб почившего, свидетельствуя о его духовном ​величии​.

Кончилась поздняя обедня. Началось отпевание тела ​усопшего​.

Паства, понимая всю важность ​совершающегося​ обряда, горячо​ молилась за своего незабвенного пастыря, благодаря Господа за дарование им такого великого духовного отца и покровителя.

Владыка Трифон и Преосвященный Анастасий своим ​глубоким​ ​участием​ в ​отпевании​ ​почившего пастыря​ еще ​больше усиливали​ общее ​молитвенное​ благоговение.

​Кончилось​ отпевание, ​допустили​ еще некоторых ​проститься с пастырем и закрыли крышку гроба.

Торжественность богослужения, прекрасный лучезарный день – все так было озарено каким-то ​особенным небесным​ сиянием, что, не смотря на переживаемое горе, душа невольно охватывалась волнами невидимого утешения и высшей духовной радости.

Торжественно понесли духовные дети гроб своего неоцененного​ батюшки вокруг храма. ​Многотысячная​ толпа, гул ​колоколов – все усиливалось, ликовало, гудело, благодать обильно ​лилась​ кругом, наполняла сердца ​присутствующих каким-то ​особым​ неземным чувством. Предстояла ​сильная​ давка, но ​полиция​ умело ​сцепила​ кольцом ​шествие​ и таким образом ​охранила торжественность его от ​сутолоки​ и непорядка.

После крестного хода кругом храма, направились к домику​ пастыря. Пастырь прощался со своим земным жилищем, местом его величайших молитвенных трудов и подвигов.

Отсюда ​направились​ к ​кладбищу​. ​Чинно​ благоговейно несли гроб к месту последнего упокоения.

Тело пастыря несли по тем улицам​, мимо тех домов, которые​ он проезжал во время ​своей​ труженической ​жизни​. Это были те дома, которые он ​проездом ​ ​мысленно​ осенял ​своим пастырским благословением​.

Часто в окнах радостно светились знакомые ​лица​, которые с любовью и ​благодарностью​ приветствовали ​великого​ пастыря – молитвенника. И вот ​усопший​ пастырь в последний раз ​шествовал теперь мимо них, в последний раз ​освящал их​ своей ​молитвенной​ благодатью. Несметная толпа все увеличивалась и присоединялась к торжественному шествию. Все шли пешком за гробом, не чувствуя никакой усталости, хотя ​уже​ был 4 час дня.

Вот и Святые ворота ​ кладбища​. ​Внесли​ гроб в ворота, и шествие ​остановилось​. Началась лития.

Гроб ​поднесли​ к ​приготовленной​ могилке, высоко, высоко ​подняли​ его, в ​последний​ раз, ​показав​ его всем, и стали тихо опускать в вырытую могилу. Посыпалась земля, и закрылся гроб пастыря​.

Долго стоял осиротелый народ, будучи не в состоянии оторвать ​своих​ взоров от свежей насыпи могилки.

О дорогой незабвенный пастырь! ​Ими же​ весть судьбами научи и ​настави​ нас, чтобы нам оставаться навсегда истинными ​верными​ твоими детьми и не постыдить тебя своими неправдами, ​грехами и беззакониями! Аминь.

Вот что рассказывает нам ​Елизавета​ ​Дмитриевна​ ​Васильева⁹ ​о чудесном ​исцелении​ своего мужа от ​чахотки​:

Алексей ​Васильевич​ сначала служил на одном месте, но ​товарищ ​стал переманивать его на другое. Когда обратилась за советом к батюшке, батюшка был против этого, говоря, что и камушек на одном месте ​обрастает​, но Алексей ​Васильевич не послушался, перешел на другое ​место​, так как на прежнем ему было очень трудно. И вот как бы за ослушание великому пастырю он вскоре заболел.

Незадолго до его болезни, на Святках 19ОО года ​пришла Елизавета Дмитриевна в Собор, укутанная по ​нездоровью​ в ​черный​ платок сверх ​шапки​ и встала около мощей Святого Дмитрия Царевича. Батюшка в это время исповедал народ на левой стороне амвона, и все время свой взор направлял на нее; народу было очень много, вдруг батюшка оставил исповедников, сошел с амвона и ​направился​ к ней; он взял ее за руку и сказал: «Я все глядел на тебя и думал, что это за ​старушонка ​(она была еще совсем молодой) ​стоит​; потом вижу, что это моя. Скажи, зачем ты ​нарядилась​ во ​все​ черное, или​ у тебя горе, или траур, ​сейчас​ не надо ходить во всем черном; вот ​впереди​​ у нас с тобой ​большое​ горе и много будет траура». У Елизаветы Дмитриевны сейчас же мелькнула мысль, что у ней умрут старые дедушка с бабушкой, но батюшка сейчас же ​ответил​ на её мысль: «А ты снималась с мужем? есть у тебя его карточка»? Она ответила: «Нет»! Тогда батюшка возразил​: «пожалуйста, ​снимись​ с ним вместе и дай мне карточку». Они снялись и дали батюшке карточку.

К масленице муж её стал ​прихварывать,​ и обратился к докторам.

Елизавета Дмитриевна пошла к батюшке и попросила его ​помолиться​ за мужа.

Батюшка велел показать ему его рецепты, потом позвал фельдшерицу ​Мешкову​, которая служила в ​клиниках,​ и попросил ее показать ​Алексея Васильевича хорошему доктору. Когда доктор осмотрел его, то написал батюшке ​письмо​, что больной безнадежен, что у него чахотка, одного легкого нет, а другое заражено. Елизавета Дмитриевна понесла это письмо батюшке, батюшка прочел и сказал: «Вот доктор пишет, что он безнадежен, а мы с ним жить еще будем, я завтра приеду его ​причастить​». Батюшка не замедлил это ​исполнить​, на другой день приехал, ​причастил​ его и сказал ​Елизавете​ Дмитриевне: «Доктор говорит, что он безнадежен, в ​больницу​ его не примут, а в неизлечимую его жалко класть, ты за ним ходи, он выздоровеет, доктора ошибаются».

Каково было несчастной молодой женщине переносить свое тяжелое ​положение​: больной муж, требующий самого тщательного ухода, его неизбежная смерть, будущее вдовство, беспомощность – все это настолько ​подрывало​ её молодой организм тяжкими​ муками​, что она не знала, за что взяться, к кому обратиться. И вот иногда в порыве такого тяжелого душевного страдания, она ​бежала к батюшке, чтобы в его любвеобильной ласке найти выход ​ из мучительного непосильного горя, а дорогой пастырь, проникая​ ​заботливым​ взором в её наболевшую душу, старался всей мощью своей благодати облегчить его, ​успокоить​.

Однажды под давлением скорби, ​прибежала Елизавета​ ​Дмитриевна​ на вокзал Смоленской ​ворот​ (батюшка должен был поехать на дачу) и ​прижалась​ в уголок.

Приехал батюшка, к нему ​стали​ подступать собравшиеся на вокзале, прося благословения, вдруг он всех повелительно отстранил​ и сказал: «пустите, меня тут дожидаются». Он направился к Елизавете Дмитриевне и как горячо любящий отец стал ласкать ее, стараясь, ​успокоит​ её порывистые рыдания, её тоску о возможном тяжелом будущем.

Утешенная и обрадованная Елизавета Дмитриевна возвратилась​ в свой домашний уголок, но уже не прежней, унылой, безжизненной, а полной сил, энергии и надежды.

Был конец весны. Повезла она в мае своего мужа в ​Звенигород​, где у них был свой домик; Алексей ​Васильевич там ​жил​ безвыездно, а Елизавета ​Дмитриевна иногда​ приезжала к батюшке, и он все молился о больном. В октябре месяце Алексей Васильевич стал проситься к батюшке и к доктору (в это время ​батюшка​ уже не служил в Соборе: был болен глазами). Поехала Елизавета Дмитриевна с ним в ​клинику​; доктор Богданов, осмотрев его, сказал, что ​прочтет​ лекцию и объяснит его болезнь студентам. Пока приготовлялись к ​лекции​, у Алексея Васильевича сделалось сильное трясение в ногах, сам он тоже весь стал трястись, лицо его приняло синеватый оттенок. ​Елизавета​ Дмитриевна сказала об этом Надежде Николаевне Мешковой​, та позвала доктора, он его опять осмотрел, и они ушли посоветоваться в кабинет; через несколько ​минут позвали и Елизавету Дмитриевну туда, и сказали ей, чтобы она его скорей везла домой и ​причастила​ бы и ​пособоровала​, так как Алексей Васильевич должен сегодня ночью скончаться! ​Елизавета​ Дмитриевна свезла его на квартиру, а сама, заливаясь слезами, побежала к батюшке. Батюшка к ней вышел; она плача сообщила​ ему слова доктора, что муж её в ночь должен скончаться. Батюшка дал ей прежде успокоиться; потом повел ее в приемную​ комнату и, став перед образами, начал горячо ​молиться​.

Излив перед Господом свою пламенную мольбу и духом получив удостоверение в ​несомненном​ исполнении ​просимого​, пастырь ​опять​ с великой лаской и любовью начал утешать Елизавету Дмитриевну. Потом Батюшка благословил Елизавету ​Дмитриевну​, сказав: «Жаль, что я не могу его ​причастить​, потому что сам болен, но скажи ему, что я буду за него молиться и приду к нему». Потом батюшка прибавил:​ «Причастить​ надо, а ​соборовать​ не надо, умереть он не умрет, но еще поживет и ​поработает, он нам здесь еще нужен».

​Елизавета Дмитриевна пошла от батюшки с полной верой; ​пришедши​ домой, ​она​ сейчас же позвала священника, больного причастили; он после этого заснул, а Елизавета Дмитриевна пошла в ​часовню Иверской​ Божьей Матери. Приходит она домой, муж её уже проснулся, такой веселый, и говорит: «Какой я сон сейчас видел: будто бы пришел ко мне батюшка, и дал мне кусочек просфоры, один кусочек упал; батюшка говорит: «Это твоя болезнь упала», а другой кусочек он положил ему в рот и сказал: «Не унывай, ты выздоровеешь»; потом ​благословил меня; у меня теперь​ ноги получше, не так ломят (они у него перед этим ​совсем​ отнялись)». ​К​ Рождеству Христову больной стал вставать на ноги; Елизавета Дмитриевна опять увезла его в ​Звенигород​.

