Годы обновленчества

Как уже отмечалось выше, еще в начале 1920-х гг. «город на Неве», благодаря проискам государственных властей и немощам некоторой части епархиального клира, отчасти превратился в «цитадель» обновленчества.

Усилия богоборческой власти все больше направлялись на то, чтобы вызвать раскол среди иерархов и духовенства или разрушить церковную жизнь с помощью обновленцев-раскольников. Приняв в качестве своего авторитетного возглавителя митрополита Иосифа (Петровых) и получив в связи с этим название «иосифлянского», это антицерковное движение, в котором участвовали несколько викарных епископов и значительная часть клира Ленинградской епархии, охватило 61 из 100 действовавших в Ленинграде православных приходов и отторгло их от молитвенно-канонического общения с Московской Патриархией¹³³.

В качестве главного объекта своих нападок «иосифляне» избрали Митрополита Нижегородского Сергия (Страгородского), Заместителя Патриаршего Местоблюстителя, который проводил линию на сохранение официально существующей церковной иерархии путем неизбежных компромиссов с властью. Митрополит Сергий в это время как никогда нуждался в поддержке такого авторитетного и известного своей бескомпромиссностью церковного иерарха, каким был митрополит Серафим.

Хорошо понимая опасность раскольнической деятельности «иосифлян», нацеленной на подрыв основ Православия, Владыка Серафим не представлял для себя возможным уклониться от служения Церкви. Назначение Преосвященного Серафима митрополитом Ленинградским и Гдовским состоялось 23 февраля 1928 г. Несмотря на значительный возраст (72 года), он безоговорочно принял назначение на Ленинградскую кафедру.

К приезду митрополита Серафима в Ленинград готовились и чекисты, не выпускавшие его из сферы своей слежки. В секретном донесении ленинградского управления ОГПУ Е. Тучкову от 17 марта 1928 г. говорилось: «Переходя... к приезду в Ленинград митрополита Серафима, считаем нужным сообщить, что... мы к его приезду подготовили соответствующим образом наш осведомительный аппарат и приняли необходимые меры к тому, чтобы он не выходил из сферы влияния наблюдения нашего осведомления»¹³⁴.

После прибытия в епархию Владыка Серафим разместился в бывших игуменских покоях Воскресенского Новодевичьего монастыря вместе со своей дочерью Наталией, работавшей медсестрой в амбулатории фабрики «Скороход», и двумя келейницами – монахинями Воскресенского Феодоровского монастыря Верой (А. Л. Втюриной) и Севастианой (С.Х. Агеевой-Зуевой), сопровождавшими его по благословению их настоятельницы игумении Арсении (Добронравовой) – для помощи «по хозяйству». Новодевичий монастырь стал центром епархиальной жизни. Здесь находились официальная резиденция митрополита Серафима и Ленинградский епархиальный совет, председателем которого в 1928 г. стал сохранявший верность митрополиту Сергию епископ Петергофский Николай (Ярушевич).

Один из церковных историков того времени вспоминал: «В первую неделю правления митрополит собрал в Новодевичьем сотню священников. Указав им, что «не их дело церковная политика и не им осуждать архиереев», он начал их отчитывать за непорядки, которые успел подметить за одну Литургию. Прежде всего он категорически запретил исповедь во время Литургии; затем он запретил общую исповедь. Подметил нарушения церковного устава, заявил, что за небрежность в служении будет беспощадно карать. Началось наведение порядков: епископ Григорий, оставшийся на своей старой позиции, был по настоянию митрополита смещен и переведен в Феодосию. Митрополит с торжеством въехал в лавру. Никто не посмел возражать. Половина братии, правда, перешла к иосифлянам, но собор и основные храмы остались в ведении митрополита. Затем был переведен в Елец епископ Колпинский Серафим. Оставались только два викарных епископа, Николай и Сергий. Впоследствии был рукоположен также епископ Амвросий (Либин) – новый наместник лавры. Таким образом, был восстановлен четкий иерархический централизм: митрополит и три викарных епископа, беспрекословно ему подчиняющиеся»¹³⁵.

Митрополит Серафим был хорошо известен среди православных христиан бывшей российской столицы не только потому, что в его родном городе прошла яркая светская часть его 72-летней жизни, но и потому, что, даже покинув Санкт-Петербург в 1891 г. и став священнослужителем, святитель Серафим все последующие годы регулярно посещал родной город и участвовал в его церковной жизни.

