XII. «Вестник Европы» – о значении религиозного преподавания

«Вестник Европы» в ноябрьской книге за настоящий год трактует о значении богословия и закона Божия в нашем университетском и школьном преподавании и о тех мерах для усиления влияния духовенства на народную нравственность, какие, по слухам, проектируются правительством. Одним из важнейших средств противодействия распространению разрушительных идей, и в школе и в народной массе, издавна считалось у нас, говорит почтенный журнал, усиление влияния духовенства на школы всех степеней и усугубление деятельности сельского духовенства по духовному просвещению народа. И в настоящее время это убеждение составляет «одно из общих мест ходячего консерватизма». По мнению автора статьи, в интересах самой церкви не только не следует усиливать какими-либо мероприятиями правительственными способов религиозного воздействия духовенства на учащуюся – университетскую и школьную – молодежь, но и следует ослабить до некоторой степени это воздействие, сокративши курс закона Божия в средних учебных заведениях. Не так давно для противодействия вредным началам в среде академического юношества студентам всех разрядов читалось богословие догматическое и нравственное, читались психология и логика – священниками. Далее этого искусственные средства к умственному обузданию путем воспитания уже не могут идти». «В основе богословия, и религиозного знания вообще лежит религиозное чувство. Богословие не создает религиозного чувства, напротив само утверждается на нем. А воспитание религиозного чувства – дело семьи, а не богословского преподавания.

Мы со своей стороны совершенно согласны с тем, что нельзя создать какой бы то ни было живой силы, тем более – религиозного верования, искусственными средствами, будет ли то революционный террор, в роде известного французского, свист ли и грубая сила печатного слова «разбойников пера, мошенников печати и прелюбодеев мысли», пошлые ли угрозы подспудной крамолы и беглых революционеров, репрессивные ли мероприятия или наконец гнусные инсинуации тупоумных Менцелей. Нельзя не согласиться также с тем, что в основе религиозного знания лежит религиозное чувство и что первоначальной и главной охранительницей религиозного чувства есть и должна быть семья, которую поэтому больше, чем что-либо другое, следует оберегать в настоящее время. Но «Вестнику Европы», конечно, хорошо известно, что во всем образованном мире религиозное обучение, высшее-академическое и элементарное-гимназическое, регламентировано, как учебный предмет, по меньшей мере равноправный со всеми другими предметами школьного классного преподавания. Не только признавая религиозное чувство основой нравственной жизни человека, но будучи убеждены в полной научной состоятельности для всякого серьезного и непредубежденного человека религиозного мировоззрения или богословской науки, мы думаем, что богословие правильно поставленное и представляемое лицами, убежденными и компетентными, может иметь полную цену для всех неодносторонне-настроенных «учеников, стоящих на уровне университетского преподавания». «Было время, говорит автор статьи, когда для противодействия вредным началам в университетах, студентам всех разрядов читалось в течение всех курсов богословие – догматическое и нравственное; а между тем, эти средства оказались положительно бесполезными». Нам кажется, это могло происходить от других причин, помимо несостоятельности самого богословского преподавания, подобно тому, как «оказывались бесполезными» лекции и многих других почтенных преподавателей, аудитории которых оставались пустыми, несмотря на полную их компетентность в своей сфере и на всеми признаваемое научное значение их предметов. По дурному представительству известного дела, нам кажется, никак нельзя заключать о несостоятельности самого дела. Ведь были же и такие примеры, что самая обширная аудитория университета не могла вместить всех студентов, желавших слушать лекции по богословию.