И вот Алексей Васильевич чудесно стал выздоравливать, стал​ возвращаться к ​жизни​, после того, как медики ​определили его близкий конец, и даже выдана была ему бумага о его ​безнадежном​ состоянии. Вот что гласила она: «Алексей Васильевич ​Васильев​ страдает бронхиальной астмой и туберкулезом легких и совершенно ​неспособен​ к работе, 3О октября 19О2 года, за ​подписью​: доктор медицины Н. Богданов».

Итак, устами науки предписана была неизбежная быстрая смерть, устами же Божьего служителя изречена весть о его спасении​ и выздоровлении. Здоровье быстро стало крепнуть; больной своим обновленным жизнерадостным видом прославлял ​Божье​ всемогущество и милосердие. Силы ​быстро​ стали цвести и крепнуть, так что в скором времени ​очутилось​ ​радостное стремление к труду и ​деятельности​. Не дожив до конца лета, в июле, ​наши​ супруги ​отправились​ в Москву, чтобы ​опять начать деятельную трудовую жизнь. Алексей ​Васильевич​ поступил​ на службу и стал работать, как (вполне) здоровый, крепкий труженик, иногда только его душила астма.

В августе месяце пошли они в клиники. Богданов был переведен в отделение для лежачих; доктор Матвеев его выслушал, очень поразился и сказал: «Какая глубокая ошибка медицинская, у него ​легкие здоровы​» и попросил их оказаться ​Богданову​, но, так как к нему было трудно пройти, то он дал им письмо. Богданов его выслушал, тоже поразился и в недоумении спросил: «Чем вы лечились»? Алексей ​Васильевич​ ответил, что ничем не лечился, но его иногда ​беспокоит удушье​. На это Богданов возразил: «Ложитесь ко мне в ​клиники​, я вас совсем вылечу». Но Алексей Васильевич не решался​ и попросил​ подождать​ до завтра.

Пошли они к батюшке, все ему рассказали, а батюшка на это ответил: «Боже вас ​избави​ ложиться в больницу! ​Им​ хочется​ узнать, чем мы лечишь; ​нет,​ мы им не покажем, чем мы вылечились»... и они уже ​большие​ в ​клинику​ не ходили.

Так ​совершилось​ великое исцеление, великое дело милосердия​ Божьего!

Догнивающий остаток легкого, последний процесс обмена жизненных​ соков, последний процесс ​догорания​ жизненной деятельности, и вдруг вновь откуда-то полученный ток жизни, движения, ток дыхания, кровообращения, процесса ​пищеварения​!

И наука в глубоком недоумении, в глубоком смущении поникнула​ перед такой непостижимой тайной, и со вздохом ​должна была согласиться, что не всегда могут торжествовать её законы и веления, но что и над ними есть Высшая Благодатная Сила, ​которая​ одна может устанавливать их и управлять ​ими​.

С этих пор прошло 10 ​лет​, а Алексей ​Васильевич​ продолжает​ жить и благоденствовать, чувствуя себя довольно крепким и здоровым.

Вот ​какие​ ​великие​ чудеса совершались ​при​ батюшке, все то он мог испросить у Господа, чтобы ​порадовать​ и осчастливить своих духовных деток!

Есть у ​Васильевых​ приемная дочка ​Таисия​, которая ​досталась​ им знаменательно. Елизавета Дмитриевна очень ​сокрушалась​, что у ней ​нет​ детей, и вот зная её беспокойство, батюшка как-то сказал: «У тебя будет дитя, но только великое дитя». И что же! В деревне, где они жили, отдана была на воспитание девочка из ​воспитательного​ дома, которая была подкидыш. Это была несчастная заморенная девочка, вся в болячках и струпьях; невозможно было смотреть на нес так она была изуродована. Её воспитательница сама была больная и не могла ходить за ребенком, и вот через некоторое время она ​умирает​ на руках Елизаветы Дмитриевны и перед смертью просит ее взять на свое ​попеченье​ несчастную девочку.

Елизавета ​Дмитриевна​ была в крайней ​нерешительности​, не зная, что ей делать. Ребенок был одиноким бесприютным, и сам ​бросился​ к ней на руки, когда она поманила ее, тогда она написала батюшке, прося его ​благословения​, он ответил, что это долг её – взять девочку к себе. И вот она приютила ее к себе, стала обмывать и очищать; мало-помалу​ ​из​ ребенка ​выровнялась​ порядочная, умная девочка, которая теперь уже ​усыновлена​ ими и учится в церковной школе Вознесенского монастыря. Елизавета Дмитриевна, рассказывает еще, что дедушка её Василий Иванович ​Бабакин​ совсем ​ослеп​, у него был катаракта​, доктора сделали ему операцию, но не могли снять его. Когда сообщили об этом батюшке, то он сказал, – что надо еще сделать операцию. Обратились к ​Крюкову​, осмотрев ​глаза ​больного​ он объявил, что можно сделать ​операцию​, но только вряд ли будет толк; тогда ему сказали, что батюшка ​Валентин​ советует сделать операцию. Глубоко почитая​ батюшку, профессор Крюков взялся это дело и исполнил вполне удачно; старик стал видеть, мог ​ходить​ и ​различать ​предметы.

Однажды идя к ​всенощной​ в Собор дорогой ​супруги, ​ поспорили между собой, ​Елизавета​ ​Дмитриевна​ ​сильно ​возмутилась​ против мужа и ​подумала​ «пойду ​из​ церкви, не буду, ​первая и заговаривать с ним»; ​подходит​ она ​после​ молебна к Кресту, батюшка задерживает ее и говорит: «Подожди, ты мне нужна». Тут подошел к батюшке и Алексей ​Васильевич​. Тогда батюшка обращается к Елизавете Дмитриевне и ​спрашивает​ ее: «​Это​ твой родной»?

Она в ​недоумении​ отвечает: «Да».

Батюшка обращается и к Алексею Васильевичу с вопросом: «Она твоя родная»? Тот спешит ответить: «Да». Тогда батюшка говорить княгине ​Шаховской​, стоящей около него: «Ваше ​сиятельство​, ведь они ​оказались​ родные». «Ну, поцелуйтесь​», повелел им тогда ​пастырь​. Они поцеловались, позабыли, что дорогой ​поссорились​, и пошли домой мирно, рассуждая о ​великой прозорливости​ пастыря.

Алексей Васильевич играл на гармонии; вот однажды он усердно занялся этим, всю Святую неделю все наигрывал духовные песнопения, чем сильно волновал жену, которая возмущалась, что он ​такие великие​ ​песнопения​ играет на таком плохом инструменте. В конце Святой недели, когда они оба были в Соборе, батюшка вышел из алтаря, благословил ​Елизавету Дмитриевну, дал ей просфору и сказал: «Что ты ворчишь​ на него?! Пускай его играет, хвалите Имя ​Господне​ на тимпанах и гуслях»; Елизавета Дмитриевна подумала, что муж на нее нажаловался батюшке. Потом батюшка подошел к Алексею ​Васильевну​ и сказал: «Царь Давид ​играл​ и нам с тобой велел хвалить ​Имя Господне». Возвращаясь, домой супруги стали друг друга ​упрекать​. Жена говорит: «Это ты нажаловался на меня батюшке»? А он тоже со своей стороны допрашивает: «Ты, верно, рассказала о моей игре»? Оказалось, что ни тот ни другой даже и не ​заикались​ пастырю, а он сам духом провидения разобрался во ​всем​ этом.

Однажды бабушка Елизаветы Дмитриевны ​обещалась​ дать ей 5О рублей, но 3 года прошло, а она ей ничего не давала и вот как-то батюшка в обедню дал Елизавете Дмитриевне ​просфору с изображением ​Божьей​ Матери «Нечаянная ​Радость​» и сказал: «Беги домой, вот тебе Нечаянная Радость».

И что ​же​! ​приходит​ она домой, находит у себя приезжую бабушку, которая тут же дала ей 5О рублей.

Вот что пожелала нам сообщить о батюшке София Анисимовна​ ​Старшинова​. ​

Пришла​ она раз в Собор на исповедь, встала около Образа Преподобного ​Сергия​ и начала горячо ​молиться Преподобному ​Сергию, чтобы батюшка взял ее на ​исповедь, положила поклон перед Святым Образом; батюшка вскоре же открыл дверцу в придел Иоанна ​Крестителя​, где он ​исповедовал​ и ​сказал​: «Иди ко мне». Он стал ее ​исповедовать​, причем ​сам​ указал ​все​ её намерения и тайные ​мысли и сказал: «А какой ты ​поклон положила», показывая ей, что он знает как она поклонилась Преподобному ​Сергию​ и как возносилась к нему в горячей молитве. Пришла раз Софья Анисимовна на первой неделе Великого ​поста​ на исповедь, и видит, что батюшка исповедует около «Благодатного Неба», (​местная​ Икона Божьей Матери), и что спереди все стоят богатые важные лица; с прискорбием ​думает​ она, что где же ей попасть на исповедь когда собралось такое ​множество​ именитых, важных лиц. Вдруг батюшка вызывает ее и говорит: «​Иди​ клиросом, а в народ не ходи, тебе ​вредно​». Оказалось, что у Софьи Анисимовны были на теле чирьи; пастырь духом ​прозорливости​ узнал это и, чтобы она не повредила себе, велел ей свободно пройти по амвону. Болели у неё однажды зубы так сильно, что не хватало ​терпения​ переносить эту мучительную боль; тогда она спрашивает у батюшки позволения пойти к доктору, батюшка отвечает ей, что доктор не поможет, а нужен Небесный Врач. Пришла она домой, зубы еще ​больше​ разболелись; в ​сильном​ страдании​ подошла она к портрету ​батюшки и говорит​: «Батюшка, помоги, сейчас тащу». Взяла она щипцы, стала вырывать зуб, но не могла его вытащить, а только сорвала эмаль. Боль ​усилилась​, не знала она, как дождаться и утра. На другой день пошла она в Архангельский Собор, встала на ​исповедь​; вдруг батюшка из толпы вызывает ее: «Иди ко мне; что с тобой раба Божья»? «Батюшка у меня терпения нет: зубы болят», отвечала она. А батюшка на это как бы с укором замечает ей: «Деточка, срывать не надо» и осенил ее своим ​благословением; после этого зубная боль тут же прошла.

Батюшка зорко наблюдал за Софьей ​Анисимовной​; он видел​ её и ​большие​ и малые дела, все открывал ей на ​исповеди, чем возбуждал в ней благоговейный трепет и восторг​.

Приходит она раз к одной знакомой, которая не могла постичь тайны благодати пастыря и неправильно смотрела на его великую духовную деятельность. В благородном ​негодовании​ за такое недостойное суждение Софья ​Анисимовна​ начала горячо и ​порывисто​ доказывать всю неправильность и неосновательность её мнений, ясно обрисовывая всю красоту духовных ​действований​ пастыря, глубину его мудрости и провидения.

