Глава 6. Почему Бог допускает зло

Наш мир – ниспосланный свыше, провиденциальный мир. Мы, люди, способны оказывать значительное воздействие на свою собственную судьбу, а также на судьбу нашего мира и других его обитателей. И для нас очень хорошо, что дело обстоит таким образом. Тем не менее и животные, и люди страдают (в силу естественных болезней и несчастных случаев), а также причиняют страдания друг другу (мы причиняем вред, калечим друг друга и заставляем друг друга умирать от голода). Мир, таким образом, содержит много зла. Всемогущий Бог мог бы воспрепятствовать этому злу. Разумеется, совершенно благой и всемогущий Бог так и поступил бы. Так почему же есть это зло? Не является ли его существование сильным свидетельством против существования Бога? Это было бы так, если бы мы не были в состоянии создать то, что называется теодицеей, объяснением того, почему Бог допускает явление зла. Я верю в то, что это можно сделать, и я обрисую теодицею в данной главе. Я подчеркиваю, что здесь, как и в главе 1, говоря о том, что Бог сделал бы то или иное, я не принимаю существование Бога как нечто не вызывающее сомнения. Я просто утверждаю, что если Бог есть, то следует ожидать, что он будет делать определенные вещи, включая допущение каких-то видов зла. И потому я утверждаю, что зло не является свидетельством против существования Бога.

Всякая попытка с моей стороны или с чьей-либо еще создать теодицею может представляться бездушием и, более того, проявлением полной нечувствительности к человеческому страданию. Многие теисты, как и атеисты, считали, что всякая попытка создать теодицею указывает на аморальный подход к страданию. Я могу лишь просить читателя поверить в то, что я не являюсь совершенно нечувствительным к человеческому страданию, и я переживаю по поводу страдания, вызванного отравлением, издевательством над детьми, утраты близких, одиночного заключения и супружеской неверности так же, как и всякий другой человек. Конечно, в большинстве случаев я бы не рекомендовал пастору давать эту главу в качестве средства утешения в руки тем, кого постигло неожиданное несчастье. Но не потому, что аргументы неубедительны, а просто потому, что люди в самый тяжелый момент испытываемого ими горя нуждаются в утешении, а не в аргументации.

И все же остается вопрос о том, почему Бог допускает зло. И если у теиста (в спокойной жизненной ситуации) нет удовлетворительного ответа, то его веру в Бога нельзя считать в полной мере разумной, а у атеиста нет основания разделять эту веру. Для того, чтобы оценить аргументацию, содержащуюся в этой главе, каждому из нас нужно немного дистанцироваться от конкретной ситуации своей жизни, а также жизненной ситуации близких родственников и друзей (а эти ситуации легко могут показаться самым важным в мире). Нам следует задаться очень общим и важным вопросом о том, какими благими вещами щедрый и вечный Бог одаряет людей в их короткой земной жизни. Разумеется, моменты удовольствия и периоды удовлетворенности – хорошие вещи, и Бог (при прочих равных обстоятельствах) будет стремиться в достатке предоставить их. Однако Бог в силу своей щедрости будет стремиться одарить и более глубокими вещами, чем эти. Он будет стремиться наделить нас значительной ответственностью за самих себя, друг за друга и за мир, и тем самым поделиться с нами своей собственной творческой активностью при определении того, каким быть миру. Он будет также стремиться наделить нашу жизнь ценностью, сделать ее полезной для нас самих и для других. Проблема заключается в том, что Бог не может дать нам эти блага в полной мере, не допустив при этом существования значительного зла.

Проблема зла – это не проблема отсутствия тех или иных благ и связанных с ними состояний. Мы отметили в главе 1, что сколько бы благ Бог ни создал, он мог создать еще больше. И у него вообще нет обязательства творить что-либо. Вот почему смерть сама по себе не является злом, смерть – это просто конец хорошего состояния, жизни (хорошего состояния, которого Бог, если пожелает, может дать нам еще больше – дав нам жизнь после смерти). Смерть может быть злом, если она наступает преждевременно или причиняет великое горе другим, но сама по себе она не есть зло. Однако есть значительное число видов зла – однозначно плохих состояний, которые Бог, если бы пожелал, мог устранить. Я делю их на виды морального зла и природного зла. Под «природным злом» я понимаю всякое зло, которое не совершено людьми намеренно и которое возникло не потому, что люди его допустили вследствие своей небрежности. Природное зло включает физическое и душевное страдание животных и людей. Это все те виды страданий, которые являются следствием непредвиденных людьми болезней, природных катастроф и несчастных случаев. «Моральное зло» в моем понимании включает всякое зло, возникшее в результате намеренных действий людей, которые они не должны были совершать (или которое возникло потому, что люди по небрежности не сделали то, что должны были сделать), а также зло, возникшее вследствие намеренных действий или небрежного бездействия. Оно включает физическую боль, причиненную плохим родителем своему ребенку; душевную боль родителя, лишающего ребенка родительской любви; смерть от голода в Африке вследствие небрежности правительств других стран, которые могли предотвратить этот голод, а также зло, возникшее вследствие намеренного причинения боли родителем или вследствие того, что политик не пытался предотвратить смерть от голода.

