Глава III. О ПОДВИГЕ И БЛАГОДАТИ
«Облекитесь во всеоружие Божие»
Апостол Павел (Еф. 6:11)
Ум человека, полюбившего Бога и почувствовавшего страх потерять Его, стремится всегда быть с Ним. Но «невозможно, – говорит св. Максим Исповедник, – уму всегда быть с единым Богом, если не стяжет он... любви, воздержания и молитвы. Любовь укрощает гнев, воздержание иссушает похоть, а молитва, отрешая ум от всех помышлений, нагим представляет его самому Богу. Эти три добродетели совмещают в себе все правды...» (Д III – 143–144).
К этим трем великим родовым понятиям совершенства и другие Отцы сводят всю многосложность своего учения о подвиге христианского пути.
«Если хочешь улучить спасение, отрекись от плотских сластей, и восприими воздержание, любовь и молитву» (авва Фалласий, Д III – 292).
Да будут чресла ваши препоясана и светильницы горящи, – говорит Господь (Лк. 12:35). «Доброе препоясание чресл наших, посредством котораго мы делаемся хорошо приспособленными и легкими на делание, есть воздержание со смирением сердца; под воздержанием же я разумею отсечение всех страстей. А духовнаго светильника световодитель есть чистая молитва и совершенная любовь» (св. Федор Эдесский, Д III – 343).
«Невозможно уму быть мирну в молитве, если не стяжает он наперед содружества с воздержанием и любовью...» (св. Илия пресвитер, Д III – 439).
Об этих трех образах совершенства говорил и преп. Серафим: «В стяжании Духа Божия состоит истинная цель нашей жизни христианской. Я вам желаю, чтобы вы всегда были в благодати Духа Святого, приобретали ее средствами, о которых я уже сказал вам, и рассуждали бы, – которое средство дает вам более благодати Духа Святого, тем средством и занимались бы: дает вам более благодати Божественная молитва и бдение – бдите и молитесь; много дает Духа Божия пост – поститесь; более дает милостыня – милостыню творите» (преп. Серафим, С – 7, 8).
Слова «пост» и «милостыня», стоящие в этом наставлении, надо, очевидно, понимать не как указание на отдельные виды добродетелей, а как обозначение общих понятий: воздержания и любви к людям.
Возможно, что в словах преп. Серафима есть еще указание и на то, что существуют какие-то три основных типа духовных характеров, т.е. что люди христианского подвига могут иметь духовное предрасположение или к «посту» или к «милостыне», или к молитве.
У аввы Иоанна-пророка есть слова, дающие ту же мысль. «Как ремесленник, – говорит он, – который хорошо знает свое ремесло и по быстроте ума своего занимается и другими ремеслами, не называется мастером их, но только мастером своего ремесла; так и здесь имеющий все добродетели, по той познается и от той получает наименование, чрез которую наиболее сияет в нем благодать Духа» (В – 440).
Но во всяком случае, тройственность духовных характеров не есть расчленение единого образа. Дары различны, но Дух один и тот же; и служения различны, а Господь один и тот же; и действия различны, а Бог один и тот же, производящий все во всех (1Кор. 12:4–6). В каждом индивидуальном пути будет непостижимо созидаться триединство. Тот, кто по преимуществу идет путем молитвы, рано или поздно, легко или после тяжелых опытов, поймет, что без воздержания молитва его бесплодна. И тот, кто молится, и тот, кто по преимуществу идет путем воздержания, неизбежно поймут еще и то, что без любви к людям все умирает: и воздержание и молитва. И это не только в смысле общего пути, но и в отношении каждого отдельного духовного шага. Тот, кто встал утром на молитву, знает, что она тогда наиболее легка, когда совершается до принятия пищи: воздержание дало крылья молитве. И он же знает, что если он во время молитвы не войдет в какое-то лоно любви к людям и не простит тем, которые его огорчили, то и Отец Небесный не простит ему и не примет молитвы. Только в тройственном единстве человек может идти своим особым путем. Кто соблюдет весь закон, – говорит Апостол, – и согрешит в одном чем-нибудь, тот становится виновным во всем (Иак. 2:10). Три родовых понятия совершенства – любовь к людям, воздержание и молитва – сливаются в единый образ пути, будучи сами развитием того триединого чувства, которое образовалось в человеке к Богу: любви к Нему, смирения пред Ним и отречения от мира для Него. Любовь к Богу доказывает себя любовью к людям, смирение перед Ним обретает дыхание в молитве, отречение от мира для Него отрекается от зла в воздержании. Свеча, зажженная перед Богом, загорается тройственным отсветом в душе человека. Если человек неложно возлюбил своего Господа, то так же искренно он пойдет к этим трем образам совершенства, сознавая их как единый путь к Нему. Это и есть принятие в подвиге любви всего Евангелия, когда оно становится единым законом неделимого совершенства.
Подвиг есть движение к Богу. Но устремленности начатого пути еще далеко не достаточно для его прохождения. Только благодать Божия – учат Отцы – имеет силу и власть осуществить тройственный союз совершенства, к которому человек должен мужественно устремить себя.
Из сочетания подвига или усилия человека в его устремленности к Богу и благодати Божией, это устремление осуществляющей, и образуется христианский путь.
«Никто из нас, – говорит св. Федор Эдесский, – собственными силами не может избежать обходов и козней лукаваго, но только непобедимою силою Христовою. Потому опасно заблуждаются мечтающие совершаемыми ими подвигами и силою воли своей упразднить грех, упраздняемый одною благодатиею Божиею. Чего ради светило Церкви, Иоанн Златоуст, говорит, что недостаточно одного усилия человеческаго, если не получится и помощь свыше; и опять – никакой не будет пользы от помощи свыше, если не будет собственного усилия» (Д III – 334–335). «...Душа может противиться греху, но не может без Бога победить...» (преп. Макарий Великий, Д 1–188).
