К вопросу о сущности христианского брака

Ясное и определенное учение православной церкви о христианском браке в последнее время крайне обезображено и извращено тенденциозными умствованиями современных публицистов, проповедников «нового пути» в области богословского знания и нравственной жизни. В вопросе о браке эти публицисты, под предлогом уяснения внутренней, таинственной сущности брака и правильного воззрения на него, усиливаются выразить свои цинически-тлетворные взгляды и грубо-чувственные инстинкты. Объявляя содержимые церковью и разделяемые нашим законодательством воззрения на брак, – односторонними, современные публицисты ухищряются заменить их новоизмышленными, потворствующими расслаблению нравов и ласкающими чувственность мнениями. Рассчитывая заинтриговать читателя и навербовать сторонников, современные публицисты, ничтоже сумняся, принятые и установившиеся церковные понятия о браке обзывают наследием византийских идей, сложившихся и перешедших в византийское законодательство под влиянием аскетических, словом монашеских тенденций. Эти-то тенденции, по их мнению, обезобразившие брачное право Византии, послужили источником и почвой для тех ригористических, как бы не евангельских, требований, которыми обставлен у нас институт брака и которые отодвинули христианский брак от его подлинной сущности. Подобные разсуждения, оказываясь совершенным абсурдом, являются ложными в виду того исторического факта, что выраженные в Евангелии, раскрытые в Посланиях Апостольских понятия христианского брака, были восприняты церковным сознанием и стали проникать в церковную практику и прививаться к жизни первых христиан, –сряду же по их вступлении в церковь, т. е. задолго до появления монашества, a еще более до регламентации византийского законодательства по брачному праву. Христианская церковь с самого начала, взяв под свое руководственное покровительство христианскую семью, внедряла в нее и семейные, и брачные евангельские начала. Послания св. апостолов переполнены наставлениями в этом именно духе. Первым христианам, имевшим глаза видеть и уши слышать, оставалось только воспринимать эти наставления и переводить в действительную жизнь. Первые христианские писатели, в своих свидетельствах, ясно открывают нам проникновение этих наставлений в действительную жизнь и присутствие их в семейных и брачных отношениях. История докладывает, что аскеты и девственники древней церкви, жившие среди других и не оставлявшие общества, были первыми пионерами, отражавшими в своей жизни обеты воздержания от брака, и подвиги целомудрия и девства. Они, – первые в своем поведении положили начало тому образу жизни, который в Евангелии признан уделом тех, кому дано свыше и того состояния, которое приравнивает земных людей к небожителям. Византийское законодательство пошло навстречу церковным воззрениям уже в то время, когда эти воззрения вполне обрисовались в церковном сознании и выразились в действительной жизни. Оно воспринимало, усвояло, ограждало и охраняло своими постановлениями церковные начала брака. В последовательных своих постановлениях, оно признало церковное венчание единственно законной формой заключения брачного союза в то время, когда церковная, словом таинственная, сущность христианского брака была уже готовой стихией для византийского законодательства и когда участие церкви в заключении брачного союза христиан имело свои глубокие корни в практике. Византийское законодательство, относительно брака, вообще развивало в своих постановлениях то, что было сознано церковью и выражалось в ее принципиальных законоположениях. Христианский брак, с первых дней христианской церкви, мыслившийся особым установлением, словом таинством, был признан таковым и со стороны государственного закона в его определениях, ограждавших чистоту, святость и нерушимость супружеской жизни. Современные публицисты, объявляя все сии признаки христианского брака порождением византизма и византийских политических учений, грешат и против церковного авторитета и против истории христианского развития. He византизм указывал и диктовал христианской церкви принципы ее внутреннего благоустройства, – напротив христианская церковь – выраженные и предначертанные для нее в Евангелии, раскрытые и изъясненные в посланиях св. апостолов, начала, – сама развивала и применяла к жизни на общечеловеческой основе, но с уважением к племенным, политическим и географическим условиям народного быта. Развиваясь внутренне и действуя в этом направлении, христианская церковь, те животворные начала Евангелия, вносила в отвердевшие формы политического, общественного и государственного быта Византии. История докладывает, что государственная власть Византии охотно открывала дверь для влияния церкви на народную, семейную и общественную жизнь, предоставляя ее предстоятелям-пастырям заведование делами разных отраслей политической сферы. В этом случае, государство пользовалось услугами церкви для своего внутреннего благосостояния, – как в свою очередь церковь не отказывалась от покровительства государства для своего внешнего благоденствия. В этом и выражался тесный, взаимный союз церкви и государства, который, при правильном его направлении и вел человечество к истинному благу и счастью. Сторонники «нового пути» глубоко грешат перед истиной, когда в церковных установлениях византийского периода усматривают отклонение церкви от ее начальных, евангельских принципов в сторону государственного режима и чрез то все церковные установления объявляют не выражающими подлинного духа церкви. Подобное умозрение оказывается парадоксальностью слепоствующего в церковных вопросах ума: Евангелие всегда было и не переставало быть верой церкви. – Церковь в свою очередь всегда была и оставалась жизнью по вере Евангелия. Вера есть духовная сила, озаряющая ум сознанием и созерцанием откровенной истины; церковь есть орган и проводник этого духа для влияния на жизнь человеческую. Поэтому Евангелие не понятно без церкви и церковь не отделима от Евангелия. Сторонники «нового пути», усиливаясь истолковать евангельские и вообще откровенные истины без разумения церковного и даже вопреки церковному сознанию, только сплетают колючие терния лжи и заблуждений.

