I. Общие замечания о причинах и времени учреждения патриарших приказов, об их общем устройстве и числе

Греция, просветив Россию христианством, в тоже время, вместе с христианством, передала ей свои церковные учреждения и законы; она сделалась образцом, который Русь постоянно имела в виду при устройстве своей религиозно-церковной жизни, вследствие чего эта последняя необходимо должна была слагаться под греческим влиянием¹. Но если, с одной стороны, наша церковная жизнь устроилась по образцу греческому, то, с другой стороны, она не могла не подчиниться и особенностям собственно русской жизни. Последняя была непохожа на жизнь греческую, и потому-то, что было пригодно и уместно в Греции, не могло быть без переделок и применений перенесено на русскую почву. Вследствие этого некоторые церковные учреждения Греции, особенно те, которые выработались под влиянием особенностей чисто греческой жизни, будучи перенесены на Русь, необходимо должны были с некоторых сторон, в силу влияния особенностей русской жизни, потерпеть более или менее существенные изменения и явиться у нас в несколько ином виде, нежели как они были в Греции. Так, например, вместе с христианством Русские приняли от Греков и номоканон, который имел очень большое влияние на всю жизнь русского общества². Но мы знаем, что только первая часть номоканона, содержащая в себе правила апостольские, вселенских и поместных соборов и правила св. отцов, была принята у нас вполне безусловно, без всяких изменений, как содержащая в себе законы церковные, обязательные для всех частных церквей. Напротив, что касается до второй части номоканона, в которой заключались законы гражданские по делам церковным, то эти законы не были приняты русскими безусловно, но, как показывают уставы Владимира и Ярослава, они подверглись у нас значительным изменениям, которые необходимо требовались особенностями и совершенно иными, нежели в Греции, условиями жизни русского общества³. Так было в области церковно-гражданского законодательства, так было и в области церковного управления. Существенные черты церковного управления, определенные уже отчасти в св. писании, но раскрытые главным образом в различных канонических постановлениях православной церкви, каковы постановления о значении соборов, власти митрополита, епископа, их архипастырских отношений к низшему духовенству и пр. во всей силе приняты были русскою церковью и всегда считались у нас необходимым условием истинно православной церковной жизни. Совсем иное мы видим в устройстве внешнего церковного управления, которым церковь ближе всего соприкасается с жизнью местного гражданского общества, и влияние последнего на эту именно сторону церковного управления всегда бывает поэтому особенно сильно и заметно. Внешние формы церковного управления, выработанные под влиянием особенностей собственно греческой жизни, не могли быть всецело перенесены к нам, ибо необходимо встретились у нас с особым характером и формами русской государственной жизни, которые естественно должны были произвести свое воздействие на церковное управление и так или иначе отразиться на нем. Церковь, существуя в государстве, тесно органически соединенная с ним, не могла не уступить его влиянию, особенно в устройстве внешних форм церковного и в частности епархиального архиерейского управления, так что последнее поэтому с течением времени естественно сложилось в том виде, как того требовали особенности русской жизни и следовательно, только с точки зрения этих особенностей оно может быть понято и объяснено.

Церковное епархиальное управление в первые века христианства отличалось простотой и несложностью, только с течением времени при архиереях начинают появляться различные чины и должности, между которыми разделены были все отрасли архиерейского управления. Для нас конечно в этом отношении важна особенно церковь Константинопольская, от которой мы приняли христианство, которая служила нам образцом в устройстве нашей церковной жизни и потому мы сделаем несколько замечаний о церковных чинах и должностях при константинопольском патриархе, как они сложились уже в позднейшее время в IX, X и XI столетиях, когда Греция передала нам христианство.

При патриархе константинопольском образовался с течением времени целый двор, состоявший из разных духовных сановников, между которыми точно и определенно разделены были различные отрасли церковного патриаршего управления. По одним каталогам эти чины разделялись на шесть, а по другим на девять пятериц⁴. Из них особенное значение во всем патриаршем управлении имели лица, принадлежавшие к первой пятерице, так называемые „éξωϰατάϰοιλοι». Сюда относится великий эконом, который управлял всеми недвижимыми имуществами патриаршей епархии, заведовал всеми доходами патриаршими и епархиальными, давал отчет во всем управлении патриарху. Великий Сакелларий, который заведовал управлением монастырей, или, как выражается Алляций, «заботился о всем, касающемся монастырей, защищал их права, заведовал их отчетами, приходами и расходами, и поверял их, наблюдая в тоже время за образом жизни и нравами монашествующих и дважды в год доносил о всем патриарху»⁵. Великий Скевофилакс, который заведовал всею церковною утварью как в великой константинопольской церкви, так и в епархии, доходами собственно храмовыми, а также и доходами, поступавшими в пользу клира, и наблюдал за благочинием в храме. Но особенно важной, почетной и влиятельной должностью при дворе константинопольского патриарха была должность великого хартофилакса, обязанности которого были особенно разнообразны: он давал разрешение па построение церквей и монастырей, избирал и представлял к поставлению священнослужителей, наблюдал за верою, благочестием и нравами всех и каждого, заведовал делами брачными и решал различные недоумения, возникавшие по этим предметам в церкви, судил по делам церковным всех без исключения, а клириков и по делам гражданским, и подвергал виновных наказаниям, каких они заслуживали. Через него патриарх делал все свои распоряжения: он записывал решения патриарха, скреплял их своею печатью и надписью, и передавал волю патриарха собору епископов; в отсутствие патриарха он председательствовал на патриаршем соборе в качестве патриаршего наместника и его голос имел здесь очень решительное значение во всех делах. Его власть не ограничивалась известною только частью патриархата, как это было с другими сановниками патриаршими, по простиралась на весь округ патриарха константинопольского, проникала даже в округи других патриархов, если там признавалась кем-либо власть патриарха константинопольского. Не ограничивалась его власть и каким-нибудь одним только родом лиц и дел, но простиралась на лица и дела самые разнородные. От него зависели даже и епископы, потому что он принимал деятельное участие в их избрании и в суде над ними, и потому, что ни один епископ, являвшийся в Константинополь, без его согласия не мог получить доступа к патриарху. Сакеллий наблюдал за приходскими церквами с их хозяйственной стороны и за нравственностью клириков, служивших при церквах. Кроме этого на него возлагались еще следующие обязанности: надзор за патриаршею темницею, в которой содержались клирики, замеченные в каких-нибудь проступках, попечение о малой сакелле денежной (или казнохранилище) и наконец право принимать под свое покровительство прибегающих к церкви. Последним членом éξωϰατάϰοιλων был протэкдик, впрочем, к первой пятерице он причислен уже только в позднейших списках. На обязанности протэкдика лежало: разбирать тяжбы, особенно уголовные, возникавшие между клириками с одной стороны и мирянами с другой; он заведовал делами лиц, искавших себе освобождения из рабства и вообще защиты от притеснений; ходатайствовал пред судами гражданскими, как по делам самой церкви, так и по делам лиц, обращавшихся к ее покровительству.

Перечисленные нами церковные чины заведовали всеми важнейшими отраслями церковного управления, они были начальниками особых присутственных мест; лица же всех других пятериц были только их помощниками, почти вовсе не имели самостоятельного круга деятельности, но всегда действовали по указаниям и под контролем какого либо из членов первой пятерицы⁶. Вообще о чинах при константинопольском патриархе нужно сделать следующие замечания: а) все они избирались всегда исключительно только из лиц духовных и имели какую-нибудь иерархическую степень (пресвитера, или, в большинстве случаев, диакона), светские лица вовсе не допускались к занятию церковных должностей, как при патриаршем дворе, так и при дворах других епископов, так как это считалось совершенно не согласным с строго духовным характером церковных должностей, почему на допущение к ним мирян всегда смотрели как на злоупотребление⁷. b) Церковные сановники не просто назначались на известную должность, но получали ее с рукоположением. «Они, говорит о должностных лицах при патриархе бл. Симеон Солунский, рукополагаются в судии особенным образом, принимая в руки божественное Евангелие, которое есть лучшее руководство, и суть приближенные архиерея и первые его споспешники... Все они действуют не просто и как случилось, но получая благодать Духа, дабы чрез благодать иметь и благословение иерархическое, посвящение, и дарование, и силу для действования»⁸. Особенною торжественностью отличалось рукоположение хартофилакса. «Патриарх, говорит Вальсамон, надевал па руку хартофилакса золотое кольцо и на груди его полагал своего рода слово судное (печать, которая висела на цепи и полагалась па грудь), имея в виду слова, сказанные некогда Моисею Господом: и возложиши слово судное на грудь Аарону и кольцо сотвориши златое. Наконец патриарх вручал хартофилаксу ключи царствия небеснаго, также, как и св. первоверховному ап. Петру даны были они от Господа, и как Господь говорил Петру, так и патриарх говорил хартофилаксу: еже разрешиши на земли, разрешено будет на небеси, и еже свяжеши на земли, будет связано на небеси»⁹. с) Они участвовали при патриаршем служении и имели при этом некоторые особенные права и преимущества: общее же отличие всех „έξωϰατάϰοιλων» при богослужении состояло в том, что они имели кресты на головных покровах. d) От желающих занять какую либо церковную должность, кроме принадлежности к клиру, требовалась еще строго нравственная жизнь, научное богословское образование и особенно основательное знание церковного и церковно-гражданского законодательства, так как только под этими условиями церковные сановники могли быть истинными советниками и помощниками патриарха по различным отраслям церковного управления. Кроме того некоторые из сановников делались даже впоследствии патриархами, чему не раз были примеры¹⁰, а это заставляло, конечно, помимо всего другого, обращать строгое внимание на нравственные и умственные свойства и на научную подготовку лиц, занимающих высшие церковные должности при патриаршем дворе. е) Различные церковные должности в греческой церкви появились не вдруг, а постепенно, по мере того, как обязанности и дела епископского управления все более и более расширялись и усложнялись, когда епископ без явных опущений не мог сам непосредственно ведать всех дел и по необходимости должен был передать их в ведение своих помощников, права, обязанности и круг деятельности которых определялись опять постепенно, в течение долгого периода времени, смотря потому, как требовали того те или другие условия данного времени и положения церкви; некоторые из этих должностей были учреждены даже по образу должностей императорского двора¹¹.

Так как различные чины и должности при константинопольском патриархе явились под влиянием особенностей и потребностей греческой религиозно-церковной жизни, поэтому они должны были иметь только местное значение, имели смысл и достигали цели только среди известных определенных условий общественной и гражданской жизни; будучи же перенесены на совершенно иную почву, будучи поставлены в иные условия общественной и государственной жизни, они теряли свое значение и потому не могли существовать в том виде, как они сложились в Греции. Следствием всего этого было то, что Русь, приняв от Греции христианство и подражая ей в устройстве всей своей церковной жизни, не могла однако, по совершенному несходству условий своей общественной и государственной жизни с общественной и государственной жизнью Греции, принять церковное епархиальное управление в том виде, как оно сложилось в константинопольской церкви, но, подобно греческой церкви, должна была выработать свои собственные внешние формы епархиального управления, сообразно требованию особенностей чисто русской жизни.

Понятно, что выработка самобытных внешних форм епархиального управления на Руси совершилась не вдруг, но в течение длинного периода времени, по мере того, как особенности местной русской жизни все более и более оказывали свое влияние на жизнь церковную и подчиняли ее себе. Тем более это должно было совершиться не скоро, – что во главе нашей церкви, очень долгое время, стояли иерархи – греки, которые не могли устроить у нас епархиальное управление ни по образу греческой церкви, ни по требованию особенностей русской жизни. Они не могли учредить на Руси того блестящего многочисленного и разнообразного двора церковных чинов, какой мы видим в константинопольской церкви, уже просто потому, что выработанное жизнью Греции и перенесенное к нам представляло бы странную противоположность с первобытной простотой русской жизни, которая еще не успела тогда установить у себя никаких определенных общественных форм и отношений. С другой стороны, иерархи – греки не могли устроить у нас епархиальное управление и сообразно с требованиями различных местных особенностей и обстоятельств. Грек, прибывши на Русь и сделавшись иерархом русской церкви, продолжал оставаться все-таки греком. Он даже не считал для себя нужным выучиться русскому языку. Он не мог отказаться от Греции, не мог не считать ее образцом во всех отношениях, которому Русь должна была подражать, – идеал церковного управления он конечно видел в Греции и лучшего не представлял себе. Очевидно поэтому, что грек мало был способен подчиняться особенностям собственно русской жизни, тем более строить что-нибудь на основании этих особенностей.

