Иисус и первые христианские общины

Русская литература небогата изданиями, посвященными истории раннего христианства; но и то, что есть, далеко не удовлетворяет потребностям мыслящего читателя. Старый, в свое время классический Штраусс, романтический, вечно юный Ренан – вот большие труды; но первый сильно устарел, второй всегда был больше художественным, чем ученым произведением. Из новейшей литературы переведена двухтомная, малооригинальная книга Ревиля, а из мелких брошюр переведены весьма ценные в своем роде работы Вреде, Пфлейдерера, Добшюца, и некоторые другие; но все эти работы подходят к вопросу почти исключительно с богословской точки зрения. Попытку дать очерк социальной истории раннего христианства сделал Каутский; но в его изложении другая крайность – религиозная сторона совершенно ушла на задний план, и, если читатель с интересом прочтет анализ социальных отношений в Римской Империи I в., то он почти не найдет ответа на основные вопросы: что представляли из себя Иисус и первые общины, как носители определенных религиозных идей? А это в данном случае самое важное: надо, конечно, изучить почву явления, но затем надо описать и самое явление. Задача настоящего очерка – ответить, по возможности, на все основные вопросы истории раннего христианства: что такое Новый Завет, как исторический источник? был или не был Иисус? социальная основа для его проповеди? в чем заключалась его проповедь? какова была структура и религиозное миросозерцание первых христианских общин? Социальный момент взят постольку, поскольку он необходим для объяснения генезиса всех указанных явления; но главное внимание уделено именно самим этим явлениям. Я учел всю критическую работу новозаветников над книгами Нового Завета; но при построении общей картины я шел своим путем, одинаково далеким и от богословских заданий, и от односторонности Каутского. Многое, в виду краткости места, характеризовано бегло; но думаю, что в существенном вряд ли окажется много пробелов. Льщу себя надеждой, что книжка даст читателю известное удовлетворение и не окажется бесполезной.

Н. Никольский.

Вопрос о происхождении и развитии христианства, религии, господствующей в странах и государствах с европейской культурой, является одним из наиболее интересных, важных и жгучих вопросов для современного мыслящего человека. Если мы обратимся за разрешением этого вопроса к современным официальным представителям христианства, то мы попадем в целый лабиринт противоречий. Единого христианства нет, есть отдельные христианские церкви; каждая предложит вам свой символ – веры и скажет что это – то и есть истинное христианство, соответствующее намерениям его основателя. Ознакомившись с ними, мы увидим, что они нередко исключают друг друга; но все ссылаются на священное писание и прежде всего на евангелие. Обратимся к писанию; но и тут не найдем ответа. Евангелия говорят одно, послания говорят другое; снова встает лес противоречий. Необходимо тщательное и кропотливое исследование евангелий и посланий, чтобы разобраться в них, распознать борьбу, которая скрывается за их противоречиями и выделить из них то, что принадлежит к первоначальной основе учения, и то, что создавалось последующими поколениями. Эту работу, долгую и неблагодарную, и сделала критическая наука; в ней принимали участие преимущественно германские ученые, так как в Германии господствует протестантская церковь, которая стремится основывать свою веру на подлинном учении евангелия н отрицает все позднейшие прибавления и нововведения, сделанные так называемыми отцами церкви, богословами и епископами в течение II, III и IV веков по Р. X. Только после этой работы стало возможным определить, что такое первоначальное христианство, и каковы были первые шаги его истории. Мы должны прежде всего познакомиться с результатами этой критической работы. О жизни и учении основателя христианства, Иисуса, о первых христианских общинах, их руководителях, настроениях и надеждах рассказывают книги так называемого Нового Завета, составляющего вторую часть христианской Библии. Первая часть Библии называется Ветхим Заветом; вторая – Новым; это разделение было сделано на основании богословского учения о происхождении христианства. Богословы доказывают, что мир подготовлялся к принятию единой истинной религии Христа посредством откровений и пророчеств, дарованных божеством евреям, народу, из которого произошел Иисус; совокупность этих подготовительных откровений и пророчеств есть Ветхий Завет. Иисус, – продолжают богословы, – принес религию Нового Завета, но не отменил целиком Ветхого Завета, поэтому, последний и должен сохраняться в Библии. Это богословское учение появилось очень рано; его начало было положено еще апостолом Павлом, вскоре после смерти Иисуса. Для нашей цели, прежде всего важно познакомиться с книгами Нового Завета; книги Ветхого Завета понадобятся лишь для того, чтобы объяснить некоторые изречения и рассказы Нового.

Книги Нового Завета можно разделить на три группы. В первую войдут четыре евангелия и Деяния апостолов; эту группу можно обозначить, как группу историческую. Именно, евангелия содержат рассказ о жизни, деятельности и проповеди Иисуса, Деяния – о деятельности и проповеди апостолов и о некоторых событиях из истории первоначальной христианской общины в Иерусалиме. Во вторую группу войдут так называемые послания. Это небольшие трактаты, всего 21, в форме писем, трактующие о различных вопросах и спорах относительно вероучения, обрядности и практической морали, волновавших первые христианские общины. Все послания, кроме одного (к евреям), носят имя какого либо апостола. Наконец, в последнюю группу отойдет только одна книга, стоящая особняком, «Откровение (Апокалипсис) Иоанна, содержащая рассказ о видениях, которые были автору этой книги; в видениях этих автору Откровения была открыта картина последних дней мира, страшного суда и установления вечного царства божия.

Ценность книг Нового Завета для историка неодинакова; она зависит от времени происхождения и подлинности каждой книги, т. е. от того, принадлежит ли книга действительно тому автору, имя которого обозначено в ее названии. Этот вопрос приходится ставить по отношению почти ко всякому произведению древней литературы, так как в древности было самым обычным явлением выпускать книгу под чьим либо громким, чужим именем или приписывать уже явившееся произведение, автор которого был неизвестен, какому либо древнему авторитету. Так, позднейшая иудейская традиция приписывала составление первых пяти книг Ветхого Завета Моисею, а псалмов – Давиду, греческая традиция приписывала целый ряд древних гимнов – Орфею, а героический эпос – Гомеру; в I веке до Р. X. неизвестный автор выпустил книгу из 24 псалмов под именем псалмов Соломона, другой иудейский автор составил подложные Сивиллины оракулы и т. д. Новозаветная литература составлялась в той же среде, как и позднейшая иудейская литература, и не была чужда установившихся тогда повсюду литературных нравов.

Если мы подойдем с вопросом о подлинности к произведениям Нового Завета, то проще всего этот вопрос разрешится относительно посланий, автором которых считается апостол Павел. Павел не был прямым учеником Иисуса, но присоединился к его последователям уже после смерти Иисуса. Это был ученый книжник, хорошо образованный по тому времени человек, сначала преследовавший христиан, а затем сделавшийся ревностным поборником и миссионером христианства. Им был основан ряд христианских общин вне Иудеи, в греческих и малоазиатских городах; со своими общинами Павел поддерживал постоянные сношения и переписку. Следовательно, не подлежит сомнению, что Павел действительно является автором, если не всех, то некоторых посланий, носящих его имя; критика выделила из 13 посланий Павла, восемь, которые с полной очевидностью принадлежат этому апостолу. Это – послание к римлянам, два послания к коринфянам, первое послание к солунянам, послания к галатам, к филиппийцам, к колоссянам, и к Филимону. Эти восемь посланий отвечают всем тем характерным признакам, какие мы вправе ожидать от подлинных писем: каждое написано по определенному поводу или отвечает на недоуменные вопросы, поставленные общинами своему наставнику, или вызваны слухами о неустройствах и спорах, дошедших до апостола; в каждом содержатся приветствия лицам, близко известным апостолу, некоторые передают приветствия от третьих лиц, передаваемых через апостола. Наконец, – и это очень важно – эти восемь посланий по своему общему содержанию вращаются именно вокруг тех вопросов, которые больше всего волновали членов первых общин и апостола Павла: об обязательности или необязательности соблюдать иудейский закон, о значении крещения и обряда преломления хлеба, о близости, признаках и характере грядущего пришествия Иисуса. Остальные пять посланий, носящих имя Павла, а также и послания Иакова, Петра, Иоанна, Иуды и послание к евреям не отвечают характерным признакам писем. Одни из них не содержат указания адресатов, обращаются неопределенно к „детям”, „возлюбленным”, и т. д.; другие, как послания Иакова и к евреям, являются систематическими богословскими трактатами, облеченными в форму посланий, третьи, носящие имя Павла, или являются слабым подражанием подлинным посланиям, или вращаются вокруг вопросов об упадке веры и нравственности среди христиан, о борьбе с направлениями и учениями, относящимися к эпохе второго поколения после Иисуса. В особенности это следует сказать относительно посланий Иакова, Петра, Иоанна и Иуды. Совершенно невероятно, чтобы неученые, полуграмотные, а, может быть, и безграмотные галилейские рыбаки, каковыми были эти апостолы, могли писать сравнительно чисто греческим языком и трактовать весьма сложные богословские вопросы. Некоторые послания, например, второе и третье послания Иоанна, сами выдают ненадежность их наименования: оба написаны, как гласит их первый стих, каким – то пресвитером (старейшиной), не называющим своего имени. Наконец, вопросы, поднимающиеся в этих посланиях, как и в неподлинных посланиях Павла, касаются споров и учений конца I и начала II века по Р. Х., т. е., той эпохи, когда непосредственные ученики Иисуса уже вымерли. Сомнения в принадлежности апостолам посланий Иакова, Иуды, второго послания Петра, и 2 и 3 посланий Иоанна существовали даже еще в древней церкви. Так, Евсевий (IV века) в своей „Истории церкви” прямо говорит, что эти послания, как и некоторые другие сочинения, принимаются далеко не всеми.

Самое драгоценное, что дает критика посланий – это восемь подлинных посланий Павла. Это – тот отправной пункт, который помог критике разобраться в самом главном и самом трудном вопросе – о подлинности и времени происхождения евангелий. Евангелия, бесспорно, являются самыми главными книгами Нового Завета; чтобы познакомиться с происхождением христианства, надо начинать с жизни и проповеди Иисуса, а об этом нам сообщают только евангелия. Поэтому, евангельская критика более всего интересовала ученых; но тут возникли чрезвычайно трудные вопросы, и некоторые из них не разрешены окончательно и до настоящего времени.

Иисус проповедовал устно, ничего не записывал; ничего не записывали при его жизни и его ученики; но и по смерти Иисуса проповедь апостолов была по преимуществу, если не исключительно, устная. Сто с небольшим лет спустя после Р. X., как рассказывает уже упомянутый церковный писатель Евсевий, жил епископ иерапольский Папий; он написал сочинение: „Изъяснение изречений Господа”, и в этом сочинении говорил, что об изречениях Иисуса он заботливо расспрашивал старцев, стараясь узнать, что говорили апостолы Андрей, Петр, Филипп, Фома, Иаков, Иоанн, Матфей, так как не доверял книжным записям. Значит, ученики Иисуса тоже сами ничего, или почти ничего не записывали, а записывали уже только их слушатели, и записывали должно быть недостаточно добросовестно, так как Папий предпочитал узнавать изречения Иисуса от старцев, лично слышавших проповедь апостолов, а не из записей, которые в его время уже были. По словам того же Папия, записал изречения Господа на еврейском языке только один апостол Матфей; другую запись в апостольские времена сделал Марк, ученик апостола Петра, записавший со слов учителя все, что запомнил, о деяниях и словах Иисуса. Вероятно, были и еще записи, но Папий считал их несовершенными. Значит, в апостольские времена существовали только две надёжные записи о делах и изречениях Иисуса Матфея и Марка. Запись Матфея, сделанную на еврейском языке, по словам Папия, переводил на греческий язык кто как мог; а в записи Марка не было определённого порядка, Марк записывал все, что запомнил от Петра, а о порядке не заботился, потому что и сам Петр в проповедях говорил об Иисусе не по порядку, а по вопросам слушателей, отвечал на их нужды; сам же Марк не был учеником Иисуса и не сопутствовал ему.

Так рассказывает Папий. Это – самое древнее свидетельство о записях слов и дел Иисуса. Оно подтверждается также и свидетельством Павла, который нигде ни одним словом не обмолвился о существовании каких либо писаных евангелий, но говорит везде только об устной проповеди евангелия. Обратимся теперь к нашим евангелиям. Евангелий – четыре; в русской Библии они называются: от Матфея, от Марка, от Луки, от Иоанна. Прежде всего, приходится спросить: что значат эти названия? Значит ли это, что евангелия написаны Матфеем, Марком, Лукою, Иоанном? Если да, то евангелия от Матфея и от Марка должны быть теми самыми записями Матфея и Марка, о которых рассказывает Папий, и всему, что в них написано, следовало бы поверить, потому что эти записи были самыми первыми записями о словах и делах Иисуса. Многие бесхитростные люди, многие церковные богословы так и думают. Но против такого взгляда возникают большие сомнения.

Прежде всего возникает вопрос, почему евангелия не названы просто: евангелие Матфея, Марка, Луки, Иоанна, как прямо называются и по – русски и по – гречески (все книги Нового Завета были первоначально написаны по – гречески) послания Павла: не „от Павла”, а, напр., просто – „Павла апостола к римлянам послание». Русским словом „от” переведено греческое слово „kata”, которое правильнее было бы передать по русски словом „по“: евангелие по Матфею, по Марку и т. д. Уже это обстоятельство наводит на мысль, что составители евангелий как будто хотели сказать, что их главными источниками были записи Матфея, Марка, Луки, Иоанна, по которым они и составляли свои евангелия. Если мы поближе познакомимся с содержанием наших евангелий, то увидим, что, вероятно, отчасти так и было в действительности, что первые два евангелия, наверно, составили не Матфей и не Марк, но неизвестные нам писатели, которые только пользовались записями Матфея и Марка.

Матфей записал изречения Иисуса по еврейски (собственно не по – еврейски, а по арамейски, на языке, очень близком к еврейскому, на котором говорили иудеи в эпоху Иисуса). Но евангелие от Матфея написано по гречески. Может быть, это только один из тех переводов, про которые говорит Папий? Но читая евангелие от Матфея, мы встречаем там далеко не одни изречения Иисуса. Правда, их очень много, гораздо больше, чем в евангелии от Марка; но много также и рассказов. Рассказана история рождения Иисуса, рассказаны многие его чудеса, рассказано о его последних днях, о суде над ним, о смерти, о воскресении. Отсюда ясно, что составитель евангелия от Матфея пользовался какими – то записями или преданиями о жизни Иисуса, которых не было в записях Матфея. То же самое мы увидим, если внимательно ознакомимся с евангелием от Марка. По словам Папия, Марк записывал со слов Петра все, что слышал, не заботясь о порядке. Но в евангелии от Марка есть определенный план, которого держался составитель. Сначала рассказывается о Иоанне Предтече, его проповеди и крещении у него Иисуса; затем идет рассказ о проповеди и чудесах Иисуса; сначала в Галилее, – в Капернауме и его окрестностях, – потом в Десятиградье, о путешествии Иисуса через Галилею и Перею в Иерусалим, о столкновении его в Иерусалиме с фарисеями и жрецами храма, об аресте, суде, казни и воскресении. Правда, что в рассказе евангелия чудеса и изречения Иисуса быстро сменяют друг друга, без ясной внутренней связи; похоже на то, как будто автор слышал целый ряд отдельных рассказов об Иисусе и по произволу расположил их – одни отнес к галилейским скитаниям Иисуса, – другие к путешествию в Иерусалим, третьи – к пребыванию в Иерусалиме. Но это как раз и доказывает, что евангелие составлял не сам Марк; составитель взял то, что было в записях Марка, и попробовал изложить все хоть во внешнем порядке, приурочить к проповеди и пребыванию Иисуса в разных местах. Еще больше убеждают нас в том, что автор евангелия от Марка и Марк – не одно и то же лицо, повторения одних и тех же рассказов. Два раза рассказано чудо насыщения народа, с той только разницей, что в первом случае фигурируют пять хлебов, две рыбы и 5000 человек, (Марк, VI, 38 – 44), а во втором – семь хлебов и 4000 человек (VIII, 1 – 9), два раза рассказано о чудесном прекращении бури (V, 37 – 41 и VI, 48 – 51), некоторые изречения повторяются почти в одинаковой форме по два раза (напр. притча о семени и горчичном зерне – IV, 21 – 32), два раза рассказано о призвании двенадцати апостолов и даровании им власти исцелять от болезни и изгонять духов (III, 14 – 15 и VI, 7). Очевидно, что в первоначальных записях Марка таких вариантов не могло быть, и автор евангелия от Марка заимствовал их из других преданий или записей дел и слов Иисуса.

Третье евангелие, от Луки, тоже не могло быть написано апостолом. Об этом ясно говорит его автор в начале своего евангелия. Он обращается к какому то достопочтенному Феофилу и говорит, что уже многие составляют повествование о жизни и учении Иисуса, и по примеру этих составителей автор евангелия от Луки решил написать свое евангелие, но предварительно тщательно исследовать все, что известно о Иисусе, и тогда уже написать евангелие по порядку, чтобы дать Феофилу твердое основание евангельского учения. Значит, автор евангелия от Луки, как и Папий, не очень доверял многочисленным записям, хотел их проверить, а потом уже писать свое евангелие. Тот же автор написал книгу Деяний апостольских для того же Феофила. До сих пор спорят о личности автора евангелия от Луки; одни думают, что это Лука, спутник апостола Павла; другие, большинство, с этим не соглашаются, находят, что евангелие от Луки, как и два другие евангелия, написаны в самом конце первого века по Р. X.

Какие же евангелия уже были в то время когда автор евангелия от Луки писал свои сочинения? Мы можем сказать наверное, что евангелие от Марка уже существовало; оно было написано раньше и евангелия от Матфея и евангелия от Луки. Чтобы убедиться в этом, достаточно произвести сличение между каждым из этих последних евангелий и евангелием от Марка. Оказывается, что все евангелие от Марка содержится и в евангелии от Матфея (за исключением только 35 стихов), и также в евангелии от Луки, (за исключением только 90 стихов); другими словами, авторы первого и третьего евангелий пользовались евангелием от Марка, как источником, и почти целиком включили его содержание в свои евангелия, и при том в том же порядке, как и у Марка. Но евангелие от Марка – самое короткое: в нем всего 16 глав, в то время, как в евангелии от Матфея – 28 глав, и в евангелии от Луки – 24 главы. Откуда же у Матфея и Луки лишний материал, сравнительно с евангелием от Марка? Исследование показывает, что первый и третий евангелисты пользовались тут разными источниками. Один источник был общий: это также какая то запись изречений, приписывавшихся Иисусу. Из этого источника первый и третий евангелисты заимствовали такие знаменитые речи Иисуса, как Нагорная проповедь, несколько притч о царствии божием, напр. о талантах, о званной вечере. Кроме этого общего источника, у первого и третьего евангелиста были разные у каждого источники для истории рождения и детства Иисуса – у того и другого эти события рассказаны по – разному. Значит, составитель евангелия от Марка был скромнее составителей первого и третьего евангелий. Он только слегка расширил записи Марка и постарался, хоть немного, привести их в порядок. Первый и третий евангелисты, очевидно, нашли, что евангелие от Марка слишком коротко и неполно и потому дополнили его извлечениями из разных других источников. Тем не менее, все три первые евангелия очень близки одно к другому. Во всех трех основную и крупнейшую часть содержания составляет все, то что рассказано в евангелии от Марка; в первом и третьем много заимствовано из общего источника, и лишь небольшая часть в первом и третьем евангелии является только их оригинальной особенностью. Вследствие такого поразительного сходства, первые три евангелия составляют как бы обособленную от евангелия Иоанна группу и получили в науке название синоптических, т. е. соответствующих, сходственных друг с другом, параллельных одно другому. Сравнение с евангелием от Иоанна еще более подчеркивает сходство синоптиков. В евангелии от Иоанна все отличается от синоптиков: по синоптикам, Иисус ходил в Иерусалим только на одну Пасху, которая и оказалась для него роковой, по Иоанну – три раза; только некоторые чудеса Иисуса приводятся и в .четвертом евангелии и у синоптиков (напр., чудесное насыщение), за то в четвертом евангелии есть такие чудеса, каких нет у синоптиков (напр., воскрешение Лазаря, тело которого уже разложилось); наконец, самое главное: учение Иисуса по четвертому евангелию изложено совершенно иначе, чем у синоптиков, в форме бесед и длинных речей, а по содержанию глубоко разнится от учения Иисуса по синоптикам. Поэтому, вопрос об евангелии от Иоанна в науке рассматривается совершенно отдельно от синоптиков. Им отводится главное место в ряду рассказов о жизни и учении Иисуса; прежде всего рассмотрим подробно синоптиков и мы.

После всего сказанного о синоптиках, для нас ясно, что они не принадлежат перу тех лиц, которые названы в их заглавиях; записи этих лиц служили для них только источниками. К какому же времени надо отнести их составление? Надо думать, что синоптические евангелия появились уже тогда, когда был для них достаточный круг читателей вне Иудеи, так как они были написаны не по арамейски, а по гречески. Греческая книга была бы непонятна в Иудее; ни Иисус, ни его ближайшие последователи по гречески не говорили. По гречески говорили, читали и писали Иудеи рассеяния, жившие в Сирии, Малой Азии, Греции, Египте, Риме, а кроме них, вообще жители Греции и эллинизованных областей Востока. Значит, евангелия назначались для читателей из среды тех христианских общин, которые были основаны в греческом мире Павлом; среди их членов были и иудеи рассеяния и не иудеи – греки, сирийцы, галаты (галлы) и друг. Насколько можно установить из биографии Павла, в начале 50 – х годов первого века уже были им основаны все главнейшие общины; значит, ранее 55 – 60 г.г. по Р. X. вряд ли был достаточный круг читателей для синоптических евангелий. Чтобы точнее определить время их происхождения, обратимся к их тексту и поищем, нет ли там каких либо указаний, которые помогли бы нам разрешить вопрос. Такие указания мы находим в гл. XIII евангелия от Марка. Тут рассказывается, что когда Иисус, будучи в Иерусалиме, вышел однажды из храма, восхищенные великолепием храма и города ученики сказали ему: „учитель, посмотри, какие камни и какие здания”! В ответ на это Иисус предсказывает, что все это будет разрушено, не останется камня на камне. На дальнейшие расспросы учеников, он предсказывает, какие признаки этой, грядущей катастрофы, и что будет вслед за нею. Появится много ложных Христов, которые будут себя выдавать за пришедшего вновь Иисуса; будут войны; будут преследования и казни христиан; будет проповедано евангелие во всех народах и царствах, и вслед за гибелью Иерусалима произойдет второе пришествие Иисуса в славе, для установления его царства. Это так называемое vaticinium post eventum, пророчество, написанное после предсказанных событий и вложенное в уста Иисуса. Действительно, христиан подвергали преследованиям и казням; однако, проповедью Павла оно было распространено вплоть до Рима; вскоре после смерти Павла, в 66 г., вспыхнуло восстание иудеев против Рима, закончившееся в 70 г. взятием Иерусалима и разрушением храма. Из предсказания Иисуса ясно, что христиане тотчас после гибели Иерусалима ждали второго пришествия Иисуса и его торжества. Значит, евангелие от Марка было написано вскоре после 70 г. по Р. X. Первый и второй евангелисты писали после второго евангелиста; значит, можно приблизительно установить их появление между 80 и 90 г.г. по Р. X.

Итак, первые три евангелия написаны не очевидцами жизни и проповеди Иисуса и по времени отстоят на 50 – 60 лет после его смерти, если считать, что казнь Иисуса произошла на 31 году его жизни. Уже это обстоятельство заставляет нас сомневаться в том, чтобы рассказ синоптиков о делах Иисуса и его речах был вполне точен и верен. И очевидцы событий часто могут впоследствии рассказывать о виденном и слышанном несогласно с истиной: одно забудется, другое врежется в память, третье вспомнится неясно. А если очевидцы не только наблюдали и слушали, но и сами принимали участие в происходившем, или были людьми близкими к участникам событий, то иной раз они бессознательно и невольно отступают от истины: о друзьях и близких скажут все хорошее и невольно промолчат о плохом, о врагах, наоборот, скажут все дурное и умолчат о хорошем. Тем более могут удалиться от истины те, кто сам не видел и не слышал происходившего, но рассказывает со слов других. Тут часто бывает, что об одном и том же рассказывают совершенно разно: один – одно, другой – другое. Какой рассказ предпочесть, как решить, кто говорит правду, и кто ошибается, как быть, если рассказы очевидцев неполны, многое оставляют неясным и неизвестным? Если при этом писатель интересуется событием или лицом, о котором пишет сочинение, не только из любознательности, но принадлежит к той же партии или религии, что и его герой, или принадлежит к числу врагов того учения, о котором пишет, то он невольно будет пристрастен или в хорошую или в худую сторону.

Все это в особенности надо сказать и о синоптиках. Как мы знаем из посланий Павла и из Деяний, первые христианские общины жили неспокойно. У них было много врагов, их преследовали иудейские и римские власти; кипели споры об Иисусе, о его достоинстве, о его учении, разгорались страсти, дело доходило до побоищ и до казней. Христианам приходилось защищать свою веру, доказывать еe истинность и неверующим и колеблющимся членам общин. Тяжкие гонения переносились стойко только потому, что христиане твердо надеялись на вторичное пришествие Иисуса в близком будущем, на его суд над неверными, на установление царства божия, в котором борющиеся получат награду за все мучения и испытания. Отсюда страстное желание знать: доколе? Отсюда и споры, что делать, как жить, чтобы быть участниками грядущего царства. Нужно ли соблюдать только учение Иисуса, или надо соблюдать и закон Моисеев? Если бы был жив учитель, то вопросы эти легко было бы разрешить; но его не было, апостолы спорили, и однажды в Иерусалиме на соборе апостолов чуть было не дошло дело до открытого разрыва между Павлом и первыми апостолами Иисуса.

В атмосфере этой борьбы и споров писали евангелисты – синоптики. И понятно, что их произведения должны были дать отклик на все волновавшие христиан вопросы Их евангелия должны были дать поучение, наставить в вере, как определенно говорит в начале своего евангелия третий евангелист. И прежде всего нужно было наставить христиан, в особенности новообращенных, в том, что Иисус был не просто пророк, подобный тем, какие были в старину, но обещанный Мессия (евр. maschiah т.е. помазанник), пророк и царь – избавитель, которого ждали иудеи и который должен был на месте царства зла и насилия основать царство добра и правды. Как мы узнаем из дальнейшего, вера в пришествие такого Мессии ярко горела среди народной иудейской массы в эпоху Иисуса; апостолы считали Иисуса таким Мессией и после его смерти, во время своей проповеди среди иудейства, доказывали текстами из пророков, что именно о Иисусе говорили и Исаия, и Захария, и Малахия, и другие пророки. Евангелисты хотели доказать тоже самое. Их евангелия – это не простой рассказ о жизни, учении и кончине любимого учителя, но прославление его, как Мессии. Все, что в евангелиях рассказывается, все это служит прославлению Иисуса, как Мессии; но истина от этого только страдает.

