VII. Политические взгляды Аксакова и славянофильство

Исторической предпосылкой и фактическим основанием, почему Аксаков не только провозгласил принцип доверия к человеческой природе в 1871 г. (время появления статьи о «Свободе Совести»), но и повторил его в 1907 г. (время опублик. статьи «Православное христианство и мир»), вероятно послужило прошлое русского народа и русской истории, вообще исполненное большой доброты, благородства, духа общественности, свободы и сословной равноправности (по крайне и в допетровскую эпоху) – по сравнению с народами Западно-Европейскими. Разбору сего посвящены капитальных статьи его: – «Критика основных начал и выводов славянофильства» и «О народности вообще и о русской народности по преимуществу». Эти статьи важны для выяснения политико-общественных взглядов Аксакова, которые, несомненно, носят так называемый «славянофильский» облик. Однако, и по личному признанию Аксакова, и по анализу его статей, политическое миросозерцание Аксакова не представляет тожества и механического воспроизведения первых славянофилов. Свое политическое миросозерцание и политико-литературную деятельность Н. П. Аксаков, отдавая должное личности И. С. Аксакова, начал с критики основ славянофильства, указавши на некоторые существенные ошибки, недомолвки и незаконченность славянофильского учения. Так, по мнению Н. П. Аксакова ошибочно было убеждение славянофилов, будто демократический строй З. Европы составляет продукт непосредственного народного творчества. На самом деле народность З. Европы в даже XIX в. играла ничтожную роль. Причина принижения «народности» в исторических государствах З. Европы лежит в усвоении абстрактных принципов (заветов Римского образования), устранявших «народность» от управления и создавших искусственно-формальные начала.

Отрицание народности в З. Европейском быту сказалось не только в образовании типа бюрократического, механического государства, но и в обезличивании всех произведений народного творчества, в искусстве и литературе, запечатленных печатью безжизненности³⁵. Только в Англии, не принявшей принципов Рима, сохранились основные формы государственного устройства, составляющие «естественные последствия самой нравственной природы всякого народа», какими являются суд присяжных, областное представительство, областная самостоятельность³⁶.

Ни в средние века, ни в переходную эпоху народ, «масса», в Зап. Евр. не играли политической государственной роли, тогда как в России в строительный, органический период (до Петра Великого) – народ играл большую роль. – «Поэтому Россия, возвращаясь на путь народоправления, должна перешагнуть только два столетия, а Западной Европе нужно коснуться доисторической эпохи»³⁷.

Второе, более существенное заблуждение славянофилов – «о гегемонии и исключительной миссии» каждого народа, а в частности русского народа. Это учение явилось прямым отголоском и ответом на учение западных философов и мыслителей, особенно Гегеля, о исключительной миссии германского народа. – Учение славянофилов оказалось несостоятельным, как и их западных отцов, потому несостоятельно, что «сама по себе теория национального аристократизма и теория смены народностей на историческом поприще не имела для научных законов ни эмпирического, ни философского основания».³⁸

Третья ошибка касается «учения о государстве». Теорию государства славянофилы построили отрицательным путем – путем отрицания а) бюрократически – полицейского государства, сложившегося в З. Европе до начала XIX века и б) философского Канта и Гегеля, по которому государство «есть осуществленная нравственная идее, поглощающая собою жизнь и личность гражданина. Отрицание такого теоретического представления о государстве побудило славянофилов провозгласить дуализм в учении о государстве.

В виду того, что полицейское государство покрывало народ и силилось подчинить его деятельность, все его функции жизни и существования, руководствуясь одним только полновластием рассудка, славянофилы говорят: «Нет, жизнь не исчерпывается и не может исчерпываться одною только деятельностью государства; во всех не тожественных делах с функциями государства она должна быть безусловно свободной. Земля не тожественна с государством. В виду того, что философская наука говорит о государстве, как об отвлеченном начале, не принимая во внимание этнологических особенностей местности, славянофилы говорят, – «нет, народ и в государственном отношении остается народом, а не массою, не перестает обращаться к государству со своими требованиями и запросами. – В теоретической жизни народ идет рука об руку с государством» ³⁹.