Вследствие указанных обстоятельств епархиальное управление в древней Руси, за все время существования у нас митрополитов – греков, не получило какой-либо определенной организации, но имело, так сказать, несколько случайный характер, чем, как нам кажется, между прочим и объясняется то обстоятельство, что об епархиальном управлении на Руси до XIV века до нас не дошло никаких сведений. Все, что мы знаем относительно этого предмета, заключается в следующем: первоначально, когда христианство только еще распространялось на Руси, когда епархии были невелики, паства в них немногочисленна и когда поэтому дела по епархиальному управлению не отличались особой сложностью и разнообразием, всем в епархии управлял сам архиерей. Но по мере увеличения и усложнения дел, подлежащих ведению архиерея, у него необходимо должны были явиться помощники, и конечно, как это всегда было в Греции, из духовных лиц, – архиерей – грек, верный духу и преданиям греческой церкви, не мог, не изменивши ей, допустить светских лиц к участию в епархиальном управлении. Такими помощниками могли быть клирики кафедрального собора, которым архиерей, как ближайшим к нему лицам, давал некоторые поручения по епархиальному управлению, не учреждая в тоже время из них каких-либо постоянных должностей с определенными обязанностями и кругом деятельности. Естественно, что клир кафедрального собора с течением времени выдвинулся из ряда обыкновенного приходского духовенства и занял особое привилегированное положение, которое осталось за ним и в последующее время. На такое значение кафедрального клира в архиерейском епархиальном управлении в древнейшее время есть некоторые, хотя и крайне скудные, указания. Так в житии Авраамия Смоленского рассказывается, что епископ Игнатий «призва единаго от своего честнаго клироса перваго от старейших протопопа именем Георгия, глагола ему о блаженном Авраамии» и пр.¹²; из слов биографа Авраамия видно, что при епископах находился их клирос, во главе которого стоял первый от старейших протопоп, его епископ призывает к себе, говорит ему об Авраамии и повелевает ему привести его к себе; таким образом кафедральный протопоп, а не кто либо другой является исполнителем воли епископа. В Новгороде рядом с епископом часто упоминаются «Софьяне», под которыми первоначально разумелся клирос св. Софии, а потом это название перенесено было и на светских владычных служилых людей. Софьяне участвовали в выборе и посажении владык, сопровождали их в Псков, куда владыки ездили чрез каждые три года в четвертый для месячного суда. О митрополите Максиме летописец говорит, что он, после разорения Киева татарами переехал во Владимир с своим клиросом¹³. Под клиросом здесь разумеется собственно архиерейский клир, состоящий из разных духовных лиц, которые постоянно находились при архиерее в качестве исполнителей его распоряжений по различным епархиальным делам и которые поэтому не остаются в Киеве, но переезжают вместе с митрополитом в новый город, избранный им для своего местопребывания после оставления Киева. Таким образом члены архиерейского клироса, находясь постоянно при архиерее, как ближайшие к нему лица, были в древнейшее время органами власти архиерея по епархиальному управлению, исполняя те или другие данные им поручения. Кроме собственно членов клира, не занимавших определенных должностей в епархиальном управлении, с течением времени явились при архиереях и постоянные должности, это были наместники и десятильники. Наместники находились как при самых архиереях, так и в других важнейших городах их епархий, впрочем, наместников при каждом архиерее было, кажется, не более двух или трех. Они, как показывает самое их название, были полными представителями архиерейской власти, какими были в последствии наместники московских митрополитов в Киеве¹⁴. Они избирались всегда из духовных лиц, как это видно, между прочим, из послания к Поликарпу епископа Симона, в котором последний говорит, что он, если бы Поликарп был достоин, «своими руками поставил бы (его) сопрестольником себе в обе епископии: в Владимир и Суздаль¹⁵, а так же из постановлений владимирского собора 1274 года, которыми запрещается ставить наместника на мзде¹⁶. Наместники, как заступающие место епископа по епархиальному управлению, были особенно необходимы при иерархах греках, которые не знали ни русского языка, ни особенностей и всех условий русской жизни, и потому по необходимости должны были большую часть непосредственных отношений к подчиненному им епархиальному духовенству предоставить другим уполномоченным от них лицам, какими и были наместники. Для надзора за сельским духовенством, для сбора с него и прихожан пошлин в пользу архиерея с древнейших времен существовали десятильники, которые избирались из духовных лиц, как это видно опять из постановлений Владимирского собора 1274 года. О существовании каких-либо других органов архиерейской власти в епархиальном управлении, кроме наместников и десятильников, мы не имеем из древнейшего времени никаких сведений, конечно потому, что других органов архиерейской власти, кроме указанных, тогда вовсе не было. Представленный порядок дел в епархиальном управлении продолжался до самого перенесения митрополичьей кафедры из Киева в Москву и до того времени, как на кафедру митрополита стали возводиться русские люди.

Если митрополиты – греки, с одной стороны, не могли, по решительному несходству условий русской жизни с греческою, устроить у нас епархиальное управление по образцу константинопольской церкви, с другой стороны, как иностранцы, как продолжавшие и на Руси по прежнему оставаться греками, не могли организовать у нас епархиального управления и сообразно особенностям нашей жизни; то положение дел в этом отношении решительно изменилось после того, как митрополичья кафедра из Киева была перенесена сначала во Владимир, а потом в Москву. Прежние подчинённые отношения русской церкви к Константинополю в Москве сильно и скоро изменились, влияние константинопольской патриархии сделалось довольно слабым и мало заметным, русская церковь стала жить своей собственной, независимой от Константинополя жизнью, а это естественно открывало полный простор ничем теперь не сдерживаемому влиянию на церковную жизнь, чисто местным особенностям, подчиняло церковную жизнь условиям данной русской общественной и государственной жизни, которая так или иначе должна была отразиться на церковном управлении, наложить на него своеобразный русский характер. С другой стороны, после перенесения митрополичьей кафедры в Москву, митрополиты стали избираться из русских. Это обстоятельство важно в том отношении, что митрополиты из русских, которые воспитались и жили в условиях исключительно русской жизни, легче и скорее поэтому, нежели греки, подчинялись всем особенностям этой жизни и потому самому более нежели греки способны были устроить свое епархиальное управление в том виде, как того требовали от них различные местные особенности и обстоятельства. Это вполне подтверждается примером новгородской епархии, которая вероятно оказала потом влияние и на митрополию, когда там стало организоваться епархиальное управление сообразно особенностям русской жизни. В Новгороде, где владыки со времени Луки Жидяты всегда избирались из русских, где влияниям особенностей местной жизни на церковную с первых времен введения христианства не было поставлено никаких преград, уже давно образовался самобытный порядок архиерейского епархиального управления, именно в том духе и направлении, как он сложился потом и в митрополии. Новгородский владыка рано выделился из ряда других архиереев по своему особому положению в епархии; он был в Новгороде не только духовный правитель, но и гражданский деятель, особенно с половины XII века, когда владыка стал выбираться вечем. Все православные новгородские владыки были не столько великие пастыри и учители церкви, сколько замечательные деятели на гражданском и политическом поприще: такими их всегда изображают новгородские летописцы. Вследствие особого положения архиепископа в среде новгородской общины, вследствие лежавших на нем различных гражданских обязанностей и даже земских повинностей, вся его власть и все его собственно церковное управление рано получили мирской характер; а значительные земельные имущества, которыми с древнейших времен владела новгородская кафедра, дали владыкам возможность иметь у себя на службе светских служилых людей, которые поэтому появляются у них ранее, чем при других епископах. Так уже с первых времен христианства в Новгороде владыки его имели у себя слуг из «простой чади», как это видно из истории Луки Жидяты, оклеветанного пред митрополитом своими рабами¹⁷ и из рассказа о смерти владыки Стефана, задушенного своими холопами¹⁸. В половине XII века при первом выборном владыке Аркадие упоминается Тиун Тупочел¹⁹. Из начала XIII века в летописях упоминаются две должности «владычный стольник» и «стольник софийский»²⁰ в чем состояли эти должности и чем различались между собою, решительно не известно. Но во всяком случае тот факт, что еще с самого начала XIII века и вероятно ранее при новгородских епископах существовали светские служилые люди, остается несомненным. Переход же светских служилых людей епископа из чиновников по управлению домом и имениями в чиновники епархиальные при известных условиях тогдашней русской церковной жизни, которые мы рассмотрим ниже, был очень не труден, особенно в новгородской епархии, где епископ был вместе и гражданским деятелем, где смешение церковного и светского было явлением всегдашним, обычным, и где поэтому легче и скорее всего могла появиться своеобразная церковная администрация, состоящая из светских служилых людей архиерея, которые в одно и тоже время были и придворными архиерейскими слугами и епархиальными чиновниками, заведовавшими различными епархиальными делами, исключая дел строго духовных. Тоже самое явление произошло и в митрополии, как скоро она в Москве стала вне подавляющего влияния и зависимости от Константинополя, как скоро митрополиты стали избираться из русских, и вся церковная жизнь вместе с этим стала на русскую почву, в среду исключительно русских условий. Митрополиты в Москве самою силою обстоятельств, о которых скажем ниже, вынуждены были позаботиться об организации своего епархиального управления сообразно данным местным условиям и обстоятельствам, именно: применительно к строю и наличным формам тогдашнего государственного управления.

В первый раз в митрополии светские служилые люди упоминаются при митрополите Алексие. Это объясняется с одной стороны тем, что к этому времени земельные владения митрополичьей кафедры сделались очень значительны, так что митрополиты сами непосредственно не могли пользоваться всеми своими землям, вследствие чего, имея пред глазами пример государства, стали отдавать их на известных условиях (о которых скажем ниже) различным светским служилым лицам в пожизненное пользование и таким образом усвоили в управлении церковными землями туже поместную систему, какая введена была князьями при управлении государственными землями. С другой стороны, появление светских служилых людей особенно из знатных боярских родов при митрополите Алексие объясняется отчасти самою личностью и особым положением св. Алексия. Он пользовался самым высоким авторитетом не только в делах церковных, но и государственных, он был не только церковный деятель, но и выдающийся государственный человек, соединявший в своем лице власть государственную и церковную, он был первым митрополитом, при котором достоинство митрополита стало на необыкновенную дотоле высоту. При таких обстоятельствах вполне было естественно, что люди знатных и именитых родов охотно шли теперь на службу к митрополиту, так что около него скоро явился довольно многочисленный класс светских служилых людей знатных и не знатных фамилий, подобно тому, как это было при дворах владетельных князей того времени. Из принятых па службу нескольких служилых лиц митрополит стал учреждать различные чины и должности при своем дворе, раздавал им в управление церковные земли и, что очень вероятно, давал им иногда некоторые частные поручения и по делам, относящимся собственно к епархиальному управлению, чем положено было начало тому строю епархиального управления, которое, окончательно сложившись уже в ХV веке, во всех своих подробностях явилось довольно точным отображением тогдашнего государственного управления и отличительной чертой которого является существование светских чиновников подобных княжеским с обширными правами и полномочиями в делах епархиального управления. Этим, впрочем, мы не хотим сказать того, чтобы до св. Алексия при митрополитах вовсе не было светских служилых людей, но что только с него начали поступать на службу к митрополитам знатные боярские роды, которые, по самому своему происхождению и общественному положению, не могли быть только простыми слугами, что он стал учреждать из них при своем дворе и для управления церковными землями те же чины, какие были в то время и у князя, и что он первый стал давать своим светским служилым людям некоторые поручения по епархиальному управлению и таким образом был первым митрополитом, от которого светская церковная администрация в митрополии получила начало для своего существования. Последующие митрополиты, его преемники, только приняли и далее развили то, чему начало положил св. Алексий, что освящено было авторитетом человека, проявившего в своей деятельности высокие государственные способности и кроме того признанного церковью за великого угодника Божия. Что св. Алексий действительно первый из митрополитов стал принимать к себе на службу разных светских служилых людей и придал им то значение, которое они с этого времени имели при дворе митрополита и в его епархиальном управлении, это подтверждается следующими данными. В житии митрополита Петра, составленном митрополитом Киприаном, рассказывается, что некто игумен Геронтий хотел самовольно получить сан митрополита, для чего «приемлет святительскую одежду и утварь, подъемлет и жезл пастырский и сановники церковные и пойде к Константину граду». Когда происки Геронтия не удались и в митрополиты был поставлен св. Петр, то патриарх передал ему отобранные у Геронтия святительские ризы, пастырский жезл и церковные сановники.²¹ Сопоставляя это известие степенной книги с летописными сказанием об отправлении Митяя в Константинополь для поставления в митрополиты, где говорится, что Митяя сопровождали между другими и митрополичьи бояре²², мы в праве заключить, что если при митрополите Петре упоминаются только церковные сановники, а при Митяе, при тех-же совершенно обстоятельствах, уже митрополичьи бояре, то следовательно, они появились в первый раз только при митрополите Алексие. Тоже подтверждается и другими данными. В уставной грамоте вел. кн. Василия Димитриевича с митрополитом Киприаном говорится: «а кто будет бояр и слуг не служивал Алексею митрополиту и приказался ново митрополиту» и пр.²³. Очевидно, что во время составления упомянутой уставной грамоты бояре только что начали поступать на службу к митрополитам «ново приказалися митрополиту», и старейшими из них называются только те, которые служили Алексею митрополиту, не ранее. С другой стороны, до уставной грамоты в. князя с митрополитом Киприаном отношения митрополичьих бояр и слуг к князю, как это видно, еще не были определены, что опять указывает на их очень недавнее появление на службе митрополита, в противном случае князья ранее позаботились бы поставить митрополичьих служилых людей в определённые отношения к себе и тогда уставная грамота с митрополитом Киприаном была бы не нужна вовсе. В родословной книге находится известие, что к митрополиту Алексею поступил на службу его младший брат Феофан, род которого под названием Фоминых остался на службе и у последующих митрополитов²⁴. Из представленных свидетельств с несомненностью можно заключить, что бояре и вообще более знатные служилые люди стали поступать на службу к митрополитам только со времени св. Алексея. После него митрополичьи бояре и слуги упоминаются при всех его преемниках: Митяе²⁵, Киприане²⁶, Фотие²⁷, а с конца XV века, дошедшие до нас свидетельства, говорят уже не только о существовании светских архиерейских чиновников, но и об их обязанностях и деятельности.

