Миссионерские заметки епископа Николая 6/18 мая 1882 года (260 страниц)

6/18 мая 1882. Четверг. Вознесенье.

Кагосима.

Прибыл на небольшом пароходике «Мейкоомару» в шестом часу вечера. Проводник Давид Онума встретил на шлюпке. Отправились в его квартиру: живет у христианина Ноя Нозаки и платит 6 ен; небольшая комната, где – икона молящегося в Гефсимании Спасителя, в рамке, как картина, пред ею лампадка, впереди – столик с Новым Заветом и молитвенником, – вот и все снабжение молитвенного дома. Пришло несколько братии. Расспросил о Церкви. Церковь здесь одна из самых юных. Проповедь началась в 1878 году. Послан был Иоанн Оно. Потом был Павел Козаки; помощниками у них служили Фома Оно и Давид Онума, который – единственный теперь и заведует здесь проповедию. Христиан здесь ныне: 18 всего; из них 13 крещены до Собора прошлого года; крещены в этом году, только что бывшим здесь предо мною о. Яковом Такая. Один христианин из прежних крещенных умер. Один – в Катехизаторской школе (Фома Танака). Из 17 христиан – 12 мужчин и 5 женщин. Мужчины все взрослые; из женского пола трое взрослых, двое детей, – Из христиан только трое дворян, и те непригодны для проповедничества: Иоанн Такезаки – 55 лет, – занимается огородничеством, Симеон Имаи – 61 года, – торгует, и Иоанн Киноваки – служит при тюрьме, болен чахоткой. Последний родом из Сендая – города недалеко от Кагосима, где также много сизоку, и просит проповедника туда, обещаясь найти слушателей между своии знакомыми. – Домов христианских 11. Сицудзи 1 – Стефан Иваки; советников (ги-юу) по церковным делам 2 и казначей (кин-но адзуке-нуси) 1.

Церковных расходов у них до сих пор и не было; масло же на лампу, или свечку покупал иногда катехизатор, иногда кто-то из христиан. Но чтобы собрать денег на Церковь, они с генваря текущего года придумали следующее. Ежемесячно каждый христианин жертвует сумму, какую желает, – есть дающие 50 сен, есть – 25, 10; все деньги по собрании их казначеем отдаются в банк на проценты; и процент-то собственно составляет доход Церкви; вносимый же капитал считается собственностью каждого, и может быть при экстренном случае (хидзео-но коро) взят обратно – как собственность. – До сих пор внесено всего капиталу ен 20; процент 7/[?] в месяц, стало быть у Церкви Кагосимской есть собственных денег: 1 ена 41 2/10 сен. – Вносят, как я видел, по записи очень аккуратно, к 24-му числу ежемесячно; если в семействе несколько христиан, то после хозяина прочим не обязательно вносить, а по желанию.

Стали христиане толковать, что еще Иоанн Оно хотел построить церковный дом, так как после пожара здесь квартиры весьма дороги; кроме того, здесь народ-де легко привлекаемый внешностью, для представительности нужно – видный церковный дом.

На молитву в субботу и воскресенье собираются человек 7–8; сегодня утром также была молитва, и человек 7 было. Во время молитвы не поют – некому, а читает сам катехизатор. – Так как христиане не все собрались, то я сказал, чтобы к восьми часам постарались собрать, по возможности, всех (восемь часов вечера – у них обычное время для предпраздничных молитвенных собраний), – пока же отправился в сопровождении Онума и Иоанна Накасима (казначея Церкви, портного ремеслом) взглянуть на город.

Город Кагосима состоит, как говорят, домов из 10 000; разделен на верхний (камимаци) и нижний (симомаци); в первом – в прежние времена по преимуществу жило дворянство, в последнем – простонародье, хотя тоже много и дворян было; но теперь, после войны и пожара, и дворяне селятся больше всего в симомаци, а камимаци начинает пустеть. Пожаром, во время возмущения – Сайго, истребило весь город – камимаци и симомаци. Сжег город бившийся тогда с инсургентами морской министр Кавамура, потому что иначе решительно нельзя было одолеть инсургентов; они крылись в домах и за домами, били империалистов безнаказанно и продолжали бы так долго еще, если бы пожаром не выгнаны были за стены бывших княжеских строений, а оттуда в гору, где и были побиты – Сайго, Кирино и почти все поголовно. Стены теперешнего госпиталя – в то время здания знаменитой военной школы Сайго «сигакко» (а прежде того, кажется, княжеских конюшень), равно как стены почти все – каменные, какие есть в городе, носят на себе следы ужасной битвы до сих пор; в иных местах – точно решето, изрыто пулями империалистов; жарко было инсургентам; но нехолодно и их противникам, судя по тому, какого труда и сколько пороху и свинца им стоило одолеть врагов. – После смерти Сайго также царит над своими приверженцами: ему среди них устроен великолепный каменный памятник – на горе, в конце камимаци. Там целое кладбище павших в восстании, и что за великолепное кладбище! Прямо – по входе по каменным лестницам на гору – храм, где боготворят Сайго и его мертвое войско; проходя мимо храма (небольшой) по правую руку – большой монолит – княжескому сыну Сацума, юноше восемнадцати лет, только что вернувшемуся из Европы и вступившему тоже в ряды инсургентов, убитому вскоре же затем. За храмом – аллея, против которой широкий подъем по каменным ступеням на верхнюю площадку, где – прямо против средины – массивные камни памятника Сайго; на нем ничего не написано, кроме его имени, – мол, история знает, кто такой Сайго; по правую руку его Кирино, по левую – Синовара, – камни почти такие же массивные; затем – целый ряд начальников восстания, за этим великолепным рядом следуют много рядов меньших памятников – простых инсургентов; таким образом, здесь в лице своих каменных глыб – целое каменное войско в чине и порядке, как будто на смотру; на нижней площадке также везде памятники; наконец, огромный камень поставлен тремстам неизвестным. Все, кому здесь памятники, и похоронены под ними. Кладбище содержится в примерной опрятности; пред большинством памятников – живые цветы; пред Сайго – огромные букеты, – На вопрос, кто поставил памятники, отвечают, – родные, но, конечно, с участием приверженцев. – Далее беспрерывно можно находить пред Сайго мавзолеем головопреклоненных и молящихся. Удивительное дело: этот человек виною опустошения нескольких областей, сожжения города, смерти десятков тысяч, и до сих пор все его чтут! Знать, за ним есть польза, и эта польза несомненно есть, это – кровопускание, чрез которое избыток беспокойных сил Японии испарился; Сайго – ланцет, которым была пущена кровь Японии; жаль только, что с застарелою – дрянною кровью самурайщины вытекло много свежей и питательной.

Вернувшись в восемь часов к Ною, нашли почти всех христиан в сборе; не было, между прочим, Стефана Иваки – сицудзи, он же и в качестве катехизаторского помощника, так как ежемесячно получает от Миссии 3 ены, по преставлению Козаки, – Отслужили вечерню. Читает Давид Онума очень хорошо; из христиан – старики Симон и Петр – самые старые в Церкви – нимало не умеют положить на себя крестное знамение; видно, что они не пытались и знакомиться с этим делом, хоть старые христиане, времени Иоанна Оно. После службы сказал проповедь о необходимости новым христианам стараться осветить Христовым учением для других; писано Христово учение в книге – не понимают люди, писано в природе – тоже; поймут люди – только в людях. А выражать в себе христианское учение – значит – любить Бога и любить ближних. – Первое значит – не делать ничего неодобренного Богом, значит – воздерживаться от всех страстей и пороков, кроме того, посвящать себя Богу и душевно, и телесно – относящимся к внешним предметам, например, жертвовать на храм Божий (рассказан был пример Апостольских христиан, как они все имущество свое отдавали Богу). Любить ближних – значит делать каждому то, что каждый из нас делает любимому брату или сестре. – Сказано было, между прочим, о необходимости для христиан освящать все свои дела, посвящая их Богу, чтобы сделать их почтенными, Божией печатью отметить их; сказано было также о важности креста и как его нужно изображать на себе. – Были на проповеди двое-трое язычников и протестантский учитель, – По окончании, хотя не было сицудзи налицо, пришлось советоваться о церковных делах. Именно, – я рассказал, что не полезно для самих христиан будет, если церковный дом будет построен без их участия, а пусть церковный дом – будет произведением их душевной потребности, выявится из их внутреннего мира, тогда они будут любить свой церковный дом и заботиться о нем. Но, конечно, они сами не могут вполне построить; решительно невозможное для них сделано будет благочестием русских христиан (рассказал, между прочим, как настоящие христиане охотно и скромно жертвуют). Итак, предложил им от себя собрать четвертую часть суммы, потребной для покупки земли под церковный дом и для постройки церковного дома; прочие же три части обещал дать из пожертвований русских христиан; например, если они соберут 100 ен, – я дам 300, если соберут 200, я дам 600. Предложил им посоветоваться между собою и сказать мне, сколько они могут пожертвовать, обещаясь соответствующую сумму дать хоть сейчас же, так как для этого еще в Тоокёо приготовился, – Чтобы они свободнее держали совет с Романом, ушел в гостиницу, приготовленную для ночлега. – Через час Онума известил, что теперь вдруг христиане не могут решить, сколько пожертвуют, а пришлют ответ к Собору. Говорил Онума, что – одушевлены и хотят побольше собрать; но если при первом ударе не вырубилось огня, – вряд ли будет потом. Кажется, бедны очень, да и мало их, и христианского одушевления немного.

7" 19 мая 1882. Пятница.

На пути из Кагосима в Нагасаки на пароходе Мейкоомару.

Утром в семь часов – время найденное катехизатором за весьма удобное, назначено было собраться к богослужению. Пришедши в семь часов, не нашли почти ни одного из христиан. Поэтому пошли вместе с Онума еще взглянуть на город. Взобравшись на полгоры в старом Симомаци, мимо молельни недавно построенной в честь своих предков, увидели город преимущественно с левой стороны (если смотреть с пристани) – со стороны Симомаци, – как вчера – а место погребения Сайго – видели больше со стороны Камимаци. Особенного ничего не представляет. Широкая улица, идущая вдоль несколько наискось налево – разделяет город на Симо и Камаци; средина города – против Губернского Правления (кенче); квартира катехизатора также почти на середине, – и здесь самое удобное место для Церкви, если только можно будет найти свободный подходящий участок земли и не будет очень дорого (цена земли в лучших местах, по сказанию христиан, за цубо 3 ен, что применительно к нынешним тоокейским ценам не особенно дорого). Город тянется вдоль рейда узко-длинною полукруглою полосою; плоские, невысокие горы замыкают его. Замечательных по архитектуре зданий нет, если не считать таковыми кенче, сайбан, построенные, как обычно теперь, по-иностранному. Такой же архитектуры (иностранной) и госпиталь, замечательный разве тем, что его выстроила секта Иккоосиу и подарила Правительству. Храм Иккоосиу – огромный, также виднеется среди города, и проповеди в нем каждое утро и вечер; собираются человек по 200 слушать. Эта секта еще не совсем вымерла. Особенно усиливаются они в Сацума, куда до последнего времени (гоиссин) не имели входа вследствие того, что когда-то бонза их секты провел Хидеёси с войском в Кагосима. – От княжеских зданий остались одни каменные стены; нынешний князь живет за городом, по взморью, в бывшем Бесео, а Симидзу Сабуро, его отец, знаменитый европейский ненавистник, убийца Ричардсона, живет на горе, по направлению Симомаци. Против города на рейде виднеется во всей своей красе остров Сакура-дзима, 7 японских миль в окружности, пятнадцатью деревнями на нем, с не совсем еще угасшим вулканом и со множеством горячих ключей.

Вернувшись к восьми часам в квартиру катехизатора, нашли христиан, пришедших – кто мог – человек 12. Стефан Иваки тоже оказался здесь; по-видимому ни на что живое уже не годный старик, притом же и креститься еще не научившийся. После обедни сказана была проповедь о необходимости молитвы для последования Христу (в Евангелии было: Аз есмь путь…) В половине десятого простился с христианами здесь, чтобы вновь повидаться с каждым в его доме. Хотелось посетить всех, чтобы не только видеть на местах ли у них святые иконы, но и составить себе некоторое понятие о достатках их. Христианские дома разбросаны по городу, что делало бы удобство для скорейшего расширения Церкви, если бы они имели христианское одушевление, но недостаток последнего сказывается в том, что, за исключением трех домов, во всех прочих христиан по одному, и христианский элемент в домах весьма слаб, даже Стефан Иваки – катехизаторский помощник – не обратил и своего сына в христианство; мало того, во всех одиночных христианских домах идолы стоят на божницах, а иконы спрятаны. Это меня возмутило, особенно у Стефана Иваки; в небольшой хате большая божница, на самом видном месте, с идолами; «А икона где?» – «Стекла не приставлено к ней, поэтому не поставлена». Тут же и катехизатор Онума оправдывает еще: у него-де сын язычник, так это идолы для него. – Хорош катехизатор, да хорош и священник Такая, только что бывший здесь и не наставивший, как обращаться с иконами; но лучше всех Козаки, рекомендовавший Стефана Иваки в катехизаторские помощники – ревностно-де помогает по проповеди, когда он еще, по всему, сущий язычник, и ни в чем, как отзывается Онума, и не думает помогать, да и неспособен по дряхлости. Полагайся на добросовестность проповедников! У стариков Симона и Петра также не нашел икон на стенах, – у первого, впрочем, и нет ее, у второго есть, но спрятана, – а идолы стоят на своих местах; видно, что он не молится, когда нет иконы, ибо и креститься не умеет. А у одного (Иоанна Кайеда) икону нашел торчащею на притолоке, а повыше ее висит отвратительнейшая огромная харя – как будто поругание над святынею, но не поругание, конечно, а незнание, как обращаться со святынею, и свидетельство, что здешние катехизаторы не позаботились научить христиан, а священник, посещая Церкви, не вникнул во все это, и не исправил. – Нужно это на Соборе поставить на вид священникам и катихазаторам. – У больного чахоткой на последнем исходе (Андрея Мацура) и есть икона, да спрятана, и он, как видно, не наставлен иметь утешение в молитве в своем безнадежном положении. У Иоанна Киноваки, тоже больного чахоткой, также икона спрятана – «не обделана-де», но этот хотя оправдывается тем, что молится пред крестом; но опять беспорядок и неумение – крест телесный должен быть на теле, а не на стене. Словом, очень нужно внушить катехизаторам, чтобы они учили христиан, как обращаться со святыней. У Иоанна Накадзима внушал его матери Марии, чтобы простила невестку и пустила ее опять в дом к себе; сын любит ее и желает жить с ней, и у них уже дитя есть, а мать не хочет простить за то, что невестка, как-то рассердившись, ушла из дому, сказав, – «не приду больше». Не знаю, послушает ли, – обещалась подумать. Говорят «касира варукатта», я думал, – у невестки голова не в порядке; оказывается, как подсказал Онума, – «хадзимекоре – варукатта», – язык кагосимский не вдруг поймешь.

Из инославных – католиков здесь совсем нет, епископалов, по словам Онума, человек 80, методистов человек 30 и Ицциквай – 10; у всех, кроме проповеди, есть училища для детей, которыми преимущественно и привлекают, так как учат совсем даром, тогда как в Правительственных школах нужно хоть 10 сентов вносить, что для обеднелого народа также в тягость. У всех инославных куплены или построены вновь помещения для молельни и школы.

Кагосима – кишит молодежью воспитывающеюся; нигде столько не видал мальчуганов – учеников и больших, и малых, как здесь, так как здесь больше, чем где бы то ни было в Японии было военного люда. И сизоку здесь еще весьма много: по улицам бродят, или выглядывают из домов мрачные, с усами, несколько, по-видимому, отощалые, но все же гордые и крепкие самураи; здесь-то, в самом деле, материалу для катехизаторской школы, а равно и для Семинарии, но как его достать? Проповедника сюда нужно очень хорошего, который бы познакомился с сизоку, их заинтересовал, из них сделал орудия для расширения Церкви здесь; лишь бы образовать двое-трое из них способных к проповеди, тогда людей бы, мне кажется, нашлось бездна для служения Церкви. Но кого послать? Вот вопрос! Разреши его Сам Ты, Господи, и призри на люди сия!

Так как в Кагосима мне нечего было делать, а «Мейкоомару», на котором я пришел, уходил обратно сегодня в Нагасаки, то я и отправился на нем. Несколько из младших братий проводили до судна. По обыкновению, отход был отсрочен, что нам дало возможность вновь съездить на берег – посмотреть знаменитый фарфоровый завод «Таноура» – сетомоноя. Завод весьма малый, но производимые на нем вещи действительно заслуживают удивления по красоте и тщательности золотого и красочного рисунка на них. Показали весьма любезно. – Дальше завода, по взморью, видны бумагопрядильная фабрика, ныне стоящая без дела, – устроена иностранцами, – за нею училище Сацумского князя. По левую сторону от завода – к городу – кладбище империалистов, павших здесь в битве с Сайго, но памятники им маленькие; есть, между прочим, и Петру Накагава, из Сендая.

Если из Кагосима в Кумамото идти береговой дорогой, то нужно на пароходе (ходящем ежедневно) переехать миль зя пять от Кагосима вправо – в город Кацики, оттуда миль 45 до Кумамото, но дорога весьма трудная – по горам, дня 4–5 берет.

Давиду Онума поручено:

1. Наставить христиан как обращаться с святыми иконами; для тех, у кого (в двух домах) нет, поскорей выписать из Миссии.

2. Постараться всячески прекратить семейный раздор в семье Накасима.

3. Пред отправлением на Собор взять от христиан определенное сведение, как и обещано ими, сколько от себя они могут собрать на храм.

4. Избрать вместе с христианами несколько сицудзи, а не иметь одного, только имя «сицудзи», по-видимому, носящего.

5. Пред отправлением на Собор заявить, что он не может пред Церковью свидетельствовать, что Иваки помогает ему по проповеди, потому что это была бы ложь, и что поэтому и о геппи (?) Стефану не будет хлопотать.

На дорогу на Собор Давиду Онума дано 18 ен, по расчету: от Кагосима до Нагасаки на пароходе 3 1/2 ены, от Нагасаки до Токио 12 ен (так теперь едет со мною Роман); в Нагасаки, быть может, придется несколько ждать пароход, на это 2 1/2 ены, – всего 18 ен (вместо получавшихся им доселе 25 ен по их собственным расчетам и проездам).

Из христиан кагосимских нет ни одного бросившего Церковь, или охладевшего до того, что не ходит на общественную молитву, как в прошлом году я часто встречал в других Церквах. Это – к похвале кагосимских христиан. Учеников – ни в Катехизаторскую школу, ни в Семинарию – ни одного нет.

В четыре часа после полдня снялись с якоря. На дорогу снабдился плодами бива, которые здесь превосходны. Вместе едет, между прочим, какой-то чиновник из Нагасаки, который разом начал приравнивать разветвления в христианстве к ихним разделениям в Синто; как им нравится спросонья отмахиваться от брызжущего в окна света мертвой лягушкой в руках, засушенной в виде веера!

8 и 9/20 и 21 мая 1882. Суббота и воскресенье.

Нагасаки.

В первом часу пополудни прибыли в Нагасаки. Действительно, на пароходе – не совсем плохом – всего двадцать часов ходу от Нагасаки до Кагосима и обратно.

До поездки в Кагосима и теперь несколько ознакомился с Нагасаки. Поражает множество храмов. Сига говорит, что их больше ста; вся нагорная сторона города – как бордюром – обведена беспрерывною цепью храмов, и все великолепные храмы; я был утром в Сувася, откуда прекрасный вид на все Нагасаки, с Сигой – в храмах Монтосиу и Зенсиу, – все редкостно богатые и весьма красивые. Должно быть, присутствие иностранного элемента реактировало на религиозное чувство японцев, чтобы поставить оплот вторжению, – бесплодно, впрочем. Остатки католичества ожили, и все Ураками – католические; в городе также, говорят, много католиков. Протестантов – епископалов – также немало (около сотни, говорят), есть и другие секты. Видны храмы: католический, два – влево от него и три на Десима (90 шагов ширины, 360 шагов длины); школы христианские тоже всех сект. Нужно бы и нам в Нагасаки катехизатора, но серьезного, немолодого, который бы не потерял авторитета и при иностранных миссионерах. Сига очень просит и говорит, что будет содействовать ему. На Соборе нужно будет предложить о сем.

На пути из Кагосима пред входом в Нагасакский рейд – ряд островков, между прочим, Такасима, на котором дымится труба машины угольно-копийной; островок крошечный, копи идут на большое пространство под морским дном.

В Нагасаки застал три русские судна – «Герцог Эдинбургский», «Пластун» и «Вестник», – На первом был в воскресенье у обедни. – Вечером перебрался на «Роккоомару», идущее в Кумамото. В двенадцатом часу ночи снялись, в седьмом часу утра в понедельник были на месте; ходу между Нагасаки и Кумамото обыкновенно 6–7 часов. Цена первого класса 3 ены, третьего класса – 1 1/2 ены. (Между Нагасаки и Кагосима: 1-го класса – 5 1/2 ен, 3-го класса 3 1/2 ены: от Тоокёо до Нагасаки – 1-го класса 27, 3-го класса 12 1/2 ен.) Подходя к Кумамото, направо виден остров Амакуса, налево – Симабара в Хизен. Прибрежье Хинго очень мелко; пароход останавливается далеко от берега, и пассажиры на шлюпках переезжают (целый час пути) до берега. У берегов – целый лес хворосту для разведения ракушек, идущих на удобрение. Берег весь защищен от моря каменною набережною – гигантское сооружение князей Хосокава. Шлюпка останавливается по реке, недалеко от устья, в деревне Хяккан; если же прилив, то может пройти еще милю по реке до деревни Такахаси. От Хяккан 2 ри до Кумамото, от Такахаси – 1 ри. Мы сошли в Хяккан и заплатили по 45 сен за тележку до Кумамото.

10/22 мая 1882. Понедельник.

Кумамото

В десять часов утра прибыли в Кумамото! В прошлом году, до Собора, был здесь один крещенный, теперь 3, но новых, а прошлогодний не ходит в Церковь, совсем испортился поведением, и в счет не может идти. (Впрочем, нужно позаботиться о нем). Из христиан 2 сизоку: Иоаким Накамура (тридцати трех лет), изобретший машину для расчесывания ваты, и Яков Усидзима – двадцати лет, имеющий поступить в Катехизаторскую школу; один – хеймин – Матфей Ямамото, двадцати пяти лет, изобретший часы с своеобразными какими-то показателями. – 3 христианина в трех разных домах. Христиане, по-видимому, очень усердные. Икон у них в домах еще нет (странно, как священник не заботится о снабжении своего прихода иконами; нужно об этом сделать наставление ему). В молитвенной комнате – икона Спасителя, маленькая, комнатная; обещались прислать хорошую, побольше.

Из инославных здесь – епископалов человек 7–8; из Нагасаки аглицкий епископальный миссионер иногда приходит. Кроме того, отсюда много учеников у Ниидзима в Сайкео, – он иногда приходит сюда, чтобы набирать для школы; немало учеников в Нагасаки в Епископальной школе, есть и ученицы отсюда там.

Кумамото прежде принадлежал Катоо Киемаса – любимому военачальнику Хидеёси. Катоо Киемаса построил здесь крепость; при Токугава за какие-то проступки сына Катоо владения были отобраны у него и отданы князю Хосокава (54 манкоку; четвертый между князьями по богатству после Ката, Сендай и Сацума). Крепость поражает своею грандиозностью и высотою бастионов; венчавшие их башни сожжены в минувшую войну, но и без них она кажется необыкновенно высокою. – Город Кумамото – очень разбросан; домов до 10 000; больше половины сизоку, – Нравы очень грубые. Даже энзецу нельзя сделать без того, чтобы народ шумом и гамом нарочно не помешал. Множество еще людей – совсем отсталых, образчик каковых мы видели проезжая город, – кавалькада совершенно вроде тех, что были при Тайкунах; двух сабель за поясом только не достает – В крепости – постой войска (цин-дай), больший, чем где-либо в других крепостях Японии.

Теперешний здешний катехизатор Анатолий Озаки живет в средине города; на квартире его любят и готовы и вперед держать (чем здесь нельзя не дорожить, ибо прежде нигде не хотели принимать христианского проповедника). Катехизации он говорит внизу, молится с братиями во втором этаже, в комнате в 8 матов. Молитвы бывают в субботу в семь с половиною часов, в воскресенье в девять с половиною. Пения еще нет, простое чтение.

Сицудзи еще нет; впрочем, на нынешний Собор придет уполномоченный от братии Яков Усидзима; кстати, и останется для поступления после каникул в Катехизаторскую школу. Озаки об нем свидетельствует, что достоин; о. Яков Такая, бывший здесь, произвел ему экзамен и также нашел достойным поступления в Катехизаторскую школу.

После Собора сюда также непременно нужно проповедника. Озаки, говорит, что продолжать, хотя и туго идет, непременно нужно; если теперь бросить, то после весьма трудно будет опять начинать. – По-моему, сюда, как и в Кагосима, нужны самые лучшие люди, чтобы открыть новые рудники катехизаторства, весьма нужные нам в последнее время, по обеднелости прежних.

Недалеко от Кумамото (1 ри) Суйдзендзи, загородный дворец князя с замечательным садом и ключами в нем; в 1/2 ри – Хонмеодзи – могила Катоо Киемаса, весьма чтимая – по убеждению, что молитва ему исцеляет от глазной болезни. Рекомендовали осмотреть эти места, но я не видал, торопясь продолжать путь.

С тремя братьями и катехизатором совершили молитвословие, сказал им небольшое поучение о том, что они должны дорожить милостию Божиею, что первые удостоились сделаться христианами, и должны, отвечая призванию Божию, тщиться быть истинными христианами; пробыл в Кумамото 3 с половиной часа. В половине второго отправились в Янагава в сопровождении и Озаки, поехавшего под тем предлогом, что тоже хочет завязать крепче связь Церкви Кумамото с Янагава.

Я ему дал на дорогу на Собор по расчету:

До Хяккан

45 сен

До судна 25 сен ­­

70 сен;

До Нагасаки

«

1 ен 50 сен

До Тоокёо

»

12 ен 50 сен

Ходзео

"

2 ен 80 сен

Всего:

17 ен 50 сен круглых числом

Расписку он напишет в Тоокёо, когда придет на Собор.

В трех ри от Кумамото – селение Уеки – домов 200, откуда к Озаки приходили слушать; и здесь бы хорошо проповедывать, только для этого нужно быть двоим в Кумамото, чтобы один мог оставаться русуем, иначе начавшие учиться христианству, толкнувшись раз-другой, перестанут ходить.

До Ямага – 6 ри от Кумамото – дорога превосходная, вновь исправленная; гор по дороге мало; но кругом все холмы, замыкающиеся со всех сторон горами, между которыми направо виднеется и дымящийся вулкан. Места все превосходно возделаны; больше всего пшеницы и ячменя, которые в отличнейшем состоянии, и почти везде созрели для жатвы. По сторонам дороги – деревья, плод которых доставляет воск для свечи. А в небесной лазури дрожит и мало-помалу исчезает в синеве оглашающий залитую солнечным светом местность веселою песнею жаворонок.

Ямага – город с 1500 домов, в числе которых есть и сизоку. Мы остановились в гостинице «Меной», хозяин которой женат на племяннице Николая Итоо, умершего в России. Здесь же – меньше мили от Ямага – родина Итоо, и там теперь жив его приемный отец и вместе старший брат, очень печалившийся о смерти Николая (Нонака и Фукуда, которых когда-то Итоо поместил в моей школе, также отсюда родом). Мы сходили в теплую ванну минеральных ключей, которыми знаменит город Ямага. Ванна обделана в мрамор; в соседнем отделении – княжеская (Хосокава), еще в соседнем – общая, где раздавались голоса человек сотни.

Озаки, между тем, послал известить Итоо, который хотел видеться со мной. Часов в десять пришел он, дядя Николая и трое родных еще. Я рассказал о Николае и советовал последовать примеру его веры. Охотно изъявили желание слушать учение; я предложил им Озаки, или, если им теперь неудобно, катехизатора, который придет после Собора. Итоо говорил, что у него второй сын – десятилетний мальчик так и назначен – довести до конца намерение своего дяди – образоваться в России для целей, которые имел его дядя, и сам мальчик уже твердит, что он приедет в Россию; когда ему будет пятнадцать лет, тогда Итоо представит его в школу на Суругадай. Я сказал, что охотно приму.

11/23 мая 1882. Вторник.

Янагава.

Христиан здесь 7 человек: Симеон Есида, 45 лет, и сын его Василий, 14, – зонтичный мастер; Авраам Тадзима, 53 лет и сын его Стефан, 17, – собая; Матфей Сато 18, – комея, отец слушает учение; Павел Айноура, 15 лет, – ученик циугакко, отец – закладчик (сиция), учения не долюбливает, хотя не помешал сыну креститься; Елисавета Кавано 54, мать Кавано Петра – катехизатора. Есть еще 1 оглашенный 18 лет, отец – сомея. Все христиане, кроме мастера Кавано, из хеймин. Домов христианских 5.

Сицудзи еще нет. Все христиане только что получившие крещение несколько дней назад от о. Якова Такая. – Проповедь здесь начата всего с генваря 1882 года – Стефаном Кунгимия, который и теперь здесь. Пред отъездом на Собор я советовал ему, уже посоветовавшись с христианами выбрать между ними старосту, которому и поручить Церковь на время отсутствия катехизатора.

Есть здесь и еще слушающие учение.

В Янагава домов около 2000, народонаселения больше восьми тысяч, из коих не меньше тысячи – сизоку. Князь здешний – Тацибана – тосама, получил 12 ман коку; крепость стояла окруженная со всех сторон широким рвом с водой; теперь она совсем разрушена, деревянные здания все сгорели (должно быть, подожженные) пред сдачей крепости Правительству; камень свезен для сделания плотины от моря (которое отсюда в 1 1/2 ри), и на бывшей крепостной площади стоит коровий хлев. Князь живет недалеко от крепости – под соломенными крышами.

Народ в городе теперь не гонит христианство и даже не хулит его открыто, но не расположен и принимать, – равнодушен. Бонзы также открыто не восстают на христианство, но составили несколько общин – с главным принципом не слушать и не принимать христианского учения.

Выехавши в семь часов утра из Ямага, прибыли в Янагава в три часа пополудни, хотя всего 10 миль, гор много, особенно на первой половине дороги. Поля везде – под ячменем и пшеницей, даже овес виден, но уже готовятся и рассадками риса; недели чрез две настанет самая горячая пора для крестьян снимать теперешний посев, готовить поля под рис и садить рис. Несмотря на прекрасно возделанные поля, крестьяне живут, однако, бедно, наподобие того, как я видел в Намбу и Акита; хижины очень плохие и грязные. По дороге видели два кладбища с империалистами.

Янагава стоит на ровной местности; кругом река, разливающаяся на много рукавов и каналов в город, особенно в квартале сизоку. Река знаменита рыбой унаги, которыми славится Янагава – так, что в Тоокёо «унагия» называется Янагава.

В городе 1 1/2 ри от Янагава, что по обе стороны реки, в первом часу мы остановились, чтобы пообедать. Петр Кавано, катехизатор Куруме и урожденец Янагава, здесь уже ждал нас (к сожалению, ибо видно, что в Куруме дела мало, если катехизатор так далеко может отлучаться). Пообедали суси в ящичках, за неимением меси. Стефан Кунгимия встретил у города. В его квартиру тотчас собрались христиане, кроме мальчика Павла, которого отец, язычник, видимо, нарочно не пустил, а тотчас же услал куда-то на целый день. Совершили обедню, после которой сказал маленькому стаду о необходимости подражания Христу. Слову мешало отчасти то, что за каждым моим выражением следовали поддакивания всех и поклоны – «мол, слушаем». Отправились затем посетить дом Кавано и совершить молитву и там.

У Кавано – приемный отец, мать (Елисавета), две взрослые сестры (одна уже была замужем) и младший брат лет пятнадцати – ученик Циугакко. Дом с огородом, около реки; земли больше нет; отец состоит банто – в компании продажи лекарств. Веру не ненавидит, но равнодушен и, по-видимому, заражен гордостью. После обычных приветствий и угощения, совершили молитву, и я сказал старику несколько слов наставления; обещал с этого времени заняться изучением вероучения, – дай Бог, чтобы послушал.

На обратном пути зашли в храм Зенсиу, где усыпальница бывших удельных князей, также их короо и главных сизоку. Надгробные камни всех князей – под крышей, содержатся в порядке, который, однако, клонится к упадку. На пути оттуда встретили в дзинрикися самого князя, лет сорока пяти, живущего уединенно, занимающегося рыбной ловлей и прочими мирными делами, Кавано был у него прежде и заговорил о вере, но тотчас же получил и ответ – «после послушаю», – совершенно, как в Книге Деяний отвечал Павлу один тоже квазоку. Что ж? История, как течение, катится чрез таких, находя их мелкими, чтобы останавливаться из-за них, и – слишком маленькими, чтобы выявлять их – вехами, а могли бы они легко быть таковыми, если бы у них хоть немного было великости души и широты взгляда; каждому князю, как ни упали теперь князья, как легко было бы оказать великую услугу своему народу – принятием христианства; народ за ним пошел бы толпой, а теперь он стоит неподвижно.

Вернувшись домой и пообедав, между прочим, превосходными унаги, мы ждали часов до девяти, пока собралось порядочно слушателей. Отслужили вечерню, после которой слово отчасти к христианам – первоначальные наставления о молитве, о посвящении всех своих дел Богу, отчасти к язычникам о необходимости христианства и опровержении клевет на него. – Около одиннадцати кончено было, но остался один доктор Мунаката, видимо, наклонный к христианству, расположенный к нему первоначально своим сослуживцем Такаги в Кокура. Пробеседовали с ним за полночь. Обещался прислать ему все наши христианские книги с катехизатором после Собора, так как выписать бы их теперь, посылка будет идти дней 40–60, как обычно здесь. (До Нагасаки приходит скоро, а оттуда ждет случая иной раз месяца два).

Кунгимия с верующими здесь также совершал уже общественную молитву – по субботам, в воскресенье еще не начинали, ибо доселе они не были христиане.

Христиане здешние, хоть мало их, видимо ревностные, особенно юноша Стефан; я звал его – года через два – в Катехизаторскую школу на год, чтобы потом быть здесь пособником катехизатору.

Катехизаторская квартира здесь хоть дешева, всего 2 ены за целый дом, – но неудобна, ибо совсем позади главной улицы, трудно найти. Советовал найти где – на виду, для удобства людей. Впрочем, тоже удержать, пока найдено будет, даже и на время отсутствия катехизатора, когда он пойдет на Собор. Сицудзи может беречь его, и братья по праздникам будут собираться для молитвы.

После проповеди, когда остались одни братья, советовал им выбрать между собою сицудзи. Кстати, тут же почувствовал недостаток определенных правил для руководства сицудзи: какие его обязанности, что он должен делать для Церкви; в самом деле, нигде определенного ничего не сказано, за исключением упоминания в катехизаторских правилах, что сицудзи, в отсутствие катехизатора, должен заботиться о его семействе. Нужно будет составить инструкцию, напечатать и разослать по Церквам.

Из инославных в Янагава: человек 30 Ицциквай, но они теперь без пастыря и в расстройстве почему-то с своими заправителями; Кавано ожидает, что они кончат, сделавшись православными. Еще здесь 2–3 человека общества (Доосися?) Ниидзима, что в Сайкео, и отсюда, кроме того, 4–5 учеников в школе в Сайкео. Ниидзима, в самом деле, очень ревностный и способный протестант и направляет свою деятельность преимущественно в эти места, по-видимому.

В окрестности Янагава Кунгимия звал в Энокидзу, где больше 1000 домов, город в 1 1/2 ри от Янагава, в 7 чё от Вакацу – рейдового города. Слушатели там будут, если проповедывать.

Здесь – в Янагава, у Кунгимия еще нанимается для катехизации только комната в городе; впрочем, сделано только начало.

Икона в молитвенной комнате здесь «Моление о Чаше Спасителя» – масляными красками, небольшая, в золоченой раме. Обещался прислать еще – хорошую икону для молитвенной комнаты, а также христианам, у которых ни у кого еще нет икон в доме. Такая оплошность священника! Не позаботился запастись! И вся Церковь терпит!

12/24 мая 1882. Среда.

Куруме.

Христиан здесь еще нет, ибо проповедь здесь всего с полгода была; прежде мешали Кавано: не давали квартиры, потом он болен был. Но теперь слушающих учения человек 10 надежных есть, из них 4 особенно надежны, – Номура – муж и жена, отец жены, жена доктора Кудо. – Все слушающие здесь – сизоку – учителя, или адвокаты, врачи. Особенно ученый из них Анекава, пятидесяти лет (очень похожий на Иоанна Соноя), изучавший прежде протестантство.

Домов в Куруме тысяч семь, из них до трех тысяч сизоку, по словам Анекава.

Инославных обществ здесь тоже нет, а есть человека 2–3 протестантов, сделавшихся таковыми в Нагасаки. Учеников отсюда у инославных тоже едва ли много, меньше, чем из Янагава.

В 3 ри от Куруме есть деревня Имамура, состоящая из 106 домов, из них сто домов – католические; кроме того, в соседних пятнадцати деревнях много христиан, так что всех католиков в этой местности до тысячи человек. И католики в Имамура считаются самими лучшими, ибо в продолжении трехсот лет сохранили, по преданью, даже крещение – родители сами крестили своих детей; все гонения выдержали и не бросили веры; только пред «Гоиссин» – бывшее гонение от тайкоунского правительства – заставило всех отречься от христианства – мол, мы его и не знаем; к счастью, с падением сеогунства и расширением свободы католики Имамура опять вернулись к прежней своей вере; теперь у них постоянно живет французский патер – доктор; как доктор и путешественник живет в Ядоя со всеми врачебными принадлежностями на виду. Собираются строить Церковь, очень строго соблюдают воскресный день, ничего не работают, даже будучи наняты рабочими в другие дома; деревня бедная, ибо христиане не сносятся с соседними язычниками, не входят в родственные связи, вообще живут особняком.

В Куруме и после Собора непременно нужен проповедник, и солидный, ибо хорошее начало сделано тем, что первые слушатели найдены между сизоку. Если будет Церковь, даст Бог, отсюда найдутся люди для Катехизаторской школы.

Выехавши утром из Янагава, ехали все время великолепно возделанною долиною; здесь рис уже начинают садить; орошение водой обильное, зато развиваются иногда во время жары заразительные болезни; а в четыре-пять лет раз бывает наводнение во время ньюбай, так что жители деревень сносятся между собою, путешествуя на лодках. – Народ живет гораздо богаче, чем вчера мы видели по ту сторону Янагава, – дома везде исправные, кое-где – превосходные. Местные жители много делают цветных и простых циновок, для чего много нив засеяно циновочною травою.

Подъезжая к Куруме, встречали много разряженного народа, особенно женщин и детей; последних встречали иногда несомых в корзинах на коромысле по четыре. Оказывается, что здесь местный праздник – суйтенгу (Миикадо Антоку – мальчика, утонувшего в войну Минамото и Таира), так народ расхаживает по храмам для поклонения и гуляет. Кстати, еще сегодня празднуется и рождение Сякьямуни.

Прибыли в Куруме в двенадцать часов, 5 ри от Янагава. – Встретили слушателя учения – Анекава и Номура, с которыми познакомились на постоялом, где взяли помещение. После завтрака отправились на квартиру катехизатора Петра Кавано; отслужили молебен, но не было братии еще – вместе молиться.

Пошли потом осматривать город. Видели бывшую крепость удельного князя Арима (21 ман коку); Там же – Горейся – храм, где боготворятся предки князя. Стоявший напереди дворов князя, равно как все башни и все деревянные здания крепости, сломаны и распроданы. Крепость очень большая, вмещавшая в себя, кроме князя, несколько жилищ кароо, окружена рвом. Из нее город мало виден, но довольно веселый вид на окружающую долину и замыкающие ее горы.

Отсюда пошли в Байриндзи, где хоронены были князья, кароо и часть сизоку. Храм – Зенсиу. У дверей выставлен сосуд с новорожденным маленьким Сеека, и народ обливает амача сладким чаем, в тоже время этим чаем мажет себе глаза, лицо, как у нас святой водой (какая жажда освящения у человека!), и берет чай в маленькие флакончики, которые разных цветов тут же у храма продаются. – У храма и около – бездна разубранного люда, но почти все только женщины и дети, – Княжеские надгробные памятники почти все под навесами. С княжеского кладбища отличный вид вниз – на реку Цикугогава, очень большую, и на группы богомольцев везде, даже на реке на шлюпках; отсюда я слышал гимн женщин у кумирни; как живо здесь религиозное чувство! Но именно – чувство только и есть, смысл же религиозный уже утрачен; знак прямой – что женщины только и молятся, живущие больше чувством, а мужчин – представителей разума – совсем не видно, они утратили со смыслом и чувство.

Нужно иметь нам и то в виду, что народные невинные гулянья не должны быть отняты у народа, только душа им дана новая – живая. У христиан и есть это в России – хождение на могилы в субботу пред Фоминым воскресеньем, витье венков в Духов день, хождения на богомолье в тот храм, где праздник; все это вместе с удовлетворением религиозного чувства составляет и невинное удовольствие отдохновения и гулянья.

Из Байриндзи прошли в Суйтенгу, где незавидная небольшая мия, с мелкою торговлею и группами людей кругом, театрами и чая по сторонам, украшенными лодками на реке.

С прогулки вернулись усталые: в пять часов, а теперь – восемь часов – время к проповеди; в гостях сидят Номура и Хикида, старший брат вчерашнего доктора в Янагава, – адвокат по профессии, тридцати пяти лет, тоже слушающий учение.

Учение открыто уже не хулит никто в Куруме. Нравы народа – спокойные, хорошие. Успеха проповеди можно надеяться.

13/25 мая 1882. Четверг.

Хаката и Фукуока.

Вчера вечером проповедь совсем не удалась оттого, что народ беспрерывно входил, выходил, передвигался. Слушало сначала человек 50 или больше; я начал серьезно; думал, аудитория – как обыкновенно. Но оказывается, что действительно в Куруме открыто не восстают на христианство, зато еще и не чувствуют расположения к нему, или к слушанию о нем, – не заинтересовались, не возбуждено религиозное чувство. В первых же рядах слушателей – минут 10–15 прослушав – равнодушно с холодными лицами, как сидели, встают, уходят, затем чрез 2–3 минуты другие за ними, и на место их иные входят. Имея все это пред глазами, трудно сосредоточиться и, видя, не видеть. Словом, катехизация, какой подобную я помню в прошлом году в Аннака, – плохая катехизация; катехизаторы вместе со мною возмущены были поведением слушателей. Вообще, этот протестантский способ – говорить для всех, останавливающихся на улице – негоден в Японии.

Сегодня в шесть часов отправились из Куруме в Хаката, 12 ри от Куруме (дзинрикися здесь берут очень дешево: 70 сен за тележку). Кавано и Кунгимия провожали ри три. Дорога все время идет по равнине, везде возделанной и отлично населенной; движение по дороге большое; в первом часу прибыли в Хаката. Первый вопрос: «В Хиросима пароход есть ли?» Чрез пять минут принесен был ответ, что «нет, и дней пять-шесть не будет». Значит, японцу солгать ничего не значит, – в Куруме фуне-но тонъя уверял, что сегодня идет в Хиросима Мейкоомару. Но сегодня же идет в Каминосеки пароход, а оттуда в Хиросима-де – каждый день. Вечером, сказали, пароход уходит. Стало быть, до вечера время свободно. Отправился взглянуть на Хаката, Фукуока и Хакозаки.

В Фукуока – домов, говорят, до десяти тысяч; жил удельный князь Курода; отделяется Фукуока от Хаката только рекою. Чрез реку в Фукуока тотчас же – Кенчео и другие присутственные места, затем – верхние улицы – от моря – заняты домами сизоку, приводящими к крепости, окруженной рвом и имеющей позади озеро (как видно из Кооен [?]); крепость не вконец разрушена; там живет гарнизон. Нижние к морю улицы – маци. Чрез них, к морю, против крепости – Кооен (публичный сад), еще не отделанный; положение превосходное; с видами на море и на оба города. Несмотря на младенческое состояние сада, в нем уже в павильонах музыка и пьянство.

Спустившись из сада и проехав вдоль торговых улиц, показывающих цветущее торговое состояние Фукуока, мы опять переехали чрез реку в Хаката и поехали вдоль торговых улиц (сизоку здесь нет), параллельно морскому берегу – в Кооен Хаката. Сей публичный сад состоит из превосходного соснового бора, инде весьма молодого, и множества японских павильонов, где можно иметь чай, закуску. Большая часть павильонов занята семьями японцев, иные – открытые и пустые; в одном из таковых и здесь видели группу гостей с гейсями. Дальше в сосновой роще – памятники, павшим в войне с Сайго, – воинам Фукуока, воинам Циндай, и третье огороженное место наполнено памятниками павшим из Фукуока в войне с сендайцами при восстановлении Микадо. – Прошедшись вдоль рощи, причем вспомнились русские сады и рощи, вышли в Хакозаки (должно быть домов 500 или больше), чтобы осмотреть Хациман гуу. Мия – видимо – деревня, но ничего особенного; бросились только в глаза две фигуры по обе стороны в Мия – направо красная, налево черная – зло смотрящиеся и глазами, и зубами хари, а среди лица носы по фунту длины; в глубине же – в Мия – видно зеркало. Странная насмешка язычества самого над собой: молись, мол, но – вот тебе нос с твоей молитвой и злой хохот этому несчастию человека, что молитва его была лишь во грех. – Около Мия отличный в японском вкусе сад – кооен Хакозаки. Возвращаясь домой в Хаката, завезли еще взглянуть на Мия – Удзигами Хаката (должно быть, первого жителя этой местности). Мия – наподобие Хациман гуу, с теми же рожами; и тут, как в той мия; самое лучшее – из меди вылитая лошадь в натуральную величину с наклоненную головой – превосходная вещь.

Вообще местность эта: два города (Фукуока – домов тысяч десять, Хаката – не меньше, говорят) и большое селение (Хакозаки), – представляющая такую скученность народа в одном месте, не должна быть упускаема из вида. Проповедь здесь непременно нужно открыть; жаль, что не выдержали бывшие здесь в прошлом году наши катехизаторы.

14/26 мая 1882. Пятница.

Мороцу, близ Каминосеки.

Вчера вечером перешли на пароходик Сейреомару. Утром остановились у Симоносеки взять груз. Во втором часу – у Митадзири (домов 200) тоже для груза и пассажиров. Целый день плавание было спокойное и нескучное, при писании писем и в компании болтливого оосакского продавца лекарств и его приятеля. – В шестом часу вечера вышли на берег в Мороцу (город домов 500, с четырехэтажным домом, первом, виденным в Японии), около Каминосеки, на острове, немного более Мороцу. На постоялине [постоялом дворе] словоохотливо занимал своими рассказами какой-то производчик соли, тоже ожидавший здесь парохода в другое место. Из провинции Цеосиу много вывозится соли. Самое большое заведение для выварки в Митадзима; следующее за ним – у рассказчика в 5 ри отсюда; у него вываривается ежедневно до 1000 коку соли в восьмидесяти котлах. Котлы или сковороды здесь делают из каменных плит, соединяя их в 150–170 крепким цементом. Топят каменным углем; при котле два кочегара, пять рабочих постоянных, а когда сгребают песок у моря, то нанимают еще 4–5 женщин для работы. Человеку платится в месяц 6 1/2 ен и рис. Продается же соль с завода 30 сен за 1 коку (100 се, значит 8 рин за [?] се; в мелочной же продаже 1 коку не больше 1 ены здесь).

Речи о том, будет ночью пароход в Хиросима или нет, были очень неопределенны. На всякий случай мы легли спать совсем одетые, чтобы в минуту быть готовыми, ибо пароход здесь якорь не бросает – Раз ночью потревожили напрасно, – мы схватились с постелей и были на пути, когда опять прибежали сказать, что пароход не в Хиросима; в другой раз потревожили поздно; впрочем, и невозможно было поспеть, – пароход, по-видимому, для того только и повернули, чтобы свиснуть и уйти; как ни кричали у нас с лодки подождать, пароход только виден был удирающим вдали.

15/27 мая 1882. Суббота.

На японской лодке на пути из Каминосеки в Хиросима.

Так как было уже четыре часа, когда мы потеряли надежду на пароходе попасть в Хиросима, то хозяин постоялина, солгавши нам в утешение, что, мол, на этом пароходе нет еще полицейского разрешения брать пассажиров, предложил нам нанять простую японскую шаланду, на которой мы можем надеяться вечером дойти до Хиросима, ибо расстояние всего 26 ри. Парохода на сегодняшний день еще не предвиделось, берегом заняло бы полтора дня, поэтому нам ничего не оставалось, как согласиться. Приплатили 2 ены к 2 заплаченным за пароходные билеты (1 1/4 ены первого класса и 3/4 ены третьего класса) и сели на лодку с крышей, в которой и пишется сие. Лодочники угостили завтраком (простым рисом) и чаем. Теперь (девять часов утра) остановились при селении Кайсакау по причине отлива и с ним противного нам течения. Послал одного из них купить уду для развлечения дорогой, и к рису была бы приправа на обед.

(Половина седьмого вечера). Все еще плывем на шаланде. В четыре с половиной часа обогнали пароход, не взявший нас утром в Мороцу; как видно, машина испортилась, и он стоит, а мы при слабом ветерке все же двигаемся под парусом. А теперь опять вот лодочники взяли весла и мешают писать. От Хиросима еще в 5 1/2 ри, у острова Миядзима. Был до того жаркий день, что голова разболелась, хотя утром и вечером бывает холодно, так что нужно укрываться…

Очень холодно было ночью. Во втором часу ночи остановились в мили от Хиросима, при входе в реку, по причине мели, чрез которую можно перейти только в прилив. В пять часов утра продолжали путь, и в половине седьмого прибыли в Хиросима.

16/28 мая 1882. Воскресенье.

Праздник Сошествия Святого Духа.

Хиросима.

Остановившись в гостинице и послав Романа известить катехизаторов, приготовился к богослужению. В девятом часу пришел Андрей Канамори и рассказал о состоянии Церкви.