«Ведай, что если не будешь употреблять всех своих усилий к преодолению своей страсти, помощи от Бога не получишь, и, если усиливаясь всеусердно, на одни свои силы надеешься, успеха никакого иметь не будешь. Усиливаться усиливайся всеусердно, но успеха ожидай от одной помощи Божией. Придет несомненно помощь, и сделав твои бессильные усилия всесильными, подаст тебе удобную победу» (преп. Никодим Святогорец, Н – 224).
Подвиг есть прохождение узкого пути, ведущего в жизнь (Мф. 7:14), а узкий путь означает скорбь. Вне скорби души нет пути к Царству Божию: жена, когда рождает, терпит скорбь (Ин. 16:21). Но все дело именно в том, что когда человек подходит – здесь, на земле, среди своих дел и забот – к вратам Царства благодати, которое внутри его, он уже не помнит скорби от радости, потому что родился человек в мир (Ин. 16:21). Тогда, – как говорит св. Исаак Сирин, – он найдет «такие скорби, которые сладостнее меда» (Д II – 733). Тогда путь, оставаясь узким, становится широким, как безмерность вечной жизни, уже начинаемой здесь. Об этом поется на стихирах 1-й недели Великого поста: «Воздержания наслаждение и мне, слове, даруй, якоже Адаму Рай иногда, от всякия Твоея вкушати заповеди, Боже наш». Путь подвига, оставаясь путем подвига, становится духовным Раем, и горечь воздержания – наслаждением души.
Все Отцы считают, что величайшей силой и научающей и укрепляющей человека в подвиге, дающей ему ревность и радость к прохождению пути, является это вкушение Божественной благодати Святого Духа.
«Почему когда один брат спросил св. Антония: отчего, когда Бог, по всему Писанию, обещает душе блага высшия, душа не бывает постоянно тверда в искании их, а уклоняется к преходящему, тленному и нечистому? – он отвечал: кто не вкусил еще сладости небесных благ, тот не прилепился еще к Богу от всего сердца своего; потому и возвращается на тленное» (преп. Антоний Великий, Д 1–130).
«...Душа человеческая, если нет в ней Божией радости, бывает слаба и многие приемлет раны» (он же, Д 1–46).
«...Если ограничится он (человек) своим деланием и не будет надеяться приять нечто иное, и не повеют на душу ветры Духа Святаго, не явится небесное облако, не снидет с неба дождь, и не оросит душу; то человек не может принести достойных плодов Господу» (преп. Макарий Великий, Д 1–219).
Есть прямая практическая нужда в том, чтобы учение св. Отцов о благодати было ясно воспринято сознанием. Без благодати – без светоносной силы Божией – невозможен христианский путь.
«Как тело без души мертво и не может ничего делать, так без небесной души, без Духа Божия, и душа мертва для царства, и без Духа не может делать того, что Божие» (преп. Макарий Великий, Д 1–197).
«Блажен, кто воистину сознал, что Бог в нас, как в органах, совершает всякое дело и созерцание, добродетель и ведение, победу и мудрость, доброту и истину, так что мы совершенно ничего к сему от себя не привносим, кроме одного, желающего добра, расположения...» (преп. Максим Исповедник, Д III – 275).
Труды и поты подвижников (а св. Максим, просиявший к тому же и мученичеством, особенно среди них почитается) яснее всего говорят, что «желающее добра расположение» было в них неукротимой силой жизненного действования, но именно поэтому важно это их обычное определение подвига. Божественная помощь осознавалась ими, настолько безмерно превосходящий труд подвижника, что его значение было для них только в том, чтобы показать направленность воли, показать, что человек возжелал Бога и устремился к Нему. Подвиг доказует только свободное «да», сказанное жизнью человека – нетленной жизни Божией, а не право на нее и не обладание ею. Это «да» выговаривается великой душевной борьбой всей жизни. Чем сильнее оно, чем глубже любовь человека к Богу – тем сильнее подвиг жизни. И на это «да» – и сильное и слабое – отверзаются врата благодати для помощи и водительства.
Один ученик спросил Варсонофия Великого: «Бог сотворил человека свободным и Сам же говорит: без Меня не может делать ничего (Ин. 15:5). Спрашиваю: как согласить свободу с тем, что без Бога ничего нельзя сделать? Старец ответил: «Бог сотворил человека свободным, дабы он мог склоняться ко благому; склоняясь уже к нему произволением своим, он не в состоянии бывает совершить благого без помощи Божией, ибо написано: ни хотящаго, ни текущаго, но милующаго Бога (Рим. 9:16). Итак, когда человек преклоняет сердце свое ко благому и призовет на помощь Бога, то Бог, внимая его доброму усердию, подаст ему силу к деланию, и таким образом бывает место тому и другому: и свободе человека и помощи, даруемой ему от Бога; ибо благое проистекает от Бога, совершается уже через святых Его» (В – 490).
«Стяжание добродетели и ведения достигается не собственными нашими естественными силами, а благодатью» (св. Максим Исповедник, Д III – 272–273).
«На всяк час и минуту требуем помощи Божией... Молись убо всегда и воздыхай ко Господу, чтобы подал тебе благодать Свою и в ней бы тебя сохранил: благодати Божией (мы) на всяку минуту требуем» (св. Тихон Задонский, Т – 33, 26).
