Недобрая ересь универсализма

Начнем с самого главного – с Евангелия. Как христиане, ученики апостолов, мы являемся посланниками от имени Христа. А миссия посланника – передать то послание, которое ему вверено. Мы не можем редактировать его по своему усмотрению.

Христос сказал ученикам: «Идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари. Кто будет веровать и креститься, спасен будет; а кто не будет веровать, осужден будет» (Мк.16:15,16) .

«А кто не будет веровать – все равно спасен будет», – это явно не то послание, которое мы находим у Господа и апостолов, и проповедовать его от их имени было бы просто подлогом. Евангелие полно пугающих предостережений. Господь явно говорит о геенне, как о некой реальности, настолько ужасной, что гораздо лучше отрубить себе руку или вырвать глаз, чем отправиться туда (Матф.5:29,30). Богач из притчи оказывается «во аде, в муках» (Лук.16:23), осужденные отправляются в «огонь вечный» (Матф.25:41), «в муку вечную». (Матф.25:46)

Как-то я слушал лекцию известного канадского психолога Джордана Питерсона, в которой он упомянул известный довод атеистов, что религия – плод принятия желаемого за действительное; люди, удрученные болью, одиночеством и неизбежной смертью, придумывают себе заботливого Небесного Отца, Который даст им вечную и блаженную жизнь. Питерсон находит этот довод неубедительным по той очевидной причине, что религия, придуманная для самоутешения, не содержала бы учения об аде.

В самом деле, Евангелие – источник ни с чем не сравнимого утешения; но путь к этому утешению лежит через болезненный покаянный слом. Чтобы Бог простил нам наши грехи и избавил нас от вечного осуждения, мы должны признать реальность того и другого. Как рассказывал о своем опыте обращения один человек, «Я понял, что ад существует, что и я нахожусь на пути именно туда».

Проповедь Евангелия «сокрушает беспечных и утешает сокрушенных», упование на Спасителя доступно только тем, кто признает реальность гибели, от которой Он избавляет. Исцеление от страшной болезни желанно и утешительно только для тех, кто с ужасом у себя эту болезнь признает.

Возражения универсалистов относятся к тому, что в Библии можно найти фрагменты, возможно, указывающие на всеобщее спасение. Однако – желая быть честными перед библейским текстом – мы должны признать, что менее ясные фрагменты должны толковаться в свете более ясных. Если, например, в одном месте святой апостол Павел прямым текстом обещает упорствующим грешникам «наказание, вечную погибель» (2Фес.1:9), у нас нет оснований усматривать в других его словах тонкие намеки на нечто противоположное. Определив этот, достаточно очевидный общий принцип, мы можем обратиться к стихам, которые иногда приводятся в обоснование универсализма.

Один из них: «Посему, как преступлением одного всем человекам осуждение, так правдою одного всем человекам оправдание к жизни» (Рим.5:18). Идет ли здесь речь о том, что оправданы все те, кто пали в Адаме, то есть все люди? Контекст речи апостола, который в своем послании постоянно говорит о необходимости веры для спасения, указывает на то, что речь идет о всех верующих, а не о всех людях вообще.

Другой популярный стих: «[Бог] хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины» (1Тим.2:4). Может ли это желание Божие быть не исполнено? Конечно. Этому есть много примеров: «А фарисеи и законники отвергли волю Божию о себе, не крестившись от него» (Лук.7:30); или вспомним слова Господа: «Сколько раз хотел Я собрать детей твоих, как птица собирает птенцов своих под крылья, и вы не захотели!» (Матф.23:37).

Вообще, горький упрек – «Я хотел, но вы не захотели», – обычен и для Ветхого, и для Нового Заветов. Бог проявляет добрую волю к спасению всех, но люди могут ее отвергнуть, и некоторые отвергают. Поэтому обратимся к другой причине, по которой универсализм неверен, – свободной воле.