Личность святителя Серафима не могла не вызывать уважения даже среди членов «иосифлянских» приходов, ибо будучи в прошлом сначала петербургским аристократом и гвардейским офицером, а затем – иерархом, строго православным и известным своим монархизмом, Владыка Серафим олицетворял собой ту православно-монархическую Россию, крушение которой вызывало характерное для многих участников «иосифлянского» движения ощущение наступающего конца мира, когда церковная жизнь неизбежно должна была бы уйти в катакомбы.

Владыка Серафим не разделял упаднических «пророчеств» «иосифлян» о неизбежном «конце Православной Церкви» и уходе церковной жизни «в катакомбы», считая, что и при новой власти Церковь может функционировать без «покровительства православных государей». Важно было только сохранить «молитвенный дух паствы».

В городе, где богоборческая природа большевистской власти проявлялась как особенно ожесточенная и изощренная, митрополит Серафим положил в основу своего архипастырского служения благоговейное совершение воскресных и праздничных богослужений в городских и пригородных храмах.

Свою первую Божественную Литургию он совершил 18 марта 1928 г. в Спасо-Преображенском соборе¹³⁶. Начиная с июня 1928 года, каждую пятницу в Знаменской церкви Владыка Серафим совершал «Акафист Преподобному и богоносному отцу нашему Серафиму, Саровскому чудотворцу», читая акафист наизусть. После акафиста он беседовал с народом. Иногда во время таких бесед он подробно рассказывал историю прославления преподобного Серафима, подчеркивая роль Императора Николая II.

Проповедовал он почти за каждым богослужением, призывая паству к укреплению веры, патриотизма, святости семейного очага: «Пока совершается Божественная, спасительная Литургия, пока люди приступают к Божественному Причащению, дотоле можно быть уверенным, что устоит и победит Православная Церковь. Поэтому паче всего думайте о хранении, совершении и непрерывном служении... Литургии. Будет она, будет и Церковь, и Россия»¹³⁷. Один из современников Владыки Серафима писал: «Вспоминая митрополита Серафима, я ловлю себя на том, что невольно им любуюсь: яркая индивидуальность всегда импонирует. В его лице Питер увидел того настоящего барина, о котором я говорил выше.

В нем не было ничего искусственного, натянутого, деланного. Он держал себя естественно и просто. Когда его облачали посреди храма, когда он стоял в полном облачении перед престолом, он держался так, как будто был один в комнате, а не перед несколькими тысячами человек, которые не спускали с него глаз. В его молчаливых, повелительных жестах чувствовалась привычка командовать; служил он негромким старческим голосом, благословлял слабым движением подагрических рук, генеральски, снисходительно шутил с духовенством. “Ты когда это успел, такой молодой, получить палицу?” “Что Вы, Ваше Высокопреосвященство, у меня уже дочь взрослая”. “Не верю, не верю, пока не увижу, не поверю ”. Так же просто он говорил с народом: отчитает, отругает, почему плохо стоят, зачем разговаривают, почему поздно приходят к исповеди; народ смущенно молчит... Потом барски-снисходительный жест: “Ну, ладно, давайте помиримся”. И начинается проповедь»¹³⁸.

Многие, кому доводилось общаться с митрополитом Серафимом, отмечали, что он был красив, высок ростом , голос у него был какой-то особый, мягкий, как бы приглушенный, манера говорить – слегка насмешливая, но не резкая. Ни одна мелочь не укрывалась от его взгляда. Военная выправка наложила отпечаток на весь его облик. В облачении на богослужениях он был величественен и естественен, управлял епархией твердой, властной рукой.

Ленинградский архипастырь митрополит Серафим считал, что несправедливо ставить знак равенства между пособничеством режиму и церковной политикой, проводимой Предстоятелем Церкви – тогдашним Заместителем Патриаршего Местоблюстителя. Сотрудничать с властями или нет –этот вопрос решался каждым сугубо индивидуально.

«Послание пастырям и пастве» от 29 июля 1927 г., или «Декларация», митрополита Сергия никого к этому не принуждала и не призывала. Поэтому, не находя достаточно веских причин для отделения от митрополита Сергия, Владыка Серафим оставался ему послушным во избежание еще большего зла, каковым явилось разделение Церкви. Вот почему в 1927 г. он поддержал «Декларацию» митрополита Сергия. Человек порядка, привыкший мыслить категориями строгой иерархии, он считал восстановление централизованной церковной власти наиболее важным делом. Владыка Серафим понимал, что «Декларация» митрополита Сергия не нарушала догматов, не проповедовала еретического учения, а лишь призывала сообразовываться с новыми государственными условиями и путем неизбежного компромисса сохранить возможность существования Православной Церкви в России. Тем не менее так называемый грех сергианства, то есть практика церковно-политических компромиссов, надолго отравил отношения между Русской Православной Церковью За границей и Русской Церковью в Отечестве. В 1927 г. каноническое общение между ними было прекращено. Потребовались многие десятилетия, прежде чем сама жизнь – уже в наши дни – подтвердила неизбежность такого компромисса и церковное единство было восстановлено.

