II. Христорождественское Александро-Иосифовское братство на Песках

Благотворительные учреждения, вошедшие в состав братства. – Состав совета братства и его деятельность. – Устав братства. – Пожертвования в пользу братства. – Братские постройки. – Братские учреждения: приют для мальчиков, лриют для девочек, школы, богадельня, больница, выдача пособий, сберегательная касса. – Главнейшие деятели и жертвователи братства. – Два слова о положении в последнее время. – Бесплатная столовая. – Дом трудолюбия.

Было уже сказано в очерке об отце Александре Гумилевском о тому как были положены первые основы Христорождественского братства. Но братства в собственном смысле еще не было, а было лишь, так сказать, собрание нескольких благотворительных учреждений, основанных отцом Александром, им управляемых и им же содержимых на пожертвования, собираемые от кружка лиц, группировавшихся около отца Александра. Правда, этот кружок жертвователей называл себя братством, по почину отца Александра, но для такого названия не было оснований: во-первых, жертвователи, называвшиеся членами братства, не принимали в «братских делах» никакого активного участия, ни в выборе распорядителей, ни в распоряжении своими пожертвованиями, – всем управлял и распоряжался единолично отец Александр; во-вторых, братство не имело своего устава и не было утверждено начальством, почему и не имело права, так сказать, гражданского существования, и на официальном языке вовсе и не существовало. Отец Александр, деспотичный в своих действиях, не заботился о скорой организации братского управления, и никто в то время не чувствовал в этом никакой надобности, так как братские дела велись успешно. Но с удалением отца Александра из Петербурга положение дела изменилось.

Когда отец Александр покинул Петербург, братство почувствовало себя сиротой, в положении неопределенном, без руководителя, без души. В среде членов, живших и действовавших дотоле согласно, возникли несогласия и рознь. Среди призреваемых не преставала скорбь, побудившая их обращаться в разные инстанции с прошениями о возвращении к ним отца Александра, даже к императрице; все прошения эти, конечно, оставляемы были без последствий. Насколько отец Александр был близок к приюту, видно из того, что призреваемые сочинили и ежедневно пели, по инициативе посетившей однажды приют княгини В., молитву, чтобы Господь спас и помиловал благодетеля их отца Александра и не оставлял его святыми Своими милостями. По недоразумению, приходский священник запретил было детям петь эту молитву, как не значащуюся в молитвословах, но скоро научен был в своей печальной ошибке и молитва запета была снова. Члены же братства без отца Александра были положительно, как без головы. Сначала, когда отец Александру уезжая в Нарву, оставил за собой председательство и в общем фактическое распоряжение делами братства, члены были печальны, но покойны. Но когда консистория отчислила его от председательства, поручив управление братством совету, в котором отца Александра назначила только членом, члены впали в недоразумения и, огорченные, обратились в ноябре к митрополиту с ходатайством о предоставлении отцу Александру деятельной и руководящей роли. Тогда митрополит утвердил его почетным председателем совета, со всеми правами действительного председателя в тех случаях, когда ему приводилось бы присутствовать лично на советских заседаниях. И хотя такое назначение удовлетворило и отца Александра, и членов братства, но оно не вернуло отца Александра братству, во главе которого, во всяком случае, впервые стал теперь поневоле совет. С этих пор, собственно говоря, и начинается деятельность, а следовательно и существование братства.

От отца Александра братский совет наследовал следующие благотворительные учреждения и обычаи.

Во-первых, приют-школу для приходящих мальчиков. Учение, даровое, продолжалось в школе с 9 часов утра до полудня и с двух до четырех часов дня. Программа не была обширна: учились чтению, письму, счислению, закону Божию. Учителя особого на первых порах не было; обучением занимались разные лица, мужчины и женщины, сочувствовавшие народному образованию и известные отцу Александру. Занятия были, конечно, безмездные. К сожалению, усердие учащих не соответствовало действительной потребности школы. Пришлось скоро, спустя первые же полгода, взять на помощь постоянного учителя, который был бы всегда готов заместить урок неявившегося учащего. Учитель был из отставных сельских учителей, любивший, кажется, более всего выпивку, не получавший денежного вознаграждения и служивший только за стол и квартиру. Около года он был терпим в школе, но потом, в конце 1864 года, был заменен учителем достойным, студентом духовной семинарии, с жалованьем по 15 рублей в месяц, при готовых столе и квартире. Эта школа именовалось приютом потому, что беднейшие из учеников, а их было около половины всего числа, получали в школе даровой обед. Всех школьников каждый год бывало около 30 человек.

Во-вторых, приют-школу для девочек. Здесь были и приходящие, и постоянно призреваемые девочки. Вторых вначале было три, из нищих, к концу первого года семь, а в третий год тринадцать. Приходящих было от десяти до двадцати, в разное время разное число. Половина приходящих получали в приюте и обед. Учение утреннее было как и в приюте для мальчиков, а после обеда, от двух до четырех, девочки обучались рукоделию. В этой школе учащие были также вольные, ревнители, почти всегда женщины, а когда урок не бывал никем занят, на помощь являлись песковские диакониссы и занимали девочек какою-либо работой.

В-третьих, рукодельный приют для мальчиков. В нем было постоянно одно число, двенадцать, из них три четверти призреваемых в приюте, четверть – приходящих. Последние всегда обедали в приюте. Учащиеся были в возрасте около 15 и свыше лет. Сначала преподавалось коробочное ремесло, потом к нему было присоединено переплетное, скоро вытеснило первое и сделалось единственным предметом обучения. Приют брал для исполнения заказы, и в первые три года заработал около двух тысяч рублей. Однако окупить себя приют не мог, и к его заработку, на его содержание, приходилось прибавлять приблизительно еще столько же. Злой рок отчасти преследовал этот приют. Не возможно было найди добросовестного мастера, хотя они менялись ежегодно, и даже чаще. Во второй год существования приюта было переменено три мастера, и все трое были пьяницы.

В-четвертых, рукодельный приют для девочек. Хотя девочки обучались рукоделию и в приюте-школе, но отец Александр задумал учредить специальный для них рукодельный приют, нечто вроде мастерской, целью которой было бы не обучение вообще, а главным образом мастерство. Этот приют помещался в другом доме. Обучавшиеся в нем девочки целый день сидели за работой, с девяти утра до девяти вечера. Два раза в неделю они посещали школу-приют для ознакомления с «науками». В первый год девочек в приюте было 14, все были приходящие. Обучением их занималась жена чиновника, которая за свои труды получала даровые стол и квартиру и, кроме того, свободна была в продолжение двух дней в неделю, в которые девочки приюта посещали школу. С этой учительницей скоро вышли какие-то неприятности, ей было отказано от места; это было, когда не прошло еще и года с основания приюта. После этого рукодельный приют был соединен с приютом-школой и стал под заведование одной из диаконисс. Эта женщина не была какой-либо специальной мастерицей, но, как и все женщины простого класса, умела шить, и в пределах своего уменья обучала шитью и подведомых ей учениц, и только. Ученицам же теперь, с перемещением, приходилось посещать школу ежедневно. Таким образом, рукодельный приют прекратил, собственно говоря, самостоятельное существование, слившись с приютом-школой, и числился только на бумаге и по инерции.

В-пятых, женскую богадельню на пять кроватей.

В-шестых, бесплатную квартиру для нищих обоего пола, в которой помещалось от 15 до 20 человек. Квартира эта оказалась в ведении отца Гумилевского с мая 1864 года, но учреждена была значительно ранее, на средства графини Т. Д. Протасовой и княгини М. Д. Долгорукой, по 7-й улице Песков, в доме Безродного, где помещались содержимые помянутыми графиней и княгиней ясли для грудных младенцев. При яслях и существовала квартира для десяти бедных женщин. Когда ясли, по обстоятельствам, учредительницы перенесли в другой город, они передали бесплатную квартиру, бывшую при яслях, в ведение отца Гумилевского, к учреждаемому им братству, с обязательством уплачивать ежегодно на содержание квартиры 400 руб.

В-седьмых, больницу для женщин и детей, на пять кроватей. Первоначально в больницу поступали посторонние женщины и дети, но потом, когда явились в значительном числе свои больные, из приюта, прием посторонних сократился. Уходом за больными занимались диакониссы, безмездным врачом состоял В. И. Гегенбот.

В восьмых, братские обеды для нищих. Обеды устроялись неизменно во все воскресные и праздничные дни и затем по заказу жертвователей, заздравные и заупокойные; перед заздравными служились молебны, перед заупокойными – панихиды. Постоянной принадлежностью заупокойных обедов был кисель и кутья.

В-девятых, общину сестер милосердия или диаконисс. Диаконисс на первых порах было только две: мещанская вдова Параскева Краюхина и дочь чиновника София; первая услуживала в приюте, вторая распоряжалась кухней. Потом двух оказалось недостаточно, отец Гумилевский отыскал других пять женщин для службы в приюте, одних безмездно служивших, других за полное содержание квартирой, столом и одеждой и с выдачей денег на мелочные расходы. Всех их отец Гумилевский внес в списки диаконисс. По своей неподготовленности к возложенному на них служению эти женщины, по отзыву одного из последующих деятелей братства, не только не заслуживали того высокая звания, которое носили, но в общем были только разве терпимы, и во всяком случае никаким образом не были полезными для братства.