Пошла она после этого в Собор; батюшка с любовью и ласкою благословляет ее и говорит: «​Сонечка​ ты меня все ​хвалишь, мне это очень тяжело, не надо так», показав ей все величие своей праведной души, которая ​смиренно​ избегала похвал и отличий. ​

Пришла ​ Софья Анисимовна раз на дом к батюшке, но, так как батюшка был очень слаб, то няня не хотела докладывать о ней и решительно объявила, что батюшка ​не велел никого ​принимать​. Софья Анисимовна стала упрашивать ее доложить о ней. Сострадательная няня отправилась и ​доложила батюшке. Батюшка, не смотря на свою слабость и ​изнеможение​, велел ее пустить к нему. Няня стала просить ее поменьше говорить батюшке, чтобы не ​беспокоить​ его. Софья Анисимовна обещала, но батюшка, встретив ее, ​поступил​ ​иначе. Он повел ее в приемную комнату и стал расспрашивать, зачем она пришла? Софья Анисимовна, помня наказ няни, поспешила возразить батюшке, что ей хотелось только получить от него благословение. Но пастырь, видя, что много горечи и скрытого страдания накопилось в её наболевшей душе, ​пожелал​ все снять с ​нее​ и облегчить наболевшее сердце. «​Расскажи​ мне, все расскажи, деточка», – словами нежного любящего отца ласкал ее пастырь. Душа её вся раскрылась и она все рассказала батюшке. Пастырь, видя такой благоприятный для себя ​момент, стал обильно насаждать в открытой глубоко преданной ​душе​ ревностное стремление и преданность Господу: он изрек ей ​глубокие назидания, как идти к Господу, как украшать себя смирением, незлобием, ​состраданием к ближним. Пришла еще раз как-то Софья Анисимовна к батюшке на дом (когда он уже не служил в Соборе) и стала ​разглядывать​ его лицо, в полной уверенности, что он не видит; вдруг пастырь, оком прозорливой мудрости познав о её ​любопытствующем​ наблюдении над ним, полушутливо сказал: «​Сонечка​, зачем ты на меня смотришь»?

Вот что рассказывает бывшая послушница​ Маша Шишкова​.

Пошла она раз в церковь «Нечаянной Радости», батюшка взял ее на ​исповедь​, причем отечески – ​любяще​ положил свою руку на её плечо. Благодатное ​прикосновение​ пастырской​ руки потрясло весь её организм, так что она ​долго​, неудержимо плакала, не понимая, что с ней творится.

Потом ей захотелось ​поступить​ в монастырь; обратилась она к батюшке за благословением и стала проситься в ​монастырь, батюшка ничего ​не​ ответил. 3 раза ​обращалась​ она к нему с той же ​просьбой​, но всякий раз он сердито молчал; наконец, наскучив её приставаниям, он, молча, ​перекрестил​ ее.

И вот Маша поступила в Страстной монастырь; ей назначили​ послушание ​печь​ просфоры. К несчастью​, она ​оказалась​ неспособной к этому труду, так как от ​сильного​ жара у ней ​кружилась​ голова, послушание же это назначалось на 10 лет; ей пришлось удалиться из монастыря; вот почему провидец – пастырь и не благословлял ее ​поступить​ туда, а так как она самовольно собой ​распорядилась​, то и ​получила за это должное наказание.

Пришла раз Маша в Собор; у ней была такая ​тоска, ​что она не знала, что делать. Вдруг слышит она слова ​Евангелия: «Придите ко Мне все ​труждающиеся​ и обремененные и Аз упокою вас». Эти слова сильно поражают ее; точно ​прикованная стоит она и смотрит на пастыря, его благодатное вдохновенное лицо ясно показывает о его ​величии​; она тут же решила, что ​больше​ никуда не ​пойдет​ отсюда.

На другой день она пришла в Собор к обедне. Вынула за батюшку просфору и подала ему. Батюшка дал ей на обмен свою и промолвил: «А это в нашем монастыре ​пекли​». Потом Маше ​очень​ хотелось попасть к батюшке на исповедь; стоит она и ​думает​, вероятно, ее батюшка не возьмет. Вдруг батюшка проходит мимо неё, берет ее за руку и говорит: «Я тебя возьму», тем озаряя ее надеждой и утешением. Через некоторое время он, действительно, возглашает: «Марию ​из монастыря» (хотя она и не поминала ему о своем ​имени​). Он поставил ее перед аналоем, стал ​исповедовать​; когда после исповеди она стала давать батюшке деньги, то он сердито ​сказал: «Кто вас этому научил», не взял денег, а дал ей ​образок​ Спасителя. В другой раз он сам дал ей и после исповеди 1 руб., прибавив: «Он​ вам пригодится», дал и ​образок​ Рождества​ Христова.

Месяца 3 походила она к батюшке; ей опять захотелось поступить в ​монастырь​, она решилась попросить у Батюшки благословения, ​подошла​ она к Кресту, но не успела еще и слова выговорить, как вдруг благодатный пастырь сам дал ей наставление​: «Ведь у нас тоже монастырь, вон какая обитель»; взял ее за руку, поставил рядом с ​собой​, для укрепления её на вновь начавшемся ​поприще​ духовного ​воспитания​ ласково ​благословил ​ ее и дал ​большую​ просфору, как бы желая показать ей, что она нашла здесь для себя​ самый подходящий и наилучший монастырь, а о другом не должна больше и думать.

Через некоторое время ее ​стали переманивать в Кронштадт​, она была в нерешимости, ехать ли ей туда, или оставаться​ в Москве. Хотела она попросить у батюшки благословения​ поехать туда, но не успела еще, и заикнуться об этом, как он сам ответил ей: «Ты никуда не езди».

Жила она однажды с одной больной страждущей ​личностью​, которая мучила ее и выводила ​из​ терпения. ​Намучившись​ с ней, она решилась оставить ее и пошла к батюшке на дом за благословением. Только что хотела сообщить ​батюшке​ о своем намерении, как батюшка возгласил: «Мне и солнце​ перестало светить, а вы и немножко потерпеть не хотите», показывая сколь великое страдание, претерпевает он ради нас, тогда​ как мы и малое не можем безропотно перенести.

Однажды у Маши целую неделю, болели зубы. Что она ни делала​, ничего не помогало. Пошла она к батюшке за всенощную, батюшка рукой дотронулся до больной щеки, и зубы моментально перестали болеть. Однажды Маша приобщилась Святых ​Таин у батюшки; ​и после​ этого встретилась с одной девушкой, которая своими неразумными рассуждениями о религии потрясла весь её дух. На другой день пастырь, желая опять поставить ее в должные рамки духовного порядка и благоустройства, ​Заботливо спросил ее: «Деточка, как ты день то провела вчера? Что с тобой было»? Взял за руку и, желая опять духовно освятить ее и наградить ее за её религиозную ревность, он снова удостоил ее принять Святые ​Таины​; все смятение её сразу прошло, на душе стало отрадно и покойно. Чтобы убедить ее, как опасно ​вступать​ в религиозные прения с ​маловерующими​ испорченными ​людьми​, батюшка назидательно сказал ей: «Ни с кем не спорь о религии».

Одна женщина ​немирно​ жила с мужем; грубый, ​невоспитанный​, он часто резко обходился с ней и тем волновал и ​расстраивал​ ее. Познав величие батюшки, она и мужа старалась​ привлечь к нему, ​понимая,​ что только великий пастырь может​ вразумить, облагородить его и направить по должному ​истинному​ пути; но бурливый и неподатливый муж редко покорялся жене и, отправляясь вместе с ​ней​ к батюшке, часто на пути уходил от жены.

Однажды пришла она в храм, сильно взволнованная такой проделкой мужа, подходит под благословение; батюшка ​обращается​ к кому то и, указывая на нее, ​произносит​: «Вот какой у неё муж, пойдет с ней вместе, а дорогой ​убежит​ от неё; она и остается одна».

Случилось так, что деверь её отдал квартиру ​каким-то изуверам (толстовцам), которые ​осмеливались​ ​произносить​ кощунственное​ суждение о духовных подвигах, о хождении в храм, о таинствах, и, так как ей приходилось с ​ними​ ​встречаться​, то ​они​ сильно смущали ее своим пагубным лжеучением. Приходит она раз в Собор за Архиерейское богослужение; по окончании служения выходит батюшка из храма, ​благословляет​ народ и, обращаясь к стоявшей возле неё барышне, говорит​: «Вот как толстовцы то учат: пей, ешь, лежи, спи и спасешься​». Эти слова так поражают ее, что сразу же отрезвляют от чада пагубных заблуждений, которые своим хотя ​мимолетным​ прикосновением, но все, же смутили ясность и правильность её верования, ​благодатно​ насажденного самим пастырем.

Однажды, идя в храм, она уговаривала мужа тоже ​придти туда; он обещался, но зная, как муж с трудом приходил туда, она не надеялась на него; по окончании службы ​подходит она к Кресту, а батюшка и говорит: «А муж, то ведь твой пришел и тем ответил ​ей​ на её беспокойство за мужа; ​действительно​ и муж её подошел к Кресту; батюшка, желая ​поощрить ​его к дальнейшему посещению храма, радостно обратился к нему: «спасибо, что пришел помолиться».

Идет​ она однажды в Собор, а муж подозрительно ​говорит​ ей: «Где у тебя деньги – то? Смотри не бери, а то там оберут​». ​Приходит​ она к батюшке, батюшка с укоризной ​обращается​ к ней: «Деточка скажи, обирал я тебя когда-нибудь»? В сильной ​горести​ на такую укоризну пастыря, она возражает: «Что вы, дорогой батюшка»? понимая к кому направлены эти слова, и кого обличает пастырь. ​Стоит​ она раз с одной духовной ​дочерью​ батюшки – Авдотьей Петровной, дожидаясь получить благословения; они перебирают в разговоре ​житейские​ мелочи. Авдотья Петровна, между прочим, высказывает некоторое ​сожаление​ о продолжительности Петровского поста (в тот год он был​ велик), причем ​жалостливо​ замечает: «то-то бы я ​молочка похлебала​»; проходит батюшка мимо них и ​обращается​ к стоявшей тут же Прасковье​ Филимоновне: (которая ​высока​ ростом) «Ты-то велика, а ​Петровки​ – то еще больше тебя, то-то бы молочка ​похлебала​».

