К.Р. Грегори. Текстуальная критика Нового Завета

Textkritik des Neuen Testaments von Caspar René Gregory. I-er Bd. Стрн. IV+478. Цена 12 марок = около 6 рублей. Leipzig, J. C. Hinrichs’sche Buchhandlung

Европейская наука много обязана почтенному ученому проф. К.Р. Грегори, который служит живым центром единения старого и нового света, и удачно совмещает в себе их преимущества. Американец по роду (см. Prof. Eberhard Nestle, Einführung in das Griechische Neue Testament, Guttinger 1897, S. 8; 2-te Aufl. ibid. 1899, S. 9), он принес в Европу чисто американскую предприимчивость, которая сочеталась здесь с немецкой солидностью эрудиции, неисчерпаемым трудолюбием и железной настойчивостью. Обогатившись, таким образом, г. Грегори не забывает родины и не редко посещает ее ради непосредственного участия в учено-педагогических делах. Теперь он занимает кафедру в лейпцигском университете, являющимся, как бы международным по составу членов профессорской коллегии, но уже осенью временно читает курс лекций в г. Чикаго.

Отмеченные достоинства таланта г. Грегори особенно были плодотворны для текстуальной новозаветной критики. Как известно, покойным К. Тишендорфом, он был привлечен для восьмого издания (octava critica major) греческого Нового Завета и трудился над обработкой критического аппарата вместе с американским проф. Эзрой Абботом. Но последний скончался († 20-го марта 1884 г.) чрез десять лет после смерти самого редактора († 7-го декабря 1874 г.), когда печатание третьего тома едва начиналось, – и только редкой энергии г. Грегори мы обязаны тем, что в 1884 г. (Lipsiae, Hinrichs) ученый мир получил огромные Prolegomena (в VI+1426 страниц, in 8-о). Это было лучшее пособие для Н. 3. по всем текстуально-критическим вопросам и оно сохраняет все свое значение до настоящего времени. Такое суждение остается верным, не смотря на то, что в 1894 г. (London, George Bell & Sons) Эдвард Миллер выпустил (в четвертом издании) двухтомное А plain Introduction to the Criticism of the New Testament Фр. Скривенера (см. «Христ. Чтение», 1897, № 9, стрн. 391–397). Тут, конечно, принято во внимание все содержание «Пролегомен», но, во 1-х, фактические данные о новых рукописях отмечаются лишь ссылками на книгу г. Грегори и во 2-х, текстуально-критические воззрения последнего, далеко не соответствуют Скривенеровским и не заменяются ими. Тем не менее, труд несколько старел с необходимостью. Прежде всего, латинский язык уже перестал быть общепринятым средством научного взаимообщения, а у г. Грегори он и не отличался классической исправностью, судя по отзывам компетентных в этом предмете католических авторов (см., напр., у Dr. Alois Theimer, Beiträge zur Kenntnis des Sprachgebrauches im Neuen Testamente в Programm zum XXIV. Jahresberichte des... Gymnasiums Horn, 1896, S. 3: «es ist schwer, sich durch diese Prolegomena durchzuarbeiten; sie umfassen 1426 Seiten und sind in einem manchmal unverständlichen, manchmal geradezu fehlerhaften Latein geschrieben»). Гораздо важнее другое, что сочинение касалось больше всего такой области, где фактический материал не зависит от воли и усердия ученого, поскольку не полон и увеличивается постепенными открытиями, часто случайными и неожиданными. Но в этой сфере самые принципиальные взгляды во многом и существенно уславливаются фактическими сведениями, параллельно которым и они должны обновляться.

Понятно теперь, почему оказалось столь желанным появление немецкой «Текстуальной критики Нового Завета» под именем опытного специалиста, неослабно занимавшегося подбором всех возможных дополнений. Первый том и содержит наибольшее количество подобных добавлений, потому что в нем преобладает фактическая детальность описательно-библиографического характера. После краткого введения, автор переходит к основным памятникам и, сделав необходимые палеографические разъяснения и предварительные замечания, описывает унциальные греческие кодексы – а) четырех Евангелий, b) книги Деяний и соборных посланий, с) Павловых посланий и d) Апокалипсиса с перечислением – для унциальных манускриптов – других обозначений, встречающихся у разных ученых и в изданиях. В таком же порядке автор обозревает и рукописи курсивные, а в конце рассматривает «греческие литургические книги», предваряя вводными указаниями и перечнями новозаветных церковных чтений (рядовых, праздничных и на разные случаи) и месяцесловом. Как видим, главнейшая масса содержания падает на чисто фактические детали и в них мы имеем важные обогащения. Уже для маюскулов сообщается немало совершенно нового (стрн. 75, сл. 93, сл. 123) по сравнению с прежним латинским каталогом, а – следовательно – и по сравнению с английским у Скривенера, хотя тут открытия бывают редки почти до исключительности. Что до минускулов, то для одних Евангелий, к зарегистрированным ранее 1287 №№-рам, ныне присоединяются еще 133, так что всего будет 1420 №№-ров; для Деян. и соборных посланий – вместо 420 – находим 514 (+10) №№-ров; для Павловых, цифра с 480 увеличилась до 515 (+12) №№-ров; для Апокалипсиса сумма тоже возросла изрядно. В лекционариях пропорция не менее внушительна, ибо с 936+265 №№-ров они возвысились до 1072+287 (+16).