Проповедники Андрей Конамори, Андрей Яцуки, Феодор Мидзуно и Иоанн Такеиси пришли сюда из Фукуока в двенадцатом месяце. Скоро Такеиси, по болезни, вернулся в Тоокёо. Прочие начали проповедь, поместившись в трех местах города. Но бонзы ветви Ниси Хонгвандзи (Монто) возбудили, чернь против них, оставаясь, впрочем, сами за спиной у тех. Поили вином и подущали нападать на наших проповедников. Подробности возбуждений черни известны из своевременных писем. Принявший участливо катехизаторов врач Тогаси был избит почти до смерти, все катехизаторы – более или менее побиты; слушавшие почти все сробели и перестали слушать. Впрочем, слышно, что бонзы (должно быть, не без внушения со стороны светских властей) получили выговор от своих принципалов из Сайкео за неумеренную горячность. Теперь открыто против катехизаторов и их слушателей никто не восстает, но слушателей почти нет, потому что бонзы составили общества с клятвою не слушать христианства; ветка вистерии принята эмблемою этих обществ, где изображение ее, на дощечке, пробито на доме, – знак, что в нем все поклялись не слушать христианского учения. Впрочем, нравы в Хиросима легкие и изменчивые, – люди, знающие здешний народ, уверены, что клятва будет забыта также скоро, как скоро она дана, тем более, что более и более обнаруживаются бонзы со своей обычной, своекорыстной стороны; они даже с нашими катехизаторами успели воспользоваться для вымогательства со своих прихожан денег, мол, на расходы по борьбе с христианством.

Но вообще Хиросима – место очень зараженное языческими суевериями. С древности это место особенно славится как гнездо Монтосиу. В городе и до сих пор, говорят, двадцать сотен кумирен у Монтосиу; а всех кумирен – буддийских и синтуисских – до 300. При этом обилии училищ суеверия народ, как обычно, замечательно развратен. Легкие отношения полов, гулливость, празднолюбие, наклонность к роскоши, – словом, распущенность нравов – характеристика Хиросима.

Домов в Хиросима более двадцати тысяч, из них почти половина – сизоку, ибо здешний бывший удельный князь Асано получал 46 ман коку. Но сизоку – известные и прежде своею слабостью (при усмирении Цеосиу бежали прежде всех), равно как распущенностью нравов; теперь же обедневшие и потому падкие на всякую прибыль (жадные); много из них совсем разорились и разбрелись по деревням.

При всем том Хиросима – одно из самых важных мест в Циукоку, и здесь непременно нужно стараться основать Церковь, чтобы иметь влияние отсюда на другие. Нет в Хиросима и особенно большой торговли; вывозится в замечательном количестве только вата; нет поэтому здесь и особенно больших богатых домов, даже народ сравнительно с другими большими местами беден, но народ любит это место, поэтому здесь и такая многолюдность; а любит потому, что Хиросима с лежащим в 5 ри Ицукусима (или Миядзима, где священные лани) еще при Киемори было почти первым местом в Японии; потом при Мори Мотонори Хиросима сделалась стольным городом удельного княжества; кроме того, местность здесь – плодородная, множество способного к земледелию ровного места; производится все потребное для жизни; орошение же по богатству – редкое в Японии; река, и не одна, и множество искусственно сделанных каналов обнимают город и пересекают его во всех направлениях.

Город лежит на ровной местности. Очень чист и щеголеват по наружности; центр занят торговою и ремесленною частию, окраины – жилищами сизоку. Крепость занимала огромнейшее пространство, теперь часть ее занята постоем войска (циндай), часть пустует; кругом крепости ров; из уцелевшего кое-чего от прежней княжеской крепости высится тенсюдай, где князь приносил жертву небу (прочее в крепости сгорело, – значит, сожжено было). Чрез реки и каналы в городе много отлично устроенных деревянных мостов.

Теперь в Хиросима катехизаторов двое: Андрей Канамори и Федор Мидзуно. Яцуки же еще в третьем месяце переселился на проповедь в Фукуяма. Квартиры у них вдали друг от друга, для удобства слушателей, довольно удобные, хотя и дорогие, – на что, впрочем, нельзя роптать, так как и эти они едва нашли, – не пускают христианских проповедников. Христиан в Хиросима, только что окрещенных о. Яковом, всего четверо: 3 мужчины и 1 женщина; врач Павел Тогаси сорока двух лет с женой Верой, Симон Оотани сорока четырех лет, из двухсабельных, – продавец золотых рыбок, и Иоанн Енеде семнадцати лет, сын продавца старых вещей. Первые двое слушали учение преимущественно к Канамори, последние у Мидзуно.

После крещения у Канамори стали собираться для общественной молитвы, но только еще по субботам, ибо в воскресенье-де заняты. Сделано внушение, чтобы посвящали и воскресенье Богу.

Проповедь у катехизаторов бывает каждый вечер. Слушателей у Канамори человека 4–5, у Мидзуно человек 10; но в этом числе – человек 7–8 слушающих его в загородной деревне Усидамура, куда он приглашен был говорить проповеди, и где для большего удобства нанял комнату для катехизаций, платя в месяц 2 ены.

Постоянных и надежных слушателей, впрочем, нет ни у того, пи у другого, по их собственным словам.

У христиан здешних иконы есть, – у Канамори была запись. Для молитвенной комнаты также есть превосходная икона – новая, в серебряной ризе, – Божией Матери (из тех, что я купил в Петербурге), только без киоты; я велел, когда будут идти к Собору, принести икону, или точную мерку, чтобы сделать киоту в Тоокей.

К Собору приглашал представителем от здешней Церкви прийти Павла Тогаси, чтобы хлопотать о катехизаторе для Хиросима и вообще о катехизаторах для Циукоку. Обещался прийти.

Есть еще у Мидзуно один слушатель в Усидамура – из сизоку, бывший учителем, сорока пяти лет – Камико – по-видимому, годный для Катехизаторской школы. Говорил я, чтобы лучше всмотрелись и, если хоть немного годен, чтобы присылали. Очень нужны туземные проповедники.

У Мидзуно также есть один мальчик, язычник еще, сын Кангакуся, сирота, тринадцати лет, – Танено, по способностям очень годный для духовного училища; и мать желает отдать. Ходит к Мидзуно каждый вечер читать Новый Завет. Сказал я, что если мать сделается христианкой и пожелает отдать сына на служение Церкви, а также и по другим статьям будет подходить, то в будущем году, когда, вероятно, будет новый набор в Семинарию, будет принят.

К десяти часам мы с Канамори пришли на его квартиру; здесь же нашли Феодора Мидзуно и Павла Тогаси с женой. Совершили обедню, после которой, поговорив с братьями и в назидание их, и чтобы расспросить о здешнем, отправились мы к Мидзуно, которого квартира у рва крепости; здесь увидел Симона и Иоанна. Отсюда пошли, чтобы пройти по городу, для некоторого наглядного понятия о нем, и взойти за городом на Втабаяма, у которой и на которой – публичный сад (кооэи). Дорогой туда взглянули на кумирню «Гонген», к которой нужно подниматься по отличной и высокой гранитной лестнице; видно, что здесь камня этого очень много и дешев он. У подножия холма, на котором Гонген – земледельческая школа; пройдя немного дальше – Втабаяма; поднявшись, полюбовались на город; не очень велик он объемом, но очень плотно населен, оттого и многолюден; кругом рассеяны также многолюдные деревни; между прочим, Усидамура – тотчас за реку от города. – Спустившись с холма, где еще только очищается место для сада, зашли взглянуть на кумирню, где боготворились предки князей Асано и все умершие князья. И здесь прекрасней всего преширокая гранитная лестница. Мия же запущена. Внизу пообедали в одном из домов на кооен. Проходя опять в город, перерезали пустое пространство бывшей крепости, зашли купить географию Гейсю и несколько фотографий здешних замечательных мест, побыли у Симона, Иоанна и у Тогаси и пришли на постоялин, так как уже пора было собираться на судно для отплытия вечером до Ономици по дороге в Фукуяма. – Сюда собрались все братья, поговорили, поужинали вместе, и около семи часов, распростившись с христианами и Мидзуно, мы с Романом и с нами до Фукуяма Канамори отправились на шлюпке к пароходу, который останавливается у близлежащего островка в заливчике Удзина, ибо к городу за мелкостию воды подходить не может; на шлюпке плыли до парохода полтора часа. Снялись в одиннадцать часов вечера; будем в Ономици, говорят, завтра утром в пять часов утра.

По совету Тогаси, который, по-видимому, отлично знает Циукоку, слудует нам непременно поставить проповедников еще: в Хамада, в провинции Симане (Ивами), и в Инаба (средина Санъиндоо). Таким образом, проповедь заняла бы главные места по Санъиндоо: Танго (где уже есть), Инаба, Хамада и главные места по санъеодео: Химедзи, Окаяма, Фукуяма и Хиросима. На Санъеодоо следовало бы еще в Ханги, бывшей резиденции князей Цеосиу, где весьма много сизоку.

Из инославных в Хиросима есть проповедник от Ицциквай, но слушателей у него нет, говорят.

Еще в этих местах протестантская проповедь в Окаяма, Ямагуци, Симоносеки (Ицциквай) и в Цувано – Симане-кен (Ицциквай). На Сикоку, в провинции Ие, в Имабару, говорят, около сотни секты конгрегационалистов (Ниедзима в Сайкео). В Фукуока, на Киусиу, также есть христиане секты конгрегационалистов (тоже Ниедзима), – года 2–3, как начата у них проповедь.

17/29 мая 1882. Понедельник.

Праздник Святой Троицы.

Фукуяма (Бинго).

Утром, в пять часов, пароход остановился при Оно-мици; богатый город, домов 3000, мы высадились, чтобы отсюда продолжать путь в Фукуяма сухим путем – 5 ри. (От Хиросима до Фукуяма 30 ри). В гостинице, пока собирались, пришел некто Иимори (тридцати двух лет), сизоку из Сага в Хизен родом, потом его жена, уроженка Хиросима; люди, по виду и по отзывам, очень хорошие, желательно, чтобы Иимори, сделавшись христианином, пришел потом в Катехизаторскую школу, о чем я ему и сказал. Отец его и младшая сестра в Хизен – католики; в Сага и протестанты есть. Как жаль, что у нас почти никого нет из этих мест между катехизаторами. – В восемь часов отправились и в одиннадцать прибыли в Фукуяма. Фукуяма – бывшая крепость князя Абе – 11 ман коку. Домов в городе больше 5000, из которых до 2500 сизоку. Так как город в стороне от большой дороги, то нравы в нем гораздо лучше, чем, например, в Хиросима. Много расположенности к науке, поэтому грубости нельзя встретить проповеднику, напротив, охотно слушают его, и чем дальше, тем больше и охотнее собираются. Споров о парламентаризме, теперь волнующих Японию, здесь совсем не слышно, ибо народ доволен своею долею; по словам Яцуки, Фукуяма много напоминает собою Маебаси. Сизоку здесь небедны.

Андрей Яцуки пришел сюда в третьем месяце; живет пока в гостинице, куда приходят некоторые слушать учение, так что в день два раза здесь бывает у него маленькая проповедь. Кроме того, нанимает в городе, в доме одного сизоку, комнату для вечерней проповеди чрез день, куда собираются человек 30 и больше; из них 20 человек приходят почти постоянно, а из этих 8 человек Яцуки считает вполне надежными для христианства; некоторые уже просили крещения, но не совсем приготовлены. Лучшие между ними, которых я видел у Яцуки на квартире: Цугава, двадцати двух лет, сын богача какого-то, двое Кувада и Маеда. Почти все здешние слушатели – сизоку.

Отслужили обедню, после которой сказано было небольшое поучение присутствовавшим оглашенным. После обеда отправились посмотреть город. Увидели его превосходно с башни – тенсюдоо, пятиэтажного высочайшего и массивного строения, оставшегося в бывшей крепости. Место крепости, где стоял теперь несуществующий княжеский дворец, обращено в публичный сад – и лучшего употребления не могло быть сделано из этого прекрасного места. Сад-то разведен плохенький, но башни по углам крепости, и особенно Тенсюдоо, чрезвычайно красят это место; с Тенсюдоо же вид, каких мало, на город, окружающий крепость, равнину кругом, великолепно возделанную, и замыкающие ее со всех сторон, кроме взморья, красные невысокие горы.

Обозревши все это и по пути домой зашедши купить фотографию Тенсюдоо, мы поторопились в два часа вернуться домой, так как с этого времени должна была начата проповедь. Но, увы, застали Яцуки в отчаянии, – и поделом ему. Вздумал устроить проповедь в театре, да и тот оказался ужасно грязным и нисколько не прибранным, хотя он с утра поручил кому-то позаботиться о том. О театре вообще я сказал ему, что так как дело уже сделано, то есть взято у правительства позволение на проповедь и по городу оповещено, то на этот раз пусть будет проповедь в театре, но вперед пусть никогда не позволяет себе таких сопоставлений, как проповедь и театр (хотя здесь и не необычно давать публичные чтения в театре); я и на Соборе скажу об этом, чтобы и других катехизаторов предупредить от таких ошибок. Но к ужасу Яцуки оказалось, что театр убрать хоть немного сносно уже поздно. Наскоро посланы были рогожки. Собралось порядочно и народу, но больше чем театрального, – женщин и детей. Сделали катехизации сами… Яцуки и Канамори, я мне сами посоветовали не делать, а отложить проповедь до вечера и сказать ее в публичном саду, в одной башне, приспособленной для этого, где и прежде уже Канамори говорил катехизацию. В четвертом часу начали они свои проповеди и в половине пятого кончили; теперь вернулись с несколько усталыми голосами. – В самом деле, нужно на Соборе всем сделать наставление, чтобы с проповедью и по внешности обращались почтительно; верно, и с другими случается то, что сегодня с Яцуки (в театр и японец порядочный не пойдет слушать) или – в прошлом году в Татебаяси…

Катехизация в башне, в Кооэн, началась в семь и одну треть часов и кончилась в десятом часу; в средине был отдых на двадцать минут. Слушателей было 400 человек, по крайней мере, и слушали с неустанным вниманием, и ни одного не заметил я вышедшим с половины. Прямо видно, что народ расположен слушать учение. Дай Бог ему хорошо воспользоваться этою расположенностью.

Из инославных протестантские миссионеры находили иногда сюда, но христиан у них теперь здесь нет, а есть одно протестантское семейство в Касаока, 4 ри от Фукуяма (домов 2000 в Касаока населения).

После Собора в Фукуяма совершенно необходим проповедник, – лучше всего Яцуки же, начинающий здесь дело.

Из Фукуяма путь лежит нам сухим трактом в Цурадзима, 10 1/2 ри отсюда. Туда завтра утром и отправимся.

18/30 мая 1882, Вторник.

Цурадзима (Бицциу).

Дорогой проехали Касаока, на берегу моря, – селение, которое очень хвалят по нравам, наподобие Цурадзима, и которое поэтому нужно иметь в виду для скорейшего введения в нем проповеди.

В 1 ри от Цурадзима проехали Тамасима (Бицциу), где домов 2000, но город торговый, развращенный. Козаки приглашали туда проповедывать, и он раз 5 говорил проповеди. В первый раз пригласили бонзы, но не с целию узнать учение, а с целию напасть на христианство. – Когда Козаки пришел в буддийский храм, где уже был собран народ для проповеди, бонза стал говорить проповедь. Козаки: «Я не вашу проповедь пришел слушать, – так я уйду». – «Останьтесь немного, – упросили бонзы и вслед затем в проповеди, – а вот здесь христианский проповедник, так мы воспользуемся случаем и опровергнем христианство»; и начал говорить чепуху против христианства в известном роде, в конце же восхвалил буддизм. Козаки молча слушал, затем, когда настала ему очередь говорить, не отвечая на пустые нападки, сказал обычную христианскую катехизацию, продолжавшуюся два часа; после нее ушел, а бонза, рассерженный, вероятно, неуязвимостью христианства, начал с гневом опять ораторствовать. Вообще, Козаки поступил здесь с тактом. Потом он говорил проповеди в гостинице. И вперед Тамасима должно быть заведываемо проповедником из Цурадзима.

В Тамасима мы дорогой пообедали, не зная того, что через дом от гостиницы, где обедали, ждут нас Павел Цуда, Павел Козаки и христианин из Цурадзима. Когда проезжали потом мимо дома, где они ждали, они окликнули нас, и все вместе отправились дальше.

В местности Цурадзима, бывшей когда-то действительно островом, всех домов 2000, в следующих деревнях: 1) Ниси-ура – 1000 домов; 2) Хингаси-ура – 700 домов; 3) Камедзима-синден – 200 домов и 4) Цурусинден-мура – 100 домов.

Против Цурадзима лежит провинция Сануки острова Сикоку – чрез очень узкий пролив. Огромное пространство полей отвоевано жителями местности у моря чрез постройку каменных плотин; плотины строили именно сами жители местности, желающие из них (юу-си), а нс власти. Местность принадлежала при Тайкунах одному Хатамото, который пред самым уничтожением удельной системы возведен был в князья. – Местность замечательна исторически по битве Иосицуне с Таира и по эпизоду стрельбы из лука в веер, причем одна стрела со стороны Таира, пролетевши сквозь цель, вонзилась в дерево Мацу (сосну), остатки которого теперь хранятся в доме врача Луки Мураками.

Первая весть о христианстве здесь получена из писем Павла Накакоодзи к нынешнему Луке Мураками, которого он двоюродный брат, и в доме которого здесь, в Цурадзима, в том самом, в котором пишется сие, с малолетства воспитывался. Потом о христианстве здесь говорил Вениамин Танабе, живший по своим делам в Окаяма. Здесь несколько катехизаций сказал Павел Накакоодзи, на пути в Токусима. Собственно присылаемыми от Церкви проповедниками здесь были: Спиридон Оосима (в 1878 году), Павел Окамура, Фома Маки, Андрей Сасагава, Андрей Такахаси и Василий Ямаока, – с прошлогоднего Собора Павел Цуда, приходивший сюда из Окаяма, и с первого месяца текущего года Павел Козаки – постоянно здесь.

Проповедь у Козаки бывает чрез день в Ниси и Хингаси-ура, с восьми часов вечера. Слушателей вновь в Ниси – 5–6, Хингаси – 10, постоянных, случайных же иногда человек до 30.

Христиан здесь до Собора прошлого года было 25; недавно вновь окрещено 3; всего – 28 человек. Но из них: 1) Петр Адаци крестился здесь, состоя на службе, теперь вернулся домой в Инаба, при нем вернулись и его два маленькие сына, тоже крещенные здесь (в Инаба Адаци газету издает). [?]: В Инаба уже ходили для проповеди Андрей Сасагава и Отокозава, но не нашли слушателей; 2) Лука Фунакоси – служит в госпитале Окомици; поручено Козаки написать о нем к Какамори; 3) Яков Икува живет в Окаяма, состоя там квайдо-мори; 4) Одна христианка, дочь одного из здешних христиан, – служанкой в Сануки. Всего в отсутствии 6 человек; 22 христианина и христианки налицо в Цурадзима, в 11 домах, из коих четыре дома семейные, а прочие по одному в доме. Есть еще один оглашенный (ребенок, – плакал).

Определенных сицудзи доселе служил 1 – Симеон Нотохари, старик; но также, как и сицудзи, заботились о Церкви: Лука Мураками (с которого и началось здесь христианство) и Матфей Ябе.

По субботам и воскресеньям собираются для общественной молитвы в субботу человек 6–7, в воскресенье человек 10. При богослужении поют.

Был Козаки также в деревне Касуяма (домов 300), 3 ри от Цурадзима; там родные Симеона Нотохари, и звали его.

Был еще в деревне Фукуда-мура (домов 1000) в 1 ри от Цурадзима; там есть один католик и один протестант, которые злословят православие и мешают проповеди. – В двух ри от Цурадзима по тому же направлению – Ебимацумура (домов 700), которую тоже нужно иметь в виду.

Злословящих христианство в Цурадзима уже нет, все говорят, что оно хорошо; многие только прибавляют – пусть-де побольше людей сделаются христианами, тогда и мы примем, иначе рано еще, опасно.

Инославных никого здесь нет, и не останавливаются для проповеди, когда проходят, – «православные-де здесь уже завладели, и нам ничего не сделать».

Когда прибыли мы в первом часу, христиане очень радушно встретили. Помещение приготовил у себя, в Камедзима, Лука Мураками (жена Марфа, сын Александр, тринадцати лет), очень роскошное. Видно, что средства были истощены показать душевное радушие. В третьем часу отправились в Квайдо, где живет Козаки, а также квайдо-мори Петр Като с семейством. Комната для молитвы и проповеди довольно большая и приличная. Иконы: Спасителя – в текстах кругом, иллюминованная, и Божией Матери, небольшая в серебряной ризе, – в рамке из черного здешнего дерева; Спасителя – в золоченой, иностранной поделки, раме. – Такие же иконы и в Кодзима. – Пение сначала очень зарознило – втроем – потом немного сладили. После службы сказано поучение христианам; было много и не-христиан.

Отправились затем посетить главнейших из христиан: Симеона, Матфея и других – к кому было по дороге или кто просил придти. Живут весьма зажиточно. Вообще селения эти, по-видимому, очень богатые, дома почти все большие и исправные.

Взошли потом на пригорок взглянуть на местность; деревни все очень близко – одна к другой.

Вернувшись в дом Луки (в сопровождении целой тучи детей), после обеда, при котором изощрено было гостеприимство, в восемь часов отправились опять в молитвенный дом для проповеди язычникам. Человек до 300 собралось, и слушали весьма внимательно и усердно, так что пришлось говорить до половины одиннадцатого, – расходиться не хотят; на проповеди видел даже восьмидесятисемилетнего сгорбленного старца. Видимо, народ приготовлен к восприятию христианства. Расставаться не хотелось бы с такими усердными людьми.

Возвратившись к Луке, в сопровождении нескольких христиан, тут же решили: Павлу Козаки и на Собор не ходить, а остаться на время Собора для Цутоадзима, Кодзима и Окаяма, потом на год – для Цурадзима и Тамасима; к нему выписать из Сендая жену с ребенком.

Говорено было также о покупке нынешнего молитвенного дома, который продается, только дорого очень – 800 ен с землей (100 цубо). Христиане еще не совсем в силе купить; но я советовал не жалеть себя для Бога; обещался и с своей стороны помочь, сколько могу подписать.

Советовал я избрать еще двоих сицудзи, послать представителя на Собор, послать кого-либо изучить церковное пение в Тоокёо, а также найти людей для Катехизаторской школы и в будущем году для Семинарии.

У христиан не у всех есть домовые иконы. Нужно прислать.

Утром с Матфеем Ябе, по-видимому, очень к сердцу принявшим мысль о постройке храма, осмотрели Квайдо. Не годится для храма место, ибо у самой скалы, – храм будет, точно в ящике, спрятан, тем более, что и место для него за нынешним молитвенным домом, который должен был бы остаться, как есть, для катехизатора и проповеди, – довольно длинное с севера на юг, весьма узко с востока на запад. Рассказал христианам, что храм должен быть, как маяк, по возможности виден со всех сторон, чтобы служить для молитв не только внутри его, но и вне; крест его должен стать высоко над жилищами человеческими, чтобы отовсюду привлекать к себе взоры, должен быть обращен алтарем на восток, также, – что для храма не должно жалеть жертвовать, ибо это значит – отдавать Богу на хранение под расписку его в Евангелии; указал на усердие древних христиан к храму как внутри гор (как в Александрии), или под землею сооружали себе храмы. В заключении пожертвовал от себя для начала 100 ен, выразил надежду, что через два года буду освящать здешний храм, для чего даже и певчих обещал привезти 2–3, а также доставить иконы и утварь. Предупредил, что рисунок храма должен быть составлен в Тоокёо, куда они пусть только пришлют план местности с известием, в сколько цубо пространством они желают иметь храм. – Христиане, по-видимому, одушевленно приняли все эти речи.

Луке Мураками за его великолепный и радушный прием обещал прислать из Тоокёо икону для той комнаты, в которой останавливался.

Простившись в Ниси Ура-но мура, под накрапывавшим дождем доехали до Хингаси Ура-но мура, где на минуту остановились в доме Моисея Мияке (хромающего); здесь ждали два старца – 87 и 85 лет, учащиеся христианству, приветствовал их, убеждал скорее принять святое крещение и посвятить себя молитве; обещался сказать о. Якову Такая, чтобы он, пред поездкой на Собор, заехал сюда преподать им крещение, если они пожелают до того времени; со слезами на глазах слушали. В Хингаси-ура будет, кажется, в скором времени гораздо больше христиан, чем в Ниси.

Ехали все время под дождем. От Цурадзима до Церкви в Кодзима 5 ри; к счастию, дорога не очень гористая, так что можно было не вылезать из тележки в грязь.

19/31 мая 1882. Среда.

Кодзима (Бизен).

Кодзима – собственно имя округа (Кодзима-гоори); Церковь же здесь в этом округе в трех деревнях: Огава, где 28 христиан, Адзино. где 7, и Янаида. где 14 христиан. Всего здесь христиан 48. Но крестилось здесь всего 57 человек: 36 – до Собора прошлого года, и 21 – на днях, в бытность о. Якова Такая. Из этих 57 христиан 10 принадлежат другим местам: Анна Морита, Петр Дагай с женой и Елисавета Тоета с дочерью – всего четверо – в Окаяма, и теперь находятся в той Церкви; Анна Энгуци – восьмидесятилетняя, родственница здешнего сицудзи, из Фукуси-мамура в Бицциу, 5 ри от Кодзима; Софья Кисида, сестра Петра Ока, в деревне Сеноо (домов 1000), в Бицциу, замужем там, и ее четверо малолетних детей с нею, – 5 ри от Кодзима (обозначается все это для того, что выбывшие из Церкви, или случайно будучи в Церкви, получившие крещение, не должны быть теряемы из виду и обращаться в потерянных овец из стада Христова).

В бытность мою в Кодзима не застал здесь христиан: Петра Ока, – в Тоокёо, Павла Окамото, – в Хоккайдо, Исайю Ока, – торгует в Сануки, Андрея Камо, – в Тоокёо, в школе Фукузава, Даниила Кониси, – в Семинарии на Суругадай, и Николая Нозаки, – в Тоокёо лечится, – всего 6 человек.

Готовятся к выселению отсюда в Хоккайдо: семейства Якова Уцида – 3 человека, Иосифа Ямамото – 4 человека, Павел Окамото – 1; в Тоокёо выселяются: семейство Петра Ока – 4 человека, Луки Танака – 5 человек; всего отсюда выселятся 17 человек; таким образом, в Церкви 32 человека.

Первое слово о христианстве слышалось здесь от Вениамина Танабе, жившего в Окаяма по своим делам и бывшего в Кодзима у Петра Ока. Потом были здесь катехизаторы тоже, что и в Цурадзима: Спиридон Оосима, Павел Окамура, Андрей Сасагава, Андрей Такахаси, Василий Ямаока и ныне Павел Цуда. Прежде всех крестился – в Оосака – Петр Ока, в то время, когда здесь был Спиридон Оосима.

Проповедь у Павла Цуда, когда он приходит сюда из Окаяма, обычно каждый вечер; кроме того, днем – два или три раза. Приходят язычники, или он ходит к ним. Для христиан он толкует здесь Евангелие от Матфея.

Общественная молитва каждую субботу и воскресенье; собираются к ней человек 20. Пения еще нет, все читается.

Вновь слушающих (несмотря на то, что доселе слушавшие только что приняли крещение) человек 20; кто из них надежен для Церкви Христовой – еще не известно.

Гонения на христианство здесь отнюдь нет; нравы жителей мирные и хорошие, также как в Цурадзима, только христиане, по-видимому, не так оживлены, как в Цурадзима.

Сицудзи 2: Лука Танака (седобородый старик сорока девяти лет) и Николай Нозаки (двадцати семи лет, младший брат богача-солепроизводчика).

На потребности Церкви желающими пожертвовано до 60 ен – сихонкин, каковые деньги и находятся на хранении у сицудзи Николая Нозаки.

Деревни, в которых христиане, – Огава, 300 домов, тут же Адзино, 300 домов, Янаида (10 чё от Огава) 150 домов. Таких еще селений в окрестности много. И везде найдутся желающие слушать учение. Из больших же мест здесь самое ближнее – город Симоцуе с рейдом, в 1 ри от Огава, – 2000 домов. Но нравы, как в торговом городе, уже гораздо хуже, чем в деревнях.

Нужен был бы один проповедник исключительно, но для этой Церкви. Но если никак нельзя, то и после Собора, как доселе, пусть будет соединено это место с Окаяма в ведении одного катехизатора.

Инославных в этой местности нет.

Прибывши сюда в втором часу, сопровождаемые целым поездом братии, встретивших больше чем за 1 ри, несмотря на дождь, остановились в доме Петра Ока, где постоянно останавливается и катехизатор и где также собираются христиане на молитву (катехизатор живет и питается даром, – все это по усердию Петра Ока). Переодевшись, отслужили обедню, за которой сказана была проповедь собравшимся всем христианам, на текст «Аз есмь путь…» применительно к состоянию юных христиан.

После обеда, который в роскоши не уступал вчерашнему в Цурадзима, равно как и прием, и радушие, мы с Цуда в сопровождении нескольких братий отправились познакомиться с селением и сделать главным лицам в Церкви визиты. С горы у самой деревни Огава открывается прекрасный вид на огромное пространство, занятое приспособление для концентрирования соли в морской воде и соловарении. Большая часть всех этих заведений принадлежит Нозаки, – а вдали виднеется и его дом, точно княжеский дворец. Но здесь только 1/10 часть его соловарень, другие заведения – дальше на север. Вообще, Нозаки считается в Циукоку одним из первых богачей. Наличного капиталу у него больше 1 1/2 миллиона ен. Ежедневно его соловарни дают 50 ман мешков соли, которою он снабжает много провинций в Японии. Соляное производство начато было дедом теперешнего Нозаки, который, к сожалению, как обыкновенно богачи, не внемлет слову Евангелия, хотя младший брат его уже христианин.

Чрез весьма узкую полосу моря видно очень ясно Сануки – провинция на Сикоку, где в этой местности также множество солевыварных заведений.

Спустившись с горы, посмотрели заведение для выварки соли. Котел – дюйма четыре глубины, – фут 10 квадрат, каменный, причем, внизу, со стороны огня камни так и остаются кругляшами, привешан во множестве точек; в сутки наливается, и соль бывает готова 11 раз, – дает каждый раз больше 1 коку соли, так что всего больше 12 коку в сутки дает. Топят сосновыми сухими ветками, топят также каменным углем, что обходится в сутки на 2 ены дешевле, зато соль хуже – двадцатью сен за мешок дешевле, чем вываренная на сосновых ветках. У каменной сковороды – два котла с заготовленной для следующей заливки рассолом и в углу, внизу, четвероугольный чан с рассолом, которым наполняется он извне через жёлоб, а к последнему рассол доставляется из ям, куда собирается с промытого песку, напитанного солью чрез ежедневное поливание морскою водою из канав, проведенных из моря, напитанный водою песок просушивается, назавтра опять поливается и так далее несколько дней, потом сгребается к вместилищам с водой – морской же, которою и поливается несколько раз; обмытый песок удаляется и заменяется ежедневно новым, а тот рассыпается для напитывания вновь и так далее. – При котле два кочегара. Вся работа и все приспособления просты и не сложны, и в тоже время целесообразны, – соль получается белая, превосходной доброты.

Побыли с визитами у старика Авраама, сицудзи Луки Танака. Иконы – у одного повешена не на удобном месте, у другого – почти спрятана. (Эх, нужно внушить катехизаторам учить христиан, как обращаться с иконами). Побыли потом у богача Нозаки; дом и сад – прелесть; хозяин – в отлучке в Окаяма, Николай Нозаки – тоже, принимал какой-то их родственник. Так как дождь все время усиливался, то поспешили вернуться домой – к Петру Ока, – Замечателен также сей последний – по духу предприимчивости. 50 человек на свой собственный счет переселяет в Хоккайдо, – просто потому, что есть деньги, а им же, мол, нерезонно лежать без дела, а нужно им служить Отечеству. На том же основании он содержит на свои средства общество «Сейренся» – в Тоокёо, в Ситая; Вениамин Танабе основал это общество для химического производства разных лекарственных материалов, а также для делания машин. Но Танабе теперь уже в нем не участвует, а держится оно лишь деньгами Петра Ока, управляет же им Лука Танака, отец Петра Ока был врач.

Видя кругом здесь гигантские сооружения, как плотины для заграждения моря и увеличения полей, или сооружения для производства соли, – я краснею за свою мелочную робость и нерешительность – надставить землю на Суругадае, засыпав обрыв для удобства построения храма. – Смотреть здешнее – это тоже своего рода кусури.

В девятом часу известили, что пора начать богослужение и проповедь – христиане опять собрались все, язычников – человек 30, так как все время идет дождь, – неудобно. Отслужили вечерню, и сказано было поучение о необходимости молитвы и посвящения себя Богу, обращенное большею частию к христианам, но отчасти и к язычникам; им указано было, что молитва их бесполезна и достойна сожаления, ибо дерево и камень, или пустое пространство, в которое они возглашают свои призвания к богам и буддам, которых не существует, не видят, и не слышат, и не могут помочь. В начале одиннадцатого беседу нужно было закончить, ибо наполовину слушатели с трудом боролись против своей усталости и сонности.

С Павлом Цуда потом за полночь беседовали о здешних Церквах. По словам его, Кодзима-но Кеоквай зямаци наки – безукоризненная, но построить Квайдо они еще не в состоянии, особенно когда выселятся отсюда главные из них Петр Ока и Лука Танака. Беседовали также о его семейных обстоятельствах. Когда я сказал ему, что питаю намерение отправить его после Собора в Кагосима, ибо там и пожилого нужно, для привлечения людей серьезных, и опытного в житейском, для постройки Квайдо, он открылся, что очень хотелось бы ему прослужить следующий год в какой-либо Церкви недалеко от матери, которой семьдесят семь лет и которая, видимо, не переживет следующего года, ибо недавно уже отчаялись было в ее выздоровлении, и она совсем ослабела. Законное и это желание. Но я советовал ему подождать пока решением – как заявит на Соборе свое желание – проситься ли в одну из северо-восточных Церквей (его мать живет в 8 ри от Сендая), или отдаться безусловно на волю Собора, а предоставить дальнейшее – устроению воли Божией. Когда придет на Собор, тогда еще поговорим об этом. Достойный он катехизатор; как начал десять лет назад, так и доселе безукоризненно служит Церкви, идя туда, куда велит Церковь, и исполняя дело с рачением, так что везде оставляет след своего усердия – непременно устроит и возбудит там, куда послан.

Утром, при прощаньи с христианами, наказывал им избрать сицудзи взамен выбывающих главных радетелей этой Церкви – Петра Ока и Луки Танака, и избранным сицудзи постараться вполне заменить собою последних по ревности к Церкви, каковую ревность они должны выразить в скорейшей по возможности постройке здесь Квайдо; обещался помочь и от себя, когда известят, что дело начато. – Церковных денег у них собрано ен 60.

Все христиане и христианки проводили далеко за селение; к счастию, и погода благоприятствовала.

Следуя дальше, по пути в Окаяма, до которого от Огава 7 ри, видели у одной реки по берегу в маленьких заливчиках множество маленьких бегающих рыбок, ростом с пискаря, только толще его, с очень выпуклыми и близко сидящими друг к другу глазами, большим ртом, обыкновенными плавательными петушками, но ниже их на груди еще с двумя плавательными перепонками, которыми, как и первыми, рыбки и бегают по воде и по мокрому песку на берегу. Хотя их целые мириады, но поймать рыбку чрезвычайно трудно, даже сачком, так она проворна и увертлива, – По-видимому, в большой дружбе с этой странной рыбкой состоит не менее странный земноводный рак – с одной клешней всего, но зато ростом со всего его, и с глазами на длинных стержнях, которые он проворно ставит в нужном ему направлении, или прячет в желобки на головке; на берегу у реки бездна маленьких норок, в которые раки прячутся быстро, завидев опасность, так что их поймать не менее трудно, чем рыбок.

В двух ри от Окаяма, проезжая деревню Сеноо, завернули к сестре Петра Ока, Софье Кисида, находящейся здесь замужем за местным доктором, человеком очень зажиточным. Софья приодела и умыла своих детей – прехорошеньких четверо малышей, все христиане, – прежде, чем выпустить их к нам, сама также, видимо, прибралась и встретила весьма радушно. Муж ее слушает также учение; по-видимому, человек весьма спокойный и добрый, и скоро будет христианином. – Нравы в этом селении хорошие, его тоже нужно иметь в виду для проповеди, – в успехе уверяет Кисида же, свидетельствуя о добронравии и расположенности к христианству своих сельчан.

20 мая" 1 июня 1882. Четверг.

Окаяма (Бизен).

Прибыли во втором часу, так как дорога – преплохая, все среди полей по узким тропинкам с дрянными мостиками. Павел Козаки и Иоанн Сато, здешний самый богатый купец, – к несчастью, человек больной, – встретили далеко за городом. Прочие братия и сестры собраны были в церковном доме. Совершено было богослужение и сказано поучение, после чего расспрошено о состоянии Церкви.

В Окаяма домов больше 10 000, – был стольный город удельного князя Мацудаира Бизен-но ками, с 32 ман коку, почему сизоку в Окаяма и теперь очень много; всех сизоку было 6000 домов. Здешние сизоку приучены были к роскоши; нравы были довольно распущенные, почему теперь большею частию обеднели и не знают, что с собою делать; множество из них крайность заставила прибегнуть к самым простонародным работам. Нравы вообще в Окаяма, как в большом городе, при большой дороге и значительной торговле, легкие и неблагоприятны для скорого распространения христианства. Кроме того, протестантские миссионеры уже лет восемь живут здесь с проповедью (двое – как учителя Циугакко, один как врач, – все для виду – служащие по найму у японцев); народ привык и к иностранцам, и к христианской проповеди до того, что не интересуется ими.

Православие сюда занес в 1878 году Вениамин Танабе, потом прислан был проповедник Спиридон Оосима, за ним – немного был здесь – Павел Окамура, там Андрей Сасагава, Андрей Такахаси, Василий Ямаока и с Собора прошлого года – Павел Цуда.

Из здешних христиан первым крестился Петр Дазай – в Кодзима, и он потом много помогал здесь проповедникам.

Христиан здесь было до Собора прошлого года 6, после крещено 2, – всего 8 человек. Кроме последних двух, все крещены в других местах: Петр Дазай с женой, Анна Морита – в Кодзима, Яков Икува – в Цурадзима, Иоанн Сато – в Оосака, Домна Судзуки – в Тоокёо, – эти 6 человек и были крещены до Собора прошлого года; в недавнее время о. Яков Такая крестил здесь жену Икува – Ольгу и находящуюся при больном Иоанне Сато – дочь Алны Морита – Марию. Есть еще один оглашенный – Тимон Миязаки – сизоку, сорока трех лет. Есть еще двое христиан здесь: Елизавета Тоета, жена какого-то чиновника с дочерью, крещенные в Кодзима, но они никогда не приходят в Церковь, поэтому Цуда их не считает. (Их, однако нужно иметь в виду, – сказать об них священнику).

Сицудзи здесь еще нет. Всем по Церкви заведует сам катехизатор.

В субботу вечером в восемь часов и в воскресенье в десять часов бывают общественные молитвы, на которые христиане неупустительно собираются. Пения еще нет.

Когда катехизатор бывает в Окаяма, то обыкновенно имеет проповедь в неделю четыре раза, вечером в восемь часов. Говорит при открытых на улицу дверях, так что проходящие останавливаются и слушают. Определенных слушателей поэтому нет в настоящее время, исключая одного сизоку (Уцида) и главного приказчика (банто) магазина Иоанна Сато.

Дом, нанимаемый теперь для Церкви, не совсем на удобном для проповеди месте, – несколько в стороне от людных улиц. Поэтому христиане ищут теперь другого дома, в центре города, для катехизаций. Этот же дом, как весьма удобный для молитвенных собраний по чистоте и обширности комнаты для того; для помещения катехизатора и целого семейства (Икува) – в качестве Квайдо-мори, будет по-прежнему – Квайдо. Дом, действительно, великолепный, принадлежащий какому-то купцу, со всеми удобствами и чистеньким садом. Деньги за него вносятся разом – за полгода вперед, считая по 7 1/генв месяц. За полугодие, кончающееся 30-го июня, внесена была плата Петром Ока, из Кодзима, и 2 1/2 ены ежемесячно он принимал на себя (действительно, усердный христианин, и таких еще мало у нас!), остальные же 5 ен присылались из Миссии и поступали Петру в возмещение вносимого им. За следующее полугодие – по 31-е декабря текущего года – 45 ен – я дал Цуда из миссийских, так как Ока переселяется из Кодзима и, вероятно, не будет иметь возможности помогать издали.

Местный церковный приход состоит из того, что христиане положили жертвовать на Церковь после каждой службы по 1 сен, так собрано доселе 1 ен.

Из окрестностей Окаяма, в пригородной деревне Окамура, несколько раз слушали проповедь, но плодов еще нет, кроме того, что Стефан Ода, ныне живущий у о. Ниццума в Тоокёо и готовящийся к поступлению в Катехизаторскую школу, – слушал учение в деревне Окамура (Ода родом из Мимасака, и жил в Окаяма, чтобы учиться китайскому языку. Его ныне Анна Морита хочет сделать своим наследником, так как у Марии не осталось детей; она именно желает служащего Церкви).

Из инославных здесь: католики и конгрегационалисты (доосися, – той же секты, что Ниедзима в Сайкео). Католиков христиан человек 20; живет здесь миссионер – француз – уже четыре года, под видом учителя законоведения; есть также катехизатор из японцев. Но у них дело не особенно живо идет. Лучше у протестантов. Здесь, как сказано выше, уже восемь лет живут три миссионера – два учителями гимназии, третий доктор; женаты, и жены их также занимаются проповедью между женщинами и обучением девочек. Кроме всего этого, есть при них японский – бокуся и другой – денкеося. Слушатели у них преимущественно из сизоку. Всех христиан у них здесь, как сами они говорили мне, 50 человек. Посылают из христиан учеников в духовную свою школу в Сайкео.

Покончивши церковные дела и пообедавши, часов в пять пошли взглянуть на город. Идя по улицам, можно убедиться, что город богатый и что народ привык к опрятности, – улицы везде чисты, народ одет хорошо, лавки обильны товаром. Мы прошли в крепость, которая, напротив, представляет вид разрушения и запустения. На месте, где жили когда-то (очень недавно еще) гордые кароо и слышали лязг и звон смертоносного оружия, мирно пасется корова и зреет посев пшеницы; только малые сопливые ребятишки, дающие друг другу потасовку, отчего слышится плач и рев, как раз, когда мы проходили по самым когда-то сердитым местам укрепления, напоминает в виде отдельного эха о назначении места. Когда мы стояли на валу и смотрели на мирно растилающийся вдали город, послышался вблизи треск: что-то грянуло, и поднялось огромное облако пыли, – то повалили и еще одно из древних пышных крепостных зданий; все рушится и распродается, как лесной материал, по частям. К счастию, нашлось благоразумия у заправляющих городом пощадить шестиэтажную Тенсюдоо и даже приспособить эту чудно сохранившуюся великолепную башню к помещению местного музея. А Ици-року (1-е и 6-е числа) пускают всех смотреть башню и музей. Сегодня хотя и первое число, однако был уже шестой час; мы, впрочем, попытались, и не безуспешно; сторожа только условились, что, мол, за экстренный труд должно быть и экстренное вознаграждение. Музей состоит из земледельческих орудий, местных произведений, между прочим, отличнейших ковров из хлопчатой бумаги. Но интереснее это – вид с шестого этажа на город, на всю долину, орошаемую рекою и на замыкающие всю сцепу горы. – Смотря отсюда, можно понять, почему так настойчиво до сих пор твердили наши катехизаторы, что в Окаяма должна быть открыта проповедь. Вся огромнейшая равнина почти сплошь заселена. Кроме большого города, раскинувшегося по обе стороны реки, кругом, куда ни взглянешь – точно муравейники – густо населенные деревни. Здесь стоя, я дал себе слово непременно добыть на Соборе одного катехизатора исключительно для Окаяма, иначе если не будет, как доселе – один на два – на три места, то и будет как теперь, – почти ничего. За рекой тут отлично видно поместье бывшего удельного князя с превосходно разбитым большим садом. Жилище сизоку – по окраинам города во всех направлениях. Только с башни на саму крепость вид печальный. – Сошедши, отправились посетить Анну Морита. Это самая усердная здесь христианка. До найма теперешнего катехизаторского дома она давала у себя последнее всем бывшим здесь проповедникам. Живет одна, немного торгует. Впрочем, у нее тут же в городе, два сына по торговой части, – к сожалению, еще глухие к христианской проповеди. Дочь же свою Марию (сорока лет почти) очень хочет посвятить на служение Богу, отдав для приготовления к тому в женскую школу в Токио. Теперь, к несчастию, она еще не может отправиться, так как не совсем выздоровел Иоанн Сато от своей болезни – что-то вроде помешательства, состоящего в том, что на него нападает боязнь всех и всего (он живет теперь уединенно в конце города, и при нем Мария, а прежде того жил в лодке на реке). Впрочем, уже на 9/10 от своей болезни он излечился с тех пор, как принял крещение, и никто не сомневается, и сам он, по-видимому, – что он скоро совсем выздоровеет. Дай-то, Господи, ему! А тогда, кстати, и Мария сделается свободною для приготовления к служению диаконицы.

Зашли в фотографию; к счастью, в одной нашелся, хоть плохенький, снимок Тенсюдоо; больше из видов Окаяма ничего не могли найти.

Почти смеркалось, когда направились за город посмотреть на публичный сад – Кайракуэн, а оттуда опять на город. Но ни того, ни другого не удалось сделать, да и нельзя было по наступившей темноте. А вместо того познакомился со всеми здешними протестантскими миссионерами, живущими в построенных при входе в сад домах иностранной архитектуры. Когда проходили мимо одного из домов, на веранду вышел миссионер с женой (или с сотрудницей по миссионерству – не знаю).

Неловко было пройти мимо; зашел, назвал себя, приняли весьма радушно – и меня и бывшего со мной Павла Козаки. Хвалили, между прочим, наших христиан, – «все-де об их поведении хорошо отзываются», хвалили также нравы города в противоположность тому, что я слышал от японцев; оставляли ночевать, чего мне нельзя было сделать; приглашали ужинать, чем также не мог воспользоваться, ибо в восемь часов назначено было богослужение и проповедь. Говорили они, что у них, кроме города, где 50 христиан, есть еще проповедь в одном селении недалеко, – Миссионер, к которому зашли, повел потом познакомить с другим миссионером и доктором, с которым, оказывается, я виделся в Хакодате, в бытность там Преосвященного Павла. – Между прочим говорили они, что их – конгрегационалистских проповедников с женами и проповедниц, – все из Америки, здесь – в Сайкео, в Оосака и Нагасаки – всех 43 человека. Когда спросили потом: «Сколько у нас?», – совестно было и сказать, что нас всего трое и учителя пения; но у нас-де внутреннего дела много – спешат обратить язычников в Азиатской России, а за границу миссионеров неохотно отпускают, – время для того еще не настало.

К восьми часам вернулся домой. Христиане все были вместе, поэтому стали служить вечерню; после нее – проповедь, обращенная к христианам, так как язычников почти никого не было. Был из язычников Мияке – брат Моисея Мияке из Цурадзима, – находящийся теперь здесь по выбору в губернском совете (гиию). Всех в Окаяма-кен в гиин 49 человек. Избираются обыкновенно на 20 000 жителей один (в Окаяма-кен 950 000). Избираются закрытой баллотировкой на четыре года; когда одна половина меняется, другая остается еще на два года, ибо два года после была выбрана. Заседают в году всего месяца три; и на то время, когда заседают, получают на содержание по 45 ен в месяц. Если – в чем они рассудят прямо согласен Кенрей [?], то это тотчас же приводится в исполнение, а министру внутренних дел только дается знать о том; если же с мнением гиин-а Кенрей не согласен, то дело поступает на разрешение министра внутренних дел. – Этот Мияке, когда время ему, усердно слушает у Павла Цуда вероучение и, вероятно, сделается христианином.

Павла Цуда приглашали для проповеди на островок Инусима. в 5 ри от Окаяма, где всего 30 домов, 120 человек жителей. Сказано ему, чтобы до Собора непременно побыл на Инусима.

Он должен также побыть в Цуяма. где прежде некоторое время проповедывал Петр Кавано и есть 6 оглашенных. Один из них очень усерден к вере, часто пишет к Кавано, писал и к Цуда, хотел непременно прийти в Окаяма (16 ри), когда я буду здесь, чтобы просить крещения. К сожалению, его не известили о времени, когда я буду. Цуда должен утешить его, ободрить, и на Соборе потом дать отчет о Цуяма и, если нужно, настаивать на поставлении там проповедника.

От Окаяма до 1 1/2 ри, где при устье реки в Санбан-минате пристают пароходы; дотуда спускаются по реке на лодке (15 сен).

21 мая/2 июня 1882. Пятница.

На пути из Окаяма в Танго.

Утром христиане и христианки проводили до Фудзии-сику, 2 ри от Окаяма. Утро было хорошее. Фантастическое здание – Тенсюдоо – далеко-далеко провожало также своим видом; недаром назначение этого здания быть соглядательной башней во время войны.

В 6 1/2 ри от Окаяма проезжали деревню Ямбе – 280 домов – знаменитую во всей Японии тем, что здесь с незапамятных времен (дзин-дай ери) делается посуда и разная глиняная утварь, покрывающаяся глазурью во время обжигания, без употребления на то известного полировального средства. Когда мы остановились у одной лавки рассмотреть поделки и изъявили желание взглянуть на производство, хозяин любезно провел нас на завод, где мы застали процесс производства во всех фазисах. Глину, наподобие черного ила, берут отсюда ри за два, берут подпочву поля; глину эту смешивают с обыкновенной глиной, добываемой из ближайшей горы; мнут и перемешивают весьма тщательно, а для мелких вещей разбалтывают этот состав в воде, отстаивают воду и употребляют добытую таким образом весьма тонкую глину, которая уже не даст ни на волос трещины. На наших глазах получились выверченные на станках несколько горшков, фляжек, бутылок и чашек. Показал хозяин и две огромные печи для обжигания; в одной из них еще стынет посуда. – На виденность нами завод 59 рабочих в тридцать дней наделывают посуды на одну печь. Эта печь потом беспрерывно топится пятнадцать дней, затем еще пятнадцать топится из боковых отверстий, – всего тридцать дней завершается процесс обжигания. Расходуется за это время сосновых дров на 200 ен; но из печи вынимается продажного материала на 1000 ен, – Производством занимаются в деревне в больших размерах 38 домов. – Продано в прошлом году всего выделанного глиняного товара на 30 000 ен; идет, по преимуществу, в Хитаци, но также и в Тоокёо. Посуда из черной глины после обжигания получается красною и отлично глазированною, хотя негусто. Выделывают много разных фигур, особенно фантастических львов (сиси). За два огромных льва – ростом мало не с живых – просят всего 300 ен. Я купил для образчика маленького сиси за 10 сен.

