Споры в расколе по догматическим вопросам в XVII в.

Источник

Содержание

I. Ссора в Пустозерске. – Два противника. – Картина их борьбы. – Волнение в Москве II. Аввакум и диакон Феодор в их догматических письмах. – Их споры о св. Троице, о воплощении Бога Слова, о сошествии Христа во ад, о сошествии Св. Духа на апостолов, об ангелах, о душе и по другим вопросам III. Исход распри. – Молва об Аввакуме, как еретике. – Волнения на Керженце по смерти Аввакума: сходка 1693 года, онуфриане IV  

 

При своем отделении от церкви раскол не был повинен в каких-либо догматических заблуждениях. Поводом к его возникновению послужили исправления в церковных книгах и обрядах, хотя сам раскол смотрел на эти исправления, как на изменения в вере.

Только уже после этого, и именно условия жизни вне церкви, вынудили последователей раскола создать такие доктрины, которые во многом оказались противными православному догматическому учению. Однако еще в самом начале раскольнической истории возникли такие споры, которые носили чисто догматический характер. По своему происхождению они были совершенно случайны и с доктриной раскола никакой связи не имели, тем не менее, и они являются характерным эпизодом из истории раскола, как с точки зрения его прошлого, так и для его настоящего.

Событие переносит нас к самому началу существования раскола. Борьба раскола против церкви стоит в первой силе. В церкви открыты останки всех древних ересей и, больше всего, латинских. Уверяют, что в новых книгах каждый лист испрокажен латинскими ересями, от учения о Святой Троице до возглашения песни аллилуйа. Обвинение все сильнее и сильнее бьет на повышение и доходит до обнаружения в церкви антихристовой прелести. Расколоучители спешат опередить друг друга, и в поисках нужного для защищаемого ими дела положительно истощаются. И вдруг раздается спор в самом расколе. Спорят о великих христианских догматах: о Троице, о воплощении Бога Слова, о сошествии Его в ад, о Святом Духе, об ангелах, о душе, вообще, о многих важных предметах веры. Из этого спора обнаруживается, что раскол в лице первого своего представителя действительно забрел в бездну всяких ересей, и что, наоборот, таких ересей, как конечно и никаких, совсем нельзя указать в новопечатных книгах. Особенную важность имело не столько первое признание, сколько именно это, второе. Из святого в представлении раскольника места, откуда ждал света весь раскольнический мир, из уст расколоучителя, славившегося особенным знанием писания, слышится беспристрастный отзыв о новопечатных книгах: дивная вещь! И раскол слушал этот отзыв, не возражал, – но... тот же самый расколоучитель держал совсем другую речь, когда обращался с рассуждениями о том же предмете к лицу православных. Такова природа раскола и до настоящего времени...

Имеет описанный нами эпизод еще значение для одного частного вопроса, разрешение которого важно не только в историческом, но и в практическом отношении.

Издавна раскольники обвиняют православную церковь за, так называемые, «жестокословные порицания» на старые обряды. И чем ближе к нашему времени, тем настойчивее делается обращение их к этому доводу. Достаточно сказать, что даже «Окружное послание» признало эти порицания «важной виной» отделения раскольников от церкви. Из послания видно и то, почему для раскола так необходимо искать в этом себе оправдание. Оказывается, что действительной причины отделения раскольников от церкви совсем не существует, потому что раскол не может указать в ней каких-либо ересей. При таких условиях, поставленный в необходимость отыскивать те или другие средства самозащиты, раскол прибегает, между прочим, и к указываемому основанию. По существу дела ссылка является напрасной, так как жестокословные порицания были высказываемы лишь частными лицами и потому к вопросу о православии церкви и о несообщении с нею не могут иметь отношения. Тем не менее, раскол крепко держится за это обвинение, как за последнюю свою опору, и даже с успехом пользуется им, с одной стороны, для совращения единоверцев в раскол, а с другой для удержания раскольников от обращения в единоверие. Причина последнего обстоятельства заключается в том, что в единоверии употребляются те самые обряды, которые, по данному обвинению, подвергаются порицаниям со стороны церкви, в общении с коею единоверие состоит. В 1886 году, по просьбе единоверцев, от лица Святейшего Синода было издано в этих видах, даже особое «изъяснение» о таковых порицаниях. Поставляя на вид, что церковь признает порицания принадлежащими частным лицам, и сама их не подтверждает и не разделяет, «изъяснение» тем самым отнимает у раскольников возможность оправдывать себя и смущать немощную совесть единоверцев. Но зло все-таки не прекращается – просто по недобросовестности расколоучителей. Они и ныне продолжают доказывать тоже самое, и только на иной несколько лад. Обыкновенно берется главный раскольнический догмат – двуперстие, и на нем, как на примере, поясняется, что церковь будто бы погрешила против Св. Евангелия. При отмене двоеперстия оно, говорят современные нам раскольники, было обозвано несторианской и армянской ересью. Это была ложь, но ложь заведомая, допущенная не по ошибке. А ложь, по Евангелию, от диавола. Ясное дело, заключают они, что церковь повинна во грехе противоевангельского лжеучительства1. Мы не станем рассматривать данного вопроса по его существу и в целом виде, потому что ответ на него дан в вышеупомянутом «изъяснении». Обратим наше внимание лишь на то, почему при возникновении раскола защищавшие двуперстие были заподозрены со стороны церковной власти в несторианском образе мыслей? И действовала ли при этом последняя искренно и по убеждению?2 В первый раз такого рода подозрение было высказано в книге «Скрижаль», в напечатанном здесь особом наставлении, как слагать и какие персты для крестного знамения, и в «вопросе» патр. Никона восточным святителям о том же предмете. Имея в виду, что в двуперстии три перста, большой и два последних, употребляются в знаменование святой Троицы, а два, указательный и великосредний, в знаменование таинства смотрения Бога Слова, означенное наставление ставило двуперстникам такое возражение: «зрите убо, еда не впадаете, аще и нехотящим вам, во еже мудрствовати две ипостаси во едином Христе и разделяти по Несторию, глаголющему иного убо быти сына Бога Слова, иже от Отца рожденнаго прежде век, другаго же Иисуса иже из Назарета, человека проста непщевавшему, и по любви соединенна, а не Бога истинна воплощшася, якоже и вы ныне разделяете: первее в трех перстех изообразующих святую Троицу указуете быти Сыновню ипостась, таже особь отделивше ину поведаете быти, во указательном, глаголю, и великосреднем». Подобным образом выражено было Никоном недоумение и в названном его «вопросе» восточным патриархам. «Како разумети двема персты, указательным и средним, смотрения таинство, яко да не возмнится кому четвертое лицо в составех имети»: если слагаются два перста во образ воплощенного Бога Слова, то не дается ли этим повод заключать, что здесь Богочеловек признается особым, четвертым лицом во святой Троице? Откуда и как, спрашивается, могло зародиться такое подозрение? Чтобы ответить на это, мы должны помнить, что в «вопросе» есть одно весьма важное указание, которое и следует иметь в виду в данном случае. «Воздвизают нецыи в нас прю, – писал Никон, – како персты имети десницы и воображати на лице знамение креста». В этих словах патриарх указал причину, побудившую его заняться исследованием вопроса о перстосложении. Возникли споры о перстосложении, – кто же были эти «нецыи», возбудившие споры? И в чем споры состояли? Известно, что первое распоряжение Никона об отмене двуперстия последовало за два года до составления рассматриваемого «вопроса», именно в 1653 году в особой «памяти» патриарха. Известно и то, что эта «память» вызвала протест со стороны нескольких лиц, в числе коих был и протопоп Аввакум, – протест, кончившийся подачею царю челобитной. Последняя была составлена именно Аввакумом при участии другого протопопа Даниила и посвящена защите двуперстия пред троеперстием. По свидетельству самого Аввакума, в челобитной «много писано было», так что Никон, которому, как думает тот же Аввакум, царь передал ее на рассмотрение, мог очень подробно ознакомиться с учением названных защитников двуперстия3. Отсюда естественно допустить, что и в речи о «воздвизающих прю» по вопросу о перстосложении патриарх разумел, главным образом, составителей означенной челобитной. Действительно, подлинные писания Аввакума дают полное основание думать, что подозрения относительно неправомыслия употреблявших двуперстие было вызвано именно толкованиями о нем протопопа Аввакума. Из предлагаемой ныне статьи читатель сам увидит, как учил Аввакум о таких догматах, как догматы о Троице и о воплощении Бога Слова. Образ мысли расколоучителя был совсем неправославен. Так, он не мог представить седение Сына одесную Отца, как в отличие от второго лица Святой Троицы, мыслимого «до» или «нага» воплощения. Отсюда Аввакум стал «четверить» Троицу и учить о седении Христа на «особом четвертом престоле». Вместе с тем, расколоучитель мудрствовал, что Христос сшел в утробу Девы не существом, а благодатию. Отсюда выходило, что второе Лицо Святой Троицы, мыслимое в Троице, есть едино по существу с Отцем и Духом, и напротив, не мыслится таковым, когда речь идет о воплощении. Что же, спрашивается теперь, мешает думать, что такое именно учение было выражено Аввакумом в его рассуждениях о двуперстии, ставших известным Никону, где он должен был говорить и о Троице, и о воплощении единого от Троицы? Хотя, быть может, здесь умствование Аввакума обнаружилось и не столь ясно и решительно, как это было потом, и это, в таком случае, было причиной того, что подозрение было высказано Никоном с нерешительностию, но любопытно спросить, откуда это подозрение в тех именно пунктах, в которых заблуждался Аввакум? А что патриарх действовал в данном случае по убеждению и искренно, без намерения уронить двуперстие, с каким бы смыслом оно ни употреблялось, даже без всякого пристрастия к личности главных защитников двуперстия, это видно из примера расколоучителя диакона Феодора, который отзывался об учении Аввакума более резко, чем Никон, хотя раскольники, конечно, не заподозрят его в желании возвысить троеперстие на счет двуперстия. Феодор не только вполне соглашался, но и другим разъяснял и настаивал, что если следовать учению Аввакума, то надо будет обвинить приверженцев двуперстия в содержании несторианской ереси. «И на крестное Христово сущее знамение в сложении перстов, – писал Феодор, обличая последователей Аввакума в неправом учении о втором Лице Святой Троицы, – велию хулу сами наносите тем неразумием и новоложным толкованием своим. Никон поклепал и оболгал напрасно церковное оно правое сложение перстов в старых книгах, – назвали несторианством, не смысля. А по вашему нынешнему мудрованию и в правду так два Сына будут, по Несторию зловерному, еже глаголете в трех лицех Святыя Троицы самое существо, во Отце и Сыне и Святом Дусе, а во Христе не самое существо глаголете. И сие ваше зловерие и дурак узнает, яко два Сына исповедуете, великого да малого, и тако четверицу славите, а не Троицу Святую»4. Если отбросить раскольническую окраску этих выражений, да принять во внимание, что патриарху Никону учение Аввакума стало известным ранее, чем диакону Феодору, то ссылка на данный ответ последнего получит надлежащий свой смысл. Именно, двуперстие само по себе вполне православно, и если бы не было неправых с точки зрения православного учения о нем толкований со стороны расколоучителей, то не явилось бы и подозрений относительно его или каких-либо вообще «жестокословий». Отсюда понятно, кто был первым виновником того, в чем раскольники и доселе так несправедливо обвиняют церковь. Если подозрение относительно употреблявших двуперстие высказывалось в православных книгах и потом, если, наконец, и в настоящее время церковь различает крестящихся двуперстию старообрядцев от самого двуперстия в его существе и истинном значении, то причиной того, помимо других причин, служит то, что в расколе и прежде были и теперь есть такие лица, которые усвояют двуперстию неправославное толкование5.