Таким образом основание существованию и дальнейшему развитию в митрополии светского архиерейского чиновничества положено было только в Москве, когда сюда перенесена была митрополичья кафедра, и когда митрополиты стали избираться из русских. Что же касается времени появления светских чиновников у других епархиальных архиереев, то об этом нет никаких сведений, исключая новгородского владыку, у которого, как мы видели, светские служилые люди явились гораздо ранее, чем в митрополии. Очень вероятно, что и у некоторых других епархиальных архиереев светские чиновники появились тоже ранее, чем в митрополии, так как причины и условия, вызвавшие собою существование светских архиерейских чиновников, о которых мы будем говорить ниже, имели свою силу в XIII уже столетии (их действие в митрополии задерживалось указанными выше причинами); поэтому вполне возможно, что в то время, когда при митрополитах только что начали появляться светские служилые люди, они ранее существовали уже при дворах некоторых других архиереев особенно северных епархий. Очень вероятно, что св. Алексий не поступал как новатор, когда учреждал при своем дворе и для управления церковными землями различные чины и должности из светских служилых лиц и когда допускал последних к участию в епархиальных делах, но только вводил и в митрополии тот именно порядок управления церковными землями и отчасти епархией, который ранее уже возник и фактически существовал в некоторых других епархиях, и каковой порядок он, как государственный человек, находил действительно более удобным, более соответствующим и подходящим ко всему строю и особенностям тогдашней русской государственной жизни. Важность деятельности св. Алексея в этом отношении состоит в том, что он принял именно этот порядок, узаконил и упрочил своим авторитетом его дальнейшее существование и развитие, так что после него светские чиновники из служилых людей архиереев появились уже во всех епархиях северо-восточной Руси и законность их существования никто не думал оспаривать до самого собора 1667 года.

Светское архиерейское чиновничество как оно сложилось в Москве, придало епархиальному управлению древней Руси своеобразный чисто русский характер. Если в Греции епархиальный архиерей был окружен постоянно духовными лицами, с помощью и при посредстве которых он управлял всеми делами своей епархии, светские же лица совершенно не допускались к участию в епархиальных делах, так что одного взгляда на обстановку и окружающих греческого архиерея лиц достаточно, чтобы признать в нем духовного иерарха-архипастыря церкви, то далеко не то впечатление выносится, если мы посмотрим на всю обстановку и лиц окружающих архиерея древней Руси, после того как у них появились светские служилые люди. Обстановка жизни наших иерархов носила во многом светский мирской характер. У них были обширные земельные владения и множество крестьян, всевозможные хозяйственные и промышленные заведения и учреждения, они занимались, чрез посредство своих слуг²⁸ торговлей, они содержали свой собственный военный полк, который являлся на войну вместе с княжескими войсками, у митрополита был особый митрополичий воевода; полк новгородского владыки составлял нечто самостоятельное в ряду новгородских войск и, кажется, не всегда подчинялся общему главнокомандующему. Двор русского архиерея, особенно митрополита и потом патриарха, был наполнен толпою светских служилых людей, подобно двору владетельного князя; мы видим архиерея окруженным его собственными боярами, детьми боярскими, дворянами, которые сопровождают его при всех выходах и входах в качестве его постоянной свиты²⁹; патриарху на его торжественных обедах прислуживают стольники, кравчие, чашники, дьяки, подобно тому, как это было на обедах царя. Среди этой многочисленной толпы светских служилых людей, окружавших древнерусского архиерея³⁰, мы редко и мало видим собственно духовных лиц, конечно потому, что они не занимали при дворе архиерея никаких определенных должностей, подобно светским чиновникам, и потому последние почти совершенно заслоняли их собою. Невольно, глядя на указанную обстановку жизни наших иерархов, является мысль, что они при устройстве своего двора и разных придворных чинов подражали князьям, вследствие чего по внешней обстановке своей жизни они во многом напоминали их. Впечатление в этом отношении еще более усилится, если мы посмотрим на самое епархиальное управление архиерея. Вот что говорит о нем священник Георгий Скрипица в лицо всем архиереям, присутствовавшим на соборе 1503 года: «Господа священноначальницы! Благословно ни сами, ни священники избранными, не дозираете священником, а во грады и села не посылаете опытывати, како кто пасет церковь Божию, назираете священников по царьскому чину земнаго цари боляры и дворецкими, недельщики, тиуны и доводчики, своих деля прибытков, а не по достоянию святительскому. Апостол пишет: служащии олтарю, с олтарем отделяются. И вам достоит пасти церковь священниками богобоязневыми, а не мирским воинствомъ»³¹. Нет никаких данных не верить приведенным словам священника Скрипицы об епархиальном архиерейском управлении тогдашнего времени, или чем-либо ослаблять их силу. Напротив, все исторические данные говорят, что у архиереев несомненно было много светских чиновников: бояр, дьяков, десятильников, тиунов, приставов, дворецких волостелей и пр., и что они действительно «назирали церковь по царскому сану земнаго царя». Если бы упомянутые чиновники существовали только в качестве слуг архиерея, только как его придворный штат не более, то дело бы объяснялось просто тем, что так как в то время пышность двора, множество и разнообразие служилых лиц, считалось необходимою принадлежностью всякого богатого высокопоставленного лица, то и архиереи, как лица богатые и занимавшие самое высокое общественное положение, устроили свой двор по образцу княжеского двора, учредили у себя придворные должности бояр, детей боярских, дворецких и пр. Но дело получает совершенно иной вид, когда мы узнаем, что вышеупомянутые чиновники не были только простыми слугами архиерея, штатом содержимым для блеска архиерейского двора, но были вместе и чиновниками епархиальными· чрез них архиереи наведывали различными отраслями епархиального управления, – так что суд, надзор за жизнью и деятельностью духовенства и финансы епархии находились в их руках; только в дела чисто духовные они не имели права вмешиваться. они судили затем всех светских лиц по делам, которыя определенно и точно были перечислены стоглавым собором и наконец всех крестьян, живших на архиерейских землях.

Епархиальное управление со времени св. Алексея митрополита явилось в следующем виде: во главе всего управления стоял епархиальный архиерей, наведывавший главным образом чисто духовными делами епархии, вероятно при посредстве протопопов и архимандритов, которые, не занимая никаких определенных должностей по епархиальному управлению, исполняли по указанию архиерея те или другие частные его поручения по епархиальным собственно строго – духовным делам. Все гражданские и финансовые дела архиереи поручали ведению своих светских чиновников, под своим высшим надзором. Непосредственно за архиереем следовали так называемые архиерейские бояре, которые постоянно находились при архиерее и составляли из себя нечто в роде нынешней консистории; они творили суд и расправу над всем духовенством по делам гражданским и уголовным, под непременным, впрочем, условием доклада самому архиерею; только после его рассмотрения они произносили решительный приговор. Они же рассматривали и все иски светских лиц, подаваемые на имя архиерея. Очень вероятно, что бояре предварительно рассматривали и обвинения против духовных лиц в каких-либо чисто духовных проступках; по крайней мере стоглавый собор, запрещая боярам даже присутствовать на суде строго духовном, в тоже время говорит, чтобы недельщики духовных лиц, обвиняемых в духовных преступлениях, представляли наперед пред архиерейских бояр, а те ставили пред святителями для суда. Обязанность бояр в этих делах состояла в том, чтобы, не решая дела, уяснить различные его обстоятельства и тем способствовать скорейшему и правильному его решению. При боярах всегда были дьяки в качестве секретарей. За боярами следовали наместники, о которых сохранились очень отрывочные и недостаточные сведения, и десятильники, жившие по городам в особых десятильничьих домах и заведовавшими отдельными округами – десятинами, на которые обыкновенно делились все епархии. Десятильники заведовали административным, судебным и финансовым управлением своего округа; они каждый год два раза объезжали свои десятины, творили в них суд и расправу, собирали свои и архиерейские пошлины, – только в делах строго духовных они не могли судить духовенства, а обязаны были немедленно представлять виновных на суд самого святителя. Десятильникам приданы были, находившиеся в их распоряжении тиуны, приставы, праведчики, доводчики, исполнявшие различные, по большей части полицейские обязанности по суду, расправе, сбору пошлин и пр. Для исполнения различных непосредственных распоряжений архиерея по делам епархии у него были свои собственные тиуны, недельщики и вообще, так называемые, приказные люди. Всеми собственно домовыми делами архиерея: служащими у него лицами, домовым хозяйством, управлением церковных земель, судом и расправой над жившими на этих землях лицами, заведовал архиерейский дворецкий. Для управления отдельными волостями, принадлежавшими кафедре, как имения, за тем селами и деревнями существовали особые чиновники под именем волостелей и прикащиков, со своими тиунами, недельщиками, доводчиками. Так называемой домовой архиерейской пашней наведывали посельские, которые избирались по большей части из монашествующей братии, иногда, впрочем, и они назначались из светских служилых людей архиерея. Только должность одного казначея при архиереях всегда предоставлялась монахам и никогда светским лицам. Таким образом управление епархией и имениями архиереи производили почти исключительно при посредстве своих светских чиновников, исключая управления по делам чисто духовным. Дела последнего рода ведались или непосредственно самим архиереем, или по его поручению архимандритами и протопопами, при чем ни откуда не видно, чтобы духовные лица занимали какие-нибудь определённые и постоянные должности по епархиальному управлению, подобно светским архиерейским чиновникам. Впрочем, были и исключения в этом отношении, именно в управлении псковской церкви. Псковская область в церковно-административном отношении делилась с древнейших времен на соборы или купы. Всех соборов или куп в Пскове было в половине XVI в. семь³², они образовались постепенно по мере увеличения так называемого невкупного духовенства³³. К городским соборам приписывалось и все сельское духовенство, только с 1544 года оно отделилось от городского духовенства, получило себе особого поповского старосту и составило самостоятельную купу³⁴. Во главе Псковских соборов или куп стоял поповский староста, который избирался из среды местного духовенства. Он наблюдал за правильным исполнением обязанностей священниками его собора, за церковным благочинием в своем округе, за правильной раскладкой и сбором архиерейских пошлин с духовенства и проч. Светские лица, в качестве архиерейских чиновников, не принимали никакого участия в церковных делах и управлении псковской церкви до самого падения независимости Пскова. Разделение духовенства на соборы или купы, с выборными поповскими старостами во главе, имело место только во Пскове и отчасти в Новгороде³⁵, хотя в последнем, как и во всех других епархиях древней Руси, главную роль в епархиальном управлении играли светские архиерейские чиновники. Указанное устройство псковского духовенства стоглавый собор взял как образец для организации управления низшего духовенства во всех епархиях без исключения. Он поделил все епархии на округа, для каждой группы приходов, образовавшей из себя нечто в роде псковской купы, велел духовенству выбрать из среды себя поповского старосту, который бы наблюдал в своем округе за церковным благочинием и собирал с подведомственного ему духовенства пошлины, которые шли в пользу местного архиерея. Таким образом поповские старосты, по мысли стоглавого собора, должны были отчасти ограничить власть и значение в епархиальном управлении светских чиновников, а в некоторых отношениях и совсем заменить их. Но это постановление стоглавого собора не изменило однако прежнего положения дел: а) вместе с поповскими старостами собор признал существование и известные права светских чиновников в епархиальном управлении; б) роль поповских старост была слишком ничтожна даже сравнительно с десятильниками; в судных гражданских и даже некоторых уголовных делах они находились в прежней зависимости от тех самых десятильников, которых в известном отношении должны были заменить собою; в) но что особенно важно, – постановления стоглавого собора о светских архиерейских чиновниках и о поповских старостах не имели почти никакого практического приложения в последующей жизни, так что и после стоглавого до собора 1675 года архиереи церковное епархиальное управление, за исключением дел строго духовных, по прежнему производили через своих светских чиновников, и мы по прежнему не видим, чтобы духовные лица принимали какое либо участие в епархиальном управлении.

Существование светских архиерейских чиновников составляет резко выдающуюся особенность нашей древней церковной жизни; – греческая церковь не знала светского епархиального архиерейского чиновничества и на допущение его к участию в епархиальных делах всегда смотрела как на злоупотребление, как на явление антицерковное. Нельзя сказать и того, чтобы и Русская церковь признавала подобное положение дел вполне законным и согласным с духом истинно-христианского правильного церковного устройства, ибо не раз соборы восставали если и не против самого существования светских архиерейских чиновников, то против слишком широкого их участия во всех отраслях епархиального управления, как это сделал, например, стоглавый собор. Соборы же 1667 и 1675 гг. окончательно утвердили, чтобы духовные лица управлялись и судились исключительно духовными же, власть светских архиерейских чиновников над духовенством была уничтожена как незаконная и противоречащая канонам церкви и потому они устранены были от всякаго участия в епархиальных делах. Точно также никаким образом нельзя сказать и того, чтобы те самые епископы, которые управляли епархиями через своих чиновников, предоставляли им суд и расправу над духовенством, признали бы правильным такое положение дел, при котором духовные могли быть управляемы светскими лицами вообще, например, выборными от общества или чиновниками царскими; из всех дошедших до нас посланий наших иерархов, особенно обращенных к новгородцам и псковитянам³⁶, которые не раз вмешивались в дела церковные, мы несомненно убеждаемся, что наши иерархи всегда признавали и проповедовали, что духовенство не подсудно светским судьям, что светские лица никаким образом не могут, под опасением кары свыше, вмешиваться в какие бы то ни было дела церковные, тем более в епархиальное управление, – и при всем том они управляли своими епархиями чрез своих светских чиновников. Наконец, нельзя сказать и того, чтобы существование светской церковной администрации оправдывалось в глазах архиереев и всего духовенства несомненными достоинствами и превосходством такой администрации перед администрацией, состоящей из духовных лиц, ее благотворным влиянием на весь механизм архиерейского управления, ее благотворным влиянием на духовенство, несомненными достоинствами и высокою честностью занимавших ее лиц, ничего подобного в действительности не было. Напротив, светская церковная администрация страдала самыми вопиющими недостатками, которые более или менее ясно сознавали как сами архиереи, так и особенно подведомственное им духовенство. Церковная администрация, как и государственная того времени, построена была на системе кормления, и архиерейские чиновники в большинстве случаев смотрели на свою должность только как на средство нажиться на счет духовенства, нравственная сторона всякой должности обыкновенно мало сознавалась ими. Духовенство, особенно низшее, было почти совсем беззащитно перед светскими архиерейскими чиновниками, которые, пользуясь своею обширною и почти бесконтрольной властью над ним, страшно притесняли его, – искать на них управы и суда у архиерея было для бедняка слишком хлопотно и дорого, да и цель-то при этом очень часто не достигалась, и потому нередко случалось, что из страха пред грозным, всеобирающим и притесняющим, например, десятильником священники разбегались и церкви по нескольку лет стояли пустыми. Что архиереи не могли не знать, и действительно знали о злоупотреблениях своих светских чиновников, об угнетении ими духовенства, недовольство и ропот последняго на подобное положение дел, в этом не может быть никакого сомнения. Помимо резкого заявления, сделанного священником Георгием Скрипицею собору 1503 года, стоглавый собор не только говорит о злоупотреблениях светских архиерейских чиновников, не раз жалуется, что они причиняют духовенству убытки и волокиты многие, но предпринимает и меры против их злоупотреблений. Собор 1667 года решительно настаивает на освобождении духовных от всякой зависимости от светских чиновников, собор же 1675 года уничтожает совсем десятильников за злоупотребления ими своею властью и дозволяет посылать их только «на непослушников и непокорников»; следовательно, управление через десятильников епархиальным духовенством было, по сознанию собора, злом, тяжелым бедствием для духовенства. Что те или другие архиереи в частности вполне ясно сознавали злоупотребления своих светских чиновников, часто решительно невыносимое положение духовенства, постоянно терпевшего от этих злоупотреблений, это также не подлежит ни малейшему сомнению, лучшим и убедительнейшим доказательством чему служат довольно многочисленные жалованные грамоты, данные архиереями различным монастырям и приходским церквам по тем или другим случаям. В этих грамотах архиерей, в виде особой чрезвычайной милости, освобождает тот или другой монастырь, или какую-либо приходскую церковь из-под ведения своих светских чиновников и подчиняет их своему непосредственному ведению. Понятно, что архиерей хорошо знал мотивы, побуждавшие духовенство искать у него, как милости, освобождения от ведения, поборов и суда его светских чиновников, тем более, что эти мотивы нередко излагались в самых грамотах; это были: крайняя бедность и невозможность дальнейшего существования монастыря пли церкви при грабительстве и злоупотреблениях его чиновников, и архиереи, конечно, вполне хорошо понимали смысл своей милости, смысл освобождения монастыря или церкви от зависимости своих чиновников.