В 7 ри от Окаяма – Катаками – эки – 720 домов (обедали там); нужно иметь в виду – для проповеди, когда будет возможность послать проповедника.

В 10 ри от Окаяма – Мицуиси – эки – 80 домов, – добывается плохого качества мрамор – белый, красноватый и желтый. Видели производство грифелей из белого камня; за обтачку из напиленных брусков – 100 грифелей, платится 1 ен 5 рин. Для образчика я купил из красного камня чайную чашечку, из желтого – брусок для прес-папье, – первую за 10 сен, второй за 3.

Когда стало смеркаться, остановились на ночлег в Седзизки, 17 ри от Окаяма и 5 ри от Химедзи. (Чувствовалась почему-то, должно быть, от беспрерывного путешествия, чрезвычайная усталость).

Путешествие, начиная от Фудзии, все время продолжалось в горах, среди узкой долины, иногда просто ущелья, покрытого лесом, что напомнило живо прошлогодние странствования по подобным местам в Намбу и Акита. Видно, что народонаселению негде разгуляться. Деревни небольшие. Дома – глиняные с соломенными крышами, конек которых увязан поперек в нескольких местах пуками соломы, что очень напоминает коньки Мия; видно, что здесь (в Циукоку) сохранилось более, чем где-либо в Японии, следов древнейшего быта. – Здесь – в Циукоку – собственно созидалась Япония, здесь – корень ее, поэтому и проповедь здесь важнее, чем где-либо. А между тем от Оосака сюда вообще о православии не слышно, народ же этот весь тяготеет именно к Оосака и Сайкео, а о Тоокёо мало заботится, – мало кто и был там.

22 мая/3 июня 1882. Суббота.

На пути из Окаяма в Танго.

В семь часов утра уже были в Химедзи (от Окаяма 22 ри). Химедзи стоит на небольшой долине, – простору такого, как в Окаяма, или в Хиросима и прочих, далеко нет, поэтому и народонаселение сравнительно невелико, домов в Химедзи 5000. Здесь прежде был князь Сакай Утано Ками, 15 ман коку. Крепость и кругом ее пространство, где жили сизоку в большем запущении, чем я видел до сих пор. Только центр крепости в порядке, потому что там Циндан; и Тенсюдоо, в которую не пускают, прекрасиво рисуется на небосклоне, далеко в ущелье провожая путешественника своим фантастическим видом, равно как и заглядывая издали – кто приближается к ней по ущелью.

В 11 ри от Химедзи – Гинзан (Куцигана-я [?]), где еще во времена сеогунов и теперь добывают золото, серебро и свинец. До последнего времени здесь работали нанятые японским правительством 17 человек французов, – прожили здесь двенадцать лет; теперь тут – ни одного иностранца; японцы сами все поняли и переняли в свои руки. На руднике работают европейские машины; роют в земле руду – в главном руднике – уже мили на три внутри. К сожалению, некогда было останавливаться, чтобы сходить взглянуть на работы, – всего 2 чё от Куциганая (где 300 домов – больше рудокопы; у самых рудников домов 100 – служащих и тоже рудокопов); успел только добыть небольшие образчики руд.

В деревне Тациваки (80 домов), 3 ри от Гинзан, у мия – довольно замечательное кеяки: 3 полных моих обхвата и один фут толщины.

В 4 1/2 ри от Гинзан – Такеда-маци – 600 домов, бывший некогда крепостью (которой и доселе есть следы) удельного князя Акабоси, 15 ман коку. При Тайкоо это княжество уничтожено.

В 10 1/2 ри от Гинзан и в 21 1/2 от Химедзи в Еномия (Сикукан-эки) – 280 домов, остановились на ночлег, проехавши сегодня 26 1/2 ри. Дорога все время была очень хорошая, с небольшими кое-где подъемами, – шла по ущелью, у реки, которая идет от Химедзи. Селения довольно частые, но больших очень нет, – местность не позволяет раскинуться. Поля, где возможно обработать превосходные, почти все виднеется пшеница и ячмень; под рис только что приготовляют. Работают на быках и коровах, которых поэтому здесь виднеется довольно много, – но все в руках людей, или в хлевах. Из плодов вчера и сегодня везде виднеется бива, но далеко не такая крупная, как в Кагосима. – Сегодня, чем дальше идешь, тем больше вступаешь в полосу шелковичного червя, – уже множество тутовицы по сторонам дороги. – Изредка слышится и излюбленный мною в прошлом году крик фазана.

23 мая/4 июня 1882. Воскресенье.

На пути из Окаяма в Танго. Минеяма (Танго).

В начале пятого утра были разбужены хозяевами, уже сварившими к этому времени завтрак (не везде так точно исполняют просьбу «разбудить пораньше», как по этой дороге), и в семь часов утра уже были в Тоеока, – 4 1/2 ри от нашего ночлега Еномия.

Тоеока – главный город провинции Тидзима. Здесь был удельный князь Кеогоку Хидано- Ками – 1 1/2 ман коку. Домов в нем до 1500. Производит множество плетеных из ивовых прутьев корзин (кори), шляп, зонтов и разной деревянной и жестяной посуды. Вокруг по полям разводится много ивняку (янаги) для первого из этих производств.

Город, по-видимому, небедный, кругом немало и деревень, хотя небольших, так как доселе горы еще не раздвигаются широко.

От Тоеока 3 ри до Кумихама-сику – 500 домов. Дорога – как переехать в Тоеока два раза через реку – начинается проселочная, среди полей и скоро уходит совсем в горы, а там чрез Конаситонге, довольно трудную для подъема, особенно же для спуска тележек. Почти все эти три ри пришлось идти пешком, так что благоразумнее было бы нанять в Тоеока человека для несения саквояжа, а тележки совсем не брать, как вперед и нужно поступать (тем более, что дзинрикися, пользуясь случаем, содрали по 25 сен на человека за 1 ри, будучи почти совершенно бесполезны потом). Кумихама – зажиточная деревня, что особенно можно заключить по весьма приличному храму при въезде из нее; но иностранцев здесь, по-видимому, не видали, или очень мало; содержатель постоялого принял нелюбезно и не хотел дать комнаты. Кумихама уже принадлежит провинции Танго и находится на берегу моря; рейда, впрочем, здесь нет никакого.

От Кумихама 5 1/2 ри до Минеяма. Дорога, хоть и поправлена, так что тележки не затрудняются нигде проехать, но также идет по горам, особенно переход через две горы труден. Благоразумнее и здесь совсем идти пешком, имея лишь человека для несения багажа. Насилу, уже в третьем часу, притащились в Минеяма, сделав 8 1/2 ри в семь часов, тогда как обыкновенный ход дзинрикися 2 ри в час. Под конец еще дождь некстати застал в дороге.

В Минеяма не без труда нашли катехизатора – Матфея Юкава и христиан, из чего явствует, что вперед нужно иметь более полные адресы катехизаторов, – мы же имели адрес Юкава только из Тайзамура. Минеяма – город в 750 домов, стоящий среди гор. Прежде здесь был удельный князь Кеогосоку Такатоми – 1 ман коку (Он теперь служит Каннуси в Тоокёо). Есть в городе несколько сизоку. В прошлом году до Собора здесь было 3 христианина, теперь – 5. Петр Тода с женой Агафьей и сыном младенцем Алексеем и Марк Одагири – сын конфетчика, девятнадцати лет, с матерью Марфой. Первый и последние двое крещены были в прошлом году, а жена Тода и сын недавно. Все они – не здешние, кроме жены Тода. Тода – родом Оомия-сику, 6 ри от Тоокей (он лет девять тому назад жил некоторое время на Суругадай у меня и слушал вероучение). Одагири – из Гинзан в Тадзима.

В настоящее время есть еще у Юкава 2–3 довольно надежных слушателя. Он говорит для них катехизации в доме Тода, или Одагири; живет же, когда в Минеяма, – в Хатангоя, куда, однако, слушать учение к нему никто не приходит, хотя прежде у него вывешана была и доска, что, мол, «здесь – сейкёо коонги» (доску эту он должен был убрать по привязкам полиции).

В доме Тода собираются на молитву, как вчера в субботу – в восемь часов вечера и сегодня в десять часов утра. Образа для молитвенного дома нет, один домашний – Тода и собственный – Юкава.

Кстати, до сих пор нигде не видел домового образа, прилично обделанного; обыкновенно ставят в рамку, как картину, а инде – и как есть на бумаге вешают, или прикалывают к стене; вешают обыкновенно наискось, как картины. Нужно сказать священникам и катехизаторам, чтобы учили прилично обделывать и прилично ставить иконы. Для бедных же следует самой Миссией делать киоты, как прежде было.

Христианство началось здесь от Павла Накакоодзи, который родом из Тайзамура. Он был здесь в 1880 году и несколько проповедывал; когда же отправился по своему назначению в Токусима, то прислан был сюда Матфей Юкава, который и доселе здесь. У Накакоодзи собиралось человек до 50 слушателей; теперь совсем нет – видно, по простому любопытству сначала приходили. – Притеснений прямых христианству не делают, а мешают много бонзы, особенно знаменитой здешней кумирни Компира, немало также секты Монтосиу, заведшей и здесь свои проповеди; заведены общества с условием не слушать христианство.

Протестантов в Минеяма 2–3. Католики доходили только доТоеока, там у них было четыре христианина, принявшие веру; впрочем, в других местах – теперь ушли куда-то.

Из окрестностей Юкава особенно часто был с проповедью в Миядзу. ри от Минеяма – рейдовый (для японских судов) город с 3000 домов, самый большой в танго. Там был удельный князь Хондзёо мунетака с 7 ман коку. Теперь – служит каннуси и мешает христианству. У Юкава там 5–6 слушателей есть, но дослушают ли, Господь весть.

Поговоривши с братьями и узнавши о состоянии Церкви, отправился посмотреть город и посетить христиан. Город собственно состоит из одной длинной улицы, в поперек весьма мал. Взобравшись на пригорок, осмотрели окрестности – везде взор упирается в горы. Спустившись, побыли у христиан, осмотрели одну ткацкую крепа. Одна ткущая в день вытыкает 10 дзе, то есть 100 футов, почти невероятно; и при всем том, в день получает за работу 20–25 сен. Минеяма – знаменита выделкою крепа. Он производится из ниток, делаемых в Маебаси и тех местах; здесь тоже много производится шелку, но плохого качества. Крепы производятся только белые, а красятся в Кёото. Собственно производство крепа состоит в том, что поперечные нитки – круто сученые – одна вправо, другая влево; когда потом намочить креп в теплой воде, то нитки морщатся, причем креп делается четвертою-пятою частью уже своей вытканной ширины.

Вечером, в семь часов, у Тода сослужили вечерню, после которой – поучение христианам. С восьми часов назначена была проповедь для язычников. Собралось человек полста. Сначала говорил Юкава, потом я, но горло мешало продолжить более, чем на один час; простудил на днях, оттого болит и хрипнет, притом же шел все время проливной дождь, и своим шумом, а также клоктанием льющейся в озерцо стрехи [?] заставлял напрягать голос, чтобы было слышно, до того, что горло почти отказалось служить. Петр Тода дал лекарства; вот неудобство-то будет, если горло не поправится скоро.

24 мая/5 июня 1882. Понедельник.

Таиза-мура (Танго).

Начинается, по-видимому, «ньюубай», – дождливый сезон в Японии, хоть по японским календарям для него еще несколько рано. Целую ночь и все утро рубил без перемежки сильный дождь, весь день также не проходило четверти часа, чтобы не начинал сыпаться из облаков дождь крупными каплями на несколько минут. Темные разорванные облака покрывают все небо точно клочья.

Дождавшись некоторой перемены дождя уже к полдню, отправились в главную здешнюю Церковь, в Таиза-мура, 4 1/2 ри от Минеяма.

Проехавши 3 ри от Минеяма, остановились на короткое время в Мияке-мура. 21 дом. Здесь живет родной дядя катехизатора Павла Накакоодзи со своим сыном Даниилом, двадцати лет, единственным пока христианином в этой деревне. Матфей Юкава, проходя из Минеяма в Таизамура и обратно, говорит здесь поучения; приходят слушать кое-кто из поселян и школьные учителя сельского училища, принадлежащего четырем деревням и стоящего тут же, около дома дяди Накакоодзи. Принимали нас в только что построенном доме красильного общества, образовавшегося из здешних поселян и которого дядя Накакоодзи распорядитель. В Танго – главное производство креп, но он не красится в Танго, а отсылается для этого в Сайкео; в Танго же не умеют. Так вот поселяне, ревнуя о чести своей провинции, равно как и о собственной выгоде, решили добиться, чтобы креп и у них. Для этого они сначала отослали несколько молодых людей в Сайкео в красильню учиться у немца, нанятого для улучшения красильного искусства из Европы, потом образовали общество, составили капитал, построили помещение, купили материалов, и теперь у всех здесь мы видели красные и синие руки, но пробуют пока только еще на полотнах.

Таиза-мура лепится по взморью на узкой полоске, оставленной ей, с одной стороны, морским прибоем, с другой – скалами, оттого дома в ней скучены, и их 600, населенных частию рыбаками, большею частию земледельцами. Из этой деревни происходит Павел Накакоодзи, один из наших старейших катехизаторов. Отец и мать его уже престарелые и живут, по-видимому, не очень достаточно. Тут же двое братьев Павла, – одного младшего, Луку, я видел, – работает в красильне в Мияке-мура, другой – старший, еще язычник (лентяй, поэтому жена от него ушла, – лет сорок, ныне работником служит), отец мальчика Андрея, одиннадцати лет, который состоит единственным певчим в здешней Церкви.

Христианство началось здесь от Павла Накакоодзи, когда он был здесь в 1880 году, пред отправлением в Токусима, и говорил о христианстве. Так как нашлись желающие слушать, то сюда был прислан Матфей Юкава, который и доселе состоит здесь проповедником.

Христиан здесь было до Собора прошлого года 10, теперь – 15, ибо четверо недавно здесь крещены о. Яковом Такая, и один – Илия Уетани – в Тоокёо о. Павлом Сато. Христиане следующие: Петр Накакоодзи и жена его Марфа – родители Павла Накакоодзи, Лука, младший брат его, Андрей (одиннадцати лет), племянник; Иоанн Уетани, жена его Мария, дочь-младенец Анна и тетка – старуха Симония; Илия, младший брат Иоанна, по фамилии также Уетани, в Тоокёо готовящийся в Катехизаторскую школу; Иосиф Уетани (с больной ногой); Яков Икеда и жена его Иоанна, Фома – сын-младенец, и Никанор, старик, отец Якова; Даниил Табата – двоюродный брат Павла Накакоодзи, в Мияке-мура, – итого 15 христиан в пяти домах.

Первые крестившиеся – Петр Накакоодзи и Даниил Табата, жившие некоторое время с Павлом в Токусима, после чего Петр был крещен также о. Яковом Такая, а Даниил – в Тоокёо о. Павлом Сато. Недавно крещеные: Андрей, Саломея, Иоанна, Никанор и Илья.

Сицудзи здесь один: Иоанн Уетани. Прежде был сицудзи и Даниил Табата, но когда жена у него была отнята родными ее (по ненависти их к христианству), и поведение его несколько испортилось, то братия перестали его считать сицудзи. (Я говорил, однако, с Даниилом и нашел, что поведение его испортилось лишь в мыслях его, то есть его обуревают иногда блудные мысли, вследствие чего он отложил и исповедь до другого времени, что особенно и смутило братьев и что он, конечно, напрасно сделал, так как исповедь и есть, между прочим, одно из орудий в борьбе с искушениями).

Юкава обыкновенно разделяет время свое между Минеяма, Таизамура и Миядзу. Когда бывает он в Таиза-мура, то останавливается в доме Петра Накакоодзи, занимая отдельно построенный домик, служащий также и для молитвенных собраний братии. Здесь же у него бывают и катехизации по вечерам, в восемь часов. Днем, кроме того, он имеет проповедь в доме сицудзи, – Останавливаться в доме Накакоодзи не совсем удобно, так как это, видимо, стесняет стариков и все семейство, у которых, кроме этого домика, ничего нет больше, как курная изба. Но Юкава, к сожалению, нигде не может найти больше удобней квартиру, – ненависть к христианству еще настолько велика, что не пускают на постой. Одно служит некоторым успокоением, что Юкава платит как за квартиру, так и за пищу, когда останавливается у Накакоодзи.

Слушателей теперь 4–5 есть постоянных; они и крестились бы уже, но боятся своих сельчан, которые грозят прекратить всякие сношения с ними, если сделаются христианами. Ненависть к христианству возбуждают бонзы (здешние – Дзенсиу) и каннуси, в числе которых прежний удельный князь Миядзу; влияние его ощущается и здесь.

Впрочем, ненависть язычников мало-помалу проходит при виде, как христиане благодушно переносят ее, и при безукоризненности поведения христиан. Из последних Яков Икеда и сицудзи Иоанн особенно отличаются живым и деятельным мужеством.

На общественную молитву – в субботу, в восемь часов вечера, и в воскресенье, в десять часов утра, собираются человек 7–8. Поют катехизатор и мальчик Андрей, у которого прекрасный альт, хотя и не совсем верно он владеет им, по недостатку обучения. А «Сю яваренее» и прочее в ектениях поют все, кто в Церкви, – в первый раз в этой Церкви я увидел этот начинающийся обычай и не мог не одобрить.

Инославных здесь нет.

В четвертом часу прибыли мы Таиза-мура. Христиане приготовили было помещение в тамошнем постоялине; но в деревню теперь собралось из окрестности несколько сельских учителей, и имеют на постоялине свои собрания и энзецу о необходимости взаимной дружбы (консин) и тому подобное; днем они собираются туда, а не по вечерам; мне же собственно и просили помещения на ночь, но учителя потребовали, чтобы мне отказано было, и настояли на том; это – тоже характеризует язычество, хотя и образованное; во всякой христианской общине скорее сами стеснились бы (а тут и того нимало не требовалось), чем отказать в приюте гостю.

Приехавши прямо к Петру Накакоодзи, где в молитвенном доме собраны были женщины и дети – мужчины же давно уже встретили и присоединились к нам на дороге – мы тотчас и начали вечерню; после нее слово обращено было к христианам; но во время его язычников, и именно учителей, набралось не меньше числа христиан; сказавши, что для них слово, если они хотят слушать, будет в восемь часов вечера, – и продолжал к христианам, обращаясь инде и к язычникам. Почти стемнело, когда кончено было поучение. Отправились посетить сицудзи и взглянуть на деревню. После – на другой постоялине, где, хотя тесное, помещение для вечерней проповеди и ночлега, было найдено. – В восемь часов набралась целая комната слушателей, между прочим, тоже учителей. Говорил довольно резко против язычества. Некоторые слушали, по-видимому, с открытым сердцем.

В 3 ри от Таиза-мура есть деревня Амино-мура, 300 домов. Там в одном из богатых домов есть баба протестантка, услышавшая первоначально о христианстве, когда была у своих родных в Оосака, от какого-то протестантского миссионера (она называла его, но так исковеркала фамилию, что я не мог догадаться – кто), тотчас же ощутившая веру в единого Бога и принявшая крещение. – Теперь, узнавши, что я приеду в Таиза-мура, она нарочно со своим внуком – юношей, пришла сюда и все время усердно участвовала и в слушании поучений. Оказывается, по расспросам, что она и прежде также нарочно приходила сюда два раза, – раз, чтобы посмотреть православные похороны (когда два месяца тому назад умер здесь от какке младший брат Павла Накакоодзи, служивший в солдатах и там захворавший; христиане похоронили его с возможною для них торжественностию, сделавши даже красивый покров на гроб; зато и язычников же было множество – наблюдать, как христиане обращаются с своим умершим; удивляясь, что христиане не плачут, напротив, как бы радуются; некоторым же практично понравилось то, что не нужно белого траура справлять; очень понравились старухе похороны, особенно же то, что за умершего молятся, – как и всем японцам, любопытствующим о христианстве, это весьма нравится в православии сравнительно с протестантством). Другой раз недавно приходила посмотреть, как о. Яков совершал крещение, – и это понравилось; «А у меня вот и святого имени нет, – жалуется, – а умру – и молиться некому за меня»; и просится в Православную церковь. Я сказал Юкава и скажу о. Якову, что ее можно присоединить. К сожалению, сын ее ненавидит христианство. Юкава раза три был в Амино, но тот в доме и заговорить о христианстве не дает; баба совершенно одинокая по своей вере.

Был еще Юкава с проповедью в Микоци-мура. 200 домов, 2 1/2 ри от Миядзу; 2–3 надежных слушателя и там есть.

Был также в Юсима, от Минеяма 8 1/2 ри, в провинции Тадзима, 300 домов. Слушателей собиралось много; 2–3 показались надежными; просили еще быть; обещался, но не мог; был там в конце прошлого года.

Были и в Тоёка, – и его не нужно упускать для проповеди.

Вообще же проповедническое время Юкава было распределено между Минеяма – в месяц две недели, Таиза-мура – неделя, Миядзу – неделя.

После Собора проповедник непременно должен быть прислан для этих мест.

(Едва могу двигаться, – так несносно болит поясница, а горло совсем охрипло от простуды и от говорения).

25 мая/6 июня 1882. Вторник.

На пути из Танго.

Утром опять собрались христиане Таиза; отслужили обедню; еще сказано было приличное поучение, после чего братия проводили.

Икона здесь в молитвенной комнате – Божией Матери с Богомладенцем, писанная маслянными красками, но малая; в киоте, из России. Есть также Спасителя, – домовой образ Петра Накакоодзи.

Проехавши чрез Минеяма, отправились до Миядзу в сопровождении Юкава. Миядзу – на берегу узкого залива. Когда из Минеяма в Миядзу идти чрез горы, то с вершины последней открывается прелестный вид на Ама-но хаси-дате – естественный мост чрез залив, теперь несколько промытый прибоем, в 50 чё длины и 5 кен ширины, весь усаженный соснами. Это одно из самых знаменитых в Японии мейсе. (Еще древние поэты очень воспевали его). Ученые догадываются, не это ли и есть упоминаемый в начале японской космографии, в Кодзики, Амацууки-но хаси. Если так, то значит первое прибытие предков японского народа было именно на этот берег; отсюда уже они переправились на юг в Хиунга, а оттуда на середину Ниппона с другой стороны. По-видимому, этой догадке служит подтверждением то, что здесь же недалеко, именно в Найку, около 5 ри от Миядзу, есть кумирня, посвященная Тенсео-дайдзингуу, – древнейшая, чем в Исе, называемая поэтому Мотонсе. – Вообще, этот берег очень богат преданиями. Так – здесь же, на пути к Найку, находится гора Оое-яма, где будто жил Сютендоодзи – черт в пещере, которая есть и доселе и из которой он делал набеги на Кёото, чтобы похищать императорских жен. Один из Минамото, наконец, послан был усмирить его, хитростью опоил его ядовитым вином и отсек голову, но и тогда еще черт так хватил его своей лапой по голове, что все пальцы, за исключением одного, пробили насквозь шлем. Тут же еще – на берегу есть онино цука, где будто другой черт, преследуемый, бросился в воду, а скала, оторвавшись, придавила и погребла его под собой.

Все это, очевидно, намеки на нападения на этот берег врагов, – айны ли то были, или кто с противоположного берега.

В Миядзу на минуту заехали к некоему Имемура – старику, сизоку, школьному учителю, – самому усердному слушателю христианского учения. В его доме, останавливаясь, Юкава и проповедует. К несчастию, кроме помехи от язычества, здесь еще чрезвычайно в ходу политические прения о парламенте и прочих видах свободы, что также не мало отвлекает внимание народа от христианства.

От Миядзу до Цикараиси, 1 1/2 ри, ехали в дзинрикися.

От Цикараиси в Найку, 3 1/2 ри, (Танго), – шли пешком, взяв носильщика для вещей за 60 сен, так как дорога гориста и есть огромный перевал чрез гору. Зато взобравшись на нее можно любоваться превосходным видом на залив вдали, – при вечернем солнечном освящении очаровательный вид; а пройдя далее, когда залива уже нельзя видеть, стоит только посмотреть налево – на ряды рассыпанных творческою рукою горных хребтов, теснящихся друг к другу, чтобы почувствовать себя вознагражденными за труд подъема на эту высоту.

В Найку пришли, уже темно было, и остались ночевать. Это деревня – дворов 50, кажется.

26 мая/7 июня 1882. Среда.

На пути из Танго в Оосака.

От Найку 4 1/2 ри до Фукупияма (Тамба) – город с 1200 домов. Здесь был прежде князь Куцуки Ооми-но Ками – 3 ман коку; есть и сизоку. Протестанты, говорят, имеют здесь проповедь. – От Сайкёо досюда 22 ри.

От Фукуцияма до доревни Икуно 3 ри. От Икуне до деревни Иноке (78 домов) 6 ри. От Иноке до Камеока 7 1/2 ри. Камеока – большой город, в котором 3600 домов. Был прежде князь Мацудаиро Бизен-но ками – 5 ман коку; по-видимому, и теперь там много сизоку. От Камеока до Сайкёо – station железной дороги 5 ри 30 чё.

Целый день дорога была гористая, много приходилось идти пешком, так что если бы время было, гораздо лучше было не брать дзинрикися, а только носильщика для вещей. Только там, где города, горы несколько раздвигаются и дают простор равнине принять на себя большую массу населения. Так, Камеока стоит на отличной равнине, замыкаемой с одной стороны красными горами, с других зелеными. О Сайкео и говорить ничего, здесь – полный простор цивилизации. – Но о Сайкео после. Сегодня увидел его во мгле, спеша в Осака, чтобы переночевать, и завтра с первым поездом – в Кобе и оттуда в Какогава.

27мая/8 июня 1882. Четверг.

Каконгава (Бансиу).

Отправившись с первым утренним поездом из Оосака, по прибытии в Кобе взяли дзинрикися (причем староста не преминул надуть чересчур уж смирного моего Романа, подставив ему вместо договоренного сильного мужчины мальчишку восемнадцати лет, отчего всю дорогу потом отставал) и отправились в Каконгава, 10 ри от Кобе.

От Кобе идет богатейшая населенная местность, как будто напоказ возделанная и застроенная отличными домами. Ри два от Кобе долина на конус суживается, оставляя между береговыми холмами и скалами место почти только для дороги. Но тут начинается по холмистому взморью красивый сосновый бор. За 3 ри – деревня Таки, откуда с набережных павильонов любуются на Авадзисима – сейчас через пролив и на окрестности. В четырех ри от Кобе – Маекехама, где под вековыми соснами народ в праздники веселится; иностранцы также по воскресеньям приезжают сюда.

В 5 ри от Кобе большой и богатый город Акаси (уже провинции Харима), в котором тысяч пять или шесть домов, – тянущийся долго и по другую сторону Акасигава. Здесь был удельный князь Мацудаира Сахео-но ками, в 6 ман коку; виднеется много домов сизоку. Словом, это такой значительный город на Санъеодо, в котором непременно нужно иметь Церковь. (Странность, что от Акаси до Какогава ри считается в 50 чё; таким образом, хотя от Кобе до Какогава 10 ри, но он на 1 ри 20 чё длинее обыкновенных).

Акаси стоит на ровном месте, и отсюда открывается обширнейшая долина, кусто населенная и вся возделанная, с отличным орошением, для которого везде устроены искусственные вместилища воды.

Во втором часу прибыли в Какогава, как прежде назывался и писался город, или Дзике-маци, как теперь он пишется, зовясь по-старому (хотя теперь имя Какогава усвоено собственно провинции). В нем всего 430 домов; на вид – очень неказист и незажиточен. Христиан в нем 10 человек в шести домах.

Другое селение, в котором здесь есть христиане, – Иокояма. в одном ри от Дзике-маци, с 14–15-ю домами всего. Христиан – 6 человек в трех домах. Третье место, где христиане – Оно-маци, от Дзике 4 ри, с 300 домами. Там 3 христианки – из сизоку; Софья – 61 год, и Евфимия Ито – 37 лет, и Анна Сасаки (вдова 52 лет).

Всего христиан в здешней Церкви 19 человек, из которых 12 состояли к Собору прошлого года и 7 крещены в марте сего года. Христианских домов 11.

Сицудзи 2: Иосиф Кимура для Дзике-маци и Иоанн Охара для Иокояма. Первый, кроме того, казначей церковных денег, которых ныне собралось ен 4–5, по словам Накаи. Собираются же они из приношений христиан, которые взаимно условились жертвовать с человека по 2 сен в каждое воскресенье.

Проповедь здесь начал во втором месяце 1879-го года Андрей Яцуки. После Собора того же года прибыл сюда Иоанн Отокозава и состоял до Собора следующего года. Наконец, в десятом месяце 1880 года, по назначению Церкви, пришел на проповедь Павел Накаи, который и доселе состоит здесь.

Павел Накаи каждый месяц делит свое пребывание между Дзикемаци, Ономаци и Иокояма. Но ни в одном из этих мест в настоящее время нет ни одного нового слушателя. Он каждый вечер, часов в восемь, делает лекции для христиан, которых приходит человека 4–5; теперь идет толкование Евангелия от Матфея.

По субботам, в восемь часов вечера, и воскресеньям, в десять часов утра, собираются для совместной молитвы, которая читается, так как петь еще некому. Приходит тоже человека 4–5; если молитва в Дзике, то бывает и из Иокояма, и наоборот.

В новые места ходил следующие:

1. Хоодзёо – город, 1000 домов, от Дзике 5 ри; слушателей прежде собиралось человек 30, теперь 14–15, из которых 3–4 представляются надежными.

2. Акуо – город в 12 ри от Дзике, также Харима, с 2000 домов; слушатели есть, но очень уж мешают бонзы.

В Химедзи не был, и там в настоящее время не представляется ни одного желающего слушать учение.

Инославных здесь нет, только в Акаси, слышно, человек 30 протестантов. Кое-где и инде по окрестностям бродят протестантские проповедники, но об успехах не слышно.

В ближайшем будущем Накаи не видит здесь надежды на быстрые успехи, но теперешних христиан беречь нужно; оттого и после Собора проповедник здесь необходим.

Жители здешние христианства еще очень не любят; христиане терпят немало и домашних огорчений из-за веры; но все твердо хранят ее, нет ни одного ослабевшего.

Народ здесь весь поглощен материальным; о каких-либо духовных интересах и помину нет; например, теперешние толки о Парламенте, о гражданской свободе здесь решительно не находят интересующихся; тем менее, может занять христианство, а бонзы еще возбуждают против него. – Но распущенности нравов и разврата здесь нет; народ только груб, подавлен материальными заботами, не развит, но не испорчен. Значит, время для христианства еще придет. Сказанное относится и к таким большим центрам народонаселения, как Акаси и Химедзи, вообще – ко всему Бансиу.

Прибывши в Какогава, остановились у Иосифа Кимура, у которого живет катехизатор и находится комната для молитвенных собраний. Катехизатора не застали дома – он отправился встречать нас в другую сторону. Я пересмотрел метрику, церковный дневник, приходо-расходные записи – все в должном порядке. Молитвенная комната содержится в чистоте и довольно хорошо убрана. Икона здесь – малая Спасителя – в киоте из России (парная к ней, что в Танго), и Божией Матери – в серебряной ризе, старая – тоже размера комнатных.

Когда Павел Накаи вернулся, расспросил о состоянии Церкви, а также о Евфимии Ито, собиравшейся служить Церкви; оказывается, что по-прежнему очень желает служить, только может отправиться в Тоокёо не иначе, как в сопровождении матери, о которой кроме нее позаботиться решительно некому. Даст Бог, устроим.

Вышли посмотреть город, но и смотреть нечего, только и есть порядочного что мост через реку Какогава – довольно длинный; Накаи рассказал, как его недавно пробило саженей на 25 несшимся по реке где то подмытым и уплывшим домом.

Бедный мой Роман упал со второго этажа в доме Кимура мимо лестницы; к счастию, отделался незначительными ушибами – Бог его хранит.

В восемь часов назначена была вечерня, так как христиан нужно было ждать издали. – После богослужения сказано поучение и был совет с братьями, как устроить церковное дело здесь после Собора? При настоящем положении дела катехизатору здесь скучно, ибо новых слушателей нет и братьям невесело, ибо положение их слишком одиноко и заброшено. – Положено было непременно направить катехизаторские усилия на город Акаси; значит – просить на Соборе одного катехизатора для Акаси и Какогава.

28 мая/9 июня 1882. Пятница.

На пути в Вакаяма, – Оосака.

Так как в числе собравшихся вчера христиан не было Анны Сасаки, а она очень хотела повидаться со мной, то братья просили вчера сегодняшним утренним богослужением и отъездом несколько умедлить, чтобы Анна успела до того времени прибыть из Ономаци. Так и сделано было. Кстати, написал письмо о. Анатолию. После обедни, к которой подоспела и Анна, поучения и разговора о церковных делах, из которого еще более выяснилось, что в Акаси нужно начать проповедь, отправились обратно – в десять часов утра. В Оосака прибыли уже в шесть часов вечера, – день был дождливый, скорее дзинрикися не могли идти. В Оосака сначала заехали к о. Якову Такая, где угостили чаем, потом ужином из говядины и яичницы – это в пост-то, в доме священника! Видно, что о. Яков не очень внимателен; притом же как-то бледен, вообще – опустившимся представляется как будто; после нужно будет вникнуть в состояние и причины; теперь же с Оосакскою Церковью еще не начинал знакомиться – мимоездом только здесь. Заметил только о. Якову, что теперь пост, нарушать его я не стану, но так как уже приготовлено, то пусть сами скушают. Кроме того, снял икону из угла – противоположного тому, в котором поставлена другая – и гораздо приличнее, – заметил, что иконы в комнате должны ставиться в одном месте. – Ночевать привели в японский постоялин; но если завтра он окажется хоть наполовину таким дорогим, как бессовестно оказался тот, в котором мы остановились на ночь на пути в Какегава, – 1 ен 30 сен содравший за дряннейшую японскую комнату и по 30 сен за также дрянной и скудный гезен с каждого, то по приезде из Вакаяма остановлюсь в иностранной гостинице, а Роман пусть себе в японской – с него не станут драть, как считают дозволенным себе драть с иностранца.

29 мая/10 июня 1882. Суббота.

Вакаяма.

Рано утром отправились в Вакаяма, 16 ри от Оосака, по уловию быть доставленными туда в продолжении восьми часов с платой 2 ены 70 сен двум людям с тележкой для каждого из нас. – В 1 1/2 ри от Оосака проехали Сумиеси с великолепной кумирней (мия), в 3 1/2 ри – огромный город Сакай, уже в провинции Идзуми; в 7 ри от Оосака – в той же провинции – Кисивата, где был удельный князь с 6 ман коку; по улицам города здесь бродят за милостыней целая толпа монахинь (ама). Тотчас же за тем – город Кайдзука. Дорогой от Оосака по всему этому пространству виден странный образ жатвы пшеницы и ячменя: солома стоит на корню, а колоса – ни одного; колосья срывают в корзины, – и так аккуратно это делается, что поле как будто не тронуто.

В десяти ри от Оосака начинается перевал через горы; дорога, впрочем, идет по ущелью весьма отлогой полосой. За перевалом, в узкой и длинной долине, полной разбросанных деревень, около моря, у широкой реки Кинокава раскинулся город Вакаяма, главный в провинции Кисиу.

Вакаяма был удельный город, вместе с провинцией, – одного из Госанке, каковые «3 дома» (еще Нагоя и Мито) были родственные сеегунскому (Токугава) и служили запасными на случай неимения детей у самого Сеогуна – брать у них для усыновления. Оттого эти три дома были несравненно выше и почтеннее прочих княжеских домов и богаче – почти всех; два из них – Нагоя и Вакаяма – отличались роскошью, третий – Мито – воинственностью.

Князь здешний получал 55 ман коку. Домов в Вакаяма больше 25 000. Сизоку и кациу в прежнее время было до 12 000 домов. Теперь их здесь также множество, но в переходном состоянии – ищут средство к жизни, большею частию обедневшие. Нравы здесь недурные; разврата большого нет; из чеонинов 8/10 не любит хоотоо. – Из буддийских сект – много Монтосиу, оттого еще много нерасположения принимать христианство, так как другие секты молчат, ибо почти вымерли.

Христианскую проповедь начал здесь Матфей Кангета, еще будучи катехизатором. В 1877 году в одиннадцатом месяце он пришел сюда из Оосака; из здешних жителей хлопотал для него тогда находящийся ныне в Тоокёо Никанор Иимура. Из слушавших Матфея Кангета 6 человек приняли крещение в третьем месяце 1878 года от о. Анатолия.

В четвертом месяце 1878 года прислан был сюда на проповедь Павел Накада, потом Андрей Канамори, а с 1879-го, по назначению Собора, здесь Павел Кангета, состоящий и доселе. Помощниками у него были в начале 1880 года некоторое время Павел Накаи, с Собора же этого – 1880 года Дамиан Камеи в качестве фукуденкеося.

Христиан здесь к Собору прошлого года состояло 76, после того крещено 9; всех 85. Но из них за это время 8 умерло, 10 – потеряли веру, так что их почти нельзя и считать принадлежащими к Церкви, 2 – исключены из Церкви; остаются: 65. Из этих 65-ти – 14 находятся ныне в других местах, как Матфей Юкава и Яков Мацуда на проповеди, Марк Ооура – в Катехизаторской школе. Григорий и Исаия Камея – в Семинарии, Вера Иимура – в Женской школе, и прочие. Итак, состоящих в наличности ныне здесь 51 человек.

Христианских домов 35. Но из них 9, из которых никто не приходит в Церковь, 1 – анафематствован, 4 – из которых христиане в других местах; остается: 21 дом.

Вышеозначенные ослабевшие в вере, по-видимому, рано были крещены, без должного научения и испытания, чего всячески вперед нужно избегать. Вот они (их не нужно совсем терять из виду; быть может, Господь и обратит их со временем): 1) Евфимий Уемура – молодой человек из сизоку, служит печатником; товарищи и тесть смутили; 2) Моисей Ито – молодой человек из купцов; отец его не любит веры и отвлек его; 3) Илия Сато, лет тридцати пяти, из сизоку, ткач; ныне в Сайкео, или где-то; 4) Николай Сиотаии, тридцати лет, из сизоку; продавец ваты; своею бедностию смущен и потерял веру; 5) Даниил Сато, прежде бывший бонзой, родом отсюда ри за 10; теперь неизвестно где; 6) Козьма Мукан – врач, семидесяти лет; ослабел в вере; 7) Иов Цуда – сизоку, сорока лет; дурного поведения; 8) жена его Мария Цуда; 9) Мария Мацумото, по смерти мужа, перестала ходить в Церковь по гонению от матери; 10) Павел Дои – бывший прежде в Катехизаторской школе и ушедший учиться в протестантскую школу; как видно, по своекорыстию, чтобы научиться по-аглицки.

Изгнаны из Церкви здесь двое: Григорий Тории, из сизоку, и его дочь Мария, потому что первый продал вторую на разврат, и как ни убеждали потом братия вместе с о. Яковом Такая его возвратить дочь, обещаясь внести за него то, что он уже истратил из платы за дочь, он не согласился, почему о. Яков объявил его вместе с дочерью исключенными из Церкви. Душевное состояние его дочери неизвестно, ибо отец продал ее никому не сказавши, сам он, по-видимому, не совсем потерял веру, ибо тайно приходит слушать христианские проповеди. Дочь продана в Кобе. Отлучение произошло 1880 года 9 месяца 26 числа.

Сицудзи здесь избираются ежегодно после Тоокейского Собора. В настоящее время их 3: Гавриил Кавагуци, сизоку, – продавец риса; Акила Хираи, хеймин, рисовальщик на фарфоре; и Стефан Камея, сизоку, – без определенных занятий (отец находящихся в Семинарии Григория и Исаии). Акила Хираи, кроме того, состоит казначеем денег, собираемых на постройку храма, каковых денег ныне собрано с юуси (желающих жертвовать) 80 ен; деньги эти Акила отдаст на проценты в надежный купеческий дом. Сбор идет с девятого месяца 1881 года. – А Гавриил Кавагуци заведует сбором приношений на обычные церковные расходы, как-то: на масло, ладан, уголь; эти приношения тоже вносят юуси, – их 7 человек теперь, и они дают в месяц кто 5 сен, кто – 10 сен, иной 30 сен; а Гавриил собирает и расходует, записывая в книгу, на что вносящий своею печатью отмечает, что внес; книга для записи находится у Гавриила. Порядок этот заведен с десятого месяца 1881 года. Если собранного не достает на расходы, то сицудзи от себя восполняют. – Сверх всего этого, для особенных случаев делается сбор пожертовований; например, справили здесь черный суконный с галунным крестом посредине покров на гроб и носилки для гроба – 7 ен 61 сен, на нынешнюю Пасху для содержания здесь о. Якова собрали 5 ен и подобное.

Проповедь здесь в таком порядке: 1) по воскресеньям, с восьми часов вечера. Кангета и Камеи в перемежку говорят катехизации в доме Стефана Камеи – для язычников. Собирается новых слушателей от 10 до 30 человек. Надежных в настоящее время еще не видно между ними. 2) По средам вечером Кангета говорит тоже для язычников в доме язычник еще – Нисикава; сюда также приходят, и приходят только искренне желающие слушать, поэтому здесь надежный дом Исикава и 45 других слушателей. 3) Кроме сих дней, каждый вечер Кангета говорит у себя поучения собственно для христиан; в настоящее время идет объяснение Евангелия от Матфея. Иногда приходит кое-кто из язычников; христиан собирается 5–6.

Дамиан, кроме помощи Кангета в доме Камея, говорит еще в своем доме раз в неделю – больше для христиан только, так как язычники почти совсем не приходят.

Вообще, желающих слушать христианство в настоящее время мало, но и не так, чтобы совсем не было.

Гонения на христианство, впрочем, в Вакаяма теперь нет; все уже узнали более или менее и говорят, что христианство – хорошее учение.

Богослужение по субботам вечером, как становится темно, и воскресеньям с девяти часов утра. Собираются в субботу человек 20 и больше, в воскресенье 15–16. Поют две девочки: Марина Кавагуци, двенадцати лет, и Марина Камея, двенадцати лет, и поют очень стройно, хотя во многом отлично от нот, а по собственному сочинению или учителей своих – Павла Кангета и о. Якова.

Христиане и Вакаяма наполовину из сизоку, наполовину из хеймин; здесь гораздо ближе эти сословия между собой, чем в иных местах, где случается видят, что сизоку мешают входить в Церковь простолюдинам, или, наоборот, последние – дворянам.

В будущем здесь также много надежды, и двоих проповедников, как доселе, здесь необходимо держать, особенно если иметь в виду окрестности.

В Катехизаторскую школу отсюда, по уверению катехизаторов и сицудзи, найдутся многие, лишь бы была школа в Оосака.

В семинарию также найдутся до будущего года; человека два Кангета уже имеет в виду.

Для Квайдо и катехизатора нанимается дом, почти такой же хороший, как в Окаяма, за 5 ен в месяц. Кроме Павла Кангета, здесь живет один старик, который и стряпает для него. К сожалению, дом не в очень людной части города.

Инославных в Бакаяма нет никого; приходят на проповедь, но видя, что место занято православными, уходят, считая бесполезным здесь свой труд. (Между тем, православие считает для себя удобнейшими именно места, где есть католики и протестанты, чтобы чрез сравнение яснее выявить свою истинность).

Из других мест в Киусиу нужно иметь в виду для проповеди следующее:

1. В Аридагоори: город Иваса, 6 ри от Вакаяма, с 3000 домов, и множество деревень кругом. Из одной деревни приходили звать Кангета для проповеди. Кангета два раза был там, но особенно надежных слушателей еще не нашлись. Впрочем, приходящие оттуда по делам в Вакаяма, бывают у Кангета для разговора о Вере (Видно, что место назрело для проповеди).

2. В Хидакагоори: город Гоба, ри 12 от Вакаяма, с 1500 домов; оттуда приходили звать Кангета для проповеди, но он до сих пор не мог быть; до Собора сходит туда, чтобы на Соборе сказать о месте.

3. В Итогоори: город Хасимото, 13 ри от Вакаяма, на границе с Ямато, 2000 домов; из этого города также приходили спрашивать о Вере.

4. В Муронокоори: город Сингуу, 40 ри от Вакаяма, с 4000 домов. Сицудзи Гавриил Кавагуци четырнадцать лет тому назад жил там четыре года и имеет там много знакомых. Туда бы хорошо проповедника, по его словам. Город на границе с провинцией Исе.

5. Танабе, дзеока, с 4000 домов; 20 ри от Вакаяма; там много и сизоку. В этом городе есть один христианин, из Бизен, Иоанн Исида, служащий там в Сайбансё; он жил прежде того в Оосака и был там сицудзи; он просит катехизатора в Танабе (там, кажется, есть несколько протестантов).

6. Кокава, с 3000 домов, 10 ри от Вакаяма, – знаменит великолепным буддийским храмом. По словам Кангета, и это место нужно теперь же иметь в виду.

Пока расспрашивал у катехизаторов Павла Кангета и Дамиана Камеи и сицудзи о состоянии Церкви вышеизложенном, в молитвенной комнате собралось немало братии и сестер. Познакомившись с ними, сказал, что вечером помолимся вместе, кстати, до того времени соберутся и еще братия, и в сопровождении Кангета и кое-кого из братии отправился взглянуть на город. К сожалению, уже смеркалось, притом же пасмурно было и накрапывал дождь. Впрочем, взглянули на крепость – разрушенную и и почти всю засеянную пшеницей на местах, где были монбацу, как и везде доселе; в центре крепости сохранилась тенси-доо, очень представительно выглядывающая из-за зелени и выше зелени, то есть вековых деревьев; взойти на нее сказали можно, только под условием позволения из Кенчео. Взошли потом на вал. – Окаяма, около гимназии (циугакко), оттуда видна часть города; по песку сбежавши с крупного холма, чтобы сократить время, сейчас же достигли Безайтенъяма, где теперь публичный сад, место, странно сложившееся от природы из одних скал и огромнейших камней; необыкновенный, но грандиозный камень поставлен памятником в честь воинов из Кисиу, убитых в войне с Сайго. Несколько японских павильонов для гуляющих; с верхушек скал – отличный вид на город, кольцом охвативший крепость.

Вернувшись к восьми часам, отслужил всенощную, которую пели две девочки так стройно, что и Роман в конце службы «хорошо» по-русски сказал мне об них. Братии было почти полное их общество; предложено было и приличное поучение. По окончании всего, в одиннадцать часов, указали место ночлега в гостинице, – Братия убедили остаться и завтра на целый день, чтобы вечером сказать катехизацию для язычников.

30 мая/11 июня 1882. Воскресенье.

Вакаяма.

В девять часов утра совершено богослужение, на котором, однако, братьев и сестер было гораздо меньше, чем вчера, – с малыми детьми всего человек 30, почему сказанное поучение, между прочим, было и о необходимости посвящать Богу праздники; если не делает этого человек, то верный признак, что он не исполняет, как должно, и другую заповедь – о труде шесть дней, и живет, значит, вечно полусонною, получеловеческою жизнию; если человек поработает как следует шесть дней, то непременно почувствует и душою, и телом потребность отдохнуть в седьмой… Говорено было также о необходимости постройки храма здесь, что на северо-востоке такая большая Церковь, как здешняя, непременно бы уже озаботилась сим; в подтверждение слова дано было на храм 700 ен с выражением надежды, что чрез два года в это время я буду освящать здесь вновь воздвигнутый храм; только рисунки для него должны быть истребованы из Тоокёо. Говорено было еще о том, чтобы христиане искали здесь хороших учеников для Катехизаторской школы, причем один старик – Хрисанф Конгой, тут же представил своего сына Иону, двадцати пяти лет, для Катехизаторской школы, – В полдень собрание было распущено.

После завтрака – рисом и унаги – угощением катехизатора Павла Кангета, мы отправились с ним посетить семейства катехизаторов и сицудзи. Катехизаторы отсюда следующие:

1. Матвей Юкава. В семье его: младшая сестра Ирина и муж ее Алексей, старшая сестра Мерония, лет сорока, бывшая ама, и мачеха Феодора. Торгует простым фарфором, которым лавка вся заставлена; других источников продовольствия нет.

2. Яков Мацуда. В семье: отец – старик Аркадий, бывший каннуси, мать – только слушает учение, младший брат – Силуан – в гимназии, невеста Якова – Юлия (шестнадцати лет, дочь Стефана Камея. Своего дома нет, а живет у замужней дочери, которая еще язычница, и муж которой слушает учение, и где своя семья большая тоже, так что в доме теснота). Содержится Аркадий с семьей на остатки средств с коосай-сёосё -[…] оиме (выкупного свидетельства), но этих средств скоро не станет: больше у него ничего нет.

3. Дамиан Камеи. В семье – жена и мать – 81 год, старуха; был у Дамиана сын, но убит в войне с Сайго; родители, получив за то помощь от Правительства – 100 ен, отдали эти деньги на Церковь за упокой сына (каковые деньги хранятся у о. Якова). Больше содержания от Церкви не имеет для жизни ничего; дом свой.

Марк Ооура, находящийся ныне в Катехизаторской школе, в семье не имеет никого ровно. Старший брат его – Лука, один из лучших здешних христиан, ныне переходит на житье в Оосака, – совершенно не зависит от нужд; замечателен он, между прочим, тем, что начал делать восковые свечи для здешней Церкви, – и свечи выходят такие, что нельзя отличить от выписанных из России; воск белит, как и в России; только золотить еще не приноровился. Я просил его продолжать это занятие, чтобы нам не выписывать свечей из России – Марк Ооура болен был с детства. Семейство, находящихся в Семинарии – Григория и Исаии Камея: отец их – Стефан, мать Лукия, сестра – Марина, двенадцати лет, и брат Илия, двух лет. Они сизоку. Стефан Камея, получив деньги за свои фуци, пустился было в торговлю, но подорвался, и теперь у него ничего нет, кроме небольшого остатка денег, которые он отдает на проценты и тем живет. Катехизаторы очень хвалят его как христианина.

Семейство Ионы Конгой: отец – Хрисанф, мать – слушающая учение; дети Хрисанфа еще: Фотина одиннадцати лет и Василий девяти лет (одноглазый). Хрисанф очень беден. Содержат его с семейством сын – директора Циугакко в Кагосима. Кроме того, Хрисанф сам состоит учителем здесь в Сёогакко. Иона был отдан кому-то в приемыши, но оттуда его прогнали совсем на днях; из этого можно видеть, что он не беззадорен, что нужно иметь в виду, принимая его в Катехизаторскую школу, если, впрочем, он выдержит должный по правилам экзамен, с одобрением от катехизатора и священника.

У сицудзи Акилы Хираи, при посещении его, увидел в лавке для продажи протестантские книги, а православных нет. На вопрос – «Что же православные?» – отвечал, что их требовало из Тоокёо, но там делаются затруднения и замедления, – до сих пор не дождутся книг. Вернувшись в Тоокёо, нужно поговорить с Оогоем и устранить на будущее время такие несообразности.