Возьмем самое краткое и первое евангелие – от Марка. Как оно начинается? „Начало евангелия Иисуса Христа, сына божия, как написано у пророков: вот я посылаю сына моего пред лицом твоим, который приготовит путь твой перед тобой; глас вопиющего в пустыне: приготовьте путь господу, прямыми сделайте тропинки для него”. И дальше рассказывается, что явился – во исполнение этих пророчеств Малахии и Исаии – Иоанн – Креститель, который крестил народ в пустыне и проповедовал, что вслед за ним идет сильнейший его, у которого он не достоин развязать ремень сандалии, и который будет крестить людей не водою, как Иоанн, но духом святым. Иисус здесь прямо назван Христом, сыном божиим; но греческое слово Христос есть буквальный перевод еврейского слова Мессия. Евангелие начинается с цитаты из пророков и сейчас же следует рассказ о том, как это пророчество, в лице Иоанна Крестителя, исполнилось. И читая Марка далее, мы не раз встретим по поводу тех или иных слов и дел Иисуса или событий из его жизни ссылки на пророков: „да сбудется реченное писанием”... С другой стороны, сами дела и речи Иисуса должны были свидетельствовать о том, что он, действительно, Мессия. В евангелии от Марка не просто рассказывается о чудесах и учении Иисуса, но старательно подчеркивается, что Иисус словами и делами производил совершенно необычайное впечатление. Вот Иисус в Капернауме, учит в синагоге: „и дивились учению его, ибо он учил, как власть имеющий, а не как книжники”. В синагоге был человек, одержимый злым духом: и вот злой дух, устами одержимого, вскричал: „оставь, что тебе, Иисус Назарянин? Ты пришел погубить нас? Знаю тебя, кто ты – святой божий!» Но Иисус изгнал из больного злого духа; и опять все дивятся; „что это? что это за новое учение, что и духам нечистым повелевает?” Смущало христиан то обстоятельство, что Иисус не восторжествовал, но был схвачен и распят. И на это сомнение должно было ответить евангелие от Марка. Ответ тот же: „и сбылось слово писания, гласящее: и ко беззаконным причтен”. Иисус по словам евангелия от Марка, сам даже знал, что должно быть, и наперед предсказал апостолам свои страдания, смерть и воскресение.

Но евангелие от Марка – самое бесхитростное: когда читаешь его, то сразу видно, что автор мало переделывал те записи, какие служили ему источником, и только в надлежащих местах вставлял от себя замечания и ссылки на писание. Поэтому, евангелие от Марка не могло всех удовлетворить, и появились более полные и более разработанные евангелия от Матфея и Луки. Евангелие от Марка недостаточно убедительно доказывало, что Иисус – Мессия. Изучая пророков, находили, что Мессия должен быть из рода Давидова, из Вифлеема, откуда был родом и сам Давид. И вот в евангелиях от Матфея и Луки мы читаем рассказы о зачатии, рождении и детстве Иисуса, которые доказывали, что и тут все было согласно с пророчествами. Матфей начинает с „Родословия Иисуса Христа, сына Давидова, сына Авраамова”; из родословия выходит, что Иосиф, отец Иисуса, муж Марии, был из рода Давидова; а родился Иисус в Вифлееме иудейском. Но все знали, что Иосиф и Мария жили в Назарете, в Галилее, и что Иисус так и назывался – назарянином; а Вифлеем совсем на другом конце Палестины, южнее Иерусалима. Как же могло произойти рождение Иисуса в Вифлееме? Лука дополняет Матфея: вышло де повеление римского кесаря о переписи, и каждый должен был записаться в том городе, откуда был родом; поэтому Иосифу и Марии пришлось отправиться в Вифлеем, а там как раз и пришло время родиться Иисусу. Иисус – Мессия сын божий. Это последнее название одни понимали фигурально: пророков, например, тоже называли сынами божиими в том смысле, что они были избранниками божества. Но многие понимали это буквально: необыкновенный человек, каким должен был быть Мессия, не мог родиться естественным путем без вмешательства божества. И вот Матфей и Лука рассказывают, что Мария еще до замужества уже зачала от духа святого; Лука прибавляет рассказ о том, как архангел Гавриил возвестил Марии об этом зачатии. Рассказ о рождении Иисуса у Матфея разукрашен еще разными необыкновенными подробностями. Мы читаем, что о рождении Иисуса узнали по звездам восточные волхвы – звездочеты и пришли поклониться ему, следуя звезде, которая привела их как раз к месту рождения Иисуса, и принесли ему царские дары; а царь Ирод, боясь, что родившийся младенец отнимет у него царство, приказал перебить всех младенцев в Вифлееме и окрестностях, но Иисус спасся, благодаря тому, что ангел заранее предупредил Иосифа и велел ему бежать на время в Египет. Все эти рассказы, как доказано сравнением их с различными легендами древних народов, составлены по готовым образцам. Так, ученики знаменитого греческого философа Платона были уверены, что Платон родился от бога Аполлона, который имел сношение с матерью Платона, Периктионой, ранее ее сношения с мужем; о зачатии Александра Македонского рассказывали то – же самое, что Олимпиада, мать Александра, зачала его от Зевса, ранее сношения ее с мужем Филиппом. Но больше всего сходства между евангельскими легендами и легендами о рождении Будды. Царица Майя, мать Будды, выпросила у мужа, царя Кудодданы, разрешение уединиться временно от мужа и предаться посту и молитве. Во время этих благочестивых упражнений она однажды увидала во сне, что в ее тело вошел белый слон, не повредив ей тела; после этого сна она зачала и родила безболезненно сына, Будду. В момент рождения Будды затряслась земля, послышались с неба звуки музыки, необычайный свет наполнил всю землю, больные выздоровели, слепые прозрели, глухие стали слышать, хромые стали ходить, бедные стали богатыми, безумные – разумными. Затем, сонмы богов явились к младенцу Будде и его матери и принесли ему поклонение и дары: драгоценные мази, одежды и украшения. Рассказ об избиении Иродом младенцев также был составлен по многочисленным образцам. Так, еще в книге Исход рассказывалось про Моисея, что ему грозила при рождении смерть: фараон египетский, опасаясь размножения сынов израилевых, приказал убивать всех младенцев израилевых мужского пола, и Моисей спасся случайным образом. Были подобные же легенды об опасностях, грозивших при рождении персидскому царю Киру, римскому царю Ромулу и первому римскому императору – Августу. Про последнего прямо рассказывалось, что римский сенат, имея предсказание, что должен родиться младенец, который уничтожит власть сената и республиканский строй, приказал умерщвлять всех младенцев мужского пола, которые родятся в ближайшем году; и Август спасся только потому, что отцы не решились исполнить это жестокое предписание. Отсюда мы видим, что рассказы Матфея и Луки о происхождении и рождении Иисуса не заслуживают доверия. Точных сведений об обстоятельствах рождения Иисуса не было, и их заменили легенды, составленные по ветхозаветным, греческим, римским и индийским образцам. Выходит, что мы почти ничего не узнаем о жизни Иисуса, кроме того, что он был плотник, родом из Назарета, был народным проповедником, был арестован, осужден и распят на кресте.

Но кроме жизни Иисуса евангелия рассказывают об его учении. И тут евангелисты не ограничились простой передачей того, что было в первоначальных записях, но многое переиначивали и прибавляли. От этого получалась между евангелиями значительная разница. Как учил Иисус? По евангелию от Марка, Иисус давал ответы на обращаемые к нему вопросы, и все его учение излагается в виде таких же кратких ответов, изречений и небольших притч. Приблизительно также изображено дело и у Луки, только притч больше, и они изложены подробнее. Но по Матфею выходит, что Иисус говорил целые большие проповеди, напр., Нагорную проповедь, проповедь против книжников и фарисеев, проповедь о царстве божием, состоящую из нескольких притч. И тут сразу видно, что Матфей погрешил против истины, составляя проповеди Иисуса сам, из отдельных изречений. Так, Нагорная проповедь составлена из изречений, которые в евангелии от Луки находятся в разных местах глав VI, XI и XII; у Луки Нагорная проповедь очень коротенькая, всего половина VI главы, а у Матфея целых три главы, V – VII. Знаменитая проповедь против книжников и фарисеев: „горе вам книжники, фарисеи, лицемеры», занимает у Матфея целую XXIII главу; она у первого евангелиста развита и расширена из краткого предостережения Иисуса ученикам относительно книжников, находящегося у Марка XII, 38 – 40; у Луки из этих трех стихов вышло 13 стихов (XI, 39 – 52), а у Матфея – целая глава. По-видимому, автор первого евангелия был талантливый проповедник, потому что все эти проповеди составлены умело, с большим искренним чувством и подъёмом; но мы можем, наверное сказать, что Иисус никогда таких проповедей не произносил, так как он был простым неученым плотником; да и вообще иудейские учителя, раввины, не имели обычая произносить длинные проповеди, но всегда учили в ответ на вопросы, давали краткие изречения и небольшие притчи.

Конечно, беда была бы не велика, если бы дело шло только о соединении нескольких отдельных изречений в более крупные речи. Но сравнение Матфея и Луки с Марком показывает, что авторы первого и третьего евангелий позволяли себе прямо переделывать те изречения и рассказы, которые они находили у Марка, и придавать им совсем другой смысл. Делали они это опять – таки из стремления прославить и возвеличить Иисуса. Вот несколько разительных примеров. В евангелии от Марка рассказывается, что когда в Гефсиманский сад явился Иуда со слугами первосвященика, чтобы арестовать Иисуса, один из бывших с Иисусом учеников вынул меч и отсек ухо рабу первосвященника; а Иисус сказал пришедшим: „как будто на разбойника вышли вы с мечами и кольями, чтобы взять меня! – Каждый день бывал я с вами в храме и учил, но вы не брали меня” (Марк, XIV, 47 – 49). В евангелии от Матфея вместо этой простой реплики Иисуса вставлена другая, чтобы подчеркнуть божественность Иисуса и неизбежность того, что предсказано писанием. Именно, Иисус говорит ударившему (Матфей, XXVI 51 – 54): „возврати меч твой в место его, ибо все, взявшие меч, мечем и погибнут. Или думаешь, что я не могу просить отца моего, и он пошлет мне более, нежели двенадцать легионов ангелов? Как же иначе исполнятся писания, что так должно быть?” Этой вставкой первый евангелист как бы отвечает на унизительные для Иисуса рассуждения врагов христианства: Иисус – сын божий, и не мог защититься от клевретов первосвященника; и велика ли преданность учеников, если они отдали учителя врагам почти без боя? Матфей своей вставкой оправдывает и учеников, и Иисуса: ученикам не позволил вступаться сам Иисус, оборвавший их горячность в самом начале; а взятие его для страданий, смерти и воскресения было предустановлено божественным планом, иначе на помощь ему явились бы легионы ангелов. В евангелии от Луки тот же инцидент рассказан с другим характерным добавлением (XXII, 49 – 53). Именно, ученики спрашивают Иисуса, не ударить ли им мечем, и один отсекает рабу первосвященника ухо. Но Иисус останавливает: „оставьте это“, – и исцеляет ухо; а затем говорит пришедшим те – же слова, что и у Марка, и прибавляет: „но теперь ваше время и власть тьмы». Другими словами, ошибочные действия учеников Иисус не только остановил, но и исправил: человеческой защиты ему не нужно, а потому и раб первосвященника пострадал невинно и должен быть исцелен. Причина все одна: теперь время тьмы, и так должно быть; время торжества Иисуса придет в свою пору.

Другой пример – крещение Иисуса. У Марка просто сказано, что Иисус пришел из Назарета и крестился от Иоанна в Иордане (I, 9). Но автору евангелия от Матфея показался недостаточным этот рассказ. Иисус не мог прийти, как все другие; Иоанн не мог крестить его просто, как всех, без всяких оговорок. И у Матфея мы читаем, что когда Иисус пришел креститься, Иоанн удерживал его, говоря „мне надобно креститься у тебя, и ты ли приходишь ко мне”? И только когда Иисус остановил его и сказал, что надлежит исполнить всякую правду, Иоанн крестил его. В рассказе Марка этого разговора нет. Далее, любопытные изменения произведены третьим евангелистом в рассказе о страданиях и смерти Иисуса. У Марка этот рассказ необычайно прост и трогателен; тут больше, чем где – либо, перед нами выступает подлинная человеческая природа Иисуса: предсмертная тоска в Гефсимании, когда Иисус трижды молит о том, чтобы чаша страданий миновала его („душа моя скорбит смертельно“),... безответные муки во время шествия на Голгофу, насмешки толпы, издевательства распятых вместе с ним разбойников, и как заключительный аккорд – предсмертный вопль отчаяния: „боже мой, боже мой, зачем ты меня оставил!?...” В первом евангелии, по его обычаю, весь рассказ более растянут, но общий тон его сохранился. Но Лука сгладил все человеческие черты в этом рассказе. Раз страдания, смерть и воскресение входили в предустановленный план, и Иисусу это было известно, он не мог себя чувствовать и вести, как страдающий, изнывающий до отчаяния человек, но должен был быть бесстрастным, как бог. Третий евангелист не осмелился совсем выпустить моления о чаше; но вместо троекратной мольбы у него Иисус взывает только один раз, и сейчас – же является ангел и укрепляет его. Когда ведут Иисуса на Голгофу, Иисус не молчит, но проповедует, убеждает плачущих женщин плакать не о нем, но о себе и своих детях. Когда распяли его, он молится о прощении распявшим, ибо они не ведают, что творят. Из разбойников один останавливает глумление другого и просит Иисуса помянуть его в царствии своем, на что Иисус отвечает: „ныне же будешь со мною в раю”; последние слова Иисуса – не отчаянный вопль, но: „отче, в руки твои предаю дух мой”. Рассказ Луки вышел более поучительным для утверждения в вере, но потерял все черты трогательности; живой Иисус превратился в бесстрастного Христа. Весьма характерно также, что в третьем евангелии ученики называют Иисуса не учителем, а господом.

Итак, мы видим, что первые три евангелиста ради прославления Иисуса и доказательства, что он – действительно Мессия и сын божий, позволяли себе пользоваться непроверенными, даже чужими легендами, переиначивали слова Иисуса и вложили ему в уста такие изречения, которых он, наверное, не произносил. Но может быть учение Иисуса, его наставления, его заповеди переданы точно, и мы можем в этом случае поверить синоптикам? Критика и тут дает неутешительный ответ: Иисусу приписано и вложено в уста много таких изречений, которые должны были разрешить недоуменные вопросы в жизни первых христианских общин, притом такие вопросы, которые во время проповеди Иисуса или еще не существовали, или не имели той остроты, какую получили впоследствии. И так как евангелисты в этих случаях присваивали Иисусу различные мнения, существовавшие в различных общинах, то вследствие этого среди евангельских изречений Иисуса мы можем встретить немало противоречий. Возьмем, напр., такой вопрос: согласно учению Иисуса, надо соблюдать иудейский закон или не надо? На этот вопрос в евангелиях можно найти ответ и в том, и в другом смысле. В Нагорной проповеди, по Матфею, как будто ответ утвердительный: Иисус пришел не нарушить закон, а исполнить; ни одна йота, ни одна черта из закона не потеряет силы, пока существуют небо и земля, и большим в царстве небесном назовется тот, кто будет соблюдать сам и будет учить других соблюдать даже самые малейшие заповеди закона (V, 17 – 20). Но сейчас же вслед за этими словами, Иисус начинает полемизировать с законом: „вы слышали, что сказано древним?... А я говорю вам...“ (V, 22 – 48). И тут Иисус дает не только разъяснения закона, но в некоторых случаях и прямую отмену его. Закон допускал очень легкий развод, по целому ряду случаев; Иисус говорит, что развод допускается только в случае прелюбодеяния; закон предписывал исполнять клятвы, Иисус совсем запрещает клясться; закон говорил: око за око, зуб за зуб, Иисус говорит: не противься злому, ударившему подставь щеку, отнявшему рубашку отдай и верхнюю одежду; закон говорил: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего, Иисус говорит: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас; нужно быть столь же совершенными, как и отец небесный. У Марка мы натолкнемся на такие же противоречия. Исцеленному от проказы Иисус приказал принести жертву, как установил Моисей (1,44); фарисеев он укорял за то, что они извращают и заменяют закон своими толкованиями (VII, 8 – 13); но с другой стороны ученики Иисуса с одобрения Иисуса не соблюдали постов и субботнего покоя (II, 18 – 20; 23 – 28). Мы остаемся в недоумении: заповедал Иисус соблюдать закон или нет? Надо думать, что ему, как иудею, быть может, даже и не приходил в голову этот вопрос; но в общинах он страстно обсуждался, и противники и защитники закона ссылались на Иисуса, передавали по своему и переиначивали его изречения, а первые два евангелиста наивно поместили у себя изречения и за закон, и против закона.

Другой вопрос: как относился Иисус к язычникам? На этот вопрос синоптические евангелия дают также неодинаковый ответ. У Марка Иисус говорит сирофиникиянке, просившей исцелить ее дочь: „нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам”. Другими словами: иудеи – дети, язычники псы; Иисус пришел к дому Израилеву. Также должны поступать и апостолы: посылая их на проповедь, Иисус говорит им, что они не должны ходить к язычникам и самарянам, но лишь к заблудшим овцам дома израилева (Матф., X, 5). Но рядом с такими изречениями, мы встречаем и совершенно обратные. У Марка Иисус перед вознесением заповедует апостолам: „идите по всему миру и проповедуйте евангелие всей твари“ (XVI, 15); еще определеннее у Матфея Иисус говорит перед вознесением; „идите и научите все народы” (XXVIII, 19); у Луки Иисус, кроме двенадцати, выбирает еще семьдесят учеников и посылает их для проповеди „во всякий город” (X, 1 – 3). Из этих заповедей можно вынести заключение, что и иудеи, и язычники одинаково достойны евангелия. Но возможен и третий ответ; иудеи недостойны, достойны лишь язычники. В таком смысле можно понимать уже притчу о виноградарях у Марка (XII, 1 – 12): виноградари, заведовавшие виноградником, убивали всех слуг, посылавшихся к ним господином, и убили даже хозяйского сына; тогда хозяину осталось только предать смерти виноградарей и отдать виноградник другим. Другими словами: иудеи убивали всех пророков, посылавшихся богом, теперь убивают Иисуса, и за это царство божие отнимется от них и будет отдано другим народам. Передавая эту притчу, Матфей влагает в уста Иисуса буквально это толкование (XXI, 33 – 43) и прибавляет другую притчу такого же рода, о послушном и непослушном сыне (XXI, 28 – 31). Но больше всего таких притч у Луки: у него повторяется и притча о винограднике (XX, 9 – 19), и приводятся еще четыре притчи того же рода: о мытаре и фарисее (XVIII, 9 – 14), о званом пире (XIV, 15 – 24) и знаменитые притчи о милосердном самарянине (X, 29 – 37) и о блудном сыне (XV, 11 – 32). Мы находимся в недоумении перед этими противоречиями; очевидно, что Иисус не мог говорить таких противоположных поучений. Объяснение этих противоречий простое: мы знаем, что среди христианских общин шли по этому вопросу споры, одни апостолы прямо запрещали проповедь среди язычников, считая только иудеев избранными, другие, как ап. Павел, считали, что дело не в том, к какому народу принадлежит человек, а в том, верит ли он в Иисуса Христа, третьи, указывая на ненависть официального иудейства к Иисусу и к христианству, говорили, что иудеи сами себя лишили права на участие в будущем царстве Иисуса. Каждая сторона стремилась подкрепить свое мнение ссылками на изречения и притчи Иисуса, передавала их по своему, иногда влагала Иисусу в уста то, чего он вовсе не говорил; авторы синоптических евангелий воспроизвели в своих книгах все эти противоречивые мнения.

Таким образом, мы видим, что в первых трех евангелиях есть очень много изречений или переиначенных под влиянием споров между первыми христианами, или совсем Иисусу не принадлежащих. Кроме указанных примеров, можно привести много других. Например. Иисусу в уста все три синоптика вкладывают предсказание о том, что проповедников евангелия будут преследовать, отлучать от синагог, заключать в темницы, казнить; но преследуемые не должны падать духом: претерпевшие до конца спасутся и, тем большую награду получат в будущем царстве, чем тяжелее будут их мучения. Это – такое же „пророчество” после события, как и предсказания о признаках кончины мира и страшного суда; цель его ясна: подкрепить преследуемых надеждой на воздаяние сторицею, утешить гонимых, поддержать колеблющихся, Есть такие изречения, где прямо называется община; таково знаменитое изречение: „если согрешит пред тобою брат твой, пойди и обличи его между тобою и им одним... если же не послушает, возьми с собою еще одного или двух... если же не послушает и их, скажи общине („церкви” в обычном пер.), если и общины не послушает, да будет тебе, как язычник и мытарь „(XVII, 15 – 17).

После всех этих примеров невольно приходит в голову мысль, что из синоптических евангелий мы столь же мало можем узнать об учении Иисуса, как и об его жизни. Жизнь его, от рождения до вознесения, сплошное чудо; учение его настолько во многих местах искажено и дополнено первыми христианами, что невольно рождается подозрение и относительно всех других изречений Иисуса. Очень трудно точно определить, что действительно говорил Иисус, и отличить это от позднейших добавлений и изменений.

Но у нас осталось еще евангелие, евангелие от Иоанна, четвертое евангелие. Может быть, оно поможет нам, прольет свет и на жизнь, и на проповедь Иисуса? Обращаемся к этому евангелию, но с первых же слов видим, что это евангелие еще менее может разрешить наши недоумения, чем три первые. В первых трех евангелиях Иисус рисуется Мессией, сыном божиим, рожденным от духа святого; но все же он и человек, и человеческие черты ему не чужды. Четвертое евангелие в самом начале провозглашает: „в начале было Слово, и Слово было у бога, и Слово было бог, все через него начало быть, и без него ничто не начало быть, что начало быть, в нем была жизнь, и жизнь была свет человеков”; это „Слово стало плотью, и обитало с нами, полное благодати и истины» (I, 1 – 4, 14). И далее все евангелие делами и речами Иисуса доказывает это положение, этот догмат веры: Иисус Христос – изначала существовавшее Слово, творец неба и земли, спаситель мира. Бог дал Иисусу Христу власть над всякою плотью, чтобы всему дал он жизнь вечную: „Сия же есть жизнь вечная, да знают тебя, единого” истинного бога и посланного тобою Иисуса Христа; я прославил тебя на земле... и ныне прославь меня ты, отче, славою, которую я имел у тебя прежде бытия мира “(XVII, 2 – 5). Иисус – от вышних, люди – от нижних, они – от сего мира, он – не от сего мира, существует из начала (VIII, 23,25), он говорит то, что видел у отца своего (VIII, 38), верующий в него – имеет жизнь вечную (III, 36). Все учение Иисуса по четвертому евангелию не похоже на его учение по синоптикам. Нет изречений, ярких, образных, отвечающих на жгучие вопросы жизни, нет притч, которые так художественно и выпукло передают смысл учения, излагаемого Иисусом; вместо них – длинные проповеди на самые отвлечённые темы, и главным образом – на тему о том, что Иисус есть Слово, единородный сын, сошедший с неба, чтобы принести спасение людям, пожертвовав за них своею жизнью. Такова беседа с Никодимом (III, 1 – 21), проповеди иудеям по поводу исцеления расслабленного (V, 19 – 47), беседа по поводу чудесного насыщения (VI, 26 – 58), беседа с иудеями в храме (VIII, 12 – 58), проповедь о добром пастыре (X, 9 – 38), последняя беседа с учениками (XII, 31 – XVIII, 26). Таковы же рассказы и о чудесах Иисуса. Ему приписывается совершение самых необычайных чудес: превращение воды в вино, исцеление слепорождённого, воскрешение уже разложившегося Лазаря – все для того, чтобы особенно подчеркнуть божественность Иисуса, его сверхъестественное величие. По рассказам синоптиков, Иисус совершает чудеса из любви к людям, по влечению своего сердца; по четвертому евангелию Иисус творит чудеса, чтобы показать свою божественную силу, доказать, что он и отец – одно; поэтому, после некоторых чудес Иисус беседует с иудеями и доказывает им свою божественность. Кроме рассказа о последних днях, суде и казни, между синоптиками и четвертым евангелием нет ничего общего. В евангелии от Иоанна ничего нет о рождении Иисуса, о его детстве – все это только помешало бы основному замыслу автора, унизило бы божественное достоинство Иисуса. Ясно, что из такого евангелия мы ничего не можем почерпнуть о действительном учении и жизни Иисуса. Оно написано позже синоптиков, когда христианство окончательно отделилось от иудейства и стало проникаться греческим духом. На это указывают постоянные споры Иисуса с иудеями – не только с фарисеями и книжниками, как у синоптиков, но с иудеями вообще – они все враждебны Иисусу, не понимают его учения, боятся его и хотят несколько раз схватить его. Но больше всего об этом говорит наименование Иисуса Словом. Слово – по гречески Логос; Логос значит также „разум”. Учение о Логосе принадлежит греческим философам стоикам, которые говорили, что Логос есть разум, создавший мир и установивший в нем гармонию и порядок. Учение это было распространено среди ученых людей конца. I и начала II века по Р. X.; его придерживался даже один иудейский ученый, Филон, который доказывал, что Логос – это есть единосущный иудейскому единому богу разум, посредством которого бог создал мир и управляет им. Когда христианство стало распространяться среди греков, то христиане принялись доказывать, что именно бог их религии, Иисус Христос, есть божественный Логос. Первые попытки этого раза сделаны в четвертом евангелии и в сочинении Иустина, христианского писателя II века. А затем подробно стали сближать христианскую веру с греческой философией христианские ученые III и IV века, родом из греков. Значит, евангелие от Иоанна появилось не ранее начала II века по Р. X. и важно для нас не как источник для жизни и учения Иисуса – об этом оно не дает верных сведений, но важно, как первое христианское богословское сочинение. Поэтому, на нем останавливаться нам больше и не придется.

Под именем Иоанна в Новом Завете значатся еще три послания и последняя книга – Откровение. Послания написаны тем же автором, что и четвертое евангелие: в них, особенно в первом послании, мы читаем множество мест, буквально почти совпадающих с соответствующими местами четвёртого евангелия, и находим тот же самый взгляд на Иисуса, как божественное Слово, что и в четвертом евангелии. Но Откровение не принадлежит тому же автору, который написал четвертое евангелие и три послания Иоанна. Это – совершенно своеобразная книга, по всему своему содержанию и духу отличающаяся от других произведений Нового Завета. На истолкование этой таинственной книги ученые положили много труда – до сих пор еще спорят о многих вопросах, касающихся Откровения.

Содержание книги излагается в первом стихе: „Откровение Иисуса Христа, которое дал ему бог, чтобы показать рабам своим, что должно совершиться вскоре, и которое (Иисус) объявил, послав чрез ангела рабу своему Иоанну“. Это – откровение о последних днях мира, о близком втором пришествии Иисуса, надеждой на которое жили и дышали первые христианские общины. Видения, открывшие эту грядущую, мировую катастрофу, было Иоанну на острове Патмосе, куда Иоанн был сослан за исповедание веры в Христа. Откровение начинается видением, в котором предписывается Иоанну послать последние предостережения семи малоазиатским общинам, а потом идет ряд видений о страшных казнях перед судом, о появлении зверя – Антихриста, о его бое с Мессией, и его гибели, о новой земле и новом небе.