Иногда об универсалистских представлениях говорят, что они «предлагают нам более милосердного Бога» или «имеют больше веры в Божественное милосердие». Это неверно. Богословские либералы и традиционные христиане не расходятся во взглядах на безмерность любви Божией. «Его же благость безмерна и человеколюбие неизреченно» – это старая и полностью православная доктрина. Мы все верим в беспредельное милосердие Божие и только в нем полагаем свое упование.

Мы расходимся в другом – в вере в человеческую свободную волю.

К.С. Льюис указывал на то очевидное соображение, что если у людей есть подлинная свободная воля, никто кроме них самих – никто, включая Бога, – не может принять решение за них. Как пишет Льюис, «Я бы уплатил любую цену, чтобы иметь возможность правдиво сказать: «Все будут спасены». Но мой разум выдвигает вопрос: «Посредством их воли, или без нее?» Если я скажу: «Без их воли», я тотчас же отмечу противоречие. Каким образом величайший акт воли, самоотречение, может совершиться помимо воли? Если я скажу: «Посредством их воли», мой разум ответит: «Каким же образом, если они этого не пожелают?»

Дело не в том, насколько велика милость Божия, – мы все согласны, что бесконечно велика, – а в том, что эта милость не может и не будет принуждать человека, который ее отвергает.

Спасение в Библии рассматривается в рамках личных отношений, подобных браку или усыновлению. И эти близкие, семейные отношения с Богом не могут быть принудительными; они даже не могут быть манипулятивными. Они могут быть только добровольными, предполагающими свободный ответ творения на любовь своего Создателя. А свободное творение может отказаться, – конечно, это немыслимая, невообразимая глупость, но когда мы грешим, мы совершаем именно ее.

Обещать вечное спасение тем, кто отвергает Христа, – значит проявлять крайнее неуважение к их свободе и достоинству. Это значит сказать: Ваш выбор ничего не означает; Вы не являетесь свободными, нравственно ответственными личностями, самые важные для вашей жизни решения принимаются без вас, по принципу «без меня меня женили».

Беда в том, что многие люди не признают в себе ни свободы, ни достоинства, и фактически хотят, чтобы мы согласились с ними в том, что их выбор не имеет никакого значения перед лицом вечности.

«В Бога мы вашего не верим, но вы нам все равно пообещайте, что Он нас спасет». Но мы не можем. У вас действительно есть свобода. Ваш выбор действительно имеет значение.

«В итоге Бог добьется от всех положительного ответа» – звучит хорошо, но как? Если ему нельзя отказать – у нас нет свободной воли, а если можно – то некоторые окончательно откажут, как делают это и сейчас. Тут нам стоит обратиться к еще одному доводу против универсализма – реальности зла и греха.

Где-то я читал, что либеральное богословие делается популярным во времена мира, достатка и порядка, а во времена войн и бедствий люди возвращаются к ортодоксии. Это очень верное наблюдение: когда люди уверены, что исторический прогресс почти избавил человечество от первородного греха, дела идут хорошо, а пойдут еще лучше, цивилизация теснит варварство по всем фронтам и скоро окончательно вытеснит, то среди богословов – обычно людей, вращающихся во вполне благополучных и цивилизованных кругах общества, – растет уверенность в том, что все эти пугающие доктрины относительно греха, дьявола и ада просто отражают навсегда ушедшие мрачные времена древности и средневековья.

Когда (как это произошло в ХХ веке) оптимистические ожидания терпят крах, цивилизованные страны проваливаются не в средневековье даже, а куда-то гораздо глубже – во времена язычества, последние достижения науки оборачиваются Циклоном В и атомной бомбой, люди понимают, что грех никуда не делся, и с неудержимым рвением устраивают себе (и друг другу) ад на земле.

Если мы верим в личное бессмертие человека, то что помешает грешным людям устраивать ад и по ту сторону смерти, ад, из которого не будет выхода даже в виде смерти (которая уже произошла)?

Здесь, наверное, стоит остановиться на главном доводе универсалистов – на том, что невозможно помыслить в Боге, который есть Любовь, той неукротимой мстительности, которая побуждала бы Его предавать Свои творения вечным мукам. Этот довод, конечно, верен, но он никак не доказывает всеобщего спасения.