Когда, кончивши визиты, вернулся домой, в гостиницу, пришли трое проповедников гражданской свободы; постарше Исимото, по-видимому, серьезный и умный человек, его два молодых спутника – с саркастическими улыбками на лицах; улыбки, впрочем, скоро стерлись. Вечером обещались придти слушать проповедь, а Исимото упрашивал остаться на несколько дней – проповедывать, обещаясь собрать множество слушателей; к сожалению, нельзя остаться по малости времени для обзора оставшихся Церквей. Исимото говорит, что для успеха проповеди нужно подолгу останавливаться на месте. Совершенно верно. Да времени где взять? Впрочем, давно уже я задумал хоть к некоторым местам в Циукоку приложить это. Дай Бог исполнить.

К сбору людей на проповедь употреблен был простой, но весьма хороший способ: сицудзи и некоторые усердные христиане у своих домов повесили на больших листах крупными буквами написанные объявления «Сегодня в восемь часов проповедь в таком-то месте, говорит такой-то». Всякий проходящий, видя развевающийся лист, непременно остановится и прочитает. А к восьми часам собралось столько слушателей, что Квайдо сделалось очень тесною; были учителя, врачи, бонзы, либералы, ученики средней школы и прочие. Слово продолжено до половины одиннадцатого с двумя маленькими перерывами для отдыха.

31 мая/12 июня 1882. Понедельник.

Осака.

Рано утром катехизаторы и сицудзи собрались, чтобы проводить; угостили их завтраком, проводили 1 ри и распрощались. Проезжая Сумиеси, на минуту остановились взглянуть на великолепные четыре мия, окруженные вековыми деревьями и множеством превосходных каменных, бронзовых и даже фарфоровых фонарей (тооро). Пред входом – большой полукруглый мост, чрез который каждый старается пройти, хотя и не легко; за мостом, на обратном пути, оцепляют бабы с воробьями в клетках, которых предлагают выпустить – каждого за 2 сен.

В три часа уже были в Оосака. Отдохнув несколько у о. Якова, отправились в гостиницу в сопровождении о. Якова, катехизаторов Василия Таде и Андрея Такахаси и четырех сицудзи. Они рассказали о состоянии Церкви следующее.

В Оосака всех приняло крещение: 111 человек; из них 88 – принадлежит Оосака, 23 – из других мест. Из оосакских ныне 7 умерло, 2 совсем не приходят в Церковь, 8 находятся ныне в отсутствии; итого всех налицо ныне в Оосакской Церкви: 88 – 17 ­­ 71 человек, в 27 христианских домах.

Вышеупомянутые, не приходящие в Церковь, следующие: 1) Моисей Кикута, лет пятидесяти, купец (дядя умершего Иустина Кикута) – человек нехорошего поведения, хотя и семьянин; не приходит, вероятно, отчасти стыдясь и боясь укоров; 2) Алексей Овата, тридцати двух лет, мелкий чиновник, видимо, ослабевший в вере; когда зовут его, всегда отвечает, «непременно приду» и никогда не исполняет слова.

Находящиеся в отсутствии следующие: 1) Павел Накаи – служит катехизатором, 2) Яков Фудзии и 3) Тит Сунага – в Катехизаторской школе, 4), 5) и 6) Иоанн Исида, его жена Анна и сын Игнатий – в Кисиу – городе Танабе – на службе в Сайбансе, 7) Давид Нагае, двадцати пяти лет, в Тоокёо, учится врачебной науке у доктора Сасаки, 8) Сила Куки – в Хеого-кен – Санда, 5 ри от Оосака.

Из других мест принявшие здесь крещение:

1. Василий Томонага, двадцати девяти лет, родом из Оомура-дзеока, Хизен-но куни (товарищ П. Тацибана, который тоже из Оомура); состоя прежде на службе в Сайкео, часто писал о. Якову; теперь служит чиновником в Нагасаки, или где-то там – неизвестно, не пишет.

2. Вениамин Манабе, двадцати восьми лет, родом из Хингаси-кикура – города в Санука-но куни, на Сикоку, оклейщик. Теперь дома и не пишет. Поручено о. Якову письмом осведомиться о нем.

3. Андрей Хасенгава, родом из города Накацу, в Бузен, на Киусиу. Служил в Миссийской школе на Суругадае ламповщиком и вышел оттуда по болезни; теперь в Тоокей, в Мукоодзима.

4. Марк Маеда, тринадцати лет. Скоро по крещении украл что у кого-то и с тех пор где неизвестно, откуда родом неизвестно.

5. Никанор Иимура, родом из Вакаяма, теперь в Тоокёо.

6. Стефан Иосида, сорока лет, ныне в Нагоя, стекольщик; откуда родом здесь неизвестно.

7. Пармен Фудзита, родом из Тоокёо, Коисикава, здесь служил по найму у Кагае; теперь у себя в Тоокей.

8. Александр Моримуне, лет тридцати, вроде адвоката, родом из города Мацуяма, в провинции Ие, на Сикоку.

9. Фома Маки, катехизатор, родом Китано-мура, Ие, на Сикоку.

10. Яков Мацуда, катехизатор, родом из Вакаяма.

11. Петр Ока, из Кодзима.

12. Андрей Камо, младший брат Петра Ока, из Кодзима; теперь – в школе Фукузава, Тоокёо.

13. Василий Ямаока, катехизатор, родом из Ниими-мура, в Акагоори, провинции Бицциу.

14. Стефан Иосимото из Меога-мура, Тоета-гоори, провинции Аки; теперь дома. Лет сорока. Был в Оосака ремесленником, теперь – земледелец; в семье притеснен за веру, так как старший брат каннуси. От Хиросима ри 10.

15. Моисей Судзуки, семнадцати лет, ремесленник, – из Тоокёо, Усигоме; теперь там.

16. Георгий Окасима – Тоокёо – учится у о. Павла Ниицума.

17. Иоанн Сато, из Окаяма, – больной купец.

18. Мария Морита, из Окаяма, дочь Анны Морита.

19. Виссарион Танабе, двадцати двух лет, из провинции Акита родом, теперь служит в телеграфной конторе, в Хеого; очень усердный к вере.

20. Иоанн Оохаси из города Касасаги, в Кара; слушал учение в Кагосима от Иоанна Оно; теперь постоянно в сношениях с Кагосима по торговле.

21. Лука Мацумото, из Какогава, Бансиу.

22. Спиридон Оодзима из Бизен, будет жить в Маебаси.

23. Феодор Сеоно, родом из города Такамацу в Сануки; был здесь учителем, теперь дома часовщиком. Мать его – дочь бонзы из Хонгвандзи; дома за веру его гнали. Когда же он заболел ревматизмом, родные настояли, чтобы он обратился к идолу Куродзума, и он вернул в Церковь икону и крест, – значит, к прискорбию, нужно считать его отрекшимся от Христа.

Первое слово здесь о православном христианстве было сказано, когда в 1877 году Павел Ниицума в сопровождении Павла Тацибана посетил Оосака, чтобы видеть, удобно ли здесь для проповеди. По возвращении Ниицума к своим делам в Тоокёо, Тацибана здесь остался и проповедывал, между прочим, теперешнему Аврааму Нагаё. В десятом месяце того же года прислан сюда Яков Такая, а 2-го числа третьего месяца 1878 года о. Анатолий уже крестил здесь 33 человека. В четвертом месяце Яков Такая отсюда вернулся, а в пятом прибыли о. Евфимий и катехизаторы Андрей Яцукщ Андрей Канамори и Анатолий Озаки. Канамори, впрочем, в шестом же месяце отправлен был в Вакаяма. В девятом месяце отсюда вернулся о. Евфимий, а в десятом того же 1878 года на его место прибыл о. Яков Такая, состоящий здесь и доселе.

Анатолий Озаки в одиннадцатом месяце 1878 года вернулся в Тоокёо, а на его место в двенадцатом месяце прибыл Спиридон Оосима.

В генваре 1879 года Андрей Яцуки отправился в Бансиу, а в феврале того же года на его место прислан Василий Таде, служащий здесь и теперь. В четвертом месяце 1879 года Спиридон Оосима ушел в Окаяма. С Собора 1879 года назначен здесь помогать по проповеди Павел Накаи; в 1880 году он ушел на проповедь в Вакаяма.

С Собора 1880 года пришли сюда Феодор Мидзуно и Стефан Кунгимия, но в двенадцатом месяце 1880 годаКунгимия отправился в Янагава. Собором 1881 года Феодор Мидзуно назначен в другое место, а на его место в Оосака – Андрей Такахаси, состоящий и теперь здесь.

В настоящее время дело по проповеди здесь в следующем виде:

У о. Якова Такая нет нигде в городе проповеди, и к нему не приходит никто слушать учение. Ограничивается его проповедь только оказыванием слова в субботу и воскресенье на богослужении.

У Василия Таде проповедь в городе в четырех местах, именно:

1. У сицудзи Иосифа Аино в воскресенье, с восьми часов вечера; собираются слушать 7–8 человек, по из них новых только 2–3; так как недавно начали слушать учение, то и нельзя сказать, надежны ли они.

2. У сицудзи Моисея Хоосаки по вторникам вечером; слушают всего 2–3 христианина, но толкует Православное Исповедание, так как иной раз навернется и новый.

3. У сицудзи Павла Есида по средам вечером; собираются 5 христиан, для которых он толкует Евангелие от Иоанна.

4. У христианки Иоанны Уемацу по пятницам вечером; объясняет ей Евангелие от Матфея, говорит только для нее, ибо она недавно крестилась и недовольно научена еще; других не приходит.

У Андрея Такахаси проповеди нигде – ни в городе, ни у себя дома – нет никакой, за исключением того, что он еще объясняет учение матери Павла Накаи, недавно крещеной, да еще недавно один христианин звал его к себе объяснять ему непонятное для него в учении, но он еще не был.

Богослужение пред праздниками и по праздникам всегда бывает, только литургия служится не всегда, а раза 2–3 в месяц. (Просфоры для нее пекутся в булочной, дома у о. Якова никто не умеет, и печи нет.) В субботу служба начинается в семь часов вечера; собираются человек 30, в воскресенье, когда обедня – в девять с половиною, обедня – в десять часов, – бывает также человек 30. Проповедь и в субботу, и в воскресенье о. Яков говорит на Евангелие; на всенощной после службы, на литургии пред крестом, обедне – после Молитвы Господней. Поют при богослужении 4 человека. – Язычники в Церкви никогда не бывают.

Сицудзи здесь 5: Павел Есида, Петр Ниси, Иосиф Аино, Моисей Хоосаки, Яков Сакагуци.

Избираются два раза в год: пред Тоокейским Собором и в генваре. Так стало с третьего года, а прежде они избирались на год, но опускались и оказывались не деятельными.

Казначеем бывает каждый из них в очередной месяц. Церковный доход состоит из следующих статей:

1. Цуми-кин. Начали собирать с генваря 1880 года. Дают юуси – 14 человек – в месяц кто сколько может; собирается всего ежемесячно 1 ен 20–30 сен. Ныне собрано, с самого начала, 32 ены. Деньги кладутся на проценты. Предназначаются на храм, или на другое какое доброе употребление по общему соглашению.

2. Иодо-кин [?] – в месяц высыпают из ящика сен 40, которые и расходуются на уголь для Церкви, керосин и подобное.

3. Кенсай-кин, – в месяц высыпают из ящика сен 30 – на просфоры, масло для лампад, вообще на священническое употребление.

Все здешние христиане из купцов и ремесленников; сизоку нет.

Жителей в Оосака:

Хингасику: 65 812 человек

Минамику: 85 850

Ниси-ку: 87 240

Кита-ку: 52 184

Всего (коренных жителей) в Оосака: 291 086 человек.

Наши христиане почти все в Нисику и Китасику (Минамику вмещает все нехорошие дома, и потому для проповеди неудобен; там прежде и жил проповедник – в хорошей части этого квартала, но и здесь – все идущие по улице – большею частию направляются в места гулянья, – народ – неблагодарный для проповедника).

Народ оосакский – безучастен к вере. Никто здесь не мешает проповедникам, но и не слушает их почти никто. Все знают имя Христово, но христианского учения знать не хотят. Гонений нет, но при гонении лучше было бы.

Нравы у богатого купечества неподвижные; христианскому учению нелегко будет пробить себе дорогу в этой среде. Средний и низший классы открытые.

Немало здесь и распущенности нравов. А вместе с сим и привязанности к буддизму много. Для него не жалеют жертвовать. Вообще, вера в буддизм гораздо сильнее здесь, чем на востоке. Особенно усердствуют здесь бонзы Монтосиу; проповедуют много, и чтобы придать правительственный вес своим проповедям, нанимают за угощения сидеть на них чиновников; в проповедях же ругают христианство на чем свет стоит, выражая, однако, и в этом не более, как свою растерянность и в конфузе незнание что делать: усердные буддисты, особенно буддистки (потому что первых почти и нет) только ропщут: «И что это, мол, они говорят? Прежде не так говорили».

Трудно, между прочим, катехизаторам двигаться и оттого, что здесь наем квартир не так свободен, как в других местах, – везде прежде всего требуется сикикин от 30 до 100 ен…

В окрестностях Оосака желают слушать учение:

1. В Уцибата-мура, 3 ри от Касивата (7 ри от Оосака); там домов 300. Есть знакомые сицудзи Моисея Хоосаки. Вместе с ним Василий Таде был там; слушало человек 30, но так как тогда, в одиннадцатом месяце прошлого года, слушать мешали сельские работы, то слушатели сказали, что попросят опять катехизатора, когда им будет свободней. До сих пор, однако, не просили. По уверению Хоосака, несмотря на то там есть человек 10 искренно желающих слушать христианское учение.

2. В Оономура, 1 1/2 ри от Уцибата, с 100 домов; и там был Таде; слушали плохо; теперь там 2–3 желают узнать христианство.

3. Сибамура, 5 ри от Оосака, с 30 домов. Оттуда родом Яков Фудзии, находящийся в Катехизаторской школе. Дома у него старший брат с семейством, который и просил катехизатора. Василий Таде был там два раза, – слушало только семейство Фудзи.

В Сайкёо живет один христианин из Вакаяма – Петр Сима; жарит и продает рыбу; прежде кричал по улицам, продавая полушарлатанское лекарство «сен кин тан», но перестал, когда о. Яков побранил его. – Есть еще в Сайкео Григорий Мацуяма, тамошний родом.

Инославные в Оосака всех родов: у католиков большой храм, человек 400, по их словам, христиан и женская школа. У протестантов разных сект: два храма в иностранном квартале, четыре – в городе Оосака; женских школ две – в иностранном квартале, одна – в городе; мужская – одна в первом; христиан всех у них, говорят, человек 200.

Из окрестностей – в Сайкёо есть только несколько конгрегационалистов (доосися) и большая у них школа там, больше 100 учеников, обучающихся общим наукам; желающие же делаются проповедниками.

В Кисивата есть католики и протестанты. В провинции Ямато, в Коориямамаци также есть те и другие, но больше первых. (До Собора прошлого года здесь показано 99 христиан, по протоколам; с Собора доселе крещено 6 человек; значит всего: 105; а по метрике всех крещенных записано: 111 человек; где же прочие 6 человек? В прошлом году при счете, значит, были пропущены; или же, вернее, не были включены в счет принадлежащие другим Церквам, – Нужно установить ясные и определенные правила для руководства при счете).

По окончании расспросов о Церкви, катехизаторы с о. Яковом и сицудзи угощены были ужином в девятом часу, после чего разошлись, а я стал писать – что написано.

1/13 июня 1882. Вторник.

Оосака.

В восемь часов отправились с о. Яковом сделать визиты сицудзи и другим, кому следовало, но успели побыть только у Авраама Нагае, моего крестника, живущего, по-видимому, очень состоятельно, матери катехизатора Павла Накаи, имеющей у себя дочь четырех-пяти лет (больше в семействе нет никого; муж умер в прошлом году), и у одного сицудзи; последних двух не застали дома, – первая отправилась в Церковь, второй (Сакагуци) был дежурным в Якусе и не возвращался оттуда. Чтобы взглянуть на Оосака с высоты, заехали в какие-то улицы, где множество храмов – буддийских и синтуисских, – и храмы все богатейшие; в одной мия видели, между прочим, «мия-марии»: повивальная бабка чрез сорок дней по рождении ребенка, приносит его мия, чтобы освятить его и испросить для него милость богов; с ребенком на руках бабка садится на соломенном кружке перед кумирней, а каннуси в кумирне читает молитву, потом бабка входит в кумирню с младенцем, где каннуси оканчивает обряд потрясением бубенчиков над головой последнего. При всем повреждении, человек, как видно, никак не может истребить в себе потребности быть посвященным Богу и быть вместе с Богом.

С высоты Оосака представляется городом скученным в одну группу; здесь не жили князья, и нет поэтому пустырей, как в Тоокёо; население сплошною массою заняло прибрежье, прорезанное рекою и каналами. В Оосака невольно обращаешь внимание на необыкновенную чистоту, с какою содержится город; улицы выметены, точно аллеи отлично содержимого сада; о богатстве города нечего и говорить, – о нем свидетельствует как наружность домов, так и обилие лавок, и в них товаров.

На пути к нашему Квайдо проезжали мимо огромнейших двух кумирень – Хингаси Хонгвандзи и Ниси Хонгвандзи; больше этих – у обоих сих сект только главные их кумирни в Кёого. К десяти часам, согласно назначению, были в нашей Церкви; братия и сестры были собраны; о. Такая встретил с крестом. Мы с ним отслужили обедню, во время которой здешние певчие почти не розня, только очень кричали, что происходит, по здешнему объяснению, оттого, что учителя пения здесь были басы – Иоанн Овата, потом Яков Маедако. Поют дети с участием сицудзи Павла Есида.

По окончании службы сказано было слово, – между прочим, укора здешним христианам, что они не усердно ходят в Церковь и соблюдают воскресенье, также что не стараются помогать катехизаторам, находя слушателей для них, – Потом был разговор о церковных делах, о необходимости постройки храма, под который хоть бы землю купили сами здешние христиане. Сицудзи тут же представили список пожертвований на этот предмет – до 150 ен.

В один час вернувшись в гостиницу и наскоро пообедав, отправились с о. Яковом к сицудзи, из которых удивил Петр Ниси, заплаканный и при нас плакавший неудержимо, оттого, что-де справедлив мой упрек им – в нерадении их о процветании здешней Церкви. Были и у кое-кого из простых христиан, к кому удобно было по дороге. Бросается в глава, что из всех здешних христиан только Нагае и Ниси живут в своих домах, все же прочие в нанятых квартирах; значит, состоятельности мало в здешней Церкви построить бы своими силами храм; пожалуй, и на место для храма не собьются.

Видели с о. Яковом два места, продающиеся и годные бы для постройки храма, но оба сплошь заняты строениями; стало быть, будут очень дороги, так как нужно будет покупать и землю, и строения, которые тотчас же придется срыть и отдать за бесценок. А места оба, по положению, превосходные, особенно у Дзесин-баси.

Проходя на речную пристань, чтобы узнать, когда идет пароход в Токусима, зашли в лежавший на пути католический храм в Кириуци. Храм – действительно довольно большой, человек 500 свободно могут усесться на местах; содержится в чистоте. На стене алтаря, по правую руку, поставлена икона Богоматери греческого письма и с греческою надписью; по стенам храма – Страсти Спасителя, нехитрые литографии. Между статуями – неизбежна, конечно, Франциска Ксаверия, первого проповедника католичества в Японии. Христиан у них, в Оосака, должно быть около 400 человек; по крайней мере, показывавший храм японец объясняет, что здесь молятся «оёсо сихяку-нин».

Искал было несколько знакомого англиканского епископального миссионера Warren’a, чтобы узнать от него о состоянии инославия здесь, но не застал его дома. Вернувшись же к себе в гостиницу, нашел па столе карточку американского епископального миссионера Jing’a, присутствовавшего сегодня на нашем богослужении и проповеди. Отправился отдать ему визит. Их трое – американских епископалов в Оосака. Под ведением Jing’a особенно состоит школа, которую он любезно предложил показать. Подряд помещаются их храм и школа; осмотрели сначала первый, – для японцев тоже, как и в католическом, маты сидеть, только у последних проход сделан посредине Церкви, здесь же по сторонам. Застали несколько учеников, прилаживающими на алтарной стене надписи с текстами из Священного Писания (значит, тоже чувствуется потребность на чем-нибудь с благоговением остановить взор в Церкви и тем побудить себя к молитве). Комнаты для учеников устроены наполовину по-европейски (окна, двери, парты), наполовину по-японски (в занятых комнатах сидят на матах). Все – не грязно, но как-то сарайно. Учеников 35–36 человек, классов предположено шесть, но теперь, по состоянию знаний учеников, еще только три. Последний прием был недавно. Для него ученики вызываемы были чрез газету, и собирались, действительно, из разных провинций. Изучают прежде всего аглицкий язык, на котором потом идет преподавание им разных наук. Богословские – обязательны для всех; по инструкции даже обязательно для всех быть в Церкви на молитвах и богослужении, хоть они пока еще все язычники, «но, конечно, я не принуждаю их», – объяснил Jing. Имеется в виду, разумеется, выработать из них проповедников веры… Содержат ученики себя сами пищей, за комнаты и учение также вносят несколько (около 1 ен всего) в месяц. Сколько видел, все – взрослые. Учат, кроме Jing’a, еще миссионер и японские учителя, из которых больше всех получает преподаватель английского языка, – от 20 до 25 ен в месяц; учитель же математики за два часа урока четыре раза в неделю получает всего 8 ен.

Вечером, между прочим, пришел Авраам Нагаё с семейством и просидел довольно долго, сетуя на застой здесь в Церкви; после церковных разговоров он объяснил, что нужно посмотреть в Кёото, так как сегодня вечером парохода в Токусима нет, и завтра день свободны для осмотра древней японской столицы.

О. Яков рассказал замечательный случай исцеления, принесенного неизлечимому больному приобщением Святых Тайн. В запрошлом, 1880, году здешний врач Лука Мацусима заболел какке; болезнь развилась до такой степени, что лечившие его врачи признали его безнадежным и перестали лечить. Лежал уже он неподвижно, ничего не мог проглотить, – все рвало вон. Наконец, и он сам и окружавшие его родные нашли, что пришел его последний час. Побежали за о. Яковом, чтобы он напутствовал. О. Яков оставил производившуюся в то время катехизацию и поспешил на зов; застал больного еще в памяти и исповедал его, потом приобщил; к удивлению всех, причастие он проглотил и удержал в себе; назавтра ему было лучше, а тотчас призванные опять врачи объявили, что с ним произошла совершенно неожиданная и удивительная перемена, что болезнь теперь излечима; через несколько времени Лука был совсем здоров, каким пребывает и доселе. Это исцеление Лука сам считает Божиим, и его свидетельство тем более заслуживает веры, что он, как врач, знал очень ясно, что ему, по обыкновенному порядку течения этой страшной болезни, нужно умереть.

Другой, не менее чудесный случай, по рассказу о. Якова, был с Лукой Ооура (из Вакаяма), который тоже внезапно и сверх всякого чаяния стал поправляться от какке после причастия Святых Таин.

2/14 июня 1882. Среда.

Кёото.

Целую ночь и все утро шел беспрерывный дождь, угрожавший, по всем признакам, рубить целый день, как не необычно в наступивший теперь сезон «ньюубай». Но жаль было бесполезно терять день, и потому отправились, как вчера предположено было, с первым утренним поездом для осмотра Кёото. В качестве чичероне для нас с Романом служил Василий Таде.

По дороге в Кёото замечательно селение Ямазаки (ныне вторая станция от Кёото); в зарослях бамбука около него когда-то убийца Нобунага – Акеци Мицухиде, разбитый в сражении и бежавший с поля битвы, хотел укрыться, но мужики заметили его и убили бамбуковыми копьями, не зная, кто это такой, но раздраженные против всех военных, от которых они терпели немало.

В Кёото взглянули на следующие места:

1. Хингаси Хонгвандзи; главный храм сгорел несколько лет назад; его готовятся вновь строить; служащий же теперь вместо главного очень уж придавлен своей громаднейшей выгнутой крышей.

2. Ниси Хонгвандзи – массивный храмище; удивительной толщины колонны из кеяки и все вообще здесь в самых широких размерах.

У храма подивились на школу: синсиугакко построена совершенно в европейском стиле и составляет истинно поразительное явление по изяществу архитектуры, ослепительной белизне стен, видимому богатству и блеску во всем, до изящной железной решетки кругом; всего три корпуса, расположенные «покоем»; словом, прилично было бы университету помещаться в таких зданиях; но когда подумаешь, что это школа Монтосиу, то так и режется на мозгу облик старой блудницы, которая подновляет себя белилами и румянами, чтобы хоть этим наружным средством удержать за собой часть прежних поклонников.

3. Тоодзи – главный храм здесь секты Сингон, ведущей начало от Кообоодайси, который и обоготворяется в одном из капищ тут же. Все когда-то было, должно быть, очень цветуще, но теперь приходит в запущенность. Многогрешная пагода Тоодзи видна направо при въезде в Кёото.

4. Проехали мимо крепости: Нидзео-сиро, в которой когда-то был убит сын Нобунага от Акеци Мицухидае. Во время сеогунов фамилии Токугава эту крепость занимал Хитоцубаси, дом – близко родственный сёогунскому. Теперь в крепости помещается Кёотофу.

5. За городом – в Китано – взглянули на великолепную мия – Тенман-гуу, где обоготворяется Сунгавара-но Мицузане, когда-то за свое стояние за правду оклеветанный и пострадавший от врагов. Купил здесь книжку о Мицузане – прескучную, впрочем.

6. Кинкакудзи. Тоже за городом, в отличной роще вековых дерев. Здесь Асикага-но Есимицу, будучи инкё, устроил себе жилище, которое и сохраняется до сих пор, возможно, в том же виде. В саду – небольшой двухэтажный дом. Внизу – четыре фигуры, резьбы Кообоодайси, и деревянная фигура самого Есимицу, в рост, в сидячем положении. Но самое главное наверху: комната вся внутри и снаружи по веранде кругом, даже крыша снизу, – все было густо вызолочено, отчего место получило свое название «золотого» (кинкану) и знаменито до сих пор. Но нужно правду сказать, что было роскошью в старину, то теперь – скромность: комната – небольшая, лестница в нее претесная, на позолоту – не Бог весть какой расход, если и вся роскошь Асикага была таковая, то за что же история попрекает их ею? Позолота почти вся соскоблена и соскребана, говорят, во время Гоиссин, что не делает чести тогдашним воинам. На находящемся пред домом пруде, в миниатюрных размерах, изображены острова Ниппон, Киусиу, Сикоку, но так, разумеется, что и когда скажут вам, вы все-таки будете недоумевать, где же тут подобия; всякий выглядывающий из воды окрещен каким-нибудь именем и к нему приплетено сказание. Дальше показывают среди роскошной зелени другое озеро, где на острове могила «белого змея». Там – ключ воды, служившей для чаю господина Есимицу, а подальше другой – для умывания; здесь водопадец с падением воды чуть не по каплям, а под ним камень как-то изображающий рыбу карпа; сохраняется и зданьице в три мата, где Есимицу пил чай, любуясь озером; замечательнейшее в чайной комнате – в руку толщиной дерево – Нантен, которым украшена стена. После Есимицу здесь построен храм, которому и принадлежит все это сокровище истории, показываемое всякому за скромное вознаграждение.

7. Заехали взглянуть на школу конгрегационалистов. К сожалению, Ниедзима не застали. Школа состоит из пяти небольших домов европейской постройки и разных зданий за ними – японской. Учеников должно быть больше сотни, и поместиться есть где. Со всех зданий выглядывали кучи молодежи. Учатся здесь английскому языку и разным наукам. Но, разумеется, главная цель школы – образовать проповедников христианства. Преподают, между прочим, два американские миссионера, живущие здесь под видом нанятых учителей. – Заехали потом на дом к Ниедзима, но и дома его не оказалось.

8. Госё – Императорский Дворец, ныне запустелый, обведенный кругом почтительною стеною серого цвета с пятью полосами, разделяющими стену как будто на шесть рядов камней; высота стены с черепичной крышей не больше 10 до. Множество зданий, окружавших дворец, разрушено, отчего вид запустения еще неприятней.

9. Мия в Симогамо, где боготворится Таке цумино-микото; тоже гражданские здания, но среди виденного уже – ничего особенного. Тут неподалеку от мия в гостинице пообедали – было двенадцать часов. – После сего отправились искать Григория Мацуяма по данному им Василию Таде адресу; к сожалению, не нашли – улица бесконечная – проискали бы до вечера, а адрес оказался недостаточно ясным.

10. Заехали в Хонноодзи, где был убит Нобунага от Акеци Мицухиде. Храм плохой, собираются строить новый. (Нобунага похоронен недалеко от Кёото, но времени было бы недостаточно съездить посмотреть могилу).

11. Ци-он-ин – самый главный храм секты Дзеодосиу, от которого ведет свое начало и тоокейское Сиба- Зоодзеодзи. Кроме огромнейшего величественного храма, здесь показали полы, поющие по-соловьиному (унгоис-но итономо), таковые все переходы от храма к корпусу бонз и все деревянные коридоры в этом корпусе. Доски полов не прибиты гвоздями, и когда идешь, особенно когда идут многие, и происходит больше давления – почти тихие звуки флейты слышишь под ногами, не скрип, а именно тихий и очень мелодичный короткий свист. – Комнаты, кроме того, все чем-нибудь замечательны: та с возвышением для сиденья Императора, или кого из царского дома, эта – с ширмами знаменитой кисти и тому подобное. Когда же пройдешь все комнаты, чичероне (обыкновенно таковыми служат везде здесь мальчики) крикливо объявляют, что если снять между комнатами все перегородки, то выйдет зала в 1000 матов, – Подняться от храма на площадку повыше – висит огромнейший колокол – первый виденный мною в Японии таких размеров.

12. Гион-мия, тоже великолепная, но ничего особенного. Недалеко от нее <…>

13. Ясака-но тоо – пагода с пятью крышами. Мы поднялись на нее и были вознаграждены за труд необыкновенно прелестным видом на все Кёото и окрестности. Кстати, прояснилось, даже выглянуло солнце, – все озолотилось и приняло веселый и радушный вид. Долго я любовался чудным видом и с трудом оставил его, а оставляя, с молитвой послал благословение с высоты почтенному городу, которому мало ровесников на земле, но который, к скорби, и доселе пребывает во тьме и сени смертной. Да просветит же его Господь скорее светом Своего Евангелия!

14. Киёмидзу. Здесь храм Кваннона, а за ним ключ воды, которую считают целительною – «кинсёкусуй» – вода золотого цвета, – так как она отливает несколько желтым цветом, если взять в большом количестве. Место храма на склоне горы, так что и отсюда превосходный вид на часть Кёото. Когда поднимаешься к храму, продается множество выделяемого здесь фарфора, – к сожалению, все довольно грубой поделки.

15. Дайбуцу. Огромнейших размеров бюст Будды. Тайко Хидеёси отлил. Лишь только был сделан и поставлен этот идол, как землетрясением опрокинуло его; Хидеёси рассердился и стрелой из лука наказал Будду, приговаривая: «Если ты сам себя не умел сберечь, то что и проку из тебя!». Впрочем, идол опять был поставлен. А после Хидеёси его разбили и обратили в металл для отливки монеты; на место же его сделали деревянное подобие его – весьма грубое, которое и стоит поныне. Посмотревши en-face на Будду снизу, сходят по лестнице, чтобы заглянуть с затылка, но там только видна сплошная сеть лесов, на которой утверждена передовая обшивка лица из досок. О размерах бюста можно судить по тому, например, что хотя нос сделан безобразно малым относительно всего лица, но и теперь, если бы Будда потянул нос, то в каждую ноздрю мог бы втянуть по ребенку. Тут же у кумирни стоит колокол, немногим меньше того, что в Цион; еще здесь примечательность – резные ворота, бывшие во дворце Хидеёси, замыкающие ныне четвероугольник, на котором стоит крошечная кумирня в честь Хидеёси. Сам этот герой покоится своими бренными останками недалеко за Кёото – на холме. С Ясака-но тоо мы видели дорожку, ведущую к его могиле, но поздно было сегодня добраться до нее. При сыне Хидеёси беспрерывный ряд стоячих бронзовых фонарей вел к ней от черты города, но скоро потом все это было снято и уничтожено, чтобы по возможности стереть память о нем; но тщетны были усилия: Хидеёси сияет ярче в японской истории, чем те, кому неприятно, чтобы он сиял.

Стоило посмотреть еще Коосендзё (или он-сен, – теплые ванны) на горе, откуда с третьего этажа, говорят, лучше, чем с какого-либо другого места видно Кёото с окрестностями, но мы торопились к поезду в четыре часа, и поэтому, завернувши только в лавку купить несколько фотографических видов Кёото (каких, к сожалению, не нашли много), отправились на станцию.

В Оосака приходил проститься, между прочим, Иоанн Иваса, христианин из Камеока (Тамба) родом, двадцати двух лет, аптекарь, обучавшийся здесь (и занесенный в список оосакских христиан), ныне же отправляющийся домой (адрес его: Хонче-маци). Хорошо бы послать проповедника и в этот большой город, только что виденный мною на пути из Танго к Кёото.

В одиннадцать часов вечера мы были на пароходе, оказавшемся на этот раз пренеудобным маленьким суденышком, где в каюте ни стать, а только что сесть в тесноте между японцами; шум, гам, духота, блохи; впрочем, усталость взяла свое, и несколько часов проспать было можно. Обыкновенно пароход идет от Оосака до Токусима восемь часов, и мы прошли не больше, снявшись около двенадцати часов ночи и пришедши в Токусима назавтра утром в восьмом часу.

3/15 июня 1882. Четверг.

Токусима.

Токусима – главный город провинции Ава на Сикоку; был резиденцией удельного князя Хацисука Авано-ками, с 25 ман коку. (Теперешний князь лет тридцати двух, долго учился в Европе и теперь директор Департамента по податям в Министерстве внутренних дел). Домов здесь больше 20 000, из которых сизоку больше 4000.

Провинция здешняя богатая по обильному производству для вывоза: индиго, сахарного песку, соли и табаку; Токусима в постоянных сношениях по торговле с Оосака, и потому нравы здесь похожи на оосакские: довольно наклонности к роскоши, немало распущенности, но при этом еще слабохарактерность (коорога евай). К тому же буддизм на Сикоку особенно силен, – сему, между прочим, способствует то, что знаменитый буддийский учитель и святой Кообоодайси родом из Сикоку (провинция Сануки), и здесь множество следов его (ко-секи), постоянно подогревающих религиозное чувство. Из сект Сингон, к которому принадлежал Кообоодайси, на Сикоку главная, но за ним Монто и другие секты также не потеряли значения здесь. Оттого-то и в Токусима, между прочим, так много ненависти к христианству и противодействия ему.

Проповедь начал здесь Павел Накакоодзи, и доселе состоящий здесь главным катехизатором. На Соборе 1878 года он предложил отправиться в Токусима – попробовать; Собор согласился, и потому Накакоодзи прибыл сюда, остановился в гостинице и объявил в газетах, что открывает проповедь о христианстве. По новости многие заинтересовались и стали собираться к нему; мало-помалу оказались и уверовавшие; первыми из них были: нынешний катехизаторский помощник здесь – Симеон Огава и Мария Томинага, – они же первые удостоены и Святого Крещения.

Собором 1879 года Павел Накакоодзи также назначен сюда и продолжал дело. На Собор 1880 года он отправился было, но, зашедши на свою родину – в Танго, остановлен был там для проповеди; заочно же Собором опять утвержден для Токусима. В соборное время прошлого 1881 года, было языческое возбуждение и гонение на христиан; он считал неудобным оставить в это время Церковь, и потому также не участвовал в Соборе, а заочно опять оставлен здесь.

С 1880 года Симеон Огава стал помогать ему по проповеди, а Собором 1881 года назначен катехизаторским помощником (фукуденкеося), с оставлением на службе здесь.

Христиан к Собору прошлого года состояло 35 человек (по метрике значится 36, но один был умерший). С Собора крещено 9, имеет быть крещено на днях – для чего ожидается сюда о. Яков – 10 человек. Итого – в этом году: 19; всех же к предстоящему Собору по метрике будет значится: 54 (с умершим прошлого года: 55), в 28-ми христианских домах.

Но из них умерло в нынешнем году 2, из другого места здесь принявший крещение – 1 (Стефан Исогаи – ныне в Кагосимской Церкви). Налицо же здесь: 51 человек, кое-кто из них во временной отлучке по торговым делам. 3 человека из христиан ослабели в вере по причине притеснений от язычников; они не бросили Христа, но, боясь людей, не обнаруживают себя христианами и совсем не ходят в Церковь. Это: 1) Моисей Тани, двадцати семи лет, ремеслом – гетая, ныне в отлучке в Тоокёо; 2) Давид Сано, двадцати семи лет, татамия, и 3) Яков Цунано, двадцати пяти, – штукатур. Есть еще два дома, а в них – с детьми 6 человек перешедшие к протестантам, – сначала епископалам, а теперь – баптистам; но это люди своекорыстные, принявшие крещение в чаянии благ земных и неусмотренные первоначально питающими такие чаяния. Они в метрику не внесены, и поэтому в счет нигде не входят, как отрекшиеся от Церкви.

Проповедь здесь, в Квайдо, производится в ицироку с хинокуре (в 1-е и 6-е числа с заходом солнца). Собираются 15–20 человек, из них – наполовину язычники. Кроме приготовленных ныне к крещению, есть из язычников человек 6 постоянных слушателей; прочие случайно приходящие.

Кроме сего, Накакоодзи ходит на проповедь в дома, куда приглашают и где также бывают язычники.

Симеон Огава говорит в Квайдо, в Ицироку, в перемежку с Накакоодзи. Кроме того, также выходит в дома, куда зовут.

В каждое воскресенье, в восемь часов утра, Накакоодзи и Огава, по приглашению властей, вот уже два года неопустительно ходят для проповеди в тюрьму; слушают их в десяти казармах – по две казармы в воскресенье, – в каждой человек по 80; по свидетельству служащих в тюрьме, влияние проповеди сказывается в улучшении поведения преступников.

Богослужение бывает в каждую субботу с сумерок и в воскресенье с десяти часов: в Квайдо собираются человек 15–20; бывают при службе по очереди: один из семейства в субботу, другие в воскресенье. После службы Накакоодзи говорит проповедь, темой которой в субботу бывает Евангелие, житие Святого, в последнее же время – объяснение Книги Бытия, в воскресенье – очередное Евангелие, или Апостол.

При службе поют человек 6, но совершенно своеобразным напевом, в котором мне «Сю аваремеё» очень понравилось; напев несколько печальный (кажется, любимый японцами); прочее поют также, почти не разня, но без нот, которых я здесь совсем не видел и о которых понятия не имеют, а просто держа молитвенники в руках и импровизируя, но импровизация выходит уже заученная и опытная. Учителя пения, однако, здесь на время очень бы нужно.

Сицузди 3: Никанор Кавамура, Матфей Едагава и Илья Бандо (в отсутствии). Избираются каждый год пред Собором. Казначейскую часть исполняют все по очереди помесячно. Церковные деньги состоят только из того, что дают юуси (желающие) ежемесячно: кто – 5 сен, кто – 10, 20, даже 3 сен; набирается в месяц сен 80, которые и расходуются на представляющиеся нужды в Квайдо. Квайдо, где живет катехизатор Накакоодзи с женой и ребенком, состоит из небольшого нового дома, нанимаемого в месяц за 3 ены. Икона Спасителя – иллюминованная литография (что привез о. Владимир), в золоченой рамке. Пред нею столик и тут же аналой; покровов, выданных от Церкви в Тоокёо нет, ими и нужно будет снабдить Накакоодзи после Собора. Лампадки пред иконой также нет.

Христиане здешние больше из сизоку, которых в Токусима очень много (но которые не так бедны, как во многих других местах, ибо жили весьма зажиточно – по богатству здешнего лена, который открыто состоял из 25 ман коку, но в действительности был несравненно выше). Можно надеяться, что отсюда выйдут люди и для Катехизаторской школы; в нынешнем году один уже приготовлен (Николай Имемото).

Из инославных, католиков здесь нет, протестанты двух сортов: епископалы и баптисты; у первых живет здесь японский катехизатор; иностранный же миссионер – Mr. Warren, или другой – из Оосака наезжает на несколько дней обыкновенно раз в месяц. Теперь у них христиан здесь 3 человека. У баптистов проповедник с иностранным миссионером также каждый месяц приезжают сюда из Оосака; постоянного же проповедника нет; верующих у них 2 человека и еще 2 дома перешедшие отсюда.

Буддисты и синтуисты теперь не гонят так, как в прошлом году, когда разбили дома Вениамина Танака и одного язычника (нанятую квартиру), где производились проповеди; теперь лишь злословят всячески христианство на энзецу и составляют общества с взаимным обещанием не слушать христианство.

Впрочем, несмотря на ненависть язычников, христианство не перестает здесь идти вперед, и после Собора проповедников здесь нужно также никак не меньше двух.

Из окрестностей начатки христианства положены здесь в следующих местах:

1. Камияма-мура, в Меозай-гоори, 12 ри от Токусима, – с 500 разбросанных домов. Оттуда родом есть в Токусима сизоку Есида, с молодости совсем глухой, но значительный ученый по-китайски. Он изучил христианство посредством книг и чрез письменный разговор с Накакоодзи и стал верующим, хотя до сих пор еще не принял крещение, собираясь принять в скором времени пред переселением в Хоккайдо, здесь или в Тоокёо, – что он предпринимает с 200 человеками, следующими за ним. Узнав христианство, он поведал о нем своему родному в Камияма Аихара, служащему там старшиной деревни (кочёо). Аихара во втором месяце сего года пригласил Накакоодзи на проповедь; последний и проводит там каждый месяц с неделю; собираются слушать 30–40 человек. Из них Аихара с женой совсем ныне приготовлены к крещению, для принятия которого Аихара и прибыл ныне в Токусима, ожидая сюда о. Якова; когда последний прибудет, его собираются пригласить в Камияма, чтобы весь дом Аихара мог быть крещен.

2. Сандзи-мура, в Оце-гоори, – с 200 домов, 4 1/2 ри от Токусима. Там христианин – школьный учитель; он звал Накакоодзи, который в последнее время и был там; люди собрались и слушали весьма охотно, потому условлено – Накакоодзи или Огава быть там ежемесячно дня на три или на четыре.

3. Такахара-мура (в Итанокоори), с 500 домов, 3 ри от Токусима. Там есть христианка София Ода, семидесяти двух лет.

4. Симо-хациман-мура, с 700 разбросанными домами, 1 ри от Токусима. Там Авраам Тоодзе и жена его Елисавета – старики христиане; сын их – учитель в здешней Сихангакко также слушает христианское учение.

По словам Накакоодзи, и в Тосауже пора начать проповедь; увлечения политическими вопросами, отнимавшие внимание от всего другого, там теперь значительно улеглись.

Пока я расспрашивал о состоянии Церкви, собрались братия и сестры. В десять часов отслужена была обедня и сказано поучение, после чего, в двенадцать часов, братия хотели угостить меня обедом на славу; пригласили повара, умеющего готовить английский обед, и увы, предложили мясной стол – в пост! Отвращение взяло, да и сердце закипело на катехизаторов; едва сдерживал себя от резкого и запальчивого выговора, а молча взял Накакоодзи, подвел его к прибитому тут же на стене календарю и указал на обозначенный ныне пост: «Таково прямое правило Церкви, – как же ты допускаешь свою Церковь предлагать Епископу нарушать Церковное Правило». Сконфузился бедный, да что поделаешь! Будь вперед внимательней к исполнению своих обязанностей. Одно только и может извинить такую невнимательность – это то, что здесь всегдашний, или почти всегдашний пост, то есть отсутствие мясной и молочной пищи. – Так голодный и отправился с Накакоодзи и Огава осматривать город. Город собственно не презентабельный, когда идешь по улицам, – какая-то обветшалость, отсутствие щеголеватости и даже чистоты. Крепость разрушена; остается одна высокая насыпь, составляющая большой холм, покрытый доверху густою листвою больших деревьев. Кенчёо – в японском здании, бывшем доме одного каро. Улицы длиннейшие, и население, видимо, огромнейшее. Но я забыл и голод, и усталость, когда поднялся на склон Оотакизан, откуда, как на ладони, виден весь город и вся равнина до моря, перерезанная рукавами реки и почти сплошь – до гор, населенная. Отсюда видишь, что действительно в Токусима двадцать тысяч домов, пожалуй и больше; город несколько разбросан, и потому занимает очень большое пространство; ясики сизоку почти все более или менее окружены и разделены между собой зеленью, что и делает город не в меру широким (не то, что Оосака, где все в куче, или Токусима же – улицы торговцев и ремесленников). Храмы – большею частию собраны за городом, по склону горы, – Налюбовавшись вдоволь городом и спустившись вниз (там же на горе памятнике виде пирамиды с надписью «Киненпё» – но кому? Не обозначено. Мол, все знают, что павших из здешнего города в войне с Сайго; да, теперь знают, и то немногие, а лет чрез пятьдесят? Памятник этот будет возбуждать археологическое исследование; между тем – кто написал «Киненпё» – тут же крупными буквами высечено), – купили карту города и географию провинции Ава, также фотографический снимок города и вернулись в Квайдо. – Хотел сделать визиты Огава и сицудзи, но все деликатно отказались, – мол, мы все здесь в Квайдо; иконы, впрочем, по словам Накакоодзи, у всех есть и содержатся, как должно; у Огава же семья – сам он, двадцати шести лет, жена, мать и младший брат, – живет в квартире, – сизоку.

В восьмом часу отслужили вечерню, после которой сказано поучение – сначала христианам, потом собравшимся в количестве 25 человек язычникам, продолжавшееся почти до одиннадцати часов.

Была надежда сегодня же ночью сняться для следования обратно в Оосака, но пришли сказать, что отход парохода отложен до завтрашнего вечера. Итак – условились еще завтра в два часа пополудни собраться для молитвы и поучения.

4/16 июня 1882. Пятница.

Токусима.

Утром писал дневник и приводил в порядок миссионерские наблюдения. В третьем часу позвали в Квайдо. Отслужена была вечерня с прочтением Евангелия для имеющего быть поучения. Последнее сказано было сначала христианам на текст «Иде же оста два или трие собрани во имя Мое, ту Аз есмь посреде их», потом язычникам. Так как из последних были учителя, чиновники и прочие книжные люди, и Накакоодзи просил сказать им о существовании Бога, против неверия вообще, то я и начал: «Вот мы сейчас молились, а вы просто сидели и с нами не участвовали; кто же лучше делал – вы или мы? Кто резоннее? Кто к кому должен перейти – вы к нам, или, быть может, мы к вам? Потому что не может быть два противоположных действия одинаково разумных… Мы знаем Отца Небесного, мы просим Его, благодарим… Вы также дети того же Отца Небесного, но вы не знаете Его и, пожалуй, даже не хотите знать и благодарить, а между тем Им вы в мир родились, Им живете. Одни ли только родители виновники нашего бытия, или же родителями стоит еще кто другой, и они исполняют только Его веление и Закон? Кто нам приготовил глаза в чреве матери, когда мы еще не могли видеть, руки, когда не могли брать и прочее, не „сидзен“ ли? Такой „сидзен” значит бесконечно разумный, предусмотрительный, всеблагой и всемогущий», и прочем. Кончено было в шестом часу, после чего продолжался разговор с братиями о церковных делах; настаивал, между прочим, чтобы они послали в нынешний год представителя на Тоокейский Собор, так как еще ни разу здешняя Церковь не заявляла себя на Соборе. В девять часов вечера отправились на пароход Тайемару. К сожалению, вместо обещанного ночного рейса пароход отложил отход до шести часов утра. Тем не менее остались ночевать на пароходе, но плоха была ночь, благодаря легионам блох и шуму и гвалту от японцев, бесцеремоннейшего в этом отношении народа в мире.

5/17 июня 1882. Суббота.

На пути в Нагоя.

Плохой пароходишка надул и в другой конец: вместо того, чтобы придти в Оосака, завел в Хеого, – мол, «прилива нужно ждать», такому-то мизерному суденышке, которому, как поросенку, и лужи вдоволь! Я рад был вырваться на берег, хотя в дождь и вдали от дзинрикися. Чугунка живо доставила в Оосака; там на полчаса заехал к о. Якову, чтобы отобрать для отсылки в Тоокёо бывшие здесь книги из основной библиотеки. Застал уже здесь плетущегося на Собор катехизагора из Кагосима Давида Онума, – это значит, ровно за месяц до Собора ушел с места службы; «фунено цунгоо» – де было таково, как будто я сам не был там и не знаю, что пароходы бывают из Кагосима в Нагасаки почти каждый день, и так же часто из Нагасаки по пути в Тоокёо. Непременно нужно будет какими-нибудь правилами ограничить такие самовольно ранние отлучки катехизаторов со своих мест.

Поезд в Кёото, и не останавливаясь в Ооцу, пришел вовремя, чтобы в нынешнюю же ночь на пароходе переправиться чрез Ооми-но-косуй. Ооцу от Кёото – 16 миль; поезд идет почти час. Домов в Ооцу больше 1500, расположенных длинною полосою по берегу огромного озера. Поезд железной дороги, идущий из Кёото большей частью среди превосходных чайных плантаций, останавливается на берегу озера у пристани, с которой пароходы ежедневно по несколько раз развозят пассажиров на противоположный берег. Мы отправились на пароходе, идущем в Маибара, откуда лежит путь в Нагоя, – около десяти часов вечера, – к сожалению, темного и дождливого, так что нельзя было полюбоваться прекрасным озером. В два с половиною часа уже были в Маибара и тотчас дальше, наняв дзинрикися до Оогаки, 9 1/2 ри от Маибара (3 человека за 4 ены с вычетом 30 сен за час, если не доставят к восьми часам). Все время шел проливной дождь; шли, пока рассвело, с фонарями.

Оогаки, – бывший резиденциею удельного князя Тода – унеменосе – 18 ман коку, – большой город с 5000 домов и множеством сизоку, в 11 ри от Нагоя.

От Оогаки до Хангивара-эки, на четырех ри, было три переправы через реки, последний раз – чрез Кисо-гава, огромную реку, разделяющую провинции Мино и Овари. В Хангивара обедали под оглушительное завывание бонзы, читавшего молитвенник, до которого, впрочем, в доме никому не было дела. На вопрос, не умер ли кто в доме? – Хозяйка ответила: «Сегодня день памяти родных, так пригласили».

6/18 июня 1882. Воскресенье.

Нагоя.

