Глава 31. Окончание речи Иова (11-й и последней). Воспоминание о прошедшей жизни и сравнение её с настоящей. Иов заканчивает исповедью и неоднократно подтверждает ее клятвой в том, что он строго хранил целомудрие, имел страх пред Богом, не обольщался и не увлекался богатством, не принимал даров, не бесчестил жены ближнего, не презирал суда рабов, благотворил немощным, сиротам и нищих. не был самонадеянным, не обожал светил небесных, не злорадствовал, не возбуждал ропота и зависти, гостеприимно встречал странников, при всех сознавался в невольных прегрешениях, прощал долги неоплатным должникам

г

Ст. 1. Завет положих очима моима, да не помышляю на девицу. Чистота души есть лучшее украшение; человека, невинность и целомудрие суть драгоценнейшее достояние его сердца. Лучшие люди древности всегда ревниво охраняли целомудрие. Так патриарх Ной проклял внука своего Ханаана и тем примерно наказал его отца Хама за грубую нескромность (Быт. 9:22–25). Иов высоко целил благо целомудрия и сердечно предан был этой добродетели. Естественно соблазнительна для сердца юная красота лица иного пола. Иов постоянно остерегался увлечений красотой девиц и сдерживал себя священным условием (клятвой): «пусть Господь лишит меня зрения, если я посредством очей прельщуся красотой девицы», – как некогда Ева прельстилась красотой запрещённого плода и за то была изгнана из рая. И, положив такой завет, Иов твердо соблюдал его, под опасением кары Божией: имея одну жену, он не желал взять к себе еще девицу, в качестве наложницы, как то всегда бывало в обыкновении у страстных жителей Востока, особенно в древности.

Ст. 2. И что удели Бог свыше, и (какое) наследие Всесильнаго от вышних (т. е. небес). За большую услугу раб получает от господина большую награду; за более строгий и честный образ жизни сын получает лучшую часть в отеческом наследстве. Тем более Иов за свою высокую, чистую и совершеннейшую добродетель должен был получить примерную награду. Между тем, он за чистоту души и тела покрыт заразительной, лютейшей проказой с ног до головы.

Ст. 3. Увы пагуба неправдивому, и отчуждение творящим беззаконие. Как раб лишается награды, когда он не исполнил назначенной ему работы, и сын «отчуждается» от наследства, если он не чтил отца, не исполнял его благоразумных советов и жил распутно: так и человек лишается от Бога счастья, сил и самой жизни только за нечестие и беззаконие. С чувством искренней уверенности и глубокого убеждения в чистоте своего нрава Иов восклицает: «о, беззаконнику погибель!» Между тем окончательная погибель грозила ему – ревнителю чистейшей нравственности.

Ст. 4. Не Сам ли (Бог) узрит путь мой, и вся стопы (διαβήματα – шаги) моя изочтет. Несправедливое отношение к заслугам рабов и детей – если и возможно, то – для обыкновенного судии, который не все видит, знает, признает и оценивает по справедливости в деятельности людей, но – не для Бога. Он, по своему неограниченному всеведению, знает как весь «путь» человека – поведение во всю жизнь, так и все отдельные его поступки; знает направление и цель деятельности человеческой и оценивает достоинство её справедливо. С полным убеждением в законности своего «пути» Иов открыто исповедуется во всех своих делах пред всеведущим Богом и мудрыми, но неумеренно подозрительными, друзьями. Это уже предсмертное слово его самообличения.

Ст. 5. Аще ходих с посмеятели (μετὰ γελοιαστῶν), и аще потщася (спешила ли) нога моя на лесть. Господь, наблюдавший весь «путь» Иона, знает, что он не ходил с «посмеятелями», пренебрегающими чувством страха Божия, смеющимися над внушениями святого голоса совести и над человеческими правами. Он, по чувству страха Божия, не обольщался суетными дарами и потому не поступал коварно и лживо (ср. ст. 7. 9. 21, – против Елифаза: гл. 22, ст. 13 – 17).