Одни эти арифметические справки говорят о значительной оригинальности и высоком достоинстве нового издания. Но. этим дело не ограничивается, поскольку и во всем остальном, это не просто немецкая копия латинского оригинала. Напротив, все обработано вновь с начала до конца и приобрело ценные приращения. Даже наиболее важные рукописи являются теперь в новом освещении, поскольку своими преимуществами они вызывали особенно усиленную научную взыскательность и постигались отчетливее. Примером тому служит хотя бы кембриджский кодекс Безы, который, благодаря галльскому профессору-филологу Фридриху Блясоу, стал успешно претендовать на почетнейшее место в текстуальном аппарате Деяний (и Евангелия Луки). Для такого писателя, как г. Грегори, нет надобности специально говорить, что он воспользовался всеми сведениями соответствующей литературы и взял из нее все пригодное, а его библиография отличается полнотой (за редкими пропусками – на стрн. 6 Greek and Latin Palaeography by Edw. M. Thompson, London ²1894 и на стрн. 108,1 к Scrivener Intr. ³165 ом. I⁴, p. 175 и ср. 126), хотя она и с тех пор, кое-чем обогатилась (к стрн. 46 об издании D 1899 г. см. F. G. Kenyon в «The Journal of Theological Studies» I, 2 (January, 1900), p. 293–299; стрн. 89 ibid. II, 6 (January, 1901), p. 176, y F. C. Burkitt’a, что θ^ĥ принадлежит к другому ms., описанному J. Rendel Наггіs’ом; к стрн. 94 ibid. I, 2, р. 290–292 у Rev. К. Lake, что в Ψ у Лк. досирский текст, александрийского типа, с западными чтениями; к стрн. 192 для №-ра 461 (481 Scrivener’ а) см. Cerеteli в «Byzantinische Zeitschrift» IX (1900), 4). Зато обязательно упомянуть, что почтенный Лейпцигский профессор сам многое проверил и пересмотрел лично, или чрез компетентных посредников, и чрез это достиг несомненности осязательной, которая безусловно обеспечивается для читателей его ученой безупречностью прекрасного знатока и пунктуальнейшего референта относительно материалов греческого новозаветного текста.