Сердцевиной всякой теодицеи должна быть, я считаю, «защита, исходя из свободы воли», которая обращается сначала к моральному злу, а затем может быть расширена до рассмотрения и природного зла. Защита, исходя из свободы воли, означает, что является великим благом то, что люди обладают определенного вида свободой воли. Я буду называть ее свободным и ответственным выбором. Но если это так, то необходимо появляется естественная возможность морального зла. (Под «естественной возможностью» я подразумеваю то обстоятельство, что заранее не предопределено, случится зло или нет). Бог, который наделяет людей такой свободой воли, необходимо создает указанную возможность и выводит из-под своего собственного контроля вопрос о том, случится моральное зло или нет. Логически невозможно – т. е. такое предположение будет противоречить само себе, – чтобы Бог наделил нас такой свободой воли и при этом сделал так, чтобы мы всегда использовали ее правильным образом.

Свободный и ответственный выбор – это не просто свободная воля в том узком смысле, что у нас наличествует способность выбирать между альтернативными действиями и наш выбор каузально не детерминирован какой-то предшествующей причиной. Я утверждал – в силу причин, изложенных в предыдущей главе, – что люди действительно обладают указанной свободой воли. Но ведь такого рода свободой воли люди могли обладать просто в силу способности свободно выбирать между двумя одинаково хорошими и несущественными альтернативами. Свободный и ответственный выбор (того рода, о котором идет речь в данной главе) – это свобода воли делать выбор между добром и злом, причем выбор, имеющий большое значение для действующего, для других и для мира.

Если мы обладаем свободой воли, то, конечно же, обладаем возможностью свободного и ответственного выбора. Напомним себе о том, что люди способны воздействовать на самих себя, на других и на мир. Людям предоставлены возможности вызывать у себя и у других приятные ощущения, а также заниматься стоящей и интересной деятельностью – играть в теннис или играть на пианино, приобретать исторические, научные и философские знания, а также помогать другим делать это же, созидая тем самым глубокие личностные отношения, основанные на таких ощущениях и на таких видах деятельности. Люди, кроме того, созданы так, что способны формировать свой собственный характер. Аристотель высказал знаменитое замечание о том, что мы становимся справедливыми, совершая справедливые действия, благоразумными, совершая благоразумные действия, мужественными, совершая мужественные поступки. Это означает, что, совершая справедливое действие, когда его трудно совершить – когда оно не согласуется с нашими естественными склонностями (это то, что я понимаю под желаниями), – мы делаем для себя более легким совершение справедливого действия в следующий раз. Мы можем постепенно изменить свои желания таким образом, что, к примеру, совершение справедливых действий становится естественным. Тем самым мы способны освободиться от власти менее благих желаний, которым подвержены. А сделав выбор в пользу приобретения знаний и использования его для создания различных машин, люди способны расширить меру своего воздействия на мир: они способны построить университеты, которые будут существовать столетия, или сберечь энергию для будущих поколений, а совместными усилиями на протяжении десятилетий они способны ликвидировать нищету. Возможности свободного и ответственного выбора огромны.

