О духоборцах

Наименование Духоборцев в первый раз дано последователям известной секты в Малороссии, бывшим тогда Екатеринославским Архиепископом Амвросием, и дано, без сомнения, для того, чтобы выразить отличительное свойство их учения. Хотя сие название собственно означает тех, которые отвергают Духа, или вступают в борьбу против всего духовного, но оно не неприлично относится и к рассматриваемой нами секте; потому что, признавая особенное действие Святого Духа в своих только последователях, она не признает благодатного присутствия Его в других и в самой Церкви православной, отвергает все ее таинства; – следовательно восстает уже; против действующего в них Святого Духа. – Прежде Духоборцы были известны самому Правительству под именем Иконоборцев, потому что, не принимают у себя ни каких Икон. В полном историческом известии Протоиерея Андрея Журавлева о Старообрядцах они описываются кратко, под названием; Щельников¹; но это слово не перешло в общее употребление. Народ простой, как бы в укоризну их учения, нередко называет их Фармазонами, слово, которым он, отличает людей, своевольно нарушающих постановления Церкви, и особенно, посты. Более древнее и по ныне самое употребительное название Духоборцев – Молоканы, данное им потому что, и в дни постные они употребляют, в пищу молоко. Впрочем, Молоканы и Духоборцы не составляют, как, полагали некогда, одной и той же секты: это два отдельные толка, как увидим после, – Молоканы сами себя называют во истинну духовными Христианами, в отличие себя от всех других, которых они называют мирскими.

Исследование первоначального происхождения Духоборческой секты может открыть нам побудительные и действующие причины секты, и особенно дух ее учения; – отсюда же, с Самого первого основания ее, надлежит нам следить ход ее через непрерывный ряд ее происшествий, до времен настоящих: но сие основание, Сие первоначальное происхождение почти Сокрыто в неизвестности. Сами Духоборцы не знают ничего решительного о своем происхождений; рассеянные некогда по всей России и незнакомые с письменами, они не могли в продолжений долгого времени сохранить верного известия о начале своей секты; а посему те мнения и предания, какие сохраняются между ими, слабо указывают на самый источник ее: рассмотрим их.

Есть мнение, что секта духоборцев первоначально образовалась в Тамбовской губернии под названием Молоканов; отсюда уже распространилась в другие места России, посылая тайно по временам в Малороссию своих проповедников для надзирания и утверждения насажденной там ею веры своей². Но Тамбовские же Духоборцы, в 1802 году допрошенные в Александро-Невской Лавре о первоначальном происхождении секты их, указали на Малороссию, как первый рассадник учения, ними принятого, и уверяли, что различные лица, в различные времена приезжавшие к ним из Украины, принесли к ним сие учение, и уже давно распространили здесь свой образ мышления о их вере. Нет особенной причины сомневаться в искренности сего показания. Оно не было исторгаемо у них истязаниями или угрозами, а открыто добровольно, – не при судебном исследовании дела, где недостаток доверия к испытующим заставляет иногда упорно сокрывать истину, – а при кротком и тихом беседовании с ними. Притом, сие показание вероятно и по историческим обстоятельствам, Духоборцы и Молоканы, при всем сходстве их учения в главном, различаются между собою в частностях, и сие различие столько занимает их, что постоянно возбуждает и питает между ними непрерывную вражду и доказательство, что обе сии секты могли проистечь от одного и того же источника, но не могли произойти одна от другой; а распространение Духоборцев на Украине, более значительное здесь, нежели в другом месте, естественно должно вести нас к тому предположению, что и само· учение их гораздо прежде явилось на Украине, нежели в губернии Тамбовской. В каком же собственно поселении на Украине, и кем именно образовано там сие учение?

Екатеринославские Духоборцы, в письменном Исповедании веры своей (в 1791 году), поданном тамошнему Губернатору Каховскому, указали первоначальное образование их общества Екатеринославской округи, в селе Никольском. Там старик Силуан Колесников первый явился проповедником учения Духоборческого; житейская опытность его, а особливо письменность – дело редкое у народа простого – предубедили многих в пользу ума его; строгий образ его жизни внушал к нему уважение; щедрость и благотворительность его привлекали к нему сердца; природный дар говорить красноречиво и сильно, сколько это возможно при образовании недальнем, сообщал словам его особенную убедительность. Его дом вскоре сделался как бы народным открытым училищем, в которое спешили все, желавшие внимать его наставлениям; Воскресные дни преимущественно были днями собраний, в которых он предлагал свое учение; когда же смерть прекратила жизнь его, – Кирилл и Петр, его дети, во всем ему ревновавшие, продолжили дело своего отца и более утвердили начатое им учение. Таковое свидетельство Духоборцев о начальнике их учения достойно вероятия: оно изложено теми, которые сами участвовали в первоначальном составлении секты, и тогда, – когда много еще было и посторонних очевидцев самого дела; но при всем том, оно не вполне удовлетворительно: Екатеринославские Духоборцы, указывая здесь на то, как образовалось отдельное, частное их общество, не указывают на происхождение учения всеобщее. Посему, если Силуан и был у Екатеринославцев первым провозвестником их учения, то еще неизвестно, был ли он первым относительно Духоборцев вообще. Гораздо вероятнее, что он передавал другим мнения, уже существовавшие, готовые, – распространял то, чему сам научился у других; ибо и некоторые предания, и следы самого учения, восходят гораздо дальше появления Силуана на своем поприще.

За несколько еще времени до Силуана, (около 1740), в Харьковской Губернии, в селе Охочем, появился некто иностранец, называвший себя отставным Унтер – Офицером³. Долгое время обитая здесь между поселянами, хотя незнаемый никем, он успел наконец приобресть их расположение и доверие: в их сходбищах он решал их недоумения, и подавал им советы; в частных не удовольствиях – примирял их несогласия и распри, а при домашних занятиях и сам не отказывался участвовать с ними в делах хозяйственных. Опытный друг, беспристрастный судья, ревностный сотрудник, он легко мог сделаться у них и наставником веры: в зимние вечера, свободные от занятий, первоначально привлекая к себе любопытных, конечно, рассказами о странах далеких, он осторожно и тихо начал сообщать им мысли свои о вере. Явные успехи его и просьбы убежденных им заставили его остаться здесь на всегда не имея постоянного жилища, он часто переменял у них свое пребывание по разным домам, но до конца своей жизни никогда не изменял своему образу действования. Думают, что сей иностранец был Квакер, потому что образ его жизни и правила, какие он проповедовал, совершенно согласны с духом учения Квакерского. Не имея более никаких исторических известий о нем, не можем теперь ни подтверждать, ни отвергать сего последнего мнения; о нем вернее можно· будет судить тогда, когда более познакомимся с духом самого учения Духоборческого, и ближе узнаем то отношение, в каком оно находится к учениям других сект.

Достоверных преданий о происхождении секты Духоборцев не находим более у них самих⁴; но остаются еще некоторые следы их учения, более или менее явные, которые простираются гораздо дальше рассмотренных нами преданий. В царствование Императрицы Анны Иоанновны открыты были в Москве некоторые Фанатики. Их учение вскоре обнародовано в 12-ти пунктах Синодальным указом (печ. 1734. Июня 17.), из коего видно, что они между прочим, а) веровали внутреннему, непосредственному откровению; б) призывали Св. Духа, в них живущего, скаканием и прыжками, и тогда, как бы восторженные некою силою, изрекали (так называемые ими) пророчества; в) обрядные Церковные таинства, – крещение, причащение, брак – отвергали, или принимали их только духовно. А сии мнения составляют главнейшие догматы, и, так сказать, первую основу всего учения у нынешних Духоборцев. Подобные мнения известны были и прежде, в Царствование Петра Великого. Еще во втором десятилетий протекавшего века был схвачен в Угличе, отставной Московский Стрелец Прокопий Лупкин с двадцатью последователями учения его, которые также все веровали непосредственному в них откровению, какому-то внутреннему, особенному нисхождению на них Святого Духа. Они хвалились, что их мнения уже распространены во многих местах России – и в следствие превратных толков своих все заключены были в темницы; · несмотря, впрочем, на сие заключение, и на другие понудительные и строгие меры со стороны Правительства, они остались упорно –непреклонными в своих мнениях. Откуда заимствовал Лупкин сии мнения и каковы были дальнейшие обстоятельства его последователей, – к сожалению, неизвестно.

До появления Лупкина, проповедников его мнения не встречаем ни где; а ереси, еще до него известные в России, или не имеют никакого отношения к учению Духоборцев, или·имеют, но слишком частное и одностороннее. Таково напр. отношение к нему учения Калвинского, которое в начале XVIII века упорно защищаемо было Стрельцами под начальством Лекаря Димитрия Тверитинова, осужденного с своими сообщниками на последнем Российском Соборе в 1714 году⁵: сие учение, подобно Духоборческим толкам, отвергает обряды и внешние постановления Церкви, но нет в нем того не посредственного, особенного откровения от Духа, на коем преимущественно держится все верование Духоборцев. Ближе к нему подходят толки Силезца Кульмана, в 1684 году проповедовавшего в Москве учение Бемово и сожженного там⁶ но ив сем учении иное направление, нежели в учении Духоборцев: Кульман, учил, между прочим, что «Иисусу Христу необходимо должно еще однажды прийти в мир в виде Пророка, с великими знамениями и чудесами, и обратить, всех людей на путь истинный, и ввести их с Собою в Свое царство»; но Духоборцы проповедуют не внешнее и видимое пришествие Иисуса Христа в мир, а внутреннее и сокровенное снисхождение его в душу каждого человека.

И так, если следы учения Духоборцев не восходят в век XVII, то достовернее всего, что Лупкин первый начал развивать сие учение, и что оно, по причине гонения на него в Москве и ее окрестностях, отсюда уже перешло на Украину, возросло здесь свободнее, а с течением времени распространилось и в других местах России.

Вместе с сим должно признать, что первые семена Духоборческого учения брошены в России в самом начале XVIII столетия; ибо видим уже прозябение их в 1715 году в толках Лупкина и его последователей: в Царствование Императрицы Анны, в 17ЗЗ году, (время, на которое указывает и Штраль, как начало явления Духоборцев)⁷ появляется Духоборческое учение в Москве, уже не как что либо новое, а как выражение того, что было прежде, – только с большею силою, в большем объеме; в половине протекшего столетия от 1740–1760⁸, куда также относят некоторые начало Духоборческой секты (см. Lenz, de Duchobor) явно уже образуются целые секты, разделенные местом, но соединенные духом, – различными основателями, но на одних и тех же основаниях; наконец в 1785 году, (в коем полагает происхождение Духоборцев Фатер)⁹ все последователи сих сект, доселе безымянных, или получавших названия по произволу каждого, получают определенное и постоянное наименование – Духоборцев.

Учение Духоборцев не скоро образовало из своих последователей общества особенные, явно отделенные от всех прочих; за то, переносимое из места на место, итак сказать, всегда движимое и живое, удобно оставляло следы свои в различных городах и весях: рассееваемо было небрежно, и как бы на удачу; за то прозябение семян его можно было видеть во всех концах нашего обширного отечества. Юг, казалось, особенно благоприятствовал учению Духоборцев; оно спешно возрастало в Губерниях Екатеринославской, Харьковской» Тамбовской и земле Донских Казаков; явилось на Кавказе, распространилось в Саратове, Воронеже, Курске; примечаемо было в центре России – Москве и Калуге; распространялось и на Севере – в Финляндии, острове Эзеле и Губернии Архангельской; наконец проникло в самую Сибирь – в Иркутск и даже Камчатку, Впрочем, учение Духоборцев, как ни далеко распространило свой дух, нигде не коснулось людей из сословий высших; а последовали ему только народ простой, необразованный; несколько купцов, ремесленников, – все же прочие суть крестьяне – земледельцы. Между Донскими Казаками довольно однако ж было в свое время таких, которые служили в полках и имели чины офицерские; в 1810 году также некоторые нижние чины впали в Духоборческую ересь¹⁰: но далее сих степеней она не возвышалась никогда.

Самый класс людей, исповедующих учение Духоборческое, может некоторым образом давать нам понятие о том, какими средствами оно первоначально распространялось и утверждалось. Там, где неизвестна письменность, оно и не могло распространяться посредством книг, или писаний: если были между Духоборцами, как и ныне есть, знакомые с письменами, то не для того, чтоб письменность обращать в способ к переданию другим своих мнений о вере; некоторые из них могли заниматься чтением каких либо книг, близких по своему духу к образу их мыслей о вере (Так напр., Екатеринославские, по собственным их словам, читывали иногда в доме Силуана старую книгу – ключ разумения); но это могло быть для них случаем к большему только утверждению их в заблуждении, уже принятом, а не к первоначальному его принятию и распространению; ибо ни в какой книге, не содержится их учение в таком виде, как они исповедуют: иногда они излагали свое учение на письме но не для того, чтобы сими образцами верования своего сохранить единство его между своими сочленами, а тем еще менее для удобнейшего распространения его по всем частям России; ибо излагали свои мнения о вере не для себя самих, как было на пример у Старообрядцев, а для начальства, по требованию различных посторонних обстоятельств¹¹. Мы уже видели главнейших основателей некоторых частных Духоборческих сект наставленные ими делались Проповедниками учения и для других; являлись и Пророки, дерзавшие явно и гласно провозглашать другим свое учение; но успех не всегда соответствовал их ревности; ибо она, большею частью, была укрощаема правительством. Гораздо больше успехов имели те, которые действовали скрытно: тогда ничто не мешало Фанатической их ревности, если она где-либо выступала на поприще своего действования; коммерческие и другие житейские сношения часто представляли ей самые счастливые случаи незаметно рассеевать свои мнения в местах отдаленнейших, – и поскольку сии сношения в обширной России могут быт многочисленны и по различным направлениям, то учение Духоборцев, таким образом, легко могло переходить из уст в уста, далее и далее.

Секта Духоборцев, со времени первого открытия их до начала настоящего века, часто подвергалась преследованиям и бедствиям. Еще Петр Великий предписал строгие законы против отступающих от православной Церкви; по силе узаконений его надлежало, между прочим «Отступавших исправлять и о обращении ко благочестию увещевать, а которые по увещании исправиться не похотят, о таких сообщить Синоду в Сенат ведение¹²». Посему, как только открывали где либо Духоборцев, тот час, подобно другим раскольникам, от места до места, через степени властей Духовных. пересылали их для допросов и увещаний; и поскольку зараженные Духоборческою ересью упорствовали в своих заблуждениях, как видно из примера Лупкина и его последователей, то передаваемы были правителям светским, которые не могли не осуждать их и не предавать на заключение, по тому самому, что видели их злонамеренными распространителями вредных толков, и возмутителями общественного порядка. Самый народ, как ревностный хранитель Святого веры, презирал Духоборцев и убегал их, как язвы: он видел с каким презорством взирают они на все, что приял он от своих Отцов, как заветное достояние веры, – знал с каким неуважением отзываются они о важнейших постановлениях Церкви Христовой, на которых утверждается вера и надежда.

Со времен Императрицы Екатерины II много смягчены законы России против раскольников и еретиков: сии законы, не стесняя совестей, всем и каждому предоставляют свободу вероисповедания¹³, запрещают даже неуместные споры о вере¹⁴, и заповедуют мир и согласие между членами отечества самыми разноверными¹⁵: но и при таковом изменении законов, не изменялась еще судьба Духоборцев. В самое Царствование. Екатерины второй, мудро начертавшей, что гонение раздражает только умы¹⁶, они постоянно были ненавидимы и укрощаемы. Правительство осуждало и преследовало в сие время Духоборцев не по духу нетерпимости, тогда ему несвойственной; оно не удовлетворялось не доказанными доносами на них, а имело самые верные, самые очевидные доказательства их виновности; не желало стеснять свободы их совестей, но не могло и не должно было смотреть равнодушно на то, что возбуждаемые своим учением, они явно шли против устройства общественного благосостояния, и явно стали выказывать противление Гражданской власти. Таким образом, они сами уготовляли для себя ту бедственную судьбу, которая преследовала их по всюду; сами восприяли тo неспокойное направление мыслей и действий, которое всех вооружало против них и заставляло преследовать, как уличенных преступников. После сего, могли ли они искать защиты для себя у закона, когда сами противодействовали его велениям? Самый закон, желавший быть покровителем всех, для них не мог не сделаться строгим судьей.