Таким образом существование светской церковной администрации с теми правами и полномочиями, какие даны были ее членам в древней Руси, не оправдывалось практикой и примером Греции; сама русская церковь и ее епископы никогда не признавали за светской властью права управлять и судить духовенство, признавали несостоятельность и злоупотребления своих светских чиновников, тяжелое, бедственное положение духовенства, угнетаемого ими, слышали поднимавшиеся протесты со стороны духовенства против такого ненормального положения дел, хорошо понимали справедливость этих жалоб и протестов и, не смотря на все это, светские архиерейские чиновники продолжали существовать целые столетия, продолжали судить и рядить духовенство и вместе с этим всячески притеснять его. Замечательно при этом, что архиереи, за небольшими исключениями, не только не выражали желания уничтожить своих светских чиновников и тем облегчить бедственное положение подведомственного им духовенства, но напротив, твердо настаивали на восстановлении своих светских чиновников там, где они по какому-либо случаю были заменяемы чиновниками из духовных лиц. Даже соборные постановления, стремившиеся ограничить, а потом и совсем уничтожить власть светских архиерейских чиновников, всегда обходились архиереями, что случилось именно с постановлениями стоглавого собора о поповских старостах, долженствовавших во многом заменить собою в епархиальном управлении десятильников. Власть светских архиерейских чиновников над духовенством была уничтожена собором 1667 года, на котором присутствовали греческие патриархи. Но замечательно также, что и постановление собора 1667 года о неподсудности духовенства светским лицам не вдруг приведено было в исполнение, а потребовались относительно этого предмета новые, более энергичные и решительные постановления собора 1675 г., хотя и после их у сибирского, например, митрополита мы встречаем еще светских десятильников: так трудно и тяжело было архиереям расстаться с своими светскими чиновниками.

Если не смотря на все указанные столь неблагоприятные, по видимому, обстоятельства к существованию в церковной администрации светских чиновников, они все-таки существовали целые столетия, если сами архиереи, не смотря на частые заявления жалоб на злоупотребления чиновников, все-таки крепко держались их и неохотно допускали реформы в своем епархиальном управлении, клонившиеся к ограничению или к уничтожению их светских чиновников; то значить, что появление и дальнейшее существование светских архиерейских чиновников не было чем либо случайным, внешним относительно всей тогдашней церковно-гражданской жизни, но было естественным и необходимым ее последствием, в ней находило свои постоянные и твердые основания, которые, несмотря на частные и коллективные протесты против такого положения дел, были настолько однако сильны, что дали возможность просуществовать светским архиерейским чиновникам несколько столетий с самыми обширными правами и властью, которые заставляли архиереев постоянно крепко держаться за свою светскую администрацию и предпочитать ее администрации из духовных лиц.

Чтобы объяснить причины, вызвавшие и поддержавшие собою существование светских архиерейских чиновников в нашей древней церковной администрации, мы для этого ответим на три следующих вопроса: а) каким образом при дворах архиереев древней Руси могли появиться светские служилые люди свободного, а иногда и знатного происхождения, которые по этому не могли быть только простыми слугами архиерея? b) Вследствие каких причин светские служилые люди архиереев сделались с течением времени епархиальными чиновниками, получили в свои руки все епархиальное управление, исключая только дел строго духовных? с) Какие причины заставляли архиереев твердо держаться за управление епархией через своих светских чиновников, предпочитать их лицам духовным, несмотря на жалобы, отовсюду раздававшиеся, на крайние злоупотребления светских чиновников, несмотря на ясно выраженные желания соборов – передать епархиальное управление в руки духовных лиц?

Известно, что греческая церковь владела значительной земельной собственностью и что государство всегда признавало за нею право на эти владения. Русской церкви также усвоено было право владеть земельною собственностью еще первыми русскими христианскими князьями св. Владимиром и Ярославом и это право признавалось за нею всеми последующими князьями, а потом царями. Вследствие этого русские архиереи еще очень рано начали приобретать себе населённые и ненаселённые земли, так что ко времени нашествия монголов на Русь – их земельные владения были вероятно уже довольно значительны³⁷. Особенно сильно и заметно владения архиереев стали увеличиваться в так называемый монгольский период. В ханском ярлыке, например, митрополиту Петру говорится, чтобы ханские чиновники не вступались «ни в городы их (митрополитов), ни в волости их, ни в села их, ни во всякие ловли их, ни в улусы их» и проч.³⁸. Митрополит Петр купил город Олексин «с волостми и селы, и с водами, с реки и с озера, и с бобровными ловлями, и с бортными ухожаи и со всеми угодьи, что ни потягло изстари к городу Олексину»³⁹. В последующее время земельные владения архиереев продолжали быстро увеличиваться, благодаря пожертвованиям князей и различных частных лиц, вследствие купли, заклада и других способов приобретения тогдашнего времени, так что во второй половине XV века государство начало уже стремиться положить пределы дальнейшему расширению церковных владений. Но запрещение правительства увеличивать церковные владения решительно не соблюдалось на практике, они продолжали увеличиваться до времени Петра Великого, так что при Алексее Михайловиче, по словам Котошихина, за патриархом числилось более 7.000 дворов, за архиереями до 28.000 и за монастырями до 83.000, всего 118.000 дворов⁴⁰.

Таким образом русские архиереи еще довольно рано сделались богатыми землевладельцами. Первоначально земли архиереев подлежали ведению и юрисдикции государства, обязаны были известными податями и военною повинностью, так что архиереи в своих землях были не более, как и обыкновенные землевладельцы. Но из этого общего положения государство еще очень рано начало делать исключения; князья по тем или другим побуждениям выделяли некоторые участки архиерейских владений из-под ведения и суда своих чиновников и предоставляли их в этом отношении в полное распоряжение архиереев. Точно также они в виде частной особой льготы уступали архиереям те подати с какого-либо их имения, которые собирались с него в пользу князя. Так, еще уставы Владимира и Ярослава подчиняют исключительно архиерейскому суду всех лиц, каким-либо образом причисляющихся к церкви, – княжеским чиновникам упомянутые уставы запрещают вмешиваться в церковный суд; в делах же между княжескими и архиерейскими лицами устанавливается суд смесный. Ханы в своих ярлыках всех духовных и на церковных землях живущих лиц освобождают от всех податей и подчиняют их, даже во всех уголовных делах, архиерейской юрисдикции. Так, в ханском ярлыке митрополиту Петру сказано: «а знает Петр митрополит в правду и право судит и управляет люди своя в правду, в чем нибудь, и в разбое и в поличном и в татьбе и всяких делах ведает сам Петр митрополит един или кому прикажет»; тут же говорится, что «вся его люди и вся стяжания его» освобождаются от всяких податей⁴¹. В уставной грамоте Василия Димитриевича с митрополитом Киприяном за последним признается исключительное право суда, управления и сбора пошлин со всех лиц, живших на известных землях митрополита, княжеские данщики и все чиновники не имеют права вступаться в митрополичьи земли и митрополичьих людей⁴². Точно также и во всех последующих грамотах, которые князья давали митрополитам и епископам, они освобождали их земли от ведения, суда и поборов своих чиновников, усвояя всю административную и судебную власти самим архиереям или их приказным людям, так что архиерей становился полным господином своих земель не только как обыкновенный землевладелец. но и в качестве самостоятельного, независимого от различных княжеских чинов и учреждений, правителя и судьи. Исключение делалось только в двух случаях: в делах собственно губных, как убийство, татьба с поличным, суд и расправа всегда предоставлялись княжеским чиновникам, но самый позыв на суд обвиняемых и в этих делах предоставлялся приставам как княжеским, так и архиерейским вместе⁴³. Другой случай: в делах между архиерейскими и посторонними лицами суд был смесный и судебные пошлины делились поровну между судьями обеих тяжущихся сторон; в случае несогласия и спора между судьями дело решалось самим князем или его дворецким, или боярином введенным. Указанное выделение архиерейских земель из под ведения и суда княжеских чиновников во всех делах, кроме некоторых уголовных, освобождение их от сбора княжеских пошлин и большей части государственных повинностей, совершавшееся постепенно и для различных частей архиерейских владений различно, во второй половине XVI века сделалось общим для всех земель, по крайней мере – митрополита, так что архиерейские земли почти во всех отношениях составили из себя нечто самостоятельное, выделенное из круга непосредственного ведения государственной власти, всем заведовали и пользовались в них архиереи и их приказные люди. Таким образом русские архиереи были не только богатыми землевладельцами, но им принадлежала в их землях вся власть административная, судебная, финансовая; царские чиновники не только не вмешивались в их управление, но не имели даже права и въезжать в архиерейские имения. Следствия такого положения дел были очень важны.

Как скоро архиереи сделались богатыми землевладельцами, то они стали устроять свой двор точно также, как и все богатые люди того времени и, конечно, прежде всего взяли за образец при этом двор княжеский, который, впрочем, не отличался особенно в своем устройстве от дворов всех богатых людей того времени, так как многочисленные и разнообразные должности и чины, существовавшие впоследствии при московском дворе, явились сравнительно в позднейшее время. Устраивая свой двор по образцу княжеского, архиереи естественно стали учреждать у себя те же придворные чины и должности, какие были у князя, – подобно всем богатым, знатным людям того времени они стали окружать себя многочисленным штатом разнообразной прислуги, что в то время считалось необходимою принадлежностью всякого богатого знатного человека. К архиереям, как богатым землевладельцам, как лицам занимающим самое высокое общественное положение охотно шли на службу люди свободного происхождения, лица, принадлежавшие нередко к знатным фамилиям: они точно также нанимались служить архиерею, как служили и князьям, удерживая всегда за собою право переходить на службу к другим лицам. Архиереи с своей стороны охотно принимали к себе на службу свободных людей, так как они были решительно для них необходимы, особенно для управления их землями и отбывания с них военной повинности. Архиерейские земли со всеми жившими на них лицами были, как мы сказали, независимы от государственных чинов и различных правительственных учреждений и вместе с тем были свободны почти от всех государственных податей и повинностей, исключая военной, – их единственным и бесконтрольным правителем был архиерей. Понятно, что архиереи, как самостоятельные владельцы обширных земель, в которых им предоставлено было государством право управления, суда и сбора податей, должны были организовать у себя самостоятельное управление своими землями и правильную их эксплуатацию. Вследствие этого у архиереев должен был явиться многочисленный класс чиновников, заведовавших административным, судебным и финансовым управлением архиерейских земель; у них должны были явиться свои управители имений, судьи, сборщики податей и проч. При устройстве всех этих чинов и должностей архиереи конечно опять брали за образец князя, вследствие чего у них явились те же чины и должности, что и у князя и конечно с тем же духом и характером, так что весь архиерейский двор и управление землями представляло из себя довольно верную копию княжеского двора и управления. По-видимому, управление архиерейских имений, всей их хозяйственной части, можно бы было поручить, минуя светских лиц, монахам – посельским, как это случилось потом относительно тех архиерейских земель, где была, так называемая, домовая запашка. Но так поступить не дозволяли следующие обстоятельства: а) архиерейских земель было слишком много для того, чтобы все их можно было обратить в домовую запашку, необходимо было эксплуатировать их другим способом, каким между прочим и является раздача лишних земель в пожизненное или временное пользование разным служащим лицам, вместо другой платы за их службу; государство так поступало с своими землями, архиереи брали с него в этом случае пример, и не имели, конечно, никаких причин поступать иначе. b) На архиереях лежала обязанность отбывать с своих земель военную повинность, от которой они никогда не освобождались, – эта повинность была самой главной и князья всегда требовали самого точного ее выполнения, – а для этого очевидно архиереям нужно было иметь всегда под рукою способных к этому людей, которые бы по первому призыву могли явиться на войну⁴⁴; такими лицами и были их наемные светские служилые люди, которые в военное время отбывали воинскую повинность с архиерейских земель, в мирное время служили при дворе архиерея, исполняли разные его поручения и получали от него за службу земли в пожизненное владение. Очевидно для архиереев выгодно было принимать к себе на службу светских служилых людей, а последним выгодно было служить у архиереев, от которых они получали земли во владение и имели особые доходы, если назначались на какую-нибудь придворную должность.

