И. В. Преображенский. Открытие святых мощей преподобного Серафима, Саровского чудотворца

(описание очевидца)

Был знойный июльский полдень (15-е число), когда мы подъезжали к Саровской обители. Дорога наша пролегала лесом по берегу р. Сатис (подъезжали мы с восточной стороны). В обыкновенное время дорога эта служит почти исключительно для сообщения с Саровским монастырем хутора, принадлежащего Понетаевскому монастырю и называющегося «Царскою Дачею» (подарком). И теперь не было по ней движения экипажей; но пешеходов с палками и котомками на плечах и тут было немало.

Сарова еще не видать; он за чащею леса, но путники двигаются к нему с такою же сосредоточенностью, с таким же благоговением, как будто бы они входили уже в церковь, шли по паперти церковной. Ведь путь этот уже в такой местности, которая вдоль и поперек исхожена святым человеком, великим угодником Божиим. Эти сосны и березы, стесняющие дорогу, невольно кажутся как бы одушевленными свидетелями его подвигов. Невольно сравниваешь эти могучие деревья с поставленными пред святою обителью свечами желтого и белого воска. А каковы леса, окружающие Саров, можно понять, если мы скажем, что леса близ Петербурга или Москвы пред Саровским лесом кажутся состоящими как бы из прутиков. Точно колонны какие, стоят тамошние сосны. Лес, подобный Саровскому, ныне редко можно встретить, и эта редкость также едва ли не только около монастырей. Монастыри наши умеют беречь и берегут свои леса; и едва ли не тут главная причина, почему Министерство земледелия и государственных имуществ, когда встречается к тому возможность, охотно наделяет монастыри лесными угодьями.

От «Царской Дачи» до Сарова – около пятнадцати верст; судя по времени, проведенному нами в дороге, мы должны бы были уже подъехать к монастырю. Но его все не видать. Невольно взор все пристальнее и пристальнее устремляется вперед, в просветы между стволами дерев; нетерпение поскорее увидать обитель растет. Начинаем спрашивать у встречных путников: «Далеко ли до Сарова?» – «Нет, близко, – вот, сейчас»,– отвечают нам. Возница понукает коней. Едем еще минут 5–10...

«Смотрите, смотрите, вот и Саров!» – воскликнул мой спутник. Как ни ждали мы увидать Саров, – тем не менее увидать его сразу весь, во всей красе и во всем величии, было для нас полною, поразительною неожиданностью. Не обнажить головы, не сотворить крестного знамения при виде белых стен монастыря, его высоких зеленых и золотых глав было бы прямо насилием над собою... До монастыря оставалось не более версты; но лес все еще продолжался и не раз закрывал монастырь: он подходит почти к самым стенам последнего.

Гостиница, в которой мы остановились, находится вне стен монастыря, против восточных его ворот. Вблизи от этой гостиницы под горкою, по берегу реки Саровки, – дорога на святой источник и в Дальнюю пустыньку (до первого от монастыря около двух с половиною верст, а до последней около четырех). По этой дороге взад и вперед двигались непрерывные вереницы богомольцев. Но сейчас нас занимали не они: нас влекло в обитель, к ее святыням.

Не чувствуя никакой усталости, хотя находились в пути с 5 часов утра до 12 и проехали без остановок около 50 верст, мы направились в монастырь. За вратами его пред нами открылась довольно большая площадь, почти сплошь обстроенная двухэтажными белыми корпусами. В ряду корпусов левой стороны (южной; мы вошли со стороны восточной) возвышается большое кирпичное здание. Это еще не освященная, новая церковь, выстроенная в память преподобного Серафима. Прежде на ее месте находились монашеские кельи, но их сломали; оставлена лишь одна келья преподобного, в которой он жил, неся свои великие подвиги затвора, молчания и старчества, и в которой скончался (2 января 1833 года). Эта келия, оставленная в неприкосновенности, пришлась теперь в самой новой церкви, в юго-западном ее углу. Ниже мы скажем об этой келии.

Посредине ограды стоят два больших храма-собора – холодный и теплый, один в честь Успения Божией Матери, а другой в честь Живоносного Источника. В западной стене монастыря – святые ворота и тут же величественная колокольня. Звона на ней мы еще не слыхали. У алтаря Успенской церкви, с правой (южной) его стороны, стеклянная часовня; пред ней толпится народ. Это место могилы, в которой 70 лет почивали останки преподобного Серафима. Часовня вплотную прислонена к храму, так что нижние части двух окон алтарей (главного и придельного) приходятся под крышею часовни, и из этих алтарей видна вся ее внутренность. Самая могила представляет собою склеп. Теперь три стороны этого склепа и верх обделаны мрамором (низ остался прежний, выстланный крупным кирпичом), а четвертая сторона открыта и заслонена лишь стеклом. К этой стороне склепа и спускаются по удобно устроенной лестнице. Склеп был пока пустой.

По всему фасаду западной стороны храма крупными черными буквами проведена строка с поучительными и внушительными словами: «Сей дом Отец созда, сей дом Сын утверди, сей дом Дух Святый обнови». Самый храм трехпрестольный, по внешнему виду похожий на старинные московские церкви. Живопись в нем очень древняя, от времени попортившаяся и потускневшая.

В северо-западном углу монастырской площади помещается церковь святых Зосимы и Савватия. Эта церковь была заперта и окна в ней завешаны. В ней временно поставлены были мощи преподобного. У стен этой церкви усердно молящийся народ. Тут поражали слух неистовые крики бесноватой, положенной в притворе храма, пред запертыми дверьми его. Были случаи, что одно лишь прикосновение к дверному замку успокаивало истеричных больных и даже исцеляло от болезни.

Осматривать монастырь и его храмы в подробности (кроме названных храмов, в нем имеются и другие) в дни торжеств не представлялось никакой возможности. Везде было тесно, и постоянно нужно было спешить, чтобы поспеть к тому или другому моменту торжества.

Едва успели мы пообедать, как раздался благовест ко всенощной. Могучий, густой, бархатный звук огромного (в 1500 пудов) монастырского колокола положительно потрясал воздух. Верим, что глубоко потряс он и сердца тысяч паломников. Пред нашими глазами их массы. И вот эти массы пришли мгновенно в движение. Лежавшие и сидевшие немедленно встали; все благоговейно крестятся; многие опустились на колена и кладут земные поклоны. Дорог, восхитителен для души истинно-русского, православного человека звук благовестного колокола... Неудивительно, что русский народ так любит церковный колокол и так почитает его, изукрасил красою узорною, поднял на высокую, своеобразную колокольню, гордится им...

В гостинице, куда мы возвратились уже поздно вечером, и около нее под соснами вокруг столиков для чая шел оживленный говор. Предметом его служили великие знамения милости Божией, совершавшиеся в Сарове. Все спешили сообщить друг другу о том или другом чуде, которого рассказывающий или сам был очевидцем, или о котором успел узнать от других, также непосредственно наблюдавших воистину дивные дела Божий.

Случаи чудесных исцелений по молитвам к угоднику Божию были многочисленны и разнообразны (особенно у «святого источника»). Они продолжаются и доселе. Однако далеко не все эти случаи становятся известными и записываются особо назначенными для сей записи лицами. За два только дня до нашего приезда в Саров и в самый день приезда, то есть 13, 14 и 15 числа, записаны были следующие случаи чудесных исцелений.

13 числа удостоверено четыре случая исцелений после купанья на источнике. Крестьянин Сардовской слободы, Саратовской губернии, Прокопий Нестеров Коблов, сорока лет от роду, совсем потерявший зрение, после купанья в источнике прозрел: снова стал видеть солнечный свет, различать отдельные цвета и предметы.

Одиннадцатилетний крестьянский мальчик Василий Ильин из Томской губернии от рождения не владел ногами и был расслабленным; голова у него всегда лежала на плече, вследствие искривления позвоночника. Своею матерью он привезен был на источник в тележке и после купанья стал, к изумлению всех, свободно ходить, радуясь своему выздоровлению.

Исцелился расслабленный 70-летний старик, крестьянин Вятской губернии, Слободского уезда, села Никольского, Михаил Савельев Тивкин, у которого, по его словам, голова держалась на шее, «как на мочале», – больной не владел шеей в течение 23 лет.

Девочка хутора Висенки, Старолебяжской волости, Хвалынского уезда, Саратовской губернии, Анна Сафронова, 12 лет, четыре года не владела ни руками, ни ногами; мать ее Матрона Тимофеева принесла свою больную дочь на спине и искупала в источнике. После купанья Анна почувствовала в себе приток сил и сказала: «Не трожьте, – сама пойду». И действительно, к изумлению окружающих, встала с лавки сама и пошла без посторонней помощи.

14 июля установлено десять следующих случаев чудесных исцелений.

– Слепой мальчик Иван Захаров прозрел, а немой от рождения крестьянский мальчик Василий Говлев заговорил.

– Мещанин гор. Торопца, Псковской губернии, Петр Иванов Сургучев (37 л.), в продолжение 3 лет был совершенно глухим, но после купанья в источнике преподобного Серафима стал слышать и свободно разговаривать с окружающими.

– Солдатская вдова стекольного завода Шумбухской волости, Лаишевского уезда, Казанской губернии, Вера Андреева Васильева, 15 лет не владела правой рукой; но, искупавшись в источнике, стала совершенно здорова и даже в исцеленной руке понесла свой небольшой узелок.

