XIV век

XIV век – век возвышения Москвы, которая до этого была маленьким и незначительным городком. Первый московский князь Даниил начал собирание русских земель в единое государство вокруг Москвы. Его потомки приложили немало усилий для продолжения этого дела. Более же всех потрудился на поприще создания Московского государства митрополит Алексий, первосвятитель Русской Церкви, управлявший ею с 1354 по 1378 год.

Митрополит Алексий был сыном черниговского боярина, перешедшего на службу к Даниилу Московскому после разорения области ордынцами. Доказав свою преданность князю, отец святителя Алексия и здесь занял видный пост при княжеском дворе. Сам будущий святитель получил блестящее образование. Казалось бы, что судьба молодого боярина уже решена. Однако на 20-м году жизни Алексий оставляет мир и постригается в монахи. Став монахом по призванию, он прошел строгую аскетическую школу в Московском Богоявленском монастыре. В течение двадцати лет он несет различные послушания: от уборки конюшен до работ на поварне. В 1340 году престарелому митрополиту Феогносту потребовался помощник для ведения церковного суда. Митрополит, зная добродетельную жизнь монаха Алексия и его образование, повелел будущему святителю заведовать судебными делами Церкви. Двенадцать лет Алексий жил в святительском доме в звании митрополичьего наместника. Незадолго до кончины митрополита Феогноста Алексий был возведен в сан епископа Владимирского, а после его смерти сделался предстоятелем Русской Церкви.

Митрополит Алексий стал во главе Русской Церкви в то время, когда власть великого князя, утвердившаяся сначала в Москве, перешла в другие руки. Страшная моровая язва, свирепствовавшая в русских землях, унесла жизни многих представителей московской великокняжеской семьи. Наследником Московского княжества остался лишь восьмилетний князь Димитрий Иванович (будущий Донской), а великокняжеский титул перешел к суздальскому князю. Москва, казалось, утратила свое прежнее значение. Однако святитель Алексий, несмотря на просьбы нового великого князя переехать в новую столицу, сохранил положение церковного центра за Москвой.

По завещанию последнего московского великого князя митрополит Алексий назначался регентом над его малолетним наследником и главой боярской думы, которая правила княжеством. Это единственный в истории нашего Отечества случай, когда предстоятель Церкви стал одновременно и главой государства. Митрополит Алексий был охранителем интересов московского князя и прилагал усилия, чтобы сохранить отрока и удержать за ним страну и власть. Уже через два года после потери великокняжеской власти она вновь перешла к московскому князю благодаря стараниям митрополита.

Особенно деятельное участие принимал митрополит Алексий в деле собирания национальных сил вокруг Москвы, понимая, что освобождение от ненавистного ига зависит от объединения Руси. Он старался не только подчинить великому князю строптивых князей, но и примирить их между собой. При посредстве митрополита заключались все княжеские договоры. Он употреблял свою духовную власть и для того, чтобы заставить князей соблюдать договоры, предавая церковному отлучению тех, кто их нарушал. Усилия первосвятителя не пропали даром. К концу XIV века большинство русских княжеств сплотились вокруг Москвы. Их объединение легло в основу великой победы русского народа на Куликовом поле в 1380 году. Эта победа подвела итоги государственной деятельности митрополита Алексия. Его справедливо называют отцом Куликовского сражения, потому что именно он воспитал Димитрия Донского для подвига, заложившего основы будущего величия России.

Митрополит Алексий старался защитить еще неокрепшее Московское государство и от внешних врагов. Трижды святитель ездил в Орду для ходатайства за русские земли. Ему удалось отвратить опасность монгольского набега при хане Бердибеке. Святитель не только усмирил пыл этого хана, но и привез от него подтверждение прав и свобод Русской Церкви. При нашествии с запада литовских войск митрополит Алексий поднял дух Москвы и своей твердостью сокрушил честолюбивые замыслы литовского князя, подвергнув церковному отлучению его союзников.

