Начальный этап деятельности Российской Духовной Миссии в Японии: 1870–1875 гг.

О. В. Шаталов

(Опыт исторической реконструкции на основе архивных материалов)

В конце 1869 г., находясь в России и имея за плечами 8-летний опыт пастырского служения на Японских островах, тоща еще в сане иеромонаха, о. Николай (Касаткин) обратился в Святейший Синод с предложением организовать там постоянно действующую Православную Духовную Миссию.

Мотивируя это свое предложение, будущий святитель Николай исходил из изменившегося отношения местных властей к христианству и его последователям из числа подданных империи (соответствующие заявления на этот счет в числе прочих известий о мероприятиях годов Мэйдзи появлялись время от времени в официальной правительственной прессе), а также первых успехов собственной миссионерской деятельности (за 1865–1868 гг. им было обращено в Православие 12 человек).

Для образования миссии, по мнению автора проекта, требовалось дополнительно 3 священнослужителя из числа выпускников духовных семинарий или академий и один причетник, что позволило бы открыть 4 миссионерских стана: в «колыбели христианства» – г. Нагасаки, на о. Хонсю в г. Йокогаме (еще лучше в бывшей сёгунской столице г. Эдо) и г. Хёго, для северных районов страны в г. Хакодате, где уже имелась церковь при русском консульстве. Для финансового обеспечения миссии о. Николай считал достаточным 10 000 руб. единовременного и 6000 руб. ежегодного содержания, которые были бы употреблены на строительство домов для миссионеров и выплату им жалованья, помимо тех сумм, которые получали он сам лично и состоящий при нем в должности псаломщика Виссарион Сартов предшествующими синодальными постановлениями в ежегодном размере 2500 и 800 руб. соответственно каждому.

14 января 1870 г. последовало соответствующее определение Св. Синода об открытии в пределах Японии Православной Духовной Миссии. А затем по согласованию с Государственным Казначейством и Министерством Иностранных Дел в соответствии с Высочайшей Волей и существующими правилами (утверждены 27 апреля и 1 мая 1867 г.) и практикой в организации заграничных церквей Православного исповедания (Иерусалимская и Пекинская) были утверждены рекомендованные о. Николаем штат миссии и суммы на ее содержание. По делам общеепархиальным Российская Духовная Миссия в Японии была иерархически подчинена Камчатскому епархиальному ведомству, во главе которого тогда находился Преосвященный Вениамин, епископ Камчатский.

Определением Св. Синода от 2 сентября 1870 г. как начальник миссии о. Николай был возведен в сан архимандрита и ему присвоена степень Настоятеля второклассного монастыря. Чуть ранее (12 апреля 1870 г.) о. Николай за свою деятельность в Японии был представлен к ордену Св. Анны 2-й степени. Было ему тогда 34 года.

В это же время были утверждены «Положение для Российской Духовной Миссии в Японии» и инструкция для ее главы, согласно которым устанавливались пожизненный срок для прохождения службы в миссии для всех ее членов без исключения, обязательность изучения японского языка для церковного и повседневного общения и потребности перевода священной и богословской литературы, а также предписывались крайняя осторожность, сдержанность и осмотрительность в вопросах веры, так как соответствующего законодательства о свободе вероисповеданий в тот период времени в Японии, в отличие от Китая, принято еще не было⁵⁰.

Осенью 1870 г., запасшись многочисленной христианской литературой, купленной на деньги добровольных жертвователей, церковной утварью (включая и три освященных антиминса для предполагавшихся к строительству церквей), литографическим станком, подаренным миссии Азиатским Департаментом для печатания необходимой светской, учебной и духовной литературы, и многим другим, о. Николай отбыл из Санкт-Петербурга в Николаевск-на-Амуре, откуда на военно-морском транспорте и прибыл в Японию. В этой поездке его сопровождал один из трех лично им отобранных членов миссии – выпускник Казанской Духовной Академии, священник Григорий Воронцов 32 лет.