Всем этим приобретаются два качества, столь драгоценные в подобных работах. Это – прежде всего – точность во всем до последних мелочей. Без нее такие труды сильно проигрывают и часто лишаются своей важности, или вводят в заблуждения, которых наука не может распутать целыми веками. Отсюда возникают неразрешимые вопросы по существенным пунктам, между тем все разъяснялось бы само собой при отчетливости справок касательно текстуального предания. Так, дело о comma Johanneum, т. е. о подлинности 1Ин.5:7b-8а (о трех небесных свидетелях) значительно упростилось бы при полной известности текстуального материала, бывшего у издателей Комплютенской Полиглотты. Тоже верно и вообще, для старинных новозаветных изданий, где твердость, тех или иных лекционных особенностей, остается проблематичной по причине неясности текстуальных оснований. Конечно, для европейской науки, все эти требования излишни, ибо для нее это азбучные истины, но у нас нужно еще только вводить их в сознание, без счастливой надежды на неуклонное применение хотя бы авторитетными органами. В библейском издательстве, мы были неудачны, иногда до смешного в неразрывности от прискорбного. Для греческого текста, мы отличились греческой Библией московской фабрикации 1821 г.; для Ветхого Завета тут предполагалось внести чтения александрийского кодекса, но издатели не сообразили даже того, что в их источнике эти чтения были на поле, а не в тексте, который они перепечатывали, и – в результате – нарекли несущее яко сущее… С Новым Заветом было едва ли лучше. Для него, доселе у нас, господствовало так называемое «Норовское» греко-славянское издание (Спб.1861:1866), веденное покойным П.И. Савваитовым. Оно всякому бросается в глаза поразительным согласием между греческим и славянским текстами, какого по наличности известных науке mss. не оказывается… Чему мы обязаны этим загадочным феноменам, – не видно прямо за неимением от симфониста самомалейших разъяснений. Встретилась нам лишь посторонняя заметка – в диссертации проф. Г. А. Воскресенского (Характеристические черты четырех редакций славянского перевода Евангелия от Марка, Москва 1896), что в ркп. XIV в. моск, синод. б-ки 274–CCLXI (Маттэи р, о. архим. Владимира № 19, у Gregory и Scrivener’ а № 246 Evv.) «на полях киноварью выписано не мало слов, служащих для замены слов находящихся в тексте или для дополнения текста» и что «эти, помещенные в выносках на полях, слова и выражения приняты в новом печатном греческом тексте Евангелия, изд. в 1861 г. в Спб. в Синодальной Типографии», хотя «тот же текст печатался и ранее (sic!.) с конца XVII века» (стрн. 87). Само собой понятно, что интересующее нас созвучие этим пока совсем не раскрывается и не оправдывается, а затем г. Грегори говорит (Texkritik, S. 172), что сама «ркп. имеет хорошие чтения», но боковые приписки сделаны позднейшей (даже для XIV в.?) рукой. По всему вынуждаемся думать, что редактор слишком любил (ср. 1Фес.5:3) худой мир паче доброй ссоры и сочинял сам, то греческий текст подгоняя к славянскому, то последний прилаживая к первому. Даже столь осторожный писатель, как П.А. Гильтебрандт и в столь неподходящем месте, как Словарь к (славянскому) Новому Завету, не мог не констатировать, что в Апок.16:13 «в издании П.И. Савваитова, Греческий текст восстановлен по Славянскому» (т. I, стрн. 645b кон.). О научной ценности этих изданий судить не приходится, но прискорбно и досадно, что в эту паутину попадаешь неизбежно, ибо не дано средств распутать ее… Теперь – с 1886 г. – печатается в С.-Петербурге издание Нового Завета на четырех языках (греческом, славянском, русском и латинском). Оно еще не кончено и история для него пока не наступила, а потому доколе будет удобнее молчание… В нем очень много оригинальностей и нужно пожалеть, что о них нет полного отчета, и пожелать, чтобы хоть потом, он последовал.

В виду всех этих явлений особенно приятно засвидетельствовать высокую пунктуальность в книге г. Грегори. Люди, хорошо знающие истинную цену научной точности и компетентные в этого рода материях, своевременно подчеркнули данное преимущество, и преф. Eb. Nestle (в «Literarisches Centralblatt» за 10-е ноября 1900 г., стлб. 1849–1851) справедливо и авторитетно удостоверил это, напрасно преувеличив недочеты Скривенера-Миллера. С своей стороны отметим немногое. Проф. Грегори до щепетильности осторожен и в фактических справках не допускает ничего сомнительного. У него мы не найдем, напр., многих курсивных Евангелий Скривенера (I, р. 282–283), но он охотно внес бы отсюда №№-ра 1288–1281, если бы они не были скорее Евангелистариями (стрн. 251). От этой тщательности происходит и то, что даже некоторые внешние неточности далеко не случайны. Так, наше внимание обратила обоюдность фразы, что г. Грегори видел 987 Evst. 4-го мая 1889 г., но теперь не знает, где он находится (стрн. 456). Было бы полезнее назвать место этого видения, однако автор (в частном письме) представил нам убедительные резоны, почему он умолчал об этом намеренно.

Другое важнейшее свойство подобных работ – это полнота в сообщении всех данных. О ней достаточно говорят наши предшествующие замечания о превосходстве сочинения г. Грегори пред другими однородными с этой стороны. Прибавим для иллюстрации, что привлечены и все русские материалы, которые были доступны иностранному писателю. Разумеется, по этой части пробелов больше всего, но – к счастью для автора и не к славе нашей – они не очень значительны. Было бы желательно, чтобы сами рукописи, вошедшие в текстуально-критический оборот по Маттэи, Муральту и пр., были пересмотрены и исследованы самолично, а в том еще нет большой беды, что остались неизвестно Евангелистариями библиотек духовных академий в Спб. и Киеве. Впрочем и эти пробелы г. Грегори хочет восполнить во втором томе, где найдут себе место все сообщенные сведения из русской литературы. Притом, он имеет твердое намерение навестить Россию, для чего занялся даже русским языком, на котором кое- что разбирает и даже может писать¹. От этого посещения можно ожидать, во всяком случае, больше, чем от молодых кандидатов теологии, занимавшихся у нас по поручению берлинского проф. ф.-Зодена, но поездка в Америку (Чикаго) отдалила этот визит. Достойно внимания решительное убеждение по этому вопросу самого проф. Грегори, который нам формулировал его так: «постыдно, что я не могу читать по-русски; постыдно, что и столь много других людей не могут читать по-русски. Я заставлю к этому себя и других, потому что буду давать заглавия по-русски». Поэтому в немецкой книге, мы встречаем хорошую русскую печать – для сочинений еп. Порфирия (стрн. 28,1. 28,2. 59,1), Викторова (стрн. 253), еп. Амфилохия (стрн.192:455) и др. – с маленькими неисправностями. Чаще цитаты немецкие и не вполне выдержанные по транскрипции, напр., Noroft (стрн. 29,3), Nelidow (стрн. 58), Viktorow (стрн. 253) и Viktorov (стрн. 455), Usow (стрн. 93,1), Вускоv (стрн. 455). Для православного месяцеслова берется латинская компиляция иезуита Мартынова (стрн. 339) и не упоминается грандиозный труд архиеп. Сергия, вышедший во втором, исправленном и дополненном, издании. Вообще же русским работам уделено внимания свыше той нормы, какая установилась в Европе по их недоступности.