Конечно, эта сторона христианства труднее всего для восприятия, потому что здесь то, что человек не совсем понимает, а ему все хочется и в религии остаться в привычной обстановке своих душевных пониманий. Духа истины, которого мир не может принять, потому что не видит Его, и не знает Его (Ин. 14:17). Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия (1Кор. 2:14). Сочетание подвига и благодати – не рассудочная теория, а тайна веры.
Где же живет благодать и как раскрыть ее в себе?
«...От крещения, – говорит св. Марк-подвижник, – по дару Христову, нам дарована совершенная благодать Божия к исполнению всех заповедей; но потом каждый, получив оную таинственно, и не совершая заповедей, по мере опущения их, находится под действием греха, за то, что по нерадению, получив силу действовать (благодать), не совершает дел... Сколько мы, веруя, исполняем заповеди Божии, столько и Дух Святый производит в нас Свои плоды... Итак, если кто из верных, живя по заповедям, соразмерно тому обрел некое духовное действие, да верует, что он уже прежде получил силу на то (разрядка авт.), ибо получил в крещении благодать Духа – причину всего благаго, не только тайных и духовных, но и явных добродетелей... благоволить о добродетелях зависит от нашего самовластия, а соделать их, или искоренить грехи, без Бога невозможно» (Д 1–488, 489).
«В божественных ложеснах, т.е. в священной купели, всецело совершенную божественную благодать приемлем мы туне (даром). Если же после того... закроем ее мглою страстей, то можно и после сего через покаяние и исполнение заповедей богодейственных опять восприять и снова стяжать преестественную ея светлость... как говорит св. Марк: «Христос, яко Бог совершенный, совершенную даровал крестившимся благодать Святаго Духа, которая никакого от нас не получает прибавления, а только открывается и проявляется в нас соответственно исполнению заповедей, и приложение веры подает нам, дондеже достигнем вси в соединении веры, в меру возраста исполнения Христова (Еф. 4:13). «Почему, если что приносим мы после того, как возродимся в Нем, то и это Им и из Него было уже сокрыто в нас» (блаж. Каллист и Игнатий, Д 5–336).
«Сказал авва Арсений (Великий): если взыщем Бога, то Он явится нам, – и если будем удерживать Его в себе, то Он пребудет с нами» (От. 37).
«Взыскание» и «удерживание» в себе Бога есть подвиг очищения себя и раскрытие в себе «уже сокрытой в нас» с крещения и уже спасшей нас Божественной силы – благодати Божией, даваемой нам даром, за веру в искупительную кровь Иисуса Христа. Этот подвиг очищения и раскрытия есть дело «неключимого раба» – борьба со страстями и стяжание духовности, воспитание в себе духовного чувства.
Наша слепота выражается в том, что, предоставляя подвиг монахам, мы легким и самодовольным религиозным благополучием хотим подменить труд и тревогу благодатной веры в ее искании богатства Царства Божия.
«Вера есть сила... благонастроение, подающее преестественное, непосредственное, совершенное единение верующаго с веруемым Богом» (св. Максим Исповедник, Д III – 263).
«Святая Дева, осененная Духом, зачала и носила во чреве вочеловечившагося Сына Божия: подобно этому те христиане, на которых низойдет благодать Святаго Духа, таинственно зачинают и носят в сердцах Сына Божия действием Святаго Духа» (преп. авва Исаия, От. 218).
Может ли быть легкой и самодовольной такая величайшая вера? И может ли быть для человека, живущего в ней, какая-нибудь другая цель, кроме стяжания благодати Святого Духа?
«Цель благочестия – сподобиться исполнения Духом Святым» (преп. Ефрем Сирин, Д II).
Цель и конец стремления нашего – проявление «в нас благодати Святого Духа» (блаж. Каллист и Игнатий, Д 5–311).
«Цель всех по Богу живущих есть – благоугодить Христу Богу нашему и примириться с Богом Отцом чрез приятие Святого Духа, – и таким образом устроить свое спасение: ибо в этом состоит спасение всякой души... Бесполезен всякий путь жизни, не ведущий к сему...» (преп. Симеон Новый Богослов, Д 5–34).
Эти слова важны нам вдвойне: во-первых, они точно определяют цель жизни всякой христианской души – соединение с Богом через приятие Св. Духа, и именно через это приятие, так как «сообщение Бога с человеками бывает посредством Духа Святого» (преп. Иоанн Дамаскин. – Слово на Рождество Богородицы); а во-вторых, они раскрывают нам всю широту того подвижнического термина «спасение души», который мы обычно подозреваем в «узости» и «монашеском эгоизме». Спасение души – это соединение с Богом, через Которого человек соединяется в любви со всеми людьми. Вот цель подвига, и вот почему этот подвиг не только обязателен, но и велик. Величие цели предопределяет трудность подвига – того движения человека к Богу, той его борьбы, посредством которой он раскрывает в себе дарованное ему даром в крещении причастие Духа.
«...Главное дело христианства, – учит св. Макарий Великий, – освящение падшей души действием благодати Святого Духа... Одуховление есть душа души. Без него нет жизни. Оно – залог и будущего светлого состояния» (Д 1–153).
«...Всячески надо озаботиться стяжать Духа благодати. Ибо, если Его нет в тебе, все жертвы и труды твои ничто...» (он же, Д 1–221).