Таким образом вследствие того, что архиереи приобрели себе земельные владения, они скоро явились настоящими богатыми землевладельцами того времени: у них был двор, устроенный по образцу княжеского, были, как и у князя, свои придворные чины и должности, множество служилых людей из свободного сословия, в их землях введено было управление административное, судебное и финансовое точно такое же, как это было в то время и в государственном управлении. Следовательно, факт возникновения и существования при архиереях светских служилых людей, в качестве придворных слуг и управителей их землями, при указанных обстоятельствах является вполне естественным и понятным, – этого требовали особенности положения русского архиерея среди государства и общества.

Если для нас становится понятным факт появления при дворе архиерея светских служилых людей, то из сказанного, однако еще вовсе не видно, каким же образом эти придворные служилые люди архиерея сделались потом епархиальными чиновниками, каким образом они вошли в состав церковной епархиальной администрации, вытеснили оттуда духовных лиц и присвоили себе над духовенством власть административную, судебную, финансовую. Чтобы объяснить это явление, мы должны указать на некоторые особенные стороны тогдашнего государственного управления, которое влияло собою и на характер управления епархиального, а также на особые отношения тогдашнего духовенства к своему архиерею, которые облегчали переход архиерейских придворных слуг в епархиальные чиновники.

Главная и существенная особенность всего древнейшего государственного управления до Иоанна III-го и даже далее состояла в том, что оно во всем носило на себе характер частно владельческий, так как в то время еще не было строгого разделения между частным владением князя и княжеством. Князь смотрел на свои владения как на свою частную собственность, не различая своего личного от государственного. Вследствие этого князья управляли княжеством как частные собственники, как управлял тогда своим имением всякий богатый человек. Управляя княжеством как частный собственник, князь сам творил повсюду суд и расправу, действовал везде сам, где только это было возможно; в противном же случае он посылал вместо себя своих придворных служилых людей, которые занимали различные должности при его дворе и несли при нем личную службу. Придворные служилые люди князя, исполняя различные его поручения по управлению княжеством, становились таким образом государственными чиновниками, не переставая в тоже время быть и частными слугами князя, – различия между чиновником государства и личным слугою князя не было, так что одно и тоже лицо было вместе и государственным чиновником, и княжескою прислугою. Понятно, что так происшедшие государственные чины и должности имели первоначально случайный и, так сказать, неустойчивый характер; они во всем зависели от произвола князя, который, как и всякий частный владелец, считал себя вправе распоряжаться своею собственностью, как ему хотелось в данную минуту, как этого требовали его частные выгоды и интересы, почему он мог свободно уничтожать одни должности и учреждать другие, восстановлять прежде уничтоженные и т. п. Естественно также, что при таком характере управления с известною должностью, особенно в начале, не было соединено строго определенных, устойчивых обязанностей, дробного деления должностей, какое было в последствии, первоначально не существовало; – в одном лице соединялись тогда самые разнообразные и многочисленные должности и обязанности, вообще, – личное усмотрение, произвол князя и случайные обстоятельства определяли в то время должности, круг обязанностей и характер их выполнения служилыми людьми князя. Только с течением времени, мало по малу, стали устанавливаться при князьях известные должности, как постоянные, только постепенно к известным должностям стали приурочивать известный круг обязанностей более или менее разграниченных с кругом обязанностей других должностных лиц, хотя спутанность и сбивчивость обязанностей при частновладельческом, основанном только на личном усмотрении князя управлении, еще долго не прекращалась.

Указанный характер древнейшего государственного управления Руси по тесной связи церковной жизни с государственною не мог остаться без влияния на церковное управление; естественно было, что при всеобщем господстве в государственном управлении частно владельческого начала, архиереи, сделавшись землевладельцами, устроивши свой двор и управление своими землями по образцу княжескому, призвавши к себе на службу вольных служилых светских людей, с течением времени, мало по малу внесли и в епархиальное управление владельческий характер, стали плохо различать свое частное от епархиального, стали управлять своими епархиями в том же духе и чрез тех же лиц, в каком духе и чрез каких лиц они управляли своим двором и имениями. Пример князя, управлявшего княжеством, как своею частною собственностью, у которого архиереи заимствовали уже устройство своего двора и управления своими имениями, был у них постоянно пред глазами, вся государственная жизнь представляла полное смешение начал частновладельческого и государственного, и потому ничего не было удивительного, если архиереи подчинились с течением времени влиянию всей окружающей их жизни, внесли в епархиальное управление характер частновладельческий, особенно если принять во внимание некоторые благоприятствовавшие этому обстоятельства.

Принимая во внимание то обстоятельство, что церковными канонами точно и ясно определены отношения епископа к духовенству его епархии и что эти отношения должны быть совершенно чужды владельческого характера, архиерей должен быть для духовенства духовным главою, отцом и наставником, ревнителем их доброй жизни и руководителем при исполнении ими своих пастырских обязанностей, по-видимому, нельзя было бы ожидать, чтобы на Руси, где каноны церкви всегда и всюду имели всю свою силу, сложились какие либо иные отношения между архиереями и подведомственным им духовенством, нежели какие определены в церковных канонах, а между тем на деле было иначе: архиерейское епархиальное управление на Руси, исключая управления по делам строго духовным, носило чисто владельческий характер. Конечно, в виду определенных канонов церкви, одного внешнего влияния, каким было влияние всего строя тогдашнего государственного управления, было еще недостаточно, чтобы архиереи частное управление своими землями и двором смешали с епархиальным управлением, чтобы своих придворных служилых людей они сделали вместе и епархиальными чиновниками; очевидно для этого должны были существовать, помимо влияния государственной жизни, еще другие специальные причины, которые давали архиереям полную возможность несознательно и незаметно для себя устроить свое епархиальное управление на частно-владельческих началах. Такими специальными причинами, побуждавшими архиереев управлять своими епархиями на началах частно-владельческих, были особые отношения духовенства древней Руси к епархиальным архиереям. Эти особые отношения состояли в том, что духовенство, будучи освобождено от всех государственных податей и повинностей, в то же время обязано было платить архиерею со дня своего посвящения до конца жизни подати поземельная, личные, натурою, деньгами, почему в некоторых грамотах оно и называется иногда тяглым сословием.

Чтобы лучше и отчетливее уяснить себе те отношения, какие в древней Руси существовали между епархиальными архиереями и подведомственным ему духовенством, мы коротко укажем на те пошлины, которые духовенство платило своим архиереям: а) ставленыя пошлины, которые «скареднаго ради прибытка» еще очень рано были до того увеличены, что вызвали против себя соборные определения, имевшие в виду или ограничить их как это сделал владимирский собор 1274 года⁴⁵, или вовсе уничтожить их, как это думал сделать собор 1503 года⁴⁶, но определение которого не имело практической силы, так что ставленые пошлины существовали еще в XVIII веке, хотя и были уменьшены⁴⁷. b) Благословенная куница, существовавшая до XVII века и состоявшая в том, что ново поставленный пред отправлением в назначенное ему место служения, приходил за благословением к архиерею, который при этом брал с него гривну; это благословение повторялось потом каждый год⁴⁸. с) Пошлины, платимые с разного рода грамот: всякий новый епископ свидетельствовал в своей епархии, при своем вступлении па епископскую кафедру, все ставленые и настольные грамоты духовенства и скреплял их своею надписью, за что брал пошлин с настольных грамот по 6 алтын 4 деньги, с ставленых 3 алтына 2 деньги. Если оказывалось, что грамоты не были засвидетельствованы его предшественником, то пошлины брались вдвое, если не свидетельствованы двумя предшественниками, то бралось втрое; эта пошлина называлась явленною куницею с грамотою⁴⁹. При переходе из одного прихода в другой десятильники, а потом поповские старосты, выдавали попам и дьяконам перехожую память и брали с них перехожие или повинные гривны⁵⁰. В древней Руси вдовые священники и дьяконы не имели права священнодействовать, а должны были или постригаться в монахи, или исполнять при церквах только дьяческие должности. Но тем из них, которые отличались хорошей жизнью, с особого разрешения, дозволялось оставаться при прежних приходах и отправлять здесь некоторые пастырские обязанности, для чего они получали, так называемые, епитрахильные и орарные грамоты. Каждый год они платили за эти грамоты десять алтын, да при получении грамоты они платили подьячему за письмо гривну; получивший же грамоту без дозволения «литургисать» платил за нее каждый год по пяти алтын⁵¹. d) Святительская дань, что означало подать, собираемую с недвижимого имущества духовенства: с земли, дворов и разных угодий. В грамоте патр. Иоасафа псковскому архиепископу Арсению 1667 г. об обложении данью приходских церквей, по примеру патриаршей области, сказано, что посланные для описи приходов данью окладывали: с попова двора по 4 деньги, с дьяконова по 2 деньги, с дьячкова и пономарева и с просвирницына и с бобыльских по деньге с двора, с церковныя земли, с пашни с четверти по три деньги, с сенных по две деньги с копны, да сверх того окладу десятильничьих и заезда по три алтына по две деньги с церкви, да казенных платежных пошлин по три алтына по три деньги с церкви⁵². Иногда же поземельная подать обращалась в личную; так в псковской епархии вносилось в архиерейскую казну «по двадцати алтын с скуфьи на год»⁵³. е) Подъезд, иначе заезд, выезд, езда, – подать, платимая духовенством епископу при обозрении им своей епархии, при чем духовенство должно было совершать его на свой счет. Когда епископ по обстоятельствам не мог обозревать сам своей епархии, а это с течением времени стало постоянным явлением, – подати за въезд собирал особый чиновник, посылаемый епископом. Как дорого подъезд архиерея обходился местному духовенству, это видно из жалоб новгородцев на приезды к ним митрополита и из жалобы псковичей на новгородских епископов, приезжавших к ним через три года в четвертый, а также из грамоты Грозного об архиерейских доходах во Псков⁵⁴.

Кроме указанных нами пошлин, духовенство платило архиереям и другие более или менее мелкие, с течением времени видоизменявшиеся и в XVII в. переложенные на деньги. Из XVI в. до нас дошли две грамоты, в которых подробно перечисляются подати, платимые духовенством. В жалованной грамоте пермского и вологодского епископа Алексия Кириллову монастырю 1539 г. сказано: «и не надобет им моя дань Рожественская, ни данские пошлины, ни десятинничьи, ни доводничьи, ни людское, ни благословенная куница, ни соборная, ни явленная куница с грамотою, ни с оброком куница, ни полюдная пшеница, ни полоть, ни казенные алтыны»⁵⁵.

Из представленного перечня податей, платимых духовенством в пользу архиерея, очевидно, что духовенство в древней Руси было относительно архиерея податным сословием, обязанным ему взносом известных податей, вследствие чего оно и приравнивалось в этом отношении к тяглому сословию, так что выражение «тяглые попы» сделалось официальным, – «а опричь того с тяглыми попы не тянуть ничего», писалось в некоторых грамотах⁵⁶. Государство, с своей стороны, смотрело на духовенство, владевшее землею, также, как на податное, относительно архиерея, сословие и признавало право последнего налагать на духовенство подати по своему произволу, ведать и судить его по своему личному усмотрению. В царской жалованной грамоте новгородскому митрополиту Макарию 1622 года между прочим говорится, что попы и дьяконы вновь построенных церквей, не вошедших еще в опись данных книг, обязаны платить подати по тому окладу, «чем их обложет богомолец наш Макарий митрополит»⁵⁷. В царской жалованной грамоте патр. Филарету сказано: «вольно ему отцу нашему великому государю святейшему патриарху Филарету Никитичу в своем патриаршестве ружных и приходских церквей тех городов и уездов и на попов и на дьяконов и на церковныя пустошныя земли свою святительскую дань и оброк положить, чем он, великий государь, которых ружных и приходских попов и дьяконов и пустую церковную землю данью своею и оброком изоброчит»⁵⁸. В приведенной царской грамоте патриарх представляется и признается безусловным, единовластным владельцем духовенства своей епархии; его права над духовенством приравниваются к правам помещика над крестьянами. В поместных грамотах царей и архиереев, которые они давали своим служилым людям, отношения помещиков к крестьянам обыкновенно определяются таким образом, что помещик ведает и судит крестьян, а те платят ему подати, какими он их изоброчит, – в указанной грамоте царя патриарху отношения последнего к духовенству определяются точно таким же образом и даже в тех же словах и выражениях.

