Графу А. П. Толстому от 4 августа 1858 г.

Из Константинополя я отправился в Солунь на австрийском пароходе Стамбул 21 июня в пять часов пополудни и прибыл туда благополучно, проведши на море 42 часа. В этом городе было невыносимо жарко и душно. Посему обозрение замечательных древностей его отложено было мною до другого времени, и я видел только пять древнейших икон большого размера в тамошней Сретенской церкви, где слушал раннюю обедню. Эти иконы, св. Георгия, Димитрия, Афанасия Великого, Николая Чудотворца, Елевферия, Антония Великого и Богоматери с предвечным Младенцем, зрящим к небу, написаны превосходной кистью²⁰⁶ и сохранились очень хорошо. Они висят на стенах сказанной церкви. Прихожане ее, по всей вероятности, уступили бы нам эти сокровища, если бы мы взамен их дали богатый вклад в бедную церковь их. Но как начать сие дело без уполномочения?

Из Солуня я отправился на Афон 26 июня по горной дороге, желая обозреть монастырь св. Анастасии узорешительницы и древности города Иериссо. Желание мое исполнилось. Теперь мне известны судьба и настоящее состояние сего монастыря, построенного царицей Пульхерией и обновленного солунским митрополитом Феоной; известны и остатки циклопических построек в Иериссо, как то: гробница царя Аканфоса, колодезь, в котором вода будто бы мужеского пола, каменный подводный мол для защиты мореходных судов, крепостные ворота и искусственная пещера в меловой скале с водой, просачивающейся сверху бесчисленными серебристыми капельками. В гробнице Аканфоса, обращенной в кладбищенскую церковь, замечательны две древние небольшие иконы Иоанна Предтечи и св. великомученика Димитрия и замечательны необыкновенным перстосложением. Оно срисовано студентом Благовещенским.

По первым возвышенностям Афона я проехал 30 июня и вечером того же дня остановился в Есфигменском монастыре. Не говорю ни о братском приеме игумена Агафангела и тамошних старцев, ни о том усердии, с каким они исполняли все требования моей любознательности, а не говорю потому, что спешу сказать вашему сиятельству нечто другое. Да будет вам известно, что Есфигменов монастырь на деньги, недавно собранные в России, расширен и устроен великолепно. Нельзя не порадоваться тому, что в прок пошли все лепты, кои благочестивый народ наш усердно подавал на обновление сей древней обители тружеников креста. Игумен Агафангел сердечно желает собрать в нее русскую братию и по примеру русского монастыря на Афоне учредить богослужение на славянском языке в созданном храме св. Антония Печерского и в строящемся обширном приделе во имя всех святых Киевопечерских. У него нет средств к украшению сего придела и к первоначальному снабдению русских иноков, но есть упование на Господа, упокоевающего всех труждающихся на крестном пути, и надежда на вспоможение доброхотных дателей в России. Уверенный в Божием содействии всякому доброму делу и в нашем сочувствии к духовным подвигам русской братии на Афоне, он намерен просить св. синод о том, чтобы ему на основании милостынной грамоты царей наших, пожалованной Есфигменову монастырю, дозволено было приехать в Россию за сбором подаяний. Да исполнится желание сердца его! Да сбудется над обителью его слово Господне: «Ему же дано будет и преизбудет!». Пусть и Есфигмен украшается памятниками нашей кафолической веры и любви! Пусть и в этом вертограде, произрастившем преподобного Антония Печерского, созревают наши крины для рая!

В Есфигмене я провел двадцать четыре дня и внимательно пересмотрел все тамошние греческие и славянские рукописи. Богаты прибытки познаний, полученные от сего труда моего. Почитаю неуместным излагать их в этом письме, но не могу умолчать о том, что сколько утешительно было при сличении нынешнего печатного греческого текста Ветхого и Нового Завета с пергаминными наилучшими рукописями десятого, одиннадцатого и следующих веков увериться в неизменности сего текста в течение осьми столетий, столько прискорбно было узнать, что нынешние греческие минеи (не четьи) инде не сходны ни с древними рукописными, греческими же, ни с нашими печатными минеями, потому что в наши дни переправлены и дополнены по благословению цареградских патриархов. Я не поборник строжайшего единства священных песнопений во всей православной церкви, потому что не дерзаю стеснять ничьего дара извитийствования прошений и молений и благодарений Богу, но жалею о том, что цареградские патриархи не уведомляют св. синод наш об исправлении и изменении своих церковных книг, жалею, потому что их свободность в этом деле и наша церковная стереотипность могут когда-нибудь встретиться грозно.

Церковная живопись в соборном храме и в приделах Есфигменова монастыря весьма посредственна. А древние иконы Жизнодавца и Богоматери Одигитрии на паперти собора, св. великомучеников Георгия и Димитрия в иконостасе его, и св. Евфимия Великого в ризнице достопримечательны, как лучшие произведения византийских художников.

Во время ученых занятий моих в Есфигмене студент Благовещенский рисовал виды соборного алтаря, водосвятного фиала, старинных зубчатых стен и ворот сего монастыря и келий его с разных сторон, а при сличении рукописей с печатными книгами служил мне, как чтец. Поведением и послушанием его я очень доволен.

Русская обитель на Афоне, эта драгоценная жемчужина, стоит того, чтобы мы оправили ее в богатый оклад. Здесь я молюсь с русской братией и Всесильного прошу даровать мне силы для исполнения данного мне послушания. Он же да укрепит и вас в многотрудном служении вашем!

P. S. Я видел здесь превосходные работы Севастьянова. Как жаль, что при нем нет живописцев!