Беседа на слова: „Тогда убо предаде Его им, да распнется. Поемше же Иисуса и ведоша: и нося крест Свой, изыде на глаголемое лобное место, еже глаголется еврейски Голгофа: идеже пропяша Его“ (Ин. 19:16–18). Св. Иоанна Златоустого, архиепископа Константинопольского

Пилат предаде Его им, да распнется. Дело – крайне несправедливое! Ему следовало бы допросить, действительно ли Христос домогался присвоить Себе царскую власть, а он произнес приговор единственно по страху. Чтобы предостеречь его от этого (страха), Христос наперед уже сказал: царство Мое несть от мира сего; но он, всецело предав себя настоящему, не хотел любомудрствовать ни о чем великом. Равным образом, и сон жены должен был поразить Пилата; однако ни от чего этого он не образумился и не воззрел на небо, но предал Христа. Тогда (Иудеи) возложили крест на Христа, уже как на осужденного, ибо они так гнушались этим древом, что не позволяли себе даже прикоснуться к нему (так было и в прообразе: и Исаак сам на себе нес дрова). И изыде на лобное место. Некоторые говорят, что здесь умер и погребен Адам, и что Иисус водрузил знамение победы на том самом месте, где царствовала смерть. Действительно, Он вышел, неся крест, как знак победы над державою смерти, и, подобно победителям, нес знамение победы на Своих раменах. Что за важность, если Иудеи и с другим намерением определили Ему нести крест? Они распинают Его даже вместе с разбойниками, но и в этом случае против воли исполняют пророчество (так все, что они делали в поношение Ему, служило к подтверждению истины, дабы ты познал, сколь велика ее сила!), ибо и об этом издревле предсказал Пророк: яко со беззаконными вменися (Пс. 53:12). Диавол хотел помрачить это событие, но не мог: распяты были трое, но просиял один Иисус, дабы ты познал, что все совершилось Его силою. И хотя чудеса совершались в то время, когда трое были пригвождены ко крестам; однако же, никто и ни одного из них не приписал никому другому, кроме одного Иисуса. Так бессильны оказались козни диавола, и все обратилось на главу его! Ведь даже из тех двух (разбойников) один спасся. Таким образом, диавол не только не повредил славе креста, но и не мало содействовал ей, потому что обратить разбойника на кресте и ввести его в рай – значит не меньше, чем потрясти камни. Написа же и титла Пилат для того, чтобы, с одной стороны, отмстить Иудеям, а с другой – защитить Христа. Так как они предали Его, как преступника, и старались подтвердить это мнение распятием Его вместе с разбойниками: то, чтобы никто уже впоследствии не имел права взносить на Него злобных обвинений и осуждать Его, как какого-нибудь преступника и злодея, Пилат, заграждая уста как Иудеям, так и всем, кто захотел бы осуждать Его, и показывая, что они восстали против Своего собственного царя, положил (на кресте), как бы на победном памятнике, надпись, которая возвещает Его победу и провозглашает царство, хотя – и не всецелое. И это Пилат объявил не на одном, а на трех языках. Так как было естественно предполагать, что между Иудеями, по случаю праздника, было много иноплеменников: то, чтобы ни один из них не оставался в неведении об оправдании Его, Пилат возвестил о неистовстве Иудеев на всех языках. Между тем Иудеи завидовали (Иисусу) и тогда, как Он был распят. Но какой вред мог произойти для вас от этой надписи? – Никакого. Ведь если (Христос) был смертен и немощен, если Он должен был исчезнуть, то чего вы боитесь надписи, которая говорит, что Он – царь иудейский? И что говорят они? – „Скажи, что Он Сам сказал (это), потому что теперь (эта надпись выражает судебные) приговор и общее мнение, а если прибавлено будет: яко Сам рече, в таком случае это припишется Его собственной дерзости и наглости“. Однако же Пилат не переменил своего решения, и остался при прежнем мнении: а чрез это опять устрояется событие весьма важное. В самом деле, так как древо креста зарыто было в землю: так как, с другой стороны, это древо впоследствии имели отыскивать: то, чтобы крест Господень не остался неузнанным, Господь допустил быть на нем надписи, и таким образом этот крест сделался известным всем, во-первых от того, что он лежал посреди других, а потом и от бывшей на нем надписи, поскольку кресты разбойников не имели надписей. Воины разделили между собою ризы (Христовы), а хитона не разделили (Ин. 19:19–23). Смотри, как чрез все худые дела их исполняются пророчества! Ибо и это (разделение одежд) издревле было предсказано (Псал. 21:19). Хотя распяты были трое, но предсказания Пророков исполнялись только на Нем.