В-десятых, выдачу материальных пособий нуждающимся на руки, в критических для них случаях, например, на похороны, в уплату за лечение и тому подобное, когда нуждающемуся нужны были деньги, а денег не было. Денег было раздаваемо в год от 200 до 400 рублей. Иногда посылались бедным продукты и разные предметы домашнего обихода.

В одиннадцатых, приходскую библиотеку, которая образовалась из библиотеки закрытой воскресной школы и была собственно говоря скорее приютской библиотекой, нежели приходской, потому что книгами из нее пользовались почти исключительно призреваемые в приюте, из посторонних же приюту лиц брали книги из библиотеки весьма немногие. Причину последнего отец Гумилевский видел в том, что в прихожанах мало еще была развита любовь к чтению; но один из последующих деятелей братства, хорошо знакомый с братскими делами, отозвался, что эта библиотека по своему составу не оправдывала своего названия, так как имевшиеся в ней книги были большею частью пожертвованы разными лицами, а жертвователи в своих пожертвованиях, видимо, более всего руководствовались непригодностью для них самих жертвуемых книг, почему большая часть библиотеки представляла собой, говоря просто, хлам, никому не нужный.

В-двенадцатых, братский хор, состоявший на первых порах, в значительной степени, из клиентов братства, но впоследствии, по мере материального успеха, превратившийся в профессиональный хор, не имевший с братством никакой нравственной связи.

Все эти учреждения, за исключением рукодельного приюта для девочек, слившегося с приютом-школой, и даровой квартиры, изъятой ее учредительницами из ведения братства после перемещения отца Гумилевского в Нарву, и должен был принять, в июне 1866 года, в свое ведение совет еще не утвержденного Христорождественского братства. За последний отчетный, 1865–66 год на содержание этих учреждений поступило денежных пожертвований 4,615 рублей 55 копеек и различными вещами на сумму до 1,300 рублей. Приблизительно та же сумма, в несколько меньшем размере, поступала и в два предшествовавших года, обнаруживая собой некоторым образом сложившуюся норму.

Самый совет, принявший в свое ведение перечисленные учреждения Песковского братства, не существовал, пока на Песковском приходе был отец Гумилевский, и был избран лишь 8 июня 1866 года, когда отцу Александру приходилось, в силу консисторского указа, сдать братские дела «совету братства», хотя имя совета появилось впервые в этом самом указе. В совет избрано было двадцать человек, председателем отец Гумилевский, а заместителем его священник Василий Маслов, но последний консисторией и был оставлен председателем, так как в этом звании отец Гумилевский не был утвержден.

Совет был избран 8 июня, но утвержден епархиальным начальством лишь 4 октября. После этого немедленно начались его заседания, между членами распределены были братские дела и постепенно начались преобразования.

В январе 1867 года братские учреждения были переведены в новую квартиру, значительно обширнейшую и лучшую, на углу Церковной площади и Шестой улицы. С переменой квартиры решено было соответственно расширению помещения увеличить прием в приюте, и число призреваемых скоро увеличилось и дошло до 19 девочек, 17 мальчиков и 13 старух. Самые приюты были преобразованы из приютов для нищих, как именовались ранее, в приюте для бедных вообще. Преобразование это вызвано было тем обстоятельством, что, как было достоверно доказано, некоторые неимущие родители, но не нищие, желая определить детей своих в приют, предварительно ставили их в ряды нищих на церковную паперть, чтобы таким образом приобщить их к нищим и дать им право поступить в приют. Решено было принимать в приют детей от шести- и до десятилетнего возраста, но не старше 10 лет, в том предположении, что в таком возрасте дети наичаще могут оказаться бесприютными, свыше же 10 лет без особенного труда могут найти себе работу в разных мастерских. Было закрыто так называемое нищенское отделение, т. е. бесплатные квартиры для нищих, так как в этом случае стали пользоваться кровом братства личности, никоим образом не заслуживавшие общественного покровительства. В ноябре закрыт был и рукодельный приют для мальчиков. Причиной было отчасти дурное поведение и дурное влияние полувзрослых подмастерьев на юных приютских мальчиков, отчасти же решение совета давать братский приют по возможности только тем, кто в нем беспомощно нуждался. Одновременно был упразднен и братский хор; вместо него церковью и старостой заведен был специальный приходский хор. Наконец, прекращен был прием в братскую больницу посторонних лиц и прекратила свое существование «община диаконисс», замененная исправными служащими на определенном жаловании. Таким образом, спустя полтора года ведения братскими учреждениями советом, в братстве оставались: приют для малолетних мальчиков, приют для малолетних девочек, приют для старух, больница и школа для малолетних призреваемых и приходящих.

Наконец братство получило и свой устав. Это была довольно длинная история.

Устав был первоначально составлен учредителем братства, отцом Гумилевским, и составлен, как говорится, в один присест, в промежуток времени с 8 по 15 сентября 1863 года. По этому уставу братство именовалось приходским Рождественским. В первом параграфе было заявлено, что братство «учреждается священником Александром Гумилевским». Целью братства ставилось «бескорыстное, ради единой любви ко Христу, вспомоществование приходской церкви и всем бедным прихожанам». Деятельность братства должна была выражаться в заботах о поддержании благолепия в приходской церкви, об улучшении бывшего при ней хора певчих, «об умножении приходской религиозно-нравственной библиотеки для бедных прихожан» и о развитии учрежденного уже ранее приюта для больных, престарелых и малолетних нищих на Песках. Братство отдавалось в пожизненное ведение его учредителя, а после смерти последнего должно было находиться в ведении одного из приходских священников, по избранию братства. Доступ в члены братства открывался для православных всякого звания, пола и возраста, но отличающихся усердием к церкви, любовью к бедным и непозорной жизнью; относительно последнего отличия желающие вступить в члены братства обязаны были представлять письменное ручательство своего духовника. Членский взнос определен был в один рубль. Члены мужчины назывались братьями, женщины – сестрами. Члены предполагались внутренние, или местные прихожане, и внешние, т. е. лица из других приходов. Вступление в члены братства сопровождалось, по проекту, довольно длинной церемонией. Лицо, желавшее вступить в члены братства, обязано было объявить, устно или письменно, о своем желании учредителю братства и «представить при сем надлежащие письменные ручательства». Учредитель представлял избрание нового брата ила сестры на решение братства. Удостоенное принятия в братство лицо приводилось, если мужчина, то одним из старших братьев, если женщина, то одной из старших сестер, в собрание братского совета, пред которым словесно подтверждало свое желание вступить в братство и давало обещание служить братству по мере сил и средств своих. Затем служился молебен Спасителю и Божией Матери, после которого новопринятый член братства подписывал устав братства, подавал руку всем присутствующим в братском совете, вносил свой рублевый взнос и вписывался в братский список. Все члены братства обязывались жить в мире, случающиеся в их среде несогласия прекращать по-братски, не считаться между собою внешними преимуществами, заботиться о приумножении средств братства, неуклонно посещать братские собрания и добросовестно исполнять все правила и поручения братства. В случае неисполнения каким-либо членом братства возложенных на него обязанностей по братству, он подвергался духовному увещанию или денежной пене, или даже удаленно из среды братства, смотря по степени его вины и раскаяния. Текущие дела братства велись советом братства, который должен был собираться в первый воскресный день каждого месяца в братском приюте. Ежегодно, первого сентября, собиралось общее братское собрание. В этот день служилась литургия, за которой совершалось общее братское моление о живых и умерших членах братства, затем молебен, после молебна читался общий годовой отчет и происходило избрание старших братьев и сестер и сбор братских взносов. Проект устава считал нужным особый параграф посвятить замечанию, что «общий характер братских собраний должен быть благоговейно-религиозный», рассуждения должны вестись «скромно, и притом всегда о предметах братских и религиозных». Совет находился под председательством учредителя братства, «или его преемников», и состоял из «старших братьев и сестер», ежегодно избираемых, имевших специальные функции деятельности и потому особые названия, а именно: церковный староста, два брата, из коих один врач, и две сестры для больных, один брат и одна сестра для заведования престарелыми, два брата и две сестры для заведования призреваемыми братством детьми, один брат и одна сестра для заведования братскими обедами для нищих, один брат и сестра для заведования хозяйственными делами братства, один брат заведовавший хором певчих, один брат заведовавший братской библиотекой, два брата и две сестры для заведования рукодельными приютами и, наконец, один брат, непременно гробовщик, для заведования погребением умерших бедных. Средства братства складывались из ежегодных членских взносов, кружечных пожертвовании, пожертвовании по подписным листам, заработков певчих и рукодельных приютов и проч. Всех членов братства имена вносились в заздравные и заупокойные братские помянники и все члены братства имели право стоять в церкви с зажженными свечами в руках на всенощных бдениях накануне больших праздников, в положенное церковным уставом время. Характерен параграф 17-й, по коему братские свечи должны были быть приобретаемы непременно в церкви и огарки от этих свечей поступали в пользу церкви, «для приобщения к церковному свечному доходу».