В заключение, прежде чем приступить к изложению догматических споров в расколе в XVII веке, заметим, что описываемый нами эпизод нельзя считать единственным в истории раскола. Лет пятьдесят тому назад в грубую ересь впал знаменитый инок Павел Белокриницкий, а в наши дни продолжателем его явился известный книгчий Онисим Швецов. Раскольнические соборы осудили того и другого....

I. Ссора в Пустозерске. – Два противника. – Картина их борьбы. – Волнение в Москве.

Те догматические споры в расколе, о которых у нас будет речь, по своему происхождению были случайны. Они не вызывались доктриной раскола и обусловливались исключительно заблуждением некоторых расколоучителей. Тем не менее, споры тянулись чрез весь рассматриваемый период, проявляясь то в одном месте, то в другом, и к концу периода приняли наиболее обостренный характер. Вспыхнув в Пустозерске, пламя перекинулось в Москву, а затем на Керженце произвело целую бурю пожара. В Пустозерске противниками выступили с одной стороны диакон Феодор, с другой Аввакум и Лазарь, хотя Лазарь не всегда был согласен и с Аввакумом, и в некоторых случаях переходил на сторону Феодора. Предметом споров служили весьма важные вопросы, начиная с главнейших христианских догматов. Именно: учение о Святой Троице, о воплощении Бога Слова, о сошествии Христа во ад, затем об ангелах, о душе, о пресуществлении святых даров в евхаристии и т. п. Диакон Феодор знал Писание твердо, мыслил почти всегда строго православно, умел и излагать православное учение в точных выражениях; Аввакуму и Лазарю недоставало первого и третьего из этих качеств, и потому они то и дело впадали в ошибки и ересь. Впрочем, дело не получило бы того исхода, каким оно кончилось, если бы противники Феодора способны были, как и он, Феодор, обсуждать спорные вопросы спокойно, обдуманно и от Писания. Но Аввакум всегда и везде взывал к своему авторитету и крепче надеялся на свои проклятия, чем на основательность доказательств. Споры начались скоро по прибытии расколоучителей в Пустозерск, но скоро было и притихли. Аввакум «к смирению пришел» и стал уговаривать Феодора: «кое-де правее в коих книгах, тако и буди, а впредь покинем о том стязатися в темнице сей». Феодор успокоился. «И аз его послушал, – говорит Феодор, – и не поминал ему о том, и все благо было у нас». В конце 1669 года была Пустозерская казнь. «И после казни нашея вскоре, – продолжает Феодор, – начася у нас размолвка о сошествии Святого Духа на апостолы во огненных языцех». Заспорили горячо. Уличенный в неправоте, Аввакум настолько уязвился, что поднял и предание споры, о которых обещался совсем не упоминать, и напал на Феодора «с яростию великою и воплем», стал «проклинать» Феодора и называть еретиком (VI, 120). В Москву дано было известие, с описанием, в чем и как заблуждается Феодор, по мнению Аввакума (V, 175). Боярыня Морозова и ее спутницы – княгиня Урусова и Марья Данилова уведомлены были особо. «Увы мне, грешному! – писал им Аввакум приблизительно в первой половине 1672 года, – ей, слезам достойно есть: у меня здесь дьявол от десных ссору положил, в догматах считались, да и разбилися. Молодой щенок, Феодор дьякон, сын духовный мне, учил блудить над старыми книгами, и о Святой Троице преткнулся и о Христове во ад сошествии, и о иных, догматствуя по-никониански, не лепотно... Аз же не утерпев безумию его, и слышати не мог хулы на Бога моего, отрезал его от себя и положил под клятвою... Буди он проклят, враг Божий» (V, 175–6). Пламенные почитатели Аввакума, перечитывая писание своего наставника, исключили Феодора из числа «начальных отцев». В Пустозерск полетели упреки Феодору. Его обличали в ереси, и укоряли, что он уничижает писания святых отцев, и извещали, что отселе прерывают с ним церковное общение. Друзья Феодора во главе с его сыном Максимом были в недоумении и тревоге (VI, 100–1, 117). Положение Феодора было не под силу тяжелое. Уже и без того, «от зельной печали» он проклинал день своего рождения (133). А успокоиться было не на чем. Мысль о проклятиях, которыми так скоро начала раздираться община защитников старых книг, скорбь, что «братия», по своей слепоте в Писании, заблуждается в великих догматах православной веры и боязнь самому впасть по неведению и за недостатком книг в заблуждение: все это наводило Феодора на грустные думы и, беспомощный, с стонами и воплями сердечными падал духом окончательно. «Сетовах некогда, – рассказывал после Феодор, – в пост Филиппов отпех заутреню рано, и повалихся на скамейку, и начах размышляти в себе, глаголя: что се, Господи, будет? Тамо, на Москве, клятвы вси власти налагают на мя за старую веру и на прочих верных, и зде у нас между собою стали клятвы, и свои друзи мене проклинают за несогласие с ними в вере же, во многих догматах, больше и никонианских. И егда размышляющу ми о сих всех, абие внезапу глас бысть, яко гром во узилище нашем. И яко войско велико ангелов, или святых прииде, – не видел лиц их, – и начата согласно вси глаголати во едино слово, яко мнози ученицы у мастера, псаломское оно слово: оскверниша завет Его, разделишася от гнева лица Его. И многажды се слово возглашаху они, и престаша. И паки начата второе слово возглашати по сем, псаломское же, сие оное: истиною твоею потреби их... И мне, грешному, дано гласы те слышати, а не сказано ничтоже, на кого они те слова пояху: на никониан ли, или на нас, или мене научаху внешних и внутренних противных врагов тою молитвою потребляти. И в недоумении бых великом о том» (VI, 95–6). Очевидно, под давлением тяжелых впечатлений Феодор доходил до полного расстройства воображения. «И своим клевретом сказах о том, – заканчивает свой рассказ Феодор, – и они обругали то, и в смех поставили, и не умилилися ни мало» (96)... Вновь думы и сетования, вновь страхи, и вновь видения одно за другим (99, 132)... Особенно обидно для Феодора было то обстоятельство, что в своих письмах Аввакум передавал мысли Феодора неточно и даже прямо лгал на него «по страсти гневной» (107). Поэтому Феодор нашел необходимым взяться за перо, чтобы написать себе оправдание. Беспристрастно, с полным спокойствием, хотя и с сердечною скорбью, Феодор описал все по порядку, с чего начались и как продолжались его споры с Аввакумом и Лазарем. Он трудился долго, писал обо всем подробно, так что составилась «книжица не малая, листов полтораста», и успел было переписать ее набело. Но Аввакум истребил эту книжицу своего противника. Любопытный рассказ об этом читаем у самого Феодора. Изложив спорные вопросы на бумаге, чтобы яснее видеть, где правда и доказательства, Феодор предлагал Аввакуму прочитать эти тетрадки. «И он в то время не восхотел взяти. Посем же некогда в полночь выходил аз из ямы вон окном, якоже и он, Аввакум, в тын, и их посещал и прочих братию вне ограды. И то хождение не любо ему стало: и сотнику сказал он. Сотник же, Андрей именем, враг бысть, мздоимец, и на мя гнев имел за некое обличение. И в то время велел меня ухватить стрельцам в тыну, нага суща. И яша мя, и начата бити зело без милости двема зубцы великими стоящего, и все тело мое избиша нагое до крови. Аз вопил: Господи, помилуй! И по сем связаша руце мои опако и к стене привязаша, и знобили на снегу часа два. А друзи мои зряще и смеющеся»: Аввакум и Лазарь смотрели на зрелище и потешались. Но и этим расправа с Феодором не кончилась. Аввакум подговорил стрельцов похитить у Феодора его упомянутую «книжицу». «А стрельцы, – говорил после Феодор, – влезше в мою темницу, по благословению Протопопову те книжицы и выписки мои похитиша и ему продаша. И он из тех книжиц моих листка с три токмо выдрал лукавно, и те листки послал на Русь к братиям нашим, перепортя писание мое, еже бы мене обвиняли, а его бы учение оправдали. Аз бо ему тогда велел те книжицы все, не портя, послать к верным: и он тако не восхотел по правде Божией сотворити... И посем заковали окно мое решеткою: и нужно ми бысть в то время и горько зело» (VI, 132–3). После того прошло немало времени, прежде чем снова взялся за перо Феодор. В сокращенном виде, хотя вполне обстоятельно, он воспроизвел содержание прежних своих тетрадей и отправил послание в Москву к сыну Максиму и прочим братиям. Это было уже не ранее 1678–9 года. Между тем, появились новые писания Аввакума и в многочисленных списках ходили по рукам раскольников. Одно из них было послано Аввакумом соловецкому выходцу диакону Игнатию и несколько к игумену Сергию. «Себе же самого и Сергия вообразил в тех письмах в лицах». И подпись поставил: «приими, Сергий, вечное сие евангелие, не мною, но перстом Божиим писано» (VIII, 239).

