Слово во время высочайшего присутствия Ее Императорского Величества в Святотроицкой Сергиевой Лавре, Июля 5 дня, 1767 года
Вемы, яко любящим Бога вся поспешествует во благое.
Ежели человек, когда другого любит нелицемерно, всячески старается, чтоб его желаниям делать удовольствие, чтоб его подкреплять благополучие, и не допустить до него никаких злосчастных случаев: то возможно ли, чтоб Бог, который сей закон любви влиял в человеческие сердца, чтоб Бог не споспешествовал тем, кои к нему воспалены любовию, следовательно коих любит и он сам, чтоб не помогал им во исполнении их намерений, чтоб самые препятствия не обращал ненавидящим в стыд, а им в славу? Истина сия есть светла сама собою: ибо сама собою есть основательна. Сего бо требует Божия и благость и святость, и справедливость, и оная любовь, которою он объемлет добродетель, яко чистейшую лучу не созданного своего света.
И хотя подлинно понятие наше не есть всегда столь счастливо, чтоб проникнуть в союз вещей, часто завесою судеб Божиих покрытый, и усмотреть, какими тайными путями Бог праведных своих намерения приводит к благому концу: однако не оставлены мы без сильнейших о том уверений. Мы вопрошаем вас, красотою добродетели уловленные, скажите, что вы чувствуете тогда, когда дух ваш посредством любви с Богом соединяется? Находите ли такие неприятные случаи, которые б в тот же час силою утешения Божия не были отведены, или, по крайней мере облегчены б не были? Но они все уже наш вопрос предупреждают: они нам вопиют: Воззрите на все мимошедшие роды и видите, кто верова Господеви и постыдеся?100 И потому следовало б нам исчислять теперь все древние примеры, чрез которые Божия к праведным любовь себя прославляла; но не для чего нам странствовать по многим древним векам. Попечительное Господне провидение все века наполнило примерами таких людей, кои б нам были всегдашним к добродетели побуждением.
Мы взираем, во-первых, к Тебе, духом в Бозе, а телом с нами опочивающий, святый Сергие! Собравшихся нас днесь к Тебе на пир духовный, напитай бессмертною добродетели своей пищею. Когда мы, Слушатели, читаем историю блаженной жизни его, находим в ней яснейшие доказательства благочестивой любви, которою горела душа его к возлюбившему нас прежде Богу. Яснейшие, говорю, доказательства; ибо к Богу его любовь не состояла в том, чтоб признавать оную одними токмо устами, но утверждаема была добродетелию, яко истинным плодом божественной любви. Страсти, которые внутренний наш смущают покой, он счастливо побеждал, и содержал их в руках воли своей: ибо тщался всегда последовать разуму, и ему покорять склонности телесные. В пищи и питии твердое наблюдал воздержание; а тем самим осудил роскошь; следовательно отвел от себя великое искушение, какое причиняет плоть утучнившаяся. К большему добродетели действию содержал себя в трудах, и каким-нибудь упражнением имел всегда занятые преподобные свои руки; а чрез то прогнал праздность, нечистый пороков источник; и чрез то же тело свое не допустил до расслабления, а мысли до развлечения. При сих трудах, был крайний любитель покоя, не покоя праздного, и по тому бесчестного; но который состоит в удалении от тех случаев, какими мир обык смущать дух наш, и который состоит в тишине, происходящей от взаимного склонностей телесных с душевными согласия.
За первейшее же свое упражнение Блаженный почитал, чтоб воспевать имя Господне, чтоб размышлениями о будущей красоте увеселять свой дух, и выходя аки из самого себя, преселяться к тем местам, где обитает блаженное божество. Сие упражнение его было первое, упражнение сладчайшее. Всякий в том подвиг почитал он для себя легким, всякий труд покоем, день соединял с нощию, в которую он освещаем был светом незаходимого солнца. О коликими неизглаголанными сладостьми надобно быть наполненной таковой душе!