В то время, как воины разделяли между собою одежды, Сам Распятый поручает Матерь Свою ученику, научая нас всячески заботиться до последнего издыхания о наших родителях. Поручая Свою Матерь ученику, Христос говорит: се Сын Твой. Ах, какою великою честью Он почтил Своего ученика! Так как Сам уже отходил, то и поручил (Свою Матерь) на попечение ученику. Как мать, Она, естественно, скорбела и искала (себе) покровительства: а потому Он справедливо вручает Ее возлюбленному ученику и говорит ему: се Мати твоя. Это сказал Он с тем, чтобы соединить их взаимною любовью. Ученик так и понял (слова Христовы), и потому поят Ю во свояси. Но почему Христос не упомянул ни о какой другой жене, хотя и другие стояли при кресте? Чтобы научить нас оказывать предпочтение своим матерям. Действительно, как в том случае, когда родители препятствуют в делах духовных, не должно и знать их: так, напротив, когда они нисколько в том не препятствуют, – им надобно воздавать все должное и предпочитать их всем другим людям за то, что они родили нас, – за то, что воспитали, – за то, что понесли из-за нас множество трудов и горя. Этим Христос заграждает уста и бесстыдству Маркионову. В самом деле, если Он не родился по плоти и не имел матери: то почему Он только о Ней одной показывает столь великое попечение?.. Посем ведый Иисус, яко вся совершишася. т. е., что не остается уже ничего не исполненного в плане домостроительства Божия. Так во всех случаях Он старался показать, что смерть Его – необыкновенная, потому что все зависело от власти Умирающего, и смерть приступила к телу Его не прежде того, как Он Сам восхотел. Итак, зная, что все уже исполнилось, Христос говорит: жажду; и в этом случае опять исполняется пророчество. Но ты помысли о злодействе (людей), стоящих при кресте. Враги Христа не примирились с Ним и не смягчились, смотря на Его страдания, но еще более ожесточались и увеличивали насмешки, и, поднесши уксус губою, напоили Его так, как обыкновенно напояют преступников, – для чего и была при них трость. Егда же прият оцет Иисус, peчe: совершишася. Видишь, как Он все делал без смущения и со властью? Это же видно и из дальнейшего. Когда все уже совершилось, Христос, преклонь главу, так как она не была пригвождена, предаде дух (Ин. 19:24–30), – то есть, испустил (последнее) дыхание. Обыкновенно испускают дух не после преклонения головы; но здесь было напротив: Христос преклонил главу не тогда, когда уже испустил дух, как обыкновенно бывает с нами, – а тогда испустил дух, когда преклонил главу. Всем этим Евангелист показал, что Христос – Господь всего мира.