Две недели назначено было для подписи устава желающими вступить в члены учреждаемого братства. Затем, 2 октября, устав, подписанный учредителем, его сослуживцем священником В. М. Масловым (старший песковский священник не подписал устава) и несколькими будущими братчиками, преимущественно купцами, был представлен на благоусмотрение епархиального начальства. Духовная консистория одобрила устав, Петербургский тогдашний викарий, преосвященный Леонтий, впоследствии митрополит Московский, согласился с этим, а митрополит Исидор утвердил устав. По положению комитета министров требовалось еще утверждение министерства внутренних дел. В министерство устав отправлен был 2 ноября. С этих пор для устава начались дни злоключений. Министерство медлило с утверждением его, отправило его для заключения к военному генерал- губернатору, потом в комитет для разбора и призрения нищих, наконец, к обер-прокурору святейшего синода. После всего этого устав был возвращен отцу Гумилевскому чрез епархиальное начальство для исправлений и дополнений, в ноябре 1864 года. В отзыве тогдашнего министра внутренних дел графа Валуева митрополиту Исидору по поводу устава было замечено, что «по внимательном и всестороннем рассмотрении» проекта устава оказалось, что почти все его правила состоят преимущественно в указании различных обрядов и установлении внешних условий братства, который ни по существу своему, ни на основании высочайше утвержденных к тому времени основных правил для учреждения православных церковных братств, не подлежали утверждению министерства внутренних дел. Министр возвращал проект устава митрополиту и присовокуплял» в своем отзыве, что «если прихожане Рождественской церкви на Песках положили учредить православное церковное братство, то устав оного должен быть начертан и утвержден на точном основании высочайше утвержденных правил для церковных братств»; «если же сказанные прихожане возымели желание составить благотворительное общество для доставления средств к улучшению нравственного и материального состояния бедных своего прихода, какую цель имеют и учрежденные в последнее время при других церквах столицы благотворительные общества», то в таком случае для Рождественского благотворительного общества должен быть начертан устав на основаниях, сходных с уставами тех обществ, «которые, сколько известно, уже открыли свои действия и с полным успехом достигают предположенной ими цели вспоможения неимущим». Отцу Гумилевскому при возвращении его проекта устава был сообщен и изложенный отзыв министра. Но он не захотел переработать свой проект и отложил эту работу в долгий ящик. Было ли этому причиной его утомление к этому времени общественной деятельностью, или же разочарование, когда ему приходилось быть свидетелем, что все его широкие предположения, планы, проекты трещали по всем углам, жизнь выставляла других, более приноровленных к ее требованиям деятелей, а ему, передовому бойцу, расчищавшему почву, приходилось уходить в заштат, – сказать трудно. В следующем году отец Александр покинул Петербург, не сделав до того времени никакой попытки к переработке братского устава.

Молодой совет братства, связанный с отцом Гумилевским неразрывными традициями и самыми благодарными воспоминаниями, со своей стороны, не решался приняться за переделку устава братства, учрежденного не им. Но понуждение епархиального начальства и то обстоятельство, что по возвращении в Петербург отец Александр не занял уже прежней руководящей роли в братстве, повлияли на то, что проект устава был переработан советом, хотя и с ведома отца Александра, но без его участия, и в апреле 1867 года был представлен на утверждение. В августе он, прошедши все требуемые законом инстанции, вернулся в братство утвержденным и в сентябре был отпечатан отдельной брошюрой, во всеобщее сведение. По новому уставу братство именовалось Христорождественским Александро-Иосифовским, в память события 4 апреля 1866 года, когда императора Александра II спас от смертельного удара в Летнем саду Иосиф Комисаров. Новый устав был составлен со всею возможной деликатностью в отношении к отцу Гумилевскому; при первом параграфе имелось примечание, в котором он был назван учредителем братства; в параграфе третьем было сказано, что братский приют учрежден «по вчинанию священника Гумилевского»; относительно именования вступающих в братство было замечено, что хотя они именуются «членами братства», но «кроме того» именуются и «братьями и сестрами», как было в первоначальном проекте устава. Новый устав, хотя и предоставлял себе право свою благотворительную деятельность, в случае нужды, переносить и за пределы Песковского прихода, расширяя некоторым образом щель первоначального проекта, но в дальнейшем всю деятельность свою ограничивал заботами о братском приюте с тремя его отделениями – для мальчиков, девочек и старух, и с группировавшимися при нем больницей, школой первоначального обучения с рукодельными и отчасти ремесленными занятиями, библиотекой религиозно-нравственного содержания книг и выдачей денежных и вещевых пособий бедным.

Устав предоставлял братству иметь братскую хоругвь с изображением на одной стороне Рождества Христова – храмовой праздник прихода, на другой – святого великого князя Александра Невского и преподобного песнопевца Иосифа. Хоругвь была сооружена и 21 ноября состоялось ее освящение. Это был настоящий братский праздник. После освящения хоругви и молебна, совершенного собором пяти иереев, при хоре певчих из призреваемых в приюте детей, все присутствовавшие перешли из церкви в помещение приюта. Здесь тоже был отслужен молебен, уже одним отцом Гумилевским, который сказал после молебна теплую речь. Затем последовало заседание общего собрания братства, с выбором членов совета. Заседание окончилось, но никому не хотелось уходить из приюта, так было здесь все хорошо, согрето сердечной теплотой и искренней любовью. И долго еще братчики оставались в приюте, беседуя между собой и слушая пение призреваемых детей.

С этих нор братство стало на твердую ногу, сложилось окончательно, и не переживая никаких внутренних треволнений, преобразований или перемен, продолжало спокойно и бодро делать свое дело, стремясь обеспечить осуществление своей цели и на будущее время, завоевывая все большее и большее сочувствие прихода и общества.

Сочувствие к братской деятельности выражалось, естественно, прежде всего разная рода пожертвованиями в пользу братства. Членские взносы собрали в 1863–64 году 378 рублей, в 1867–68 году 1,008 рублей, в другие годы различная цифры, колебавшиеся между 667 рублями в 1872–73 году и 1,783 рублями в 1876–77 году, давая в среднем за первые двадцать лет существования братства, с 1863 года, по 1,065 рублей в год. С 1883 года по 1893 год количество членских взносов колебалось между цифрами 767 рублей в 1887–88 году и 1,296 рублей в 1892–93 году, и дало в среднем по 940 рублей в год. Единовременные пожертвования в 1863–64 году составили 2,853 рубля, в 1866–67 году 3,452 рубля, затем цифра их колебалась между 1,105 рублями в 1869–70 году и 4,396 рублями в 1875–76 году, дав за первые двадцать лет в среднем около 2,600 рублей в год; за последующие десять лет таких пожертвований поступило 49,307 рублей, с колебанием от 1,461 рубля в 1889–90 году и до 17,845 рублей в 1891–92 году. На заказные обеды наиболее пожертвований в первые двадцать лет было в 1868–69 году, 608 рублей, наименее в 1874–75 году, 277 рублей, в среднем за 17 лет, с 1866 года (за прежние годы сведений точных не сохранилось) около 370 рублей. Приблизительно та же цифра осталась и для последующего времени. Кружечный сбор колебался между 712 рублями, в 1882–83 году, и 1,365 рублями в 1868–89 году, в среднем за первые двадцать лет дал немногим более тысячи рублей в год. В последующее время этот доход также в общем остался в прежнем размере, мало изменив свою цифру даже тогда, когда прежнее открытое блюдо заменено было кружкой. Специальных и временных пожертвований было различное количество. На постройку братского дома в 1865–66 году 380 рублей, в 1868–69 году 2,292 рубля, в 1872–73 году 4,970 рублей, в следующем 13,690 рублей, в 1874–75 году 1,186 рублей, наконец, в 1878–79 году 500 рублей. В середине семидесятых годов лицо, пожелавшее остаться неизвестным, пожертвовало братству 15,000 рублей в процентных бумагах, с тем чтобы это пожертвование обращено было в неприкосновенный капитал, и пока жертвователь будет жив, купоны с процентных бумаг должны быть выдаваемы ему сполна, а после его смерти проценты с капитала должны идти на содержание в приюте, от имени К. И. М. (действительная тайного советника Карла Ивановича Менде), одного мальчика, одной девочки и одной старухи. Потомственный почетный гражданин Д. И. Калугин пожертвовал государственный непрерывно-доходный билет на сумму 3,250 рублей, с тем, чтобы на проценты с билета воспитывались в братском приюте мальчик и девочка в память детей Иоанна и Наталии, А. П. Резцов пожертвовал в 1880 году 800 рублей на учреждение кровати для девочек в приюте в память императрицы Марии Александровны, а в 1881 году 1,500 рублей на учреждение детской кровати в память императора Александра II. Стипендии в приюте учреждены были также: две на пожертвованные А. А. Каретниковой 3,000 рублей в память В. А. Николаева; одна на 1,500 рублей, пожертвованные А. А. Щуруповой в память П. И. Ильинского; одна на 1,800 рублей, пожертвованные служащими в Департаменте Уделов, имени В. Ф. Пургольд; одна на 1,000 рублей, пожертвованных П. А. Стрепетовой в память Евфросииии Ивановны; одна на 1,300 рублей, пожертвованные М. И. Очаковой, в отделении для девочек. Стипендии в богадельне учреждены были, кроме одной, уже упомянутой: пять вдовою чиновника Е. К. Юшковой и одна И. М. Турыгиным, в память О. М. Талашенковой, в 1,500 рублей. Некоторые благотворительные учреждения стали передавать братству от себя некоторые суммы со специальными целями. Императорское Человеколюбивое общество присылало в иные годы до 1,400 рублей для раздачи бедным прихода. Придворная контора, с.-петербургское епархиальное попечительство, Александровский комитет о раненых, делали взносы за призреваемых в приюте детей своих ведомств. Попечительство сбора пожертвований на воспитание бедных детей и общество для призрения больных и бедных детей присылали братству с 1881 года на тот же предмет суммы от 100 до 200 рублей. То же делали и некоторые частныя лица: Н. А. Сапожникова, А. В. Кокорев и другие.