Но если мы будем читать Откровение главу за главой, то впечатление у нас получится самое сумбурное. Затруднит нас не то, что многие выражения, образы и символы окажутся для нас при первом знакомстве: непонятными ко всем им можно найти параллели и объяснения в ветхозаветной пророческой и апокрифической литературе. Нас затруднит бессистемный план самой книги: перед нами как будто беспорядочный бред больного, постоянно теряющего нить своей речи и вспоминающего о сказанном иной раз только через несколько глав. Например, рассказав в VI главе о страшных бедствиях, обрушившихся на землю, море и людей при распечатании таинственной небесной книги, в VII главе, автор вдруг начинает рассказывать, что божественный голос запретил делать вред земле, морю и деревьям, пока не отмечены особой печатью праведники. Другой пример: рассказав в VIII и IX главах, как явились семь ангелов с трубами, как протрубили шесть из них, и какие бедствия при этом обрушились на небо, – автор Откровения в десятой главе и почти во всей одиннадцатой, как будто забыл о седьмом ангеле и рассказывает совсем о другом: об ангеле с книгой, об измерении неожиданно появляющихся храма и жертвенника, о появлении каких то двух свидетелей и т. д.; только в самом конце XI главы автор возвращается неожиданно к седьмому ангелу с трубой. Затрудняют частые повторения одного и того же и притом самого важного. Автор книги рассказывает, что на мир обрушивается подряд три серии бедствий: первая – при снятии семи печатей с таинственной небесной книги, вторая – при трубном звуке семи ангелов и третья – при излиянии на землю семи чаш, полных гнева божия, семью ангелами. Нужно было бы ожидать, что каждая новая серия бедствий будет страшнее предшествующих; но на самом деле этого нет, и бедствия каждый раз очень похожи одно на другое; в особенности сходны бедствия при звуке труб и при излиянии чаш: только одно бедствие трубное, затмение на 1/3 солнца и луны, не повторяется в серии бедствий от чаш. Наконец, приводит в недоумение еще такое обстоятельство: Откровение написано для христиан, но в нем встречаются отрывки совершенно иудейского характера. Именно, в главе VII рассказывается, что перед началом бедствий от звуков труб были отмечены особой печатью „рабы бога нашего”, именно по 12.000 человек из каждого колена Израилева. Но в христианском откровении мы ожидали бы, что печатью будут отмечены христиане, а не иудеи. В конце XI главы, после седьмой трубы, открывается храм божий и является ковчег завета; это опять таки черта чисто иудейская, ибо у иудеев существовала легенда, будто бы ковчег был скрыт пророком Иеремией во время разгрома Иерусалима Навуходоноссором и явится вновь в храме при конце мира. Наконец, в заключительной картине описывается созданный богом Новый Иерусалим, с двенадцатью воротами, на которых написаны имена двенадцати колен Израилевых. Но в христианских ожиданиях царства Христова Иерусалим не играл никакой роли; напротив, в евангельском пророчестве, как мы знаем, Иисус говорит, что не останется от Иерусалима и храма камня на камне.

Все эти затруднения навели ученых на мысль, что автор Откровения соединил в одно целое несколько различных откровений, одни – христианского, другие – иудейского происхождения. Ученые не вполне согласны друг с другом по вопросу о числе этих откровений, но многое признается всеми. Именно, все согласны, что первые 8 стихов и последние 6 стихов, начало и заключение Откровения, принадлежат автору его, собравшему воедино иудейские и христианские откровения, и ему же принадлежат вставки, разъяснения и толкования, разбросанные по всей книге, чтобы склеить её части в одно целое. Христианского происхождения – откровения Иоанну из Патмоса о предупреждениях семи малоазиатским общинам и откровение о семи печатях; откровения о семи трубах, семи чашах, драконе и звере и Новом Иерусалиме – иудейского происхождения, но переработаны более или менее под стать христианским откровениям. Время написания Откровения определяется различно; всего вернее, что оно в окончательном виде появилось в конце I века по Р. X. Об этом нам еще придется говорить.

Таковы книги Нового Завета, их происхождение, состав и эпоха. Выводы для историка получаются малоутешительные, в особенности по вопросу о жизни и проповеди Иисуса. К этому мы теперь и переходим.

Такой вопрос невольно приходит нам в голову после того, как мы убедились, что синоптики сообщают нам об Иисусе очень мало достоверного, а Иоанн не сообщает о нем никаких исторических сведений. В самом деле, что остается от рассказа синоптиков? Был назаретский плотник Иисус, который совершал будто бы чудеса, проповедовал, но что именно, мы наверное не знаем, затем был арестован иудейскими властями и казнен. Вот и все.

Есть ученые, которые думают, что Иисуса никогда не было, что это вымышленная фигура, которую создало воображение первых христиан. Разбирая учение Иисуса, эти ученые говорят, что одни из изречений Иисуса принадлежат апостолам и другим учителям первых христиан, другие заимствованы из пророков Ветхого Завета, третьи – из изречений иудейских раввинов, записанных в Мишне (древнейшая часть Талмуда. I в. до Р. X. – I в. по Р. X.), в особенности в трактате „Изречения отцов” (Pirke avoth). Приводятся параллельные места, сравнения, сличения, и выходит, что как будто, действительно, в евангелиях нет почти ни одного оригинального изречения, оригинальной притчи – все похоже на что – либо другое, существовавшее уже раньше. Разбирая жизнь Иисуса, эти ученые говорят, что все факты её также измышлены. Измышлена вся история рождения и детства; рассказы о чудесах Иисуса составлены по ветхозаветным образцам, по примеру тех чудес, которые совершал израильский бог Larbe или его пророки, Илия и Елисей; а некоторые, из ряду вон выходящие чудеса, как напр. чудеса четвёртого евангелия, прямо придуманы заново. Рассказ о последних днях, страданиях, смерти и воскресении Иисуса также вымышлен, по образцу восточных сказаний о смерти и воскресении некоторых восточных богов. Так, у вавилонян было сказание о боге растительности Тамузе, который зимою умирает, сходит в подземное царство и там терпит мучения от злых духов; его супруга, Иштар, спускается в подземное царство и добивается от богини мертвых, Эрешкигаль, чтобы окроплен был Тамуз живой водою и воскрес; вместе с Тамузом воскресает от зимнего сна вся природа, и мертвые выходят из под земли и услаждаются жертвами, которые приносят им живые. Подобные же рассказы существовали о сирийском боге Адонисе, почитание которого существовало в Иудее (священная роща Адониса была около Вифлеема) и малоазиатского бога Аттиса. Про того и другого, легенды рассказывали, что они гибнут мучительной смертью от врагов, но на другой день или через день воскресают. Поклонение Аттису и Адонису было очень распространено в I в. по Р. X. и в Греции, и в Италии; весною совершались празднества в честь смерти и воскресения этих богов, очень похожие на богослужения страстной недели и пасхи у христиан. Отсюда ученые, сомневающиеся в существовании Иисуса, полагают, что и рассказы о страданиях, смерти и воскресении также измышлены с целью отождествить идеального основателя христианства с любимыми народными богами того времени, Аттисом и Адонисом.

Выходит, что как будто мы не только почти ничего не знаем об Иисусе, но и то, что о нем рассказывается это смесь чужих изречений, чужих чудес, чужих сказаний, которые были подобраны первыми евангелистами, чтобы написать воображаемую историю воображаемого Иисуса. Те ученые, которые совсем отрицают существование Иисуса, подкрепляют свой взгляд еще одним доказательством: они говорят, что, кроме евангелий, об Иисусе нет нигде упоминания, ни в тогдашней иудейской литературе, ни в тогдашней языческой литературе. Между тем, говорят они, Иисус если он был таким, каким его изображают евангелия, не мог оказаться незамеченным, Иудейский историк того времени, Иосиф Флавий, очень подробно рассказывает в двух своих сочинениях „Иудейские древности” и „о иудейской войне все события первых 70 лет нашей эры, упоминает многих царей иудейских“ – народных вождей, выдававших себя за Мессию, но не упоминает среди них Иисуса. Правда в .Иудейских древностях» есть такое место (XVIII, 3, 3): „был в это время Иисус, мудрый муж, если только должно называть его мужем. Ибо он был совершителем чудесных дел, учителем людей, с радостью принимавших истину. Христос он был. И когда по жалобе наших первых людей Пилат присудил его к кресту, не отпали те, кто первые возлюбили его: ибо он явился на третий день снова живым, как изрекли о нем это и бесчисленное другое чудесное божии пророки. И доселе не прекратился род христиан, называющихся по нему”. Как признают наиболее авторитетные ученые, это место не могло быть написано Иосифом, так как он не мог признавать Иисуса Христом; полагают, что это место вставлено в рассказ Иосифа христианами. Не упоминают об Иисусе и римские писатели того времени. Это молчание, – говорят противники существования Иисуса, – скорее всего вовсе не случайно, но причина его заключается в том, что Иисуса никогда не было.

Отрицая существование Иисуса, такие ученые объясняют происхождение христианства таким образом: первая христианская община в Иерусалиме была одной из многих тогдашних иудейских сект. Были тогда секта зелотов (ревнителей), секта ессеев (коммунистов), сикариеев (кинжальщиков); все они неизвестно кем были основаны; появилась еще и секта христиан, т. е. ожидающих Мессию. Как и ессеи, первые христиане были коммунистами, считали существующий порядок во вселенной и в обществе несправедливым и ожидали, что все зло будет исправлено пришествием Мессии, который совершить страшный суд, поразит насильников и богатых и отдаст царство кротким и нищим. Среди этих христиан, предполагают далее названные ученые, появились впоследствии книжные люди, которые и составили легендарную историю Иисуса, воображаемого основателя христианства, и вложили ему в уста наиболее ходкие в общине изречения. Иисус такой же сказочный полубог, как греческий Орфей, поэт – полубог, которому приписывалось составление гимнов и поучительных книг о том свете, как индийский Будда, в существовании которого также многие ученые сомневаются.

Разберемся в этих сомнениях. Нет спора, что очень многие изречения и притчи Иисуса похожи на изречения ветхозаветных пророков и иудейских раввинов; мы видели также, что многих изречений и притч Иисус не мог произносить сам, они принадлежат его последователям. Но если сравнивать изречения Иисуса с изречениями пророков и раввинов, то найдется всего два – три изречения, совпадающих буквально, или почти буквально. Но что же удивительного, необыкновенного и сомнительного в том, что Иисус, слушавший, как и все иудеи, чтение из пророков в синагогах и поучения раввинов, в своих поучениях пользовался выражениями, образами и и сравнениями, которые ему приходилось слышать? Рабского подражания тут большею частью не было; напротив, было творчество нового. Вот несколько примеров. Равви Иозе бен – Иоханан говорил: „пусть дом твой будет открыт настежь, пусть бедные будут твоими домочадцами”; в евангелии от Луки эта заповедь развита таким образом: „когда делаешь ужин, не зови друзей твоих, ни братьев твоих, ни родственников твоих, ни соседей богатых, чтобы и они тебя не позвали как нибудь и не получил ты воздаяния; но когда делаешь пир, зови нищих, увечных, хромых, слепых, и блажен будешь, что они не могут воздать тебе, ибо воздастся тебе в воскресение праведных”. Равви Иаков говорил: ,,этот мир подобен преддверию в будущий мир, приготовься в преддверии, чтобы мог вступить ты в чертог, трапезы”; в евангелии от Матфея есть притча, уподобляющая царство небесное брачному пиру, участие в котором дается только избранным в брачной одежде, а кто не в брачной одежде, тот изгоняется вон. Далее, аргументы ученых, старающихся доказать, что все изречения евангелия откуда – либо заимствовал, не выдерживают критики и с общей точки зрения. Именно, если основываться только на сходстве изречений более позднего пророка с изречениями более раннего пророка, то можно всякого более позднего пророка объявить не существовавшим, так как такие черты сходства всегда могут быть найдены в достаточном количестве. Наконец, при таких сравнениях забывается самое главное: увлекаются сравнениями отдельных изречений и выражений и забывают о целом. Пусть отдельные изречения и выражения близко подходят к изречениям и выражениям пророков и раввинов; в целом, несмотря на некоторые противоречия, проповедь Иисуса, как почувствует всякий, внимательно читавший синоптиков, проникнута одним духом, одним тоном, одним содержанием. Если мы выделим то, что, наверное, не принадлежит Иисусу, то эта цельность будет еще заметнее, еще резче. Прочитав синоптиков, мы почувствуем, что в них, действительно, записано много подлинных речей Иисуса, почувствуем его личность, стремления, настроение. Можно сочинить отдельные изречения и притчи; но нельзя, расположив их в беспорядке, как у синоптиков, все – таки достичь того, что за ними будет чувствоваться живой проповедник.

Говорят, что вся история Иисуса состоит из заимствованных легенд и рассказов о чудесах. Конечно, легенды о рождении Иисуса – прямое подражание индийским и греческим образцам; и родословие его от Давида вымышлено. Но в евангелии от Марка этих сказаний о родословии нет; там говорится просто, что „пришел Иисус из Назарета галилейского». Родина его указана, указана профессия – плотник, названы отец и мать – Иосиф и Мария, и при том – согласно всеми четырьмя евангелиями; ученики его – все тоже галилеяне; место проповеди по синоптикам – Галилея. Нравы и обычаи, местность – все это вполне соответствует тогдашней действительности. Если Иисуса выдумали, то почему назвали его плотником из Назарета, почему все согласно называют его отца и мать, города и селения, где он действовал? Чтобы это объяснить, надо предположить, что был какой – то один вымышленный рассказ об Иисусе, более краткий, чем наши синоптики, и этому рассказу, почему то все верили, как истинной правде, не переиначивали его, как бывает всегда с легендами, нарочно измышленными. Ведь о рождении Иисуса, очевидно, не знали никаких подробностей, поэтому составляли легенды, и мы видим, что легенды были противоречивые: то, что рассказывает Матфей, во многом противоречить рассказу Луки, а в других, так наз. апокрифических евангелиях, есть много легенд о рождении и детстве Иисуса, непохожих ни на рассказ Матфея, ни на рассказ Луки. Ясно, что тут мы имеем дело с вымыслом, а не с твердой памятью о событии. Но когда все, и канонические, и апокрифические евангелия, в один голос говорят, что Иисус из Назарета, плотник, или сын плотника, отец его – Иосиф, мать – Мария, – то тут мы имеем дело, очевидно, с общеизвестным фактом, о котором никаких споров не было. Поэтому, нельзя говорить, что все подробности биографии Иисуса вымышлены.

Далее, отвергают целиком рассказы о чудесах. Конечно, чудес не бывает; но что бывают люди, которые искренне верят, что они могут творить чудеса, и находят верующих в их чудотворную силу, это мы знаем даже из нашего современного опыта. Несомненно, что некоторые рассказы о чудесах Иисуса совершенно вымышлены до конца; но нет сомнения и в том, что в основе некоторых рассказов о чудесах лежат действительные происшествия. Таковы, напр., рассказы об исцелении бесноватых, т. е. больных, страдающих приступами безумия. Известно, что подобного рода больные легко поддаются влиянию со стороны, излечиваются если не навсегда, то на более или менее продолжительное время внушением. Такие случаи удачных внушений, ослабившие или прекратившие приступ безумия, в тогдашнее время, конечно, сходили за самые подлинные чудеса: болезнь приписывали действию беса, вселившегося в больного, если больной переставал мучиться, то, согласно тогдашним взглядам, бес принужден был из него выйти. Больше того: рассказы о чудесах не только не говорят против существования Иисуса, но, напротив, утверждают нас в уверенности, что он действительно историческое лицо. Никогда ни один религиозный проповедник не привлекал последователей одною проповедью, всегда он должен был проявлять себя чудесами. Чудеса творил Магомет; чудеса творил Франциск Ассицкий, русский знаменитый святой Сергий Радонежский: боролся с бесами старообрядческий святой, протопоп Аввакум; народ шел за ними не только потому, что они учили правде, но и потому, что они помогали людям своими чудесами. В чудотворении была одна из главных причин популярности Иисуса: он сам упрекает народ, что они ходят за Иисусом только потому, что ел хлеб и насытился.

Остается история страданий, смерти и воскресения Иисуса. Конечно, рассказы о воскресении и вознесении созданы воображением первых учеников Иисуса; они противоречат друг другу, как должны противоречить всякие далёкие от действительности легенды. Но рассказы о суде над Иисусом, о его казни и смерти, передаваемые совершенно одинаково всеми евангелистами, не могут считаться вымышленными легендами. Говорят, что эти легенды составлены по образцу мифов о страдающих и воскресающих богах Востока. Но ни в одном из этих мифов мы не находим ничего подобного евангельскому рассказу. Осирис, Адонис, Аттис, Тамуз гибнут от враждебных богов, или от враждебных стихий; там нет ничего человеческого, естественного, похожего на историческую действительность. Иисус погибает в неравной борьбе с правящими иудейскими сферами: его преследуют за то, что он стал народным героем, что его готовы провозгласить ,,царем иудейским”, как провозглашали в ту эпоху многих вождей народных восстаний; его ведут к римскому прокуратору, которому именно и были подсудны дела о бунте, он приговаривается к смертной казни через распятие – обычной казни, применявшейся римлянами к восставшим рабам. Тут нет ничего несообразного, напротив, все чрезвычайно стройно укладывается в рамки тогдашней бурной иудейской жизни, и в то же время все вполне соответствует тем порядкам, какие были установлены римлянами. Прокуратором назван Понтий Пилат, который, действительно, был в это время правителем Иудеи (с 26 по 36 г. по Р. X.); о его жестоком своекорыстным и хищническом управлении подробно рассказывают иудейские писатели, Иосиф Флавий и Филон. И опять сравним эти события с, несомненно вымышленной историей: будто бы Иосиф и Мария должны были идти во время переписи в тот город, из которого был родом их родоначальник Давид. Мы знаем, что такого нелепого правила при переписи римляне никогда не предписывали, им не было никакого дела до родословий из подданных; каждый должен был подавать сведения о себе и своем состоянии по месту жительства. Но автору этой легенды нужно было обязательно рассказать, что Иисус родился в Вифлееме, и потому приходилось придумывать способ, как бы хоть на время переселить Иосифа и Марию в Вифлеем. Он вспомнил, что римляне около времени рождения Иисуса производили перепись, и прибег к этому случаю, но выдал себя с головой нелепым правилом о записи каждого на месте происхождения его рода. А по ближайшей проверке оказывается, что и самая перепись, о которой говорит евангелие от Луки (перепись Квириния, наместника Сирии и Палестины), происходила на 67 году после Р. X., и сам Квириний стал наместником только в 6 году по Р. X. Легенда сама выдает себя своими несообразностями и ошибками. Совсем другое впечатление производят евангельские рассказы о последних днях Иисуса. Тут сходятся рассказы всех четырех евангелистов, а также и рассказы апокрифических евангелий, напр., евангелия Петра; в общем и главном они передают одну и ту – же картину и ни в чем не противоречат тем данным какие у нас имеются о судебно – уголовных порядках в Иудее I в. Очевидно, что эти рассказы евангелий построены не на домыслах и вымыслах, как история рождения и детства Иисуса, а на прочной и верной традиции воспоминаний учеников Иисуса, которые были свидетелями его последних дней и, конечно, должны были особенно крепко запомнить эти страшные дни внезапной катастрофы.

Не может быть вполне убедительным и последний довод ученых, отрицающих существование Иисуса, именно, спорность заметки о нем у Иосифа Флавия и отсутствие упоминания римских писателей. Но, хотя большинство современных ученых считают заметку Иосифа об Иисусе целиком вставкой, находятся все – же и такие, которые не отвергают заметки Иосифа целиком, но считают ее подправленной христианами. Признаем, однако, что скептики правы; пусть ни одно слово из этой заметки не принадлежит Иосифу; что же из этого? Говорят, что о столь значительном лице, как Иисус, обязательно упомянул бы Иосиф в своих сочинениях. Но в этом рассуждении есть одна коренная ошибка: если Иисус был великим учителем и чудотворцем для его последователей, то иудейское правящее общество, к которому принадлежал и Иосиф Флавий, смотрело на него, как на одного из многих народных проповедников, выдававших себя за Мессию, и при том не выдающегося в сравнении с другими. В самом деле: проповедь Иисуса была очень кратковременна, всего не более года, если верить синоптикам; в противоположность другим „царям иудейским“, поднимавшим восстания и группировавшимся вокруг себя решительных, боевых противников господствовавшего строя, Иисус не призывал к восстанию, или не успел призвать к нему. До прихода в Иерусалим Иисус, по – видимому, не был даже известен и римским властям; а когда он был представлен на суд Пилата, то последний, при всей строгости и подозрительности, свойственной римским прокураторам в постоянно волновавшейся Иудее, не находил достаточных оснований для смертного приговора и осудил Иисуса только под давлением синедриона. Так Иисус был казнен в числе многих других, падавших жертвою римских и иудейских властей. Все это показывает, что для иудейского правящего общества Иисус был одним из рядовых врагов, но не из главных; и то обстоятельство, что правящие круги иудейского общества не оцепили истинного значения Иисуса, свидетельствует только о их близорукости, которою они отличались и в других отношениях. Если римские писатели не упоминают об Иисусе, то это объясняется молчанием иудейских источников – все свои сведения об Иудее и событиях в этой стране римские писатели почерпали почти исключительно из иудейских источников.

Итак, мы считаем, что Иисус был действительным, историческим лицом. Но вся задача заключается в том, чтобы установить, что именно он проповедовал, какие ставил себе цели и какими средствами хотел их достигнуть. Задача эта крайне трудная. Как мы видели, синоптики не были очевидцами деятельности Иисуса, писали по устным преданиям и разным записям слов и дел Иисуса и вложили в уста Иисуса много изречений чужих, которых он не мог произносить. Если мы выделим все то, что не может, наверное принадлежать Иисусу, останется еще очень много изречений. Принадлежат ли все они Иисусу или нет? Если не все, то какими способами можно выделить те изречения, которые, несомненно должны принадлежать Иисусу? Если такой способ существует, то стоит заниматься проповедью Иисуса; если такого способа нет, то лучше прямо сказать: основателем христианства первые христиане считали назаретского плотника Иисуса, казнённого в 30 или 31 г. нашей эры; но каково было содержание его проповеди, мы наверное не знаем, так как в евангелиях его изречения безнадежно спутаны и смешаны с изречениями его последователей.

Но понятно, что те ученые, которые считают Иисуса историческим лицом, не хотят сказать: „не знаем”. К сожалению, громадное большинство этих ученых принадлежат к числу богословов, главным образом немецких. Эти богословы имеют большие заслуги перед наукой: они долго и много занимались исследованием новозаветной литературы и сделали относительно её происхождения, состава и характера те общепризнанные в науке выводы, которые изложены в первой главе. Но когда те – же критические богословы начинают рассказывать о проповеди Иисуса, то из ученых они превращаются в завзятых церковных проповедников. Многие из них, и притом такие выдающиеся, как Гарнак, Вернле или Юлихер, приписывают Иисусу те изречения, которые соответствуют современным протестантским взглядам на христианство, соединяют их одно с другим так, чтобы показать, что в проповеди Иисуса действительно заключается единая, истинная, высшая религия. Толкуя изречения Иисуса, они влагают в них особенный, духовный смысл, сообразно с современной философской моралью, забывая, что для толкования изречений Иисуса надо обращаться не к современным учителям нравственности, а к тем ожиданиям, настроениям и мечтам, которыми горели слушатели Иисуса, и которыми горел он сам. Из всех ученых, писавших о жизни Иисуса, только один французский Ренан попытался рассказать об Иисусе не как богослов, но как художник психолог. Но Ренан приписал Иисусу очень много такого, чего Иисус не говорил; напр., многие речи Иисуса, находящиеся в четвертом евангелии, Ренан считает подлинными речами Иисуса. Кроме того, многие поступки и речи Иисуса Ренан объясняет совершенно произвольно, так, как кажется ему правильным. Поэтому, и „Жизнь Иисуса” Ренана не может считаться правильным изображением личности и проповеди Иисуса.

Что же дальше? Выход из этого положения только один: считать Иисуса только тем, чем он был, и не стараться набрать, возможно больше изречений, которые могут ему принадлежать, а довольствоваться немногим, но несомненным. Иисус был плотником из Назарета, т. е. человеком неученым, человеком из народа, но с горячей верой в грядущее царство правды и с горячей любовью к таким же обездоленным, как и он сам. Он мог учить только тому, что могло утешить и ободрить обездоленных, и таким, каким способом вообще тогда учили проповедники и раввины. В чем искали тогда утешения обездоленные, какие были их надежды и ожидания, мы можем легко узнать из многочисленных произведений тогдашней иудейской литературы; как учили тогда и проповедники и раввины, мы также прекрасно знаем из Мишны, древнейшей части Талмуда. Наконец, Иисус был казнен за то, что объявляя себя „царем иудейским»; мы знаем, что таких „царей иудейских» было немало в то время, знаем, что означает это старинное название, и какие стремления связывались с появлением царей иудейских. Другими словами, когда мы заглянем в народную жизнь, в народные нужды и волнения того времени, мы сразу найдем ключ к разрешению загадки, личности и проповеди Иисуса.

Родина Иисуса, Галилея – северная область Палестины, – была одною из двух областей, подчиненных власти иудейского синедриона (совета) в Иерусалиме; другой областью была собственно Иудея, южная часть Палестины, с главным городом Иерусалимом. Когда то, между 1100 – 600 годами до Р. X., в Палестине были самостоятельные еврейские царства, северное, царство Израиля или Ефрема, и южное, царство Иуды, в котором правила династия Давида, с резиденцией в Иерусалиме. За 720 лет до Р. X. погибло под ударами ассирийских царей завоевателей царство Ефрема, а в 586 г. вавилонский царь Навуходоносор покончил и с царством Иуды. Знатные и богатые фамилии были переселены в Халдею; на месте остались только мелкие земледельцы и ремесленники. Через 50 лет вавилонская держава была разрушена персами. Персидский царь Кир разрешил иудейским изгнанникам вернуться на родину, а через 100 лет один из его преемников предоставил Иудее право управляться по её священным законам, составленным жрецами из старинных постановлений и новых правил, вошедших в обиход в изгнании и после изгнания. Главой Иудеи был признан иерусалимский первосвященник; суд, управление и сбор податей были возложены либо на жрецов, либо на учреждения, подчинённые иерусалимскому жречеству. Персидские государи поддерживали власть иерусалимского первосвященника, а за то первосвященник отвечал за верность Иудеи персам, за исправный платеж налогов и исправное несение военной службы. Этот порядок был подтвержден и греческими царями, когда персидское царство пало под ударами Александра Македонского, и римским полководцем Помпеем, завоевавшим Иудею в 63 г. до Р. X. Со времени греческого владычества при первосвященнике создался совет из 70 лиц, так называемый синедрион; первосвященник был его председателем, а членами были жрецы и книжники, т. е. ученые знатоки закона и пророков, толковавшие закон для применения его к жизни.

Синедрион был, прежде всего, высшей церковной властью. Он собирал сборы на содержание храма и жречества, которое служило в храме и кормилось на доходы храма. Доходы эти были немалые. По закону в пользу клира и храма шла «всякая десятина во Израиле», т. е. десятая часть почти всех продуктов и притом не только тех, которые производились в самой Палестине, но и привозных. Книжники учили, что даже зерна, найденные в муравьиной куче, если эта куча находилась подле зерна, подлежащего десятине, должны были очищаться десятинной пошлиной, ибо муравьи могли перетаскать зерна именно из зерна, подлежащего оплате десятиной. Затем, в пользу храма и клира шли первинки всех плодов. Наконец в пользу храма была установлена денежная повинность в размере 1/3 шекеля с души в год. Все эти сборы синедрион имел право собирать со всех сынов Иуды, где бы они ни жили, в Иудее, в Галилее, или в рассеянии в разных провинциях Римской империи. Но принудительный характер эти сборы имели только в Иудее и в Галилее. Тут для принуждения неисправных плательщиков к услугам синедриона всегда была воинская сила Рима. Но власть синедриона была не только церковная; в Иудее, а в некоторые отдельные моменты и в Галилее, синедриону принадлежала также и гражданская власть, административная и судебная. Римские власти требовали только уплаты общеимперских налогов и натуральных повинностей, и выставления вспомогательных военных отрядов; во всем остальном власть была оставлена в руках иерусалимского синедриона. Все его решения и приговоры были окончательные; только смертные приговоры шли на утверждение римского прокуратора. Таким образом, все управление страною было в руках жрецов и книжников, которые правили на основании закона, якобы данного самим богом через Моисея, и на основании толковании этого закона, дававшихся книжниками. Древнейшее собрание этих толкований относится к эпохе Иисуса и называется Мишной; это – древнейшая часть так наз. Талмуда, обширной литературы толкований на закон, создававшейся в Иудее и в рассеянии на протяжении нескольких столетий после Р. X.