Политическая деятельность митрополита Алексия не заглушила в святителе церковного иерарха и смиренного инока. Об этом красноречиво свидетельствуют его послания пастве, сохранившиеся до наших дней. Пользуясь веротерпимостью Орды, Православная Церковь в лице святителя Алексия достойно исполняла свою роль духовного воспитателя народа и носительницы национального патриотизма. Перед своей кончиной 12 февраля 1378 года святитель Алексий имел утешение видеть великокняжеский престол упроченным за Москвой и Россию на пути к освобождению от ордынского ига.

М.В. Первушин

Великие князья и правители Московского княжества были созидателями военного, экономического и политического могущества Москвы, на котором строилось объединение русских земель и создание единого государства. Преподобному Сергию Радонежскому выпала роль собирателя духовной мощи Святой Руси. Те духовные ориентиры, проповедником которых был Сергий и его ученики, имели не меньшее значение в возрождении России, чем активная деятельность московских князей на поле брани и за столом переговоров.

Преподобный Сергий родился в Ростове в 1314 году и в крещении был назван Варфоломеем. Его отец, ростовский боярин, вынужден был переселиться в пределы Московского княжества из-за разорения Ростова междоусобицами. Варфоломей с отрочества желал монашеской жизни, и родители не противились выбору сына, прося его лишь об одном – исполнить свое призвание после их смерти.

Похоронив родителей, Варфоломей поселяется в «месте пустынном» – в лесном урочище Маковец. Ему едва исполнилось 20 лет. С юношей удалился от мира и его брат Стефан, который к этому времени овдовел и принял постриг. Братья поставили посреди леса келию и деревянную церковь, которую освятили во имя Святой Троицы. Стефан хотя и был старше годами, но не смог терпеть тягот пустынножительства.

«Житие жестоко, отовсюду теснота, отовсюду недостатки», – говорил Стефан, покидая брата.

Годы провел преподобный Сергий в одиночестве, ища утешения лишь в молитве. Много духовных искушений и страхов претерпел он, находясь среди диких зверей и суровой природы, выйдя победителем из этой борьбы. Так, к Сергию ежедневно стал наведываться медведь, с которым отшельник делил свою скудную пищу. «Когда же не было еды, то голодали и он, и зверь», – пишет бытописатель преподобного.

Прослышав о святой жизни отшельника, к нему начали приходить искавшие духовного подвига. Не без сожаления встречал преподобный первых своих учеников. Однако никого из приходивших он не прогнал от себя. Со временем братия увеличивалась, и преподобный, уступая мольбам своих учеников, со смирением согласился принять священство и игуменство. Так, шаг за шагом, преподобный Сергий возвращается из излюбленной им пустыни в человеческий мир, отдавая свое духовное богатство делу духовного возрождения русского народа.

Подвиг Сергия напоминает подвиг первого русского игумена – преподобного Феодосия. Смиренная кротость – вот основа монашеского делания Сергия. Мы никогда не видим его наказывающим своих духовных чад. Когда его родной брат Стефан, вернувшись, вступил с ним в спор за старшинство в новой обители, преподобный Сергий тайно оставляет монастырь и удаляется, чтобы найти себе новое место подвигов. И только благословение митрополита Алексия заставило его вернуться в свой монастырь. Лишь однажды преподобный изменил своему смиренному правилу. Когда святитель Алексий перед кончиной хотел избрать Сергия своим преемником на Русской митрополии, он оказался непреклонным.

Слава о монастыре и его игумене широко распространилась на Руси. К Сергию приходили за духовным советом и благословением множество русских людей, от князей и бояр до крестьян. Преподобный не отказывал никому, принимая всех для беседы. Сергий брал на себя выполнение и политических поручений по воле митрополита Алексия, совмещавшего управление Церковью и государством. Однажды преподобный поехал в Нижний Новгород к рассорившимся братьям-князьям, чтобы заставить младшего брата покориться. В другой раз преподобный Сергий ездил к суровому и непримиримому князю Олегу Рязанскому и «кроткими словами» уговорил его на мир и союз с великим князем Дмитрием.

