Глава 3. «Рай в Едеме на Востоке» в свете Нового Завета
Одна из главных заповедей Иисуса Христа была о необходимости для каждого, уверовавшего в Него, несения Креста и следования за Ним. Крест есть один из величайших символов Евангелия. Только через Свою крестную смерть Христос победил смерть, не только для Себя, но и для всех уверовавших в Него, с тем, чтобы вернуть всех уверовавших в их вожделенное отечество – рай, который уготован еще до создания мира для обитания в нем человека, сотворенного по образу и подобию Божию. Только через несение вслед за Христом своего личного Креста каждый христианин может войти в рай, то есть Царство Божие.
В Евангелии читаем, что вслед за возвещением заповеди о необходимости несения Креста для вхождения в Царство Божие Господь сказал: «Истинно говорю вам: есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Сына Человеческого, грядущего в Царствии Своем» (Мф. 16:28). По Марку: «Увидят Царствие Божие, пришедшее в силе» (Мк. 9:1).
По прошествии дней шести, взял Иисус Петра, Иакова и Иоанна, брата его, и возвел их на гору высокую одних, и преобразился пред ними: и просияло лице Его, как солнце, одежды же Его сделались белыми, как свет. И вот, явились им Моисей и Илия, с Ним беседующие. При сем Петр сказал Иисусу: Господи! хорошо нам здесь быть; если хочешь, сделаем здесь три кущи: Тебе одну, и Моисею одну, и одну Илии (Мф. 17:1–4).
Таково было Преображение Господне – явление Царствия Божия, пришедшего в силе здесь, на земле.
Царство Божие, обозначенное Моисеем через слово рай, сошло в тот момент на Землю в силе. Оно наполнило души учеников ощущением того блаженства, которое Моисей обозначил кратко через слово Эден. «Господи! хорошо нам здесь быть», – сказал Петр от лица всех троих. Это и было ощущением райского блаженства от видения Славы Божией.
Но это явление Царствия Божия в силе было временным. Ученики слышали голос Отца Небесного, подтвердившего, как и в момент Крещения, сыновство Иисуса Христа, как Сына Человеческого во славе Сына Божия. Это знаменовало и усыновление Отцу Небесному всех уверовавших во Христа и достойных войти в рай. Это был момент пребывания учеников в раю в лучах исходившего от Христа света, момент жизни в Царстве Божием в силе его. Но момент закончился, и увидевшие Свет Вечности снова оказались в текущем времени83.
Второй момент явления Царства Божия на Земле был при совершении Господом Тайной Вечери. Мы слышим здесь слова Господа о единстве в любви человека с Отцом Небесным, Который вместе с Сыном придет и обитель у него сотворит (Ин. 14:23). Мы слышим и дивную притчу о виноградной лозе. В ней говорится о возможности осуществления предопределенного, еще в Предвечном Совете Божием, единения Бога и человека в жизни еще на Земле, подобно единой жизни ветвей на лозе. Здесь, на Тайной Вечере, совершилось полное единение Творца и творения, та райская жизнь, которая была предначертана человеку от сложения мира.
Но и при жизни в раю у человека не отнимается свобода. Об этом говорилось в Книге Бытия. И теперь подтверждается снова. Человек может согрешить и в раю, может, вкусив вместе со всеми призванными Плоти и Крови Сына Божия, отвергнуть всю Его любовь и, подобно Иуде, тут же уйти в ночь, чтобы совершить предательство. Ибо сатана еще до этой Вечери Любви вложил в его сердце злой умысел.
Но если предатель и здесь остался двуличным, то искренний и совершенно не двуличный, по натуре, Петр, ощущая радость райского общения, заверяет Учителя, что готов душу свою положить за Него, но после Вечери, когда Учитель скорбит и переживает Гефсиманское борение, он – Петр – спит, по слабости человеческой, а во дворе Первосвященника даже отрекается от Христа. Недавнее единение в любви сменяется каким-то жалким, трусливым состоянием. Врата рая вновь замкнулись. И выйдя вон, плакал горько (Мф. 26:75)84.
Так непостоянна душа человека. Она может возноситься в рай, может вскоре же низвергаться в бездну отречения.
Рай на Земле – это не что-то стабильное, как стабильно все в Царстве Божием. Рай на Земле может ощущаться в душе человека и однажды, и часто... Это не обычное повседневное состояние. Это – восхищение. Апостол Павел пишет, что знает такого человека, подразумевая, может быть, себя, который однажды – в теле ли – неведомо – вне ли тела – неведомо – был восхищен в рай и слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать (2Кор. 12:2–4).
Долго ли продолжался блаженный момент восхищения в рай, Апостол не пишет. Важно то, что это было не обычное состояние, а особое. Человек, живя на Земле, мог ощущать себя в раю, но лишь временно. Это было не пребывание, а лишь восхищение.
Человек, живя на Земле, оставаясь во плоти своей, может только на время ощущать себя небожителем. Плоть и кровь не могут наследовать Царствия Божия, и тление не наследует нетления (1Кор. 15:50), то есть человек не может в теле душевном навсегда остаться в раю.
