VIII. Заслуги славянофильства

Указывая ошибки и непоследовательность учения первых славянофилов, Н. П. Аксаков в то же время защищал их от возводимых на них несправедливых обвинений и укоризн. Говорят, что славянофилы осуждали западное просвещение. «Не Запад, а идеи Запада они осуждали. Они осуждали проявление личности и народности, свойственное Западной Европе. Кроме того, западная жизнь развенчивалась своими же западными поэтами (например, Байроном). В Петре славянофилы осуждали неверие в свободу и самостоятельный прогресс, неверие в возможность и силу свободного «преуспеяния» без внешних сил и принуждения, осуждали его абсолютизм, признавший, что для России все может быть сделано внешним насильственным путем, путем порабощения ее самостоятельной силы. В Петре славянофильство осуждало идею полицейского государства, хотя бы и западноевропейского происхождения.

Смысл же славянофилов о возврате назад был только тот, что временный возврат к старине, к былому, к допущению народа к политическому строительству, проложит путь вперед – к новой жизни. Заслуги славянофилов, по теории Аксакова, 1) провозглашение национального принципа в жизни и в деле, 2) собрание материалов для выяснения русских идеалов, З) признание за государством только одной из функций жизни, а не полноты жизни, 4) расширение прошлой исторической роли народа и роли государства.

Особенно яркая черта славянофильского учения, которую Аксаков, всецело удерживает в своем политическом «credo», это осуждение бюрократизма, полицейского строя государственной жизни, которым убивается „нравственная свобода народа⁴⁴. «Великая опасность народу и государству, если народу остается только косвенная охранительная роль»⁴⁵, напротив – открытый доступ народности к строению государства представляет гарантию для благополучного решения вопроса⁴⁶. Поэтому Аксаков защищал и защищает народоправие, приведя к сему и историческую параллель. – В Англии, где управление издавна было децентрализовано, история не представляет резких колебаний и испытаний, она была консервативнее, чем во Франции, где управление было построено на началах полной централизации⁴⁷. Строй на началах самоуправления и самодеятельности Аксаковым именуется «органическим государственным» в отличие от механического⁴⁸. Механическое государство осуществляет все общественные полномочия чрез свои учреждения и должностные лица, которые должны быть последним колесом государственной машины, важнейшие дела оно предоставляет центральным лицам.

Органическое государство требует предоставление государству только дел, нуждающихся в единстве руководства, все же остальное предоставляет меньшим округам. Оно ценит политическую школу, которая в общине образует гражданина для государства и воспитывает через любовь и преданность интересам ближайшего округа, истинный патриотизм и консерватизм⁴⁹.

Органическое государство предполагает, что мнение земли своею жизненною практичностью, своею сосредоточенностью на местных интересах будет парализовать теоретичность правящих классов⁵⁰.

В статьях о «древнем русском самоуправлении», написанных по поводу проекта о земских начальниках, Аксаков горячо и самоотверженно защищает идею земского самоуправления и всесословной административной единицы, доказывая, вместе с тем, что историческая цепь «русского предания, т. е. народного самоуправления, никогда не прерывалась в России всецело. Так «Земское положение 1863 г. Аксаков преемственно возводит к XVI в., к земскому областному правлению царя Иоанна IV, при чем посредствующими звеньями этой цепи в нисходящей являются: 1) Земское положение 1863 г. («Уездная земская управа»); 2) Устав о земских повинностях 1851 г. («Нижний земский суд»); З) Губернская реформа Екатерины II; 4) Екатерининская комиссия с представителями от всех сословий, 5) Петровские земские комиссии и земские ландраты; 6) Земское областное управление Иоанна IV, явившееся вследствие жалоб населения на притеснения царских тиунов и воевод, нарушения ими уставных грамот, этой первой попытки гарантировать земство и земскую избу от притеснений правящих лиц. Вообще земское самоуправление, по мнению Аксакова, существовало в России с самых исконных времен, хотя государству исподволь только приходилось с ним считаться. Была земля, учреждена земская власть, но не было земского права»⁵¹.

Последняя фраза о необходимости регламентировать земское право характерна потому, что она устанавливает ту же заслугу Аксакова по отношению гражданской стороны мелкой земской единицы, какою является мнение и фразеология в миросозерцании А. А. Папкова о необходимости регламентировать церковное приходское право... Сами по себе приведенные выше экскурсии Аксакова в область «старины глубокой» и народной психологии и найденные здесь свидетельства политической самодеятельности русского народа по стольку имеют сравнительное достоинство действительного аргумента в пользу ценности человеческой природы и постольку ценны в устах Аксакова, поскольку он сравнивается со всяким другим писателем, находящимся в одинаковой с ним плоскости. Аксаков проверяет действовавшие в массе принципы, в общих очертаниях, а не в личностях; он оценивает сумму религиозно-нравствен. жизни, а не слагаемые. Действительная судьба же личности исчезает и из кругозора, как исчезла из кругозора специалиста-историка и социолога.

Из предшествующего очерка политических воззрений Н. П. Аксакова видно, что поскольку они отличаются с одной стороны от «полицейски-бюрократического идеала» широтою самоуправления, а с другой стороны от славянофильского – предоставлением народу не только мнения, но и власти, и притом не хаотически выраженного, но правильно оформленного через голосование, постольку мнение Аксакова приближется к сильному, в эпоху составления им политических статей (80-е годы), народничеству. Такое родство с народничеством и в то же время отличие от него отмечено самим Аксаковым «Для нас и для народников, писал он, народ составляет цель всех усилий и труда; и для нас, и для народников подлежащая осуществлению задача отчасти поставлена, отчасти ставится и будет ставиться еще самим народом; и для нас и для народников задача эта может быть разрешаема и осуществляема только самим народом. В чем же различие? По моему мнению, различие заключается только в некотором различии воззрений наших на самый народ, а потому и в различии воззрений на его идеал. Для нас народ есть, прежде всего, субъект исторического предания, и в виду этого, прежде всего – крестьянство, как живой еще носитель этого предания не утративший его во время периода безнародности, охватившей другие сословия. Все, что в историческом предании не носить следов заимствования или, точнее, насильственной прививки, которую надо было притом еще искусственно поддерживать, все созданное, свободно усвоенное или предначертанное народом, составляет идеал народный и устой народной жизни». Аксаков берет или, по крайней мере, старается брать, идеал народной жизни целиком, не дерзая производить в нем каких бы то ни было урезок. Для народников народ представляется или простою статистическою численностью, и как таковою, находящеюся в привилегированном положении, либо численностью, одна часть предания которой – общинно-экономическая, имеет право на обязательное признание, а другая может или и должна быть пренебрегаемой и отбрасываемой. Для народничества народ представляется объектом наблюдения и изучения только в его настоящем. Оттого-то народничество, сосредоточиваясь на идеалах народа общинно-экономических, оставляет совершенно в стороне намеченные народом в истории идеалы государственные и совершенно чуждается церковных его идеалов. А между тем о церкви, по крайней мере, народ в истории радел уж никак не меньше, чем об общине. «Вообще, говорит Аксаков, православие течет широким руслом в истории русского народа и не признавать его можно только по слепому капризу» «Народники признают только часть народного идеала, а не весь идеал во всей его полноте» ⁵².

В этом месте Аксаков затрагивает ту проблему, которой суждено было обостриться в последующее десятилетие и, особенно, в наши дни – о беспочвенности русской интеллигенции, особенно об исключении религиозного элемента из ее миросозерцания.