Как же жилось под властью жрецов и книжников народу? Положение народных масс в Иудее и Галилее было неодинаково. Сами эти области сильно отличались одна от другой, и по своим природным особенностям, и по населению. Галилея – густо населенная страна, с плодородной почвой, пестреющая пашнями, лугами и садами. Когда Иисус говорил свои притчи о сеятеле, о винограднике и виноградарях, он вдохновлялся теми картинами сельской жизни, в которых протекала жизнь галилеянина, и от этого притчи эти имели такой успех. Селения сменялись в Галилее городами, из которых даже самые небольшие насчитывали не менее 15.000 жителей. Огромное и приветливое Галилейское озеро кишело рыбой и было опоясано целым рядом рыбачьих деревушек, давших Иисусу первых учеников. Неприветливы и дики были только северные окраины Галилеи, около Меромского озера, где начинались леса и болота и дикие скалы гор Гермона.

Напротив, Иудея была несравненно более бедной и суровой страной. Лишь в западной её части, ближе к морю, было возможно земледелие; восточная часть Иудеи, примыкавшая к Мертвому морю, была дикой пустыней, изборожденной руслами высохших рек (арабы называют их теперь „вади»). Эта пустыня была ареной для деятельности Иоанна Крестителя, а впоследствии туда скрывались первые христианские монахи, уходившие от мира и его страстей. В Иудее население было редкое, а из городов крупным был только Иерусалим, вообще самый большой город в Иудее и в Галилее. Он был главным центром иудейской жизни, можно сказать, поглощал собою всю Иудею. Там жило многочисленное жречество, были главные школы книжников; вокруг храма жило и кормилось многочисленное ремесленное население, было много торговых заведений, гостиниц и постоялых дворов, обслуживавших ученое и духовное население города и постоянно сменявшуюся волну паломников. Эти паломники стекались в Иерусалим обыкновенно на три главных праздника, особенно к Пасхе, из Иудеи, Галилеи и из всех концов римского мира, где только были иудейские общины. С ними вливался в Иерусалим поток золота и серебра, которое богомольцы оставляли огромными количествами в карманах жрецов, левитов, книжников, торговцев, трактирщиков и содержателей гостиниц. Иерусалим жил законом, кормился храмом, дышал курением жертв; он не производил никаких материальных продуктов, но плел бесконечную сеть тонких разъяснений закона, увещаний его соблюдать, обещаний всяческих наград, за исполнение и грозных казней за пренебрежение. «Слушай, Израиль: господь – бог твой, господь – один. И люби господа бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всею силою твоею. И пусть будут слова эти, которые я заповедаю тебе сегодня, на сердце твоем; и внуши их сынам твоим, и говори их, когда ты сидишь в доме твоем, и когда ты идешь по дороге, когда ты ложишься спать и когда ты встаешь; и обвяжи их, как знак для памяти, вокруг руки твоей, и пусть подобно повязке, они будут пред очами твоими; напиши их на косяках дверей дома твоего и на воротах. И если вы будете повиноваться заповедям моим, которые я заповедаю вам ныне – будете любить господа бога вашего всем сердцем и всею душою, – то я буду посылать земле вашей дождь благовременный, дождь ранний и поздний, и соберешь ты, (Израиль), свой хлеб, вино свое и масло свое; и дам скоту твоему траву в поле твоем, и ты будешь есть его и насытишься. Берегитесь, чтобы не впало в обман сердце ваше, и чтобы не отклонились вы от господа и не стали служить и молиться богам другим. Ибо возгорится на вас гнев господа, и заключит он небо, так что не будет дождя, и земля не даст плодов своих, и исчезнете вы скоро с прекрасной земли, которую господь даст вам». Эта молитва, – отрывок из закона – читалась в начале каждой общественной молитвы; каждый иудей три раза в день должен был повторять их; пергаментные свитки, на которых была написана эта молитва, привешивались каждым ревностным иудеем в особых ящичках к воротам дома и в особых трубочках привязывались к левой руке и к середине лба кожаными ремешками. А когда за богослужением выступал ученый проповедник, книжник – раввин, он повторял без устали те же увещания. „Каков правильный путь, который должен избрать себе человек? (Делать) все, что есть слава тому, кто делает это, и приносит ему честь от людей. Будь внимателен к легкой заповеди, как к трудной, ибо ты не знает награды за исполнение заповеди; сопоставляй убыток, который ты получишь от исполнения заповеди, с наградой, и прибыль, которую ты получишь от греха, с наказанием; наблюдай три вещи, и ты не впадешь в грех: помни, что над тобою око, видящее и ухо слышащее, и что все дела твои записываются в книгу”. „Любим у бога человек, ибо он создан по образу его; любимы израильтяне, ибо они названы сынами бога; любимы израильтяне, ибо им дано сокровище, которым создан мир, как сказано: я преподал вам доброе учение, не оставляйте закона”. „Семь родов казней приходят на мир за семь родов прегрешений: если одни отделяют десятину, а другие не отделяют, то приходит голод от засухи, так что одни голодают, а другие сыты; если перестанут совсем отделять десятину, то приходит голод от военных бедствий и от засухи; если перестанут давать жертву от закваски, то приходит голод все истребляющий; чума приходит в мир, если суду не преданы преступления, достойные смерти, о которых говорит закон, и если (не отделяют) плодов седьмого года; меч приходит в мир за медленное судопроизводство, за кривой суд и за (грех) тех, кто учит закону несогласно с преданием; дикие звери приходят на мир за ложные клятвы и за осквернение (божьего) имени; изгнание приходит на мир за идолопоклонство, блуд, пролитие крови и за несоблюдение отдыха на земле”.

Иудея и Иерусалим повелевали и собирали, Галилея повиновалась и платила. Но повиноваться и платить Галилее было нелегко, гораздо труднее, чем Иерусалиму повелевать и собирать. Книжники „связывают бремена тяжёлые и неудобоносимые и возлагают на плечи людям, а сами не хотят и перстом двинуть их”. Если мы поближе познакомимся с положением народной массы, и её жизнью под властью закона, то мы увидим, что в этих евангельских словах вряд ли есть большое преувеличение. В Галилее и в западной Иудее расстилались цветущие пашни; но эти пашни принадлежали немногим богачам, которые в хороший урожай не знали, куда им собрать плоды свои, и говорили душе своей; „много добра у тебя лежит на многие годы; покойся, ешь, пей, веселись” (Лук., XII, 16 – 19). Над этими пашнями трудились мелкие арендаторы, которые должны были отдавать господам половину или две трети урожая, и сельские рабочие, которые могли получать свою поденную плату лишь с большим трудом, если не знали всех тонкостей закона. Закон говорил: „плата наемнику не должна оставаться у тебя до утра” (Лев. 19, 13); книжники вывели отсюда очень удобное для хозяев правило относительно срока, в течение которого наемный рабочий мог получать поденную плату без всяких формальностей. Именно, срок был установлен такой; ночь, непосредственно следующая за рабочим днем, для дневного рабочего, и день, непосредственно следующий за ночью, для ночного рабочего; рабочий, пропустивший эти сроки, должен был уже возбуждать судебный иск. Так отягощалось и без того трудное положение сельских рабочих. А для городских рабочих и ремесленников закон ставил целый ряд ограничений и запрещений работы на язычников. Галилея нередко в просторечии звалась «языческой» – население там было не чисто иудейское, а смешанное, и около половины всего городского населения составляли богатые греки, сирийцы, римляне, постоянно нуждавшиеся в работе ремесленников. А так как закон ради соблюдения религиозной чистоты, запрещал иудеям тесные сношения с язычниками, то книжники воспользовались этим общим запрещением, чтобы совсем запретить галилейским и иудейским ремесленникам работать на язычников или поставить столько условий, что работа все равно становилась невозможной. Например, плотникам безусловно было запрещено строить базилики (здания для административных и общественных учреждений), эшафоты, ристалища, места для зрителей; разрешалось строить для язычников общественные здания и бани, но лишь до того свода, в котором должна по плану здания находиться «авода зару» т. е. какое – либо украшение, статуя, изречение, относящееся к языческой религии. Понятно, что при таких условиях язычники очень редко нанимали на постройки иудеев. Такие же ограничения и запрещения были относительно торговли. Язычникам нельзя было сдавать в аренду дома, потому, что язычники могли бы внести в снятый дом «аводу зара» и тем осквернить его; нельзя было продавать язычникам дома и поля по той же причине. Кроме того, нельзя было продавать язычникам множества продуктов и животных, которые язычниками могли быть употреблены для жертвоприношений. Тут перечисляются и кедровые орехи, и смоквы, благовонная ливанская смола, финики, вино, белые петухи (таких петухов приносили в жертву богу Эскулапу). И эти же продукты нельзя было покупать у язычников, если было подозрение, что из запаса продаваемых продуктов приносились жертвы богам. Можно было покупать у язычников всякую утварь для хозяйственного обихода, но все покупаемое нужно было подвергать обязательному очищению. От всех этих ограничений труднее всего было именно галилейским иудеям, которые жили бок – о – бок с язычниками. Ремесленники нуждались в работе; но работать без всяких ограничений можно было только у своих же иудеев. Работников было много, а работодателей мало, их число искусственным образом сокращалось вдвое. Такое же положение было и для торговцев. Многие галилеяне ходили разносчиками и коробейниками по всей Палестине и Сирии; но не всякому они могли продать свой товар и не у всякого могли купить нужные им продукты. Иудейские предприниматели и капиталисты пользовались этими запретами себе на пользу: они эксплуатировали наемный труд на самых выгодных для себя условиях. Жалобы каменщиков плотников на плохое житье слышатся из книги Еноха, сборного апокрифа, появившегося в эпоху Иисуса. Одна надежда их – говорит книга Еноха – на праведный суд божий, который воздаст им сторицею за все капли пота, за каждый положенный ими кирпич, за каждый голодный день. Нелегко было иго закона. Десятина, первинки, многочисленные обязательные жертвы, постоянные самоограничения в работе и торговле – все это, действительно, для небогатого труженика нередко становилось «бременами неудобоносимыми».

Но кроме ига закона приходилось еще нести иго римлян. Как и все прочие провинции, Палестина была для римлян, прежде всего источником дохода, доходной статьей. Подати были двоякого рода: прямые – поземельная и подушная, и косвенные – разные акцизные, таможенные и рыночные сборы. Но не так тяжелы были эти подати, как способ их взимания. Все косвенные подати сдавались на откуп; откупщики при помощи своих сборщиков, называемых в евангелиях мытарями, буквально выжимали из населения последнюю копейку; прямые подати собирались иерусалимским синедрионом. Затем, приходилось нести воинскую, дорожную и подводную повинности. Последнею очень часто злоупотребляли римские чиновники, требовавшие лошадей и не возвращавшие после их владельцам. Всякое проявление недовольства или ропота беспощадно подавлялось: и Пилат и другие прокураторы не раз производили жестокие избиения безоружной толпы.

Синедрион и римские власти, конечно, не всегда жили мирно и согласно, бывали между ними случаи резких конфликтов, в особенности, когда римские прокураторы посягали на казну храма. Но в этих случаях иерусалимские жрецы всегда скоро умели находить управу на зарвавшихся чиновников, и мир восстанавливался. Мир нужен был и той и другой стороне, так как у той и другой стороны был общий враг: стонущие народные массы. Для них строй, установленный Мишной, был тяжким игом; смуты и волнения, постоянно происходившие в Иудее и в Галилее в течение всего I века, были революционными попытками свержения этого ига. Дерзость, неповиновение народных масс увеличивались с каждым десятилетием; и некоторые вдумчивые и боязливые представители иудейской интеллигенции с ужасом смотрели в будущее. Казалось, что растущая анархия есть признак скорого крушения жреческого строя, пришествия Мессии. „Перед пришествием Мессии – говорили некоторые раввины, – дерзость увеличится, и дороговизна даст себя знать; лоза будет давать плод свой – а вино вздорожает; дома собраний будут служить для блуда, мудрость книжников испортится, богобоязненные будут в презрении, истина будет ограничена, юноши заставят бледнеть стариков, старики будут вставать перед молодыми, Галилея будет опустошена, жители будут ходить из города в город, и никто не сжалится.... На кого тогда опереться? На отца нашего, что в небесах”. Но пока дело не дошло до такой крайности, для правящих сфер была другая, более близкая и надежная опора. Равви Ханина говорил: „молись о благополучии правительства, ибо, если бы не страх перед ним, один другого проглотил бы живьем”. И принося ежедневную торжественную жертву за римского императора, первосвященник и жрецы делали это не только из страха перед завоевателями, но и в надежде на их опору и защиту. Для них было важно сохранение в целости храма, беспрерывное и беспрепятственное совершение богослужения, исправное получение всех приношений и жертв, установленных законом. Если все это им обеспечивали римляне, то их власть нужно было поддерживать и уважать.

Поэтому жреческая партия была партией верноподданной. Жрецов и их сторонников звали саддукеями, по имени Садока, первого верховного жреца Иерусалимского храма; первосвященник и жрецы считали этого Садока своим предком. Ловкие политики, саддукеи мало интересовались религиозными вопросами и спорами. По одному и тому же строго заведенному порядку, согласно предписаниям Торы (т. е. закона Моисеева), совершали они богослужение в храме, заседали в синедрионе, толкались в претории римского прокуратора или во дворце бутафорских царей, в роде Ирода, которых для декорации держали римляне в стране в начале нашей эры. Сытые и довольные, поглощенные практическими заботами, церковными и гражданскими, саддукеи не задумывались над новыми вопросами веры, возникавшими в народной среде, и предоставляли ведаться и спорить с народом и друг с другом книжникам.

Книжники, учёные знатоки закона, принадлежали к другой партии, – фарисеев. Это прозвище значит по – русски обособившиеся, отделившиеся; так их звали в народе, сами же они называли себя хаберим, т. е. товарищами по знанию закона и святой жизни. Мы видели, что без их помощи не могли обойтись жрецы в синедрионе; им же жречество вверило заботу учить народ вере и правильной жизни по закону. Это учений производилось двумя путями! в школе и в синагоге. Синагога – место собрания для молитвы; в каждом городе Иудеи, Галилеи и расеяния, где только была иудейская колония, устраивалась синагога. По субботам и в праздничные дни в синагогах устраивались молитвенные собрания. Они начинались чтением молитв и положенных мест из писания; затем, всякий желающий мог произнести проповедь. Проповедниками обыкновенно и выступали книжники и раввины, представители фарисейской проповеди. Они внушали необходимость самого строгого исполнения закона именно так, как они его толковали и понимали. Только таким способом, говорили они, народ может приблизить осуществление своих идеалов. Фарисеи говорили, что они разделяют народные идеалы и народные ожидания: верят и в пришествие Мессии, и в воскресение мертвых, и в загробное воздаяние, в божественный суд над всеми насильниками, угнетающими народ; но первое условие награды – исполнение закона. „Твой работодатель надежен” – говорил равви Таффон: „он заплатит тебе за труд твой; знай, воздаяние праведникам – в будущем, после воскресения мертвых”. И фарисеи старались сами подавать добрый пример строгого и неуклонного исполнения закона. Однако, многие из них обращали все свое внимание исключительно на соблюдение мельчайших обрядов и правил, не заботясь совершенно о действительной праведности – справедливости, милосердии и любви. Подобно современным, по своему очень религиозным людям, которые строго соблюдают посты, не пропускают ни одной службы, бьют поклоны и ставят свечи, но в обыденной жизни на каждом шагу лгут, обманывают, крадут и нарушают элементарные требования нравственности, некоторые фарисеи лицемерно долго молились, чтобы видели их люди, и поедали домы вдов, давали десятину даже с анису, мяты и тмину, и забывали „важнейшее в законе” – суд, милость и веру, заботились о чистоте чаш и блюд, но сами внутри были полны „костей мертвых и всякой нечистоты”, подобно ярко раскрашенным гробам. Лицемерная праведность таких представителей фарисейства соединялась с высокомерием и суетным искательством почестей: они „любят возлежать на первом месте на пиршествах и председательствовать в синагогах, любят приветствия в народных собраниях, и чтобы люди звали их: учитель, учитель”. Конечно, такими были худшие представители фарисейства и книжничества; но по их делам судили всю партию. Книжники и фарисеи вошли в историю с эпитетом „лицемеры”, фарисейство стало синонимом ханжества. И негодование против этих худших представителей иудейской интеллигенции заставило забыть о лучших её представителях. У тех не расходилось слово с делом, как показывает хотя бы прозвище праведный, данное равви Симону; они не забывали, что за правдой закона существует еще и правда жизни, как показывают их изречения. Симон праведный постоянно говорил: „на трех вещах стоит мир: на законе, на богослужении, на делах любви”; Гилель говорил: „будь в числе учеников Аарона, любящим мир и старающимся о мире, любящим творения и превлекая их к закону”; Иозе говорил: „пусть дом твой будет открыт настежь, пусть бедные будут твоими домочадцами”; равви Симон говорил: „когда молишься, не делай молитву свою пустым заклятием, но молением и горением к (святому) месту; ибо сказано: милостив и милосерд бог, мстителен в гневе и щедр в милости, и снисходителен к злому; – да не будет неисправимого злодея в глазах его”. Другие предостерегали от самомнения и непогрешимости. Тот же Гилель говорил: „кто распространяет свое имя, того имя погибнет”; Арбталион предостерегал: ,,вы, мудрые, будьте осторожны в словах ваших; случится – и вы подвергнете себя каре изгнания, и пойдете в изгнание на место дурной воды (т. е. дурного учения), и ученики, которые пойдут за вами, будут пить от неё и умрут”; поэтому равви Симон, сын Гамалиила предпочитал молчание: „всю жизнь мою я возрастал среди мудрых, и не нашел для человека ничего лучшего, как молчание; не изучение писания главная задача, но исполнение; всякий, кто тратит много слов, навлекает на себя грех”. И если фарисеи и книжники худшего сорта выставляли себя на показ, были нетерпимы ко всякому иному мнению и не гнушались политикой в синедрионе, то фарисеи и книжники типа Симона Праведного и Гилеля были погружены в дело личного усовершенствования и рекомендовали делать то же самое другим. Для них мир с его суетой казался обреченным на погибель, лежащим во зле. Равви Нехунья молился: „благодарю тебя, господи, боже мой, что ты дал мне удел среди посещающих школу, а не среди сидящих на улице; я встаю рано, и они встают рано; но я встаю рано для занятий законом, а они – для занятий суетой; я тружусь, и они трудятся; но я за свой труд получу награду, а они трудятся попусту; я спешу, и они спешат; но я спешу к жизни грядущего, а они к – погибели”.

Народная масса, стонавшая под игом жрецов, законников и римлян, была проникнута другим настроением, другою верою. Между её религиозностью и религиозностью фарисейства лежала целая пропасть. Наиболее мыслящие и непримиримые люди из народа не задумались прямо пойти на раскол и отделились от общины, во главе которой стояли столь недостойные руководители. Они ушли из Иудеи в пустыню по соседству с Мертвым морем и там, в небольших оазисах образовали земледельческия общины и артели ессеев, т. е. благочестивых, (от арамейскаго слова hase) закон они соблюдали неупустительно: в субботу даже не двигались и не отправляли естественных потребностей, в храм посылали все установленные приношения, тщательно соблюдали все омовения, но сами в храм никогда не ходили и не вступали ни в какие личные сношения с иерусалимским клиром. А общины свои они устроили так, чтобы в них не было ни приниженной нищеты, ни высокомерного богатства, ни рабов, ни хозяев; и это им удалось, так что даже противники говорили про них, что по образу жизни это самые лучшие люди. Их общины были общежитиями, в роде наших монастырей, и сами они давали обеты в роде монашеских: не жениться, не иметь никакой собственности, не открывать никому тайн своего учения, безусловно, подчиняться выборным попечителям; и одежда их, у всех одинаковая, напоминала монашескую: белая длинная туника, вроде рясы, подвязанная поясом, а за поясом кирка. Новых членов общины принимали не сразу, но после трёхлетнего испытания: после первого года новичка допускали к омовениям, которые у ессеев были священными обрядами, имевшими очистительную силу, а после следующих двух лет новичок принимался окончательно в общину. Все имущество находилось у ессеев в общем владении; никто ничего не мог ни продавать другому, ни покупать у другого, все складывалось в общую кассу, которой заведовали выборные .попечители; о старых и слабых должны были заботиться более молодые и сильные, о больных – здоровые. Если ессей ехал в другой город или селение, то он находил себе приют в тамошней ессейской общине; если же такой общины в каком либо городе не было, то в такой город назначался особый попечитель, который обязан был помогать путешествующим братьям и удовлетворять их нужды. Таким образом, ессеи откололись не только от иудейской церкви, но и от своего иудейского общества. Они считали его царством насилия, нечестия и неправды; но, не мечтая о чудесном будущем, они хотели исправить и улучшить свою жизнь в настоящем, не останавливаясь перед самыми тяжелыми жертвами и обязанностями.

Однако нелегко было всякому отречься от мира, отказаться от брака, от своего угла, от своего, хоть плохенького, хозяйства. В ессейские общины шли немногие, наиболее решительные и сильные духом люди; ессеев было немного. Народная масса не могла понять и усвоить идеалы ессейства и искала для себя других путей для утешения, жила другими надеждами, не мудрствуя, но попросту, не разрывая формально с официальной церковью, но понимая её учение и обряды по – своему. Народ исполнял привычные традиционные обряды, приносил установившиеся из века в век жертвы: но для него книжнические рассуждения о законе и праведности были чужды, и он не исполнял всех мелочей, предписываемых Мишной. За это книжники и фарисеи звали народную массу am hares – народом земли. „Народ земли – невежда в законе; проклят он“. Однако, это проклятие мало смущало народную массу. Она понимала религию так, как понимали ее и исполняли деды и прадеды, верила и делала так, как учили старики.

Откуда зло на свете? Отчего так трудно жить? Отчего простой, бедный и честный труженик стонет, а богатый и оборотливый бездельник благоденствует? Как помочь горю? Как разрешить загадку? – Эти вопросы больше всего занимали народную массу, и в религии она искала их разрешения.

Горе, болезнь и смерть – всему этому причина злые духи, бесы, как они называются в евангелии. Много этих бесов, и живут они в пустынных местах или кладбищах, любят вселяться в человека, а если приходится из человека уходить, то злой дух скитается с воем и тоской, не находя себе места. Вселившийся в человека бес мучает его, причиняет ему тяжкую болезнь; если выгнать из человека беса, то больной выздоровеет. Смерть – от болезни; великое это горе, и иногда посылается богом в наказание за грехи. Главные злые духи – Сатана и Веельзевул. Сатана – значит, собственно, противник; в старину Сатаною называли небесного духа, который должен был следить за людскими грехами и обвинять грешников перед Иагве – был своего рода небесным прокурором. Но с течением времени Сатана в народном представлении из прокурора превратился в провокатора, из обвинителя в грехе – в соблазнителя по греху. Чтобы побудить человека ко греху, Сатана входит в него: так вошел Сатана в Иуду – предателя во время тайной вечери, Иуда сейчас же встал и пошел к членам синедриона. Веельзевул – это князь бесовский. Это имя в старину произносилось Ваалзевув и значило „господин мух”. Его почитали в филистимском городе Экроне, и в старину, и в эпоху Иисуса. А так как мухи, в особенности в Палестине, – насекомые ядовитые и грязные, переносящие всякую заразу, то, естественно, народ, видя, что от укуса мухи человек часто заболевает и даже умирает, считал мух воплощением бесов, а их господина – бесовским князем. Переиначили произношение Ваалзевув в Веельзевул ради легкости: легче произнести „зевул“, чем „зевув“; но вместе с тем имя это приобрело еще более дурной смысл. Zivvul – значит кал; отсюда по созвучию, стали толковать: Веельзевул – господин кала; недаром и мухи так любят садится на кал и навоз. Под началом Веельзевула – легионы бесов, которые служат ему и исполняют его приказания. Всякий грешник – слуга Сатаны; всякий праведник – враг Сатаны. Тогда, впрочем, выражались еще резче: грешники – сыны Сатаны¹ праведники – сыны божии.

У бога то – же есть подвластные духи – ангелы. Бог посылает их к праведным людям открывать им свою волю и охранять их на всех путях их. Это ангелы (греч. слово, означающее собств. посланник, перевод евр. maleakyh). У каждого человека есть свой ангел – хранитель; выше ангелов – хранителей – ангелы – покровители народов, напр. Михаил, покровитель народа еврейского. Другие высшие ангелы, или архангелы, исполняли специальные божественные поручения. Так, по народной вере, архангел Гавриил обыкновенно посылался к людям для возвещения им божественной воли – как к деве Марии, к Захарии, отцу Иоанна Крестителя; архангел Рафаил представлял к престолу божества молитвы праведных. Эта вера в добрых и злых духов, существовавшая и у древнего Израиля, в эпоху после плена стала особенно живой и распространенной под влиянием вавилонской и персидской религии, в которых представления о добрых и злых духах и их вечной борьбе были очень развиты, составляли целую систему и дали основание для создания особой священной науки заклинаний и заговоров.

В здешней земной жизни идет постоянная борьба праведников и грешников, бога и Сатаны, ангелов и бесов Сыны божии, люди божии могут помогать в борьбе с бесами. Праведный, пророк, истинный сын божий может получить от бога особую власть над бесами, может изгонять их, исцелять болезни и таким образом облегчать жизнь, уменьшать страдания. Поэтому любимыми народными пророками древности были Илия и Елисей, исцелявшие больных, кормившие голодных, воскресавшие мертвых. Когда в синагогах читались рассказы о деятельности этих пророков, народ слушал, затаив дыхание, и страстно желал, чтобы и теперь появился пророк, равный Илии по силе. Учителей было много, чудотворцев мало; иудейский историк Иосиф упоминает только одного такого знаменитого чудотворца, Элеазара, изгонявшего бесов при помощи волшебного корня, который был указан, по преданию, еще царем Соломоном. Этот корень растет в Заиордане, жжет, точно пламень, и просто руками взять его нельзя, нельзя даже близко подойти к нему. Надо полить его женской мочой или менструальной кровью, тогда можно к нему приблизиться; потом, чтобы извлечь его из земли, надо окопать его кругом, привязать к нему собаку и гнать ее; собака побежит и сейчас же околеет, но за то вытянет из земли драгоценный корень, и тогда его можно взять безопасно руками. Этот – то корень Элеазар подносил к носу людей, одержимых злыми духами, и извлекал бесов через ноздри. О чудесах Элеазара была громкая слава во времена Веспасиана, уже много лет спустя после казни Иисуса; но во время Иисуса чудотворцев знаменитых не было, были только простые колдуны, пытавшиеся лечить больных заклинаниями, составленными по преданию тем же царем Соломоном. Учителей внимательно слушали; но если бы явился необыкновенный чудотворец, то за ним стали бы ходить толпы народа.