Результатом укрепления нравственных сил народа явилась победа на Куликовом поле. Преподобный Сергий благословил на эту битву князя Дмитрия Донского, сказав: «Иди смело, без колебания, и победишь!» По просьбе князя он дал ему двух иноков, Пересвета и Ослябю, из бывших бояр. Эти иноки-воины вдохновили дружины Димитрия и стали героями Куликовской битвы. Историк Ключевский называет преподобного Сергия «благодатным воспитателем русского народного духа. Ведь он своей жизнью дал увидеть русскому народу, что в нем еще не все доброе погасло и замерло. Он открыл им глаза и помог заглянуть в свой собственный внутренний мир».

Скончался преподобный Сергий 8 октября 1392 года. Он не оставил после себя писаний. Потому что его учение во всем его облике, во всей его жизни. Одним он утешение, другим – немой укор. Безмолвно Сергий учит самому простому: правде, прямоте, мужественности, труду, благоговению и вере. Основанная им обитель была и до сих пор остается одним из важнейших духовных центров Руси.

М.В. Первушин

Вместе со святителем Алексием и преподобным Сергием в XIV веке просиял еще один святой Русской Церкви – Стефан, епископ Пермский. Однако его труды отличались как от первосвятительского служения митрополита, так и от духовных подвигов Радонежского пустынника. Святитель Стефан был миссионером. Он отдал свою жизнь для просвещения светом Христовой веры языческого народа.

В XIV веке еще многие языческие племена, жившие на северо-востоке нашей страны, были лишь формально зависимы от Новгородского княжества. Молодое Московское государство только начинало формироваться, постепенно приводя к присяге малые народности, населявшие эти территории. Одним из приграничных городов великого княжества был Устюг, родина святителя Стефана, вокруг которого начинались поселения западных пермяков – зырян. Язычники по вере, они промышляли охотой на пушного зверя, продавать которого приходили в Устюг. Здесь будущий святитель и познакомился с этим народом, его языком и обычаями.

Святитель Стефан еще с юности отличался любознательностью и необыкновенными научными дарованиями. Не достигнув еще двадцатилетнего возраста, он уходит в Ростовский монастырь святителя Григория Богослова. Со слов его биографа Епифания, хорошо знавшего Стефана, выбор монастыря не случаен. Помимо того, что эта обитель отличалась строгостью иноческого устава и была прозываема в народе «затвором», в ней находилась богатейшая библиотека греческих книг и рукописей. Под руководством опытных наставников Стефан овладел греческим языком. Знание это открывало ему путь к великой византийской культуре и греческой мудрости. Однако он избирает для себя иной путь. Отказывается от высокого идеала познания ради любви к тем диким язычникам, встреча с которыми в родном Устюге некогда пронзила жалостью его сердце. Для них он совершает свое исхождение из ученого затвора, не оставляя в то же время ученых трудов.

Стефан не пожелал соединить дело крещения язычников с их обрусением. Он сделал для зырян то, что Кирилл и Мефодий сделали для славян. Он создал зырянскую письменность. Сохранившиеся образцы древнего пермского письма показывают, что он воспользовался для этого не русским и не греческим алфавитом, как славянские первоучители, а местными рунами – знаками для зарубок на дереве. На эту новую азбуку, не имеющую аналогов в других языках, он перевел богослужение и Священное Писание.