II. Аввакум и диакон Феодор в их догматических письмах. – Их споры о св. Троице, о воплощении Бога Слова, о сошествии Христа во ад, о сошествии Св. Духа на апостолов, об ангелах, о душе и по другим вопросам.

Что же читали раскольники в подлинных посланиях Аввакума и Феодора, в тех посланиях, в которых расколоучители оправдывались пред своими последователями в противлении друг другу?

Изложение учения о Святой Троице встречается у Аввакума в нескольких его писаниях. В одних он является вполне православным, в других прямо еретиком. Так, в толковании на книгу пророка Исайи это учение изложено у него даже в символьных выражениях. «Славим Отца и Сына и Святаго Духа, Троицу единосущную и нераздельную, сопрестольную... Исповедуем единицу неслиянную, существо и божество, власть и царство едино, в трех собствех, Отца не рожденна, Сына рожденна и Духа Святаго исходяща, – подобне: Бога Отца, Бога Сына, Бога Духа Святаго, не три бози, но един Бог, – равне: вседержителя Отца, вседержителя Сына, вседержителя Духа Святаго, не три вседержители, но един вседержитель, – непостижим Отец, непостижим и Сын, не постижим и Дух Святый, вечен Отец, вечен и Сын, вечен и Дух Святый, не три вечнии, по един вечный, не три непостижимии, но един непостижимый. Яко́в Отец, таков Сын, таков и Дух Святый. И в сей Троице ничтоже первое или последнее, ничтоже более или менее, но целы три составы и соприсносущны суть сeбе и равны... Отмещем Савеллиево слияние, еще же проклинаем и Ариево рассечение, но веруем и исповедуем, якоже нам богословцы предаша и научиша»6. Таким образом, высоте предмета здесь отвечала и высота выражений. Совсем иное видим в послании к диакону Игнатию. «Зри, Игнатий соловьянин, и веруй трисущную Троицу. Существо едино на трое равно разделяй: на трое течет источник божества. По Арию не рцы – три существа не равныя, а равныя три существа добре или естества. Не шевели больше того. Несекомую секи, небось, по равенству едино на три существа или естества. Якоже бо слово от души рождается и паки в человека не возвращается, тако и Сын от Отца родися и во чрево Отчее паки не возвратися. Якоже Спас рече: Аз во Отце и Отец во Мне, – волею, а не существо в существе. Три цари небесные, три непостижимые. Комуждо особно седение: Отцу и Сыну и Святому Духу. Не спрятався седят три цари небесные: яко Петр и Павел и Иоанн Богослов, трое расстоящи, тому прилично и божественное трое раздельшееся». Так мудрствовал Аввакум. Может быть, с понятием о «существе» он соединял представление о «лице». По крайней мере, далее он упрекает Феодора: «Федька! По-твоему, кучею надобе, едино лицо»7. Во всяком случае, образные выражения, к каким прибег здесь Аввакум, вовлекли его в бездну хулы на Святую Троицу. Впрочем, начал не Аввакум, а поп Лазарь. В данном пункте православного богословия Лазарь не шел дальше человекообразного представления. С ним и споры начались у диакона Феодора. Препираясь с Феодором, Лазарь вопил: «Троица рядком сидит: Сын одесную, а Дух Святый ошую Отца, на небеси на разных престолах, – яко царь с детьми седит Бог Отец, а Христос на четвертом престоле особном седит пред Отцем небесным» (VI, 107–8). Это толкование, как свидетельствует диакон Феодор, перенял у Лазаря и Аввакум, и по всему видно, что это были два одинаково невежественные в богословии буеслова. Выражение Цветной Триоди иоасафовского издания: «поклоняемся Троице трисущней единой» было достаточно для того, чтобы Аввакум утвердился в учении о трисущной Троице, хотя, должным образом, очевидно, не понимал его. Вместе с тем, он не мог представить седение Сына одесную Отца иначе, как в отличие от второго Лица Святой Троицы, мыслимого до или нага воплощения. Отсюда он стал «четверить» Троицу (VI, 108) и учить о седении Христа на «особом четвертом престоле» (VI, 121). Иначе, казалось Аввакуму, сказано было бы, что Христос по вознесении на небо сел «во Отца, а не одесную Отца» (107), да и седение это представлялось Аввакуму человекообразным. Полемизируя с Феодором, Аввакум писал: «не скрывайте, еретики, и Христа того, в Троицу месяще недоведоме... Седит на особом престоле равно Святей Троице сцарствуя. Седит Бог и человек одесную Бога на престоле Своем царском. Да и ладно так, дитятко бешеное: не замай Его на престоле том Своем седит, не пехай поганым своим языком с престола того царского к ногам Отца. Помнишь ли, собака, лаешь: существо-де Божества внутрь Отца, а смотрение подле ног Отца, близь седит. Так-то ты говорил, громобитный враг»8. Что же, однако, показывают подлинные писания Феодора? Они показывают, что Феодор в рассуждении о догматических вопросах был не чета Лазарю и Аввакуму. Он знал Писание твердо, мыслил православно и писал по догматическим вопросам с примечательною точностию. «Аз исповедую Святую Троицу единопрестольну, и единосущну, и нераздельну, три лица во едином Божестве и едино Божество в трех ипостасех совокупленно, един трисиянен образ, друг в друзе вмещение имут, кроме всякого размешения и слияния, по Богослову Григорьеву словеси, и не прелагаются друг в друга, но кождо свое собство и свойство имать, Отец и Сын и Дух Святый» (VI, 97). «Якоже сниде Сын Божий с небес наг на землю, не истощи Троического числа, тако и по воскресении взыде с восприятием человечества, не приложи к Троическому числу, но присно Троица Троицею пребывает, и по воплощении Христос Сын Божий в Троице славится от всея твари, а не в четверице, – никакоже, понеже един есть Сын, единосущный Отцу, и Дух Святый, и в неописанных недрех Отчих выну седит, со Отцем и Духом купно, а не на четвертом престоле» (VI, 98). «Вемы о Сыне Божием Иисусе Христе, и веруем, яко есть одесную Отца седит по Писанию, по приятии плоти; а како седит? Никто же весть, – не по-человечески бо, никакоже, – и сами ангельстии чинове не могут разумети и сказати о том непостижимом таинстве» (VI, 108).