Была она замужем много лет; детей у неё не было; она сильно сокрушалась об этом и роптала, явился ей во сне ​батюшка​, положил ей какого-то младенца на руки и сказал: «Возьми этого младенца и вскорми его»; после этого она совсем успокоилась и не роптала.

Много ​чудес​ и ​исцелений​ видела эта духовная дочь ​батюшки. От своего ненаглядного пастыря; с великой любовью и заботливостью охранял он ее, как малое беззащитное дитя, он видел её великую преданность к нему, он видел её тяжелую жизнь с грубым и непросвещенным мужем, всеми силами старался утешить и облегчить её семейные неурядицы. Он заботливо воспитывал и её мужа, по возможности ​шлифовал его твердую неподатливую натуру, старался размягчить и его ​сердце​, сделать его доступным ​жалости​ и состраданию, ​способным​ понимать духовные требования жены, и тем сгладить неровности и шероховатости, которыми была усеяна их семейная ​неуладица​. Он оберегал её​ физические​ силы и здоровье и часто говорил ей: «Деточка, береги свои ​силы​. Что ты так шибко бегаешь?! Ведь тебе силы нужны ​будут​». Он зорко ​наблюдал, чтобы какое-нибудь постороннее пагубное веяние не ​омрачило​ ясности её сложившихся духовных суждений и взглядов, а потому так во время ​обличил​ лжеучение толстовцев. Потом когда она ходила на ночные ​молебны​ в часовню Святого ​Мученика Пантелеймона, батюшка, понимая, что ночью в эту часовню приводят, так называемых, «порченых» людей, которые ​своими отрывистыми бессвязными речами потрясающее действуют на душу человека, строго запретил ей ходить ночью туда, говоря​: «Не надо ходить»; он требовал от неё послушания и зорко следил за исполнением его. Как то утром ​после​ обедни обратился к ней и спросил: «Что нынче не была там»? Она ответила, что не была; тогда батюшка успокоительно заметил: «Ну вот не была, я и узнал тебя; а если бы была, я тебя и не узнал».

Когда батюшку переводили из церкви Нечаянной ​Радости в Архангельский Собор он, понимая, как тяжело его духовным​ детям расстаться с любимым храмом горячо ​сочувствовал​ им, стараясь облегчить их томительное горестное состояние. Невозможно описать то блаженное ощущение, которое охватывало человека в этой маленькой благодатной церкви, – это​ была полнота довольства, душевного удовлетворения, восторга, умиления.

Вдохновенный пастырь наполнял весь храм своей горячей пламенной верой, своими ​славословиями​ Сладчайшего ​Спасителя​, своими дивными делами обновления, укрепления, ​исцеления​.

При​ своем переходе​ в Архангельский Собор батюшка ​любяще​ ласкал всех и говорил: «О чем вы горюете»?! Я там буду старшим; вы не плачьте, как здесь ходили ко мне, так и там будете». И действительно, он украсил ​Собор своей благодатью и ​мудростью​ и тоже сделал его местом ​целения​, отрады и обновления.

Собралась однажды эта духовная дочь батюшки на родину, батюшка неохотно пускал ее туда, но видя, что она рвется, он сказал: «Ступай, погости»! И что же! Ей там было очень плохо; свекровь невзлюбила​ ее и все роптала на нее; она не знала, как поскорее возвратиться ​в Москву. ​Приехала она домой, пошла в храм к батюшке; батюшка спрашивает: «Ну, что, деточка, каково погостила? Рады тебе были»? ​ Когда​ же она пришла в последний раз на дом к батюшке, то при виде своего дорогого, незабвенного пастыря, который был уже настолько слаб, что сидя принимал посетителей, она неудержимо стала рыдать, будучи не в ​состоянии​ сдержать себя. Пастырь​, понимая её душевную муку, старался облегчить ее и с великой нежностью обратился к ней: «Деточка, как это ты ко мне пришла». Своими ласковыми ​сочувственными словами​ он ​благодатно​ подействовал на нее и тем, хотя немного успокоил и утешил.

Однажды на второй день Рождества, батюшка, давая ей просфору​ тяжело вздохнул. Приходит она домой, а товарищи уже увели её мужа, и он только поздно ночью вернулся назад, чем, конечно, ​сильно​ измучил жену.

Она еще ​рассказывает​, что у одной женщины муж выпивал; она его все посылала к батюшке на исповедь, муж не соглашался и говорил: «Зачем я к нему пойду, тут я ​священнику​ 20 копеек дам за исповедь, а ему надо 1 рубль дать». ​Однакоже​ она как то его уговорила, он пошел к батюшке. Батюшка взял его ​исповедовать​. Когда он после исповеди подал батюшке 1 рубль, батюшка ​быстро​ сказал: «Зачем мне 1 рубль, давай 20 копеек» и этим так поразил пришедшего, что тот сразу понял, какой пастырь стоит перед ним.

Рассказывала еще другая духовная дочь батюшки, что ​однажды​ в ​Лазарево​ Воскресенье она так сильно наказала своего 3-летнего сына, что он лишился сознания. Муж её посылал ее к доктору, но она побежала в Архангельский Собор, пришла туда, когда пели причастный стих, она заплакала и произнесла: «Господи, Господи, Ты ​воскресил​ Лазаря, воскреси и сына моего». После обедни, батюшка вышел в Северные двери, она ему ​рассказала​ о ​своем​ горе, тогда он ​благословил​ ее и сказал​: «Приходите с ​ним​ завтра». Она в ​недоумении​ подумала, ​какже​ я могу придти с ним завтра, когда он лежит без сознания; она еще раз ​обратилась​ к ​пастырю​ и сказала, что младенец больной, и его никак нельзя принести. Батюшка отрывисто возразил: «Что я буду говорить»? Пошла она домой, вошла в квартиру, мальчик её уже сидит на стуле, как ни в чем не бывало; от великого волнения она не могла ​удержаться, заплакала, ​произнеся​: «Ну, чудеса – Твои ​Господи​»! На ​другой​ день она ​пошла​ с ребенком к батюшке и причастила его.

Лежала она больная в расслаблении и думала: что же это я на вечный помин за себя не подала»? ​Вдруг​ ​явился​ на ​яву к ней батюшка в голубой ​рясе​ и камилавке, он ​перекрестился​ и произнес: «Господи Иисусе Христе, Боже Наш» – дальше​ слов батюшки она не могла запомнить, только осталось в её ушах имя Голиафа – «Сам ​Бессмертный​ Дарю...» и, окончив эти ​последние​ слова, он сделался невидим. ​

Решилась​ она женить старшего ​сына​ и ​пошла​ в Собор, чтобы попросить у батюшки благословения. Батюшка вышел в южные двери, она подала ему просфору и попросила ​благословить на женитьбу сына. Батюшка ничего не ответил, взял просфору и ею же благословил ее. Пришла она домой, а сын её стал расспрашивать, что ей ответил батюшка, знав​, что батюшка ничего не сказал, он стал уговаривать мать поехать к Преподобному ​Сергию​, чтобы пойти за благословением к старцу ​Варнаве​. Мать согласилась, и они поехали. Сходили они к отцу ​Варнаве​ за благословением, и когда она возвратилась в Москву, то вскоре же утонул у неё 9-летний мальчик – Сережа.

В страшном горе пришла она к батюшке, а ​батюшка на это высказал ей: «зачем ты ездила к Троице? Не ездила бы, он был бы жив». Потом он ​вдруг изменился, оказался​ в ризе, а под правой рукой у него, прижимаясь к нему, стоял её утонувший мальчик.

Пораженная таким чудесным ​видением​, ​она​ не могла ​опомниться; тогда ​пастырь​ предстал перед​ ней в прежнем виде и сказал: «смотри никому не сказывай».

Перед ​своей несчастной ​кончиной​ её сын Сережа ​видел замечательный сон. Так как он плохо ​учился​, то мать под​ Новый год ​больно​ наказала его, и он с горя заснул. Наутро он встает и говорит: «Мама, мама какой я сон ​видел: батюшка Валентин взял меня на ​руки​, и мы с ним полетели на небо; там так было хорошо, что я не могу и рассказать тебе. Мне дали 3 иконы: одну – Распятие, другую икону Божьей Матери, а третью – Преподобного ​Сергия​; потом ​насыпали​ целый карман частичек (которые вынимают из просфор), дали еще просфору и мы с батюшкой оттуда слетели».

После этого мальчик жил только до июня месяца, После печальной ​кончины​ сына мать ​никак​ не могла ​успокоиться​; под влиянием такого тяжелого горя, она так ​ожесточилась​. что стала роптать на пастыря. Идет она в домик пастыря​ и читает псалом: «​Живый​ в ​помощи​ Вышнего»... Увидав ее батюшка обращается к другим и говорит: «Вон это, христианка что ли»? и велит няне подать ​просфору, потом подпускает​ ее к себе и спрашивает: «Ты что ​христианка что ли»? Она ответила: «Да батюшка, христианка». «Ну, крестись», повелел ей пастырь, она ​перекрестилась​ настоящим крестом. «Ну так», одобрительно заметил он ей; с тех ​пор​ ​греховные​ мрачные мысли оставили ее, и она ​успокоилась​.

Вот что просила меня ​написать​ одна духовная дочь ​батюшки​ ​девица​ Соня ​Ушакова​.

Батюшка однажды долго не брал ее на ​исповедь​; она очень ​этим​ огорчалась, ​стоит​ за обедней и слышит​, как ​читает дьякон Евангелие о сеятеле. После обедни ​пошла​ она домой, размышляла о Евангелии и не ​знала​ к какому зерну ​применить​ качества своей ​души​, и сильно ​заскорбела​. Вдруг слышит, окликает ее батюшка, (он ​ехал​ мимо неё), ​подзывает​ к себе и говорит: «Так не надо думать; ​помни​ одно, что ты есть​ зерно мною ​посеянное​, которое должно ​взойти​». После этого она совсем ​успокоилась​.

Старушка ​Игнатьева​ рассказывала. Однажды батюшка долго не брал ее на исповедь; она все не понимала, ​почему​ пастырь ​так поступает с ​ней​. Батюшка дал ей понять, что она ​провинилась и, указывая на нее, сказал раз княгине ​Шаховской​: «Я на нее ​эпитемию​ наложил». Но старушка все-таки не могла разобраться в этом. Уже ​спустя​ ​довольно​ времени батюшка, наконец, взял ее на исповедь и сказал: «Я тебя потому наказывал, что ты без разрешения моего, постом ​попила​ молочка и съела ​яичко​».

