Свистопляска

СВИСТОПЛЯСКА

Индивидуальная инициатива, личное творчество играет огромную роль в истории слов. Индивидуальное – не антитеза социального, а лишь его выражение или вариация.

В современном русском языке слово свистопляска применяется для обозначения крайне разнузданного, безудержного проявления каких-нибудь общественных настроений. Это слово свойственно, главным образом, публицистическому стилю и окутано резкой экспрессией пренебрежения. Например, этим словом воспользовался Сталин в своем отчетном докладе XVII съезду партии о работе ЦК ВКП(б) в 1934 г. для характеристики военного ажиотажа буржуазных стран: «В обстановке этой предвоенной свистопляски, охватившей целый ряд стран, СССР продолжал стоять за эти годы твердо и непоколебимо на своих мирных позициях».

Слово свистопляска было очень употребительно и в интеллигентском языке предреволюционной эпохи. Например, в письме Л. Н. Андреева к Л. М. Леонидову от 29 марта 1914 г. о повести «Мысль», вызвавшей оживленную полемику, читаем: «И не думай, дорогой мой, что я хоть капельку огорчен свистопляской. Ничего другого в душе нет, кроме огромной радости, что на свет явился Керженцев» (Реквием, с. 83).

В этом отвлеченном публицистическом значении слово свистопляска было впервые применено в начале 1860 г. знаменитым русским историком М. П. Погодиным. Оно заключало в себе каламбурный намек на сатирико-юмористический журнал «Свисток», издававшийся при «Современнике» и руководимый Н. А. Добролюбовым. В открытом письме к Н. И. Костомарову с вызовом на диспут по вопросу о происхождении варягов (диспут этот состоялся 19 марта 1860 г. в актовом зале Петербургского университета) М. П. Погодин иронически назвал революционных редакторов «Современника» – Н. Г. Чернышевского и Н. А. Добролюбова – «рыцарями свистопляски» (Ткачев, 4, с. 423). Это выражение было тотчас иронически подхвачено самим Н. А. Добролюбовым. В № 4 «Свистка» за 1860 г. («Современник» № 3) появилась статья этого критика, направленная против М. П. Погодина, под заглавием: «Наука и свистопляска, или как аукнется, так и откликнется». Здесь, между прочим, Н. А. Добролюбов писал: «Он [М. П. Погодин. – В. В.] изобрел для нас особое название: ”рыцари свистопляски“». Ср. в этой же статье-памфлете по поводу изложения Погодиным сказания о почке [ошибочно – вместо о пучке!] розог:

Явился норманщик с Москвы

Во имя науки,

И важно, пространно – увы! –

Толкует – о пуке.

Пришла ж академику мысль

Скрываться за сказки!

Скорей его, Клио, причисль

К друзьям Свистопляски.

(Добролюбов 19 41, с. 139)

Характерен также Добролюбовский «Романс Михаилу Петровичу Погодину от рыцаря свистопляски»:

Когда б он знал, что рыцарь Свистопляски

Невольно с ним сливается душой

И больше рад его ученой ласке,

Чем он был рад, музей продавши свой

(там же, с. 142).

Ср. также сатирическое «Призвание» (М. П. Погодину от рыцарей «свистопляски»). В стихотворении Н. А. Добролюбова «В начале августа вернулся я домой»:

«Какими новыми идеями умы

Проникнуты теперь в святой моей отчизне?

На европейские дела как смотрим мы?

И как устроились мы в нашей русской жизни?» –

«Ха-ха-ха-ха-ха-ха»... мне дружный был ответ...

Мне бросилась в лицо пурпуровая краска...

Но скоро понял я, что тут обиды нет, –

А просто предо мной свершалась свистопляска

(там же, с. 177).

Ср. также в «”Свистке” ad se ipsum»:

А впрочем, читатель ко мне благосклонен,

И в сердце моем он прекрасно читает:

Он знает, к какому я роду наклонен,

И лучше ученых мой свист понимает.

Он знает: плясать бы заставил я дубы

[, совсем изменил бы их нравы и доли, ]

Когда б на морозе не трескались губы

И свист мой порою не стоил мне боли.

(там же, с. 178)

В «Искре» (1860, № 13) в карикатуре, изображающей диспут Н. И. Костомарова с М. П. Погодиным о варяго-руссах, была за спиной Костомарова представлена редакция «Современника», держащая знамя с надписью «Рыцари свистопляски».

В статье «Поездка Н. Г. Чернышевского в Лондон к А. И. Герцену» М. А. Антонович (известный публицист-шестидесятник. – В. В.) писал: «Тургенев... в душе относился с особенною злобностью, с возмущением и негодованием и тоже с презрением к свистопляске ”Современника“» (Антонович, Елисеев, с. 71–72). «Вспоминал ли эти свои слова и что чувствовал при этом воспоминании Герцен, когда из прекрасного далека наблюдал судьбу ”рыцаря свистопляски“ Чернышевского» (там же, с. 75). В «Воспоминаниях» Е. М. Феоктистова (реакционного начальника главного управления по делам печати. – В. В.) читаем: «...Одним из главных вожаков революционной свистопляски был некто Лев Тихомиров» (Феоктистов, с. 110).

