VII. Древние шитые ризы и облачения афонских обителей. Завесы царских врат. Воздухи. Происхождение плащаницы. Исторический подбор плащаниц в монастырях и церквах Македонии, Афона, Буковины и России

Приступая к обозрению и оценке замечательного и в бытовом и в художественном отношениях отдела древних церковных облачений и вышивок, скажем кратко, что это, прежде всего и по преимуществу, отдел неизвестный. Насколько именно эта часть ризниц мало доступна на Афоне, можно судить по примеру Ивера, в котором нам так и не удалось видеть собственной ризницы. Некоторые причины этого понятны: на Афоне ризы являются столь чисто служебным делом, что монашеству вообще, ризничему в частности, неприятно показывать иной склад старых и ветхих облачений, и удается это только после многих просьб и заверений. Обители гордятся своими облачениями и на праздник свой устраивают такие же выставки, как бывало некогда в Византии и как доселе еще делается в Италии в церквях. Но по тому же самому обители не желают, чтобы паломники видели и обратную сторону. С другой стороны, шитые ризы и церковные покровы встречаются, главным образом, поблизости дворов, и Афон приобретал драгоценные предметы только в виде присылок от царей и патрициев, со времени же падения Византии – древней Руси и Молдавии. Все это, однако, не могло залеживаться, и потому немыслимо ожидать там обильных древностей этого рода. Бесконечные и притом ночные афонские службы способствуют быстрому износу облачений, а монашество никогда не ценило старины, хотя бы художественной, отчасти потому, что старина не составляет для него дорогой редкости и окружает его отовсюду, а привычка обставлять службу всякою пышностью находит себе поддержку в соперничестве. Шитые облачения пропадали, между прочим, от своей собственной мишуры, а различные восточные ткани, нами столь ценимые по их большой редкости, исчезали потому, что они на востоке этой редкости не составляли. Таким образом, когда на католическом западе почти каждый епископский город сохранял и древние облачения, нередко добытые с великими трудами, привезенные крестоносцами и еще в те времена завещанные на вечное хранение обители или собору, а в мелкие, но редкие и ценные куски восточных тканей завертывали привезенные с востока же мощи или иную святыню, здесь, на Афоне, условия были обратными. Вот почему можно сомневаться в существовании на Афоне особо редких по древности риз и тканей, восходящих ко временам св. Афанасия, и ограничить, за немногими исключениями, запас, ныне имеющийся, только позднейшею эпохою, начиная с ХV века.

Образцовым запасом такого рода может служить Лаврская ризница, известная по слухам и всему Афону своим богатством. Хотя эта ризница помещается в одной комнате или вернее отделении того сарайчика, в котором продолжает истлевать и библиотека, однако, наш самый поверхностный осмотр ее занял более четырех часов, причем присутствовали три выборные старца, и ничего нельзя было ни записывать, ни отметить, а уже после пришлось записать себе кое-что на память. Эта ризница есть богатейший склад дорогих тканей и парчей за три последних века. Мы видели более дюжины вышитых орарей, с прекрасно исполненными фигурами и погрудными изображениями в кругах с Господскими праздниками, от ХVI и XVII веков. Еще больше и не менее трех дюжин было там шитых епитрахилей, с обычными полнофигурными изображениями, нередко вызывавшими у зрителей изъявления восторга. Там было много великолепных саккосов из лучших брокатов и парчей европейских фабрик. Пышные митры с драгоценными камнями и еще более дорогими эмалями и финифтями по золоту. На одной митре эмали французской работы, другая митра, очевидно, из России. Мы рассматривали, с некоторым утомлением, полсотни воздухов, которые надо было, однако все пересмотреть, так как иначе нельзя было бы добраться до того, что лежало ниже их. Но по этим воздухам можно было бы написать историю шелковых тканей за три последних века. Но было также много кусков, относящихся еще к XIV и XV столетиям, переделанным на воздухи из более крупных покровов. Между ними есть и лучшие сорта венецианских и генуэзских бархатов, и дамасских шелков, и кусков древнего пурпура еще коричневого цвета. Более десятка палиц с вышитыми изображениями Спасителя, Успения и пр. Одна за другою являлись плащаницы, кажется, поновее прочих, но многие еще с историческим изображением «Положения во гроб». Там были, наконец, редкостные во всех отношениях Катапетасмы или завесы для царских дверей, и шитые, и просто из парчовых материй, и шелковые, нередко китайских шелков. Все это, должно заметить, было превосходной сохранности, или освежено и поновлено чисткою, и, видимо, все рухлое и обветшалое удалено из этого отборного склада. Но где спрятана эта выделенная рухлядь, нам сказать не пожелали. Тут же хранились до 15 резных афонских крестов, русское Евангелие Екатерининского времени и т. под., потиры, дискосы, кресты напрестольные со сканью и финифтью, частью уже известные в фотографических снимках экспедиции П. И. Севастьянова. Здесь же мы увидели пресловутую великую драгоценность Лавры Афанасия – мнимый саккос императора Никифора Фоки, по преданию, переделанный из военного плаща – мантии этого царя. На самом деле это обыкновенный саккос ХVI века, из золотой парчи, починенный посреди вставкою дорогого куска с великолепными вышитыми цветами, как нам помнится, французского рисунка. Эта прекрасная сама по себе вещь не имеет, однако, никакого исторического значения.