Из вещевых пожертвований не было, кажется, такого предмета, который был бы необходим в приютском быту и не был бы пожертвован благотворителями. Ржаная мука, от 90 до 722 пудов, в среднем за 25 лет, с 1868 года, по 450 пудов в год; пшеничная, от 100 до 422 пудов, в среднем около 250 пудов; мука гречневая, гороховая, овсяная, картофельная, от 2 до 34 пудов; крупа разная: гречневая, овсяная, пшенная, ячменная, рисовая, перловая, от 78 до 260 пудов, в среднем по 150 пудов в год; горох от 12 до 30 пудов; масло от 1 до 24 пудов; мясо разное – говядина, солонина, оленина, свинина, ветчина, телятина, баранина, языки, головы, и рыба разная – семга, осетрина, севрюга, салака, судаки, сиги, ряпушка, от 23 до 95 пудов; сайки, булки, калачи, кренделя, сухари, от 600 до 4,000 штук; чай, от 30 фунтов до 2¹/₂ пудов; сахар, от 2 до 23 пудов; соль, от 5 до 36 пудов; мыло, до 5 пудов; свечи, до 2 пудов; различные мелочные вещи, канцелярские принадлежности, аптекарские товары – рыбий жир, сухая малина, миллифоль, мясной экстракт Либиха, йод, касторовое масло, вазелин, глицерин и т. п.; хлеб черный и белый, картофель, вермишель, капуста, до 1,000 кочней, огурцы свежие, до 1,000 штук, и соленые – 1 бочка, морковь, лук, укроп, свекла, редька, петрушка, клюква, шпинат, щавель, коренья, ягоды, яблоки, перец, горчица, лавровый лист, дрожжи, толокно, грибы – соленые до 2 кадок, белые, сушеные, сельди, корюшка, с 1888 года в значительном количестве молоко, около 200 ведер в год; к посту патока, до 6 пудов, изюм, до 5 пудов, сушеные яблоки и груши, до 10 пудов, мед; к праздникам: гуси, до 6 штук, куры, до 5 штук, окорока, тетерки, поросята, икра, вязига, сметана, творог, до 7 пудов, яйца, до 1,225 штук, миндаль, пасхи, кондитерские пироги, пирожные, кофе, цикорий, конфеты – мармелад, леденцы, монпансье, карамель, драже, пряники, пастила, варенье, до пуда, орехи, подсолнечники, до 2¹/₂ пудов, арбузы, мандарины, апельсины, виноград, орехи, стручки, вино в небольшом количестве и пр. т. п.

Ценными являлись пожертвования одеждой и материалами для нее. В 1868 году было пожертвовано 16 теплых пальто и столько же шапок, несколько старого белья и платья, 11 дюжин полотенец и салфеток, свыше 600 аршин холста, холстинки и коленкору, довольное количество ниток, чулочной шерсти, 16 пар валенок, 12 пар чулок. В следующие годы также не прекращались подобный пожертвования кашемиром, сукном, трико, холстом, холстинкой простой и шведской, доместиком, полотном фламским и голландским, бумазеей, ситцем, коленкором, коломенкой, казинетом, нанкой, камлотом, люстрином, тифтиком, парусиной, полотенцами, тесьмой, пуговицами, пальто, сапогами, туфлями, башмаками, галошами, матрацами, подушками, одеялами, платками головными и носовыми, шапками, шарфами, ватой, байкой, кушаками, башлыками.

Если бывала в чем-либо экстраординарная надобность для приюта или братства, такие предметы также жертвовались большей частью немедленно: хоругвь для братства в 220 рублей, иконы, картины, мебель – столы, табуретки, кровать, шкаф, диван, стулья, шторы, умывальные приборы, подсвечники, лампы, посуда – кружки с блюдечками, стаканы, миски, тарелки (22 дюжины), ложки, ножи, солонки, чайники, графины, подносы, сковородки, ведра, лоханки, щетки, глобус, географические карты, лампадки, часы стенные, наперстки, утюги, подставки, гладильные доски, очки, термометры, елки, ковры, швейная машина.

За тридцать лет существования приюта относительно вещевых пожертвований можно сделать тот вывод, что пожертвования продуктами, исключая муки и крупы, постепенно сокращались, и наоборот, пожертвования тканями, предметами хозяйства, мелкими различными вещами, работой, как и деньгами, последовательно возрастали.

Братья Туляковы, с основания приюта и до устройства в братском доме ванной, предоставляли призреваемым в приюте бесплатное пользование их банями; содержатель рождественской аптеки Брум в продолжение около десяти лет с 1874 года бесплатно отпускал приюту лекарства, а затем аптека делала 50% уступки на лекарства для приюта; купец М. С. Семенов доставлял ежедневно в продолжение нескольких лет полфунта деревянного масла для негасимых лампадок, горевших в храме перед братским образом и в приюте. А. В. Глазунова бесплатно напечатала отчет братства за один год и разные бланки для братства. А. Н. Русанов уплатил 267 рублей 50 копеек за издание очерка протоиерея Маслова о двадцатилетии приюта. Водопроводный мастер С. Я. Смуров с 1883 года безмездно исправлял трубы в братских домах. Подрядчик Некрасов безмездно произвел все кровельные работы при постройке братского флигеля. Паркетчики братья Макаровы, Наумов и Басков устроили в братском доме паркет в 22 сажени. Когда братство строило свои дома, шли пожертвования кирпичом, деревом, железом, соломой, войлоком и пр.; среди этих пожертвованы особенно выдается сделанное Н. И. Русановым, который пожертвовал на постройку братского флигеля 200,000 кирпича.

После бывшего в 1859 году большого пожара на Песках, близ церкви оставалось пустопорожнее место в 325 квадратных сажен, с одной стороны примыкавшее к церковной площади, а с двух ограничиваемое улицами. Место было очень подходящее для приходского благотворительного учреждения. Еще отец Гумилевский подумывал о его приобретении для братства, с целью построить здесь братский приют, и открыл для этого подписку; подписка дала менее четырехсот рублей и дело покупки не могло состояться. В 1869 году братство снова подняло вопрос о покупке; подписка на этот раз принесла около трех с половиною тысяч. У братства были от прежних лет небольшие сбережения, которые вместе с собранными по подписке деньгами составили капитал около 6,000 рублей, за какую сумму и продавалось место. Но когда дело уже перешло к нотариусу, оказалось, что братство не имеет права приобретать недвижимую собственность, потому что это не предусмотрено в его уставе. Хлопоты о дополнительном разрешении взяли около двух лет, и место было, наконец, куплено за 6,250 рублей.

Было куплено место, надобно было приступать к постройке братского дома. Но в братской кассе оставалось к этому времени свободных лишь около четырех тысяч. Однако братство не остановилось пред этим затруднением. Немедленно было приступлено к составлению смет, планов, а между тем объявлена подписка на пожертвования. Подписка дала около 18,000 рублей. Закладка дома была произведена 17 июня 1873 года, с крестным ходом из церкви, преосвященным Палладием, тогда епископом Ладожским, а ныне высокопреосвященнейшим митрополитом С.-Петербургским.

Так как денег на постройку дома не хватило, то выведенный вчерне дом был заложен в 1874 году в 17,000 рублей и в 1875 году в 7,000 рублей, и на эти деньги был окончательно отделан, с садом. Самый дом был готов уже в августе 1874 года, и тогда же в него был переведен братский приют. Первого сентября, после крестного хода из церкви, дом был торжественно освящен почившим митрополитом Исидором, причем владыка благословил новоосвященный братский дом иконой благословляющего Спасителя и остался на обеде, устроенным в доме его строителями.

