Беседа на слова: „Прежде же шести дней Пасхи прииде Иисус во Вифанию, идеже бе Лазарь умерый»... (Ин. 12:1). Св. Иоанна Златоустого, архиепископа Константинопольского

Прежде же шести дний Пасхи Господь Иисус прииде во Вифанию, идеже бе Лазарь, – и вечерял у них, при чем Марфа служит, а Лазарь возлежит (Ин. 12:1, 2). Вот – доказательство несомненного воскресения (Лазаря): спустя много дней он был жив, и ел. Отсюда видно также, что вечеря была в доме Марфы, потому что они принимают Иисуса, как друзья и любимцы Его (некоторые, впрочем, говорят, что это было в чужом доме). Мария при этом не прислуживала, а была ученицей. Опять и здесь она (является) более духовною: она не прислуживает, как гостья, и не оказывает всем услуг, но воздает честь только одному, и приступает к Нему не как к человеку, а как к Богу. Поэтому она и миро излила, и отерла волосами головы; это показывает, что она имела понятие о Нем не такое, какое имели другие. Между тем Иуда, под предлогом благочестия, укорил ее. Что же – Христос? „Доброе (говорит) дело сделала она для погребения Моего» (Ин. 12:7). Почему же Он не обличил ученика за эту жену и не сказал того, что сказал Евангелист, то есть, что Иуда укорял ее потому, что был тать? Он хотел тронуть Его великим долготерпением. А так как Он знал, что Иуда – предатель, то Он прежде неоднократно обличал его, говоря: суть от вас иже не веруют и: един от вас диавол есть (Ин. 6:64, 70). Этим Господь показал, что знает Иуду, как предателя, но не обличил его открыто, а оказал ему снисхождение, желая отвратить его. Как же другой (Евангелист) говорит, что так сказали все ученики (Матф. 26:8)? Правда, и все, и он; но другие не по тому же побуждению.

Если же кто спросит, почему (Христос) поручил татю ковчежец нищих и сребролюбца сделал распорядителем, то я отвечу, что сокровенную причину этого знает Бог. Но если следует сказать что-нибудь нам, основываясь на соображениях, то это для того, чтобы отнять (у Иуды) всякое извинение. В самом деле, он не мог сказать, что сделал это (предал Иисуса) по любви к деньгам, так как находил достаточное удовлетворение своей страсти в ковчежце; нет, это он сделал по великому нечестию, которое Христос хотел обуздать, оказывая ему снисхождение. Поэтому Спаситель не обличал Иуду в краже, хотя и знал об этом, чтобы тем обуздать его злое пожелание и отнять у него всякое оправдание. Не дейте ея. говорит, потому что она сделала это для Моего погребения (Ин. 12:7). Сказав о погребении, Он опять сделал намек на предателя; однако же его не трогает это обличение, не смягчают эти слова, хотя они и могли возбудить сострадание. Он как бы так говорил: „Я неприятен и тягостен? Но подожди немного, и Я отойду“. К этой же мысли Он приводил словами: Мене не всегда имате (Ин. 12:8). Но все это не преклонило человека зверонравного и неистового. Впрочем, (Господь) и сказал, и сделал даже гораздо больше этого: Он и омыл ноги его в ту ночь, и сделал его участником трапезы и солила – что могло бы укротить и души разбойников, – и сказал другие слова, которые могли бы смягчить самый камень. И все это не за долгое время, но в тот же самый день, чтобы самое время не привело этого в забвение. Но (Иуда) упорствовал, несмотря на все.