К трем часам, наконец, дождь перестал, а в четвертом, при выезде в Нагоя, встретились с братиями и здешними катехизаторами Павлом Окамура и Яковом Мацуда. Переодевшись на постоялине, отправились в Квайдо, где собраны были братия и сестры. Отслужена была вечерня и сказано поучение, после чего катехизаторы и сицудзи рассказали о состоянии здешней Церкви.

Нагоя, бывшая резиденция одного из Госанке, и притом – главнейшего из них, – имеет до 40 000 домов с 120 000 жителей коренных, с временно же живущими – до 200 000 жителей. Сизоку больше 10 000 домов.

Христиан к Собору прошлого года показано состоявшими 57 человек, но по ошибке на три человека показано меньше; всех, принявших здесь крещение, состояло 60 человек. После того крещено 20; так что ныне по метрике крещенных состоит 80 человек.

Из них умерло 5 (в том числе жена Якова Асаи, умершая в Хараномаци, но крещеная здесь).

Из других мест и Церквей, принявших здесь крещение, а также переселившихся отсюда в другие места, – всех: 9. А именно:

1. Мария Именомура, двадцати трех лет, из Тахара, 5 ри от Тоёхаси; в 1877 году, когда о. Павел Савабе совершил здесь первое крещение, она приехала из Тоёхаси, где родители гнали ее за веру, с решительностью – хоть и совсем оставить родителей – лишь бы сподобиться Святого Крещения. После братия из Оказаки хлопотали о ней, и старик Павел Кондо, рассказывавший о ней, не знает наверное в каком она положении теперь; советовал распросить в Тоёхаси у Марка Сукигара (NB. Но и он не знает, где она теперь), ее крестного отца.

2 и 3. Лука Судзуки и жена его Вера – переселились в Тоокёо; Лука там фотографом.

4. Петр Амано, пятидесяти лет, родом здешний сизоку, но переселился в Сингехара-мура, 4 ри от Оказаки, и принадлежит к Оказакской Церкви.

5. Иоанн Симамура – родом из Оказаки, где и живет теперь.

6. Давид Накао, из Тоса, пятнадцати лет, сын служившего здесь в суде чиновника; ныне отец на службе в провинции Хитаци, городе Цуциура, где и сын вместе с ним (катехизатор в Мито должен позаботиться о нем).

7. Марфа Коиси, из Оказаки, – жена Никанора Коиси, христианина тамошней Церкви.

8. Иов Тераниси, тридцати четырех лет, родом здешний сизоку, переселился в Тоокёо, где живет в Ситая, Уено маци, 20 банци.

9. Климент Ицикава (что был в Катехизаторской школе), родом из Кария-мура (Микаванокуни), 5 ри от Оказаки, принадлежит, значит, к Оказакской (в Минава) Церкви.

Взамен означенных, следующие 6 человек, принадлежащих ныне к здешней Церкви, приняли крещение в других Церквах:

1. Яков Мацуда – крестился в Тоокёо, но родом здешний, и ныне находится здесь.

2, 3. Из Оказаки сюда переселились крещенные там: Алексей Ватари, его дочь Екатерина (ныне жена Павла Окамура).

4, 5 и 6. Также из Оказаки переселились крещенные там: Симеон Курокава, его сын Илия и дочь его Ольга.

Не приходят в Церковь следующие 7 человек:

1. Иосиф Даики, лет сорока, сизоку, школьный учитель; учился христианству у Стефана Кондо; с крещения в 1880 году ни разу не показывался в Церкви.

2, 3. Василий Нозаки, двадцати лет, сын купца, и старшая сестра Василия – Юлия, двадцати двух лет. Оба под влиянием отца, не любящего христианства. Юлия была перевенчана о. Тимофеем Хариу с Андреем Танака из Тоёхаси, но ушла от мужа, разведшись с ним (видно, что язычница в душе; рано крещена, должно быть).

4. Симеон Като, лет пятидесяти четырех, сизоку, ремесленник, судим был за кражу, – не приходит в Церковь от стыда (будто бы).

5. Иоанн Танака, тридцати лет, сизоку, бывший учитель, – не приходит больше по лени.

6. Пармен Хироно, двадцати пяти лет, сизоку, – ныне без службы и беден, почему больше и ослабел.

7. Петр Накасима, двадцати восьми лет, сизоку, служит на правительственной службе, за 10 ри от Нагоя; когда бывает здесь, никогда не приходит в Церковь; жена его – дочь бонзы из Хонгвандзи.

Первые проповедывали здесь христианство, в 1873 году, Даниил Кангета и Григорий Миямото. Но плодом их проповеди ныне состоит здесь только один христианин – Павел Кондо, шестидесяти пяти лет, крещенный в 1877 году от о. Павла Савабе в Оказаки. Потом в 1877 году Владимир Мураками (из Оказаки), находясь здесь, просил проповедника для Нагоя, вследствие чего поручено было Павлу Цуда, тогда состоявшему в Оказаки, попробовать проповедывать и в Нагоя. Плодом его проповеди был Лука Судзуки с женой, крещенные о. Евфимием на пути его в Оосака в 1878 году.

Собором 1878 года Павел Цуда назначен проповедником для Нагоя; но так как у него слушателей не являлось, то ему велено было вернуться в Тоокёо. Однако Владимир Мураками и Лука Судзуки упросили оставить его еще на некоторое время здесь, и с этого времени мало-помалу оказался успех проповеди. К Собору 1879 года о. Павлом Сато было крещено 9 человек. Собором 1879 года Павел Цуда также назначен был сюда, и успех продолжался.

Собором 1880 года вместо Цуда назначен Павел Окамура, состоящий здесь и доселе. Тем же Собором в помощники к нему назначен был Стефан Кондо, но в начале 1881 года он вернулся в Тоокёо по болезни. Пришел потом из Оказаки Иеремия Сибата на помощь, но в пятом месяце тоже вернулся. Наконец, Собором 1881 года сюда дан в помощники Яков Мацуда, трудящийся здесь и доселе.

В настоящее время у Павла Окамура проповедь ведется в трех местах:

1. В Квайдо, где он и сам с женой живет (платя 3 1/2 ены в месяц, что недорого, так как дом превосходный и в центре города); до обеда он всегда дома, и язычники, видя вывеску, иногда заходят спросить о Вере; в настоящее время в неделю два раза приходят 2–3 медицинских ученика из больницы; более определенных слушателей нет.

2. У сицудзи Петра Такаги по понедельникам и четвергам, вечером в восемь часов; из слушавших здесь двое недавно приняли крещение; еще есть один постоянный слушатель, и 1–2 приходят случайно.

3. У помощника сицудзи – Стефана Кавамура, по вторникам и пятницам с девяти часов вечера; из слушавших один крестился; ныне приходят христиане и несколько язычников, но неопределенно.

Ходит, кроме того, к Симеону Курокава говорить для его семейства. – Имеется в виду и еще собрать несколько слушателей.

Яков Мацуда живет в Апута-эки, пригороде Нагоя, не меньше 1 1/2 ри от Квайдо, с 7 000 домов. Проповедь у него в следующих местах:

1. В квартире у него по воскресеньям, понедельникам и четвергам, с восьми часов вечера; из слушавших трое крестились; теперь ходит тайно слушать один молодой человек, мать которого не любит христианства; других теперь нет, ибо земледельцы в настоящее время заняты очень; если из язычников никто не пришел, то толкуется Священное Писание для домашних, так как дом, где живет Мацуда, христианский, от него же наученный Вере.

2. Тоже в Ацута у Марка Мориока, по средам и пятницам вечером с восьми часов; теперь новых 3 слушателя.

3. У Луки Халси; теперь на время, впрочем, здесь нет проповеди, так как бывшие здесь слушатели ходят к Марку Мориока, а новых еще не обнаружилось.

4. В Нагоя, по вторникам, с восьми часов вечера, в доме одного язычника (бывшего бонзы), который сам, впрочем, не расположен слушать, но уступил убеждениям своего приятеля – христианина – дать у себя место для проповеди; туда ходит один новый, истинно желающий слушать; бывает и еще 2–3. Мацуда хотел ходить два раза в неделю, но хозяин едва и на раз согласился.

Общественная молитва бывает каждую субботу с восьми часов вечера; собирается больше 20 человек, – и каждое воскресенье с десяти часов утра; собираются 14–15 человек, – обыкновенно не тех, что были вчера, а попеременно. Проповедь в субботу говорится на текст из Апостольских Посланий, в воскресенье – на дневное Евангелие. Поют четыре человека (и неплохо, как я сегодня слышал; Маедако не способен учить пению).

Сицудзи четыре человека: Илия Миясита, Петр Гакаги, Иосиф Втамура и Петр Сибаяма.

Избираются раз в год пред Тоокейским Собором. Ныне видно только что произведено избрание; выбраны прежние, но к ним присоединено четыре помощника.

Казначеями служат Илия Миясита и Иосиф Втамура. Церковные деньги следующие:

(Цунагу моцу)

1. Ификин, – неприкосновенные. Заведено Павлом Цуда, с шестого месяца 1880 года, собирать с юуси (желающих) в каждое воскресенье по 1 сен. Доселе собрано 18 ен; положены на проценты.

2. Кенкин, – кружечные; устроена кружка с 1879 года; вынуто доселе 7 1/2 ен; тоже хранятся.

3. Риндзи-кин; собирается с юуси по мере открывающихся нужд: на киоты, мебель в Квайдо, занавес, [облачение] для священника и тому подобное. До сих пор собрано и израсходовано больше 70 ен.

4. На покупку земли для кладбища собрано по подписке 43 ены 20 сен; земли будет куплено в скором времени.

В окрестностях Нагоя в настоящее время нет проповеди, но, если приложить старание, то слушатели найдутся везде. Например, Мацуда пробовал в деревне Даигимура, 20 чё от Ацута-эки; слушатели были, только теперь не время для земледельцев (в этой деревне живет неприходящий в Церковь Симеон Като).

Нужно начинать отсюда проповедь в провинции Неё, в городе Цу, бывшем Дзеока. Там служит чиновником молодой человек отсюда Иоанн Мива и зовет туда проповедника; слушатели прямо есть: его старший брат, тоже чиновник, и еще некто служащий при больнице; найдутся и другие. Отсюда до Цу хотя 20 ри, но сообщение очень удобное по морю на небольших пароходах, ходящих между Нагоя и Цу.

Нужно также отсюда начинать в Оогаки (город, бывший на пути от Маибара в Нагоя); нравы там хорошие, мало испорченные; найдется, кому похлопотать для проповедника.

Православные христиане в Нагоя – больше из чеопин, чем из сизоку.

Катехизатор отсюда вышел только один: Яков Асай, служащий в Хариномаци.

Из учеников Семинарии отсюда – Павел Морита, здесь есть его тетка – язычница.

В настоящее время здесь учеников ни для Катехизаторской школы, ни для Семинарии, к сожалению, нет. Сизоку-де, кто подельный, все заняты другими делами, или разбрелись отсюда искать занятий в других местах.

Нагоя – по важности положения своего в ряду бывших удельных княжеств и по огромности народонаселения, сама была центром, к которому тяготели окрестности на далекое расстояние, и была самостоятельна как относительно Кёото и Оосака, так и Едо, но по роскоши и другим чертам нравов больше походила на Оосака, чем на другие места. Отсюда и доселе сильны здесь как буддийское суеверие, так и сопутствующая ему распущенность нравов. Здесь – 338 тера и 61 мия, что достаточно свидетельствует, как силен еще здесь буддизм, особенно верховодят бонзы Монтосиу – Хингаси Хонгвандзи. Впрочем, грубого насилия христианству здесь не причиняют, а только душевно ненавидят, злословят и слушать не хотят. Павел Окамура рассказывает, что к нему часто приходят переодетые бонзы расспрашивать о христианстве, но потом пользуются полученными сведениями лишь для того, чтобы извращать их и делать пищей злословия.

Около Мацуда бонзы завели коосяку и всегда невыносимо хулят христианство и запрещают слушать его, что, впрочем, по словам Мацуда, приводит к совершенно противоположным результатам, – возбужденное любопытство, напротив, побуждает приходить спрашивать о христианстве.

Но вообще постепенный успех здесь христианства, с помощью Божиего, несомненен, хотя он и будет медлен. Потому и с будущего Собора здесь непременно нужно два катехизатора.

О продаже православных книг сицудзи столковались здесь с одним из главных книгопродавцов на большой улице. На днях ожидается из Тоокёо запас книг.

Из инославных в Нагоя есть только методисты; живет постоянно ихний проповедник с женой, по временам же приходит американский Бала (Ballah), или кто другой из их секты; обращенных человек 15–16; дальше туго идет; проповедник постоянно жалуется нашим на неимение слушателей. – Другие приходят, но, не находя слушателей, возвращаются; так недавно было с пресвитерианским проповедником. Говорят о христианстве здесь еще путешествующие для продажи христианских протестантских книг.

1/19 июня 1882. Понедельник.

Нагоя.

Как обыкновенно, попросили остаться еще на день, чтобы сказать проповедь и язычникам, для чего удобен вечер. Утром сделали с Павлом Окамура визиты: старику Павлу Кондо, первому, по времени, здешнему христианину, сизоку, промышляющему ныне со старухой разведением кур, – сицудзи: Петру Сибаяма – фотографу, Иосифу Втамураа – чайному торговцу, Илие Миясита – фотографу на большой улице, работающему превосходно и живущему, по-видимому, очень достаточно; он и Петр Сибаяма, по словам Окамура, самые усердные радетели о Церкви. – Квайдо здесь в центре города, месте весьма удобном, но христиане странно рассеяны по всему городу в одиночку – на таком большом пространстве, что катехизатор находит возможным этим извинять неаккуратное хождение христиан в Церковь, – «далеко-де». С восьми до десяти часов мы едва успели побыть в четырех означенных домах, хотя нигде не останавливались больше пяти минут.

В десять часов приехавши в Квайдо, застали собравшихся братьев и сестер, с которыми и помолились, отслуживши обедню, после которой было поучение, продолжавшееся до двенадцати часов. Катехизатор угостил скромным обедом, вслед за которым отправились осматривать дворец бывшего князя Овари и знаменитый здешний Тенсюдай, с которого, как на ладони, виден весь город и окрестности на далекое пространство. Крепость занимает расположенное здесь войско; видеть ее с дворцом и Тенсюдай можно не иначе, как с разрешения главного военного начальника, но он охотно дозволяет осмотр всем иностранцам. Так и для меня Илья Миясита выхлопотал разрешение. Центр бывшей крепости, окруженный последним рвом, содержится в отличнейшем порядке. Во дворце – главное военное управление (местное), которым и занято немало княжеских великолепных покоев; прочие покои показываются посетителям; там мы видели тора-но ма и другие – все разнообразно изукрашенные и раззолоченные комнаты с дивной резьбой и штучными расписными потолками. Отсюда прошли на башню (Фенсюдай). Построена она знаменитым строителем крепости в Кумамото Катоо Киемаса и действительно составляет удивительное архитектурное и в тоже время практически полезное (в военном отношении) произведение. Она имеет 5 этажей; так обширна, что полк солдат, достаточно снабженный военной амуницией, легко поместится в ней. Внутри вся состоит из таких огромных столбов дерева хиноки, что ей, кажется, и веку не будет; крыши все покрыты толстыми медными листами, а коньки (две рыбы) – толстыми золотыми листами и блестят на солнце, как огненные. Одна рыба была на выставках в Тоокёо и даже а Австрии; после чего опять поставлена на прежнее место, а вдобавок – обе рыбы покрыты металлическими сетками, чтобы птицы не засиживали их. С башни полюбовались на город, тянущийся непрерывною полосою по направлению к селению Ацута, которое незаметно сливается с ним; жилье сизоку обхватывают город со всех сторон и далеко разбрасываются кругом. Но такой скученности деревень вокруг города, какую я видел около Окаяма, здесь нет.

Сошедши с башни, отправились в Ацута на кладбище, чтобы отслужить панихиду по о. Павлу Таде, здесь погребенном. Когда подходили к кладбищу, к нам присоединился христианин из Оказаки, присланный навстречу мне. Это – за 10-то ри! Не мог воздержаться, чтобы довольно резко не заметить, что такая пустая трата времени по-пустому мне вовсе не лестна; гораздо лучше, если бы христианин занимался своим делом, сидя дома, так как сегодня – день рабочий; завтра тоже рабочий, и эти два дня для чего он употребил? Мне гораздо приятнее было бы видеть, что христиане шесть дней в неделю усердно трудятся, посвящая труд свой Богу, а воскресенье все ходят в Церковь, давая истинный отдых своей душе, да и утомленному телу; теперь же – вон везде приходится укорять христиан, что они в воскресенье мало ходят в Церковь, а отчего мало? Некогда, говорят; стало быть шесть дней работали лениво или проводили праздно; употребление времени навстречу мне – за 10 ри, по-моему, один из видов праздности; достаточно было бы встретить у своего Квайдо или в нем.

Отслуживши панихиду, я дал наставление бывшим здесь катехизаторам и сицудзи – непременно перенести о. Павла Таде на христианское кладбище, лишь только они купят землю для того, в настоящее время они именно хлопочут о покупке, и не раз уж сторговывались, но лишь только узнают продающие, что земля под кладбище – отказывают. Христиане бывшего прихода о. Павла сложились ему на памятник, который теперь и делается.

С кладбища зашли к Якову Мацуда, помещающемуся в Ацута у христиан; больше решительно никуда не пускают, по нелюбви к христианству. – Дальше на обратном пути посетили сицудзи Петра Такаги и христианина Алексея Ватари, дочь которого за Окамура. Заехали дорогой взглянуть на огромный храм Монто – ветви Хингаси Хонгвандзи, по величине, должно быть следующий за главными их храмами в Кёото; проезжая, видели также подобие Тоокейского Кваннона, что в Асакуса; и увеселительные места кругом – совершенно как в Асакуса, только все в меньших размерах; здесь же, на самом бойком угле, один из наших христиан, тоже фотограф, приютился со своей лавочкой. – Видно, что Нагоя разом подражает и Сайкео (храмами), и Тоокёо (увеселениями, также школами) и по возможности совмещает их в себе.

Вернулись из города в другую гостиницу, не ту, в которой вчера поместили христиане – «де самая лучшая в городе»; Роман нажаловался, что ему не давали спать (действительно, отвратительный шум и крик – больше пьяных голосов и хохот девок был слышен кругом до третьего часа), и христиане нашли на этот раз и вправду должно быть одну из лучших, даже с комнатами наподобие европейских, где мы и поместились. Вместо восьми часов, объявленных для проповеди, позвали в девять, да и то слушателей собралось мало, больше ученики да купцы; оттого и проповедь вышла довольно бесцветная – как-то неохотно говорится, когда – или мало слушают, или не уверен, понимают требы, или нет. Впрочем, действия благодати не зависят от характера нашего говорения: по окончании проповеди тут же некоторые спрашивали у катехизатора, когда к нему приходить еще слушать; может, [?] то и благодать Божия коснулась души.

По окончании проповеди долго еще была беседа с братиями и сестрами; убеждал их, между прочим, думать уже о постройке храма; дал и от себя на храм 25 ен и на кладбище 25 ен с условием, чтобы о. Павел Таде перенесен был на христианское кладбище. Убеждал еще послать представителя на Собор, чего они не хотят – «нет-де средств на дорогу». Из катехизаторов останется здесь во время Собора Яков Мацуда, ибо проповедь нельзя совсем прервать; обещан ему потом отпуск для отдыха к отцу в Вакаяма. По уходе о. Павла Окамура на Собор, Мацуда поместится в Квайдо.

8/20 июня 1882. Вторник.

Оказаки.

Здешняя местность знаменита в японской истории тем, что самые крупные личности последних веков – родом отсюда. В одном ри от Нагоя на запад находится деревня Накамура (домов 60), в которой родились: Тайко Хидеёси и Катоо Киёмаса, последний также от крестьянина. В Оказаки родился Токугава Иеясу. Нобунага также из здешних мест. Сегодня в 5 ри от Нагоя проезжали местность, покрытую невысокими холмами; с одного из них, как снег на голову, спустился Нобунага с маленьким своим войском на погруженный в сон огромный стан Имагава Есимото; на месте, где стояла палатка Есимото и где ему отрублена голова, стоит надгробный памятник ему. Здесь ярко загорелась звезда Нобунага, к сожалению, так рано померкшая в Хонноодзи.

В 5 1/2 ри от Нагоя река с превосходным мостом – сакай баси – разделяет провинцию Овари от Микава. – В 6 ри и 20 чё от Нагоя, в Цириуэки, встретили христиане из селения Сингехара, почему мы остановились здесь, отпустили дзинрикися и отправились пешком посетить христиан.

Сингехара-мура от Нагоя около 7 ри, от Оказаки 3 1/2 ри, от Цириуэки, вправо по проселку 1 ри (до дома Петра Амано, дом же Владимира Мураками чё в 15). Земля здесь вновь разрабатываемая; она дана была после войны в Гоиссин князю из Фукусима, лишенному княжества за участие в войне против Императора. Князь продает ее по частям; желающие покупают и возделывают. Ныне здесь, в Сингехара, уже домов 200, разбросанных для удобства в земледелии и разведении чайных плантаций. Христианских домов здесь 2, христиан 13 человек. Дом Владимира Мураками, в котором: он, жена Агния и дети: Евгения, Марина и Павел; дом Петра Амано, где: он, жена Сусанна и дети: Николай, Моисей, Василий и Юлия. Еще: Тит Инагаки и Матфей Томита, служившие у Мураками.

Владимир Мураками с семьей, родом из Оказаки, сизоку, – там и крещены; ныне Мураками почти всегда в отлучке по торговым делам, полевыми же работами занята жена. Петр Амано с семьей родом из Нагоя, сизоку; слушал учение от Павла Цуда и крещен о. Павлом Сато в Нагоя, семья же научена уже по переселении сюда (5 лет назад) Иоанном Онгивара и Иеремией Сибата и крещена от о. Тимофея Хариу.

Ныне Петр Сасагава иногда приходит в Сингехара, останавливаясь прежде в доме Мураками, теперь у Амано; проводил здесь вечер, поучая христиан же; новых слушателей в настоящее время нет никого, и в продолжении года с Собора крещения не было.

В доме Петра Амано мы отслужили молебен. Икона – маленькая, домашняя, как-то неуютно ей на большом пространстве серой стены. Обещался прислать икону побольше и лампадку к ней.

Дрожащие в небе жаворонки своею милою звонкою песнею провожали нас на пути в Сингехара и обратно, заставляя забывать усталость и жару. В Цириу пообедали, в третьем часу уже были в Оказаки, проехав в него из Яханги-эки по мосту Яханги, знаменитому тем, что на нем когда-то Хидееси, будучи еще оборванным нищим мальчишкой, выругал разбойника Хацисука, проходившего с своей бандой по мосту и задевшего ногой спавшего тут Хидееси. «Мост общий, тебе разве тесно, что мне не даешь места? Ты кто такой? Разбойник и больше ничего!». После он сам служил в шайке этого разбойника, а еще долго спустя уже разбойник Хацисука служил Хидееси, но уже не атаманом банды, а генералом в победоносном войске, за что Хацисука награжден уделом и сделан князем провинции Ава на Сикоку, где Токусима была его резиденцией. Въезжая в Оказаки, проехали мимо обложенного камнем колодца «убуюиси», из которого взята была вода для обмытая новорожденного маленького князя Иеясу, будущего родоначальника Сеогунской династии.

Братия встретили на мосту Яханги-баси, другие ждали в церковном доме. Переодевшись, тотчас же отслужили вечерню – с поучением, после чего катехизатор, сицудзи и прочие братия рассказали о состоянии Церкви.

Оказаки имеет 4600 домов, из которых сизоку 780 домов. Прежде был удельным городом князя -(фудай) – Хонда Накак – Цукаса-но таю с 5 ман коку. Хонда был один из самых приближенных слуг Иеясу.

Христиан здесь вместе с Сингехара-мура, к Собору прошлого года состояло 136 человек (в соборных протоколах по ошибке показано 137). С Собора доселе крещено 9; всех здесь крещенных: 145 человек. Но из них умерло 13.

Перешло в другие места совсем 18. Именно: в Нагоя переселилось 5 (смотри страницу 219), в Тоёхаси – 6: Исайя Миёси с семейством – всего пять человек, и Марина Кавамура, семнадцати лет, – оттуда родом, но здесь временно жившая и принявшая крещение. В провинцию Тоотоми, Китоо-гоори, Икесинден-мура перешло 4 человека: врач Давид Ниими с семейством: служит при тамошней больнице (китоо-беоин); от Фукурои 7 ри. Павел Накамура, родом из города Ханги провинции Цёосиу, племянник здешнего врача Иоанна Намбу (тоже из Цеосиу родом); ныне служит врачем при больнице в Ниигата, в провинции Эцинго. Два бывшие ученика врача Иоанна Намбу: Пантелеймон Мисава, семнадцати лет, родом из Тоёхаси, и Филипп Кадзуно, шестнадцати лет, из Цеосиу, – ныне учатся в Медицинской школе в Нагоя.

Взамен выбывших четыре чиновника, принявших крещение в Нагоя, ныне принадлежат к Оказакской Церкви; смотри выше страницу 189.

Итого налицо всех христиан в Оказаки и Сингехара: 118 человек, в 41 доме.

Но из них следующие 5 не приходят в Церковь:

1. Иоанн Суинага, тридцати шести лет, сизоку, служит чиновником в Цариу; слушал учение от Павла Цуда; но года четыре совсем не показывается между христианами.

2. Симеон Хосои, двадцати шести лет, из торговцев, дурного поведения; промотал дом и теперь бродяжит.

3 и 4. Петр Котава и жена его Мария, – из сизоку – торговцы; обратились опять в язычников; увещаний не слушают; Сасагава в дом не принимают.

5. Ия Като, двадцати семи лет, бывшая жена Феодосия Като, ушла от него; родом из Тоёхаси, но теперь где находится – неизвестно. (А Като женился себе по-язычески на другой под предлогом, что невеста-де не понимает и не принимает христианского брака; ныне и она уже крещена. Да благословит Господь их брак! Что станешь с ними делать! Долго еще, знать, христианские чувства не возьмут окончательного верха над другими. Нужно терпеть и снисходить; обойдешься строго, нежное растеньице христианства в душе и сломится. Было уже. «Подожди венчаться месяц-два, научи сначала невесту христианству, чтобы брак был Таинством, а не сделаешь этого, брак будет блудом пред лицом Церкви; ты-де христианин, – и открытым грехом заградишь себе вход в Церковь». Что ж? Человек и не ходит в Церковь и больше, и больше грязнет в тине язычества; а между тем – нельзя сказать, чтобы в нем совсем не было христианского чувства в то время, как он женится по-язычески… Припоминаются торговец фарфором в Тоокёо Иосиф Мано, Алексей Уракава, Николай Микино в Хакодате).

Начало проповеди в Оказаки положено Григорием Миямото, в двенадцатом месяце 1874, при содействии сизоку Мураками, после при крещении нареченного Владимиром. В генваре же 1875 года Миямото пришел сюда с Петром Оодадзуме, и оба они пробыли здесь до Собора. Из слушавших учение от них доселе между христианами – 8 человек: сицудзи Стефан Аояма, Иеремия Сибата и прочие, Миямото за проповедь был требован в полицию и даже вызван в Нагоя, но оправдан и, получив на дорогу казенные деньги, вернулся в Оказаки.

Собором 1875 года Матфей Кангета назначен был в Нисио, но так как там успеха не было, то он перешел в Оказаки и проповедывал до следующего Собора. В первой половине 1876 года здесь был о. Павел Савабе и крестил первых в этой Церкви: Аояма, Сибата и других. На Соборе 1876 года Матфей Кангета пришел с Стефаном Аояма уже как представителем Оказакской Церкви.

Собором 1876 года тоже Матфей Кангета назначен сюда, и пришел с семейством, как и желали того в Оказаки, обязавшись содержать семейство. Помощником Матфею назначен Василий Хариу.

Собором 1877 года определен сюда Павел Цуда, а с одиннадцатого месяца дан ему помощником Петр Кавано. С десятого месяца этого года стали определенно избираться в этой Церкви сицудзи. Во втором месяце 1878 года здесь был о. Анатолий для совершения крещений.

Собором 1878 года назначен в Оказаки Стефан Оогое. С девятого месяца сего года здесь определенно стали выбираться казначеем и советники (гию), а месячный взнос, начатый еще с Цуда, упорядочен. В десятом месяце прибыл на помощь Оогою Иоанн Онгивара.

Собором 1879 года также Оогое и Онгивара назначены для Оказаки, но с четвертого месяца 1880 года Оогое, по болезни, вернулся в Тоокёо.

Собором 1880 года назначен Петр Сасагава, состоящий здесь и доселе. В помощники ему дан был Иеремия Сибата, но он до конца 1880 года проповедывал в Сингехара и Цириу (бесполезно), а с генваря 1881 года до Собора – в Нагоя, так что Петр Сасагава всегда трудился здесь один. Иеремия, впрочем, теперь несколько помогает.

Определенными священниками для Оказаки и окрестных мест были: с 1879 год по июль 1881-го – о. Тимофей Хариу; с Собора 1881-го – о. Павел Таде, но он с 6-го генваря 1882 года заболел простудой, безуспешно лечился в Оказакском госпитале и 22 марта умер от чахотки вследствие простуды; для погребения отвезен в Нагоя, так как в Оказаки еще не кончились затруднения касательно христианского погребения. (Затруднения эти подняты бонзами по поводу христианского погребения жены Никанора Вакабаяси, умершей в одиннадцатом месяце 1880 года. Начавшаяся по этому поводу тяжба язычников с христианами кончилась в двенадцатом месяце 1881 года в пользу христиан. Но язычники, подстрекаемые бонзами [Монтосиу], во втором месяце 1882 года подали на апелляцию; до сих пор однако не видно никаких результатов сего; должно быть, так и кончится).

В настоящее время проповедь здесь производится в четырех местах:

1. В Квайдо: по воскресеньям и средам вечером с «хино куре». Собирается человек десять христиан, для которых Сасагава объясняет Священное Писание; язычников не приходит.

2. У Иоанна Намбу – врача, по вторникам и пятницам, с «хино-куре», – для семьи Намбу и двух учеников его.

3. У Николая Кодзима, по понедельникам и вторникам, четвергам и пятницам, с четырех часов, – для семьи Кодзима, еще не крещенной; иногда и другие приходят.

4. У Тимофея Накане, – объясняется Священное Писание для него с семьей.

Иеремия Сибата по вечерам ходит для проповеди в дом Якова Котама, где его слушает, между прочим, один язычник.

Общественная молитва по субботам с хино-куре, по воскресеньям – с девяти часов утра; приходят человек 40; в воскресенье несколько меньше. На проповеди – в субботу обыкновенно рассказывается Житие Святого, в воскресенье – объясняется очередное Евангелие.

Сицудзи 2: Стефан Аояма и Василий Хингуци; кроме того, есть гию (советники). Избираются раз в год – в генваре. Казначеев 2: Лука Асами и Яков Котама.

Церковные деньги следующие:

1. Гацуноо-кин [?], – по желанию и по состоянию все ежемесячно жертвуют на содержание проповедника и на церковные расходы; в месяц приходу до 5 1/2 ен.

2. Из кружки вынимается в месяц сен 30.

3. Риндзи-кин – собирается по особенным нуждам, как-то: на поправку дома, на праздничные расходы и прочее.

Запись – очень тщательная и подробная ведется в черновых тетрадях; в беловую же приходно-расходную книгу вносится – за полгода в крупных цифрах. Порядок этот заведен Павлом Цуда в 1877 году.

Местное церковное имущество состоит из церковного дома с землей под ним. Земли всей 113 цубо, из которых 30 цубо заняты постройкой. Куплен дом с землей, совершенно новый, в седьмом месяце 1880-го года. В доме потом сделаны небольшие поправки для приспособления его к церковным нуждам. Обошлось все вместе в 600 ен, из которых 440 внесены христианами, остальные 160 ен состоят на долгу, но будут покрыты, как говорили сицудзи, в самом непродолжительном времени. На покупку дома жертвовали все – по желанию, иные ен по 50, иные по нескольку сен, но не участвовавших не было никого.

Дом – на главной улице и среди города; двухэтажный; верхний этаж приспособлен для совершения литургии, когда бывает священник; здесь же находится Св. Антиминс, мироносица, священные сосуды и облачения, – все что осталось по смерти о. Павла Таде. Антиминс и мироносица запечатаны погребавшим о. Таде о. Яковом Такая и хранятся в исправности, пока прибудет новый священник. Иконы Спасителя и Божией Матери – иконостасные здесь те, что были в Хакодатской Церкви; из новых есть Тайная Вечеря (принадлежащая к другому иконостасу); вообще снабжение иконами – достаточное, пока церковный дом будет в этом виде, без алтаря. – После богослужения комната задвигается щитами, чем закрывается престол и прочие святыни; оставшаяся свободною простая большая комната служит для катехизаций, для собраний и рассуждений христиан о церковных делах и для катехизатора; здесь же и другая небольшая комната – тоже для катехизатора.

Внизу – большое помещение, могущее в случае нужды служить аудиторией для сот двух слушателей; обыкновенно же там живет квайдо-мори; в настоящее время эту обязанность исполняет старуха Анна Оно (у которой своего дома нет), мать катехизаторского помощника Фомы Оно, который отсюда родом (и у кого, кроме матери, нет никого еще, о ком бы нужно было заботиться).

Одно неудобство церковного дома – он шумен для совершения в нем богослужения; па главной улице, как на всякой главной – почти беспрерывный гром от езды, крик возчиков, или уличных ребятишек и прочих. Христиане имеют в виду, когда соберутся со средствами, отодвинуть дом в глубь участка земли и оградить от улицы решеткой и воротами, причем я наказывал им непременно изменить несколько наружный вид здания, чтобы сделать его похожим на Церковь, для чего дать знать в Миссию, когда приступят к перестройке, чтобы оттуда получить рисунок, с которым сообразоваться.

В Оказаки и во всей провинции Микава буддизм еще довольно силен, особенно много последователей секты Монто, о силе этой секты здесь свидетельствует отлично построенная школа для воспитания бонз, имеющая 130 учеников; школа построена на местные средства, ученики также только из этой провинции. Но влияние бонз Монтосиу несколько ослабело, и они поневоле сдерживают себя после следующего случая. В 1869 году (Мейдзи 2 года) один чиновник в Оохамамура, ри 6 от Оказаки, как-то стал хвалить христианство и говорить, что-де буддизму недолго уже существовать. Узнав об этом, бонзы Монтосиу подняли народ в соседней деревне Васидзука (1 ри от Оохама); послан был из Оохамамура, где была небольшая крепостца (дзинья), один из мелких чиновников уговорить и успокоить народ, но последний убил его. Вследствие этого главный бонза местности был казнен, другие, виновные в возмущении, осуждены на каторгу, – Поэтому-то бонзы боятся поднимать народ против христианства открыто, но усердно составляют общества с условием не слушать христианского учения.

Нравы в Оказаки гораздо лучше, чем в Нагоя, но также немало распущенности. Впрочем, народ Микава еще не потерял своей репутации «честного народа», до того устоявшейся, что в Тоокёо, например, довольно назвать себя жителем провинции Микава, чтобы успокоились насчет честности, – Вместе с тем жители Микава отличаются неразвитостью, что не в пользу христианства.

В будущем в Оказаки, конечно, много надежды для христианства, и катехизатор сюда непременно нужен; одного достаточно собственно для Оказаки, но молодого здесь нельзя – не управится, и Церковь ослабеет.

Радея о местных интересах своей Церкви, здешний катехизатор и сицудзи в тоже время свидетельствуют, что все средства должны быть употреблены для возможного поднятия Церкви Нагоя, так как Нагоя – главное место после Тоокёо, – все тяготеет к нему и все берет тон и направление от него; процветание Церкви Нагоя отразится благотворно на Оказаки, на Тоёхаси и далеко кругом; и священнику следует иметь свою резиденцию не в Тоёхаси или Оказаки, а именно в Нагоя, хотя там пока и нет Церкви для богослужения.

Окрестности Оказаки небогаты надеждами на христианство. Кроме Сингехара, здесь были катехизаторы:

1) в Фудзикава-эки, 2 ри от Оказаки, с 200 домов, – Стефан Оогое, но безуспешно;

2) в Нисио-дзеока, где был князь с 6 ман коку, – от Оказаки 4 ри, с 1000 домов, был Матфей Кангета без успеха.

Впрочем, Кангета был в Нисио уже давно (в 1875 году); теперь, должно быть, народ уже расположен к христианству, и проповеднику там следует быть. Протестанты-методисты в настоящее время имеют там успех; у них живет там постоянный проповедник, и недавно из Иокохмы приезжал миссионер Сопар (?), чтобы совершить крещение; всех христиан у них в Нисио – 13 человек.

В Оказаки протестантов, тоже методистов, 3 человека; проповедник приходит по времени из Нагоя; проповедуют и приходящие иностранцы, в том числе и католические миссионеры; последние – всегда хуля православие и злословя православных миссионеров – «они-де предатели, замышляют разорить Японию»; последователей у них, впрочем, в этих местностях нет.

9/21 июня 1882. Среда.

Оказаки.

В девять часов богослужение и проповедь для христиан. После полдня отправились посетить сицудзи; были и у некоторых христиан. Иеремия Сибата живет очень обеспеченно; в доме – он с женой и сын с женой; он занимается фотографией, а Иеремия помогает ему; ленится старик проповедывать, а мог бы быть еще много полезным, совсем в силах. Оба сицудзи – довольно богатые люди; Стефан Аояма показывал много редких старинных вещей; Василий Хигуци, кроме торговли, содержит почту, – вообще – очень деятельный человек.

Побыли у христиан: доктора Иоанна Намбу, Тимофея Накане, Климента Хаттори, торгующего льдом, Петра Исивара – конфетчика, Якова Котама, ведущего торговлю полотнами; у последнего отслужили водосвятие и освятили дом, только что построенный. Все живут очень достаточно; к счастию, Церковь в Оказаки стала распространяться по преимуществу между такими людьми, и много отрады доставляет это обстоятельство по следующему соображенью. До сих пор Японская Церковь почти всею своею тяжестью в денежном отношении лежит на плечах Миссии, – и тяжко становится иной раз при мысли – ужели это будет еще очень долго продолжаться? Отчего же японцы медлят на себя брать свои церковные расходы? И коришь японцев в душе или открыто, – иной раз очень жестоко. Но дело в том, что японские христиане действительно бедны, оттого и лежат церковные расходы на плечах Миссии. А вот Церковь несколько достаточная, и она уже почти не утруждает Миссию. Вчера под рассказы о церковном доме я стал отмечать в записной книжке, сколько еще у них долгу по поводу покупки дома, и получил замечание от сицудзи: «Да вы не трудитесь замечать нашего долга, мы сами выплатим». По мере входа в Церковь людей зажиточных, церковные расходы несомненно будут переходить на попечение самих японцев.

Побыли на кладбище на могиле жены Никанора Вакабаяси, причинившей столько хлопот здешним христианам. – Взошли за городом на холм, чтобы взглянуть разом на весь город и окрестности; деревень виднеется мало; скученности населения здесь нет; город тянется длинною полосою по извилине реки и подножию холма. К сожалению, начинавшийся дождь помешал дольше полюбоваться видом. Отправились смотреть буддийскую школу Монтосиу – ветви Хингаси Хонгвапдзи. Учеников 139; классов 6; классы устроены по-европейски: сидят па скамьях; в преподавании много уже европейского: математика, всеобщая география, история. Ученики совершали вечернюю молитву, когда мы пришли; нас провели прямо в пустые классы, откуда мы видели молодых бонз, попарно возвращающихся в свои жилые комнаты. Показывающие не были любезны удовлетворить нашему любопытству и торопились предложить нам угощение чаем и кастерой, почему мы и ушли, почти ничего не видев и не узнав; вероятно, они были бы открытие, если бы со мною не было так много спутников – наших христиан, на которых бонзы смотрели не очень приветливо, как на изменников буддизму, – Отсюда зашли на развалины крепости, когда-то принадлежавшей лично Иеясу, бывшей и местом рождения его; кроме фундаментальных камней, все разрушено и снесено; заброшен и колодезь, из которого, по суеверию, выходил дракон, по имени которого и крепость называлась «рео-дзе»; стоит лишь новенькая кумирня, посвященная Иеясу.

Вечером была проповедь для язычников в церковном доме внизу. Сначала, пока собирался народ, говорили несколько Петр Сасагава и сицудзи из Тоёхаси Александр Сунгита, пришедший сюда с тамошним катехизатором навстречу мне. Слушателей собралось столько, сколько мог вместить дом, и слушали очень усердно; видно, что народ готов к восприятию благовестия.

По отпуске язычников была прощальная беседа с христианами.

10/22 июня 1882. Четверг.

Тоёхаси.

В шесть часов утра отправились из Окзаки, причем мною дано Петру Сасагава 5 ен на платье для матери Фомы Оно и 15 ен на церковные расходы, чтобы таким образом уплачены были расходы на содержание меня с Романом. Братия и сестры проводили за город, а Петр Сасагава ри 2 дальше, причем был разговор о Владимире Мураками; к сожалению, сей господин портится поведением, кажется; Сасагава серьезно поговорит с ним.

Дорога в Тоёхаси проходит по незначительным по своей величине селениям. Но эти места вообще знамениты памятью об Иеясу. Так, в 3 ри от Оказки мы проехали деревню Мотодзику-мура, с 130 домами и храмом Хоозоодзи, в котором Иеясу, будучи мальчиком, учился писать; при храме показывают колодезь, из которого Иеясу брал воду для тушницы, и дерево, на котором сушилась его тетрадь. При тайкунах Хоозоодзи получал богатое содержание, – Несколько дальше, в 3 1/2 ри от Оказаки, селение Нагасава, в котором жили разные Иеясу; остатки крепостцы видны и теперь.

В Гою-эки, 3 ри от Тоёхаси (отстоящего от Оказаки на 8 ри), с 300 домов, живут двое христиан: отец Марфы, жены Александра Сунгита, – Иеремия с своей женой Анной; учились они христианству от приходивших сюда для проповеди Анатолия Озаки и Саввы Ямазаки, и принадлежат к Церкви в Тоёхаси; есть еще там слушавший о христианстве один врач.

В двенадцать часов прибыли в Тоёхаси. Братия и сестры уже собраны были в Церкви, почему тотчас же отслужена была обедня и сказано поучение. После сего у катехизатора Мефодия Цуция и сицудзи расспрошено о состоянии Церкви.

Тоёхаси был удельным городом князя Мацудаира Гёобу – Таю, с 7 ман коку.

Домов в Тоёхаси 4420, из которых около 400 домов сизоку.

К Собору прошлого года было крещеных в Тоёхаси 95 человек (показано в Гидзироку: 90 и 3 умерших, но неверно). С Собора доселе крещено 4. Итого ныне всех крещено в Тоёхаси: 100 человек.

Из них умерло 10.

Но взамен перешло из других мест 8 человек, именно: из Оказаки 6 (смотри страницу 227), из Тоокёо 2, там крещенных: Яков Юза и Иов Оояма.

Крестившиеся здесь из Фукурои 2 человека не вписаны в здешнюю метрику, а должны значиться в Фукуройской.

Итого христиан налицо в Тоёхаси:

98 человек, в 41 христианском доме.

Из них ослабели в вере и не приходят в Церковь следующие:

1. Яков Юза, племянник старика Петра Юза, умершего в Тоокёо; был здесь учителем, теперь праздно живет; принадлежит к обществу «Дзиюу-тоо»; в доме один он христианин.

2. Марина Найтоо, ныне восемнадцать лет. Когда Цуда был здесь проповедником, то жил в доме ее отца; Марина прислуживала ему и научилась христианству, вопреки воле родителей. Ныне, как видно, подчинилась влиянию последних. Выдана за язычника.

3. Ефрем Томида, тридцать один год, хеймин, кузнец, поведения зазорного; избран, однако, в кочео.

4. Симон Судзуки, тридцати лет, тоже кузнец; христианского сердца совсем не потерял, но боится соседей.

Были названы еще в числе неприходящих в Церковь: Кирилл Хираяма с семейством и Петр Хасейгава; но в продолжении дня были у меня и обещались вперед не отделяться от братии. Впрочем, жена первого (Елена) и сын Феодосий (двадцать один год) сомнительны, – кажется, совсем ослабели в вере.

В девятом месяце 1875 года, по приглашению Хираяма, после названного в крещении Кириллом, Григорий Миясита сказал в Тоёхаси первое слово о христианстве. В одиннадцатом месяце того же года Матфей Кангета был здесь и проповедывал с неделю.

В том же месяце на три дня был с проповедью и Даниил Кангета.

В 1876 году Иоанн Оно, на пути в Какогава, остановился здесь на десять дней и проповедывал. В мае 1876-го года крещены были первые из Тоёхаси: Хираяма Кирилл и Мефодий и Цуция Мефодий (они крещены в Оказаки, но в метрику внесены прямо в Тоёхаси).

Собором 1876 года назначен для Тоёхаси Павел Цуда и пробыл до Собора следующего года.

Соборами 1877 и 1878 годов последовательно были назначаемы сюда Андрей Сасагава, и прослужил до апреля 1879 года, когда выбыл отсюда, а Тоёхаси до следующего Собора поручено было заведыванию Стефана Оогое и Иоанну Онгивара.

Собором 1879 года назначен в Тоёхаси Анатолий Озаки, Собором 1880-го – Савва Ямазаки, Собором прошлого, 1881 года, – Мефодий Цуция, состоящий здесь и доселе.

В одиннадцатом месяце 1879 года прибыл для заведывания здешними Церквами о. Тимофей Хариу и прослужил два года; в прошлом году – о. Павел Таде, ныне покойный.

В настоящее время проповедь здесь очень слаба; с Собора прошлого года было доселе в городе занимаемо до одиннадцати мест; но везде – в скором времени – или отказывали от дома по нелюбви к христианству, или слушателей не было.

Ныне Мефодий Цуция каждый вечер с 8 с половиной часов бывает в доме Варнавы Хираиси, новых слушателей 2, и те непостоянны; христиан приходит 4–5 человек, если бывают язычники, Мефодий объясняет Православное исповедание; если одни христиане, то – Евангелие от Матфея. В проповеди здесь ему помогает сицудзи Александр Сунгита.

Определено также говорить проповеди в церковном доме в нечетные дни, с 1 с половиной часа дня; в прошлом году было несколько слушателей, в нынешнем – никого нет.

Общественная молитва совершается по субботам с восьми часов вечера; бывают 20–40 христиан, по воскресеньям с десяти часов дня; собираются 20–30 человек. После службы, в субботу объясняется Послание к Коринфянам, в воскресенье – очередное Евангелие. Сицудзи 4: Александр Сунгита, Симеон Танака, Василий Такасава и Иосиф Ооги. Избираются ежегодно пред Тоокейским Собором.

Казначей – Александр Сунгита – избран тоже на год. Церковные деньги следующие:

1. Кен-кин; на содержание катехизатора, на ремонт церковного дома, масло, уголь и прочее.

Христиане, собравшись, предварительно соображают, сколько в год потребуется на все это; определивши сумму, разделяют ее на два полугодия, и в покрытие ее юуси вносят, по желанию, или единовременно, или по частям; дают более или менее все христиане. На нынешний год расход рассчитан на 80 ен, но вышло 110 ен; недостающее собирается после.

2. Кружечные. В год высыпается из ящика ен до четырех, каковые деньги употреблялись доселе на Пасхальные яйца и куличи для христиан, но вовсе не с совета всех христиан, почему я запретил вперед делать это; деньги эти должны быть употребляемы непосредственно на нужды храма.

В восьмом месяце 1878 года, когда был здесь катехизатором Андрей Сасагава, Иосиф Ооги возбудил мысль о постройке небольшого здания для катихизтора, ен в 90. Но когда стали осуществлять эту мысль, то расход мало-помалу дошел до 850 ен; когда же присланы были две большие иконы – Спасителя и Божией Матери, подаренные сюда о. Димитрием, и не оказывалось достаточного места для постановки их, то сделана была к алтарю пристройка, так что весь хрм и вместе дом для катехизатора стоит ныне больше 1000 ен. – Церковной земли всего 102 цубо. – Самые большие жертвы на храм были: Александра Сунгита – 165 ен, Симеона Танака – 150 ен, Иосифа Ооги – 55 ен, Василия Такасава – 55 ен и Никиты Ота – 65 ен.

Долга церковного нет; все уплачено за землю и здание. Кончена постройкой Церковь в апреле 1879 года. Здание двухэтажное: вверху Церковь с алтарем, солеей, клиросом и прочим, – все как должно быть в Церкви. Иконостасных икон пока нет; церковной утвари и прочего богослужебного снабжения тоже нет, за исключением одного нового полного священнического облачения, – обещался прислать.

Внизу – большая комната для катехизаций, две небольшие – для священника и помещение для катехизатора с кухней и прочими пристройками и приспособлениями; пред Церковью, налево, вырыт и прекрасно обделан колодезь. Ныне в церковном доме помещается катехизатор Мефодий Цуция с женой; он здешний же родом, но дом свой отдает другим для жилья. Пищу доставляют ему также христиане.

Для обучения церковному пению был здесь Яков Маедако с десятого месяца 1881 года; пробыл месяца три; учеников было у него человек 10; к сожалению, сам он еще плох для того, чтобы учить. Когда запели на обедне, нужно было остановить некоторых – разноголосица, хоть вон беги; впрочем, остальные одни три девочки поют довольно сносно.

Христианство в Тоёхаси многие не любят до того, что, например, катехизатор не может найти и нанять помещения для производства катехизаций – угрожают сжечь дом. Впрочем, открытого гонения на христиан никто уже не думает делать. – Буддизм здесь хотя слабее, чем в Оказаки, однако еще живет, особенно много Монто, ветви Хингаси Хонгвандзи. Устойчивость буддизма здесь способствует немало соседство двух знаменитых идолов: 1. Инари в Тоёкава, 1 1/2 ри от Тоёхаси, бога земледелия; к нему прибегают также особенно если потеряны деньги, чтобы найти их, если убежал кто из дома, чтобы ситоме наложить на такового; 2. Акиха в Фукурои (бог огня). – Нравы народа здесь грубее, чем в Оказаки, но особенной испорченности нравов нет. В будущем распространение христианства несомненно, и катехизатор здесь непременно нужен.

В окрестностях Тоёхаси также много мест, где успех проповеди несомненен:

1. Гою-эки – смотри выше страницу 228.

2. Синсиро, от Тоёхаси 6 ри, на дороге в Дзенкоодзи, – с 700 домов. Петр Сасагава побудет там до Собора. – От Синсиро в 4 ри Эби-мура, где есть протестанты.