Подтачивая устои христианского брака византийским их происхождением, будто бы необязательным для нашего времени, сторонники «нового пути» не могли не сознавать своей скользкой беспочвенности; ибо и византизм мог быть истинным выразителем христианских идей. Поэтому они повернули в другую сторону, святотатственно коснувшись, цинической своей мыслью, самой сущности христианского брака, таинственной его стороны, стараясь отожествить последнюю с чувственными вожделениями греховной природы человека. В этом направлении они, – существенные признаки христианского брака его, – таинственность, святость и нерушимость –ухищряются понимать, истолковывать и объяснять по своему. Таинственность брака у них почти не выделяется из психической области и не поднимается выше половых, симпатических влечений одного супруга к другому. Святость таинства брака почти сполна замыкается в предполагаемую чистоту, непорочность и безупречность плотских, супружеских отношений. Нерушимость брака отождествляется с добровольным согласием и готовностью супругов продолжать сожитие до вспышек взаимного раздражения и неудовольствия. При этом вовсе, не слышно упоминания об обязательном, нравственном, решительном подчинении игу брака, как добровольно, с ясным и твердым сознанием, принимаемому на себя супругами подвигу бескорыстного, в пользу друг друга, самопожертвования, ограничения своих капризных склонностей и привычек, обуздания своей чувственности и возведения своих помыслов на высоту нравственную. При подобных представлениях, таинственная сущность христианского супружества совершенно испаряется и христианский брак низводится на степень плотской половой связи, при которой супружеские отношения представляются не удовлетворением половых, не чуждых греховности влечений, а одухотворяются и возводятся на степень таинственного священнодействия. Подобные воззрения настолько необычны и разрушительны, что пролагают торный путь ко всякого рода безнаказанным увлечениям. Если не остается приражение никакой греховности и плотской нечистоты в половых отношениях супругов, то не имеют для себя никакой почвы требования от супругов воздержания от излишнего сладострастия. Апостол говорит: во избежание блуда каждый имей свою жену и каждая имей своего мужа (2Kop.7:2). Отсюда ясно, что в основе половых отношений лежит нечистота, которая как бы затушевывается при вступлении в брачный союз, вследствие того, что в сем случае, супруги добровольно осуждают себя на ограничение своих чувственных влечений. Современные публицисты идут далеко в сем вопросе и не смущаясь заявляют, что половые отношения безупречны, что плотские вожделения супругов в браке, освященном церковью, получают характер святых отношений, устраняющих присутствие греховности. На этом заявлении следует и с особенным вниманием, остановиться и размыслить, в виду того, что это заявление есть, как бы тот кульминационный пункт, к которому направлялись и до которого дошли и договорились наши современные публицисты. С этого пункта, как бы с высокой горы, освещается вся их работа, направленная к тому, чтобы оправдать потуги, с которыми они усиливаются поколебать устои христианского брака. Эти потуги только обличают их наклонность, под влиянием жизненных неудач, провести крайне странные воззрения, свидетельствующие о недостатке истинной любви к ближнему и собственного нравственного чувства. B подтверждение того, как низкопробны в нравственном отношении эти воззрения, с какой беззастенчивостью и грубостью они высказываются, воспользуемся последними в этом роде рассуждениями из апрельской книжки журнала «Новый Путь». Здесь пишется: «Сладкое» есть обратное боли и как боль нас останавливает от вредного, так сладкое и вкус сладости даны нам, как притяжение к полезному. Полезнее для рода человеческого, кажется, нет ничего, как размножаться; и вот, отчего, вовсе не самим человеком. соединена с этим сладость. «Сладко – значит грех!» Тогда питайтесь гвоздями вместо хлеба; это достаточно больно и по вашей теории приведет вас к раю… «Сладко» не значит не «грех», не «святость», а только, – «нужно»; а вот нужное, – это уже; правда, праведное, должное; и по этой цели, по этому объекту, к которому гонит нас «сладкое», – и оно само есть тень или пособие, орудие праведности. Если «вообще сладкое» вредно, именно по качеству сладости, – ну, сдерите с себя одежды, питайтесь преднамеренно заплесневевшим хлебом, вытаскивайте вату из ватного пальто и подпарывайте мех на шубе. Право, вся борьба против пола идет из развращенного воображения, которое забыло всю биологическую, всю космическую сторону дела. Послушать, так на «седьмой заповеди» переломилась эра языческая и христианская, послушать еще, – так разница «до грехопадения» и «после грехопадения» основывается только на соблюдении и нарушении «VII заповеди». «Сотворив Адама и Еву, Бог дал им запрещение; не нарушьте VII заповеди; они нарушили, – и пали. Право, ведь таково всеобще понимание грехопадения; почти всеобщее. Но, тогда почему же, в десятисловии Синайском, она не первая? Даже почему, – не единственная? Но знаете ли, она есть точно заповедь первая и заповедь единственная во всех наших богословствующих журнальцах, которые не знают иного греха, кроме «плодиться и множиться» и иного «Соблазнителя», «Лукавого», кроме внушившего человекам: «плодитесь, множитесь, наполните землю». Вот главный секрет почти всех наших богословов, что они грызут только одну эту мочалку, – и из «VII заповеди», закрывшей от них землю и небо, соделали себе Бога Единопоклоняемого. Перечтите все их труды; прислушайтесь ко всем их речам; нет помина о гордости, о скупости, о сребролюбии, о любви к комфорту, о «послушествовании на друга своего свидетельства ложна», но как у маньяка, одержимого «idée fixe», вечно выскакивает идея в роде того, что вот он (маньяк) «стеклянный и пожалуй, разобьется», так у этих «рабов старых заученных тетрадок» вечно выскакивает на языке и в уме страх, что они «разобьются» от «женщины» или об «женщину». И они, как умалишенный в палате, ходят на цыпочках, оглядываются, «умерщвляют» себя, дабы не только не приблизиться, но и угасить в себе желание приблизиться к женщине. «Адам, отвратись от ребра своего, Евы», «Адам, отринь и оклевещи план сотворения твоего», вот заповедь новая и странная»¹. Что сказать по поводу приведенного рассуждения? Ничего другого, кроме того, что эти рассуждения полны цинизма и нравственного глумления. Стараясь укорять богословов в том, что они ложно понимают седьмую заповедь, вопреки божественному предопределению о размножении человеческого рода, автор, приведенного рассуждения, в конец разрушает эту заповедь, утверждая, что испытываемая временная греха сладость от вожделения плоти есть дело полезное для человека и в силу этой полезности нужное человеку, есть, как бы служение долгу, правде, праведное. Возможно ли согласиться с таким рассуждением?

