Высокопреосвященный митрополит Антоний
Преосвященный Антоний, в мире Григорий Антонович Рафальский, был сын бедного священника Волынской епархии Ковельского уезда, села Гнуйны – недалеко от родины св. Петра, 1-го московского митрополита. Младенчество его сопровождалось особенными знаменательными событиями: он был часто приносим отцом во храм, и здесь у самого подножия престола почивал во время утренних молитвословий; здесь-тο по молитвам родителя он, вероятно, получил то благодатное осенение промысла Божия, которое сопровождало его последующую жизнь: здесь он развил в себе любовь к богослужению, которая выражалась потом в его всегдашней заботливости о благолепии богослужения. По бедности своей отец его затруднялся дать сыну приличное образование, тем более что, в тамошнем крае, еще не было русских училищ. И вот юный Григорий по необходимости поступил в униатское училище. Но отец крепко привил к его душе основные истины православия, и эта заботливость отца и его молитвы сохранили юного питомца от всего иноверного.
Григорий Рафальский не окончил еще курса учения в униатских училищах, как открыта была Волынская православная семинария, и он тотчас же поступил в нее. Окончив здесь с отличным успехом курс, он, как наилучший из воспитанников, был определен в нее учителем поэзии. Отличаясь здравым умом и живым-увлекательным словом, он в качестве наставника заслужил прекрасную репутацию. Но, с детства воспитанный в любви к церкви и благочестью, он пожелал восприять благодать священства и определен был священником в город Острог к соборной Преображенской церкви. При множестве униатов и католиков, явно и тайно действовавших против православия, от православного священника здешнего края требовалось много змеиной мудрости и голубиной простоты, чтобы защищать свою паству. И отец Григорий умел так действовать! Кротким обхождением и особенно увлекательным словом он некоторых католиков и униатов так расположил в пользу православной церкви, что одни из них присоединились к ней, а другие готовы были присоединиться. Вскоре по возведении в сан священника о. Григорий был сделан благочинным и протоиереем.
Слава о ревностной деятельности о. протоиерея Рафальского постепенно распространялась; на Волыни говорили о нем, как о человеке весьма замечательном. Но промыслу Божию угодно было послать о. Григорию тяжкое испытание: в 1821 году он лишился жены, впрочем, принял это испытание без ропота, с полною преданностью промыслу. После этого преосвященный Стефан Волынский приблизил о. Григория к себе, и он с 1823 по 1829 год жил при нем в звании эконома архиерейского дома. Однажды, по поручению своего епископа, о. Григорию пришлось быть у графа Дибича; последний, пленившись его умом и любезностью, при расставании с ним, сказал ему «ваше место не здесь, а в Петербурге, в Казанском соборе».
Кроме семейного несчастия, о. Григорий испытывал много неприятностей по службе. Секретарь консистории, вместе с одним членом ее, враждовал на него за то, что он твердо стоял за правду и не принимал участия в их злоупотреблениях: исполняя с отличным усердием свои обязанности, он в течении почти 25-ти лет получил одну только награду – скуфью. Впрочем, попытки секретаря удалить его из консистории при епископе Стефане были напрасны. А когда, по перемещении Стефана в Вологду, на его место был назначен епископ Амвросий, секретарь предупредил Амвросия письмом, в котором обличал Рафальского в расхищении имущества архиерейского дома. Хотя ложность доноса была доказана следствием, но протоиерей был в немилости у Амвросия во все время управления его епархией. Врагам Рафальского посчастливилось даже удалить его не только из консистории, но из города Острога в Кременец, где он получал при соборе только 60 р. асс., а приход его состоял из нескольких русских чиновников. Немилость епископа к Рафальскому отразилась и на его родственниках, так что, по совету его, зять его (бывший потом протоиереем Скорбященской церкви в Петербурге – Велецкий) поступил в полковые священники.
В Кременце протоиерей Рафальский пользовался всеобщим уважением. Генерал Врангель, усмирявший одну польскую шайку, однажды, расставив свои войска против неприятеля, просил у протоиерея мнения о своем поступке, – Рафальский скромно ответил ему: «ваше превосходительство! я духовный и в военном деле ничего не смыслю». «Оно так, сказал генерал, но я знаю ваш верный взгляд на вещи». И, когда Рафальский сделал свои замечания, – генерал вполне согласился с ним и благодарил его за них. В 1830 г. военный губернатор Потемкин, присланный в Житомир во время польского восстания, увидевшись с Рафальским, так был очарован его светлым умом и всестороннею образованностью, что приказал жандармскому полковнику Фон-Дребушу составить о нем докладную к Государю записку, каковой, впрочем, не успел представить, скончавшись от холеры. Преемник Потемкина, генерал-губернатор Левашов, на обеде у фельдмаршала Сакела, в присутствии митрополита Евгения, сказал: «я нашел в протоиерее Рафальском такого умного и образованного человека, какого не встречал ни между белым, ни между черным духовенством». Вскоре после этого он отправил к Государю записку Потемкина и свою, с отличною похвалою о Рафальском, заслуживающем особенного внимания. Через это о. Григорий сделался известным Императору.