В принципиальных вопросах автор держится критических воззрений; для выражения их пока не было простора, хотя мы уже читаем (на стрн. 1) о фальшивом окончании Маркова Евангелия (Мк.16:9–20) и равном ему рассказе о жене, взятой в прелюбодеянии (Ин.7:53; Ин.8:1–11). Но и в этом нет крайних увлечений, ибо г. Грегори выше других ценит греческие богослужебные Евангелия и Апостолы, и все связанное с этой богослужебной практикой рекомендует (стрн. 331,1) даже для нового специального исследования в качестве благодарной задачи.

Высокая полезность издания побуждает нас высказать и некоторые пожелания.

Первое и ближайшее из них то, чтобы потом был присоединен наиподробнейший указатель содержания. В справочной книге это есть необходимое пособие, при отсутствии или несовершенстве которого не мало страдает его пригодность, как убеждает Scrivener-Miller. Нас заинтересовал писец, своей каллиграфией, послужившей образцом для печатного шрифта новозаветных греческих изданий, но нам так и не удалось разыскать его, потому что при чтении данное место не было отмечено, а кратенький индекс не облегчает странствований по двухтомным фолиантам.

Второе. Открытие рукописей бывает больше делом случаев и затрудняется тем, что последние, часто и долго, не встречают себе достойных ценителей, почему становятся еще более случайны… Ведь известно, что преосв. Порфирий (Успенский), раньше Тишендорфа и митроп. Филофея Вриенния, знал и синайский манускрипт, и список «Учения ХІІ-ти Апостолов», а все же опустил свою славу… Понятно, что с простых смертных и взыскивать нечего, – тем более, с русских. Даже о своих собственных богатствах, мы судим по иностранному голосу и напр., согласно прежнему Грегори, сообщаем, будто S или Vatic. 354 от 1-го марта 949 г. есть древнейший датированный образец (см. у Г.А. Воскресенского op. cit., стрн. 77), между тем, мы имеем в Спб. Публичной б-ке Порфириевскую ркп. от 7 мая 835 г. (№ 481 Scrivener’a I, р. 41,2. 245; № 461 Gregory I, S. 192). Для облегчения розысков и для привлечения возможно обширного круга лиц было бы крайне полезно дать подробную порядковую таблицу тех текстуальных отделов, которые не сохранились в доселе известных важных списках – с точным обозначением последних. Тогда по простому сличению легко было бы приурочить попавшийся фрагмент к тому или иному кодексу, и понять его достоинства. Проф. Грегори энергично приглашает каждого читателя к соучастию в труде на этом великом, но мало возделанном поле (стрн. 5), – и мы думаем, что наш проект способствовал бы практическому применению этого приглашения, которое без этого для многих будет гласом вопиющего в пустыне.