«Совокупность вероисповедного преподавания, говорит еще автор, представляет у нас курс весьма сложный и трудный. Если взять один пространный катехизис Филарета, с многочисленными его текстами, из которых иные занимают значительную часть страницы, которые должны быть изучиваемы наизусть буквально, без малейшего изменения, то уже один этот предмет оказывается непосильным для ученика, обремененного множеством других предметов». Мы не претендуем на специальное знакомство с порядками преподавания закона Божия в светских учебных заведениях; но, сколько нам известно, катехизис Филарета давно уже перестал быть у нас обязательным руководством по закону Божию: так, по крайней мере, следует заключать из того, что учебники по тому же предмету, с изменением заглавия, давно уже издаются оо. законоучителями; таковы уроки по закону Божию протоиерея Иоакима Романова, о. Дмитрия Соколова, о. Свирелина и др. Да и в тех случаях, когда катехизис Филарета остается классным руководством, нигде кажется не обходится дело без выпусков и сокращений, без перевода малопонятных славянских текстов на русский язык. Даже в духовных училищах, во времена давно прошедшие, во времена старой бурсы, не только тексты из творений св. отцов (каковы, например, известные слова св. Кирилла Иерусалимского: «верою водятся мореплаватели, когда, вверив судьбу свою малому древу, непостоянное стремление волн предпочитают твердейшей стихии – земле» и пр.), но и весьма многие тексты Свящ. Писания оставлялись без заучивания наизусть. И это вполне понятно: руководство существует не для того, чтобы все, что в нем есть, до последней строки, заучивалось наизусть. Вообще мы не можем представить себе что-нибудь более странное, чем эти жалобы на обременительность для учеников преподавания закона Божия в наших школах в то время, когда, сколько нам известно, все родители, серьезно озабоченные религиозным обучением своих детей, чаще жалуются на непомерное послабление со стороны оо. законоучителей, – на то, что в большинстве случаев закон Божий считается детьми за самый легкий из учебных предметов. Timeo Danaos et dona ferentes. Это классическое изречение припомнилось нам при чтении тех мест «обозрения» где автор объясняется в своей нежной заботливости о благе духовенства. Он горько сетует на то, что до сих пор государство для целей благоустройства в сфере народного быта призывает к содействию духовенство, и желает русскому духовенству – чего бы вы думали?... приобресть значение папства! Дальше этого обожание Запада едва ли может идти даже со стороны «Вестника Европы». Католицизм, видите ли, вступал в союз с государством не иначе, как под условием своего преобладания над ним, подчинения его себе, а не себя ему. Вследствие этого католическая церковь всегда оставалась независимой от государства, даже будучи в союзе с ним, и имела действительное влияние на общество. У нас же «призывается для административных целей сила, которая никогда не была силой, потому что положение церкви в государстве – совершенно подчиненное». «Когда церкви предоставлена была бы независимость от государства, когда в ней возникла бы деятельная жизнь и самостоятельная сила, она могла бы исполнять свою священную миссию путем нравственного влияния на юношество, образованное общество и массу народа, с гораздо более верным успехом, чем тот, какой могут обусловливать для нее искусственные светские меры к употреблению ее влияния с целями благоустройства». В этих словах, что касается преимуществ нравственного влияния, есть, конечно, своя доля правды. Но во-первых, что может препятствовать духовному лицу иметь нравственное влияние на паству, когда оно, кроме своего духовного авторитета имеет еще авторитет деятеля уполномоченного и солидарного с властью гражданской? Благодаря Бога, наш народ не так настроен, чтобы один вид лица, солидарного с правительством, компрометировал это лицо в глазах народа. Во-вторых разве на излюбленном «Вестником Европы» Западе есть где-нибудь духовенство, – за исключением, конечно, «пастырей» мелких сект, не признаваемых правительствами, – которое не пользовалось бы покровительством и содействием государственных законов и государственной власти? И с чего автор взял это парализующее деятельность духовенства влияние на него государственной власти? Если бы еще он говорил о невнимании у нас к скудости материальных средств духовенства, это заступничество за одного из главных деятелей народной культуры – таково у нас духовенство – со стороны «Вестника Европы» было бы понятно для нас, в виду того, что на Западе духовенство, даже при анти-государственном характере его деятельности, в материальном отношении поставлено, не без содействия правительств, в гораздо лучшие условия, чем у нас. Не говорим уже о том, что солидарность церкви с государством сложилась у нас исторически, что она гармонирует с общим строем русской жизни, что обособление церкви от государства, рекомендуемое ее непризванными доброжелателями, ничем решительно не вызывается, как только досужей прихотью людей, рабствующих культуре Запада и не желающих ничего знать о прирожденном характере русского народа и основных условиях русской жизни. Timeo Danaos et dona ferentes.