Ко времени назначения митрополита Серафима на Ленинградскую кафедру в Александро-Невской Лавре был избран новый духовник – иеросхимонах Серафим (Муравьев) (обычно называемый старцем Серафимом Вырицким). Тесная дружба связывала старца Серафима с митрополитом Серафимом. В это время Владыка Серафим, подобно многим, избрал себе руководителем лаврского духовника. «Общий для обоих Небесный покровитель Серафим Саровский и Саровские торжества 1903 г., старец Варнава (духовник о. Серафима) и Гефсиманский скит, в котором в 1898 г. Владыка Серафим принял иночество, святой праведный Иоанн Кронштадтский, бывший митрополиту духовным отцом... – все эти события и образы по-особенному сближали двух мудрых пастырей. В течение двух лет иеросхимонах Серафим и Владыка Серафим взаимно исповедовались и окормляли друг друга»¹³⁹.

К преодолению иосифлянского раскола митрополит Серафим подходил постепенно, терпеливо разъясняя в своих проповедях опасность деятельности «иосифлян» для канонического единства Русской Православной Церкви в условиях ее преследования безбожной властью. В борьбе с «иосифлянами» Владыку Серафима поддержал епископ Мануил (Лемешевский), прибывший в Ленинград в апреле 1928 г. по приглашению Владыки Серафима.

Глубоко уважаемый многими православными христианами города за самоотверженную борьбу с петроградскими обновленцами в начале 20-х гг. епископ Мануил призвал своих многочисленных почитателей как среди паствы Владыки Серафима, так и среди «иосифлян» сохранять церковное единство под омофором митрополита Сергия.

Особое значение для церковного единства в городе имела Божественная литургия, совершенная 29 апреля 1928 г. святителем Серафимом совместно с епископом Мануилом в Троицком Измайловском Соборе. Оба иерарха напомнили прихожанам о разрушительных для Церкви последствиях обновленческого раскола в Ленинградской епархии и призвали не допускать нового разделения среди православных христиан.

Выступления иосифлянских вождей с ультимативным требованием пересмотра митрополитом Сергием церковной политики и управленческих полномочий, возложенных на него Патриаршим Местоблюстителем митрополитом Крутицким Петром, побуждали митрополита Серафима к более решительным действиям, включая, в частности, удаление из его епархии некоторых сблизившихся с «иосифлянами» священнослужителей. Так, например, стремясь сохранить в каноническом общении с митрополитом Сергием Свято-Троицкую Александро-Невскую Лавру, Владыка Серафим в мае 1928 г. удалил с должности наместника Лавры епископа Шлиссельбургского Григория (Лебедева). Однако попытки «иосифлян» вызвать раскол в среде лаврского духовенства продолжались и привели к тому, что в пяти из семи храмов Лавры стали поминать за богослужением митрополита Иосифа, несмотря на то, что большинство их прихожан были на стороне святителя Серафима. Опираясь на поддержку большей части православных, сознавая необходимость действовать в рамках советских законов, митрополит Серафим призывал своих пасомых – мирян вступать в «двадцатки» иосифлянских храмов и добиваться там своего большинства.

В результате все большее число контролируемых «иосифлянами» приходов возвращалось к митрополиту Серафиму, а потерявшие свои позиции «иосифляне» все чаще стали обращаться за защитой к богоборческой власти, компрометируя себя в глазах православных христиан «города на Неве». Несомненно, что для полного умиротворения епархии требовались время и кропотливая архипастырская работа. Однако процессу постепенного преодоления раскола помешали органы ГПУ. Чекисты вовсе не были заинтересованы в мирном урегулировании конфликта. Не для того они его спровоцировали. Раскол, инициированный Тучковым и искусно им поддерживаемый, был прекрасным и долгожданным поводом для учинения расправы над Церковью. Сразу же после отделения митрополита Иосифа от Московской Патриархии и образования «иосифлянского движения» последовали аресты и закрытия властями приходов церковной оппозиции. Эти репрессии не только нанесли урон делу умиротворения Церкви, но и бросили зловещую тень на митрополита Сергия и его сторонников, действующих, якобы, заодно с безбожной властью. В действительности, конечно, этого не было. В государстве, которое поставило перед собой цель уничтожения религии, вообще не существовало церковной политики, которая обеспечила бы Церкви мирное существование. В 1927 г. увидеть это и разгадать замыслы властей было нелегко. Митрополит Сергий искренне поверил в обещания чекиста Тучкова легализовать Церковь. В надежде найти компромисс, позволявший узаконить положение гонимой Церкви, митрополит и составил текст «Декларации». На самом же деле «Декларация» понадобилась властям не для упорядочения церковной жизни, а для организации внутрицерковного раскола. Вместе с тем, властям необходим был и повод для новых, широкомасштабных гонений на Церковь.