Псалмопевец, Царь и Пророк Давид, исповедуя перед Сердцеведцем Богом свой грех и прося об очищении своих беззаконий, сознавался: в беззаконии зачат и во грехе родила меня мать моя (Псал.50:7). Фарисеи, испытывавшие слепорожденного, – как и от кого он получил прозрение, обличали его: во грехах ты весь родился и ты ли нас учишь (Иоан.9:31). Св. апостол Павел, преподавая свои благожелательные наставления евреям, в заключении своего послания к ним, поучает: брак да будет честен у всех и ложе непорочно; блудников же и прелюбодеев судит Бог (Евр.13:4). Во всех этих и подобных сим местах Св. Писания высказывается, та общая основная мысль, что естественные плотские отношения полов заражены греховной нечистотой. В частности, в благожелательном наставлении апостола Павла, слышится та мысль, что заключенный и христианами брак может быть чужд надлежащей чистоты, и супружеское ложе христиан может быть лишено безупречной непорочности; равным образом и живущие в брачном сопряжении христианские супруги, в своих супружеских отношениях, могут напоминать собой блудников и прелюбодеев, которых ожидает суд Божий. Такие явления, обнаруживая присущую человеческой природе греховную нечистоту, удостоверяют, что эта нечистота, заражая половые влечения, вместе с ними переходит и на супружеские отношения, сочетавшихся браком христианских супругов. Присутствие этой нечистоты и первые следы обнаружений этой греховности заметили и ощутили в себе, еще в раю, наши прародители, после того, как дерзнули нарушить, данную им Творцом, заповедь. Сказав о божественном установлении брака между прародителями, его существе и последствиях, бытописатель, об отношениях первых людей в их брачном состоянии, замечает: и были оба наги, Адам и жена его, и не стыдились (Быт.2:25). Тихие, мирные, безмятежные, дарившие светом и радостью отношения были уделом первых людей, пока к ним не вторгся змий, искуситель с своими губительными и гибельными, тлетворными наветами. Полагая, в вышеприведенных словах бытописателя, изображение последним невинного состояния прародителей, с естественной и нравственной стороны, автор «Записок на книгу Бытия», преосвященный Филарет митрополит московский разъясняет: «приемлемая в нравственном отношении нагота, чуждая стыда, есть знамение внутренней и внешней чистоты. Стыд есть ощущение действительного или воображаемого, но приметного недостатка в совершенстве или в красоте; следовательно, тогда может иметь место стыд наготы, когда она открывает действительное или приводит на мысль некоторое несовершенство, или безобразие, которое, как не может быть делом Божиим, – то без сомнения есть следствие нравственной порчи. Обыкновенное действие стыда есть желание скрываться; но сие желание свойственно делам тьмы, а не делам света. Из сего видно, что нагота первых человек есть такое состояние, в котором они, ходя во свете и истине, ничего не имели скрывать от Бога и совести» (Записки на книгу Бытия, стр. 81–82. Спб., 1819 г.). Безболезненное, мирное и безмятежное состояние мгновенно оставило прародителей, как только они вкусили запрещенного плода. И открылись, говорит бытописатель, глаза у них обоих и узнали они, что наги, и сплели смоковные листья, и сделали себе опоясания (Быт.3:7). Первым следствием греха было ощущение наготы с чувством стыда, заставившее Адама и Еву сплести смоковные листья и сделать опоясания.

Появление этих новых чувств естественно указывает на последовавшее, коренное изменение в человеческой природе, которое расположило потом и Господа Бога сделать Адаму и Еве кожаные одежды и одеть их. Изъясняя сущность этой перемены, автор «Записок на книгу Бытия», пишет: «нагота, которую ощутили согрешившие прародители, была и внутренняя, ибо соединена была со страхом и желанием скрыться от Бога; и внешняя, ибо требовала одежды. Внутренняя нагота знаменует лишение первобытной непорочности и благодати; внешняя предполагает ощущение некоторого несовершенства или нечистоты в теле. Ощущение наготы смущенные грешники думали исцелить опоясанием. Конечно, некоторые части тела особенно подвержены были сему ощущению… Но, поскольку ощущению наготы сопутствует страх Бога; то сие ощущение отнести можно непосредственно к действию совести. В чреслах, которые суть видимый источник и предзнаменование потомства (Быт.24:2; Быт.29:10; Евреев.7:5–10), оно представляет Адаму весь род человеческий; и все роды грехов и наказаний, имеющих родиться от первого греха; и источник благословения Божия представляется ему источником несносного посрамления и мучения. (Запис. на кн. Быт., стр. 96–97).