Впрочем, когда преследовала Духоборцев законная строгость, не забывали испытывать их и кротостью. Император Павел I, в начале своего царствования, употребил прошив них самые кроткие меры¹⁷, какие внушают снисходительность и отеческая заботливость, пекущаяся о обращении заблудшего на путь правый; но снисходительность встретила буйных, отеческая заботливость – неблагодарных; они всему противились, когда обуздывали их силою; хотели умножать своих последователей, когда оставили их на воле. Вскоре явились в Малороссии новые последователи их (в 1799 году)¹⁸; начали гласно проповедовать, что высшие власти в Государстве не нужны, – и десница, прежде их миловавшая, обратилась для них в карающую: заключенные в оковы, все они (31. чел.), как общественные возмутители, были сосланы в Екатеринбург для разработки рудников, «дабы восчувствовали через сие, как следует, то, что суть на земли власти Богом определенные на твердую защиту добрых, злодеям же подобным на страх и, наказание»¹⁹. Но бедственная судьба людей понесших строгое и достойное наказание, еще не вразумила подобных им еретиков «Новгородской Губернии, в селе Чудово (1800) опять открылись отвергающиеся Церкви и не признающие Государя и представленной ему власти»²⁰. Представленные Гражданскому суду, одни обнаружили свои толки, признались в заблуждении, и обрели милосердие и прощение; другие, оставшиеся в закоснении сердец и буйном зломыслии, понесли свои заблуждения и свое упорство в ссылку. Тогда же через все правления, суды и расправы торжественно было извещено, что подобная участь ожидает всех, которые впредь будут изобличены в ереси Духоборцев.

Настало царствование Александра I, и судьба Духоборцев изменилась. Он твердо решился усмирить их на всегда; но не угрозами и наказаниями, а могуществом своих благодеяний. С самого возшествия на Престол Российский, обратив на них бдительное внимание, Монарх противопоставил заблуждениям их и упорству – мудрую снисходительность и кротость; не желал входить, как бывало прежде, в исследование мыслей их о Религии, а заботился о том, чтобы сделать из них покорных и счастливых подданных; видя, что они часто подвергались укоризнам народа за разномыслие в Вере, а с другой стороны, могли быть и соблазном для слабых, он помышлял о средствах – защитить их от не любви народной, и положить пределы распространению их толка²¹. He легко было найти средство, которое было бы действием и снисходительности и прозорливости, которое вело бы к предположенным целям путем прямым и надежным: однако же вскоре представилось это средство, самое верное и мудрое. В 1801 г. Сенаторам Лопухину и Нелединскому – Мелецкому поручено было обозрение Слободо – Украинской губернии. По точном исследовании секты Духоборческой, преимущественно там распространившейся, по верном наблюдении над ее духом и образом действования, они немедленно представили Государю свое мнение о необходимости переместить ее последователей в особенное, отделенное от прочих поселение: мысль, совершенно соответствовавшая высоким намерениям Августейшего Монарха, – и по сему она благосклонно была им принята и охотно утверждена. Самое удобное место для сего нового поселения представлялось тогда в Таврической губернии. В Мелитопольском уезде, при слиянии речки Молочной с Лиманом, впадающим в Азовское море, оставались обширные, не населенные места, получившие наименование Молочных вод от речки, их орошающей; и посему там поселены были первоначально 30 семейств Духоборческой секты (в 1801 году); они вскоре устроили здесь новые жилища, обратились к земледелию, и с радостью увидели, что их труды венчаются успехом. Когда слух о счастливой их судьбе достиг до прочих единомышленников, живших в рассеянии; тогда во многих родилось желание перейти к своим единоверцам на новое их поселение. Так в 1805, Духоборцы Тамбовские и Воронежские сами относились с прошением к Государю о позволении переселишься им на Молочные воды, и легко получили на то Высочайшее изволение. С того времени, из различных мест, даже самых отдаленных, куда прежде укрывались от преследовавшего их закона, или были ссылаемы в наказание, почти ежегодно прибывали, с дозволения и под надзором Правительства, новые семейства Духоборцев; переселялись из Кавказа, Сибири, Архангельска, Онеги, острова Эзеля и из Финляндии²², и значительно умножили число поседенцов. В настоящее время считается уже 800 семейств, в которых 3985 душ обоего пола (2005 мужского и 1980 женского); ими заселены, по правом берегу речки Молочной, девять больших, изрядно выстроенных деревень, именно: 1) Терпение, где находится волостное их управление и общественный дом; 2) Богдановка; 3) Троицкая; 4) Новоспаская; 5) Тамбовка; 3) Радивоновка; 3) Якимовка; 3) Гавриловна; 3) Горелая²³. Таким образом Мелитопольское поселение составляет ныне главнейшее пребывание секты Духоборцев; там, уделенные от ненависти других и охраняемые покровительством закона, они утвердили внешнее свое спокойствие и получили полную свободу своему верованию.

Надлежало ожидать, что сие особенное снисхождение к их упорному заблуждению тогда, как они восставали против власти, им благодеющей, – немедленно вразумит их и укротит тот дух противления, который частью образовался под влиянием их учения, а еще более утвердился от противоборства внешним утеснениям и преследованиям: между тем, они вскоре доказали, что еще не все между ними способны были достойно ценить такой незаслуженный ними дар правительства: они хвалились своим страданием за истину, когда были утесняемы; ныне, при разительной и нечаянной перемене их бедственной судьбы на мирную и спокойную, твердили между собою, что сия перемена была действием убеждения Правительства в истине их учения; если одни оставались при сем в спокойном самодовольствии, то другие становились еще мятежнее и дерзостнее, нежели были прежде; возбуждаемые Фанатизмом и не чувствуя стеснения, они, в слепой ревности, поспешили гласно проповедовать свой толки и простерли свою наглость почти до крайности. Так в Астраханской губерний в 1802–м году, многие из Духоборцев, целыми толпами, с шумом выступили на торжище и явно начали рассеивать свой разврат: призванные к суду местного Правительства, не только не отступились от своих заблуждений, но и отложились от всякого повиновения и признания над собою высшей власти. Главные виновники сего возмущения, по совершений над иными суда, сосланы были в Колу на поселение, а прочие пощажены снисходительностию Монарха²⁴. В том же году, в Саратовской губернии, восстал из среды Духоборцев учитель – Фанатик, который убедил значительную часть большого селения, с женами и малолетними детьми запереться в одной пещере и умертвить себя гладом, или задушиться дымом. Уже собраны были обольщенные жертвы, и пещера обложена была огнем: но при самом совершении сего безумного дела умысел был открыт и несчастные, против воли их, спасены полумертвые. Познавшие свое заблуждение и раскаявшиеся в нем, прощены; развратитель сослан, на Остров Эзель, в работу; а один обольщенный им до того, что в исступлении суеверия убил своего младенца, заключен в Монастырь на покаяние²⁵.

Вскоре, начали открываться новые секты Духоборцев, которые доселе из страха наказания таились, во мраке неизвестности: но они открывались, как будто для того, чтобы тем более явить мудрость, и благость Августейшего Монарха. Так в 1804 году, когда открылись новые Духоборцы в Тамбовской Губернии, то вместо строгих исследований, предписаны были самим Государем, для обращения с ними, самые кроткие меры, какие только могут быть начертаны отеческою попечительностью и мудрою прозорливостью. Вот подлинные слова сего достопримечательного указа²⁶, данного на имя Тамбовского Гражданского Губернатора Палицына «Министр внутренних дел донес мне, по представлению вашему, об открывшихся во вверенной вам Губернии Духоборцах. Общее правило, принятое на заблуждения сего рода, состоит в том, чтоб, не делая насилия совести, и не входя в разыскание внутреннего исповедания веры, не допускать однако же ни каких внешних доказательств отступления от Церкви и строго воспрещать всякие в сем соблазны, не в виде ересей, но как нарушение общего благочиния и порядка. На сем основании вы должны распоряжаться во всем, что касается до дел раскольничьих: в настоящем же случае примите к наблюдению вашему следующее:

«1-е. Снестись с Епархиальным Архиереем, чтоб в селения, где есть Духоборцы, предпочтительно определяя Священников кротких и благонравных, подтверждаемо им было, дабы не входя с сими людьми ни в какие споры и распри, старались обратить их на путь истины не состязаниями и принуждением, но единственно кротостью примера и святостью жизни».

«2-е. С другой стороны Гражданское начальство долженствует наблюдать, чтоб раскольники не дозволяли себе оказывать к Священникам презрения или грубостей, а паче не допускать, чтоб явным разглашением своей ереси причиняли они соблазн правоверным, за что и предавать их, как нарушителей общего порядка, суду по законам».

«3-е. Поручая точное исполнение сих правил особенному вашему наблюдению. Я считаю нужным впрочем вам приметить, что доколе не обнаружено будет в Духоборцах явного неповиновения установленной власти, дотоле не можно по единому смыслу их ереси судить и обвинять их в сем преступлении, но должно, оставляя их спокойными во внутреннем их исповедании воспрещать только явные соблазны, подвергая их за то суждению по законам, на нарушителей общего благочиния поставленным».

«4-е. Чтоб меры сии могли иметь более действия, вы неоставьте, снесясь с Духовным начальством, подтвердить, чтоб взаимно избегаемы были, сколько можно, встречи с таковыми раскольниками, – как то, посещения в их домах и тому подобные случаи, к спорам и раздору повод подать могущие».

Таким образом со стороны Верховной власти устроено было все, что необходимо для спокойствия Духоборцев и самого Отечества: но Духоборцы, с своей стороны и после сего еще не совершенно отказались от неразумной ревности – повсюду рассевать свое учение; а сия ревность их, как плод Фанатизма, большею частью сопровождалась нарушением общественного порядка и спокойствия. Так в. 1807 году, в Сибири многие из них произвели возмутительные действия явным разглашением своих, толков²⁷; но сии мятежные действия не поколебали мудрого правила, которое раз на всегда было принято Августейшим Монархом на заблуждение сего рода: опять не касались образа их мыслей о Вере, не стесняли их совести, а подвергали тех только законному суду, которые сделались преступниками закона; именно, Высочайшим Указом предписано было Сибирскому Генерал-Губернатору: 1) «Духоборцев, прилучившихся в явном соблазне, нарушающем общий порядок и спокойствие, годных отдать в военную службу, причисляя их в Гарнизонные полки, в Сибирских Губерниях расположенные; а не годных разослать в работу, – тех, которые не свыше сорока лет, в Нерчинские заводы, а которые старее – в казенный; Семиганский соляный завод. 2) На будущее время, при подобных разглашениях и соблазнах, с теми Духоборцами, которые в том явно приличатся, поступать на сем же основании»²⁸. Но и тогда, как надлежало виновным понести заслуженное ними наказание, некоторые из них, по Духоборческой своей ереси, отложились от всякого повиновения; разосланные в полки, не хотели вступать в военную службу, не хотели принимать ни аммуниции, ни провианта. Без сомнения, сие упорство было примером частным; но вина сего преступления не упадает ли, некоторым образом, и на целую секту Духоборцев потому уже самому, что была не следствием каких-либо частных случайных обстоятельств, а собственно плодом внушений общепринятого у них учения? – Между тем, и теперь по единому смыслу их ереси судить и обвинять, их в сем преступлении не хотели; должному наказанию уличенных преступников предшествовало кроткое вразумление: ибо предписано было «чтобы прежде всего внушена им была важность делаемого ослушания, за которое подвергаются, наказанию; и тогда уже, если они еще упорствовать будут в своем мнении, то отослать их на Нерчинские заводы в работу»²⁹.

Когда в следствие Высочайшего повеления, избегаемы были, сколько можно, встречи с Духоборцами, и другие подобные случаи, к спорам и раздорам повод подать могущие, и когда всякое возмутительное действие их г. обществе не оставалось без справедливого законного наказания; тогда мятежный дух, не находя для себя пищи вне своих последователей, а еще встречая там мудрые укротительные действия, долженствовал обратиться и обратился на самих Духоборцев: прекратились раздоры и возмущения, которыми они прежде так часто нарушали общественный порядок, но самая секта их кипела и волновалась различными страстями, и тем самым угрожала обществу опасностию нового рода. Почему Херсонский Военный Губернатор, надзиравший за поселением Мелитопольским, получая верные слухи о их развратной жизни и зловредных правилах, два раза вступал с представлениями о Духоборцах к управляющему Министерством Полиции, испрашивая переселения их из Молочных вод на какое-либо другое, более отдаленное место. Но Августейший Монарх, кротостью восторжествовавший над их упорством, и своими благодеяниями положивший твердую преграду их возмущениям внешним, решился утешить и внутреннее их смятение, и беспокойство той же кротостью, теми же благодеяниями. С сим намерением Государь снова указал на самые кроткие меры для управления Духоборцами: дух терпимости и Христианской любви, во всей полноте и силе выразился в Его достопамятных словах, по сему случаю Начертанных к Херсонскому Военному Губернатору; приведем из них хотя главнейшее³⁰,

– «Отделение Духоборцев от Православной Греческо-Российской Церкви есть конечно с их стороны заблуждение, основанное на некоторых погрешных заключениях об истинном Богослужении и духе Христианства, Сие происходит в них от недостатка в просвещении: ибо ревность Божию имеют, но не по разуму. Но просвещенному ли Правительству Христианскому Приличествует заблудших возвращать в недра Церкви жестокими и суровыми средствами, истязаниями, ссылками и тому подобным? – И Церковь Православная, сколь ни желала бы обратить сих отпадающих от нее чад к себе, может ли одобрить меры гонения, только противные духу Главы ее, Христа Спасителя, оставившего последователям своим сие достопамятное изречение: «Аще ли бысте ведали, что есть, милости хощу а не жертвы, ни колиже убо бысте осуждали неповинных». – «Руководясь духом сим, духом истинного Христианства, можно всего лучше успеть в достижении желаемой цели по сему предмету. Колонию поселенцев сих Я поручаю особенному и ближайшему вашему надзору и попечению. Не полагаясь ни на чьи донесения, вы не оставите сами вникнуть без предубеждения во все местные обстоятельства их, узнать в точности их образ жизни и поведение, взирая на них оком беспристрастным попечительного начальника, ищущего польз Правительства во благе частном вверенных ему людей. Участь сих поселенцев должна быть устроена безопасно. Надобно, чтоб они могли почувствовать, что они состоят под сохранением и покровительством законов: и тогда только надежнее можно ожидать от них любви и привязанности к Правительству и взыскивать исполнения по законам его, которые столь для них благотворны. Если бы открыто было вами не по одному извету чьему-либо, но действительно на самом деле, что у поселенцев сих скрываются дезертиры, беглые люди; если бы нашлось несомненно, что они покушаются отвлекать других от общей Церкви к своему образу мыслей о Религии тогда обращая силу закона на таковые противозаконные поступки, надлежит положить им преграду. Но и тогда нельзя допустить, чтобы за одного, или нескольких виновных, обличенных в преступлении, отвечало и было истязуемо целое общество сих поселенцев, не учувствовавшее в оном. При доносах и обвинений в подобных Случаях требуется внимательного разбора, от кого сии доносы происходят, и какие могли быть побудительные причины к оным. Так и упоминаемые в представлении вашем двое из Духоборцев, которые по обращении к Православной Церкви, показали на сие общество разные преступления, и свидетельствовали о развратной жизни в оном, могли учинить сие по злобе или мщению: ибо легко может быть, что они отвергнуты были сами от общества за дурные поступки, или оставили оное из ссоры, или вражды. Одни показания таковых, едва и внимания заслуживающие, не должны служить основанием к наряжению тот час строгих следствий, к забиранию под стражу, заключению в тюрьму, истязанию людей, не изобличенных еще ни в каком худом умысле, или проступке. Самое исследование подозреваемого преступления долженствует происходить таким образом, чтобы ни в каком случае невинный, не пострадал от оного».

Дух снисходительности и кротости, которым Августейший Монарх руководился в отношении Духоборцев, открылся в действиях Правительства. Вскоре оставили изыскания о их веровании и начали смотреть на них так же, как и на всех других членов общества, требовати, повиновения Государственному закону, не входя в подробности жизни домашней стали снисходить даже к их религиозным мнениям, сколько это можно было сделать без нарушения общественного порядка. Так например в 1820, когда Духоборцы, при отдаче в рекруты, отказывались от присяги и военной службы потому, что это противно их учению; – Государственный Совет, снисходя к их образу мыслей, положил: – «не освобождая их ни от каких Государственных обязанностей, не принуждать однако же к совершению присяги, по какой бы то форме или обряду ни было»³¹; и сие, положение Высочайше утверждено на всегда.

Еще спокойнее были Духоборцы со стороны лиц Духовных. Кротость и миролюбие тем легче переходили к ним от Царского престола, что они совершенно согласны с духом учения нашего Спасителя, коего они служители, и что ужасы Инквизиции никогда не были в обычае в нашей Церкви; а строгие меры, иногда употреблялись в ней против соблазнителей – еретиков, по требованию обстоятельств посторонних. Высшая Иерархия, в самом начале настоящего века³², являла в своем обхождении с Духоборцами дух особенной кротости и любви Христианской: препобеждала упорство их снисходительностью; противуставила заблуждению их одну истину, и самое увещание и вразумление предлагала в виде беседы, тихой и спокойной. Примеры высших становились законом действования для низших. Вскоре, даже те из клира, которые по месту своего пребывания, непрестанно обращались с Духоборцами и всегда могли иметь случай к спорам, истязаниям, взаимным неудовольствиям, умели сохранить дух терпимости и миролюбия. Вот как говорит о сем один иноверный писатель при обозрении им Саратовской Губернии, где встречал он между прочими сектами и секту Духоборцев, называющихся там особенно Молоканами: – «доведение Духовенства господствующей Церкви против существующих сект, показывает степень духовного просвещения. В Саратовской Губернии есть целые деревни, которых жители следуют учению Молоканов. Должно удивляться терпимости Духовных, живущих в сих деревнях, где есть и Российские Церкви; ни где нет примера излишней ревности Духовных в обращении, ни ненависти за Религию между крестьянами: счастливая страна, где царствует такой дух терпимости»³³.