3. Втагава-эки, с 400 домов, 2 ри от Тоёхаси, по дороге в Фукурои. Есть желающие слушать.

4. 1 1/2 ри дальше Втагава – Сирасука-эки, куда также зовут для проповеди.

5. От Тоёхаси в 5 1/2 ри по той же дороге – Араи-эки, с 800 домов, – и там желают слушать.

6. Тахара-дзёока, где был князь с 1 ман коку, в 5 ри от Тоёхаси, – домов 500, – очень желают слушать.

Инославных в Тоёхаси и ближайших окрестностях нет.

Кончивши расспросы о Церкви, так как было свободное время до вечернего богослужения и проповеди, пошли посмотреть город. Вечер был чудный. В сопутствии братии и сестер вышли за город, чтобы с небольшого холма обозреть всю местность; к сожалению, холм оказался слишком недостаточным для того; но вид тем не менее был превосходный; мягкий свет вечернего солнц обливал все каким-то особенно привлекательным колоритом. На обратном пути зашли на развалины крепости, откуда открывается еще лучше вид на большую реку внизу и заречную долину, замыкаемую невысокими горами. Присев на камни разрушенной башни, под говор братьев и веселый шум детей, я думал, – славное явление в истории – это добровольное отречение князей от своих ленов и своих давних прав, – будет Япония вечно гордиться этим актом в своей истории… Зашли еще взглянуть на цветочный сад одного богатого обывателя, открытый для публики.

Вернувшись, отслужили вечерню, после которой предположено было слово только для братии; но язычников собралось так много, что Церковь не могла вместить, хотя я для слова сел у престола, обратясь в Царские врата, чтобы солею всю уступить слушателям. Сказав сначала, что следовало христианам, обратился с поучением к язычникам, слушавшим очень усердно; видно, что настало время здесь слову Евангельскому.

11/23 июня 1882. Пятница.

Тоёхаси.

В десять часов была обедня и проповедь. Запели до того врозь, что пришлось остановить всех больших и оставить только три девочки, – тогда вышло довольно сносно. После полдня посетили сицудзи: Александра Сунгита и Симеона Танака – люди богатые, прочие также живут зажиточно. Из катехизаторов отсюда, кроме Мефодия Цуция, еще Иоанн Такеиси; здесь его мать – Саломея Мацумото; живет у старшего сына – Иоакима Мацумото, который учителем и вместе торговцем, – живет, по-видимому, очень обеспеченно; тут же – младшая сестра Такеиси; другая сестра недавно выдана замуж. Зашли к Григорию Игуци, жена которого Елена, в язычестве Кне, из Хакодате; сын их Игнатий, одиннадцати лет, годился в будущем году для приема в духовное училище.

Вечером, с восьми часов была проповедь для язычников в одной большой гостинице. Собралось столько, что, конечно, мой голос не достиг бы до конца длинной залы, поэтому я сел посредине слушателей, у стены; было так жарко, что пот ручьем полил с первого же слова, а слушателям было еще хуже, потому что они сидели скучившись в сплошную массу; при всем том внимание их было на развлекаемое; проповедь продолжалась до половины одиннадцатого, с отдыхом в десять минут посредине. Господь да даст этому усердному народу поскорей просветиться светом Евангелия. После проповеди некий возражатель, наслушавшийся клевет католических, спрашивал, отчего это в России Царь – глава Церкви и прочее.

Братия и сестры проводили из гостиницы до церковного дома, где, поговорив еще с ними о церковных делах, простился, чтобы завтра рано отправиться дальше.

12/24 июня 1882. Суббота.

Фукурои.

Утром братия проводили до Втагава, 2 ри от Тоёхаси. Дальше, в 5 1/2 ри от Тоёхаси, мы проехали Араи-эки. Отсюда начинается переправа через залив по только что оконченному постройкой мосту и насыпи – всего 50 чё до лежащей на противоположном берегу Маесака-мура. Дорога продолжается по низменному песчаному берегу, усеянному сосной до Хамамацу, в 10 ри от Тоёхаси.

Хамамацу – самый большой город в провинции Тоотоми, бывшая резиденция Иеясу до перехода его в Едо. Здесь был удельный князь Иноуе Кавацино-ками, с 5 1/2 ман коку. Домов в Хамамацу более 3000. Здесь, говорят, до 100 католиков, построен у них церковный дом и заведена школа, – все под руководством туземных проповедников и учителей; миссионеры же бывают на время три раза в год (Павел Кубота, рассказывавший все это, прибавил, что католичество, однако, почему-то там в застое, – вперед подвигается мало).

Дальше от Хамамацу замечателен мост Тенрёо-баси, длиною в 646 кен, пред Тенрёо-мура. Во всех этих местах продается в лавках множество ямамомо (дикий персик), плода невиданного мною до Тоёхаси, величиною с крупный орех, совершенно круглого, вкусом кислого, цвета темной малины, с зернышком внутри.

В 4 ри от Хамамацу и в 1 1/2 от Фукурои проехали Мицке-эки, где больше 1000 домов и где также есть католики, человека 2–3.

Далеко за Фукурои братия встретили большою толпою и проводили на постоялин, где приготовлено было помещение. Переодевшись, отправились на другой постоялин, принадлежавший христианину, где во втором этаже христиане собираются на молитву и помещается катехизатор, когда приходит в Фукурои. Так как было уже четыре часа, то прямо приступили к служению всенощной, чтобы позднее вечером иметь свободное время для катехизации язычникам. Когда окончено было богослужение и поучение, катехизатор Павел Кубота с братией рассказали о состоянии Церкви.

Фукурои-эки имеет только 200 домов; но к нему примыкает, со стороны Тоёхаси, Каваи-мура, где 160 домов, и с противоположной стороны Хироока-мура с 20 домишек. Кроме того, большая равнина, на которой стоит Фукурои, усеяна деревнями. Фукурои населено торговцами и ремесленниками, есть и земледельцы; составляло прежде тенрео, то есть непосредственно сеогунское владение. От Тоехааси – 15 1/2 ри.

Христиан здесь до Собора прошлого года состояло 33. После того крещен всего 1 младенец; итого крещений было доселе: 34.

Переселился в Тоокёо из этой Церкви Стефан Оокоодзи, двадцати восьми лет, сизоку, – в Асакуса. Итого налицо христиан в Фукурои: 33 человека, в 28 домах. Есть из них временно отсутствующие; например, Николай Тасиро, ныне семнадцати лет (сын хозяина того постоялина, в котором я остановился), понравившийся проезжавшему здесь одному английскому путешественнику и взятый им к себе н воспитание два года тому назад; последнее письмо от него к родителям было из Америки, от восьмого месяца прошлого года.

Не ходят в Церковь следующие:

1. Фома Цуция, двадцать один год.

2. Никанор Иваи, двадцать один год.

Родители их содержат непотребные дома.

3. Александр Камада, двадцати четырех лет, возчик нигурума.

4. Мать его Анна Камада.

5. Матфей Кимбра, сорока трех лет, поденщик, и

6. Павел Нисио, восемнадцати лет, сын содержателя постоялина.

Все означенные года три-четыре как совершенно не показываются в Церковь, – ослабели в вере. Павел Кубота и не видал их. – Нужно будет сказать следующему катехизатору, при отправлении его, чтобы употребил старания для возбуждения их.

Начало проповеди положено было здесь в одиннадцатом месяце 1875 года, когда проходивший здесь Даниил Кангета приглашен был в деревню Кунимото, 15 чё от Фукурои, в доме Адаци скзать проповедь и провел два вечера, проповедуя. В том же месяце Иоанн Оно приглашен был проповедывать в городе Какенгава, 2 1/2 ри от Фукурои, в доме Судзуки Рикухей (о. Судзуки Рикуци, бывшего в Хакодате моим учителем японского языка, несчастного умопомешанного теперь, убившего дней десять тому назад своего младшего брата и ранившего на улице саблей нескольких проходящих). Из Какенгава пригласил Иоанна Оно в Фукурои нынешний христианин Захария Нагаи. Оно с месяц проповедывал в Фукурои, и слово его не упало на бесплодную почву. В апреле 1876 года Оно вернулся в Тоокёо. В продолжение этого года иногда на короткое время приходили сюда для катехизации Матфей Кангета и Павел Цуда, а в двенадцатом месяце 1876 года прислан из Тоёхаси для Фукурои Василий Хариу. В феврале 1877 года Хариу ушел, а на его место в марте пришел Иоанн Отокозава и оставался до времени Собора. И в этом году Собором не дан был проповедник для Фукурои, просили верующие проходивших здесь Павла Ниицума и потом Андрея Сасагава похлопотать за них в Хонквай, чтобы прислан был им проповедник, вследствие чего в девятом месяце 1877 года назначен сюда Андрей Такахаси, который и служит здесь и в Мори до Собора 1878 года.

Соборами 1878 и 1879 годов назначаем был сюда также Андрей Такахаси, в десятом месяце 1879 года пришел помогать ему Василий Мацуи.

Собором 1880 года был назначен сюда Анатолий Озаки, а в 1881-го – Павел Кубота, который и состоит ныне здесь.

Определенной проповеди в настоящее время здесь нет, так как Кубота почти все время проводит в Мори. Когда жил здесь значительное время во втором и третьем месяцах, то ежедневно по вечерам, с восьми часов имел катехизацию в доме Василия Кондо, куда собирались некоторые христиане и человека два язычников.

Общая молитва бывает по субботам в 8 с половиной часов, собирается 8–9 христиан, а по воскресеньям, с одиннадцати часов, приходит всего 4–5 человек. Когда Кубота нет здесь, молитву читают сицудзи. Петь еще не научились, хотя Кубота сам поет очень правильно то, чему успел в прошлом году научиться от Александра Кумагаи.

Сицудзи 3: Давид Мурамацу, Роман Оохаси и Иоанн Хасимото. Избираются ежегодно пред Собором. Казначеев 2: Мурамацу заведует приходом, а Хасимото расходом.

Церковные деньги:

1. Сбор на ежегодный расход. Предварительно соображают, сколько потребуется, и сообразно с этим желающие вносят кто сколько может. В прошлом году собрано и израсходовано 28 ен, на плату за Квайдо (всего 6 ен в год), на масло, уголь и тому подобное.

2. Идзи-кё-кин (-цунору-). С прошлого года согласились собирать на храм, или на другую какую церковную нужду в будущем. Теперь накопилось 23 ены. Деньги эти на текущие нужды не расходуются.

В Фукурои нет уже ненавидящих христианство; все уверены, что оно хорошо. Буддизм здесь ослабел, хотя в 1/2 ри и находится пресловутый бог огня – Акиха Касуи – сан дзяку-боу ([…]); в Фукурои никто не верует в него, а ходят разве в храм для прогулки. Но много мешает здесь христианству разврат; несмотря на незначительность местечка, здесь много непотребных домов – так портит нравы большая дорога!

Но надежды на успех христианства здесь много, особенно если принять во внимание окрестности. Из последних непременно нужно начать проповедь в следующих местах:

1. В Хамамацу. Кубота был там три раза и проповедывал семь вечеров. Звали родные Матфея Уцино, старика из Мори. Слушателей было человек 30. К сожалению, у Кубота не было времени продолжить проповедь. О. Павел Таде также проповедывал там один вечер. Проповедник должен быть помещен в Хамамацу, и оттуда заведывать Церковью в Фукурои, – так согласны и фукуройские христиане. Мори должно быть отделено от Фукурои, – эти две Церкви должны сделаться самостоятельными, но зато увеличиться насчет окрестностей. (Смотри о Хамамацу больше страницу 239.) Группа – Хамамацу и Фукурои должна обнимать следующие места:

2. Мицке-эки. Здесь еще при Андрее Такахаси постоянно просили проповедника. (Смотри страницу 239).

3. Фукуден, 2 1/2 ри от Фукурои, на берегу моря, с рейдом для небольших пароходов – 500 домов. Кубота был там два раза; три человека есть уже хорошо понимающих учение. В месяц там достаточно быть раза три.

4. Какенгава (смотри страницу 240), – 2000 домов, бывшая дзеока князя Оота Бицциуно-ками, с 3 ман коку.

5. Екосука, бывшая дзеока, с 800 домов, – князь получал 3 1/2 ман коку, 3 ри от Фукурои и 4 ри от Икесинден. Желающие слушать имеется в виду.

6. Не нужно также забывать Кунимотомура, 200 домов (смотри страницу 240). Адаци, видимо, расположен к христианству, хотя еще не хочет открыть для него вполне сердце. Он родственник умершего в его же доме катехизаторского помощника Петра Фудзита, родственник также Судзуки Рикуци из Какенгава; вследствие сего считает себя несколько связанным со мной, почему целые сутки ждал в Фукурои моего приезда, чтобы повидаться; приготовил даже в подарок трость, которая ни к чему мне не годна в пути, кроме как мешать, и которую тем не менее я должен был взять. Чтобы послушать катехизацию, притащил с собой из Кунимото целую компанию своих друзей, но как будто это только и следовало ему сделать: усадивши слушать своих друзей, сам с самого начала катехизации стал дремать, что и продолжал делать все время, пока нужно было раскланяться. Если он сделается христианином, за ним последует селение, так как он уважаемый старшина.

Вместе с фукуройскими христианами моего прибытия здесь ждал нарочно прибывший сюда с семейством из Икесинден (смотри страницу 227) врач Давид Ниими; в семье у него: жена Нина, мать ее Текуса и приемыш младенец Акила. Семейство, видимо, очень благочестивое. Давиду хотелось бы проповедника в Икесинден, где-400 домов, и оттуда большой город Сангара всего в двух ри. Я советовал ему написать требование к Собору; если будет хоть малейшая возможность выделить проповедника, разумеется, нужно будет послать.

На катехизацию вечером собралось язычников почти полный дом; видно, что и здесь желающих слушать множество, было бы кому благовествовать.

13/25 июня 1882. Воскресенье.

Фукурои и Мори.

Давид Ниими и семейство его пожелали воспользоваться случаем свидания со мною, чтобы исповедоваться и приобщиться Святых Тайн, так как в последний объезд священника по Церквам он у них не был, по отдаленности Икесинден-мура от других Церквей. Почему, пред богослужением, они были исповеданы, прочитаны были для них молитвы к Причастию, и за обедней приобщено все семейство. После обычного поучения и разговора с братиями о церковных делах, причем я советовал им одним, или вместе с христианами Мори, непременно послать представителя на Собор, где настаивать на разделении доселе святой Мори- Фукуройской Церкви на две, с самостоятельной катехизацией для каждой; после полудня, простившись с фукуройскими христианами и с Давидом Ниими, отправился в Мори, 3 ри от Фукурои, в сторону от большой дороги.

В три часа прибыли в Мори, где остановились в гостинице и, наскоро переодевшись, отправились в церковный дом, к ожидавшим братиям и сестрам.

Обычно отслужена была вечерня и сказано поучение, после чего отправились приобщить лежащего в тифе сицудзи Александра Аннака, очень усердного у Церкви и так хорошо знающего Вероучение, что в случае нужды он заменит катехизатора.

О состоянии Церкви в Мори краткие сведения следующие.

Мори после Хамамацу и Кекенгава самый значительный город в провинции Тоутоми; в нем более 1000 домов; население преимущественно состоит из купечества, имеющего по чайной торговле много дел в Йокохамой.

Христиан к прошлогоднему Собору было 29 человек и 1 умерший. После того крещено 10, из которых 1 также умер. Итого в Мори всех крещенных было доселе: 40. Христиан налицо в настоящее время: 38 человек. Есть, кроме того, 5 оглашенных.

Из христиан в Церковь не приходит: из Каяма-мура, 1 1/2 ри от Мори, Филипп Фудзита, сорока лет, земледелец; крещение принял не разумея, отчего после – слышно было – кланялся идолам.

Проповедь начал здесь Иоанн Оно в тоже время, как проповедывал в Какенгава и Фукурои (смотри страницу 240). Нынешний христианин Яков Нозаки, жена которого Вера приходится родственницей Судзуки Рихей в Какенгава, пригласил Иоанна Оно для проповеди в свой дом. Потом здесь служили все те же проповедники, что и в Фукурой (смотри выше страницы 240 и 241), с тем различием, что с десятого месяца 1879 года по Собор 1880-го здесь проповедывал Мефодий Цуция.

Нынешний проповедник Павел Кубота большую часть своего времени посвящал Мори, имея здесь проповедь в трех местах.

1. В Квайдо, с восьми часов вечера, два раза в неделю, для христиан, которых собиралось 10–12 человек, – объяснял Евангелие от Матфея, или же Православное Исповедание.

2. В доме Исайи Судзуки, в неделю раз пять, с «хинокуре», для язычников, которых постоянно собиралось 5–6 человек; христиан приходило столько же.

3. В Каяма-мура, 1 1/2 ри от Мори, – ходил в месяц два раза на два дня, так что проводил всего четыре дня в месяц, проповедуя днем и вечером, смотря по обстоятельствам. Собираются обыкновенно человек десять язычников.

Общая молитва обычно бывает в субботу, с восьми часов; приходят 18–19 человек; в воскресенье – с девяти часов – приходят 12–13 человек. По субботам Кубота рассказывает Жития Святых, по воскресеньям объясняет Евангелие.

Сицудзи 4: Матфей Уцино, Хрисанф Такаги, Александр Аннака и Тимофей Аиба. Последний избран вместо заболевшего Александра Аннака, но, вероятно, и по выздоровлении его останется в числе сицудзи.

Казначей Матфей Уцино. Но определенных церковных денег еще нет, а собирается что нужно в то время, как нужно, и тотчас же расходуется; так в нынешнем году христиане собрали с себя 10 ен для уплаты годовой ренты за дом для катехизатора и общественной молитвы. Дом этот принадлежит сицудзи Хрисанфу Такаги, и он отдавал его для потребностей Церкви на неопределенное время, без всякой платы, но по настоянию катехизатора (хотя я не понимаю, зачем оно было) согласился брать ежегодно 10 ен, каковые деньги и платят сами. Для необходимого убранства молитвенной комнаты христиане также пожертвовали, кто сколько мог. В этом доме Квайдо с генваря 1882 года; прежде помещалась в другом доме, а еще прежде – с начала проповеди до времени Мефодия Цуция – место для молитвы и для помещения катехизатора давал в своем доме здешний богач Яков Нозаки.

Поют при службе: Павел Кубота и 2 мальца – очень плохо.

Нравы в Мори хороши; распущенности мало; публичного дома – ни одного. И буддизм ослабел, хотя сильнее, чем в Фукурои. Влияние буддизма поддерживают много находящиеся в соседстве два знаменитые капища: 1. Дайтооин – Зенсиу-но хонзан – второй по Японии храм после главного в провинции Ното; 20 чё от Мори, в Тацибана-мура, – привлекающий множество богомольцев; 2. Акиха (бог огня) в Рёоке-мура, 50 чё от Мори, привлекающий еще больше богомольцев, так что и дорога, ведущая в Мори, называется Акиха – доори, – Народ в Мори гораздо устойчивее и постояннее, чем в Фукурои.

Проповедника – одного для Мори, – совершенно отдельного от Хамамацу и Фукурои, непременно нужно, особенно если принять во внимание окрестности, которые должны быть ведуемы из Мори:

1. Каяма-мура, 1 1/2 ри от Мори, 70 домов; там четыре христианина, кроме неприходящего в Церковь Филиппа Фудзита.

2. Яманаси – город с 300 домов, 1 1/2 ри от Мори; желающие слушать учение есть.

3. Втамата – город с 500 домов, 4 ри от Мори; хорошие случаи начать проповедь также есть.

Множество и других соседних селений, где всегда можно начать проповедь.

В начале девятого часа началась проповедь для язычников в доме Якова Нозаки; собралось так много, что все желающие слушать не могли поместиться в доме; для удобства слушателей я и здесь сел в средину их, зато было нестерпимо жарко; с небольшим перерывом проповедь продолжалась почти два часа и слушалась со вниманием, достойным благословения Божия. Слушали, между прочим, девочки – ученицы только что основанной школы для обучения шитью, и куда Нозаки – Яков и Вера – думают непременно ввести преподавание Закона Божия.

14/26 июня 1882. Понедельник.

Мори и на пути в Сидзуока.

Утром сделал визиты двум сицудзи и к семи часам был в Квайдо, где уже собраны были почти все братия и сестры. Отслужили молебен и побеседовали о церковных делах, простился, чтобы спешить в Сидзуока – следующая Церковь. Дорога до Какенгава, где опять выезд на большую дорогу, от вчерашнего дождя сделалась очень дурною, так что на 3 ри расстояния от Мори до Какенгава потребовалось три часа, и мы к полудню едва могли быть в Какенгава. Наскоро пообедав здесь и простившись с провожающим Павлом Кубота и сицудзи Матфеем Уцино, пустились дальше.

Между селениями Нисисака-эки и Каная, на пространстве 2 ри и 7 чё, все время перевал чрез Накаяма-тоонге, – ехать нельзя, следует брать просто носильщика для вещей.

С вершины Накаяма открывается отличный вид на широко раскинувшуюся внизу ложе реки Оои-гава, с обступившими ее группами или рядами сосен и горами на заднем плане. Река эта в весеннее время вся наполняется водой, теперь же большая часть ее ложа представляет песчаную равнину. Она составляет границу между провинциями Тоутоми и Суруга. За Каная-эки тотчас же начинается мост чрез Оои-гава, довольно грандиозное сооружение в 450 кен длины.

Ночевали в Окабе-эки, 3 1/2 ри от Сидзуока. – От Окабе, проехавши с 1/2 ри, начинается перевал чрез Уцуноя-тоонге, где замечателен тоннель в скале, длиной 2 чё; сделан он шесть лет тому назад, чтобы облегчить перевал, – самими японцами, без всякого участия иностранных инженеров. Стоил всего 20 000 ен, из которых половина – местный расход, другая же дана была правительством. За проезд тоннелем взимается плата 6/10 сена; за тележку тоже, что за одного человека.

Пред Сидзуока – мост чрез Абе-кава, длинною 280 кен. В восемь часов утра были в Сидзуока встреченные, несмотря на такое раннее время, при въезде в город одним из братий.

15/27 июня 1882. Вторник. Сидзуока.

Не кончен был тогда дневник по торопливости объезда и некольству по возврате домой. А жаль, – было кое-что замечательное, особенно в Идзу.

2/14 февраля 1884

Мы от жизни ждем все каких-то пряников. Мы никак не хотим всерьез принять четыре заповеди о делании, – а делание есть труд, то есть для трудящихся душевно – душевный труд печали, горести, напряжения. Мы как будто честь делаем Богу, что живем, и желаем, чтобы Бог нас за это только по головке гладил, – а жизни с ее шероховатостями коснуться нас не желаем, – кричим, ропщем, гневаемся на Бога, что жизнь [?]. Дети – избалованные мы, конфет просим, а твердой пищи, которая бы укрепила нас, возвысила наш дух, закалила волю, – этого не желаем! Вот теперь мне труд – поставить японских христиан на свои собственные ноги, убедить жертвовать на содержание для себя проповедников, ибо на русские пожертвования больше содержать нельзя; значит, Катехизаторскую школу надо закрыть. Труд будет, возня большая, – и отвращается ее душа моя, содрогается, потому что придется много волноваться, переваривая свинство и все мерзкие качества японцев, – а без спокойствия ничего не сделаешь. Рассердившись, рассердятся и все, и все дело в прах; а пусть сердятся и делают мерзости там, мне же нужно спокойно вести дело, не обнаруживая ни волнения, ни отвращения, – тогда, даст Бог, устроится, если не разом, то постепенно.

3/15 февраля 1884

Человек без <…> также не может управить себя, как судно без ветру, <…> стоять в воздухе, – а на что опереться; как же я укрощу страсть, когда весь в страсти? Как, например, леность, когда для прочих нужна сила, а леность и есть отсутствие сил! Из ничего ничего не будет.

Вечером после всенощной.

Ропщем иной раз, завидуем всякому, у кого дело определенное и имеющее конец, – тут же вечно тянущееся дело, – и никогда не знаешь, хорошо ли оно идет или худо. А ведь, собственно, – это – счастие, что Бог дал прилежащую руку к делу вечному; о том же – хорошо или худо идет дело, пусть судит Господин Его, – и вперед что будет – и об этом пусть он ведает – нашему же брату должно быть спокойным; не нужно принимать лично на себя разные удачи и неудачи, – горячиться, сердиться, равно надмеваться и разваливать павлиний хвост, то есть грешить во всяком случае. Пусть будет, как Богу угодно! Нам же дай только, Боже, спокойствия! Ох, спокойствия и терпения больше всего нужно, Без этого много можно напортить. Капитан в непогодь коли загорячится, беда судну, погиб и капитан, – После Собора, если спокойно окончу все дела, даже отдых себе дам на неделю, – в горы, пожалуй, уеду.

5/17 марта 1884

Сделать свое «я» таким маленьким, чтобы в него, как ни старайся, не попал бы и не ранил бы его ни один враг. – Тогда – всегдашнее спокойствие, неуязвимость, непоколебимость. А то теперь – все задевает, оскорбляет, обижает – и дуешься, волнуешься, расстраиваешься, а делу – вред.

12/24 марта 1884

Начинается самое трудное дело и операция, – посажение японских Церквей на их собственные расходы. Дай, Боже, мне спокойствия! Без него все можно испортить! Мутит душу, сердит, но зачем же сердиться? Не враги же они мне, а только дрянные неразумные дети, которых нужно исправить! Гневом же и гордостию все можно испортить! Вот посмотрим, Такасаги, как на первый раз обойдется. Вчера взорвали, при чтении письма. Сегодня успокоился и спокойно отвечу туда и к Савабе, чтобы постарался (если только он не противоцерковно и противохристиански настроен, что с ним часто случается).

13/25 марта 1884

Книгоношу избрать для разноса и продажи наших духовных книг по стране. В будущем году Собор не собирать, а в 1866 году, – к освящению Собора, если Бог поможет воздвигнуть.

14/26 марта 1884

Необходима регламентация здесь: нужно составить инструкции для благочинного, старших проповедников и прочих.

9/21 апреля 1884. Второй день Пасхи.

На Соборе сказать речь – об одинаковой важности для Церкви – власти, как учения и таинства; если признают последние два, так пусть подчиняются и управлению. Иначе, в католичестве – слепо подчиняйся, в протестантстве – во всем, как хочешь. – То или другое войдет сюда, а истина минует Японию, – Впрочем, кто знает, быть может, пред судом Божиим Япония и не готова, и недостойна принять всю истину, – а «слепо покоряйся» и «как хочешь» – действительно удобнее – «трезвися и бодрствуй». Первое – для простонародья (где, действительно, католичество и имеет больше всего последователей), второе – для японской интеллигенции – шатко и поверхностно, но заносчиво и самовольно.

Собор все это должен вразуметь ясно, прежде чем приступить к действиям, в числе которых предвидятся очень самовластные и глупые, настраиваемые о. Павлом Савабе, который в настоящее время – истинно враг Церкви Божией. Вот-те и избрали благочинного! Наблагочинил! Пусть уж, без славы, так и кончится его благочиние. От посещения других Церквей его уклонить, иначе и все расстроит также, как ныне расстроил свою.

16/28 апреля 1884. Понедельник Фоминой.

«Церковь в упадке», – Савабе клевещет. Не в упадке; она и не поднималась высоко, чтобы упасть, а слаба, как дитя, как юное деревцо. И она (Савабе и прочие) бьют еще это дитя, ломают ветки с этого слабого деревца, а сами кричат – в упадке! Что за ослепление! Видно, что враг рода человеческого начал свою борьбу и против здешней Церкви, как ни слаба она. Подкрепи ее, Бог!

Спаситель уподоблял проповедников ловцам рыбы. Двум ловцам – легче и успешнее работа: один тянет сеть, другой отходит в глубину – там, где рыба, но чтобы проводить ее в сеть.

Если б и мне, грешному, помощника понимающего и содействующего! Но оо. Анатолий и Владимир – полезные в своем роде, особенно первый, – способнее разве разогнать рыбу, коли вместе на лов стать! Какие печальные опыты были уже! Не дай Бог вперед!

Припомнить о. Анатолия в отношении к оо. Евфимию и Михею, равно как в отношении к о. Павлу Савабе, а о. Владимира к о. Дмитрию – довольно!

Мф. 18, 7: Горе миру от соблазнов. «Вадавай но ру кана коноё-я! Соно хито-о цуми-ни отосииру-о мотте пари! Синаредомо хито-о цумини отосииру кото манугарезару токорое». – Предупредил Спаситель Свою Церковь. Для Японской Церкви это начинается, по-видимому. Но «тадаси хитоо цумина отосиируру Монова вадавай нору коно хотое!» (все это в речи на Соборе должно войти для предупреждения заблуждающихся).

На Соборе отнюдь не иметь в виду опереться в чем-нибудь на о. Павла Сато, – как ни обязан он мне защитою его доселе от его непонятных врагов. Он на Пасху отдал почтенье всем своим злоненавистникам; хорошо бы, если бы это от чувства любви, а то ведь просто японское заискивание; ну и вся рятиди! Накакоодзи – «в нужнике-де сидит, не может принять», Цуда газету читает, Яцуке – дома нет. – И ему – с гуся вода! Говорю опять – пусть бы смирение, – так ведь – японцам на что лучше! Попробуй в чем обопрись на него – так и будешь с носом, как сославшись на Нумабе, когда И! У них взаимная лесть одна способна непроницаемою бронею покрыть всякую ложь.

Касательно Собора додумаюсь, кажется, до того, что буду с нетерпением ждать его, чтобы посмотреть, чем кончится вся эта мерзость соблазна, затеянная Савабе, этим феноменом, – язычествующим несмотря на 20 лет христианства, – и с гордостью, чтобы поразить змия соблазна. Только, дай Господи, смирение и спокойствие! Не попусти, Господи, гневу овладеть мною! Этого больше всего страшусь и от этого зла больше всего прошу у Господа. Ангел- Хранитель ограда! Тактика диавола больше всего рассчитана, по-видимому, именно на мой вспыльчивый нрав и мою гневливость – природное мое зло. Храни меня, Боже!

18/30 апреля 1884. Среда Фоминой.

Не на протестантство и католичество должен смотреть Савабе с братией, чтобы об [?] их и завидовать нам, а на язычников, и распаляться ревностью по Боге и братии: вон в половине четвертого месяца сего года на Кооясан праздновалась 1050-я годовщина смерти Кообоо дайси, – так богомольцев в шесть недель только перебывало там 326 000, несмотря на то, что Кооясан в сорока милях от Оосака. После шестнадцатого апреля прием в монастырь Кообоо дайси ежедневно был свыше двадцати тысяч человек, и пилигримы были со всех мест Империи (Japan Herald 28 April, 1884). Значит – силен еще буддизм в Японии, отмечает газета. Вот на что нужно смотреть и воодушевляться ревностью к прогнатию сей тьмы!

3/15 мая 1884. Четверг.

Вот тяжелое-то время! Мученье, – грудь готова разорваться. И ни в ком почти сочувствия и содействия! О. Анатолий, по слабости, почти совсем с врагами. А всему виной Савабе. Послал ему письмо, чтобы не позволял катехизаторам оставлять своих мест и бродяжничать для совещаний о делах Японской Церкви. А он, вместо того, чтобы послушаться, прислал шесть катехизаторов сюда, в субботу 28 апреля (10 мая). Я стал отсылать их на место, – заупрямились, вызвал Савабе и оставил его за непослушание и приведенье в расстройство всей своей Церкви, от заведывания дзе-я-сиу кёоквай. 1 (13) мая отправился на его место – временно – о. Павел Ниицума с Василием Мацуи из Семинарии. Так как разом лишиться шести катехизаторов неудобно, то употребил все меры убеждения отправить их на место службы.

– Как к стене горох, – Сказал, что если сегодня не уйдут, на место службы, то вычеркну из списка катехизаторов. – Спасибо, хоть еще пока есть надежда. В восемь часов вечера приходил один просить отсрочить еще на день, – дать им посовещаться.

Печально так было сегодня, как редко бывает. Что за мерзость и бессовестность в записке, для представления которой пришли сии шесть человек.

В несчастии и капля утешения дорога. Так дороги были слова Иоанна Судзуки, ученика о. Павла Ниицума, мне сегодня. «Не печальтесь очень, пройдет это», – сказал он, – и эти простые слова показались мне светлым облачком среди тьмы! – О, Боже! Ведь Ты же и японцев должен спасти! Не напрасно же мы здесь по Твоей мысли и велению! Ужели же нет нам утешения? Или мы не так действуем? Но Ты же видишь, что мы не попираем все, что есть у нас! Так научи же и направь, если мы не так делаем! Или избавь от отчаяния! За Тебя же все! Коли мы лучше не умеем, за что же японцам-то терять спасение? Для них помоги!

В десять часов вечера.

Все зависит от того, как смотреть на мир. Люди ругаются, люди лаются – так из-за этого печалиться? Люди бросают камнями; так дать им попадать в себя, ранить, падать? Ни-ни! Унизительно, недостойно миссионера, долженствующего не забывать, что он стоит среди грязи. Итак – бодрость и – ясный взгляд вперед!

5/17 мая 1884. Суббота.

Настоящая неурядица (Савабе запрещен из-за неподчинения и за то, что возмутил катехизаторов, шесть катехизаторов отставлены по упорству в неповиновении – идти на место службы) будет полезна в том отношении, что она начнет ряд моих посланий к Церкви: на будущей неделе пойдет послание – чтобы береглись немиролюбцев; дальше – чтобы катехизаторы не обращали внимания на католиков и протестантов и не смущались ими; дальше, что мы призваны проповедывать Слово Божие, а не физику, историю и тому подобное.

Впрочем, нужно постараться учредить трехлетний катехизаторский класс, не столько для наук, сколько для того, чтобы больше дисциплинировать приготовляемых в катехизаторы. А науки – куда им справиться со всем, поступая в школу в зрелом возрасте! Уж пусть Семинария дает науку на послуги Церкви.

Боже, что за ничтожество человек! Ничего он не может сделать своими силами! Двадцать лет я возился с Савабе, кажись бы уже – как не научить! И вот – одно мгновение и как ветром прах – все рассеяно! Нечего уж удивляться, что катехизаторы – мои ученики – мне изменяют. А с христианами – где мне столковаться! Сегодня пришел один – Симеон какой-то, старик, сицудзи из Маебаси; так как я начал, было, толковать с ним, то и увидел, что нужно только рукой махнуть и предоставить и его, и всех – Воле Божией. Уж если – истощил все резоны и все сердце – Савабе и катехизаторов – привыкших понимать меня, не мог ни в чем убедить, то, – где других! Пусть как Богу угодно! А нам – только смириться, видя свое ничтожество абсолютное!

Сейчас (три часа пополудни) о. Павел Ниицума из Маебаси прислал телеграмму просить – антиминс и просфор, чтобы завтра отслужить обедню. Послал с диаконом Романом, – О. Ниицума – этот не робеет – бодро делает дело, на которое послан. Если Бог даст ему умирить Церковь, бывшую – Савабе, то это будет верный знак, что благодать Божия с ним.

6/18 мая 1884. Воскресенье.

Служил в Коодзимаци, что за благоустройство в Церкви! – После – в посольстве – молебен по случаю совершеннолетия наследника.

Из Асикага пишут, что о. Павла Ниицума не примут.

Если этак со многих Церквей, то уеду, несомненно. Двадцать пять лет полагал служить Японии, отправляясь сюда. Не приближается ли срок? Но не так хотелось бы уехать, чтобы следа не было – не для себя – плевать на «я», которое есть для меня ненавистный предмет в мире, – а для Церкви и дела Божия. Ужели при всех надеждах жизнь так-таки и выйдет бесплодна! Тогда плевать же и на жизнь!.. Что может быть печальней сего слова! Но я не знаю печалей больших тех, которые терзают меня в последнее время!

7" 19 мая 1884. Понедельник.

Никогда не было так тяжко, как сегодня. Церковь отделится, в Oriental Bank’e девять с половиной тысяч долларов лопнуло. Что за несчастие! Главное – опереться не на кого. Анатолий, точно разобранная хата; притом явно клонит на сторону врагов. Сегодня говорит: «Написать бы в Синоя, чтоб прислали кого рассудить здесь». Это архиерея-то с мятежным попом судить! Да где же это видано? И как это в голову ему взбрело? «Советую им уяснить, чего они хотят», говорит, то есть хочет склонить их и дать им систему. В Синоя на месте подавить мятежников. Хотя куда! Никого я не боюсь, кроме Бога и своей совести, которая во всем за меня. Только вся эта мерзостная история такую боль, такую боль причиняет, что на свет не смотрел бы! Ужели долго это продолжится?

8/20 мая 1884. Вторник.

Никогда ни единым словом не останавливать, как доселе делал, Анатолия от уезда совсем из Японии. Этот человек больше вреден, чем полезен для Миссии: изменился до последней степени, слаб – японцы – враги Церкви, вертят им, и ни слова здравого совета от него, ни искры сочувствия, – гниль и вонь, больше ничего от сего человека; так пусть едет, как сам желает; содействовать уезду – ни на волос, останавливать – тем меньше.

9/21 мая 1884. Среда. Именины.

Вчера сам отслужил всенощную, сегодня обедню – с половины шестого, так что классам не помешало. Певчие пришли почти сначала. Поздравляли ученики, но дал полторы сны только тайгакко. Обедали вчетвером: я, о. Анатолий, о. Георгий и Львовский.

О. Павел Ниицума пишет, что его не приняли в Никкава, Сиозава, Асикага, Сано; в первом месте чуть не побили, во втором – молча не приняли, в третьем – никто, в четвертом – П. Хосооя спрятался. Школа ему! Слава Богу – не унывает.

Тит Хангивара пришел спросить, что все это значит и чему следовать? Он хочет держаться Церкви и потому возмутителям не подчинился, молвя, – если выбирать между Епископом и Савабе, то он на первой стороне. – Значит, где горе, там и утешение. Это, верно, Святитель Николай послал для праздника.

10/22 мая 1884. Четверг.

Письмо окружное о немирцах и удалении от них что-то нейдет с рук. Уж не знак ли, что не нужно, не Воля Божия. Подожду. В самом деле, это было бы резкое разграничение и уже почти раскол.

Анатолий по слабости – мутит; был у Савабе – что вам нужно, мол? Тот с удовольствием принял его желание поговорить с немирцами и обещал собрать их. Еще бы! Похоже на <…>ра. Впрочем, и Савабе как единственное желание высказывает, чтобы катехизаторская школа была преобразована, и в Тоокео большое место для проповеди открыть, хотя это – старые предметы, обещать, значит уступить. Победу будут праздновать. – Дать волю – сочинять проекты, но, в конце концов, и нельзя будет, хоть вы желали, осуществить, – ибо в окружном письме объявлено, если христиане не станут содержать катехизаторов, то Катехизаторская школа невозможна. Едва ли примут многих катехизаторов на содержание Церквей – стало быть, Катехизаторская школа ныне будет закрыта. – А хотят преобразовать – пусть на свой счет. Посмотрим, далеко ли уедут.

31 мая/12 июня 1884.

Бог сильнее, чем мы думаем, мы слабее, чем мы думаем. Не можем мы изменить человека, а как он сотворен Богом, так и стоит пред Ним; мы разве – жнем, над чем не трудились (Иоанн 4, 38), – и как досадуем, если не захватываем, что думали захватить в горсть! Но справедливо ли! Впустую себя мучаем. Вспомни Хора, Мори и прочих. То же будет и с Яцуки, Я. Ооцуки и прочими. А мы – должны светить, хотя и трудно иногда огонь извлекать из себя. Э-эх! Вообрази толпу везде, во всяком месте и во всякое время, – как ты ничтожен всегда и везде. А пред Богом ты можешь быть всем, или мал; пред людьми же всегда ничтожен. – Из-за чего же возмущаться? Не должно ли ровно идти определенным путем!

3/15 июня 1884. Воскресенье.

Неделя всех Святых.

Твердо пускай будет! Если Павел Савабе искренне не раскается и не даст крепкого слова вперед так не безобразить, то на Соборе – его нет; на службе в будущем году – нет! Гордость и противление не должны ложиться в основу Церкви! Пройдет год-два – Савабе покается! А нет – его воля! Церковь может быть и без него, потому что Церковь не на Савабе, а на Христе!

Выбывших недавно противников на службу ни за что, никак, ни под каким видом не принимать, потому что они с Савабе во главе испорчены протестантством – эти уличные проповеди толпы, давно уже всосавшееся в них – протестантство. Странно, что доселе мне не пришло на мысль – погнать их. Но теперь уж никак не поддаваться на их просьбы – имеющие, конечно, последовать – принять их опять.

Но – олимпийское спокойствие во всем! Иначе – беда будет! Кажется, привык уже к спокойствию, почти истовому бесчувствию, – ужели прорвусь! Бесконечною глупостью и злом было бы?

4/16 июня 1884. Понедельник.

Чего же, однако, сробел. Ведь от меня же все зависит. Эти люди, собравшиеся вокруг меня, ведь все же они имеют свои идеалы, – и все это возложено на тебя же! Э-эх, стыдно терять их; а я почти совсем потерял; и с потерею же духа – все потеряно. Все это волнение кругом ведь именно потому, что представляют тебя слабым. Так сдаться же на все, но что хоть на волне лет. Причина сдаться! Самолюбие – ведь это ветхий человек, которого следовало забыть в России, – не его я привез сюда проповедовать, он контрабандой здесь, – не иметь же его, как сокровище, а расточать и бросать везде, где можно. – Эх, спутаемся, наконец, совсем – чему следовать, что бросать – не разберешь.

11/23 июня 1884. Понедельник.

В речи к собравшимся внизу должно быть следующее: «Я сюда привез не самолюбие проповедывать, а истину Христову. Оскорбите мое самолюбие как угодно, я противиться не буду. Доказательство налицо: я не обиделся, когда ученики пришли ко мне учить меня управлять Церковью, я отвечал им, между тем, как это – неслыханная дерзость! Равно – скажи мне малое дитя что-либо дельное и полезное для Церкви, приму; но – требуйте что-либо, – по-моему, неполезное для Церкви – не приму, – ибо мне вверена Церковь. Можете удалить меня из Японии, можете убить, но пока я здесь Епископ – для пользы Церкви и не подчинюсь никакому насилью».

Для сокращения расходов икон – после Благовещения – остановить производство. Но закрыть ли Хакодатскую школу?

После Собора оставить Нумабе секретарем, но сделать из него еще учителя, то есть читать письма самому под его руководством.

Савабе может также отсутствовать из деятельности Церкви, ибо отсутствуют все, находящиеся в отлучке или же умершие (для Собора).

С Анатолием водиться, что в крапиву ер садиться, – непременно обстреляешься, – хоть и облегчишься в некотором смысле.

12/24 июня 1884. Вторник.

В речи: Я рассердился на шесть катехизаторов? Но как же иначе? Спаситель даже и муци употребил, когда должно, показав этим нам, что есть место для сильной строгости и гнева.

13/25 июня 1884. Среда.

Стараться, как можно, обойтись кротостью с врагами Церкви на Соборе, – и тогда они, несомненно, будут побеждены. Насчет Савабе прямо заявить, что я готов обнять его, лишь бы он «сознался в проступке и пообещался не повторять его», – насчет других – что я не знаю, из-за чего мечутся? Вскую шаташеся!

Ужели эта <…> на дьявола меня победить гневом моим? Господи, помоги, потому что прямо видно – дело дьявола – а с ним мы слабы бороться – Ты, Господи, Сам помоги и укрепи на бронь!

14/26 июня 1884. Четверг.

(К речи, при объяснении внизу). Вы все – мои дети. Смотрите на слова мои не как на отчет пред вами, а как на слова научения вам. Вам было бы худо, если бы я потерял власть и авторитет отца, – тогда вы были бы овцы без пастыря. Но… успокойтесь, я не чувствую себя в положении обвиняемого, а в положении – вразумляющего заблуждших и предупреждающего других от заблуждения.

(Однако же и беспокоит меня еще эта неурядица в Церкви, поднятая, видимо, работой дьявола! Ни о чем другом не думается. Чрез это-то познается сокровище «мира», данное Спасителем).

16/28 июня 1884. Суббота.

Если Савабе будут просить христиане к себе, сказать: «Упросите о. Павла обещаться слушаться вперед Епископа, а также ничего по Церкви не предпринимать без моего ведома, тогда я с охотою соглашусь на вашу просьбу».

Странно: еще нет пятидесяти лет, а считаешь себя каким-то отпетым, совсем бесполезным в жизни, – в тягость себе и другим. Да и не теперь это, а давно уже, еще когда пять лет тому назад был в Петербурге, и прежде того – я ощущал это. Что это? Ужель многие так? Не все же, конечно, – но ужель многие? Или я хуже всех и взаправду, – урод какой-то? Если урод, то значит я не виноват. Если не урод – тоже, – стало натурально человеку чувствовать себя ничтожеством и лишним в мире. Но так ли по совести? Не понимаю! На совести нет ничего особенно преступного, но скверно на душе, – жить не хочется! Что за чепуха! Что за мерзость от жизни? И для чего я родился? Но ведь так и все спросят! Что за ирония! И что за не вылазный круг! Точно белка в колесе!

А все это значит, – что не следует горячиться и по поводу нынешней неурядицы в Церкви, а махнуть рукой и спокойно делать что нужно по обстоятельствам. Сердце же не прикладывать – сердце устранить, иначе непременно выйдет, что рассердишься и напортишь все. Итак – быть бездушным или равнодушным; зевком отвечать на гнев и горяченье с той стороны. – А какие мерзавцы. Школы возмущают, христиан всей Японии хотят смутить! Невольно кровь возмутится при виде этой мерзости. Но укроти меня, Боже!

Анатолий располагает чрез два года проситься в отпуск о совсем отсюда. Не писать о нем – ни слова, ни слова, ни слова – никому; не удерживать ни намеком; пусть уходит, коли хочет; дрянь с рук! Нравственная кляча какая-то. Ужель все славяне таковы? А он – румын, не русский. – Брат его, вероятно, останется по связи с Японией чрез женитьбу; пусть не захочет, не упрашивать ни словом.

Господи, следующие три недели важны – пока Собор окончится! Дай мне, Господи, удержать язык свой от зла! Дай, Господи, не сказать ничего гневного, неблагоразумного, лишнего! Не дай, Господи, подать повод врагам основаться на небе!

Положиться же наконец на Ниицума. Бог, видимо, готовит в нем орудие для себя здесь. Если есть Савабе, Анатолий и прочие, то есть же Ниицума, ревнитель пылкий, самоотверженный.

Да разве Христос обещал нам что-либо другое, кроме Креста в сей жизни! Итак – что же смущаться и робеть! Робеют больше всего моей гневливости. Боже, воздержи меня от нее! А как я слаб сим пороком! Без волнения не могу видеть и говорить с «немирными»; даже ученики Семинарии, вроде Кониси, мутят меня до отвращения – говорить и то волнения – иметь какое дело с ними! – Боже, дай мне равнодушие и хладнокровие!

Всегда доселе больше всего беспокоила и беспокоит меня гневливость моя, – вот самый страшный вред мой и Церкви! Во мне он сидит – этот враг мой и Церкви! Боже, дай мне победить его! Без Божией помощи ничего не могу поделать! Еще и в прошлом году страшил меня сей враг. А ныне, если не воздержаться, что будет? Боже, обереги! Надену на себя образок – чувственно имеющий напоминать от удержания языка от зла и сердце от волнений гнева.

17/29 июня 1884. Воскресенье.

Утром Анна принесла письмо в Женскую школу – возмутительное – от безымянного из теперешних врагов Церкви; советуют бежать из школы, чтобы-де избежать – бляда – кто заявит-де, что хотят скорей замуж. – Экие мерзавцы!

На Соборе в первый день речь: все идет вперед. Только одна Церковь отстала. Причина – священник – дурно управлял катехизаторами, – и не захотел исправить свою ошибку, когда ему Епископ заметил о ней. Так один человек иногда, – расстроившись внутри, может большой вред сделать. Это истинно печальней, чем умереть. Каждый год по причине смерти мы не видели между собою одного из наших сотрудников; теперь тоже не видим; еще больше вреда, чем от смерти. Но будем надеяться, что с Божьей помощью наш больной поправится. А теперь возьмем себе урок – что смирение должно полагать в основание Церкви. Наш брат, быть может, потому, что он древнейший христианин здесь, уклонился от сего правила. – Потому враг и попутал его. Будем помнить страшный пример Иуды и будем слушаться, и тем не отлучать себя от благости Божьей.

На второй день, когда будет уясняемо, кто служит Церкви, прямо сказать, что вот теперь больше десяти катехизаторов нет из прежних – именно по самоволию, потому – пусть дают обещание служить Церкви только те, кто имеет в виду год служить, не уклоняясь на своем месте и прямо исполняя свои обязанности. Лучше теперь отказаться, чем потом уклоняться от службы и смущать других и подвергать себя большему ответу и пред Богом, и пред людьми.

Насчет речи на Соборе нужно будет посоветоваться с о. Ниицума и Оогоем.

Сегодня из Асикага покорное письмо. Да не западня ли для о. Ниицума? Печатей нет.

20 июня/2 июля 1884. Среда.

(Был экзамен в Женской школе – прескучившая материя, – все молча, пиша, – до тошноты скучно!)

Вчера был первый экзамен в Семинарии. Завтра, 3-го числа, – будет второй и последний, а 4-го – в Женской школе – последний.

Из нынешней неурядицы в Семинарии должно выйти то благо, что Семинария должна быть построена и сделаться почти закрытым заведением, чтобы предохранить учеников от растления, вроде нынешнего, от Савабе отца и сына. О. Владимиру написать о сем и просить, чтобы достал средств на построение Семинарии.

Держался спокойно, со властию пред временем Собора и на Соборе. В этом – польза Церкви. Показать – скуку, или гнев, или унылость, подумают, что неуверен в правоте своего пути, и внутри расстройство последует.

С Савабе не заигрывать до Собора и не говорить о нем; захочет служить Церкви, пусть покается, а нет – пусть не служит, и значит как будто его нет вовсе; его единомышленников тоже.

В будущем году на экзамен в Женскую школу непременно запасать в карман газету, чтобы избежать эту омерзительную скуку, какую сегодня чувствовал везде день при молчаливом испытании. И так часто [?] нет; хоть бы расположили молчаливые экзамены вперемежку с устными! В будущем году надоумить Аоку. А для молчаливых все-таки в кармане газету иметь.

Во время Собора пусть непрерывно предносится пред моим умственным взором Святой Апостол Павел. Чтобы он сделал? Пусть мыслится о сем и пусть подряжается ему, …а Господь да поможет в сем. Особенно пусть помнят первые главы Первого Послания к Коринфянам.

22 июня/4 июля 1884. Пятница.

Женская школа и прочие не нужны? Но денег для другого не прибавится, – как если обрубить руки, не прибавится силы у груди.