Является благом то, что свободный выбор людей включает подлинную ответственность перед другими людьми, а это предполагает возможность принести им добро или причинить вред. Бог обладает способностью принести людям добро или причинить им вред. И если другим действующим предоставляется возможность участия в его созидательной деятельности, то является благом то, что они обладают такой возможностью (однако, очевидно, в меньшей степени, чем Бог). Мир, в котором действующие способны приносить друг другу добро, но не способны причинять вред, – это мир, в котором они обладают лишь ограниченной ответственностью по отношению друг к другу. Если моя ответственность перед вами ограничивается тем, дать или не дать вам какой-то прибор, но я не в состоянии причинить вам боль, остановить ваш рост или ограничить ваше образование, то у меня перед вами не очень значительная ответственность. Бог, который предоставил бы людям только такую ограниченную ответственность перед другими, дал бы им не очень много. Бог оставил бы за собой самое важное право выбора – каким быть миру, – а людям оставил бы несущественный выбор в мелких вопросах. Он бы уподобился отцу, который просит старшего сына присмотреть за младшим сыном, добавляя при этом, что будет следить за каждым шагом старшего сына и вмешается, как только тот совершит какой-то промах. Старший сын может справедливо возразить, что хотя он охотно примет участие в том, что делает отец, но может сделать это только в том случае, если ему будет предоставлено право самому судить о том, что делать (в рамках широкого спектра возможностей, имеющихся у отца). Хороший Бог, подобно хорошему отцу, делегирует ответственность. Для того, чтобы допустить участие творений в творении, он предоставит им возможность выбрать причинять вред, нарушать божественный план. Наш мир – это мир, в котором творения обладают именно такой глубокой ответственностью по отношению друг к другу. Я имею возможность не только делать добро своим детям, но и причинять им вред. Один из способов причинить им вред состоит в том, что я имею возможность причинить им физическую боль. Но я могу совершить гораздо более разрушительные поступки по отношению к ним. Прежде всего, я могу воспрепятствовать им быть людьми, обладающими обширными знаниями, силой и свободой. Я могу определить, будут ли они обладать тем свободным и ответственным выбором, которым обладаю я. Возможность для людей совершать серьезное зло является логическим следствием их обладания таким свободным и ответственным выбором. Даже Бог не смог наделить нас таким выбором без вытекающей отсюда возможности зла.

Как мы видели в главе 1, действие не является намеренным, если оно совершено без какого-либо основания, т. е. если оно не рассматривается как нечто благое (или само по себе, или в силу своих последствий). И если на действие оказывают влияние лишь основания, то только то основание, которое рассматривается субъектом как наиболее важное, будет определять то, что делается. Тот, кто действует под влиянием одного только основания, неизбежно будет совершать действие, которое он считает наилучшим по совокупности обстоятельств. Если действующий не совершает действие, которое считает наилучшим по совокупности обстоятельств, то он, вероятно, допустил, чтобы воздействие других факторов, отличных от основания действия, оказало влияние на его выбор. Другими словами, он, вероятно, позволил желаниям, которые он считает благом только в каком-то определенном отношении, но не совокупным благом, оказать воздействие на свое поведение. Таким образом, для того, чтобы иметь выбор между добром и злом, действующие люди должны обладать какой-то порочностью в смысле наличия у них желаний, связанных с тем, что они сами правильно считают злом. Мне нужно хотеть переедать, получать больше денег или власти, чем мне положено, предаваться своим сексуальным желаниям, даже обманывая свою супругу или партнера, нужно хотеть видеть ваше унижение – я должен иметь подобные желания для того, чтобы у меня был выбор между добром и злом. Такая порочность сама по себе – зло, являющееся необходимым условием большего блага. Это делает возможным совершение серьезного и взвешенного выбора, поскольку он совершается в ситуации наличия подлинных альтернатив. Я подчеркиваю эту мысль, поскольку в соответствии с «защитой, исходя из большего блага» именно естественная возможность морального зла (а не актуальное зло само по себе) является необходимым условием морального зла. Случается ли моральное зло (в силу выбора Бога) – это находится вне контроля Бога и зависит от нас.

Обратите пристальное внимание на то обстоятельство, что если я страдаю вследствие свободно выбранного вами плохого действия, то это ни в коем случае не означает для меня только потерю. В определенном отношении это хорошо для меня. Мое страдание было бы для меня чистой потерей, если бы единственной хорошей вещью в жизни было бы чувственное удовольствие, а единственной плохой – физическая боль. Именно потому, что современный мир тяготеет мыслить в таких терминах, проблема зла представляется столь острой. Если бы это были единственные хорошие и плохие вещи, то наличие страдания было бы действительно последовательно убедительным возражением против существования Бога. Однако мы уже отметили великое благо свободного выбора и возможностей влиять на собственное будущее, будущее близких нам людей и на будущее мира. А сейчас обратите внимание на еще одно великое благо – благо того, что наша жизнь может служить какой-то цели, быть полезной для нас самих и для других. Вспомните слова Христа «блаженнее давать, нежели принимать» (Деян 20:35). Мы обычно склонны думать, что когда на пороге нашего дома появляется нищий и мы чувствуем себя обязанными подать ему и подаем, то это удача для него, а не для нас, оказавшихся в этот момент дома. Это не то, о чем говорят слова Христа. Они говорят о том, что это мы удачливы, и не только потому, что мы имеем многое, из чего можем отдать малое, а потому, что нам представилась возможность сделать нищего счастливее; и это стоит гораздо больше, чем деньги. И подобно тому как – великое благо – делать свободный выбор в пользу добра, так и великим благом является возможность быть использованным кем-то для реализации достойной цели (если, разумеется, этот некто имеет право или власть использовать нас таким образом). Позволение претерпеть страдание для того, чтобы сделать возможным какое-то великое благо есть привилегия, даже если эта привилегия нам навязана. Те, кому позволено умереть за свою страну и тем самым спасти ее от иностранного угнетения, получили такую привилегию. Культуры, менее, чем наша собственная, озабоченные злом, связанным с чисто физической болью, всегда признавали это. И они признавали, что в данном случае речь идет о благословении для тех, кто умер, будучи призван на военную службу.