Заручившись поддержкой священноначалия и получив охранную грамоту от великого князя, Стефан смело встал на путь трудов, лишений и скорбей. «Благослови меня, Владыка, – говорил Стефан первосвятителю Русской Церкви, – идти в страну языческую, великую Пермь. Хочу учить вере людей неверных, привести их ко Христу или же пострадать за Христа моего». Прибыв в главное поселение зырян Усть-Вымь, Стефан начинает проповедь Евангелия. Сначала большинство зырян было настроено против проповедника новой веры. Когда их озлобление достигло предела, они собрались вокруг его хижины с кольями и топорами. Но никто не решился напасть на Стефана. Смелость ли миссионера, бесстрашно вышедшего к толпе с проповедью, или природная кротость этого народа, имеющего обычай «не творить начало бою», сохранило жизнь Стефану.

Переломным моментом в обращении зырян к христианской вере стала победа Стефана в споре с языческим жрецом Памом. После долгих споров жрец в оправдание своей веры вызвался пройти невредимо сквозь огонь и броситься в прорубь, но того же потребовал от Стефана. «Я не повелеваю стихиями, – отвечал Стефан, – но Бог христианский велик, и я иду с тобой». Собравшийся народ зажег крайнюю хижину. Когда пламя охватило ее, Стефан взял за руку Пама, чтобы вместе идти на суд Божий. Старый колдун не выдержал и отказался. Народ уже был готов убить обманщика, еще вчера имевшего неограниченное влияние по всей пермской земле, но Стефан упросил их отпустить Пама, говоря: «Христос послал меня учить, а не убивать людей, пусть Бог накажет его, а не я». Шаман был выгнан из пермской земли, а проповедь христианства пошла намного успешнее.

Стефан построил в Усть-Выме прекрасный храм, куда приходили и некрещеные зыряне подивиться красоте церковного убранства. Это была настоящая проповедь красотой. Стефан по всему Пермскому краю строил церкви, для которых сам писал иконы. При храмах открывал училища, где зыряне учились пермской азбуке. Все богослужение велось на пермском языке. Вплоть до конца XVIII века в этих землях сохранялось зырянское пение. Так вместе с Христовой верой в глуши первобытных лесов зажегся очаг христианской культуры.

Миссионерская деятельность Стефана сочеталась со служением пермскому народу. Во время неурожая он закупал хлеб в Вологде и Устюге и раздавал своей голодающей пастве. Он ходатайствовал пред великим князем о льготах для края. Он просил Новгородское вече обуздать наглость своих приказчиков, которые с военными дружинами производили разбойничьи набеги и грабежи, опустошая мирные зырянские селения. Теснее же всего он, конечно, был связан с Москвой. В Москве он и скончался во время одной из своих поездок 26 апреля 1396 года, проведя около двадцати лет в апостольских трудах.

Своим миссионерским подвигом святитель Стефан сумел показать наднациональный характер христианства, в силу которого каждый народ может и должен по-своему переживать истины Христовой веры. Он сумел основать Церковь, поставив во главу угла не свое национальное сознание, а национальную идею другого, пусть малого, народа. Великое дело было совершено им благодаря силе веры и христианской любви.

М.В. Первушин

Великая княгиня Московская Евдокия, в иночестве Евфросиния, – удивительная святая, имя которой старательно замалчивали в советское время. Первая княгиня-правительница Московской Руси, многодетная мать, воспитавшая восьмерых сыновей и четырех дочерей, монахиня, создательница храмов и монастырей – все это о преподобной Евфросинии. Она жила в нелегкое время становления Российского государства в борьбе с ордынским игом. Она терпела множество горестей и невзгод, обладая великокняжеской властью. И при этом служила образцом для окружающих и в великокняжеских чертогах, и в тиши монастырских стен. Она сумела соединить подвиг гражданского служения своему народу и родной земле с монашеским подвигом. Она не только выстояла в этом тяжелом служении, но и смогла стать святой.

