Письмо № 97. Н.С. Фуделю

24 VI 1952, Лебедянь ⁵⁴⁸

Дорогой Коленька.

Чиню подвал, как заправский плотник, потому в руке перо лежит плохо. Но писать к тебе хочется и очень хочется тебя сильно поругать. Меня тревожит твое теперешнее состояние. Дело, конечно, не в Абрамцеве. Я не о нем и говорить хочу. Уйдешь ли ты или нет – не в этом дело. «На всяком месте владычества Его – благослови душе моя Господа!» ⁵⁴⁹ – Но как благословлять, когда в душе нет благословений? Как радоваться всякому даянию Божию, когда в душе злость и холод? Вот ты не только Пахомовым ⁵⁵⁰ недоволен, но и Лялей, а это уже дело серьезное. Может, и она отнимает у тебя аспирантский день? Ты скажешь: «я не на нее, а за нее недоволен, мучаюсь тем, что не могу для нее создать ничего, из-за условий службы» и т. д. Неужели ты думаешь, какие бы то ни было условия могут создать счастье семьи без внутреннего мира, без той радости, которую посылает только Бог. Мир Божий, созидающий и семью, лежит не на окладе, а на острие меча, – на страдании и терпении любящего сердца. Ты пишешь: «Лялю я во многом не понимаю... А жалею я только тогда, когда понимаю».

Как же нам жалеть других, когда мы, несмотря на все наши труды (твои – со службой или мои – с подвалом, крышей, огородом и пр.), жалеем главным образом себя. И «понимать-то мы хотим часто только для того, чтобы оттянуть (на процесс понимания) необходимость жалеть.

«Понимать» нам нужно собственно только одно – это, как мне сказал лет 30 назад один мой старец: «мы с тобой просто говно». Это вот и есть «познай самого себя», в этом и есть начало самоспасения = самосознания. Чего нам дальше «понимать»? Как еще сказал один человек – «христианство [жизнь] не поэма, а великий труд» ⁵⁵¹. Вот мы и должны этот труд вынести, в поту терпения, с мужественным сердцем. Я не закрываю глаза на твои трудности, и прежде всего на трудности семейные. Синяками и кровоподтеками я дознался, что мира семьи нет вне мира Божия, а он дается как милость и дар ни за что, после того как непрестанно ищешь его. «Стучите и отворят вам» ⁵⁵², но если не стучать, то и не отворяют. У вас нет общей радости веры, вы вместе не стучите. А стучишь ли ты отдельно? Твое положение очень трудно, потому что ты, во-первых, сам почти не «стучишь», а, во-вторых, все-таки знаешь, что только в этом ваше общее душевное спасение.

Но что сделано, то сделано, такой великий шаг не мог быть случайностью. Раз ты пошел на брак, не удостоверившись в возможности его духовной прочности в Боге, в вечности, то, значит, ты возложил на себя труд, который нужно хорошо нести. И мне кажется (хотя я почти не знаю Лялю), что она тебе в этом труде не помешает, хотя, допустим, и не будет в нем сначала участвовать. Тебе дано больше, а потому больше и спросится. У тебя есть сокровище, – береги его для нее. Переходи или не переходи из Абрамцева, но прежде всего борись со всякой злостью, всяким холодом, всякой духовной ленью. Где бы ты ни жил – ищи над собой «лазурь вечности» ⁵⁵³, и только в ней ты найдешь и отдых и дружбу.

Я вот крышу покрасил и загордился. И ты, наверное, гордишься, а отсюда и рефлексия.

Плюнь на это, Коленька. Я знаю, что тебе трудно, но я уверен, что Господь тебя не оставит, если сам ты будешь взывать к нему. Вот это действительно важное дело. Скажу еще. В семейной жизни всякий шаг в поисках духовности особенно труден, так как малейшая фальшь тут же разоблачается во всех бытовых мелочах (фальшь того, кто ищет), тут всякое рудинство карается тотчас же. Здесь нужна ясность и простота солдата.

Храни тебя Бог.

Получила ли Ляля письмо от мамы?

Целую вас обоих крепко. Да сохранит вас Бог для своей вечной жизни.

Твой п.