Даже человек двадцатого столетия может убедиться в том, о чем было сказано, когда он стремится помочь заключенным не просто тем, что создает для них лучшие условия, а тем, что позволяет им, например, помогать калекам. Или когда он скорее жалеет «бедную богачку», чем завидует ей, в том случае если она имеет все, но не делает ничего для других. Еще одно явление, весьма заметное в Британии конца нынешнего столетия, в особенной мере привлекает внимание к тому, о чем идет речь, – зло безработицы. Благодаря нашей системе социального обеспечения безработные в целом имеют достаточно денег для не очень дискомфортной жизни. Они, конечно же, обеспечены гораздо лучше, чем многие, имеющие работу в Африке, Азии или, скажем, в Британии викторианской эпохи. Зло безработицы состоит не столько в вытекающей из нее бедности, сколько в отсутствии занятости у безработных. Они зачастую жалуются, как сообщают, на то, что общество их не ценит, что они не приносят пользы, «выброшены на свалку». Они справедливо полагают, что для них было бы благом приносить какую-то пользу, но у них для этого нет возможности. Многие из них приветствовали бы такую систему, при которой они были бы обязаны выполнять какую-то полезную для общества работу. Такая система для них была бы предпочтительнее той, которая не знает, как их использовать.

Из этого факта следует, что полезность является благом для того, кто полезен, а также обладают определенным благом те, кто испытывает причиняемые им другими людьми страдания, поскольку они предоставляют другим людям возможность свободного и ответственного выбора (причинять или не причинять страдания). Мне повезло, если естественная возможность моего страдания – в случае, если вы выбираете причинить мне вред – является средством, делающим ваш выбор действительно значимым. Моя уязвимость, моя подверженность страданию (которая необходимо влечет за собой мое настоящее страдание, если вы делаете неверный выбор) должны вести вас к пониманию того, что вы не просто пилот на тренажере, когда не имеет значения, совершаются или нет ошибки. То, что наш выбор имеет огромное значение, то, что мы в состоянии ощутимо воздействовать на вещи в хорошую или плохую сторону, – один из величайших даров, которые творец может дать нам. И если мое страдание является средством, с помощью которого он может предоставить вам этот выбор, то и в этом отношении мне повезло. Хотя, разумеется, страдание само по себе плохо, моей великой удачей можно считать то, что это мое страдание не является случайным и бессмысленным. Это страдание, которое есть следствие моей уязвимости, делает меня столь полезным.

Кто-то может возразить, что единственной хорошей вещью является не реальная полезность (смерть за свою страну или уязвимость по отношению к причиняемому страданию), а вера в то, что ты полезен, вера в то, что умираешь за свою страну и что это полезно. Речь идет о «чувстве удовлетворения». Но такое воззрение не может быть правильным. Обладание утешительными верованиями хорошо только в том случае, если это истинные верования. Но нельзя считать чем-то хорошим веру в то, что все идет хорошо, когда это не так, или веру в то, что твоя жизнь полезна, когда она не такова. Удовольствие от утешительной лжи – обман.

Однако если я получаю удовольствие от истинного верования, то это потому, что считаю хорошим то состояние вещей, в которое верю. Если я получаю удовольствие от истинного верования относительно успехов моей дочери в школе, то это потому, что считаю хорошим положение вещей, при котором моя дочь преуспевает в школе (верю ли я или нет в то, что она преуспевает). Если бы я так не считал, то не получал бы никакого удовольствия от того, что верю в ее успехи. Сходным образом, вера в то, что я уязвим для причиняемого мне страдания и вера в то, что это хорошо, может быть чем-то хорошим, только если моя уязвимость для причиняемого мне страдания сама по себе является чем-то хорошим (независимо от того, верю я в это или нет). Конечно, когда моя жизнь полезна и эта полезность представляет собою благо для меня, то будет даже лучше, если я верю в это и получаю от этого удовольствие. Но все это может быть еще лучше, если полезность моей жизни есть уже полученное мною благо, независимо от того, верю я в это или нет.