– Крестьянка ижевского оружейного завода, Сарапульского уезда, Вятской губернии, Анастасия Яковлева Полякова, 29 лет от роду, в течение трех лет была больна; у нее была сведена правая рука и левая нога; в обитель она пришла на костыле. Причастившись и искупавшись в источнике, она сразу почувствовала, что ей стало лучше: рука и нога разогнулись, и Анастасия Полякова пошла без костыля.

– Крестьянка села Ольшанки, Нижнедевицкого уезда, Воронежской губ., Мария Матвеева Гончарова, 35 лет, в течение нескольких лет была расслаблена, и ее привезли к источнику; искупавшись, она встала и сама потихоньку пошла.

– Послушница Бирского монастыря, Уфимской губернии, Мария Иванова Зедвакова, 30 лет от роду, после купанья в источнике исцелилась от злокачественной опухоли на щеке и шее.

– Крестьянин села Княжева, Темниковского уезда, Тамбовской губернии, Александр Иванов Демидов, 40 лет, исцелился у источника от застарелого катара желудка, который врачами был признан неизлечимым.

– Донской казак Каргинского хутора, Вешинской станицы, Новочеркасского округа, Феодор Захаров Веденеев, в продолжение девяти лет страдал от припадков падучей болезни; его с трудом внесли в купальню при источнике шесть человек: он страшно кричал неистовым голосом и бился в конвульсиях; но благодатная струя воды из источника преподобного мгновенно успокоила больного; к нему вернулось сознание и, радуясь своему исцелению, он здесь же осенил себя крестным знамением, вслух благодаря исцелившего его чудотворца.

-Крестьянская девица из села Тазнеева, Ардатовского уезда, Симбирской губ., Аграфена Елизарьева Табаева, 18 лет, так рассказывала о своем исцелении от прирожденной слепоты: «Отец у меня жив, а мать умерла. Пришла я в Саров одна, вместе с односельчанами. Слышала я, что водичка из источника батюшки Серафима помогает от многих болезней и особенно от болезней глаз, даже исцеляет слепоту. А я ничего не видела от рождения, и глаза мои совсем были закрыты. Пришла на источник и крепко молилась. Знаю я только одну «Богородицу» и молилась больше сердцем своим угоднику Божию, преподобному Серафиму. Поговела я и, причастившись, пошла на источник: искупалась в нем всего три раза, и после второго раза увидела свет Божий. После купанья я легла спать и, проснувшись часа через два, вдруг замечаю, что в глазах моих стоит вместо обыкновенной тьмы свет, какое-то сияние; мои глаза раскрылись наполовину, и я увидала, сначала смутно, светлое небо, темные деревья, стала отличать яркий свет солнца, и сейчас думаю, что уже скоро вечер: сияние в глазах стало меньше, тусклее». Действительно, мы вели нашу беседу с исцелившеюся в сумерки, в 8 часов вечера. Прозревшая с великою радостью охотно рассказывала всем о своем исцелении; лицо ее видимо дышало тихим, глубоким счастьем: она была совершенно уверена в том, что новоявленный чудотворец дарует ей полное прозрение (15 число).

– Мещанин города Спасска Рязанской губернии Василий Николаев Богомолов, 50 лет от роду, уже 7 лет лежал, разбитый параличом. Его привезли на телеге для купанья в источнике; больной не мог говорить; были также парализованы его ноги и уши, так что он не мог ни ходить, ни говорить, ни слышать. Но после купанья Василий Богомолов стал ходить, слышать и немного говорить. Свой костыль он оставил тут же, около источника.

– Дочь мещанина, Екатерина Емельянова Зубченко, 18 лет, из станицы Медведевки, Кубанской области, на девятом месяце своей жизни заболела: у нее отнялись ноги, так что она свыше 17 лет вовсе не могла ходить. После горячей молитвы к угоднику Божию она искупалась в его источнике и почувствовала в себе приток каких-то сил, так что пожелала пойти одна, без посторонней помощи. Вскоре же сама она по трем лестницам поднялась на пригорок, где и рассказала иеромонаху о своем исцелении.

В тот же день было и еще несколько случаев исцелений от разных других болезней. Подвести точный итог всем случаям чудесных исцелений, повторяем, не было никакой возможности: многие больные, получившие исцеление, не заявили об этом ⁵.

Присутствовавшие на Саровских торжествах удостоились быть свидетелями по-истине великих и неизреченных милостей Божиих, воочию всем явленных русскому народу чрез угодника Божия и чудотворца Серафима. Могли убедиться они и в крепкой вере народа нашего в «батюшку Серафима». Вера эта привлекала ко дням его прославления в Саровскую обитель, можно сказать, сотни тысяч православных со всех концов нашего обширного отечества и даже из далекой Сибири. Так, мать исцелившегося 14 июля одиннадцатилетнего мальчика Ивана Степанова Захарова, с двухлетнего возраста лишившегося зрения вследствие ушиба головы, пришла из деревни Оськиной, Симского округа, Тобольской губернии.

– Бабушка другого мальчика, Василия Иевлева, 14 лет, немого от рождения и того же 14 числа чудесным образом получившего дар слова, привела любимого внучка из села Имисского, Минусинского уезда, Енисейской губернии. Радость обеих женщин и самих исцелившихся не поддается описанию: от радости плакала мать прозревшего сына, плакала и бабушка заговорившего внука, плакали и сами дети, взысканные милостию Божией. Видя их, слушая рассказ умиленной старушки, не могли удержаться от слез и все окружавшие.

Со слезами радости благодарит новоявленного чудотворца за даруемые им благодеяния растроганный русский народ...

Некоторых из исцеленных я видел лично и разговаривал с ними или их родственниками. Приходилось мне наблюдать, как и другие расспрашивали исцеленных. Невольно вспоминалось мне евангельское повествование об исцелении слепорожденного – так уж прилежно старались интересовавшиеся или сомневающиеся выведать все подробности того или другого чудесного исцеления; переспрашивали родных исцеленного или чужих ему, но бывших очевидцами исцеления; сопоставляли показания, делали выводы, снова спрашивали и переспрашивали. Иные из исцеленных отвечали коротко и видимо без охоты, точно они подозревали праздное любопытство вопрошавших или недоверие их к тому, что с ними, исцеленными, случилось. Другие охотно, как бы славя этим Бога, возвещали о своем исцелении.

Как, однако, ни поразительны были чудесные исцеления, творившиеся по молитвам к угоднику Божию, мы все-таки думаем, должны думать, что они не в состоянии были препобедить все сомневающиеся умы и покорить все загрубевшие от неверия сердца. Границы неверия, можно сказать, необъемлемы, как то и указывается в святом Евангелии. В притче о богаче и убогом Лазаре Авраам самым решительным образом высказал богачу, что не верующие Моисею и пророкам не поверят словам даже и из мертвых воскресшего.

Наступило 16 число – первый день Саровских торжеств. В 8 1/2 часов утра раздался благовест к поздней обедне. Мы поспели к началу службы. Так как после литургии имела быть торжественная панихида, которою собственно и начинались торжества, то в проповеди, которую за литургией произносил петербургский протоиерей Философ Орнатский, объяснено было слушателям, почему Саровские торжества начинаются панихидою и почему мы молимся о упокоении душ таких великих угодников Божиих, как преподобный Серафим⁶.

Ровно в 12 часов начался благовест к панихиде. На служение ее вышли: высокопреосвященный митрополит Санкт-Петербургский Антоний, преосвященные с архиепископ Казанский Димитрий, епископы Нижегородский Назарий и Тамбовский Иннокентий, двенадцать архимандритов и сонм протоиереев и иереев. Диаконский чин возглавляли архидиакон Александро-Невской лавры Иоанн и протодиаконы тамбовский и нижегородский. Оба клироса наполнились певчими. Правый заняли невские митрополичьи, левый – тамбовские архиерейские.

В этот день торжественная панихида совершена была с поминовением всех императоров и императриц, начиная с Петра III и Елизаветы Петровны, митрополитов, архиепископов и епископов, имевших то или другое отношение к жизни преподобного Серафима, основателей, строителей и игуменов обители, родителей преподобного (Исидора и Агафий) и его самого. Одновременно со служением торжественной панихиды в Успенском соборе совершены были панихиды и в других монастырских храмах и часовнях, устроенных у источника, пустынок, бараков и проч.

Вечером того же дня совершено было по парастасу во всех монастырских церквах и часовнях близ монастыря всенощное бдение, с поминовением на ектениях иеромонаха Серафима, подвижника Саровского. В Успенском соборе парастас совершен был с такою же торжественностью, как и древняя панихида. Продолжался парастас с 6 часов до 11.

В четверг, 17 числа, в 8 часов утра, загудел большой монастырский колокол. Благовест этот был к крестному ходу, который должен был выступить из Успенского собора навстречу общему крестному ходу из Серафимо-Дивеевского женского монастыря Нижегородской епархии, в 12 верстах от Саровской обители.

В Дивеевском монастыре уже находились святыни, принесенные туда заблаговременно из других шести женских монастырей той же епархии, которыми руководил при жизни старец Серафим⁷. Для несения и сопровождения святынь от монастырей присланы были сестры. Прибыло и монастырское духовенство. В торжественном шествии приняли также участие депутаты от различных обществ хоругвеносцев, приславших в дар Саровской обители ценные хоругви в память события 19-го июля. Пожертвовано этими обществами 54 хоругви, и все они – одна другой лучше, изящнее и ценнее. Ими же пожертвовано много икон, облачений и лампад к раке мощей.