Таким образом, с грехопадением первых людей превзошла в человеческую природу такая порча, которая сделала последнюю седалищем греховной нечистоты и источником порочных вожделений, которые продолжают жить и отравлять нравственное бытие человека. Следы этого повреждения, со всеми гибельными ее последствиями, открылись в браках сынов Божиих со дщерями человеческими. Поводом, к заключению таких браков, послужило прельщение сынов Божиих красотой дщерей человеческих, т. е. чувственные вожделения. Последствием заключения таковых браков было то, что сыны Божии, живя в супружеском общении с дщерями человеческими, постепенно утрачивали черты духовного богоподобия и предались плотским вожделениям, приведшим к пренебрежению всех возвышенных духовных и нравственных внушений. Умножение на земле, родившихся от таковых супружеств исполинов нечестия, довершило человеческое развращение. Бытописатель говорит: и увидел Господь, что велико развращение человеков на земле и что все мысли, и помышления сердца их были зло во всякое время. И раскаялся Господь, что создал человека на земле и восскорбел в сердце Своем. И сказал Господь, истреблю с лица земли человеков, которых я сотворил, от человека до скотов, и гадов, и птиц небесных истреблю, ибо я раскаялся, что создал их (Быт.6:5–7). Истребление первого мира потопом было вызвано крайним развращением человеческого рода, происшедшего на почве половых отношений в супружествах сынов Божьих с дщерями человеческими.

И после потопа обнажением наготы, выражавшей непристойность, сопровождалось падение праведного Ноя. Хам, посмеявшийся над наготой своего отца, обнаружил тем не только неуважение к нему, но и недостаток собственного целомудрия; напротив, Сим и Иафет в своем поступке обнаружили противоположные чувства. В том и другом случае, правда в противоположных чувствах, заявляло себя одно и то же признание нечистоты в зараженном грехопадением теле. Приготовляя израильский народ к приятию закона на Синае, Моисей повелел в течение трех дней вымыть свои одежды и не входить, не прикасаться к женам, очевидно в знак того, что это было делом нечистым (Исх.19:14–15). Моисей вообще называет мерзостью пред Господом всякое плотское общение, которое было бы допущено с нарушением данных им предписаний, повелевая предавать смерти прелюбодеев и блудников (Лев.20:10; Втор.22:23–24). Строгость законов Моисея, относительно брачных сопряжений, следует объяснять вообще сознанием присутствия плотской нечистоты в половых отношениях. Моисей почитает уже оскверненной ту жену, которая быв отпущена мужем, вступила в супружество за другого и потом снова пожелала бы возвратиться к прежнему мужу (Втор.24:34). Причина такого осквернения очевидно в плотском ее сожитии с другим мужем. Пророк Иеремия почитает осквернением всей страны, то обстоятельство, если бы жена, отпущенная мужем и вышедшая за другого, пожелала бы потом возвратиться к своему прежнему мужу (Иер.3:1). В книге Притчей Соломоновых пишется: кто изгоняет добрую жену, тот изгоняет счастье; а содержащий прелюбодейку безумен и нечестив (Прит.18:13). Все эти заявления выражают одну мысль ту, что половые отношения, на почве плотской связи, нельзя почитать безупречными и что предосудительность их заключается именно в плотской греховной нечистоте. Эта нечистота, заражаясь страстностью, служит источником многих горьких последствий для человека. Нечистая страстность Самсона к Далиле довела его до ослепления. Страстные вожделения царя Соломона развратили его сердце. Вообще, красной нитью чрез Ветхий Завет проходит развиваемая и защищаемая нами, против современных публицистов, мысль, что плотские отношения полов вообще не безупречны и что эта не безупречность, свидетельствуя ο нечистоте половых отношений, переходит и на супружеские отношения в браке, которых нельзя считать святыми в том смысле, будто бы благодать таинства брака, освящая сочетавшихся супругов, перерождает саму их природу. Блаженный Иероним, в одном из своих писем, выражает мысль, что всемогущество Божие беспредельно, но и Бог не может девице, потерявшей девство, возвратить целомудрие.

В «Богословском Вестнике», при обличении иеромонаха Михаила, повторившего в своем публичном чтении «о браке» мысли о святости половых общений супругов, утверждается: «не считаем допустимым или по крайней мере, принятым в богословской науке выражения: общение (т. е. половое) свято. Брак свят, – это конечно сказать можно, но что свято половое общение мужа с женой – такого выражения мы не встречали ни в Св. Писании, ни у отцов и учителей церкви, ни в богослужебных книгах, ни в сочинениях знаменитейших отечественных богословов. Да и вообще, странно называть святым акт, чрез который, по учению Св. Писания, передается в людях, от поколения к поколению, первородный грех. Это выражение введено в употребление лишь некоторыми из наших публицистов, следовать примеру которых для о. Михаила, было по меньшей мере, необязательно» (декабрь, 1902, стр. 640–641).

Вывод из сего рассуждения тот, что понятие святости не приложимо к половому общению супругов и что современные публицисты говорят несообразности, когда таинственную сущность брака думают, отожествлять с половым актом. Это, – грубая ложь, которая осуждается и церковным воззрением на брак.