Спасительные меры, употребляемые Правительством и Духовенством, не всегда оставались бесполезными: некоторые из Духоборцев, (как напр. в Харьковской Губернии) возвращены были Церкви действием Пастырских наставлений; другие самою терпимостию православных вразумлялись в своем заблуждении и возвращались к ним с искренним раскаянием: так из Молочных вод, в продолжение трех лет, около сорока семейств Духоборцев обратились к Православной Церкви и переселились оттуда на другое место³⁴. Замечают, что и многие из них желали бы оставить свое заблуждение; но, не решаются на перемещение по причине хозяйственных заведений; а на теперешнем месте опасаются; вражды и мщения от своих собратьев. Как бы то ни было, но секта Духоборцев, в настоящее время, по крайней мере не умножается, как прежде, целыми семействами новых последователей; видит приращение свое, – разве в присоединении к себе нескольких лиц частных и размножении семейств прежних; а Правительство, с своей стороны, предприняло надлежащие меры к удалению; сколько возможно, препятствий для желающих обратиться от своего заблуждения к Церкви Православной: так в 1806, Правительствующий Сенат предписал доводить о таковых до сведения его³⁵, дабы или облегчишь для них средства перемещения, если это нужно, или охранить их силою закона по той мере, как они могут подвергаться вражде и мщению других, еще коснеющих в своем упорстве. – Каково же то учение, за которое многие Духоборцы стоят так твердо, и может быть будут стоять еще долго? Это внутренняя сторона секты их, составляющая в ней главное, которая, по сему, должна обращать на себя особенное внимание наблюдателя.

Учение Духоборческой секты тем полнее может быть осмотрено, что по требованию обстоятельств, довольно пространно было излагаемо некоторыми из Духоборцев, а иногда наблюдаемо было и другими лицами посторонними. Первый и самый главный источник, из коего можем почерпать сие учение, есть Исповедание учения Духоборцев Екатеринославских (в 1791 году). Во времена преследования их, желая оправдать себя пред Начальством, они составили сие исповедание, для подачи его бывшему тогда Екатеринославскому Губернатору Каховскому. – Кто был писателем сего исповедания? Они повсюду говорят в нем от лица общества своего, – в заключении даже пишут, что излагали все учение сами, и извиняются в малоисскустве изложения: «В языке пред всяким сильно мы косвенны. Писцы дороги, а в темнице нам сидящим и искать их неудобно: чего для мало стройно сие показание наше. Видя то, всепокорнейше просим; – за непорядок мыслей, за неясность, за неполноту выражений, за несклад в речах, за нечистоту слов – не взскивать строго с малограмотных нас; грубо ль где одели в сем вечную истину, и тем опятнили лице ее, просим, не возгнушаться за то ее, по себе во веки красные». Но, самое это извинение в не искусстве писать обличает в писавшем искусство, приобретаемое наукою, и заставляет подозревать, что не сами Духоборцы были излагателями означенного исповедания. Все изъясненное здесь учение представлено в хорошем систематическом порядке – не только в общности, но и в самых частностях; в нем повсюду встречаются ученые разделения, и термины, у простого народа неупотребительные и едва ли понятные для него, напр., фурия, морально, сублимировать и т.п.; находим истолкование радужных цветов иногда вводятся Латинские пословицы и Русские стихи, составленные по правилам школьной прозодии; тексты Святого Писания приводятся иногда не из Славянского, а из иностранных переводов, – иные между строчно и изъясняются по буквальному смыслу; наконец, нередко встречаются мысли и суждения, самые тонкие – плод ума образованного – хотя не чистые и не свободные от заблуждения. Все это необходимо заставляет думать, что сочинитель исповедания был некто из учившихся в методических школах, и можно подозревать, что он или сам был ересе-учитель всей секты, или, что по просьбе и показанию Духоборцев составляя сие исповедание, дал ему вновь систематический вид и едва ли не от себя придумал многое, него у Духоборцев – простолюдинов и быть прежде не могло. Как бы то ни было, а учение, изложенное Духоборцами Екатеринославскими, не может не быть признано основанием всех Духоборческих мнений: оно принято и усвоено всеми Духоборцами, по крайней мере, как развитие и восполнение того, что было у них прежде; ибо и в других писаниях и свидетельствах о Духоборческом учении встречаем те же самые мысли, тоже самое верование, хотя кратче и в меньшем объеме. Таковы писания суть:

2. Разговор в 1802 году, ныне Преосвященного Митрополита Киевского Евгения, с двумя Духоборцами Тамбовскими, присланными тогда в Александро-Невскую Лавру для увещания.

3. Главные правила учения Мелитопольских Духоборцов, в том виде, как они исповедуют его всенародно, написанные ими самими по требованию Екатеринославского Губернатора в 1816 году. Кроме сих указаний на их учение, доселе остающихся в рукописи³⁶, есть еще.

4. Краткое изложение учения Мелитопольских Духоборцев в настоящее время; наблюдение над сим учением было сделано на месте пребывания самых Духоборцев, и, так сказать, взято из собственных уст их; это краткая статья, помещенная в отечественных записках Свиньина в XXXIII части за 1828 год от стр. 44–58.

Сии источники, взятые в совокупности, так далеко обнимают предмет свой, что нет нам нужды приводить из них все, что в них заключается; довольно здесь указать только на то, что есть в учении Духоборцев отличительного от нашей Православной Церкви, более замечательного и существенного.

Понятие Духоборцев о религии откровенной вообще – обнаруживается в духе и направлении всего их учения. Сия религия есть, по их мнению, не иное что, как познание и признание Бога по внутреннему чувствованию и опыту – вразумление человека в способе Бого-поклонения и деле его спасения, происходящее от непосредственного откровения, или яснее, вдохновения свыше, и объясняющее для него самого ту религию, которая открыта человеку посредственно – через Слово Божие или Свящ. Писание. Таковая религия, по мнению Духоборцев, тем необходимее для человека, что посредственное откровение не есть удел всего человечества, и что Свящ. Писание понятно и вразумительно только при свете откровения непосредственного. Религия, пораждаемая сим откровением, всеобща – по крайней мере, доступна всякому, кто только способен к ее приятию.

Духоборцы признают единство Бога в Троице; – называют его Духом; но понимают троичность своим особенным образом: – «Бог есть Дух силы, Дух премудрости, Дух воли», – говорили последователи Силуана; а Тамбовские Духоборцы – на вопросе: признаете ли Святую Троицу? – отвечали: «Святая Троица существо непостижимое; Отец – свет; Сын – живот; а Дух Святой – покой; и в человеке утверждается: Отец память; Сын разум; Дух Святого воля: Бог «в Троице един». Таким образом троичность в Боге более опровергается сими словами, нежели объясняется и защищается; ибо является только тройственным видоизменением одного существа, а не тремя неслитными Ипостасями³⁷.

Душа человеческая, есть образ Божий и лик небесный; сей образ есть не иное что в нас, как память, разум и воля. Душа существовала до сотворения мира видимого и еще прежде сотворения – пала вместе с другими, тогда падшими, Духами – в мире Духовном – в высоте. Посему, падение Адама и Евы, описанное в Свящ. Писании, недолжно быть понимаемо в смысле обыкновенном; это картина, в коей изображается а) падение человека прежде, нежели пришел в сей мир, в свете высокой чистоты Духа; б) падение, повторенное Адамам в начале дней мира сего образно, в наше понятие; в) падение и ныне повторяемое нами духовно и плотски, и которое будет повторяемо до разрушения мира. Первоначально произошло у нас падение от любви к себе самим, и произвольного возношения; в Адаме от выну прельщающего змия, т. е злой испорченной воли плоти; и ныне происходит в нас от прельщения того же змия и вкушения заповеданного древа – славолюбия в духе и роскоши в плоти; ныне падает всяк, когда, забывая о своем ничтожестве, и величий Творца, ищет не славы Божией, а своей собственной, не предает себя Богу в духе любви, а в ослеплении самолюбия старается угождать себе самому. – Следствием начального падения было – потеря образа Божия: память человека ослабела, и ныне он забыл, чем он был прежде; разум помрачился, воля развратилась. Таким образом Адам явился в мир сей с слабым воспоминанием о мире прежнем, без светлого ума и правой води. Грех его происшедший от падения, повторенного им на земли, не переходит к его потомству: всяк грешит или спасается сам собою. Не смотря впрочем на то, что корень греха заключается не в падении Адамовом, а в произволе каждого, никто из людей не изъят от падения и греха; ибо всяк входящий в мир пал уже прежде и принес с собою наклонность к падениям новым. После падения нашего в высоте – Бог создал для нас сей мир и по своему правосудию, из света чистоты духа изгнал нас в мир, как в темницу, в наказание за наше преступление: и ныне наш дух, заключенный в сию темницу, погружается и окунывается в мире, в котел стихий, кипящих в нем. С другой стороны, он низведен в сей мир, в настоящую жизнь, как на поприще испытания, дабы обливаясь здесь плотию и последуя своему разумению и воле, засеменялся в себе – или добром, или злом, и через то или получил бы прощение прежней вины, или подвергся бы конечному наказанию на целую вечность. Когда образуется для нас в сем мире плоть, наш падший дух свыше в нее вливается, и человек бывает. Наша плоть есть та клеть, в коей держится наша душа, и в коей она теряет память и чувство того, что были мы некогда до нашего воплощения; она есть жидкая вода стихий, в кипящем котле сего мира Господня, где наш дух должен перечищаться в спирт чистый, вечный, лучший прежнего; – есть тот приставленный Херувим, который хранит путь входа к древу жизни – Богу, ко втечению в Божество, Его; и здесь то исполняется над каждым человеком сие Божественное определение: и ныне да не когда прострет руку свою и возмет от древа жизни, и снесть, и живе будет во век. –

Поскольку Бог от век предвидел, что души наши заключенные в плоть, подвергаясь новым падениям, никогда сами не очистят прежней вины и не удовлетворят Божественной Его правде, то дабы явишь любовь ко всем нам, нисходящим в ад, Он от век предопределил себе, снийти на землю, воплотишься и своим страданием удовлетворить, вечному правосудию, что и исполнил в лице, своего Сына; и посему Иисус Христос, восстановитель человеческого рода, был Бог и человек.

Иисус Христос был Сын Божий и самый Бог. – «Но должно замечать, что Сын Божий» – пишут Духоборцы Екатеринославские – «если смотреть на Него в Ветхом Завете, есть не иное что, как пренебесная, вечная, непостижимая, духовная Премудрость Бога Вседержителя, которая в начале облеклась в натуру мира, а потом в буквы и карты откровенного слова; Он есть Слово Божие, разглагольствующее с нами в книге мира и в писании; Сила сквозь солнце на творение и во твари живые чудесно проживающая, все движущая, все живящая, в числе, весе и мере везде сущая; Сила Божества в Праотцах, как и ныне в нас, разнообразно действуемая. Если же смотреть на Него в Н. Завете, то Он был и есть не иное что, как Дух воплотившейся Премудрости, Богопознания, истины; Дух воплотившейся, Любви, человеколюбия, дружелюбия, приязненности; Дух свыше воплотившейся Божественной, несказанной, священнейшей радости, утешения, веселия, мира в полноте всех играний сердца; Дух целомудрия, трезвости, умеренности в ястве, питии, одеянии и во всех удовольствиях плоти».

Таким образом понятие Духоборцев о Божестве Иисуса Христа соответствует их понятию о Троице. Все приведенные нами выражения, как переносные, довольно неопределенны и темны, впрочем из них можно приметить, что Духоборцы признают Иисуса Христа не Ипостасным лицом Святого Троицы, а некоторым Божественным действием или Силою, являющеюся и в природе и в человеке. – В таком разуме сынами Божиими могут быть все верующие, получая от Бога Дух премудрости и святости – или как выражаются сами Духоборцы, запечатлеваться в духе в вечные сыны Богу Отцу, яко же Иисус в плоти, возрастая в добротах его. Эта мысль, прежде сомнительная и неясная, в настоящее время гораздо определеннее выражается ими; так напр. нынешние Мелитопольские Духоборцы, об Иисус Христе говорят: «Он был Сын Божий, но в таком смысле, в каком и мы называемся сынами Божиими. Наши старики – уверяют они – знают еще более, нежели Христос: вопросите их»³⁸.

Иисус Христос был и человек; ибо родился, подобно нам, в плоти: «Но Он снисходит и в нас» – как пишут Духоборцы Екатеринославские, «благовестием Гаврииловым, и засеменяется. духовно как, и в Марии; Он раждается в душе человека; вселяется в пустыню, – в плоть его, искушается от сатаны хлебом сластей и славою мира; укрепляясь, изрекает глагол учения; гонимый, терпит и страждет до смерти крестной; полагается во гробе плоти; воскресает тридневно во свете славы в душе терпящих скорбь до часа, десятого; живет в них четыредесятоденьми; возжигает всю. любовь в сердцах их, и вознесясь, возносит их и приносит на престоле славы в жертву святу, честну, благоуханну». Посему Духоборцы если неотвергают рождения Иисуса Христа во плоти, то по крайней мере преимущественно относят жизнь Его к таинственному Его рождению и обитанию в душе человека; и о чудесах Христа говорят: «мы веруем, что Он творил чудеса; мы сами грехами были мертвы, слепы, глухи, и Он нас оживил, и грехи: простил, и дал нам заповедь; а телесных чудес мы не знаем».

Соответственно сим понятиям о внутреннем рождении Иисуса Христа требуется, поучению Духоборцев, для нашего спасения, и вера в Него, внутренняя; без сей веры, хотя бы кто по естеству был Боголюбив и жил добродеятельно, но немогши быть безгрешным, не оправдится в вечности пред правосудием Божиим. А вера в Иисуса Христа историческая не необходима для спасения: те, которые не слышали о Нем чувством внешним, могли познать Его чувством внутренним; ибо Он сам есть Евангелие вечное и живое, есть внутреннее слово, которое и без помощи внешнего просвещает и научает каждого человека.

Сие слово или внутренний Христос называется также Гласом Божиим, внутренним просвещением и светом, Духом, излиянием Духа в сердце, свидетельством свыше от Духа и т.п. Сие излияние Духа, есть сверхестественный, Божий дар, который не принадлежит к существу человека, и сообщается ему не через творение, но вносится в мрачную глубину человеческого сердца непосредственным влиянием Божественным. Оно всегда есть одно и тоже с Богом и Христом, из которого оно изходит и просиявает. К сему просвещению неспособны младенцы, а только те, которые в силе ума возрастные; из сих всяк воспринимает сей внутренний свет, если только ищет просветиться им и непротивоборствует его излиянию засеменением зла в своем сердце. Внутреннее слово, хотя не всех, но во все времена, непрерывно просвещало избранных. В ветхом Завете Просвещал Бог лучами света, сиянием; огнем, своим Духом Святого так называвшихся людей Божиих, бывших в рассеянии во всем мире; и ныне истинные поклонники несказанно славно помазуются в сердцах внутренним излиянием духа, и существуют в целом мире под разными титлами исповеданий. Тот только и есть истинный Христианин, кто вновь рожден в сердце из духа слова и Святого тайн, кто приемлет свыше свидетельство, дающееся его Духу, что он точно есть чадо Божие. В действии непосредственного излияния, Бог – κακ Отец, укрепляет нашу память, обширную, многодержащую и мыслью в бесконечность стремящуюся; – κακ Сын, рождаясь в нас, просвещает наш разум, различающий, что затверждено в памяти; – κακ Дух, изливаясь в нас, освящает злую волю нашу благими своими действиями и осеменяет ее различными свойствами внутренними и внешними. – Свет, свыше молниеподобно озаряющий наш разум, имеет различные свойства: он есть свет премудрости в познание Бога, истины и живота; свет познания в, видение, света натуры; свет веры и всех Христовых добродетелей, вхождение в благочестии; свет крепости в радость и утешение в бедах; свет чистый, святый, тонкий, острый, скоротечный. – Посему у мудрецов по естеству здравый разум происходит от натуры неба, – естественный; а в освещаемых внутренним светом – преестественный, пренебесный, несказанно блестящий – самый Дух Господень, Дух благодати в живот вечный. – Молниеподобно свыше Просвещаемые и в Св. Писании, и в небесах, и по лицу земли, и в человеке, как образе Божием, читают судьбы и действия Господни, бывшие до сложения сего мира, совершающиеся во время его стояния и долженствующия событься в вечности, – как бы настоящее; для сих Просвещаемых – все светила небесные, все звери, птицы, рыбы, горы, растения – все на земле – суть буквы, живо начертанные рукою Господнею, которые они читают по роду различных даров, сходящих свыше. – Ум, озаренный внутренним светом, есть Авель, а плотской – Каин; ум Христов старается покорить плоть под вечный закон свой, под закон веры, надежды и любви; и посему терпение, кротость, смирение, страх Господень и другие добродетели в человеке служат признаком того, что он просвещен Христом, или внутренним светом.