(В речи катехизаторам) Все вы, когда выходите из школы – ревностны. Отчего? Благодать, призываемая вашим желанием, возбуждает вас и дает огонь; кроме того, смирение еще есть у вас, которое и не мешает действовать благодати. Что же, значит, что послужа вы слабеете? Дух угасили, обленились, а иногда и возгордились, – благодать и оставила вас. «Духа не угашаете», – вот средство, ревность не ослабляете. Скажете – трудно? А вы хотите только легкого труда, хотите пряников всегда по-детски, – не хотите возрастной пищи, хотите широкого пути, – а указываемый Спасителем узкий путь вам не по вкусу, – а крест нести и за Спасителем идти не нравится. Если окончательно так, то лучше не служить. Но ведь не так? А просто слабость? И подумайте какой труд-то именно – самый не трудный на свете; всегда одно и тоже говорить надоедает, но разве надоедает матери всегда одинаково кормить детей или учителю? Что ж, иногда и почувствовать усталость, то средство здесь же около тебя, – помолись, мысленно призови помощь Благодати, – и бодрость с тобой. Вы видали ли, чтобы я без улыбки входил в класс, или на кафедру? А разве мне тоже не надоедает всегда одно и тоже? Так на что же молитва. «Проси и дается, толкни и отверзется», разве пустые слова? Что ж не бросите. Что не употребляете силы, которые с вами и при вас? – Немаловажным побуждением внемлим, но очень похерится и заклонится, будет, и кеокиухоо, – о, как оно закрепит связи между проповедниками и христианами? Посмотрите, и теперь, где питают, там так сживаются, что опять тех же просят. А дурных и ленивых – тогда совсем не будет, – Что до учености, то не придаст она силы, а уменьшит, ибо развлечет, оттянет много мыслей, сердца – на предметы мирские, – Потому-то и были Апостолы неученые, что ученость совсем не нужна для успеха проповеди. Кому нужна вера, тот возьмет от вас веру и не станет требовать науки, зная, что для этого, есть другие источники; и вы, преподавая одну веру, будете сильнее, сосредоточеннее, сердечнее. Между Апостолами один Павел был учен, и того назвали сумасшедшим за ученость. Невелика корысть! И недаром это написано, а в поучение нам, – Но Апостолы были облагодатствованы? Итак будьте и вы! Благодать открыта и для вас, – Вам нужно только яснее усвоять вероучение, – нужно также знать отличие и превосходство Православия пред инославием, – «нужно знать дать ответ освоив его», – иногда обижают вас, видно. – Вот для этого-то только и полезно увеличить время пребывания в Катехизаторской школе. Сделаем это; увеличим на год; пусть будет следующий курс – два года в школе. Что преподавать, предоставьте нам. (Речь этого содержания держать и на Соборе – напечатать потом и рассылать ее в виде письма.)

23 июня/5 июля 1884. Суббота.

Однако самое лучшее средство – благополучно провести Собор, смотреть на этот Собор, как на все доселе бывшее. И чего я волнуюсь? Все обстоит благополучно и идет, как должно; стало быть – мирна и вяла должна быть речь первая, и вяло идти же потом – обычна ведь с японцами вялость! Потом – даром пропадает вялость и медленнее, скорее достигнуть цели.

Именно на Соборе – все совершенно по-старому! Только последнюю речь можно сказать поживей и серьезней. Только Савабе – «беречь» даст Бог, пригодится для «кеокиухоо».

Одиннадцать ночи. Сейчас только ушел Иоанн Овата, прощавшийся пред отправлением домой к больной матери. Второй раз уже предупреждает насчет Собора – «чтобы не произошло что нехорошее на нем». – Что же? «Кемпакусе» много будет, и свое «я» выставляющие будут стараться замутить, – Тебе осторожным нужно быть, – А это опять же вести Собор по доселе набитой колее и смотреть, чтобы не втерлись в него враги, которых нельзя допустить говорить в Церкви.

26 июня/8 июля 1884. Вторник.

Не имеют к чему придраться, так говорят – «Епископ русский – не знает наших обычаев». (Это о человеке-то двадцать пять лет жившем в Японии!) Так покажите же, в чем это незнание и какой вред оно принесло?

Слава Богу и хвала Ангелу- Хранителю за все! Приписка 9 (21) сентября 1884.

9/21 сентября, воззв. к бонз.

Бонзам, наподобие сегодняшнего письменного возражателя:

Вы набрали полные карманы камешков и побрякушек и с пренебрежением смотрите на золото: «У нас-де – полные карманы». Да выгрузитесь, освободитесь из-под хлама на время и тогда сравните ваш камень с нашим хлебом жизненным, вашу змею с нашей речью.

…Бог дал человеку легкие и создал воздух, дал глаза и создал предмет зрения, дал разум и велел назвать имена животным, – точно также дал свободу и указал древо познания добра и зла, – без сего последнего человек также не ощутил бы себя свободным, как без предмета зрения ничего бы не увидел, без земли под ногами – не ходил бы и прочее.

12/24 сентября 1884

Айайся совсем расползается – в Сейкёо- Симпо никто не хочет писать – раз ждут денежной награды (как можно заключить из слов Оогое); хотя все обеспечены содержанием, – а Сейкео- Симпо приносит двести ен убытку – значит – «Церковь убыточна сколько угодно – нам дела нет, хоть мы сыты по горло от той же Церкви». Другой раз, – все не терпят Хорие, начальника айайся, действительно нестерпимого по гневливости и гордости, даже Оогоя – и тот, по-видимому, совсем потерял терпение и просит освобождения от службы в редакции. Третий раз – не выдерживают японцы постоянства в работе – слишком изменчивы и поверхностны.

Сегодня – хоть закрывай газету, – статей наполовину нет помещать в следующем номере. Одно средство есть помочь – улещивать, ублажать, гладить по головке. Хорошо и на вашем инструменте суметь ладно поиграть.

23 сентября/5 октября 1884. Воскресенье.

Тихай – мономан гаммы, простой гаммы вверх и вниз. Даже уж и спевки почти совсем перестал делать, а протянуть гамму – четверть часа или больше – и домой, – Нет ничего хуже человека гордого и в то же время тупого! Сколько я бился с ним, убеждая учить пению как следует, – но скорей можно научить железо понимать человеческую речь, чем его – понять речь здравого смысла. Оттого у нас после десяти лет пения певчие на простом «Господи, помилуй» разнят. Вот мучение-то с такими олухами! Когда уедет, как я счастлив буду! Хотя, конечно, ни словом не буду способствовать его уезду. Господь с ним, пусть живет; все же что-нибудь есть (хоть как уж надобно-то что есть, – вечно одно и тоже самое простое!). Но зато – ни удерживать его, ни тем более после хлопотать о наградах ему – слуга покорный. Награждать его, или брата его – Анатолия – за лень, апатию, за внесение немира в Миссию, за дурной пример, – за весь этот вред, который они, при малой службе, наносят Миссии, – грехом было бы! – Тихай не только сам не поет и не учит, а испортил вконец и Львовского, который тоже уже и лыка не вяжет по ленности, – даже старое забывают у него.

Мерзавцы! – Диакон Крыжановский точно увез с собою хорошее, оживленное пение.

Что за мучение жить с подобными людьми, как Тихай, Анатолий и Львовский! Полны способностей – как прекрасно могли бы служить, и почти ничего не делают! Боже, дай терпение и пошли усердных служителей делу Твоему здесь!

26 сентября/8 октября 1884. Среда.

Я лично сержусь именно в то время, когда не пишу о России и не думаю о ней или вообще не имею какого-нибудь постороннего дела. Свободная мысль всею тяжестью падает на обыденные дела, концентрируется, застаивается. Ибо с японцами далеко не уйдешь, ну и мутится, – отсюда потоки бурных речей и гневных вспышек по поводу постройки, как вчера по поводу дела Ольги Евфимовны, которое подрядились в сорок дней, а теперь уже девяносто, и еще – девяносто пройдет пока кончат. В виде Фонтанеля. (Что за безобразие! А что поделаешь с японцами, когда нигде и ни в чем с ними нельзя дела делать быстро, точно, словом – как следует!) Нужно всегда хоть корреспонденцией с Россией заниматься, – все же лишняя мысль и работа уйдет туда, а не будет здесь и мне портить кровь, а японцам мешать идти их скверным черепашьим и вечно уклоняющимся в стороны путем. – Сколько пришлось в последнее время сердиться по поводу школ, учителей, учеников, построек! А нужно помнить еще, что есть [?] преть – мерзейшая, доселе бывшая роковою, преть, – нужно особенно беречься от вспышек и ограждать себя крестом, который и носить для того на груди – мой спасительный деревянный крест.

Мы тогда успокаиваемся, когда находим начала и становимся на них твердою ногою: значит, мол, «Божья Воля», или – «не переделать нам, – к чему же и волноваться?» Только нужно, чтобы начала были неложны, чтобы не надували мы себя. Что до моих теперешних обстоятельств, то – действительно, не переделать мне японцев, чтобы были они благородны душой (а не подлы, как Савабе, его сын и futti quanti), исполнительны, честны и прочее. Стало быть, вообще, я от гнева честно могу воздержаться, не говоря уже о том, что гнев – грех сам по себе; стать могу твердо. Дай Бог устоять!

29 сентября/11 октября 1884. Суббота.

Вчера Давыдов говорил, что слышал от французского посланника: «Католические миссионеры-де отзываются, что с смертью вашей Церкви здесь разрушатся, – и теперь уже есть разделение, да сдерживаются». – Но, во-первых, я еще не завтра, по-видимому, помру, во-вторых, Церковь здесь православная, стало быть, Христос сам ее хранит; в-третьих, в самом деле, нужно подумать о прочном устройстве порядка церковного.

Авось – Бог не выдаст, свинья не съест, и католические миссионеры напрасно прождут случая воспользоваться обломками Православной Церкви здесь!

Вчера говорил Давыдову, чтобы он дал мне случай познакомиться со здешними министрами и прочими.

Как начинать речь к неверующим? Хоть следующим образом. Представьте, что за дверьми этого дома вас ждет одно из трех: или вы убиты будете при выходе, или взяты в тяжелый плен, или приняты в светлое царство. Вы не знаете что же именно? Но знаете, что из этого дома вам выйти неизбежно. Не будет ли не благоразумием, если вы беспечно направляетесь к двери, не думая и не исследуя. Или вы уверены, что непременно будете убиты. Но на чем же основана эта уверенность? Не нужно ли проверить, прочна ли основана? Спросите у людей. Гул всех веков и народов – против нас. Стало быть, нужна проверка, и – нет нужды важнее этого нужно, – особенно для руководительствующих.

30 сентября/12 октября 1884. Воскресенье.

В один час дня, когда сомнение в прибытии Ольги Ефимовны не переставало грызть меня (хотя наружно оного никому не было видно во все время), пришла телеграмма из Нагасаки от Костылева, гласящая: «Путятина сегодня вечером на Хиросимамору выйдет» (из Нагасаки).

Слава Богу! На душе легко! Дай Бог, чтобы чрез нее здесь устроилось спасение императрицы и потом многих!

1/13 октября 1884. К <…> (сношение).

Какая это Немизида вечно сторожит род людской и не дает никому проглотить ни одного сладкого куска, – без того, чтобы не поперхнуться? Ни одной радости нет на земле, которая не была бы тотчас же отравлена. – Обрадовался было я приезду Ольги Ефимовны Путятиной – а сегодня Ирина Ямасита пришла проситься вон из Миссии, мол, «плохо знаю живопись, нужно учиться», – и собралась учиться гравированью на меди, стало быть – прощай навеки! С этим капризным олухом ничего не поделаешь! Я и уговаривать не стал; поручил Анне, – как к стене горох. Итак, живописица потеряна для Миссии, – и это совершенно отравило мне радость ожидания Путятиной! Да и что! Не нужно ждать никакой радости на земле; придет она, – закрывать для нее сердце, зная, что коли это забудет сделать – злая Немизида тотчас тебе по лбу. Ну вас к лешему – все земные радости и горя! Быть равнодушным ко всему, и баста! – Только выдержит ли эта философия! Эх, дрянь – человек! Скоро ль умереть?

2/14 октября 1884. Вторник.

Мы, когда мечтаем о деле, то оно нам нравится, а примемся – прескучно. И это естественно: в думах нам представляется дело целостным, с его успехом, благими результатами и прочими благами; а станем делать, то нужно по капле – процесс надоедливый, ну скучно. – – Душа нас не обманывает; когда кончим дело, тогда получим удовольствие, о котором мечтали, но изволь-ка добраться до него! Торопливость мечты тут скорее вредна, чем полезна, – когда она покажет нам радужные крылья, тогда ползет червем уже и не в мочь – ну и бросаем часто – и скверно делаем!

5/17 октября 1884. Пятница.

Ольга Ефимовна Путятина приехала; из Порт- Саида шла на «России» Добровольного Флота. Прибыла, по-видимому, здоровою. Сегодня в двенадцатом часу дня встретили ее в Миссии и отслужили благодарственный молебен. С нею прибыла сестра Милосердия Марья Клементьевна. – Дай Бог, Ольге Ефимовне сослужить добрую службу Церкви Божией здесь! Очень рады мы все были ее приезду. О. Анатолий с судна проводил ее в Миссию; часть Женской школы, с Анной во главе, встретили ее на станции железной дороги, здесь – все ученицы и ученики ожидали и нрекрасно пропели по-японски молебен. Из Посольства были за нею карета на станции, и секретарь (Ал. Ник. Шпейр) с женой тоже были на станции встретить, – а потом приезжали с визитом к ней. Сегодня же Rev Lloid с женой посетили ее, был случайно у меня. – Дай Бог, дай Бог ей послужить делу Миссии здесь с успехом!

1 1/23 октября 1884. Четверг.

Когда неприятель нападает нечаянно сзади и поражает оглушительным ударом, тогда человек не может не efartle, так моя вера со мной; разом почувствовал нестерпимую и неунимающуюся боль в правом боку. Ночью от спокойного лежанья боль уменьшилась, а утром с шести часов возобновилась с такой силой, что я готов был на стену лезть. Послал за доктором Сасаки; пришел ученик – и, по-видимому, не поняв в чем дело, посоветовал одного – спокойно лежать. Я лег, потому что после ничего и предпринять нельзя было – Боль успокоилась, и, когда пришел Сасаки, я почти не чувствовал себя больным, – Сасаки успокоил насчет того, что это не заворот кишки или что-либо в этом роде серьезное, а просто засорение слепой кишки; велел день лежать, принимая касторку и легкую пищу. День весь пролежал до головной боли, и вот теперь пишу успокоенный, что еще до смерти можно будет докончить перевод псалмов.

Ольге Ефимовне, бывшей сегодня у меня три раза, нужно серьезно поговорить по-братски, не слечь ныне мне в постель. Больше ничего еще не нужно.

3/15 декабря 1884

Славны бубны за горами! Ольга Ефимовна, приехавши служить делу Божию здесь, и не говорит о деле Божием здесь, а все о родных, о доме и разных других предметах. Впрочем, и может ли хоть немного служить? Больна и чахоткой, и водяной, и позвоночным хребтом. Лежит теперь в постели по случаю неприготовленности еще ее дома здесь, – Эх-ма! К Царству-то Небесному она, несомненно, готова; но готова ли здесь на какую-либо службу, Бог весть! [Будет] ли и от нее, как от других, не один убыток Миссии!

О. Гедеон, если приедет, то дать ему нужно помочь несколько месяцев, чтобы несколько научиться языку, научиться служить по-японски, узнать церковные дела юга и чтобы мне узнать его, затем его немедленно в Оосака и навсегда, если он способен! Но не торопиться отправить его и не торопиться насчет его, а узнавать его прежде всего.

О. же Владимир, по-видимому, неисправим во лжи и своенравности – упорстве. Так и обращаться с ним.

15/27 декабря 1884. Суббота.

О. Гедеон приедет; но не целомудренным, а с похотью на мирское. Бог с ним! Предоставить ему писать сочинение на степень. Пусть здесь живет и преподает в Семинарии; тем временем о. Владимир будет иметь больше времени заняться японским языком и, может быть, поставлен на церковную кафедру.

С Нового года заняться знаками; вставать в три часа ежедневно. Иметь в виду семь лет и с 1892 года быть готовым по богослужению.

16/28 декабря 1884

Есть судья – Иоанн Исида, доселе бывший в Исиномаки, теперь переведенный в Хиросима. Из благочестия даже вино пить и табак курить перестал, как сегодня слышал от Нумабе. Посмотрим, продержится ли. Очень они ненадежны – эти благочестивые чиновники, – тотчас в кругу своей братии прелюбодеев мира теряют свой дух, как например, бывший начальник тюрьмы – Стефан Савабе, теперь обратившийся опять в язычника, а прежде казавшийся таким усердным. – Дай Бог, Иоанну Исида устоять против мира и диавола! В Исиномаки он очень способствовал поднятью Церкви, – Дай Бог тоже в Хиросима!

Сегодня было поставлено во диакона для Коодзимаци Симеона Юкава и посвящение в стихарей Василия Токеда и Иоанна Судзуки – чтецов Церкви в Коодзимаци. О. Павел Ниицума говорил здесь проповедь: плохо, – много огня, но слишком много повторений, водянистости, плохих оборотов, вроде: «кеитейраомобё», – а что «омобё», об этом он, подумавши, скажет.

Положено сегодня (в разговоре с Мидзуно) восстановить учрежденные в прошлом году собрания священников и катехизаторов у меня два раза в неделю, – для поднятия годности в приходе о. Сато.

19/31 декабря 1884

Присмотреться к о. Гедеону, и, если покажется достойным, предложить ему великую службу: теперь Япония видит, что ей не избежать христианства; но какое? Три их! Пусть же о. Гедеон возьмет на себя доказать, что Православие должна принять Япония. Семь лет для этого, – есть время изучить язык и написать сильнейшие сочинения о сем. Затем принято будет Православие – заслуга о. Гедеона, не принято – не вина Русской Миссии, с ее стороны сделано будет все, – специально даже человек будет посвящен для уяснения, что Православие – истина, и его должна взять Япония, но значит для Японии рано возвыситься до сего – не суждено еще то в судьбах Божиих, – Мое дело – перевод Богослужения, о. Владимира – школа, о. Гедеона будет – доказыванье, что Япония должна быть православною. – Сказать это о. Гедеону; но пусть он хранит это в своем сердце и пусть факты являет, что у него на сердце, – пусть разом заговорят – наши с торжеством: «Да, Япония должна быть православною», – язычники с убеждением, инославные со злостью; до того же пусть о. Гедеон молчит и воспитывает силу в средоточенном сердце; а если станет здесь болтать о своем деле, – значит пуст.

2/14 января 1885. Среда.

Леность и гневливость – вот два врага мои и Миссии. Их мне нужно стараться искоренить в текущем году.

Что-то Бог даст в этом году! Денег на храм нет! Пошлет ли Бог? Если да, значит Бог любит Японскую Церковь.

Едут оо. Гедеон и Митрофан. Что за люди? Столько было здесь негодных для Миссии, что радость медлит, боясь обмануться, а равнодушно ожидаются. – Между тем, мелькает мысль и о Корее. Сегодня Корейский Ким-е-Кин с тремя человеками свиты был просить за двоих. Эх, если бы о. Митрофану сделаться корейским миссионером, и из прошенных нет – хоть бы одному – добрым помощником ему!

Дело же в Японии по Миссиям идет. Слушая про другие Миссии, иногда дух волнуется, так вчера при рассказе протестантского проповедника Нагасаки о Тоса, что там уже Протестантская Церковь из двенадцати христиан, плакавших при расставании с ним, что в Сайкео – девяносто туземных христиан, но таких усердных, что они на христианское сооружение пожертвовали раз больше тысячи ен, другой – больше двух тысяч ен и прочее. Ужель у нас только христиане больше плохие, сухие, иссохшие, бесплодные, не жертвующие (или, по крайней мере, очень мало)? Эх – что-то Бог даст вперед!

В самом деле, если о. Митрофан окажется серьезным человеком, то иметь для него будущее – сделаться корейским миссионером. Учителя корейского языка достать нетрудно: если не благодаря этому случаю – как с визитом Ким-е-Ким. то из Владивостока нужно выписать, даже съездить туда для этого. – Это не забывать и иметь в виду, не говоря на первый раз о. Митрофану, а высматривать, что за человек; и если окажется подходящим – предложить ему и способствовать.

Да благословит Бог это!

11/23 января 1885. Пятница.

Все чаще и чаще приходит мысль, что, быть может, Япония и действительно еще недостойна истинного христианства. Японцы, особенно высшие, исключительно гонятся за западной цивилизацией, – о вере же у них не видно ни мысли, ни попечения. Вот и теперь, Оояма, военный министр, говорят, из Европы писал, что «в войсках непременно нужно ввести христианство, ибо так-де в Германии – без христианства нельзя управить войском»; но когда вернется сюда, между разными военными преобразованиями, вероятно, начнется и введение христианства, как атрибуты цивилизации войска, как введение одного из военных атрибутов. Конечно, для этого им больше всего годится протестантство. Кстати же тут и протестантских миссионеров – только клич кликни, – сотни, мало – тысячи будут, и на все руки готовы, на все уступки согласны; или японцы надеются принять «цвет» европейцев, как птица – цвет окружающих предметов – то и протестантские миссионеры в свою будут принимать цвет японцев – что-де угодно. Все же они из высокообразованных стран, пред которыми японцы пресмыкаются, – это ли не христианство! Но – как все это далеко от истинного христианства, которое принимать должно во смирении сердца и для истинно духовных, вечных целей! «Смирение», «духовные цели», «вечное спасенье», – как все это далеко от понятия японских принципалов! Как они слепы и глупы, как недоразвились до этих предметов! В зачаточном состоянии еще они! И им ли православие! И не нужно ни обижаться, ни волноваться, ни досадовать, что не придется видеть введение Православия в Японию, а молиться – тою же моею неизменною молитвой; и – трудиться неустанно: быть может, Господь благословит составить зародыш Православной Церкви в стране, и будет она зерном горчичным, из которого в свое время вырастет дерево. – А между тем на том свете маленькая колония японцев в Царстве Небесном основывается: вот и теперь умер Исаак Ооцуки, в Семинарии, – прежде бывший в Причетнической школе; кладут в гроб, сейчас будет первая панихида; славный, кроткий, добрый юноша, – верится, что Бог предмет его в Горнее Селение! И все какие добрые помирают, точно зрелые колосья срезываются! Виссарион Авона, Николай Такахаси, теперь Ооцуки!

В одиннадцать часов вечера.

Однако же не терять из виду и средства, которые могут быть употреблены для обращения Императора. – Одно из них – употребление в пользу Соесима. Самос первое знакомство мое с ним в Хакодате, в 1871 году, завязало религиозный спор. Он тогда: «хоть в ад, но с Микадо» и прочее. Я резко отвечал ему и этим, кажется, заинтересовал его. Пусть это будет тоном и для дальнейших сношений с ним. – С Микадо он, однако, принужден был разлучиться, как и ныне, – значит [?]рия неудачна. – Его шелковая материя и до сих пор у меня хранится и ждет его крещения. – Ольга Ефимовна Путятина приехала, и дочь его действительно может быть ее ученицей, – Он теперь свободен от государственных дел, как будто Бог блюдет его именно для религиозного дела. – Нет, – ну, вот н забудешься так, как ныне, когда никто не вспоминает его. – Способности у него именно – сильные к религиозному делу, только смирение нужно ему; гордость – его враг, раз она уже преградила его путь; да не заградит она дверь для дальнейшего пути! – Пусть он усвоит веру – именно как веру, для спасения души, а не для государственных целей, которые все – малы и узки в сравнении с целями веры… Пусть поднимается, шире взглянет…

Но прежде чем Соесима обратится, нужно перевести все – нужное о вере в этом отношении, – из здешней библиотеки и из выписанных книг.

А выписать нужно все за прежние, невыписанные годы духовные журналы, специальные полемические книги, сочинения Овербека на английском, о. М. Готье, академические лекции. Кроме переводов, всего годного, – составить записку с краткими доводами. – Именно специалист должен бы быть для этого. Хорошо, если бы о. Гедеон взялся быть таковым.

13/25 генваря 1885. Воскресенье.

Приехали: о. Владимир – с окладистой бородой, о. Гедеон – «угрюм», о. Митрофан «зелен». Не успел еще дать себе отчета – благо или нет прибыло, – больно большая сутолока людей была. Могу сказать только, что «не идеально», – как-то больно прозаично и серо. А может это-то и есть предвестие лучшего; потому что по ложке: «чем хуже, тем лучше», как и наоборот.

15/27января 1885. Вторник.

У о. Гедеона жизнь побывала на плечах, – и потому он слабей. Блестящего не обещает, по-видимому (дай Бог ошибиться), – но и вреда Миссии не причинит. – Если приживется, несомненно, полезен будет.

О. Митрофан – молод совсем, на жалованье 1500 рублей. Но, кроме преподавания в Семинарии, за то пусть ревностно изучает пение и непременно сделается подрегентом (которым он уже и был в русском хоре). Львовскому так и сказать: «Без этого, мол, и не дам на дорогу в Россию в отпуск, если не поставит вместо себя на клиросе о. Митрофана». А о. Митрофану всячески заповедать – дойти до регентства и принять его от Львовского.

16/28 января 1885. Среда.

О. Гедеону я за столом сегодня и предложил взять на себя доказать, что из «Православия, Католичества и Протестантства именно первое истинно и должно быть принято Японией». На этом и настаивать, если человек покажет склонность служить Японии христианством. По-видимому, на него надеяться можно, – уже сорок лет, не скороизменчивый возраст, стало, – приехал сюда и говорит искренно, – «Обличение» («Полемику», или еще как, – словом – опровержение католичества и протестантства) или лучше «Уяснение истины» (так как наша главная цель должна быть – не спор с католиками и протестантами, до которых нам никакого дела, поскольку они не касаются нас здесь, а объяснение людям истинности своего православия). Должно быть написано о. Гедеоном в разных объемах и видах, – для всех, – и просто, коротко, и обширно, учено, и еще обширней и ученей. К несчастью, перевести прямо – решительно ничего цельного. – Так пусть составит. Но сначала испытать его, может ли, и в каком духе. Не разом вешаться на шею. Пусть охлаждают меня прежние ошибки с людьми.

О. Владимир и Анатолий, по-видимому, между собою пикируются; для поэзии явно. Пусть. Нужно не обращать на это внимания. Вероятно, вред Церкви не произойдет.

Ной Мурай помирает. Сегодня был у него. Жаль. Усердный служитель Церкви. Таких усердных катехизаторов мало.

18/30 генваря 1885. Пятница.

Что бы ни говорили пессимисты и святоши, но сумма добра, сострадания, милосердия, любви на земле увеличивается, стало мир идет не под гору, а в гору. Где же теперь прежнее безжалостное рабство, пытки, муки, продажи людей и прочее? Если пишут в Северо- Германской газете, органе Бисмарка, в пику Англии, что в Австралии существует миллионер, нажившийся ловлею и продажею людей на съедение людоедам, то ведь это единичные факты, в озноб повергающее нынешнее общество при одном слышании. А прежде пытки-то – излюбленное орудие правды – не гораздо ли хуже были? Моментальное страдание или долгое, что же лучше? Любовь, любовь и любовь! Вот главное – и в Законе Божием, и в мире людей! Буди же!

Приезд оо. Гедеона и Митрофана сдать а архив, и пусть все идет обычной колеей. Много думать нечего. Первый вчера заявил себя нелюдимым и странным, притом же и эгоистом (я ему – о высших целях для него здесь – ответ на вопрос Японии – где истинное христианство? Он – о кандидатстве; да – не люблю, чтобы ко мне ходили; словом, тот же вдовец, попорченный жизнью, и притом очерствелый, – сорок лет уже). Сегодня снес ему крест заграничный, и отныне – ни ногой к нему без дела. Второй – совсем зелен и молод, притом же о. Владимир говорит, что груб, стало нужно далеко с ним держаться. Господь с ними! Не особенно радуют! Впрочем, будущее покажет, насколько они хороши и будут полезны Миссии. Дай Бог, чтобы оказались полезны! Довольно уже Миссия глупо теряла деньги и сердца.

Но однако сделать замечательным хоть тем приезд новых братий, чтобы прекратить всякое гнилое слово, – да не исходит оно отныне из уст моих – ни наружно, ни внутренне! Помоги, Боже!

Сегодня уехал судья из Исиномаки Иоанн Исида судьей в Хиросима, очень благочестиво настроен. Вчера поздно вечером (я должен был встать) явился и долго рассказывал о Церкви в Исиномаки. Сам – «для меня главное теперь – распространение веры», – Дал ему крест, книги, все доселе вышедшие. Дай ему, Боже! – Ночевал здесь и сегодня в десятом часу отправился, чтобы в четыре часа сесть на пароход к югу. Обещался ему непременно оставить Спиридона Оосима в Исиномаки, хотя бы даже о. Иоанн Оно поселился там (сей ныне, кажется, без угла).

19/31 генваря 1885. Суббота.

Десять часов вечера.

Плох, по началу, о. Гедеон. Сегодня первое богослужение для него здесь, и у него – не говоря уже о религиозности, не хватило любопытства придти сначала и уйти с концом: пришел далеко за началом, ушел – не знаю когда, но во время проповеди и по окончании его не было. – Воображаю себя на его месте по приезде в Японию: да я бы прилип к месту, чтобы все видеть и слышать, и ничто меня не оторвало бы прежде конца его. – Не понимаю, чем может быть занята душа таких людей, как о. Гедеон! Разве уже оглядывается в недоумении, как волк, попавший в овчарню. Так зачем же было и ехать! Господи, скоро ль Ты пошлешь настоящих людей, или хоть бы одного человека? – А о. Гедеона употреблять как заурядного попа – может, этим – своею поповскую опытностью по требам будет полезен, если доживет до знания японского языка в потребных для того размерах. Больше едва ли на что будет годен! Отвечать на вопрос: Японии – «какая вера истинна» – куда ему! Одеревенелость души тотчас видна. Не с такою душою отвечать на подобные вопросы, а с горящею духом любви и ревности!

20 генваря/1 февраля 1885. Воскресенье.

Церковь- в спокойном состоянии. Возмутителей (Цуда и прочих) совсем не слышно; на Крещенье я был у них; хотели, кажется, воспользоваться сим ко злу, но объяснил вопрошавшему катехизатору (Мукояма), что и Христос, побыв у фарисея Симона, не узаконил тем искусство фарисеев и прочее, – Катехизаторы одушевлены; о. П. Сато совсем уволен от школ, чтобы быть исключительно для христиан; катехизаторы же исключительно для вновь слушающих. Во всем у нас лишь – за о. Павлом Ниицума и его Церковью, где все идет превосходно. Бог да укрепит его и вперед. Вся надежда Японской Церкви! В Миссии все тихо – Вновь приехавшие не в состоянии нарушить течения дела ни в хорошую, ни в дурную сторону: о. Гедеон – нелюдим и молчун, о. Митрофан – юнец, сегодня чуть не разрыдался, говоря о болезни горла от уколотья костью. С завтра принимаюсь за перевод Елеосвящения. Помоги, Боже!

Я понял, наконец, что должен жить вроде начальника, то есть никогда ни с кем задушевно, ни с кем – раздела мыслей, чувств. И до сих пор я не имел сего. Но питал надежду. Бросить неосуществимое, и притом неважно сие для Миссии. Людям нужны начальники; люди хотят быть под начальством: легче, меньше ответственности, больше места для лени и небрежения; я бы и сам разве не был бы счастлив, если бы вдруг приобрел возможность жить изо дня в день; а заботы о храме, о проповеди предоставить кому другому.

Итак, покориться же наконец разумно и добровольно (хотя и вгоняемый кнутом необходимости в форму) с абсолютным одиночеством! Разве с о. Павлом Ниицума разделять думу, насколько возможно. Оно и действительно; если я давно раньше пришел к такой же мысли, то может и не было бы неприятностей с предыдущими миссионерами. – А я и доселе все тем же слепцом был; о. Гедеона и Митрофана хотел тоже – братства и дружества – стол вместе предлагал.

О. Владимир надоумил: «Во всех миссиях-де, и в Иерусалимской с Преосвященным Кириллом и прочих, неприятности начинаются за столом; а без общего стола, если и есть что у кого на душе, то переварит помаленьку», и прочее. Все сущая правда! Господь же с ними со всеми! Даже и о. Анатолий, видимо, желает начальства над собой, а не друга. Пойми я это раньше, не было бы свары у нас с ним, как в старые годы было, и что охладило нас друг к другу, должно – навсегда. Итак печальное одиночество и роль начальника, то есть молчание и всякое равнодушие с сослуживцами, за исключением случаев, когда для пользы Церкви нужно что сказать.

Есть уверенность в душе, что явится же здесь наконец человек, который даст мне спокойно умереть, оставляя дело в надежные руки. Но такого еще нет. Явится он, вероятно, и методу обращения я должен буду переменить, то есть буду иметь радость перемениться. Пошли, Боже!

Вот они – годы зрелого мужества, годы, в которых я застал Гошкевича. Я удивляюсь, отчего он не суется ко мне с советами, не руководит, не дает наставлений, – ужель, мол, я когда сделаюсь таким? Ан вон сделался. Жизнь к тому привела. – О. Гедеон обратился за советом: «Как изучать японский язык?» – «Так и так», – все ему подробно выложил и помогать обещал. Но – тоже как к стене горох; человек – через три дня говорит, – «а я все-таки прежде изучу аглицкий язык как орудие» и прочее и прочее. – Стало – вперед даже и на подобные вопросы придется молчать, или «а как найдете лучшим» и подобное.

Эх, жизнь! Бедна ты утешением содружества! Сухое заросшее тернием ты поле! Впрочем, лет пятнадцать-двадцать всего идти? Уже и близко! Тот ад, вероятно, немного садей (?) этого, зовомого жизней среди братии.

26 февраля/10 марта 1885

Нынешние фухейся (Цудо и прочие) – скрипячие колеса Церкви, которые пользы ни на грош, а всех беспокоят. Потому, разве они говорят что дельное? Ни на волос, а беспокойства и расстройства много. Есть люди – чуткие к пользам и вреду, – они в самомолчании вред заметят и ворчливо или сердито указывают, – такая оппозиция хороша. А что пользы в лае собаки на ветер?

27 марта/8 апреля 1885. Среда.

Пасхальной недели.

(По прочтении монографии Царицы Прасковьи).

Даже такие мягкие личности, как эта Царица, какие неистовые жестокости делали (жжение стряпчего Деревника)! И это было полтораста лет назад. Куда же девались эти ужасные нравы? Куда исчезли во всей Европе? Чему обязано человечество этим благам? Французской революции! Казнь Людовика XVI была громом, поразившим бесчеловечие в Европе. А французская революция произвела Вольтера и прочих. Стало быть, орудия пр [?]: и они; бессознательно они были тоже воплотители идей христианства (потому что в конце концов все блага – от Христа, – другого источника нет). Не нужно же клясть и Вольтеров, как и теперешних революционеров, – а нужно только благоговеть пред путями промысла, все направляющего во благо; да, нужно смиряться. Я тоже был бы жесток – не хуже других в тот век; когда читаешь о тех временах, что-то как будто родное в тамошних нравах чувствуешь, слышу в себе кровь тогдашнего богатства – с хорошим и дурным и со всеми побоями того времени; конечно, при писании тогдашних подвигов, вроде копчения стряпчего, негодованье закипает, но сам-то в гневе разве соблюдаешь границы? И не плачут ли от тебя теперь – от жестоких слов твоих? Тогда же, неверные, плакали бы от твоих застеночных пыток во гневе, – хоть потом, может, и жаловал бы пытаных. Эх, человеческая натура! Сколько в тебе природной мерзости, гадости, зверства! И это во всяком народе – везде, только в несколько измененном виде, так что смеяться друг над другом никому не следует! Не следует лицемерно издеваться и над теперешними революционерами. Вероятно, они тоже творят свою миссию, и после них еще легче и мягче сделается человечеству. Злое вверху выбивается злым из низу. При давлении взрыв – физически понятная вещь.

21 апреля/3 мая 1885. Воскресенье.

О самаряныне.

Совершено освящение основания храма – на камне при начале четвертого венца – выше пола. Положена серебряная доска с надписью и русский лист с более подробною. При освящении были: Давыдов, посланник, Яков Александрович Гильдебрандт, командир фрегата «Владимир Мономах», архитектор Conder и прочие. – Служба была на японском, – После обед, на котором надоел всем многолетиями диакон Митрофан.

24 апреля/6 мая 1885. Среда.

Было погребение отрока (десять лет восемь месяцев) Алексея Сайго, сына министра Сайго, умершего в Вашингтоне, в семействе Струве. В первый раз погребенье – совершено по-православному, с предношением креста, впереди которого двое в стихарях (Сергей Номура и Он. Оогое) шли с дикирием и трикирием; крест несли попеременно два японских диакона (Роман Циба и Федор Мидзуно) в облачении; за ними певчие – ученицы и ученики, всего шестьдесят семь человек – попарно, с пением «Святый Боже», потом два русских диакона (Митрофан и Арсений), два японских священника (Сато и Ниицума), два миссионера (Владимир и Гедеон) и я – все в золотых облачениях, – иеромонахи Владимир и Гедеон – в камилавках, я, по обычаю, в митре и с посохом, – книгодержец (Имада) и жезлоносец (Уеда), – гроб, отец и родные, – посланник наш, знакомые и прочие, – все без шапок (что заранее поставлено в условие при молитвенном провожании гроба).

День Бог послал превосходный – ясный и без ветра. От Миури до Аояма шли часа полтора. Полицейские предходя устраняли возможность беспорядка при ходе процессии. Впрочем, и без того, кажется, все было бы благополучно. Народ ведет себя очень скромно. На кладбище собралось немало христиан.

Да даст Господь вскорости всеобще так хоронить всех умирающих в Японии!

7" 19 июня 1885

Печатается Псалтырь. Что дальше переводить? Думал было Требник и Служебник; но оставить это и иметь в памяти, что чрез три года будет готов храм, стало быть, Богослужение должно быть правильное, как вообще в православном храме; для сего же нужно: в три года приготовить: Постную Триодь. Цветную Триодь (обе вместе составляют треть годового богослужения), Праздничную Минею и Общую Минею. После этого уже можно и должно перевести Требник и Служебник. Сии последние, какие бы ни было, в обращении уже есть и не составят большого различия, а Триодей и Миней и в помине нет! Итак, не сбиваясь с толку никакими соображениями впредь, ввести вышеозначенное в порядок переводов.

Затем, к тому времени как будет готов храм, нужно приготовить и храмовое (соборное) духовенство. Из нынешних людей я нахожу возможным иметь в виду для сей цели – из Катехизаторской школы – старшего курса Василия Китагава, младшего – Павла Хаттори; кстати, оба они тоокейские. Когда писано было сие, он [Василий] уже имел любовную связь с кончившею курс в Женской школе Агнией Иеда, прижил ребенка, но не захотел жениться потом, теперь вне Церкви. Так-то ненадежны загадыванья! Хаттори же проповедует, но плох.

(Заметка 6 мая нового стиля 1889). Итак, не выпускать их никуда из Тоокео и незаметно для них самих (иначе возмечтают о себе и испортятся) готовить их для службы в духовном сане при Соборе здесь. – Больше пока я не имею никого в виду. Но нужно в продолжении трех лет приготовить полный штат.

Отца Василия Китагава – старика Якова можно иметь в виду для питания при храме в качестве доомети.

Пишется сие красными чернилами, чтобы не забыть сих двух предметов – богословских книг и духовенства, а всегда иметь их в виду, ибо касательно особенно последнего – не знаешь, где потеряешь, где найдешь.

15/27 июня 1885

В восемь колоколов, когда построится храм, звонить-то кто же будет? Пришло на мысль послать Никанора, теперешнего ученического повара, в Москву, к Финляндскому, и на разные московские колокольни изучать звонарное искусство. Хорошо бы в будущем году с о. Анатолием при его отъезде из Японии, а возвратиться Никанор может с Симеоном Мии или с Ивасава.

Жалость смотреть на о. Владимира: есть ум, но до здравого смысла не дошел, есть чувство, но в эстетическом смысле не пошедшее дальше украшения картин золоченой бумагой и украшения себя, как сегодня на панихиде – черной ризой, коричневым подрясником, розовым епитрахилем, голубой палицей, странного цвета набедренником и синими поручами; есть воля, но своевольная, а не имеющая предметом благо общее – Миссии и Церкви, – словом, служащего выражением личности Закона Божия, впрочем же уклоняющегося с прямого пути в сторону – своеобразную, узкую, тесную для следования других и, следовательно, обрекающего себя на одиночество (люди следуют только за теми, кто открывает им широкий и прямой путь – Божественный), а неузко [?]: и извращенно человек (истины добра и красоты) и бесплодие. Жаль! Плоха надежда на него! Похож на полусумашедшего, хоть, конечно, не он виноват, а его природа. Но во всяком случае – поручить такому Миссию и Церковь – немыслимо, – заведет в болото, и все пойдет в россыпь.

Итак – графиня – тоже ветряная мельница, только с тихими крыльями: о пользе Миссии и Церкви с нею поговорить – к стене горох, а можно довольствоваться в разговоре с нею союзами и междометиями: «да, разумеется, конечно, будто бы? в самом деле!» и прочее подобное. Мельница будет молоть о «папаше», о себе и прочих любезных для графини предметах. – Что ж – пусть живет хоть для вида! Вреда от нее нет, а пользы кое-что перепадет, поди (в нравственном, конечно, смысле, в материальном малость убытку будет).

«Фухейся» все еще продолжают свое существование, даже проповедуют. – Цуда катехизатором. А крестить, мол, как? Об этом совещаются; и находят, что и у католиков и протестантов можно окреститься. – Вот ветвь отломленная от крошечной еще, но все же живой веточки Церкви Христовой! И – умрут! Иссохнет последний сок, имеющийся еще от общения с Церковью и смерть! Не жалость ли? А что поделаешь!

Есть истины, которые не нужно доказывать, – так они ясны. Таковы – о молитве святым, о молитве за умерших. Представить семейство, где дети разных характеров и достоинств, по не все ли только любовью отца существуют и приближаются к нему… У протестантов же святые – похожи на безучастного старшего сына в притче о блудном, – сие тоже относительно умерших. – Тоже относительно икон. История (финикияни и зло удаляющаяся любезность) катакомбы, здравый смысл, – все за иконы.

16/28 июня 1885

И выходит, что приехала сюда наша Ольга Ефимовна исключительно для своего удовольствия и для отрады миссионеров; шляпа о. Анатолий, паточный о. Владимир, жидко-сладкий о. Гедеон – все имеют ее как жбан, куда изливают каждый долю своих совершенств, а она тоже этим услаждается, ибо имеет всю волю разливаться конфеткой о «папане», о всем, исключая единого на потребу – миссийского дела! Какой все это червоточиной отзывается и как отвратительно! Не буду я навещать ее, – ну ее совсем! Надоела как горькая редька! Когда хоть малое что любезное для Миссии выкажет, тогда буду. Миссионеры же пусть услаждаются ею, и она ими, – вреда тут нет – хоть и пользы, что от свиста ветра!

Вечером.

По сегодняшнему письму от о. Феодора Быстрова:

1. С удовольствием извинился пред о. Владимиром за то, что заподозрил его в недоставлении моей посылки о. Феодору (заподозрил на основании его врак о речах о. Феодора при сем).

2. На днях доставлю счеты Ольге Ефимовне на дом и мебель: все добивается заплатить, а я доселе все отказывался получить, но с какой же стати я подставлю спину Миссии, на что не имею никакого права!

Все-то обдирают Миссию, я и ей кланяюсь – «обдери и ты», – а она, пока добросовестность есть, говорит – «заплачу за дом». Итак, пусть заплатит, как желает, – представить счеты! Кстати же из нее не предвидится пользы Миссии.

21 июня/3 июля 1885

Если бы предстояло претерпеть за Христа три секунды невообразимо лютых мучений, разве не согласился бы (разумеется, испрося помощи Самого Христа)? А если бы эти мучения разбавлены были на три минуты, причем лютость из соразмерно уменьшилась бы, будто отказался бы! Если бы на три дня, на три месяца, на три года, на тридцать лет, – причем в той же соразмерности убавляемая была и мучительность их, так что тридцатилетние мучения были бы просто то, что называется трудностями житейскими, – разве отрекся бы Христа? – Вот же, однако, отрекаюсь! От многих трудностей отрекаюсь! От побеждения своих страстей, от труда изучения письменного японского языка, от сочинения апологетических статей, от писем окружных и прочего. – Помоги же, Боже! Избави от Петрова отречения! Долго мы в нем, а Петра ты тотчас же извлек! Помоги, Господи, с этих каникул в три года, то есть до каникул 1888 года изучить письменный японский язык так, чтобы к освящению Собора пригласить священников и проповедников собственноручно! Помоги и во всем другом! Дай мне память сего отречения и тугу душевную избавиться от него, – тугу, оплодотворенную Твоею всемилостивою благодатью!

26 июня/8 июля 1885

Опять приходится употреблять все усилия и молить Господа помочь, чтобы не потерять спокойствия духа и не рассердится! Тот же предмет, старание посадить японские Церкви на содержание месячными средствами. Но куда! И то, что чрез усиленное напряжение получено было в прошлом году, тщатся отобрать назад, – это самые бедные крохи, и Церкви давние! Хацинохе – назад просит 3 ены, Ициносеки – пищу катехизатора. При чтении невольно возмущаешься и пропадает все доброе расположение духа, – но сохрани, Господи! Подкрепи, Господи! Спокойствием можно достигнуть многого и с язычествующими японскими христианами, – рассердившись, можно потерять плоды многих трудов и, лет! Господи, Ты – не как человек, не отбираешь своих милостей назад – даруй же мне и ныне тужу охрану от духа гневливости, какую послал в прошлом году! Ангел мой Хранитель! Во имя Креста Христова охрани меня и в нынешнем году, как охранил в прошлом, во время Собора! Ибо верю, Ты мне помог избежать раздражения, а не случай. (Пишется под звуки чтения Псалтыри по Исайе Камня, лежащем в гробу в верхней Церкви от канне. Товарищи читают по только что переведенной Псалтыри, еще по корректурному экземпляру).

29 июля/3 августа 1885

Господь многомилостив! Помог и в этом году благополучно окончить Собор. Да будет хвала имени Его!

«Всепрощение выше всего пока живешь», – пишет о. Иоанн Демкин. Да, разве разумно сердиться на волну, на дождь, на лай собаки? Вот также было бы не разумно сердиться на сегодняшнее письмо о. Владимира из Тоносава, в котором, точно в ящике с насекомыми, собрано лжи, клеветы, ругательств и злонамерения. Знать человек как уродился, так и в могилу пойдет. У о. Владимира такая натура (совсем не русская, а польская разве), – виноват ли он? И сердиться на зловонные извержения его души было бы похоже на глупый гнев по поводу аналогичных явлений физических. Фи! И думать не стоит! Однако же некоторые явления поражают нас глубоко в сердце. Сегодня с утра, когда получено было письмо о. Владимира доселе, ни о чем не могу думать, как о нем. Итак, целый день посвящен о. Владимиру! – Но это уж, вероятно, последний в жизни для него! Безнадежен сей человек для дела Божия в Японии по мерзостям своей души! Как ни смиренствуй, а приходится правду думать и говорить, иначе тебе же, то есть дело твое, дело Миссии, дело Божие, огреют, обойдут, оплюют, унизят и уничтожат! Итак и смиренствовать приходиться, смотря в оба! В Церкви дело, а не в нас!

Надумал было писать о. Владимиру в ответ на все пункты его письма в вразумление его. Но что пользы? Разве прежде много раз я с ним не говорил? К стене горох. Трата чувств и бумаги! Лучшее – молчать и быть равнодушным к нему и ко всему о нем. Не давать однако ему завираться во вред Миссии, – исправлять или останавливать подобное тотчас же, не теряя ни мало равнодушия.

Итак отныне по поводу о. Владимира никаких движений душевных! Господу предоставить его, ибо Господь уродил его таким, и не нам, слабым, переменить его!

Господи! Помоги же мне в деле всепрощения и благодушия.

24 июля/5 августа 1885

Тайна управлять людьми и извлекать из них доброе на службу Богу – не раздражаться, а отбрасывать в сторону (как будто не касающееся ни тебя, ни их) все, что исходит дурного из их уст – злословие, ябеду, клевету. Так ныне о. Владимир поступает относительно меня – в его письмах из Тоносава, и стало в его душе – змеиный яд против меня – ябеда, ложь, клевета – словом, всякая мерзость, – Но вот уж второе письмо я ему посылаю совершенно спокойное, мирное, как будто незнающее его мерзостей. И думается, что он еще не безнадежен для службы Богу здесь. Дай Бог! Если это будет, то значит написанное в начале верно.

11/23 августа 1885

Все люди равно страдают: одни от злых качеств своей души, другие от злых обстоятельств внешних. Только обуздывающие себя и принимающие равнодушно внешние обстоятельства умаляют свои страдания. Помоги, Боже, обуздать гневливость и прочее, – помоги, Боже, не смущаться и внешним дурным. Разве кто сердится на ветер, дождь, слякоть, холод? Одинаково не стоит возмущаться и всем этим в полемическом смысле и принимать все соответственно: от холода закутываться, от дождя укрываться и подобное. Обереги меня, Боже (то есть обереги дело, которому служу), от Владимиров, Георгиев, Путятиных и всех подобных! И стоит ли возмущаться ими! Равнодушие и хладнокровие!

4 сентября нового стиля 1885

Был Иноуе, что поверенным в Корее. Разговор с начатого им политического (дрянного для Японии – лучше покориться России, чем Англии) перешел на религиозный, – и дошел до рассуждения о введении христианства в Японии. Говорит он, что их общее слово: Фукузава, Гото, Оокума и прочих. Купил все наши книги. С увлечением обещался изучать православие. Дай Бог! – Блеснул было на мгновение луч, что Господь посылает, но… Три года обещает и Иноуе для окончательного решения религиозного вопроса в Японии. Три года эти – очень важные.

5 сентября нового стиля 1885. Суббота.

Иноуе Какугоро был сегодня за всенощной. После говорил: «Все простые люди у Вас». Отвечено, что так везде начиналась Христианская Церковь, ибо великие мира сего презирают, – Но дай Бог, чтобы сердце сего человека коснулась Благодать Божия! Он толкует и о Корее, тринадцать учеников, которые теперь на его содержании. И в Корее нужно православие. – Только все это пахнет одними политическими соображениями. Законны ли они пред судом Христовым? – Во всяком случае Иноуе обещано изъяснение Веры.

Графиня, если не перенесет дом в Тооносава, покажет здравый смысл. Тогда, пожалуй, с нею и откровенно можно поговорить ко Благу Церкви. Примет – ее счастие, не примет – для Миссии и Церкви особенного несчастия не будет, кроме потери надежд, возлагавшихся на дочь Путятина.

