Протоиерею М. К. Павловскому от 8 января 1845 г.

Друг мой, Михаил Карпович! Еще в Иерусалиме я узнал и скорбел о кончине доброй Авигеи вашей и там, у подножия Креста и у Гроба Господня молился о ней, как церковь велела нам молиться об усопших, но не понимаю, отчего не выразил своей скорби в письмах к вам. Это диковина. Узнайте, хоть теперь, печальное сочувствие мое с вами. Я очень уважал покойную супругу вашу и дорого ценил ее скромность и верность материнскому назначению. Мне жаль, сильно жаль, что она так быстро прошла или, лучше, пролетела свое земное поприще, оставив за собой юных птенцов. Рассудок, который у всякого человека с узлами, говорит, как будто рано суждено вам одиночество и двойная заботливость о детях, заботливость отца и вместе матери. Но что делать! Consummatum est! Она у Христа, а вы на кресте. Страдайте, но безропотно, безмолвно, смиренно: Бог потребовал от вас сугубой любви к вашим детям. Будучи отцом их, будьте им матерью. Заклинаю вас, не думайте о черном клобуке до тех пор, пока не узрите чада чад ваших. Иноку трудно быть отцом, а предоставить детей чужому присмотру грешно перед Богом и перед людьми. Ваше целомудрие во вдовстве отнюдь не ниже целомудрия иноческого. Воспитайте детей своих в страхе Божием, вкорените в них всякое добро, возрастите их для Бога, для церкви и отечества. А потом? Провидение, опытность ваша и страдания ваши укажут вам путь иной. Последнее письмо свое вы прислали ко мне, как будто с кладбища. Боже мой! Сколько мертвецов! И все знакомые! Кланяюсь их теням и прошу у них прощения. Недавно прочитал я во французском вестнике одесском, что и о. протоиерей Сотниченко умер. Как жаль! Кажется, ангел смерти водворился у вас в Одессе. Но меч его да не коснется того, кого любит душа моя! Ваша матушка есть Божие утешение для вас. Бог хранит ее для пестунства сироток. Редкий жребий! Высокий подвиг! Вашей матушке Бог уделил не один луч любви Своей. Нет ей награды на земле за материнство. Она получит венец от Богоматери на небе. Напомните о мне вашим малюткам. А в вашей памяти и в сердце давно я существую. Насладился бы с вами! Побеседовал бы с вами, как бывало, далеко за полночь. Да судьба не позволяет. Веют ветры, зыблется челн, шумит послушное ветрило, кормчий ждет вашего друга. Куда он поплывет, сердечный? Далеко, в землю фараонов, испить водицы из Нила. А кто это сходит с вершины Синая, глубокая дума на челе его? Он же. А чьи воздыхания слышны у Гроба Господня? Его же. А кто это смотрит на небо близ Дамаска на месте дивного обращения Савла? Порфирий. И он же покоится под тенью кедров ливанских, плывет по Евфрату, оттуда летит на Афон и с Афона в Стамбул? Он же, неизменный друг ваш. Я похожу на комету с длинным сияньем. Иду, блуждаю, добро и зло подмечаю и все на север посылаю. Там меня понимают и, похвалился о Господе, благодарят. Сам Батюшка милостив ко мне. Ну, да после расскажем. А теперь прискажем, что в Одессу я попаду не ранее 1846 г. Прощай, мой друг! Пиши ко мне.