Слово в день рождения Его Императорского Высочества, 1767 года, Сентября 20 дня
Тако тецыте, да постигнете.
Когда воспоминаем мы день, в который Бог любезного Августейшей Матери Сына и Высокого Великой Монархини нашей Наследника, произвел в мир; тогда на память мне приходят оные Апостольские слова: Тако тецыте, да постигнете. Ибо жизнь сия есть некоторый род течения, и человек, чрез рождение выходя из своего ничтожества, вступает в славный добродетели подвиг. В сем подвиге, чтоб течение наше было несуетно, чтоб сражение славно, чтоб получение намерения несомнительно, божественный Апостол возбуждает нас сими словами: Тако тецыте, да постигнете. Выведены вы из небытия в бытие, которое есть началом действия: поставлены на всесветном театре: на сие зрелище открыты небеса: взирают на вас очи Ангельские: взирает и сам небесный подвигоположник, держа в руках венцы неувядаемые. Выходите, подвизайтесь, сражайтеся, теките, один другого предупреждая: тщитесь предвосхитить венец, и оным украсить победоносную главу свою. Не щадите сил своих для столь великой почести. Тако тецыте, да достигнете. Но понеже, по Апостольским же словам, Аще кто и постраждет, не венчается, аще незаконно подвизаться будет;106 для того надлежит исследовать, до чего достигать нам надобно. Ибо конец всякого дела хотя есть последний во исполнении, но первый в намерении: дабы, если конца знать не будем, все наши труды не были суетны. А Ты, великий Подвигоположник! благоволи управлять текущую колесницу славы нашей, и подвиг нашего слова увенчай подвигом самого дела.
Тако тецыте, да постигнете.
Апостол сии слова писал к Коринфянам, у которых между разными, так называемыми, Олимпийскими играми было во употреблении бегание на колесницах. Кто других предускорял, и прежде достигал до назначенной меты: тот признаваем был за победителя, и получал в почесть венец из листиев известного древа сплетенный. От сих увеселений чувственных Павел возводит Христианина ко увеселениям духовным, в которых находит он так же колесницу, течение, венец и торжество. В сем духовном подвиге колесница есть разум верою правимый: течение есть непрестанное в добродетели упражнение со всегдашним совершенства приращением: венец есть слава неумирающая: торжество есть услаждение вечное.
Но чтоб подробнее взойти нам в сие нравоучительное рассуждение, посмотрим 1. все ли текут? 2. все ли так текут, как надлежит? 3. кто законно течет, и непогрешительно постигает?
Нельзя сказать, чтоб все были в подвиге течения. Люди, которые опочивают в недрах праздности, у которых все члены от роскоши изнежены, не могут понести трудов, каких требует добродетели подвиг. Они любят ходить по цветам, они страшатся взойти на оную священную высоту, на верху которой поставлен храм добродетели. Ибо чрез праздность расслабили они все силы телесные и душевные, естественные способности умертвили, погасили дух благородства, и Божие превратили намерение. И для того, понеже они не текут, так и не постигают: как ничего не делают, так ничего и не получают, кроме печальных следствий, лишением истинной славы препровождаемых.
Но суть и такие, которые и текут, но не постигают; которые хотя и подвизаются, но не увенчиваются. Их Апостол означил сим кратким словом тако: Тако тецыте: из чего разуметь можно, что не все так текут, как надлежит. За таковых почесть должно корыстолюбцев и честолюбцев.
Корыстолюбцы во всех своих делах смотрят на корысть, и за то не принимаются, от чего не надеются себе прибытка получить. Но надобно различать пользу и корысть. Под именем корысти разумеется приращение к богатству: а польза все то заключает, что каким-либо образом служит к совершенству нашему. И потому подлинно нет действия честного, которое б вместе и полезно не было; но нельзя сказать, чтоб оно всегда было и прибыточно: а напротив не редко случается, что честность действия заставляет добродетельного человека жертвовать ей тратою своей корысти. Однако сия трата довольно награждается другою превосходною пользою, которая, ежели не в другом чем, так по крайней мере состоит в приведении души в большее совершенство. Но человек корыстолюбивый сию пользу не уважает; для того, что он ее не видит. Ибо истинная польза усматривается очами разума; а он управляется одними чувствами, которыми понеже прибыток осязает, то по сему им и уловляется. Таким людям непонятна общая польза: они не разумеют, что есть делать добро по движению совести, делать добро для внутреннего души удовольствия: они не любят, кто им проповедует, что не всякий способ к обогащению есть дозволителен. Так чем же различествуют таковые от прочих животных бессловесных? им Бог чрево: они пригвождены к земле, и на небо очей своих возвести не могут. Они стыд Человечеству и бесчестие образу Божию. И для того справедливо Евангелие называет их в себя, а не в Бога богатеющими.107
Однако со всем тем они текут, то есть, много сносят трудов, не дают покоя мыслям и очам сна, выдумывая с великим затруднением разные способы ко удовольствию своей корыстолюбивой склонности. Текут они, но не постигают: подвизаются, но лишаются венца, не для того, акиб мало подвизалися; но для того, что не так текут, как требует правило добродетельного подвига и закон честности. Не весте ли, Апостол говорит, яко текущии в позорищи, вси убо текут, един же приемлет почесть: тако тецыте, да постигнете.108 Впрочем известно, что сим рассуждением не опровергается всякий прибыток, разве токмо бесчестный. Прибыток, соединенный с честностию, есть свят и непорочен. И он не может иначе получен быть, разве подвигом добродетели.