25 августа/6 сентября 1885. Воскресенье.

Если графиня не перенесет дом, то нужно будет откровенно тоже поговорить с посланником А. П. Давыдовым. Сантиментальничанье его мутит и делает дом графини опасным. Пусть скажет: «Я, мол, не мешаю жить в нем – пусть ей отвечать за все – довольно сего будет».

Однако каникулярное время малополезно: жара расслабляющая. В прошлом году только и помог Бог написать несколько писем за каникулы; ныне они протекли бесполезно, особенно благодаря о. Владимиру, – от переписки с коим нужно убегать, как от холеры, – На будущие годы заранее располагать каникулами для посещения Церквей, особенно северных.

7 сентября нового стиля 1885. Понедельник.

От людей, вроде Иноуе Какугоро, нужно убегать подальше. Сегодня он высказался. Оказывается, что он, вкупе с Фукузава, Гото, Оокума, Итигаки, замышляет свергнуть нынешнее правительство (Иноуе – Министерство иностранных дел, Ито и прочие) и хочет для этого воспользоваться Россией, как воспользовались аглицким министром Парксом при восстановлении Микадо, когда за Тянькунь стоял французский посланник, но оказался слабым и глупым. Так и ныне глупым оказывается, по словам Иноуе Какугоро, русский посланник, не хотящий втянуться в их интригу против правительства. Ко мне приехали, по-видимому, чая моего влияния на посланника или прямо на власти в России. Какое разочарование приходится испытывать им при моих объяснениях, что мое дело – помимо всех политиков, что умно делает и посланник, что не вмешивается во внутренние дела и дрязги Японии, что в этом они должны видеть не глупость и слабость, а честность дипломатии России. Разочаровался и я в мелькнувшей было мысли, что порядочные люди начинают вопрошать о христианстве. Господи, скоро ль встрепенется эта страна и скоро ль станут принимать христианство люди хорошие! Ужель они все так худы в очах Твоих, что никто не заслуживает спасения?

(Сегодня купил синее сукно на стол вместо износившейся красной салфетки, служившей четырнадцать лет. Положил это сегодня – все письма не слушать, а читать самому.)

8 сентября нового стиля 1885

Графиня дом переносит. Скатертью дорога! Значит, для Миссии она больше не существует. Вот-то «приехала нипочто и уедет ни с чем»!

О. Владимир не перестает писать возмутительно грубые письма; бросает Семинарию, просится священником в Одавара. Отвечено, чтобы после каникул исполнял, как доселе, свои обязанности по Семинарии. Впрочем, если очень станет артачиться, можно отпустить его в Оосака. Кто знает, быть может, он еще и будет полезен, как миссионер; о. же Гедеон, вероятно, справится с Семинарией – но не возмущаться мне им, помоги, Бог, не возмущаться! Разве мало людей противных нам, и при столкновении со всеми сердиться и возмущаться! Диавол же, заметя, еще больше будет мутить против нас людей, как ныне мутит Владимира, – и от всего этого терять душевный покой, время, душевную бодрость, то есть радовать диавола! Да избави же, Боже! Пусть же войдет в плоть и кровь мою – спокойное обращение с людьми заведомо уже неисправимыми в своих противных нам качествах и в своей ненависти к нам, вроде о. Владимира!

Чтобы он ни говорил, или писал, спокойно выслушивать, ни слова в ответ колкого или гневного, а прямо отказать, или согласие, если дело правое.

2/14 сентября 1885. Понедельник.

О. Владимир явился, смотрит совсем расстроенным; вольно же было мучить себя все каникулы. Я обошелся с ним, как выше написано, растратив несколько чувств, которыми не могу владеть, видя человека унылого и требующего утешения.

Того же 2/14 сентября 1885. Понедельник.

Вечером, 7 часов.

Итак, нынешние каникулы прошли самым скверным образом, много благодаря о. Владимиру, о. Гедеону и графине Путятиной! – Как они мучили меня все время! И вот завтра опять – начало годовых занятий, – Никогда, кажется, я не вступал в работный год с более прозаичным, холодным чувством, чем ныне, как будто внутри тебя погас всякий огонь и ты сделался простым механизмом – скучным, прескучным для себя самого. Что за мерзкое, безнадежное нехристианское чувство! И с этим чувством завтра придется начать лекции по Догматике, Нравственному Богословию! Сколько напряжения, туги душевной!

И как эти послеканикулы отличаются от прошлогодних! Тогда ожидание – о. Владимира и графини Путятиной как надежд Миссии, а ныне они враги; тогда и о. Георгий казался еще в хорошем свете, а ныне он – скитно с графиней совместно!

И Церковь казалась лучше в прошлом году, несмотря на расстройство пред Собором; ныне Уцуномия с Санода – отступили, почти во всех Церквях есть отступники в протестантство, католичество, даже язычество по недостатку катехизаторов.

В Катехизаторской школе – старшего курса Павел Сайто – в душе отступник вместе с ренегатами Ицуномия (хороших людей допускают к крещению священники!) – всех учеников пять-шесть человек. В младшем набралось до двадцати пяти человек, но народ, по-видимому, невнушающий о себе ничего доброго.

В Семинарии – не смотрел бы! Все подернуто флером о. Владимира! В Певческом – новых – никого, а старых – Львовский не хочет учить дальше; отделен Александр Обара для подрегенства, но выйдет ли прок с такой дубиной, как Львовский! – В женской школе – мало поступающих, ибо и 3-х ен не считают, знают, сторгуют. Снова мерзейшее состояние духа!

К этому – построение храма едва до четверти дошло, а денег почти нет! Словом, скверно жить на свете без малейшего утешения, кроме всяческого копанья своей внутренности!

Что-то даст будущий, 1886 год, в это время, когда мне будет пятьдесят лет отроду и двадцать пять лет жизни в Японии.

Но нынешний – все же таки приходится начинать с несчастным, несчастнейшим чувством завтра! Подай, Боже, силу не впасть в унынье и отчаянье!

7" 19 сентября 1885. Суббота.

В десятом часу вечера.

От часу не легче! Стечение обстоятельств – мерзейшее, и если не выведет из них Миссию Бог, то, значит, Миссия и здешняя Церковь не стоят попечения Божия. Тогда – что же и мне беспокоиться! Разве я не молюсь ежедневно – усердно или неусердно – исключительно о здешней стране? Не исполняется по моей молитве, так я не виноват…

Владимир притворялся больным, бросил Семинарию и уехал в Тоносава. Гедеон самопроизвольно едет из Оосака сюда, чтобы отсюда в Россию – защищать диссертацию и держать экзамен на степень!

Итак – Семинария – брошенное дитя, и ни у кого из этих жестокосердных людей нет сострадания!

11/23 сентября 1885

Только подумать, что целые каникулы прошли из-за расстройства грубыми и дерзкими письмами Владимира! Не дай, Господи, вперед, подобного малодушия! Одни каникулы когда-то пропали из-за Ефимия, другие теперь из-за Владимира! Да это торжество диаволу, Господи, избавь вперед от этого бедствия! Чтобы ни писал, принимать равнодушно…

14/26 сентября 1885. Воздвиженье.

И все-таки – лучшая (будто лучшая?) часть души издерживается на Владимира, Путятину и прочих – более врагов, чем друзей Миссии. Да, когда же кончится эта слабость, – видимо, угождающая диаволу! Помоги, Боже, не думать о них, не издерживать на них время и душу, нужные для Миссии!

8/20 ноября 1885

важно!

Слышно (Оогою говорил Ясукава, протестант), что в прошлогоднюю смуту Савабе обращался с письмом к Ицциквай, стало быть – задумывал уйти в протестанты. Экая мерзость! И подумать гадко! Не гневаться – быть разбитым, спокойствие соблюсти – не быть побежденным, а кротость и любовь явить – победить и даже Савабе сделать вновь хоть несколько полезным Церкви, например, хоть бы для будничных богослужений здесь, когда построится Собор. – Поручить приход ему, очевидно, нельзя и нужно воспользоваться тем, что он ныне сам захотел уклониться от обширного прихода и впредь уже не возводить уже его нимало на пьедестал, – и ему, и другим вред! Кончен он для большого служения! – Но вмале может быть полезен; только мне нужно любовь не потерять с ним и к нему.

Формуляры катехизаторов у священников истребовать. В будущий Собор должен быть пересмотр статьи содержания служащих Церкви, – к этому нужно вполне приготовиться.

Катехизаторам должно бы во всех Церквах поставлено быть в обязанность учить всех детей вероучению, – для этого книги, вроде «начатков», должны быть разосланы в достаточном количестве везде; но пусть уж это будет поставлено в закон, когда правильно будет распределено содержание катехизаторов и прежде определится их положенье, – в то же время построится Собор, и я буду иметь возможность ежегодно посещать Церкви и наблюдать за исполнением того, что будет поставлено как Закон.

Протестантские заблуждения найти в их книгах здесь – для наглядности объяснения в школе на лекциях.

Только, ради Бога, не тревожиться ни Савабями, ни Владимирами, никем иным на свете! Иначе будет значить, что не Богу служу, а людям и от них завишу – но ведь это же неправда, – я Богу служу и в нем, как в центре, должны сосредоточиваться все мои стремления к нему, как к непоколебимому центру я должен быть прикреплен. – Тогда я не подвижусь во век!

24 ноября/6 декабря 1885. Воскресенье.

Было погребение А. Н. Давыдова, нашего посланника. Православная процессия соблюдена до поставления гроба в вагон. В Йокохаме певчих наших не было, и потому мы без облачений провожали до кладбища, а там отслужили литию в епитрахильях. Со стороны японского правительства была оказана полная любезность; была вся официальная знать и много войск с музыкой. У нас: впереди – два диакона с трикирием и кадилом – за ними крест; при несущем ассистенте; шестьдесят певчих, два японских священника, три наших и Епископ. Все в золотых облачениях. Народу по улицам было много; порядок полицией соблюден безукоризненный.

3/15 марта 1886. Понедельник второй недели Великого Поста.

Первую неделю – 24 февраля – 1 марта в первый раз мы здесь постились, как должно, то есть службы были три раза: в 6 утра – утреня, в 10 часов – часы или обедня, в 5 – великое повечерие, на котором читался канон Святого Андрея Критского; ученики все говели, завтрака никакого не было. Я тоже исповедался (у о. Анатолия) и в субботу служил; обедня была в 8 часов, после которой ученикам – чай с булкой.

Сегодня о. Владимир сказал, что подаст прошение об увольнении его из Миссии по болезни. Я сказал, что пошлю прошение в Синод. Комедию ломал. После подал и прошение, но взял обратно. Смотри в исходящей. Вместе с тем нужно будет послать воззвание в Академию.

До сегодня каждый понедельник и четверг проповедывал в Какигариче; сегодня вечером закончил первую часть Осиено кангами и больше не пойду, – слушателей постоянных – один всего, и тот давно уже слышал все -(лысый старик Куйсу). Пусть Оогое один ходит. Я обещался, коли двадцать-тридцать человек будут; сначала так и было, а теперь – вона! Дома время дороже.

Львовский третьего дня – 1 марта – уехал в отпуск на восемь месяцев.

О. Анатолий – уедет тоже.

Итог – один, как перст, останусь! Но ужели Господь не услышит молитву о проповеднике для сей страны? В глубине души есть твердая уверенность, что явится, наконец.

4/16 марта 1886. Вторник второй недели Великого Поста.

Сегодня Павел Сакуси приходил просить дать ему, кроме переводческой, и работу учителя – в Семинарии или в Катехизаторской школе, преподавание географии, истории и тому подобное – «я вам помогал бы», – говорит – «Да и мне полезно было бы; перевод также шел бы не торопясь, с обдумыванием», – Это как будто бы маленькое утешение за вчерашнее влияние на о. Владимира. Вообще, жизнь наша идет, точно езда по крайне ухабистой дороге; то вверх на взгорье, то в колдобину; и это ведь каждую неделю, даже каждый день. Пред Постом – мерзейшее расположение духа было; Первая неделя прошла довольно спокойно, и в конце недели ощущалось радостное настроение – по разным причинам, – я заранее уверен был: непременно сейчас же какая-нибудь мерзость случится: вчерашнее заявление о. Владимира и оправдало это; остаться с Семинарией без учителя – на что хуже! – Даже каждый день, говорю, – кочка и колдобина: ешь с удовольствием, – наелся – тяжело, ложишься спать – приятно, проспишь – скверное расположение духа. – Отчего такой закон? И должны ли мы уравновешивать себя, чтобы ни печали, ни радости, как советует Сенека и другие философы древности? Но что же за удовольствие опять всегда серый день? Ведь от этакой волоеении (?) с ума сойдешь. Нет уж, пусть будет так как есть. Только не тревожиться очень внешним, а находить источник радости больше всего в исполнении своих обязанностей.

31 марта/12 апреля 1886

И для чего же бы я поехал в Россию? Свидание и посмотрение, это – такие эфемерные удовольствия, что в воображении они лучше, чем на деле. Не забывать опытов предыдущих поездок: четыре дня в лучшем месте – я не знал, как провести, и должен был проситься в пустынь. Был два раза я в России по важным для Миссии делам. Если третий раз поеду, то не иначе, как тоже по важному делу, – Бог знает, какое это дело, и в Его Воле оно; нет, – отсюда на тот свет дорога не дальше, чем чрез Россию.

2/14 июля 1886

Ровно 25 лет, как я в Японии. Бог послал сегодня хорошее, кажется, распределение священников: о. Иоанн Оно – в Оосака, о. Яков Такая – на Киусиу, о. Матфей Кангета – в приходе Оно; для Нанебу и Акита нового священника (завтра изберут) о. Тита Комацу – только для Хакодате и Эзо.

В следующем 25-летии – докуда предел земной? И замечательно – как 25 лет назад приехал в Японию одиноким, так и теперь одинок: оо. Анатолий, Владимир и Георгий – уезжают в этом году, – графиню Ольгу Евфимовну Путятину – почти на смертном одре, да и ни к чему негодная по Миссии.

Господи, просвети сию страну светом Евангелия! Сам избери и приготовь проповедников святой Твоей веры и не загради благодати Твоей от сей страны моими беззакониями!

11/23 августа 1886

Сегодня уехал в Йокохаму, а завтра сядет на «Москву» в Россию о. Владимир. Грустно, но, верно, Богу так угодно. В марте еще секретно от меня послал в Синод прошение, воспользовавшись тем, что я забыл взять у него препроводительный рапорт после того, как он отдумал было проситься в Россию. Теперь, как видно, с большою неохотою уезжает в Холм – преподавать Церковную Историю и учения о расколе. «Чтобы я не сделал, чтобы исправить мою ошибку», – говорил он сегодня и с плачем упал в ноги, прощаясь. Грустно и жаль до слез! Но, видно, Воля Божия! К миссионерству он положительно неспособен по непослушанию, гордости, скрытности, какой-то странной безрезонной своенравности и прочего. В миссионерстве же главное – единство, мир, стремление к одной цели. – Чтобы он делал здесь, когда оказался бы лишним, как преподаватель. А это скоро будет, – лишь только из России вернутся наши студенты. Итак, дай Бог, ему счастие и спасение в России, а здесь, даст Бог, обойдемся и без него. Но из России должен быть в скором времени сюда миссионер, внутренний голос говорит мне это. Дай Бог!

15/27 августа 1886

Холера, дождь; в Церкви народа совсем мало было, а служение было торжественное, кроме меня – четыре священника.

Вот образчик, как люди смотрят сквозь свои очки: Тихай сегодня говорил мне, что из всех бывших здесь миссионеров Владимир был самый дрянной; лучше всех-де были: Моисей и Еримий – преданные делу, затем все в нить шли – Гавриил, Дмитрий, Гедеон и ниже всех – Владимир, – как по скату. – Владимир единственный человек, который сделал здесь добро – поставил на ноги Семинарию, и пред которым все прочие выбывшие – нуль, но он не играл постоянно в карты с Яковом Дмитриевичем Тихаем, как Ефимий, не балагурил, как Моисей и Гавриил, – и выходит – всех хуже! Вот и обращай внимание на мнение людей! Поди, узнай, когда человек говорит не а 1а Тихай.

Сегодня письмо от С. А. Рачинского. Хотелось бы видеть в Арсении не такого ребенка доселе – не только застенчивого, но даже «пугливого». Скоро ль образуется из него человек серьезный – каковые здесь нужны? – Не мешает, значит, посылать в Россию людей постарше, как Кониси, Кавасаки. Нужно присмотреться к ним и к Сергию Сёодзи, и Клименту; на классах больше заниматься ими; в классе – ни слова по-японски; сочинения задавать на темы, бывшие предметом классных лекций, – полезнее: разбирать в классе сочинения.

17/29 ноября 1886

Нет мучительнее сомнения – не загублена ли даром жизнь и, вдобавок, множество русских денег? Станет ли Православие в Японии? Кому работать для этого? Ведь вот один – как перст, – ни единой души русской больше в Миссии. Да что здесь! И в самой России штундизм и прочие секты с ножом к горлу лезут, а миссионеров – один о. Арсений Афонский на всю Россию нарасхват, – и нет помощников, учеников у него, – жалуется, бедный, и ищет, и едва ли найдет! Итак, не рано ли еще пускаться русскому в заграничное миссионерство? Колоссами высятся везде Католичество и Протестантство! Какие массы людей! Какие неоглядные, неистощимые фаланги деятелей! А здесь – хоть бы кто на помощь (настоящую помощь, разумеется)! Что же? Капля брызги, которая бесследно выльется в песок! Как ни закручиниться, как ни прибедниться? Разве чудо Господь сотворит, направив Японию на Православие! Но какое же основание ожидать чуда? Достойна ли Россия того, и достойна ли Япония? Первая спит на своем бесценном Православии, а вторая – самое небо готова обратить в деньги, или выкроить из него иностранный пиджак. Боже, Боже, как громадны, неистощимы средства, силы и ресурсы и материальные, и нематериальные – у Католичества и Протестантства, – и какая бедность до голости у нас, не имеющих ровно ничего, кроме истины, без малейших средств и ресурсов, даже развить ее! Куда наши 12 тысяч христиан! Скоро протестанты и католики сомнут нас под ногами и оставят далеко позади себя! А там что – ничтожество и исчезновение? Уже ли это? Итак – жизнь загублена! Множество кровных русских денег брошено в огонь! Какое мучение может быть горше этой мысли! Уныние и расслабление злым червем точат меня! Боже, не дай совсем ослабеть! Если же в самом деле я здесь совершенно бесполезен, то укажи путь в Россию!

18/30 ноября 1886

Вчера написанное – одно малодушие. Нашей нетерпеливости хотелось бы, чтобы перед нашей секундой бытия сейчас же и развернулись все планы судеб Божиих. Вероятно, во всем есть смысл, что на [?] сам человек не ставит в противоречие разуму Божию. Ведь я же не для себя, не по самолюбию поехал в Японию, а все хотелось сделать какое-либо добро, – так отчего же не положиться на Волю Божию? Вероятно, и моя жизнь имеет какой-нибудь смысл и какую-нибудь пользу – ну, хоть бы даже ту, чтобы показать, что в России нет миссионеров. Если в простой былинке, которую мы небрежно растаптываем, всякая клеточка имеет свое назначение и приносит свою долю пользы, то человек неужели бессмысленнее и малоценней клеточки?

Подумать бы так, значит, уже разом отказаться бы от всякой ломки и всякой веры. Итак, нужно непоколебимо стоять на посту и спокойно делать, что под рукой. Не заботится о прочем: мы рабы, – хозяину видней, – он пусть заботится! Но и небезучастно относиться к своей службе, как то делают дрянные рабы – а влагать сердце и душу в нее, но спокойно- от неудач не опускать голову и руки, от удач не поднимать выше обыкновенного голову и не давать пульсу биться сильнее – Хозяин то правит ладьей жизни нашей – и затишье ли, быстрее ли течение, – все это Его дело, а наше спокойно грести, не выпуская весла, пока смерть не выбьет его из рук. Ныне мало вероятия на обращение Японии в Православие; слишком уж много здесь протестантовых и католических миссионеров – до 500 человек; и слишком Япония во всех решительно отношениях увлечена цивилизацией протестантских и католических стран; аглицкий язык повсеместно изучается, – школа, флот, придворные обычаи, войска, дома, фабрики, – все, все, – все копия с протестантских и католических образцов; о России же нигде, ни при чем, ни в чем – ни слова, ни мысли; одна речь и есть о России – с голоса иностранных газет – речь злословия, зложевания, неприязни, опасения; словом – свет и тьма, – вот для Японии другие государства и Россия. А чтобы веру взять, нужно любить, уважать ту страну, откуда взято! Но, быть может, для Японии ныне и нехорошо, неполезно взять Православие. Она желает ныне и веры иностранной, как ресурса для подъема своей государственной жизни; для такой же цели действительно больше годятся идущие на всякие мирские сделки – инославия – Православию же нет тут места. Православие должно быть принято, как Вера Христова, а не как одна из шпор подгонять брыкающего и фыркающего ныне коня японской государственности. Слишком замучено! Пусть отстоится, успокоится, глубже и яснее будет видно внутрь. Не удовлетворят тогда инославия, – износятся, истощатся; пусть несколько столетий для этого потребуется, но что истощатся, то это несомненно. Тогда придет очередь и Православию – неистощимо глубокому и бесконечно высокому. Правда, при этом уже моя жизнь в Японии совершенно не имеет смысла, – исчезнет и теперешняя здешняя Православная Церковь; лишь только Микадо примет какое инославие – православные тотчас бросятся вслед за ним – какие же теперь православные! Все мелко, эгоистично, незрело! Останется, может быть, один о. Павел Ниицума и несколько человек, – кто – не знаю, потому даже и Савабе в запрошлом году, по поводу смуты, хотел уйти к протестантам, – за кого же можно поручиться, когда явится такой стимул, как пример Императора! – Но – говорю – вероятно же имеет какой-нибудь смысл и моя жизнь в Японии и нынешняя здешняя Православная Церковь! Не может же быть, чтобы Господь ко всем невзгодам бедной Русской Церкви, дал еще нанести ей удар в ланиту: «Не годна-де ты в миссионерстве и в Японии», – это было бы жестоко! Итак, я во тьме; но, закрывши глаза, доверюсь же Господу! И подкрепи мой дух, Господи!

13/25 декабря 1886

Утром, в девятом часу, когда я только что начал экзамен у учеников среднего отделения Семинарии, оказалось, что горит Женская школа; пожар начался от железной трубы ванны. Сгорело – не более, как в час, все связанное, и нужно сказать, нелепейшее здание, где, несмотря на видимую величину, могло поместиться не более тридцати пяти учениц, без классных комнат.

Ольга Ефимовна Путятина вызывается построить новую школу. Посмотрим, что Бог даст.

22 декабря 1886/3 генваря 1887. Утром.

Спокойное было вступление в японский новый год. Чувства и мысли скорее благоприятные, чем метущиеся и тоскующие. Что Бог даст в будущем, – душа более и более спокойно представляет воле Божией. Одно обстоятельство, по-видимому, ничтожное, а может, и вправду ничтожное и случайное, – ободрило несколько, хоть на два-три дня.

Иногда тоска нападает от беспрестанной толкотни вокруг тебя людей, хочется в уединение, с жаждой устремляешь взор на каждый уголок, где бы удобно побыть одному, отдохнуть. Но какой обман! Избави Бог, когда поддаться этому искушению, пока хоть капля сил будет служить людям! Вот вчера вечер, сегодня утро – свободны, нет входящих по делам, – и что же! Не знаешь, что с собой делать! Скорее ложиться спать, ибо скучно до нестерпимости! Нет, миражи все наши мечты о покое и отдыхе на земле! Не покой и отдых, а удовлетворение сил и стремлений – вот что нам нужно, чего все так жаждет душа, а это будет там, разве, не на земле.

Еще замечание: сделать возможно приятным для себя – быть приятным и полезным окружающим, а до сих пор это не всегда бывает; например, после обедни, как хотелось бы, чтобы не набивались в обе двери полное жилье людей! Уставши после проповеди или службы так хотелось бы отдохнуть. Но вчера воззвал за обедней и после я почувствовал перемену в этом расположении и с удовольствием всех принимал, ибо всем же мы должны быть всем по возможности. Дай же, Боже, и вперед это расположение!

Вечером в пять часов.

Утром в десятом часу пошел в Уено гулять, погода была превосходнейшая. – В прошлом году в это время на подобной прогулке думал по поводу о. Владимира и графини, что «здравый смысл» и «добрая воля», в сущности, далеко не обыденные явления в жизни, а весьма редкие и ценные. Ныне думал, что протестантов слишком большие массы наплыли из Америки и Англии. Но – в Божиих руках, – какой быть Японии – православной или инославной!! И потому спокойно нужно смотреть в глаза будущему, не смущаясь и не ослабевая духом ни при каких обстоятельствах. – Раб Божий Петр Накацукаси, из Асакуса, пристал, и вместе ходили на кладбище.

29 декабря 1886/10 генваря 1887. Понедельник.

День определенный был для отдыха; но как он грустен!

Утром, гуляя почти два часа по краю купола при солнечной погоде, думая, что для возбуждения мысли о миссионерстве и действия сообразного необходимо: 1) не только внести в программу духовных заведений указание на миссионерскую обязанность Церквей, но и 2) в учебники ввести, например, Гомилетики – в конце учебника хоть, что-де проповедничают: хоронят безыскусственности и 3) в сочинения академистов: вместо нынешних бессодержательных писаний академисты лет в двадцать могли бы разработать все обличение католичества и протестантства. – Но доброе настроение испорчено было известием об успехах протестантов в Маебаси; промелькнули в уме и успехи в других местах, успехи – чисто материальные, массовые, – точно стадо свиней в огороде топчет траву, а подчас и капусту (в Маебаси дело); хворостина против свиней – радикальное средство; но – против протестантов и хворостину некому в руки взять. Их массы – массою врываются и топчат нас – я один! Один против сотен и тысячей – что может? Итак, в службе есть и утешение сознания своей непричинности, но тем не менее грустно и скорбно! Ведает, впрочем, про то наш хозяин – Христос. Если Он допускает – значит, так тому и быть должно! Мы же не виноваты! Не виноваты, что протестанты численностью и массою берут верх! Истина наконец воссияет! Не нам видеть это сияние, – но будем же шире душой – нескольких лет расстройства, лжи! Э-эх, грустно! Но в тоже время и что же грустить! Немного уж лет осталось жить на свете, недолго страдать!..

В России штундисты, граф Толстой – протестант самого низшего пошиба, Владимир Соловьев, некогда просившийся сюда в число миссионеров, – Католицизм, или за Папство в его дрянном смысле, – здесь протестантизм – методизм, баптизм и всякая дрянь, – Боже, что за мучение видеть воочию все это вместе с Истинной Христовой Верой! Забыться бы следует в обычных письменных и других текущих занятиях! Время праздничное всегда время – самое трудное и печальное!

30 декабря 1886/11 генваря 1887. Вторник.

Католичество и Протестантство ныне в мире в полном расцвете. Миллионами образованных умов, развитых сердец и крепких воль они обладают и располагают. Что же удивительного, что они везде имеют успех. Это – туча, нависшая над миром. Но Бог допускает это. Даже больше! Бог, вероятно, и помогает доброму в Католичестве и Протестантстве, ибо доброе везде – Божие. Вот и здесь, над Японией, все более и более собирается и нависает эта туча. – Печалиться ли, как я вчера делал? Но ведь это же малодушие, маловерие, нетерпение и гордость. Мы же знаем, что истина победит; так давай-де нам победу сейчас! Своею маленькою пядью – не иначе мы хотим мерить протяжение времени, и сфальшивить-де можно, как купец, поскорей притянуть к себе конец! Обладание истиной должно доставлять спокойствие, иначе мы сами не верим в свое обладание. Придет время: образованные умы, ныне служащие инославию, сами же разнесут его по клочкам, как ложь; а ныне невежественные умы православные – разовьются и отравят в себе весь блеск Православия, – и пойдет оно волнами по лицу земли, – не облаками и тучей. Вместо католического рабства узнают люди подчинение истине, вместо протестантского своеволия возлюбят свободу. – Так не печалиться же, а делать спокойно свое дело с радостною уверенностью в будущей победе. Мир принадлежит истине, а не лжи; истина же в Православии здесь нужна, чтобы истина постепенно овладела миром: скороспелое и насильственное завоевания – непрочны. Православное Миссионерство должно быть делом всей Русской Церкви, – не разных hoard of Missions и тому подобных мелких делений. Но нужно, чтобы в сознание Русской Церкви вошла обязанность миссионерства.

30 мая/12 июня 1887. Суббота.

Сегодня в четыре часа вечера Ольга Ефимовна, графиня Путятина, уехала в Йокохаму, завтра уедет в Сан- Франциско и дальше домой. А только что наступило ей время творить дело, для которых четырнадцать лет ждал ее: предлагали представить ее Императрице, – значит, открывала случай познакомиться с Императрицей и говорить ей о вере. Но «на меня целый год не обращали внимания», то есть когда она жила в Тоносава, зачем я не бросал Миссии и не летел ухаживать за ней? и тому подобное. И глупа же! А сколько самолюбия и каприза! Поди ж ты, проникни сквозь эту чуть не ангельскую оболочку. Ведь чуть ли не врагом Миссии и всей здешней Церкви уехала! Что Женскую школу ненавидела всей душой – это верно: и из-за чего? «Никто-де не скажет: не нужно ли для вас что сделать, – один полицейский только и предложил сию услугу». А сама оттолкнула от себя школу, да и всех христиан, так что и зайти-то боялись. Скатертью дорога! Знать не годится для дела, что Божий Промысел не удержал ее здесь. А яд дрязг в о. Анатолия (вчера вернувшегося из отпуска) влила, когда сегодня, затворившись полтора часа, завтракала с ним наедине, – это по физиономии его видно, – совсем другой, чем был утром. Урок мне – ни с кем никогда не говорить о людях нехорошее, – укротить навсегда порыв чесать язык, – с нею же, к несчастию, болтал, что о. Анатолий вял, ленив и прочее – и все это, и многое-многое другое, в чем она, по глупости, не поняла меня; например, вчерашней моей речи ей на исповеди, что ей следует не уезжать, а служить, – все перелито в о. Анатолия и отравило его. Господь с ними! Благодушие и терпение только пошли, Бог!

5/17 июня 1887. Пятница.

День был серый, со свинцовыми тучами все время. И на душе было с утра целый день так серо, так свинцово тяжело, что таких дней в жизни мало, а если бы было больше, то ада не нужно другого. Так грустно, так печально, так безотрадно и теперь, что, должно быть, это вот и есть то страшное состояние, когда Благодать Божия совсем отстает от человека; только, Боже, за что же это? Ужели и без того бедному человеку – так мало страданий, что Ты еще бичуешь его, – к ранам раны прилагаешь! Но за что же? Чем мы, бедные, виноваты, что грех прежде нас существует и что мы, рождаясь, точно в кипящий котел попадаем? – Какая причина грусти сегодня? Да много причин. Во-первых, эта вечная азбучная работа; у другого есть движение вперед; здесь – вечно повторение одного и того же – все в самых простых понятиях и фразах; возвыситься – ни на дюйм нельзя; кричат – «не понимаем! Не спеши, нужно записывать», – это каждый год, каждый курс, почти двадцать лет! Пусть бы работа приходская, с народом – можно хоть в нравственности двигаться, – здесь сфера школьным понятиям, вечно вращающимся на одном и том же, – что за мертвенная работа! Но к концу года как это нравственно, умственно и физически утомляет, при 4–5 классах ежедневно, в пятьдесят один год жизни, – без надежды отдыха даже во время каникул! Во-вторых, неизвестность, ведет ли все это к чему-либо путному, или все это пойдет прахом! Вон Сакума уходит же в протестантство и уволакивает своего сына (впрочем, ни к чему не способного молодца, – вчера взял его из школы), а слушал уроки в Катехизаторской школе целый год. Конечно, Православие – свет в сравнении с протестантством; но почти все японцы зауряд такие холодные ко всему, кроме интересов плоти, что в отчаяние приводит. Полтора года благодеяний – большое жалованье – почти ни за что – и ни искры доброго чувства в душе! Там – аглицкий язык, вязанье шапок и прочая цивилизация – туда! Кстати же, за дрянную службу в школе гувернером, я сделал раз или два выговор Сакума, – «[…]» – и предлог есть на меня свалить вину, что выходит, мол, врагом назвал, – что за низость! Впрочем, отчасти и мне урок – не делать гневных выговоров, хоть бы и сто раз справедливых, чтобы не подавать этим мерзавцам поводов к злоречию. Эх! Скоро ли я обращусь в камень! Пора бы, как давно по душе пора обратиться в прах, и как я жду этого, Боже, как жду! – В-третьих, одиночество, – что за безотрадное одиночество суждено мне! Не с кем целые годы слова по душе перемолвить! В-четвертых, оставление благодатью Божиею, – И вот вследствие всех этих причин и других (нынешнее чтение, навевающее прескверные мысли монографией еретиков Нестория и Евтихия) – такое давящее состояние души, что сегодня на классах едва мог пересилить себя, чтобы говорить лекции. Боже, не дай еще таких дней! – Но нельзя как-нибудь сделать, чтобы таких дней не было? Разве с еще большим усердием предаться исполнению долга? А восполнить себя что, – совесть говорит: Помоги, Бог!

4/16 марта 1888. Пятница на Масленой.

Гуляя в Уено, в моей любимой тихой широкой аллее; изредка только прохожие прерывают течение мыслей; а шум верхушек почтенных сосен, или разом брызнувший сноп лучей на прогалинах от тени – такие успокаивающие и светлые мысли навевают. В прошлом и запрошлом году почти в этом время (в Рождественские отдыхи) там же гуляя, и почти теже мысли, тоже настроение; от той же апатии и уныния старался отделаться. Ныне что за уныние все эти дни, навеянное письмом Победоносцева о том, что Высокопреосвященный Иоаннский уже предлагал в Совете Миссионерского Общества отнять субсидию у Японской Миссии и его собственными речами о неимении средств на храм и прочее! Прогулка прогнала сплин, но надолго ли? Я, кажется, все больше и больше теряю душевную упругость. Положил на этот раз следующее:

1. Молиться всегда, не в пост только, молитвой Святого Ефрема: «Господи, Владыко живота моего! Дух праздности, уныния и прочее… Боже, помоги! И без того я один на Миссии, а уныние – и последнего отнимает от дела Божия! Праздность – вследствие уныния – как она вредна и для Миссии, и для меня же самого, расслабляя и без того слабую душу! И что приятного в праздности? Ну, вот вчера, отдыхая от занятия, читая дрянь, успокоенный нервами – разве чувствовал удовольствие? Чувство человека на приятной лужайке, но с загрязненными сапогами, о чем забыть не можешь, – так и это приятное чувство отдыха и в тоже время сознание праздности и безделья с унынием впридачу.

2. Стараться приобрести «кротость», которой у меня решительно нет. В ссорах, раза три-четыре бывших с покойным Яковом Дмитриевичем Тихаем, я был прав, но кроток не был, – и это меня теперь мучит; пусть же будет урок для будущего – поступаться правом своим в пользу любви и кротости, которые и суть благое иго, даруемое Спасителем.

3. Всячески стараться поскорее кончить постройку Собора, после чего со сдачею моих школьных обязанностей вернувшимся из России, – я буду иметь возможность посещать Церкви. – Тогда ежегодно: полгода – на посещение Церквей, полгода – на переводы Богослужения.

4. Чтобы не забыть эти решения, непременно же с завтра – ежедневно, несмотря ни на какие дни, вставать в три часа, – ложиться между 10 с половиной часами и после обеда не отдыхать, а если в сон станет очень клонить, прилечь на четверть часа. Помоги, Апостоле Павле, – огненнодеятельный из людей! Помогите и Вы, Святые братья – Кирилл и Мефодий, – житие которых профессора Малышевского только что прочитал!

Вечером.

Говорить со всеми, даже с порочными, как с этим мошенником Ильей, – кротко, разумно, от любви – тогда слово большею частию будет производить хорошее действие, по крайней мере не будет вредить; говорить же гневно, гордо, нетерпеливо, – слово будет гнилое – люди так и примут его, и, кроме зла, ничего не выйдет; попробуйте гноем брызнуть на кого, – всяк вознегодует, станет стряхивать, противиться; душевные болячки – гнев, ложь, гордость, нетерпение, злоба, ненависть и прочее – не менее гадки, чем телесные, – из гнойной раны – гнева, гордости и прочего – брызжущее слово – вонюче, мерзко, – оттого и у людей возбуждает – в противодействие – тоже гнев, злость и подобное, – как и лошадь лягнет, когда ее хлестнут; итак – слово кроткое, любовное, разумное ко всякому; и кто его не примет – ему же хуже, а мне вреда не будет.

11/23 мая 1888

(Была рекреация, но дождь; в Россию нужно отправлять Климента Намеда и Сергия Сёодзи. День какой-то больной, недужится).

Что такое похоть? Это что-то чуждое природе нашей. Или нет? Так душе разве свойственно объединение, блуд и подобное? Конечно, нет. Телу? Тоже нет, – тело, коли душе нужно, только забыть и о пище, не только о пресыщении, тем более и блуде. И выходит, что грех и похоть – не в природе человека, а лишь «у дверей ее лежит» (Быт. 4, 7). Диавол же вбрасывает в человека семена похотей, пользуясь сею близостью оных к природе человека, оттого-то всякое искушение и приписывается диаволу, как и должно, – без него похоти были бы [?] инертны.

22 мая 3 июня 1888

Если когда, то сегодня особенно я понял необходимость соблюдать праздники. Сегодня воскресенье; кроме того, было поставление диакона (Сайкайси); но никогда – целый день я не был в таком ужасном расположении духа, как сегодня. Я рад бы был умереть, уничтожиться, быть чем угодно, только не на своем месте, словом, был несчастным и грешным человеком, – и это из не соблюдения заповеди Господней о празднике. Утром – с семи часов было занятие с Накаи – чтение и исправление перевода моей речи Русской Церкви от лица Японской, по случаю 900-летия; работа заняла два часа, работа – совсем будная, утомляющая, а не успокаивающая; потом – о постройке – дело насчет крестов, совсем возмутившее меня, – человек требует 6% награждения за то, что поставил сумасшедшую цену за кресты и сделал очередной невозможный заказ ему крестов; дал ему заметки, налепленные им на его бумаге. В Церковь к торжественной встрече пришел совсем расстроенный. То есть это и не было бы расстройство, если бы был день деловой, – по-деловому все и пошло бы: одного бы поправил, другого выбранил и делу конец, но к празднику-то все это не идет; к молитве неподходяще, с миром душевным, попутным для молитвы, несогласно. Оттого и в Церкви – все не успокаивало, ошибки – и нелепые ошибки несносных купцов-японцев, которым хоть тысячу раз повторяй – забудут и переврут – возмущали; молился плохо; только в Таинстве Священства – видимо, благодать Божия есть – слезы едва мог удержать при поставлении. После службы опять будет дело: жена Ильи за деньгами пришла вопреки всякого права Ильи на получение, о чем вчера и предыдущие дни было несколько раз говорено. Это вновь возмутило меня, и затем весь день испорчен: не молился, как следует, не отдохнул душой, как следует (а завтра нужно опять за трудные недельные дела). Никогда я не был в таком скверном, несчастном, убийственном, адском, ужасном расположении духа, как ныне. Это адское мучение! Господи, дай умереть!

11/22 октября 1888

Завтра отправляюсь в Сендайскую Церковь; вернувшись, сдам свои классы в Катехизаторской Симеону Мии и стану посещать окрестные Церкви; состояние постройки храма теперь уже позволяет это. Без присмотра все разленились, и истины не узнаешь; например, в прошлом году переменили священника в Сендае: о. Матфея Кангета вывели в Нагоя, а о. П. Сасагава в Сендай; оказывается, что это сделано было вследствие интриги; всего четыре негодяя в Сендае решили прогнать строгого о. Матфея и прогнали, а мы в прошлом году на Соборе думали, что для пользы Церкви делаем перемену. И эта интрига стоила ослабления Церкви в Тоокайдо, ибо там о. Сасагава очень полюбили, и в Сендае, и от него зависящих Церквах, ибо там больше пригоден о. Матфей. Урок мне хороший! Знай сам все непосредственно, тогда не будешь игралищем мерзавцев, для которых интересы церковные ни по чем. Помоги, Боже!

26 октября" 7 ноября 1888. Среда.

О. Сергий прибыл 10 (22) октября. Кажется, человек хороший; усердно принялся за японский язык, так что в Оосака просится, чтобы между японцами, не слыша русского слова, поскорей научиться по-японски. Дай Бог ему!

А как же нужен благочинный! Сегодня узнал только: в Кесеннума семнадцать человек наших ушли в католичество – конечно, по лености катехизатора (Яков Яманоуци, – то-то он перепросился в другое место, а мне и невдомек причина!) всех же в прошлом году человек девяносто, кажется, ушло в католичество; в Мариока – пять и в разных местах. И все это – от недостатка знания учения верующими и от бездеятельности катехизаторов и вялости священников (вроде о. Бориса). Да, давят численностью католики и протестанты! У нас – никого, хоть шаром покати, русских, – там – сотни иностранных патеров и пасторов. Дало бы знать себя православие, если бы были органы его! Но где их взять? И кому жаловаться на нет? История! Пройдут сотни лет – мы будем еще слепее на поле миссионерства, чем теперь. Католики и протестанты, а их тогда и след исчезнет, теперь же вон – терзайся, что по воле [?] уходят туда за неимением присмотра!

Эх, преобразование в церковном управлении в России неизбежно! Не нужен Вселенский Собор! К чему он? Догматы и каноны – все определено; католики же и протестанты еще не созрели для публичного покаяния и принятия их в Церковь Русскую – нам Церковный Собор наш нужен, – для наших частных дел, – и нужен не раз, а часто-часто; если не так часто, как установлено Апостольскими правилами, то в пять-шесть-семь лет раз нужен. Что на нем решать? Да наши церковные дела. Разве нынешнее синодальное управление хорошо? Шедше во весь мир – заповедь Спасителя – а не совет для добровольного исполнения; значит – обязанность Церкви – проповедывать язычникам; Святейший же Синод заботится ли о том? Нужен отдел Святейшего Синода для заведывания миссионерством. Духовно-учебный отдел нужно преобразовать: Академии должны разрабатывать науку ближе к жизни, а не писать на темы, в которых и диавол ногу сломит, или которые и лягушкам не нужны. Богослужение должно быть переведено на русский язык (на раскольников наплевать).

27 октября/9 ноября 1888. Четверг.

Итак, с сего времени начинаю по Церквам ездить! Из Академии теперь уже трое: Симеон Мии, приехавший в прошлом году, и Арсений Ивасава с Пантелеймоном Сато, приехавшие вместе с о. Сергием.

21 ноября/2 декабря 1888

Интересный и вместе ужасный тип русской женщины сегодня встретил. Жена адмирала Владимира Петровича Шмидта, начальника здешней нашей эскадры Тихого океана, была сегодня с мужем и дочерью здесь в Церкви. После службы у меня за чаем был, между прочим, следующий разговор: «Говорят, буддизм сходен с христианством», – начала адмиральша Юлия Михайловна, – «в нравственном учении буддизма, действительно, есть некоторое сходство с нашей религией; да и в какой же языческой религии его нет? Нравственное учение язычников черпается из совести, которая и у них не потеряна». «Но, говорят, учение Христа заимствовано из буддизма». – «Ну это говорят люди не знающие хорошо ни учения буддизма, ни учения Христа». – «Нет, да отчего же бы Христу и не заимствовать из буддизма, если ему что понравилось? Он (Христос) был человек умный», – «Христос был Бог и изрекал свое учение, как Божественное повеление; Будда же, как и все в мире, и весь мир пред Ним Ничто», – оборвал я, чтобы прекратить это излияние нечистоты из клоаки генеральского разума, – Прощаясь, адмиральша, видимо, чтобы сгладить дурное впечатление своим отзывом о Христе, выпалила еще: «Я ведь большая поклонница Христа!» – Долго уже я живу на свете, а все приходится удивляться. И это – христиане! Мать детей – уже тоже женатых и в чинах! Какие же понятия-то она им внушала? Так-то высший класс у нас в России невежественен, – хуже в сто раз, чем необразованные мужики – касательно Веры. В школах долбят кое-что, но не понимают и скоро забывают, а потом вся эта сально-грязная струя низменных ходячих французско-немецких мнений и говоров хлещет в их мозги и сердца, и делаются они смрадны и мрачны до гнилости и отупения, и омерзения, когда иногда вонючей пеной выступят, или брызнут из их душ, как это случилось сегодня с адмиральшей. Грустно! Мучительно! Скорей бы Россия сдунула с себя эту накипь и нагар!

21 декабря 1888/2 генваря 1889. Среда.

Гуляя в Уено, в излюбленных двух аллеях, решил: строить ныне ограду вокруг Собора, а дом для Семинарии – подождать, ибо и в старом еще не тесно. Мешать будет дом внизу, против предназначенного спуска от Собора, но и это потерпит года три (ибо еще полтора года Собор не будет готов); а между тем, о. Анатолий внушит собрать тысячи три на обстройку потом этого места оградой; он это может между его знакомыми. Устрой, Боже, все это! И в Семинарию и в Катехизаторскую школу ныне принять. Грустно сжиматься, – не к славе Божией это; хотя и шириться – к славе ли Божией – Бог весть! – Какою судил быть Японии – Православною или инославною, кто знает! Материальна и мелка она очень, на внешность очень набрасывается, а внешность – при сотнях миссионеров, учителей, учительниц – со всеми обаяниями цивилизации, – у инославных; православие может убедить только своею внушительною силою, убедительностью, непобедимостью – но захотят ли прислушаться, вникнуть, испытать, вот в чем все! Поверхностны очень японцы, вертлявы, несерьезны, – в этом смысле протестантство по ним. Но ужели у них нет больше достоинства перед Богом, как быть брошенными в объятия этого вонючего разлагающегося трупа, именуемого протестантством! Как он смердит в протестантской текущей прессе (Japan Mail – этот презрительный лакей и прочее), в заманиваньи и прочем! Духу нет выносить! А людей еще сколько одурманенных им, вроде Bishop’a, Williams’a, Bickeit’a и других, и дурманят, и дурачат они в свою очередь других. «Какая, по его мнению, вера войдет сюда», – спрашиваю я сегодня Соесима. «Я про себя не говорю», – отвечал он, – «но другие говорят, что протестантство; все чиновники так говорят; много дочерей высших лиц приняли протестантство, – учителей так много». Вот те и раз! И резон! «Чиновники» и «дочери» – решат ли, что Японии быть протестантской?

Если решат, значит Япония и не заслуживает более того, значит и жалеть ее нечего! – По словам Соесима, унитарианизм сюда также сильно полезет (о сем же говорил вчера Нагасана, рассказывавший про обед у Токугава – князя – унитария), ибо был учитель Нат – американец и сорок гостей; у Ната уже до сорока прозелитов из высшего круга, по словам Нагасана; Токугава же принял унитаризм в Лондоне и имя «Еммануил»! (Позже – также спиритизм; Соесима говорил про какого-то Цуда, который просветил сею верою и фокусами ее в Европе у некого Бенета.) Несчастная Япония, если только она не изберет в скорости православия! Наползут сюда все исчадия диавола, вопьются в ее тело, станут пить ее соки и заражать ее ядом… Господи, будь милостив к сей стране! Избавь ее от сей горькой чаши! Если же она заслужила ее, то дай ей сперва и исцелиться от яда и мрака светом единой Твоей спасительной истины! Ради молитв Пречистой Твоей Матери и всех Твоих Святых умилосердись над сею страною!

28 декабря/10 генваря 1889. Четверг.

Утром гулял в Уено, в моей аллее – советнице. Решил в будущем году усиленно позаботиться об устроении своей внутренней жизни. Все до сих пор шло спустя рукава; нужно же, наконец, взять инициативу. Да поможет Господь в наступающем году особенно одолеть этот корень всех зол – «леность». Ведь, в самом деле, если бы человек во всякое время употреблял все данные ему Богом средства и силы – как много человек сделал бы! Отчего же нет этого? Ответ один: леность заедает! И во мне – как много этого зла! Жалуюсь, что людей нет; но сам же я в себе гублю, по крайней мере, одного человека: если бы не лениться -[?], все равно было бы, что двое нас; а теперь и один-то – через пень колоду. И грех, и стыд! Итак, помоги, Господи, в будущем году наблюдать: в отношении к Богу – молитву и чистоту – ума и языка, в отношении к людям – терпение и приветливость, к себе самому – прилежания и умеренности! Внешним признаком заботливости о сем да будет с нового года ежедневное (и в воскресенье) вставанье в три часа и неотдыханье после полдня; регулятором да будет ежедневное ведение записи того, что касается Миссии; запись сия пусть будет делана после ночного осмотра дома в десять с половиною часов.

А-ах, Господи, сколь благ для нас закон Твой! Для избранников Твоих он неважен – «праведнику закон не лежит», – «дураку, или особенно злому человеку закон не писан» (что, вероятно, принадлежит его уродству, и Ты, конечно, милостью рассудишь сие); но для нас, для посредственников – закон Твой – вся надежда наша на жизнь! Не будь его – все мы расслабли бы телесно и изгнили бы душевно, но закон Твой – узда для нас, – и мы, поволновавшись порочными мыслями и чувствами, все же остаемся не очень уклоненными от пути, не расслабленными телесно, исключая обычных немощей – не изгнившими вконец душевно. Все это не мешает нам быть последними из грешников, не об этом и речь теперь, – не о гордости и смирении – а о благе закона Твоего, Господи!

В 1859-й год я вступал в Академию, в 1869-й – в Хакодате, – и скверно было! в 1879-й – здесь, и тоже печально было, хотя, однако, тогда было четыре тысячи христиан, а в 1869 – всего три – разница в десять лет очень резкая, – более утешительная, чем ныне, когда пятнадцать тысяч христиан, значит пропорциональное возрастание Церкви – меньше, чем тогда было.

В 1889-й год вступаю здесь, – нерадостно; Собор не кончен; христиан – сравнительно мало, инославные массою давят. По предыдущим примерам судя, следовало бы и в нынешнем году отправиться в Россию. Но для какого же дела? Если только не по вопросу водворения православия в Японии, то не желаю и не дай Бог ехать в Россию. Моя единственная цель жизни и радость – просвещение Японии Православием, – и я верю, что сие будет, верю также твердо, как верю в Бога, но достойна ли Япония принять Православие, или ей еще сужден полумрак, – Господь весть! Если бы было побольше таких людей, как Ниицума, то, несомненно, Япония была бы достойна, по Ниицума пока один – прочее все дело рынка.