4. III век – начало IV века
С половины III века необходимо перейти к началу IV века. Чтобы этот переход был плавным, необходимо сказать несколько слов об этом поначалу простом периоде, который усложнился безмерно, стал страшной трагедией Церкви в IV веке.
Богословские системы века мужей апостольских, II-III веков. Церковь в это время гонима, и эти первые века – практически жизнь христианства живой традицией, которая была унаследована от мужей апостольских . Там мы не находим «богословие преизящнейшее». Оно хотя и просто, но в нём, как в зерне, всё содержится, что мы сейчас исповедуем. Учение того времени: Бог един, Он – Творец и Отец. Господь Иисус Христос – единый и единосущный Сын Божий, который пришел спасти род человеческий. Бог стал человеком, чтобы человек стал богом. Уже во II веке существовала эта идея, хотя и не имела широкого распространения. Процесс воссоздания, обожения человека осуществляется воздействием Духа Святого, которого обещал послать Сын Божий на землю и послал, и создал Церковь, в которой и осуществляется спасение. Церковь освящает каждого человека. В Церкви существуют таинства: Крещение, Евхаристия, Покаяния, но они тогда, может быть, не назывались таинствами. Человек обладает свободной волей, которая, при воздействии на неё силы Божией в таинствах, должна соучаствовать в процессе спасения. Вершина жизни человека -любовь – совокупность совершенств. Это краткое богословие жило в Церкви, легко усваивалось, не было отягощено терминологией, другие его не только воспринимали, но и жизнь за него отдавали, нередко целыми семьями шли на это, подвергались страшным страданиям во имя этого очень простого богословия.
В условия II – начала III веков, когда Церковь была гонимой, этого было вполне достаточно, так же как и в нашей недавней истории. Верующий человек мог заявить о себе, что он верующий, если он простой рабочий, а лучше уборщицей или гардеробщиком. Если же ты учитель в школе – с работы вылетишь. Тогда надо было занимать либо слишком низкую позицию в общественной иерархии, либо слишком высокую (быть человеком с мировым именем)^ Были в 20-х годах расколы, спровоцированные генералом Тучковым, потом наступил момент, и внешне Церкви было сложно, но Церковь была едина. Как только началось потепление ещё при Брежневе, тогда и началось особенно среди вновь приходящих; они пришли осчастливили Церковь, начали говорить, что это – не так, это – не так. Всё это подогревалось РПЦЗ. История повторяется, ничего нет нового.
Первое, с чем встречается Церковь – вопрос о проповеди Святой Троицы широкой массе язычников, которые вливаются в Церковь, видя героизм христиан. Надо преодолеть их языческую ментальность, объяснить, что такое Отец, Сын и Святой Дух. Об этом говорит Тертуллиан ещё до Оригена – язычество просто обличать в многобожии, нашему сознанию претит идея множества божеств, так же как она претит многим языческим философам, которые также не принимали весь этот пантеон. Как же объяснить язычнику, кто такой Сын Божий, кто такой Дух Святой. Казалось бы, для языческого сознания было бы проще согнать все языческие божества с Олимпа и поставить там других троих. Церковь никогда не могла пойти на это, потому что это было бы искажением Христова благовестия.
Богословские системы были, в основном, субординационистские. У Тертуллиана субординационистская идея выражена ярче, чем у Оригена. Тертуллиан рассматривает Бога как монаду: это единая объективная реальность. Бог обладает невидимым телом (не в смысле физического тела, а в смысле тела, которое он именует substantia (на востоке это называли ouoia). Он проводит различные параллели, говоря, что всё существующее в мире тоже имеет невидимую субстанцию (это перекликается с Оригеном, только Тертуллиан говорит на языке Аристотеля). Субстанции обладают постоянными и временными свойствами. Деревья существуют; временные – это их проявления в растительном мире (кипарис, финиковая пальма и т.д.), существуют и вечные идеи деревьев, их субстанция, а здесь возникают их временные проявления: зарождаются, растут, стареют, умирают. Он говорит, что и субстанция Бога обладает вечными свойствами и временными.
Вечные: вечность, величие, всеправедность, вездесущие.
Временные: абсолютная власть – вседержитель – это когда существует мир видимый и невидимый, а когда мира не было, нельзя говорить об этом свойстве; Бог – судья живых и мертвых. Это всё он относит скорее к Богу-Отцу. Может ли быть Сын (второй), таким же как Отцом (первый). Логос – это воплощение божественного разума, Он воплотился в Иисусе Христе, и у Тертуллиана возникает мысль, что Логос не совечен Богу-Отцу, уже Логос – это явление не первичного, а вторичного порядка. Он приводит пример, что Бога никто никогда не видел и не может видеть, а Христа видели. Он размышляет:
Отец представляет всю субстанцию, а Сын какую-то часть этой субстанции (Pater est substantia, Filius portia de summa). Отец – целое, Сын – часть от целого, как и Дух Святой. Он пытается это пояснить на примере сугубо земном: попытаемся представить, что три лица пытались создать акционерное общество, совместную компанию. Один внес 70 паев, другой 20, третий 10 паев. Может ли существовать это сообщество, если был бы только один с 70 паями? Нет. В этом состоит их статус. Но степень взноса (gradus) разная, т.е. status et gradus. Поэтому статус делает едиными, а градус их как бы поставляет в зависимость других от одного. Тертуллиан, конечно, не хотел богохульствовать, он пытался на пальцах объяснить то, чего объяснить невозможно. Когда это пытались делать на пальцах, обычно эти объяснения были неудовлетворительными и приводили к ересям.