На рассвете этот необыкновенный по количеству участников (их было свыше 400) крестный ход выстроился и выступил к Сарову. Масса богомольцев, следовавшая за крестным ходом, растянулась на целую версту. Монахини и хоругвеносцы дорогою неумолкаемо и одушевленно пели разные церковные песнопения. Ярко сиявшее на синем небе солнце отражало блеск свой на колыхавшихся на высоких древках золоченых (по преимуществу) и высеребренных хоругвях, из которых многие украшены были гирляндами живых цветов и зелени. Осеняемые длинною сверкающею лентою этих хоругвей, шествовали монастырские святыни. Тут была и главная святыня Серафимо-Дивеевского монастыря – та икона «Умиления Божией Матери», пред которою в молитвенном подвиге скончался преподобный Серафим. Множество народа стояло и по сторонам этого величественного хода.

В 8 часов навстречу общему крестному ходу из Дивеева выступил крестный ход из Саровской обители, с ее святынею – местночтимою иконою Спасителя, сидящего на престоле. Во главе этого хода был преосвященный Тамбовский Иннокентий. Крестные ходы встретились и соединились за рекою Сатисом, на обширной площади пред обителью, в версте от нее, у опушки леса. В находившейся здесь временной часовне преосвященным был отслужен водосвятный молебен.

Чудную картину представляло приближение общего крестного хода к обители. К стенам обители медленно приливала необозримая волна народа, среди которой и над которой, точно спустившиеся с неба звезды, ослепительно сверкали ризы икон и хоругви. У обители на горе, по краям дороги, стояли десятки тысяч народа, ожидавшего крестный ход. Эта неподвижная народная масса, при взгляде на нее сверху, казалась, в свою очередь, морем человеческих голов, расступившимся посредине и образовавшим как бы русло реки, берега которого обозначали сидевшие на конях казаки в белых рубашках и фуражках. В это русло и стали вливаться шествующие в крестном ходу. Впереди несли, по два в ряд, шесть фонарей, за ними четыре запрестольных креста, за ними среди нескольких сот хоругвеносцев, в их обшитых позументами и кистями кафтанах и с красивыми знаками на груди, двигались хоругви (их до шестидесяти). Многие хоругвеносцы образовали из себя хор поющих. За хоругвеносцами следуют, группируясь около своих святынь, монахини; во главе каждой группы игумения и старшие сестры. Монахини также поют. Непосредственно за монахинями идет, с пением канона Божией Матери, хор монахов Саровского монастыря. Черная линия монашествующих, сменившая синюю линию хоругвеносцев, сменяется, в свою очередь, блестящею разноцветными ризами линией духовенства – диаконов и священников. Эту линию замыкают три архимандрита, предшествующие несомой на высоких носилках между четырьмя хоругвями иконе «Умиления Божией Матери». Икону осеняют по сторонам рипиды, которые держат диаконы. За иконою следовал встретивший крестный ход преосвященный Иннокентий. При одушевленном пении и торжественном трезвоне во все колокола ход вступил чрез святые ворота в обитель.

Тотчас же начался благовест к поздней обедне. В обоих соборных храмах литургия, а после нее и панихида совершены были архиерейским служением. В Успенском соборе, по окончании литургии, преосвященный Назарий произнес слово, посвященное памяти преподобного Серафима. Одновременно были совершены заупокойные литургии с панихидами и в других монастырских храмах.

С 12 часов того же дня, до благовеста ко всенощному бдению, беспрерывно совершались панихиды во всех часовнях, устроенных близ монастыря, с поминовением иеромонаха Серафима, подвижника Саровского. Весьма предусмотрительно было со стороны духовного начальства построить в разных пунктах кругом монастыря временные часовни. К часовням этим во все дни Саровских торжеств народ собирался в великом множестве и горячо, со слезами, молился сначала (до всенощной 18-го числа) при служении панихид, а потом молебнов преподобному Серафиму, Саровскому чудотворцу.

Наступал вечер 17 июля; приближался великий исторический момент в жизни не только Саровской обители, но и всей отечественной нашей церкви: ожидалось прибытие в Саров Их Императорских Величеств.

Как известно, великий угодник Божий, подвижник Серафим, обладал даром прозрения. В жизнеописаниях его приводятся многие и разительные примеры точного исполнения его предсказаний. Дивный старец предсказал и наступавший момент – прибытие царствующего дома на Саровские торжества. Вот что говорил он одной монахине Дивеевского монастыря: «Вот какая радость-то будет! Среди лета запоют пасху, радость моя! Приедет к нам Царь и вся фамилия... Станут все приходить к нам, матушка; запираться для отдыха-то будем; станут деньги давать, только берите; в ограду станут кидать, а нам уже не нужно: много своих тогда будет, матушка!..» – «А как Царская Фамилия приедет к вам, матушка,– говорил старец другой монахине,– то выйдите за святые ворота, да распахните их широко, широко,– да низко, низко поклонитесь до земли, да и скажите: «покорно просим пожаловать, покорно просим»... И сам батюшка три раза поклонится до земли»⁸.

Кто не тронется, чье сердце не умилится, слыша, а тем более видя, как дивно все прозрел святой старец?

Ровно в 4 часа 17 июля окрестность Сарова огласилась звуками большого монастырского колокола. Как-то особенно торжественно и могуче лились эти звуки, возвещая о времени приготовления к встрече Венценосного Паломника, предпринявшего далекий путь, чтобы вместе со Своим народом молитвенно поклониться великому угоднику Божию на самом месте его великих подвигов. В Успенский собор стало собираться духовенство, прошли хоры певчих, проследовали владыка-митрополит и прочие особы архиерейского сана.

С 17-го числа доступ в ограду монастыря был только по особым билетам. Тем не менее здесь находилось уже множество народа, разместившегося по монастырским дорожкам из каменных плит. Главная дорожка (или тротуар) идет по средине площади от святых ворот к Успенскому храму мимо южной стороны теплого собора. По краям этой дорожки, выстланной красным сукном, стали в первых рядах, начиная от самых ворот, хоругвеносцы; их целые сотни. Теперь их красивые форменные кафтаны и самые лица были очищены от пыли, которая толстым слоем покрывала их во время крестного хода из Дивеева. Почти непосредственным продолжением рядов хоругвеносцев была (по правой стороне) черная линия монахинь; их также сотни. Против них – прибывшее на поклонение мощам из разных мест России и не участвовавшее в богослужениях духовенство в рясах различных цветов. На груди священников наперсные кресты, у многих золотые. Многие в камилавках, скуфьях, при орденах и медалях. Группа духовенства очень многочисленна и очень красива.

Но вот духовенство, прошедшее в Успенский собор, облачилось, приготовилось, и начался выход его из собора к святым воротам. Ему предшествовали митрополичьи певчие в новых, красивых формах. За певчими следовало духовенство в блестящих золотых ризах. Замыкали шествие группа архимандритов в золотых митрах, архиереи и, наконец, митрополит, митра которого увенчивалась крестом из чудно-сиявших на солнце бриллиантов. Духовенство двигалось с крестным ходом. С колокольни несся торжественный трезвон во все колокола. Певчие остановились пред вратами, разделившись на две линии; духовенство вышло за врата.

От трезвона на колокольне положительно звенели стекла в окнах теплого собора, около которого мы стояли. Но вот и эту могучую звуковую волну стала проникать какая-то другая, неопределенная волна звуков. Сила этой волны все увеличивалась, она приближалась, становилась яснее, наконец подкатилась к стенам монастыря, ворвалась за его ограду, и с такою мощью, что, казалось, покрыла, пересилила гул колоколов. То гремело восторженное «ура», вырывавшееся из десятков тысяч грудей стоявшего вне монастыря народа. Он приветствовал подъезжавших к монастырю своих обожаемых Царя, Цариц и других членов Императорской Фамилии.

Лишь только остановились экипажи, как смолкли народные клики, прекратился звон колоколов. Воцарилась такая тишина, что, закрыв глаза, можно было подумать, что ни в ограде монастырской, ни около монастыря нет ни души. Среди такой тишины митрополит Антоний обратился к Его Величеству с кратким приветствием от имени святой обители, которое заключил словами: «Гряди с миром, Государь, в святую обитель сию и молитвами прославляемого угодника Божия да будет благословенно от Господа вхождение Твое».

Между тем стоявшие в ограде монастыря готовились, со своей стороны, приветствовать радостными кликами имевших войти сюда Царственных Паломников.

Снова после краткого перерыва раздался торжественный трезвон... С обнаженною главою вступил Его Величество Государь Император за ограду монастыря в предшествии хора певчих, крестного хода и архиереев. Рядом с Государем Императором, по левую Его сторону, шествовали Их Императорские Величества, Государыни Императрицы – Мария Феодоровна и Александра Феодоровна. Им сопутствовали Их Императорские Высочества: великая княгиня Ольга Александровна, великий князь Сергей Александрович с августейшею супругою великою княгинею Елизаветою Феодоровною, великие князья Николай Николаевич, Петр Николаевич с августейшею супругою великою княгинею Милицею Николаевною, князь Георгий Максимилианович и княгиня Анастасия Николаевна Романовские, герцог и герцогиня Лейхтенбергские, принц Петр Александрович Ольденбургский. За Их Величествами и Августейшими Особами шла группа высоких придворных чинов – дам и кавалеров, с ними – министры внутренних дел и путей сообщения.