«Господь открыл мне, – говорил преп. Серафим своему духовному другу, – что вы, ваше Боголюбие, с ранних лет введены Провидением Божиим в круг духовных людей, даже и Архиереев, и неоднократно спрашивали: «в чем состоит цель жизни христианской?» Но они вам того никто не разъяснили и даже сердились на вас и говорили, что вы заняты не богоугодным любопытством и неправильно приводили вам слова Священного Писания, говоря: Высших себя не ищи (Сир. 3:21). А это происходило оттого, что они хотели скрыть через то духовное свое невежество и не истинно говорили вам: «Ходи в церковь, молись Богу, твори заповеди Божии, делай добро – вот тебе и цель жизни христианской». Но они это не так, как следовало, вам растолковали. Цель жизни христианской состоит в стяжании Духа Божия, и эта цель жизни всякого христианина, живущего духовно... Пост, бдение, молитва, девство и все другие добродетели, ради Христа делаемые, сколько ни хороши они сами по себе, однако же не в них одних состоит цель нашей христианской жизни и не затем мы родились, чтобы лишь только их творить; но цель жизни нашей – это есть та благодать Духа Божия, которую они приносят нам, и вот в стяжании ее-то одной (через них приобретаемой) и состоит цель жизни христианской» (С – 41, 42).
Слова преп. Серафима имеют для нас особое значение и силу. Вот что говорит преп. Симеон Новый Богослов о «последнем святом»: «Кто не изволяет со всею любовию и желанием в смиренномудрии соединиться с самым последним (по времени) из всех святых, имея к нему некое неверие, тот никогда не соединится и с прежними, и не будет вчинен в ряд предшествовавших святых, хотя бы ему казалось, что он имеет всю веру и всю любовь к Богу и ко всем святым. Он будет извержен из среды их, как не изволивший в смирении стать на место, прежде век определенное ему Богом, и соединиться с тем последним (по времени) святым, как предопределено сие ему Богом» (Д 5–51, 52).
«Последний святой» оставил нам принятое им от древних Отцов учение о цели христианской жизни.
Цель потому и есть цель, что она еще вполне не достигнута, или совсем не достигнута, но она для того и ставится, чтобы ее достигать, чтобы направление духовного пути было правильно.
«Ничего не думай и не делай без цели по Богу; ибо бесцельно путешествующий напрасно тратит труд» (св. Марк-подвижник, Д I – 525).
«Если человек, находясь еще в брани, когда в душе его действенны и грех и благодать, преставится из мира сего, – то куда поступает сей одержимый и тем и другим? – Поступает туда, где ум (его) имеет свою цель и любимое место» (преп. Макарий Великий, Д I – 269).
Вот, значит, как важно иметь это «любимое место» – эту цель любви: – даже и не достигаемой нами за нашу греховность. Не имея того утешения Утешителя, которое имели святые, мы должны хотя бы сохранять теплоту своего воздыхания о Нем, свою мечту о «Нечаянной Радости». И великие грешники слышат иногда призывающее веяние благодати.
«Всегда мы рассеянны и слабы, – говорит св. Ефрем Сирин, – завистливы и лукавы, часто думаем друг о друге худо, занимаемся лукавыми помышлениями, и всегда, как в ужасной тине, погружены в помыслах. И когда благодать приходит посетить нас, встречает в сердцах наших зловоние нечистых помыслов и тотчас отступает, не находя себе входа, чтоб вселиться и обитать в нас, как ей угодно. И разве только светоносною своею сладостию производит впечатление на сердце, чтоб ощутил человек, что благодать посещала его, но не нашла себе входа, чтобы таким образом усладившись озарением благодати, взыскал он ея» (Д II – 326–327).
«Святый Дух, снисходя к нашей немощи, приходит к нам и когда бываем мы еще не чисты; и если только найдет ум наш искренно Ему молящимся, находит на него и разгоняет всю окружающую его толпу помыслов и представлений... располагая его чрез то к вожделению духовной молитвы» (преп. Нил Синайский, Д II. – 214). Единственность цели жизни христианина – взыскание Бога – настолько непреложна и очевидна для сознания Отцов, что они ощущают ее как цель не только всего пути, но и каждого отдельного духовного шага.
«Когда читаешь Божественные Писания, не то имей в виду, чтобы только прочитывать лист за листом, но с размышлением вникай в каждое слово, и когда какие слова заставят тебя углубиться в себя или произведут движение сокрушения, или радостию духовною и любовью исполнят сердце твое, – остановись на них. Это Бог приближается к тебе; смиренно приими Его отверзтым сердцем, так как Он Сам хощет, да приобщишься Его. Если ради сего придется тебе оставить неисполненным, что положено было для сего духовного упражнения (т.е. чтения), не беспокойся о сем. Ибо цель всех духовных упражнений, как и сего, есть сподобиться вкушения Бога, и когда оно дано, нечего останавливаться на средствах к нему» (преп. Никодим Святогорец, Н – 277).
«Не имей другой цели, кроме того, чтобы обретать Бога, где Он поблаговолит явить Себя тебе. И когда будешь сподобляем сего, пресекай всякое другое дело и не подвигайся в нем вперед, – забудь все другое, и упокоевайся в едином Боге твоем.
Когда же благоугодно будет величеству Его взяться от тебя и престать являть близость Свою к тебе в настоящем случае, тогда опять можешь обращаться к обычным твоим духовным упражнениям (деланиям) и продолжать их, имея в виду ту же цель, т.е. обрести чрез них Возлюбленного твоего» (он же, Н – 278).
«Трудничество (христианское делание)... имеет задачей обыкновенные всем подвигам и всем добродетелям, но не с тем, чтобы на этом и стоять, но это самое обращать к развитию внутренней жизни и стяжанию действенности Духа. Но иные на этом одном и останавливаются, доходят до исправного поведения – и только, а на сердце не обращают внимания и Духа благодати не ищут. Оттого и труд несут, а плода не имеют» (свят. Феофан Затворник, Д I – 21).