Ст. 6. Стах бо на мериле праведне (- – на верных весах), виде же Господь незлобие мое. Как в общественном быту, так и в частной жизни, кто мерит и весит верно, тот в праве требовать справедливой платы; так и на суде Божием тот может справедливо надеяться на милость Божию, кто достаточно верно следовал закону Божию. Иов ожидал милости Божией справедливо, потому что он «стоял на верных весах» – с особенным усердием старался делать угодное Богу и ближним. О такой справедливости он и свидетельствует с клятвой пред Богом.

Ст. 7. Аще уклонися нога моя от пути, аще и в след ока моего иде сердце мое, и аще руками моима прикоснухся даров. Уклонение от справедливости и благочестия при разных обстоятельствах жизни бывает или по ошибке, когда человек стремится к ложной цели, или – по увлечению, когда он обольщается внешним достоинством предметов, или – по пристрастию, когда он развивает дурную склонность и образует привязанность к предметам этой склонности. Стремление к высокому положению в обществе, наибольшему почету и громкой известности в народе; зависть в отношении к сокровищам ближнего и мздоимство, – вот обыкновенные недостатки людей, «уклоняющихся от пути» правды. Иов не имел этих недостатков, что и свидетельствовал клятвой перед Богом.

Ст. 8. Да посею убо, а инии да поядят, без корене же да бых был на земли. Иова не соблазняло чужое благополучие: он не завидовал, если у кого-либо из его сограждан был отличный урожай пшеницы или винограда. Это он удостоверяет клятвой; пусть столь многое и с таким трудом посеянное на его обширных нивах будет достоянием других (как стали достоянием диких кочевников его многочисленные стада), пусть не будет плодоносным ни один корень в его винограднике... Это было бы страшным проклятием Божиим. Сила такой клятвы обнаруживает чистоту правды страдальца.

Ст. 9–10. Аще вслед иде сердце мое жены мужа инаго, и аще приседяй бых при дверех ея: угодна убо буди и жена моя иному мужу, младенцы же мои смирены (унижены) да будут. Естественно и очень обыкновенно увлечение красотой женщины, особенно для восточного человека: в таком увлечении человек, теряя благоразумие, доходит до крайнего бесстыдства и самого тонкого коварства Человек цветущего здоровья, красивый, богатый, почетный, властительный скорее всего может податься этому опаснейшему из всех искушений. Но знаменитейший Иов, при всех к тому подходящей обстоятельствах не увлекался ( – как в последствии благочестивейший царь Давид увлекся красотой Вирсавии, жены Урии, прогуливаясь по кровле своего дома). Иов, проходя по городу, не только не заходил в дом своих знакомых чтобы, в отсутствие мужа обольщать его жену, но и не останавливался около дверей, чтобы тем не вызвать приглашений на опасное собеседование. Справедливость этого он заверяет клятвой: «пусть моя жена будет женой другого мужа». А это было бы величайшим позором мужа и в особенности унижением его детей: быть сыном или дочерью позорной матери, это самое уничижительное название и вместе несчастное положение.

Ст. 11–12. Ярость бо гнева неудержана, еже осквернити мужа инаго жену: огнь бо есть горяй на вся страны, идеже найдет, из корения погубит («огнь» – гнев Божий). Жена для мужа, мать для детей есть самое дорогое существо, главный предмет их любви. Поэтому и оскорбить честь «жены иного мужа», а вместе и всего семейства, есть дело в высшей степени преступное: оно есть самое полное нарушение права собственности ближнего и наглое выражение бессовестности. Таким оно признавалось в древности не только людьми истинно благочестивыми, по и язычниками ³⁹, И Господь строго карал таких преступников. Так, по сказанию Книги Бытия, когда «вельможи Фараона похвалили Фараону Сару, жену Авраама, и взяли ее в дом Фараонов, то Господь поразил тяжкими ударами Фараона и дом его за Сару, жену Авраамову» (Быт. гл. 12:15, 17 и др.). Иов верно и живо представлял себе гнев Божий за прелюбодеяние и уподобляет его «огню, пламенеющему и распространяющемуся на все стороны, который истребляет все на месте преступления и казни, а чрез то и очищает оное. При таком представлении Иов твердо хранил целомудрие.