По сих пришед Иосиф, иже от Аримафеа, сый ученик (Ин. 19:38), не из числа двенадцати, но, может быть, из числа семидесяти. Полагая, что, наконец, крест укротил неистовство (Иудеев), последователи Христовы безбоязненно приходят и заботятся о погребении. Иосиф, представ пред Пилата, просит у него позволения (снять со креста тело Иисусово), – и тот позволяет. Да и почему бы он мог не позволить? В деле Иосифа принимает участие и Никодим, и они совершают великолепное погребение, потому что все еще думали о Христе, как о простом человеке. Они приносят такие ароматы, которые преимущественно имели силу надолго сохранять тело и не давать ему скоро предаться тлению. Это показывает, что они не представляли о Христе ничего великого; тем не менее, однако же, в этом видна их великая любовь к Нему. Но почему не пришел никто из двенадцати (учеников) – ни Иоанн, ни Петр, ни другой кто из именитых? Мне кажется, что Иосиф был из числа людей весьма знаменитых, как это видно и из самого погребения, и из того, что он был известен Пилату; потому-то он и получил дозволение (погребсти Иисуса). И он погребает Христа, уже не как преступника, но, по обычаю иудейскому, – великолепно, как человека великого и славного. Но так как у них оставалось не много времени (смерть Христова последовала в девятом часу, и потому естественно, что, пока они ходили к Пилату, и пока снимали тело со креста, наступил уже вечер, когда нельзя было заниматься работою): то они полагают (тело Иисусово) в ближайшую гробницу. Устроилось так, что Христос положен был в новом гробе, в котором никто прежде не был положен, чтобы воскресение не могло быть приписано кому-либо другому, вместе с Ним лежащему, – чтобы ученики, по близости этого места, легко могли прийти и быть зрителями случившегося, и чтобы свидетелями погребения были не только они, но и враги. То, что на гробе были положены печати и была приставлена стража из воинов, это, действительно, с их стороны было свидетельством погребения, так как Христос хотел, чтобы и погребение Его было не менее достоверно, чем воскресение. Потому-то и ученики ревностно стараются доказать, что Он, действительно, умер. Воскресение Его имело быть подтверждаемо всем последующим временем; между тем, если бы смерть Его в то время была сокрыта и не сделалась совершенно известною, то это могло бы повредить слову о воскресении. Впрочем, не по этому только совершилось то, что Христос был близко положен, но и для того, чтобы обнаружилась лживость молвы о похищении Его тела. Евангелист сказал, что при погребении Христа было употреблено много смирны, которая не хуже свинца приклеивает пелены к телу. Итак, когда ты слышишь, что головные повязки лежали отдельно, – не верь тем, которые говорят, будто (тело Христово) украдено: вор не был бы так неразумен, чтобы стал столько заботиться о предмете совершенно излишнем. В самом деле, для чего ему было оставлять погребальные пелены? Да и как он мог бы скрыться, если бы стал делать эго? Естественно, ему нужно было истратить на это много времени, а если бы он замедлил, то был бы пойман. Но для чего отдельно лежат пелены, и отдельно – плат свитый? – для того, чтобы ты знал, что это сделано без торопливости и без смущения, так как отдельно положено одно, и отдельно положено и свито другое. Поэтому-то ученики и поверили воскресению; и когда впоследствии Христос является им, – они уже были убеждены (в Его воскресении) тем, что видели.

Когда же ты слышишь, что Христос воскрес нагим, перестань безумно тратиться на погребение. Излишние и бесполезные издержки погребающим причиняют большой убыток, а умершему не приносят никакой пользы и, если сказать правду, – даже вредны. Великолепные похороны неоднократно бывали причиною разграбления могил и производили то, что погребенный некогда со всею изысканностью лежал потом нагой и без погребения. Если даже не возьмут их воры, то не поядят ли их моль и черви? А если не поядят моль и черви, то не истребят ли время и тление? Но положим, что ни воры, ни моль, ни черви, ни время, ни другое что не истребят вещей, положенных в могилу; положим, что и тело останется неповрежденным до самого воскресения, и все те вещи сохранятся новыми, прочными и тонкими: какая польза от этого – для отшедших, когда тело восстанет нагим, а все эти вещи останутся здесь (на земле) и не принесут нам никакой пользы во время будущих истязаний? „Почему же, скажешь, так было при погребении Христовом?