Третье и не менее существенное, касается обозначения рукописей. В этом отношении доселе царит неустойчивость, часто запутывающая и всегда стеснительная. Сиглация унциалов латинскими буквами оказалась неудовлетворительной уже, потому что их давно (и слава Богу!) не хватило; пришлось потревожить алфавиты греческий и еврейский, но это не хорошо по нарушению единообразия, и вносит свою сложность и запутанность (ср. на стрн. 146). Двойственные Tw и под. ровно ничего не объясняют, а попробуйте отметить при нем сразу чтение писца и второй – третьей руки, – и у вас на верху воздвигнется такой балкон значков, что опрокинет само здание… С другой стороны, напр.,ר 6, потому что его можно принять за указание на позднейшее чтение. Что до минускулов, то цифры, конечно, проще, но, не говоря о том, что при них нужно отмечать текстуальное содержание и различать Ev. от Evst. (ср. на стрн. 147), – ставятся они разно, почему №№-pa у Gregory и Scrivener’a чаще неодинаковы и выбор между ними делается произвольно (хотя бы у Eb. Nestle, склоняющегося к нумерации Грегори единственно, потому что этот «еще работает в Германии, а Скривенер уже умер»: Einführung in das Griechische Neue Testament, S. ²69). Сами сиглы даются случайно и удерживаются неосновательно и напрасно; так, едва ли можно оправдать, что сохраняется נ Gregory для листов, которые принадлежат к N или пурпуровому кодексу (Е. Nestle, Einführung, S. ²62), в большей части находящемуся в Спб. Публичной б-ке; тоже верно и для примеров, где один ms. отмечается y ученых различно – ק и T (ibid., S. ²62), хотя иногда опять встречается обратное (ibid., S. ²66). Нужно выработать определенную систему, чтобы, напр., не было надобности пропускать свои №№-ра, дабы для английской ркп. сохранить в неприкосновенности №-р Скривенеровский (стрн. 315). Мы полагаем, что никто столь не способен, как именно проф. Грегори, составить потребный план, который имел бы все шансы на авторитетное принятие в ученом мире.

Книга г. Грегори есть результат подвижнического трудолюбия, размеры и степень коего не легко даже и сообразить. Зато и богата она дорогим материалом касательно новозаветного слова Божия, которое и да будет ей благословением в пользу истинную!

Н. Глубоковский

Май 1901-го г.

Э. Нестле. Введение в греческий Новый Завет. 2 издание, Геттинген, 1899²

Эта книга не имеет ни громадных размеров, ни широких задач Скривенера или Грегори (см. выше).

Она просто хочет дать сжатое ученое руководство по всем вопросам, касающимся текста новозаветных писаний. Для таких компактных ученых работ требуется гораздо больше, чем для собственных разысканий или пространных обзоров. Необходимо знать все важное, чтобы не упустить существенных сторон, а сказать нужно мало и так, чтобы итог верно выражал положение дела во всем его объеме. Обширная эрудиция должна совмещаться с принципиальной прозорливостью трезвого и беспристрастного суждения, и специальным талантом обобщения и реферирования.

Успех рассматриваемого сочинения свидетельствует, что оно достаточно удовлетворяет этим условиям: в 1897 г. было выпущено краткое пособие в 112 (текста) + 113–129 (прибавлений) страниц с 11-ю снимками, а чрез 1½ года понадобилось уже новое издание, которое выпущено увеличенным до 228 страниц и вскоре, было переведено на английский язык (translated by Rev. William. Edie and edited by Prof. Allan Μenzies). Для всех верным ручательством было почтенное имя проф. Нестле, известного своими долголетними и детальными занятиями относительно священных библейских документов. Его неутомимость и скрупулезность просто поразительны, если видишь, что не проходит, если не недели, то месяца, чтобы не появилась в этой области заметка г. Нестле, в том или ином, журнале в разных странах ученого мира. В этом опыте была приобретена столь редкая изощренность, что, напр., не видев самого кодекса N, проф. Нестле сделал (в «Zeitschrift für wissenschaftliche Théologie» XL1I (N. F. VII), 4 за 1900 г. на стрн. 621–623) не мало поправок к изданию г. Кронина (см. о нем «Христ. Чтение», 1899, № 9, стрн. 331–346 и у v. Dobschütz в «Theologische Literaturzeitung», 1900, 6, Sp. 171–173). В частности, г. Нестле усердно трудился и над новозаветным текстом, и от него, мы имеем сборник Philologica sacra с «замечаниями о первоначальном виде Евангелий и книги Деяний» (Berlin, 1896), а в 1898 г. (Stuttgart) выпущено (маленькое) издание греческого Нового Завета «cum apparatu critico ex editionibus et libris manu scriptis collecto» (ср. о нем y v. Dobschütz в «Theologische Literaturzeitung», 1899, 10, Sp. 291–293).