Однако при том, что страдание может таким образом служить благим целям, имеет ли Бог право позволять мне страдать для вашего блага, не спросив моего согласия? Ведь никто, возразит оппонент, не имеет права позволять одному человеку А страдать во имя блага другого человека Б, не получив на это согласия А. Мы считаем, что врачи, использующие пациентов в качестве подопытных объектов в медицинских экспериментах, которые, как они надеются, принесут результаты, полезные для других людей, делают что-то предосудительное. В конце концов, если мои рассуждения о полезности страдания убедительны, не следует ли отсюда вывод, что все мы должны причинять страдания другим с тем, чтобы эти другие имели возможность реагировать правильным образом?

Существуют, однако, принципиальные различия между Богом и врачами. Первое состоит в том, что Бог, как творец нашего бытия, обладает определенными правами и определенной властью над нами, какой не обладают над нами другие люди. Бог – причина нашего существования в каждый момент этого существования и поддерживает законы природы, которые дают нам все, чем мы являемся и все, что мы имеем. Для того чтобы иметь право позволить кому-либо страдать во имя его собственного блага или блага других, необходимо так или иначе быть источником происхождения этого человека. Я не имею права позволить какому-то незнакомому человеку страдать во имя какого-либо блага, если я в состоянии предотвратить его страдание, но у меня есть определенное право допустить такое в отношении моих собственных детей. Я могу допустить, чтобы младший сын в чем-то пострадал ради своего собственного блага или блага своего брата. У меня есть такое право потому, что в некоторой степени я ответственен за существование своего младшего сына, за начало и продолжение его существования. Если я его породил, вскормил и дал ему образование, то в обмен обладаю какими-то ограниченными правами по отношению к нему. В очень ограниченной степени я могу использовать его для какой-либо достойной цели. Если это верно, то тогда Бог, который является источником нашего бытия в гораздо большей степени, чем наши родители, имеет значительно больше прав в этом отношении. Врачи же не обладают над нами даже правами родителей.

Во-вторых (и это наиболее важно) врачи могли бы спросить у пациентов разрешение. А пациенты, свободно распоряжаясь какой-то властью и знанием, могли бы сделать осознанный выбор относительно того, позволять или не позволять себя использовать. В противоположность этому, выбор Бога не связан с тем, как использовать уже существующих людей. Его выбор направлен на то, какими должны быть существующие люди и в какого рода мир следует поместить их. Богу некого спрашивать об этом. Я утверждаю, что это хорошо, что один человек А должен нести серьезную ответственность за другого человека В (который, в свою очередь, может нести серьезную ответственность еще за одного С). Для Бога логически невозможно спросить В, хочет ли он такого положения дел. Ведь если А должен нести ответственность за рост свободы, знания и силы В, то В не будет обладать достаточной свободой и знанием для совершения выбора до того, как Бог выберет, наделить или не наделить А ответственностью за В. Нельзя спросить младенца, в какой мир он хочет быть рожден. Творец должен делать выбор независимо от своих творений. Он будет стремиться в итоге принести благо им – всем им. А предоставление дара жизни – какое бы страдание ни сопровождало ее – это существенное благо. Однако когда кто-то страдает по вине другого, то сопряженное с этим благо иногда не может перевесить страдание. Здесь имеет смысл вспомнить о том, что для страдающего является дополнительным благом то, что его страдание – средство, благодаря которому тот, кто нанес ему ущерб, имел возможность сделать значимый выбор между добром и злом, который иначе он не смог бы сделать.

Несмотря на то, что в силу указанных причин, как я настаивал, Бог имеет право позволить людям причинять страдания друг другу, все же должны существовать пределы у того страдания, которое он имеет право разрешать людям причинять друг другу во имя какого-то великого блага. Родитель может допустить, чтобы старший ребенок имел возможность в чем-то ущемить младшего ребенка ради той ответственности, которой наделяется старший. Но этому есть пределы. И есть пределы даже у морального права, которым обладает Бог, наш творец и хранитель, использовать существа, обладающие сознанием, в качестве пешек в какой-то более значительной игре. Конечно, если бы эти пределы были слишком узкими, Бог был бы неспособен наделить людей большой реальной ответственностью. Он был бы в состоянии позволить им играть только в детскую игру. И все же должны быть пределы у права Бога позволять людям наносить друг другу ущерб. И в мире есть пределы тому, в какой мере они могут наносить ущерб друг другу, если учесть, прежде всего, скоротечность конечной жизни людей и других творений (один человек может ущемлять другого приблизительно восемьдесят лет). Существуют также и другие встроенные в нашу физиологию и психологию предохранительные механизмы, ограничивающие меру боли, которую мы способны вытерпеть. Однако первичным охранительным пределом является краткость нашей конечной жизни. Бесконечное навязанное страдание действительно было бы, на мой взгляд, очень весомым аргументом против существования Бога. Однако ситуация человеческого существования не такова.