Таким образом, с легкой руки М. П. Погодина слово свистопляска входит в стиль публицистической речи. Сначала оно имело яркую ироническую или сатирическую окраску, которая несколько менялась в зависимости от идеологии того общественно-политического лагеря, которым это слово применялось. Каламбурный намек на «Свисток» и «свистунов» уже к 70-м годам в этом слове отпадает или погасает. Слово свистопляска включается в разнообразные самантико-фразеологические контексты. Например, М. Е. Салтыков-Щедрин в письме к доктору Н. А. Белоголовому от 16 сентября 1883 г. пишет: «Сочувствие ваше мне особенно дорого в эти тяжелые дни, когда вокруг меня, умирающего, но еще живого, образовалась целая свистопляска самых паскудных ругательств, не предвещающих ничего доброго» («Дело», М., 1899, с. 122).

М. П. Погодин не сочинил и не изобрел слова свистопляска: он лишь остроумно и оригинально воспользовался старинным термином, который был хорошо знаком ему как историку и этнографу. Каламбурный перенос имени свистопляска на энергичную, боевую, обличительную деятельность революционно-демократической общественности 50–60-х годов был вызван, с одной стороны, историко-этнографическими интересами самого автора крылатого изречения – М. П. Погодина, а с другой, и в большей мере, – общей атмосферой идеологической борьбы 50–60-х годов между передовой революционно-демократической интеллигенцией (во главе с Добролюбовым и Чернышевским) и представителями консервативного славянофильства.

Слово свистопляска – народно-областное, этнографичекое. В. И. Даль так объяснял его первоначальное применение и его зарождение: «Свистопляска вят. тризна по убитым ошибкою вятчанами устюжанам (в XIV в.), пришедшим на помощь и принятым за неприятелей, за что первые прозваны слепородами и свистоплясами; в этот день (четвертая суббота от Пасхи) свищут в глиняные уточки и дудочки, на овраге, у часовни. // Свистопляс, разгульный тунеяд, шатун» (1866, 4, с. 137). В этом этнографическом употреблении слово свистопляска приблизилось к литературному языку в конце XVIII – в начале XIX вв. Оно было вынесено на поверхность литературной жизни волной «народности». Например, в «Дневнике» известного этнографа начала XIX в. проф. И. М. Снегирева записано под 22 ноября 1824 г.: «Он [Хитрово. – В. В.], по-видимому, был доволен, намекал о переводе его пиесы о свистопляске в Вятке» (с. 111).

В своем «Отчете о диалектической поездке в Вятскую губернию» (СПб., 1903) Д. К. Зеленин, печатая вятский словарь, замечает, что слово свистопляска теперь в вятском говоре встречается редко; оно вытеснено словом свистунья. «Свисту́нья. Ярмарка в г. Вятке, на четвертой неделе после Пасхи; торгуют главным образом детскими игрушками; одновременно бывает поминовение усопших. Даль: свистопля́ска (это наименование встречается теперь редко). ”На свисту́нью ходили, ездили“, ”много народу на свистунье?“» (Сб. ОРЯС. Т. 76, 1903, № 2, с. 141. О свистопляске см. также «Приложения к Вятским губернским ведомостям», 1902, № 56). «Народ собирается [на свистунью. – В. В.], – сообщает Н. 3. Хитрово, – с небольшими свистками... и стоя на валу, бросает глиняные шарики в ров, куда сходятся городские ребятишки собирать их». По преданиям праздник этот связывается с битвою 1392 г., в которой пало много устюжских воинов; будто бы устюжане пришли на помощь вятчанам, но «вятские слепороды» приняли их, в темноте ночи, за врагов и избили. Будто бы даже «куклы из глины, расписанные разными красками и раззолоченные» (теперь это изящные гипсовые статуэтки) в изобилии продаются на свистунье «в честь оставшихся после сражения вдов»³³⁶.

В работе И. М. Снегирева «Русские простонародные праздики и суеверные обряды»³³⁷ несколько раз упоминается о вятской свистопляске. Рассказывается об историческом поводе к установлению праздника свистопляски (битва вятчан с устюжанами в XIV в.): «Во время свистопляски, около надгробной часовни, по праздничному обычаю, расставляются шатры, продаются особенные, делаемые к этому дню и случаю глиняные лошадки, свистки с погремушками, шарики и разные лакомства. Там тогда ребятишки играют в куклы, беспрестанно свистят, приплясывая или становясь по обе стороны рва, как бы в наступательном положении, бросают друг в друга глиняными шариками, будто в напоминание воинской ошибки предков; свист же есть простонародное выражение промаха. Между тем вплоть до вечера продолжается гуляние вятчан; там поют песни под звуки скрипок и балалаек».