Евдокия была дочерью нижегородско-суздальского князя. Точная дата ее рождения неизвестна, как ничего неизвестно и о ее детских годах. 18 января 1366 года Евдокия вышла замуж за московского князя Дмитрия Ивановича, впоследствии прозванного Донским. Этот брак начинался как династический, имевший прямую политическую цель: обеспечить мирные отношения между княжествами Московским и Суздальским, которые боролись за право первенства. В то время обоим молодоженам было около 15 лет от роду. Смиренно согласившись на этот брак лишь благодаря желанию своих близких, Дмитрий и Евдокия встретились только у венца. А встретившись, полюбили друг друга с первого взгляда и на всю жизнь. Колокольным звоном и всеобщим ликованием встретила Москва юную княжескую чету. Народ смотрел на Дмитрия и Евдокию, надеясь, что их брак подарит долгожданный мир многострадальному Отечеству, и летописец, описывая это событие, отметил: «Преисполнились тогда радостью сердца людей русских». И действительно, удивителен оказался этот брак. Описывая жизнь великокняжеской четы, летописец отмечал: «Еще мудрый сказал, что душа любящего в теле любимого. И я не стыжусь говорить, что они носят в двух телах единую душу и одна у них добродетельная жизнь…»

Трудное время пришлось пережить Евдокии в конце августа 1380 года. Тогда у стен Московского Кремля она провожала на Куликово поле любимого мужа. Вот как описывает древнерусский книжник трогательную картину проводов: «Княгиня же великая Евдокия… и многие жены стояще и провожающе, в слезах не могуще ни слова изрещи, отдавающе последнее целование… Великий князь Димитрий, видя то, сам едва удержался от слез, не прослезившись лишь народа ради… утешив супругу свою словами: «Жено, аще Бог с нами, то кто на нас!"» Уже после, в память победы на Куликовом поле, Евдокия построила внутри Московского Кремля храм в честь Рождества Пресвятой Богородицы – дня битвы Дмитрия с Мамаем.

Однако московской княгине предстояли еще более тяжелые испытания. 19 мая 1389 года на тридцать девятом году жизни умер Дмитрий Донской. За четыре дня до этого Евдокия родила ему младшего сына Константина. Современник записал проникновенный «Плач великой княгини по умершем муже», который стал одним из красивейших поэтических творений Древней Руси: «Зачем умре, жизнь моя дорогая, меня едину вдовою оставив! Солнце мое, рано заходеши, месяць мой светлый, скоро погибаеши, звездо восточная, почто к западу грядеши? Как теперь буду миловать тебя, жизнь моя, как повеселюся с тобою, радость моя! Свете мой светлый, зачем помрачился? Гора великая, зачем гибнеши?»

Дмитрий Донской передал престол своему сыну Василию, завещав, чтобы соправительницей ему была мать. Другим же детям в своем завещании несколько раз повторил фразу: «А вы, дети мои, матери слушайте». Евдокия стала первой женщиной, которая правила Московской Русью, и этот период продолжался около 20 лет. И хотя великая княгиня воздерживалась от непосредственного участия в государственных делах, с ее именем связано одно из значительных событий в истории России. Именно благодаря влиянию матери Василий проявил твердость духа, собрал «малое войско» и вышел навстречу полчищам Тамерлана, подошедшим к границам Руси. Видя такую смелость русских, орда повернула вспять. Евдокия являлась и строгой блюстительницей престолонаследия среди сыновей, сдерживая княжеские междоусобия. Она проявила себя и как умелая хозяйка многочисленных княжеских вотчин. Об этом свидетельствует, в частности, ее активная строительная деятельность, на которую требовались солидные средства.

После кончины супруга Евдокия повела строго монашескую подвижническую жизнь, одела власяницу, носила под роскошной одеждой тяжелые вериги. Устраивая в великокняжеском тереме званые обеды, сама она не прикасалась к яствам. Даже перед близкими она не хотела раскрывать свои подвиги. Однако однажды ей пришлось, опровергая злые наветы и слухи, открыться перед детьми. Под великокняжескими одеждами они увидели иссохшую и почерневшую от поста и подвигов плоть, власяницу и вериги. Сыновья желали отомстить за клевету, но мать запретила им и думать о мести. «Я с радостью претерпела бы унижение и людское злословие ради Христа, – сказала она, – но видя, дети мои, смущение ваше, решилась открыть вам свою тайну».