Вся практика духовной жизни должна сводиться к поддержанию или возобновлению, к охранению или к поискам благодатного тепла, питающего духовные ткани жизни. «Иисусе – теплото любимая, огрей мя», – молимся мы в акафисте.
«Когда душа, предательски изменяя сама себе, погубит блаженную и вожделенную теплоту, тогда пусть исследует прилежно, по какой причине она лишилась ее, и на эту причину да обратит весь труд свой и всю ревность. Ибо прежнюю теплоту нельзя иначе возвратить, как теми же дверями, которыми она вышла» (св. Иоанн Лествичник, Д II – 492).
Смысл этих слов в точности повторил и преп. Серафим в своей беседе о цели жизни.
Искание теплоты благодати Св. Духа есть искание помощи и спасения, это рука утопающего в холоде греха, протянутая к своему Спасителю, а поэтому это совсем не есть искание особых благодатных дарований или высоких благодатных состояний, которые посылаются людям от Бога по Его смотрению, а не по их самомнительному ожиданию. «Такое ожидание, – говорит еп. Игнатий Брянчанинов, – свидетельствует о скрытном удостоении себя, а удостоение (себя) свидетельствует о таящемся самомнении. За гордостью удобно последует прелесть» (Б).
Помощь благодати, взыскуемая верой, действует многообразно и неизреченно, но всегда через покаяние и полное смирение души.
«Божественное действие, – пишет еп. Игнатий Брянчанинов, – невещественно: не зрится, не слышится, не ожидается, невообразимо, необъяснимо никаким сравнением, заимствованным из сего века. Сперва показывает человеку грех его, непрестанно держит страшный грех перед его очами, приводит душу в самоосуждение, являет ей падение наше, эту ужасную, темную, глубокую пропасть погибели, в которую ниспал род наш согрешением нашего праотца. Потом мало-помалу дарует сугубое внимание и сокрушенное сердце при молитве. Приготовив таким образом сосуд, внезапно неожиданно, невещественно прикасается рассеченным частям и – они соединяются воедино. Создатель подействовал при воссоздании, как действовал Он при создании. Созданный Адам внезапно ощутил себя живым, мыслящим, желающим. С такою же внезапностью совершается и воссоздание... Кто Совершающий? – Чувствую, ощущаю в себе присутствие Странника. Откуда Он пришел, как во мне явился – не знаю. Явившись, Он пребывает невидимым, вполне непостижимым. Но Он присутствует: потому что действует во мне, потому что обладает мною, не уничтожая моей свободной воли, увлекая ее в свою волю несказанною святостью Своей воли. Объемлется все существо мое глубоким таинственным молчанием, вне всякой мысли, вне всякого мечтания, вне всякого душевного движения, производимого кровью; субботствует и вместе действует все существо мое под управлением Святого Духа... Божественный Странник отходит, скрывается так же незаметно, как незаметно приходит и является. Но Он оставляет во всем существе моем благоухание бессмертия, невещественное, как и Сам Он невеществен, благоухание духовное, живительное, ощущаемое новым ощущением, которое Он насадил или воскресил во мне. Оживляемый, питаемый этим благоуханием, пишу и сказую слово жизни братии моей. Когда же истощится это благоухание, когда раздастся в душе моей воня смертная страстей, тогда и слово мое – без жизни, заражено смрадом и тлением» (БП – 314–321).
«Потеря благодати страшнее всех потерь; нет бедственней состояния, как состояние человека, потерявшего благодать. Надо иметь непрестанную бдительность, чтобы сохранить ее. Она дается нам даром, по единому милосердию Божию, но к сохранению ее мы должны прилагать все свое тщание» (старец Парфений Киево-Печерский, ПБ – 475).
Но учение о благодати вычеркивает самую возможность отчаяния.
«Если оставлен быв благодатию, пал ты падением плоти, или языка, или помысла, да не покажется тебе сие удивительным или странным: твое это падение и по твоей вине. Ибо если бы прежде не подумал о себе что-либо особенное и важное, или не вознесся над кем-либо в горделивом о себе мудровании... то не был бы, по праведному суду Божию, оставлен благодатью» (преп. Никита Стифат, Д V – 104). Падение «не удивительно», так как первоисточное зло – гордость – есть причина отпадения от первоисточного блага, но и не безнадежно, так как восстановление в руках все той же благодати через покаяние и смирение души. В сражении получают раны, – но встань, как добрый воин Иисуса Христа (2Тим. 2:3), – в восставляющей силе благодати.
«В первый год по получении Святого Духа, – рассказывает о себе авва Силуан, – я думал: грехи мне Господь простил, благодать свидетельствует об этом; чего мне еще более надо? Но не так надо думать. Хотя грехи прощены, но всю жизнь надо о них помнить и скорбеть, чтобы сохранить сокрушение. Я так не делал и перестал сокрушаться, и много я потерпел от бесов. И я недоумевал, что со мною делается. Господь Меня пожалел и Сам научил меня, как надо смиряться: «Держи ум твой в аде и не отчаявайся». И этим побеждаются враги. А когда я умом выхожу из огня, то помыслы снова приобретают силу. Кто, подобно мне, потерял благодать, тот... знай, что ты сам виноват: впал в гордость и тщеславие, и Господь милостиво дает тебе познать, что значит быть в Духе Святом и что значит быть в борьбе с бесами. Так душа опытом познает вред гордости, и тогда бегает тщеславия и похвалы человеческой и помыслов. Тогда начнет душа выздоравливать и научается хранить благодать» (ЖМП, 1956, № 1, 2, 3).
