Василий Осипович Ключевский
Родился 16 янв. 1841 г. † 12 мая 1911 г.
Содержание
Речь свящ. И.А. Артоболевского Речь проф. С.И. Смирнова Список трудов В.О. Ключевского
15 мая в Москве, на кладбище Донского монастыря, опустили в могилу прах знаменитого историка Русской земли, Заслуженного профессора Московского университета, Заслуженного профессора и Почетного члена Московской Духовной Академии Василия Осиповича Ключевского. Более известный как профессор Московского университета, В.О. стоял близко и к Московской академии, где его профессорская деятельность началась на восемь лет ранее, чем в университете, и продолжалась 35 лет.
Сын священника с. Воскресенского пензенского уезда, В.О. родился в доме своего дедушки по матери протоирея г. Пензы. Учился в пензенском духовном училище и потом, с 1856 по 1860 г., в семинарии. Редкие дарования семинариста Ключевского обращали на себя всеобщее внимание, и начальство дорожило им, возлагая на него большие надежды. В семинарии Ключевский прекрасно изучил классические языки, ознакомился с курсом философии и перечитал выдающихся русских поэтов. В эти же годы пробудился в нем неутолимый интерес к русской истории, и труды Татищева и Карамзина были им не только перечитаны, но и передуманы. По мере того, как определялся характер его дарований и круг интересов, в нем созревало твердое намерение уйти в университет, и именно Московский, привлекавший его славными именами Соловьева, Буслаева, Тихомирова и Бодянского. Курса семинарских наук Ключевский не дослушал. Дойдя до высшего отделения, в декабре 1860 г., непосредственно осле полугодичных декабрьских экзаменов, он неожиданно для начальства подал прошение об увольнении, ссылаясь на стеснительные домашние обстоятельства и слабое здоровье. Для начальства не осталось секретом, что Ключевский решил уйти в университет. Потерять такого редкого ученика семинария с легким сердцем не могла, и правление попробовало поставить Ключевскому преграду, опираясь на то, что он, как получавший денежное пособие, обязан был прослужить известный срок в духовном ведомстве. На прошение Ключевского последовал отказ. Так как без разрешения семинарского правления и епархиального начальства поступление в университет было немыслимо, то неизвестно, как сложилось бы будущее Ключевского, если бы его не поддержал местный епископ, преосв. Варлаам, который на журнальном постановлении правления наложил следующую резолюцию: «Ключевский не совершил еще курса учения, и, следственно, если он не желает быть в духовном звании, то его можно уволить беспрепятственно».
Без всяких средств явившись в университет, В.О. жил частными уроками, без которых не мог обойтись и тогда, когда был принят на содержание Министерства народного просвещения. Пребывание в университете падает на 1861–1865 гг. – Темой для кандидатского сочинения В.О. избрал «Сказания иностранцев о Московском государстве (Московское государство по описанию иностранцев XV–XVII в.)», которое в 1866 г. было напечатано в «Москов. Универ. Известиях» (№№ 7–9) и выпущено отдельно в изданиях Общества распространения полезных книг. 10 апр. 1865 г. В.О. был утвержден в степени кандидата и, по рекомендации своего учителя С.М. Соловьева, был оставлен при университете для подготовления к профессорскому званию.
Служебная деятельность В.О. началась в Александровском военном училище, куда он в 1867 г. был определен на должность репетитора по ходатайству того же С.М. Соловьева, преподававшего здесь всеобщую гражданскую историю. Впоследствии В.О. занял место С.М. Соловьева и занимался в училище до 1883 г.
С Московской духовной академией В.О. познакомился в первые годы своей научной работы. Изыскания в области древней русской письменности и житийной литературы привлекли его к рукописным собраниям академической библиотеки, и при работах здесь у В.О. завязывались отношения с академической корпорацией. Известный канонист проф. А.Ф. Лавров, занимавший одно время должность библиотекаря академии, первый заметил В.О. и в собрании Совета 28 мая 1871 г. настойчиво рекомендовал его кандидатом на вакантную кафедру русской гражданской истории. Знаменитый А.В. Горский, знавший В.О. по встречам в синодальной библиотеке, с своей стороны поддержал кандидатуру. По тогдашнему уставу академий от кандидата на кафедру требовалось представить и защитить диссертацию pro venia legendi и прочесть пробную лекцию на тему по назначению комиссии. В качестве диссертации pro venia legendi В.О. представил и 8 июня защитил «Сказания иностранцев о России», а предложенная ему тема лекции была «О житиях русских святых, как источник сведений для русской гражданской истории». Избранный 9 июня 1871 г. приват-доцентом, В.О. вступил в академическую семью и провел на служении академии 35 лет, до своего выхода в отставку.
В 1872 г. 26 января В.О. защитил в Московском университете диссертацию «Древне-русские жития святых, как исторический источник» и получил степень магистра русской истории, а 16 марта утвержден в звании доцента академии. В том же году началась преподавательская деятельность В.О. на Высших женских курсах в Москве, где он читал лекции в течение 16 лет, оказав крупную поддержку идее высшего женского образования.