“ Тебе вовсе не следует сравнивать погребения Христова с погребениями человеческими: там было и то, что блудница излияла миро на святые ноги Его. Впрочем, если надобно сказать что-либо и об этом, то, во-первых, это было сделано людьми, которые не знали учения о воскресении: потому-то (Евангелист) и говорит: якоже обычай eсть Иудеом погpeбamи (Ин. 19:40). Ведь не из числа двенадцати (учеников) были те, которые почтили Иисуса погребением: но то были (ученики), которые не весьма высоко ценили Его. Двенадцать (Апостолов) почтили Его не так, но – своею смертью, преданием себя на заклание и перенесением за Него разных напастей. Правда, и то была честь, но гораздо ниже этой, о которой сейчас сказано. С другой стороны, у нас теперь речь – о людях: а тогда все это сделано было для Господа. А чтобы ты знал, что Христос нисколько не желал этого, – (послушай), что Он сказал: «вы видели Меня алчущим и – напитали, жаждущим и – напоили, нагим и – одели» (Матф. 25:35–39); но нигде не сказал: „умершим и – погребли»... Говорю это я с тем, чтобы пресечь роскошь и неуместное великолепие. Если же ты хочешь оказать соболезнование умершему, я укажу тебе иной способ погребения и научу тебя облекать его в такие одежды, которые восстанут с ним и представят его в блистательном виде. Эти одежды ни молью не истребляются, ни временем не разрушаются, ни ворами не похищаются. Какие же это одежды? Это – одеяние милостыни: эта одежда восстает вместе с умершим, потому что печать милостыни навсегда остается с ним. Этими-то одеждами будут блистать те, которые тогда услышат: „вы напитали Меня, когда Я алкал“. Эти одежды делают умерших славными, знаменитыми и безопасными, а одежды нынешние – ни что иное, как пища моли и трапеза червей. Если и живым не следует иметь ничего больше, как только покров тела, то тем более – умершим: потому что мертвое тело не столько нуждается в одеждах, сколько живое и дышущее. Пока мы живем, нам нужно одеяние и по причине холода, и для благоприличия; а коль скоро мы умерли, у нас нет этих нужд, – и только для того, чтобы тело не лежало нагим, нам нужны погребальные пелены. Самые же лучшие у нас погребальные пелены, это – земля, покрывало прекраснейшее и самое приличное нашему земному телу. Итак, если теперь, когда у нас – столько нужд, не надобно искать ничего излишнего, то тем более неуместна пышность тогда, когда нет таких нужд.

„Но, скажешь, люди, которые будут видеть это, станут смеяться“. Если бы кто и стал смеяться, на того, очевидно, не следует обращать большого внимания, как на человека совершенно глупого. Многие, напротив, скорее будут удивляться нам и похвалят наше любомудрие. В этом случае все восхвалят нас, подивятся силе Христовой и скажут: „ах, как велика сила Распятого! Он убедил смертных и тленных, что смерть не есть смерть, и вот они поступают (при погребении умерших) так, как будто они не умирают, но переселяются в лучшую страну. Он убедил их, что это тленное и земное тело облечется в одежду гораздо блистательнейшую шелковых и златотканных одежд, – облечется в нетление; и потому они не много заботятся о похоронах, но считают самым лучшим погребальным украшением добродетельную жизнь». Так все будут говорить о нас, когда увидят нас любомудрствующими. Между тем мы слышим, что все осуждают нас; и это – весьма справедливо. В самом деле, какое извинение мы будем иметь, когда тело наше, истребляемое тлением и червями, украшаем, а Христа жаждущего, нагого и странника презираем? Отстанем же от этой суетной заботы. Будем погребать умерших так, чтобы это полезно было и нам и им, к славе Божией. Будем раздавать за них обильную милостыню и препровождать их с этим прекраснейшим напутствием. Если память скончавшихся знаменитых мужей защищала живых, как говорит Господь: защищу град сей Мене ради, и Давида ради раба Моего (4Цар. 19:34), то тем более сделает это милостыня: она воскрешала даже мертвых; так было, когда окружили (Петра) вдовицы, показующа, елика творяше с ними сущи Серна (Деян. 9:39). Итак, когда кто будет умирать, пусть родственники умирающего приготовляют для него погребальное одеяние и пусть убеждают его пред кончиною оставить что-либо бедным: пусть с этою одеждою он отойдет (в вечность), пусть и Христа оставит своим наследником. Если те, которые назначают по себе наследниками царей, оставляют чрез то в величайшей безопасности своих родных: то представь себе, какое благоволение приобретет и себе и всем своим тот, кто вместе с детьми оставит своим наследником и Христа!? Вот прекрасное одеяние для умерших! Оно полезно, как остающимся в живых, так и отходящим (в вечность). Если в таком виде мы будем погребены, то явимся блистательными во время воскресения: а если, заботясь о теле, мы пренебрежем душу, то потерпим тогда много бед и подвергнемся великому осмеянию. Не малое безобразие – отойти отсюда без добродетели: не столько позорно для тела быть поверженным без погребения, сколько для души – явиться тогда без добрых дел. Станем же одевать душу, станем убирать ее в продолжение всей нашей жизни: если же при жизни мы нерадели о ней, образумимся, по крайней мере, при смерти и заповедуем сродникам нашим помочь нам по смерти милостынею. При таком взаимном содействии друг другу, мы получим великое дерзновение, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, вместе со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь⁵.