Заблуждение в учении о Святой Троице не было единственным заблуждением Аввакума. Так, между прочим, он не избежал неправильного понимания учения о воплощении Бога Слова. «Исповедую, писал Аввакум, всюду промысл Божий, всюду Божия сила, одержит неизреченно, всюду видит и слышит всевидящее око. А свойство блаженного существа в вышних пребывает, во свете живый неприступнем, на землю и под землю непоступно»9. По этому учению о Божием вездеприсутствии Бог вездеприсущ, очевидно, только действиями Своего всеведения и всемогущества, а не самым существом. Это неправильно, потому что определяет Бога местом и отделяет действия Бога от Его существа. Между тем, в связь с таким учением Аввакум ставил раскрытие учения о воплощении. Если существо Божие «непоступно» на землю, то как же сходил на землю Христос? Аввакум мудрствовал, что Христос сшел в утробу Девы не существом, а благодатию. В письмах к Сергию он сам говорил об этом. «Худой еретичешка Федька глаголет самым существом воплотившегося Бога Слова. Аз же исповедую и верую свойство недвижимо, но излияв Себе Бог Слово в утробу Девыя силу существа естественную.... А самое существо отнюдь, отнюдь непоступно. Отча недра не оставил существом, сошед на землю силою благодати несказанно. Якоже солнце лучи своя на землю ниспущает, а самый круг огня выспрь при тверди: тако и о Бозе подобает разумевати». Учение о вездеприсутствии Божием существом казалось Аввакуму странным и хульным. «Да ты же еще мудрствуешь некако дико, – обращается он к Феодору, – и сечешь единородного Сына на четыре ипостаси: ох, яко беззаконный Иуда не восхоте разумети! Глаголешь бо, окаянный, пиша в тетрадках: самым-де существом Сын Слово на землю сниде во чрево Девыя. И егда пострада, во гробе с плотию Божество существом бе; во аде Божество с душею нагою без плоти существом бе; в то-де время и в рай с разбойником Божество существом бе; и на престоле со Отцом существом же. И о сем твоем изумлении безумнии играют, а разумнии рыдают. И как так недвижимое блаженное существо Божие рассек на четверо, не разумея Писания, ни силы его, надувая свое чрево и вежди гнилым умом, изливаешь воню по воздуху, нехотя о недоведомем вопроситися со старцы, и гордяся, едешь по своей дороге! Бог бо не преложи существа Своего сниде на землю, вочеловечися за мирский живот в спасение, неотлучным божеством существа Своего от недр Отчих схождением совершив тайну, сиречь благодати сила излияся, якоже Он весть. А самое существо ипостаси не истощися и пребысть нераздельно и от Отца существом неотлучно. Соступив с небеси силою благости Своея к нам весь в чистую Деву: тверди весь благостию, а существом весь горе со Отцем бе несекомо»10. Не смотря на то, что в этом учении заключалась ересь и хула на Сына Божия, оно было принято слепым стадом слепого пастыря. В Пустозерск полетели упреки диакону Феодору и осуждение. «Не буди нам, Феодор Иванович, – вопияли раскольники, – и помыслити по-твоему, еже самое существо во Христе веровати (VI, 101). Аще бы самое существо сошло в Деву ту, Христову мать, так бы и сожгло ее чрево то» (114). С глубоким чувством горечи и сожаления писал ответ диакон Феодор. «Вострепещите, братия, всеми уды своими и возрыдайте о своем преткновении, и исповедите в Нем, Исусе Христе, свете истинном, самое существо и Божество то же, еже и во Отце Его и во Святем Дусе, и припадите к ногам Его с теплыми слезами и просите у Него, Творца своего и Спаса, прощение о том неведении своем и пререкании (116). Вем аз, которые люди во Христе самого существа не исповедуют, те люди люте осуждени будут с еретицы, аще не исправятся и не покаются, якоже подобает. И ты, чадо Максиме, аще знаешь таковых, моли их, дабы престали от такового злого начинания. И аз молю их со всяцем усердием, и полагаю главу свою на нозе их, и со слезами вопию им: о, возлюбленнии отцы и братия, христоименитое достояние, роде избранный, царское священие, люди обновления! упразднитеся и разумейте, яко есть самое существо Божества во Христе Исусе Господе нашем, истрезвитеся праведно и не согрешайте, и не имите веры прельщающим вас о том и смущающим. Аще и ангел будет кто, отвращайтеся его и плюйте на него. Аще бы мощно было мне, юзнику Феодору, аз бы взошел на высоту Фроловской башни посреди Москвы и вотрубил велегласно трубою во все царство, яко есть, есть, есть пресамое существо Божества во Христе Исусе Сыне Божии. Не прельщайтеся, братия, и не отметайтеся Его, Создателя всех, да не умрете вечною смертию бесконечною. Аз бо в никонианех не слыхал такового зломудрия отнюдь». Показывая, что обличаемое мудрование есть ересь, Феодор продолжал: «по вашему новому мудрованию два Сына будут, по Несторию зловерному, еже глаголете в трех лицех Святыя Троицы самое существо, во Отце и Сыне и Святом Дусе, а во Христе не самое существо глаголете. И сие ваше зловерие и дурак узнает, яко два Сына исповедуете, – великого да малого и тако четверицу славите, а не Троицу Святую. И сего ради паки и паки молю вы: покиньте то злое и душепагубное мудрование, его же несть, несть во всех наших древних православных книгах... И в новых явно весть того» (VI, 134–6). Свое исповедание Феодор изложил в следующих точных выражениях. «Един от Троицы, Сын Божий сошел с небес на землю самым существом неописанным и весь невместимый вместися во чрево Пресвятыя Девы Марии, всего человека восприим на ся, и родися от нее сугуб Христос, весь Бог и весь человек, и со Отцем на небеси весь пребысть неотлучно, в то время и всегда» (V, 97; ср. 103). Аввакуму казалось, что если бы Сын Божий сошёл в утробу Девы божественным существом, то уже не был бы на небеси с Отцем, – совершилось бы «рассечение», ибо существо Троицы «не секомо», по Аввакуму, хотя и разделяется «на трое по равенству». Поэтому Феодор разъяснял, что хотя на земле был Ипостасию Своею Сын Божий, но божественным Своим существом не был отлучен от Отца на небесах. «Якоже луча от солнца, тако и Сын Слово сниде не отлучься Отца... понеже равносилен Отцу и единосущен. И сего ради Писание глаголет о Сыне Божии Слове, Исусе Христе: «Отча недра не оставль, сошед на землю Христе Боже» (VI, 104)11. Так основательно ответил Феодор. При этом он пояснял и относительно вездеприсутствия Божия, что «не обымается местом Бог, но везде сый Отец, везде сый Сын, везде сый и Дух Святый» (102) и именно существом (109). Впрочем, по словам Аввакума, спор у него с Феодором не ограничился изложенным. «Много гадят уста те», – писал о Феодоре Аввакум в своих беседах. «О зачатии Христове глаголет: ухом-де Христос вниде в Деву и неизреченно боком изыде» (V, 349). Трудно сказать, насколько достоверно это известие. Сам Феодор об этом пункте в частности не упоминает. Во всяком случае, нельзя не указать того, что счел нужным написать сам Аввакум по этому предмету. «Мы о зачатии Бога Слова по Писанию веруем сице: пророку Иезекиилю показана на востоце дверь заключена, ею же дверию никтоже пройде, токмо един Бог, и паки запечатленну остави12… И в каноне акафиста Богородице 8 песни стих: ложесны Слово прияла оси, и Иже вся носящего понесла еси, и млеком питала еси. Виждь, слышателю, в зачатии Бог Слово дверию естественною вниде, сиречь ложесны, а не ухом слуха, и приим кровь от пречистых кровей ее, девятомесячно изыде теми же дверьми неизреченно, а не боком» (V, 349–50). Было бы разумнее, если бы Аввакум сказал, что не подобает входить в подробности там, где удобнее молчание.

Из той же мысли о «непоступности» Божеского существа вытекало у Аввакума неправильное учение о сошествии Святого Духа на апостолов. Диакон Феодор учил правильно. «Дух Святый, – писал он, – сам сниде существенне на апостолы, точию в них вселися не существом, но благодатию даров, и не существом является человеком, но схождением преобразуется по вместному виду», почему и на апостолов сошел в виде огненных языков (VI, 109). Между тем, Аввакум проповедывал, что в день Пятидесятницы Дух Святый сходил не существом, а только благодатию. «На апостолы, – писал Аввакум, – излияся огненными языки совершенная благодать Духа Святаго. А самое существо Параклитово отнюдь, отнюдь свойство недвижимо пребывает. И в церковных книгах несть сего разума, еже бы самому существу поступити. И статное ли то дело – существом Духу Святому снити, и, раздавши дары, паки горе взыти! Самый ребяческий розмысл»13. Из Москвы было получено в Пустозерске послание, которое «толковало» точно так же. «Да и толкует некто слепой бедный буеслов, – говорил об этом послании диакон Феодор: Бог-де Дух не посылается с неба никуды, но благодать и сила от Духа посылается. Да Максима Грека слова тут приводит, не смысля и не зная в них сущего разума» (VI, 101). Аввакум подхватил это писание «себе в оправдание» и в споре с Феодором кричал, что «языки на главах апостольских – не Духа Святаго седение, но благодать, пришедшая из апостолов сквозь темя: не вместилася-де в них вся да и на главы вышла» (VI, 120). Трудно сказать, от чего зависела смелость ссылки Аввакума на церковные книги, которые ясно показывали против него. Во всяком случае, диакон Феодор был прав в суждениях о своих противниках. «Они, – писал он, – чают лежаща или седяща Духа Святаго на небеси во едином месте, и не подвизающася и не поступающа с места своего никуды никогда (111). Какоже древле подвигся и поступи Дух Свят и прииде к Аврааму со Отцем и Сыном? Како же паки подвигся Дух Свят и сниде на Иордан, внегда крестился Господь, Сын Божий, Исус Христос? Или не ведал такого вашего мудрования, хотящего быти и преступил тогда, ходя с небес на землю» (112)?