Естественно, что такой автор мог написать хорошее руководство. И сама книга вполне оправдывает эти ожидания. Первое ее достоинство – это полнота при сравнительно небольших размерах. Обзор открывается рассмотрением «истории печатного текста с 1514 г.» до наших дней, причем, все сведения отличаются строгой пунктуальностью. Результат получается не очень утешительный, что текстуальный новозаветный тип далеко не установлен, а потому разбираются «материалы новозаветной текстуальной критики» с замечаниями об автографах, литературе, рукописях вообще, об унциалах, важнейших минускулах и лекционариях. Не менее подробно исследуются переводы, но в особенную заслугу проф. Нестле нужно вменить, что он обратил большое внимание на отеческие цитаты и энергично защищает их критическую ценность, между тем, обычно им не отдавалось подобающего почтения и только покойный декан Бургон (Burgon) выдвинул этот предмет, хотя его громадные материалы остаются не опубликованными³. Принципиальные вопросы «теории и практики новозаветной текстуальной критики» освещаются не с одной лишь исторической стороны – путем тщательного анализа соответствующих исторических фактов. К этому отчету проф. Нестле прибавляет свои «текстуально-критические замечания на отдельные места Н. 3.» в Евангелиях, книге Деяний, посланиях Павловых и соборных, и в Апокалипсисе. После приложений и дополнений идет указатель предметов (к сожалению, весьма не полный) и рассмотренных библейских цитат; в конце прежние снимки разных характерных образцов рукописей греческих, латинских, сирских, саидских (египетских) и армянских.

Но если вопрос исчерпывается достаточно всесторонне, то, вместе с тем, он освещается и с содержательной пунктуальностью. Автор во всем стремится к самой скрупулезной точности и проверяет даже сделанные подсчеты о количестве букв в греческом Н. 3, указывая, что в послании к Филиппийцам их не 1538, а 1550 (стрн. 268). Все справки заботливо пересматриваются, почему г. Нестле поправляет не только свое первое издание (см., напр., стрн. 69, 122, 142), но и во второе вносит изменения (ср. стрн. 41 и 264). Заслуживает упоминания и одобрения библиографическая исправность, так что сообщается даже о задуманных и лишь предпринятых литературных новинках (см. стрн. 57 и 271–272, 58, 78, 82, 83, 120–121, 122 и 221, но к стрн. 222 для Мф.15:28 см. еще у J. Rendel Harris в журнале «The Expositor» за 1900 г.) с ссылками на книги не просмотренные лично (S. 138,1), иногда даже не важные (S. 271 к 54); заносится и то, если автор не может припомнить источника своих сведений (S. 269 к 36). Разумеется само собой, что русская литература отсутствует, откуда не удивительно, что еп. Порфирий (Успенский) представляется, как-будто здравствующим (S. 59. 61) и его рукописи указываются в г. Киеве. Это уже вина, где нет виноватых… Зато, необходимо подчеркнуть, что г. Нестле работал вдали от книжных центров и не всегда мог достать нужное (S. 149. 162, 2), ибо библиотека маульброннской семинарии, повидимому, не далеко ушла от наших семинарских. Тем выше субъективное достоинство библиографической корректности.

Распределение материала последовательное и строго пропорциональное. Первое ясно по самому содержанию, а второе выражается в том, что автор везде соображается с относительной важностью предмета и отводит ему соответствующее место. В общем это требование выдерживается достаточно, хотя при обязательных размерах книги напрасно, для личных счетов с проф. Шюрером, назначается 3⅓ страницы (273–276) петита. Впрочем, в этом отношении встречаются и некоторые недостатки. Не говорим о том, что сочинение осложнено слишком пространными прибавками и поправками, поскольку это несомненное неудобство извиняется многими условиями. И, помимо этого, замечается разбросанность изложения хотя бы о сирских переводах (стрн. 72, 80, 177 сл. 280 сл.) с неизбежными повторениями: напр., об Исихии трактуется на стрн. 150, но о нем было и раньше (стрн. 54–55). При этом, о иных фактах сообщается по случайным поводам и о Евсевиевых «канонах», и о ревизиях рукописей, мы читаем в речи об א (стрн. 50 сл.), а об индиктионе передается при Г (стрн. 60).

Автор удачно обобщает свой материал и изображает положение дела отчетливо. Однако, по местам, была бы желательна большая ясность, и параграф (стрн. 66 сл.) о писании книг и книжном письме в древности (см. для сего у проф. Ад. П. Лебедева, Профессия церковного писателя и книжное дело в древне-христианское время в «Прибавлениях к Творениям св. отцов» XXXVII (1888 г.), кн. 1, стрн. 153–252; ср. и у А. Эдершейма в переводе о. Μ.Π. Фивейского, Жизнь и время Иисуса Мессии I, Москва, 1900, стрн. 29) страдает туманностью; равно есть неясности и в рассуждениях о латинских переводах (стрн. 89, 94, 98, 143).