Указанное нами особое отношение, существовавшее в древней Руси между духовенством и архиереями, естественно открывало широкий путь введению владельческого характера во все епархиальное управление архиерея, незаметно и постепенно утверждало в епархиальном управлении принцип частно владельческий и на нем построенную администрацию. Если духовенство было относительно архиерея податным тяглым сословием, обязанным вносить исправно в архиерейскую казну известные подати, то его отношения к архиерею определялись в этом случае не церковными уже канонами, но личной волей и усмотрением святителя, которым руководили опять уже не архипастырские соображения, но просто финансовые. Архиерей смотрел в этом случае на всякое духовное лицо, как на податную единицу, как на такого человека, который обязан был ему взносом известного количества податей, от исправного или неисправного платежа которых наполнялась или терпела ущерб его архиерейская казна. Вследствие этого вполне было естественно, что архиереи старались так устроить свое епархиальное управление, чтобы все подати духовенством вносились вполне исправно, чтобы архиерейская казна не толь ко не терпела ущерба, но и увеличивалась в своем объеме на счет духовенства и его прихожан. Что архиереи в своем епархиальном управлении значительно руководились денежными соображениями, горячо преследовали и отстаивали везде интересы своей казны, это ясно видно, например, из распрей новгородцев с митрополитами из-за месячного суда и из ссор новгородских владык с псковским духовенством из-за того же, а также из свидетельств многих дошедших до нас грамот. В грамоте, например, новгородского архиепископа псковичам 1477 г. сказано: «оставляю вам, сынове, в свое место, на свой святительский суд, и на свой подъезд и на все свои пошлины, наместника своего... и вы к нему на суд приходите и на всякую расправу, и честь над ним держите по нашему благословению; а вы священницы, которые не заплатили подъезда моего, и вы ему платите подъезд наш, в доме святей Софеи и мне, чисто, по старине, безо всякаго забвения, и корм давайте по старине; а которые нe заплатят подъезда моего, и аз тем литургисати не велю»⁵⁹. В наказной памяти новгородского митрополита Иоакима поповскому старосте 1673 года повелевается «все подати собрати без недобору, а на ослушниках правити без всякия пощады»; сбирать повелевается «с большим поспешением днем и ночью», за медленность «поповскому старосте быть в жестоком наказанье и смирении и от божественныя службы в запрещении»⁶⁰. В инструкции патриарха Адриана поповским старостам сказано подобное же⁶¹. Если архиереи так тщательно и ревниво наблюдали в епархии интересы своей казны, то самым первым и лучшим средством охранить ее от всякого ущерба было: поручить епархиальное финансовое управление своим светским служилым лицам. Так смотрели на это дело архиереи, так они и поступали. Когда у колмогорских, важских и каргопольских десятильников отнято было право сбора податей и суда над духовенством, то новгородский митрополит в 1622 году жаловался царю, что «тех городов в уездах, по монастырям архимандриты и игумены и по мирским храмам попы и дьяконы, и церковные причетники и земские люди, его богомольца нашего и его приказных людей и десятильников ни в чем не слушают, и во всяких духовных делах под суд не даются и ставятся сильны, и духовных дел судными и всякими пошлинами те архимандриты и игумены и попы владеют и корыстыются сами меж себя, а в софейскую казну архимандриты и игумены и по мирским храмам попы и дьяконы, и церковные причетники и земские люди, богомольца нашего всяких пошлин не платят»⁶². Благодаря этим жалобам митрополита, права десятильников в упомянутых городах были восстановлены в прежнем их объеме. Когда в 1649 году духовенству Лопских погостов дозволено было самим, помимо десятильников, сбирать и доставлять различные пошлины в Олонец царским воеводам, которые и отсылали уже их митрополиту, то последний жаловался царю, что «в Лопских погостах попы и иные церковные причетники венечную пошлину многую таят и повинных и перехожих гривен и почеревных и похоронных денег в софейскую казну не платят»⁶³; десятильники и здесь были восставлены. Из приведенных свидетельств видно, что архиереи только тогда считали свои финансовые интересы в епархии обеспеченными, когда власть над епархиальным духовенством находилась в руках их светских чиновников, но не выборных из среды самого духовенства. И это вполне понятно: чиновники из самого духовенства, как члены той же корпорации, с которой каждый из них был связан своими личными и сословными интересами, единством прав и положения, не могли быть в глазах архиерея вполне надежными представителями и блюстителями в епархии его денежных интересов, так как они были диаметрально противоположны их личным и сословным интересам. На сколько сильно было в каждом архиерее стремление получить с духовенства подати «все сполна без недобору», на столько же сильно было стремление в каждом духовном лице не платить податей архиерею и его чиновникам, лишь бы представился только к сему удобный случай. Выборные духовные лица, как члены того же тяглого сословия, как сами платившие тяжёлые подати архиерею, естественно, вместе со всем духовенством, старались выйти из тяжёлого для них положения, и бывали случаи, что выборные из духовенства поповские старосты не только сами не платили следующих с них податей, но и других побуждали к тому же, открыто возбуждая духовенство против поборов архиереев и их чиновников⁶⁴. Таким образом все указанные обстоятельства побуждали архиереев к тому, чтобы все финансовое епархиальное управление вверить своим светским служилым людям, как таким лицам, которые не принадлежали к духовенству, не были связаны с ним никакими личными и сословными интересами и которые в архиерейских выгодах видели и находили свою личную выгоду. Следовательно, благодаря тому обстоятельству, что. духовенство в древней Руси было обязано архиерею взносом известных податей, вследствие чего архиерей был как бы частным владельцем его, все финансовое епархиальное управление получило поэтому частно-владельческий характер, – господствовала только личная воля и благоусмотрение святителя и, как результат этого, поставленные им на епархиальные должности его светские служилые люди.

Епархиальное духовенство находилось в безусловной зависимости от епархиального архиерея, как владельца, не только в финансовом отношении, но в административном, полицейском и судебном, так как архиерей не только облагал духовенство податями по своему личному усмотрению, но он еще ведал и судил его во всех делах, как духовных, так гражданских и уголовных, за исключением татьбы с поличным, разбоя и убийства. Следовательно, в административном и судебном отношении, также, как и в финансовом, духовенство опять зависело от архиерея. Поэтому, вполне было естественно, что административное, и судебное управление епархией получило тот же самый владельческий характер, как и финансовое, и те же лица, которые, как частные служилые люди архиерея, наведывали административным и судебным управлением принадлежавших его кафедре владений, сделались потом и епархиальными чиновниками, получили власть, над духовенством административную, полицейскую, судебную. Этот переход частных служилых людей при архиерейском дворе в епархиальных чиновников, как естественный результат владельческого управления архиереем своею епархией, кроме того облегчался еще некоторыми побочными, но очень важными, в этом случае, обстоятельствами.

Назначение на различные должности по епархиальному управлению духовных лиц могло иметь в глазах архиереев следующие неудобства, которые заставляли их предпочитать в епархиальном управлении светских служилых людей выборным из духовенства. Во-первых, духовные лица всегда имели свои собственные обязанности по сану, и потому естественно не могли обращать исключительного внимания на порученные им епархиальные дела, не могли отрываться всегда от своих пастырских обязанностей, чтобы точно выполнить обязанности чиновников. Во-вторых, чиновники из духовенства, как лица сами заинтересованные, могли представлять архиерею дела епархиальные в ином свете, нежели какими они были в действительности, или о многом, где примешивался личный интерес, и вовсе не доносить архиерею, от чего в церковную жизнь вкрались бы многие беспорядки и злоупотребления, чему мы, действительно, встречаем примеры. К этому еще нужно прибавить и то, что уровень понимания тогдашним духовенством его пастырских обязанностей был особенно не высок; духовенство по своему умственному и нравственному развитию мало чем отличалось от своих прихожан иногда только уменьем читать и писать, да и это преимущество не всегда принадлежало ему. а потому не удивительно, что оно часто не могло быть не только строгим, но и просто ревнителем правильного течения епархиальных дел, так что и в этом отношении не имело преимуществ пред светскими чиновниками. Никон свою просьбу царю о восстановлении в Лопских погостах упраздненных – было десятильников мотивировал между прочим тем, что «крестьяне меж собою женятся в роду и в племени, и в кумовстве, и в сватовстве, и в крестном братстве, а попы на них не извещают»⁶⁵. В царской жалованной грамоте патриарху Филарету на Ржевскую десятину между прочим говорится: «велел дед наш протопопу с братьею игуменов и попов и дьяконов городских и сельских и весь причет церковный судити и дань с них имати... и протопоп и игуменов и попов и дьяконов и весь причет церковный судить во всем и в духовных делах кроме божественных правил, а попы-де городские и сельские живут не по церковному чину, а воздержати их от того безчинства некому, о всем же приходят к протопопу с братьею, а благословения Макария митрополита не требуют»⁶⁶. Указанные неудобства, сопряжённые с назначением на должности административных епархиальных чиновников духовных лиц в значительной степени, устранялись, когда эти должности замещались светскими служилыми людьми архиерея. Они не были связаны никакими другими обязанностями, кроме обязанностей занимаемой ими должности, они постоянно находились при архиерее и доставляли ему точные необходимые сведения о положении епархиальных дел, так как назначались на должности на короткие сроки, по большей части на один год, и по возвращении давали архиерею точный отчет о своем управлении и течении всех епархиальных дел; они не связаны были с духовенством никакими общими интересами, не имели нужды потакать его недостаткам и проступкам. Напротив, в открытии и преследовании беспорядков и преступлений в жизни и деятельности духовенства был замешан их личный, денежный интерес. За позыв к суду обвиняемого, за самый суд и проч. они получали каждый раз известную плату, – это было их жалованье, награда за службу, кормление; – потому собственный личный интерес побуждал их зорко следить за всеми беспорядками епархиальной жизни и немедленно преследовать их, как скоро они замечались, так что архиерей, вверивши им административное епархиальное управление, был вполне уверен, что ему хорошо будет известно каждое криминальное событие в его епархии, что его чиновники не оставят без преследования ни одного проступка духовного лица, что над духовенством таким образом существовал постоянный и строгий надзор. Кроме того, архиерей мог распоряжаться своими светскими чиновниками с гораздо большею свободою и произволом, нежели чиновниками из духовенства, так как в последних он видел не только чиновников, но и пастырей церкви, имеющих свои постоянные определённые обязанности, исполнение которых, конечно, было важнее и выше исполнения обязанностей чиновника, почему архиерей духовным лицом не всегда мог так свободно распорядиться, как светским, что, конечно, стесняло архиереев и побуждало их предпочитать, при назначении на разные епархиальные должности . своих светских служилых людей духовным лицам. Что же касается полицейских, собственно, обязанностей по епархиальному управлению, которые были и многочисленны, и сложны, а между тем, в силу полной самостоятельности архиерейского епархиального управления, должны были быть выполняемы архиерейскими чиновниками, то возложить их на светских служилых людей архиерея было, очевидно, самое лучшее. Духовное лицо не могло отрываться от своих пастырских обязанностей, чтобы призывать на суд обвиняемых и свидетелей, снимать допросы и делать, предварительные расследования на месте, держать обвиняемых во время следствия и суда при себе в оковах, производить расправу над виновными и пр. Священник в таком случае решительно должен бы был совсем оставить свой приход и свои пастырские обязанности; при том полицейские обязанности и просто были не приличны духовному лицу.

Если архиереи, вследствие указанных причин, имели достаточные для них основания поручить финансовое, административное и полицейское епархиальное управление своим придворным светским служилым людям, то этого, по-видимому, совершенно нельзя сказать о судебном епархиальном управлении в виду тех церковных правил, которые требуют, чтобы духовные лица судились духовными же, а не мирскими лицами, так что обойти эти правила, по-видимому, не было никакой возможности. Чтобы объяснить себе, каким образом архиереи могли предоставить споим светским чиновникам суд над духовенством вопреки церковным правилам и всей церковной практике, необходимо обратить внимание на область и предметы церковного суда в древней России вообще.