22 марта 1871 г. они прибыли в Хакодате. Какой же застал о. Николай оставленную почти на 2 года без пастырского присмотра молодую тогда и еще очень немногочисленную Православную японскую общину? Об этом он сообщил в своем рапорте в Св. Синод от 10 мая 1871 г.

Случилось невероятное. Община не только не распалась и не уничтожилась, но и приумножилась. И в этом заключен очевидный исторический парадокс. По крайней мере, с точки зрения тех, кто более детально и подробно изучал историю Православной Церкви в Китае. Хорошо известно, что времени, истекшего с момента смерти первого православного священника на китайской земле Максима Леонтьева до прибытия в Пекин первой духовной миссии, оказалось достаточно для того, чтобы, по словам современников описываемых событий, природные русские албазинцы (не говоря уже об их ближайших потомках) «потеряли основы Православия» (а ведь именно с ним были связаны глубинные и самые сокровенные черты национального характера) и поэтому очень быстро «окитаились». Поэтому потребовались периодические присылки сюда из России новых миссий в первую очередь для того, чтобы поддерживать в албазинцах веру предков.

Конечно же, этот успех Православия на японской земле можно во многом связать с ревностной и не прекращавшейся ни на один день деятельностью самих японцев-катехизаторов, поддерживавших огонь Святой Веры в разных районах страны, первым который возжег в их собственных душах и сердцах о. Николай.

Среди них нужно упомянуть Павла Савабэ (уроженца княжества Тоса), который в период существования так называемой «дворянской республики» Эномото Такэаки осуществлял свои катехизаторские обязанности в сёгунском войске в Хакодате. Причем даже бомбардировка города, во время которой сгорел дом и все его имущество, и последующее взятие Хакодате императорскими войсками не заставили Савабэ удалиться к себе на родину. Это он сделает только по возвращении в Японию о. Николая, будучи вполне уверенным, что тот не покинул их навсегда.

Как писал сам о. Николай: «В сражениях... почти все наши друзья (т.е. христиане и им сочувствующие. – О. Ш.) остались целы, но, по сдаче города, вместе с другими, заключены были в крепость на 220 дней. Партия, восстановляющая Микадо, всюду несет с собою пропаганду древней религии (синто. – О. Ш.), на которую опирается авторитет Микадо, и потому для Савабэ, как заведомого в городе христианина, была также опасность попасть в тюрьму; но он не скрылся и не умерил своей ревности, а, напротив, нашел возможность сноситься с заключенными в крепости и доставлять им христианские книги; у себя же по-прежнему продолжал иметь катехизаторские собрания»⁵¹.

Известен был своими катехизаторскими способностями и уроженец княжества Сэндай Иоанн Сакаи, который, оставив свою собственную семью, переселился вместе с младшим братом в Хакодате специально для изучения и последующего распространения Православия. Здесь он активно занимался врачебной практикой, совмещая ее с проповедью вероучения, и затем все вырученные деньги передал на нужды общины. По словам о. Николая, среди пациентов Сакаи оказался один правительственный чиновник, некий Ямамото, направленный сюда для сбора информации относительно распространения христианства среди местного населения и, разумеется, «не с доброй целью». Однако, слушая все, что доведется, касательно предмета его особого поручения, «он незаметно стал и в самом деле увлекаться, и кончил тем, что признался во всем Сакаю и стал искренне изучать Веру; в настоящее время он каждый вечер, вместе с другими, проводит у меня, слушая объяснение Православного Исповедания; еще через месяц он отправится в Едо (Эдо, совр. Токио. – О. Ш.), чтобы взять отставку, и затем просится сопровождать меня в Нагасаки, где он прежде служил десять лет и имеет обширный круг знакомых»⁵².

Еще один катехизатор Яков Урано имел постоянным местом жительства деревню в Намбу на о. Хонсю.