Тут только она ​вспомнила​, что действительно Петровским​ постом ​позволила​ себе съесть ​яичко​ и выпить молочка, не ​спросившись​ у пастыря.

Она была 3 года больна: у ней было ​помешательство​, так что она одна ​бродила​ по городу, и дочери её ​сильно​ сокрушались о ней. ​Случилось​ так, что она забралась за город и попала в болото, так что 2 прохожие мужчины с трудом вытащили ее оттуда.

Дочь её Марья Степановна: ​решилась​ попросить​ батюшку помолиться​ за мать. Она ​приготовила​ заздравную ​записку​ и 1 рубль денег и положила в карман. ​ Пришла​ она в церковь, ​батюшка уже ​исповедовал​. Зная, что не пройти ей теперь к ​пастырю​, она встала на исповедь, чтобы передать батюшке записку. ​ Батюшка​ взял ее исповедовать, а на исповеди ​она и​ совсем и позабыла про ​записку​, рассказывая свои ​грехи​. Вдруг батюшка прерывает ее и говорит: «А что у тебя в кармане: записка что ли»? Тут только ​вспоминает​ она ​зачем ​ пришла на исповедь, достает записку и деньги и ​просит​ батюшку помолиться за мать. Батюшка отдает ей деньги назад и говорит, что ​помолится​. И что же! Помешательство у ​старушки​ совсем прошло, она стала окончательно здоровой. Спокойно начала ​ жить​ с ​дочерьми и не предпринимала больше ​никаких​ экскурсий. Наталья Степановна рассказывала, что у ней опасно заболела мать в деревне. Она ​служила​ у ​барыни​, которая по её просьбе отпустила ее на ​месяц​ ​съездить​ к ​матери​.

Наталья ​Степановна пришла в Собор к батюшке, рассказала ​ему​ о ​своем​ горе и попросила его взять ее на исповедь перед отъездом. Но пастырь отказал ей: сказав: «​Там поговешь​». Она поехала к матери​ и все недоумевала, где она ​сможет​ ​поговеть​ там. Действительно, мать её была при ​смерти​, но, ​по​ святым молитвам батюшки, по приезде дочери быстро стала ​поправляться​, так что через 2 недели была уже совершенно здорова. Кто-то ​предложил​ Наталье Степановне съездить к Тихону ​Калужскому (что было ​недалеко оттуда); ей очень захотелось съездить туда, она сообщила о том матери, которая тоже пожелала поехать вместе с ​ними​, и вот у Тихона Калужского они ​поговели​ и приобщились Святых ​Таин​. ​Таким образом, ​исполнились​ слова пастыря: «Там ​поговеешь​».

За Наталью Степановну сватался жених, она пошла в Собор попросить благословения у батюшки.

Пришла она к всенощной и встала около Образа Усекновения Главы Иоанна Крестителя. Идет батюшка по храму, подходит к ней и говорит: «Невеста, ​посторонись​»! (хотя она еще ничего не высказывала пастырю о ​своем​ желании выйти замуж и о сделанном​ ей предложении).

Вера Ивановна ​Попова​ периодически страдала сильными головными​ болями. Она прежде все ходила в Благовещенский Собор, но однажды опоздала туда к обедне; ей сказали, что она еще ​может​ застать обедню в церкви «Нечаянной Радости», так как там богослужение совершалось позднее, чем в других церквах​. Пошла она туда, отстояла обедню, молебен; после молебна подходит к Кресту. Батюшка вдруг останавливает ее, дает ей выпить Святой воды, оставшуюся в кружке выливает ей на голову (хотя она ничего не говорила ​ему​ о своих болях). И что же! Боль ​вскоре​ прекращается.

Через неделю она опять пришла в церковь Нечаянной ​Радости​; батюшка, проходя мимо неё, вдруг обратился к ней и спросил: «что ​боли​ нет»? Пораженная Вера Ивановна ​ответила​, что нет. «Ну, вот и хорошо», ​возразил благой​ пастырь и как ни в чем не бывало, пошел ​дальше​. ​Невидимо рассыпая дары мудрости и целения.

Одна духовная дочь батюшки ​ Дуняша​ рассказывала, что её приемный отец Поликарп​ ​опасно​ заболел сердцем. Такая была сильная боль, что он на крик кричал. Пошла ​Дуняша Собор к батюшке, подошла к нему под благословение и сообщила про болезнь отца. «Что у него болит»? – спросил ​батюшка. «Сердце»​? И велел ей после обедни подойти к Северным​ дверям. После обедни он вынес просфору больному и ничего не сказал. Дуняша​ ​однакоже​ не успокоилась и, провожая батюшку, продолжала допрашивать его: «Батюшка, что же теперь делать, так ли пройдет или послать за доктором»?

Батюшка ничего не ответил и прошел мимо. Но ​Дуняша​, понимая, что ей без указания пастыря нельзя и возвратиться домой, ​осмеливается​ еще раз ​обратиться​ к нему с тем, же вопросом. Тогда батюшка со вздохом возражает ей: «Ох, как ты мне тяжело делаешь; иди домой, так все пройдет». ​Приходит​ она домой, а Поликарп уже ​совсем​ здоров и занимается ​своим делом. Батюшка говорил: «Мои духовные дети, это как в школе ученики; и у ​учителя​ бывают непутевые ученики, так и у меня; всех я учил, наставлял, а многие не сохранили моего учения, разметали его и остались ни с чем».

Авдотья Степановна ​Яковлева​ рассказывала, что у неё сильно ​болели​ ноги; она не знала, что делать, пришла она к батюшке на исповедь, рассказала ему о своей болезни. ​Выслушав​ ее, батюшка слегка коснулся её ног, и они мгновенно сделались крепкими и здоровыми.

Потом она сообщает, что у одной женщины очень болело ухо. На исповеди она рассказала батюшке о своем горе; ​батюшка​, успокоил ее. Когда она встала на колени, и он накрыл ее ​епитрахилью​, сам приподнял ее с колен за больное ухо, она не ​могла опомниться​ от боли; потом боль ​вдруг прекратилась​, и ухо ​совсем​ ​исцелилось​.

Одна ​простая неграмотная​ женщина Маша (​Степановна​) ​ходила​ еще к Нечаянной Радости; пришла она раз больная в церковь, ​купила​ ​Святую​ Икону Царицы Небесной и подошла к батюшке под ​благословение​; он ее благословил, и вскоре Господь дал ей ребенка, но, так как и у ней не было средств к жизни, то она ​поступила кормилицей в один дом ​и​ там по великим молитвам пастыря выучилась грамоте: 7-летний мальчик в том доме ​учился​, и она вместе ​с​ ним. Но прежняя жизнь ​манила​ ее своим ​весельем​, и она продолжала пить вино. Подходит она раз к батюшке, а он и говорит: «Ты прежде была слепа, а теперь. Спаситель ​отверз​ тебе очи, читай ​Евангелие​». Не губительное зелье все тянуло ее; наконец, одним постом решилась она с ​помощью​ Божьей ​преодолеть​ это ​влеченье​. Батюшка после ​этого​ взял ее на ​исповедь​ и спросил, как она поживает? Когда она высказала свое желание, то он ​с​ ​особенным​ значением сказал ей: «Аминь, аминь, аминь»; с тех пор у ней совсем​ отпала страсть​ к ​вину​.

Потом она ​решилась​ оставить есть мясо, пришла в Собор; батюшка благословил ее и ​сказал​: «​Исполни​, все, что ты задумала». С тех пор она перестала, есть ​мясо​.

Одна докторша дошла до крайнего душевного ​расстройства и ​решилась​ покончить ​с​ собой​, но ​милосердый​ Господь чудесно показал ей ​батюшку​. Кто-то посоветовал ей пойти в храм Нечаянной Радости; она пошла туда, батюшка сразу взял ее на ​исповедь​ и долго исповедовал; после чего она стала глубоко верующей ​христианкой​, привела к батюшке и своих знакомых​.

Одной девушкой Татьяной Петровной овладело ​искушение​: где только она ни бывала, и у схимников и у затворников,– ничего не помогало. Указали ей на батюшку. Пошла она и стала дожидаться его у церкви.

Батюшка​ приехал, взял ее за руку, ​повел​ в церковь, ​потом​ взял на исповедь и сразу все снял.

Одна особа ​жила​ гражданским браком; пришла ​она​ в церковь Нечаянной Радости; батюшка, проходя мимо нее, резко сказал: «Уйди блудница». Она поразилась, так как ​ничего не говорила батюшке о своей жизни; вторично, когда она стояла около Образа Божьей Матери, батюшка снова подошел к ней и сказал: «Отойди блудница». Это так на нее подействовало, что она горячо стала молиться ​Богу​ и потом вступила в законный брак.

Другая особа, тоже ​состоявшая​ в гражданском браке, пришла к батюшке на исповедь и хотела покаяться, но не могла высказаться. Тогда пастырь берет от неё свечку, зажигает ее перед Образом и говорит: «Пусть так же возгорится душа твоя, как эта свеча».

Тут разом слезы подступили к ней, она зарыдала и во всем открылась батюшке. Тогда ​пастырь​ промолвил: «​Пришли его ко мне».

«Батюшка, он не пойдет» ответила она. «Непременно пришли» настаивал батюшка. Действительно он ​пришел​ к батюшке, батюшка вразумил его, и он соединился законным браком с этой особой. По молитвам великого пастыря они стали жить счастливо и спокойно.

Прасковья Матвеевна ​Цурикова​ уговаривала однажды своего дедушку сходить в Собор к батюшке, но он все не ​соглашался​ и говорил: «Зачем я пойду в Архангельский Собор? И в ​Чудовом​ монастыре есть хороший батюшка; лучше к нему пойду»! Наконец, все-таки уговорила она его ​поговеть​ у ​батюшки​. Он пошел на исповедь. Как только ​Батюшка​ увидал его, то обратился к нему и сказал: «Иди в ​Чудов​ монастырь и там хороший батюшка».

Одна простая женщина очень скорбела о своей жизни, так как не ладила с мужем. Она обращалась к разным ​знахарям​, гадалкам, чтобы опять привести его к себе, но ничего не ​помогало​. Кто-то посоветовал ей обратиться к батюшке, она ​пришла в церковь, подошла под благословение, батюшка заметил​ ее: «У людей скоро, да не споро, а у Бога трудно, да зато прочно».