Другой род всуе текущих суть честолюбцы. Нет употребительнее сего слова, честолюбие: и обыкновенно говорят, что надобно делать добро по честолюбию, что желание чести есть побуждением к добродетели. Но чем употребительнее сие слово, тем больше потребно оное изъяснить и определить ему настоящий разум. Ежели под именем чести разуметь, так как обыкновенно разумеют, доброе людей о ком-нибудь мнение, и сие мнение почитать единственным побуждением к добродетели: то добродетель может остаться в опасном положении. Для чего? для того, что люди не редко обманываются: почему иногда к тому доброе мнение привязывают, что оного недостойно. Для того, что люди не всегда бывают беспристрастны: и потому не редко добродетель опорочивают, а порок оправдают. Кто из вас не знает не малое число таких примеров, что ласкатель в почтении, а праведный человек в презрении: что многоглаголивый и дерзновенный почитается за разумного; а скромный за малознающего? Кто не знает, что не редко кроткого считают за боязливого, благочестивого за суевера, а дерзновенно о всех вещах Божественных рассуждающего за просвещенного? Таковые превратные мнения тем несноснее, что они иногда и по смерти за теми же следуют, коих в жизни неправедно прославляли. История часто тех превозносит до небес, которые должны вечному преданы быть забвению: а оные остаются в глубоком молчании, которые в добродетели славно подвизались пред очами всевидящего Бога. На сие может сказать кто, что должно довольствоваться добрым мнением большего числа людей. Но сия выкладка трудна; и сие б было, добродетель делать на удачу.
При сих превратных человеческих мнениях, что надобно делать тому, который бы исполнял добродетель по одному побуждению получить за то честь, и чести бы не получил? Что тому делать надобно? Бросить добродетель, или по крайней мере расслабнуть в сем подвиге, не получив того конца, для которого он все свое дело предпринимал. Расслабнуть, говорю: ибо действительно из числа сего рода людей те, которые жалуются, говоря: что я по заслугам своим награждения не имею, что других недостойных предпочитают мне: что пользы, что я столько добродетелен был? жалуются, ропщут, отчаиваются, и в отчаянии своем часто силою то достать отваживаются, что надлежащим путем получить не могли. Так они жалуются, так смущаются, но утешить себя не имеют чем: понеже в добродетели своей не смотрели ни на что, как только на честь, которой когда лишились, так лишилися всего. Да и добродетель уже при них остаться не может. Ибо они делая ее, не столько на нее, сколько взирали на пользу свою. И потому принять честолюбие за единственное к добродетели побуждение, есть отнять утешение у добродетели гонимой.
Скажи ты нам ныне церковию празднуемый мученик! Чем ты себя утешал во страданиях? Мы видим, что мир мало делал чести твоей добродетели, когда огнем сожигал священное тело твое. Но уверяет нас Дух Святый, что ты утешал себя самою добродетелию. И потому она столь же любимою казалась тебе и на огне, как бы опочивала и на престоле. Хотя люди и иное о добродетели твоей думали; но оправдала тебя совесть; но утешал тебя Бог.
Так какое ж побуждение к добродетели должно иметь, справедливо спросит кто? На сие ответствую, что добродетель достойна любима быть сама для себя. А из сего да не подумает кто, что я добродетель представляю будто сухою и бесплодною; нет: не отделяю я от добродетели выгод тех, кои от нее разлучиться не могут. Такие выгоды суть во-первых внутреннее сладчайшее совести удовольствие, и неизглаголанное духа спокойствие, которое никто от добродетельного отнять не может; ни время, ни хитрый клеветник, ни злый ненавистник, ни тать, ни страсть. Второе честь; да какая? которую добродетель имеет у Бога: награждение, какое ей предоставлено у праведного всех вещей правителя и судии. Сии выгоды от добродетели суть неотъемлемы: они вечны: и нельзя их истребить, не истребя самую добродетель. Сии-то выгоды к исполнению добродетели возбуждать нас должны. Что ж? Надобно ли совсем презирать честь мирскую? Нет: надобно желать, чтоб все люди доброе о добродетельных имели мнение, и их бы только одних почитали. И потому когда за добродетелью следует и мирская честь; оную употреблять надлежит в свою пользу: а ежели не следует, для того скорбеть не надобно. Ибо получив существо вещи, не для чего много жалеть, что не получил, что при той вещи есть случайное.