Среди близких к о. Николаю лиц, сделавших немало для распространения в Японии Православия в период сохранения официального запрета на проповедь христианства, нужно назвать сендайского самурая Кангэту Тайдзо, получившего при крещении имя Матфея, который в результате вышеупомянутых хакодатских событий как раз оказался заключенным в крепостную тюрьму. Именно его о. Николай считал наиболее способным и одаренным учеником и предназначал его для поездки в Россию с целью получения там богословского образования. Но этому помешала война, в которой Кангэта воевал на стороне последнего сёгуна дома Токугава Кэйки. После дарования амнистии Кангэта поселился вместе со своими друзьями в новых владениях сендайского даймё на о. Эдзо (Хоккайдо) в деревне Сару, населенной по преимуществу айнами. Как глава религиозной общины он очень много сделал для распространения Православия среди аборигенов, и они настолько прониклись им, что «при постройке домов хотели... строить заодно и церковь»⁵³. От чего их, правда, отговорил в одном из писем Павел Савабэ, полагая, что для них пока важнее укрепиться в основах вероучения чтением священной литературы, и предложил ограничиться постройкой молитвенного дома.

И, наконец, известен был своей приверженностью к Православию ученый из Сэндая Араи Цунэносин, автор едва ли не первой на японском языке книги богословского содержания «Толкование на Православное исповедание», по словам о. Николая, «блистающую всеми цветами восточного красноречия и дышащую неподдельным чувством искренности и твердости убеждений». Вокруг него в Сэндае сложилось общество глубоко верующих людей различных возрастов и профессиональных занятий, которое даже провозгласило себя Церковью. Когда же кем-то из католических священников был пущен слух, что о. Николай оставил духовное звание и отправился гражданским чиновником на службу в Америку, то Араи, простодушно поверив в это, без средств и знания языка, простым слугою отправился туда, чтобы отыскать своего духовного наставника и просить его вернуться обратно в Японию. После этого, правда, об Араи не было никаких известий.

«И вот с такими ловцами разве безуспешной могла оказаться ловитва?», – как сказано в Новом Завете.

Тем более, что они в какой-то мере компенсировали неудачу в выборе о. Николаем помощника из числа соотечественников. Летом 1871 г. запросился на родину священник Григорий Воронцов. В этом его желании, безусловно, сказались и непривычность обстановки, самих условий жизни, не отличавшихся особенными удобствами (ведь с открытием школы русского языка, преобразованной в 1872 г. в катехизаторскую школу, самому о. Николаю приходилось ютиться в одной комнате того небольшого здания, где проходили учебные занятия и размещалась печатная мастерская), и вполне естественная тоска по Отчизне, переросшая в настоящую болезнь. «Живущие в отдаленных странах Востока, – писал по этому поводу в Святейший Синод о. Николай, – знают, как ужасна эта... болезнь по родине...; здесь не редкость видеть, как человек бросает прекрасно начатую службу или торговые дела и, с расстроенным организмом и полупомешанным рассудком, уезжает спасать остаток здоровья на родине»⁵⁴.

Этот эпизод с отъездом священника Григория Воронцова в Россию, сам по себе, может быть, и не заслуживающий особого внимания, отодвинул, однако, почти на целый год подготавливавшуюся уже давно о. Николаем поездку в Эдо с целью открытия здесь очередного миссионерского стана. Отправиться туда он сможет только в феврале 1872 г. после прибытия в Хакодате выпускника Киевской Духовной Академии иеромонаха Анатолия, ставшего на долгие годы верным помощником и соратником православного пастыря Японии. К этому моменту им было обращено в Святую Веру около 80 человек.

Отъезд о. Николая в столицу по времени почти совпал с началом гонений на христиан в Хакодате в великую Пасхальную неделю, предпринятых главой местной администрации Сигиурой Макото с ведома и по наущению генерал-губернатора острова Эдзо Куроды, весьма враждебно настроенного по отношению к России в связи с возникшими уже тогда территориальными проблемами. Гонения коснулись также и Сэндая, где 9 человек были заключены в крепостную тюрьму и около 100 отрешены от занимаемых ими должностей.