Выстроенный братством дом фасадом выходит на Церковную площадь, одной боковой стороной на Церковный переулок, другой примыкает к соседнему каменному дому; сзади дворик, за ним небольшой сад. Длина дома 14 сажен, ширина – около девяти. Вышина комнат во втором и третьем этажах 5 аршин, в первом – 4 аршина 14 вершков, в подвальном – 3 аршина 14 вершков. В доме паровое отопление. Постройкой заведовал безмездно составитель плана, архитектор И. П. Ропет. Братство не предполагало весь дом отвести под приют; было предположено, напротив, один, верхний, этаж отдать в наем, чтобы выручаемой суммою погашать лежащий на доме долг. Поэтому, когда дом был построен, братские учреждения были помещены лишь в подвальном и первых двух этажах. В третьем же этаже поместилась рождественская прогимназия, с платой по 1,500 рублей в год. Этот «квартирант» повлиял на постройку братством нового каменного флигеля при братском доме.

В 1877 году Рождественская прогимназия подлежала преобразованию в гимназию. Соответственно этому необходимо было для нее и сравнительно большее помещение, чем какое она занимала до того времени. Братство не хотело упустить выгодного для него квартиранта, и согласилось уступить гимназии почтя весь главный дом, а для приюта выстроить новый дом, флигель. По ходатайству начальника женских гимназий, IV отделение собственной Его Императорского Величества канцелярии выдало братству шестипроцентную шестилетнюю ссуду в 12,000 рублей; кроме того, братство получило из кредитного общества ссуду в 12,500 рублей, и на эти деньги, с прибавкой некоторых пожертвований, и был выстроен флигель в лето 1877 года и окончательно отделан в следующее лето. Флигель имел четыре этажа, задней стеной примыкал к соседнему каменному дому, окнами выходил во двор и сад, в длину имел 10 сажен, в ширину 47¹/₂ сажени, а в выступе на 5-ю улицу Песков 6 сажен. В верхнем этаже были помещены спальни для девочек и комнаты их надзирательницы и учительницы, в третьем спальни мальчиков и комнаты их надзирательницы и экономки; во втором этаже классы, рекреационные комнаты для мальчиков и больница; в нижнем – богадельня. Класс для девочек, их рукодельная и общая столовая остались в первом этаже главного дома; здесь же устроена впоследствии и обширная ванна; здесь же, в столовой, происходят и собрания совета и братства; столовая служит и рекреационной комнатой для девочек. В подвальном этаже главного дома помещены кухня, гладильная, дворницкая, кладовая и квартиры для прислуги. Во флигеле не было сделано в подвальном этаже жилых помещений. В 1885 году, для потребностей Рождественской гимназии, в которой учреждались параллельные классы, братством надстроен был в главном доме четвертый этаж, после чего квартирная плата от гимназии была увеличена до 6,350 рублей в год. Заодно в это же время на дворе был построен ледник, которого доселе не было.

В ноябре 1874 года братство стало обладателем и другого дома, завещанного ему прихожанином песковской церкви, ораниенбаумским мещанином В. П. Дундуковым. Дом этот стоит по Большой Болотной улице, нижний этаж каменный, верхний деревянный, в 10 сажен длины и 9 ширины, с большой надворной постройкой для конюшен и сараев и дворовым местом более 1,500 квадратных сажен и с ежегодным доходом свыше полутора тысяч рублей.

Соответственно внешнему успеху братства, возрастанию его средств, обнаруживался и успех в достижении поставленных братством целей – воспитании малолетних бесприютных детей, призрении беспомощных старых женщин и помощи бедным. С увеличением своих средств братство оставалось при принятых в самом начале функциях своей деятельности, развивая и совершенствуя свою деятельность в строго определенных рамках. За все время существования братства в нем оставались учрежденные еще отцом Гумилевским: приют для мальчиков и девочек со школой, богадельня для старых женщин, больница и выдача пособий бедным.

Целью братского приюта для малолетних поставлено было то, чтобы дать временный, в беспомощные годы, приют или совсем бесприютным малолеткам-сиротам, или заброшенным родителями по причине крайней бедности, нерадению и т. п.; сохранить или поправить в них здоровье соответственным жизненным условиям помещением, достаточным питанием и внимательным уходом; затем, посредством школы преподать им первоначальное обучение, а посредством внимательного воспитания и постоянного надзора пробудить, развить и укрепить нравственное чувство, любовь к труду, порядку, послушанию; наконец, обучением какому-либо мастерству, или определением в другие училища, мастерские или на места службы, предоставить возможность материального обеспечения в дальнейшей жизни, по выходе из приюта. Сроков пребывания в приюте не было установлено, но было стремление в то же время не держать в приюте мальчиков свыше 14 и девочек свыше 16 лет. Положено было принимать в приют детей от 7 и до 12 лет.

Внутренняя жизнь в приютах скоро сложилась в определенные рамки. Дети вставали в семь часов, умывшись отправлялись в столовую на молитву, которая частью пелась всеми, частью читалась по очереди. После молитвы чай, по кружке, с одним куском сахара и ломтем хлеба, иногда белого, иногда черного; в последние годы еще полкружки молока. В девять часов классы, для мальчиков и девочек в особых комнатах. Уроки продолжаются до двенадцати с половиной. В час обед, для всех, мальчиков и девочек, из двух блюд, супа или щей и каши или гороху или винегрета. В воскресенья и праздники и в дни заказных обеден каша и горох заменялись пирогами. Кроме того, в дни заупокойных заказных обеден давалась кутья, а перед обедом в эти дни совершалась заупокойная лития. В иные двунадесятые праздники, кроме того, подавалось жаркое. Суп в скоромные дни готовился с мясом, с расчетом по четверти фунта на человека, в постные – с мелкой рыбой, снетками, грибами. После обеда дети всегда гуляли на воздухе, под присмотром надзирательницы, по улицам, а потом, когда приют обзавелся собственным домом и садом, то в своем садике. В половине четвертого – чай с хлебом, в восемь – ужин. Между чаем и ужином, от четырех до шести, – занятия. После ужина – вечерняя молитва и сон до следующего утра. По воскресным и праздничным дням дети неопустительно присутствовали за вечерним и дневным богослужением в своей приходской церкви. Еженедельно ходили в баню, пока А. И. Русанов не устроил в 1882 году ванны в приютском доме, заменившей баню.

Классы для мальчиков и девочек были особые. Утром было три урока, вечером – два. В каждом классе было три отделения, при одном учителе, по типу нынешних петербургских городских начальных народных училищ. Предметы преподавания – чтение, письмо, закон Божий, арифметика. Пению и рукоделию учились во внеклассное время.

Число призреваемых в приюте в первый год, 1863–64, было 9 мальчиков и 7 девочек, в следующий год 10 мальчиков и 7 девочек, в 1865–66: 10 мальчиков и 13 девочек. В 1866–67 году число призреваемых детей возросло до 17 мальчиков и 19 девочек, в 1871–72 до 32 мальчиков и 24 девочек, в 1880–81 до 41 мальчика и 37 девочек, в 1892–93 году было 40 мальчиков и 37 девочек. В первые годы, до 1873 года, в приютскую школу допускались приходящие, так что всех учившихся в школе в 1868 году было 128 мальчиков и 58 девочек, в 1869 году 111 мальчиков и 45 девочек, в 1870 до ста мальчиков и до 50 девочек и т. д., с постепенным сокращением.

У большинства детей была длинная грустная история, прежде чем они попадали под благословенный кров приюта. Дети были большей частью круглые сироты. Одни принимаемы были в приют из полицейского участка, куда, вследствие своей бесприютности, или попадали сами, или были отдаваемы квартирохозяевами осиротевших помещений; другие были взяты прямо с улицы, где блуждали, будучи выгнаны из последнего пристанища; но большинство, конечно, было представляемо в приют родными и родственниками, или знакомыми.

Определенных сроков приема детей в приют не было. Прием совершался но мере возможности во всякое время, как только была в том нужда и освобождалась вакансия. В этом случае справедливо игнорировалось некоторое неудобство от такого порядка вещей для приютской школы. Прежде приема детей в приют совет братства поручал одному из своих членов обследовать материальное положение их родителей; но в случаях исключительных дети принимаемы были в приют и без обследования, даже без решения совета, который только впоследствии уже утверждал совершившийся прием. Один раз, например, в праздничный день 1871 года, все приютские дети были у обедни; а когда вернулись домой, увидели на лестнице приюта трехлетнего мальчика, сидящего с метрикой в руках. Подкидыш был, конечно, принять тотчас же. Он был настолько заморен, что его желудок нужно было постепенно приучать к принятию пищи; восстановить его силы так и не пришлось, и он умер года три спустя. Вообще нужно заметить, что хотя и существовали для приема известные правила, но совет братства никогда не держался за их букву и прием детей в приют совершался по мере действительной возможности. Было определено не принимать моложе 7 или 6 лет, но принимаемы были и четырехлетние. Предпочтение положено было отдавать своим прихожанам и круглым сиротам, но иногда принимались в приют и из других приходов, и не сироты, преимущественно пред своими и сиротами; основанием для предпочтения служило убеждение или в совершенной бесприютности ребенка, или в крайней нищете и безнравственности окружающей его среды. Судьба воспитываемых в братском приюте мальчиков была различная. Один, из духовного звания, был помещен при материальном содействии братства в одно из провинциальных духовных училищ, потом он окончил университет; один оказался обладателем превосходного голоса и был взят в митрополичий хор; один поступил в хор певчих Александро-Невской лавры; один определен в Сергиеву пустынь; некоторые продолжали образование в других учебных заведениях: духовном училище, Охтенском ремесленном училище, Гатчинском сиротском институте, театральном училище, школе кантонистов при конногвардейском полку, в приюте принца Ольденбургского, в ремесленном училище цесаревича Николая; большинство ушло в разные мастерские: переплетные, корзинные, обойные, басонные, чемоданные, обуви, живописи, церковной утвари; многие поступили к парикмахерам; некоторые в кондитерские, булочные; были поступления в экспедицию заготовления государственных бумаг, в механическое отделение при главном штабе, к золотых дел мастеру, к часовщику, к серебряных дел мастеру, в медно-котельное заведение, в типографии, в механическое заведение, в слесарное заведение, в торговые заведения – в магазины: сукон, галантерейный, перчаточный, колониальный, в конторы: Волжско-Камского банка, пароходного общества «Лебедь», счетоводства Езерского; один поступил на лесной двор, один в буфет гатчинской железнодорожной станции; один передан в приют ссыльных, один в гатчинский приют, один в гатчинскую больницу для хронически больных; один выбыл на родину, 16 умерло, многие взяты в дом родственниками.