Но здешняя земная жизнь кончается смертью. Тут была роковая загадка. Прожил жизнь честный труженик в бедности и муках, не видев счастья; умер, – и нет его; и та – же участь постигает и богатого нечестивца. Жребий всех – один. Где – же божественная справедливость? Где – же божественная сила? Праведность должна получить награду, а зло должно быть наказано. Между тем, праведные живут сплошь и рядом в страданиях и скорби, мучимые болезнями и невзгодами, попираемые и притесняемые высокомерными насильниками – где – же тут правда? И вот укреплялась мысль, что смерть – это не конец жизни, а только её временное прекращение. Ведь не все люди умерли. Великий пророк Илия не умер – бог взял его живым на небо; так же был взят живым на небо и праведный допотопный патриарх Енох; некоторые книжники учили, что и Моисей не умер, а взят на небо. Были в писании легенды, рассказывавшие, что и умершие люди воскресали: народ хорошо запомнил, как Илия воскресил сына вдовы в Сарепте, а Елисей – сына одной женщины из Сунема. Верилось, что люди, гонимые и умирающие за правду, не могут умереть навеки; народная мысль не мирилась с этим. И с величайшим увлечением рассказывали и повторяли сказание об одной матери и семи её сыновьях, которые были замучены за веру свирепым царем Антиохом за полтора века до эпохи Иисуса. Одного рассекли на части, с другого содрали кожу, третьего жгли на медленном огне; но мать мужественно взирала на все эти мучения и говорила: „я не знаю, как вы явились в чреве моем, не я дала вам дыхание и жизнь, не я стройно составила строение ваше; посему творец мира, устроивший происхождение человека и измысливший происхождение всех, вновь даст милостиво вам дыхание, жизнь, ибо вы теперь презрели самих себя за его законы”. А сыновья повторяли то – же самое мучителю, и один сказал так: „лишающемуся жизни чрез людей утешительно предаться надеждам, данным от бога, на то, что опять он воскресает нас; для тебя же не будет воскресения в жизнь”. Эти рассказы утверждали народ в вере, что праведные и притесненные воскреснут и получат воздаяние за гробом, а злые и нечестивые насильники не увидят воскресения. Вера в воскресение мертвых была распространена не только среди народа. Ее разделяли и книжники, и фарисеи; они рассуждали, что если бы мертвым не суждено было воскреснуть, то незачем было бы о них и молиться. Они также ожидали в той жизни воздаяния за свои труды и старания по исполнению закона. „Воздаяние праведникам в будущем, после воскресения мертвых” – говорил равви Таффон; другие учили, что знание и исполнение закона дает жизнь вечную; кто не верит в воскресение мертвых, тот не получит доли в веке будущем. Разделяли народную веру в воскресение и некоторые крупные аристократы того времени: Ирод серьезно считал Иисуса за воскресшего Иоанна Крестителя, которого он приказал обезглавить; в народе многие считали Иисуса также за воскресшего древнего пророка. Только одни саддукеи смеялись над верою в воскресение. Они отрицали существование ангелов и бесов и воздаяние в будущем мире, им жилось хорошо и на этом свете. В евангелии рассказывается, как саддукеи задали Иисусу насмешливый вопрос: было семь братьев, умерших один за другим без потомства; жена первого по праву ужичества становилась по очереди женою каждого; спрашивается, по воскресении мертвых чьей женой должна она быть? Иисус будто бы ответил на этот вопрос, что по воскресении мертвых люди не будут ни жениться, ни выходить замуж, но будут как ангелы на небесах; однако, народная масса смотрела на дело проще. Мы увидим, что жизнь вечная представлялась народу той же земной жизнью, только беспечальной, сытой и блаженной.

Когда же произойдет воскресение мертвых? Тогда когда кончится этот век, этот мир – был простой и естественный ответ. В этом веке, в этом мире, идет постоянная борьба бога и его ангелов с сатаною и его бесами. Придет время решительного боя между небесными и адскими силами, последней борьбы между добром и злом; это будут последние дни мира. После окончательной победы над сатаною установится царство божие, в котором участниками будут праведные сыны Израиля, живые и мертвые: земля отдаст тех, кто покоится в ней, прах отпустит тех, кто спит в нем. Неизвестный поэт влагает в уста Моисея такую картину грядущей катастрофы, суда и установления божьего царства:

И тогда проявится правление божье над всей тварью его,

Тогда будет кончина диаволу,

И с ним скорбь отнимется.

Тогда руки наполнятся ангела²,

Что на вышнем месте – стоит

И отомстит за народ он врагам его,

Ибо небесный царь восстанет с трона своего,

Изыдет из святой храмины своей

В возмущении и гневе против сынов своих.

Тогда задрожит земля, сотрясется до своих концов,

И горы высокие понизятся и поколеблются,

И долины провалятся.

Не даст больше света солнце, превратится в тьму,

Рога луны сломаются, вся она превратится в кровь,

И черед звезд в беспорядке закружится.

Отхлынет море, обнажится бездна,

Иссякнут источники вод,

И реки остановятся.

Ибо восстанет вышний бог, единый и вечный,

Воочию выступит покарать язычников,

Уничтожить все кумиры их.

Тогда блажен ты будешь, о Израиль,

Хребет и крыло орла ты ногою – попрешь

И дни орла исполнятся!

И возвысит бог тебя,

И вознесет на небо звездное,

На место своего пребывания.

И тогда из выси воззришь ты на врагов своих на земле.

И они узнают тебя и возрадуются,

И возблагодарят тебя перед твоим создателем!

Вернутся тогда блаженные времена царя Давида, царствование которого казалось сказочным временем всеобщего благополучия, славы и правды. И народ трепетал, когда в синагоге читалось знаменитое изречение Исаии о грядущем царстве Помазанника (Мессии) Иагве: «тогда пробьется отпрыск из древа Иессея, и вырастет росток из его корня, на него снизойдет дух Иагве, дух мудрости и разума, дух совета и мужества, дух страха и богопознания. Он будет дышать страхом Иагве; он будет судить не по взору очей своих, и будет решать не по слуху ушей своих; он будет судить правосудно малых, и дела несчастных в стране будет решать по справедливости; но преступника он будет поражать жезлом уст своих и дыханием губ своих, и грешника будет убивать он. Праведность будет опоясанием чресл его, и верность будет опоясанием бедр его. Тогда волк будет жить вместе с ягненком, и барс будет лежать около козленка, теленок и львенок будут есть вместе, и маленький мальчик будет пасти их, Тогда будут рядом пастись корова и медведица, рядом будут лежать детеныши их, и лев будет есть солому, как вол; грудной младенец будет гладить усики ехидны, и отнятый от груди протянет руку к глазам василиска; и не будет ни преступлений, ни несправедливостей на всей святой горе моей». Исаия писал эти строки в такое же тревожное время, как и во времена Иисуса. И тогда внутри были тяжёлые смуты и свары, неправда в судах, притеснения крестьян богатыми помещиками, военные опасности; только – что северное царство Ефрема погибло под ударами Ассирии, и Иуда с трепетом ждал своей очереди. Теперь так – же тяжело жилось простому человеку, а иго иноплеменников давало себя чувствовать на каждом шагу. И потому слово Исаии приобретало особую силу. В него вчитывались и вдумывались и книжники и вдумчивые люди из народа; и те и другие сошлись на вере, что грядущий суд и грядущее царство принадлежат Мессии, царю из рода Давидова.

Каков же будет этот Мессия? Просто – ли человеческий царь, который будет орудием в руках божества, исполнителем его воли? Что Мессия явится, как человек, в этом никто не сомневался: это будет «сын человеческий», т. е. из рода человеческого. Он будет помазанником, как прежние цари и пророки, на которых чрез помазание священным маслом Иагве изливал особые свои дары: проникать в волю божества, открывать ее людям, судить их, совершать чудеса. Но так как Мессия должен был явиться в последние дни мира, в дни его катастрофы, и создать на развалинах старого испорченного мира новый совершенный мир, то понемногу стали представлять себе Мессию особым существом, настоящим сыном божиим, полубогом. В особенности любили рассуждать о божественной природе будущего Мессии книжники. В одном откровении, которое приписывалось преданием книжнику Езре, изображается, как во время кончины мира Мессия выходит из моря; а бог толкует это видение Езре так: „как никто не может исследовать и узнать, что есть в глубинах моря, так никто из обитателей земли не может видеть сына моего и тех, кто в свите его, до часа того дня“. Мессия – „тот, кого всевышний приберегал долгие века, чрез которого он хочет искупить творение; он и есть тот, кто создаст новый порядок среди оставшихся».

Народ охотно слушал эти рассуждения о сверхъестественной природе будущего Мессии, „сына человеческого”, но „сокрытого у бога раньше творения мира”. Мессия будет обладать божественной, чудесной силой, это будет полубог; но пришествие и суд его народ представлял по своему, не так, как учили книжники. Книжники думали, что Мессия должен искупить мир от греха; народ ожидал, что Мессия покарает всех угнетателей и возвеличит угнетенных, и сделает это самыми простыми, земными способами, только с божественной помощью и с чудесною силою. Сначала будут признаки, знамения, по которым можно будет узнать о приближении пришествия Мессии. Явится Илия, как обещал Иагве устами пророка Малахии: „поистине, пошлю я вам пророка Илию перед пришествием дня Иагве великого и страшного”. В это время жить с каждым днем, будет все труднее и опаснее. „Тогда будет среди обитателей земли великое возмущение духом, и будут они замышлять войны друг против друга, город против города, область против области, народ против народа, царство против царства. Тогда, когда сие произойдет, и придут знамения, которые я предрек тебе, тогда явится мой сын. И когда все народы услышат его голос, оставят они все свои земли и взаимные войны; и соберется бесчисленное войско в одном месте, и они придут туда, и нападут на него. А он сам вступит на вершину горы Сиона; Сион явится и всем откроется, великолепно отстроенный... А он, мой сын покарает за грехи те народы, которые выступят против него – и сие будет подобно буре; он припомнит им их злые помыслы и представит им их будущие мучения и – сие будет подобно огню; и затем неустанно будет он уничтожать их повелением своим”. Так погибнут все народы, цари и владыки, притесняющие теперь сынов Израиля, и прежде всех ненавистный Рим: дни орла исполнятся. Погибнут и все грешники – лучше им было бы никогда и не родиться. „Из них те, кто владеет землею, не будут более могущественными и высоко стоящими, и не смогут зреть лика праведных. Цари и владыки будут в те времена уничтожены и переданы в руки святых и праведных... жизни их придет конец”.

Больше всего и ярче всего горела мечта о близком пришествии Мессии в среде вольного и беглого люда, скрывавшегося на севере Галилеи, в диких окрестностях Меромского озера. Туда стекались все те, кто не мог ужиться под игом законников и римлян и хотел борьбой свергнуть это иго. Там было много „зелотов”, т. е. ревнителей, решительных и смелых борцов за правду закона; было много и простой вольницы, беглых рабов, арендаторов, преступников, скрывавшихся от суда и казни. Из вольницы Меромского озера составлялись шайки разбойников, делавшие набеги на города, где они грабили и громили дома богатых и римлян. Ожидания Мессии были широко распространены и среди этой вольницы. Оставалось только появиться вождю, который назвал бы себя „царем иудейским” – и за ним готов был пойти весь Мером, а затем и вся Галилея. И в течение первого века нашей эры такие цари иудейские появляются несколько раз, поднимая каждый раз восстание; первое восстание в 6 г. поднял Иуда Гавлонитоник, первый „царь иудейский”, последнее восстание в 66 – 70 г.г. разгорелось в настоящую революцию против правящих иудейских верхов и римского владычества и лишь с большим трудом было подавлено римскими войсками. Кроме „царей иудейских”, появлялось немало пророков, призывавших к покаянию. Они говорили, что в ожидании пришествия Мессии надо очиститься и душою, и телом: покаяться в грехах своих и омыться в водах Иордана. Таким пророком был Иоанн Креститель, отшельник, живший в иудейской пустыне. И к этим проповедникам ходили толпы народа, слушали их речи, крестились у них, брали на себя обет поста и воздержания.

Что же говорили народные проповедники. Учили они новой вере или чему другому? О новой вере не было и речи в их проповеди; напротив, зелоты даже хвалились ревностным исполнением закона. Но вся мысль, все стремление народных проповедников и вождей были направлены на обличение неправды, властвующих, на предстоящий суд и воздаяние всем по делам их. Речи их передавались из уст в уста, записывались, и писатели из народа сохранили отрывки из них в откровениях, книгах о последних временах мира, которых много появилось в I веке нашей эры. Жестоко бичевали народные проповедники и власть имущих. „Подошли времена к концу... Над людьми господствуют люди безбожные и порочные, а сами учат, что праведны! Люди они вероломные, лишь на радость себе живут, во всех делах притворщики, во всякий час дня бражничают, и набивают глотку... Пожирают они добро бедных и утверждают, что делают так из жалости... Гонители, ищущие свары, вероломные, но прячущиеся, чтобы узнать нельзя было их, безбожники, исполненные преступлений и неправды, говорят они с утра до ночи: мы хотим удовольствий и пышности, сладко есть и пить, точно мы князья. Руки их и сердца творят нечистое, уста их хвастаются, и говорят притом они: не касайся меня, ты осквернишь меня“. Всем этим лицемерам – богачам, саддукеям, самодовольным книжникам и фарисеям предвещали проповедники горе в день суда. „Горе тем, кто утверждает неправду и насилие, и обман делает главою угла, ибо внезапно будут истреблены они, и не будет им мира. Горе вам, могущественные, насилием поражающие праведного, ибо придет день вашей гибели: во время то, когда придет над вами суд, будет для праведных много счастливых дней. Горе вам богатые, ибо на богатство ваше надеялись вы, и от сокровищ ваших будете извержены: ибо в дни богатства вашего не думали о всевышнем вы, неправду творили и нечестие, и заслужили день пролития крови вашей, тьмы и великого суда! Горе вам, приобретающим серебро и золото неправдою, говорящим притом: мы стали богаты весьма, имеем сокровища и владеем всем, чем хотим; ныне исполним мы все, о чем помышляли мы, ибо собрали мы серебро, и наши закрома наполнены, как река полной водой, и как полная вода, многочисленны люди в домах наших: – как вода, разольется ваша ложь, ибо богатство ваше не останется у вас, но внезапно отнимется у вас, ибо все вы стяжали неправедно, и будете преданы великому осуждению! Горе вам, делающим неправильные весы, и соблазняющим других, ибо чрез сие будет вам конец! Горе вам, строящим дома трудом других – ибо строите вы из камня и кирпича греха, и оторваны будете от основания домов ваших и от меча падете вы! Горе вам, поедающим пшеницу отборную, пьющим силу лучшего источника, и попирающим униженных своею силою, ибо внезапно воздастся вам: вы зачахнете и иссохнете, ибо источник жизни оставили вы! Навешивайте на себя, мужи, больше украшений, чем женщина, и больше безделушек, чем девица – вотще царское достоинство, величие и мощь повелителя, серебро, пурпур и золото, пития и яства: как вода, будете вылиты вы, со всеми вашими сокровищами, со всею вашей славой и честью погибнете вы, и со срамом, под смертельными ударами, в нищете будете брошены в печь огненную! Сие говорю я и возвещаю вам: создатель ваш до последнего истребит вас; никто не сжалится о вашем крушении, а создатель возрадуется вашей гибели”. Наиболее решительные вожди народа изображали суд и гибель врагов народа в виде их повального кровавого истребления. „И еще, клянусь вам, грешникам, что принесут вам грехи день непрекращающегося кровопролития. Будете молиться вы камням, другие сделают кумиры из золота, серебра, дерева и глины; третьи, по неразумию будут молиться нечистым духам, демонам и всяческим кумирам, но не получат от них никакой помощи. В те дни отцы с сыновьями будут убиты в одном месте, и братья будут убиты один подле другого, так что кровь их потечет потоком. От утренних сумерек до захода солнца будут убивать друг друга. Конь по грудь будет ступать в крови грешников, и колесница погрузится в кровь до верхушки”. Но истреблением не кончится казнь грешников. В то время, как все праведные и гонимые воскреснут для вечной жизни, перебитые насильники и гонители будут преданы второй смерти: вечному огню в геенне, уготованному для злых духов и грешников. „Увидел я нечто страшное” – рассказывал один проповедник – „был там великий огонь, который бушевал и ярко пылал; и место сие имело провал до бездны, все полно великими низвергающимися огненными столпами; пространство и ширину его не мог я ни окинуть оком, ни исследовать... Тогда сказал мне Уриил: место сие – темница злых ангелов, и там будут они заключены на веки веков; там будет и плач и скрежет зубовный”.

Подобные проповеди горячили воображение, воодушевляли на борьбу; еще ярче и заманчивее были картины блаженства праведников. „Я клянусь вам, праведные” – говорили проповедники: „славою того, кто велик и славен и крепок силою, и его величием клянусь я вам: я знаю тайну сию, я читал сие на небесных скрижалях и видел книгу святых. Я читал в ней и нашел в ней записанным о них, что всяческое добро, радость и честь уготованы для душ умерших в праведности, что дано будет вам много добра в награду за труды ваши, и что жребий ваш будет лучше, чем жребий живых. Не погибнут души ваши, ваши души будут жить, радоваться и веселиться”. И как мучения грешников будут физические, так и блаженство праведных будет материальное. Проповедники говорили, что царство божие будет здесь, на земле, только земля переменится, станет чудесно плодородною. „Всякому злому делу придет конец, и появятся деревья правды и истины, и благословенным будет всякий труд. Тогда будут жить все праведные, пока не народят по тысяче детей, и все дни их юности и старости в мире проживут они. В дни те облечется вся земля правдою, вся обсажена будет деревьями и полна будет благословенных даров. Всякие деревья злачные произрастут на ней; будут посажены на ней виноградники, и дадут они без конца вина; семя всякое, на земле посеянное, принесет урожай в тысячу крат, одна мера олив десять мер масла даст... Кто был голоден, досыта упитается; каждый день чудеса узрят праведные. Будут ветры дуть, богом посланные, по утрам навевать ароматов дух, по вечерней заре нагонять облака живоносной росы. И во время то с небес манна спадет; и вкушать ее будут праведные, ибо дожили до конца времен”. Первым среди народов будет Израиль, и его царю, Мессии, поклонятся все народы земли, принесут дары и знаки подданства. Слушая такие проповеди, народная масса проникалась страстною тоской, страстным стремлением к этому будущему блаженному царству и горячо молилась о его скорейшем наступлении: „Да возвысится и святится имя божие в мире, который он создал по своей воле! Да воздвигнет он свое царство, и да произрастет избавление его, и да приблизится его Мессия, и да избавит он народ в дни жизни вашей и в дни жизни всего дома Израилева, быстро и вскоре”.

В такой разгоряченной атмосфере ожиданий, мечтаний, покаяния, борьбы, жажды кровавой мести и войны всех против всех – жили Иудея и Галилея в эпоху Иисуса. В особенности, все черты описанного кризиса остро чувствовались и переживались в Галилее. Теперь, зная обстановку и настроения той среды, в которой жил и действовал Иисус, мы можем попытаться понять его деятельность и значение. Каждый религиозный и социальный проповедник, как бы ни был он талантлив и ярок сам по себе, может говорить и думать только о тех вопросах, которые поставлены жизнью его времени, и разрешать их он может также только одним из тех способов, какие указываются его современниками, и притом сообразно с желаниями и настроениями той общественной группы, к какой он принадлежит. Социальное положение Иисуса нам известно; мы определили теперь чаяния и ожидания галилейской бедноты; остается только найти в евангелиях ответы Иисуса на роковые вопросы жизни.

Около 30 – го года нашей эры в Галилее пошла молва о необыкновенном „святом божии“, Иисусе. Встречавшие его, видевшие и слышавшие „чрезвычайно дивились и говорили: все хорошо делает – и глухих делает слышащими, и немых – говорящими“. Рассказывали, что он очищает прокаженных и изгоняет из людей злых духов, даже воскрешает мертвых; постоянными спутницами его были ,,некоторые женщины, которых он исцелил от злых духов и болезней: Мария, называемая Магдалиною, из которой вышло семь духов, Иоанна, жена Хузы, домоправителя Иродова, и Сусанна, и многие другие, помогавшие ему своим имением“. С ними и с учениками, по большей части из рыболовов, Иисус ходил в окрестностях Капернаума, заходил и в самый Капернаум, везде проповедовал и учил и вел постоянные споры с книжниками и фарисеями. Когда люди, первый раз его видевшие и слышавшие, спрашивали, кто он такой, то получали в ответ, что он – плотник из Назарета, сын плотника же Иосифа и Марии.

,,Святой божий“ называли его толпившиеся вокруг него люди, жаждавшие чудес и доброго слова о лучшем будущем. Святой божий – значит человек, в котором живет дух божий: есть духи – нечистые, которые вселяются в человека, чтобы мучить его и погубить; есть духи божии их бог поселяет в своих избранниках, святых, чтобы помогать людям бороться с болезнями и злыми духами. Такими „божьими людьми“, в которых говорил и действовал „божий дух“, считались в старину пророки. Первые пророки составляли целые товарищества таких „одержимых духом“ людей: с воспаленными глазами, восторженными песнями, неистовыми плясками, бичуя и терзая себя, ходили такие пророки во времена царя Саула по всему Израилю. Другие пророки, жившие позже – Илия, Осия, Амос, Исаия, Иеремия, – также считали себя орудиями духа божия. В моменты религиозного восторга им казалось, что им является сам бог Иагве, со свитою из огненных духов в образе змей, сарафов (наши серафимы), и внушает им, что они должны говорить, так что пророк после видения говорит уже не то, что хочет, а что велит дух божий. Вообще, как всякий народ, так и народ иудейский не мог себе представлять святого и пророка иначе, как одержимых духом. Так было и по отношению к Иисусу. Во всем образе жизни и поведении Иисуса было что – то такое, что заставляло окружающих думать, будто он одержим духом. По-видимому, это была какая – то экзальтация, восторженность и полное равнодушие к практической жизни, её нуждам и заботам. “Лисицы и звери имеют норы, а сын человеческий не имеет, где преклонить голову“. Иисус сам не заботился ни о пище, ни об одежде и то – же советовал и своим последователям. ,,Не заботьтесь для души вашей, что вам есть, ни для тела, во что одеться; посмотрите на воронов – они не сеют, не жнут, нет у них ни ларей, ни житниц, а бог питает их: насколько же вы лучше птиц“? Родные, считая его одержимым, ходили за ним и старались увести его домой, но он отказывался идти с ними и с негодованием отрицал обвинение, будто бы в нем сидит нечистый дух и будто бы он изгоняет бесов самого Веельзевула. Да – соглашался Иисус – в нем обитает дух, и он сам чувствует, как во время исцелений из него выходит сила; но это – дух божий, и кто говорит, что в нем нечистый дух, тот изрыгает хулу на святого духа, а этот грех не простится ни в сем веке, ни в будущем. Иисус говорил, что сатана не может изгонять сатану – это значило бы, что сатана восстал на себя самого; но если какое либо царство разделится само в себе, такое царство устоять не может. Изгонять бесов, вечных противников бога и слова божия, – говорил Иисус, – можно только верою, молитвою и постом. Кто верит, молится и постится, тот становится чистым и праведным, и таким бог дает власть против всякой силы вражьей; такой человек будет изгонять бегов и исцелять болезни. И, убежденный, что в нем обитает такая сила божия, такой святой дух, Иисус старался исцелять больных. Он прибегал при этом к тем же самым приемам, какие употребляли другие народные целители, врачевавшие болезни заговорами и молитвами. Нужно было, чтобы сила, обитавшая в Иисусе, перешла на больного; поэтому Иисус вкладывал в уши глухих пальцы, слепым мазал своею слюнною глаза, на больных возлагал руки и при этом громким и повелительным голосом выражал свое требование: языку, ушам и глазам говорил: „отверзись“, бесноватым говорил, чтобы злой дух оставил больного. Кто не решался попросить Иисуса об исцелении, те старались дотронуться до него, чтобы, так сказать, украсть у него чудесную силу. Много рассказов такого рода читаем мы в евангелиях и видим, что Иисус всецело разделял верования своего народа в добрых и злых духов, в постоянную борьбу между людьми и злыми духами, и между добрыми и злыми духами.

Чудеса – это первое, что распространило славу об Иисусе. Другое – это проповедь Иисуса. Он не говорил длинных проповедей, какие приписывает ему первое евангелие; он учил в ответ на вопросы, задававшиеся ему и его последователями, и его врагами. Такой способ проповедей был тогда обычным: все знаменитые раввины излагали свое учение в виде ответов на вопросы; из таких ответов состоит вся Мишна, и такую же форму имеет вся проповедь Иисуса, как она изложена в евангелии от Марка. Книжники и фарисеи задают ему разные ядовитые вопросы: почему его ученики не соблюдают постов, почему они едят, не умывшись, какою властью делает Иисус свои чудеса, откуда было крещение Иоанново, от бога или от диавола, нужно ли платить дань кесарю и т. д. Ученики спрашивают его больше всего о том, что будет в царствии божием, когда и как оно придет, как надо к нему готовиться. На все Иисус дает ответы в форме кратких образных изречений и сравнений или притч; он говорит задушевно и просто, сразу умеет заглянуть человеку в сердце, ответить на наболевшее горе, умеет, на хитрые западни книжников ответить своим нападением, с большою находчивостью и остроумием. Он не терялся в споре с этими учеными людьми. Они хотели поразить его своими книжными познаниями, начитанностью в писании, опытностью в спорах; Иисус отвечал им доводами здравого смысла и твердой веры в свое призвание. Поэтому, хотя он и не был профессиональным учителем, ученики и даже некоторые посторонние звали его „равви“ – „учитель“ – почетным именем, которым звались официальные учителя из школ книжников.

Что же проповедовал Иисус? „Пришел Иисус в Галилею, объявляя добрую весть о царстве божием и говоря, что исполнился срок, и приблизилось царство божие: покайтеся! “ (Марк, 1, 14 – 15). Вчитываясь в евангелия синоптиков, мы увидим, что таково, действительно, было главное содержание проповеди Иисуса. Царство божие близко, у порога; надо приготовиться к нему и ждать его пришествия; кто будет достоин, тот будет участником царства, кто будет недостоин, тот будет ввержен в геенну огненную. О скорейшем пришествии царства надо молиться; надо жить достойно и соблюдать заповеди, чтобы не лишиться участия в царстве. Молиться надо так: „Отче, да святится твое имя, да приидет твое царство, хлеб наш дай нам на каждый день, и отпусти нам наши грехи, ибо и мы отпускаем всякому, кто нам должен, и не введи нас во искушение, но избавь нас от нечистого (духа)“. Тут четыре просьбы: о пришествии царства, о насущном хлебе, о прощении грехов, об избавлении от бесов. Кто будет иметь насущный хлеб, тот доживет до царства; а кому простятся грехи и кого не введет в искушение нечистый, тот будет участником царства. Все было просто и понятно народной массе, толпившейся вокруг Иисуса. Желанно царство божие; но разве доживут до него голодные, разве голод – не лучший союзник нечистого, вводящего в искушение?

Исполнился срок, приблизилось царство небесное – говорил Иисус. Но как – будто нет никаких его признаков – возражали ему. На это Иисус отвечал притчею: царство божие подобно тому, как если человек бросит семя в землю, и спит, и встает ночью и днем, и как семя всходит и растет, не знает он. Сейчас царство божие – как зерно горчичное, самое малое из всех семян, посеянное в землю; незаметно и под спудом созревает оно, но когда созреет и взойдет, то становится больше всех злаков, так что под тенью его могут укрываться и птицы небесные. И слушатели верили Иисусу. Они верили, что дух сказал ему, и открыл ему божественную тайну там, на небе, уже все приготовлено, царство созрело, и вдруг появится оно, как росток из под земли, раньше невидимый.

„Покайтеся“ – призывал Иисус всех в преддверии царства. То же самое говорил и Иоанн – Креститель, который погружал каявшихся в воду Иордана, как бы смывая с них грехи. Кто не покается, тот не войдет в царство. Но мало покаяться; надо впредь жить по заповедям, следовать божиему слову. В царство божие войдут только те, кто слушает и исполняет слово божие, которое проповедует Иисус. Он – как сеятель; слово – как семя. Иное семя падает при дороге – прилетают птицы и клюют его; иное семя падает на каменистое место, где немного земли, скоро всходит, потому что земля тут не глубока, но скоро и вянет под лучами солнца; иное семя падает в терновник, который своим ростом заглушает семя и не дает ему принести плод; и только то семя приносит добрый плод в тридцать, и в шестьдесят и в сто крат, которое падает на хорошую землю. Так и слово, обращенное к людям: одни слышат его, но сейчас же приходит к ним сатана и похищает слово, другие с радостью слушают, но непостоянны и скоро забывают или соблазняются, третьи слушают слово, но обольщены и связаны богатством и страстями, заглушающими в них слово; и только те, кто слушает всею душою, принимают слово, приносят и плод сторицею. Их и будет царство божие.