Во всем, что касается существа текстуально-критических построений, проф. Нестле обнаруживает основательность и осторожную уравновешенность. Лишь изредка можно было бы ожидать побольше критичности, напр., в реферате статьи г. Ральфса о времени и родине Великанского кодекса В (S. 54–55 и ср. 271); встречаются излишняя решительность приговоров – о связи кембриджского D с текстом св. Иринея лионского (S. 56 и ср. 264, 279) – и экспансивность в обнаружении своих симпатий хотя бы в пользу гипотезы Блясса о писаниях Евангелиста Луки (S. 188; ср. выше на стрн. 147). Но в принципиальных вопросах текстуальной критики, автор избегает крайностей. Он не скрывает в себе поклонника Бенгеля (которому посвятил особый труд в 143 страницы: Bengel als Gelehrter. Ein Bild für unsere Tage) и Лахмана считает «первым великим текстуальным критиком наших дней» (S. 19), а конец Маркова Евангелия (Мк.16:9–20; ср. выше стрн. 150) готов усвоять пресвитеру Арист(и)ону (S. 113) по темному известию армянской эчмиадзинской рукописи 986 г., извлеченному оттуда F. С. Conybeаге’ом, но у него иногда прямо констатируется, что в некоторых спорных пунктах textus receptus лучше (S. 123), хотя для comma Johanneun (1Ин.5:7b-8a) следовало бы нарочито подчеркнуть, что доселе разысканы не все рукописи Стуники (S. 72), главного участника издания Комплютенской Полиглотты (ср. выше на стрн. 148). Профессор Нестле стоит всецело на стороне критической школы и принимает даже весьма проблематичные ее начала, допуская наличность изобретенной Весткотт-Хортом антиохийской ревизии, произвольно исправившей новозаветный текст (S. 146), и категорически называя (в не совсем вразумительной связи) антиохийскую фамилию (S. 258 к 2Пет.1:21); критические принципы связывают его настолько, что в своем издании Н. 3. (стрн. 400), исключительно во имя их, он дает для Рим.5:1 έχωμεν, предпочитаемое Тишендорфом, Весткотт-Хорчом и Веймутом ради унциального респекта, хотя сам считает έχομεν Скривенера и Вейса единственно правильным (S. 245).

При всем том нам откровенно свидетельствуется, что «доселешние издания» часто поступали «почти беспринципно», а о конъектуральной критике саркастически замечается, что она получила такое возобладание, что позволительно спрашивать, почему ее поборники не сочинят своего собственного текста вместо того, чтобы бесплодно упражняться над имеющимся (S. 138). И если научно-школьная дисциплина сдерживает авторскую свободу, то, по крайней мере, чувство подсказывает г. Нестле, что история текстуального новозаветного предания должна быть исследуема иначе, чем до сих пор (S. 138). Те же ограничения наблюдаются и в споре между унциалами и курсивами. Мы читаем, что немецкие комментаторы оказывают минускулам немного более «нуля внимания» (S. 258 к 2Пет.1:2). Вопреки этому, автор энергично восстает против подобных преувеличений, отмечая, что новейшие или позднейшие рукописи, чрез известные посредства, могут восходить к древнейшему первоисточнику или в своей совокупности, и чрез сравнения обрисовывать свою исконную первооснову (S. 68). Проф. Нестле думает, что «как правильное (чтение) может не быть ни в одной рукописи, а отыскиваться лишь догадочно, так и истина может иметь только одного представителя среди целого мира противников (Евр.12:3), будет ли это ркп., перевод или цитата» (S. 159–160). Поэтому и для Мк.6:20 гипотетически допускается из אBL ήπόρει(ε'ΐτο), хотя и вызывает недоумение, что три эти ркп. остаются без всякого потомства в ряду 1300 других (S. 221). Все эти наблюдения убеждают, что у г. Нестле соблюдается осмотрительная умеренность, а некоторая невыдержанность и примрачность все же лучше тенденциозной прямолинейности и критической аподиктичности.