Устанавливая два момента и формы осуществления государственных идей, славянофилы земскую деятельность считали совершеннее, достойнее идеи человека, чем государственную и поэтому, в конце концов, проповедовали политический абсенеизм, политическое равнодушие. «У человека два предания, два пути: путь внутренней и путь внешней правды.» Внутренняя правда заключается в земской деятельности, внешняя – в государственной. Государственная же деятельность часто порабощает внутреннюю правду».

Ошибочность славянофилов, приведшая их к дуализму – земли и государства – освещается Аксаковым под углом зрения философского и исторического. Хотя функции, народа и государства не суть тожественны и последнее относится к первому, как часть к целому, но без государства не обойтись при несовершенстве человеческой природы. Вся сила в том, как относиться к государству, как к средству, или как к цели. Ошибка славянофилов в том, что вследствие того, что государству приходится принуждать и иметь дело с внешней правдой, делается вывод о государстве, как преследующем только внешнюю правду и никаких других функций не имеющем. «Но на самом деле государство основывается все-таки на стремлении к правде, а не на внешних законах, хотя часто приходится довольствоваться внешней правдой и внешним законом» ⁴⁰. Вообще Н. П. Аксаков за этот период своей литературной деятельности принимает государство, как государственную функцию, под свою защиту.

С исторической точки зрения, по мнению Аксакова, учение славянофилов содержит неверную мысль, будто русский народ, – «масса», чуждался политической роли, отрицал в принципе эту работу, как работу, преследующую внешнюю правду, а сосредоточивал весь интерес на правде внутренней, и что поэтому в прошлом был дуализм «земли и государства» (и, значит, по мнению славянофилов, должен быть и в настоящем), так что народу принадлежала и принадлежит «земская деятельность», а правительству – «государственная». Нет, по мнению Аксакова, народ русский, как с самого начала отличался богатым политическим смыслом, так и впредь признавал свою политическую роль, – он два раза создавал государство (в 862 г. и в XVI в., после смутной эпохи), он заключил договор с первыми князьями, и князь в древности был «самовластен» только в тех случаях, когда дело не касалось «земщины»⁴¹. Политическая роль народа в древности выражалась в «вечах», позднее – в «земских соборах». Из отдельных актов, в которых проявилась политическая роль русского народа, признававшаяся московскими царями, было «Уложение царя Алексея Михайловича» и присоединение Малороссии. Таким образом, за народом и за землею Аксаков признает не только право мнения, но и право власти. По его мнению, «община есть не только форма землевладения, но и мир, как самостоятельная единица».

Четвертая ошибка славянофилов – осуждение принципа решения политических дел большинством голосов. Хотя, конечно, желательно и лучше бы было встретить согласное решение, но фактически такого случая не бывает; фактически, даже в случаях единодушного решения брала сила и фактически решало все-таки большинство ⁴².

Пятая ошибка славянофилов – преклонение пред Москвой и московскими идеалами. По мнению Аксакова, не все священное соединено с именем Москвы и московским периодом. Скорее наоборот – как начало города Москвы было залито кровью (Москва была построена для принижения земского дела), так и впоследствии в идеалах собирателей московского государства самодержащих Иоаннов, много было таких черт, которые противоречат идее самоуправления, и были направлены на подавление и голоса земли (народа). В Москве были те же «византийские немцы», подобные немцам петербургского периода, которые предлагали московским царям последовать примеру «гишпанского короля» Фердинанда, чистившего свою землю, т, е. ввести инквизицию. В Москве были проявления петербургского бюрократизма («Московская волокита», еще в свое время вызывавшая осуждение). Наконец, и спасение Москвы в смутное время произошло не силами Москвы, а вышло из недр окраин, в которых жив был еще земский элемент⁴³.