Псалом 38
С безмолвной кротостью и в сознании суетности своей земной жнзни, переноса болезнь в уничижение, Давид молит Господа об исцелении.
1. В конец, Идифуму, песнь Давиду.
Псалом, как песнь, принадлежит Давиду, но для исполнения был назначен Идифуму – левиту, одному из начальников священного хора музыкантов при Скинии. – Известно, что когда Ковчег Божий был перенесен на Сион и поставлен среди Скинии, которую устроил для него Давид, и когда вознесены были Богу всесожжения и мирные жертвы, то «Давид поставил на службу пред Ковчегом Господним некоторых из левитов, чтобы они славословили, благодарили и превозносили Господа, Бога Израилева. А с ними – и Идифума (или Идифуна), и прочих избранных, которые назначены поименно, чтобы славить Господа... При них Идифум и прославлял Бога, играя на трубах, кимвалах и разных музыкальных орудиях» (1Пар.16:1,4,41–42).
2–3. Рех: сохраню пути моя, еже не согрешати ми языком моим: положих устом моим хранило, внегда востати грешному предо мною. Онемех и смирихся, и умолчах от благ, и болезнь моя обновися.
Перенося тяжелую телесную болезнь и скорбя о своей греховности, как причине своей немощи, Давид решил переносить все это с совершеннейшей кротостью. – Рех – подумал и решил я, говорит Давид, сохраню пути моя – заповеди, коими определяются направления моей деятельности, – сохраню неизменно, не смотря натяжесть болезни и скорби, – сохраню так, что не согрешу даже и языком, т. е. не выскажу ропота на Бога. И, решив так, я положил устам своим хранило, как бы замкнул свои уста, чтобы их не отверзать совершенно, внегда – дотоле это будет так, доколе будет находиться предо мною нечестивый, поносящий меня и тем вызывающей меня на гнев и мщение. Посему я намеренно был нем, смирился до того, что не произносил ни одного слова вражды, ни одного вздоха ропота (ст. 10); и умолчах от благ – молчал из-за того, чтобы вышло благо, чтобы кротостью умиротворить врага и умилостивить Бога. И болезнь моя обновися – страдание мое возобновилось, волнение в душе усилилось (ст. 4).
4–5. Согреяся сердце мое во мне, и в поучении моем разгорится огнь: глаголах языком моим.
Когда Давид решил с безмолвным терпением переносить свои страдания; то душа его не могла успокоиться, она естественно и сильно волновалась разными чувствами и мыслями. – Согреяся сердце мое во мне, говорит Давид, – движимая сильным чувством, кровь, как огнь, воспламенила сердце; и в поучении моем разгорится огнь, точнее – при заботливом размышлении моем как бы возгорелся огнь в душе, так сильно было одушевление: и глаголах языком моим, – под действием чрезвычайно сильного одушевления я стал говорить языком своим, но не роптать, а исповедывать суетность земной жизни, исполненной стольких страданий и таких волнений (ст. 4).
5–7. Скажи ми, Господи, кончину мою и число дней моих, кое есть? Да разумею, что лишаюся аз? Се, пяди положил еси дни моя, и состав мой яко ничтоже пред Тобою: обаче всяческая суета, всяк человек живый. Убо образом ходит человек, обаче всуе мятется: сокровиществует, и не весте, кому соберет я̀.
Под давлением томящей скорби у Давида естественно является мысль о суетности самой жизни земной, она представляется ему, страдальцу, уже не нужной, не желательной... «Скажи мне, Господи, кончину мою, спрашивает Давид, и число дней моих, какое оно, дабы я знал, чего я лишаюсь», многих ли дней я лишаюсь, и, следовательно, нужно ли о них сожалеть? Нет, разумеется, не многих и – не жалки они... Се, пяди положил еси дни моя или – «Ты дал мне дни, как пяди», т. е. они очень коротки (– длиною в пядень), скоро проходят и пройдут; и состав мой – самая природа моя – как ничто пред Тобою, т. е. она скоро появляется и скоро исчезает и пред Твоим вечным бытием она ничто... Посему, подлинно, совершенная суета всякий человек живущий: убо образом ходит человек – подлинно, человек ходит как образ – призрак, т. е. живет недолго и скоро исчезает, как призрак; сокровиществуеть – собирает в сокровищницу свою разные средства к жизни, даже богатство, а не знает, кому собирает, – т. е. кто действительно воспользуется его богатствами, ибо не знает кончины своей и число дней своих до этой кончины, после которой все остается и не редко достается совершенно чужим людям.
Такой грустный взгляд на жизнь имели и другие праведники. Так оплакивал свою жизнь многострадальный Иов во время своих страшных испытаний; так скорбел пророк Иона, обуреваемый волнениями сомнений на холме Ниневийском об участии своей и своего пророчества; так сетовал Иеремия пророк в среде злодеев – современников и в виду грядущей гибели святого города и народа.