Христос Спаситель, изъясняя требования Моисеева закона в отношении к христианам, в нагорной проповеди учил: слышали, что сказано древним: не прелюбодействуй. А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал в сердце своем. (Мф.5:27–28). Если один страстный взгляд, со стороны мужчины на женщину, приравнивается Христом Спасителем к внутреннему прелюбодеянию, – то, следовательно, в половых отношениях таится какая-то нравственная зараза. Св. апостол Павел прямо говорит, что хорошо человеку не касаться женщины, но во избежание блуда каждый имей свою жену и каждая имей своего мужа (1Kop.7:1–2). Отсюда, с ясностью вытекает, что христианский брак, – есть средство для борьбы со грехом и как средство, естественно предполагает известный режим для пользующихся этим средством в тех видах, чтобы оно было целесообразным и действительным. Этот режим, – есть своего рода диета воздержания. Так именно и смотрит на брачный союз православная церковь, которая устанавливает свои градации его допустимости. А именно: первый брак церковь благословляет, почитая его установленным Богом, честным и почтенным сожительством, осуждая всякого, кто порицает брак и гнушается им по привязанности к девству и в сознании, будто бы он мешает достижению Царства Небесного. Второй брак церковь разрешает, по словам св. Василия Великого, как врачевство против блуда, а не как напутствие к сластолюбию, подвергая уже второбрачных епитимьи. На третий брак церковь взирает, как на нечистоту, снисходя на него, как на состояние, лучше распутного любодеяния, осуждая третьебрачных на более продолжительнее покаяние. Если уже третий брак Св. Василий Великий называет не браком, который и не составляется по закону, a многоженством, паче наказанным блудом; то о четвертом браке не может быть и речи. Это прямо многобрачие, о котором, по свидетельству Св. Василия Великого, отцы умолчали, как о деле скотском и совершенно чуждом роду человеческому. Высказанные на основании и почти подлинными словами канонов православной церкви воззрения, как бы молотом побивают ласкательные мысли, которыми современные публицисты, на подобие морской сирены, стараются уловить доверчивых в сети, нравственной распущенности, заверяя, что в плотском прилипании полов заключается внутренняя сущность христианского брака, что плотские отношения в браке святы и не подлежат никакому осуждению. От подобных заверений близкий и самый покатый шаг к внебрачному невоздержанию Св. Василий Великий научает: «блуд не есть брак и даже не начало брака. Посему совокупляющихся посредством блуда лучше есть разлучать, аще возможно. Аще же всемерно держатся сожития, то да примут епитимью блуда: но да оставятся в сожитии брачном, да негорше что будет». Настоящее рассуждение св. отца прямо удостоверяет, что всякое, допускаемое вне брачного союза плотское общение, есть греховная нечистота, подвергающая, вступивших в таковое общение, епитимьи, т. е. требующее духовного врачевания. Наш отечественный канонист, толкователь церковных канонов, преосвященный Иоанн, епископ смоленский, удостоверяет, что приведенное правило св. Василия «имеет отношение к сожитию вне брака, которое, в известной степени, дозволено было римскими гражданскими законами так, что постоянное сожительство лиц разного пола имело виды супружества, но не было супружеством и хотя сожительницы не пользовались правами законных супруг, и дети не были признаваемы законными, однако это делалось с ведома правительства, по предварительному ему объявлению об этом, если сожительство было между свободно рожденными, а между вольноотпущенными не требовалось и этого объявления… Св. Василий в своем правиле не признает такого сожития не только супружеством, даже началом брака, а осуждает, как постоянное любодеяние и требует расторжения его; только в случае неодолимого продолжения сожительства или какой-либо невозможности к расторжению его, повелевает оставлять виновных под епитимьей на все время сожития, впрочем, в надежде обращения сего сожития в законный брак: да не горшее, что будет».

В том же направлении изъясняют настоящее правило и греческие канонисты. Вальсамон пишет: «Св. отец делает постановление о тех, которые сходятся блудным образом и говорит, что блуд не считается браком, ни поводом к браку, так чтобы обе стороны уже принуждены были соединиться между собой брачным образом, но лучше разлучать их, т. е. не допускать между ними брачного сочетания, потому что основание такого брака противозаконно и достойно осуждения. Если же та и другая стороны неотступно держатся сожития, не желая разлучаться друг с другом, то пусть подвергнутся епитимьи, как учинившие блуд и затем получат дозволение сожительствовать; дабы не было чего-нибудь худшего, например, чтобы они по разлучении опять не стали тайно грешить блудом, т. е. соединяясь с другими лицами, не нарушили законного брака и не совершили прелюбодеяния, или чтобы в случае препятствия (их союзу) не наложили на себя руки, вследствие горячности своей любви. Такие постановления, прибавляет Вальсамон, как мне кажется, имели место тогда, когда брак составлялся по одному соглашению, но никак и не ныне, когда брак совершается чрез молитвословие и Божественное причащение Тела и Крови Христовой. Ибо, каким образом, соединятся друг с другом брачным союзом те, которые подверглись епитимьи за блуд и не приобщаются таин? Если скажешь, что они после наложения на них трехлетней епитимьи за блуд, не совершали блуда, то не встретишь препятствия к тому, чтобы дозволить им сочетаться законным образом после трехлетия».