Чувство благоговения, глубокого умиления охватило всю массу находившихся в монастырской ограде при виде Царственных Богомольцев. Все стояли точно внутри храма во время совершения богослужения; все забыли о своем намерении приветствовать Царя и Цариц теми же кликами, какими приветствуемы были они за монастырскою оградою и, поистине, эти клики «ура!» в этот момент здесь были бы так же неуместны, так же не соответствовали обстановке, так же противоречили общему настроению, как если бы они раздались в самом храме.

При звоне колоколов, среди живых стен в благоговении молчавшего народа тихо шествовали Их Величества от святых ворот к Успенскому собору, причем изволили кланяться на обе стороны. Точно очарованная стояла народная масса. Иные и даже многие забывали отвечать на поклоны, другие не кланялись, боясь сократить и на секунды момент лицезрения своих обожаемых Царя и Цариц. Государь, Государыни и вся Царская Фамилия входят в собор, где слушают краткое молебствие с положенным царским многолетием.

Из собора Их Величества в предшествии хора архиерейских певчих и духовенства, при пении «Спаси, Господи, люди Твоя», идут в церковь святых Зосимы и Савватия, где временно лежат мощи преподобного Серафима. С Их Величествами и Августейшими Особами входят только митрополит и архиереи; прочее же духовенство остановилось пред дверьми храма. Затем из церкви митрополит и прочее духовенство проводили Их Величества до покоев Государя Императора. Здесь, при входе, настоятель монастыря, игумен Иерофей, приветствовал Их краткою речью, с поднесением, по русскому обычаю, хлеба-соли от братии обители. Митрополит, осенив крестом Их Величества, возвратился с прочим духовенством в Успенский собор для служения благодарственного молебна по случаю благополучного прибытия Царственных Паломников. В покои Государя Императора вошла и Государыня Императрица Мария Феодоровна. Через некоторое время Она в сопровождении Их Величеств и прочих членов Августейшей Фамилии прошла в свои покои на противоположной стороне монастырской площади, причем народ имел счастье снова лицезреть Венценосных Паломников. После всенощной по парастасу, совершенной во всех монастырских церквах, площадь монастырская опустела. Приближался полунощный час. В этот час, в священной тишине, при благоговейном молчании, архимандриты, под руководством преосвященного Иннокентия Тамбовского, перенесли стоявшую в церкви святых Зосимы и Савватия, в приделе Преображения Господня, колоду, в которой был погребен преподобный, в могилу преподобного, точнее – в склеп, обращенный теперь в мраморную часовню⁹. С этого момента затеплились тут неугасимые лампады.

Наступило 18 июля (пятница). Первое, что услыхали мы в этот день, это – сообщение, что Государь и Государыни за ранней обедней, в Успенском соборе, приняли причастие Святых Христовых Тайн¹⁰. Неожиданность ли, по его времени и обстановке, факта, о котором сообщалось, или важность сообщаемого делали то, что сообщение это передавалось друг другу с чувством благоговения, как бы некая дорогая святыня.

Ранняя литургия совершалась в приделе Печерских чудотворцев. Ее служил архимандрит Андрей, в сослужении игумена и пяти священников и иеромонахов. Умилительное, глубоко-трогательное впечатление произвело на молящихся неожиданное для них появление Царя и Цариц за ранней обедней. Их Величества пришли сюда как простые, обыкновенные богомольцы, без свиты и всяких властей. Вместе с народом они стояли, вместе с ним и причащались. Вместо запричастного протоиерей Философ Орнатский произнес красноречивое слово, за которое ему передана была Высочайшая благодарность¹¹.

Между ранней и поздней литургиями Их Величества и все Августейшие Особы изволили осматривать монастырь, начав с новой церкви Святой Троицы, выстроенной в память новоявленного угодника Божия, преподобного Серафима, и в которой, как то упоминалось выше, находится его келия. Осмотрев церковь, келию и находившиеся здесь, числом до 50, хоругви – дар хоругвеносцев, Их Величества прошли в часовню над могилой преподобного Серафима, спускались в склеп, в котором стояла уже ночью помещенная туда гробовая колода святого, поклонились ей, а также гробнице почивающего здесь же, всеми чтимого подвижника-молчальника, схимонаха Марка. Из часовни Их Величества прошли в церковь Иоанна Предтечи, а оттуда в церковь святых Зосимы и Савватия.

В 9 часов утра в Успенском соборе началась последняя заупокойная литургия, а по окончании ее отслужена была и последняя панихида по приснопоминаемом иеромонахе Серафиме, подвижнике Саровском.

На служение панихиды вышли, во главе с митрополитом, все присутствовавшие на торжествах архиереи, двенадцать архимандритов и целый сонм прочего монашествующего и белого духовенства. Все они в новых, блестящих золотых облачениях. Церковь была полна народа.

К началу службы пришли в собор Их Величества Государь и Государыни и все Особы Императорской Фамилии, с сопровождающими Августейших Богомольцев лицами. Вся церковь стояла со свечами в руках.

Пред началом панихиды высокопреосвященный митрополит Антоний произнес с амвона глубоко-назидательную речь, предметом которой было выяснение смысла и значения совершавшегося события.

«Всем нам, здесь присутствующим и молящимся, – начал владыка, – Господь даровал великую милость быть участниками светлого торжества прославления приснопамятного подвижника, иеромонаха Серафима. Слава и благодарение Господу, так о нас благодеющему. Красуйся и радуйся, святая обитель Саровская, славою преподобного своего прославляющаяся и прославленная».

Напомнив далее слушателям, что сейчас они будут в последний раз молиться о подвижнике как об усопшем рабе Божием, а потом уже на все времена православные христиане будут обращаться к нему с молитвою, как к прославленному угоднику Божию, за помощью, исцелением и утешением, владыка говорил: «В самой видимой мертвенности останков святых благодатию Божией сокрывается сила жизни: через посредство их даруются людям от Господа многочисленные исцеления от недугов и болезней. В этих же чудесных исцелениях слава и преподобного отца нашего Серафима. Они же настойчиво напоминают слова апостола Павла: сеется не в честь, возстает в славе, сеется в немощи, возстает в силе».

Глубоко-верную, подтверждаемую всей нашей историей мысль высказал высокопреосвященный оратор, уясняя слушателям, что в великом множестве стекшегося от всех краев нашего отечества к мощам угодника Божия народа, в этом многолюдном, но единомысленном и единосердечном собрании богомольцев, возглавляемом молитвенным участием Самого Царя православного, Благочестивейших Цариц и многих членов Царствующего Дома, выражается исконный, основной смысл жизни русского народа. «Он, – говорил владыка,– знает свое отечество и свою историю не столько по политическим и военным событиям, сколько по подвижникам веры и правды, любви и добра. Посещая из года в год, из века в век прославленные подвигами угодников Божиих святые места, он научается в них правилам жизни святой и утверждается в вере и правде, добре и любви»... «В лице преподобного Серафима, – продолжал оратор, – воздвигает Господь новый светильник, нового учителя, новую духовную твердыню народа русского. Буди же слава Богу нашему, дивному во святых Своих!» Обращая, наконец, внимание на ежедневно совершающиеся, по молитвам преподобного, многочисленные чудеса, владыка с особенною выразительностью и твердостью в голосе высказал: «Если бы кто вопросил нас о них, мы таковому вопрошающему ответили бы с благоговейным дерзновением, в полном соответствии с действительностью, словами Спасителя ученикам Иоанновым: «слепые прозревают, хромые ходят, глухие слышат, нищие благовествуют"». В заключение митрополит пригласил слушателей «усердно, благоговейно и с теплою сердечностью помолиться в последний раз об упокоении раба Божия, приснопамятного иеромонаха Серафима, и воздать славу Богу, дивному во святых Своих».

По окончании речи митрополит и весь прочий многочисленный сонм духовенства сошли с солеи на средину церкви. Архиереи стали на возвышении, за ними диаконы, во главе с архидиаконом Иоанном; архимандриты же и прочее духовенство стали не как обыкновенно, то есть в две линии, а в одну – лицом к Царской Фамилии. Линия это шла от архиерейского возвышения почти до самого Престола... И вот началась эта последняя панихида.

Глубоко-трогательно само по себе содержание панихидных песнопений; в умилительном же пении панихидная служба высоко поднимает религиозное чувство, отрешает от земного и преисполняет сердце чистым, тихим, святым одушевлением. Присутствуя за такою службою, положительно трудно удержаться от слез.

На клиросах пели митрополичий и тамбовский архиерейский хоры. Сонм служившего духовенства одушевленно возглашал моление: «Упокой, Господи, душу усопшего раба Твоего». Тихо повторяли эти слова, будто далекое эхо, хоры на клиросах. С особенным совершенством, с неподражаемой художественностью митрополичьи певчие пропели тропарь: «Глубиною мудрости человеколюбие вся строяй», а также икос: «Сам Един еси, Безсмертне...» Как один человек, молилась вся церковь на коленях, когда духовенство пело: «Со святыми упокой, Христе, душу усопшего раба Твоего...» Горячо, пламенно молилась коленопреклоненная церковь, в последний раз прося Христа упокоить раба Своего там, где «несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь бесконечная». Непосредственно следовавшая за панихидой лития отслужена была в часовне, над могилою преподобного. Туда изволили выходить Их Величества и все Августейшие Особы. Там в последний раз возглашена была и «вечная память» приснопоминаемому иеромонаху Серафиму.