Судьба приютских девочек также была различна. Тринадцать умерло. Одна взята матерью и отдана на воспитание в хорошее семейство, согласившееся воспитывать ее как дочь. Некоторые, большинство, пристроены были в няни, в горничные, в ученицы к портнихам, в булочный, в белошвейные и корсетные мастерские, в магазины цветочные, шляпные, модные детских нарядов. Некоторые выбыли из Петербурга за выбытием из города их родных. Некоторые взяты в дома родственников. Некоторые были определяемы в другие учебные заведения, для продолжения образования: одна в частную рукодельную школу, три в Александровский и три в Николаевский сиротские институты, одна в школу Человеколюбивого общества, одна в приют принца Ольденбургского, две в патриотическую школу, одна в Царскосельское училище, одна во Владимирскую учительскую школу, три в Исидоровское епархиальное женское училище. Одна была определена в покровскую гимназию. Одна в 1868 году была определена в Рождественскую прогимназию, помещавшуюся в здании Троицкой общины сестер милосердия, на средства начальницы общины Е. А. Кублицкой, вносившей плату за учение; в ту же прогимназию в следующем году одна была определена на средства принцессы Евгении Максимилиановны Ольденбургской, а в 1870 году были определены еще две приютских девочки, уже на средства приюта; в 1873 году приютских девочек обучалось в прогимназии уже 4, а впоследствии, когда прогимназия с 1874 года перешла в дом братства, число обучавшихся в ней приютских девочек увеличилось еще более: в 1874 году 6, в 1875 и 1876 годах 7; в 1877 году прогимназия была преобразована в гимназию. К этому времени успели уже сказаться некоторые неудобства гимназического образования для девочек из приюта; из них только три окончили курс – две прогимназии, одна гимназии, и все три поступили учительницами, одна домашнею в одно петербургское купеческое семейство и две сельскими учительницами, одна в Псковскую губернию; прочие же были уволены в разное время за малоуспешность и, вернувшись на попечение приюта, составили для него тяжелое бремя, так как успели уже отстать от своей, простой, работящей среды, а к интеллигентной среде не пристали. Поэтому совет братства с конца семидесятых годов прекратил определение призреваемых в братском приюте девочек в гимназию, исключительно заботясь о том, чтобы выпустить их из приюта в жизнь умеющими и способными заработать себе кров и пропитание трудами рук своих.

Бывали случаи, что взятые в приют дети были забираемы родными их обратно домой, вследствие улучшившегося материального положения. Был случай, что принятый в приют мальчик водворен был к своей матери помимо ее воли, чтобы отдалить эту взбалмошную женщину от приюта, вследствие того, что она постоянно вмешивалась в приютские дела и не хотела подчинить воспитание ее сына заведенным в приюте порядкам. Бывали и другие случаи возвращения детей из приюта к родителями советом братства. Бывали случаи, что приютские дети, определенные в мастерские, бежали от своих хозяев обратно в приют, или же были возвращаемы самими хозяевами, по непривычке и неспособности их к тяжелой трудовой жизни.

Могут быть не лишены интереса некоторые статистические сведения о призреваемых в приюте. По сословиям, за все время наблюдается следующая последовательность: дети мещан, крестьян, солдат, разночинцев, ремесленников, духовного звания, дворян, купцов, офицеров. По семейному положению, наиболее призреваемых детей не имели отца, но имели мать, затем шли круглые сироты, после них не имеющие матери, но имеющие отца, затем имеющие обоих родителей. Возраст призреваемых детей определился для мальчиков за первые двадцать лет 8 лет 2 месяца, за последующие пять 7 лет 2 месяца, для девочек за все время 8 лет 3 месяца.

Первым постоянным учителем в приюте для мальчиков был отставной сельский учитель, предававшийся пьянству; он был освобожден от занятий, не пробыв в приютской школе и одного года, по совершенной неспособности. После него, еще при отце Гумилевском, был приглашен студент семинарии. Занимались на первых порах с учениками, кроме того и даже главным образом, любители из общества, учитель же существовал только на случай занятия опускаемых любителями уроков. Но с годами положение дела изменилось и все занятия легли на учителя. В 1868 году, при увеличении числа учившихся в приютской школе, одного учителя оказалось недостаточно; был приглашен другой, для первого, младшего отделения в школе. Но с 1873 года, когда доступ приходящим был закрыть в приютскую школу, стал снова один учитель. С 1874 года он заменен учительницей.

В школе для девочек тоже первоначально занимались обучением любительницы из общества, и только для присмотра за детьми была назначена малограмотная «сестра». Но в 1867 году и сюда была взята особая учительница, которая до 1874 года была вместе и надзирательницей, а с этого года надзирательница была приглашена особая. На ее обязанности, кроме обязанностей, возложенных на надзирательницу в приюте для мальчиков, лежало еще обучение девочек рукоделию и шитью на машине. В 1882 году определена была помощница надзирательницы из приютских взрослых девочек. Учительница в школе, взятия в 1867 году, не несла на себе всего бремени преподавания девочкам: это делали безвозмездно до 1875 года две женщины из общества Н. Н. Вапсович и К. Ф. Арбабова и Ф. Г. Калиушко, учитель письма и рисования. Когда после постройки братством собственного дома для приюта, в этот дом переместилась Рождественская прогимназия, имевшая пятый класс, специальный, для приучения прогимназисток к учительству, в школе для девочек была вовсе упразднена должность учительницы: обучением детей занимались воспитанницы специального класса прогимназии. Но так продолжалось дело обучения приютских девочек, кажется, не более одного года, и упраздненная было должность учительницы снова была восстановлена.

Для наблюдения за порядком во внеклассное время состояла надзирательница; на ее обязанности лежала и починка белья и платья. Мальчики плохо слушались своей надзирательницы, и по необходимости пришлось в 1879 году в помощь ей взять дядьку из отставных унтер-офицеров. Но так как весь взрослый персонал в приюте состоял из женщин, то пребывание дядьки было найдено неудобными и в 1882 году он был заменен помощницей надзирательницы из простых женщин.

Призреваемые в богадельне старушки обедали и ужинали в первые годы вместе с детьми, но после того, как устроен был братский дом и для старух отведен весь нижний этаж, они перестали сообщаться с детьми и зажили самостоятельно. Чай и сахар на первых порах выдавался старухам лишь тогда, когда на этот предмет поступали специальные пожертвования; с 1880 же года они стали получать на руки от братства ежемесячно по фунту кофе, цикория и сахара. Об одежде и обуви первоначально также должны были заботиться сами; от братства эти предметы выдавались только совершенно беспомощным, или когда поступали специальные пожертвования; последних, платьями и платками, было немало; потом, с начала семидесятых годов обувь стала выдаваться всем без исключения, а несколько лет спустя братство приняло на себя полное содержание призреваемых. Более крепкие старухи поднимались наверх к детям, и помогали им в приготовлении и уборке стола. Способные к тому прислуживали в больнице, учили девочек шить и помогали надзирательнице в исправлении детского белья. Выход старухам со двора предоставлен свободный, отлучки также. Старухи в общем живут тихо, мирно, хотя иногда и не без волнеий, любят свой угол. Вакансии никогда здесь не остаются незанятыми. Бывали, впрочем, случаи выхода старух из богадельни: на родину, в Волковскую Александровскую богадельню, на частную квартиру, в городскую богадельню под Смольным; по такие случаи редки и исключительны; большая часть старух, призреваемых в богадельне, в ней переступают порог вечности.

Средний возраст призреваемых в богадельне за первые двадцать лет был 58 лет, за последующие пять лет он понизился на два года. Вдов поступало вдвое более, чем девиц: наиболее мещанок, затем солдаток, крестьянок: главный контингент; случайные поступления: чиновницы, ремесленное сословие, купеческое и духовное.