8–10. И ныне кто терпение мое? Не Господь ли? И состав мой от Тебе есть. От всех беззаконий моих избави мя, поношение безумному дал мя еси. Онемех и неотверзох уст моих, яко Ты сотворим еси.
Хотя страдания Давида тяжелы и скорбь его велика, так что уже не дорога ему становится и самая жизнь, тем не менее, он не приходит в отчаяние, а переносит все с терпением во имя Божие. – И ныне кто терпение мое? спрашивает Давид. Не Господь ли? – разумеется, – да, Господь есть основание моего терпения и ныне, при столь тяжелых страданиях, глубокой скорби и пламенных волнениях сердца. Почему так? – потому что, и состав мой, говорит Давид, от Тебе есть: разумеется, хотя и ничтожен пред Тобою этот мой состав, т. е. телесный (ст. 6), однако, он от Тебя – от Бога, следовательно, Ты, как Творец моего телесного состава, можешь его укрепить и – даровать мне силы терпеть телесные страдания. Но причина болезней тела и даже смерти есть беззаконие; а потому Давид и просит Бога: «от всех беззаконий моих избавь меня», т. е. утверди меня в законе своем. – Поношение безумному дал мя еси или – я сделался предметом поруганий для безумного – нечестивого, – разумеется, именно потому, что не избавлен Тобою от беззаконий, – без Твоей помощи не сохранил путей своих – заповедей Твоих пред взорами нечестивого (ст. 2), а потому поражен Тобою и поруган нечестивым. – «Я намеренно стал нем, не открывал уст своих; потому что Ты соделал это» – Ты подверг?, и страдание мой слабый телесный состав и осмеянию меня нечестивым; а если это соделал Ты, то этому справедливо так и быть должно, и, следовательно – мне терпеть это должно с беспрекословной кротостью.
11–12. Отстави от Мене раны Твоя: от крепости бо руки Твоея аз исчезох. Во обличениих о беззаконии наказал еси человека, и истаял еси яко паучину душу его: обаче всуе всяк человек.
Единственное верное средство избавиться от телесных страданий и душевной скорби, это – молитва. А потому страждущий и скорбный Давид молит Бога: – «Отклони от меня удары, наносящее мне тяжелые раны: ибо от силы руки Твоей, наносящей эти удары и смертельные страдания, я исчезаю, – мои дни становятся коротки, как пяди и сам я стал как бы призрак (ст. 6–7). – Во обличениях о беззаконии наказал еси человека – посредством обличений в беззакониях Ты наказал человека, т. е. болезнями обличил во грехах и наказал за них; и истаял еси яко паучину душу его – ударами Своей руки вызывал обильные слезы. Ты изнурил душу (ст. 13), она уже едва держится в теле, и с одним вздохом болезненным может мгновенно отлететь, как отлетает и исчезает паутина от одного легкого дуновения ветра. «Но так именно суетен всякий человек», – под ударом гнева Божия он исчезает скоро и бесследно, как паутина...
13–14. Услыши молитву мою, Господи, и моление мое внуши, слез моих не премолчи: яко преселник аз есм у тебе и пришлец, якоже вси отцы мои. Ослаби ми, да почию, прежде даже не отъиду, и ктому не буду.
В виду предстоящей скорой кончины (ст. 5–6), страдалец – Давид слезно молит Господа – облегчить его телесные страдания и успокоить от сильнейших волнений душевных (ст. 4) – «Услышь, Господи, молитву мою, восклицает страдалец, и внемли воплю моему; слез моих не премолчи – не будь безмолвен на вопль моей молитвы, изливающейся в обильных слезах, кои свидетельствуют и о жгучей боли и о пламенной молитве... Моля Господа о милосердии, Давид в глубоком смирении говорит: яко преселник аз семь у тебе и пришлец, – как странник и пришелец, а не постоянный сожитель, – якоже еси отцы мои – бывшие также как бы странниками и пришельцами на земле, немного живя, отходили из сей жизни в вечность... Ослаби ми, да почию – »облегчи мне мою тяжелую ношу, чтобы я мог отдохнуть», подобно тому, как стравник, заходя в доме на краткий отдых, снимает с себя свою ношу, – прежде даже не отиду, и к тому не буду, – «дай мне отдохнуть прежде, нежели я отойду и потом уже не буду», – подобно тому, как и пришельцу, по требованию священного обычая странноприимства, хозяин дома всегда предлагал снять ношу и отдохнуть, особенно если странник не только утомлен, а даже и болен. Тем более Господь должен оказать такую милость своему страннику – кроткому, страждущему, молящему и плачущему Давиду, прежде, нежели он отойдет, откуда не возвратится, – прежде предстоящей ему кончины...