Когда сыновья великой княгини повзрослели, она удалилась в монастырь, приняв монашество с именем Евфросинии. Поминая своего покойного супруга, она постоянно делала вклады в монастыри, одаривала бедных деньгами и одеждой. Она не могла остаться безучастной и к народным бедствиям, выделяя из казны немало средств на восстановление построек и хозяйства подданных. Для каждого пострадавшего Евдокия находила время и силы, чтобы ободрить, утешить, помочь. И народ, чувствуя заботу великой княгини, тянулся к ней, черпая у государыни веру и надежду. 7 июля 1407 года инокиня Евфросиния скончалась, но народная любовь к ней не иссякла. Свидетельством тому стихотворение русской поэтессы Анны Ахматовой:

 Плотно сомкнуты губы сухие,

Жарко пламя трех тысяч свечей.

Так лежала княжна Евдокия

На душистой сапфирной парче.

И, согнувшись, бесслезно молилась

Ей о слепеньком мальчике мать,

И кликушка без голоса билась,

Воздух силясь губами поймать.

А пришедший из южного края

Черноглазый, горбатый старик,

Словно к двери небесного Рая,

К потемневшей ступеньке приник.

Память о великой княгине проходит через столетия. За ее любовь и милосердие еще при жизни преподобную Евфросинию называли матерью, а после смерти – покровительницей России.

М.В. Первушин

Во второй половине XIII века, после освобождения Константинополя от латинских захватчиков, Византия переживает возрождение интереса к греческой культуре, философии, искусству, богословию. Тогда же происходит расцвет и греческого монашества. Этот общественный институт распространяет свое влияние как на жизнь в самой империи, так и далеко за ее пределами.

Монашеское движение того времени связано с понятием «исихазма». Слово это происходит от греческого слова «исихия», означающего «тишина», «молчание». Первоначально исихастами (т. е. молчальниками) назывались монахи, ведущие одинокий созерцательный образ жизни, в отличие от монашества общежительного. Вся жизнь исихастов была посвящена исключительно молитве. Эта молитва называется «умной», так как чтобы преуспеть в ней, необходимо было целиком сосредоточить внимание на произносимых словах, отрешившись от всего окружающего. В связи с возросшим влиянием монашества традиция «умной» молитвы была знакома не только отшельникам, но считалась основным «деланием» даже среди мирян. Однако никакой теоретической базы исихазма не существовало.

Первым, кто сумел богословски обосновать это движение, был святитель Григорий Палама. Он происходил из знатной семьи византийского сенатора. Его отец был очень набожным человеком. Сохранились сведения, что он практиковал «умную» молитву и иногда даже во время заседаний сената погружался в нее. Рассказывают, что в одном таком случае император Андроник II сказал: «Не беспокойте его, пусть молится». Григорий Палама получил образование в Константинополе и завоевал репутацию блестящего знатока Аристотеля. После смерти отца, когда Григорию было около 20 лет, все оставшиеся члены семьи удалились жить в монастыри. Около 1315 года он и его брат стали монахами на Афоне, который к тому времени уже был крупным монашеским центром.

Возможно, Григорий никогда бы не стал христианским писателем, если бы ему не довелось войти в полемику с Варлаамом Калабрийцем. Варлаам был итальянским греком, воспитанником Запада. По приезде в Константинополь Варлаам сделал молниеносную карьеру, став профессором богословия и советником императора. В это время вновь возобновились попытки объединить восточное и западное христианство, а Варлаам как нельзя лучше подходил для диалога с латинянами. Он был хорошо знаком с культурными особенностями двух частей когда-то единой Римской империи.