С тех пор муж опять стал любить ее, и ​они​ ​зажили в мире и согласии. ​

Крестница​ Прасковьи Михайловны ​Сотниковой ​– ​Нюша​ еще маленькой девочкой бывала в церкви Нечаянной Радости. После, когда она вышла за богатого человека в Ярославль, постоянно вспоминала об этом храме, при всяком приезде в Москву заходила туда и говорила крестной: «Больше​ я нигде такого утешения не нахожу как у батюшки, когда он меня ​благословлял и давал ​просфорочки​». Когда она была еще девочкой, батюшка дал ей образок Николая Чудотворца и сказал: «Ах, не тот; нужно бы Образок ​Божьей Матери​; ну, после». И что же? она вышла замуж за Николая!.. потом ​разошлась​ с ним и стала часто ездить в церковь Нечаянной Радости.

Умерла ​одна​ бедная прачка; после неё осталась девочка Маня. Узнав об этом батюшка сказал: «Бог дал нам дочку»; с тех пор с ​великой​ заботливостью постоянно ​следил​ за ней. Он определил ее в ​Варваринский​ приют, где она жила до 17 лет, научилась хорошо шить гладью; из приюта батюшка определил ее на место, потом выдал, замуж и наделил приданым.

Одна девушка Саша рассказывает, что её крестный привез из деревни маленькую сиротку ​Анюту​, ей был еще только годик; она была вся больна, голова её вся налилась как от водянки. Ноги у неё еще не действовали; приходилось носить ее на руках. Пошла она в Собор, чтобы ​причастить​ больного ребенка, ​витала​ около гробниц; вдруг батюшка прямо ​направляется​ к ней и целует ребенка. После Святого Приобщения девочка заметно окрепла; у ней головокружение прекратилось, Саша, стала​ ее часто приобщать; через 2 недели девочка уже стала вставать на ножки, вскоре совсем выздоровела, До 8 лет она была крепенькой ​здоровой​ девочкой, и одна без ​присмотру бегала на дворе. Но, так как ​Саша сама​ ​жила​ в крайней нужде, то ​пастырь​ ​понимал​, что долго девочке нельзя ​жить​ у ней, так как надо было ​заняться​ её правильным ​воспитанием​. Он ​попросил​ Сашу: «Пусть она у вас ​останется​ до ​осени​, а там мы ее ​устроим​». И вот в конце июля, очищенная, ​наделенная ​высшей​ благодатью Святого приобщения девочка светлым​ ангелом полетела на небо, чтобы воспевать и ​славословить Господа в сладостных благодарственных ​гимнах​ (она заболела, отвезена была в больницу, где и скончалась).

Это все одиночные случаи великого попечения дорогого ​хранителя ​– батюшки; разве возможно их все ​пересказать и перечислить? Каждый день его благодатной жизни был наполнен, украшен ​ими​. Кипучая деятельность пастыря ни днем, ни ночью не знала покоя: днем в заботах, ночью в молитвах, она подобно прекрасному калейдоскопу поражала своей ​красотой, богатством внутреннего содержания и, сияя тысячами благодатных​ лучей, проникала во ​все​ уголки обширной ​земли​ русской, все, ​очищая​, исправляя, украшая. По истине только ​благодатный​ ум ​мог все это обнять, обновить, воспитать, ​укрепить​!

24 Апреля 1911 года день ​памяти​ батюшки (день Ангела), как и все ​поминовенные дни, праздновался очень торжественно. Целый день было несметное множество народа; приходили ​духовные​ детки воздать поклонение ​своему​ неоцененному пастырю, которому они были всем обязаны: и ​счастьем​ и радостями жизни и духовным и материальным благоустройством. До ​позднего вечера толпился народ, будучи не в ​состоянии​ оторваться от родной могилки, которая ​покоила​ в ​себе​ тело великого ​молитвенника​ и дивного пастыря.

И вот, ​поздно вечером, ​приходит​ со​ службы на могилку одна барышня, тоже духовная дочь батюшки, сильно расстроенная и в ​большом​ горе. Поклонившись своему дорогому пастырю, она обращается к одной своей знакомой и рассказывает ей, что сестра её вдова находится в крайне опасном душевном ​потрясении​. Она почти ничего не ест, говорит о каких-то своих великих грехах, даже покушается ​лишить​ себя жизни. Можно понять, что должна была переживать семья, состоящая из старушки​ матери, сестры больной и её сына, молодого человека, ​служащего​ на приличном месте.

Больная постоянно высказывается, что она такая ​величайшая ​грешница​, что ей не может быть и ​помилования​ от Господа, а потому она должна покончить с собой. Она избегает храма и ​молитвы​, боится всего духовного, забирается в чулан и ​сидит там целые часы к великому ужасу домашних, которые, в постоянном страхе за нее, не знают, что и делать.

И вот измученная барышня – (сестра больной) изливает на могилке все свое душевное страдание и горечь.

Знакомая её, которой она изложила свое горе, поручила ее находящейся здесь же на могилке матушке Елизавете Васильевне, которая, выслушав в чем дело, решилась помочь несчастным. Дорогой пастырь и по смерти облегчил – горе. (Елизавета ​Васильевна​ узнала, что больная живет около храма Казанской Божьей Матери, Чудотворная Икона была особенно чтима​ ею).

Елизавета Васильевна на другой же день отправилась к больной. Та встретила ее крайне сурово и не хотела говорить с ней. Такой прием нисколько не ​устрашил​ матушку. Ей уже несколько раз приходилось иметь дело с подобными ​больными​. Она знала, что в таких случаях нужно возложить все упование на помощь Божью. Она постепенно стала уговаривать больную ходить в храм Божий, подготовляя ее к Святому Таинству ​Приобщения​, которое своей ​всесильной​ благодатью единственно может целить и исправлять подобную духовную немощь.

Принявшись за такое благое дело, матушка ​решилась​ не отступать ​от​ него, а ​потому​, не смотря на обидные ​увертывания больной, преспокойно сама заходила за ней, и вела ее в храм. Больная в лицо ей сыпала ​всевозможными оскорбительными​ замечаниями​, ​не​ хотела ​собираться​, почти выгоняла матушку, но Елизавета Васильевна не смущалась этим. Она понимала, что враг всецело овладел своей жертвой и не может легко расстаться с ней. Но с верующей и смиренной матушкой врагу трудно было бороться: все его нападки она смело отражала силою​ Креста и ​Именем​ Господним; посрамленный ​дьявол​ должен был ​удалиться​.

Итак, дело начато. Больная ходит в церковь, вот ее уже приводят на исповедь к весьма уважаемому пастырю отцу А.,(он служит в маленькой церкви в одном ​из​ переулков Пречистенки). Он исповедует ее, ​очищает​ от духовного омертвения и ​допускает​ к святейшим ​Тайнам​. Только того и надо было ревностной Елизавете Васильевне. ​Возрадовалась она, что омраченная ​дьявольским​ вторжением душа, наконец, очистилась и ​осветилась​.

Дальше дело пошло быстро и радостно. Несколько раз больная приобщалась Святых ​Таин​; стала чувствовать себя лучше и лучше. Елизавета Васильевна повезла больную на ​могилку​ к батюшке и горячо благодарила своего дорогого попечителя​, что он дал ей ​возможность​ несчастную страждущую опять вернуть в лоно церкви. Вскоре после того больная раз сидя​ в комнате, вдруг ощутила такое ​спокойствие​, такое ​тихое, блаженное состояние, что вполне поняла, что с неё все ​снято​, и она ​совсем исцелилась​ от прежнего ужасного духовного недуга, который мог повергнуть ее в пропасть гибели и отчаяния. Теперь она совсем здорова, ходит в храм Божий, часто приобщается Святых ​Таин​, ходит на могилку к дорогому пастырю и благодарит его за свое чудесное исцеление.

Марфа Евдокимовна, после смерти батюшки, все роптала, что ей нечем жить, и что батюшка ее никуда не устроил. Вдруг во сне является ей батюшка, в ​митре​, ​красивой​ ​ризе​, затканной прекрасными цветами и говорит ей: «Что ты все ропщешь на меня, что я тебе ничего не оставил, а Крест на моей ​могиле​, разве я тебе не оставил его? Это мое наследство. На всем ​кладбище​ нет ​больше​ моего ​Креста». Но Марфа Евдокимовна возражает ему: «Крест то большой, да мне то что»? Тогда ​батюшка​ подошел к ней, с великой любовью перекрестил ее и сказал: «Что же может быть лучше Креста»? как бы давая ей этим понять, что он оставил ей высшее ​сокровище​, которое драгоценнее всего для человека–это веру в Господа и любовь к Нему.

В другой раз ​видит​ она во сне батюшку, он ​подходит к ней и говорит: «Марфа, я за тобой пришел, я давно уже слежу за тобой, вижу, что тебе пора домой ​идти​», и ее вдруг охватывает такое состояние, что она чувствует, что она кончается​. Тогда, ​будучи​ еще ​сильно​ привязана к жизни, она боится расстаться с ​жизнью,​ и ​говорит​: «Батюшка погоди, дорогой».

Батюшка укоризненно говорит: «Все, по-твоему; как при жизни своей все, по-твоему, делал, так и теперь! Ну, хорошо, подожду. Приду, когда ты захочешь». Она в страхе и трепете​ проснулась; сильно была потрясена таким замечательным и ясным сновидением, которое показало ей, что её дорогой ​хранитель​ пастырь, более 20 лет при своей жизни руководивший ею, и теперь ​охранно​ и зорко наблюдает за ней и спасительно ​ведет​ ее к вечности, ​любяще​ предупреждая, что пора уже оставить все земное, а что надо стремиться всеми своими ​мыслями​, чувствами и желаниями к ​Единому​ вечному прекрасному блаженному

​Свету Божества.

Елизавета Васильевна ​Воскресенская​ рассказывает, что она через год после смерти батюшки видела его во сне: он явился ей и сказал: «Матушка, возьмите к себе Анну, она находится при учительнице, при школе, у ней дочь», потом остановился и произнес: «Юлия». И что же! внук её Борис Викторович вскоре сам нашел себе невесту ​Анну​; они счастливо ​обвенчались​; у них родилась дочка, которую они и назвали Юлией; теперь ​все​ вместе живут с матушкой (Анна Николаевна – супруга ​Бориса​ ​Викторовича​ ​действительно​ работала в ​девушках​ ​при​ школе ​Ламановой​).

У дочери Анны Никитичны ​Львовой​ – ​Лизы сильно заболела рука; сделалась рана, она пошла в ​Екатерининскую​ ​больницу​. Там осмотрели её руку, ​перевязали​ и велели опять ​придти​ на перевязку​. На другой раз доктор сказал, что болезнь очень ​серьезная​, может произойти заражение крови, причем​ предстоит опасная операция, так, что надо лечь в клинику.

