VI. Свобода совести в истории Византизма. Философия вопроса „Свободы совести“

Ближайшее отношение к вопросу о «свободе совести» имеют статьи: «Свобода, Вера и Любовь» и статья о «Христианском Востоке и Западе».

Будучи вызван утверждением Владимира Соловьева, что между христианским Востоком и христианским Западом нет различия в вопросе о свободе совести, что и там, и здесь существовала инквизиция, Аксаков выставил ряд тезисов, которыми основательно доказал, что Восточная Византийская Церковь «не знала и не знает инквизиции, хотя и бывала по временам свидетельницей буйной религиозной мании государства; тогда как на Западе Церковь теоретически признала инквизицию за благо, долгое время обагряла себя кровью, назначив государство своим палачом»²². Православная восточная Церковь знает в борьбе с ересями только три орудия, исключительно духовные: личное, любовное убеждение еретика, соборное увещание его и отлучение его с молитвою о прекращении ереси и вразумлении еретиков²³. «Никто не может указать ни соборно-церковного, ни коллегиально-ерархического одобрения казни при преследовании еретиков, тогда как на Римско-католическом Западе необходимость их утверждена соборами поместными, скреплена папами и Латеранским собором, установившим принципиально инквизицию»²⁴.

Делая такой исторический обзор истории и психологии главнейших христианских исповеданий, Аксаков тем самым устанавливает практические выводы, необходимые для понимания сущности религиозного процесса: а) важность психологического момента при выработке религиозного миросозерцания – уверенности, в чистоте и доброкачественности того материала, который положен в основу известной исторической общины ²⁵; б) необходимость при раскрытии миросозерцания обращаться не только к букве Евангелия, но к духу и жизни его истолкователей; в) необходимость существа традиции и преемства или, что то, же предания при устройстве церковной общины. Применяя эти принципы к существующим историческим христианским исповеданиям Аксаков вполне ясно доказал, что византизм и Византийская Церковь наиболее безупречна в этом отношении. Она 1) связана не с мучителями и преследователями, а с мучениками (культ мученичества); 2) она не запрещала, как в католичестве, читать Евангелие всей массе верующих, в то же время не ограничивалась только мертвым текстом Евангелия (как в лютеранстве), но принимает во внимание и прошлую жизнь христианской общины со всей богословской литературой, со всем сонмом святых людей и со всей церковной организацией.

Правда, Восточная Церковь находилась часто в порабощении и подчинении светской власти, но это состояние временного пленения Восточной Церкви Аксаков предпочитает бдительному бодрствованию Западной, которая в национальной борьбе с государством, ради успехов борьбы, сама воплотилась в форму государственного организма и утратила исподволь основные начала церковности²⁶. Отсюда Аксаков и развивает, как увидим впоследствии «теорию независимости церкви от государства в делах религиозных и невмешательства государства в религиозную жизнь своих подданных – во имя формального принципа свободы совести».

Если богословские и истоические доводы «свободы совести» – содержатся в помянутой статье, то философские доводы – вплетаются в содержание статьи «Свобода, Вера и Любовь».

Это сочинение «Свобода, любовь, вера», посвященное доказательству положения, что свобода совести есть единственное орудие для достижения духовного единения церкви, так же, как «О свободе покоятся на одинаковых принципах. А именно – свобода совести», вытекает из существа: 1) самой веры и 2) из существа человека. «Вера», по анализу Аксакова, «не есть моя вера, но вера мне данная, во мне производимая; содержание веры не мною дается, не мною вырабатывается, не мною проверяется. Веруя, я скорее отрекаюсь от себя, подчиняя себя и стремясь подчинить себя данному или вероятному содержанию, которое мы можем воспринять с большею или меньшею ясностью и отчетливостью, к которому мы можем оказываться более или менее восприимчивыми»²⁷.

Из этих слов видно, что аргумент Аксакова носит собственно юридический характер: вера не есть благоприобретенная, а унаследованная собственность известного лица, а потому за обладание или обнаружение известных религиозных формул и убеждений – известное лицо не должно встречать порицания или осуждения. И перед церковью и перед государством каждый индивидуум, по оригинальному взгляду Аксакова, есть лицо, таким образом, не вменяемое.