В то время, как происходили споры по названным вопросам, возник еще спор о сошествии Христа в ад. И опять диакон Феодор учил вполне православно, а Аввакум впал в заблуждение. На этот раз против Аввакума был и поп Лазарь. «А во ад схождение Христово с плотию по восстании от гроба исповедует Аввакум, – свидетельствовал диакон Феодор, – и восстание Христово от гроба не называет воскресением, но восстанием токмо, а воскрес-де как из ада вышел» (VI, 96–7). Так действительно и учил Аввакум. «Прежде из гроба восстание, – писал он, – а потом во ад сошествие. Понеже Господня Душа, просто молыть, не была во аде, якоже прочих святых души, но Христос послал ее к Отцу с кровию Своею, нас выкупая, а не во ад от креста пойде. Пречистой души во ад сошедши с телом неистленным во гробе лежащим, а не без души тело бысть во аде, и душа без плоти. Каков родился, таков обоженною душею и плотию во аде был. А еже глаголете, яко не бысть Христос по восстании из гроба телом и душею во аде, но единою-де душею ада плени, а тело-де в то время мертво во гробе лежа: пощади, Сын Божий, от сего безумия и нелепого мудрования! Проклят тако мудрствуя! В третий день восста Сын Божий, сниде телом и душею во адова жилища: ну, так человек Христос и был во аде, а не душа без тела, – не плутай. Пресвятая душа во ад сошедши водя тело нетленное во гробе Избавителя нашего – света... А Федька прелагатай с единомысленники проклят да есть, ей да будет и будет во век. Собака, б....н сын адов пес! Вот тебе, отступник, песни песням Соломоновы: играй под клятвою вечною! Да затворит тя Бог в противление истине, погибай с своими окаянный! Федька, поганец, слушай: умучи ада, сошед во ад плотию, горе бысть аду от плоти, пресекло тело Христово чрево адово. «Слава Богу! подите бедные тюремщики из тюрьмы вон, Бог простил Адама со адамленки», – да и вышел со святыми из земли Христос и со всеми бедными горемыками воскресшим, по апостолу, вото, в третий день, по Писаниях, явися апостолом14«. Так писал Аввакум. Что же читали раскольники в послании Феодора? «А на кресте Христос страда плотию, и умре, и со креста сниде в ад с раздельшеюся душею смертию от телеси сам Бог – Слово Своим лицом, без плоти; а с плотию положися во гробе бездушен, сам же Бог – Слово; и от души Его пречистыя в аде и от плоти во гробе неотлучно бысть божественное Его существо всесильное отнюдь. А еже «восста» и «воскресе» Христос от гроба – един то глагол. И по восстании, после воскресения Своего от мертвых, не ходил уже Христос во ад, но всеродна Адама купно и вся воскреси с Собою, по Писанию» (VI, 98). Так выразил свое «исповедание» диакон Феодор. Но он привел и доказательства в свое оправдание. «А о сошествии во ад, о воскресении Христове, – писал Феодор, – много научает Евангелие Христово и Петр апостол в Деянии, паче же святый Дамаскин Иоанн во Октае, во всех осми гласах, по вся воскресныя дни, в стихерах и канонех, яко во аде бысть Христос до воскресения Своего, с душою единою три дни и три нощи, по словеси Своему, якоже Иона в ките, и во гробе с плотию толико же лежа, погребен бе; а не после восстания от гроба сходил с плотию, – никакоже» (VI, 106). Проверяя эти указания диакона Феодора, раскольники могли видеть, что он верует согласно с Писанием15. Но столь же легко было видеть и неправомыслие Аввакума. Оно вытекало из неправильного понимания некоторых выражений в церковно-богослужебных книгах. Это видно из «бесед» Аввакума. Здесь Аввакум подробно доказывал, что сошествие Христа во ад было «обоженным телом и душею» по восстании из гроба. «Чти, благочестию поборниче, слова Иоанна Златоустого на святую Пасху, – от алтаря священник чтет сице: «свободи нас Спасова смерть, угаси бо ея Иже от нея держимый, умучи ада сошедый во ад, горе бысть ему вкусившему плоть Его», – «а не нагую душу», – поясняет Аввакум. «И се предварив, Исаия возопи: ад, рече, огорчися срет тя доле... прият тело, и Богу приразися; прият землю и срете небо... Виждь, слышателю: прият тело, прият землю, а не нагую душу без тела. «Где ти, смерти, жало? Где ти, аде, победа? Воста Христос, и низложися ад; воста Христос, и падоша бесове. «Виждь: воста Христос от гроба, и потом низложися ад и падоша бесове, – по восстании из гроба разорение аду бысть и праведных изведение, и потом явися Христос женам и ученикам. Воскресе Христос»... (V, 347–8)... Таким образом, как видно отсюда, Аввакум основывался на непонимании таких выражений, которые совсем не имеют целью определять учение церкви о сошествии Христа во ад. Так, выражение «горе бысть аду, вкусившему плоть» Христа – указывает лишь на смерть Христа; выражение «прият тело» нельзя понимать буквально точно так же, как и выражение «прият землю», и указывает оно лишь на то, что ад хотел поглотить тело Праведника, не видя Божества; наконец, выражение «воста Христос, и низложися ад» указывает не на моментное отношение этих двух актов, а на причинное, так как воскресение Христа было венцом победы Христа над адом. Столь же неудачна ссылка Аввакума на Большой Соборник, где в слове Иоанна Дамаскина на иконоборцев говорится, что во Христе плоть от Божества «никогда же разлучишася, ниже во утробе Матерни, ниже в крещении, ниже на кресте, ниже во аде». «Виждь, слышателю, – вериши ли Дамаскину? – неразлучна плоть с Божеством на кресте и во аде», – замечал Аввакум (V, 348). Но речь у него и диакона Феодора была не об этом. Божеством Христос вездесущ: речь была о том, чем или как Христос сходил во ад, душею ли и телом, или лежало во гробе? Подобным образом богословствовал Аввакум и по поводу одного выражения, найденного раскольниками у Иосифа Волоцкого, что душа Христа «сведена была во ад смертию и диаволом»16. «На что – петь, – писал Аввакум Сергию, – Иосиф Волоцкий с Писанием ратуется?... Неладно он о сошествии пишет во ад, быт то смерть и диавол снесли душу Христову во ад. А пророцы и бословцы вси не так, но глаголют со славою во ад бысть поход. Помнишь, в слове Епифаниеве пишет: предшествуют же Ему архангели Михаил и Гавриил и прочия силы ангельския, глаголюще: возмите врата, князи, ваша и прочая... Статное ли дело, душу Божию диаволам обладати? Смерть и телом не обладала, нежели душею. Сам Господь нас научает, – рече: никтоже душу Мою возмет от Мене, но Сам полагаю ю о Себе: область имам положити ю и паки область имам прияти ю. Да умирая рече: Отче, в руце Твои предаю Дух Мой, – а не к дьяволам во ад. Во ад со славою иде, восстав от гроба телом и душею, божески» (VIII, 107, 112). Очевидно, богословствование Аввакума было неглубокое: ссылался он па Писание и на нем опирался, но толковал Писание криво17.

По словам диакона Феодора, он должен был обличать своих соузников еще за их неправильное учение об ангелах. Спор был вызван попом Лазарем. «У ангелов Он, Лазарь, глаголаше, власы быти, и торочки на главах и зерцала в руках и крыла у них». Диакон Феодор доказывал, что ангелы по природе своей суть духи бесплотные. «Аз же ему глаголах преко, – сообщал после Феодор, – яко ангели вси не имеют на себе ничего плотского, ни власов, ни крил, ни глав, ни рук человеческих, зане дуси суть. А пишутся они по плотскому виду того ради, понеже инако как невозможно написати ангела... И то они, батьки – Лазарь и Аввакум – поставили в хулу мне, по рвению... не постави им, Господи, в грех сего» (VI, 118). По сообщению Аввакума, не согласен был он с Феодором и в учении о душе. Из слов Аввакума видно, что и здесь он не был прав. «И о душе слепотою говоришь, – слушать нечего: глаголешь бо ея трисоставну. Не тако... вси святии научают, яко душа единорасленна и телесовидна... Ангел некий, чистейший дух, но и плотна есть»18. Так упрекал Аввакум диакона Феодора! А между тем, отцы церкви действительно называют душу «трисоставной» – по способностям души19, но никто из них не говорит, что душа не бесплотна...

Диакон Феодор упоминает еще о двух пунктах разногласия, относительно которых ему приходилось препираться с Аввакумом и Лазарем. Один из них касался времени пресуществления св. даров на литургии. Аввакум и Лазарь мудрствовали, что хлеб и вино пресуществляются в тело и кровь Христовы на проскомидии20. Диакон Феодор опровергал эту «неправду». «Исповедую со всеми церковными учители, – писал он, – яко прелагаются те предложенные дары, хлеб и вино, в тело и кровь Христову Христовыми оными словесы, еже на тайной вечери рече: примите и ядите, се есть тело мое (VI, 128). Таким образом, Феодор справедливо обличал Аввакума и Лазаря, но и сам ошибался. Защищаемое им учение также не принято православной церковию, и есть учение церкви латинской21. Прямой упрек Аввакуму и Лазарю за уклонение в латинское зломудрие читаем у Феодора, когда он трактует об «основании церкви». Феодор имел право сделать это, следуя указанию старопечатных книг22. «Основание церкви на Петре апостоле глаголют, а не на Христе самом», – писал Феодор о Лазаре и Аввакуме (VI, .97)23. А о себе самом добавлял (130): «основание церкви на Христе самом, краеугольном камени, верую и исповедую, а не на Петре апостоле, – никакоже: римское то зломудрие отметаю.... Зане глава церкви и основание – Христос, а не Петр, ни ин кто от святых всех. Аще и называются святий кои основанием церкви, но по Христе». В доказательство этого учения Феодор указывал и тексты: Деян. IV, 11–12; 1Кор. III, 11.

III. Исход распри. – Молва об Аввакуме, как еретике. – Волнения на Керженце по смерти Аввакума: сходка 1693 года, онуфриане.