Итак, человечество могло бы узреть Царствие Божие, пришедшее в силе (Мк. 9:1). Но исторически в полноте это не осуществилось. Человек может быть восхищен в рай и слышать там неизреченные глаголы, но все же, прежде, чем стать небожителем, ему необходимо пройти врата смерти, через которые прошел Христос, став человеком во плоти.
Жизнь святых на Земле – это жизнь как бы в раю. Но она не стабильна. Душа человека полна волнений, искушений. Вспомним жизнь таких праведников, как святой Антоний, и все его искушения. Как металась душа многих подвижников между раем и адом в этой борьбе!
Вспомним наших русских величайших подвижников – например, прп. Сергия Радонежского или прп. Серафима Саровского. Это была жизнь в беспредельном подвиге и борении. Нам неведомо до конца, что переживал каждый из них, оставаясь наедине с Богом в малой келье в глухом лесу. Было бы неверно сказать, что они были там только наедине с Богом. Их все время окружал враг. Может быть, и у них были минуты слабости и даже отчаяния. Ушел же брат Сергия Стефан, не выдержав искушения. Вся их жизнь, очевидно, была подобна тому состоянию, которое испытал Апостол Петр, получив разрешение идти ко Господу ночью по бурным волнам моря. Когда он увидел вокруг себя волнующуюся бездну – начал тонуть. Но Господь протянул ему руку и спас. Так, должно быть, жили и наши праведники. Здесь, на Земле, часто получается, что берега сходятся и противоположности вместе живут. Здесь всегда дьявол с Богом борется, и поле битвы – сердца людей. И страшен, и отнюдь не ровен путь восхождения. Но Господь дает силу побороть врага.
В житии прп. Сергия говорится, что когда он однажды совершал Божественную Литургию, то Ангел сослужил ему. Говорится и о том, что огонь однажды объял престол и был во Святой Чаше. Что это был за огонь? Что горело?
Рассудку не понять этого. Можно только предположить, что это был огонь того пламенного меча обращающегося, поставленного Богом, чтобы охранять от согрешившего человека вход в рай. Теперь же и пламенное оружие не мешало святому пребывать в раю, и, как сказывали ученики святого, во время совершения им Литургии, Ангелы не преграждали ему путь в рай, но сослужили ему. Ведь в силу Боговоплощения, как поется в стихире навечерия Рождества Христова: пламенное оружие плещи мне дает и уже может не обжигать человека.
Можно вспомнить и осиянного благодатью Божиею преподобного старца Серафима Саровского и его беседу с Мотовиловым, которого преподобный ранее исцелил.
Рассказ Мотовилова хорошо известен, так что нет надобности подробно его сейчас пересказывать. Напомним только самое главное в нем:
Взяв меня крепко за плечи, о. Серафим сказал мне:
– Мы оба теперь, батюшка, в Духе Божием с тобою. Что же ты не смотришь на меня?
Я ответил:
– Не могу, батюшка, смотреть, потому что из глаз ваших молнии сыпятся. Лицо ваше сделалось светлее солнца, и у меня глаза ломит от боли.
А о. Серафим сказал:
– Не устрашайтесь, ваше Боголюбие, и вы теперь также светлы стали, как и я сам. Вы теперь в полноте Духа Божиего, иначе вам нельзя было бы и меня таким видеть…
Далее Мотовилов рассказывает, как преп. Серафим ободрил его.
– Смотрите просто и не бойтесь... Я взглянул после этих слов в лицо его, и напал на меня еще больший благоговейный ужас. Представьте себе: в середине солнца, в самой блистательной яркости его полуденных лучей, лицо человека, с вами разговаривающего...
– Что же чувствуете вы теперь? – спросил меня о. Серафим.
– Необыкновенно хорошо... Чувствую я такую тишину и мир в душе моей, что никакими словами выразить не могу.
– Это, ваше Боголюбие, тот мир, про который Господь сказал ученикам Своим: «Мир Мой даю вам, не якоже мир дает, Аз даю вам».
После еще долгого изъяснения, в чем сущность этого мира, о. Серафим спросил:
– Что же еще чувствуете вы?
– Необыкновенную сладость, – отвечал я, – необыкновенную радость во всем моем сердце... Теплоту необыкновенную …
Прп. Серафим отвечал:
– Так уж теперь, кажется, нечего более и спрашивать. Господь поможет вам навсегда удержать это в памяти вашей, ибо иначе благость Его не преклонилась бы так мгновенно к смиренному молению моему.
В эти краткие мгновения преподобный Серафим и его собеседник были озарены несказанным светом, подобно апостолам на горе Фавор.
Это было событие, которое, в принципе, могло происходить и со многими праведниками, и, в какой-то, пусть в слабой мере, оно с ними и происходило, но, по великой скромности их, оставалось неизвестным для нас. Ведь и прп. Сергий, и прп. Серафим не велели знавшим об этих явлениях рассказывать о них.