В чем же состоит слово, которое надо соблюдать? В заповедях законов преданиях и толкованиях книжников, или в каком – нибудь новом законе? Ответ на этот вопрос можно дать только предположительный. Как было уже сказано, в евангелиях подлинные изречения Иисуса крайне перепутаны с изречениями его последователей, изменены и искажены; в особенности трудно установить, как относился Иисус к соблюдению закона. Безусловно, он считал необходимым соблюдать закон; иначе впоследствии его ближайшие ученики не стали бы так упорно спорить с Павлом о необходимости соблюдать закон и для язычников. Трудно себе представить обратное: как ни клеймил Иисус показное лицемерное благочестие книжников и фарисеев, все же он, как сын своего народа, с молоком матери впитал в себя и уважение к основным требованиям закона. И когда его спрашивали, как получить жизнь вечную, он отвечал: „знаешь заповеди: не прелюбодействуй, не убивай, не кради, не лжесвидетельствуй, не удерживай у себя причитающегося другому, почитай отца своего и мать“. Тут Иисус своими словами изложил, как помнил и как понимал, общеизвестные десять заповедей кн. Исход. На другой вопрос, заданный книжником, который хотел испытать Иисуса, о том, какая главная заповедь в законе, Иисус ответил буквальными цитатами из закона, которые он постоянно слышал в синагоге: „Первая из всех заповедей: слушай, Израиль! Господь – бог твой, господь – один. И люби господа бога твоего всем сердцем твоим, всею душой твоею, и всею силою твоею – вот первая заповедь. А вторая подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя. Другой, большей этих, заповеди нет“. Правда, и официальные раввины признавали эти заповеди; но многие из них напирали больше всего на исполнение обрядовых предписаний о соблюдении субботнего отдыха, постов, установленных жертв. Иисус также говорил: „если не поститесь, не обрящете царствия божия, и если не празднуете субботу, не узрите отца“; но он не относился к соблюдению обрядовых заповедей так же строго, как к соблюдению нравственных заповедей. „Не человек для субботы, но суббота для человека“ – отвечал он на упреки книжников, когда те замечали, что его ученики не соблюдают всех правил о субботнем отдыхе. Впоследствии вспоминали другое изречение Иисуса, относящееся к субботе, но не вошедшее в синоптические евангелия: „в тот же день увидал Иисус некоего работающего в субботу, и сказал ему: человек, если ты знаешь, что делаешь, то блажен ты; но если не знаешь, то проклят ты и преступник закона“. Этими словами Иисус хотел сказать, что сознательное, по необходимости, нарушение субботы не только не вменяется в грех, но и одобряется. Такой же взгляд высказывал Иисус и по отношению к постам. Посты нужно соблюдать; но кто по нужде нарушает пост, не грешит, если соблюдает любовь и милость и воздерживается от греха. Человека оскверняет не пища, но то, что исходит из злых помыслов его сердца, грехи и пороки: прелюбодеяния, любодеяния, убийства, кражи, лихоимство, злоба, коварство, непотребство, зависть, богохульство, гордость, безумие. Все эти пороки были отличительной чертой иерусалимской аристократии того времени. Летопись двора Ирода и первосвященника полна скандальных историй: заговоров, убийств, разнузданного разврата, кутежей, грабительства; скандальные рассказы ходили из уст в уста и возмущали народную совесть. Столь же общеизвестно было и вошло в поговорку ханжество многих книжников и фарисеев. Против их показной набожности Иисус резко восставал. „Остерегайтесь книжников, любящих ходить в длинных одеждах и приветствия на площадях, сидеть впереди в синагогах и возлежать на первом месте на пирах: сии поедающие домы вдов и напоказ долго молящиеся получат тягчайшее осуждение“, – говорил он. Горе им – ибо они тщательно моют руки, чашки и блюда, но сердце их исполнено хищничества и лукавства, дают десятину с аниса, мяты и тмина, и всяких овощей, но забыли суд, милость и правду; надо соблюдать закон, но прежде всего, блюсти праведность и внутреннюю чистоту. Естественно, что Иисус в своих проповедях и притчах больше всего говорил о милосердии и любви. Надо полагать, что, несомненно, ему принадлежат такие изречения: „будьте милостивы, как отец ваш небесный“, „любите врагов ваших“, „не судите, да не судимы будете“, „просящему у тебя дай“ и т. д. Проповедь Иисуса не была проповедью гнева и мщения, но проповедью покаяния и милосердия. Другие проповедники призывали народ немедленно выступить против господствующих классов, обещая, что сейчас же на помощь восставшему народу явятся силы ангельские; Иисус призывал только приготовиться к пришествию царства, чтобы суметь дать ответ на страшном суде. Его учение было просто, доступно; он выбирал из закона и из житейской нравственности все то, что было близко сердцу трудящагося человека, как бы просеивал сквозь сито всю ту пеструю кучу разных предписаний и толкований, которыя нагромождены были книжниками, и всю шелуху и сор отметал, а здоровое, сильное зерно оставлял.

Но в учении Иисуса была, кроме всех этих общих правил, еще одна особая заповедь; сам Иисус нигде не называл ее главной, но она на самом деле была в его учении третьей главнейшей заповедью. „Смотрите, берегитесь любостяжания, ибо жизнь человека – не в изобилии его достояния“. Только бедные войдут в царство божие, богатые его не получат. Поэтому, бедные должны оставаться бедными, а богатые должны раздать свое имущество и стать бедными. Иисус говорил: и блаженны нищие, ибо ваше царствие божие: блаженны голодные ныне, ибо насытитесь; блаженны плачущие, ибо засмеетесь... Но горе вам, богатые, ибо получили уже вы утешение ваше; горе вам, сытым ныне, ибо будете вы голодать; горе вам, смеющимся ныне, ибо восплачете“. Первые будут последними, а последние первыми. И жадно слушавшей толпе рассказывал Иисус яркую притчу о судьбе богача и нищего Лазаря. Жил богач, одевавшийся в порфиру и виссон и каждый день пировавший; жил нищий Лазарь, который лежал в струпьях у ворот дома богача и рад был напитаться хоть крошками, падающими со стола богача. Умер нищий, и ангелы отнесли его на лоно Авраамово; умер и богач, и в аду, пребывая в муках, поднял глаза свои и увидал вдали Авраама и Лазаря на лоне его. И стал просить Авраама послать Лазаря, чтобы смочил тот концом пальца язык его, иссохший от пламени; но Авраам сказал: вспомни, что ты получил уже доброе в жизни твоей, а Лазарь злое; ныне же он здесь утешается, а ты страдаешь... Легче корабельному канату пройти сквозь игольное ушко, чем богатому войти в царствие небесное! А бедным царствие божие доступно. Мир этот – как мост, говорил Иисус: переходи через него, но не строй на нем жилища твоего. У бедных нет в этом мире жилища как у богатых, и потому они могут заботиться больше всего о царстве божием, в то время как богатые заботятся о стяжании и сохранении своего богатства. Богатые – дети мира сего; бедные – наследники царства будущего; поэтому они вообще должны отречься от всех земных забот и суеты. „Не заботьтесь для души вашей, что вам есть, ни для тела, во что одеться... Ищите, прежде всего царствия божия, и остальное все приложится к вам“. Следует пренебречь и здоровьем, и красотой, если исполнение заповеди изуродует человека: если глаз соблазняет, надо вырвать его, если рука соблазняет, надо отсечь ее: лучше слепым и безруким войти в царство небесное, чем зрячим и с обеими руками вечно гореть в огне геенны. Так надо готовиться к пришествию Мессии и наступлению его царства. А придет оно скоро, говорил Иисус, еще на глазах его учеников; пришествие его наступит внезапно, когда никто не будет его ждать. Как молния вспыхивает от одного края неба до другого, так явится и сын человеческий в день его; и как было во дни Ноя, так будет и в дни сына человеческого: ели, пили, женились, выходили замуж до того дня, как вошел Ной в ковчег, и пришел потоп и погубил всех. Или будет так же, как в дни Лота: ели, пили, покупали, продавали, сажали, строили, но в тот день, когда вышел Лот из Содома, пролился с неба дождь огненный и серный и истребил всех. Так внезапно наступит и страшный день пришествия сына человеческого, и будет такое же истребление. И кого где застигнет этот день, тому лучше там и остаться, чтобы не погибнуть: кто будет думать в этот день о спасении жизни своей, тот потеряет ее. И в то время, как земля будет усеяна трупами, над которыми соберутся коршуны, явится сын человеческий в славе своей со всеми ангелами и сядет он на престоле славы своей, как царь. И соберутся перед ним все народы земные, все живые и воскресшие мертвые, и он будет судить их, отделит одних от других, как пастух отделяет овец от козлов, и поставит овец по правую сторону, а козлов – по левую сторону³. Тогда скажет царь стоящим по правую руку его: приидите, благословенные отца моего, наследуйте царство, уготованное вам от создания мира: ибо давали вы есть голодным, пить жаждущим, приют странникам, одежду нагим, посещали больных и заключенных в темнице. А стоящим по левую сторону скажет: идите от меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его, ибо не кормили вы голодных, не поили жаждущих, не давали приюта странникам, не одевали нагих, не посещали больных и узников. И повелит сын человеческий, и ввергнут ангелы грешников в печь огненную; там будет плач и скрежет зубовный, там не угасает палить огонь и не перестает червь точить тело грешников. А из геенны огненной, великой пропасти, через которую никто не может перейти, будут видны грешникам селения праведных.

В райских селениях праведных, где ожидает избранников жизнь вечная, будут верные наслаждаться всем тем, чего не было у них при жизни. Царство божие – царство материального благополучия и славы; блаженство там не какое либо духовное, но чисто телесное. Прежде всего, верные получат там жизнь вечную, т. е. не будут ни хворать, ни умирать. Они приобщатся там к древним патриархам, Аврааму, Исааку и Иакову, и будут подлежать с ними за одним столом, вкушать райскую пищу и пить райское вино; а па первом месте за столом райским будет восседать сам Мессии, и будет всем возлежащим великая радость господня. Кто был беден, тот станет богатым. Притесненные в здешнем мире в будущем царстве наследуют землю. Всякий, кто теперь сирым и бесприютным скитается вслед за Иисусом, оставив дом, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или землю, получит во сто крат больше домов, и братьев, и сестер, и отцов, и матерей и детей, и земли. А земля будет тогда не скудной почвой Палестины, но чудесной плодородной страной. Папий передает такое пророчество Иисуса: „придут дни, когда произрастут виноградные деревья, каждое с 10000 лозами, и на лозе 10000 ветвей, и на ветви 10000 побегов, и на каждом побеге 10000 кистей, и на каждой кисти 10000 ягод, и каждая выжатая ягода даст 10000 мер вина. И если святой возьмет из них одну кисть, то другая воскликнет: я лучше, возьми меня, восхвали во мне господа. Подобно сему одно пшеничное зерно принесет 10000 колосьев, каждый колос будет вмещать 10000 зерен, и каждое зерно даст пять двойных фунтов светлой чистой и пшеничной муки; точно так же и остальные плоды и семена, и растения в той же мере; и все звери, которые получат в пищу то, что собирается с земли, будут жить во взаимном мирном согласии и будут беспрекословно слушаться людей“. Так в будущем царстве будет постоянно повторяться то чудесное насыщение, о котором ходила молва среди последователей Иисуса.

Такова была проповедь Иисуса. Главная её тема не отличается ничем особенным от проповеди других народных проповедников той эпохи: в полном согласии с ними Иисус проповедовал, что близко пришествие царства Мессии, и что все униженные, оскорбленные и обездоленные получат в нем первое место, утешение н благополучие. Почему же проповедь его имела такой успех? Почему имена других проповедников забылись, никто их не знает и ими не интересуется, имя же Иисуса стало славно, объединило вокруг себя верных последователей в общину, сначала, правда, маленькую, как горчичное зерно, но впоследствии разросшуюся во всемирную христианскую церковь, покрывшую, подобно мощному дереву, всю землю тенью от своих разросшихся ветвей? Почему Иисус, сам не провозглашавший себя Мессией, стал Мессией для своих учеников и будущих последователей?

Причина этого коренится в одном существенном различии между проповедью Иисуса и других ,,царей иудейских“. Многочисленные проповедники и „цари иудейские“ беспощадно обличали тогдашнее общество, бичевали пороки и насильничанье владеющих классов и рисовали огненные картины будущего воздаяния всем по делам их. Но обличая настоящее и рисуя будущее, они не отвечали на вопрос „что делать сейчас“? Правда, некоторые призывали к оружию, собирали вокруг себя наиболее горячих и воспламененных фанатизмом последователей, поднимали восстание и гибли, без пользы, от римского меча и креста. Но эти попытки насильственно установить на земле „царство божие“ в эпоху Иисуса не пользовались еще популярностью среди народа. Это были отдельные вспышки, но не массовое народное движение.

В противоположность всем другим проповедникам „царства“ Иисус не только обличал настоящее и рисовал будущее, но теперь же, на деле, своей деятельностью и проповедью стремился, как бы положить начало будущему царству. За ним ходили толпы народа, потому что он исцелял больных и насыщал голодных. Толпа всегда будет жадно слушать обещания всяческих благ в будущем; но её героем будет тот, кто хотя бы отчасти даст благо в настоящем. „Все воскреснут» – говорили народные проповедники. „Иисус воскресил мертвых “ – шла о нем восторженная молва. „В будущем царстве все насытятся от чудесного плодородия“ – говорили „цари иудейские“. „Иисус накормил пять тысяч человек пятью хлебами“ – неслась навстречу слава Иисуса. Иисус не только обличал врагов народа, но он сам болел недугами народа и старался их излечить силою того „духа», который, по его убеждению, жил в нем.

Далее, Иисус учил, что именно надо сейчас делать, чтобы приблизилось царство Мессии. И в этом отношении его проповедь давала на глазах его – же современников практические результаты. Другие громили богатых и описывали в самых мрачных красках их будущую судьбу и вечные мучения. Иисус говорил то же самое; но он к этому прибавлял, что если богатые не хотят себе вечной гибели, они должны раздать свое имение нищим и идти за Иисусом. И многие богатые люди делали это: в числе постоянных спутниц Иисуса были богатые женщины, которые служили ему и его последователям именем своим. Иисус и его последователи не имели постоянного приюта и вели бродячую жизнь; но вместе с тем, они были живым примером блаженства избранных уже теперь в здешнем мире. Отрекшись от мира и его забот, они имели все общее и не голодали; со всех стопок навстречу им шли поддержка и помощь; сами они собирали не только для себя, но и для нищих и постоянно делились с ними. По словам Иисуса, нищие постоянно ходили за ним и за его учениками: „нищих вы всегда имеете с собою“. Милосердие и любовь Иисус не только проповедовал, но и осуществлял на деле. Он привлекал к себе не только словом, но и делом.

Потому и слава его была иная, чем слава других проповедников. Его можно сравнить со старообрядческим пророком Аввакумом. Вместе с Аввакумом действовали многие его друзья, которые так же, как и он, иногда даже удачнее, чем он, громили царя и патриарха Никона, обличали церковные пороки, защищали старую веру от нововведений Никона. Но из них народным героем, святым и пророком, сделался только один Аввакум, и потому именно, что он, подобно Иисусу, не только бичевал и обличал, но и делал практическое дело. Всю свою жизнь, – говорил он, – провел он в борьбе с бесами, одолевавшими и его, и его паству, т. е. исцелял больных отгонял бесов от кур, прогонял бесов, от которых происходила засуха и мор. Всякому, приходившему к нему, Аввакум давал совет и утешение и бесстрашно вступался за обиженных перед воеводами и другими сильными людьми, не боясь ни ссылки, ни мучений. И потому к Аввакуму, когда он сидел в земляной тюрьме, со всех сторон стекались паломники, а другие деятели старообрядчества жили в одиночестве, и народ скоро забывал о них.

Поэтому неудивительно, что хотя сам Иисус не объявлял себя Мессией, народная молва не сомневалась в том, что он не вполне обыкновенный пророк. Одни считали Иисуса за воскресшего Иоанна Крестителя, другие – за воскресшего пророка Илию, который должен явиться перед пришествием Мессии. Некоторые из ближайших учеников считали Иисуса прямо Мессией; двое из них Иаков и Иоанн даже просили Иисуса, чтобы он в будущем своем царстве дал им место рядом с собою, по правую и по левую руку. По мере того, как вырастала слава о чудесах и речах Иисуса, его последователи все более и более настойчиво приписывали ему достоинство Мессии, царя иудейского, сына Давидова.

На Пасху 30 – 33 года (год в точности установить трудно) Иисус пошел в Иерусалим, вместе со своими ближайшими учениками и постоянно сопутствовавшими ему женщинами. С этим путешествием ученики Иисуса связывали большие надежды: они были уверены, что их учитель объявит себя в Иерусалиме Мессией, и сбудется все то, о чем так пламенно проповедовал и сам Иисус, и другие пророки. Хотел ли поступить так сам Иисус, мы не знаем; возможно, что громкий успех, выпавший ему на долю, окрылил и его самого надеждами н внушил ему более дерзновенные мысли о себе, чем раньше. Во всяком случае, путешествие в Иерусалима, было со стороны Иисуса весьма решительным и смелым шагом. В Галилее он давно уже был на дурном счету у местных фарисеев и книжников; молва о нем распространилась широко, дошла и до Иерусалима и до дворца Ирода. А в Иерусалиме была главная цитадель всего враждебного Иисусу лагеря. Там господствовали саддукеи, довольно равнодушные ко всяким новым религиозным учениям, но до смерти боявшиеся, как бы новые, учителя не подняли такой же смуты, как Иуда Гавлонитянин или Захария сын Варахиин. Саддукенство во всех случаях борьбы с народным движением шло рука об руку с Римом; а фарисейство и книжничество всегда было готово для расправы со своими идейными противниками опереться на саддукейство, в распоряжении которого была материальная сила. В это – то осиное гнездо и направился Иисус, быть может без точно определившихся намерений и планов, но готовый во всяком случае принять решительный бой и выдержать его до конца.

Восторженное настроение учеников Иисуса вылилось уже в момент прибытия в Иерусалим. Спутники Иисуса у ворот Иерусалима посадили его на осленка, усыпали путь перед ним пальмовыми ветвями и шли вслед за ним с криками: ,,Осанна! Благословен грядущий во имя господне! Благословенно грядущее во имя господа царства отца нашего Давида! Осанна в вышних“! Криком „осанна“ в Израиле приветствовали в старину царей; „осанна“ соответствует нашему „ура“. Эта демонстрация, устроенная спутниками Иисуса, сразу обратила на него всеобщее внимание. Поведение самого Иисуса еще более подогрело настроение и возбудило мнительную подозрительность иерусалимских властей. Осматривая великолепный иерусалимский храм и дивясь ему с простодушием галилейского провинциала, Иисус наткнулся на самое обычное для иерусалимлянина, но позорное для верующего, явление. На дворах храма, окружавших самое святилище, куда доступ был открыт только для жрецов, шла оживленная торговля жертвенными животными и предметами. По закону за всякий грех, за всякое нарушение закона, а также в разных случаях жизни, по поводу рождения, смерти, брака, выздоровления от болезни и т. д., верующие должны были приносить в храме установленные жертвы, главным образом, мелким скотом и мелкой птицей. Торговцы жертвенными животными располагались со своими столами и палатками во дворах храма, и перед Пасхой, когда посетители храма стекались со всей Иудеи, Галилеи и из всего рассеяний, дворы храма превращались в шумный и грязный базар. Рядом с торговцами птицей и скотом располагались менялы, которые разменивали на священные иерусалимские кешели разнообразную монету, приносимую богомольцами из разных стран: уплата шекельнаго сбора допускалась только священными иерусалимскими шекелями. Вид этого торжища возмутил Иисуса. Он стал гнать продавцов и покупателей, опрокинул столы менял и торговцев голубями и громко восклицал, что храм – дом молитвы, а его сделали вертепом разбойников. Эта гневная выходка была столь неожиданна, что жрецы растерялись и не успели арестовать Иисуса; но участь его была тут же решена, и из осторожности Иисус стал уходить из города на ночлег в соседнее селение Вифанию. Каждый день он приходил в храм, проповедовал там и смело спорил с фарисеями, саддукеями и книжниками; настроение окружавшей толпы было явно за Иисуса, и власти не осмеливались арестовать его в храме среди дня, боясь столкновения с толпой. Прибегли к обычному способу: подкупили одного из учеников Иисуса, Иуду, и тот ночью, за два дня до Пасхи, привел вооруженный отряд храмовой стражи в Гефсиманский сад, между Иерусалимом и Масличной горой (на восток от Иерусалима}, где в это время находился Иисус с остальными учениками. Иисус был арестован и немедленно приведен на суд синедриона. С делом его спешили, чтобы покончить все до наступления Пасхи.

На суде Иисусу было предъявлено обвинение, что он называет себя Мессией, сыном Благословенного, т. е. сыном божиим. По свидетельству синоптиков, Иисус не стал отрицать этого. Было ли так или нет, мы не знаем; на судебные заседания публика не допускалась, а всякие последующие рассказы судей Иисуса, на основании которых сложился рассказ синоптиков, нельзя не считать пристрастными. С другой стороны, и сами последователи Иисуса могли вложить Иисусу в уста торжественное объявление себя Мессией перед лицом разгневанных судей. Так или иначе, но вина Иисуса синедриону показалась доказанной, и он был обвялен повинным смерти, согласно закону, как ложный пророк. Смертный приговор утверждался римским прокуратором; поэтому из синедриона Иисус был отведен в преторию, к Пилату. Пилат задал Иисусу тот же вопрос: „ты ли царь иудейский?“ – и получив утвердительный ответ, приговорил Иисуса к распятию на кресте, обычной казни, применявшейся римлянами к разбойникам и рабам.

Казнь Иисуса была совершена на Голгофе, т. е. на месте, называвшемся „Лобное“. Так назывался холм, на котором производились казни; название он получил, очевидно, вследствие своей формы, похожей на череп. Где находилась Голгофа, в точности до сих пор не установлено; синоптики дают только указание, что она лежала за городом и около большой дороги, по которой мимо распятых проходили прохожие, осыпавшие казненных насмешками. Крест, на котором был распят Иисус, был, несомненно, обычного римского типа, в виде столба с перекладиной наверху, т. е. имел форму буквы Т; современная форма креста, употребляемого при богослужении, установилась впоследствии, по образцу египетских крестов, с которыми изображались египетские боги. Страдания распятых были чрезвычайно мучительны, пока не наступала потеря сознания; но так как при распятии потеря крови от пригвождения на кресту была незначительной, то смерть наступала довольно медленно, и в этой – то медленности и заключалась жестокость казни через распятие. Согласно евангелию от Марка, смерть Иисуса наступила через шесть часов после распятия; но это была очень быстрая смерть, так как Пилат выразил при известии о смерти Иисуса большое удивление.

В момент ареста Иисуса ученики его разбежались; суровый и быстрый суд и осуждение учителя еще более усилили их панику. Паника прошла только тогда, когда ученики после Пасхи вернулись в Галилею. Тут впервые появилась вера в воскресение Иисуса. Чем она была вызвана, в точности мы не знаем. По всей вероятности, основу для этой веры дали сновидения и галлюцинации наиболее восторженных последователей Иисуса. Стали верить, что Иисус воскрес и вознесся на небо; но он скоро придет вновь во славе, как царь – Меесия, чтобы судить все народы и отдать своим верным мессианическое царство. На. этой вере образовались первые мессианические, или, по гречески, христианские общины.

Первая христианская община, община ожидающих Мессию, образовалась не в Галилее, но в Иерусалиме, из ближайших учеников Иисуса. Мы не знаем, когда и при каких обстоятельствах произошло возвращение учеников Иисуса в Иерусалим и основание иерусалимской общины. В евангелии от Луки и в Деяниях, написанных тем же автором, что и третье евангелие, об этом есть лишь предание, составленное много позже основания иерусалимской общины. Это предание ничего не говорит о возвращении учеников в Галилею после смерти Иисуса, как об этом рассказывают евангелия от Марка и от Матфея. Напротив, Иисус по воскресении, будто бы повелел ученикам: „не отлучайтесь из Иерусалима, но ждите обещанного от отца... вы примете силу, когда сойдет на вас дух святой, и будете мне свидетелями в Иерусалиме, во всей Иудее и Самарии и даже до края земли».

Это предание оправдывает повелением, якобы из уст самого Иисуса, ту цель, какую поставили себе и осуществляли ученики Иисуса, образовавшие первую общину. Считая себя первыми будущими участниками мессианического царства, они не хотели держать при себе свою веру, но стали распространять ее. Они думали, что не их дело знать точные времена и сроки восстановления царства Израиля, но их долг свидетельствовать об Иисусе и его мессианическом достоинстве перед всеми, кто не знал Иисуса. И она стали сознавать себя апостолами, т. е. посланниками Иисуса для проповеди евангелия, т. е. доброй вести о его скором пришествии. Они считали себя блаженными, что их очи видели Иисуса и его дела и слышали его речи, ибо, казалось им, многие пророки и цари желали надеть то, что они видели, и слышать то, что они слышали, но не видели и не слышали. И то, что они видели и слышали, они излагали в проповедях народу, излагали, конечно, со всеми теми преувеличениями и приукрашениями, какие невольно создавались их верой и надеждой. Их цель была доказать, что Иисус есть именно тот самый Мессия, которого предрекали пророки и которого так пламенно ждали в народной среде. „Итак, твердо знай, весь дом Израилев“, – говорил Петр, – „что бог сделал господином и Мессией сего Иисуса, которого вы распяли“. Бог воскресил его после распятия, а затем он вознесся на небо, чтобы вскоре вновь явиться на облаках небесных с силами ангельскими – и все это, и распятие, и воскресение, и вознесение – было предречено ранее пророками. Подражая Иисусу, в экстазе апостолы пробовали совершать чудеса, и так как им удавалось иногда давать облегчение „бесноватым“, то их проповедь приобретала особую силу. Им начинали верить, что они, действительно, вестники евангелия, и число христиан стало быстро возрастать. Образовались общины по всей Иудее и Самарии (в Лидде, Иоппии и Тарсе); оттуда проповедь перекинулась в соседнюю Сирию и Киликию, где образовались общины в Дамаске, Кесарии и Антиохии; далее, христианство проникло на Кипр, в Малую Азию (общины в Ефесе, Галатии, Смирне, Пергаме, Фиатире, Сардах, Филадельфии, Лаодикии), в Грецию (общины в Коринфе, Солуни), оттуда, уже в половине I века христианство проникло и в Рим, столицу тогдашнего мира.

Такое широкое и быстрое распространение христианства возможно было только потому, что к первоначальному небольшому кружку учеников Иисуса прибавилось много новых ревностных проповедников евангелия. Иудейство отнеслось к христианству крайне недружелюбно и стало преследовать общины; многие члены общин бежали, спасаясь от преследований, в Сирию, Финикию и другие местности. Эти беженцы сделались усердными проповедниками христианства в тех областях и городах, куда им удалось скрыться от гонений. Опорными пунктами для проповеди христианства были синагоги общин иудейского рассеяния. Приходившие проповедники были иудеями, не отрицали иудейского закона и проповедовали о том самом Мессии, которого так жадно ожидал весь иудейский мир. Поэтому, начальники синагог охотно допускали проповедников говорить в синагогах; проповеди происходили по субботам, а слушателями и первыми новообращенными были иудеи рассеяния.