По окончании литии Их Величества и Их Высочества возвратились в свои покои, а высокопреосвященный митрополит с архиереями и прочим духовенством прошел в собор и здесь торжественно совершил освящение лика старца Серафима на верхней доске, покрывающей раку, – иконы в сени над ракою и самой раки.

Было уже четверть 12-го часа, когда окончились все эти торжественные службы.

Полуденное солнце на безоблачном небе высоко подняло температуру воздуха и раскаляло песчаную почву. Укрывшись под густые ветви вековой сосны, стоявшей около гостиницы, записывали мы в свою памятную книжку впечатления первой половины нынешнего дня и стали наблюдать нескончаемые вереницы двигавшихся взад и вперед по дороге к святому источнику и в дальнюю пустыньку богомольцев. Дорога эта, как уже замечалось, пролегает близ гостиницы под горкою, по берегу речки Саровки.

Несколько раз наблюдали мы с этого пункта богомольческую массу. Пред нашими глазами проходили тысячи, десятки тысяч паломников. И сколько приходилось видеть среди этой массы истинно грустного и ужасного! «Как велик, – скажу словами одного почтенного писателя, также присутствовавшего на Саровских торжествах В. А. Прокофьева, – как велик мир несчастий человека! Какое огромное количество больных и недугующих, калек, слепых, глухих, дурачков, юродивых, расслабленных, припадочных, душевнобольных! Тут встретишь все несчастья, какие можно себе представить и какие невозможно. Иные ползут на четвереньках, другие двигаются на руках, опрокинувшись ими назад, другой прыгает, склонившись на левый бок. Иного везут на тележке, иного расслабленного несут в кульке, у иного голова непомерно велика, у другого непомерно мала, у иного лицо скошено, у кого сведены руки, у кого ноги, у кого то и другое; грязные повязки иных скрывают жестокие раны и болезни, кто кричит, кто мычит, кто молится вслух».

Как ни мрачна представленная картина, однако и в ней виделось много истинно высокого, поучительного, умилительного. Тут, среди тяжких, ужасных физических страданий, особенно ярко проявилось царство духа: вера в Бога, надежда на Его милость, по молитвам к угоднику Божию, и любовь к ближнему несчастному. В Сарове можно было воочию убедиться, что народ русский помнит заповедь Христа о любви к ближнему и исполняет ее. Можно поражаться тем участием, которое проявляли здесь здоровые к немощным. Казалось бы, не хватило сил, терпения, не выдержали бы нервы и один час послужить какому-нибудь убогому. А ему простые верующие люди служат годы, десятки лет, и это не одни лишь близкие родные. Вы можете, например, видеть, как здоровые помогают больному поудобнее сесть или лежать, укрывают его от палящих лучей солнца, освежают чашею студеной воды, как носят их на руках, на носилках, на полотне, – пред немощными расступаются здоровые, давая им дорогу, и проч. и проч.

Вы видите и слышите усердную, горячую молитву здоровых за больных. Поздним вечером, 17-го числа, были мы у св. источника. Принесли к нему истеричную женщину. Неистовые крики ее прямо ужасали. Стоя среди толпы, мы ясно слышали шепот окружавших: «Помоги ей, Господи! Спаси ее, батюшка (подразумевается, конечно, старец Серафим), исцели ее!» В небольшом отдалении от толпы, укрывшись за дерево, как бы затворившись в келий, коленопреклоненно молился мужчина в одежде служащего на железной дороге. Всего вероятнее, и он молился за несчастную.– В другой раз, в ограде монастырской, мы видели, как женщина-крестьянка средних лет носила на руках, буквально как ребенка, своего мужа.

Понятна та неподдельная радость христиански-любящих, сострадательных людей при виде исцеленных. И чужие исцеленным сорадуются тут, как близкие им родные. Порывы же радости родственников исцеленных, можно сказать, неописуемы, безграничны. «Матушка, дорогая моя матушка!» – в порыве восторга и радости кричала девушка своей матери, прозревшей на источнике. Обнимая, целуя мать, она допытывалась: «Ты ли это? Тебя ли я вижу?» ...А вот мать искупала свою немую малолетнюю девочку. Пошла сама купаться, а за девочкой просила посмотреть стороннюю, незнакомую ей женщину. Эта с материнскою ласкою исполняя поручение, стала предлагать девочке: «Скажи: Богородица». По рассказу этой женщины, напряжение, старание девочки произнести это слово было такое, как бы она что тяжелое поднимала или взбежала на гору. Наконец, произнесла это пресвятое слово «Богородица» и постепенно, затем, стала всё говорить. Вышедшая из купальни мать глазам своим не верила, что пред нею ее, доселе немая, а теперь говорящая дочь, готова была чуть не отказаться от нее. Поймите же радость этой матери и попробуйте описать ее...

За столиками, под другими соснами, расположилось немало богомольцев, оставивших душные номера гостиницы. Иные сидели целыми большими семействами. Все мы знали, что Царская Фамилия отправится на святой источник. Неизвестно только было, когда это состоится. Был конец второго часа. Вдруг издали из-под стен монастыря понеслось «ура!» Быстро оно стало приближаться. Сидевшие за столиками вскочили со своих мест. Из гостиницы бежали к горке гости и прислуга. Все устремили взор по дороге к монастырю. На ней волновался народ, перебегая с места на место. Сидевшие на конях казаки слезли с коней. Но за толпой ничего не было видно. Все догадывались о причине необыкновенного оживления на дороге и смотрели на отдаленный конец ее, ожидая увидать там экипажи с Царской Фамилией. Однако эти экипажи всё не показывались. Но вот, почти прямо пред нами излучина дороги; она вся как на ладони. По ней идет группа военных в белых кителях... Положительно, глазам не верилось, чтобы то были Государь с Великими Князьями. Однако это были именно они. Его Величество шел несколько впереди, часто делая рукою под козырек. Тотчас за Ним шли Их Высочества Николай Николаевич и Петр Николаевич, а за ними некоторые из лиц свиты и больше никого: никакой охраны, никакого конвоя. Оказывается, что и казакам приказано было слезть с коней, чтобы они не загораживали собою вида вдаль. Так просто, так – позволим себе сказать – смиренно шел Державный Владетель величайшей в мире империи к местам подвигов при жизни смиреннейшего из иноков, а по смерти великого в сонме святых угодников Божиих, старца Серафима...

Следование Его Величества к источнику пешком в знойный день по пыльной дороге тем было неожиданнее, что все знали, что Государь прибыл в Саров только вчера вечером и уже утром сегодня изволил быть за ранней обедней, после которой осматривал монастырь; присутствовал за последней великой панихидой, а вечером, с шести часов, имело начаться всенощное бдение в присутствии Царской Фамилии.

С неописуемым воодушевлением приветствовал народ своего обожаемого Батюшку-Царя. Огромное большинство имело счастье лицезреть Его и в такой близости в первый раз в жизни. «Ура!» гремело такое, какое редко, пожалуй, когда слышали и московские кремлевские стены... Целая туча шапок летела вверх. По горе и за речкою по низине стремительно бежали, прыгая чрез кочки, пни и ровики не хотевшие упустить из виду Царя или желавшие забежать вперед, чтобы еще раз получить возможность лицезреть Его... Но вот народные клики стали замирать с отдалением Царя от пункта нашего наблюдения. Вдруг они снова воскресают там, где начались прежде. То народ приветствовал выехавших в экипажах к источнику Цариц и прочих членов Августейшей Фамилии. Опять та же картина народного воодушевления; опять такие же проявления радости и восторга... Умиленный, растроганный, радостный народ и восклицал, и крестился, и молился, и плакал. Густой, непрерывной стеной установился он по окраине дороги; им, точно маком, усеяны были все холмики, и множество взобралось на деревья. Отовсюду неслось «ура»; громовыми раскатами перебрасывалось с берега на берег. Поистине, точно «гласом вод многих», точно шумом бурного водопада оглашались народными кликами берега тихой, небольшой речки Саровки...

По прибытии Их Величеств к источнику клики смолкли и водворилась тишина. Их Величества и прочие Особы подробно осматривали источник, иконописные картины в нем, купальни при источнике, пробовали воду. При этом объяснения им давали архимандрит Серафим¹² и игумен Иерофей. От источника все пошли дальше к камню отца Серафима, на котором он молился в течение тысячи дней, а отсюда проследовали к дальней пустыньке, где Их Величества встретил и показывал достопримечательные места преосвященный Иннокентий. Их Величества спускались в пещеру, куда удалялся преподобный, и затем возвратились в обитель. Государь Император снова шел пешком с Великими Князьями Николаем Николаевичем и Петром Николаевичем. И опять, с тою же сердечностью, с тем же восторгом и воодушевлением, приветствовал народ Их Величества. Поразительную, можно сказать, исключительную минуту, при возвращении Государя Императора в обитель, составлял тот момент, когда Его Величество, следовавший сначала по лесу, повернул на прежнюю дорогу и пошел прямо к народу. Тут вся несметная толпа пала на колени со слезами радости и умиления. В обитель Их Величества возвратились во второй половине 4-го часа.

Заслуживает особого замечания то, что народ во все время путешествия Их Величеств к святым местам вел себя образцово, нигде не затеснял пути, не допускал ни малейшего беспорядка. А ведь его было десятки тысяч и при полном почти отсутствии блюстителей порядка, назначаемых начальством.