Больница братская разделялась на два отделения – для мальчиков и для девочек и старух, в двух особых комнатах. С 1868 года было три кровати для мальчиков и шесть кроватей для девочек и старух. В самое первое время в женское отделение были принимаемы больные и «со стороны», но потом скоро такой прием был прекращен и ограничен одними призреваемыми. В отделении для мальчиков это было сделано уже в самое первое время. В 1873 году число кроватей в женском отделении уменьшено было на одну, а некоторое время спустя вся больница ограничена была только четырьмя кроватями, ввиду того, что все более или менее серьезно заболевшие дети немедленно были отправляемы в нововыстроенную на Песках детскую больницу принца Ольденбургского, и со стороны больничного начальства никогда не было случаев отказа в приеме представляемых братством заболевших детей. В братской же больнице помещались или нетяжело больные дети, или же только на короткое время, до отправления в больницу. И только в 1881 году, когда в городе свирепствовал дифтерит и были переполнены все больницы, пришлось прекратить ученье в приюте и классы превратить в больницы. Об уступке на лекарства в 50%, делаемой братской больнице рождественской аптекой, было уже упомянуто. Братство с особенной благодарностью вспоминает в своих ежегодных отчетах старшого врача Императорского воспитательного общества благородных девиц действительного статского советника К. Ф. Вейдемана, с редким вниманием и предупредительностью, с самого основания братства, безмездно оказывавшего медицинскую помощь призреваемым в братском приюте.

Вспоможение бедным денежными и вещевыми выдачами, при большой стоимости приюта, не могло быть велико. На первых порах оно выражалось преимущественно дачей даровых обедов, в приютской столовой и на дом. В приютской столовой, кроме посторонних, ежедневно обедало до 20 детей из учившихся в приютской школе. Много обедов, около половины всего числа, отпускалось на дом, в бедные семейства. В первые годы общее число всех отпущенных братством бесплатных обедов достигало шести тысяч; в 1874 году их число сократилось наполовину, но с 1877 года опять достигло прежней цифры; потом почти совсем прекратилось, ограничившись в 1880 году отпуском обедов лишь на 6 семейств. С 1870 года братство установило обычай посылать беднякам запасы провизии к праздникам Рождества и Пасхи, а с 1871 года раздавать дрова в зимнюю стужу, передаваемые в распоряжение братства городской думой; последних раздаваемо было в зиму около 20 сажен. Кроме того, были раздаваемы обувь и одежда, и оказываемы были денежные вспоможения. Последние, первоначально совсем ничтожные, заметно возросли со времени окончания братством постройки приютского дома. Явилась возможность назначить постоянные пенсии; в 1875 году их было семь; в 1877 году они простирались на сумму 269 рублей в год, при общем расходе на денежные вспоможения в 352 рубля; но потом опять сократились до выдачи ежемесячного десятирублевого пособия одной особе и рублевой десяти особам. Единовременные денежные пособия выдаются бедным на паспорта, на похороны, на лечение и т. п.

Ко всему сказанному о деятельности братства можно прибавить, что в ноябре 1868 года открыта была при братском приюте сберегательная касса, с целью доставить возможность небогатым людям скопить себе копейку на черный день. Касса открыта по ходатайству совета тогдашним управляющим государственным банком Е. И. Ламанскам, и первым ее вкладчиком, получившим сберегательную книжку за № 1, был по собственному желанию отец Гумилевский. В первый год касса собрала до четырех тысяч рублей, во второй – свыше семнадцати, в третий – свыше двадцати восьми, в четвертый – свыше тридцати шести тысяч рублей, но затем была изъята из соотношения к братству, как учреждение, хотя и весьма полезное для бедных, но мало имеющее отношения к благотворительности.

Первым и единственным почетным председателем совета братства был учредитель его, отец Гумилевский. Первым действительным председателем совета был его сослуживец, священник Василий Матвеевич Маслов, с 1866 года по день своей смерти, 23 сентября 1891 года. Покойный всю свою энергию отдал служению приходу и братству; он умер после долгой болезни, не оставив после себя своему семейству никакого состояния, и был похоронен на средства церкви и братства. Братство, обязанное главным образом покойному своим твердым ростом, благодарную память о нем выразило постановкой на его могиле, на парголовском Успенском кладбище, белого мраморного памятника (фототипия приложена к отчету за 1894–95 год) и в своем зале его портрета, наравне со своим учредителем, отцом Гумилевским, портрет которого имеется в братском зале и на могиле которого, на Смоленском кладбище. также поставлен памятник братством. После смерти отца Маслова председательское кресло занял прежний секретарь братства, инженер-технолог И. А. Резцов.

Попечительницей приюта в первые годы состояла вдова свиты Его Величества генерал-майора А. И. Чебышева, затем, с 1879 года, в продолжение нескольких лет, жена присяжного поверенного Е. П. Головина и купеческая дочь М. И. Куликова, вышедшая впоследствии замуж за доктора Ульриха.

Из жертвователей в пользу братства деньгами, кроме уже упомянутых, многие делали единовременные пожертвования свыше ста рублей, а Л. Н. Петрова 10,000 р.

Когда деятельность братства успела возбудить твердые симпатии к себе, начались и пожертвования в пользу братства по завещаниям. Укажем более значительныя: купца Л. И. Кононова (от душеприказчиков) 500 рублей, в 1880 году – Александрова 500 рублей, в 1881 году Е. К. Юшковой 11,913 рублей, вдовы чиновника М. А. Богомоловой 400 рублей, в 1882 году В. С. Похидошиной 154 рубля, в 1885 году протоиерея Парийского 300 рублей, в 1886 году К. М. Васильева 2,000 рублей, П. И. Кононовой 500 рублей, в 1887 году Н. И. Носова 300 рублей, в 1891 году П. Н. Демидова 5,000 рублей, в 1892 году Ф. Г. Солнцева 300 рублей.

Пожертвования съестными припасами шли и идут главным образом от калашниковского купечества, а также и от прихожан, от которых преимущественно жертвуются и другие вещи и предметы.

В зале приюта, рядом с главной иконой, помещены мраморные доски, на которых вырезаны имена главнейших деятелей братства, дабы призреваемые в приюте дети, молясь перед иконой, всегда имели в своей памяти имена главнейших своих благодетелей и не забывали молиться о них. На доске означены: священник Александр Васильевич Гумилевский († 1869 г.), Федор Васильевич Кудрявцев († 1869 г.), Василий Петрович Дондуков († 874 г.), Карл Иванович Менде († 1878 г.), Елизавета Карловна Юшкова († 1880 г.), Александр Павлович Резцов (f 1881 г.), Павел Егорович Ильинский († 1882 г.), Николай Иванович Русанов († 1882 г.), протоиерей Василий Матвеевич Маслов († 1891 г.), Петр Никитич Демидов, Ефим Феодулович Якунников и протоиерей Петр Иванович Кедров († 1893 г.). С особенной признательностью братство также вспоминает имена: А. И. Чебышевой, Е. Ф. Головиной, А. X. Баумгартена. При своих ежегодных отчетах братство приложило портреты особенно потрудившихся в его пользу деятелей: за 1892–93 год Е. Ф. Якунникова, за 1891–92 год протоиерея В. М. Маслова, в очерке двадцатилетия приюта – священника А. В. Гумилевская, в отчете за 1893–94 год – протоиерея П. И. Кедрова.

Обращаясь к обозрению деятельности братства в настоящее время, нельзя не заметить, что сложившаяся под хорошим руководством жизнь братских учреждений обнаруживает устойчивые основы. Братский приют для мальчиков, всегда вмещающий в себе полный комплект – 40 человек, начинает свой день с семи часов утра; с девяти, после молитвы и утреннего чая или молока с хлебом, занятия, до полудня, с двумя переменами; в час обед, вместе с девочками, затем отдых и полдник, а с четырех до шести – опять занятия, с одной переменой. В восемь часов вечера ужин, после него молитва и сон. Ученики разделены на три группы, по образцу начальных городских училищ, к которым приют близко подходит и по программе. Младшая группа вечером не учится. Пению обучаются мальчики в послеобеденное время, два раза в неделю по часу, и столько же времени посвящают изучению столярного ремесла. В приюте состоит учительница, приходящая, получающая 300 рублей в год, из окончивших Рождественскую гимназию, учитель пения, получающий по полтора рубля за урок, надзирательница и нянька, состоящие на полном содержании братства, для наблюдения за детьми, их одеждой, бельем и пр.; надзирательница получает 13 рублей в месяц.

Приют для девочек, по своему устройству и порядку жизни, ничем не разнится от приюта для мальчиков. Только во внеклассное время девочки посвящают лишние часы изучению рукоделий; учительницей состоит окончившая епархиальное училище и земскую учительскую школу, она получает 15 рублей в месяц, но зато живет в приюте, где имеет и стол; здесь еще не одна, а две надзирательницы, получающие по 13 рублей в месяц.

Закон Божий бывает два раза в неделю. На уроки по закону Божию мальчики и девочки собираются вместе. Преподаванием занимается посторонний священник, получающий по полтора рубля за урок.

