XXI глава

24 декабря 1785 года Высочайшим указом, присланным архиепископу Платону и московскому главнокомандующему графу Я. А. Брюсу, повелено было рассмотреть напечатанные в типографиях Н.И.Новикова книги сомнительного содержания. Владыке также вменялось «произвести испытание» литератора в Православии.

В глазах Екатерины II издатель знаменитых сатирических журналов, один из виднейших масонов, Новиков был личностью одиозной. Около 1785 года он наладил контакт с берлинскими теософами и сделался в Москве начальником так называемых мартинистов. Императрица, опасаясь вредных тайных замыслов этого общества, запретила ложи, но, зная, что масоны не перестают работать, тайно собираются в домах, проповедуют, обращают, внутренне досадовала и велела московскому градоначальнику наблюдать за ними. Некоторые обстоятельства умножали ее подозрения. Во-первых, один из мартинистов, или теософических мистиков, архитектор В.Баженов написал из Санкт-Петербурга к своим московским друзьям, что он, говоря о масонах с великим князем Павлом Петровичем, удостоверился в его добром о них мнении. Государыне вручили это письмо. Она могла думать, что масоны или мартинисты желают преклонить к себе великого князя и сделаться его опорой. Во-вторых, Новиков вел переписку с прусскими теософами, в то время когда двор Екатерины II был в явной вражде с берлинским.

Вот почему ей нужны были аргументы для пресечения деятельности Новикова. Становилось очевидным: владыке Платону и Брюсу надлежало их отыскать и сформулировать. И сделать это должен был, прежде всего, владыка, авторитет которого был велик²¹⁵.

По согласованию между архиепископом Платоном и главнокомандующим Брюсом цензорами избраны были с духовной стороны архимандрит Серапион и игумен Моисей; а с гражданской – полицеймейстер Годеин. Первым предписано «освидетельствовать книги, выходящие из вольных типографий, где что-либо касается до веры или дел духовных и наблюдать, чтоб таковые печатаны не были, в коих какие-либо колобродства, нелепые умствования и раскол скрываются»²¹⁶.

Подозрительные книги были рассмотрены, и продажа их остановлена до окончания следствия. Вскоре владельцев вольных типографий обязали впредь не печатать никакой книги без цензуры одного из духовных и светских цензоров.

На донесение Комиссии последовал Высочайший указ, которым повелевалось запечатать и запретить, на основании замечаний Московского архиепископа Платона, ряд книг, в том числе «О заблуждениях и истине» и «Апологию, или защищение вольных каменщиков».

По приказанию Екатерины II архиепископ Платон должен был «испытать» Новикова в Православии, потому что тот «подозреваем был в сношениях с тайными обществами».

Владыка, проявив большое мужество, оказался предельно объективным. Зная неблагоприятное мнение государыни о Новикове, он все-таки написал в донесении: «Вследствие Высочайшего Вашего Императорского Величества повеления, последовавшего на имя мое от 28 сего декабря, поручик Новиков был мною призван и испытуем в догматах православной нашей Греко-Российской Церкви, а представленные им, Новиковым, ко мне книги, напечатанные в типографии его, были мною рассмотрены. Как пред престолом Божиим, так и престолом Твоим, Всемилостивейшая Государыня, я одолжаюсь по совести и сану моему донести Тебе, что молю всещедрого Бога, чтобы не только в словесной пастве, Богом и Тобою, Всемилостивейшая Государыня, мне вверенной, но и во всем мире были христиане таковые, как Новиков...»²¹⁷

Архиепископ Московский Платон не выполнил «высочайшего» поручения. Причиной тому послужили нравственные качества Николая Ивановича. Его глубокое религиозное настроение было для владыки достаточным ручательством в том, что он не зайдет слишком далеко в своем увлечении масонством. Хотя испытуемый и его друзья и искали «таинственный» смысл в Ветхом и Новом Завете, толковали природу и человека, хвалились древними преданиями, унижали школьную мудрость, но требовали при этом от своих учеников истинных христианских добродетелей. Этого владыка не упускал из виду. Ко всему, они не вмешивались в политику и ставили в закон верность государю. Не стоило забывать и о том, что Новиков и его друзья на свое иждивение воспитывали бедных молодых людей, учили их в школах, в университетах, вообще употребляли немалые суммы на благотворительность.

Впрочем, надо сказать, архиепископ Московский Платон до некоторой степени неприязненно относился к распространению мистических сочинений, хотя и не подвергал их такому безусловному осуждению, как труды французских энциклопедистов.

Книги, изданные Новиковым, владыка подразделил на три разряда. В первом, по его мнению, находились «собственно литературные». «И как литература наша доселе крайне еще скудна в произведениях, – писал он императрице, – то весьма желательно, чтоб книги в этом роде были еще более и более распространяемы и содействовали бы к образованию». Ко второму разряду владыка отнес книги мистические, «которых, – сообщал он дипломатично Екатерине II, – не понимаю, а потому не могу судить о них». К третьему же разряду отнесены были «книги самые зловредные, развращающие добрые нравы и ухищряющиеся подкапывать твердыни святой нашей веры. Сии-то гнусные и юродивые порождения так называемых энциклопедистов следует исторгать, как пагубные плевела, возрастающие между добрыми семенами»²¹⁸.

И такой отзыв был адресован горячей поклоннице Вольтера и Дидро, которых Екатерина II называла своими учителями²¹⁹.

Несомненно, это был акт высокого гражданского мужества. Архиепископ Платон высказал смелость и независимость суждений перед лицом самой императрицы. И Екатерина увидела и оценила эти качества строптивого иерарха. До времени гроза для Новикова миновала...

Рассказывая об этом событии и о позиции, занятой владыкой Платоном, не стоит, на наш взгляд, упускать из виду и еще одного обстоятельства.

Владыка видел (и это его раздражало), что Екатерина II явно была под влиянием своего духовника протоиерея Иоанна Панфилова²²⁰ и разделяла с ним антимонашеские настроения. А Иоанн как член Синода мирволил всем жалобам белого духовенства против архиереев и считался у него как бы «белым папой». Пользуясь расположением Екатерины И, он добился в 1786 году от государыни еще неслыханной награды – митры. Это была первая митра на голове белого священника... Архиепископ, конечно, считал это «соблазном Церкви, началом унижения митры, гибельным поводом к гордости и возношению белого священства и к нарушению в Церкви спасительной дисциплины и благоучрежденного порядка».

Узнав, что Екатерина II собирается почтить архиепископа Платона белым клобуком и титулом митрополита (о чем очень хлопотал наследник Павел Петрович), он всячески старался задержать эти награды вплоть до 1787 года, когда долгая незаслуженная отсрочка стала очевидной всем.