Таково содержание «спорных» сочинений Аввакума и Феодора. Читая их, раскольники не могли не видеть, что учение Аввакума не согласно с Писанием и по своей букве сходна с учением еретиков. Разумеется, догматствование кичливого протопопа было скорее «дурацким», чем «от ума» (ср. VI, 133); оно обусловливалось не стремлением проникнуть в недосягаемую глубь Писания и протолковать непостижимые догматы по началам разума; его источник заключался в невежественном непонимании только некоторых выражений Писания и в неумении о предметах веры мыслить отвлеченно и говорить текстом Писания. Тем не менее, неправомыслие Аввакума теперь было на лицо и не могло не вызвать протеста. Успех его писем обусловливался слепым доверием к его авторитету со стороны его учеников и еще тем обстоятельством, что Феодор долго не мог дать обстоятельного ответа. А когда этот ответ был дан, тогда дело разъяснилось: защитники Феодора могли действовать смело, даже имели в послании Феодора и руководство к тому, чтобы в подробности и от Писания рассмотреть спорные вопросы. Путь к отысканию истин здесь указан был вполне верный и безошибочный. «И ты, чадо мое животное, Максиме, – писал Феодор своему сыну о сторонниках догматствования Аввакума, – аще знаеши тех мнящихся быти учителей, наставников погибели, во тьме неведения шатающихся, вели им прочести трезвым умом и чистою совестию четыре Христова Евангелия, изряднее же сына Громова богословие, и прочих святых апостол проповедь вселенскую, и святых седми соборов и девяти поместных, деяния и правила их пройти, к сим же святые учительные слова прочести с разумом и со известным испытанием, да к тому же и все службы на господские двунадесятые праздники просмотрети, стихиры, славники и ирмосы, и каноны, богомудрых творцов гранесия, да научатся от тех всех» (VI, 101). Сравнивая такие наставления Феодора с письмами Аввакума, легко видеть все превосходство их пред последними. Легкомыслие в речи Аввакума просто поражает читателя. «Федька, а Федька! По-твоему, кучею надобе, едино лице и един образ? Ох, б....н сын, собака косая, дурак страдник. Коли не знаешь в книгах силы, и ты вопроси бабы поселянки: заблудил-де от гордости, государыня матушка, на водах пустыни, и не знаю правого пути к Богу; а со отцем духовным диавол спроситься претит мне, и от него-де за воровство учинился проклят, – помози-де, матушка, моему сиротству, исправь мою душу косую, и весь-де мой орган по душе катится косо, с трудом великим, не путем еду, скажи-де, государыня, о Святей Троице: Троица-де что есть? так она тебе скажет и отвещает. Федька! ну лбом, б....н сын, поселянке той о землю. Таки-су и мне, грешному, диво: каково хорошо старуха та отвещала. Гордоус, алгмей, собака! Бог тебя навел на жену ту. Вопроси еще ея же: что есть существо Божие? и она тебе отвещает»24. Так писал Аввакум. И это только одно из многих подобных мест в письмах его. Раскольники понимали неприличие таких приемов в речи о столь важных предметах. Одним словом, все было против Аввакума, по крайней мере, беспристрастные видели это. И вот пошла молва, что Аввакум верует не по Писанию, что он даже еретик. Так заговорили и бывшие духовные дети Аввакума. Весть об этом дошла до Пустозерска. И не видно, чтобы она особенно смутила Аввакума. В одном послании к своим друзьям, писанном около 1678 года, он сам вспоминает об этом. «Не по Писанию верующие еретицы суть, – писал он здесь, – такоже и прелагатаи Писания еретицы суть... А я, грешный, кроме писанного не хощу собою затевать; как написано – так верую, идеже что святые написали мне, так и добро. Иное же уже, окаянный, рассмеюся: как-то, реку, уже сатана надо мною не возится! Никониане еретиком зовут, дети духовные еретиком же зовут! Да тем, реку: ты меня, бес, не отлучишь от любви той Христовой... время им лаять, а мне время терпеть за имя Господне, не умерше, мучитися. Пускай мучат душу мою и тело. Яко во огне горю в бедах и напастех. Отвсюду вся стекаются в мою душу. Яко вранове стекаются на мертвое тело и яко волцы, на скот пораженный, или яко псы на стерво: тако и на мою грешную душу отвсюду рати и бури, отвсюду мятежи, отвсюду ухищрения, – жива мя поглотити диавол ищет. Многи волны и люто потопление, но не боюся погрязновения, на камени бо стою. Аще и приражаются каменю волны, но в пены претворяются, камени же вредити не могут. Камень же – Христос. И я за Него держусь, никого не боюсь – ни царя, ни князя, ни богата, ни сильна, ни диавола самого, но наступаю на змию, и на скорпию и на всю силу вражию» (VIII, 84–5). Очевидно, в новой молве о себе Аввакум видел лишь новое доказательство правоты своего пути, своего неуклонного следования по Писанию, и был слишком самонадеян, чтобы оглянуться назад, проверить себя по указанию других и хоть в чем-нибудь сделать уступку. Между тем, суд был уже близок. Окончательное осуждение писем Аввакума было только уже делом времени.

«Велия распря бысть в христианех, – гласит сказание, – овии начаша Аввакума протопопа мудрование хвалити, друзии же Феодора диакона». Первых было больше. Они плодили списки Аввакумовых писем и всюду рассылали их. Таким путем спорные письма проникли и на Керженец. В ските Онуфрия они были получены прямо от Сергия. Онуфрий, Поликарп Петров из Романова, Измаил, ученик Онуфрия, некий Иван Грачев из Ярославля и «первый любитель» писем Аввакума – Сергий, явились главными защитниками последних на Керженце. Поликарп сам и переписывал письма. В то время в Керженских лесах спасался дворянин Феодор Токмачев из Пошехонья. Ему только теперь попались в руки отрывки из писем Аввакума. Читая их, он немало дивился. Показывал одному, другому, многим, и все говорили, что такого мудрования в святых книгах нет. Единомышленники Онуфрия также уверяли, что и они веруют по старинным книгам, но делали так лишь затем, чтобы прельщать других. «Егда же кто, ведая прелесть их, речет им похулити на имена скверныя ереси», заключающияся в Аввакумовских письмах, «того зело ненавидели». Поэтому, посоветовавшись с другими, Феодор Токмачев решил собрать собор. Собор состоялся 19 августа 1693 года. На нем присутствовали иноки: Иларион, Александр, Илья, Павлин, Иов и два известные борца против Онуфрия – инок Мина и инок Галактион слепой. Мирского чина было семнадцать человек: Феофилакт, Иаков, Василий, Иван, Василий, Савелий, Иван, Иван, Иван, Иосиф, Авдий, Тимофей, Феодор, Матвей, Стефан, Михаил и Родион. Токмачев указал собранию на Онуфрия, Сергия, Поликарпа и других их единомышленников, обвиняя их «в тяжких ересях», и собрание решило призвать обвиняемых к ответу. Посылали к Онуфрию раз, другой, наконец, третий, чтобы он с своими сторонниками пришел на собрание и принес бы покаяние в своем падении, но Онуфрий не являлся и придумал учинить недоброе. Пришел посланный от Онуфрия, монах Александр, и пригласил участников сходки к Онуфрию. Токмачев послушался, и с монахами и бельцами отправился по прошению. Пришли. Феодор развернул копии с писем Аввакумовских, писанные Поликарпом Петровым, и начал беседу. Но Поликарп не дал ему говорить. Он кинулся на Токмачева, вырвал у него из рук письма и разорвал в клочки, только часть осталась в руках Феодора. Началась суматоха и раздался крик: «стреляй прямо». Это кричали противники Токмачева, показывая на его единомышленников. Пришедшие на прение раскольники бросились бежать в лес; Токмачеву едва-едва удалось спастись. Возвратившись домой, они составили «хартию» об этом событии, все подписали ее и положили на хранение, а списки с нее стали раздавать народу. Учение онуфриан названо было в этом акте ересию, защитники его еретиками. Описанная сходка на Онуфрия происходила в починке Зиновьеве. Пошли толки из скита в скит, из починка в починок: всех занимал вопрос о ереси Онуфрия. Онуфрий не только не хотел отказаться от спорных писем, но стал защищать их сильнее и уже открыто пред всеми. В его ските письмам этим стали воздавать почести паче Евангелия. Переплетали их в бархат, ставили в переднем углу у икон, ввели чтение их за богослужением. Одни носили письма с собой в надежде на избавление чрез них от напастей, другие натирали письма ладаном, чтобы хоть этим воздать им почести. «И бысть тогда конечное разделение, яко и попы на коейждо стране свои имеяху, и не общахуся друг с другом, и овии других зовяху трисущниками и онуфрианами, онуфриане же тех порицаху кривотолками». Противники Онуфрия группируются около попа Софонии. Сила Онуфрия опиралась только на материальное значение его скита и, потому рано или поздно должна была пасть25....

IV

В заключение необходимо сказать несколько слов о некоторых памятниках, относящихся к описанным нами спорам, затем о некоторых участниках этих последних, наконец, о последнем исходе эпизода.

1. Из не бывших под руками издателя сочинений Аввакума, имеющих важное значение для изложенной нами истории, можем указать на подлинные догматические послания Аввакума, находящиеся в выдержках в рукописном сборнике черниговской семинарии под № 135. Об этом памятнике следует сказать несколько подробнее.

Есть «Сказание о распрях, происходивших на Керженце из-за Аввакумовых догматических писем». Оно издано в упомянутых «Материалах для истории раскола», VIII, 204–353, по рукописи Публ. библ, из собр. Погодина № 1256, именно: стр. 204–322 есть текст лл. 300–349 полностию, а стр. 323–353 из статьи: «Обличение от святого писания на несогласные письма протопопа Аввакума и на заступников тех писем старца Онуфрия, Иерофея бельца и на единомышленников их». В этой статье есть «Сказание вкратце» о том же предмете, которое дополняет пространное «Сказание» некоторыми подробностями. В конце его стоит позднейшая приписка с упоминанием о «мировом писании» (стр. 352): здесь разумеется «мировой свиток» 1717 года, напечатанный в «Полном историческом известии о раскольниках» протоиерея Иоаннова: стр. 208–11, изд. 1799 года. «Сказания» написаны в 1710 году. Имя автора неизвестно, но видно, что он лично был хорошо знаком с описываемыми событиями и имел под руками относящиеся к ним документы. Это свидетельствует о фактической достоверности «сказания»26.

В «Сказании» излагается история распри на Керженце из-за писем Аввакума, в которых он полемизировал с диаконом Феодором по догматическим вопросам. Они были известны под именем «спорных писем». В «Сказании» приведены выдержки из этих «писем» (VIII, 214–23). Раскольники отвергают подлинность последних. Так, еще Семен Денисов в «Винограде Российском» доказывал, что догматические «письма» Аввакума есть будто бы не что иное, как выдумка православных полемистов против раскола, авторов «Розыска» и «Пращицы», – «баснословие сшитое на вседобляго» (гл. 2, ст. 4). Последующие раскольнические историки повторяют это. Например, автор «Обличений» на «Полное историческое известие» Иоаннова говорит о «спорных письмах», что они «под именем протопопа Аввакума и Феодора диакона ложно некиими внешними иезуиты сочинены на разврат святой церкви»27. Действительно, в раскольнических сборниках сочинений Аввакума, доселе известных, этих писем не встречается. Но это объясняется тем, что письма эти имеют еретический характер. Ревнуя о чести своего знаменитого учителя, раскольники позаботились исключить их из числа его сочинений. В действительности же подлинность этих писем не подлежит ни малейшему сомнению. «Доводы» Денисова опровергнуты православными писателями с достаточной полнотой28. Можно только добавить, что вновь открытыми сочинениями, бесспорно принадлежащими Аввакуму, подтверждается не только то, что у него была распря с Феодором, но и то, что он умствовал именно так, как показывается в «спорных письмах». Ср. «Мат. для ист. Раск.» V, 271–82, 347–49; VIII, 107–8, 112. В целом своем виде «спорные письма» неизвестны. В первый раз отрывки из них были приведены в «Розыске»29. В «Полном, историческом известии» Иоаннова сделано, как показывает сравнение, сокращение из текста «писем» в упомянутом «Сказании»30. Недавно стали известны выдержки из тех же писем Аввакума по сочинению бывшего беспоповца Григория Яковлева, писанному в 1748 году31. А мы нашли их еще в рукописи черниговской семинарии: № 135, in 8°. Сравнивая эти отрывки между собою и с VIII, 219–23, затем принимая во внимание некоторые послания Аввакума к игумену Сергию – VIII, 107–12, наконец, имея в виду прямое, свидетельство самого Аввакума – V, 175, приходим к заключению, что а) под именем «спорных писем» были известны послания Аввакума по догматическим и другим вопросам в Москву ко всем ученикам вместе с частными письмами к «игумену» Сергию и к соловецкому выходцу диакону Игнатию; б) в полном виде и целом составе, их мы не имеем; в) рукопись черниговской семинарии дает самые полные, исправные в тексте, выдержки. Применительно к полемическим целям текст писем здесь разбит на 16 отдельных статей под именем «статей несогласных писем протопопа Аввакума», т. е. несогласных с «писанием».