Но одновременно с этим проповедь христианства проникла и в среду языческаго мира. Место „апостола народов“ занял апостол Павел⁴. Ученый иудей, прошедший строгую книжническую школу, но не лишенный знакомства с греческой философией, Павел сначала был одним из самых яростных гонителей христианства. Но по своей натуре он был человеком восторженным, склонным к галлюцинациям и быстрой и глубокой смене настроений. В период крайнего нервного возбуждения в нем произошел перелом: он впоследствии рассказывал, что ему были видения и откровения, и в одном из таких видений будто бы явился ему сам Иисус и спрашивал: „Савл, Савл, зачем ты меня гонишь“? С этих пор Павел сделался таким же ревностным поборником христианства, как ранее был его гонителем. Из Иудеи ему пришлось сейчас же скрыться, чтобы спастись от преследований своих прежних соратников, и именно его трудами христианство широко распространилось за пределами Иудеи, среди греческаго мира. „Евангелие распространено мною“, – говорит о себе Павел: „от Иерусалима до Иллирии; притом я старался благовествовать не там, где уже было известно имя Христово, дабы не созидать на чужом основании“. Собственное основание для общин Павла составили христиане из язычников, и Павел с полным правом называет себя „апостолом народов“. Можно сказать без преувеличения, что если бы не было Павла, христианство осталось бы мелкой иудейской сектой и исчезло бы столь же быстро и без остатка, как и другие иудейские секты после разрушении Иерусалима в 70 г.

Павел был создателем христианства в греко – римском мире не только в смысле привлечении верующих и образовании христианских общин, но и в смысле создания нового христианского вероучения. Он никогда не видал Иисуса и не слышал его учения, познакомился с учением Иисуса по рассказам других. Но он понял учение Иисуса по своему, придал ему совершенно новый вид и такую форму, какая была одинаково привлекательна и доступна для всякого человека, всякой веры и всякой национальности. Конечно, это христианское богословие Павла не было похоже на подлинное учение Иисуса; но оно имело для будущего развития христианства огромное значение. Когда погибла Иудея, перевес среди христианских общин перешел на сторону греко – римских общин, основанных Павлом, и церковные учителя II – III века стали развивать христианское вероучение в том самом направлении, какое наметил Павел. Поэтому, Павла принято называть вторым, после Иисуса, основателем христианства.

Проповедь апостолов была обращена к тем же обездоленным и притесненным, к которым обращался со своим учением и Иисус. Апостолы, изложив учение Иисуса, заповеди, которые он велел соблюдать, картину будущего царства, которое он обещал своему „малому стаду“, кончали свои проповеди таким призывом от имени Иисуса: „Приидите ко мне все трудящиеся и обремененные, и я успокою вас. Возьмите иго мое на себя и научитесь от меня, ибо я кроток и смирен сердцем; и найдете покой душам вашими – ибо иго мое благо, и легко бремя мое“. И в ответ на этот пламенный призыв шли в христианские общины бедные ремесленники и рабы, убогие и калеки, все, кому тяжко и трудно было жить; только единицами считались христиане из людей образованных и с достатком. Апостолы считали такой состав христианских общин вполне соответствующим заповедям Иисуса и промыслу божию. В коринфской общине, по словам её основателя, апостола Павла, было „мало мудрых по плоти, мало могущественных, мало благоразумных; но глупое мира избрал бог, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал бог, чтобы посрамить сильных, и безродное мира и униженное избрал бог и нестоящее, чтобы посрамить стоящее“. Богатым апостолы повторяли изречение Иисуса богатому юноше: „все, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище в небесах; возьми крест свой и следуй за мной“.

В ожидании „успокоения» в будущем царстве приходилось позаботиться о том, чтобы облегчить бремя здешней жизни. Общины устраивались, поэтому на началах коммунизма и взаимопомощи, наподобие коммунистических общин иудейской секты ессеев. Иерусалимская община, служившая образцом для других общин, была своего рода общежительной коммуной. Все верующие жили вместе, имели все общее; все, у кого было какое – либо имущество, продавали его и вырученные деньги передавали апостолам, которые распределяли общее имущество общины так, чтобы среди членов общины не было никого нуждающегося. Ежедневно происходила раздача всем нуждающимся „потребностей“, т. е. предметов первой необходимости; для вкушения пищи верующие собирались за общим столом; из этих собраний, так называемых „вечерей любви“, развилось впоследствии таинство причащения. При распределении предметов первой необходимости преимущество оказывалось, по – видимому, вдовам и сиротам; дело не обходилось, однако без злоупотреблений и пристрастия, когда иерусалимская община разрослась и увеличилась пришельцами из иудеев рассеяния. Вдовы из числа этих последних не всегда получали столько же, сколько доставалось вдовам из коренного иудейства, близким и по духу и по родству влиятельным лицам в общине: апостолы не могли за всем уследить и всех знать, и ропот, поднявшийся в общине, заставил их принять меры к упорядочению этого дела. Было созвано общее собрание членов общины, и апостолы предложили оставить впредь за ними только заботу о „слове божием“, т. е. о проповеди и поучении; а для хозяйственных забот избрать семь особых лиц, диаконов (попечителей), из числа опытных, мудрых и исполненных святого духа членов общины; на них и возложить заботу о трапезах и прочих хозяйственных потребностях. Предложение апостолов было принято, и так произошло первое разделение функций в управлении общиной: за апостолами осталось главное руководство, проповедь и совершение богослужения; диаконы стали заведовать хозяйственной частью. В других общинах старались следовать примеру иерусалимской. Так как апостолы, основывавшие новые общины, не могли управлять одновременно всеми своими общинами, то во главе новых общин они ставили особых старейшин, пресвитеров, посредством возложения рук на голову избранных: таким образом они передавали свою власть и силу духа рукополагаемым. С течением времени в общинах, кроме апостолов, пресвитеров и диаконов, появились еще специальные звания пророка, истолкователя и учителя. Пророки – это особенно восторженные члены общины, которые по временам „исполнялись духа“, т. е. приходили в состояние религиозного восторга и „пророчествовали“; так как их изречения обычно носили характер отрывочных слов и восклицаний, то нужны были истолкователи, которые умели бы разъяснять смысл пророчества. Учителя должны были наставлять в вере и вновь вступающих в общину, и старых членов общины. Эти звания были официальными; учителя, пророки и истолкователи считались поставленными самим богом.

Рассеянные по всей Иудеи, Сирии, Малой Азии, островам Эгейского моря и Греции, общины были связаны единой организационной связью. Первой общиной, центром всей христианской жизни, считалась община в Иерусалиме. Апостолы, управлявшие ею, Петр, Иаков и Иоанн, считались „столпами“, первыми между апостолами. Это звание было им присвоено вследствие того, что они были ближайшими учениками Иисуса. По – видимому, не все одинаково признавали первенство этих апостолов, и потому их сторонники защищали их первенство ссылками на изречения, сказанные по преданию самим Иисусом. Вспоминали, что Петру будто бы Иисус сказал, что Петр – тот камень, на котором Иисус создаст свою общину, которую не одолеет власть адова, и вручил Петру ключи от царствия божия. Доказывали, что Иоанн был любимым учеником Иисуса, которому учитель поверял все свои тайны и предсказал, что он не умрет до второго пришествия Иисуса. Но „столпы“ не могли единолично решать вопросы, касавшиеся всего христианского мира; в этих случаях решение принадлежало собору апостолов. Так, в Иерусалиме был собран собор всех апостолов, когда после основания Павлом общин из язычников возчик вопрос, обязательно ли для христиан из язычников соблюдение иудейского закона; решение этого собора было обязательно для всех общин. На содержание „святых“ в Иерусалиме все общины обязаны были производить особые сборы: каждый член общины по своему достатку делал еженедельные отчисления, и когда накапливалась крупная сумма, она посылалась с приветственным письмом в Иерусалим.

Насколько можно судить по отрывочным указаниям посланий Павла и книги Деяний, в общинах, основанных вне Иерусалима и Иудеи, не соблюдался такой – же коммунизм, как в Иерусалиме. Но и они стремились к тому же облегчению „бремени мира сего“, хотя и другими путями. Общины были союзами взаимопомощи, основанными на братской любви; всякий нуждающийся получал вспоможение из общей кассы от особого раздатчика; но право на вспоможение имел только работающий; праздный и ленивый не мог жить в христианской общине. Сверх того, общины были обязаны свято соблюдать долг странноприимства: содержать на свой счет апостолов, учителей и пророков, как своих, так приходивших к ним. Апостолы посвящали себя исключительно проповеди евангелия и считали себя в праве жить „от евангелия“. Когда в коринфской общине стали было раздаваться голоса против содержания апостолов на счет общины, Павел обратился к ним с горячей отповедью: „разве вы не знаете, что священнодействующие питаются от святилища, и что служащие жертвеннику берут долю от жертвенника? Так и господь повелел проповедующим евангелие жить от евангелия“. А когда укоры все таки не прекратились, Павел стыдил укоряющих описанием невзгод и опасностей апостольского служения: „даже доныне терпим голод и жажду, и наготу, и побои, и скитаемся, и трудимся, работая своими руками: злословят нас – мы терпим, хулят нас – мы молимся, мы стали точно отбросы для мира, для всех попрание до сего дня“. Причиною укоров и жалоб были злоупотребления недобросовестных людей. В общины нередко являлись проходимцы, выдававшие себя за пророков, учителей и апостолов и старавшиеся пожить, возможно дольше на общинный счет и выманить у простодушных членов общин побольше денег. Ради борьбы с этими злоупотреблениями апостолами были составлены правила, как отличить истинных пророков, учителей и апостолов от ложных. Всякого апостола, приходящего в общину, община должна была принимать, как самого господа; но если он оставался в общине более двух дней или требовал в дорогу, кроме хлеба, еще и денег, то такой должен был считаться лжеапостолом. Пророком должен был считаться не всякий, кто говорил в духе, но лишь тот, кто при этом и жил по примеру Иисуса: кто не делает сам того, чему учит, кто требует для себя денег, тот ложный пророк, но всякий истинный апостол, истинный пророк и истинный учитель достоин пропитания своего, как всякий работник, честно делающий свое дело. В общинах, членами которых были иудеи, на содержание истинных пророков предписывалось отдавать первинки от винограда, зерна и скота, шедшие по закону в пользу жрецов храма; а если не случится пророка, то эти дары следовало отдавать бедным.

Апостолы, пресвитеры и пророки учили и управляли, как орудия святого духа: и сами они, и члены общин веровали, что чрез апостолов, пророков и пресвитеров говорит, действует и управляет святой дух, посланный Иисусом. Сам Иисус вознесся на небо, но тот дух, который пребывал в нем и силою которого он творил чудеса и пророчествовал, ниспослан на апостолов, и апостолы, посредством рукоположения, наделяют этим духом пресвитеров и диаконов. Эта вера нисколько не удивительна: мы уже знаем, как искренне и живо простой народ верил в то, что пророки и святые одержимы святым духом и являются его орудиями. Таков был взгляд и на Иисуса, и так он и сам смотрел на себя. Естественно, что и ближайшие его ученики принадлежали также к числу восторженных людей, с повышенной нервной чувствительностью, и легко заражались тем же упоением и восторгом ,,духа“, которым горел и сам Иисус. Собираясь вместе после утраты Иисуса, апостолы проводили время в пении молитв и в воспоминаниях об ушедшем учителе; их нервное состояние повышалось, каждый шум или шорох заставляли думать, не идет ли воскресший учитель, некоторые начинали грезить наяву. Им начинало казаться, что среди них веет и носится дух, который овладевает ими и проникает все их существо. В Деяниях так описывается это состояние апостолов: „и по молитве их поколебалось место, где они были собраны, и исполнились духа божия, и говорили слово божие с дерзновением“. Другими словами, нервное восторженное напряжение доходило у апостолов до головокружения, до полубессознательного состояния, когда человек наполовину бодрствует, наполовину грезит, наполовину соображает, наполовину не соображает. В таком состоянии легко появляются бред и галлюцинации: человеку кажется, что он видит видения и слышит неземные голоса. Павел так описывает свое состояние в момент религиозного восторга: „Знаю человека во Христе, который, не знаю в теле ли, не знаю вне ли тела – бог знает – восхищен был до третьего неба; и знаю о таком человеке, в теле ли, или вне тела, не знаю бог знает – что он был восхищен в рай и слышал несказанные слова, которых человеку нельзя говорить“. Одержимый духом старался сейчас же рассказать, что он видит и что слышит, но речь его обычно была отрывочна и бессвязна, хотя вместе с тем громка и решительна. Такая речь считалась пророческой, это называлось ,,говорить языками, как дух дает провещевать“. Со стороны собрание таких одержимых духом людей казалось собранием пьяных или помешанных: про собрания апостолов говорили, что они напились сладкого вина, а про собрания коринфских христиан говорили, что они на своих собраниях беснуются. Короче говоря, первые христианские общины были „духовными“, подобными древним товариществам пророков времен Саула, или позднейшим сектам „духовных христиан“ у нас и на Западе: русским хлыстам, немецким анабаптистам, английским индепеидентам.

Дух, по вере первых христиан, повелевал и управлял в общинах и руководил жизнью как всех общин, так и их отдельных членов. Апостолы и пресвитеры поступают так, как повелевает им дух. Когда апостол Петр стал проповедовать евангелие в Кесарии язычникам и навлек на себя за это укоры со стороны других апостолов, он в оправдание сослался на символическое видение, которое ему было, и на прямой приказ духа. Он рассказывал, что, находясь в Иоппии, во время молитвы на крыше дома почувствовал голод и пришел „в исступление“; тут и было ему видение: спустился с неба сосуд, наполненный всякими зверями, птицами и пресмыкающимися, и был Петру голос: встань, заколи и ешь. Петр возразил, что никогда ни ел ничего нечистого или скверного; на это небесный голос ответил: что бог очистил, того не считай нечистым. И как раз в этот момент явились посланные к Петру от кесарийских язычников с просьбой прийти к ним. „Дух сказал мне“ – рассказывал дальше Петр: „чтобы я шел с ними, нимало не сомневаясь“. Тут и значение видения на крыше стало для Петра ясно: избранные богом ко спасению все чисты, иудеи ли они, или язычники. Еще любопытнее другой пример. В антиохийской общине было пять пророков и учителей, в том числе Варнава и Савл; „когда они служили господу и постились“, рассказывают Деяния, – ,,дух святой сказал: отделите мне Варнаву и Савла на дело, к которому я призвал их“. И по приказу духа Варнава и Савл были отпущены и пошли проповедовать в Малую Азию, на острова и в Грецию. Дух никогда не оставляет апостолов и пророков, не покидает их и в трудные минуты. Когда начались гонения на христиан, и многие были арестованы, они не заботились, что говорить на допросе; была твердая вера, что дух подскажет необходимые слова и посрамит устами их нечестивых судей. Так, на допросе у первосвященника Петр произнес речь, „исполнившись духа святого“, и на речь его судьи ничего не могли ему сказать, кроме просьбы не проповедовать больше об Иисусе.

Дух повелевал и управлял через апостолов и пресвитеров; другим христианам дух сообщал также различные „дары“: „каждому дается проявление духа на пользу: одному дается чрез духа слово мудрости, другому слово знания, другому вера, другому дары исцелений, другому проявление сил, другому пророчество, другому разряды языков, другому толкование языков“. Самыми важными из этих даров считались те, которыми дух „утешал“ верующих; часто духу присваивалось прямо название „утешитель“. Все дары духа велики, но дар, которым дух утешает человека – самый важный. Павел говорил: «заботьтесь о духовном, больше же всего, чтобы пророчествовать; ибо кто говорит языком, говорит не человеку, а богу... пророчествующий же людям говорить в назидание, увещание и утешение; говорящий языком созидает себя, пророчествующий – созидает общину“. Другими словами, бессвязная, непонятная речь одержимого духом – это беседа с богом, понятная и спасительная только для говорящего; но тот, кто пророчествует, тот открывает божественную волю, одинаково важную и спасительную для всей общины. Тяжела и уныла была жизнь первых христиан: в скудости, посреди гонений и насмешек окружавшего их общества, под достоянной угрозой заточения и смерти. Претерпеть до конца, чтобы спастись – такова была задача первых христиан. И претерпевать они могли только при помощи „утешения“ от духа. Это утешение приходило, когда на собраниях сходил на христиан дух, когда они в религиозном восторге доходили до самозабвения, и когда пророки, исполнившись духа, рисовали картины блаженства, ожидающего христиан в мессианическом царстве. „Блаженны слушающие пророчество сие – ибо время близко“ – возглашали пророки; „не бойся, малое стадо“ – увещевали они слабых духом во время гонений, – „ибо господь соблаговолил дать вам царство“, где праведные будут есть и пить за столом Мессии и сулить двенадцать колен Израилевых. Духовная радость, духовное озарение были предвкушением будущего блаженства; пророчества давали о нем точное знание. Вот почему после апостолов пророки были наиболее уважаемыми членами христианских общин.

Но и всякий христианин вообще считался имеющим духа. Новые члены принимались в общины посредством обряда крещения, погружения в воду, по возможности в текучую, посредством которого новообращенный как бы смывал с себя прежние грехи и становился чистым и достойным принятия в общину; верили, что во время крещения на погружаемых в воду сходит святой дух, как бы отмечая своей печатью избранного. Но дух утешения, пророчества, толкования и т. д. может также сойти на каждого христианина во время молитвенных собраний. Эти собрания происходили обычно в „день господень“, соответствующий нашему воскресению. „Господним днем» считался первый день недели или, по тогдашнему счету, первый день после субботы; он праздновался потому, что в первый день после субботы по преданию Иисус воскрес и также в первый день после субботы вознесся на небо. В „день господень“ христиане собирались для „преломления хлеба“, т. е. для общей трапезы, приготовившись к этому дню накануне строгим постом. Пост, общая чаша вина во время преломления хлеба, пение молитв и слушание вдохновенных проповедей – все это создавало самую благоприятную почву для всеобщего исступления собравшихся. Все точно внезапно впадали в помешательство; все в одно время начинали „говорить языками“, пророчествовать, петь, объяснять друг другу сказанное. Молитвенное собрание превращалось в беспорядочное беснование, в оргию. „Утешение“ получалось великое; но был и великий соблазн для неверующих. Поэтому апостолы старались установить порядок для „духовных“ собраний. „Все должно быть благообразно и по чину“, писал Павел коринфянам. „Если кто будет говорить языками, то пусть говорят двое или, самое большее, трое, и по очереди, а один пусть толкует; если же не будет истолкователя, то молчи на собрании общины, говори себе и богу. И пророки пусть говорят двое или трое, а прочие пусть рассуждают“. Особенный беспорядок вносили женщины, склонные к истерике; Павел относился к ним очень строго. „Жены ваши“ – писал он коринфской общине, – „пусть на собраниях молчат, ибо не полагается им говорить, но повиноваться, как и закон говорит; если же хотят чему научиться, пусть спрашивают дома у своих мужей; ибо неприлично жене говорить на собрании“. Но это запрещение плохо соблюдалось. В иудейских общинах, где привыкли к тому строгому закону о повиновении жен мужьям, о котором говорит Павел, еще было нетрудно соблюдать его; но в малоазиатских, островных и греческих общинах, где среди христиан было много и не иудеев, пророчиц часто бывало не меньше, чем пророков, и „духовные“ собрания христиан мало чем отличались от „радений“ наших хлыстов.

Кто же получит последнее и самое великое утешение – участие в грядущем мессианическом царстве? „Не всякий, говорящий мне: господи, господи! – войдет в царство небесное“ – напоминали апостолы и учителя христианам. „Есть два пути – путь жизни и путь смерти“; и кто хочет наследовать жизнь вечную, тот должен идти путем жизни. А этот путь жизни состоит в соблюдении главнейших заповедей Иисуса: любить всем сердцем бога и ближнего, как самого себя, благословлять проклинающих, молиться за гонителей, давать просящему, подставлять щеку ударяющему, помнить десять заповедей закона и соблюдать их, быть кроткими, ибо кроткие наследуют землю, давать милостыню нищим, почитать учителей, судить праведно, быть милосердным к рабам своим. Так учили иудеи язычников, переходящих из язычества в иудейство; так же учили свою паству и апостолы. А путь смерти таков: убийство, прелюбодеяние, блуд, воровство, идолопоклонство, волшебство, подсыпание отравы, грабеж, лжесвидетельство, лесть, двоедушие, коварство, высокомерие, злоба, корыстолюбие, пустозвонство, зависть, гордость и самохвальство; кто грешен этими пороками, тот подлежит проклятию. Это путь сатаны и служителей сто; все язычники, иудеи, преследующие христиан – слуги бесовские, порождения ехиднины. Много званных, но мало избранных; были призваны и все те, кто не поклоняется истинному богу, хотя познали его чрез исследование великих его творении; но так как они, познав бога, не прославили его, но предались суете, омрачили свое сердце, обезумели, называя себя мудрыми, и славу нетленного бога изменили в образ, подобный тленному – человеку, птицам, зверям, гадам, – то за это бог предал их гневу своему, отдал их во власть постыдным страстям: женщины их и мужчины стали разжигаться противоестественною похотью друг на друга, женщина к женщине, мужчина к мужчине, исполнились они всякой неправды, блуда, лукавства, корыстолюбия, злобы, зависти, убийства, распрей, обмана, злонравия, и поистине достойны смерти.

Кто же избран? Все ли те, кто сами избирают „путь жизни“, или только те, кто принадлежит к избранному народу божию, иудеям? Первые апостолы были сами иудеи, иудеем был и Иисус, и потому они глубоко были убеждены, что бог изначала предопределил и избрал иудеев – к жизни, язычников – к погибели. Они были убеждены, что Иисус был послан к заблудшим овцам дома Израилева, и что на страшном суде они сядут рядом с Иисусом и будут судить все народы земные, попиравшие доселе Иудею своею властью. И веря твердо в грядущее царство, они в то – же время сами соблюдали и учили других соблюдать закон и предписываемые им обряды: ходили в храм на праздники, учили, что прежде чем принести жертву, надо помириться с теми, кто обижен или обидел, соблюдали субботу и заповедывали молиться, чтобы в случае гонений не пришлось бежать в субботу и тем совершить великий грех. Заповеди Иисуса о любви к ближнему, как к самому себе, они понимали в буквальном смысле слова „ближний“: еврейское слово rеа, стоящее в тексте этой заповеди, означает ближнего по крови, по племени. Сами они проповедовали только среди иудеев и галилеян и другим запрещали ходить к язычникам и самарянам: иудеи – дети господа, а язычники и самаряне – псы.

Но в этой национальной исключительности христианство просуществовало недолго. Иисуса не признало и распяло официальное иудейство; столь же нетерпимо отнеслось оно и к первым христианам. А когда бежавшие от преследований учителя и апостолы стали проповедовать среди иудеев рассеяния, их проповеди стали слушать и язычники и стали также просить о присоединении к общинам. Петр, будучи в Кесарии, обратил в христианство весь дом римского сотника Корнилия и других язычников, Павел также стал проповедовать язычникам. Когда весть об этом дошла до иерусалимской общины, среди её руководителей поднялось возмущение. „Ты ходил к людям необрезанным и ел с ними – “упрекали Петра“. В оправдание Петр рассказал о своем, уже упомянутом нами, видении и приказании духа; тогда иерусалимляне „успокоились и прославили бога, говоря: видно и язычникам дал бог покаяние, чтобы получить жизнь“. И Павлу уже не стали препятствовать вести проповедь среди язычников. Стали даже говорить, что ни один пророк не признается в своем отечестве, что за жестокосердие и упорство бог может совсем отнять у сынов Авраама царство и передать его язычникам и самарянам. Ближний человеку не тот, кто родственник ему по крови, но всякий, кто помнит и исполняет по отношению к другому заповеди любви и милосердия: милосердный самарянин войдет в царство раньше праведного, но чёрствого сердцем иудея.

Однако, споры на этом не кончились. Возник вопрос, следует ли христианам из язычников обрезываться и соблюдать иудейский закон. Одни проповедники говорили язычникам: „не обрежетесь, – не можете спастись“, и требовали строгого соблюдения субботы и других предписаний закона. Но Павел восстал против этого. Он учил, что время закона кончилось, и закон теперь не нужен ни для кого, ни для язычников, ни для иудеев. Закон был дан по причине первородного греха. Адам согрешил и умер, и вслед за ним, грехом и смертью одного Адама, пришли в мир грех и смерть для всех людей. За грех бог наложил на людей проклятие закона: дал суровый закон и повелел исполнять его. Это послушание за грех и должны были исполнять люди, пока не пришло время быть искупленным их греху; другим наказанием была смерть, царствовавшая над всеми, и грешными, и праведными, и иудеями, и язычниками; у иудеев не было никакого преимущества перед язычниками, ибо все были под властью греха и смерти, и делами закона иудеи не могли хвалиться и оправдываться, потому что закон был дан не во искупление, а в наказание. Но вместе с законом было дано и обетование об искуплении; искупление совершено Иисусом – Мессией, его страданиями, смертью и воскресением. Как раньше грехом одного вошли в мир грех и смерть для всех, так теперь жертвой и воскресением одного вошли в мир благодать и жизнь для всех. Христос искупил от проклятия закона и власти смерти всех, кто верит в него; закон был только „воспитателем ко Христу, чтобы нам оправдаться верою; по пришествии же веры мы уже не под воспитателем, но все сыны божии по вере в Христа Иисуса, нет уже ни иудея, ни язычника, ни раба, ни свободного, нет ни мужчин, ни женщин, ибо все вы одно во Христе Иисусе“. „Для чего же обрезываться“? – продолжал Павел. Обрезание более не нужно, ибо мы умерли для закона и воскресли для жизни. Противники Павла не соглашались с ним; спор разгорелся, и для разрешения его пришлось собрать в Иерусалиме собор из пресвитеров и апостолов.

На соборе долго не могли прийти ни к какому решению. Наконец, решительное слово сказал Петр. „Мужи, братья, – сказал он: – вы знаете, что бог от первых дней избрал из вас меня, чтобы из уст моих язычники услышали слово евангелия и уверовали; и сердцеведец бог дал за них свидетельство, даровав им духа святого, как и нам, и не положил никакого различия между нами и ими, верою очистив сердца их. Что же ныне искушаете вы бога, стремясь возложить на шею учеников иго, которого не могли вынести ни отцы наши, ни мы? Но мы веруем, что спасемся, как и они, благодатью господа Иисуса Христа“. После этих слов Петра споры умолкли, и собор по предложению Иакова постановил: не затруднять язычников, но написать, чтобы воздерживались от идоложертвенного, блуда, удавленины и крови и не делали другим того, чего не хотят себе. К общинам из язычников было составлено целое послание, в котором собор апостолов объяснял, что апостолы никому не предписывали учить, что должно обрезываться и соблюдать закон, и излагал свое постановление.

После этого споры прекратились, но создалось различие в быте общин иудейских и языческих. В иудейских общинах соблюдались заповеди „пути жизни“ и по традиции соблюдался закон и его предписания. Из новых обычаев там существовали крещение и преломление хлеба всею общиной, но этим обрядам не придавалось никакого нового таинственного смысла. Крещение понимали также, как и во времена Иоанна Крестителя: это был символический обряд очищения от грехов. Преломление хлеба и общую чашу совершали в воспоминание о последней вечере Иисуса с учениками, перед его арестом, когда все, и Иисус, и ученики были охвачены предчувствием чего – то рокового, и когда нервы были особенно напряжены, беседа особенно интимна и проникновенна. Для иудеев не было ничего нового и необыкновенного в этих обрядах: и крещение, и совместные трапезы практиковались у них и раньше.