Наступал первый важнейший момент Саровских торжеств. Ожидали благовеста ко всенощному бдению, – первой церковной службе, на которой преподобный Серафим стал прославляться в лике святых и на которой его святые мощи были открыты для поклонения народа. Пред всенощной Государь Император с Государыней Императрицей Александрой Феодоровной заходили в собор, где осматривали Свой дар – раку для мощей преподобного и привешенные к ней лампады. Посетили собор и некоторые Августейшие Особы. От них также были дары к раке, в виде лампад. И рака, и возвышающаяся над нею на 12 аршин сень, в форме часовни над колодцем, с пятью луковичными (средняя выше других) главами, и лампады – сколько драгоценны, столько же и изящны.¹³

С первыми ударами колокола (в 6 часов) прошли в Успенский собор архиепископ Казанский Димитрий, епископы Нижегородский Назарий и Тамбовский Иннокентий; в предшествии хора певчих и иподиаконов проследовал митрополит Антоний. К началу службы изволили прибыть Их Величества и Их Высочества. Свита, министры, представители губернской власти, мировые судьи, земские начальники – все в парадных формах – уже присутствовали в храме. Допущен был и народ. Принесли несколько больных и убогих. Товарищ обер-прокурора Святейшего Синода, сенатор Саблер раздавал высокопоставленным особам книжки славянской печати, содержащие в себе вновь составленную «службу преподобному отцу нашему Серафиму, Саровскому чудотворцу». С этими книжками стояли Их Величества и Их Высочества.

Дивно хорошо пели певчие, как архиерейские, так и особенно митрополичьи, под управлением г. Тернова. Их пение лилось, именно лилось чистою, светлою, мягкою, тихою звуковою волною, по временам превращавшеюся в громозвучный водопад.

При чудном пении незаметно шла служба. Она длится уже час с четвертью. Но вот наступило время выхода на литию; певчие стоят у западных дверей храма, отверзаются царские двери, и из них, вслед за митрополитом, идут архиереи, архимандриты и многочисленный сонм духовенства в роскошных, золотых, с вышитыми серебром изображениями шестокрылых серафимов, ризах (дар Государя Императора для всех участников торжества). Не останавливаясь, как то обычно делается, на средине церкви, оно крестным ходом выходит из собора и направляется с пением литийных стихир к Зосимо-Савватиевской церкви, где временно стоят мощи преподобного. За духовенством следуют Их Величества и Их Высочества, министры и свита.

В Зосимо-Савватиевской церкви гроб с мощами преподобного стоит посредине. Митрополит совершил каждение. Государь Император и Великие Князья с архиереями и архимандритами подняли гроб и вынесли его из церкви. Тут гроб был поставлен на зеленые бархатные носилки и покрыт богатым бархатным, малинового цвета, вышитым шелком покровом. Начался перезвон колоколов. Государь Император, Великие Князья и архимандриты подняли носилки и понесли. На высоких носилках гроб был виден отовсюду.

Величественную и умилительную картину представляло это шествие. При жизни отец Серафим был смиреннейший и беднейший из старцев, богатый лишь своей простотой и любвеобильной душой, а теперь гроб этого смиреннейшего человека несет Самодержец земли русской с Великими Князьями и иерархами церкви...

По пути следования крестного хода с мощами преподобного от самых дверей Зосимо-Савватиевской церкви и по направлению к холодному Успенскому собору, мимо западной и южной стен теплого собора, стояли хоругвеносцы с их многочисленными хоругвями – дарами обители. За ними по всей линии стоял плотной, густой стеной народ. Диаконы с кадилами и свечами, шесть малых кипарисовых хоругвей окружают носилки с гробом преподобного, который осеняют рипидами четыре диакона по сторонам. Непосредственно за гробом шли митрополит и архиереи, а за ними следовали Государыни Императрицы и Великие Княгини. Поют певчие, трезвонят колокола... Восхищенный величественной процессией, умиленный видом Царя, несущего честные останки преподобного, охваченный религиозным порывом народ усердно, со слезами, многие коленопреклоненно, молится. У всех в руках возженные свечи. Тишина в воздухе была такая, что не угасло пламя и малых свечей. Тихо, в полном порядке двигалась процессия. Приблизилась она к Успенскому собору. Здесь при первом (юго-западном) углу храма архидиакон возгласил первое прошение литийной ектений. Последующие прошения возглашены были у прочих углов храма. Когда ход остановился пред западными дверями, высокопреосвященный митрополит прочитал литийную молитву «Владыко многомилостиве...», в которой, призывая имена святых, призвал и имя Серафима, Саровского чудотворца. На паперти церковной гроб был снят с носилок и внесен в храм, причем Его Величество и высокопреосвященный митрополит поддерживали головную сторону гроба. Было 40 минут 8-го часа, когда гроб был внесен в храм. Здесь он был поставлен на возвышении среди храма. Все в церкви стояли с возженными свечами. Певчие троекратно пропели тропарь преподобному, а митрополит совершил каждение вокруг гроба и затем благословение хлебов. Далее всенощная продолжалась обычным порядком. Между кафизмами преосвященный Иннокентий произнес слово на текст «восхвалятся преподобнии во славе» (Пс. 149). В нем святитель особенно подробно выяснил истину о связи земной Церкви с небесной, раскрыл значение святых мощей Божиих праведников и указал, что тела святых или одни кости их стали предметом благоговейного почитания еще в самой глубокой древности¹⁴.

Запели «хвалите имя Господне...» Духовенство вышло на средину храма. Тотчас за полиелеем наступил момент, изобразить который словами выше наших способностей. Следующие наши слова – слабая тень действительности. Певчие смолкли; водворилась тишина; взоры всех устремлены к гробу. Вот митрополит снимает митру, сходит с облачального амвона, приближается к гробу с северной его стороны. Вся церковь, как один человек, стоит в немом молчании, в напряженном ожидании, каких-то необычайных действий первоиерарха... Вот он приближает руку к крышке гроба; слышен звук от поворота ключа в замке, за ним другой... И святитель открывает гроб. Тотчас архимандриты снимают с гроба крышку... Велегласно, с необыкновенным воодушевлением запело духовенство «величание» преподобному: «Ублажаем тя, преподобне отче Серафиме...» При первых звуках этого «величания» вся церковь опустилась на колени. Коленопреклоненно молятся Царь, Царицы, Князья и Княгини... Была поистине святая минута, чувствовалось неземное состояние...

После прочтения Евангелия началось лобзание святых мощей. За святителями прикладывались к мощам Их Величества и Их Высочества и приняли от митрополита помазание елеем. После этого Их Величества и Августейшие Особы удалились из храма.

Стали прикладываться служащее духовенство, лица свиты и другие высокопоставленные особы. За ними придвинулись к гробу и прочие присутствовавшие в храме.

Приложившихся к мощам епископы помазывали елеем. Долго, до конца одиннадцатого часа, продолжалось служение всенощной. Но едва ли все присутствовавшие в храме успели приложиться к мощам за время всенощной. К концу службы стали впускать в церковь и теснившийся около дверей ее народ. Непрерывною волною потек он к гробу преподобного. Всю ночь двери храма были открыты, и всю ночь богомольцы прикладывались к святым мощам и принимали помазание елеем от назначенных священнослужителей.

Честные останки преподобного Серафима лежали в иеромонашеском облачении. На персях поверх епитрахили находился большой крест, материнское благословение Серафима. В «покрове» на главе сделано круглое отверстие, чрез которое и прикладываются к челу угодника, сначала облобызав крест на персях. Мощи источают тонкое, необыкновенно приятное благоухание.

Выйдя из церкви, мы очутились поистине в другом храме. Наполнявший монастырскую ограду народ стоял в благоговейном молчании; у всех в руках горящие свечи. Многие, стоя на коленях, молились по направлению к собору. Вышли за монастырскую ограду – там та же картина, но еще величественнее, еще грандиознее. Тут стоят еще большие массы народа и также со свечами, иные держат целые пуки их. Было так тихо, что пламя свечей не колыхалось.

Тут был в буквальном смысле стан паломников. Среди масс народа стояли телеги и разных видов повозки, с привязанными к ним лошадями. Синее небо представляло собою точно опрокинутый над всем видимым пространством купол с бесчисленными на нем неугасимыми лампадами – звездами. Из разных мест доносилось пение. То составившиеся в разных пунктах кружки богомольцев и богомолок пели разные церковные песнопения. Не видя поющих, можно было подумать, что звуки пения несутся с самого неба.

Долго восхищались мы этой картиною, сидя на крыльце своей гостиницы. Минула полночь, а пение не умолкало. Захотелось послушать его поближе. С версту прошли мы на слух, пробираясь между толпами бодрствующих еще паломников. Около моста, на самой средине дороги, стояла большая, человек в триста, толпа мужчин и женщин. Все мужчины с обнаженными головами. В центре ее поющие – человек 50–60. Иные с горящими свечами в руках. Допевали тропарь: «Заступнице усердная...» Пением руководил почти уже седой крестьянин, взмахами руки показывая меру и остановки. Пели мужчины и женщины с горячим одушевлением и положительно стройно. Не сомневаемся, что такое пение – плоды церковной школы. Пели одно песнопение за другим почти без отдыха. Пропели «Хвалите имя Господне», «Отверзу уста моя»... (все ирмосы), величание преподобному Серафиму, «Слава в вышних Богу», «Тебе Бога хвалим»... «Среди лета запоют Пасху»,– предсказывал угодник Божий. И вот запели и пропели: «Христос воскресе...», «Да воскреснет Бог...», все ирмосы пасхального канона. Никто не думал расходиться. В толпе увидали священника, еще очень молодого. «Батюшка! – обратились к нему, – почитайте акафист Пресвятой Богородице, а мы будем петь». Нашелся и акафистник. Священник немедленно согласился. Он оказался с хорошим голосом и умелым руководителем пения. Священник только начинал, зачитывал икосы; все же молитвенные обращения, начинающиеся словом «радуйся», народ повторял нараспев. Такое чтение акафистов можно слышать в определенные дни недели в лаврах и больших монастырях.