Просвещенные Христом – некогда воскреснут, а о прочих не известно. Имеющие воскреснуть восстанут духом, но не плотью говорили Духоборцы Тамбовские; а Екатеринославские упоминают и о теле, но теле – новом небесном. По воскресении людей изменится настоящий мир из тленного и нечистого, в вечный и светлый. Сие перерождение, как говорят они, будет подобно потопу; но не потоки воды прольются тогда, а воды пламенны от нестерпимого жара в раскалившемся солнце придвинувшись к земле, пролиются и потекут по различным родам туков, находящихся в мире... Когда очистится весь мир, тогда, облекшись в духовное и вечное тело всякое животное и всякое растение и все, по своему роду и чину, улетит вместе с сынами Вышнего, от век скончавшимися, для составления нового вечного царства Агнца. Основание для будущего блаженства, или мучения лежит в засеменении себя в сей жизни добром, или злом; ибо если через любовь к Богу засеменимся здесь в нашем духе Духом Господним, самим Иисусом, то в вечности будем несказанно славны, Богоподобны; если же засеменится здесь наша душа злостью сатаны, то за гробом воскреснет страшным чудовищем, подобным самому сатане. Засеменившиеся добром пройдут 40 степеней очищения, пока достигнут излияния Духа Господня, и втекут в число Авраамле, 50-ное сияние света во славе; а засеменившиеся злом, возрастая в превечного и злого духа пройдут меру степеней 666 злых его совершенств, открытых, Богом Иоанну (Апок. XIII, 18). Они ввержены будут в наружные, разнородные, стихийные огни ада, которым будет настоящий мир, непрестанно горящий и никогда не сгорающий. Засеменение зла в духе произведет в нем мучения несравненно еще высшие чувственных и стихийных. Засеменение есть всякое пристрастие к чему-либо в сем мире; и сколько есть пристрастий слуха, зрения, благовонных обоняний, нечистых осязаний, столько семян для будущего мучения. Если желание почестей терзает ныне честолюбца, пристрастие мучит пьяницу; то как должны их мучить и терзать страсти в будущей жизни, когда не будет возможности удовлетворять им, а между тем они станут возрастать более и более? Тогда будет жечь и мучить – за стремление к славе – огнь поругания, презрения; за нечистую любовь – огнь отвращения, стыда и гнушения; за малый гнев – огнь ярости, враждований, любомщения, злопамятства, непримиримости, и пр. Сии страсти, проходя 666 степеней, будут возрастать подобно тому, как возрастают они в человеке и в сей еще жизни; но всех подробностей возрастания их в вечности невозможно объяснит словами. Как малое яблочное зерно заключает в себе, сокровенным образом, целое дерево, – его высоту, ширину, ветви, цветы, плоды; так всякая страсть заключает в себе полноту будущих мучений; но в настоящем мире, сколько бы она ни была сильна, есть не более, как малое семя ада, долженствующее возрасти, в вечности, в свою меру.

Особенность учения Духоборцев умозрительного некоторым образом, видима и в учении их деятельном. Правда, нет в умозрении их. того начала, главного и основного, из коего одного могли бы проистекать все отличительные положения их деятельности; но они имеют с умозрением связь, внутреннюю, самую очевидную и тесную; они одушевлены тем же духом, который выражается в суждениях, просто созерцательных; – Понятие Духоборцев о страстях, как о вещественном начале зла в человеке, необходимо должно было внести строгость во все их учение деятельное; понятие их о мире, как месте наказания, как темнице, – должно было возбуждать в них отвращение от всех приятностей сего мира; а понятие о собственном теле, как клети духа, которая стесняет его, и которая навсегда разрушится смертью, должна была внушать им мрачную суровость к себе самим: все это и встречается действительно в их учении нравственном. Оно нападает решительно на все вообще страсти, воспрещает даже те действия их, которые, быв очищены от всего преступного, могут иметь похвальное и полезное направление в обществе; так напр. строго воспрещается всякое желание славы и почестей; основания сему они ищут и в Св. Писании, в следующих словах: како можете мои быти, славу друг от друга приемлюще, и славы, яже от единого Бога, не ищуще (Ин.5:44). Но собственно это утверждается на том их мнении, что как до творения мира мы пали от желания славы, так и в мире снова повторяется наше падение действием нашего возношения – тем же самим желанием славы. – Тем более осуждается роскошь в пище, питие, одежде, – потому, что роскошь, довольствуя плоть, подает ей силу угашать наш благий ум, т. е. внутреннее просвещение свыше; даже естественный здравый разум потемняется ею и забывает как о нашем до-временном падении, так и о необходимости исправления на поприще нашего испытания: отсюда нужда отречения от себя самого, добровольное пренебрежение всех выгод жизни и несение креста, – или различных неудовольствий и бедствий. Наконец требуется совершенное пренебрежение всего, что льстит нашим чувствам; увеселительные сады, пение птиц, словом, все творения Господни, хотя созданы для удовольствия человека, однако, сколько бы они ни были прекрасны и невинны, не должны привлекать и занимать наш дух; иначе прельщаясь ими, он пристрастится к ним и останется здесь навсегда лежать в своем падении.

Учение Духоборцев о пренебрежении всего земного, простерлось у них и на сами отношения людей общественные: внешние отличия не значат ничего, по естеству все люди подобны между собою и равны; ибо все пали и все одинаково подвержены искушениям ко греху. По сему для раба господня – нет слуги в целом мире, разве сам кто захочет быть всем и во всем слугою – в том смысле, как был всем слугою Иисус Христос; можно пользоваться пособием другого, но и тогда пособляющий нам будет не слугою, а братом, нам равным. – Переходя от малого семейственного общества к большему, к целому народу, составляющему одно политическое целое, Духоборцы и сюда переносят свою мысль о всеобщем равенстве, но сия мысль, как опасная для тех, которые захотели бы гласно проповедовать ее в обществах, развивалась у них медленно, осторожно.

Силуан Колесников учил что должно повиноваться властям и господам сего мира, не только благим и кротким, но и строптивым, – повиноваться всем, хотя бы и в злом деле, насильно. – Но последователи его, Духоборцы Екатеринославские, говорят о властях обширнее и иначе. – Человеческие общества исполнены людей злых, движимых мятежными, зловредными страстями; общество злых стоять не может, они истребили бы взаимно друг друга; по сей то причине мудрейшие и учредили, между собою различные власти, дабы они удерживали их беспутства: в сем отношении власти благодетельны и поставляются на земле, для сынов мира, самим Богом. Но Господь говорит: Αз οт мира, несмь, и мои οт мира, не суть, а для сущих не от мира и власти мирские не нужны. Чада Божии (т. е. Духоборцы) сами избегают зла не ради страха, а для того, чтобы им возродиться в душах вечным благом; они сами стараются жить, так как заповедал им Иисус Христос; по сему Он и освободил их от всех человеческих законов относительно их воли; Он дает им свой Дух Святого, творящий в них новое сердце, имеющее свободную волю в исполнении всех царских потреб – по плоти, и Богоугодных дел по духу без всякого их принуждения; – Духоборцы Тамбовские осмеливались уже делать различие между добрыми и злыми властями и отличать их происхождение: «милостивые от Бога, твердили они, а не милостивые не известно от кого». Мелитопольские Духоборцы не рассуждают о происхождении властей, а прямо утверждают, что на земле не нужно быть никаким властям; разве надлежит, по их мнению, быть царю над злыми, татьми и разбойниками для укрощения их наказанием, – а не над добрыми. – Посему они хоть и не восстают против учрежденных властей, но не имеют к ним всецелой покорности; если и уважают их, то делают, сие притворно; а внутренно, и между собою, всякую подчиненность, и тем, более Монархическое правление, признают противным своему образу мыслей. – Самые судебные расправы не нужны для сынов Божиих. На что тому суды, говорят они, кто сам во век не захочет кого либо обидеть? Если кто ударит его в ланиту, то без сопротивления он представит ему и другую, а хотящему снять с него кафтан, без спорно отдаст и рубаху. Этот дух миролюбия они хотят простирать и на врагов, общественных; ибо войну признают непозволительною, утверждаясь на Евангельском учении о любви ко врагу (Мф.5:38 и 9). Непозволительна и клятва; и посему они отказываются давать присягу в каком бы то ни было случае. – Замечательно так же, что они признают своим долгом – распространять свое учение между другими; ибо чада Божии, по их уверению, имеют повеление от Отца их учить друг друга, и раб Господень всегда и всемерно тщится отдать в долг неимущему свой талант, сколько сам приял свыше и сколько другой вместить его может (Мат. XXV 14–30).

Самое главное учение Духоборцев, в коем они не разногласили никогда, и которым собственно отделяются от православной Церкви, есть учение их о самой же Церкви, которая должна быть хранительницею истинного учения, – и через Свящ. Писание, заключающее его в своем письмени, и в лице Пастырей и Учителей, и посредством таинств, обрядов и других ее учреждений.

Церковь_, по их понятию, есть собрание тех, которых сам Бог воззывает из среды людей мирских, да ходят во свете и жизни. Сии избранные не отличены никаким особенным символом, не соединены в одно отделенное от других общество; не связаны никакими общими знаками Богослужения: они составляют Церковь невидимую, рассеяны по всему миру и существуют под различными титлами исповеданий. Таким образом в состав Церкви входят и те, которые не пользуются Св. Писанием и не знают из него об Иисус Христе; к ней могут принадлежать люди различных наций, различного племени и языка; не только между сектами Христианскими, но и между самыми Иудеями и Турками находятся члены сей Церкви – те, которые руководятся внутренним светом и стараются засеменяться добром. Отсюда уже видно, с какой точки зрения должны смотреть Духоборцы – и на Св. Писание, и на служителей видимой Церкви, и на различные в ней учреждения.

Св. Писание признают они все данным от Бога, но не все признают в нем равно для себя полезным; и поскольку находят в нем много противного своему образу мыслей о внутренней, невидимой церкви, то стараются все изъяснять в нем в смысле необыкновенном, таинственном: под всеми даже простыми, буквальными историями Ветхого и Нового Завета, находят одно таинственное знаменование, почитают их только картинами, в коих должно видеть выражение чего-то духовного. Так на пример История Каина есть изображение сынов погибельных, преследующих истинную Церковь; – или Авеля; Вавилонское смешение есть не иное что, как разделение Церквей; потопление Фараона с воинством в Чермном море, – есть образ будущего потопления диавола со всеми его силами в чермном море огней, через которое невредимо пройдут избранные. И в Новом Завете – на пример претворение на браке Иисус Христом воды в вино означает, что Христос на таинственном браке с нашею душою претворяет в нашем сердце воду слез покаяния – в священно–райское, духовное вино, в нектар Ангельский, питие всякой радости, всяких утех; притча о впадшем в разбойники выражает то, что при первоначальном в высоте падении всякая душа, возлюбивши себя, впала в разбойники, обнажившие ее, и ныне изъязвляющие ее злыми пристрастиями; Левиты и Священники, не исцелив ее, пришли; один Господь поднял ее своим страданием на кресте, омыл своею кровью и исцелил. – К подобному изъяснению Святого Писания Духоборцы побуждаются, по их собственному признанию, следующими· причинами: – «все описания, повествования, притчи, чудодействия, начертанные во внешнем Писании, суть не столько изображения того, что было, сколько указание на то, что должно происходить внутри в человеке – в духе и вере; ум Господень во всем своем слове различнообразно изобразил целого, совершенного, нового человека, – Иисуса – свою премудрость, которую Христианин должен ощущать утешительно в своем сердце: от того, раб Господень все в Писании должен вменять в буквы, выражающие наружно – или злость нашего духа, или помазание его от Духа Господня. Духовно понимать слова Господни, притчи, изображения, деяния и все выражения научает Сам Господь у Иоанна, говоря, что все мои выражения и дела пред вами суть дух и живот. И довольно ли будет из премудрого Слова истины выводить, как из языческих басней, одни только нравоучения? Сам Господь, для не понимавших Его, иногда выражал притчи не нравственно только, а во всей их полноте – духовно, как на пример о сеятеле и о семенах (Лк.8:5–15), о хлебах (Ин.6), и Павел о двух сынах Авраама (Гал.4:22 и 9). Посему, чада Божии все свое старание направляют к тому, чтобы, научаясь излиянием свыше в сердца Всесвятого Духа, духовно понимать и живописать в себе все карты и фигуры, искусно начертанные в откровенном слове Господнем. Вместе с сим открывается, что при изъяснений Писания не должно руководствоваться суждениями собственного разума, а тем менее общепринятыми мнениями внешней Церкви; правилом и мерилом истолкования внешнего слова должно быть внутреннее просвещение – излияние свыше Духа в сердце человека; и следовательно сие внутреннее просвещение, или слово, по своему достоинству, выше самого Священного Писания, так как Писание не есть непосредственное излияние Духа, а вторичное действие сего самого излияния.

Внутреннее слово, необходимое для истолкования слова внешнего, столько же необходимо и для Священства. Иисус Христос, как самое Слово, один есть Архиерей и Священник, от которого должно ожидать спасения душам; равным образом и наследником Его в Священстве может быть только тот, кто внутри себя самого ощущает действия Слова; и поскольку сие Слово не остается в человеке бесплодным, а выражается в самой его деятельности: то преемником Иисуса должен быть только тот, кто чист делом и телом, смирен и кроток и добрым делам покорен, а от худых удален. Дабы действительна быть Священником внутренней Церкви, для сего не довольно собственного произволения и простого желания и согласия других; не нужно принадлежать какому–либо известному званию и сословию, не необходимо даже внешнее приготовление себя, или умственное образование: истинный Священник есть тот, кого призывает внутреннее побуждение свыше, кого избирает Сам Иисус из простолюдинов ли, или из Священников внешней Церкви, или из властей мира, и кого приуготовит Сам невидимый действователь Христос, непосредственно просвещая ум его и сердце: таким образом призывание, избрание и самое приуготовление к Священству должно быть внутреннее, а не внешнее.

Истинный Священник поставляется в сию должность тогда, когда различные дары Святого Духа свыше изливаются в душу его, существенно помазуют его, как и Христа, святят его и дают ему ум преестественный: напротив, служители внешней Церкви поставляются только обрядно и нимало не посвящаются в уме от совершаемого над ними внешнего, обрядного действия: посему, Архиереев и прочих служителей Церквей рукотворенных совсем недолжно почитать тем, чем их признают обыкновенно, принимать в том виде, в каком они существуют у мирских Христиан. Должность истинного Священно служителя состоит в том, чтобы входить во внутреннейшие завесы, и проповедывать другим то слово, которое он сам чувствует внутренно, дабы своею беседою явить заблудшему его заблуждение и злость, привести ум его в чистое видение и сердце в искреннее раскаяние. Служитель рукотворенной Церкви совершает только наружные обряды, читает народу различные проповеди, или произносит свои собственные; но поскольку сам не имеет внутреннего опыта, то и поучения его остаются недействительны и бесполезны, – и народ при них закосневает в невежестве и слепоте, останавливая все свое внимание на одних обрядах. Посему, Священники внешней Церкви, не имея внутреннего просвещения и будучи сами грешниками, не могут вести ко спасению никого.

Истинная Церковь, все возводя к внутреннему действователю Христу, не имеет нужды во внешнем Богослужении; самые таинства должны быть понимаемы духовно: ибо внешность их не имеет никакой силы. Таким образом Крещение водою, совершаемое у Христиан мирских, бесполезно и излишне, особенно потому, что преподается детям малолетним. Обрядно крещаемые в младенчестве, не понимают и не чувствуют того, что образуется их крещением; возрастая, остаются также без познания цены крови Иисуса, без отречения себя, мира и диавола и без хождения в жизни новой: какую же пользу крещение принесет им по смерти, когда они не окрещены духом и огнем и не возрождены в памяти, уме и воле? Крещение водное преподавал Иоанн, но сие крещение не прилично для христианина; оно бывает истинно, когда младенец, пришедши в совершенный возраст, и познавши, кто он, и кому обязан своим бытием и спасением души, сам крестит себя словом: во имя Отца, и Сына, и Святого Духа; только тогда он невидимо и существенно окрещается действием истинного Священника Иисуса, – в духе и огне неизреченно великой, Божественной любви; только тогда он омывается от всякой скверны, погружается не в воду, но в кров Господню отрекаясь самого себя и обещаясь жить единому Богу; только сим внутренним крещением он приходит в познание истины, возрастает в новую тварь и запечатлевается в духе в вечные сыны Богу Отцу. – Наружно совершаемое Миропомазание, без помазания от Святого Духа, так же не производит здесь ничего: а Бог знает, будет ли оно иметь какую-либо силу за гробом. Истинно миропомазываемся тогда, когда все дары Господни, в живом крещении свыше изливающиеся в тело, душу и дух, во век запечатлеваются Святым Духом в памяти, уме и воли. – Что касается до Исповеди, то Церковь не имеет власти вязать и решить грехи; истинная исповедь есть сокрушение сердца пред Богом, хотя и можно иногда исповедовать свои согрешения друг пред другом. Причастпие наружнее не сильно спасти человека; ибо Иисус Христос хочет от людей не знаков, но силы их: приобщение в Церквах противно Богу; а истинное, живое причащение животворящим Тайнам, самому Христу, бывает через слово, мысли и веру единым духовным воззванием; – ибо тогда только верою и любовью ощущаем, что мы оправданы, очищены пролитой и пропинаемой плотью, пролитой и изливаемой за нас кровью Иисуса, и по мере даров Духа, пораждаем в нашей плоти и крови вечного Царя славы – внутреннего Христа. – Бракосочетание должно совершаться без всякого обряда, – требуется только воля пришедших в возраст, взаимная любовь сочетающихся, со· изволение родителей, обет и клятва в душе пред всевидящим Богом, что бракосочетающиеся пребудут до скончания своих дней верными и неразлучными; наружный обряд бракосочетания, без внутреннего, не значит ничего: производит разве то действие, что будучи совершаем в присутствии свидетелей, поддерживает связь супругов опасением стыда, за расторжение данного ими обещания во взаимной верности. – Священство не есть таинство, которое может быть принимаемо только некоторыми, нарочно избираемыми людьми: а посему нарочно избираемых служителей и не нужно; всяк истинный, просвещенный словом, Христианин может и должен отправлять моление Богу сам за себя³⁹.