Итак, Бог, не спрашивая людей, должен делать выбор между теми мирами, в которых они могут жить. В своей основе это выбор между миром, в котором у людей есть очень незначительные возможности благодетельствовать или вредить друг другу, и миром, в котором для этого имеются значительные возможности. Очевидно, что есть основания и для первого, и для второго выбора. Но мне представляется в итоге, что выбор Бога сотворить мир, в котором у нас есть значительные возможности благодетельствовать или вредить друг другу, означает создание определенного блага. И это благо, по меньшей мере, столь же велико, как и зло, появление которого он при этом допускает. Конечно же, страдание, которое он допускает, – плохая вещь, и при прочих равных обстоятельствах его желательно было бы избежать. Однако обладание естественной возможностью причинять страдание делает возможным большее благо. Бог, творец людей, не способных (по логической необходимости) самостоятельно выбрать тот мир, в который им предстоит прийти, очевидно демонстрирует свою благость. Ведь он создает для них возможность героического выбора в пользу прихода в полный риска мир, где они могут страдать ради блага других.

Природное зло не следует объяснять теми же способами, какими объясняется моральное зло. Главное предназначение природного зла, как я считаю, состоит в том, чтобы предоставить людям возможность того рода выбора, который так превозносится в рамках «защиты, исходящей из свободы воли». Кроме того, оно делает доступными людям самые достойные формы выбора.

Природное зло делает доступными такие формы выбора двумя способами. Прежде всего, действие естественных законов, приводящее к злу, предоставляет людям знание (если они стремятся приобрести его) того, как они сами могут создавать такое зло. Наблюдение за действием естественных процессов, приводящих к заражению какой-то болезнью, предоставляет мне возможность либо использовать эти процессы для передачи болезни другим людям; либо, проявив небрежность, допустить заражение других ею; либо принять меры для предотвращения заражения людей этой болезнью. Изучение механизмов природы, продуцирующих какое-то зло (или благо), открывает перед людьми широкие возможности выбора. Вот способ, каким мы на деле научаемся создавать благо и зло.

Но разве Бог не мог дать нам знание (о том, как создавать благо или зло), нужное для обладания свободным и ответственным выбором, каким-то менее дорогостоящим способом? Разве не мог он просто время от времени шепнуть нам, какими будут последствия тех или иных наших действий? Мог. Однако всякий, кто бы посчитал, что его действия имеют определенные последствия потому, что Бог сказал ему о них, стал бы рассматривать все свои действия как свершаемые под всевидящим оком Божьим. Такой человек не просто бы твердо верил в то, что есть Бог, но знал бы об этом достоверно. Такое знание серьезно стеснило бы его свободу выбора, очень затруднило бы для него возможность выбора в пользу зла. Ведь у всех нас есть природная склонность желать, чтобы все думали о нас хорошо, особенно всеблагой Бог. Такая склонность – очень хорошее человеческое свойство, без него мы бы не были людьми. Кроме того, если бы мы с самого начала знали о последствиях своих действий, то были бы лишены выбора в пользу того, чтобы познавать эти последствия посредством эксперимента и напряженного коллективного труда. Мы бы имели готовое знание. Только познание природных процессов позволяет людям знать о последствиях своих действий, не стесняя при этом их свободу. И если людям предоставляется возможность делать выбор в пользу зла, то они должны знать, как позволить ему свершиться.