В связи с предстоящим диалогом Варлаам опубликовал несколько трактатов. Они-то и возмутили афонских монахов. Григорий Палама составил в противовес им «Святогорский томос», под которым подписались все афонские игумены на нескольких языках. Сущность полемики между Варлаамом и Паламой сводилась к теме богопознания. Варлаам утверждал, что человеку недоступно реальное общение с Богом: «Мы не можем участвовать в Божественной жизни. Христос принес в наш мир лишь прощение грехов, своего рода амнистию, и только!» Григорий же, ссылаясь на афонских исихастов, напротив, утверждал, что «во Христе нам открылась возможность Божественной жизни. Бог не есть идея. Он – личный Бог. Общаясь с Ним посредством молитвы, человек способен достигнуть обожения. И когда мы почитаем святых, мы на самом деле чтим Божественное присутствие в том или ином праведнике… Поэтому и в своем ближнем мы можем увидеть Христа».

В конце концов, спор был представлен на рассмотрение Собора, который состоялся в Константинополе в 1341 году и осудил Варлаама. Он немедленно покаялся и принес свои сожаления, которые вряд ли были искренними. В тот же вечер Варлаам отплыл в Италию, где вскоре был рукоположен в епископы. Собор 1341 года подтвердил учение Григория Паламы о возможности непосредственного познания Бога. Полное же торжество паламитского богословия последовало только в 1351 году на Константинопольском Соборе, после окончания гражданской войны. Сам же Григорий был поставлен митрополитом Фессалоникийским.

Сущность учения Варлаама схожа с пониманием христианства современной западной культурой. Отвергая возможность приобщения к Божественной жизни, доступного всем людям во Христе, христианский Запад видит необходимость внешнего авторитета для христианской веры. Так, одни западные христиане видят его в формальном авторитете буквы Писания, другие – в установлении незыблемого папского авторитета. Оба этих взгляда чужды восточному христианству. Православие учит о возможности каждого члена Церкви приобщиться к ее живому опыту.

Исихазм как учение сформировался в то время, когда в Европе началась эпоха Возрождения. К этому периоду относится начало секуляризации западной культуры. В то время как на Востоке снова расцветала религиозная мысль, основанная на духовном опыте, западная мысль, отстранившись от Бога, занялась решением исключительно земных проблем. Учение Григория Паламы не умаляет значения земного мира. Оно дает ключ к пониманию наших взаимоотношений с Богом. Дает осознание того, что познание Бога осуществляется не столько через изучение богословских книг, сколько путем живого религиозного опыта.

М.В. Первушин

К эпохе Возрождения Западная Церковь превратилась в мощную светскую монархию. Рим жестко и настойчиво распространял свою власть не только в церковной, но и в политической сфере. Это глубоко искажало духовную сущность Церкви и удаляло ее от евангельских начал. С XIV века появляются ростки недовольства этим ненормальным положением. И первым, кто открыто выступил с идеями реформировать западное христианство, был английский богослов Джон Виклиф.

Он родился около 1320 года в небольшом селении на юге Англии. Образование Джон получил в обычной сельской школе. Но благодаря своему стремлению к учебе ему не составило труда поступить в самый престижный в то время Оксфордский университет. «В университете, – как вспоминает сам

Виклиф, – я с жадностью изучал все, что там преподавали, слушая лекции по физике, математике, юриспруденции, филологии и философии». Однако больше всего он увлекался богословием. Еще будучи студентом, Джон получил прозвище «доктор Евангелия» за свою любовь к Священному Писанию. В 27 лет он стал профессором университета, а затем и ректором одного из колледжей Оксфорда. Тогда же Виклиф принял священный сан.