При этом Вальсамон делает следующий вопрос: «но кто-нибудь спросит, почему святой в другом правиле определяет, что дева после растления должна сочетаться с растлителем законным образом, а учинившим блуд не прямо дозволяет совокупляться браком, но с ограничением?» Решая этот вопрос, Вальсамон говорит: «Деву после растления, может быть, никто не решится взять в брак, а если не будет дозволено жениться на ней ее растлителю, то она может остаться бесчестной и достойной жалости, а блудница не потерпит такой невыгоды, если не выйдет замуж за того, кто совершил с ней блуд, ибо она лишена была девства другим"… Конец, приводимых рассуждений Вальсамона тот, что «состоящие в блудной связи должны соединяться законным образом». Следовательно, законное сопряжение, по мысли Вальсамона, то, которое, как он говорит, совершается чрез молитвословие и Божественное причащение Тела и Крови Христовой.

Впрочем и заключенный при участии церкви, но без соблюдения ее требований, брак может оказаться не только незаконным, но и лишить, вступивших в такой брак, возможности покаяния. Неокессарийский собор (314 г.), бывший прежде Никейского (325 г.), первого вселенского, говорит: «жена, совокупившаяся браком с двумя братьями, да будет отлучена от общения церковного до смерти. Но при смерти, аще обещается разрушить брак по выздоровлении, да будет по человеколюбию допущена к покаянию. Аще же умрет жена или муж в таковом браке; оставшемуся трудно покаяние». Толкователи церковных канонов «трудность покаяния, для остающегося в живых супруга, видят в том, что кающемуся доверяют в том случае, если он, оставив грех, раскаивается, если же делает зло, то как считать его кающимся или как принять в число кающихся… Епитимия дается тому, кто согрешает и оставляет грех, a не тому кто пребывает в нем, тот остается совершенно отверженным. Почему, кто до смерти не оставил незаконного брака с женой, тот показывает, что если бы она была еще жива, он не оставил бы греха. А как пребывающий, насколько от него зависит, во зле, он должен иметь трудность в деле покаяния». В приведенном правиле рассматривается брак жены с двумя братьями; св. Василий Великий в своем письме к Диодору, епископу тарскому, рассуждает о браке мужа с двумя сестрами. Рассуждения св. отца настолько характерны и назидательны для нашего времени, что| нельзя не остановиться на них.

Св. отец пишет: «от святых мужей нам предан обычай, имеющий силу закона, такой: аще кто, будучи одержим страстью нечистоты, впадет в бесчинное совокупление с двумя сестрами; то и браком сие не почитается, и в церковное собрание таковые приемлются не прежде, как по разлучении друг от друга. Посему, аще бы и не можно было рещи ничего другого, довольно было бы и сего обычая для преграды злу. Но поскольку писавший письмо покушался ложным доводом, ввести в образ жизни толикое зло; то нужно и нам прияти в помощь рассуждение, хотя в предметах весьма ясных у всякого сильнее рассуждения бывает предубеждение. Ибо писано, говорит он, в книге Левит: жену к сестре ее да не поимеши в ревнивую соперницу, открыти срамоту ее пред ней, еще живе сущей ей (Лев.18:18). Отсюда явно быти сказует он, яко позволительно взяти по смерти ее. На сие прежде всего то реку, яко елика закон глаголет, сущим в законе глаголет (Рим.3:19). Ибо иначе, мы подлежали бы обрезанию и субботе, и удалению от некоторых снедей. Ибо неужели нам, когда найдём, что-либо благоприятствующее нашему сладострастию, подчинять себя игу работы закона, а когда какое из предписаний явится тяжким, прибегать к свободе сущей во Христе; нас вопрошали: есть ли в Писании разрешение брать жену после сестры ее? Мы рекли, нет; что и безопасно для нас и истинно; но посредством благовидного заключения установлять мнение о том, что умолчано, значило бы законополагать, а не приводить слова закона. Ибо таким образом, хотящему дерзнуть, было бы позволено и при жизни жены, взять сестру ее. Ибо такое лжеумствование может приспособлено быть и к сему случаю. Писано, скажет он: не поймеши в ревнивую соперницу, следовательно взять не имеющую ревности закон не запретил. Посему защитник страсти речет, яко сестры имеют прав не ревнивый. И так, когда нет причины, по которой запрещено сожитие обеих; то, что препятствует взять сестер? Сего не написано, скажем мы; но и того не определено. Мысль же, выводимая чрез заключение, делает позволительным и то и другое. Надлежало бы возвратиться немного вспять, к предшествовавшим изречениям закона и тем освободиться от затруднения. Ибо примечается, яко законодатель не все роды грехов объемлет, но в особенности отвергает грехи египтян, откуда исшел Израиль, и хананеев, к которым он переселялся. Ибо так читается: по делом земли Египетской, в ней же обитаете, да не сотворите и по начинаниям земли Хананейской, в нюже аз введу вы тамо, не сотворите, и по законам их не ходите. (Лев.18:3). Вероятно, яко сей род греха не был допущен тогда в житии язычников; а потому и законодатель не имел нужды ограждать от него. Но почему, запретив большее, он умолчал о меньшем? Потому что многим из плотолюбивых, в отношении к сожитию с сестрами живых жен, казался быть вреден пример Патриарха. Нам же, что подобает творить? Написанное глаголати или умолчанное изыскивать; ибо в сих законах не написано и того, яко отец и сын не должны входить к единой наложнице; но у пророка сие подвергается величайшему осуждению. Сын бо, глаголет, и отец влазяста ко единой рабыне (Амос.2:7); и сколько других видов нечистых страстей изобрело бесовское училище, о коих Божественное Писание умолчало; не желая нарушать свои священные важности наименованиями гнусностей, оно означало нечистоты общими наименованиями, как глаголет апостол Павел: блуд же, всяка нечистота ниже да именуется в вас, якоже подобает святым (Ефес.5:3); под именем нечистоты он заключает недостойные названия действия мужей и жен. Таким образом, умолчание не дает разрешение сластолюбцам. И же сказую, яко и не умолчал законодатель о сем виде беззакония; но весьма сильно запретил оный. Ибо слова: да не внидеши ко всякому ближнему плоти твоея открыти срамоты их (Лев.18:6) заключают в себе и сей вид родства. Ибо для мужа, что может быть ближе собственной жены или паче своей ему плоти; ибо они уже не суть два, но плоть едина. Таким образом, посредством жены, сестра ее переходит в родство мужа. Ибо, как не может он взять матери жены своей, ниже дщерь ее, потому что не может взять свою матерь, ниже дщерь ее; такожде не может взять сестру жены своей, потому что не может взять сестру свою. И обратно, не позволительно и жене сожительствовать с сродниками мужа; потому что права родства общи для обоих… Речено: аще ли не удержатся, да посягают (1Кор.7:9). Но и посягая, да не беззаконнуют. А те, которые оскверняя душу страстью бесчестия, не взирают и на естество, издревле различившее именования родства, каким именем родства назовут рожденных от таких двух супружеств; братьями ли родными или двоюродными, ибо по причине смешения им приличествовать будет и то и другое наименование. He делай, человече, тетки детей мачехой их и ту, которая вместо умершей матери должна ласкать их, не вооружай неутомимой ревностью. Ибо едина ревность мачех и за гроб простирает ненависть, или паче другие, бывшие врагами, примиряются с умершими, а мачехи от смерти начинают ненависть. Главное же, из вышереченного есть следующее, аще кто желает брак по закону, то ему отверста вся вселенная; аще же желание его управляется страстью, тем паче да воспретится ему брак, да научится сосуд свой содержать в святости. a не в страсти похоти» (1Сол.4:4–5).