Был третий час ночи, когда мы возвратились в гостиницу. Масса сильных и разнообразных впечатлений, испытанных за минувший день, отгоняла сон, а заснуть хотелось поскорее, так как назавтра ожидались новые и, быть может, еще более сильные и глубокие впечатления.

Утром 19 числа (в субботу) во всех монастырских церквах отслужены ранние обедни, за которыми было множество причастников. К монастырским воротам придвинулась масса богомольцев, с трудом сдерживаемая полицией. В ограду монастырскую возможно было пустить только малую часть ее.

Высокоторжественно было служение в этот день поздней литургии, благовест к которой раздался ровно в 8 часов. В четверть девятого, в предшествии певчих и иподиаконов, вошел в храм митрополит. Вскоре за сим прибыли Государь, Государыни и все бывшие в Сарове Члены Царской Семьи. Литургию, вместе с митрополитом Антонием, служили архиепископ Димитрий и епископы Назарий и Иннокентий. На всех участвовавших в служении литургии было то же облачение, что и вчера за всенощной, получившее название «серафимовского» (на нем, как было сказано, по золотому фону вытканы серебром изображения серафимов).

Собор был полон молящихся. Тут были министры, свита, губернские власти, земские начальники. Достаточное место отведено было и для народа. Из допущенных в церковь больных иные сидели, другие лежали около стен. Богослужение шло обычным порядком до малого входа с Евангелием. Когда же запели «приидите, поклонимся...» и митрополит осенил на четыре стороны предстоящих трикирием и дикирием, архимандриты подошли к гробу-колоде, вынули из него кипарисовый гроб со святыми мощами и, при пении: «во святых дивен сый, поющия Ти», понесли его в алтарь. Умилительно-торжественна была эта минута. Вся церковь опустилась на колени и не поднималась с них, пока гроб обносили вокруг престола и потом принесли к стоящей под сенью каменной (мраморной) раке. Диаконы сначала опустили в раку наружный дубовый гроб. Митрополит, архиереи и архимандриты в этот гроб опустили гроб с мощами.

Как накануне во время крестного хода с мощами, так и ныне при несении мощей по храму, было несколько поразительных случаев исцеления. Накануне, например, крестьянская девица Астраханской губернии и уезда, села Промысловки, Вера Чернышева, 29 лет, находившаяся 5 лет в параличном состоянии, со сведенными ногами, сама встала и начала ходить без посторонней помощи. Ныне исцелилась подверженная каталепсии 12-летняя дочь московского купца Масленникова, два уже года ни слова не говорившая. Медицинские средства, в данном случае дорого оплаченные, никакой помощи больной не оказывали.

Мать девочки, когда мимо них проносили гроб с мощами, коснулась гроба платком и отерла им лицо больной. Последняя тотчас же после сего на глазах у всех начала говорить.

Литургия до самого конца ее продолжалась обычным порядком при чудном пении митрополичьих и архиерейских тамбовских певчих. Особенное впечатление произвело исполнение невскими певчими «Достойно есть...», так называемого сербского напева. Невольные слезы умиления исторгало это пение. Кончилась литургия. На амвон вышел архиепископ Казанский Димитрий и произнес в честь и славу преподобного Серафима красноречивое поучение. В нем он объяснял, что новопрославляемый угодник Божий своею жизнью и подвигами указал нам оставляемый ныне иными добрый путь истины и жизни, ведущий за пределы времени, в вечность. Молитвенным воззванием, чтобы преподобный отец наш Серафим, этот земной ангел и небесный человек, в своей светлой душе соединивший о Господе небесное и земное, пребыл для нас навсегда яркой путеводною звездою, освещающею путь жизни нашей, преосвященный и закончил свою речь.

Тотчас, по окончании речи, всё духовенство, во главе с митрополитом, вышло из алтаря на средину церкви для торжественного служения молебна преподобному. При пении тропаря архиереи и архимандриты приблизились к раке и окружили ее. Государь Император с Великими Князьями помогли вынуть из нее гроб со святыми мощами. Коленопреклоненно стояла вся церковь. Святые мощи износятся из храма. Начинается крестный ход в том же порядке, в каком совершен он был и накануне. При блеске почти уже полуденного солнца еще ярче, чем накануне, сверкают многочисленные хоругви и блестят ризы духовенства. Медленно движется процессия среди стен народа. Гроб несут, как и накануне, Государь, Великие Князья и архимандриты. Непосредственно за гробом идут архиереи, а за ними Государыни Императрицы и Великие Княгини. С высоких носилок гроб, ныне открытый, виден отовсюду. Благоговейно, со слезами умиления, смотрят на него тысячи народа. Многие, как женщины, так и мужчины, буквально плачут. При трезвоне колоколов, при немолчном пении духовенства и певчих процессия делает большой круг, обходя собор. Очень многие подпевают духовенству. Еще больше тихо шепчут молитву: «Преподобне отче Серафиме, моли Бога о нас». Во многих местах по пути шествия гроба крестьянки расстилают куски холста, полотенца, платки, мотки пряжи. В других местах всё это бросается на дорожку через живую стену народа...

Окончилась и эта процессия. Святые мощи вносят в собор и снова влагают в раку. Архидиакон возгласил: «К преподобному отцу нашему Серафиму во умилении душ и сердец колена преклонше, помолимся». На колени опускается Царь и вся Царская Фамилия, духовенство и все богомольцы. Коленопреклоненный митрополит читает умилительную молитву святому Серафиму. Совершается отпуст. Архидиакон возглашает многолетия: «Благочестивейшему Великому Государю Императору Николаю Александровичу, Самодержцу Всероссийскому, веры христианской ревнителю, защитнику и покровителю», Государыням Императрицам, Государю Наследнику и всему Царствующему Дому, святейшему синоду, митрополиту Антонию и служащим архиереям, всему освященному собору, военачальникам, градоначальникам, христолюбивому воинству и всем православным христианам. Когда смолкло велегласное «многая лета», архидиакон, в противоположность такому пению, низким речитативом запел своим массивным басом молитву о спасении обители, братии ее и утверждении храма ее, и хор трижды повторил: «Спаси, Христе Боже!» Все Царское Семейство прикладывалось к святым мощам. Митрополит благословил Их Величества и Августейших Особ иконами.

Так закончились светлые торжества открытия святых мощей преподобного Серафима, и народ устремился прикладываться к ним. С этого времени без перерывов на ночь и на часы, в которые шла служба, в собор допускался народ к мощам угодника Божия. И день и ночь целых трое суток живою струею вливался народ в монастырскую ограду и потом в Успенский собор. Только к вечеру 22 числа в монастыре стало свободнее.

В 2 часа (19 числа) Их Величества и Их Высочества разделили праздничную братскую трапезу. В средине обеда архидиакон возгласил царское и прочие многолетия. Целый день шел колокольный звон в монастыре.

В 4 часа дня митрополит Антоний с епископом Иннокентием, архимандритами и сонмом духовенства совершили молебствие святому Серафиму для хоругвеносцев и депутаций на духовном торжестве. Хоругвеносцев было в соборе до 700 человек. Пред молебствием митрополит Антоний произнес слово. Им были освящены также многие иконы, и в числе их огромная, в сажень вышины, икона преп. Серафима, принесенная гражданами города Перми в дар открывавшемуся при пермском Белогорском монастыре Серафимовскому скиту, первой в России обители имени новоявленного святого. Самый же монастырь открыт в память избавления Государя Императора от опасности в Японии в г. Отсу.

В 4 1/2 часа Их Величества и Их Высочества изволили принять приглашение на чай тамбовского дворянства в особом павильоне, расположенном невдалеке от монастыря. По пути к этому павильону расставлены были шпалерами гренадерский Фанагорийский полк и полк казаков в пешем строю. Проезжая, Государь изволил здороваться с ними. В 6 часов Их Величества и Их Высочества отбыли из павильона в монастырь.

20 июля (в воскресенье) окончилось Царское пребывание в Саровской пустыни.

Пред началом поздней обедни Государь Император с Государынями Императрицами и остававшимися в обители Августейшими Особами прибыли в Успенский собор и здесь отслушали напутственное преподобному Серафиму молебствие, совершенное митрополитом, архиепископом Димитрием и сонмом духовенства. Коленопреклоненно помолившись пред святыми мощами и приложившись к ним, Их Величества и Августейшие Особы вышли из храма и, сопровождаемые митрополитом, архиепископом и прочим духовенством, с крестным ходом, дошли до Святых ворот обители. Здесь сели в экипажи и поехали в Дивеевскую обитель.