Только через 14 лет после окончания университетского курса возвратился В.О. в Московский университет, теперь уже в качестве преподавателя. С 22 сентября 1879 г. он стал доцентом университета, а в академии 22 декабря того же года получил звание экстраординарного профессора. Защитив 29 сентября 1882 г. в университете диссертацию на степень доктора русской истории: «Боярская дума в древней Руси», он 12 ноября того же года получает в академии звание ординарного профессора и 13 ноября в университете – звание экстраординарного профессора. Ординарным профессором университета В.О. стал 1 марта 1885 г. С 27 сентября 1887 г. по 28 марта 1889 г. он состоял деканом историко-филологического факультета и с 28 марта 1889 г. по 15 декабря 1890 г. помощником ректора. В 1893–1895 г. по поручению почившего Государя Императора Александра III, В.О. вел занятия по истории в Аббас-Тумане с великим князем Георгием Александровичем. В 1896 г. исполнился 25-летний юбилей службы В.О. в Московской академии и 24 января 1897 г. он избран Заслуженным ординарным профессором академии. С 1900 г. В.О. читал лекции в специальном классе Московского училища живописи, ваяния и зодчества. 7 октября 1900 г. избран ординарным академиком (сверх штата) Императорской Академии наук по истории и древностям русским. С 26 февраля 1893 г. занял место Председателя Императорского Общества истории и древностей Российских при Московском университете и в разное время был избираем действительными почетным членом многих русских исторических и археологических обществ.
Службу в Московской духовной академии В.О. оставил в 1906 г., выйдя в отставку. Совет академии в 1907 г. избрал его Почетным членом академии, а когда в декабре 1909 г. исполнился 30-летний юбилей службы В.О. в университете, приветствовал маститого юбиляра телеграммой.
Исключительная научная заслуга В.О. и его блестящий талант профессора признаны всеми. В 1901 г., в день 30-летнего юбилея научной деятельности В.О., Московский университет так характеризовал значение Василия Осиповича для русской исторической науки:
«Ваши курсы лекций представляли совершенно новое слово в области преподавания русской истории. Вы впервые внесли в изучение и изображение ее широкий специально-исторический метод. Вы дали изумительные по яркости и отчетливости характеристики общественного строения различных эпох русской истории, и на этой основе под руками Вашими стройно и ясно размещались сложные и разнообразные явления русского прошлого. Но еще гораздо дальше шло воздействие Ваше: Ваш метод, Ваши построения влияли на общее историческое понимание, и в этом отношении последующие поколения историков учились у Вас. Содействовало этому и самое разнообразие лекций… Но Вы не только учили общим историческим приемам, Вы не только давали оригинальное освещение всего процесса русской истории, – Вы с удивительным искусством руководили занятиями специальными, изучением отдельных вопросов, разработкой источников, раскрывая перед слушателями неподражаемые образцы тонкого и глубоко проницающего анализа исторических документов. Дар необычайного художественного творчества, меткое слово, тонкая передача оттенков изображения, яркие общие картины, изложение прозрачно-ясное, речь артистическая, чарующая, приковывающая внимание».
Но заслуживает полного внимания то, что Московская духовная академия как первая заметила Василия Осиповича и привлекла его в ряды своих профессоров, так она же раньше других и дала оценку его ученых достоинств. В 1896 г. празднуя 27 октября, в день памяти преп. Нестора Летописца, двадцатипятилетний юбилее службы В.О. в ее стенах, академия в речах профессоров попыталась дать возможно полную характеристику личности юбиляра.
Как ученый, В.О. был охарактеризован так:
«Глубокий исследователь и знаток своего предмета, Вы приобрели себе такое почетное ученое имя, что академическая семья наша считает для себя предметом справедливой гордости иметь Вас в своей среде… В «Древне-русских житиях» Вы показали, как нужно работать над источниками, как целые годы … изучать многие сотни рукописей и, путем их тщательного сличения, строгой критической оценки, извлекать из массы материала крупицы истины. А в «Боярской Думе» Вы показали, как из добытого материала нужно созидать изящное, стройное здание… Но Вы явили себя не только образцовым историком-критиком и прагматиком, но и художником. Ваши «Добрые люди древней Руси», Ваш «Евгений Онегин», Ваше «Воспоминание о Новикове», Ваша речь «о значении преп. Сергия Радонежского» представляют собой такие блестящие, истинно-художественные характеристики эпох и личностей, что смело могут поспорить с произведениями резца или кисти каких-либо известных маэстро» (В.А. Соколов).
Впечатление, производимое курсом его лекций, другими ораторами было определено в таких словах:
«Пред нашими глазами стройно двигалась русская историческая жизнь, закованная в стройную систему, одетая в точную сжатую фразу, – так от начала истории и до конца, от жизни славян на Карпатах до преобразовательной эпохи в царствование Александра II включительно. Деятели нашего прошлого проходили пред нами в ряд мастерских характеристик. Как живые они вставали во всем вели своего исторического подвига, в драматизме или комизме своего положения. Вместо голых имен наших учебников в представлении Ваших слушателей стояли такие же яркие человеческие типы, как литературные типы лучших художников слова; вместо ряда несвязанных между собою исторических эпизодов – строгая историческая система… Издали мы пугались исторических памятников. Но Вы извлекали из них образцы бесподобного народного лаконизма, своеобразные выражения всем близких движений человеческого ума и сердца, на основании этих памятников Вы рисовали такие цельные картины прошлого, что Ваши слушатели невольно проникались к ним живым интересом (С.И. Смирнов).