«Господи, никогда не попусти нам лишиться благодати Божией Твоей» – взывает Симеон Благоговейный. От него же сохранилась молитва о возвращении утерянной благодати: «...да внидет паки благодать Твоя в раба Твоего, да, видят ее, радуются с умилением и плачем, будучи просвещаемы присносветлым сиянием ее» (Д V – 72).
Благодать потому-то и есть та сила, которая устремляет человека к Богу, что она и питает любовь к Нему, и становится для человека истинным питанием жизни.
«Христианство есть пища и питие. И чем больше кто вкусит его, тем более возбуждается сладостию ум, делаясь неудержимым и ненасытимым, более и более требующим и вкушающим» (преп. Макарий Великий, Д I – 230).
«Благодать есть небесный внутри тебя огонь. Если будешь молиться, помыслы твои предашь любви ко Христу, то как будто подложишь дров, и помыслы твои сделаются огнем и погрузятся в любовь Божию» (преп. Макарий Великий, Д. 1–242).
Но божественный огонь благодати питает не только любовь, но и смирение ума. «Приявший благодать почитает себя уничиженным паче всех грешников. И такой помысл насажден в нем как естественный... Если же увидишь, что кто-нибудь превозносится и надмевается тем, что он причастник благодати, то хотя бы и знамения творил он и мертвых воскрешал, но если не признает души своей бесчестной и униженной и себя нищим по духу и мерзким, окрадывается он злобою и сам не знает того. Если и знамения творит он, не должно ему верить; потому что признак христианства и того, кто благоискусен пред Богом, стараться таить сие от людей, и, если имеет у себя все сокровища царя, скрывать их и говорить всегда: «не мое это сокровище, другой положил его у меня, а я нищий; когда положивший захочет – возьмет его у меня». Если же кто говорит: «богат я, довольно с меня и того, что приобрел, больше не нужно», – то таковый не христианин, а сосуд прелести и диавола» (преп. Макарий Великий, Д I – 231).
В учении о благодати Отцы показывают, что нет никакого противоречия между учением Апостола Павла о спасении верой и учением Апостола Иакова о спасении делами веры. Все дело в том, что это есть дела именно веры, питаемой благодатью, т.е. что это все та же вера, действующая любовью Апостола Павла, ради которой, а не ради «дел» вне благодати веры, совершается спасение. В благодатной вере нет различия между верой и делами ее.
«Господь неразрывным союзом сочетал с правою верою и соблюдение заповедей, зная, что при разделении одного от другого, невозможно спастись человеку» (преп. Максим Исповедник, Д III – 150).
«Порабощенный сластям и славы не от Бога, а от человеков ищущий (т.е. тщеславный), не верен есть, говорит (Господь) (Ин. 5:44). Хотя на словах и верным кажется таковый, но он сам себя обманывает, не видя того» (св. Григорий Синаит, Д V – 219).
«Вера благодатная обнаруживается делами по заповедям, как и заповеди делом исполняются и светлы бывают верою, которая во благодати. Вера есть корень заповедей или, лучше, источник, напояющий их» (св. Григорий Синаит, Д V – 226). «Дела спасения суть дела веры» (свят. Игнатий Брянчанинов).
Все спасение свое и прощение, все оправдание и усыновление, все причастие вечной жизни человек получает еще до совершения дел – в благодати крещения, за свою веру, т.е. даром, как милость Божию. Но воссияние этого спасения совершается в течение жизни по мере того, как вера, за которую человек ее получил, будет доказывать себя в подвиге. За веру отверзаются врата вечные, – от человека зависит, войти в них своей жизнью или не войти; но войдет ли он или не войдет, – остается неизменным то, что врата были ему уже за его веру открыты. Если вера не докажет себя подвигом жизни, трудом любви, значит человек не захотел раскрыть уже заложенное внутри его сокровище благодати, спасающей его даром, кровию Иисуса Христа.
«Как солнце, будучи совершенно, изливает от себя всем совершенную, простую и равную благодать, но каждый насколько имеет очищенное око, настолько и принимает солнечный свет, так и Дух Святый верующих Ему соделал от крещения способными к принятию всех Своих действий и даров; однако дары Его действуют не во всех в одной мере, но каждому даются по мере делания заповедей, поколику он засвидетельствует благими делами и покажет меру веры во Христа» (преп. Марк-подвижник, Д I – 490).
Весь смысл христианского подвига в том, что исполнением заповедей раскрывать в себе полученный даром в крещении Солнечный Свет.
Пронизанность всей аскетики светом учения о благодати делает светлым само понятие подвига. Мы очень не любим это слово и, думается мне, не только потому, что не любим узкий путь к Царству Божию. Виденные или слышанные нами примеры ложного подвига отбили у нас к нему всякий вкус. Вспомним хотя бы старца Ферапонта из «Братьев Карамазовых», большие и малые прототипы которого всегда имелись среди подвизавшихся. У преп. Никиты Стифата есть о них такие слова: «Многие из верных и ревностных христиан тела свои многими подвижническими трудами измождили; но как они при сем не имеют умиления от сокрушенного и благолюбивого сердца и милосердия от любви к ближним и к самим себе, то оставлены пустыми, лишенными исполнения Духа Святого и удаленными от истинного познания Бога, имея мысленные ложесна свои неплодными и слово бессольное и бессветное» (Д V – 170).
У других Отцов есть еще более суровые обличения ложного подвижничества. Ложь его в гордости подвига, в утверждении всех дел его, как спасающей силы, что наглухо закрывает дверь для благодати, а тем самым любви и смирения. «Душа истинно христолюбивая, хотя бы совершила тысячи праведных дел, по ненасытимому стремлению своему к Господу думает о себе, будто бы ничего еще не сделала... она уязвлена любовью Небесного Духа (преп. Макарий Великий, Д I – 229).