Деятельность митрополита Серафима по преодолению «иосифлянского» раскола в Ленинградской епархии дала свои результаты. Ему удалось убедить церковный народ проявить высокое духовное сознание и ликвидировать «иосифлянский» раскол, покидая «иосифлянские» храмы. В итоге «иосифлянские пастыри» оказывались без паствы. Если в начале 1928 г. из более чем 150 приходов Ленинградской епархии 59 примкнуло к митрополиту Иосифу, то уже к 1 марта 1931 г. действующих православных храмов осталось всего 85, и только 4 из них были «иосифлянскими». А в 1933 г. в епархии оставалось лишь два официально зарегистрированных «иосифлянских» приходских храма¹⁴⁰. Как видим, иосифлянское движение в «городе на Неве» к этому времени было почти ликвидировано.

За годы служения Владыки Серафима в Ленинградской и Новгородской епархиях его архипастырский авторитет постоянно возрастал. Ярким свидетельством этого стало создание православными христианами города в сентябре 1930 г. «Общества митрополита Серафима» при Троицком Измайловском соборе. Митрополитом Ленинградским Владыка Серафим прослужил пять лет, являясь серьезной помехой для тех, кто вынашивал планы уничтожения Церкви в России. В Ленинградской епархии, как и по всей стране, происходило с нарастающей силой ужесточение репрессивной государственной политики по отношению к Церкви, производились аресты православного духовенства, закрывались приходские храмы.

Митрополит Серафим предвидел то, что его исповеднической деятельности скоро наступит конец. Его предчувствия подтвердила трагическая история одного из выдающихся иерархов XX в. – архиепископа Верейского Илариона (Троицкого), викария Московской епархии. 28 декабря 1929 г. этот соловецкий узник скончался от тифа в ленинградской тюремной больнице. Его тело в грубо сколоченном гробу было выдано его родственникам. Когда гроб открыли, митрополит Серафим увидел до крайности изможденного старика, в которого превратился после шести лет заключения 43-летний архиепископ Иларион, отличавшийся высоким ростом и крепким здоровьем. Тело архиепископа Илариона было переложено в новый гроб. Облачив святителя Илариона в собственные белые архиерейские ризы и возложив на его главу свою митру, митрополит Серафим вместе с другими шестью архиереями совершил торжественное отпевание исповедника, а затем – его погребение рядом со своей резиденцией на кладбище Новодевичьего монастыря. Отдавая свое архиерейское облачение почившему исповеднику архиепископу Илариону, святитель Серафим как бы предвидел, что ему самому не уготовано погребение по церковному чину и что после мученической кончины, без облачения в архиерейские ризы, он будет брошен в братскую могилу палачами.

Он прекрасно осознавал, что его успехи в восстановлении церковного мира среди епархиального духовенства и мирян будут чреваты для него неизбежным столкновением с безбожными властями, тем более что репрессии против Церкви по всей стране в конце 1920-х гг. значительно усилились.

И все же на протяжении всего своего пребывания в Ленинградской епархии мужественно преодолевая всевозможные препятствия и угрозы от государственных органов и смиренно терпя хулу и клевету, распространявшуюся из среды сторонников митрополита Иосифа, святитель Серафим последовательно стремился сохранить духовное и каноническое единство церковной жизни во вверенной ему митрополитом Сергием епархии. Авторитет его в Церкви был огромен. Он оставался искренним русским патриотом и монархистом. Убеждений своих не скрывал. Согласно донесениям уполномоченных ОГПУ в контактах с ними митрополит Серафим заявлял, что «хотя он не согласен с компартией и расходится с ней», свою лояльность по отношению к советской власти он будет сохранять. Тем не менее чекисты понимали, что он навсегда останется для них хитрым и опасным врагом.