По укрощении польского мятежа, униатам приказано было Почаевскую лавру, издревле принадлежавшую православным, передать православному духовенству. Присланные для этого из Петербурга чиновники просили епископа Амвросия назначить протоиерея Рафальского членом комиссии для принятия и устроения лавры. Хотя Амвросий усиленно отклонял их от их намерения, но они настояли на своем. О. Григорий действовал с великим благоразумием и тактом и ему удалось всех, живших в лавре униатов, обратить к православию. Синод предписал Амвросию склонить Рафальского к монашеству, но он отказался, несмотря на двукратное предписание. Тогда московский митрополит Филарет написал ему собственноручно письмо, в котором, стараясь подействовать на него, говорил, между прочим, что Государь Император желает видеть его наместником Почаевской лавры. Сильное слово Филарета подействовало. «Воля Государя моего, воскликнул тронутый письмом протоиерей, – есть воля Божия, и я свято повинуюсь ей». В 1833 году он был пострижен в монашество с именем Антония и возведен в сан архимандрита с званием наместника лавры.
Управляя Почаевской лаврой, архимандрит Антоний нашел средства, чтобы устроить ее наилучшим образом, так что священно-архимандрит ее, архиепископ Иннокентий, изумлен был его распорядительностью и предусмотрительностью. Впрочем, он недолго был наместником лавры. По утверждении православия в Варшаве нужно было учредить там епископскую кафедру. Принимая во внимание закоренелую вражду поляков к православным, нужно было поставить туда такого человека, который бы звал вполне характер поляков и умел бы умиротворяющим образом действовать на них. Таким избранником оказался наместник Почаевской лавры. 8-го июля 1834 года в Петербурге в Казанском соборе архимандрит Антоний хиротонисан был во епископа варшавского. По хиротонисании митрополит Серафим подарил ему свою митру и свой жезл первосвятительский. Пред отъездом в Варшаву, епископ Антоний представлялся Государю Императору, который, после долгой беседы с ним, сказал: «Преосвященный! Я слышал про вас много похвал, и с нетерпением желал видеть вас, но вы превзошли все похвалы и Мои ожидания».
Требовались необычайные качества ума и сердца от архипастыря русского, чтобы с успехом подвизаться за православие среди врагов, столь многих и столь фанатичных, каковы поляки. Епископ Антоний с блестящим успехом выполнил свое назначение. Необыкновенным благоразумием и истинно-христианскою любовию он скоро расположил к себе не только православных, но и польских вельмож и представителей всех сословий. Варшавская православная церковь, можно сказать, им основана и утверждена. Его трудами устроен и украшен кафедральный собор в Варшаве и архиепископский дом со всеми его принадлежностями; приведен в наилучший вид Яблочинский монастырь в люблинской губернии. Среди господства католицизма и унии, всевозможно вредивших этой обители, она, в продолжении существования унии, осталась твердою в православии. Ко времени преосв. Антония она приходила в разрушение. Антоний испросил у Императора Николая значительное пособие на возобновление Яблочинского монастыря, украсил его, увеличил число братии, доставил ей приличное содержание и возвратил отнятые польским вельможей земли монастырские. Стараясь воздвигать и украшать православные храмы, он в тоже время заботился об обращении униатов в православие: в его время жители села Люхова, люблинской губернии, и села Бабиц из униатов сделались православными; в Люхове построен православный храм, а в Бабицах униатский храм, до унии бывший православным, обращен опять в православный. В этом храме, под православным престолом, который в продолжении двух с половиною веков был закрыт престолом униатским, нашли все православной богослужебные книги. Прочитанный в одной из них Символ веры убедил крестьян, присоединившихся к православию, читать его без прибавления: «Filioque», на что они долго не соглашались. Любопытно здесь то, что, когда священник, присланный еп. Антонием для обращения их к православию, прочитал им по найденной под престолом книге православный символ, – они не поверили ему. Тогда он попросил кого-нибудь из них прочитать по той же книге символ православный, и вот, когда считавшийся у них грамотеем прочитал: «от Отца исходящего», то они воскликнули: «теперь мы верим, что униаты обманывали нас».
Много полезные труды еп. Антония в польском крае не могли не обратить на себя внимания Императора Николая 1; в продолжение 9-летнего пребывания его в Варшаве Государь дал ему следующие награды: св. Анны 1 ст., св. Владимира 2 ст., св. Александра Невского и сан архиепископа. Антоний принимал эти награды с чувством смирения. В 1841 году, в беседе с зятем своим, он сказал: «я не знаю, к чему это ведет, что Государь Император не по заслугам моим так щедро награждает меня».