«Богослужебные обряды всех наружных церквей в мире, различные их учреждения, все чины их служителей, их одежды и действия вымышлены разновременно, после Апостолов, священно–мудрыми мужами; сами в себе они суть не иное что, как мертвые знаки, одни фигуры и буквы, выражающия наружно ту священно таинственную, невидимую, живую и умную силу чистейшего существа Бога, которая в подобии светосолнечных лучей светится и изливается в душу избранных, живет в них и действует, просвещает их и единит с Богом. – Посему все церковные обряды суть действия безразличные; и чадам Божиим, – учил Силуан, – можно или оставить все сии наружные учреждения, которые суть только сень живых, вечных благ, – так, как и ветхозаветная Мойсеева Скиния, – или и при них обновляться и перераждаться в образ Иисуса, проникая любовью во внутреннейшие завесы. А последователи Силуана говорят, – «Христос членам своей Церкви, во всем мире невидимо для нас сущей, позволяет входить в различные храмы – Папские ли, Греческие, Лютеранские, или Калвинские, и свободно ходить в их наружных учреждениях, образующих благое. Он не запрещал и ученикам своим ходить в исполнении отцовских преданий; Сам был обрезан; Сам ходил в тленные храмы, крестился от Иоанна в Иордане, и проч. Но Он не обязывал никого к исполнению наружных обрядных действий Богослужения. Как вещь безполезную – их гораздо лучше оставишь; ибо ни обрезание что может, говорит Писание, ни не обрезание, но нова тварь (Гал. VI. 15). Господь ни к какому времени, месту, ни к каким обрядам, и ни к чему нигде не привязан и быть не может: равно как и Его святыня. В человеке граничит небо с землею, и Господь сил нигде на земле не благоволит столько являть свое особенное присутствие, как в Его образе, отрекшемся от вечного зла. Пусть некоторые обряды имеют свое знаменование: но сквозь сень их – многие ли прозревают в их духовное знаменование? Напротив, почти все, а особенно простолюдины, думая, что от исполнения наружних обрядов зависит спасение, останавливаясь на них, во все не понимают, что творят, и таким образом встречают в них преграду для себя приближаться умом к Господу, от познания коего непременно последовало бы у них житие святое. Отселе–то между знаменующимися именем Христовым и сохраняющими внешние знаки Богослужения родятся, размножаются и наполняют мир существенные атеисты, не имеющие в уме познания Господа и себя самих, – бесстрашны, самовластны, скоры на всякое зло. Таким образом наружные Церковные обряды производят больше вреда, нежели пользы».

Держась такового понятия о таинствах и обрядах православной Церкви, Духоборцы не предполагают в ней святости, не надеются от ее спасения и навсегда отрекаются ходить в рукотворенные Церкви, думая, что сему учат и следующие слова Спасителя: ты же егда молишися, вниди в клеть твою, и затворив двери, помолися Отцу твоему. Иκοн, которые называются у них символами, не признают священными, и не почитают никаких изображений потому, что Бог заповедал через Моисея: не сотвори себе кумира, ни всякого подобия, елика на небеси горе, елика на земли низу и да непоклонишися им, ниже по служиши. Идолы бо суть сребро и злато дела рук геловеческих: Сии идолы, по их мнению, суть иконы. Угодников Божиих не признают святыми и не призывают в молитвах; Апостолов и прочих великих подвижников уважают только за их добродетели и за то, что будучи людьми добрыми, они угодили Богу и себе. – поскольку Христос родился прежде всех, то утверждают, что Богородица родилась от Бога Слова, а посему приемлют ее и почитают, как родившую Христа Спасителя рода человеческого. – Знамения Креста на себе не полагают потому, что моление угодно Богу не через руку, но через мысль, дух и слово. – Пост, говорят они, весьма нужен для нас немощных – и душевный, и телесный; но понимают его не в смысле общепринятом; Пост душевный есть соблюдение Божиих заповедей, отречение от злых похотений, бегание праздности, пустословия, и пр.; – телесный – есть воздержание от объедения, пьянства и всякой роскоши, удаление от игр богопротивных, плясок и пр. Долг поститься таким образом лежишь на человеке особенно тогда, когда он не чувствует в своей душе присутствия жениха (Mф.9:14, 15); а чтобы содержать пост в воздержании от известного рода пищи и в известные дни, о том нигде нет заповеди, говорят они. – Преданий, Постановлений Вселенских и поместных Соборов не признают истинными и не принимают их, – ибо они происходят от людей; – а от людей нет ничего священного; таковое возможно только от Бога. – Церковь не имеет также власти судить и осуждать кого–либо во ад; ибо никто не может познать, каким духом кто водится во всех делах, духом ли любви к себе самому или к Богу; и засеменяется ли внутри его вечное зло, или благ Господь. Один Бог, испытуяй сердца и утробы, ясно видит человека и вся дела его; ему одному и принадлежит суд. Но Бог не хочет от нас ничего более, кроме того, чтобы мы возлюбили его и убегали зла; а за неточности понятий о некоторых местах откровенного слова, за незнание каких–либо предметов естественных, мы твердо веруем, что он не судит никого и не осуждает на погибель. Посему, не справедливо поступают те, которые не последуют в сем Господу, которые принуждают ближнего последовать уму их, выдавая его за истинный ум Христов: сии преследующие, утесняющие и убивающие других телесно или духовно суть Каиновы потомки, воздвигающие гонение на племя Авелево за то, что оно· Не следует им в их злых намерениях и делах.

Навсегда отрекаясь от православной Церкви, отвергая все ее таинства и обряды, Духоборцы, хотя и признают себя Членами Церкви невидимой, имеют, однако некоторые внешние, религиозные учреждения, заменяющие для них храмы и общепринятые в них действия. У них всегда бывали молитвенные собрания, хотя дни и места для сих собраний не были ними определяемы постоянно. Последователи Силуана, в свободное· время, большею частью собирались в его же доме, читали различные места, из Святого Писания, и по окончании чтения пели иногда изустно Псалмы Давидовы, Ирмосы и другие священные песни; – Тамбовские говорили, что и у них есть благочестивые сходбища, в которых они кроме чтения некоторых стихов из Писания, приличных вере их, особенно употребляют, вместо молитв, следующие псалмы: 1.) живый в помощи Вышняго, в крове Бога водворится; 2.) Услыши Боже глас мой, внегда молитимися к тебе; 3.) из Евангелия стихи о девяти блаженствах, с прибавлением к каждому стиху – помяни мя Господи, егда приидеши во Царствии твоем. Но замечательно, что они ни одного Псалма, ни одной главы Писания не читают сряду, а все их молитвословия составлены из разных стихов, часто взятых превратно и против смысла. В настоящее время, Мелитопольские Духоборцы, сходясь для молитвословия по взаимным приглашениям, собираются в молитвенный дом, не различествующий ничем от прочих; там, на столе поставлены хлеб и соль: когда все приглашенные явятся, мужчины становятся на правую сторону, а женщины – на левую, и сии последние начинают петь старинным Церковным напевом гимн, составленный отрывками из Пророчеств такого содержания: «Сице глаголет Господь, святый Бог Израилев, создавый его, сотворивый во грядущих: вопросите мене о сынех моих, о дщерех моих, о делех рук моих, заповедуйте мне; аз сотворих землю человека на ней, – Аз воздвигох, его с правдою Царя; вся пути его правы; сей созиждет град мой, от пленения людей моих возвратит не со мздою, ниже с дарами. – Речет Господь Саваоф: утвердися Египет в купле Ефиопстей, Содомстей; мужие высоцы по тебе прейдут, будут тебе рабы, во след тебе ходить будут; приидут к тебе, поклонятся тебе, тебе помолятся, яко в тебе Бог есть. Несть Бога, разве тебе; Ты еси Бог невидимый, Бог Израилев Спас; постыдятся и посрамятся вси противящиеся Тебе. Пойдут со стыдом великим. – Обновляйтеся во мне вси сынове Израилевы. Спасайтеся от Господа вечным спасением. Непостыдятся ниже посрамятся даже до веку. Тако глаголет Господь, святый Бог Израилев, – Богу нашему слава». – Во время сего пения мужчины стоят рядом, по старшинству лет; по окончании сего, – второй из мужчин подходит к первому; оба делают два низких поклона один другому; целуются; делают третий поклон: после сего – третий кланяется и целует первых двух таким же образом; потом тоже делает четвертый, и так далее – до последнего. Но окончании сего обряда мущинами, тоже делают между собою женщины. – В сем обряде, по их мнению, заключается поклонение трем Ипостасям Божества, на основании следующих слов; сотворим человека по образу и поподобию своему. Но сей обряд не новый у Духоборцев Мелитопольских: он основан на учении Силуана, который говорил: – «должно покланяться Богу друг в друге, яко есмы начаток созданием его и есьмы между всеми творениями в мире живоначертанное рукою его изображение, образ Бога на земле». Сей обычай поклонения Богу друг в друге всегда был в употреблении у последователей Силуана, хотя происходил несколько проще, именно: вместо взаимного целования, они схватывались рука за руку и как бы вместо лозунга приговаривали заповедь Моисееву: Аз есмь Господ Бог твой! да не будут тебе Бози инии разве мене не сотвори себе кумира, ни всякого подобия, и да непоклонишися им, ниже да послужиши. Известно также, что Духоборцы Мелитопольские же для поклонения Богу в образе человека, избирали между собою (что может быть делается у них и ныне, только тайно) юношу, которому в праздничные дни, покланялись, как Божеству. В таком роде у них в 1816 году молодой человек; по прозванию Капустин, который по извету некоторых отдалившихся от их секты, посажен был в тюрьму за разные бесчинства. У них существуют и многие другие суеверные обряды, которые, однако они прилежно скрывают от других. Так напр. в 1806 году в Новгородском сборище Духоборцов было замечено, что Софийский псаломщик Иван Иванов читал им Евангелие; по прочтении одной главы начинали все петь, бьючи себя руками по коленам; после пения следовало чтение и опять пение – попеременно четыре раза; потом друг другу кланялись, прося прощения и вслед за тем прихлебывали что-то из чаши по дважды: но при спросе о сем у псаломщика, он сказал только, что они просто от жажды пили квас.

При погребении у Духоборцев не бывает особенных обрядов; распрощавшись только с умершим с чувством соболезнования и любви к ближнему, предают усопшего земле с пением разных псалмов и с присовокуплением молений о приятии его в царство небесное.

Каждый день у них есть седьмой или субботний, по духовному смыслу, и по сему праздников непременных не имеют; а почитают празднеством, когда один к другому приходит для посещения, – и тогда посещают и провожают гостей с духовным пением. Впрочем иногда отличают праздники Христовы и даже воскресные дни; – и в продолжение их освобождаясь хотя от дальних только трудов, не терпят плясок и веселий, но вместо сего, когда мужчины или женщины соберутся вместе, сидят смирно и провождают время в пении псалмов, в беседовании и поучении друг друга из Св. Писания. Утверждая пред посторонними, не принадлежащими к их секте, что внешнее откровение для них не необходимо, они сказывают, что даже Библии у них во все не находится; между тем, на все вопросы, предлагаемые им относительно веры, отвечают словами, избранными из Св. Писания; и хотя грамотных между ними не много, но большая часть женщин и даже юношей знают некоторые места наизусть; они научают своих детей, при разговоре с инакомыслящими о религии, опровергать их правила текстами Св. Писания и с сею то собственно целию и изучаются ему. Опираясь на сем знании, а еще более на понятии о своем духовном Богопочитании, они считают себя просвещеннее всех, не согласно с ними думающих, – и действительно стараются выставить себя таковыми пред прочими Русскими поселянами – в своем обхождении с ними и образе жизни.

При переходе к ним Малоросиянина обыкновенно стараются обучишь его по-русски и дать ему некоторое внешнее образование, дабы заслужить в сем отношении лучшее о себе мнение у Правительства, нежели прочие поселяне, что, впрочем, случается у них не везде: большая часть самих Духоборцов очень грубы.

При начале дня, пред трапезою, после ее и ввечеру Духоборцы, (в частных семействах), становятся вокруг и по взаимном целовании поют молитву: Omчe наш... – Они никогда и никого в сем мире не называют отцом на основании слов: Все вы братия есте, и Отца незовите себе на земли; един бо ваш Отец есть на небесех. Дети, вместо того, чтобы своих родителей именовать отцом или материю, называют только стариком, или старухою; родители не говорят о детях – мои, а – наши; мужья называют своих жен сестрами, а жены мужей братьями. В обращении с посторонними некоторые довольно вежливы; но шляп и шапок почти не снимают, разве только из отличного пред кем уважения, или по необходимости. Признавая войну делом непозволительным, они говорят, что поставляют себе за правило не носить с собою оружия: впрочем, за врагов не молятся, та, как всяк у них должен молиться за себя, а не за других; посему же они не молятся ни за Царя, ни за тех, иже во власти суть.

В прежние времена, Духоборцы исключали некоторых из своего общества за некоторые проступки: ныне таковых исключений у них не бывает; но кто, по мнению их, не совсем причастен Духу, тот подвергается клевете, и в следствие сего, под разными предлогами весьма утесняется. Легковерие и разврат, ненависть и ссора бывают у них часто; и вообще нельзя не заметить, что поведение Духоборцов, большею частью, противоречить их нравственному учению: почти отличительная черта их характера есть упорство в своем учении, непокорность властям, обиды и ябеды в отношении к разномыслящим. В 1812 году, через притеснение и ябеду Мелитопольских Духоборцев в суде за земли, отъятые ими у поселенных близ них из Буджацкой орды Татар, вся сия орда принуждена была удалиться от них к Дунаю, в числе 6000 т. душ⁴⁰. Больше же всего они постоянно питают ненависть к Православному Духовенству и при всяком случае с ожесточением называют наших Духовных поносными именами: в прочем это дух всех вообще еретиков; когда-либо отступавших от главной Церкви; чем священнее власть, прежде обуздывавшая своеволие, тем более она возбуждает вражды в сердцах тех заблуждших людей, которые навсегда желают с себя свергнуть благое ее иго. У Духоборцов господствует так же дух нетерпимости не только к православному учению, но и к другим толкам их же секты: с 1823 году предположено было вместе с ними поселять на Молочных водах Молокан, весьма сходных с ними по духу учения, как увидим ниже; но по причине разномыслия в некоторых не важных пунктах учения, они не хотели принять к себе в поселение Молокан и всегда питают к ним дух недоброжелательства и вражды. Несмотря на то, что одно свидетельство совести признают достаточным для сохранения верности в слове, и никогда не дают клятвы, они не всегда твердо держать слово свое в расчетах с другими; весьма жадны к деньгам, и для приобретения их готовы употребить все возможные средства.