Область церковного или епископского суда в древней Руси была очень обширна. Епископскому суду подлежали: а) все лица белого и чёрного духовенства в делах духовных, гражданских и уголовных, исключая татьбы с поличным, убийства и разбоя; впрочем, в ханских ярлыках и некоторых грамотах и эти преступления отнесены к области церковного суда. b) Суду церковному подлежали жены и дети духовенства, последние впрочем. только в том случае, когда они жили нераздельно с отцом⁶⁷. с) Все лица, которые в каком-либо отношении причислялись к церковным людям, каковы, например, паломники, врач, люди с физическими недостатками – слепец, хромец и проч. d) Все служилые и дворовые люди архиереев, а также все лица, жившие на землях, принадлежавших архиерейским кафедрам. е) Наконец, суду епископскому подлежали все мирские люди по преступлениям против веры, каковы: богохульство, ересь, раскол, волшебство и пр.; по преступлениям против нравственности, именно: различные виды плотской нечистоты: по делам брачным: незаконные в каком-либо отношении браки, нарушение чистоты брачных отношений и т. п.: отношения родителей к детям: преступления детей против родителей, насильственные действия последних над детьми, насильственное их пострижение, насильственный брак и пр.; дела по наследству: о духовных завещаниях, о разделе имущества после умерших и проч. При всем множестве и разнообразии дел, принадлежавших к области архиерейской юрисдикции в древней Руси, они однако удобно допускали разделение их на две обширные, но совершенно отличные одна от другой категории: к первой принадлежали дела собственно духовные, преступления духовных лиц против их сана и соединенных с ним обязанностей, преступления против веры: нарушения различных церковных правил и постановлений; ко второй принадлежали все дела гражданские и уголовные, которые только относились к области архиерейской юрисдикции. Согласно такому разделению судебных дел, архиереи, как скоро у них появились светские чиновники, оставили за собою непосредственный суд только по делам чисто духовным, суд же по делам гражданским и уголовным над всеми лицами, подлежащими их юрисдикции, они предоставили своим светским чиновникам, впрочем, так, что последние не имели права сами собою решить ни одного, сколько-нибудь важного дела без доклада архиерею. Окончательный приговор по всем судным делам, в существе дела, всегда принадлежал архиерею, который не иначе утверждал судебный приговор своих чиновников, как спросивши предварительно тяжущихся, таков ли им был суд в действительности, как записан в судных списках, или нет. Правда, было в этом случае одно очень важное препятствие, которое, по видимому, должно бы было удержать архиереев от передачи судных дел второй категории в руки своих светских чиновников, именно: указанные судные дела для того и уступлены были ведению церкви, чтобы они разбирались и решались именно духовными лицами, иначе в уступке этих дел ведению церкви не было бы никакого смысла, так как княжеские чиновники разбирали бы и решали их конечно ничем не хуже точно таких же архиерейских чиновников. Но дело в том, что светские архиерейские чиновники появились сравнительно в позднейшее время, когда первоначальный смысл передачи указанных дел в ведение церкви отчасти потерял свое значение, отчасти не сознавался более как передавшим, так и принявшим, вследствие чего архиереи в этом случае поступали так, как находили для себя более удобным, принимая во внимание только современное им положение дел. В том обстоятельстве, что они дела гражданские – мирские отдали в ведение своих светских чиновников, архиереи не видели ничего противоцерковного; напротив, они находили, что светским лицам было приличнее заниматься делами светскими, мирскими, тем более , что окончательное решение и этих дел всегда зависело от самого архиерея, который по своему усмотрению отменял или утверждал приговоры своих светских чиновников; почему архиереи и оставили в своем непосредственном ведении только дела строго-духовные, в которые светские чиновники уже не имели права вмешиваться. Епископы, говорит Герберштейн, больше занимаются предметами веры, а попечение о доме и других делах поручают под своим надзором чиновникам⁶⁸. Конечно с церковной точки зрения лучше было бы поручить все эти дела ведению духовных лиц, выбранных из среды епархиального духовенства, но этому препятствовали финансовые выгоды архиерея, так как он не платил жалованья своим светским служилым людям, а вместо этого отдавал им в кормление различные епархиальные должности. Как бы то ни было, но только благодаря указанному разделению области архиерейского суда все духовенство, как белое, так и черное, подчинено было во всех гражданских и уголовных делах суду светских архиерейских чиновников, которые под высшим надзором святителей и судили «опричь духовных дел» все епархиальное духовенство: о делах же последнего рода они только обязаны были «всегда, безурочно» доносить архиерею и немедленно представлять виновных на его самоличный святительский суд, – самим же вмешиваться в духовные дела им строго запрещалось. Правда, что на практике последнее условие не всегда строго соблюдалось отчасти и самими архиереями, которые, будучи заняты множеством дел, могли сами поручить иногда ближайшим доверенным своим светским служилым лицам расследование и судебное разбирательство и дел собственно духовных, конечно оставляя за собою произнесение окончательного приговора, но в большинстве случаев оно не соблюдалось самими чиновниками, которые самовольно вторгались в не принадлежащую им область собственно церковного суда. Стоглавый собор с особою силою настаивает на том, чтобы духовные лица во всех духовных делах судились. духовными же, и чтобы светские чиновники на этом суде и не присутствовали, разве в качестве только писарей, и тем самым показывает, что до собора порядок дел в указанном отношении был несколько иной. Но если светские архиерейские чиновники и судили иногда духовных лиц не только в делах гражданских и уголовных, но и в духовных, то это были в большинстве случаев исключения, или же чаще злоупотребления со стороны самых светских чиновников, так как архиереи, по крайней мере, теоретически всегда строго различали дела собственно духовные и гражданские и предоставляли ведению светских чиновников только последние, оставляя первые за собою.

Таким образом, хотя русская церковь приняла из Греции вместе с христианством вполне выработанное и строго определенное законодательство, церковные учреждения и управление; однако это нисколько не помешало или, по крайней мере, не воспрепятствовало образованию у нас самобытной, на началах и особенностях русской жизни основанной, светской церковной администрации, не помешало внешним формам епархиального церковного управления сложиться у нас самобытно, как того требовали особенности русской церковной и государственной жизни, особенности русских юридических воззрений.

В виду церковных канонов и практики греческой церкви порядок епархиального управления, как он сложился в древней Руси, по-видимому, должен бы навести на наших иерархов сомнение в его законности, с строго церковной точки зрения; но на деле этого не было, да и не могло быть, ибо что такое были светские епархиальные чиновники в глазах архиерея? Не более, как его слуги. Они назначались на свои должности, по крайней мере до второй половины XVI в., исключительно архиереями, находились от них в безусловной всегдашней зависимости, круг их деятельности, их обязанности, тот или другой характер выполнения этих обязанностей, образ и способ ведения дел – словом, во всем и всегда они безусловно зависели от архиерея. Как князь в своей области был полный, ничем не ограниченный, господин, назначавший и сменявший своих чиновников по своему личному усмотрению и произволу, по своему усмотрению определявший круг и образ их деятельности, так действовал и архиерей относительно своих светских чиновников: он мог распоряжаться ими решительно по своему произволу, мог но своему личному усмотрению назначать и увольнять их от должности, ныне мог так определить круг деятельности известного чиновника, завтра – иначе, словом, архиерей был владелец – господин, светские его чиновники – простые, относительно его, слуги, не отличавшиеся, по крайней мере до стоглавого собора, от обыкновенных вольно-наемных слуг. Понятно, что при таком отношении светских чиновников к своему архиерею, последний вовсе не думал, что, управляя епархией чрез своих светских чиновников, он нарушает тем истинный характер церковного управления⁶⁹; все происходит от него, только от него его светские чиновники получают свои права, власть и силу в епархиальном управлении, только по его санкции они делают то или другое, и сами но себе решительно не имеют никакого самостоятельного значения. Следовательно, в существе дела всем в епархии управляет он архиерей, а не кто-либо другой, – принцип независимости духовенства от посторонней власти кроме архиерейской нисколько не нарушался таким образом в глазах архиерея существованием светских епархиальных чиновников архиерей, как самостоятельный и независимый правитель, мог назначать на различные епархиальные должности кого хотел, будут ли то духовные или светские лица. Дело получило бы совершенно иное значение, если бы светские архиерейские чиновники, как это было в ХVII в., назначались от государства, или были выборными от общества, в этом случае русские архиереи всегда являлись ревностными поборниками полной независимости церковного управления от вмешательства светской мирской власти. Притом, архиереи если не всегда на практике, то всегда в принципе строго держались того взгляда, что духовные во всех духовных делах должны зависеть от духовных лиц; следовательно, существование светских епархиальных чиновников не нарушало и не уничтожало коренной отличительной черты духовенства в ряду других сословий – зависеть во всех духовных делах только от архиереев и поставленных ими духовных лиц. Дела же гражданские, уголовные и финансовые духовенства, как не имеющие прямого отношения к их пастырскому служению и обязанностям, могли быть поэтому поручены и ведению светских лиц, почему архиерей, ничтоже сумняся, мог спокойно поручить все епархиальное административное, судебное и финансовое управление своим светским придворным служилым людям, в полной уверенности, что от этого епархиальное управление не только не проигрывает, но еще выигрывает. Но если бы у него и после всего этого оставались какие-либо сомнения в законности подобного порядка дел, то все эти сомнения скоро улетучивались в виду одного, очень убедительного для архиереев, аргумента, который всегда крепко поддерживал их в той мысли, что епархиальное управление должно совершаться именно чрез их светских служилых людей, что лучшего управления епархией и не может быть.

Вся древняя государственная администрация была построена на так называемой системе кормления, сущность которой состояла в том, что князья не платили жалованья своим служилым и должностным лицам, а вместо этого последние пользовались доходами от самого прохождения должности, что называлось кормлением. Дворянин, например, просясь на воеводство в какой-либо город, обыкновенно писал: «прошу отпустить покормиться». В государственном разряде хранились особые записи, в которых было высчитано среднее количество суммы, какую в каком городе наживал воевода. Сначала отпускали не более, как на три года, но потом стали назначать на неопределенные сроки, вследствие чего явились такие злоупотребления, что о них, говорить Татищев, упоминать жалко и стыдно⁷⁰. Светская епархиальная церковная администрация, так же как и государственная, была построена па системе кормления, каждый епархиальный чиновник не получал из архиерейской казны жалованья, но кормился от прохождения своей должности: судья брал известный процент с цены иска, дьяки – с подписи различного рода бумаг, пристав или недельщик получал известную плату за позыв и доставку к суду ответчика и свидетелей, десятильник собирал в свою пользу известные пошлины с своей десятины и пр. Вследствие этого, вполне было естественно, что архиереи старались все епархиальные должности занять своими придворными служилыми людьми. Каждая должность отдавалась в кормление только на известный срок, по истечении которого кормленщик сменялся и его заменял другой, так что все служилые люди архиерея, чередуясь в занятии тех или других должностей, успевали от них «покормиться», не требуя от архиерея никакой другой награды за свою службу у него. Архиерейская казна в этом случае не тратила ни одной своей копейки, а между тем у архиерея постоянно был многочисленный штат служилых людей, которые всем ему были обязаны, во всем безусловно от него зависели, и которыми он всегда мог распоряжаться по своему личному усмотрению и произволу. Если бы всех светских чиновников удалить от епархиальных должностей, то не духовенству, а архиереям пришлось бы содержать их на свой счет, чего, конечно, им очень не хотелось, а потому не удивительно, что архиереи все епархиальные должности отдали своим светским служилым людям, не удивительно, что они твердо держались за такой порядок дел и были убеждены, что с поставлением духовных лиц, вместо их служилых людей, на различные епархиальные должности, нарушится правильное течение епархиальных дел, духовенство окончательно выйдет из под власти своего архиерея и последний будет вполне бессилен в борьбе с различными церковными беспорядками, так как ему не на кого будет опереться. Таким образом несомненные удобства, денежные выгоды и, по воззрениям архиереев, самый интерес правильного течения всех епархиальных дел побуждали их управлять епархией через своих светских чиновников, предпочитать их выборным духовным лицам, вследствие чего светские архиерейские чиновники и продолжали существовать до самого конца XVII в., пока изменившиеся условия государственной и церковной жизни не вызвали наконец в церковном епархиальном управлении коренной реформы после которой светские архиерейские чиновники были удалены от всякого участия в епархиальных делах и заменены духовными лицами.

Светское архиерейское чиновничество очень нескоро явилось как определенный, вполне организованный институт, не скоро заняло определенное место и положение в епархиальном управлении. Слияние частновладельческого архиерейского управления с епархиальным, конечно, произошло не вдруг, а постепенно, совершалось мало по малу, незаметно и в течении значительного периода времени. Поэтому и смешение обязанностей светских архиерейских чиновников, как частных придворных служилых лицей архиерея, как заведующих управлением его частными делами, с обязанностями епархиальных чиновников, как заведующих не только частными делами архиерея, но и епархиальным управлением, совершилось тоже не вдруг, а постепенно, незаметно для самих архиереев, пока, наконец, привычка и давность, уже утвердившийся и сложившийся обычай, не получил легального характера, как совершившийся и признанный практикою жизни факт. Первоначально участие придворных служилых людей архиерея в епархиальном управлении, как необходимо предполагать, носило на себе характер совершенно случайный и временный. Архиерей, занятый многочисленными разнообразными делами и исполнением трудных своих пастырских обязанностей, посылал иногда к случаю своего служилого человека расследовать какое ни будь особенно спутанное, необходимо требующее присутствия на месте, дело в каком ни будь отдаленном углу его епархии , поручал иногда ему, за неимением досуга и времени, разобрать какое ни будь судебное дело, конечно, под условием донесения о всем ему, архиерею; при случае поручал ему присмотреть за жизнью и поведением духовенства в том или другом месте его епархии, за исполнением со стороны духовенства тех или других его предписаний, которыми он особенно дорожил, посылал его позвать виновных на суд, собрать с духовенства пошлины, которые оно не совсем исправно доставляло и пр., словом, архиерей давал сначала своим служилым людям только частные и случайные поручения по епархиальному управлению, при чем ничего твёрдого и определённого в их обязанностях в этом отношении еще не было. Только с течением времени первоначально случайный и временный характер участия светских чиновников в епархиальном управлении получил некоторую устойчивость и определенность, именно: когда один архиерей стал принимать такой порядок дел от своего предшественника как нечто утвержденное обычаем и жизнью, как завещанное стариною. С другой стороны, самый владельческий характер архиерейского епархиального управления и произвол, особенно относительно их служилых людей, естественно был в высшей степени неблагоприятен установлению постоянных строго определенных чинов и должностей, с постоянно одинаковым и устойчивым кругом обязанностей, так что о правильном и определенном распределении должностей и обязанностей между известными чинами и разными должностными лицами в древнейшее время не могло быть и речи; кому что в данную минуту архиерей поручал, тот то и исполнял, ныне с известною должностью соединены были такие обязанности, завтра – другие: не должностью или чином определялся характер, круг обязанностей и деятельности известного лица, но личным взглядом архиерея и требованием обстоятельств, так что опять требовалось время, привычка и давность, чтобы из неопределённого и случайного вначале выработалось потом определенное и постоянное. Если, сравнительно, в позднейшее время, в XVI и даже XVII вв. смешение обязанностей светских архиерейских чиновников, как частных слуг архиерея и как епархиальных чиновников еще существовало так что дьяк, например, исполняя в приказе секретарские обязанности, в тоже время, за обедом архиерея, являлся в роли какого ни будь кравчего, то в первое время возникновения светского архиерейского чиновничества, это смешение различных обязанностей, конечно, было явлением самым обычным и постоянным. При этом нельзя опускать из вида и того обстоятельства, что в древнейшее время светские архиерейские чиновники и служилые люди не были так многочисленны и разнообразны, как в позднейшее время, и потому тогда на долю одного лица выпадало исполнение довольно разнообразных обязанностей, которые потом были разделены между несколькими лицами, вследствие чего в их обязанностях не могло быть строгой определенности, раздельности и устойчивости. На эту неопределенность и неустойчивость обязанностей архиерейских служилых людей древнейшего времени указывают и дошедшие до нас из древнейшего периода грамоты, в которых обыкновенно употребляется выражение: «ведает и судит епископ сам или кому прикажет», «сужу аз (митрополит, епископ) или мои приказные люди»; между тем, в позднейших грамотах эти неопределённые выражения заменяются определенным указанием на то или другое должностное лицо: сужу аз или мои бояре, или десятильники и проч. Из сказанного о характере образования и деятельности светского архиерейского чиновничества в древнейшее время само собою становится очевидным, что точных и определенных сведений о чиновниках первого времени их существования мы не можем иметь, ради крайней неопределенности и необходимой спутанности их обязанностей и отношений. Следовательно, проследить историю развития светского епархиального чиновничества с первых времен его возникновения до позднейшего времени, с отчетливым указанием тех перемен, какие происходили в нем в то или другое время, по недостатку сведений, особенно за первое время, нет почти никакой возможности, так что необходимо приходится прибегать иногда к предположениям, догадками» или к аналогии с государственным чиновничеством. Более точные и определённые сведения о самых светских архиерейских чиновниках относятся уже к XV и XVI векам, и это вполне понятно. Так как архиереи в устройстве своего двора, при учреждении различных чинов и должностей, брали за образец княжеский двор, то вполне было естественно, что светское архиерейское чиновничество развивалось параллельно княжескому чиновничеству А так как княжеский двор, со множеством своих чинов и должностей, явился не вдруг, а постепенно, и придворное чиновничество вполне развилось и сложилось в Москве, когда она стала объединять и, действительно, объединила всю северо-восточную Русь; то и светское архиерейское чиновничество вполне развилось и сложилось при московских митрополитах второй половины XV и в начале XVI века. И как полное развитие форм древнего государственного управления относится ко второй половине XVI и к первой половине XVII столетий, так к этому же времени относится полное развитие светского архиерейского чиновничества, и далее, как в сфере государственного управления с конца XVII столетия начались реформы и преобразования, так тоже произошло и в сфере церковного епархиального управления.