Гонения были официально прекращены во многом благодаря энергичному вмешательству русских дипломатических представителей в июне того же 1872 г., но ущерб, нанесенный гонениями, очень тяжело сказался прежде всего на финансовом состоянии миссии, так как попечение о судьбе пострадавших в ходе репрессий японцев-христиан взяли на себя православные священники, почему и были отложены на некоторый срок все мероприятия по строительству новых и ремонту ранее отстроенных и составлявших собственность миссии зданий.

Но Православная Миссия в Японии смогла с честью выдержать и это выпавшее на ее долю испытание. Приехавший в июле 1872 г. с инспекционной целью в Хакодате Преосвященный Вениамин, епископ Камчатский, отмечал высокий уровень организации и состояния миссионерского дела среди японцев. В день Успения Божией Матери в Хакодатской консульской церкви им было совершено первое на японской земле торжественное архиерейское богослужение. Интересно описание этого события, так же как и общее впечатление от увиденного, переданное им в специальном рапорте в Святейший Синод. «Православная церковь в Хакодате по внутренней красоте своей после Благовещенского Кафедрального Собора есть лучшая во всей Камчатской епархии. Она деревянная на каменном фундаменте; построена в русско-византийском стиле на самом высоком месте в городе, так что как бы господствует над всем городом, придавая и ему самому издали вид православного русского города. Внутри церковь отделана с изяществом, достойным храма Божия; карнизы и купол украшены золотыми багетами, иконостас позолоченный, с иконами академической живописи, ризница весьма приличная, чистота в храме постоянная, потому что японцы не иначе вступают в храм, как оставивши обувь за дверями. И таким благоустройством Хакодатская церковь обязана главным образом попечению архимандрита Николая, который не только собирал на нее пожертвования и наблюдал за всеми работами, но и сам личным трудом участвовал в работах.

Богослужение по воскресным и праздничным дням совершается постоянно, а в Великий Пост сверх того совершалось для говеющих на пятой и Страстной седмице. За отсутствием из Японии (т.е. из числа японцев. – О. Ш.) псаломщика обязанности его по усердию исполнял сам Хакодатский консул г. Оларовский... Богослужение вообще совершается на церковно-славянском языке, только «Господи помилуй», «Святый Боже», Апостол и Евангелие, «Верую» и «Отче наш» читается и поется по-славянски и японски.

...Кроме японцев-христиан и язычников Хакодатскую православную церковь посещают для молитвы и христиане Англиканского исповедания, англичане и американцы. В Хакодате есть еще церковь римско-католическая, в доме французской церковной миссии; но англичане и американцы предпочитают ей церковь православную».

Касаясь издательской деятельности миссии, Преосвященный Вениамин писал: «В миссионерской литографии напечатано пока только три книжки на японском языке: 1, Главные молитвы (двумя изданиями); 2, Православное исповедание веры Св. Димитрия Ростовского, и 3, Катехизис для оглашенных. Готовы к печати переведенные архимандритом Николаем: Краткая священная история, Евангелие от Матфея и чин оглашения язычников, хотящих принять православную веру»⁵⁵.

В 1872 г. о. Николай выбрал в Эдо на Суругадае место для русской духовной миссии и приобрел его на условиях бессрочной аренды за 290 руб. золотом ежегодно.

С 1873 г. здесь началась постройка большого дома миссии с домовой церковью в нем. Средства на строительство в размере 32 000 руб. в основном были собраны известным адмиралом графом Е. В. Путятиным. «Дочь его Ольга Ефимовна... на свои средства и средства графини Орловой-Давыдовой построила (в 1873 г. – О, III.) дом для женской духовной школы на 100 учениц»⁵⁶.