В похвалу Духоборцов должно сказать, что они трезвы, трудолюбивы, хозяйственны; наблюдают в домах и одеянии чистоту и опрятность; заботятся об устройстве своих полей и скотоводстве, в чем собственно и состоят их хозяйственные занятия: но заведенные у них прежде на общественные расходы табуны лошадей и рогатого скота приходят в упадок и расстройство. На Молочных водах в каждой деревне Духоборцов есть необходимые в сельском быту ремесленники; фабрик не имеют; но делают шерстяные ткани и хорошие кушаки. Мужчины у них вообще росту высокого и сложения крепкого. Молоканы, о которых недавно упомянуто было, составляют главнейшую отрасль Духоборческой секты. Их признавали за одно с Духоборцами до того времени, как сии последние в 1823 признали их отличными от себя по некоторым особенностям их учения. – Высланные в сем году большею частью из Губерний Тамбовской, в коей восприяли свое начало, Орловской и Екатеринославской, Молоканы водворены в Мелитопольском же Уезде, но не между Духоборцами, а между Менонитскими и Нагайскими поселениями, где предварительно в 1821 году отведен был им участок земли до 30 т. десятин. – Деревня, в коей они водворены, называется Нововасильевскою; число их простирается там до 800 человек обоего пола; особенно находится между ними много Донских Казаков, из которых иные служили в Офицерских чинах. Впрочем, Молокан много находится не только в тех местах, откуду они частью переселены были на Молочные воды, но и в других Губерниях как на пример Курской, Воронежской, Саратовской и проч. – Учение Молокан при одних и тех же началах с Духоборческим, отличается от него в некоторых частностях тем, что менее отступает от учения Церкви Православной. Они согласно с нею думают о Святого Троице; признают Христа Сыном Божиим, Богом вочеловечившимся, умершим на кресте для спасения всего мира; благоговеют к Свящ. Писанию и признают его словом откровения, данным человеку от Бога. Они согласны с Духоборцами в том, что отвергают таинства, обряды, иконы и вообще всю Церковную внешность. Мы разумеем, – говорят они⁴¹, – крещение в научении слова Божия, соблюдении Святого заповедей и оставлении грехов; мы исповедуем друг другу согрешения наши и покаяние приносим Богу; рассуждаем причаститися Божественным и животворящим Тайнам, если кто боится Бога и хранит заповеди его. Хотя согласно с Духоборцами утверждают, что один Сын Божий есть истинный Архиерей и Первосвященник; однако поставляют у себя старцев, или настоятелей, на основании слов Апостола Петра: старцы, иже в вас, молю пасите, еже в вас, стадо Божие (V). Они наблюдают праздники, и тогда, собираясь вместе для молитвы, стоят в собрании все друг к другу, лицом к лицу; с коленопреклонением молятся за вся человеки_, за Царя и за всех, иже во власти суть; поют псалмы, читают и изъясняют Библию, при нем старцы говорят иногда поучения. Праздничные дни проводят в благочестивых беседах, а иногда и всю ночь, даже до зари, в пении псалмов и чтении слова Божия; воскресный день некоторыми из них столь строго соблюдается, что во весь день не зажигают огня. Сочетание браком производится при собрании мужей и жен и при старце; утверждается Евангельскою присягою, потом производится моление и пение псалмов, вразумление новобрачных в заповедях Господних, – завещавается им о беспорочном житии, читается из Апостола к Еф. глав. V. зач. 231. к Кол. III. зач. 250. и Сол. III. и наконец свидетельствуется пред всем собранием, что сочетавшиеся признаются отныне мужем и женою до скончания жизни. Над усопшим читают по исходе духа псалтирь и несение его до могилы сопровождают чтением молитв. Пост содержат в различные времена и между прочим в субботу; во время своего поста часто не употребляют ни пищи, ни пития. «Они со всеми, и самыми Духовными живут дружески,» – писал Карл Герман о Молоканах Саратовских⁴² «хотя и никогда не ходят в Церковь; и вообще, они живут весьма скромно и мирно, и сохраняют добрые нравы своих Праотцев: никогда не случается, чтобы Молоканин учинил какое либо преступление и попал под суды...» – «К чести их надобно сказать» – пишут о Молоканах и в настоящее время⁴³, – «что они трезвее и грамотнее прочих поселян; но в обвинение рассказывают, что они ставят в добродетель укрывательство бродяг и беглых. В образе своей жизни они наблюдают важную строгость в их деревнях никогда не услышишь игрищ». – Они трудолюбивы, покорны начальству, откровенно и охотно объясняются о своих мнениях касательно вероисповедания; но смущаются тем, как замечают о Духоборцах Мелитопольских⁴⁴, что не могут сохранить порядка и единодушие от того, что против воли их поселяются между ними многие, которые хотя и отступили от Церкви, но во многих отношениях не одинаково с ними мыслят: ибо в Мелитопольском поселении находится не один, но несколько расколов, из которых каждый состоит из нескольких семейств, и каждое из них собирается для молитвословия особенно, и прочих не признает собратиями. Разность состоит большею частью в мелочах, но которые, по их понятию, важны, на пример одни употребляют в пищу свинину, другие некоторые роды рыб, третьи позволяют горячие напитки и тому подобное; между тем, как все сие у прочих запрещается. Большая часть из них, кажется, любит делать добро и охотно желает следовать слову Божию; но, не понимая истинного духа Христианства и покаряясь предрассудкам, они разделяются и враждуют между собою; и по причине разномыслия о некоторых неважных предметах забывают взаимную любовь.

Дабы яснее видеть и как бы одним взором обнят все учение Духоборцов, можем представить сущность его в следующих главных положениях: I.) Бог в Троице един: Отец – память; Сын – ум; Дух святой – воля. II.) Душа наша существовала и пала до сотворения мира видимого – в высоте; послана в сей мир, как в темницу – и в наказание и для исправления; грех Адама – грех первородный – не переходит к потомкам его, а всяк согрешил и грешит сам собою. III.) Иисус Христос, Спаситель наш, если смотреть на него в Ветхом завете, был по своему Божеству не иное что, как премудрость, одеявшаяся в натуру, а в Новом Завете Он был Дух Боголюбия, целомудрия и пр. во плоти. Он рождается, проповедует, страждет, умирает и воскресает духовно в сердце каждого верующего. IV.) Для спасения нашего не необходимо иметь внешнее познание об Иисус Христе; ибо есть внутреннее Слово, научающее о нем человека в глубине души его: Оно было во все времена и просвещает всякого, кто только готов внимать ему. V.) Засеменение в человеке зла в сем мире возрастет за гробом через 666 степеней – в меру злого Духа – Сатаны; а засеменившиеся добром, пройдя 40 степеней очищения; втекут в число Авраамле, 50-е сияние света во славе, и уподобятся самому Богу. VI.) поскольку тело наше есть клеть, удерживающая и стесняющая наш дух, а страсти суть засеменение Злом; то должно отрекаться от самого себя, и лишать себя всего, что нравится нашим чувствам, дабы ослабить власть их над душою. VII.) поскольку все люди равные и кроме того, чада Божии делают добро сами по себе, без всякого понуждения, то для них не нужно никакой власти; она необходима разве для злых: ходить на войну, носить оружие, давашь клятву, – дело непозволительное.

VIII.) Церковь есть общество избранных самим Богом; не видимая и рассеянная по всему миру, она не отличена во внешности никаким общим вероисповеданием; не только Христиане, но Иудеи, Магометане, и проч. могут быть, и при своем исповедании, членами ее, если только внимательны ко внутреннему слову: и посему – IX.) Священное Писание, или слово внешнее не необходимо для чад Божиих, впрочем, оно полезно для них потому, что и в нем, как по лицу всей земли, и в самих себе, они читают различные судьбы и деяния Господни: только надобно смотреть на Него, как на картины, изображающие во внешнем предметы Духовные; все надобно разуметь в Нем в смысле таинственном, о внутреннем Христе. X.) Один Иисус Христос, внутренний действователь, есть Истинный Архиерей и Священник, посему никаких священников внешних не нужно; в ком действует сам Христос, тот и преемник его, и для себя сам священник: священники рукотворенных Церквей поставляются внешним образом и совершают только внешнее: их не должно почитать тем, за что обыкновенно признают их. XI.) поскольку чада Божий должны поклоняться Богу в духе и истине, то не нужно никакого внешнего Богослужения. Внешность таинств не производит над человеком никакого действия; их должно понимать и принимать духовно; обряды, хотя имеют свою знаменательность, однако, поскольку они суть только мертвые знаки внутреннего, и большею частью препятствуют уму приближаться к Богу, то не только излишни, но иногда даже вредны. XII.) Иконы суть идолы; угодников Христовых можно уважать за их добродетели, но не должно им молиться; пост состоит в беганьи от похотей и воздержании от излишнего; предания, Церковные постановления и Соборы – не должны быть принимаемы; наконец, XIII.) самая Церковь не имеет власти судить кого-либо и осуждать; потому что не может знать всех внутренних, тайных побуждений человека.

Учение, коего держатся Духоборцы, не есть учение оригинальное; в нем все чужое, заимствованное: несмотря на сие, оно не имеет совершенного сходства ни с одним верованием, взятым отдельно. Это, более или менее верное, повторение различных мнений различных сект; слияние разнородных отголосков, в каких любило проявлять себя, в различные Времена, направление духа ко внутреннему и таинственному в Религии; совокупление всех тех учений, которые, более или менее уклоняясь в область Мистических видений, принимали Церковь только невидимую, внутреннюю, соединяя с тем не редко веру в таинственное действие Божественного света в человеческом духе, как главный источник Веры и спасения. При начальном образовании учения Духоборцов мысль о внутренней Церкви и внутреннем просвещении была единственным основанием, на коем воздвигалось все прочее здание – различными строителями и из различного вещества, какое только могло идти здесь каким-нибудь образом одно к другому: от того–то нельзя указать какого-либо одного, особенного основателя секты Духоборцов, – ибо в сем деле участвовали многие; от того же самое учение ее, в известные периоды своего образования, более или менее наклонялось к направлению одного какого-либо верования, пока перемена обстоятельств не изменяла его хода по направлению другому: так, при начальном появлении своем в устах Лупкина, оно близко было к учению Пляшущих XVI столетия, которые также, как Духоборцы веровали внутреннему слову и призывали в себя действие Святого Духа скаканием и прыжками⁴⁵; в наставлениях Силуана оно сходилось с мнениями ложных Мистиков; в Исповедании его последователей особенно сблизилось с учением Квакеров и т. д. Таким образом непрестанно расширяясь в своем ходе оно непрестанно нарастало новыми мнениями, взятыми от разных толков, и в полном своем объеме представило странную смесь разнородных суждений о предметах Веры. От того и различные писатели, упоминавшие о Духоборцах, сравнивали их с раз личными сектами, судя по тому, какая сторона их учения казалась для них виднее, замечательнее: так напр. их уподобляли Квакерам и Гернгутерам⁴⁶, Анабаптистам и Меннонитам⁴⁷, Абрагамитам или Богемским Деистам⁴⁸, древним Павликианам⁴⁹ и другим. И в самом деле, секта Духоборцов приближается в некоторых отношениях к верованию всех сих сект, как мы это скоро увидим.

Учение о Святого Троице, еще с первых веков Христианства, искажаемо и опровергаемо было Гностиками, которые – или приспособляли сие учение к своим Эонам, как напр. Валентин, называвший Иисуса Христа и Св. Духа последними из Эонов по рождению⁵⁰; – или сливали Троичность в одно Божественное лице, как Праксей, Ноетий и другие: но в том виде, в каком учение о Троице существует у Духоборцов, встречается оное особенно у Савеллиан, по мнению которых Троица есть не иное что, как Божественная природа, рассматриваемая под тремя различными идеями: существа (Substantia), мысли и воли⁵¹; – у Павла Самосатского – учившего, что «Сын и Св. Дух находятся в Боге, как ум и сила в человеке»⁵². Сие учение, в новейшие времена повторено некоторыми из Социниан и почти усвоено Абрагамитами⁵³.

Мнения Духоборцов о предсуществовании и падении души, о соnворении мира и первоначальном грехе произошло первоначально так же от Гностиков. Так напр. Сатурнин и Василид, во 2 веке, учили, – «что человеческие души существовали и пали еще до соединения их с телами и что Бог послал их в наказание в мир сей и подчинил их владычеству духов низших себя»⁵⁴. – На основании такового понятия о душах, Гностики не принимали так же и первородного греха⁵⁵. – Это же учение, кроме мнения о первородном грехе, встречается и у Оригена, не всегда свободного от заблуждений. В своем Сочинении о началах⁵⁶, он пишет, что души наши были Ангелами и что они заключены в тела в наказание за грехи, совершенные ними в состоянии первоначальном. – Сие учение Гностиков о падении душ прежде сотворения мира проповедуется и в книгах ложных Мистиков, которые, как замечает Мосгейм⁵⁷, собственно произошли от Гностиков. Так в Мартино-Масонской Классической книге⁵⁸ говорится о довременном существовании человека: – «ничье происхождение не превышает его пронисхождения: ибо он древнее всякого существа в натуре; он существовал прежде рождения всякого семени; однако явился в мире после всех их». – Далее, сообразно учению Манихейских Гностиков, описавши Аллегорически сражение человека, в первобытном его состоянии, с Князем тьмы и падение человека, Автор в главе о двойственном действии человеческого тела⁵⁹ – говорит: «я не могу теперь не признаться, что сопряжение человека с его грубою одеждою есть та казнь, коей преступление его подвергло на время».

Начало учения Духоборцов о Иисусе Христе, о внутреннем просвещении и будущей судьбе человеческих душ можно находить у Манихеев»⁶⁰. Бог, по мнению их⁶¹, родил из себя Христа и Святого Духа. Душа Иисуса Христа есть не иное что, как часть Божественного света, подобная по своей природе прочим душам, хотя и совершеннее их; а дух есть масса светлая, разлившаяся по всему эфиру, которая – осиявая мысли человеческие и возбуждая в них искры света, – возвращает души в свое отечество. Дабы ускорить возвращение душ на небеса, Бог послал на землю Христа в виде человеческом, и руководствует, их ум внутренним просвещением. – Василид выдумал 365 небес и столько же чинов духов; а Манес или Манихей разные степени очищение душ наших не только в сей жизни, но и посмерти⁶² , и посему не принимал ни будущего воскресения, ни адских мучений в смысле собственном. – Учение об Иисусе и внутреннем Духе, подобное учению Духоборцов, встречается и у Мистиков: «Христос или Слово, говорит Еккартсгаузен⁶³, – есть сам Бог, излияние Божественной единицы, – вечно действующая воля Божества; почему триединый. Бог во всей натуре и во всех своих творениях называется Словом. Сие слов плоть бысть и поживе с нами, дабы дашь силу действиям возвыситься паки, к единству, дабы мы могли опять получить наши преимущества⁶⁴. – Под словом разумеется и в течение Божественного света в человека, и истечетние из человека во все умственное и физическое⁶⁵; – Кто не имеет Духа Христова, тот несть его. Сей Дух непосредственно истекает из недра Высочайшей истины и всех ведет к ней. – Он есть дыхание Божие, излияние Божества, невидимое присутствие Христа со своими и внутрь их. Все, что есть истинно, что достойно познания, что просвещает и укрепляет ум, открывает сей Дух из глубины Божества»⁶⁶.

Нравственное учение Духоборцов носит на себе тот же отпечаток, которым ознаменовано было учение Гностиков и Манихеев. Основная мысль первых, что плоть происходит от злого начала – вела их к нравственности самой суровой. – По свидетельству Климента Александрийского⁶⁷, – они воздерживались от мяс и вина, изнуряли свое тело, осуждали брак и рождение детей по ненависти к плоти и ее злому началу. Манихеи, поскольку взирали на свое тело, как на темницу души, не менее были суровы к самим себе; изнуряли тело и воспрещали самые безразличные удовольствия⁶⁸. – Эта же строгость, доходящая до крайности, видна и в новейшие времена – в тех верованиях, в которых преобладает дух ложyого Мистицизма.

Манихеи, дабы удобнее привлекать на свою сторону Правоверных, нередко употребляли в своем учении выражения Св. Писания: но изъясняли его в смысле таинственном и Аллегорическом, как ныне Духоборцы, и так же как они отвергали таинства, не воздавали никакого уважения Святого Деве, Божиим Угодникам, кресту и образам⁶⁹. – Правда, они делали вид, будто принимают крещение, но разумели под ним Иисуса Христа, который сказал: Я есмь источник воды, живой; принимали Евхаристию, но это были по их мнению слова Иисуса Христа – хлеб животный; почитали крест, но опять разумели Иисуса Христа, простирающего руки; чтили Матерь Божию, но называли сим именем небесный Иерусалим; уважали Святого Павла и Святого Иоанна, но давали сии наименования двум лицам своей секты⁷⁰ и проч. – Сие учение еще яснее выразилось у Павликиан, составляющих отрасль Манихеев⁷¹. – У них не было ни Епископов, ни Диаконов, ни Священного сана, отделенного от мирян; не было ни закона, ни постановлений, ни чего либо подобного; они во всем руководились только Новым Заветом, в коем все изъясняли иносказательно, особенно о таинствах; отвращение их от внешнего Богослужения было столь сильно, что произвело в начале IX века Иконоборство⁷². – Павликиане, в IX веке преследуемые Императрицею Феодорою, рассеялись по разным местам, – и некоторые из них перешли в Булгарию; отсюда через Ломбардию, в XI веке, явились в Лангедокской области под именем Албигенсов, – в XII и XIII веке – под именем Генрикиан, Петробрусиан. Валденсов, – в XIV и XV под названием Виклефитов, Гуссишов⁷³ и проч. и оставили следы своего учения в новейших верованиях, отвергающих Церковную внешность. – Ложные Мистики так же изъясняют Св. Писание в смысле таинственном у Еккартсгаузена тоже понятие о Церкви, какое у Духоборцов. – Истинная Церковь, говорит он⁷⁴, есть только Церковь внутренняя. Члены ее рассеяны по всему шару земному; однако же соединены между собою в духе и истине; они одни составляют общество добрых, общество невидимого царствия внутреннего, которое, собственно сказать, «есть царствие Божие». – Ложные Мистики и о всех таинствах, обрядах и внешних учреждениях Церкви говорят: – «что они в самом деле не представляют разуму ничего истинного и что все сие здравому рассудку должно казаться не важным»⁷⁵. «Общество истинной Церкви – пишет Еккартсгаузен⁷⁶ – не знает никаких обрядов, никаких церемоний; – в обществах внешних должны быть обряды; это дело внешности, признаки человечества: но там, где добродетель в сердце, истина и премудрость сущностию, там не нужны обряды и уставы; в царстве сил наружные шелухи отпадают и – бесполезны».