Святые жили в окружении Света Его, весь их путь освещался лучами Его, он ослеплял им глаза и они уже не видели себя, не замечали себя и своих дел. Неся свои кресты, они знали, что спасение свое они имеют только от одного и уже никогда больше не повторимого в мире Креста, что не оправдится пред Тобою всяк живый (Пс. 142:2), что несмотря на всю неизбежность делания «неключимого раба» – «подвиг Владыки, а венец наш» (св. Иоанн Златоуст, ЖМП 1957, № 4). «Знаю монахов, которые после многих трудов пали и обезумели, потому что понадеялись на свои дела» (преп. Антоний Великий, От. 30). В гордости подвига или своих «должных» или «сверхдолжных» дел, или своего «нравственного состояния» (если и подвига и дел никаких нет) – все то же древнее фарисейское заблуждение: благодарю Тебя, что я не таков, как прочие человеки: пощусь два раза в неделю и т.д. (Лк. 18:11–12). В то время как делами закона не оправдается никакая плоть (Гал. 2:16), а только верой, действующей любовью (Гал. 5:6). Верою получили мы доступ к благодати (Рим. 5:2). Здесь можно указать, что святые Отцы, проводившие жизнь в великих подвижнических трудах, оставили нам учение о возможности стяжания благодати и без обычных трудов телесного подвига, а только за веру и любовь, ее доказавшую, т.е. только в подвиге душевном.
«Беспредельная и непостижимая мудрость Божия, – говорит преп. Макарий Великий, – непостижимым и неисследимым образом многоразлично совершает раздаяние благодати человеческому роду. Иных, как скоро приступают с верою и молитвою, пока еще живут в мире, без их трудов, потов и изнурений, предваряют дарования и дары Святого Духа. При сем Бог дает благодать не без причины, не безвременно, но чтобы оказались благоискусными произволение и свободная воля тех, которые скоро получат Божию благодать, а именно в том, что чувствуют они благодеяние, оказанную им милость и сладость Божию, по мере сообщенной им без собственных трудов благодати, которой сподобившись, обязаны они показать рачительность, неутомимость, усилие и плод любви от своей воли, и воздать за дарования, т.е. всецело предать себя, посвятив любви Господней» (преп. Макарий Великий, Д I – 198). «Один трудами по Богу достигает в покой Его, а другой достигает туда же смирением» (преп. Варсонофий Великий, Д II – 560).
О том же говорят преп. Иоанн Лествичник, Григорий Синаит и другие Отцы.
«Некоторые, по непостижимым распоряжениям Промысла Божия, получили благодатные дарования прежде трудов, другие в самих трудах, иные после трудов, а некоторые уже при смерти. Достойно испытания – кто из них смиреннее прочих» (преп. Иоанн Лествичник, Д II – 508).
«Где глубокое смирение, там и слезы обильные; а где есть сие, там есть и присещение Святого Духа; когда же придет благодать поклоняемого Духа, тогда в том, кто начинает быть под действием Его, является всякая чистота и святость» (преп. Симеон Новый Богослов, Д V – 57).
Таким образом не только «гордый подвиг» или гордость «нравственного состояния» не спасает, а наоборот, губит, не столько тогда бесцельны труды подвига, когда он, отрываясь от смирения веры, становится самоцелью, но вообще подвижнический труд, по учению Отцов аскетов, не есть всегда обязательное условие стяжания благодати, т.е. единственной спасающей силы Божией. Спасает только вера, и эта спасительность веры может иногда доказать себя вне обычных трудов телесного подвига: в любви, в молитве и смирении. Но этот путь не есть обычный и общий, а особый, «по непостижимым распоряжениям Промысла Божия», и св. Исаак Сирин учит, что его нельзя домогаться (Д II – 647, 690, 694, 698, 700). Именно смирение, за которое он посылается, учит, что нельзя требовать для себя ничего «особого», а что надо идти в меру своих сил общим путем смиренного делания, в поте и труде жизни доказывая свою веру в спасительную жертву Божию.
Кроме того, всегда остается подвиг душевный – непрестанное понуждение сердца на всякое добро, борьба внутри себя за любовь Божию, общий для всех узкий путь веры.
Подвиг есть исполнение евангельских заповедей. Именно так понимают этот термин Отцы:
«Подвиги не есть что-либо особое от заповедей, – пишет св. Марк Подвижник. – Они есть заповеди. Покажи мне подвиги, кроме заповедей. Если укажешь на молитву – это есть заповедь; если скажешь о низложении помыслов – и это заповедь (трезвитесь и бодрствуйте); если о посте и бдении, – и сие тоже есть заповедь... и какое бы ни сказал ты дело подвижнической добродетели – все они суть заповеди» (Д I – 486).
«Спросили авву Иоанна Колова, что значит инок? Он отвечал: понуждение себя на всякую заповедь Божию составляет отличительную черту инока. Жительствующий так – инок» (От. 354). Подвиг – синоним исполнения заповедей, но преимущественным употреблением этого слова Отцы, вслед за Апостолами, хотят показать, что хотя бремя Христово легко, но в то же время это не легкость прохладной жизни с необременительным и даже приятным исполнением некоторых ритуальных форм и моральных правил, а узкий путь Креста. Евангельское слово о понуждении себя на добро (Мф. 11:12, 7:13) всегда в сознании реализма Отцов. «Если не дашь крови – Духа не приимешь», – говорили они (блаж. Каллист и Игнатий, Д V – 375). Вы еще не до крови сражались, подвизаясь против греха, – говорит Апостол (Евр. 12:4). Исполнять заповеди до крови души – это значит принять их как кровное дело жизни, как ее подвиг.