Митрополит Серафим всегда был окружен духовными детьми. Многие из них поддерживали его во время тюремных заключений и ссылок материально и морально. Большое внимание он уделял глубоко верующим молодым людям, наставлял их на путь истинный и сам черпал в общении с ними силы и уверенность в том, что они станут продолжателями дела его жизни. Но был случай, когда ему пришлось столкнуться с предательством человека, которого он буквально выходил и поставил на ноги. Вот эта история, рассказанная А. Э. Красновым-Левитиным, автором книги «Лихие годы: 1925–1941»¹⁴¹ и Л. А. Головковой в ее статье «Последний подвиг священномученика Серафима (Чичагова)»¹⁴².

Вскоре после переезда в Ленинград в 1928 г. в окружении митрополита Серафима появился подросток, сирота, недоучившийся студент Ленинградского института кинематографии. Оба упомянутых нами автора не назвали имени этого человека. В семье потомков святителя Серафима знали его. Это – Никандр Савельев. Бывший студент стал сначала иподиаконом, а потом келейником митрополита Серафима. Владыка Серафим привязался к нему, как к сыну. Постриженный митрополитом в монашество и рукоположенный им во иеромонаха, этот человек сделал головокружительную карьеру, будучи возведен в свои 22 года в сан архимандрита и назначен секретарем Ленинградского епархиального совета. Доверяя своему келейнику и помощнику, митрополит Серафим не допускал и мысли о том, что его духовный сын предаст его, станет осведомителем ОГПУ. Не выдержав бремени своего предательства, Савельев сам рассказал обо всем своему духовному отцу. Владыка Серафим по-христиански простил своего заблудшего сына. Между тем в ОГПУ стало известно о том, что их осведомитель нарушил данную им подписку о неразглашении. Поводом для расправы с Савельевым мог быть грозивший ему призыв в армию. Накануне явки Савельева на призывной пункт митрополит Серафим принял решение спасти его от призыва в армию, направив его с поручением к проживавшим под Ленинградом иеромонаху Иннокентию и монахине Иннокентии, через которых осуществлялась тайная переписка архиереев с заграницей. Присвоив полученную от Владыки Серафима крупную сумму церковных денег и прихватив ряд ценных вещей самого митрополита, он бежал, но был пойман, судим и посажен в тюрьму на 10 лет. Эта беда обрушилась на митрополита совершенно неожиданно: зоркий и проницательный во всех других случаях, здесь он не разгадал проходимца. Это предательство при чинило митрополиту Серафиму немалые душевные страдания, а безбожники и обновленцы не замедлили воспользоваться этой историей, чтобы усилить скорбь самого митрополита и попытаться скомпрометировать его в глазах людей. Эта история имела продолжение, и мы к ней еще вернемся.

Начало 30-х годов было отмечено новой волной репрессий со стороны советских карательных органов против так называемых «черносотенно-клерикальных кругов», ставивших своей задачей, по оценке ОГПУ, «объединение под флагом Церкви всех контрреволюционных сил для свержения советской власти и реставрации монархии». В начале 1931 и в 1932 гг. ОГПУ объявило о ликвидации контрреволюционной монархической организации церковников, так называемой «Истинно-православной Церкви». Богоборческая природа большевистской власти проявлялась с каждым годом все более ожесточенно и изощренно. Становилось очевиднее, что в недрах ОГПУ зрели новые планы усиления репрессий против иерархов, включая аресты и физическую расправу.

Тяжелый удар по Ленинградской епархии был нанесен богоборческой властью весной 1933 г. при проведении в Ленинграде паспортизации населения. В паспортах было отказано примерно 200 священнослужителям, включая митрополита Серафима, и под угрозой ареста им было предложено покинуть город.

Отслужив 24 октября 1933 г. в храме своей юности – в Спасо-Преображенском соборе – Божественную Литургию, вечером того же дня Владыка Серафим выехал из Петербурга в Москву. Отдавший все силы Ленинградской епархии, 77-летний святитель Серафим подходил к концу своего архипастырского служения как правящий архиерей.

Телесные немощи Владыки Серафима и все возраставшая ненависть к нему государственной власти в Ленинграде, что делало весьма вероятным скорый арест святителя Серафима, побудили митрополита Сергия и Временный Патриарший Священный Синод 14 октября 1933 г. издать указ об увольнении Владыки на покой. Он навсегда покинул свой родной город, передав свою паству митрополиту Ленинградскому Алексию (Симанскому), (впоследствии – Святейший Патриарх Московский и всея Руси).