Сие рассуждение берет свое начало из оснований Евангельских: а Евангельское намерение есть, чтоб подкрепить людей по Евангелию честных, но от мира нелюбимых; чтоб подать утешение добродетели в случае ее неласкового от мира приема. Кто по сим Христианским истинам поступает, мир на нем и милость. Кто таковым образом течет, правильно течет, и законно подвизается: течет и постигает: постигает внутреннее духа спокойствие, совести радость сладчайшую, почесть от руки Вышнего, венец славы небесной неувядаемый. Получает же часто честь и от мира: ибо добродетели сила столь велика, что иногда и самых развращенных почитать себя принуждает.
Теките убо, о Христиане! сим путем, которой вам истина назначает, и поспешайте к той мете, которую вам предлагает Евангелие. Вы призваны в подвиг сей: совлачайтесь одежды тления, исполняйте свои звания, не ослабевайте в них: почтите добродетель паче прибытков, и паче мира мнений. Впрочем будьте уверены, что не погрешите вы в своем течении: приимет вас славы колесница, и сей глас небесный огласит уши ваши: побеждающему дам сести одесную мене. О Боже! да удостоится подвиг наш твоим вечным словом похвален быть!
А Ты Благочестивейшая Государыня наша! благоволи предшествовать нам в сем подвиге. Известно, сколь пример Твой в сем, как и во всяком случае есть действителен. Да и обязана Ты верховным Правителем, священною рукою Своею отверзать нам дверь к течению благословенному. Мы предводительствуемые Тобою и вооруженные истиною, пойдем на брань против всего того, что не имеет мира с добродетелию, что нарушает блаженство наше. Пойдем же в известном уповании, чтоб наконец воспеть нам пред Богом победительная во гласе веселия и радования. И хотя сие с трудом и не малым соединено; но сладко видеть детей, матерними следами шествующих и носящих пред Тобою ветви благоделания. Но почто я сие говорю? текущую да еще с великою славою, к течению побуждаю? Известны Твои труды: известен в добродетели подвиг. Я, и со мною всяк воображает с сладостию оную добродетели борьбу, которая недавно оказалась в лице Твоем. Одна добродетель приносила Тебе титлы: другая их принять отрицала. Славное сражение! что ж наконец? Добродетель сама над собою победу получила, и попустив себе с одной стороны быть побежденной, тем с большим торжеством и славою с сего сражения возвратилася. Бог, который таковыми зрелищами увеселяет очи свои, Бог да поспешествует Тебе, Великая Монархиня! продолжать благополучно подвиг сей, и столько венцев Тебе да предуготовит, сколько есть наших желаний, или паче, сколько есть в Боге благоволения о добродетели.
Внимай сим рассуждениям, и зри примеры, Ты Благоверный Государь Цесаревич! дражайший торжественник наш! зри примеры столь Тебе близкие, или паче сказать, домашние. При благополучном течении лет Твоих, при умножающейся нашей о том радости, при возрастающей всего Отечества о Тебе надежде, что пристойнее сего Апостольского слова можем мы Тебе сказать: Тако теките, да постигнете? Течение Твое всех очи на Тя обращает желающих быть участниками, наслаждаться торжеством Твоим. Употребляй в пользу сии желания: прославь надежды наши: исполни чаяния. Слыши; Бог глаголет Тебе с небес святых своих Сыне! даждь ми Сердце Твое.109 Не отрицай сего требования столь справедливого, и столь Тебе полезного. Отдай сердце Свое тому, кто его создал, и который оное с Духом своим соединить всегда хочет.
О взираяй на все дела смертных, и оные праведно увенчиваяй Боже! не преставай Монархиню нашу и дражайшего Сына Ея покрывать бессмертною Твоею десницею: Ты сотворил Ю Матерь Наследника и нас увеселяющую: возвесели и Ея сердце так, как веселится Мать о любезных чадах своих, Аминь.
Сказывано в Москве в присутствии Ее Императорского Величества и Его Императорского Высочества в придворной церкви 1767 года, Сентября 20 дня.
* * *