Сколь ни сходно учение Духоборцов, в некоторых частях своих с учением Манихеев и ложных Мистиков, но еще более приближается к учению Квакеров – в своих суждениях об Иисусе Христе, и оправдании верою, в мнениях о внутреннем слове и будущем воскресении, в правилах нравственности и во взгляде на Св. Писание и на Церковь во всех ее отношениях. Дабы видеть, сие сходство довольно изложишь здесь сущность Квакерского верования так, как она представлена у Мосгейма, тщательно исследовавшего систему их верования. – «Первоначальный догмат их, – говорит он⁷⁷ – есть мнение, что в душе каждого человека есть некоторая частица того ума и премудрости, которую сам Бог имеет; сию мнимую мудрость небесную они называют внутренним словом, внутренним Христом, действием Духа Святого и пр. из сего предложения заключают: I.) что вся Религия заключается в том, чтобы внимать и последовать наставлениям сего внутреннего слова; II.) что Св. Писание – слово внешнее не указывает нам истинного пути ко спасению, а только обращает ум ко внутреннему слову и приводит ко внутреннему Учителю – Христу. III.) что не имеющие сего писания язычники, Иудеи, Магометане и пр. не лишаются спасения; ибо довольно для них научиться из внутреннего слова и след. IV.) для достижения спасения нет нужды быть Христианином во внешности. V.) Тела наши много препятствуют ощущать в сердце внутреннего Христа; и посему для теснейшего соединения с Богом надобно отвращать свое внимание от всех предметов внешних. VI.) Нельзя думать, чтобы по избавлении душ наших из темницы сего тела, воскресли когда-нибудь сии тела; разве сие воскресение надобно разуметь только аллегорически, или о небесных каких–либо телах. VII.) Квакеры не уважают внешних дел и заслуг Иисус–Христовых и всю Евангельскую Историю об Иисусе Христе принимают аллегорически о внутреннем своем Христе, о Его таинственном рождении, страдании, смерти, воскресений в человеческом сердце; отсюда заключают VIII.) что внешнее Богослужение не нужно, а довольно воздавать внутреннему Христу поклонение чисто–духовное; обряды, поражающие наши чувства, как напр. Крещение, Евхаристия, даже пение псалмов и самые праздники – отвращают только наше внимание от внутренних поучений Божественной премудрости. IX.) В жизни они воздержны до строгости поскольку, дабы ослабить власть тела над душой, нужно отказывать себе во всем, что льстит нашим чувствам и, довольствуясь только необходимым, умерять вкус ко всем удовольствиям. Отсюда происходит у них суровость во внешности, деревенская простота их одежды, грубость их обращения и умеренность в пище; они не наблюдают никаких общественных обыкновений; никому не кланяются, не снимают шляп, и ко всем обращаются с словом: ты; ни с кем не судятся, не дают клятвы в суде, не носят оружия и ни на кого не нападают, даже для сохранения собственной жизни» и пр. Точно такие же умствования и правила· у Духоборцов.

Учение Духоборцов сходится с учением Анабаптистов, потому уже самому, что сие последнее весьма близко к учению Квакеров⁷⁸. Сверх сего у Духоборцов можно встречать даже и то, что есть отличительного в веровании Анабаптистов, и след. подозревать, что и сии последние более или менее участвовали в образовании их секты. Анабаптисты учат, – между прочим, – «что крещение детей есть изобретение диавола, что Церковь,, Христова должна быть изъята от всякого греха; что все вещи должны быть общи у всех верных и что гражданское правительство бесполезно в царстве Иисус–Христовом»⁷⁹. И у Духоборцов, особенно Тамбовских, находим самые резкие отзывы против крещения младенцев; тоже предубеждение о безгрешности своей Церкви; ту же общину, простирающуюся даже на детей, те же дерзкие отзывы о светских властях. Такое же сходство можно находить и в других частностях обоих верований. Напр: – «Анабаптисты никого не признают судьей в деле учения и не имеют никакого установленного исповедования веры, а довольствуются Библией, которую всяк изъясняет по своему»⁸⁰. – Так думают о своем учении и так сохраняют его и Духоборцы.

«Часть Анабаптистов называется Субботниками, по причине строгого сохранения субботы»⁸¹. Подобное храненье, субботы остается и ныне у Молокан, главнейшей отрасли Духоборцов. «Анабаптисты, – вовремя, своей службы, состоящей большею частью из молитв, произносимых с коленопреклонением, и из песней, – изъясняют библию и особенно обращаются к Апокалипсису. – У них так же положено молиться три раза в день: утром, в полдень и в вечеру⁸²».– Сии же постановления мы видим и у Духоборцев: даже браки их и погребение совершаются так, как у Анабаптистов⁸³; наконец и домашний образ их жизни и обращение с другими, кажется, заимствованы более у Анабаптистов, нежели у Квакеров⁸⁴.

Таким образом главные идеи, составляющие учение Духоборцев, все перешли к ним с запада. Что же побудило известные лица принять и усвоить это учение чужое, неправославное? и каким образом, при каких обстоятельствах могло первоначально, проникнуть сие учение с запада в Россию и так далеко, распространить здесь дух свой? Сами Духоборцы силятся объяснить это следующими причинами. – «Мы родились, пишут они⁸⁵, и вдруг над каждым из нас совершены наружные обряды Христианские, как совершаются и ныне над нашими детьми мы росли, возросли, некоторые и состарились ходя во все время жизни своей в Церковь, но что же? скажем истину: как пни со скукою, стояли мы в ней, ни мало не понимая трудного и не удобопонятного нам слога книжного, притом скоро, смешанно и спешно, читаемого, или велегласно певаемого. Ум наш от нашего стояния в Церквях ни чуть не приобрел познания ни о нас самих, ни о том: каков Господь Бог наш и какова Его святая воля. А по сему в слепоте мы жили, как и многие сыны мира: во всех злых нераскаянно. – Ныне же; благодарение Богу, мы в ином состоянии: начав ходить в собрания свои, слушая там слово Божие, ясно рассказываемое и, померно понимая его, мы с несказанным удивлением увидели Господа Иисуса, Сына Божия, в нем Отца и святую волю Божию и злую волю нашу; и молилися уже в ведении, да поможет нам Господь Бог, отрекшись себе, то есть злой воли нашей, следовать благой воле Божией. Ныне пришедши и в Церковь, больше прежнего понимаем из того, что читается здесь: и, кажется, Церковные чтения токмо для тех не скучны; прекрасны и душеспасительны, которые научились понимать их дома». – После краткого отступления, сказавши о постановлении священнослужителей и об их обязанностях – поучать народ, продолжают: «обязуются к сему клятвою и ныне, принимающие на себя долг сей; но кто же не видит, что они ищут единственно славы, или обогащения для жизни роскошной, а долг свой идти ко Господу и нас вести к нему совершенно оставили? видя, яко знаемые наши бегут прочь, возлюбили сами, в домах по учатся в слове Божием, дабы пожить нам на земли богоугодно. – Мы простолюдины: в Церквах слово Божие не рассказывается; того, что читается там, не понимаем: велись в слепоте. Алчущий ищет, чем бы напитаться. Вот представился нам случай слышать слово Божие в рассказе: мы вняли ему. Пусть и так, что, возжелавши узнать Отца нашего небесного, мы впали в учение не право: но почему же не предупредили нас правым? Лучше хотя одним глазом и не ясно видеть свет, нежели быть слепым обойма». Итак не вразумительность православного Богослужения, удовлетворительность учения Духоборческого и небрежность пастырей были, по мнению Духоборцов, причиною уклонения их от правоверия к тому учению, коего держатся до ныне: а случайное появление учителей сего верования – средством первоначального распространения его в различных местах. Но сии причины не изъясняют своего дела вполне, удовлетворительно, даже потому самому, что они, как показание судебное, довольно неискренни: причины истинные, кажется, сокрыты в духе, тогдашнего времени и тех лиц, которые усвоили учение Духоборческое. – По крайней мере сии причины должны заключаться здесь более, нежели в каких либо других oбстоятeльcтвax частных» привходящих.

Известно, что XVI и ΧVΊΙ века, в истории человечества, были временами всеобщих потрясений и изменений на религиозно–политическом поприще; сей дух общий не мог не сообщаться более, или менее от Запада к Востоку: в деле религиозных изменений, не могла не принять участия и Россия столько, сколько это возможно было по ходу дел ее. Впрочем все, что требовало в нашей Церкви изменений, заключалось не более, как в букве Церковных книг и весьма не многих постановлениях, некогда прившедших в нее по требованию различных обстоятельств, уже миновавших. И Церковь сама видела потребности века, и спешила удовлетворить им, изменяя в себе то, что требовало преобразования, но ни мало не касаясь святости и чистоты веры, которая, в своем существе, всегда непреложна и неприкосновенна.

Между тем всякая перемена в религиозном деле, какова бы она ни была, хотя не изменяет самого существа религии, но в лицах, ей последующих, не может не производить по их различию, и действий различных. Есть люди в каждом веровании, составляющие его опору, понимающие дух своей веры, которые при всех частных, необходимых изменениях в ее внешности, всегда останутся верными своей вере всегда будут держать истинное равновесие между крайностями, обыкновенно погрешительными; но в тоже время всегда найдутся и те, которые, тяготея к вещественности, при всяком сотрясении в образе религии, останутся при одном ее механизме, при ее бесплодной обрядовой внешности. А одна из крайностей предполагает уже здесь и другую: – найдутся и такие, которые, желая себя поставить выше всякого стеснения внешнего, будут искать религии токмо внутренней, духовной и, можно прибавить, мечтательной. Так большею частью бывает; при всяких изменениях религии: так было и при той не значительной в своем объеме, но замечательной по своему духу перемене, какая произошла в Российской Церкви при Патриархе Никоне в 1667 году, предприявшем исправление книг Церковных. Тогда, при очищений письмени священных книг, воодушевляемые истинным духом веры, просвещались более; но те, которые искали в религии письмени, а не духа, и заключали ее во внешности более, нежели в силе ее внутренней, остались там, где были прежде, – упрямыми защитниками ее обрядности, ее механизма: отсюда различные толки староверов, которые, защищая древние буквы, отмененные Православною Церковию, думают, что тем защищают самую Церковь и древнюю ее веру. В след за сим появились противоположные толки, которые не только решались защищать отменения, сделанные Церковию, но восстали и против того, что навсегда было ею принято и освящено, толки, в которых преобладает направление к внутреннему и духовному и к которым особенно принадлежит верование Духоборцов, так как в нем преимущественно открывается сие одностороннее направление.

Правда, что сему направлению не легко было проявиться в России в XVIII веке, когда простой народ был слишком груб и более способен оставаться при одной обрядности религии, нежели уклониться в область таинственного и мечтательного. Но, когда Петр Великий, исполин – действователь на политическом поприще России, смелою рукою вносил в нее светильник иноземного просвещения и для сего открыл в нее свободный вход самим чужестранцам; тогда вместе с полезными науками и познаниями привились сюда, хотя тайно, и человеческие мудрования о предметах религии, которые тем скорее могли быть усвояемы здесь, что уже были умы и сердца, способные к его приятию, особенно в значительном сословии тогдашних Стрельцов. Известен общий их характер, – своеволия и буйства; укрощаемый и подавляемый мощною рукою Великого Монарха, он старался вознаградить свое стеснение духом своеволия в вере; по сему то различные мнения Социиниан, Анабаптистов, Калвинистов, появившиеся в России с 1709 года, нашли самых ревностных последователей и упорных защитников преимущественно между стрельцами⁸⁶; по сему же самое учение Духоборцев имело первым своим органом стрельца, – известного Лупкина. Замечательно, что сие учение и в последствии времени, от Москвы и ее окрестностей распространяясь далее и далее, усилилось преимущественно на Украине; ибо и она, укрощаемая тогда силою единовластия, так же старалась найти простор для мятежного духа своей независимости – в своеволии религиозном; Донские Казаки, некогда особенные поборники буйной независимости, явились так же в сие время самыми, пламенными ревнителями учения Духоборцов⁸⁷.

Теперь, некоторым образом, получают свою значительность и силу и те причины, которые сами Духоборцы выставляют, как единственно, содействовавшие появлению и распространению их учения. Внешность Православной Церкви казалась им бесполезною, невразумительною и тягостною, не от того, что она была: действительно таковою, а потому что духом своеволия вознесенные на ложную высоту и, принявшие смелость судить по своему о предметах веры, уже смотрели на них с той неправильной точки зрения, с которой они должны были казаться им в виде совершенно превратном; а самое это превращение, сколько ни было оно погрешительно и ложно, не могло не уменьшать в них должного уважения к обрядам Церкви. Учение, ними принятое, одно представлялось им ясным, полным и удовлетворительным, не потому, чтобы оно в самом деле могло возводить дух к понятиям светлым, и чистым, а потому что оно одно могло соответствовать настроению их духа; от сего оно тем легче и свободнее могло перелиться к ним, чем более находило в них готовности и удобоприемлимости. Православное Духовенство казалось им недеятельным небрегущим о своей пастве, не потому чтобы оно действительно забывало Пастырский долг свой, а от того, что не могло и не должно было удовлетворять: требованиям их духа, уже суемудрого и непокорливого. Они были предупреждены, учением Духоборческим, как говорят они сами, но предупреждены не потому, что не имели случая и средств узнать чистого, православного учения, но потому, что в тогдашних обстоятельствах, при известном состоянии своего духа, преимущественно способны были принять и усвоить то верование, которому тогда вняли и последуют до ныне. Без сомнения, успеху Духоборческого учения должны были содействовать и другие, честнейшие причины: так на пример, характер и поведение ересеначальников, их обходительность и вкрадчивость предупреждала умы и сердца в пользу самого их учения; желание обогатиться, или, по крайней мере, улучшить свою тяжкую жизнь земледельческую (у нас кто как ни беден, будет богат, говорила одна Духоборческая учительница обращавшимся), – образ жизни и взаимное обращение Духоборцов между собою (они живут обществами и почитают за обязанность всем помогать своему члену.) Но сии, и подобные им, причины, как частные, могли действовать в пользу учения Духоборческого не иначе, как в ряду причин вторичных, под влиянием главных и общих.

Мы прежде видели, что в учении Духоборцов все заимствованное и чужое: поскольку же главнейшие идеи почерпнуты Духоборцами из тех верований, в которых преимуществует направление ко внутреннему, духовному и таинственному, то в учении Духоборцов – явно выказывается односторонность духовного, как и во всех Мистических учениях, и отличительный характер оного – таинственность. Истинная Церковь, по духу их учения, не заключается в каком–либо одном религиозном обществе _ч отличном от других известным родом внешнего учения и постановлений; пределы ее раздвигаются далеко и обнимают собою различные исповедания и все религии, существующие в мире: запечатленная единым признаком – действием внутреннего просвещения, под которым все частности не значат ничего, она не существует определенно нигде, и в то же время может существовать по всюду; она остается чем то безграничным, не зримым; отсюда непомерность и неопределенность объема в главной основной идее о Церкви и прочих понятиях, от нее зависящих. – С другой стороны вся внешняя сторона религии не имеет в учении Духоборцев, ни важности, ни существенности; вся сложность обрядовых действий в таинствах, все наружные учреждения и постановления Церкви, самая даже история внешней жизни Иисуса Христа – суть только выражение того, что должно происходить, или действительно происходит во глубине человеческого духа: там только существенность, где открывается действие внутреннего слова; отсюда все верование Духоборцов, неподавленное внешностью, подавляет само сию внешность; вся религия совершается во внутреннем: здесь священник, алтарь, жертва и все таинственные действия.

Таковая религия, обнаженная от всего вещественного и теряющаяся во мраке таинственного, всегда нравилась и нравится тем, которые с живостью представления соединяют черезмерную силу чувствования; ибо и сама она ни что иное есть, как напряженное представление и· чувство. Соответствуя своим направлением направлению их умственных сил, она одна кажется им достойного человеческого духа, одна – божественною и чистою: но, на самом деле, будучи уклонением истинной религии в одну из крайностей, всегда ведет и своих последователей – к крайностям же, – как в их веровании, так и в самой их деятельности.