«Дай себе умереть в подвигах и не жить в неведении, ибо не только те, кои за веру во Христа прияли смерть, суть мученики, но и те, кои умирают за соблюдение заповедей» (св. Исаак Сирин, Д V – 384), потому что в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного (Рим. 7:23). Разорвать эти греховные узы нельзя без тяжкой душевной борьбы, и вот эта борьба есть общий для всех внутренний подвиг веры, она и есть ее узкий путь. «Подвизайся добрым подвигом веры», – говорит всем нам Апостол (1Тим. 6:12). Подвиг есть свидетельство веры, как дыхание человека есть свидетельство того, что он жив. «Добродетели (это есть) движение веры» (преп. Ефрем Сирин, Д II – 471), т.е. подвиг есть сама вера в действовании. «Закон заповедей разумей как сердечно действующую веру – непосредственную. Ибо из нее всякая заповедь источается и совершается просвещение душ» (св. Григорий Синаит, Д V – 202). Вне подвига нет веры, так как вера, если не имеешь дел, мертва... и бесы веруют, и трепещут (Иак. 2:17, 19).
Великие дела Отцов были свидетельством их великой веры, но как бы ни была незначительна наша вера, закономерность все та же: через подвиг веры к благодати спасающей даром. «Подвизайся» – остается всеобщим законом веры, которая и открывается нам как таинственное единство подвига и благодати, непостижимое единство действования и покоя. «Причиной раздаяния божественных благ (благодати) бывает мера веры каждого. Ибо поколику веруем, потолику и силу ревности о действовании по вере имеем. Действующий по вере соответственную своей деятельности показывает и меру веры, приемля (поколику веровал), и меру благодати. А не действующий по вере, соответственную своему безделию показывает и меру безверия, приемля, поколику не веровал, и лишение благодати» (св. Максим-Исповедник – блаж. Каллист и Игнатий, Д V – 386).
«Что пользует (что пользы) называться христианином, но не быть христианином? Христианина истинного показует не имя христианское, но подвиг против плоти и всякого греха» (св. Тихон Задонский, Т – 46).
«Подвизайся, чтобы благодать никогда, даже на мгновение, не оставляла тебя за нерадение твое. Когда же, став выше поскользновения, возможешь ты перейти стену страстных помыслом.., не окажись неблагодарен, не признав в сем дара, свыше тебя данного; но исповедуй с Апостолом, говоря: не я, но благодать Божия, которая со мною (1Кор. 15:10) соделала во мне сию победу (преп. Иоан. Карпаф., Д III – 84). Иди к муравью, о лениве (Притч. 6:6), и научись от него трудолюбному деланию. Но при этом не забывай, что во благах наших не имеет нужды Бог, ни в чем не имеющий недостатка и всем преисполненный, хотя человеколюбие приемлет посильные делания» (преп. Феогност, Д III – 423).
«Заповеди Христовы соблюдая, мы ничего тем не доставляем Ему, ни в чем не нуждающемуся и всех благ подателю, но самим себе благодетельствуем, заслуживая себе жизнь вечную и наслаждение неизреченных благ» (св. Федор Эдесский, Д III – 348).
«Нет нам дороги к самопохвальбе, но плакать долженствуем мы, молясь к Могущему спасти нас от рабства горького фараона и... ввести в благую землю обетования, да обретем наконец покой во Святилище Божием... Благ же сих, паче ума великих, сподобиться мы можем не от дел, которые успеем наделать в правде, но по безмерной милости Божией» (он же, Д III – 366).
«Господь, желая показать, что всякая заповедь обязательна и что сыноположение есть дар, заслуженный людям Его Кровию, говорит: Егда сотворите вся повеленная вам, глаголите, яко раби неключими есмы: яко еже должны быхом сотворити, сотворихом (Лк. 17:10). Посему Царство Небесное не есть награда за дела, а благостный дар Владыки, уготованный верным рабам» (преп. Исихий Иерусалимский, Д II – 174). «Кто оправдится от дел закона? И царе-пророк говорит: «Не оправдится пред Тобою всяк живый» (Пс. 142:2). Но верою, какою имею в Бога моего, надеюсь спасенным быть, по неизреченному благоутробию Его даром» (преп. Симеон Новый Богослов, Д V – 20).
«Спасаемый Духом, благодари Спасителя Бога. Если же желаешь и дары принести Ему, принеси благодарно от вдовствующей души своей две лепты, – смирение разумею, и любовь. И Он примет их, – что добре ведаю, – паче много богатства добрых дел» (преп. Феогност, Д III – 427).
«Не думай получить ослабу от страстей, нося еще в себе гордостное о добродетелях мудрование. Не увидеть тебе двора мира в благостыне помыслов, и не войти в храм любви с радостью, во всякой милостивости и тихости сердца, – пока надеешься на себя и на дела свои» (преп. Никита Стифат, Д V – 103).
«Раб не требует свободы, как возмездия (как должное), но благоугождает как должник и ожидает ее, как благодати» (св. Марк Подвижник, Д I – 538).
Подвиг воздержания, молитвы и любви к людям есть необходимое движение веры, он есть исполнение рабом Евангельских заповедей, которые он обязан исполнить, чтобы быть «рабом благим и верным». Но спасение раба только в милости Божией, через Его благодать. Царство Божие не есть плата за труды, а непостижимое и нерассчитанное обретение – НЕЧАЯННАЯ РАДОСТЬ.