Любое из этих начинаний не обходилось, конечно же, без инициативы со стороны о. Николая, к тому времени уже снискавшего большую популярность в самых различных слоях японского общества. «Имя преосвященного Николая в Японии, – писал впоследствии один из его воспитанников, – пользуется громкою известностию не только между христианами разных исповеданий, но и между язычниками. Самое здание православной миссии в простонародии называется «домом Николая». Все близко знакомые с жизнью и деятельностью преосвященного Николая глубоко уважают его и питают к нему искреннюю любовь и преданность»⁵⁷.

Не было такого участка в миссионерской деятельности, где бы энергично и деятельно ни проявлялся его пытливый и всесторонний ум. С открытием теперь уже целой сети учебных заведений он лично приступил к составлению «русско-японского лексикона», так как «юные овцы нарождающегося стада Христова буквально жаждут Христианского учения, как росы небесной; хватают на лету каждое обращенное к ним слово, с участием осведомляются о времени каждого будущего чтения»⁵⁸. В этих условиях требовались хотя бы элементарные сведения не только из области догматики, но и языка, на котором о. Николай отправлял богослужение. Нередко он брал на себя и преподавание дисциплин общеучебного цикла, так как для 42 учащихся миссионерской школы сил одного учителя-японца Дамиана Игараси явно не хватало.

Первые и впечатляющие успехи о. Николая на японской земле настоятельно требовали дополнительных сил, средств и помощников. Но была «жатва многа, делателей же мало». Только в 1874 г. в Японию прибудет новое пополнение в лице иеромонахов Киево-Печерской Успенской лавры о. Евфимия (Четыркина) и о. Моисея (Костылева), ни один из которых, правда, не сумеет надолго задержаться в миссии. Тогда же на смену умершему в январе 1874 г. псаломщику Виссариону Сартову был определен в состав миссии выпускник Кишиневской Духовной Академии Яков Тихай, имевший звание регента и сумевший прославить Хакодатскую консульскую церковь своими бесподобными хорами, которые он готовил из числа учащихся русской школы.

Учитывая тяжелое финансовое положение миссии, 12 августа 1875 г. последовал императорский указ и было опубликовано в правительственных газетах страны «Воззвание о повсеместном в России сборе пожертвований на нужды Православной духовной миссии в Японии», которым все заинтересованные и имущие граждане призывались оказать посильную помощь в деле проповеди Православия через сеть местных комитетов Православного Миссионерского Общества и в специальных представительствах миссии в Москве и Санкт-Петербурге.

Отклик на это воззвание был повсеместным. Большую помощь миссии оказали Его Императорское Высочество Великий Князь Алексей Александрович, вице-адмирал К. Н. Посьет, дьякон Успенской на Остоженке церкви в Москве Г. Г. Сретенский, временный поверенный в делах и генеральный консул России в Японии Е. К. Бюцов и многие другие.

Чуть ранее, в апреле этого же года, в Хакодате проходил первый в истории Японии Православный Церковный Собор, на котором представители христианских общин из Сэндая, Хакодате, Токио, Нагоя и других районов страны рассказали об общем состоянии дел на местах, поделились мнениями относительно перспектив распространения Православия на японской земле и избрали из своей среды кандидатов для рукоположения в священнический и диаконский сан. Причем, по свидетельству о. Николая, японцы проявляли большую и очень трогательную требовательность к себе при обсуждении последнего вопроса и многие добровольно отклоняли свои кандидатуры, считая, что не вполне достойны занять такие почетные и ответственные для них посты. На этом же Соборе было признано целесообразным продолжить практику созыва Поместных соборов и сделать ее ежегодной.

Во время визита в Хакодате в июле 1875 г. Преосвященного Павла, епископа Камчатского, Курильского и Благовещенского, состоялось рукоположение в священнический сан катехизатора Павла Савабэ, 40 лет от роду, и в диаконский сан катехизатора Иоанна Сакаи, 38 лет от роду.

Проповедь Православия на Японских островах вступила в новый и очень ответственный для нее период.