Другая половина аргумента Аксакова зиждется на учении о свободе, как существенном атрибуте человека. Этот пункт миросозерцания Аксакова хорошо иллюстрируется следующими выдержками из его сочинения «О свободе совести». – «Свобода убеждения, свобода веры составляет неотъемлемую собственность человека. Оставляя свободную веру свою, человек оставляет всякую веру, ибо переставая быть свободным, он перестает даже быть человеком: – что такое человек, который не может думать так, как он думает, не может, чувствовать так, как он чувствует, не может веровать так, как он верует... Такой человек обращен в животное, ибо ему недостает той способности, которая творит человека, не достает свободы действовать и определять себя по законам, лежащим внутри его самого»²⁸.

В сочинении «Свобода, Вера и Любовь» Н. П. Аксаков, проанализировавши и различивши «свободность и свободу» при чем свободностью решается назвать «отсутствие определяющих извне воздействий, а свободою свойство и назначение самодеятельного и самоопределяющегося субъекта», спрашиваем, что же именно человек может и должен привнести в свободность и Отвечают – «да, именно свободу, как самодеятельность и самоопределение»²⁹.

Свобода состоит из двух элементов – из физического (энергии) и психологического (направления, цели энергической деятельности). К этому надо присоединить и свободность, как отсутствие внешних препятствий для проявления энергии… Свободность составляет, таким образом, «habeas corpus» «для проявления и осуществления свободы»³⁰. Из этого положения в приименении к религиозной сфере Аксаков требует отсутствия принудительности и препятствий для выражения религиозных убеждений.

Такова вторая половина аргументации Аксаковым свободы совести. Она, как видели, характеризуется апелляцией ad hominem, к достоинству человека. Следовательно, она есть тоже нечто внешнее, стороннее для самой веры и для совести.

Возникает вопрос: убеждения могут быть истинными и неистинными, полезными и вредными, неужели же всякое убеждение имеет право на обнаружение, неужели всякая вера имеет право внешнего оказательства, неужели безразлична для истины эта религиозная путаница?

В чем мыслитель видит гарантии того, что истина не затемнится?

Ответом на это служит знаменательная тирада из сочинения «О свободе совести»: – «Свобода слова, как свобода внешнего выражения веры, внешнего выражения духовного мира совести, еще не должна быть непременно стихиею разлада и сепаратизма, ибо во внутренней природе человека вовсе не таятся источники разъединения, не укрываются какие бы то ни было сепаративные начала, которые так старались разыскать в ней к стыду истории и к стыду человечества. Напротив, в духовной, внутренней природе человеческой хранится почти непреодолимое влечение к другим человеческим единицам, хранится таинственная сила любви и общения, которая, исходя из души каждого человека, вечно старается «всех рассеянных чад собрать воедино», вечно работает над воссозданием в рассеянных чадах общего сознания и общей воли, единой души и единого тела. Не инстинкты сепаратизма и розни выразились бы в человечестве, если бы оно предоставлено было на произвол свободной совести всех ее индивидуумов, но любовь и мир, и влечение друг к другу, и стремление к осуществлению таинственного, свободного единства» ³¹. – «Христос заповедует не что-либо новое или превышающее нашу природу, но то, что искони вложил уже в нашу совесть»³².

В позднейшем своем сочинении, особенно богатом принципиально-идейными мыслями, т. е. наиболее философском («Православное христианство и мир») Аксаков пишет: «Какие неистощимые и непочатые клады хранятся во внутреннем человеке в душе того, кто хочет восполняться и обогащаться издалека, позабывая, что в нем самом обретаются залежи, рудники и копи, которые во что бы то ни стало необходимо упорно и неотложно широко разрабатывать на благо себе и всему миру»... « Целый мир еще лежит внутри нас, целый мир еще не опознан нами, не использован, не выражен и не воплощен во всю»³³.

Гарантией того, что добро и истина не заглушатся разнородностью голосов, является природное достоинство и самоценность человека³⁴. Доверие к человеческой природе, таков смысл последних вышеприведенных слов Н. П. Аксакова. Богословие его покоится на антропологии, на естественных задатках человеческой природы. В этом пункте откроется широкое поле для сближения Аксакова с целою плеядою мыслителей, которые вышли не из славянофильских кругов и свои воззрения развили на почве не исторического церковного учения, а на началах философских, проповедовали и проповедывают «естественную мораль».