Ст. 13. Аще же презрех суд раба моего или рабыни, прящымся (тяжущимся, судящимся) им предо мною. Раб – человек, купленный на рынке или взятый в плен, составлял собственность своего господина, поступал в полнейшее его распоряжение и не имел никаких прав своей независимости и собственности. И потому в древности с рабами обращались как с неодушевленными вещами. А у Иова и рабы находили суд.

Ст. 14. Что бо сотворю, аще испытание сотворит ми Господь; аще же и посещение, кий ответ сотворю. В основе доброго и справедливого отношения Иова к своим рабам было глубокое чувство страха Божия. Он знал, что судия за все должен дать ответ пред Богом. И судебное дело рабов могло быть таким обстоятельством, в котором Господу угодно испытать, самого судью – справедливо ли он отнесется к тем, к кому никто по справедливости, обыкновенно, не относится. И в таком сознании Иов относился к рабам с участием и справедливостью: он знал, что несправедливый судья рабов не оправдается пред Богом, если Господь потребует у него в том отчета.

Ст. 15. Еда не якоже (не так же ли как) и аз бех во чреве, и тии Быша; бехом же в том же чреве. По воле Божией, одинаково зачинаются и рождаются как раб, так и его господин. А если они имеют одну человеческую природу, то должны иметь и одни, по природе человеческие, права; и раб имеет право искать суда над несправедливым властелином, тем более раб над рабом. Такое превосходное понимание, что раб есть человек и достоин участия, указывает одинаково как на благоразумие Иова, так и на его кроткое, любвеобильное сердце: для него раб был как бы родным братом ⁴⁰. Конечно, человек так относившийся к рабам, справедливо мог ожидать вполне заслуженной им милости от Бога. Но, увы! – Господь поражает его беспощадно...

Ст. 16. Немощнии же, аще когда чесого ( – чего) требоваху, не не получища, вдовича же ока не презрех. Не презирая рабов, Иов тем внимательнее быть к тому, чтобы «немощные» – не имеющие сил заработать себе существенно необходимого, – не сделались, по самой своей бедности, сначала должниками, а потом рабами богатых. А потому с готовностью и охотою помогать им, особенно – вдовам. Сострадательный Иов в кротких взорах вдовиц умел читать их просьбы, дли него достаточно было умоляющего взгляда бедных, чтобы видеть их грусть и немедленно помочь им ( – против Елифаза, гл. 22, ст. 9).

Ст. 17 –18 . Аще же и хлеб мой ψωμον – кроху, кусочек) ядох един, и сирому не преподах от него: понеже от юности моея кормих якожс отец-, и от чрева матере моея наставлях(ὡδήγησε – путеводил). Прекрасно воспитанный в добродетели, Иов заботливо относился к воспитанию сирот. И тех из них, у кого не было матери, он брал на свое содержание и попечение, делил с ними каждый кусок хлеба. Они росли в его доме, как дети у отца. К такой благотворительности Иов был приучен еще с раннего детства: еще дитятей он обыкновенно зазывал сирот – сверстников в свой дом, а в последствии и руководил их воспитанием, давая им мудрые уроки благочестия и трудолюбия ( – против Елифаза. гл. 22, ст. 9).

Ст. 19–20. Аще же презрех нага погибающа, и не облекох его: немощны же аще не благословиша мя, – от стрижения же агнцев моих согрешася плещи их.

Приучая людей к столь благопотрсбпому для всех трудолюбию, Иов относится к трудящимся с полным сердечным участием . Если он видел, что у пастыря его стад изнашивалась верхняя одежда, и ему нечем было прикрыть наготу в холодную ночь, на страже стада, то Иов давал ему новый плащ. Если пахарь на ниве Иова по чему-либо не исполнял назначенной ему работы и должен был трудиться в полуденный зной, то Иов милостиво позволял ему отдыхать под тенью своей рощи. Если у домашних рабов от переноса тяжестей терлись и обнажались плечи, то Иов прикрывал их тонкой, мягкой и теплой шерстяной тканью из нежной волны однолетних ягнят ( – против Елифаза, гл. 22, ст. 6 – 7).