Погибель не причиняется Богом – она причиняется грехом. Например, родители могут глубоко и неотступно любить своего ребенка-наркомана и идти на любые жертвы, чтобы вернуть его к нормальной жизни, но это не гарантирует того, что он к ней вернется.

Тот, кто когда-нибудь встречал семьи, где случалась такая беда, знает, как это происходит. Юноша (или девушка) ведет себя с изматывающей непредсказуемостью, переходит от слезных просьб к надменным требованиям: «Не учите меня жить, лучше помогите материально», бесконечно, запутанно и бессмысленно врет, пытается использовать любые проявления доброй воли со стороны окружающих для того, чтобы последовать своей больной страсти, и горько упрекает всех, кто самоотверженно пытается ему помочь, в недостатке любви и понимания.

Как говорят в таких случаях опытные люди, любовь к наркоману должна быть жесткой, в том смысле, что ни в коем случае нельзя идти у него на поводу, как он сам идет на поводу у своей зависимости.

Наркоман может долго торговаться: «Если вы меня действительно любите, сделайте по-моему!». Но сделать, как он хочет, невозможно – это его точно погубит. Чтобы любовь родных спасла его, наркоман должен сдаться, принять их условия, делать то, что они ему скажут. Иначе он погибнет, но не потому, что родные желают погубить его, а потому что его воля, разум и тело поражены смертельным недугом.

Грех не есть что-то, за что Бог насылает погибель, грех и есть погибель. Гнев Божий полагает предел злу, но он никоим образом не является его источником. Источник находится в самом человеке. «Ибо извнутрь, из сердца человеческого, исходят злые помыслы, прелюбодеяния, любодеяния, убийства, кражи, лихоимство, злоба, коварство, непотребство, завистливое око, богохульство, гордость, безумство, – все это зло извнутрь исходит и оскверняет человека» (Мк.7:21–23).

Люди, а не Бог, устроили концлагеря, геноцид, раскрестьянивание, «культурную революцию» и «поля смерти». Люди изобрели все мыслимые (и немыслимые) виды пыток, казней, издевательства и мучительства. Каким образом грех – злоба, мстительность, упоение властью, которая проявляется в возможности безнаказанно причинять страдания другим, – прекратит свое бытие после смерти человека? Как мог бы Бог устранить его? С согласия человека? Но именно это и требует покаяния, к которому Церковь призывает нас здесь и сейчас, оплакивания своих грехов, готовности покориться Богу и принять Его благодать, чтобы глубоко измениться и быть преобразованным из адского в райское существо.

Помимо этого согласия? Но, как мы уже упоминали, каким образом глубочайшее преображение личности может совершиться без согласия этой самой личности?

Как-то я видел интервью с человеком – глубоким уже стариком, – который с гордостью вспоминал о том, как в молодости принимал участие в этнической резне и похвалялся тем, что ни один из членов враждебного племени не ушел от него живым. Что будет с этим человеком, когда он – со всей своей нераскаянной гордыней и ненавистью – перейдет на ту сторону? Как ввести в рай того, кто несет ад с собой? И не устроит ли такой человек ад везде, где бы он ни появился?

В самом деле, для того, чтобы рай, – как та небесная страна, где все любят друг друга, и где нет зла и греха, горя и мучения, – существовал, «губившие землю» (Откр.11:18) должны быть оставлены за его воротами, во тьме внешней. Иначе они неизбежно устроят ад везде, где они появятся.

Беспредельное Божие милосердие может простить, очистить, преобразить и ввести в рай любого грешника и злодея, но для этого он должен согласиться на это, сдаться, капитулировать. А если он не захочет?

Тогда любовь Божия может оградить от злодейского мучительства другие свои творения, воздвигнув «великую пропасть» между раем и адом; она может дать ему столько познания истины, сколько он в состоянии вместить; она может помешать его дальнейшему возрастанию во зле; она может продолжать поддерживать его в бытии. Бог продолжает оказывать Свою любовь и милость всему творению – включая погибшие души в аду, демонов и сатану. Но сами погибшие, как и бесы, реагируют на нее с яростью и ненавистью. В аду, как сказал поэт, «повсюду незримо изливается злобы и боли сосуд» – это боль, которую обитатели ада причиняют себе и друг другу, и злоба, которой они преисполнены.