Промысл Божий через помазанника Своего предуготовлял Антония к высшему положению в церкви русской. В 1843 г., 17 января, скончался митрополит Петербургский Серафим. Монарх избрал на его место архиепископа Варшавского: назначение это поразило неожиданностью как его самого, так и многих других высших лиц.
Слово, произнесенное им при вступлении в управление С. Петербургской епархией в Петропавловском соборе, произвело сильное действие на слушателей: паства почувствовала любовь к архипастырю, спешила туда, где он совершал богослужение, и смотрела на него, как на пастыря–отца, стремилась принять от него благословение. Просителей он принимал всегда с особенною ласковостию, подробно вникал в их нужды и старался удовлетворить их, так что каждый уходил от него с самым отрадным чувством. Недолго пришлось ему быть первосвятителем Российским, но паства крепко любила его, так что и по кончине сохраняла о нем благодарную память.
В управлении петербургской епархией он показал ревность и благоразумие, отличавшие его прежде. Особенным предметом его забот был Александро-Невский собор. До его времени он был холодным, и зимою в нем не служили. Антоний устроил в нем амосовские печи, и обширный собор стал местом молитвы и в зимнее время. За труды по званию первенствующего члена Св. Синода, Монарх наградил Антония орденом св. Апостола Андрея Первозванного и бриллиантовым крестом.
Не долго управлял петербургскою митрополией Антоний. Суровый петербургский климат стал оказывать вредное действие на его южную натуру; здоровье его слабело также от старости и усиленных трудов на пользу церкви. Но не было в нем и тени малодушия или ропота. 16-го ноября 1848 г. смерть пресекла дни умного и доброго святителя. Когда граф Протасов доложил об этом Государю Императору, Николай Павлович изволил сказать ему: «Да! у Меня митрополит будет, но Антония уже не будет».
18-го ноября членами св. Синода, в присутствии всего духовенства столицы, совершено было перенесение тела почившего иерарха в лаврский собор. 19-го ноября, в 10 часу утра, тело обнесено было вокруг собора и перенесено в храм св. Духа, где совершено было погребение. В конце литургии, преосвященный Иннокентий, архиерей Херсонский, произнес слово, в котором назидательно изобразил чудные пути Промысла, с особенною ясностью отразившиеся в судьбе почившего архипастыря. Государь Император, высоко ценивший заслуги митрополита, воздал ему последний долг Своим присутствием при погребении, вместе с Их Императорскими Высочествами, Августейшими детьми Своими. Тело преосвященного Антония предано было земле пред иконою Божией Матери в церкви св. Духа.
В жизни Антония проявилось особенное действие Промысла Божия, как говорил в надгробном слове преосвященный Иннокентий, знаменитый проповедник того времени: «полагаем, не будет дерзостью с нашей стороны, если скажем, что участие это (т. е. действие Промысла) явлено было, может быть, вследствие молитв отца о своем малютке, лежавшем при подножии престола: конечно, горяча была молитва бедного священника о своем сыне! Первосвятитель, как мы видели, отличался благоразумием, многоопытностью и кротостию».
Для охарактеризования последней прибавим, что он чужд был даже и тени мщения епископу Амвросию, предрасположенному против него врагами его. Когда Антоний был митрополитом, Амвросий, бывший тогда пензенским епископом, просил письменно одного чиновника Синода узнать, – не думает ли митрополит мстить ему за неприятности, причиненные ему Амвросием на Волыни. Антоний, узнавши об этом, сказал этому чиновнику: «Напишите преосвященному Амвросию, что я об одном только сожалею, что он и прежде не знал меня, да и теперь не знает». Рассказывая об этом своему зятю, Антоний сказал: «да и за что мне мстить ему, когда он был орудием Божия промысла; его можно и должно считать не иначе, как благодетелем моим; не будь Амвросия, я не был бы митрополитом; его действия принесли мне пользу». По смерти митрополита, в числе его бумаг нашли письмо Амвросия, в котором он благодарит преосвященного Антония за его покровительство и защиту.
Незадолго до кончины своей, митрополит иждивением своим воздвигнул храм в г. Гнуйне – на месте своей родины.
Составлено по биографическому очерку, составленному Александром Громачевским, в Сергиевом посаде (Странник, 1861). Громачевский руководствовался, как говорит сам, проповедью Иннокентия херсонского (в Христ. чт., 1849 г.) и – главным образом – записками митрополита Антония, сохранившимися у зятя преосвященного Антония, протоиерея Скорбящ. церкви Белецкого.