В приведенном правиле Св. Василий Великий с особой подробностью и всесторонне рассматривает вопрос о браке, пожелавшего взять в супружество родную сестру умершей его жены и с полной силой убедительности представляет таковой брак и не законным, и нечистым сопряжением. В высшей степени поучительно для нашего времени замечание Вальсамона в толковании на это правило. Он говорит: «послание Великого отца к Диодору, хотя исполнено великой мудрости и истинного красноречия, и в нем звучат струны Всесвятого Духа, в настоящие дни непреложимо на практике; оно узаконивает, что никто не должен брать в общение брака двух сестер, что по благодати Божией ныне совсем не приходит на мысль человеку христианину; потому оно и нуждается в большем толковании. Но имей постоянно в памяти это божественное послание; ибо хотя то, что определено в нем, не прилагается на практике, но содержащиеся в нем умозаключения, суждения и сопоставления, и в особенности то, что составлено и противопоставлено, на основании Ветхого Завета и великого апостола Павла, весьма полезно для других целей». Оно предупреждает повторение подобных случаев на практике. В параллель, с рассматриваемым правилом, церковные законоведы ставят и другое правило того же св. Василия Великого, которое гласит: «живущая с прелюбодеем есть прелюбодейка во все время сожития». Это правило предполагает невозможным заключение брака между прелюбодеями, т. е. такими лицами, которые состояли или состоят в прелюбодейной связи, по той причине, что брачное сожитие таковых будет продолжающимся прелюбодеянием, а не браком. На сем основании, осуждавшийся в христианской церкви брак между прелюбодеями возбранялся и законами византийских государей. Для большего уяснения мысли, приведенного правила в его применении, воспользуемся толкованием Вальсамона, патриарха антиохийского. Он говорит: «некоторая жена, совершив прелюбодеяние и живя вместе с прелюбодеем, была подвергнута епитимьи, а когда муж ее скончался, хотела вступить в брак с прелюбодеем. Святой говорит, что этого не должно быть; но она должна остаться под епитимьей до тех пор, пока будет жить с прелюбодеем, хотя бы и окончились 15-ть лет епитимьи за прелюбодеяние; ибо те только действительно выполняют епитимьи, назначаемые при покаянии и получают прощение, которые оставляют зло, а которые пребывают во зле, остаются под той же самой епитимьей, хотя бы тысячу раз несли ее. Так, определяет закон церковный, а гражданский не позволяет прелюбодейке, каким бы то ни было образом, вступать в брак с прелюбодеем. Ибо 66-я глава 37-го титула 60-й книги (Василик) говорит: «та. которая однажды согрешила прелюбодеянием, если после этого сделается супругой того, кто совершил с ней прелюбодеяние, не покрывает своей вины браком, заключенным после прелюбодеяния». И 13-я глава 42-го титула: «если я, подвергнусь суду за прелюбодеяние с женой, женюсь на ней, то хотя бы она и не была осуждена, брак не имеет силы; ибо осужденный в прелюбодеянии с женой не может взять ее в (законную) жену».

