Не произноси имени Господа, Бога твоего всуе

Третья заповедь учит: Не произноси имени Господа, Бога твоего, всуе ⁶¹. Буквально имя Господа, как святыня, не должно употребляться в обыденных разговорах, то есть без чувства благоговения перед Тем, Кто открыл нам Себя в этом имени. Имя Божие становится огненным возмездием и карой для тех, кто клянется им ложно, обращает его в шутку или сопровождает упоминание о нем бранью. Когда мы произносим имя Божие, то как бы дотрагиваемся своей рукой до Его хитона. Когда мы произносим имя Божие, то всевидящее око Господне устремлено в наше сердце. Имя Божие должно произноситься с таким благоговением, с каким мы поклоняемся иконе и прикладываемся к ней своими устами. Можно сказать, что имя Божие – это словесная икона Того, Кто выше мысли и слова, Кто вечен и бесконечен, Кто непостижим мыслью и невыразим человеческим языком.

В душевном плане наше сердце должно стать тем апокалиптическим камнем⁶², на котором написано таинственное имя,– это камень белого цвета, символ чистоты. Сердце должно стать грунтом, на котором написана икона Бога как Его имя. Здесь обоюдный процесс: жизнь человека приготовляет его сердце к молитве, а молитва освящает жизнь человека. У древних отцов не было книг и разработанного учения об Иисусовой молитве, но была чистота сердца и помыслов, которая привлекала к себе благодать Божию, и сама благодать молилась в их сердцах. Они как бы прислушивались в благоговейном изумлении к неизреченным словам этой духовной молитвы: Сам Господь был учителем ее. Нечистота и лукавство нашего сердца служат главным препятствием для Иисусовой молитвы.

Трудно написать икону на покореженной, неровной, покрытой трещинами доске. Наша жизнь не соответствует молитве, поэтому – несмотря на все книги, в которых отражен опыт святых отцов, преуспевших во внутренней молитве, даны их советы, их методы (то есть, говоря современным языком, техника молитвы),– она не прививается к нашему сердцу. Не исправляя свою жизнь, а лишь повторяя слова молитвы, мы хотим совместить несовместимое. И бедняк может пригласить царя в свою убогую хижину, но мы зовем Бога в жилище своей души, полное грязи, смрадное от нашего мысленного разврата; где толкутся мысли и образы, рожденные злобой и ненавистью, похожие на брань и драку пьяных. В эту-то грязь, с которой не желаем расстаться, мы приглашаем Царя царей! Поэтому молитва, «оторванная» от нашей жизни в целом, остается бесплодной.

Роза не может прижиться посреди камней: ее корень засыхает и цветы увядают. Человек трудится над молитвой, но не видит результата и поэтому чаще всего бросает ее. Он роет колодец в песках пустыни и до воды дойти не может; от всего труда остается лишь груда вырытой земли. Здесь наша ошибка состоит в том, что мы воспринимаем молитву как нечто абстрактное по отношению к своей жизни, между тем как молитва – это экзамен, а жизнь – приготовление к нему. Спасение совершается во взаимодействии Божественной и человеческой воли. В этом смысле не только человек без Бога, но и Бог без человека «бессилен». Творец миров дал человеку внутреннюю нравственную свободу, автономию и не берет Своего дара назад. Всесильный и Всемогущий как бы ограничил Себя перед человеческой личностью; Он дал человеку возможность свободного направления и развития его воли. В этом – богоподобие человека, в этом его величие и ответственность. Но в этом таится и метафизическая опасность свободы.

Человек, который занимается молитвой, но не изменяет свою жизнь, как бы надеется, что Бог совершит его спасение Сам, что сама молитва автоматически превратится в «спасение по необходимости». Поэтому здесь человека ожидает неудача, можно сказать, духовный крах. Молитва превращается в сочетание слов, а слова – в сочетание букв или звуков. Молитве должно сопутствовать постоянное чувство покаяния, то есть недовольство своей жизнью, осуждение, отвержение ее и желание начать новую жизнь. Это желание должно иметь волевой характер, должна быть решимость воплотить его в дела и поступки. В каждой жизненной ситуации человеку нужно думать: «А как отразится это на моей молитве? Приобрету я благодать или потеряю?». Кратко сказать, вся наша жизнь должна быть фоном молитвы.

Человек должен непрестанно очищать свое сердце от помыслов и страстей. Самая главная и универсальная страсть – себялюбие, которое проявляется как гордость,– этот духовный изоляционизм, противопоставление себя не только людям, но и Богу. Затем – три страсти: сребролюбие – привязанность к деньгам и вещам, которая часто выражается в накопительстве,– надежда на внешнее и мертвое; сластолюбие – похоть души, жажда наслаждений, ложное стремление найти счастье в удовлетворении своих страстей, сладость, на дне которой горечь, иллюзия, которая, рассеиваясь, оставляет душу пустой;славолюбие – ложь души, превращающая человека в актера, играющего на сцене жизни ради одобрения и аплодисментов той толпы, которую сам же человек в глубине своего сердца презирает.

Эти страсти, ослепляя человека, рождают три другие: неразумие – когда человек подменяет главную цель своей жизни – богообщение – мирообщением; незнание – когда человек отключает себя от внутренней, духовной жизни, дающей истинное знание и мудрость, и переключается исключительно на изучение внешнего, что делает его духовно слепым;забвение – забвение о вечности и смерти, об уроках, которые дает ему жизнь. Это состояние похоже на опьянение: человек добровольно отдается страстям, забывая, что ожидает его по отрезвлении – смех демонов над его душой. Пьяница, проснувшись где-то под забором, ограбленный своими же друзьями, в своих собственных нечистотах, скоро забывает о пережитом позоре и снова тянется к вину. Это постоянное забвение грешника, постоянное искание счастья в грязной луже. Человек может испытать самые тяжкие страдания, но все забыть и ничему не научиться.

Вообще святые отцы указывают на восемь главных страстей, на восемь язв человеческой души, на восемь источников, из которых текут мертвые воды греха⁶³. Эти страсти и борьба с ними подробно описаны в аскетическом сборнике «Добротолюбие». Без очищения души от страстей, без постоянной внутренней работы над собой преуспеяние в Иисусовой молитве невозможно: человек будет словно черпать воду разбитым, прохудившимся сосудом, и вода тотчас будет выливаться на землю, а сосуд – оставаться пустым.

Духовный план третьей заповеди – возвращение к тому же апокалиптическому образу: на белом камне, то есть на кающемся сердце, где внутренние слезы омывают грязь страстей, Дух Святый пишет новое имя. Для такой души имя Иисуса Христа всегда новое, оно открывается ей в новых глубинах, в новой красоте, в своей вечной неповторимости. Белый камень означает возможное для человека отрешение не только от греховных, но и вообще от мирских помыслов, от того, что вне Бога, от того, что по своей природе чуждо душе.Белый камень с написанным на нем таинственным именем, которого не знает никто (это состояние невозможно передать словом, оно принадлежит только тому, кто его испытал), является вечной славой святых, для которых Бог стал всей полнотой их бытия.

Исполнить третью заповедь – значит подчинить имени Божию всю свою жизнь, наполнить им время всей жизни и пространство всего сердца.