В оценке блестящего лекторского таланта сошлись представители и старшего и младшего поколений учеников В. О-ча. Слушатель первого, открытого в 1871 г., курса засвидетельствовал юбиляру: «С первого же года Вы так сумели завладеть своими слушателями, что мы внимали Вам, можно сказать, с замиранием сердца. И мы начали собою тот длинный ряд Ваших поклонников, который непрерывно тянется теперь уже десятки лет» (В.А. Соколов). Молодой ученик В.О-ча подтверждал: «Вы являлись пред нами не только ученым и художником, но и артистом, талантливо передающим в чтении самые тонкие оттенки мысли, вливающим живое чувство в каждый образ. В Ваших лекциях нас поражала музыка Вашей блестящей речи. Завидев Вас на кафедре, мы целиком отдавались в Вашу власть (С.И. Смирнов).
Наконец, было отмечено и моральное влияние ученых работ Василия Осиповича. Маститый оратор (Д.Ф. Голубинский) со вниманием остановился на словах В.О. из речи, сказанной им в академии в 1888 г. при праздновании девятисотлетия христианства в России: «Воспитывая верующего для грядущего града», церковь «постепенно обновляет и перестраивает и град, здесь пребывающий. Эта перестройка гражданского общежития под действием церкви – таинственный и поучительный процесс в жизни христианских обществ». Слова эти оратор назвал «весьма знаменательными».
Тогда же было охарактеризовано и сердечное товарищеское отношение В.О. к академической корпорации. В.А. Соколов говорил юбиляру: «Не будучи питомцем академии, войдя в нее со стороны, даже и живя вдали от академии, Вы все-таки так сроднились духом с нею, что всегда были и остаетесь для нее близким и своим. Все наши академические радости и беды всегда были близки Вашему сердцу столько же, сколько и нам. Не раз на моей памяти бывали и бывают в жизни академии такие напр. минуты, когда корпорация должна дружно сплотиться и твердо стать на защиту чести, доброго имени и интересов академии, и всегда в таких случаях Вы – наш Василий Осипович – всей душой являетесь нашим; и опытным советом и энергическим содействием, и словом и делом готовы поддержать товарищей и постоять за свою академию. А сколько разного рода услуг Вы оказывали и оказываете весьма многим из нас? Понадобится ли нам что-либо в университете или в Публичной библиотеке…, всегда мы с просьбой к нашему Василию Осиповичу, и хлопочете Вы за нас и добываете нам, что нужно, с такой готовностью и любезностью, как может делать только лучший бескорыстный друг и товарищ». Другой оратор, приветствовавший В.О. как председателя Общества истории и древностей Российских, сказал по существу то же самое (Г.А. Воскресенский).
В последующие годы в характеристиках, какие при разных случаях делались учеными учреждениями и лицами, обстоятельнее вскрывались, ярче и глубже освещались все стороны личности В.О. как ученого, профессора и человека. Это естественно, так как уходившие годы шире развертывали деятельность В.О., резче определяли черты его ученой индивидуальности и постепенно уясняли его роль в истории русской исторической науки и русского самосознания. Но для полной и окончательной оценки сложной, многогранной личности В.О. время еще не наступило; оно дело будущего и, может быть, не близкого. Пока возможна оценка лишь приблизительная. Представители университетской науки выдвигали и будут выдвигать те стороны ученой деятельности В.О. и те его идеи, какие им, с их точек зрения, представляются более важными и ценными. Академия, не отрицая тех сторон и идей, оттеняла и будет оттенять иные, более близкие ей и родные – бережное отношение В.О. к идеальному содержанию русской жизни, его высокую оценку исторической роли христианства и церкви. Нужно твердо верить, что в будущем, в своем последнем приговоре над личностью знаменитого ученого, история учтет и осветит и эту грань его духа, уже давно оцененную академией.1 А что академия верно поняла, с близкой ей стороны, Василия Осиповича, как верно оценила и его моральную личность, это подтвердилось у могилы почившего, словами его близкого и многолетнего друга, который сказал о покойном следующее:
«Василий Осипович заложил новый фундамент для построения русской истории, как науки, в современном ее значении; он создал даже новую школу; но сам он глубоко дорожил и идеальным содержанием русской жизни. Занимаясь житиями русских святых, он сделал огромный запас фактов, характерных для заселения северо-востока России в силу идеального уклада народной жизни. Не занес он этих фактов в изданную книгу, но берег их как драгоценность, для будущих своих работ.
Но особенно замечательна в этом отношении речь его на торжественном акте Московской духовной академии – о значении в русской истории преподобного Сергия Радонежского, по случаю пятисотлетней его памяти. Речь эта полна глубоких мыслей и необыкновенно художественна по форме. Целый собор престарелых архипастырей, изнуренных продолжительными службами, почивший историк заставил выслушать себя, от начала до конца, с неослабным вниманием и слезами умиления. Один же из государственных мужей, выслушав эту речь, тут же сказал: «слушал я и Кудрявцева, и Грановского, славных профессоров московского университета, но они не сказали и сказать не могли ничего подобного».
Как ни велики дары Божии, сделавшие его учителем всей России, но гораздо выше на Суде Божием его чистое сердце, святая душа. Он не знал лести, ненавидел ложь; всегда скромный, не искал почета и славы; всегда жизнерадостный, вносил веселье и бодрость в окружающих; всегда благожелательный, никому не отказывал в добром совете; всегда гостеприимный – охотно делил он свою хлеб-соль, покидая все свои занятия.