В приюте для мальчиков числились стипендии за 1895–96 год следующие: по одной Д. И. Калугина, А. А. Каретинковой, А. А. Щуруповой, К. И. Менде, две П. А. Стрепетовои; пансионеры с платой по 100 рублей: два Н. А. Сапожниковой и один А. В. Кокорева. В приюте для девочек стипендии: по одной К. И. Менде, Д. И. Калугина, В. Ф. Пургольд, А. А. Каретниковой, А. А. Щуруповой, П. А. Стрепетовой, М. И. Очаковой и С. М. фон Эссен; пансионерки с платой по сто рублей: две Н. А. Сапожниковой.

По возрасту наиболее мальчиков было от 8 до 12 лет; в 1893 году один был трехлетний, в 1894 году – один семнадцатилетний. Девочек не было моложе пяти и старше четырнадцати лет.

По званиям, мальчиков наиболее в приюте было из детей крестьян (20 в среднем за последние три года), затем мещан (9), солдат (7), чиновников (2) и почетных граждан (1). Девочек из детей солдат, мещан и крестьян было почти поровну. Незаконнорожденных, как и круглых сирот, мальчиков было около пятой части всего числа, девочек – около третьей.

Доктор К. Ф. Вейдеман, больницы детская принца Ольденбургского и Александровская барачная в память Боткина по-прежнему предлагали братству свои услуги в случае заболеваний призреваемых братством детей и старух.

С 1891 года Н. Н. Каретников ежегодно выдает 500 рублей на наем дачи для детей приюта; дача снималась сначала в Лобанове, в 40 верстах от Петербурга, потом близ Коломяг и в Никольском, в здоровой и сухой местности. Пароходовладелец А. П. Веляев бесплатно перевозил детей на дачу и обратно по Неве.

Число призреваемых старух оставалось низменным: 24; наиболее из мещан, затем жены и дочери солдат, крестьян; было по одной вдове чиновника и купца.

Бедным прихода единовременных и ежемесячных пособий было выдано: в 1893 году 202 рубля, в 1894 году 361 рубль и в 1895 году 486 рублей.

Совет братства за последний год состоял из двадцати двух лиц. Членов в последнем списке перечислено 413.

Средства братства наиболее твердые источники имели в членских взносах, процентах с капиталов, дохода с принадлежащих братству домов. Менее твердыми источниками были: кружечный сбор, единовременные пожертвования. Членских взносов было за последние три года немного выше полутора тысяч рублей в год; доход с домов в 1893 и 1894 годах был около 8¹/₂ тысяч рублей, в 1895 году – 11,705 рублей (при расходе около 4,000 рублей в год), проценты с капитала были получены в размере до 1,800 рублей. Кружечный сбор только в 1893 году был ниже 900 рублей, в два последние года он перешел за полторы тысячи; всех кружек пять: в церкви подвижная и неподвижная, у братского дома, в мясных лавках купца Карпова и в церкви афонского Андреевского подворья. За последний год церковная кружка, обносимая за богослужением, дала 1,135 рублей, неподвижная 5 рублей, кружка у братского дома 178, в Афонском подворья 159, в лавках Карпова 40 рублей. Единовременных пожертвований в 1893 году было около пяти тысяч, в 1894 – три тысячи, в 1895 – свыше семи тысяч. На поминальные и заздравные обеды ежегодно поступает около четырехсот рублей. По 600 рублей, в среднем, поступает за содержание пансионеров. Общий доход братства за 1893 год был 18,050 рублей, за 1894 – 18,746, за 1895 год – 27,435 рублей. Расход оставлял ежегодный излишек, простиравшийся в 1893 году до трех тысяч, в 1894 – до полутора, в 1895 – свыше девяти.

Братство имеет, по последнему отчету, свыше тридцати семи тысяч неприкосновенного капитала: А. И. Петровой 13,000 рублей, П. И. Демидова 5,000 рублей, Д. И. Калугина 3,250 рублей, А. А. Щуруповой 3,000 рублей, П. А. Стрепетовой 3,000 рублей, С. М. фон Эссен 2,000 рублей, неизвестного 2,000 рублей, служащих в департаменте уделов на стипендию имени тайного советника В. Ф. Пургольда 1,800 рублей, И. М. Турыгина 1,500 рублей, А. И. Кононова 1,000 рублей, И. С. Зайцевой 1,000 рублей, Богомоловой 400 рублей, И. П. Ропет 100 и Г. М. Петрова 100 рублей. Помимо неприкосновенного капитала, общество владеет четырехэтажным каменным домом на церковной площади, с флигелем и местом земли в 325 квадратных сажен и двухэтажным полукаменным домом по Большой Болотной № 20, с местом в 1,500 квадратных сажен. Первый дом обошелся обществу в 68,000 рублей, второй, завещанный, оценивается в 25,000 рублей. Дом на церковной площади построен был при помощи займа в кредитном обществе; остается непогашенного долга еще 16,946 рублей 54 копейки. В кассе общества по последнему отчету состояло 47,813 рублей 12 копеек.

Из более крупных жертвователей последних трех лет были следующие. В 1893 году дочь титулярного советника Л. Н. Петрова пожертвовала братству 2,000 рублей, с тем, чтобы проценты пока были выдаваемы ей и ее сестре, а после смерти обеих сестер капитал поступает в полную собственность братства на содержание двух кроватей в богадельне имени Никиты и Ксении Петровичей Петровых. В 1895 году она же пожертвовала 1,000 рублей на содержание одной кровати умершей ее сестры. В том же году П. В. Оболенский пожертвовал 2,000 рублей на учреждение стипендии имени С. М. фон Эссен. Затем, крупные суммы жертвовали: Л. Н. Петрова, П. А. Стрепетова, Н. Н. Каретников, графиня Н. А. Стенбок-Фермор, Федорова, Н. А. Сапожникова, А. В. Кокорев, Н. П. Черенов, Дмитриева, Липин, Е. П. Зимина, Е. А. Петрова, Я. Карпов. Завещали братству: Я. И. Григорьев 200 рублей, Иванов 100 и П. С. Зайцева 1,000 рублей.

Вещевых пожертвований в 1893 и 1894 годах поступило на сумму до 3,800 рублей, в 1895 году – до 1,300 рублей; значительное уменьшение представляют пожертвования мукой, всегда весьма обильно поступавшие от калашниковского купечества. Водопроводный мастер С. Я. Смуров и малярный мастер Д. С. Редкин производят обществу потребные работы по их специальностям бесплатно, или делают значительную скидку со счетов; заводчик М. Г. Оуф принимал бесплатно для лужения некоторые предметы из братской кухни и столовой. В день крещения царской дочери в 1895 году чрез градоначальника было прислано для детей в приют 76 коробок конфет.

В 1894 году братство почтило двадцатипятилетние юбилеи трудов на пользу братства его членов: доктора Е. Ф. Вейдемана, Ф. Г. Калиушко и Ф. А. Алферова. Всем троим были поднесены благодарственные адреса от братства в день приютской елки.

22 октября 1896 года, с благословенья высокопреосвященнейшего митрополита Палладия, братство открыло в доме №22 по Дегтярной улице, на углу шестой, бесплатную столовую для престарелых, убогих и малолетних бедных прихода. Столовая рассчитана на 40 человек, представляет собой помещение, по отзыву газет, очень чистенькое и уютное. В день открытия совершен был молебен в столовой, затем бедные были приглашены за стол, где им предложено было по пирогу, по миске лапши и каши и по большому ломтю хлеба. За первый месяц в столовой было накормлено 1,926 человек. 26 февраля 1896 года купец Я. Е. Карпов внес в братство 100 рублей, настоятель староафонского Андреевского подворья иеромонах Давид 2,000 рублей и неизвестные лица 31 рубль на устройство при братстве дома трудолюбия. Совет избрал для разработки вопроса об устройстве дома трудолюбия особую комиссию из восьми лиц.

Обозревая деятельность Христорождественского братства за все протекшие годы, со дня его учреждения, нельзя не прийти к заключению, что посеянное из доброго сердца отца Александра Гумилевского семя нашло для себя благоприятную почву. Невольно охватывает обозревателя радостное волнение при созерцании мощного роста этого ныне ветвистого и крепкого дерева. Братство не создано крупным пожертвованием одного лица; оно – плод общественной работы прихода. И ныне оно стоит в челе прихода, как его лучшее украшение и похвала. Неразрывная связь братства с приходом выражается, между прочим, и в тех благородных заботах братства, какие оно прилагает к памяти лиц, стоявших во главе прихода и братства и ныне находящихся уже за порогом вечности. Как бы возрадовался дух многострадавшего основателя братства, если бы он мог теперь перенестись в братский дом сквозь безбрежную пучину, отделяющую мир временный от мира вечного! – Братство имеет уже приют для детей, богадельню, больницу, бесплатную столовую. Если бы были еще учреждены братством дом трудолюбия и духовная библиотека с распространением книг в народе, то явились бы осуществившимся то, что при основании братства поставлялось только идеалом. И, мы не сомневаемся, братство учредит и дом трудолюбия, и библиотеку; пожелаем, чтобы Бог помог ему сделать это невдолге.