Лиза испугалась и ​пошла​ за советом к одной знакомой, которая первым делом направила ее на могилку к батюшке, чтобы ​попросить​ у него ​помощи​ и исцеления. Они ​решились​ ​вместе​ на другой день поехать туда. Лиза ​приложила​ к больной руке земли с могилки батюшки. В то же время ​ощутилась острая боль и руку сильно жгло. Но ​после​ этого быстро ​почувствовалось​ облегчение. Когда же она опять пошла в ​больницу на назначенную ей перевязку, то доктор, осмотрев её руку, с удивлением ​спросил​ ее, что она делала с ​рукой​, ибо опасность миновала​, так что не нужно и делать операции​.

Вот как драгоценный целитель батюшка и теперь мощно ​облегчает страдания и боли людей, с верою и любовью ​прибегающих к нему.

У Прасковьи Михайловны ​Сотниковой Великим​ постом 1911 года разболелся палец; она показала доктору, он ​сказал, что надо скорее отрезать его, потому что может сделаться Антонов огонь. Больная ​однакоже​ не поверила ему и обратилась ​ к главному доктору, тот тоже ​подтвердил​, что опасность велика, и, что ​если​ она не решится отнять его, то придется ​отнимать всю руку, потому что скоро начнется заражение крови. В сильном горе едет она на ​могилку​ батюшки; в пальце страшная боль, так что уже несколько дней она нигде не находит себе покою. Приехав на могилку, она всей ​силой​ своей веры и ​любви к батюшке просит его помочь ей, так как ей ​предстоит большое ​несчастье​ ​лишиться​ пальца ​или​ даже всей ​руки​. Со ​слезами​ ​просит​ она дорогого пастыря ​исцелить​ её опасную болезнь, не сомневаясь, что если он при ​жизни​ своей предотвращал самые ​великие​ ​опасности​, то и теперь быстро может откликнуться на её горячий вопль и великий непостижимый пастырь своей ​небесной​ всеутешающей помощью, тотчас же показал ей что и по смерти ему дороги и приятны его преданные духовные ​детки​, и он никогда не оставит их​ ​сирыми​ и безутешными. Припала Прасковья ​Михайловна​ к могилке, взяла земли вместе со снегом, ​приложила​ к воспламененному пальцу и завязала его (что ​сказали​ бы ​скептики? доктора на это)? Палец был уже багровым​. Сам пастырь ​при​ конце своей ​жизни​ ​сказал: «Если вам что нужно будет, то ​придите​ к могилке моей; я тут же услышу вас и все и исполню​».

И вот ​Прасковья​ Михайловна чувствует, что боль сразу затихла, но она еще боится верить своему счастью; приезжает домой, развязывает палец и что же! он совсем опал, стал беловатым, воспалительного процесса и помину нет. Она ​боится даже говорить ​родным​, все еще как бы ни доверяя совершившемуся​ чуду. ​Встает​ она на другой день, палец совершенно нормален: ​ни боли, ни ​опухоли​ –​ничего​ нет. Тут уже ​радости​ конца не было. ​Сейчас​ же поехала она на ​

кладбище​, по​просила отслужиить​ благодарственную ​панихиду​ на ​могилке​ 6атюшки​, горячо благодаря ​своего​ ​неоцененного отца – пастыря​, за ниспосланное ​по​ его молитвам чудесное исцеление.

У старушки Александры ​Исаевны​ заболела ​поясница​, боль была такая ​сильная​, что она ​разогнуться​ не могла, Знакомый её Сергей Васильевич навестил ее и сейчас же ​посоветовал ей ​съездить​ на могилку батюшки. Александрушка ​согласилась​, ​только​ не знала, как она доедет до кладбища. ​Действительно при​ каждом толчке пролетки, была такая острая боль, что невозможно было сидеть. Наконец, слава ​Богу​, доехали и до кладбища​, на могилке​ ​Александрушка​ припала к земле и молила дорогого ​пастыря​ облегчить её боль, так как ей трудно было и дышать. И что же! тут же почувствовалось облегчение, поехала домой, а боль совершенно уже ​утихла​, так, что даже ​явилась​ возможность на пути заехать к знакомым.

У жены аптекаря М. была ​сильная​ внутренняя болезнь. В 3 месяца она совсем вся ослабла и ​извелась​, все время она ​лечилась​: но ​никакие​ лекарства не помогали. Тогда она ​решилась​ съездить на могилку ​батюшке​. Кое-как доехала на извозчике​, насилу подошла к ​могилке​. Она стала горячо ​молиться​, просила батюшку ​облегчить​ её болезнь и помочь ​ей​, как он всегда помогал ей при своей жизни, взяла с могилки землицы, всыпала за ворот. И что же! сейчас же почувствовала облегчение, так что могла уже бодро и радостно ​дойти​ до ​извозчика; по приезде домой болезнь её совсем прошла.

Мария Викторовна очень сильно заболела в день ​Михаила Архангела; десять дней пролежала она в опасности; на 11-й день видит во сне батюшку, будто бы он служит в Соборе. По ​окончании​ обедни подзывает он ее к Северным дверям и говорит: «Пойди-ка ко мне»; потом дает ей в белом ​платочке просфору, она просыпается, ей становится легче, и она вскоре выздоравливает.

В другой раз она заболевает ​глазами​, является ей во сне батюшка и дает 2 свертка; она развертывает и видит в одном старинный образок Николая Чудотворца, а в другом – Георгия Победоносца. ​Просыпается​, ей становится легче, ​идет на батюшкину могилку, просит отслужить панихиду, берет ​земли​ с могилки и ​прикладывает​ к глазам. Отец Иоанн, служивший ей панихиду, говорит ей, что по молитвам своего батюшки она ​исцелится​. Действительно, глаза стали совершенно здоровы.

Соня ​ Ушакова​ рассказывает, что 3 ​зимы​ трескались у неё пальцы. Наступала опять зима, она с горечью думала как она будет работать больными пальцами. Пошла к батюшке на ​могилку​ и стала просить его помочь ей. И вот после того она ​видит​ во ​сне​ батюшку, он является ей и надевает ей на палец ​кольцо​. Надо заметить, что такое точно кольцо лежало у неё, и она его не носила: оно было привезено ей из Киева одной ​знакомой. После сна она сейчас же надела это кольцо, и ​пальцы её всю зиму не болели.

Одна духовная дочь батюшки А. Н. рассказывает, что её родственница ​ осенью​ 1911 года ​получила​ сильный ревматизм и лежала, ​недвижима​, руки и ноги её совсем опухли, она даже не могла сама ​напиться​ или взять платок. 3 доктора её лечили, удивляясь, где это ​она​ могла так сильно простудиться. А. Н., душевно скорбя о ней, поехала на батюшкину могилку​ и просила дорогого ​утешителя​ помочь больной; потом взяла с ​могилки​ воску и веточку и прямо с могилки направилась к больной. Она начала ей рассказывать, сколько чудесного видела она от батюшки уже после его смерти в своей семье. Больная лежала недвижимо: казалось, она уже потеряла всякую надежду,​ на чью либо помощь. Однакоже ​ такие живые рассказы подействовали​ и на нее: маленькая тонкая ​искорка​ ​вспыхнула​ в ней слабым боязливым огоньком, готовая при каждом ​мгновении​ быстро потухнуть. Но пастырь не даром прислал к ней свою преданную духовную дочь: он захотел и ее спасти и ей возвратить счастье и здоровье. И вот больная пожелала иметь что-нибудь с могилки батюшки. Тогда А. Н. ​положила кусочек воску (со свеч, которые часто ​возжигаются​ на могилке) в ​бутылку​, налила бутылку водой и дала больной выпить этой воды. Больная пила эту воду 5 дней, на 5 день руки и ноги у неё зашевелились; мало-​по​-​малу​ она стала владеть и руками и ногами​, потом несколько раз ездила на могилку батюшки; теперь​ чувствует себя совершенно здоровой.

Трехлетняя деточка Леночка Князева​, как то неправильно наступила на ножку, и почувствовала такую сильную боль, что, не переставая, кричала от ​боли​. Что тут делать, девочка уже тяжелая, нести ее трудно, а надо во что бы то ни стало скорее отправиться на дорогую могилку. И вот, несмотря на холод и ​сильную​ вьюгу, (это было 9 декабря), мама с великим трудом усаживает ее в ​колясочку​ и тихо, осторожно ​везет на кладбище (они ​жили​ недалеко оттуда). ​И подъезжают​, к могилке, она сажает свою деточку на могилку, а сама просит дорогого целителя обратить на них​ милостивый свой взор и помочь девочке. И вот девочка уже не кричит, ​болезнь, но уже не такая острая, она даже слегка может ступить​ на ножку. Усаживает мама ее опять в ​колясочку​ и ​везет обратно, причем сторож ​с​ удивлением посматривает, как это мать ​решилась​ в такую ​ужасную​ погоду везти ​постуже ребенка. ​Однакоже​ все получено; ​семья​ опять счастлива и ​спокойна​. ​Привезла​ она Леночку домой; та сейчас же крепко заснула​; проснулась и свободно уже могла ходить по комнате.

Поля ​Илларионова​ опасно заболела, она была в сильном жару, вся воспламенилась и тяжело дышала. И вот при таком страдании она обращается к маме и говорит: «Мама, я чувствую, что я умру». Мама её, вся измученная опасностью её положения, начинает успокаивать ее, ​однакоже​ она хорошо ​понимает​, что воспаленное состояние ​быстро​ может пресечь жизнь её дочки. И вот садится она около дочери, с ​беспокойством наблюдает за ней и в то же время горячо просит дорогого своего покровителя ​пастыря​ спасти её девочку. Вдруг видит она, что жар у больной как будто ​стал уменьшаться​, дыхание ​сделалось правильнее, ровнее, вот и лоб из ​воспаленно​-красного принял слегка красноватый оттенок. Не веря своим глазам, она подходит, щупает лоб, и о чудо! Он ​сделался​ влажным. Девочка тихо спокойно спала. Что же! проснулась больная и порывисто​ заговорила. «Сейчас приходил ко мне батюшка ​Валентин​ и сказал: «Деточка! Зачем ты боишься, что будешь горькую чашу ​пить​, (она от кого-то слышала, что человеку перед смертью дают пить горькую чашу, и очень ​боялась​ этого); я своим даю не горькую чашу, а сладкую; не бойся ты не умрешь, смотри, приходи ко мне на могилку, (1 Сентября – день рождения ​пастыря​). Ешь​ то же что и мамочка твоя кушает​; у ​вас​ скоро введут языки, займись ими, я тебе помогу». Девочка​ вскоре же встала и смогла поехать 1 Сентября на ​батюшкину​ могилку. И в ​церковно-приходской школе ​Рождественского

монастыря, где она ​училась​, действительно, стали преподавать французский и немецкий языки, она занялась ими и, не смотря на трудность, смогла усвоить их.