В последние годы он ходил в храм Божий именно затем, как говорил, чтобы обновить и освежить в себе идеальные впечатления детства» (Е.В. Барсов).
* * *
Василий Осипович скончался 12 мая в 3 ч. 5 м. по полудни. 13 мая в час дня в академии было получено телеграфное сообщение о его смерти, и в академическом храме тотчас была совершена панихида по усопшем Преосв. Ректором еп. Феодором и академическим духовенством, в присутствии успевших собраться профессоров и студентов. В день погребения, 15 мая, поле литургии была отслужена вторая панихида. В Москве на отпевании тела почившего присутствовала группа профессоров и студентов. По окончании литургии было произнесено слово Преосв. Анастасием еп. серпуховским. Во время отпевания произнесли речи ученики В.О.: законоучитель Императорского Московского коммерческого училища И.А. Артоболевский (пред пением «со святыми упокой») и прот. Боголюбский (в конце отпевания). При опускании гроба в могилу, после слов ректора Московского университета М.К. Любавского, произнес речь проф. Моск. академии С.И. Смирнов.
Речь свящ. И.А. Артоболевского
Христос воскресе! незабвенный общий наш учитель!
Я совершенно уверен, что над твоим гробом и над твоею могилою искренно и умело вскроют твои неизмеримые научные заслуги; будут вспоминать тебя и как незаменимого руководителя и наставника учащегося юношества; будут скорбеть и о потере в твоем лице высокой и всеобъемлющей души человека; но я прямо боюсь, что в словесный венок, возлагать который, к утешению нашему, в своем предсмертном завещании ты не запретил нам, забыть могут вплести скромный и не яркий, но, – я хорошо знаю, – дорогой и приятный тебе цветок – от колыбели твоей со дня рождения, от тех дебрей и лесов городищенских2, которые выходили тебя, от той общей для нас суровой школы, которая суровостью своею, по твоему собственному признанию, закалила тебя и, по нашему мнению, сообщила тебе поистине богатырскую мощь в разработке и культивировании запутанных и сложных исторических дебрей. Вот почему при первой вести о твоей кончине в своем скорбном сердце я совершенно ясно различил потребность не только придти сюда помолиться за тебя, но и принести сюда, к твоему гробу, низкий до земли «поклон» от родной земли твоей. Ты не знал для меня для меня лично другого имени, как «земляк», и, не скрою, я глубоко дорожил этим прозвищем, и не только потому, что оно давало мне некоторое право и возможность лестного для меня и приятного общения с тобою, когда позволяли это жизненные условия и обстоятельства, но и потому главным образом, что это выразительное, как и все в твоих устах, «земляк» совершенно ясно свидетельствовало, что никогда не порывал ты связи с этою «землею», родною землею, с колыбелью твоею, – с той средой, в которой начало раскрываться твое самосознание, с тем особенным специфическим «поповским бытом», который, как уверяли многие, оставил неизгладимую печать даже на внешности твоей. Сам не имея возможности, по сложности своих научных и служебных обязанностей, входить часто в непосредственное соприкосновение с родными тебе местами и людьми, я знаю, как жадно ты впитывал все вести о них. И казалось мне, что в твоем громадном синтетическом уме все эти мелкие штрихи, ничтожные на наш взгляд частности, все эти невзрачные камешки – не пропадают даром, но, как в станинной мозаике, искусною рукою мастера вводятся в состав общего рисунка, получают здесь свое значение, образую оригинальную и стройную композицию. Великий историк, ты сам стал теперь предметом истории. Усердно будут ученики твои и продолжатели твоего дела изучать тайну твоего исторического гения, подыскивать ключи, чтобы открыть происхождение основных мотивов твоего исторического мировоззрения; и думается мне, что по этому пути трудно им будет обойти твою «Арину Родионовну», те сказки земли, которые подслушаны твоим на редкость чутким ухом еще в детстве в пределах родной земли, и единая отрада и источник нравственного освежения в этом труде – убогая деревенская церковь – вот обстановка твоих детских лет. И кто же из нас не знает, что во всех трактатах и лекциях В.О. о строительстве русской земли, глубоко и до конца продуманных, отчетливо и постоянно выступают те же самые элементы, как краеугольные камни этой грандиозной постройки.
Глубоко ценила тебя твоя родина; сказал бы – гордилась тобою, если бы это слово хоть сколько-нибудь вязалось с твоей удивительной простотой и скромностью. Благоговела она пред тобою и как-то непосредственно, живо чувствовала тебя, как свое, близкое ей сокровище. Заговорить нам о В.О. – это значит наверняка вызвать даже в равнодушном человеке самое трепетное внимание, самый живой интерес, с икрящимся взором, с трудно скрываемой улыбкой восхищения. А сказать, что и В.О. интересуется родным ему и прошлым и настоящим, это значит – исторгнуть горячую слезу глубокой душевной признательности. И я живо сейчас представляю себе, дорогой Василий Осипович, как услышит о твоей кончине этот «земляк» твой в собирательном смысле, – и не скоро, может быть, не ранее девятого дня твоей смерти, – обольется его сердце кровью от щемящей грусти, и понесет она печаль свою… понесет туда, куда носил ее не одну сотню лет, в убогий храм свой, и изольет и умирит скорбь свою в простой и искренней молитве за тебя перед престолом Божиим. И думается мне, что эта молитва будет лучше нашей… Хотя и мы побуждаемся этим – усилить свое молитвенное дерзновение к Богу об упокоении души твоей; и лично я хотел бы молиться теперь, чтобы в том горнем мире, который открылся пред тобою, принял тебя Господь, верного в своем великом деле раба, в Свое общение; чтобы явил он твоему глубокому и пытливому уму всю истину «лицом к лицу»; чтобы твое всеобъемлющее сердце, в котором здесь никому не было тесно, объяло там всю полноту добра; чтобы твое тонкое чувство прекрасного усладилось там неизреченной красотой обителей райских.