Книга проф. Э. Нестле занимается высоким, – можно сказать, – священным предметом. Если египтяне и римляне усвоили искусство письма божественному изобретению, то раввины причисляли «писало человеческое» к тем вещам, которые были еще созданы Господом дополнительно в сумерки последнего дня творения (S. 43–44). Это единственно, потому что у Израиля было писанное слово Божие, заслуживающее охранения даже во всех мелочах внешности. Оно не менее священно и для нас в обеих частях заветов ветхого и нового. Но мы не обладаем столь твердым и законченным текстуальным типом, какой евреи имеют в масоретской обработке. Не говорим, что это их объективное преимущество, – и не со стороны удобства, а в смысле истины, может быть, нужно сказать обратное. Тем не менее, этим налагаются на нас особые обязанности. Весткотт-Хорт находили в греческом Н. 3. около ⅛ части не вполне прочным, а теперь цифра вариантов возросла в четыре или пять раз, с 30000 после Милля и этих разночтений, пожалуй, больше, чем самих слов (S. 18). Конечно, не все эти ѵагiае lectiones одинаково существенны, но от этого дело немного изменяется. Мы холодны и безразличны, потому что не знаем и не понимаем этого предмета, а невежество всегда косно. Все-таки тяжело выслушивать, и от людей с ученым дипломом и званием, будто текстуально-критические вопросы, в большинстве деталей, академически праздны и в Библии все достаточно ясно. Удивительное рассуждение, которое свидетельствует лишь о нашей экзегетической примитивности, достигающей того, что лишь только мы выпустим свою диссертацию на английском языке, нас поднимает чуть не на смех простой пастор (см. у Reverend Henry Hауmann в «The Critical Review» XI, 3 (May, 1901), p. 196–201, вопреки «Христ. Чтен.», 1901, II, стрн. 303–307), а когда мы вздумаем апеллировать со своим мнением к голосу европейской науки, то нам не без пренебрежительности указывают на сомнительность самих утверждений (см. «The Journal of Theological Studies» I, 4 (July, 1900), p. (507-) 525 (-528) и ср. у Principal S. D. F. Salmonоd в «The Critical Review» X, 5 (September, 1900), p. 472: «А paper on «Death of St. John the Baptist»… has some doubtful things, e. g. its statement on the reading ήπόρει in Mark VI, 20 (Мк.6:20)»; см. и выше на стрн. 156)… Для убеждения приходилось бы обращаться к научному букварю, соответствующему таким горизонтам, а это дорога дальняя… Ясность Писаний относительна, если перетолкования их тянутся до наших дней и о ней нужно выражаться осторожно, коль скоро даже истины самоочевидные не самоочевидны до такой очевидности, что в спорах по этому вопросу доселе не могут разобраться. Полагаем, что и для всех небезразлично, когда Ин.7:53; Ин.8:11 почитается явно сомнительным (ср. на стрн. 150–151) в англиканстве, с которым у нас недавно связывалось столько напрасных надежд, разрешившихся – увы! – лишь докторскими тогами двух университетов, да и то богослову, но не по богословию… И нельзя ни постигнуть, ни оправдать, что мы до фанатизма бьемся из-за списков (только!) наших древних писателей, а за варианты к Пушкину готовы платить червонцами, между тем, славянский текст Библии лежит неизгладимым позором на нашей научной совести⁴. К нему, как-будто все равнодушны и Академия Наук не догадается до сих пор поставить этот вопрос к систематическому решению, для которого мы с глубокой благодарностью принуждены пользоваться лишь частными попытками покойного епископа угличского Амфилохия и проф. Г.А. Воскресенского. Этот долг доживает своего грома, когда мы перекрестимся и плакать будем…

Пора и нам принять участие в разыскании подлинных чтений, чтобы под авторитетом слова Божия не читать речений человеческих. В этом отношении поприще обширное и г. Нестле уверяет (S. 27), что работы еще много, пока будет собран сам строительный материал. Для этого необходимы хорошая школа и опытность хотя бы чрез посредство компетентных пособий. На этот счет у нас большие пробелы, граничащие с пустотой. «Введение в новозаветные книги Священного Писания» проф. Гэрике, переведенное студентами Московской Духовной Академии под редакцией † еп. Михаила (Лузина), совсем устарело (I-II: Москва, 1869) и вообще не богато текстуально-критическими данными при некотором обилии в побочном. Несколько поновее почтенное «Историческое обозрение священных книг Нового Завета» (вып. І-й, Спб., 1878) о. проф. В.Г. Рождественского, но почти за 25 лет в этой области утекло так много воды, что по местам река старых преданий совсем обсохла… Обветшание тут неизбежно⁵, причем автор преследовал слишком общие и широкие цели, и не ставил прямо текстуально-критических задач. Последних, ближе касается проф. М.И. Богословский (в «Чтениях в Обществе Любителей Духовного Просвещения» за 1877 и 1878 г.; ср. у проф. С.А. Терновского, Историческая записка о состоянии Казанской Духовной Академии после ее преобразования, Казань, 1892, стрн. 357), но тоже давненько, по старым приемам и по ограниченному масштабу… При таких условиях, мы не двинемся вперед, если не обновимся по части удобных руководств и не просветимся чрез них.

Книга г. проф. Нестле может служить хорошим руководством в нашей беспомощности и достойна серьезного внимания всех, кто дорожит не отвлеченной Библией, а именно словом Божиим в первоначальном его выражении.

Май 1901-го г.

Н. Глубоковский