У ​Зиночки ​ ​Илларионовой​ целый месяц был тяжелый сухой​ кашель, он сильно беспокоил ее и подтачивал её ​здоровье​. Поехала она на батюшкину могилку; по возвращении домой стала откашливаться, и кашель вскоре совсем прошел.

У Мани ​Илларионовой​ сильно заболела нога; совсем не могла она ​ходить​, мама повезла ее на кладбище, с ​трамвая​ сели они на извозчика. Она еле-еле добралась с извозчика до могилки​; как только помолилась там, приложилась к Кресту и к могилке, то почувствовала, что боль её утихла, что она ​свободно​ ​может​ ​ступить​ и бодро и спокойно дошла до трамвая.

У матушки Елизаветы ​Васильевны​ сделалась сильная боль под ложечкой, точно тело мучительно нарывало. С трудом собралась она на кладбище, помолилась на могилке, приложила листиков с дерева к больному месту, ей сделалось лучше. По возвращении домой боль совсем прекратилась.

Матрена Степановна рассказывала, что у одной женщины сильно болела грудь, она посоветовала ей съездить на могилку и приложить ​листиков​ и землицы к телу – боль прошла.

Николай Иванович ​Решетников​ страдал флюсом; он так сильно мучился, что не находил себе места. Пришел он к матери, та читала батюшкину книгу, он взял книгу, приложить​ батюшкин портрет к больной щеке, лег и заснул. Когда он ​проснулся​, то боль совсем прошла; поехал на кладбище​ отслужить благодарственную панихиду по батюшке.

Валя Воробьев был опасно болен, у него была сильная горячка, несколько дней он метался в жару, и вот к нему явился дорогой батюшка и благословил его, и родные даже ​видели, как он ​радостно​ привстал на постели, сложил ладони, чтобы получить благословение и проводил ​радостными​ глазами ​удаляющегося​ пастыря; ​и после​ этого он совсем выздоровел.

Одна порченая кричала на могилке: «Никто меня не ​исцелит, ​только​ батюшка Валентин. Я бы всех разорвал, кто обращается к нему; только не могу, очень ​сильно​ он за ​них ​молится​».

​Одна​ ​женщина​ некоторое время находилась в ​летаргическом​ сне, причем ходила по мытарствам; ​очнувшись,​ она стала рассказывать всем, как ужасно это восхождение, и как, строго и жестоко обращаются мытари (злобные духи) с душой. Так на ​одном​ мытарстве она была задержана, но явился ​священник​, что-то дал мытарям и они ее ​пропустили​ (она знала батюшку Валентина только по слуху). Женщина спросила: «Что же я не вижу отца Иоанна Кронштадтского и отца Валентина»? «Да разве они здесь»? –​ отвечали​ ей: «Они​ святые». Вдруг раскрылось небо, и она увидела в ​великом​ сиянии отца Иоанна Кронштадтского и батюшку Валентина.

Один духовный сын батюшки Онуфрий долго был без места и ​сильно​ бедствовал. Пришел​ он на кладбище​, стал горячо молить пастыря, чтобы он послал ему какое-нибудь дело, сел на лавочку и забылся. И вот видит, что ​подходит к нему батюшка в облачении и в митре, подает ему 2 ​просфоры и говорит: «Одну возьми себе, а другую снеси прежнему своему хозяину в ​Хамовники​» (действительно Онуфрий был прежде на фабрике в ​Хамовниках​). Очнувшись, он озирается, видит, что просфор нет, а ​между​ тем батюшка так ясно явился ему, точно не во сне. Он преклоняется перед могилкой и горячо благодарит пастыря за такое дивное явление. На ​другой​ день он идет в храм, вынимает две просфоры, одну за батюшку, а другую за своего бывшего хозяина и отправляется в ​Хамовники​.

​Пришедши​ туда, он расспрашивает дворника, кто управляющий​ и, узнав, что ​прежний​, просит его доложить ему, что пришел Онуфрий. Управляющий велит позвать его, но он не решается войти к нему, так как оказывается плохо одетым.

​И тогда сам управляющий вышел к нему и повел его к себе.

Онуфрий рассказал ему о своем сне, подал ​просфору​, попросил​ ​сходить​ к ​хозяину​ и попросить за него.

Как только управляющий доложил хозяину, что пришел Онуфрий, хозяин с радостью воскликнул: «Пусть сейчас же придет ко мне, я давно ​ищу​ его, и не знаю, где найти». И Онуфрий тут же ​поступил​ на место. Так ​великий​ помощник батюшка быстро ​откликнулся​ на мольбу Онуфрия и устроил его.

Соня ​Ушакова​ рассказывает, что 6 Ноября 1911 года, хотя она и причащалась, но очень было тяжело у ней на душе, потому, что ей очень хотелось ​уладить​ одну сильно расстроенную семью, и она не знала, как к этому ​приступить​. От обедни она пошла к батюшке, встала, около могилки, начала горячо ​молиться​ и так ​углубилась​, что даже не замечала окружающих людей, с ​великой​ верой просила она пастыря, чтобы он ​облегчил​ её тяжесть. И вот по молитвам ​пастыря​ ​явилась​ возможность помочь​ несчастной семье, которой угрожала ​неизбежная​ гибель и отчаяния.

Одна девица желала ​выйти​ замуж, но женихи были ей неподходящие; одного ​стали​ ей сватать, очень он ей понравился, но она боялась, что он не возьмет ее.

Наслышалась она много про батюшку, и вот ​пришла​ она к нему на могилку помолиться и ​попросить​ благословения; дело все уладилось, она вышла замуж, муж оказался человеком хорошим и богатым.

Соня ​Ушакова​ рассказывает, что однажды ушибла себе глаз, сделалась боль, она очень ​перепугалась, ​пришла​ к ​батюшкиной​ могилке и стала ​молиться​; потом маслом из лампады​ помазала глаз, и боль ​утихла​.

Авдотья ​Степановна Яковлева​ служила прежде в ​писчебумажном магазине на Арбате; батюшка при своей ​жизни сказал ей: «У нас с тобой 2 ​магазина​ будет». Как-то разговорилась​ она об этом с матушкой Елизаветой Васильевной, та ее стала убеждать, что раз пастырь ​говорил​ это, то ей надо устраивать это дело. Но средств мало! ​Как​ быть. Является ей на выручку её двоюродная сестра, которая с ​готовностью​ желает помочь ей в этом важном деле. ​Отыскивается​ ​небольшой​ уютный ​магазин​ на ​Плющихе​ недалеко от ​матушки​, так что является возможность ​посещать​ ее и подкреплять в этом сложном​ трудном деле. ​Когда​ все в магазине было устроено, то первым делом пригласили Чудотворную Икону Козельщан​ской​ Божьей Матери, под покровом которой прежде жила ​много лет. И когда ​окончился​ молебен, началась торговля. ​Через​ 8 дня пригласили еще ​святыню ​- Чудотворный Образ ​Иоанна Воина, как грозного ​разрушителя врагов. Мало по ​малу магазин стал ​расти​ и украшаться ​картинами​ духовного содержания.

Один священник в годовой помин батюшки (20 июля) приехал к нему с семьей на ​могилку​ и сам ​отслужил​ по нем ​панихиду​. Видя такое ​искреннее​ почтение своей ​памяти, батюшка ​щедро наградил​ семью. Был у них сын, ​который окончил семинарию и перешел в Академию, год проучился ​он ​и​ весьма похвально. Когда​ подана была просьба о ​назначении ему стипендии, то вскоре же получился ​удовлетворительный​ ответ​. И каково же было их изумление, когда ему ​назначили​ ​стипендию​ имени отца Валентина. (Семья батюшки распорядилась устроить стипендию на его имя в духовной Академии, так как он сам учился прежде там).

Саше ​Кротовой ​ приснился батюшка, она ​подходит​ к нему, он благословляет ее и спрашивает: «Ну, как ты теперь поживаешь​»? Она отвечает, что, слава Богу, все хорошо, только вот в материальном отношении очень трудно. Тогда батюшка дает ей 5-рублевый золотой и когда она совестится принять его, то он ​решительно​ заставляет взять деньги. Это было в Прощеное​ Воскресенье, а Великим постом она стала получать много заказов из булочных на бумажные цветы для куличей и ​пасох​. ​Кроме​ того она приготовила много цветов на ​Вербу ​(так называется гулянье с выставкой всевозможных изделий, игр и лакомств), так что к Святой выручила ​всего​ около 5ОО рублей (48О рублей.) – вот что означал 5-рублевый золотой ​батюшки​.

Елизавета Васильевна рассказывала, что одна прислуга Татьяна заболела; хозяева стали уговаривать ее есть скоромное​ по постным дням, но она от этого еще сильнее ослабела, чувствовала себя очень плохо; во сне явился ей батюшка и ​сказал: «Не ​ешь​ мяса по постным дням». Она исполнила его приказание и вскоре же поправилась.

Одна женщина овдовела и вторично хотела выйти замуж, батюшка явился ей во сне и не велел вторично выходить замуж.

Прислуга ​Воробьевых​, Матрена, слыша, что господа её читают в столовой проповеди батюшки, тоже ​пристроилась послушать их; вдруг ​видит​ она, как целый сноп ​огненных​ искр поднимается от книги, живописно развиваясь по воздуху; ничего не понимая, начинает она приглядываться, протирает глаза, думая, что это обман зрения, но искры, одна другой ярче и красивее, как бы вдогонку стремятся друг за

дружкой. Видя её изумленный устремленный на книгу взгляд, господа её спрашивают, что с ней; в великом волнении рассказывает она им о своем видении. Через некоторое время это видение исчезает.

Этим великий ​пастырь​ хотел ​показать​, что ​пламенные словеса его проповедей, подобно огненным искрам, проникают в сердце читающих (или слушающих), ​попался​ все их неправильности, ошибки и ​заблуждения​.

Будем же до конца своей жизни озаряться этим снопом

его огненных лучей, и он не оставит нас в вечности, так как он сам сказал, что «с ним никто не погибнет». Аминь.

Батюшка, увидав Якова ​Никитича​, ласково ​благословил его и сказал: «На счет Ивана ​Яковлевича​ вы не ​беспокойтесь, все будет благополучно».