Речь проф. С.И. Смирнова
Помню я, в Московской духовной академии Василий Осипович однажды говорил.
«В одном северном житии рассказывается, как старец подвижник, выйдя в лес, за ограду обители, заслушался птички и заснул под деревом на 300 лет. Проснувшись пошел он к своему монастырю и не узнал его: стены окрашены в другой цвет, новый настоятель, чужая братия… Я был счастливее этого старца: рано оставив духовную школу, долго скитался я вдали от нее, но когда в нее вернулся, я почувствовал себя здесь снова своим"…
И действительно, для академии В.О. был своим человеком. Сын сельского священника, ранний сирота, он 8-ми летним мальчиком читал своей бабушке по славянским четьям-минеям жития святых, а потом, окончив университет, в который В.О. попал из духовной семинарии, темой для своей магистерской работы он взял «Древнерусские жития святых». Разыскивая древние тексты житий, В.О. занимается между прочим в библиотеке нашей академии, знакомится с академическими учеными. Те оценили его: прежняя академия умела находить таланты, и исследователь житий святых стал профессором духовной академии.
Но попав в родную культурную среду, В.О. вносит в нее новую стихию – свои необычайные дарования, воспитанные иною школой: широкое образование, смелость критической, ни перед чем не останавливающейся мысли, отвагу научных построений, дивную красоту речи, умение извлечь из старого источника образцы бесподобного народного лаконизма, а главное, он вносит беспристрастие исследования, вскрывающего не только труды и славу и добро деятелей нашего прошлого, но и грехи и темные деяния и великие исторические неправды.
Академия оценила В.О-ча с первой лекции. Первые слушатели его свидетельствуют, что они внимали молодому профессору с замиранием сердца. И это понятно. Ведь тот курс Ключевского, который долго будет читать вся мыслящая Россия, задуман им и начал создаваться у нас, в Московской духовной академии, где послужил покойный 35 лет, половину своей жизни. Перед нами стоял великий историк земли русской – нашего многострадального народа; умилял нас чарующей силою слова, заставлял учиться и думать, помогал разобраться в прошлом, чтобы оценить по достоинству настоящее и стать к нему в надлежащее отношение. Уча нас как студентов истории России, В.О. воспитывал в нас общественную совесть, чувство долга, воспитывал в нас граждан.
Дорогой наставник наш. Прими последнее «прости» и от нас, питомцев родной тебе духовной школы, чтущих великую память твою.
Список трудов В.О. Ключевского3
1. Сказания иностранцев о Московском государстве. (Московское государство по описаниям иностранцев XV–XVII вв.). «Московские Университетские Известия» 1866 г., №№ 7–9, стр. 1–264, и отдельно М.1866 стр. 264 (издание «Общества распространения полезных книг».
2. Хозяйственная деятельность Соловецкого монастыря в Беломорском крае. «Московские Университетские Известия» 1866–1867 гг., №7, стр. 541–574, и отдельно стр. 1–34.
3. Новые исследования по истории древнерусских монастырей. По поводу сочинения доцента В.С. Иконникова: «Исследование о главных направлениях в науке русской истории в связи с ходом образованности». «Православное обозрение» 1869 г., №10, стр. 439–469; №12, стр. 737–759.
4. Поправки к одной антикритике (В.С. Иконникова). «Православное обозрение» 1870 г., №4, стр. 724–741.
5. Церковь по отношению к умственному развитию древней Руси. По поводу книги А. Щапова: «Социально-педагогические условия умственного развития русского народа». «Православное обозрение» 1870 г., №2, стр. 307–337.
6. Рукописная библиотека В.М. Ундолького. По поводу издания «Описания» ее. «Православное обозрение» 1870 г., №5, стр. 872–894.
7. Образцовые писатели русских житий в XV в. «Православное обозрение» 1870 г., №8, стр. 178–210; №9, стр. 328–353; №10, стр. 479–505.
8. Греческая церковь в Лондоне в первой половине XVIII в. «Православное обозрение» 1871 г., №1, стр. 43–62.
9. Древнерусские жития святых, как исторические источники, М. 1871.
10. Русская церковно-историческая литература (свящ. М.И. Горчакова «О земельных владениях всероссийских патриархов и Св. Синода»). «Православное обозрение» 1871 г., №9, стр. 709–728.
11. Аллилуия и отец Пафнутий. «Современные Известия» 1872 г., №75.
12. Псковские споры: 1) Русское церковное общество в XV веке. 2) Псковское церковное общество в XV в., «Православное обозрение» 1872 г., №9, стр. 283–307. 3) Споры с владыкой, 4) Спор с латинами. «Православное обозрение» 1872 г., №10, стр. 466–491. 5) Богословский спор, 6) Литературная полемика «Православное обозрение» 1872 г., №12, стр. 711–741.