Другой способ, которым природное зло действует для того, чтобы людям была предоставлена свобода, состоит в том, что оно дает им возможность выбрать тот или иной способ действия по отношению к себе. Этим увеличивается спектр возможного выбора. Какое-то конкретное природное зло, например физическая боль, предоставляет страждущему выбор: или терпеливо сносить ее, или стенать по поводу своей судьбы. А у друга страждущего есть выбор между сочувствием и черствым равнодушием. Боль делает возможным подобный выбор, которого иначе просто не существовало бы. Нет никакой гарантии того, что наши действия как реакция на боль будут хорошими действиями, однако боль тем нe менее дает нам возможность совершить именно такие действия. Хорошие или плохие действия, совершаемые нами перед лицом природного зла, в свою очередь предоставляют возможность определить то или иное, хорошее или плохое отношение к нашим предыдущим действиям. Если я терпелив в своем страдании, то у вас есть выбор между тем, чтобы подбодрить меня или посмеяться над моим терпением. Если я стенаю по поводу своей судьбы, то вы можете словом или делом показать мне, сколь хорошим делом является терпение. Если вы проявляете сочувствие, то у меня появляется возможность выразить вам благодарность за сочувствие. Или я могу быть столь погруженным в себя, что не замечу вашего сочувствия. Если вы проявляете черствое равнодушие, то у меня есть выбор между тем, чтобы не обращать на вас внимания, и тем, чтобы обидеться на вас на всю жизнь. И т. д. Я думаю, что нет сомнения в том, что природное зло, такое как физическая боль, делает возможными все указанные виды выбора. Те действия, которые становятся возможными в силу природного зла, позволяют нам наилучшим образом проявить себя и взаимодействовать со своими ближними на самом глубинном уровне.

Можно, однако, предположить, что надлежащий повод для таких великих благих действий может быть предоставлен моральным злом, и нет нужды в страданиях, обусловленных природными процессами. Мы можем продемонстрировать мужество, столкнувшись с вооруженным бандитом, точно так же, как оказавшись перед угрозой заболеть раком. А по отношению к тем, кого может убить вооруженный бандит, мы можем проявить сочувствие точно так же, как и по отношению к тем, кто может умереть от рака. Но попробуйте представить себе, что разом исчезли все страдания, обусловленные болезнями, землетрясениями и несчастными случаями. Никаких болезней, никакого горя из-за преждевременной смерти молодых людей. У многих из нас в таком случае просто не будет случая продемонстрировать мужество или вообще как-то проявить свою доброту. Нам требуются такие неблаговидные процессы увядания и распада, которые в конце концов мы не можем предотвратить никакими деньгами и усилиями, для того, чтобы у нас появилась возможность (от которой в противном случае легко уклониться) стать героями.

У Бога есть право допускать природное зло (в силу той же самой причины, по какой у него есть право допускать моральное зло) – но до определенного предела. Было бы, конечно, полной неразумностью со стороны Бога непрестанно умножать зло для того, чтобы бесконечно предоставлять возможности для проявления героизма. Вместе с тем обладание какой-то значимой возможностью для проявления героизма и вытекающей отсюда возможностью формирования личности является благом для того человека, которому предоставляется такая возможность.

Природное зло в тех или иных формах дает нам знание, необходимое для выбора между добром и злом, а также возможность совершать особенно достойные действия.

Нет, однако, оснований полагать, что животные обладают свободой воли. Как же в таком случае обстоит дело со страданиями животных? Животные страдали в течение длительного времени до того, как на нашей планете появились люди. Как долго длилось это страдание, зависит от того, какие животные являются сознательными существами. Прежде всего следует принять во внимание, что, хотя высшие животные, во всяком случае позвоночные, испытывают страдания, едва ли они страдают в такой же мере, как люди. С учетом того, что страдание непосредственно зависит от процессов, протекающих в мозгу (обусловленных, в свою очередь, процессами в других частях тела), можно высказать следующее предположение. Поскольку низшие животные не страдают вовсе, а люди испытывают сильные страдания, то животные промежуточной сложности страдают в умеренной степени. Поэтому существует настоятельная необходимость в теодицее, способной объяснить, почему Бог допускает страдания животных, но это не должна быть теодицея столь же весомая, как в случае с людьми. Нам нужно лишь знать причины, по которым Бог допускает страдание, но страдание гораздо менее интенсивное, чем страдание людей. Я полагаю, что определенные элементы обрисованной выше теодицеи применимы и в случае с животными.

Благо для животных, как и благо для людей, не состоит лишь из ощущений удовольствия. И для животных существуют более значимые вещи, в частности намеренные действия, а среди них – важные намеренные действия. Жизнь животных сопряжена со множеством важных намеренных действий. Животные ищут партнера, несмотря на усталость и неудачи в таких поисках. Они прилагают огромные усилия к тому, чтобы создавать гнезда, кормить детенышей, отвлекать хищника и исследовать среду своего обитания. А все это неизбежно сопровождается болью (продолжать все усилия несмотря на усталость) и опасностью. Животное не в состоянии упреждающим образом намеренно избегать лесных пожаров или спасти от лесных пожаров своих детенышей до тех пор, пока не обнаружится реальная угроза оказаться захваченным лесным пожаром. Действия по спасению от опасности просто не могут быть предприняты до того, как появится опасность. А опасность не существует до тех пор, пока не появляется реальная возможность оказаться в огне. Животные не делают свободного выбора в пользу указанных действий, но такие действия ценны и значимы. Это великолепно, что животные кормят свое потомство, а не только самих себя; что животные исследуют свою среду, несмотря на то, что знают о сопряженных с этим опасностях; что животные спасают друг друга от хищников и т. п. Все это наделяет ценностью жизни животных. Но эти же вещи зачастую влекут за собой страдания для тех или иных созданий.