2. Кто такой был Сергий – защитник еретических писем Аввакума на Керженце? В исследованиях по расколу не дается определенных сведений о старце Сергие, жившем на Керженце. Митр. Макарий, повторяя слова автора «Пращицы»32, называет Сергия нижегородцем, причем, по-видимому, отличает его от другого старца Сергия, который был виновником появления на Керженце догматических писем Аввакума33. Другие отожествляют Сергия с старцем Сергием, которого судили на соборе 1666 года34, без всяких прямо видно оснований35. Есть данные, чтобы решить этот вопрос иначе.

По свидетельству «Сказания» о керженских догматических спорах, в начале 90-х годов XVII века на Керженце жил инок Сергий – защитник догматических писем Аввакума36. Другой памятник – «Отразительное писание», писанный иноком Евфросином в 1691 году, также упоминает, что в то время на Керженце жил инок Сергий – ученик Аввакума и защитник писем его в пользу самоистребления37. Так как оба памятника говорят об иноке Сергие, жившем в ските Онуфрия, то, очевидно, они разумеют одно и то же лицо. Теперь спрашивается: кто же этот инок Сергий? По всем признакам не кто иной, как тот любимец Аввакума инок Сергий, которого за ревность о расколе протопоп почтил саном игумена. Уже одно то, что игумен Сергий спрашивал Аввакума и получал от него ответы о таких предметах веры38, споры о которых начались на Керженце по вине инока Сергия, занесшего туда письма Аввакума и бывшего их защитником39, – дает основание думать, что игумен Сергий и инок Сергий – распространитель и защитник еретических писем Аввакума, есть одно лицо. Вместе с тем, оказывается, что игумен Сергий есть инок Сергий – распространитель и защитник писем Аввакума в защиту самоистребления, так как, по свидетельству инока Евфросина, этот ученик Аввакума именовал себя «игуменом», неведомо почему40, но, очевидно, потому, что в «игумны» назначил Сергия Аввакум. Таким образом, при посредстве известий из третьего источника личность инока Сергия, жившего, по свидетельству инока Евфросина и «Сказания» о керженских спорах, на Керженце, до известной степени уясняется. А на основании нового источника мы можем утверждать, что речь идет не о ком другом, как об иноке Сергие, участнике смуты 5 июля 1682 года. В одном послании в Москву, обращаясь к игумену Сергию, Аввакум писал: «а еже, изволившу Духу Святому вложити во ум отцу Досифею с челобитными, по жребию, стужати царю о исправлении веры, и кто аз силен возбранити воли Божией, еже не быть тако? Да будет, да будет! Господь благословит тя и с Максимом»41. À инок Сергий на допросе по делу о смуте 5 июля 1682 года показал, что он «пришел в Москву по жребию и по посланию игумена Досифея бить челом государям» о введении в употребление старых Служебников42. Очевидно, жребий пал на игумена Сергия; последний спрашивал об этом Аввакума, вероятно потому, что сомневался в успехе предприятия43; Аввакум не «возбранил» делу и благословил на него Сергия; поэтому Сергий исполнил возложенное на него поручение. А после этого мы можем идти далее. Инок Сергий, участник смуты 5 июля 1682 года, показывал о себе, что он носил в мире имя Симеона. Поэтому мы можем, искать следов того, что и Сергий игумен, распространитель «самосожигательных писем» Аввакума, до пострижения назывался Симеоном. Такие следы действительно остались. По свидетельству инока Евфросина, в то время, когда игумен Сергий распространял «самосожигательные письма» Аввакума, – явились подделки последних44; в том числе и такие, которые состояли из буквальных выписок из подлинных посланий Аввакума, писанных им в разное время и разным лицам. Такого рода подделку, как это было пояснено нами в другом месте45, представляет «послание к некоему Сергию», напечатанное в «Христианском Чтении» 1888, I, 754–7. Вначале встречаем здесь две выписки из сочинений Аввакума, в которых он беседует с учеником своим Симеоном – VIII, 28+V, 204, но вместо имени Симеона здесь стоить имя Сергия: «добро дело содеяли, чадо Сергие»: явный знак, что Сергий носил имя Симеона, и что этот Симеон есть не кто иной, как пресловутый ученик Аввакума Симеон, которого за преданность расколу учитель называл «богоприимцем»46. Тот же вывод получается из других сопоставлений, именно из сопоставления писем Аввакума к Симеону с известием инока Евфросина о Сергие. Инок Сергий, живший на Керженце, ученик Аввакума, по свидетельству инока Евфросина, был виновником распространения писем Аввакума, похвалявших самоистребление: он спрашивал Аввакума о самосожженцах особым письмом, причем представил дело в ложном свете. «Есть в сем деле моя вина, – раскаивался после Сергий, – аз не так писал Аввакуму, как делается зде, но слишком мучительскую сказах лишнюю лютость·, а самосожженцев поведах и не бывшее благочестие», – не сказал, что сами самовольно собираются и беду на себя накликают, но поведал, «яко из рук мучительских урываются и сожигаются». Так писал Сергий Аввакуму. «И тому, – рассказывал Сергий, – моему вопросу и ответ отец прислал», т. е. Аввакум, одобрив самоистребление, причем прибавил (т. е. Аввакум), что самоистребление одобрили и другие его соузники, с которыми он рассуждал47. А из посланий Аввакума к Симеону видно, что последний писал в Пустозерск вопросы и о «мучительской лютости» и о «благочестии» самосожженцев, отчего и речь Аввакума в ответных посланиях переполнена подробностями об этих предметах: Аввакум определяет «с мученики в чин» всех сожженных, равно говорит и о самосожжегшихся. «Добро дело содеяли, чадо Симеоне, – отвечает он здесь о последних, – надобно так! Рассуждали мы между собою». При этом повод самосожжения Аввакум описывает так, как, очевидно, возвестил ему Симеон: «а в Нижнем преславно бысть: овых еретики пожигают, а инии, распальшеся любовию и плакав о благоверии, не дождався еретическою осуждения, сами в огонь дерзнули»48. Таким образом, в делах Симеона мы узнаем Сергия, как последний сам передавал о себе. При этом нельзя не обратить внимания и на другие частности. Инок Сергий, участник смуты 5 июля 1682 года, показывал о себе, что он родом нижегородец, посадский человек, полпята года жил дьячком в монастыре Антония Сийского49: очень может быть, что знакомство Симеона с Аввакумом началось еще на их родине. «Новому игумну, старому моему чаду, Сергию отцу радоватися о уповании вечных благ! Припомяни, чадо, и о мне в день радостный. Хощу с тобою совсельник быти в пазухе Авраамове»50. Так обращался Аввакум к Сергию в послании, писанном им в последние годы жизни, а таким «старым» любимцем Аввакума, которого он всегда и везде хотел иметь с собой, был, именно Симеон, Симеонушка, Симеон миленький51, и очевидно, что «старое чадо» Аввакума только под конец жизни последнего было почтено «игуменством». Памятники называют инока Сергия, жившего на Керженце, учеником Аввакума: среди учеников Аввакума был один с именем Сергия, именуемый «игумен».

Итак, Симеон – ученик Аввакума, Сергий – именуемый игумен, инок Сергий – участник смуты 5 июля 1682 года, и Сергий – инок, живший в конце XVII века на Керженце, по всем признакам, есть одно лицо. Каким же образом могло случиться, что Сергий, подвизавшийся, главным образом, в Москве, как в то время, когда сделался «игуменом», так и ранее52, – явился на Керженце? Из «Истории о вере» участника смуты 5 июля 1682 года Саввы Романова видно, что Сергий после событий 5 июля был послан в заточение в ярославский Спасский монастырь53. Отсюда, в 1684 году, был переведен в Солотчинский монастырь рязанской епархии. Тут велено было держать Сергия, «вкинув в земляную тюрьму, под крепкою стражею, и никому к нему не ходить, и чернил и бумаги не давать, и чтобы он б…ных писем не писал»54. Такое распоряжение могло быть вызвано тем, что Сергий, когда находился в ярославском монастыре, имел письменные сношения с раскольниками, причем раскольники, вероятно и лично навещали его. А в таком случае тем более можно предположить, что из места нового заключения Сергий учинил бегство, – естественно в родные нижегородские пустыни. И надо думать, что за эти «подвиги» Сергия и чествовали именем «страдальца»55. Если бы Сергий умер в заточении, то «Виноград Российский» всеконечно упомянул бы о Сергии.