13. Описание диспута Н.И. Субботина. «Православное обозрение» 1874 г., №5, стр. 327–337.
14. Разбор сочинения М.И. Горчакова: «О земельных владениях всероссийских митрополитов, патриархов и св. Синода» в 15-м Отчете о присуждении наград гр. Уварова. СПБ. 1874, стр. 91–125, и отдельно стр. 35.
15. Рецензия книги: «Очерки истории русского народа до XVIII столетия: общинный быт древней Руси» Д.Д. Сонцова, Москва 1875. «Учебно-воспитательная библиотека» 1875–6 гг., ч. 2, стр. 92–96.
16. Historische Zeitschrift 36 Band (München 1876). S. 648–670: разбор сочинения Bernhardi, Geschichte Russland, II Th., 1 Abth., за подписью К…у.
17. Двадцатипятилетие Истории России С.М. Соловьева. «Древняя и новая Россия» 1877 г., №1, стр. 1–7.
18. Наказания церковные. Новый труд по церковному праву Н.С. Суворова. «Православное обозрение» 1877 г., №5, стр. 173–182.
19. Крепостной вопрос накануне законодательного его возбуждения. Сочинения Ю.Ф. Самарина, т. 2: Крестьянское дело до Высочайшего рескрипта 20 ноября 1857 г. Издание Д.Ф. Самарина. Москва 1878. 444 стр. «Критическое Обозрение» 1879 г., №3, стр. 12–14.
20. История Московской Духовной Академии о. С.К. Смирнова. «Православное обозрение» 1879 г., №4, стр. 802–825.
21. Г. Рамбо – историк России (Histoire de la Russie depuis les origines jusqu’à l’anneé 1877, par Alfred Rambaud; ouvrage, couronnée par l’Académie française, Paris 1878). «Критическое Обозрение» 1879 г., №10, стр. 1–10.
22. Некролог: С.М. Соловьев. «Критическое Обозрение» 1879 г., №20, стр. 37–40.
23. Предисловие к житию преп. Филиппа Ирапского, составленному иноком Германом: Житие преп. Филиппа Ирапского. Издание Общества любителей древней письменности. XLVI (СПБ. 1879), стр. V-XLIV.
24. Боярская дума древней Руси. «Русская мысль» 1880 г., №1, стр. 40–76; №3, стр. 45–74; №4, стр. 1–37; №10, стр. 64–95; №11, стр. 126–154; 1881, №3, стр. 245–272; №6, стр. 184–230; №8, стр. 280–322; №9, стр. 228–271; №10, стр. 148–192; №11, стр. 80–113, и отдельно под заглавием: «Боярская дума древней Руси. Опыт истории правительственного учреждения в связи с историей общества», Москва 1881. Следующие издания под заглавием: «Боярская дума древней Руси»: 1882, М. 1883, М. 1902.
25. Объяснение по поводу одной рецензии (проф. М.Ф. Владимирского-Буданова). «Русская Мысль» 1881 г., №2, стр. 106–113.
26. С.М. Соловьев проф. † 4 октября 1879 г., «Речи и отчет Московского Университета 12 января 1880», стр. 1–39.
27. Речь, произнесенная в торжественном собрании Московского Университета 6 июня в день открытия памятника Пушкина. «Русская Мысль» 1880 г., №6, стр. 20–27.
28. Право и факт в истории крестьянского вопроса. «Русь» 1881 г., №28.
29. Русский рубль XVI–XVIII вв. в его отношении к нынешнему (материалы для истории цен). «Чтения в Императорском Обществе Истории и Древностей Российских» 1884 г. кн. 1, стр. 1–72 и отдельно Москва 1884.
30. Происхождение крепостного права в России. «Русская Мысль» 1885 г., №8, стр. 1–36; №10, стр. 1–46.
31. О хлебной мере в древней Руси. «Древности Московского Археологического Общества», т. Х (М. 1885), стр. 68–69 (протоколы).
32. По поводу открытой А.С. Павловым дополнительной статьи к Русской Правде «о установлении татьбы». «Древности Московского Археологического Общества», т. ХI, вып. 2. (М. 1886), стр. 60–61. (протоколы).
33. Подушная подать и отмена холопства в России. «Русская Мысль» 1886 г., №5, стр. 106–122; №7, стр. 1–19; №9, стр. 72–87; №10, стр. 1–20.
34. Речь об историке В.Н. Татищеве в заседании Общества Истории и древностей Российских – 19 апреля 1886 г. (о месте его в русской историографии). «Чтения в Императорском Обществе Истории и Древностей Российских» 1886 г., кн. IV, стр. 5 (протоколы).
35. Евгений Онегин и его предки. «Русская Мысль» 1887 г., №2, стр. 291–306.
36. Речь о С.А. Усове. Речи, читанные на заседании Императорского Московского Археологического Общества 15 ноября 1886 г., посвященном памяти С.А. Усова. «Древности Московского Археологического Общества», т. ХI, вып. 3. (М. 1887), стр. XII–XVII.
37. Замечание о гривне кун. «Древности Московского Археологического Общества», т. ХI, в. 3. (М. 1887), стр. 86 (протоколы).
38. Чья земля под городскими рядами на Красной площади? «Русские Ведомости» 1887 г., и отдельно М. 1887, стр. 1–12.