Сим добродетелей ликом препровождаемый наш подвижник был общий всем наставник, немощных утешитель, веры правило, святости образ. Ибо поистине добродетельный человек есть самый лучший учитель и проповедник: он учит везде и проповедует всегда, если не устами, так самым делом, своим обращением, своими нравами, своим примером; тем действительнее, что мысль нашу больше дело, нежели одно слово движет.
При всех оных исправлениях Блаженный Сергий был кроток. И чем выше восходил он на высоту совершенства, тем больше унижал себя пред Богом, тем больше находил нужду не расслабевать в подвиге. Редкая добродетель! ибо часто великие дарования и совершенства одно надменное о себе мечтание совсем разрушает.
На таковые празднуемого нами святого добродетели взирая вы, празднолюбцы, не видите ли, до коликой они возведены степени? не видите ли, какие проистекают струи из того сердца, в котором есть кипящий любви Божией источник? Теперь посмотрим, как Бог любящим его поспешествует во всем во благое: в чем нам паки праведный сей служит вместо доказательства неоспоримого.
Я уже не говорю о том, что Бог его сердце наполнял внутренним удовольствием; что божественные свои вливал в него утешения, что не давал ему чувствовать горестей мира; ибо сие есть неотъемлемое, сие есть естественное добродетели награждение. Не говорю также и о том, какие венцы получил он на небеси: ибо сие на веки утверждено неложным Евангельским обещанием. Только о том должен сказать, что Бог его еще в жизни наградил и тем, чего по известным единому Богу судьбам не всегда добродетель сподобляется: то есть, что был он от всех людей любим и почитаем. Самые великие Всероссийские Князи особенным к нему расположены были усердием и почтением, да и вся Россия, как прежде, так и ныне с сладостию всегда Сергия имя воспоминает. Сия есть истинная добродетели слава, чтоб ей никогда не умирать, и тем она различествует от порока, что его услаждение есть временное, а тоя вечное. Не только же сия добродетельных честь следует за одним их лицем, но прославляет самые те места, которые их освящены подвигами. Сия основанная праведным Сергием обитель самым великим Государям Всероссийским всегда была любезна: они делали честь его памяти своим присутствием: они со усердием лобызали драгоценные блаженного тела его остатки. Почему праведный Бог в награждение их веры в сем самом месте неоднократно при трудных обстоятельствах посылал им свою небесную помощь.
Как всех славных дел и благочестия Государей Всероссийских, Ты Всепресветлейшая Монархиня, Всемилостивейшая Государыня наша, истинная и ревностная еси Подражательница: то в сей самый час, в который мы имеем счастие взирать на Пресветлейшее Вашего Императорского Величества лице, в сей самый час церковь Божия видит Тебе предстоящую со страхом живому Богу, и бескровную жертву, то есть, духа своего усердие ему приносящую. В сей час видит она предстоящее Величество Твое пред гробом Праведника сего и размышлением его добродетелей услаждающуюся. Мы ведаем, да и кто не знает сего, коликими обременена Ты делами, благополучие наше утверждающими? и сие одно таковых дел исправление по справедливости богослужением почитаемо быть должно. Однако они не воспрепятствовали самодержавию Твоему сие благочестивое предпринять путешествие. Но могу сказать, что сии самые дела были Тебе побуждением к сему веры делу. Ибо где ж Величеству Твоему найти покой, если не под сению Бога любви? Где прохладу, если не из источников Израилевых? Где ободрение, как не при тех местах, где следы живших в добродетели и прославившихся?
На сию Твою, Великая Государыня! веру любезным оком всегда да взирает Царь Царствующих; да утвердит державу Твою; Престол Твой да оградит миром и тишиною: премудростию украшает порфиру Твою: о чем помолися Ты, блаженный Сергие, и сие великое к Тебе Помазанницы Божия усердие награди ходатайством своим и испрошением у Бога Ей, и дражайшему Сыну Ее, нерушимого здравия, многих лет и благополучного над нами царствования, Аминь.
* * *