3. Упорство Онуфрия было причиной того, что сходки на него продолжались и в начале XVIII века. Наконец, в 1709 году он отказался от писем. В следующем году было составлено сказание о керженских распрях: рукоп. Публ. Библ. из собр. Погодина, № 1256, лл. 350–402. Здесь есть и разбор писем Аввакума на основании писания. Подобное же опровержение писем, по статьям, есть в рукописях черниговской семинарии, три списка: два в рукописи № 136, лл. 1–124, 128–228, и один в рукописи № 135, лл. 1–54. При сходстве все они различаются по количеству и составу выписок из книг. Тщательность во всех отношениях принадлежит экземпляру № 135. Заглавие его: «Собрание от божественного писания вкратце, на обличение ложных и нецерковных, несогласных с божественным писанием святых отец, писем протопопа Аввакума, отложенных христианским собором в лето от создания мира 7217 месяца ноября в 28 день». Всего 16 статей. Все они написаны в одном порядке: сначала выписывается «статья несогласных писем» Аввакума; затем, где можно, показывается в ней «древних еретик мудрование», т. е. ее буквальное сходство с учением тех или других еретиков; в заключение приводится «свидетельство и обличение от божественного писания» – из Священного Писания, из творений отцев и учителей церкви, из символов веры и особенно из богослужебных книг. В рукописи № 136, лл. 125–6, приведена выдержка из любопытного послания из Москвы на Керженец. «Священноиноку и общему отцу нашему Софонию, да отцу Сергию, да отцу Иакову, да отцу Павлину, да отцу Никодиму, и всем прочим отцем нашим, которые во единости веры истинного благочестия. Ведомо вам буди и сие, честнии отцы, егда был Онуфрий инок на Москве, Иерофей Андреев с своими единомышленники паки его Онуфрия совратил в свою им старую прелесть. Напишите и о Иване Викулове, и о Павле Захарове, и Феодоре Феодорове, – на письма обличение. А ложные письма, собрав на них от божественного писания – на Симеона попа, и Ивана Викулова, и Павла Захарова, и Феодора Феодорова – пришлите. И будет вам мзда от Бога». Вслед затем приведена выдержка из послания на Керженец ветковского попа Феодосия 1710 года, в котором он просил того же старца Сергия «выписать» из писем Аввакума «вси вины что о богословии неправо»56. Очевидно, эти ссылки на два послания сделаны составителем обличений на письма Аввакума в качестве оправдания для себя. В рукописи № 135 сделана ссылка, как сказано выше, на определение собора 28 ноября 1709 года. На этом соборе Онуфрий дал подписку возвратить «спорные письма» Сергию, от которого он получил их, и возвратил. «А он, Сергий, – добавляет сказание, – соберет свидетельства от божественного писания и обличит те хульные письма»57. Долг сделать это, действительно, лежал на Сергие, первом виновнике распространения писем Аввакума. А сам Сергий скоро убедился в их ложности58. Не он ли был составителем рассматриваемых «собраний от писания» на письма Аввакума? По крайней мере, приписка на поле в рукописи «Сказания» о керженских спорах, сделанная при упоминании о Сергие, гласит прямо: «Сергий страдалец, обличитель ложных писем Аввакумовых»59. Да и поп Феодосий просил, прежде всего, Сергия потрудиться в этом деле.

Последний акт по поводу писем Аввакума, как известно, относится к 1717 году, когда обеими сторонами был подписан «мировой свиток», с отрицанием «спорных писем»60.

Петр Смирнов

* * *

1

См. изданную известным расколоучителем Онисимом Швецовым книжку: «Показание всеобдержности двуперстного сложения в древней православной церкви и погрешности противу святого Евангелия в новообрядствующей грекороссийской церкви». Яссы, 1888, типография Б. Η. П–к.

2

По поводу наименования двуперстия армянским обычаем уже дано объяснения в нашей литературе. Выяснено, что власть и в этом случае поступала не только вполне искренно, но и не ошибочно. «Христ. Чт.», II, 660–69.

3

Мат. для ист. раск. V, 18–19.

4

Мат. для ист. рек. VI, 135.

5

Так, например, составитель «Поморских ответов» Андрей Денисов, а в недавнее время не менее знаменитый в истории раскола инок Павел Белокриницкий, учредитель австрийской раскольнической иерархии, учили, что в двуперстном сложении, при образовании Святой Троицы великим и двумя последними перстами, второе лице, т. е. Сына Божия, надлежит разуметь нага от воплощения, каковое учение содержат многие старообрядцы и доселе.

6

Ркп. Публ. библ. О. I. № 339, л. 206–7; ср. V, 345–6.

7

Ркп. черниг. сем. № 135., ст. 1–2, 4–6, 10.

8

Там же, стр. 14.

9

Там же, стр. 7.

10

Там же, стр.12.

11

Ирмосы 7 гласа, песнь 4.

13

Ркп. черниг. сем. № 135, ст. 15.

14

Ркп. черниг. сем. № 135, ст. 13.

15

Деян. II, 27–31. Октай, гл. 4, канон внед. на утр.песнь 4: «Обоженная твоя, Спасе, душа адова сокровища пленивши"…

16

Просветитель, сл. 4, по изд. 2, стр. 91.

17

Не даром Симеон Полоцкий после горячего спора с Аввакумом сказал о нем: «Острота, острота телесного ума! да лихо упрямство! А се не умеет науки» (V, 118).

18

Ркп. черниг. сем. № 135, ст. 16.

19

Напр. 2 слово на Св. Пасху Григория Богослова. Соборник, л. 641.

20

Так же умствовал поп Никита (IV, 11–13, 50–59) и по-видимому, соловецкие челобитчики (III, 270).

21

Хотя в то время, когда происходили данные споры, колебания в сторону этого учения замечались даже в православных полемических сочинениях против раскола. Жезл, ч. I, воз. 13.

22

Книга о вере, гл. 7 и 8.

23

Ср. в Аввакумовских послании к неизвестному и в книге на крестоборную ересь (V, 219, 281).

24

Ркп. черн. сем. № 135, ст. 10.

25

Мат. для ист. раск. VIII, 238, 42, 260, 294, 336–7, 346. Пр. Соб. 1858, II, 132.

26

Иоаннов в «Полном историческом известии о раскольниках» впервые воспользовался настоящим «Сказанием» о керженских спорах (стр. 206–8, изд. 1799). Видно, что он читал и «Сказание вкратце». Но хронология у него другая. Так, третье «сходбище» на Онуфрия было, по Иоаннову, 28 апреля 1698 года; между тем, в «Сказании», как пространном (стр. 268), так и кратком (стр. 337), упоминается о сходке 27 апреля и – не 7206 года, а 7216. Ошибка могла произойти легко; но ясно, что ошибка – у Иоаннова; так как из «Сказания» видно, что ранее апрельской сходки 1708 года было еще две сходки – 1706 года (стр. 250,251). Подобным образом в «Сказании» упоминается о «соборном писании» 7217 г. 28 ноября года (стр. 346), а у Иоаннова – об определении 7207 ноября 28 дня: Сведениями, приведенными у Иоаннова, пользовались митр. Макарий («Истор. русск. раск.» стр.288–9, изд. 1855.) и А. Б. (Опис. раск. соч. II, 40–2. Спб. 1862). Подлинным «Сказанием», именно в пространной редакции, в том самом списке, по которому сделано печатное издание, пользовался Есипов – «Раск. дел. XVIII века»,II, 223–60. Спб. 1863. Он подробно изложил содержание «Сказания», но хронологических разностей сравнительно с известием Иоаннова не отметил. В дальнейших исследованиях даты, приведенные у Иоаннова и Есипова соединялись, впрочем, без пояснений. См. Ф. Елеонского. О состоянии раскола при Петре I, стр. 122–3. Спб. 1864.

27

Ркп. Хлудов. библ. № 302, In F, лл. 286–8.

28

Макарий: Ист. русск. раск., стр. 289, прим. 505. – А. Б: Опис. Раск. соч. II, 39–43. – Н. И. Субботин: Бр. Сл. 1875, IV, отд. 2, стр. 265–75.

29

Розыск, стр. 51–62, 78, М. 1847.

30

Иоаннов, стр. 82–3; op. VIII, 219–20.

31

Извещение правед. о раск. беспопов. – «Бр. Сл.» 1888, 1, 162–3.

32

Пращица, л. 11, изд. 1721 г.

33

Ист. русск. раск., стр. 288. Спб. 1855.

34

Нижегород. Епарх. Вед. 1865, № 15, стр. 14.

35

Мат. для ист. раск. П, 13; ср. 118.

36

Там же, VIII, 238–40.

37

Евфросин, стр. 110, 114; ст. 104. Спб. 1895.

38

Мат. для ист. раск. VIII, 107–12.

39

Там же, VIII, 221, 238.

40

Евфросин, стр. 15, 20. Спб. 1895.

41

Мат. для ист. раск. VIII, 97.

42

Там же IV, 299.

43

Летоп. русск. лит. V, II, 112.

44

Евфросин, стр. 89.

45

Происхождение самоистреб. в русск. расколе, стр. 23. Спб, 1895.

46

Мат. для ист. раск. V, 204.

47

Евфросин. стр. 18–20. 110.

48

Мат. для ист. раск. V, 204, 206–10.

49

Там же, IV, 299.

50

Там же, VIII, 107.

51

Там же, V, 200–204; VIII, 33.

52

Там же, VIII, 96; V, 238.

53

Летоп, русск. лит. V. II, 148.

54

Истор. обозр. рязан. иерарх., стр. 185–6, изд. 1820 г.

55

Флоров: «Обличение на раск.»: Бр. Сл. 1894, I, 476; ср. Мат. для ист. раск. VIII, 242, прим. 1.

56

Полн. истор. известие о раскол., стр. 275–6. Спб. 1799 г.

57

Мат. для ист. раск. VIII, 345–6.

58

Там же, VIII, 240.

59

Там же, VIII, 242.

60

Полн. ист. изв. о раск. Иоаннова, стр. 208–11.


Источник: Смирнов П.С. Споры в расколе по догматическим вопросам в XVII в. // Христианское чтение. 1897. № 7. С. 60-94.

Комментарии для сайта Cackle