Понятие о видимой Церкви имеет ту же силу в Религии, какую в Философии – понятие о мире видимом: отвергните в нем – действительность вещественного: тогда ум, возносясь над всеми опытами и теряясь в беспредельности своих идей, будет созидать теории за теориями, строить предположения за предположениями, но в них, не будет ничего определенного: так и в Религий; когда отвергается действительность внешней. Церкви – верной хранительницы священных истин, и когда внутренняя, обнимая собою все верования, переходит в какую то беспредельность, тогда открывается и беспредельное поприще для суемудрых гаданий, ложных предположений, пустых вымыслов: отсюда в учении Духоборцов священная история о первом человеке – его сотворении и падении, расширяемая в духовном разумении, как бы не вмещается в круге мира видимого и переносится в бездну мира довременного; настоящий мир чудится – то огромною темницею человеческого духа, то кипящим котлом стихий разнородных; видимая природа является то облачением божественной силы, то магическими письменами, в которых просвещенные свыше проразумевают тайны прошедшего, настоящего и будущего; у Св. Писании видится то сам Иисус Христос, то собрание таинственных иероглифов, то как бы галерея неких картин, на которых всяк может видеть и познавать то, что ему угодно. При таковом направлении и действий основной идеи, что должно произойти в целом веровании Духоборцов? – Одно из двух: или, при ложном свете мнимого откровения внутреннего, которое в существе своем есть не более, как фантазия каждого, – все мечты, все произвольные вымыслы будут казаться непреложными истинами, и – чем живее и возбудительнее представление, тем могущественнее и сильнее станут действовать на ум все поддельные мистерии, вся фальшивая религиозность; а это явное самообольщение и фанатизм: или – когда здравый рассудок пристально всмотрится в сии мечтательные создания внутреннего откровения, они станут упадать в тоже ничтожество, из коего воззваны и исчезать подобно призраку; но это самое исчезновение их сильно охладит душу ко всякому верованию, – это религиозное разобольщение надолго повергнет ее в мертвое безверие.

Самый умеренный мистицизм обыкновенно ведет к нравственности строгой: но если он далее и далее уклоняется в область пустых созерцаний; если, как в учении Духоборцов, мир представляется темницей, а плоть клетью человеческого духа; если в ряд священных истин – вводятся и другие подобные клетям и темницам мечтания, долженствующие иметь ближайшее влияние на целую нравственность: тогда строгость ее естественно переходит в мрачную и дикую суровость; стремление к духовному решительно подавляет все отношения вещественной жизни; пренебрежение чувственного доходит до открытой войны с самою природой человеческой; побуждения к добродетели напрягаются до того, что изменяют ее в исступление, в нравственный фанатизм. А одна из нравственных крайностей всегда близка и к другой: когда рассеются мраки самообольщения, утихает волнение фанатизма, (что бывает нередко); тогда и вся поддельно – выспренняя добродетель. Мистика упадает в прах и ничтожество; ибо что может остaваться тогда для ее поддержания? Все внутренние, мечтательные создания, на которых она держалась, разрушены, а во внешности – самое верование давно уже отвергло все, что могло бы служить для нее опорой, при упадке внутренних побуждений – непомерная ревность к добродетели должна превратиться в необузданное своеволие, а при недостатке внешних – уступить место явному разврату.

Таков ход верований, теряющихся в тумане таинственного: таков он и в веровании Духоборцов. В нем уже выразились, хотя в различные времена, обе крайности, к которым оно способно от самого появления в России до конца протекшего века продолжался период, в коем сие верование постепенно возводило своих последователей к самообольщению и фанатизму: не довольно того, что каждый из них льстил себя внутренним ощущением мнимого из, лияния духа в его сердце, везде являлись в секте их и пророки, мечтавшие об особенном просвещении их свыше, и все вообще, называя себя царским священием, людьми обновления, не признавали уже в себе греха. Настали времена бурные для Духоборцов; думали остановить поток их учения строгостью, утеснениями, преследованиями: но противодействие им еще более воспламеняло и усиливало, в них фанатизм, который от времени до времени становился пламеннее, дерзновеннее; подверженные различным утеснениям, они почитали себя потомками невинно убиенного Авеля, преследуемыми племенем Каина, а свое упорство и ожесточение ставили на ряду с геройскими подвигами до стославных исповедников древнего Христианства; не избегали опасностей, а еще дерзновенно выступали к ним на встречу и большей частью сами дерзновенно навлекали их на себя своими неразумными и наглыми поступками; не довольставуясь тем, что своевольно отвергли всю внешность Религии и не покорялись велениям, правительства, с явною наглостию отзывались о постановлениях Церкви и ее служителях, об учреждениях общества и властях его; и в самом начале секты их, когда она не имела еще ни имени, ни определенности в учении, из недр ее породились другие, частные толки, которые, соглашаясь с нею в отвержении всего внешнего, рано обнаружили в своей деятельности дух крайнего фанатизма; таковы напр. скопцы, которых и называют особенной и высшей степенью Духоборцов⁸⁸, Морельщики, сжигающие других, или себя для наследования спасения; и между самыми Духоборцами видны были жертвы, которые в каком то религиозном исступлении готовы были истнить себя гладом, или умереть на пылающем костре. Может ли фанатизм простираться далее?

Но когда изменились внешние обстоятельства Духоборцов, изменился и весь ход их верования. Начало настоящего века было началом сего замечательного в их секте изменения: когда прекращены были все состязания о их вере, когда предоставлены им были полная свобода совести и внешний мир со стороны Церквй Православной, тогда фанатизм их, нигде не встречая сопротивления себе, свободно расширялся по всем направлениям, и со второго десятилетия настоящего века нигде уже не видим и следов его; напротив, постоянно обнаруживается во всем перевес крайности противоположной. Уже миновалось для Духоборцов то самообольщение, которое возносило их в область мистических вымыслов, и отсюда вело их к фанатизму; ныне ив рассуждении своего учения, они погружены в величайшее невежество и, утвердительно можно сказать, не имеют никаких постоянных правил верования, сами не знают, какие догматы веры принимают и чему существенно веруют⁸⁹. Посему-то нет у них, как прежде, неразумного отвращения от внешности Религии; ибо и сами вводят у себя некоторые обряды, хотя суеверные и пустые: нет уже и постоянного стремления ко внутреннему и духовному; не заметно духа нетерпимости к различным толкам, ибо уже вышли из обычая даже исключения из их общества за то слишком уже равнодушны к их собственному верованию, уже не бывает у них возмутительных предприятий для рассеяния религиозных толков, живут в обществе мирно и спокойно: не заботятся даже и о поддержании своего упадающего и более и более искажаемого учения. Это же направление их верования отражается и во всей деятельности: уже умолкли их неразумные вопли против властей Духовных и Светских, но от сего они: немало не сделались лучше; уже не известны им исступленные действия мнимой добродетели, но едва ли они в большей своей части не чужды всякой добродетели истинной. Правда, некоторые еще признают их людьми добрыми и честными, хотя особенные виды и начали уже ослаблять прежний строгие их правила⁹⁰: но и эта их доброта и честность только обольщает прямодушных; притворстве пред другими тем необходимее для нынешних Духоборцов, чем строже были некогда их правила нравственности, но и само притворство их нередко изменяет им: те, которые имели случай и время видеть их ближе и со вниманием наблюдать их образ жизни и обычаи, – «усматривали между ними весьма великое развращение нравов, как необходимое следствие сбивчивых понятий о вере⁹¹. В частности, если между ними есть и добродетельные люди, то их добродетель зависит не от верования, а от того, что к счастью человеческого рода, нравственное чувство в человеке тверже всех ложных его религий; даже тогда, когда низвергаются в прах ничтожные его созидания, оно одно, хотя и не долго, может еще питать и сохранять любовь к добродетели.

При таковом положении верования Духоборцов в настоящее время, чего должно ожидать от него в будущем? В угрожающей ему ныне крайности, едва ли не упадет оно ниже, нежели сколько возносилось прежде на ложную высоту обольщения и фанатизма; ибо ничто не противодействует ему в сем новом направлении, а все, по–видимому, спешит еще ускорить его ход. Внутреннее достоинство их Религии ослабело само собою, а во внешности нет никаких постановлений для сохранения в чистоте веры и нравственности; прежде, сами распространители учения знакомы были с некоторым образованием и тем могли поддерживать свои толки: ныне все еще имеют притязание на внутреннее просвещение, но как будто для того, чтобы пренебрегать просвещением внешним; их старики, на которых прочие смотрят; как на особенных хранителей учения, приписывают себе знание вещей религиозных большее того; какое имеет сам Христос, ясное доказательство, как высоко в них это внутреннее просвещение. Прежде сами Духоборцы, по требованию различных обстоятельств, нередко заключали свое учение в Письмена; и тем могли предохранять его от новых нелепостей и конечного огрубения: ныне и прежние их писания не известны у них, а учение передается из уст в уста от старцев к их детям, еще более невежествующим. Если не изменятся их внешние обстоятельствa; тo, менее чем в столетие, они должны дойти до явного безверия и крайнего разврата: что было, и есть, ручается за верность того, чему быть надлежит.

Первоначальное происхождение рассматриваемого нами учения и отличительный его характер ясно показывают, какое отношение должно иметь оно к учению Церкви Православной: это разнообразное соединение различных религиозных мнений, которое по всюду обнаруживается в учении Духоборцов, не может составлять истинного верования, в котором все должно быть единично и стройно, как самая истина, где и малейшее смешение религиозных мнений предполагает уже примесь чего-то чуждого, нечистого. Само направление учения Духоборцов к одному духовному, – стремление в область таинственного, где нередко или возбуждается фанатизм, или зарождается безверие, как одна из религиозных крайностей, должно убеждать каждого, что их верование не может не быть уклонением от прямого, истинного пути. Сие верование восстало не против тех обрядов и постановлений Церкви, которые, как случайные и безразличные, судя по обстоятельствам, могли быть в ней, или не быть; а отвергло и ту внешность Религии, которая, быв учреждена в Церкве не без воли Божией и освящена веками; должна всегда оставаться не нарушимой, священной; не благоговейно коснулось самого святилища веры – Божественных таинств, в которых все свято и неприкосновенно. Разрушая и опровергая Церковь внешнюю, учение Духоборцов усиливалось воздвигнуть Церковь внутреннюю, но и здесь тот великий Краеугольный камень, на коем одном зиждется чудный храм Господень, если не вовсе пренебрежен зиждущими, то по крайней мере подвигнут ими от своего места, и можно прибавить, уже поставлен не в честь: уже не на нем держится Божественное строительство человеческого спасения, не на видимых страданиях и смерти Иисуса Христа основана надежда очищения наших грехов и примирения нашего с Богом. Здесь все поставлено на внутреннем действии Духа, на таинственном просвещении свыше: поелик уже без заслуг Иисус–Христовых нет ни духа, ни просвещения истинного; то очевидно, что все, основанное на сем мнимом просвещении, держится только на обманчивой фантазии, на слепом и гибельном самообольщении. По учению Духоборцов можно принадлежать к истинной Церкви, ведущей к царству славы, посвятив себя Магомету, или другому лжеучителю; даже и те, которые признают вседействующим здесь Духом самого Иисуса, видят в Нем не предвечного Сына Божия, а одно из свойств Божиих, как напр. премудрость. После сего нужно ли осуждать учение Духоборцов, когда оно осуждается само собою? Если через ряд учений, входящих в состав его, нисходить к первому его источнику, то начиная от учения Квакеров и ложных Мистиков, дойдем до учения Гностиков, на коем оно держится, как одна из многочисленных ветвей древа на своем корне: но учение Гностиков осуждено еще Ап. Павлом, когда он писал к Тимофею храни закон, отвращаясь негодного пустословия и прекословии, ложно так называемого знания (γνωσις), за которое взявшись некоторые, уклонились от веры (1Тим.6:21)⁹².

Следовательно, Апостол предварительно осудил и учение Манихеев, происшедшее от Гностического и все те отрасли, которые от них произошли и произойдут до конца веков: осудил посему и учение Духоборцев. И в частности различные мнения, из которых оно составлено, давно уже отвержены Церковью. Так например осуждено было на V Вселенском Соборе мнение Оригена о существовании и падении душ наших до, сотворения мира видимого⁹³, хотя он принимал его за одно простое мнение, и не отвергал через то ни первородного греха, ни важности и действительности заслуг Иисуса Христа⁹⁴. Тем с большею строгостью осуждала Церковь толки Манихеев, ниспровергающие все Христианство; она не признает так же чистым ни учения ложных Мистиков, ни Квакеров, ни Анабаптистов. Равным образом учение Духоборцев признано ложным и еретическим от Св. Синода, который изрек⁹⁵, как главный представитель нашей Церкви, что «секта Духоборцов находится вне всякого установленного исповедания Христианской Религии, что она есть не иное что, как только невежественное уклонение от правоверия и правил, утвержденных святой нашей православной Церковью и что блуждающие в сем расколе не принадлежат к сословию истинных ее чад».

Учение Духоборцов имеет отношение и к гражданскому состоянию, человека, ибо касается жизни общественной. Чем же должно быть человеческое общество по духу и требованиям, сего учения? Это не Монархия, – ибо власти (говорят Духоборцы) для сынов Божиих не нужны; не Аристократия, – ибо все равны по своему естеству и склонности к падению; не Республика, где должен господствовать только закон, – ибо закон внешний излишен для чад Божиих; внутреннее просвещение, или слово должно заменять для них все общественные учреждения и постановления: – и так это Ултра-Теократия, где все не только в внутренней жизни Христианина, но и в внешней жизни гражданина должно происходишь по непосредственному распоряжению и содействию самого Божества, по внутреннему всеобщему внушению и откровению свыше. Но времена и правильной Теократии уже не существуют для человека; можно находить ее в идее, но не на опыте; а посему Ултра-Теократия Духоборцов есть род Платоновой Утопии, в религиозном только направлении. Положим, впрочем, что идея, по которой Духоборцы хотят настроить человеческое общество, могла бы найти, хотя в других ее отношениях, свое употребление на самом деле; но что должно произойти тогда с целым обществом? Отвергая клятву, она снимает с совести священное обязательство, уважаемое всеми; осуждая всякого рода отличия и почести, отнимает внешние побуждения у Патриотической ревности и ставит на ряду отличный талант с умом обыкновенным; признал излишними суды и расправы, предает общество в жертву необузданных страстей; отвергая войну и даже обычай носить оружие, оставляет все общество беззащитным, предает его в руки первого алчного врага и отнимает у него средства защищать священные права свои, свою выгоду и благосостояние. Самое верование Духоборцев, в приложении своем к общественному распорядку вещей, вредно и пагубно. Чего ожидать от тех, которые, веруя внутреннему, непосредственному просвещению свыше, все несбыточные мечты ума, все прихотливые желания злого сердца готовы признать действием вышнего вдохновения, явным внушением самого Божества, которые, на все общественные постановления и законы взирают оком неприязненным и самую священную власть признают чем-то противным истинному духу Св. религии? Им нужны только случай и средства, дабы произвести те ужасающие возмущения, те кровавые брани, коими ознаменовало себя подобное верование в лице Анабаптистов Вестфальских. К счастью секта Духоборцев не столь много населена, дабы отважиться на дерзкие покушения; она должна таить в себе, тот мятежный дух, который мог бы выразиться в опустошительных извержениях, если бы она обладала большими средствами, более умножила своих последователей и значительнее возрастила свои силы. Но прозорливое правительство заблаговременно предотвратило сию возможную опасность. Собранные из своего рассеяния в одна общество, поставленные почти на пределах России и тем удаленные от тесного сообщения с другими, Духоборцы уже не имеют средств видеть возрастание своей секты; а многочисленные опыты кротости и отеческой попечительности, явленные им Верховною властью укротили наконец и неспокойный дух их, обуздали и утишили буйные порывы их Фанатизма. Все, чего еще можно пожелать, есть конечное их обращение на путь правоверия; и настоящее время, кажется, самое способное и благоприятное для совершения в них сего вожделенного и спасительного дела. Прежде фанатизм так сильно одолевал умами их, и страсти так громко вопияли в сердцах, что увлекаемые своим верованием Духоборцы, не способны были внимать глаголам истины, вещаниям мирным и кротким; в будущем они более и более должны охладевать в своей ревности не по разуму, могут даже охладеть ко всякой религии, дойти до совершенного безверия. Ныне – секта Духоборцов совершает еще переход от одной крайности к другой; она стоит еще на распутьи, как бы в нерешимости, куда направить ход свой; хотя оно и сам собою подвигается далее и далее приметным тяготением к неверию в ее собственное учение. Это критическое время нравственно-религиозного перелома Духоборцев, когда утихли волнение и жар их фанатизма и непомерной ревности, а между тем еще не настало конечное охладение ума и сердца, должно быть самым драгоценным в деле их врачевания, и может быть единственным, когда есть еще надежда возвратить их к здравомыслию и снова возбудить в них истинную, духовную жизнь о Христе Иисусе. Для верного успеха нужны только – надежные средства, а ими богаты мудрая прозорливость и Христианская любовь, которые, к славе и благоденствию нашей Церкви и всего отечества, приседят в дружественном союзе на древнем престоле наших Августейших Монархов.