В общинах, основанных Павлом, был иной дух, и иной смысл влагался в обряды крещения и преломления хлеба. Павел не довольствовался общими и краткими наставлениями „пути жизни“, но в своих посланиях давал подробные нравственные поучения. Мало соблюдать обычные заповеди; надо стараться быть святыми, ибо святые будут судить даже и ангелов. Надо стремиться к плодам духа: к любви, радости, миру, долготерпению, благости, милосердию, вере, кротости, воздержанию и избегать пороков плоти и всех тех, кто предается им: не сообщаться с тем, кто, называясь братом, остается блудником, или лихоимцем, или идолослужителем, или злоречивым, или пьяницей, или хищником; с такими даже и не есть вместе. Ради избежания блуда каждому следует иметь жену, и каждой – иметь мужа; но безбрачным и вдовам лучше всего оставаться, как сам апостол – девственными и воздержными от брака. Но важнее всех добродетелей – любовь. Любовь – выше веры и надежды. О ней Павел написал корифянам такие замечательные, можно сказать, бессмертные строки: „Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая, или кимвол звучащий. И если я имею пророчество, и знаю все тайны, и имею все познание, и всю веру, так чтобы и горы передвигать, а любви не имею – то я ничто. И если я раздам все имущество мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне никакой пользы. Любовь долго терпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своей корысти, не гневается, не замышляет зла, не радуется неправде, но радуется вместе с истиной, все покрывает, всему верит, на все надеется, все переносит. Любовь никогда не иссякнет, хотя бы и пророчества прекратились, и языки умолкли, и познание разрушилось... Стремитесь к любви!“ И сам Павел был ярким светочем этой любви. Все его послания проникнуты теплой любовью к его ученикам и последователям. Он никогда не разражается на них гневом, какие бы печальные вести о грехах и непорядках в общинах ни доходили до него, но кротко поучает, обращаясь к сердцу и совести верующих. „Возлюбленные мои“ – любимое обращение его к членам его общин.

Такие строгие нравственные требования Павел предъявлял своим общинам потому, что считал их членов особенно избранными, предопределенными к оправданию и славе. Христиане подобны образу сына божия Иисуса Христа; поэтому и жизнь их должна быть святая. Но Павел учил при этом, что сделаться христианином – не так просто. Не так легко из простого иудея и язычника сделаться избранным, получить духа и искупление первородного греха для жизни вечной в будущем царстве. Для этого нужно особенное чудесное действие божественной силы на человека, которое распространило бы на принимающего христианство силу искупительной жертвы Иисуса Христа. Всякий вступающий в общину христиан должен креститься; крещение – это не простой символический обряд очищения от грехов, но таинство, чудесное действие. Когда человек погружается в воды крещения, – учил Павел, – с ним происходит таинственное перерождение: старый, отягченный первородным грехом человек мгновенно умирает и из воды выходит новый, чистый человек; плоть человека до крещения вся насквозь проникнута грехом, но в водах крещения человек ее с себя сбрасывает и надевает новую плоть, подобную чистой плоти Христа. Крещение подобно смерти и воскресению Иисуса: погруженный в воду точно погребен, выходящий из воды точно воскресает. И Павел понимал все это не как сравнение, не как символ, но верил, что во время крещения действительно происходит чудесная смерть, перерождение и воскресение человека, ибо в это время человек умирает, погребается и воскресает вместе с Христом. Павел учил, что если Христос мог умереть, быть погребенным и воскреснуть ради других, за весь род человеческий, то и христианин может второй раз креститься за мертвых, чтобы и умершие воскресли и попали в число избранных: христианину, уже получившему крещение, оно вторично не нужно, но его таинственная сила может распространится и на умерших. Это новое учение о крещении очень охотно воспринималось христианами из язычников: в ту эпоху было много тайных религиозных обществ, стремившихся вступить в общение с божеством посредством таинственных обрядов очищения и омовения и получить таким путем крещение грехов и надежду на воскресение после смерти.

Так – же охотно принималось и учение Павла о таинственном значении обряда преломления хлебов. Павел постоянно учил, что общая вечеря – не простое вкушение пищи сообща в память об Иисусе. „Когда вы сходитесь вместе, это еще не вкушение вечери господней“ – говорил он: „ибо каждый спешит первый съесть свою вечерю, и один бывает голоден, а другой пьян. Но разве у вас нет домов, чтобы есть и пить?» Вечеря господня – не простое вкушение хлеба, и вина, но таинственная жертва, во время которой собравшиеся приобщаются тела и крови Христовой, т. е. соединяются с божеством. „Чаша благословении, которую благословляем, не есть ли приобщение крови Христовой? хлеб, который преломляем, не есть ли приобщение тела Христова“? – спрашивал Павел и напоминал, что так, заповедал и сам Иисус в ту ночь, когда был предан. Тогда он взял хлеб и, возблагодарив, преломил и сказал: „приимите, ядите, сие есть тело мое, за вас преломляемое: это делайте в мое воспоминание“; также взял и чашу и сказал: „сия чаша есть новый завет в моей крови: это делайте всякий раз, как будете лить в мое воспоминание“. И дальше Павел разъяснял, что это такая же жертва, как и жертва язычников своим божествам; язычники пьют чашу, чтобы вступить в общение со своими божествами – демонами, а христиане – чтобы вступить в общение с господом. „Посему“, – учил Павел, „кто будет есть хлеб сей или пить чашу господа недостойно, грешен будет против тела и крови господа. Пусть же испытывает себя человек... ибо кто ест и пьет недостойно, ест и пьет осуждение себе, так как не рассуждает, что сие – тело господне; от того многие из вас немощны и больны и спать охочи“. А всякий, кто достойно ест и пьет, получит спасение, ибо вечеря есть залог пришествия господа: она знаменует смерть господа и потому обещает его воскресения. Чтобы достойно участвовать в вечере, нужно было поститься накануне „дня господня“, в который происходила вечеря, исповедаться перед вечерей в грехах и примириться со всеми, с кем была ссора или спор. После вечери читалась благодарственная молитва, заканчивавшаяся такими словами: „помни, господи, о церкви твоей, да избавить ее от всякого зла и совершить ее в любви твоей, и введи ее, святую, со всех четырех ветров в царство твое, которое ты уготовал для неё. Ибо сила твоя и слава во веки. Да приидет милость и да погибнет этот мир. Осанна богу Давидову! Господь придет! Аминь“.

В учении Павла о таинстве преломления хлеба для христиан из язычников также не было ничего необычного. Среди народной массы греко – римского мира было широко распространена мысль, что силу и здоровье можно получить посредством соединения с богом; а соединиться с богом проще всего можно было чрез вкушение его тела. Отсюда был широко распространен обычаи раз в году приносить в жертву животных, посвященных богам, и устраивать пир, за которым каждый верующий получал часть жертвенного животного. Эта вера, шедшая из глубокой седой древности, когда еще человек был в диком состоянии, жила и в то время, и ее разделяли даже некоторые образованные люди, но, конечно, старались дать ей приличное объяснение и сделать ее менее грубой.

Такова была жизнь, вера и устройство первых христианских общин. Огромное большинство их участников никогда не видало и не слыхало Иисуса; также и среди основателей общин лишь немногие были прямыми учениками Иисуса. Естественно, что учение Иисуса, его изречения и обетования многими понимались и переиначивались по своему, что появились такие обряды и обычаи, которых Иисус не устанавливал, но которые ему приписывались. И вместе с тем представление об Иисусе создалось такое, какое совершенно не соответствовало его действительному облику. Народный пророк, горячий, простодушный и наивный, Иисус в глазах членов первых общин превратился в Мессию, сына Давидова, сына божьего, искупителя рода человеческого от первородного греха, спасителя мира, истинного бога христианских общин, который затмил собою и бога – отца Иисуса, и посланного им духа. Взоры и мысли христиан были направлены не к Иисусу прошлого, назаретскому пророку, но к господу – Иисусу Христу будущего судии мира и царю будущего царства. Иисус спас людей; но еще спасение не пришло окончательно. Сейчас христиане ещё гонимы, еще притеснены, еще торжествуют враги Христа. Скоро будет время, когда страдания христиан кончатся, и придет их спасение и слава „Маran аthа“ „господь придет“ – приветствовали друг друга христиане – и жили надеждой на это славное пришествие.

Вера в близкий конец этого мира и скорое пришествие Иисуса укреплялась в особенности вследствие того невыносимого положения, в какое попали христианские общины среди тогдашнего общества. И ранее те круги, из которых рекрутировались христиане, были па положении притесненных и униженных; когда же христиане, основав свои общины, резко обособились от остального общества и прокляли его, „люди мира сего“ ответили им презрением и злобными гонениями. Мессианизм первых христиан легко смешивался в представлении имущих классов и властей с мессианизмом разбойничьих „царей иудейских“, вождей анархии, грабежей и погромов. И если более умеренные враги христианства считали христиан просто изуверной сектой, более непримиримые считали их опасными врагами всего общества. Христиане чувствовали себя, как овцы среди волков, и старались спастись „змеиной мудростью и голубиной кротостью“; на каждом шагу им приходилось остерегаться, чтобы не попасть в тюрьму и в судилища, и не потерять жизнь. В Иерусалиме синедрион начал процесс против апостолов; Петр был заключен в тюрьму, откуда каким – то чудом бежал, диакона Стефана побили камнями. Иаков был арестован и казнен по приказу Ирода. В Иконии часть иудеев повела против проповедников христианства погромную агитацию, и они едва не были побиты камнями. В Эфесе огромную агитацию повел серебряник Димитрий, делавший статуэтки богов и ковчеги для них и боявшийся лишиться заработка. Такая же агитации аресты и казни имели место и в других городах. Жребий христиан был тяжким мучением, в особенности для тех, кому приходилось ради новой веры порывать с семьей, оставшейся во враждебном христианству лагере; разыгрывались тяжёлые трагедии, когда из слепой ревности к старой вере отец предавал сына, брат – брата, дети родителей. Иногда слабые начинали роптать и падали духом; более сильные подкрепляли их, уверяя, что все это так должно быть и предсказано самим Иисусом. Иисус будто бы сам говорил, что он принес на землю не мир, а меч, не согласие, но огонь и разделение, пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью её, и невестку со свекровью её. Всеми семейными узами надо пожертвовать ради Иисуса, по слову его: „кто любит отца или мать более, нежели меня, недостоин меня, и кто любит сына или дочь более меня, недостоин меня“, не бояться убивающих тело, но не могущих убить душу, радоваться и веселиться, когда все будут ненавидеть христиан за имя Иисуса. Это – крест христиан; но „кто не берет креста своего и не идет за мною тот недостоин меня“ – говорил будто бы Иисус: „всякого, кто исповедует меня перед людьми, того исповедую и я перед отцом моим небесным, а кто отречется от меня перед людьми, отрекусь от того и пред отцом моим небесным“. Претерпевший до конца спасется, и велика будет награда его на небесах. А терпеть недолго: Иисус говорил апостолам, что не успеют они обойти городов израилевых как придет сын человеческий, и увидят пришествие его люди этого поколения.

На духовных собраниях величайшим утешением христиан было слушать откровения духа о предстоящем пришествии Иисуса. Изречения самого Иисуса о будущем пришествии Мессии, суде, и царстве были слишком кратки, хотелось более точного, более подробного пророчества. В ответ на настойчивые просьбы христиан Павел поведал им тайну, открытую ему духом, о пришествии Иисуса и о воскресении мертвых. Когда внезапно, как тать ночью, придет день гнева и откровения праведного суда божия, который воздаст каждому по делам его, тогда сойдет с неба сам господь при кличе архангела и при звуках трубы. И по кличу архангела и по звуку трубы воскреснут сначала мертвые Христовы, принявшие крещение во смерть Христа, воскреснут нетленными, с особым телом, не душевным, которое было темницей души, но духовным, которое будет чистою духовною плотью. А живые в тоже время мгновению изменятся, станут такими же духовными, как воскресшие мертвецы Христовы и сам Христос; и все, и живые, и воскресшие мертвые на облаках будут подняты навстречу господу на воздухе. Явившись, произведет господь суд: праведным даст жизнь вечную, вместе с собою, а тем кто делал неправду, присудит ярость н гнев, смерть и тесноту. Упразднит он всякое начальство, власть и силу и будет царствовать вечно.

Другой пророк, Иоанн, сосланный на остров Патмос за исповедание веры Христа, имел целый ряд духовных откровений, которые были впоследствии включены вместе с другими откровениями в книгу „Откровение Иоанна“. Однажды в день господень Иоанн был „в духе“ и услыхал сзади себя голос, предписывавший написать семи малоазиатским общинам то, что он увидит сейчас и услышит. И увидал он сына человеческого среди семи золотых светильников держащего в деснице своей семь звезд; и сын человеческий сказал ему: „я первый и последний и живой; был мертв – и вот жив во веки веков, аминь; и имею ключи от ада и смерти“. И сын человеческий объяснил Иоанну, что семь светильников – семь малоазиатских общин, а семь звезд – семь ангелов – хранителей этих общин; им – то и должен написать Иоанн о грехах их, чтобы они могли покаяться, ибо время близко: „се стою у дверей и стучу; кто услышит голос мой и отворит мне, войду к нему и буду вечерять с ним, и он со мной“. Общины должны покаяться, претерпеть и победить искушения и соблазны; кто победит, тому будет в царстве награда. Побеждающий не потерпит второй смерти в геенне огненной, имя его не изгладится из книги жизни, и исповедует имя его сын человеческий перед отцом своим и, ангелами его. Оденется он в белые одежды, будет как столп в храме божием, получит он в новой жизни имя новое, имя жителя Нового Иерусалима, написанное на белом волшебном камне. Будет он вкушать манну сокровенную, и плоды от древа жизни, растущего посреди рая божия; и сядет он на престоле господа вместе с господом и получит власть над всеми народами пасти их жезлом железным и, как сосуды глиняные, сокрушать их. „Имеющий ухо да слышит, что дух говорит общинам!“ – заканчивалось это последнее увещание перед страшным судом.

И когда Иоанн был вновь в духе, увидел он, как должно произойти пришествие и страшный суд. Семь страшных бедствий должны сначала обрушиться на землю. В деснице сидящего на престоле страшная книга судеб, запечатанная семью печатями, которую не может раскрыть никто ни на небе, ни на земле; только ,,корень Давидов“, победивший смерть, как бы агнец закланный, достоин раскрыть ее. И стал агнец снимать с книги одну печать за другою; и одна за другою казни стали обрушиваться на землю. Сначала вышли четыре коня, принесшие на землю меч и истребление, голод и смерть; истребляли люди друг друга, уничтожал их голод и звери земные. Потом сделалось великое землетрясение, и солнце сделалось мрачно, как власяница, а луна сделалась красна, как кровь; звезды небесные стали падать на землю, как листья смоковницы, небо скрылось, свернувшись, точно книжный свиток, горы и острова сдвинулись с места, и все цари земные и вельможи, и богатые и бедные, и рабы и свободные скрылись в пещеры и в ущельях гор, ища спасения с воплями: „горы и камни, падите на нас и скройте нас от лица, сидящего на престоле и от гнева агнца, ибо пришел великий день гнева его, и кто может устоять?“ И тут снял агнец седьмую печать, сделалась на небе тишина на полчаса; и вдруг явились те, кто устояли. Великое множество людей, которого не перечесть, из всех племен, колен, народов и языков стояло перед престолом в белых одеждах, с пальмовыми ветвями, и все они восклицали: „спасение богу нашему и агнцу“. И объяснил дух Иоанну, кто эти блаженные: это те, кто пришел от великих притеснений, кто омыл одежды свои кровью агнца; за это они пребывают теперь перед престолом бога и служат ему в храме его день и ночь; они не будут уже ни голодать, ни жаждать, не будет палить их ни солнце, ни зной, ибо агнец будет пасти их и водить их на живые источники вод, и отрет бог всякую слезу с очей их. Слышал и видел все это Иоанн и в заключение написал, по слову духа, прежнее увещание: „Время близко! Неправедный пусть делает еще неправду; нечистый пусть еще оскверняется; праведный пусть еще творит правду, и святой пусть еще освящается! Се гряду скоро, и возмездие мое со мною, чтобы воздать каждому по делам его! “.

В общинах христиан из иудеев прислушивались к голосам иудейских пророков, рисовавших не менее яркие и страшные картины предстоящего суда и пришествия Мессии. Вскоре после смерти Иисуса на римском престоле сел полупомешанный жестокий император Гай Цезарь, прозванный Калигулой. Калигула предписал, чтобы по всей империи воздавались ему божеские почести: ставились его статуи, и приносились жертвы. Когда иудеи отказались следовать этому приказу, против них начались по приказу императора дикие преследования. Особенно жестокая расправа была в Александрии. Иудейских старейшин там публично бичевали в цирке и некоторых забили до смерти; на дома и магазины иудеев была натравлена чернь, которая произвела жестокий погром и избиение, совершала поругания над трупами. Калигула приказал поставить свою статую и в иерусалимском храме, и только угроза поголовного восстания заставила его отказаться от этого намерения. Иудейские пророки были убеждены, что дикие казни и преследования, производившиеся по приказу помешанного императора, вообразившего себя богом, являются верным признаком близкого конца мира. Появилось несколько откровений о том, как этот конец произойдет; за них жадно ухватились и христиане из иудеев, переписывали их для себя и усердно читали их. Перед концом будут страшные бедствия, – говорилось и в этих откровениях; но сначала ангел по приказу бога наложит печати на верных рабов божиих, которые не должны погибнуть от гнева божия и будут участниками царства Мессии; из каждого колена израилева будет запечатлено по 12.000 человек, а всего 144.000 человек. Затем ангелами по божественному приказу будут произведены казни; или явятся семь ангелов с трубами, и по звуку каждой трубы будут обрушиваться на землю одно за другим бедствия, или явятся семь ангелов с чашами, в которых заключены семь страшных язв ярости божией, изливаемых ангелами на землю. Земля будет поражена градом, и огнем, и солнечным зноем, море превратится к кровь, вода рек и источников станет отравленной, горькой как полынь, придут страшная саранча и серные кони, поражающие людей гнойными мучительными язвами, солнце и луна затмятся, погибнут массами люди, животные и рыбы. И посреди этих последних страшных бедствий произойдет последний решительный бой между божеством и сатаною. Жена, облеченная солнцем, восседающая на луне и имеющая на голове венец из двенадцати звезд, родит будущего Мессию, который будет пасти все народы жезлом железным. Сатана, в образе страшного дракона станет перед родильницей, чтобы пожрать её младенца; но это не удастся ему, младенец сейчас же будет взят на небо к престолу бога, а когда дракон бросится вслед за ним, архангел Михаил с ангельскими силами выйдет против него и сбросит назад на землю. Тогда дракон создаст для борьбы с Мессией и его святыми страшного зверя, с семью головами и десятью рогами, подобного барсу, ноги у него медвежьи, пасть львиная; выйдет этот зверь из моря, и даст ему дракон свою власть и престол. Вся земля и все народы, имена которых не записаны в книге жизни, поклонятся ему, будет он вести войну со святыми и победит их. Кто зверь этот, можно отгадать по числу имени его; а число это человеческое – 616, значит – это римский император Гай Цезарь, ибо сумма числовых значений греческих букв его имени равняется 616. И будет последний бой между Мессией и царями земными, которые соберутся вместе под начальством зверя, чтобы сразиться с воинством Мессии. Зверь и лжепророк его будут схвачены и брошены в озеро серное, цари и воины его будут убиты мечом Мессии и отданы на съедение хищным птицам, а дракона, змия древнего, диавола и сатану ангел низвергнет в бездну и заключит его там в оковах на тысячу лет, пока будет первое царство Мессии с 144.000 избранными его. А потом будет на время выпущен дракон на волю и вновь соберет силы свои против святых и города Мессии; но бог пошлет с неба огонь, который пожрет воинство дракона, а самого дракона ввергнет навеки в то – же озеро серное, куда брошены зверь и лжепророк его, и будут они мучиться там вечно. Тогда произойдет воскресение мертвых и последний суд. Море отдаст мертвых, бывших в нем, смерть и ад отдадут мертвых, которые были в них: раскроются книги, где записаны все дела всех людей, и книга жизни, и будет каждый судим по делам его. Смерть и ад будут брошены в озеро огненное и вместе с ними все те, кто не был записан в книге жизни, и там будет им вторая вечная смерть. А для оправданных сотворить бог новую землю и новое небо, ибо прежней земли и прежнего неба и моря уже не будет; и будет построен Новый Иерусалим, из чистого золота, стена его будет из ясписа, основание стены – из драгоценных камней, будет в нем двенадцать ворот из жемчуга, и названы они будут по именам двенадцати колен израилевых. Там будут жить те, кто записан в книге жизни, будут пить от реки жизни, которая будет течь от престола божия посредине города, чистая, как кристалл, и будут вкушать от деревьев жизни, стоящих по обоим берегам реки и приносящих каждый месяц плод свой и целительные листья свои. „Блаженны те, кто соблюдает заповеди, чтобы иметь им право на древо жизни и войти в город воротами“ – восклицали пророки. „Ей, гряди, господи Иисусе! “ – несся в ответ страстный вопль измученных христиан.

Время шло, а Иисус все не приходил. Сошел в могилу в 41 году Калигула, убитый своими солдатами, и предсказания откровения о звере не сбылись. Но в шестидесятых годах ожидания Мессии вновь оживились. На римском престоле сел Нерон, жестокий тиран, не останавливавшийся ни перед какими преступлениями, чтобы укрепить свою власть и удовлетворить свои похоти. Он убил мать и жену, а в 64 г. когда произошел в Риме страшный пожар, обвинил в поджоге христиан. Начались неслыханные еще гонения на христиан и погромы, производимые чернью. В трепете христиане обратились к пророкам, и те стали объяснять иудейское откровение о звере – Калигуле так, как будто оно имеет в виду Нерона. Неправильно под зверем понимали Гая Цезаря; число зверя 666, а не 616, и соответствует оно имени „Нерон Кесарь“, если написать его еврейскими буквами. Нерон – антихрист; скоро придет и Христос.

В то – же время новой силой разгорелись мессианические ожидания среди иудеев. Особенно волновалась галилейская беднота и вольница Меромского озера. Римские прокураторы были один другого свирепее, но всех превзошел Гестий Флор, вступивший в должность в 64 году. Его управление переполнило чашу терпения; в 66 году появились слухи, что Мессия должен явиться именно в этом году: и стоило Флору потребовать из храма 17 талантов, как поднялось всеобщее восстание против римского владычества, превратившееся в четырехлетнюю войну. Мессией объявил себя галилеянин Иоанн из Гисхалы, который занял Галилею и захватил Иерусалим, беспощадно истреблял и римлян и богатых иудеев. Восстание было жестоко подавлено римлянами; в 70 г. Иерусалим был взят и разрушен до основания победителями.

Христиане с трепетом наблюдали за этой трагедией и волновались, убежденные, что теперь – то близок день пришествия. Во время войны появлялись постоянно слухи, что Иисус явился то тут, то там; находились среди христиан люди, которые выдавали себя за Мессию; но, к величайшему горю христиан, все это оказывалось фальшивым, и настоящего пришествия Иисуса все не было. Тогда пророки стали объяснять, что гибель Иудеи и Иерусалима – только признаки близости пришествия Иисуса. Он сам предсказал все это, беседуя с учениками незадолго до смерти, при выходе из храма. Тогда он предсказал и разрушение храма, и войны, которые будут сопровождать это событие, и мучения христиан; но все это только первые бедствия. Только после них, после разрушения храма и мерзости запустения в нем, надо ждать пришествия Иисуса. Тогда – то и начнется последняя скорбь, такая, какой не было от сотворения мира; по милости господа скорбь эта будет кратковременной, чтобы не погибла вся плоть на земле. И вот после этой последней скорби солнце померкнет, луна не даст света, звезды спадут с неба, и силы небесные поколеблются; тогда увидят сына человеческого, грядущего на облаках с великим воинством и славою; пошлет он ангелов своих, и они соберут избранных его со всех четырех ветров, от края земли до края неба. „Не прекратится род ваш, как все это будет“ – утешали пророки и призывали к бодрствованию, чтобы не быть застигнутыми пришествием Иисуса врасплох. „О дне и часе том никто не знает“ – говорили они, – „ни ангелы небесные, ни сын, но только отец. Смотрите, бодрствуйте и молитесь, ибо не знаете, когда наступит это время, ибо не знаете, когда придет хозяин дома, вечером или в полночь, или в пение петухов, или поутру, чтобы, пришедши внезапно, не застал вас спящими“. К этому пророки прибавляли притчи, приписывавшиеся Иисусу, о разумных и неразумных девах, ожидающих жениха, о рабах, получивших от уехавшего на время господина разное число талантов для оборота, и призывали подражать мудрым девам, взявшим с собою не только светильники, но и масло, и усердным рабам, умножившим данные им таланты.

Прошло, однако, и это время, а Христос все не приходил. Времена не становились легче; в конце I и в начале II века происходили жестокие преследования христиан со стороны Домициана и Траяна. Это тяжелое время опять оживило надежду на близкий конец. Неизвестный христианский пророк собрал откровения Иоанна с Патмоса и иудейские откровения о звере – Калигуле, о семи чашах гнева божия, о гибели Рима и о новом Иерусалиме и составил из них новую книгу пророчеств о конце мира. Он доказывал, что все эти пророчества должны исполниться именно теперь; раньше их неправильно толковали. Раньше говорили, что семь рогов зверя – это семь гор, на которых стоит Рим: но эти рога означают еще семь царей, из которых шесть были после зверя, седьмой – будет; а зверь, который был ввергнут в бездну и вновь явился – это восьмой царь, который был первым. Это – оживший Нерон, который должен прийти с Евфрата на последний бой со святыми. Такое толкование встретило общее доверие, так как среди римского общества, действительно, была в это время распространена уверенность, что Нерон не погиб в 68 г., когда против него подняли восстание солдаты, но убежал к парфянам на Ефрат, и вновь вернется добывать себе престол. Многие суеверные люди ожидали, что, вернувшись, он будет ещё более жестоким, будет вести себя, как человек, одержимый злой сверхъестественной силой, как вещий колдун. И такое представление о Нероне – ожившем очень подходило к фигуре чудовищного зверя, который вместе со своим лжепророком должен был совершать знамения и чудеса.

Не оправдалась и эта надежда, и постепенно мессианические ожидания стали ослабевать; появились даже скептики, сомневавшиеся вообще в пришествии Иисуса. „Где признаки пришествия его? с тех пор как стали умирать отцы, все от начала творения остается без перемены“ – говорили они. Вымерло поколение первых христиан, второе христианское поколение имело уже и другие заботы. Изменился состав общин – рядом с бедняками появились в общинах богачи, которым предоставлялось первое место, а бедняков оттирали на задний план. Появились среди христиан новые учения, разгорелись споры, и за ними совсем потух огонь мессианизма. Зато стали вырабатываться система новой веры и обрядов и церковная организация. Тут учителя церкви шли по стопам Павла. Постепенно стал устанавливаться догмат троичности божества: учили крестить во имя отца и сына и святого духа. Иисус окончательно сделался божеством для христиан, изначальным божественным словом, сотворившим мир, установилось поклонение Марии, как богоматери, и апостолам. Крещение и причащение окончательно сделать общепризнанными таинствами, и к числу их прибавились еще рукоположение и покаяние. Установилось почитание креста и изображений Иисуса, выработались обряды богослужений. В церковной организации над всеми христианами выделились епископы (надзиратели), управлявшие общинами областей, пресвитеры, управлявшие отдельными общинами, и диаконы, помогавшие пресвитерам; только этим особым, отмеченным печатью духа, лицам полагалось совершать богослужение. Все это происходило уже исключительно в греко – римской среде, под влиянием греко – римских идей и обрядов; иудейство уже не могло оказывать никакого влияния, так как иудейские общины христиан погибли во время катастрофы 66 – 70 г.г. Так к началу III века сложилась христианская церковь, столь же мало похожая на первые христианские общины, как кружок Иисуса и его учеников на эти последние. Новая церковь завоевала себе господство в Римской Империи и с IV века стала править рука об руку со светской властью.