В это время в Англии началась эпидемия «черной чумы» – страшной болезни, унесшей множество жизней. Люди умирали, прося и не получая никакой помощи, ища и не находя утешения. Из-за боязни заразы двери многих храмов, монастырей и аббатств были заперты. Равнодушие духовенства поражало так же, как и тысячи трупов, лежавших вдоль дорог по всему королевству. Одновременно с этим бедствием папа Римский потребовал от английского короля выплаты ежегодной подати, которую Англия не платила уже в течение тридцати лет. Такую подать папа собирал со всех европейских государств как свидетельство их подчинения Римскому престолу. Предстоятель Западной Церкви указывал английскому монарху, что именно из-за оставления выплат Риму Бог попустил эту страшную болезнь его подданным. Английский парламент был в нерешительности. У правительства и так не хватало средств для борьбы с эпидемией. Однако то, что могло грозить за отказ Риму, было страшнее любой эпидемии.

Именно этот момент стал переломным в отношении Виклифа к Римскому престолу. Он смело выступил против уплаты подати в папскую казну. Виклиф утверждал, что в случае нужды государство имеет право лишить Церковь ее владений, а посягательство папы на светскую власть противоречит основам христианства. Такая поддержка ученого священника воодушевила короля и парламент. Они отвергли требования папы. А Виклиф благодаря этому стал самым популярным богословом Оксфордского университета. Его слова студенты воспринимали как богодухновенные писания, а его самого они называли «пятым евангелистом». «На его воскресные проповеди собирались тысячи горожан, – вспоминает один из современников Виклифа, – а когда он приезжал проповедовать в Лондон, весь город приходил в движение».

Первоначально критика Виклифа касалась только политической деятельности римского епископа на территории Англии. Он не собирался противоборствовать Риму в вопросах вероучения. Однако, получив поддержку светской власти, он уже не смог остановиться. Назвав папу предтечей антихриста, он отверг все церковные Таинства. Перестал признавать почитание святых и поклонение иконам. Требовал запретить монашество и забрать все монастырские земли в пользу английской короны. Царившая в Риме смута и наличие нескольких претендентов на папский престол не позволили сразу пресечь деятельность английского священника. Лишь только тогда, когда Виклиф начал посылать по всей Англии своих учеников – так называемых «бедных священников», – Рим возвысил голос.

Папа разослал указы в университет, королю и духовенству с требованием принять решительные меры против нового учения и его проповедника. В них он назвал Виклифа «лоллардом», то есть лжецом, дословно – «сеятелем плевел». Но было уже поздно. Это прозвище стало почетным именем сторонников Виклифа, а Оксфордский университет – их центром. «Каждый второй человек в Англии – лоллард», – писал один из современников тех событий.

Дважды против Виклифа собирался папский трибунал. Однако благодаря заступничеству короля, парламента и простого народа он не смог вынести осуждающий приговор и арестовать проповедника. Епископам оставалось лишь осудить само учение оксфордского богослова. В третий раз он предстал перед высшим духовным судом королевства. После продолжительных дебатов Виклиф спросил заседавших: «Как вы думаете, с кем вы боретесь? Со стариком, стоящим на краю могилы? Нет! Вы боретесь с истиной, но истина сильнее вас, и она победит». С этими словами толпы людей ворвались в зал заседаний, чтобы освободить своего учителя, и никто не осмелился их остановить.

После этого английский реформатор был вызван в Рим, но удар паралича помешал Виклифу предстать перед папой. Суд провели у постели больного, но и здесь духовная власть ограничилась только допросом об убеждениях. Виклифа не отлучили от Церкви и даже не лишили права священствовать, боясь народного возмущения. Однако в конце жизни Виклиф дошел до отрицания всей многовековой христианской традиции, признавая авторитет лишь одного Евангелия. Это учение осудили в Оксфорде, и многие последователи Виклифа отошли от него. Он удалился в свой приход, где скончался в полном забвении в 1384 году. Уже посмертно Джон Виклиф был осужден Римской Церковью как еретик. Его останки были вырыты из могилы и сожжены. Однако учение Виклифа получило распространение за пределами Англии на европейском континенте. Именно оно дало ту малую трещину, которая через полтора столетия привела Западную Церковь к расколу и возникновению нового христианского вероучения – протестантизма.

М.В. Первушин