Но вернемся к главному вопросу, связанному с людьми. Читатель будет согласен с моими рассуждениями в той мере, в какой ценит ответственность, свободу выбора и свою полезность больше, чем ощущения удовольствия или отсутствие боли. Нет иного способа правильно понять зло, существующее в этом мире, кроме как посредством множества длительных развернутых мыслительных экспериментов (в дополнение к реальному жизненному опыту), в которых постулируется существование миров, весьма отличных от нашего. В связи с этими размышлениями мы задаемся вопросом о том, не следует ли из всесовершенной благости Бога, что он должен был бы сотворить один из таких миров (или вообще не творить никакого мира), а не творить наш мир. Я заключаю свои рассуждения одним очень небольшим мысленным экспериментом, который поможет приступить к дальнейшим размышлениям.

Предположим, что мы существуем в каком-то другом мире до рождения в нашем, и нам предоставляется возможность выбрать образ жизни в этом нашем мире. Нам говорят, что у нас будет очень короткая жизнь, возможно, всего несколько минут, но это будет зрелая жизнь в том смысле, что мы испытаем богатство ощущений и верований, присущих жизни взрослого человека. И у нас есть выбор. Мы можем пережить несколько минут весьма интенсивного удовольствия, такого, какое вызывается наркотиком, например героином, причем наше переживание останется только нашим и не будет иметь каких-либо последствий в мире (скажем, никто не узнает об этом). Но мы можем испытать несколько минут сильной боли, например такой, как боль при деторождении, причем это будет иметь (о чем мы не знали в момент испытываемой боли) значительные положительные последствия для других людей на протяжении нескольких лет. Нам говорят к тому же, что если мы не отдадим предпочтение второму выбору, то эти другие люди никогда не будут существовать; и поэтому у нас нет морального обязательства предпочесть второй выбор. А ведь мы стремимся совершить такой выбор, который сделает прожитую нами жизнь наилучшей для нас. Что мы выберем? Выбор, как я надеюсь, очевиден. Нам следует выбрать второй из возможных вариантов.

Если кого-то не убедили мои аргументы о соотносительной силе добра и зла (и он считает, что сколь бы велико ни было благо, оно не оправдывает сопряженное с ним зло), то у него есть позиция для отступления. Мои рассуждения могли убедить вас в том, что блага настолько велики, что всеблагой Бог может быть оправдан за то зло, которое делает возможными такие блага. Но это так тогда и только тогда, если Бог вдобавок предоставляет компенсацию в форме посмертного счастья для тех жертв, чьи страдания сделали возможными указанные блага. Тому, для кого теодицея нуждается в таком подкреплении, потребуется независимое основание для веры в то, что Бог дает такую жизнь после смерти. И в следующей главе я кратко коснусь вопроса о том, в чем может состоять подобное основание. Веря в то, что Бог в любом случае дает многим людям жизнь после смерти, я предложил теодицею, не опирающуюся на такое предположение. При этом, однако, я способен понять того, кто считает это предположение необходимым, особенно в случае с самыми страшными видами зла. (Такая загробная жизнь, служащая компенсацией, не обязательно должна быть вечной жизнью в Раю).

Тем не менее зло есть зло, и плата за те блага нашего мира, которые становятся возможными благодаря злу, является весьма существенной. Бог не умалился бы в своей совершенной благости, если бы создал мир без боли и страдания и, соответственно, без тех конкретных благ, которые становятся возможными благодаря злу. Христианская, исламская и в значительной мере иудейская традиция утверждают, что Бог сотворил миры обоих видов – наш мир и Рай для блаженных. Последний представляет собой чудесный мир с широким набором возможных полноценных благ, однако в этом мире отсутствуют некоторые блага, наличествующие в нашем мире, в том числе благо, проистекающее из возможности отвергнуть благо. Ведь щедрый Бог вполне мог предоставить некоторым из нас выбор, сопряженный с возможностью отвергнуть благо в нашем мире, а тем, кто воспользовался возможностью принять это благо, мог дать затем великолепный мир, в котором уже нет такой возможности.