Ст. 21 – 22. Аще воздвигох на сироту руку, надеяся, яко многа помощь мне есть: да отпадет убо рамо (плечо) мое от состава (рус. от спины), мышца же моя от локтя да сокрушится. Сироты беззащитны: им по неволе приходится терпеливо переносить брань и побои, особенно – если они живут в услужении из-за куска насущного хлеба. Но не так печальна была участь сирот, жизнь и деятельность которых были в зависимости от власти и воли Иова. Он мог быть жестоким в полной уверенности, что сирота не найдет себе защитника на суде при городских воротах, а ему всегда помогут оправдаться; однако он был ласков с сиротой и не поднимал своей властной руки на беззащитную голову бесприютного сироты. Поэтому Иов, призывая Господа во свидетели своей кротости, с дерзновением произносит пред Ним клятву: «пусть мое плечо отвалится от состава тела и мышца – от плеча до локтя», – если рука злоупотребляла своей силой ( – против Елифаза. гл. 22, ст. 6 и 9).

Ст. 23. Страх бо Господень объя мя: и от тягости его не стерплю. Иов знал и помнил, что о сиротах имеет преимущественное попечение Сам Бог. Так, по воле Божией, ангел спас в пустыне от смертельной жажды Измаила, сына изгнанницы Агари (Быт. гл. 21:17 – 20). А потому, не страшась суда людского, Иов страшился суда Божия, в уверенности, что Господь непременно наказывает притеснителей сирот и – столь тяжкими ударами, каких невозможно вытерпеть ( – против Елифаза, гл. 22, ст. 13–14).

Ст. 24. Аще вчиних злато в крепость мою, и аще на камения многоценная надеяхся. – «Золото»...Рано люди оценили высокое достоинство золота и, увлеклись его достоинством, сделали из него особую силу: золото спасало одних и губило других; на золото покупали самую правду... Недостаток золота восполнялся редкими камнями, которые, по самой своей редкости и по изяществу своего состава признавались «многоценными»; и качество блестящих камней стали предпочитать достоинствам добродетелей. Иов понимал эту ложь и суету; он знал, что «премудрость есть высшее сокровище, и что благочестие есть премудрость (ср. гл. 28, ст. 12. 15 – 19.28), и – ценит это сокровище по достоинству.

Ст. 25. Аще же и возвеселихся, многу ми богатству сущу, аще же и на безчисленных (богатствах) положих руку мою. Иов не веселился в самодовольстве, видя в своем обладании бесчисленные стада, обширные поля и многочисленных рабов (ср. гл. 29, ст. 6-й), потому что не увлекался временными благами: он знал, что такое увлечение ведет в забвению власти Божией (ср. гл. 21, ст. 7 – 16) и потому пагубно. Так впоследствии иудейский царь Езекия, обольщаясь своими сокровищами видя в них сильное средство к избавлению в опасным обстоятельствах, повелел показать послам Вавилонского царя Меродаха Валадана «дом сокровищ своих, серебро и золото, и ароматы, и драгоценные масти, весь оружейный свой дом и все, что находилось в сокровищницах его, и за это горделивое самохвальство был обличен пророком Исаией и наказан Богом (Ис. 39:1–2. 5 – 7).

Ст. 26. Или не видим (η ουκ ορῶ) солнца возсиявшаго оскудевающа, луны же умаляющияся? не в них бо есть ( – нет в них силы, основания надежды). Свет солнца и луны есть величайшее благо для жизни всей природы и человека; но и свет солнца умаляется в известное время года, и свет луны исчезает в определенную четверть месяца: нет постоянства в их свечении; так нет постоянства и в счастии человека! – Увлекаться многочисленным имуществом не должно потому, что все блага, коими может обладать человек, переменчивы. Счастие наступает постепенно и достигает иногда полного блеска, по скоро и оставляет человека. Это ясно понимал Иов.