Д. К. Зеленин о вятской свистопляске пишет: «Весьма близок к семицким поминальным обрядам над убогим домом своеобразный народный праздник в гор. Вятке, известный теперь под именем свистуньи, а в старину, по словам старых авторов, свистопляски. Разница лишь в том, что праздник свистуньи посвящен не заложным покойникам вообще [т. е. умершим насильственной смертью. – В. В.], а убитым в одной битве 1392 г. (?) устюжанам. Кроме того, праздник этот совершается несколько ранее семика, а именно – в четвертую неделю после Пасхи. Имя свое праздник получил от того неумолкаемого свиста, который слышится в течение всего праздника. В настоящее время это детская ярмарка с преимущественною продажею детских игрушек; дети охотнее всего покупают глиняные свистульки и свистят в них. Но в старину было нечто иное» (Зеленин, с. 104–105).

По словам вятского историка Ал. Вештомова, панихида в четвертую неделю по Пасхе в Вятке «совершается на том самом месте, где происходило побоище и где похоронены убитые при том люди, а именно у северного глубокого рва, где с издревле находится на тот конец и часовня... После отправления сей панихиды собираются на то место жители и гуляют... Несколько лет назад тому [писано в 1807 г. – В. В.] происходили притом по обычаю язычников свисты и пляски, от чего и называется сей случай на Вятке свистопляскою, также обыкновенные притом были и кулачные бои» (Вештомов, с. 31).

Праздник свистопляски по традиции справлялся ежегодно в Вятке чуть ли не до революции. Об этом празднике вспоминал М. Е. Салтыков-Щедрин по возвращении из вятской ссылки в статье, напечатанной в 1856 г. в «Петербургских ведомостях» (см. Иванов-Разумник, с. 118).

В «Записках бурсака» С. И. Сычугова содержится такое опис>ание этого вятского обычая: «Праздник этот напоминает семик и, по преданию, установлен в память избиения вятичами своих союзников, пришедших к ним на помощь. Я не имел ни малейшего понятия о свистопляскеи попал, по неопытности, на нее... Место для праздника находилось в конце города и представляло глубокий овраг с высокими берегами, на которых размещаются десятки торговцев с булками, лакомствами и специально для этого дня приготовляемыми свистульками (вроде маленьких кларнетов) и глиняными шарами, окрашенными в черный цвет с разноцветными крапинками. Шары большие (с апельсин) были внутри пустые; мелкие же, величиною с грецкий орех, делались сплошными. На праздник являлась масса детворы, но много приходило и расфранченных барынь и мужчин, чиновников и купцов. Дети все снабжались свистульками, и в воздухе раздавалась ужасная какофония; взрослые же нагружались шарами, которые покупались целыми сотнями... Праздник начался киданием шаров сверху и подбиранием их ребятами в овраге... Представьте себе, что не только мужчины, но расфранченные в пух и прах барыни и даже дети с удовольствием, по-видимому, целились в головы овражных ребят» (Сычугов, с. 144–145).

Само слово свистопляска представляет собою словосложение типа: овцебык, куропатка, светотень и т. п.

Очерк «История значения слова свистопляска» открывает серию очерков, объединенных общим названием «Из истории русской литературной лексики» (статья опубликована в журнале «Вестник Московского университета», № 7, 1947; она включает также очерки: «Отсебятина», «На мази», «Стрелять – стрельнуть»). Этим заметкам предпослана аннотация, а также вступительный текст. Аннотация: «Автор считает подготовку и составление исторического словаря русского литературного языка, особенно нового периода, неотложной задачей русского языкознания. Только на этой основе может быть построена история лексико-семантических систем русского литературного языка. На конкретных фактах семантической истории четырех выражений: свистопляска, отсебятина, на мази и стрелять (в значении «добывать, выпрашивая или вымогая») автор показывает сложность и многообразие семантических процессов и социально-речевых связей в историческом развитии русского литературного языка XIX – XX вв.». Далее следует текст: «Одна из неотложных задач русского языкознания – это подготовка и составление исторического словаря русского литературного языка. Такой словарь мог бы отразить до некоторой степени изменения в составе русской литературной лексики, разнообразные процессы обогащения русского литературного языка новыми значениями, новыми словами и выражениями, а также многообразные условия и причины отмирания слов и фразеологических оборотов. На основе такого словаря – с помощью дополнительных сравнительно-исторических разысканий – могла бы быть построена история лексических систем русского литературного языка, и даже шире: историческая семантика русского языка.

Предлагаемые ниже четыре очерка по истории русских слов и выражений являются подготовительными материалами к исторической лексикологии русского литературного языка нового периода».

В архиве сохранилась рукопись на 13 листках (текст написан в разное время). Сохранился также оттиск статьи «Из истории русской литературной лексики», в текст которого внесена приписка рукою В. В. Виноградова: «В открытом письме Н. И. Костомарову с вызовом на диспут по вопросу о происхождении варягов (диспут этот состоялся 19 марта 1860 г. в актовом зале Петербургского университета)». Здесь печатается по оттиску, проверенному по рукописи, с внесением ряда необходимых исправлений и включением фрагментов, отсутствующих в публикации 1947 г. О слове свистопляска В. В. Виноградов пишет также в своих «Очерках» (1938, с. 391). – М. Л.