Я попробую привести далекую аналогию. Как-то я беседовал с одним человеком, который был бандитом, вел преступный и разгульный образ жизни, наконец, был схвачен и попал в тюрьму. Там он покаялся, уверовал, и с тех пор глубоко благодарен промыслу Божию, который вверг его за решетку и тем спас от дальнейшего возрастания во зле. Но первое время он, конечно, не испытывал никакой благодарности, а только чрезвычайное озлобление и гнев. Тем не менее, для него попасть в тюрьму было благодеянием, – и для него самого, и для мирных граждан, которым он угрожал.

Погибшие души, конечно, глубоко недовольны и переживают свое состояние как муку, но удаление за ворота небесного града, которому они подверглись, – это никоим образом не акт мучительства и мстительности. Это проявление любви Божией по отношению к творению в целом и по отношению к ним самим; последняя милость по отношению к тем, кто не дает оказать себе другой милости.

В начале этой статьи мы уже говорили о плодах универсализма – постепенном разрушении усердия и к миссии, и к хранению заповедей, и к христианской жизни вообще. Мне доводилось читать рассказ одного служителя либеральной протестантской общины, который непрестанно уверял свою паству в бесконечной любви и снисходительности Божией, и всячески (как это было принято в его среде) обходил вопрос о грехе и гибели. Все были довольны, но он сам обратил внимание на то, что это возвещение ничего не меняет в жизни людей. Люди бросали своих жен и абортировали своих детей, чтобы прийти в воскресенье на службу и услышать, что с ними все в порядке. Наконец, он понял, что занимается чем-то ложным и бесполезным, и перешел в общину, исповедующую более традиционные взгляды.

Евангелие без предостережений не спасает, потому что скрывает от людей сам факт того, что они нуждаются в спасении.

Но перемена жизни, отвержение греха – это видимое проявление духовной реальности, того, что человек, покаянием и верой, перешел от смерти в жизнь. Отказ от верной передачи предостережения слова Божия не просто лишает людей возможности привести свою земную жизнь в порядок, хуже того – он лишает их возможности покаянием и верой войти в жизнь вечную.

Даже человек, живущий в тяжком грехе, которому верно и истинно возвещают Евангелие, имеет возможность хотя бы перед смертью исповедать свои грехи и принять прощение. Человек, от которого скрыли правду, которого ободряли ложным учением, отводится даже от возможности покаяния.

Обещание всеобщего спасения может быть ужасным соблазном для малых сих, и что мы будем делать, когда, ложно убаюканные нами, они проснутся на той стороне и убедятся, как их обманули, или, вернее, помогали предаваться самообману?

Я знал одну женщину, дочь которой стала наркоманкой. Мать пообещала не пускать ее домой, если она будет появляться на пороге в состоянии наркотического опьянения, и выполняла это обещание. Мне тогда это показалось очень жестким – как так, не пускать домой родную дочь! Но в итоге это ее спасло – девушка смирилась, покаялась, согласилась принять помощь, и теперь жива и благополучна.

А вот истории мягкого и, казалось бы, любящего попустительства, когда близкие думают о том, как обеспечить максимальный комфорт и довольство химически зависимому, всегда кончаются трагично. Грех (в данном случае, грех наркомании), не встречая отпора, неизбежно доводит его до смерти.

Так и с грехом вообще – или мы соглашаемся покаяться, принять прощение и помощь, покориться и довериться Богу, или, как Евангелие предупреждает, нас не пустят на порог. И лучше нам сразу поверить в это, потому что это правда.

Бог хочет, чтобы все люди спаслись. «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин.3:16). Всякий, кто обратится ко Христу с покаянием и верой, будет спасен. Но чтобы это обращение стало возможным, мы должны возвещать слово Божие не искажая его и не пытаясь понравиться людям, – со всеми его грозными предостережениями.