Если держаться начал церковного брака и следовать, предъявляемым вселенской церковью, условиям законного брачного союза, – то необходимо, остановившись внимательной мыслью на приведенных канонах, вывести заключение, что могут быть такие незаконные супружества. Которые и при действительном существовании их не только чужды нравственной стихии, но и представляют нечистые сопряжения, устраняющие возможность самого покаяния. Посему, кто не хочет пребывать в греховной нечистоте и подвергать себя жребию отвергаемых церковью, не должен вступать, в осуждаемыми канонами церкви, супружества. Брак есть одно из важнейших учреждений в среде человеческого рода. Он, установлен Самим Творцом в невинном состоянии первых людей, и установление его подтверждено Богом праведному Ною после потопа. Союз брака освятил и Христос Спаситель первым Своим чудом, – претворением воды в вино. Апостол Павел в своем учении одухотворяет брачный союз мужа и жены до таинственного единения Христа Спасителя с Его церковью, и объявляет его союзом чистым и непорочным, при взаимных целомудренных отношениях супругов. Христианская церковь, с первых дней своего существования, приняла союз брака под свое особое покровительство, освятив его заключение особыми священными действиями и оградив его законность особыми постановлениями. Законы и обычаи всех, знакомых с условиями гражданственности народов, вводили в этот союз присутствие религиозной стихии и тем возвышали, и закрепляли его установление. Брак, – есть законная норма жизни в земном существовании человека, – а потому она всячески должна быть охраняема и ограждаема. Устроенная на правильных началах брака семья, есть лучшее достояние в человеческой жизни, сюда уходит человек от мятежных треволнений житейской среды; здесь же, он находит условия для развития и удовлетворения высших сторон своего богоподобного духа. Здоровая семья, в собственном смысле, является на земле преддверием Царства Божия, в ней крепнут и созревают высшие качества человеческой души и полагаются залоги для тех начал правды добра, мира и радости, которые составляют неотъемлемую принадлежность, упомянутого Царства. В виду такого высокого значения брачного союза и происходящей от него семьи, нельзя не осуждать наших современных публицистов, которые задавшись целью указать новые пути мысли и жизни, с легким сердцем свои измышления выдают за чистую истину, совершенно забывая, что они потрясают корни брака и подготовляют крушение семьи. Христианская церковь имеет свои особые воззрения на союз брака и сообразно с этими воззрениями, предъявляет те или другие требования, чтобы возвести этот союз на подобающую ему высоту и воспитать в своих последователях сознание долга хранить чистоту и непорочность брачного ложа. Отклонение от этих требований, с противоречием церковным принципам, потрясает институт брака в самых его основах, лишая его церковного характера. Между тем, церковный брак есть апофеоз нравственного просветления, таинственного освящения и благодатного врачевания естественных половых влечений греховной природы человека. Но это просветление, освящение и врачевание отнюдь не перерождают греховной природы человека и не делают того, что плотские половые отношения супругов, по самому их существу, становятся святыми и одухотворенными. Это вело бы к разрушению нравственного начала в человеке и его непринужденного стремления к нравственной чистоте. Действие таинственной, благодатной стороны брака обнаруживается в том, что нечистые и греховные, возникающие из растленной природы человека, похотливые возбуждения плоти не вменяются человеку и не сквернят его, если он вступил в правильный и законный брак, и живет в благословенном церковью супружестве. В церковных памятниках, так выражается сущность христианского брака, как таинства. «Супружества или законного брака тайна от Христа Бога установлена есть во умножение рода человеческого и в воспитание чад в славе Божией, в неразрешимый союз любви и дружества, и взаимную помощь и во еже отгребатись греха любодеяния». В этом определении нет и намека на те тлетворные мысли, которыми обольщают себя и других наши современные публицисты, стараясь плотскими услаждениями подменить духовную сущность брака. В приведенном определении с ясностью констатируется нерушимость брачного союза, основанного на любви и дружестве, его равносторонность для мужа и жены, и служение обоим в достижении плотской чистоты. Апостол Павел убеждает супругов: жена не властна над своим телом, но муж; равно и муж не властен над своим телом, но жена. He уклоняйтесь друг от друга, точию по согласию на время, для упражнения в посте и молитве, и потом опять будьте вместе, чтобы не искушал вас сатана невоздержанием вашим (1Kop.7:4–5). По разъяснению св. отцов церкви наставление Апостола имеет тот смысл, что вступившие в брак сами должны быть довлеющими судьями в своих супружеских отношениях, располагая себя к воздержанию в дни праздников, когда церковь усугубляет свои молитвы.

Предмет ясен. Особенная гибельность, проповедуемых нашими публицистами мыслей, заключается в том, что стараясь извратить церковные начала христианского брака и провозгласить свои мудрования правилом брачной жизни, они отклоняют тем себя самих, отвлекают и других от спасительного лона церкви, как бы забывая, что назначение Христовой церкви не поощрять, а врачевать людские беззакония, не замалчивать человеческие грехи, а изглаживать их при наличности сознания человеком своей греховности. Если же, это сознание помрачается до того, что люди очевидное зло начинают отождествлять с воображаемым добром и соблазняют им неопытных, и нетвердых; в таком случае, не только беззаконные супружества можно объявить безвинными, но и все увлечения страсти признать нормальными, и требовать для них законного оправдания. Если так будем относиться к жизненным ошибкам, то нечего и думать о возвышенных идеалах добра и правды. Церковь – носительница этих идеалов, а потому у нее надо искать и разъяснение наших недоумений. Вопрос о христианском браке, по преимуществу есть церковный вопрос в той его сущности, которая и дает ему значение духовного и нравственного, словом – спасительного союза. Но, с точки зрения церковных начал и заключаемые при участии служителя церкви, но с нарушением ее законных требований, незаконные супружества не становятся чрез то, по существу и благодати, законными и нравственными сопряжениями. Опасность, для вступающих в таковые браки субъектов, заключается в том, что они затрудняют себе сам путь к покаянию тем, что не допускают в себе и мысли о грехе, поддаваясь воображаемому предположению, что их брачный союз, заключенный по обрядам церкви, в самом деле благословлен церковью. Обманом и насилием составляются такие супружества, но Бог поругаем не бывает.