Обоим святым являлась Божия Матерь, и это было свидетельством их праведности. Но ведь если Матерь Божия удостаивала любимых Своих особого посещения, то ведь Она являлась и многим простым верующим, иногда целому собранию народа. Не только богословы, но и верующие хорошо это знают. Много явлений Ее было и для прославления Ее святых икон.
И мы пишем сейчас об этом не ради прославления Божией Матери, Которая и без этого прославлена, и не ради прославления прп. Сергия и прп. Серафима.
Мы пишем об этом к тому, что это восхищение в рай, являющееся в жизни Церкви редким и необъяснимым, в принципе, возможно для всех праведников.
У христиан, несомненно, бывают хотя бы и редкие, но все же реальные ощущения близости Божией. Чаще всего, конечно, это происходит во время молитвы, особенно за Божественной Литургией в ожидании предстоящего приобщения Святых Христовых Тайн. А может быть и просто во время молитвы, в минуты или мгновения особого просветления. Вот это и есть мгновения ощущения себя в раю Божием, когда человек как-то собеседует с Отцом Небесным, переживает, а, может быть, даже как-то и слышит те неизреченные слова, которые невозможно пересказать.
Много глубоких мыслей находим мы у о. Иоанна Кронштадского в его поучениях о Божественной Литургии и о духовном состоянии человека во время ее совершения:
О, Литургия святая, божественная, премудрая, всесовершенная, всеочистительная, всеспасительная, всеосвятительная!... Ты – совокупление Неба и Земли, Ангелов и человеков! Ты низводишь на Землю непрестанно Бога воплотившегося и Духа Святого купно со Отцем соприсносущным! Ты Землю обращаешь в Небо! Ты земных человеков делаешь небесными, и сколько их соделала таковыми – нет числа – во все прошедшие века и в текущие, и соделаешь в грядущие.
Молитва, особенно во время совершения Божественной Литургии и причащения Святых Христовых Таин, возвышает человека до Неба, до светлого рая, в котором, по предвечному замыслу Творца о человеке, должен он пребывать, как в своем вожделенном Отечестве.
Вот почему мы, христиане, окружая гроб с прахом отошедшего в Вечность нашего собрата, молимся от его имени, чтобы Господь не помянул ему его прегрешений, а принял бы его в Свои небесные обители таким, каким он, находясь на Земле, в то же время пребывал душой в светлом раю, наслаждаясь радостью небесного Едема.
Вот эти дивные стихиры:
Образ есмь неизреченный Твоея славы, аще и язвы ношу прегрешений... вожделенное Отечество подаждь ми, рая паки жителя мя сотворяя...
Древле убо от несущих создавый мя, и образом Твоим Божественным почтый, преступлением же заповеди паки мя возвративый в землю, от нея же взят бых, но еже по подобию возведи, древнею добротою вообразитися.
Все эти слова говорят о том, что человек, живя на Земле, мог в то же время действительно пребывать и на Небе, в уготованном ему от создания мира раю, о том состоянии, когда он был украшен древнею добротою.
И теперь мы от его имени молимся, чтобы Господь снова принял его в рай, в котором он пребывал хотя бы иногда, во время молитвы, соединявшей его с Богом.
Эти слова – паки, древняя доброта – не какое-либо поэтическое воображение о желаемом, но никогда не бывшем состоянии. Это вера в то, что человек мог действительно, живя на Земле, пережить хотя бы на некоторое время то, к чему он призван Творцом.
Полное же, реальное блаженство наступит, когда он, отрешившись от тленного тела, войдет в Царство Божие уже в новом, духовном и нетленном теле.
Основная истина библейского Откровения о рае в том, что Господь призвал нас всех, живущих на Земле, возродиться от Духа, стать новым творением. Евангелие обращено не к живущим на Н ебесах, а к живущим на Земле. Пребывать в раю, в Едеме на востоке – это непреложное требование для жизни христианина на Земле. Это призыв и, вместе с тем, доступная для человека реальность. Тому свидетельством – множество святых угодников Божиих, которым нет числа. Веруем, что, живя на Земле, они в то же время уже пребывали и в раю в Едеме на востоке. Тому порукой слова Самого Господа, что «… слушающий слово Мое и верующий в Пославшего Меня имеет жизнь вечную, и на суд не приходит, но перешел от смерти в жизнь» (Ин. 5:24).
Вся духовная жизнь человека в раю, то есть в жизни бесконечной, не может мыслиться только лишь как покой, которого так жаждет душа человека, живущего на Земле, хотя он и молится об этом покое в смысле освобождения от болезни, печали и воздыхания.
Вечная жизнь человека, начинаясь здесь, на Земле, в том раю – Царстве Божием, которое скрыто на Земле внутри души человека, раскроется на Небе в дальнейшем становлении, дабы быть в том единении с Отцом Небесным, о котором молился Христос, завершая Тайную Вечерю. Апостол Павел изображает ее как нечто прекраснейшее: «Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его» (1Кор. 2:9).
* * *
На языке поэзии это можно было бы выразить словами: «Остановись, мгновенье! Ты прекрасно!» (Гете).
«Здесь берега сходятся, здесь противоположности вместе живут» (Достоевский).