Система Савелия и Павла Самосатского (монархаанство).
Современная Оригену и Тертуллиану система, появляется в Риме. Савелий видел неправильность системы Тертуллиана, он пытается по-своему представить Святую Троицу. Он употребляет те же термины. Бог в начале – монада, единая абсолютная реальность, которая раскрывается в мироздании как Логос. Когда Бог творит мир – это творческая деятельность Логоса вплоть до получения закона на Синае. Впервые Логос явился человеку на Синае, и с тех пор Логос является Отцом. Проходит время, происходит Боговоплощение, приходит на землю Господь Иисус Христос, и теперь вся эта монада действует как Сын. Возносится Господь Иисус Христос на небо, происходит сошествие Святого Духа в день Пятидесятницы, и теперь после этого и до настоящего времени эта монада действует как Святой Дух. При кончине мира всё вернется опять в монаду. Эта система называлась модалистическим монархианством от слова modus – образ. Все Лица будто бы равны, здесь нет никакого субординационизма, эта система дает триединого Бога и она более понятна для человека. Единственный недостаток этой системы – модалистичность. Отец и Сын – не божественные ипостаси, а только образы, только модусы.
Система Павла Самосатского тоже напоминает систему Савеллия, она генетически ей близка. Он был даже епископом. Он предлагал свою систему, которая тоже называлась монархианством, но динамистическим от слова 5 vvay . i <,. Бог един, это монада. В мироздании, творении мира эта сила божественная действует как Бог-Отец. Когда в Иордане крестился Иисус, то на него сошла сила, и Он стал Христом. В день Пятидесятницы эта сила сошла на апостолов и на Церковь; и эта сила действует как Дух Святой. Здесь нет модусов, а только сила, исходящая от монады. Поэтому и называется эта система динамистическим монархианством. В системе Павла Самосатского Господь Иисус Христос – простой человек, на которого сошел на Иордане Логос.
Заметна двуполюсность богословского менталитета того времени. Церковь в то время была гонимой. Системы существовали, но они не потрясали её до основания. Государство боролось, стремилось победить и уничтожить Церковь и память о Христе, но не вмешивалось во внутренние дела.
Здесь наступает новая эпоха, как будто внешне благоприятная, когда Церковь становится будто свободной, но государство зажимает её в такие объятия, что кости трещат. Мы и переходим к этому периоду. Заканчиваются гонения, завершается страшная кровавая эпоха. Первый эдикт 311 года с Галерием, затем эдикт 312, наконец, 31? год – эдикт о легализации христианства, после которого император Константин проявляет явные симпатии христианству. Уже через 2 года в 315 году Константин освобождает священников, епископов и диаконов от общественных повинностей. Раньше от этого освобождались только языческие жрецы. На следующий год издается эдикт, который запрещает клеймить каторжника, т.е. ставить на лицо человека клеимо. Есть даже обоснование этому, что лицо человека – подобие некоего небесного украшения, ясно, что это -влияние христианства. В 319 году он издаёт эдикт, который поразил язычников – он запрещает им совершать жертвенные гадания на дому. Явная симпатия Константина к христианам, очевидно, вызывала недоумение, язычники пытались выяснить, что же за злые чары наведены на этого единодержавного императора. Пытались они гадать. В храмах это сделать было неудобно, могли донести, т.к. тайная полиция работала прекрасно. Дома же это он запретил – если узнают, что занимаешься гаданиями на дому, можешь поплатиться.
В 321 году он даёт разрешение Церкви в молитвенном собрании людей освобождать от рабства, т.е. Церкви даются функции, право совершать гражданские акты, как освобождение человека от рабства, что до этого производилось только в языческих храмах.
Позже к воспитанию своих детей он привлекает христианского апологета христианина, пусть и неправославного, Лактанция.
Константин помогает Церкви материально. Казалось бы, наступает новая эпоха. Константин строит храмы, знаменитые базилики Константина, после трагедии 326 года. Непонятно, как Константин присутствовал на I Вселенском Соборе, поддерживал православную партию, Осию Кордубского, внес слова eS owiac , той Tiarpdi; и op.oouoioi;, и вдруг всех ариан возвращает из ссылки.