39. Содействие церкви успехам гражданского права и порядка. Речь, произнесенная на торжественном акте Московской Духовной Академии 1 октября 1888 г. «Годичный акт в Московской Духовной Академии 1 октября 1888». Прибавления к «Творениям святых отцов» 1888 г., кн. IV, стр. 5–36, и отдельно М. 1888, стр. 1–32.
40. Отзыв об исследовании С.Ф. Платонова: «Древнерусские сказания и повести о Смутном времени XVII века, как исторический источник» (СПБ. 1888). «Отчет о 31-м присуждении наград гр. Уварова» (СПБ. 1890), стр. 53–66 и отдельно, СпБ. 1890, стр. 1–14.
41. По поводу заметки Д.Д. Голохвастова об историческом значении слова «кормление». Письмо к издателю. «Русский Архив», 1889 г., №5, стр. 138–145.
42. Состав представительства на земских соборах древней Руси. «Русская Мысль» 1890 г., №1, стр. 141–178; 1891, №1, стр. 132–147; 1892, №1, стр. 140–172. Поправка, ibid., февраль, стр. 221–222.
43. Грусть. (Памяти М.Ю. Лермонтова † 15 июля 1841 г.). «Русская Мысль» 1891 г., июль, стр. 1–18 и отдельно.
44. Добрые люди древней Руси. Публичная лекция, читанная в пользу пострадавших от неурожая. «Богословский Вестник» 1892 г., №1, стр. 77–96 и отдельно; 2-е издание книгопродавца А.Д. Ступина, с рисунками. М. 1896; 3-е издание его с рисунками, М. 1902.
45. Разбор исследования Н.Д. Чечулина: «Города Московского государства в XVI веке». «Отчет о 33-м присуждении наград гр. Уварова» (СпБ. 1892) и отдельно, стр. 1–40.
46. И.Н. Болтин (6 октября 1792). «Русская Мысль» 1892 г., ноябрь, стр. 107–130 и отдельно.
47. Значение преп. Сергия Радонежского для русского народа и государства. Речь, произнесенная на торжественном собрании Московской Духовной Академии 26 сентября 1892 г. в память преп. Сергия, «Богословский Вестник» 1892 г., № 11, стр. 1–15 и отдельно. То же под заглавием: «Благодатный воспитатель русского народного духа». «Троицкий Цветок» № 9 (М. 1892), стр. 1–32.
48. Два воспитания. «Русская Мысль» 1893 г., № 3, стр. 79–99 и Сборник в пользу воскресных школ.
49. Соловьев, как преподаватель. Издание Исторического Общества при Московском Университете, ч. I, стр. 184–194. То же в книге: «Воспоминания о студенческой жизни» (М. 1899); издание общества распространения полезных книг, стр. 3–20.
50. О значении исторических трудов И.Н. Болтина в ходе русской историографии. «Чтения в Императорском Обществе Истории и Древностей Российских» 1894 г., кн. I, стр. 31 (протоколы).
51. Памяти в Бозе почившего Государя Императора Александра III. Речь, произнесенная в заседаний Императорского Общества Истории и Древностей Российских 28 октября 1894 г. «Чтения в Императорском Обществе Истории и Древностей Российских» 1894 г., кн. IV, стр. 1–7, и отдельно М. 1894.
52. Воспоминание о Н.И. Новикове и его времени. «Русская Мысль» 1895 г., № 1, стр. 38–60 и отдельно.
53. Воспоминания о Д.Ф. Масловском. «Чтения в Императорском Обществе Истории и Древностей Российских», 1895 г., кн. II, стр. 26–27 (протоколы).
54. Недоросль Фонвизина (Опыт исторического объяснения учебной пьесы). «Искусство и Наука» 1896 г., №1, стр. 5–26, и отдельно.
55. Императрица Екатерина II. 1796–1896. «Русская Мысль» 1896 г., №11, стр. 130–177, и отдельно.
56. Речь при открытии заседания Императорского Общества Истории и Древностей Российских 18 мая 1895 г. в память П.И. Шафарева. «Чтения в Императорском Обществе Истории и Древностей Российских» 1896 г., кн. IV, стр. 26–27 (протоколы).
57. Воспоминание о Н.С. Тихонравове. «Вестник Европы» 1897 г., март, стр. 218–224 (вт. статья А.Н. Пыпина о Тихонравове и в сочинениях Тихонравова, т. I).
58. Западное влияние в России XVII в. Историко-психологический очерк. «Вопросы философии и психологии» 1897 г., кн. 36, стр. 137–155; кн. 38, стр. 535–538; кн. 39, стр. 760–800 и отдельно М. 1897, стр. 1–87.
59. О трудах императрицы Екатерины II по русской истории. «Чтения в Императорском Обществе Истории и Древностей Российских» 1898 г., кн. II, стр. 27 (протоколы).
60. Ф.И. Буслаев, как преподаватель и исследователь. «Чтения в Императорском Обществе Истории и Древностей Российских» 1898 г., кн. II, стр. 53 (протоколы).
61. Смена. Боярство и дворянство. «Русская Мысль» 1899 г., №1, стр. 200–221, и отдельно.
62. Краткое пособие по Русской истории. Частное издание для слушателей автора. М. 1899, стр. 1–156; 2-е издание с дополнениями, М. 1900, стр. 1–165; 3-е издание с дополнениями, М. 1900, стр. 1–172; 4-е издание, М. 1905, стр. 1–180.