Ст. 27. И аще прельстись отаий (тайно) сердце мое, аще и руку мою положив на устах моих лобзах (целовал). Величественное светило – солнце поражало древних людей; они видели, чувствовали и понимали, какое великое значение имеет солнце в жизни природы и человека. Размышляя о зависимости всего от солнца, они признали его могущественным владыкой мира – богом и, благоговея пред ним всей душой, при восхождении его над землей, приветствовали знаками любви, – поднося руку к устам, целовали ее, и этот поцелуй посылали солнцу. Иов в этом обычае видел не только заблуждение, но и великое преступление ⁴¹.–

Ст. 28. И сие ми убо в беззаконие превелие да вменится, яко солгах пред Богом вышним. Ставить выше всего и обожать солнце, это значило бы унижать Творца пред Его тварью. Иов знал и твердо исповедовал, что Господь есть Творец неба и Повелитель небесным светилам (ср. гл. 9, ст. 7 –9 ), а потому только Его, как Бога Всевышнего, благословлял, как в счастии, так и в несчастии (гл. 1, ст. 21-й), а солнце не обожал даже и тайно, признавая это преступною ложью.

Ст. 29. Аще же обрадовахся о падении враг моих, и рече сердце мое: благо же, благо же. У Иова, как человека знатного, мудрого и честного, естественно могли быть враги – завистники, клеветники. Их несправедливая вражда неминуемо должна была встретить кару строгого суда Божия. Для обыкновенного человека естественно радоваться погибели своих врагов, если не ради себя, то ради благополучия других: притесняемые сильными, слабые, при бедственных обстоятельствах своих врагов, обыкновенно с радостью об их злополучии, говорят: «так, так! хорошо, хорошо!» – Благороднейшему Иову такое злорадство было совершенно чуждо.

Ст. 30. Да услышит убо ухо мое клятву мою (проклятие мое), озлославлен же (θρυληθειην) да буду от людей моих озлобляем. Злорадование о погибели своих врагов обнаруживает низость души и достойно презрения. Чуждый этого низкого чувства, Иов, во свидетельство своей правоты, произносит грозную клятву: «пусть я подвергнусь злословию в среде своего народа и услышу проклинающих меня». Он твердо был уверен, что не услышит проклятия, новому что всегда слышал благословение (ст. 20; ср. гл. 29, ст. 10 – 11. 14).

Ст. 31. Аще же и многажды (много ли раз) реша рабыни моя: кто убо дал бы нам от плотей (мяса) его насытитеся, зело мне благу сушу. Никто не мог злословить Иова, никто не дерзал проклинать его даже из числа его рабов. Так как Иов обладал богатыми пастбищами и многочисленными стадами; то рабы и рабыни его имели отличное содержание и пропитание, а потому никогда не роптали на недостаток мяса, – всегда ели оное вдоволь, что служило отличным средством к укреплению их сил, изнуряемых работой.

Ст. 32. И вне (па улице) не водворяшеся странник, дверь же моя всякому приходящему отверста бе. Принимать странников в древности на Востоке признавалось высокою добродетелью. Ни один странник, приходя к его дому, не оставался вне дома, на улице: дверь для всех была открыта, а потому всякий без стеснения, без замедления и без опасения входил в дом и находил в нем привет, прием и приют. И ни один путник, выходя из дома Иова, не злословил его ( – против Елифаза, гл. 22, ст. 7; ср гл. 20, ст. 26).

Ст. 33 – 34 а .Аще же и согрешая неволею, скрых грех мой, не посрамихся бо народнаго множества, еже не поведати пред ними. И твердо желая во всем следовать воле Божией, человек может, однако, погрешать, помимо своей воли, может не заметить страдании ближнего, не дознать виновности подсудимого, – не оценить заслуг трудящегося. В подобных обстоятельствах Иов не таил своего греха: не стыдясь «народного множества» – в народном собрании (при вратах города) он во всеуслышание объявлял свою вину е раскаянием в своем погрешении.