Страшно, истинно страшно – сребролюбие. Оно закрывает и глаза и уши, делает свирепее зверей, не позволяет думать ни о совести, ни о дружбе, ни об общении, ни о спасении собственной души, но, за – раз отвративши от всего, делает плененных своими рабами, точно какой жестокий тиран. И, что всего хуже в этом горьком рабстве, – оно заставляет даже услаждаться собою, так что, чем больше предаются ему, тем больше увеличивается удовольствие. Оттого-то преимущественно эта болезнь и бывает неизлечима; оттого-то и неукротим этот зверь. Сребролюбие сделало Гиезия из ученика и пророка прокаженным; оно погубило Ананию; оно сделало Иуду предателем; оно растлило иудейских начальников, которые принимали дары и стали сообщниками воров. Оно породило бесчисленные войны, наполнило кровью пути, плачем и слезами – города. Оно и вечери сделало нечистыми, и трапезы – оскверненными, и самые яства исполнило беззакония. Потому-то ап. Павел назвал его идолослужением (Ефес. 5:5), но и этим не устрашил. А почему он называет его идолослужением? Многие, имея богатство, не смеют пользоваться им, но считают его святынею и передают в целости внукам и их потомкам, не смея коснуться его, как бы чего-нибудь посвященного Богу. А если когда и принуждены бывают (коснуться его), то бывают в таком состоянии, как будто сделали что-нибудь непозволительное. С другой стороны, как язычник оберегает идола, так ты ограждаешь золото дверями и запорами, вместо храма устрояешь для него ковчег и влагаешь его в серебряные сосуды. Но ты не поклоняешься (золоту), как тот – своему идолу? Тем не менее ты показываешь в отношении к нему всякое уважение. Далее, (язычник) скорее отдаст свои глаза и душу, чем идола: так точно и любящие золото. „Но я, скажешь, не поклоняюсь золоту“? И тот говорит, что он поклоняется не идолу, но живущему в нем демону. Так и ты, если не поклоняешься золоту, то демону, который вторгается в твою душу от взгляда на золото и от страсти к нему. Страсть сребролюбия хуже демона, и ей многие покорны больше, чем иные идолам. Идолов во многом не слушают, а сребролюбию повинуются во всем и исполняют все, что бы оно ни приказало сделать. Что же оно говорит? „Будь, говорит, для всех врагом и неприятелем; забудь природу; презирай Бога; пожертвуй собою мне“, – и во всем этом повинуются. Истуканам приносят в жертву волов и овец; а сребролюбие говорит: „принеси мне в жертву свою душу!», – и это также исполняют. Видишь, какие оно имеет алтари, какие принимает жертвы? Лихоимцы царствия Божия не наследят (1Кор. 6:10), – но они и этого не боятся. Впрочем, эта страсть сама по себе слабее, потому что не врождена нам и не происходит от нашей природы (иначе она была бы в нас с самого начала), но в начале не было золота, и никто не любил золота. Если хотите, я скажу, откуда возникло это зло. Каждый, соревнуя жившим прежде его, увеличивал эту болезнь, и предшественник возбуждал даже против воли. Люди, как скоро видят светлые домы, множество полей, серебряные сосуды, большое собрание одежд, – всячески стараются иметь еще больше, так что первые бывают причиною для вторых, эти для последующих. Между тем, если бы хотели жить скромно, то не были бы учителями для других. Впрочем, и для этих последних нет оправдания, потому что есть и такие, которые презирают богатство. „Да кто же, скажешь, презирает“? В том-то и беда, что зло увеличилось до такой степени, что (добродетель нестяжания) стала, по-видимому, невозможною, – и что даже не верится, чтобы кто-нибудь следовал ей.

У нас речь теперь не о том, чтобы вы растратили имущество! Так как это бремя выше сил ваших, то я только убеждаю, чтобы вы не желали чужого, чтобы уделяли и от своего. Ведь есть много таких, которые довольствуются своим, заботятся о своем и живут праведными трудами. Почему мы не ревнуем и не подражаем им? Вспомним о тех, которые жили прежде нас. Не стоят ли доселе их имения, на которых сохраняются только имена их? Увидев это, не вздохнем ли мы тотчас, представивши, сколько трудов он перенес, сколько хищения совершил, и – нигде нет его самого; а его стяжанием наслаждаются другие, о которых он и не думал, – может быть, даже враги его, – между тем как сам он терпит величайшее наказание. Это ожидает и нас: и мы непременно умрем; и нас непременно постигнет тот же конец. Сколько, скажи мне, перенесли они гнева, сколько издержек, сколько вражды? И какой плод? Нескончаемое наказание, лишение всякого утешения и осуждение от всех не только при жизни, но и после смерти. А что – в том, когда мы видим изображения многих, поставленные в домах, не больше ли от того плачем? Поистине, хорошо сказал Пророк: обаче всуе мятется всяк человек живый (Псал. 38:6, 7). Попечение о таких вещах, воистину, есть смятение и напрасное беспокойство. Но не так бывает в обителях вечных и в тех селениях: здесь иной трудился, а иной наслаждается; а там каждый будет господином своих трудов, и получит многообразную награду. Будем же стремиться к тому стяжанию. Там устроим себе домы, да упокоимся во Христе Иисусе Господе нашем, с Которым Отцу со Святым Духом, слава во веки. Аминь¹⁶¹.