Царский поезд направился к «городку» – барачному поселку для богомольцев из простого люда. Из 148 бараков тут образовались целые длинные улицы. На средней живою стеною стояли массы народа. Медленно двигались между ними экипажи Царского поезда. Дружное, одушевленное «ура» оглашало воздух. Их Величества милостиво кланялись всем. В «городке» выстроены были две часовни. В одной из них находился преосвященный Тамбовский Иннокентий. Подъехав к этой часовне, Их Величества и Их Высочества вышли из экипажей и отслушали молебен. После молебна преосвященный приветствовал Его Величество краткою речью, в которой указал на великое значение тесного общения Царя со Своим народом, пережитое в знаменательные дни Саровских торжеств. Владыка закончил речь словами: «Да будет благословенно исхождение Твое, как было радостно Твое пришествие в святую обитель. Благословен грядый во Имя Господне!»

Кликами восторга и благословениями любви, со слезами на глазах, провожал народ своего Царя и Цариц.

Торжество в Дивеевской обители было, можно сказать, попразднством Саровских торжеств. Присутствовать в Дивееве во время пребывания там Царской Фамилии мы не имели возможности. По газетным описаниям, дивеевское торжество происходило в таком порядке.

До прибытия Их Величеств в монастырь, по всему пути от ворот до соборного храма сгруппировались монахини, на паперти – монастырские воспитанницы и монастырский хор.

При звоне колоколов приближался к обители Царский поезд. Навстречу ему вышли за монастырские ворота старшие сестры обители с крестным ходом; во главе духовенства шел преосвященный Нижегородский Назарий с архимандритами. При встрече владыка приветствовал Высоких Посетителей речью. С крестным ходом Царская Фамилия вошла в собор и здесь прослушала краткое молебствие. Государь Император, Государыни Императрицы и Августейшие Особы прикладывались к чудотворной иконе «Умиления Божией Матери». Игуменья Мария имела счастье поднести Их Величествам и Их Высочествам в благословение от обители иконы. В соборе Высочайшие Гости изволили осматривать еще не освященный придел во имя преподобного Серафима. Из собора, предшествуемые преосвященным Назарием и сопровождаемые сестрами обители, часть которых стояла по сторонам пути, Высочайшие Паломники прошли по красному сукну в покои игуменьи, где затем слушали в ее домовой церкви литургию. По окончании богослужения Их Величествам и Их Высочествам предложена была трапеза. В одной комнате был накрыт стол для Августейших Особ; к этому столу была приглашена игуменья Мария. Для лиц свиты был накрыт стол в соседней комнате. По окончании трапезы Их Величества с Их Высочествами осматривали обитель, посетили так называемую «дальнюю пустыньку» отца Серафима на кладбище монастыря, где алтарь церкви Преображения Господня сделан из келий преподобного Серафима. Их Величества осмотрели также типографию, литографию, иконописную мастерскую и школу для девочек. Возле той школы стояли ученицы женской церковно-приходской школы из Ардатова. Их Величества слушали пение детей. В покоях игуменьи Их Величествам игуменья Мария и бывшие здесь другие игуменьи поднесли рукоделия монахинь.

При колокольном звоне и провожаемые кликами «ура» народа, Их Величества и Их Высочества отбыли из обители на станцию Арзамас.

По отъезде Их Величеств из Сарова там совершено было еще одно светлое торжество – освящение нового храма Живоначальной Троицы, выстроенного в память преподобного Серафима. Храм, как об этом уже и упоминалось, воздвигнут на месте бывших келий монахов, причем все кельи были разобраны, а та келья, в которой жил отец Серафим, оставлена в неприкосновенности, и она целиком вошла в самый новый храм и стоит в нем у южной его стены, по правую руку от входа. Небольшая эта келия обнесена футляром, на котором помещены художественные живописные изображения. Во всю северную стену футляра изображено явление преподобному Серафиму Божией Матери, в сопровождении Иоанна Крестителя, Иоанна Богослова и двенадцати святых дев. Пред этой картиной повешено много драгоценных и изящных лампад. По восточной стороне футляра (следовательно, к иконостасу церкви) поражает своею художественностью изображение преподобного Серафима. Он здесь представлен во весь рост, идущим с посохом в левой руке. Правая же рука его поднята и пальцы ее сложены для благословения. Необыкновенною добротою светится лик преподобного. И так как это изображение около самого входа в келию, то невольно кажется, что святой старец любовно благословляет всякого входящего туда.

В тесной келейке поставлены иконы и пред ними большой подсвечник. До открытия святых мощей здесь постоянно служились панихиды, а после стали петь молебны преподобному. В келий отлично сохранилась лежанка из больших расписных изразцов зеленого цвета. Около лежанки поставлен большой, в форме стола, футляр. Ныне в нем хранятся четки преподобного, волосы с его головы, оправленный в золотую оправу зуб, выбитый у преподобного разбойниками, часть камня, на котором молился подвижник. Со временем предполагается собрать сюда и другие вещи преподобного Серафима.

Накануне освящения храма преосвященный Иннокентий отслужил всенощную среди храма, пред столом с алтарною утварью.

Прекрасно пели его певчие. При каждении храма, во время пения «Благослови, душе моя, Господа...» и «Хвалите Имя Господне...» заходили и в келию преподобного. Самое освящение храма на другой день совершили митрополит, архиепископ Димитрий и епископ Иннокентий, с шестью архимандритами, несколькими протоиереями и священниками. Пели два хора – митрополичий и архиерейский. Когда был освящен престол, из алтаря вышло духовенство, во главе с митрополитом, и в предшествии невских певчих, при звоне колоколов, направилось в Успенский собор за частью мощей святого Серафима для нового антиминса. Частица эта, заключенная в ковчежец, находилась в чаше, стоявшей пред образом Спасителя в соборе. После положенных песнопений и молитв митрополит поднял ковчежец на главу и, поддерживаемый под руки двумя архимандритами, осеняемый рипидами, перенес его, в предшествии певчих и духовенства, в новую церковь. Затем там была совершена первая литургия и после нее молебствие преподобному Серафиму, закончившееся обычными многолетиями.

За литургией, вместо причастного, протоиерей Орнатский произнес слово, избрав предметом его содержания следующие знаменательные и дорогие для всякого истинно-русского, православного человека слова преподобного Серафима: «У нас вера православная, Церковь, не имеющая никакого порока. Сих ради добродетелей, Россия будет славна и врагам страшна и непреоборима, имущая веру и благочестие в щит и броню правду. Сих врата адова не одолеют»¹⁵. В ярких образах проповедник выяснил слушателям великое значение для русского государства православной веры. И необразованные слушатели легко могли понять, как дорого должны мы ценить, как бережно хранить эту нашу непреоборимую силу, этот главный и надежнейший оплот нашего отечества – России.

Действительно, на Саровских торжествах можно было убедиться в том, что воистину не о хлебе едином жив человек, и уразуметь, чем люди русские живы... Кто видел в Сарове необычайные картины светлого торжества веры, усугубленного присутствием на нем Венценосца, кто наблюдал такие же необычайные картины высокого подъема патриотического чувства, тот не забудет их всю жизнь, тот хорошо поймет, в чем сила и величие русского народа... Событие в Сарове еще раз убеждает нас в том, что святою верою спасается Русская земля и что правилен этот искойный исторический путь России, которым она и должна шествовать, опираясь на крепкие свои вековые устои – православие, самодержавие и народность.

«В лице преподобного Серафима, – говорил высокопреосвященный митрополит (пред последней панихидой),– воздвигает Господь новую духовную твердыню народа русского». Развивая далее эту глубоко верную мысль иерарха, можно сказать, что в Саров, к этому тихому пристанищу, должны идти все усталые и измученные «люди века», все мятущиеся душою, оторвавшиеся от церковной почвы, и сияющий тихим светом, смиренно всех жалеющий преподобный Серафим исцелит их душу, как исцеляет он больное тело свято верующего в него простого народа. Здесь, в этой чистой вере, в этой святой раке преподобного и заключается спасительное врачевание от мучительных болезней нашего времени... И из раки святых мощей преподобного Серафима как бы слышится предсмертный его завет: «Когда меня не станет, ходите ко мне на гробик, ходите, как вам время есть, и чем чаще, тем лучше. Всё, что ни есть у вас на душе, всё, о чем ни скорбите, что ни случилось бы с вами, всё, пришедши ко мне на гробик, припав к земле, как к живому, и расскажите. И услышу вас, и скорбь ваша пройдет; как с живым, со мною говорите, и всегда я для вас жив буду...»

В одних этих, дышащих необыкновенною любовью словах, в одном обещании помощи не подается ли утешение, облегчение всякому обездоленному в жизни, всякому томимому духовною жаждою? А вышеприведенные слова: «У нас вера православная, Церковь, не имеющая никакого порока. Сих ради добродетелей Россия будет славна и врагам страшна и непреоборима, имущая веру и благочестие в щит и в броню правду. Сих врата адова не одолеют»,– эти, исполненные священного патриотизма слова разве не утешают, не успокаивают, не ободряют русский народ во всем его целом?.. Проникшись этими словами, сколько великого сына, а теперь отца Церкви, столько же и великого гражданина Русского Государства, а ныне величаемого Церковью «утверждением Русския земли» (см. новую службу преподобному), русский народ с большим дерзновением может воскликнуть: «С нами Бог!»

Печатается по изданию:

И. В. Преображенский. Открытие святых мощей Преподобного Серафима,

Саровского чудотворца. СПб., Типография Э. Арнгольда, 1904 г.