63. Речь о Пушкине 26 мая 1899 г. «Венок на памятник Пушкину».
64. Воспоминания о М.С. Корелине († 3 января 1899 г.), как преподаватель на Высших женских курсах, читанные в публичном заседании Московского Исторического Общества (см. «Исторический Вестник» 1900 г., март, стр. 1228).
65. О судебнике царя Федора Ивановича 1589 г. «Сборник Московского Главного Архива Министерства Иностранных Дел» вып. 7 (М. 1900), стр. V–IX, и в отдельном издании: «Судебник царя Федора Иоанновича 1589 г.» (М. 1900), стр. XXV–XXXVIII.
66. Петр Великий среди своих сотрудников. «Журнал для всех» 1901 г., № 1, стр. 53–72 и отдельно, Спб. 1902, стр. 1–43.
67. Задачи научной популяризации. «Научное Слово» 1903 г., кн. 1. стр. 7–12.
68. Разбор сочинения Н.А. Рожкова: «Сельское хозяйство Московской Руси в XVI веке». «Отчет о 44-м присуждении наград гр. Уварова» (Спб. 1904) и отдельно, Спб. 1904, стр. 1–19.
69. Курс русской истории, ч. I–IV. М. 1904–1910 гг.
70. А.Л. Ордин-Нащокин, московский государственный человек XVII века. «Научное Слово» 1904 г., кн. 3, стр. 121–138.
71. Памяти С.М. Соловьева. «Научное Слово» 1904 г., кн. 8, стр. 117–32. 72. Москва и её князья в удельные века. «Журнал для всех» 1905 г., кн. 1, стр. 34–38.
Кроме того, ряд отзывов о сочинениях студентов Москов. Духов. Академии на степень кандидата, а также о магистерских диссертациях напечатан в Журналах совета её; замечания его на диспутах в Московском Университете и Духовной Академии см. в описаниях сих диспутов, помещенных в различных органах периодической печати; несколько отрывков из курса, взятых из литографированного издания его, появились без согласия автора в журнале «Народное Благо», в начале его издания.
* * *
Когда настоящие строки уже были набраны, появилась в печати статья о В.О. Ключевском видного представителя университетской науки, где между прочим читаем: «Нужно припомнить, что детство сына Ключевского-батюшки прошло в пензенском захолустье, в обстановке, в какой живет сельское духовенство. Самые ранние воспоминания историка связаны с яркими бытовыми сценами сельской бедноты и беспомощности. Связь с родной деревней долго не прерывалась, а затем и по месту своего воспитания, и по месту своего преподавания Ключевский был связан до конца жизни с духовной средой. О связи с «бытом» свидетельствовала вся обстановка Ключевского, круг его родных и знакомых. Надо прибавить, что эта среда была единственной, в которой Ключевский не чувствовал никакого стеснения и в которую, поэтому, охотно возвращался. В этой среде Ключевский нашел краски для своих «добрых людей древней Руси». Я присутствовал на том торжественном заседании духовной академии, на котором Ключевский читал свою речь о Сергии Радонежском, и был свидетелем умиления покойного Тертия Филиппова, старого московского «почвенника», от этой речи. Я не забыл и той речи о «содействии церкви успехам русского гражданского права и порядка», которую Ключевский произнес на годичном акте (1888 г.) Московской духовной академии и которая так и брыжжет личными признаниями и излияниями. Ключевский любовно ловит тут «звон колокола, раздавшийся среди рыночной суматохи». «В ветхом и пыльном свитке самого сухого содержания, в купчей, закладной, заемной, меновой или духовной, под юридической формальностью иногда прозвучит нравственный мотив, из-под хозяйственной мелочи блеснет искра религиозного чувства, – и вы видите, как темная, хозяйственная сделка озаряется внутри теплым светом, мертвая норма права оживает и перерождается в доброе житейское отношение». И Ключевский не может удержаться, чтобы тут же не привести несколько строк древне-русского завещания, которым рабы и холопы, «мужички и женочки», отпускаются на свободу с денежной наградой, «чтобы людцы мои после меня не пошли с моего двора и не заплакали». Душа исследователя отдыхает на этих минутах, она ищет и заботливо оберегает от забвения эти душевные созвучия, он с доброй улыбкой пересказывает их сочувствующим и просвещенным. Да, они живут в эти минуты одной душой с далеким прошлым, находят там себя и в себе эту древнюю русскую душу. Он понимает сердцем эту руку, протягивающую милостыню и поддерживающую огонь в неугасимой лампаде. Это – свое, родное, близкое и понятное. В.О. Ключевский, действительно «почвенник"… К «своему» Ключевский навсегда сохранил какую-то жалость, какую-то нежность сострадания… Свою социальную среду он любил видеть в роли носительницы идеи христианской культуры и равенства в мире варварства и насилия. Он тщательно выделял «голос церкви в защиту несвободных» и наблюдал влияние духовенства в устройстве христианской семьи, обращавшей «жену-рабу в советницу и подругу мужа», в оборон интересов вдов, сирот и рабов. К слабым обращено было сочувствие и сострадание историка; сильных он не жалел и не жаловал.» (Н. Милюков).
Городищенский уезд, Пензенской губ.
Составлен С. Белокуровым. Богословская энциклопедия Т. XI. СПБ; ст. 284–289.