Ст. 34 б. Аще же и оставих маломощнаго изыти из дверей моих тщим недром (с пустой пазухой): (аще бы не убоялся). Не мнение народного множества было, однако, побуждением для добродетельного Иова, а страх Божий, охранявший его святую совесть. Поэтому он не презирал и «маломощного» труженика, который всеми удобно мог быть презираем: напротив, он не только кормил его в своем доме, хотя и не по заслугам его, но и давал ему хлеба еще полную пазуху.( – куда нищие обыкновенно на Востоке собирали и собирают подаяние) и так делал его сытым на несколько дней.

Ст. 35 а. Кто даст слушающаго мене; руки же Господни аще бых не убоялся. Праведнику, всю жизнь стремившемуся к оправданию пред Богом, в конце её желательно видеть себя оправданным, когда другие неосновательно его обвиняют: таким желанием проникнут был и богобоязненный Иов при сильных обвинениях настойчивых друзей. Он желал, чтобы Сам Господь был слушателем и судией его, – ради самой правды и славы Господней.

Ст. З5 б. – 37. Писание же, еже имех на кого, на плещах возложив аки венец, читах, и аще не раздрав его, отдах, ничто же взем от должника. Долг под расписку есть тяжелое бремя для должника, это его ярмо, которое постоянно беспокоит и чувствительно напоминает об уплате. Иов понимал это и был к должникам не только справедлив, но и милостив. Взяв расписку он возлагал ее на плечи должника с радостью, как бы заслуженный им знак отличия – венец, потом разрывал эту расписку, а вместе с тем прощал и долг, хотя бы он не был уплачен нисколько ( – против Елифаза, гл. 22, ст. 6).

Ст. 38. Аще на мя когда земля возстена, аще и бразды ея восплакашася вкупе За долг, неуплаченный в известный условный срок, жестокие заимодавцы сажали должников – земледельцев в тюрьму. Лишаясь хозяина, земля приходила в плачевное состояние: нивы, невспаханные плугом, зарастали сорной травой и находились как бы под траурным покровом; борозды, подготовленные к посеву, но незасеянные пшеницей и неорошенные влагой, снова осыпались, высыхали, обращались в пыль. Иов не был столь жесток: его должники, не платя долга, не лишались свободы и собственности ( – против Елифаза, гл. 22, ст. 6).

Ст. 39. Аще и силу (богатство) ея (земли) ядох един без цены, или аще и душу господина (владетеля) земли взем оскорбих. Обыкновенно заимодавец в праве отобрать землю у должника и, если он не платит долга, может снять его жатву. Не так распоряжался Иов: он не брал за долг хорошего урожая у своего должника ( – за промедление уплаты или за время её отсрочки), не брал и денег, какие выручал хозяин – должник за свой урожай. Не желая «оскорблять его душу» морить голодом, Иов предоставлял должнику расплачиваться добровольно, по совести и по мере возможности ( – против Елифаза, гл. 22, ст. 6-й).

Ст. 40. Вместо пшеницы да взыдет ми (у меня) кропива, а вместо ячменя терние. Иов чистосердечно исповедует пред Богом, что он не только не злоупотреблял своею властью и богатством, но поступался своими правами и делился имуществом, – не только был справедлив, но даже милостив и сострадателен. И это он удостоверяет клятвой: «пусть на моей земле пребудет проклятие Божие, пусть на ней вместо пшеницы будет стрекучая крапива, негодная для питания, а вместо ячменя – сорная и колючая трава, которая обыкновенно выжигается огнем на самом поле! » – Но Иов непоколебимо уверен, что этого проклятия Господь не судил ему – Своему вернейшему рабу! –

(Из Тул. Епарх. Вед.).

Дозволено цензурою. 28 Октября 1684 года.

Типография Н. И. Соколова, в Туле.