Таким образом до XV века, и даже до второй его половины, мы мало можем сказать что-либо определенное и положительное о светском архиерейском чиновничестве, особенно, если будем говорить не вообще о чиновничестве, но о том или другом чиновнике в отдельности; по необходимости приходится начинать дело по большей части с XV века, к концу которого уже несомненно все епархиальное управление находилось в руках светских архиерейских чиновников, и когда светские чиновники заняли в епархиальной администрации более или менее определенное место и положение. Особенно важное значение в истории светского архиерейского чиновничества имеют постановления собора 1551 г. «о святительском суде»⁷¹.

До стоглавого собора светские архиерейские чиновники хотя и заправляли всеми епархиальными делами, однако их существование не было еще признано доселе таким церковно-законодательным актом, который бы имел обязательную для всех силу, каковы соборные постановления, чиновники доселе существовали только фактически, в силу утвердившегося обычая. Поэтому, самые их права, обязанности, степень власти, точно также не были определены законодательством; здесь опять действовал установившийся обычай, традиция и затем личная воля и усмотрение святителей. Каждый святитель мог по-своему понимать и определять права и обязанности своих светских чиновников, руководствуясь личным усмотрением, требованием обстоятельств и обычаем, так как ни церковное, ни светское законодательство этого не касалось. Правда, существовали кой-какие грамоты, в которых архиереи, по какому ни будь частному случаю, определяли обязанности и права своих светских чиновников, но эти грамоты, как частные и случайные, не имели, конечно, никакого обязательного значения. Мало этого, самая личность светского архиерейского чиновника, до стоглавого собора, была ничем не гарантирована от произвола архиерея: он мог во всякое время, по своему лишь собственному усмотрению, сменить любого своего чиновника и даже вовсе уволить его от службы у себя, – мог набирать к себе на службу новые лица и раздавать им придворные и епархиальные должности, никто не препятствовал его произволу, государство еще не вмешивалось в его отношения к служилым людям, почему архиерей всегда мог распорядиться ими, как и обыкновенною вольнонаемною прислугою. Со времени стоглавого собора положение светских архиерейских чиновников и их отношения к архиерею значительно изменились. Собор, прежде всего, признал факт существования светских архиерейских чиновников, допустил их к участию в епархиальном управлении, согласно установившемуся и общему всем епархиям обычаю; но он при этом постарался точнее определить степень их власти и участия в епархиальных делах, их права и обязанности, старался ограничить их злоупотребления и притеснения, которые они делали духовенству, строго запретил вмешиваться особенно в духовный суд и в собственно духовные епархиальные дела, предоставив их ведению исключительно дела гражданские. Кроме этого, так как светские чиновники захватили в свои руки решительно все епархиальные должности, совсем вытеснив отсюда духовных лиц, то собор признал такое положение дел незаконным и ввел в епархиальное управление духовные лица, так называемых, поповских старост, которые избирались духовенством из своей среды, должны были заменить собою во многом светских чиновников и, даже более, – контролировать всю служебную деятельность последних, с правом делать им предостережения и доносить об их злоупотреблениях святителю и самому царю. Определив права, обязанности и степень власти светских архиерейских чиновников, призвав к участию в епархиальном управлении духовных лиц, стоглавый собор отнял у архиереев право бесконтрольного распоряжения их светскими чиновниками. Прежде всего, собор поставил светских архиерейских чиновников в прямую параллель с царскими чиновниками, в отправлении ими некоторых обязанностей, так что пошлины, например, с различных судебных дел они должны были получать в размере, определенном судебником для соответствующих им царских чиновников. Но главное постановление стоглавого собора в этом отношении состояло в том, что он запретил архиереям, по крайней мере важнейших архиерейских чиновников, каковы: бояре, дворецкие, дьяки, назначать на их должности без согласия царя; теперь только испросивши предварительно согласие царя, он мог назначать известное лицо в бояре, дворецкие или дьяки и при этом в бояре, например, мог производить лиц только известных, определенных родов, а не тех, кого бы он захотел. Если же у архиерея таких лиц или родов не было, то он обязан был донести об этом царю, и тот назначал ему бояр из своих служилых людей. Таким образом, стоглавый собор произвел очень важные изменения в отношениях светских архиерейских чиновников к епархиальным делам, точнее определив их права и круг деятельности, и в их отношениях к архиерею, отняв у последнего право бесконтрольного распоряжения своими высшими чиновниками и подчинив их отчасти ведению царской власти. После стоглавого собора, в архиерейском епархиальном управлении, а вместе с этим и в судьбе светского архиерейского чиновничества не произошло никакого заметного изменения до патриарха Филарета. Последний, но примеру царя, учредил у себя приказы, сделавшиеся высшими, после власти самого патриарха, церковными правительственными учреждениями, в которых заседали до последнего времени патриаршие бояре и дьяки; низшее епархиальное управление осталось без перемен и в это время. Наконец, большой московский собор 1667 года, на котором присутствовали и греческие патриархи, и затем собор 1675 года окончательно постановил, чтобы светские архиерейские чиновники были вовсе устранены от всякого участия в епархиальных делах, что и было потом приведено в исполнение, – все должности по епархиальному управлению были замещены теперь исключительно духовными лицами, и светские архиерейские чиновники, в качестве епархиальных чиновников, прекратили свое существование; вообще же они отобраны были у архиереев уже в XVIII веке.

Мы не раз выше говорили, что архиереи управление епархиями чрез своих светских чиновников считали за самое удобное и выгодное для себя и противились по этому всякой реформе, которая имела в виду уничтожить этот порядок дел. Между тем, светские архиерейские чиновники устраняются от всякого участия в епархиальных делах по инициативе самих же иерархов, собравшихся на собор 1667 года. Правда, на этом соборе присутствовали греческие патриархи, которым бы, по-видимому, можно приписать инициативу соборного решения о светских архиерейских чиновниках, но греческие иерархи сами собою, обыкновенно, не вмешивались во внутреннюю церковную жизнь русских и едва ли бы решились сделать такой шаг, который был неприятен всем русским иерархам, – это было не в их духе. Следовательно, упомянутое соборное решение должно принадлежать исключительно русским архиереям, которые вынуждены были к подобному решению очевидно какими-нибудь причинами. По-видимому, эти причины вполне очевидны: с одной стороны – сознание, что управление епархиальными делами и всем духовенством чрез светских мирских лиц не соответствует истинному характеру церковного управления, с другой стороны – злоупотребления светских архиерейских чиновников, их постоянные притеснения духовенству, жалобы последнего на подобное положение дел. На последнее обстоятельство указывает и самый собор 1675 года, как на побуждение к отстранению светских архиерейских чиновников от всякого участия в епархиальных делах: «мирстии судии духовнаго чина ни в чем да не судят и ни в чем не управляют… от них (светских чиновников) объявилося всякое безчиние ко священному чину налоги и обругательство и убытки»⁷². Но дело в том, что эти причины к отстранению светских чиновников от епархиального управления существовали всегда, а между тем архиереи до последнего времени не только не старались заменить их духовными лицами, но еще выражали, как мы уже видели, свое крайнее недовольство, если где это случалось. Следовательно, кроме указанных причин, должны были существовать и другие причины, которые в XVII веке изменили взгляд архиереев на значение их светских чиновников и заставили их избрать органами своей епархиальной власти исключительно духовных лиц. Такие причины действительно существовали. Это было, прежде всего, сознание различия между частным архиерейским и епархиальным, вследствие чего дальнейшее управление епархией на началах частновладельческих делалось уже невозможным, а следовательно, невозможно было и существование в епархиальном управлении такой администрации, которая вся была построена па началах частновладельческого управления, почему светские архиерейские чиновники должны были теперь сделаться тем, чем бы они и всегда должны быть, т. е. простыми архиерейскими слугами, наведывающими только частными делами архиерея и не имеющими никакого отношения к епархиальному управлению. Другою специальною причиною к устранению светских архиерейских чиновников от всякого участия в епархиальных делах были особые отношения этих чиновников к высшей светской правительственной власти и стремление последней подчинить своему влиянию церковную жизнь. Еще на стоглавом соборе было постановлено, чтобы архиереи самолично, без ведома царя, не назначали и не увольняли своих бояр, дворецких и дьяков. После, во время патриаршества, бояре к патриархам назначались уже царем из его придворных чиновников, которые, будучи на службе у патриарха в качестве его бояр, в то же время, в существе дела, оставались царскими чиновниками, а между тем они были председателями в патриарших приказах и чрез их руки проходили все епархиальные дела. Понятно, что архиереям не могло нравиться подобное положение дел; они не могли по своей воле распорядиться служащими у них чиновниками, принуждены были терпеть их около себя, давать им власть и значение в епархиальном управлении даже в том случае, если бы назначенные к ним чиновники почему-либо и не нравились им, ибо уволить их от должности они не могли без согласия царя. Естественно, что архиереи чувствовали себя крайне стесненными таким положением дел, сознавали, что ради своих светских чиновников они не могут вполне самостоятельно действовать даже в сфере епархиального управления, что высшая правительственная светская власть, ради их светских чиновников, отнимает у них возможность самостоятельно действовать и распоряжаться там, где они всегда считались и должны быть единовластными владыками, куда постороннее вмешательство не должно допускаться. Все это естественно приводило архиереев к мысли совершенно устранить светских чиновников от участия в епархиальных делах и заменить их духовными лицами, по отношению к которым архиерей всегда мог действовать с большею самостоятельностью, нежели по отношению к чиновникам, назначаемым и зависящим от царя. К этому же приводило архиереев и еще одно обстоятельство: в 1649 году был учрежден, так называемый, «монастырский приказ», ведению которого подчинено было все духовенство⁷³, а между тем состав служащих в нем лиц был исключительно из светских лиц, назначаемых царем; патриарх не имел к этому приказу никакого отношения, и он был собственно приказом царским. Это учреждение вызвало собою всеобщее недовольство духовенства. Никон видел в нем посягательство светской власти на самостоятельность церкви и резко восставал против монастырского приказа, так что вопрос о нем был поставлен на соборе 1667 года, который признал существование монастырского приказа незаконным и вместе с тем, для ограждения церкви от посягательства светской власти, он сделал общее постановление, что духовные лица должны быть судимы только духовными же. Монастырский приказ, в силу соборного постановления о неподсудности духовных лиц мирским судьям, был закрыт, хотя после он снова открывался несколько раз. После подобного отношения собора к монастырскому приказу, естественно, становилось невозможным и существование светских архиерейских епархиальных чиновников, иначе являлось прямое противоречие: в одном случае говорят, что духовенство неподсудно мирским судьям, в другом случае, – что духовенство может управляться и судиться светскими лицами. Очевидно, что простая логическая последовательность, необходимость избежать прямого противоречия, заставляла архиереев в этом случае устранить своих светских чиновников от всякого участия в епархиальных делах, так что с несомненностью можно признать, что борьба из-за монастырского приказа имела довольно решительное влияние на уничтожение светского архиерейского чиновничества.

После соборов 1667 и 1675 года, устранивших светских архиерейских чиновников от всякого участия в епархиальных делах, они еще продолжали некоторое время существовать в качестве придворных служилых людей архиерея. Окончательно они прекратили свое существование уже в XVIII веке, – они отобраны были по большей части еще Петром Великим и разосланы были им или на различные службы, или приписаны к каким ни будь сословиям, большинство же их взято было в военную службу.

Таким образом, светские архиерейские чиновники с теми правами и полномочиями, какие даны были им в древней Руси, составляют особенность только русской церковной жизни, которая не может быть объяснена никакими посторонними, внешними влияниями. Именно только в условиях тогдашней русской государственной и церковной жизни мы находим такие стороны, которые объясняют нам причины, вызвавшие собою появление светского архиерейского чиновничества, те условия, которые дали этому институту известный склад и физиономию, которые обусловливали то или другое его развитие, поддерживали в течении нескольких столетий его существование и потом вызвали упадок и наконец самую смерть этого института, так что все относящееся до светского архиерейского чиновничества, – его рождение, развитие и смерть, – совершилось исключительно на русской почве, в круге и под влиянием особенностей чисто русской жизни, почему искать начало и корень его происхождения вне русской жизни было бы совершенно бесполезно и бесцельно.