Вполне подобна этому саккосу и даже, по нашей догадке, составляет, быть может, одно с ним облачение, митра, будто бы бывший прежде венец того же императора в той же Лаврской ризнице, показываемая всем на праздник ее 15 июля. Митра современна саккосу или немного позже его сделана. Причина, почему лаврское монашество остановилось именно на ней, в своих желаниях, чисто греческого свойства, имеет реальный знак исторической дружбы императора с первым игумном Лавры, заключается в небольшой детали этой митры: по ее низу, также износившемуся, нашит металлический, очень грубый и сделанный из позолоченного серебра венчик. На венчике укреплена бляшка в виде орла, украшенная алмазами или бриллиантами. Венчик составлен из листьев, загнутых вдоль козыря, и рисунок их нам показался не имеющим ничего общего с древностью. Не можем поручиться за все подробности своего описания, но даже парча митры показалась нам плохою и позднею, как и вся эта легендарная история, прямою баснею, изобретенною в прошлом веке для паломников.

Очевидно, кроме Лавры Афанасия, богаты и ризницы Ватопеда, Ивера и многих обителей, но в силу указанных нами условий самого существования афонских ризниц, нельзя ожидать в ближайшем будущем даже раскрытия, не только издания их драгоценностей, столь ревниво оберегаемых обителями от постороннего взора. Между тем, нельзя отрицать высокого исторического интереса всех подобных собраний на греческом Востоке: простое сопоставление афонских облачений с сирийскими или коптскими пролило бы свет на глухую тьму, закрывающую от нас историю восточной церкви в ее бытовых источниках. Интерес здесь двоякий, ради самой восточной церкви, которой быта в древнейшем периоде мы не знаем, и ради вопроса об ее бытовых и обрядовых отношениях к церкви римской в период до ее отделения. Мы слышим, напр., как научное положение, установленное самим Дж. Б. де Росси, что римская церковь до VІ века не имела особых облачений или не различала одежды своих служителей от обыкновенной, всеми носимой, что в самой Константиновской церкви не было будто бы обрядовых облачений, и св. Сильвестр служил в одежде светского знатного лица. Этим, будто бы, объясняется возможность изображения на диптихах римского папы в инсигниях консула. Пусть это общее положение грешит излишним и преждевременным обобщением, так как и в римской археологии, по этому вопросу едва начаты (Вильпертом) научные исследования и поставлены первые вехи от античной древности к средневековому периоду, все же из этого положения естественно проистекает постановка соответственного вопроса и для древностей церкви греко-восточной. Правда, поступать по указаниям католико-протестантских словарей, т. е. принимать для древнехристианского периода только данные римской древности, как будто Востока в это время не было, или он ничем не отличался от Запада, ныне становится невозможным, хотя западные ученые жалуются на то, что Восток, который считается (у них) хранящим, по крайней мере, внешние формы примитивных традиций, не был «верным стражем оригинальных типов церковных облачений».¹³³ Правда, современная фелонь (позднегреч. φενόλιον) представляет спереди только короткую пелерину, тогда как древняя представляла собою колоколообразную одежду; amictus на Востоке, кроме, разве коптов, совершенно отсутствует; но стихарь = alba, по русским образцам, сопоставляется непосредственно с древнейшими памятниками запада, хотя и изменился соответственно в характере ткани и цвета; орарь (с IV века) приблизительно отвечает столе, поручи = έγχείριον = manipulum = sudarium, саккос = далматика.

Далее, пересматривая древние византийские описи,¹³⁴ до нас дошедшие в столь малом числе и еще в меньшем числе изданные, мы находим, что и в древности обиходный состав ризниц был ограничиваем следующими ризами, облачениями и церковными покровами: это были воздухи златотканые (άήρ χρυσοράντισσος) и покровы для потира и дискоса (ποτηροκαλύμματα), также украшенные шитьем (κεντητά); далее индитии для престола, наиболее драгоценные, иногда из царских тканей, пурпуровых, с вытканными зверями, грифами и орлами, нередко из цельного куска, в воспоминание ризы Христовой нешвенной с надписями и пр. и менее драгоценные, но из дорогих тканей индитии для жертвенника; пелены и платна βλαττία¹³⁵ или передники, употребляемые для подвешивания к святым иконам спереди, для покрывания налоев (βλατίον τῆς προσκυνήσεως) и снабженные, вероятно, в этом случае, шитыми и плетеными широкими коймами (ναρϑηκωτόν πλεκτόν), из шелку, с надписями, с шитьем и простые коймы καταβλαττίον) пурпурные для подвески и украшения снизу; подобные им полотенца, ручники, утиральники, длинные (λωρωτά) и узкие, шелковые, с украшениями; затем уже немногие ризы и облачения: епитрахили, шитые, фигурные, наручи или поручи – έπιμανίκια, набедренники и палицы έπιγονάτια, шитые, фигурные, омофоры и пр.

В описях не встречаем завес, плащаниц, стихарей и фелоней, первые две в ризницах не хранились, вторые редко украшались особо дорогим, фигурным шитьем.

В обители Хиландарской хранятся две великолепные катапетасмы или завесы сербская и русская, первая XIV века, вторая XVI столетия, обе одинаково достойны быть представителями этого, некогда значительного рода церковной утвари, но со времени введения сплошных иконостасов и высоких царских дверей, утратившего фигурные украшения и, вместе с ними, свое прежнее значение. Тем более можно пожалеть, что монастырские нужды и монашеское равнодушие допускают тление н разрушение драгоценных покровов в сырой, неотапливаемой и полной вековой пыли ризнице, более напоминающей сарай и ныне служащей также библиотекою. Уже и теперь каждое развертывание скрученных, за неимением места, в трубку, завес не обходится без разрушения истлевших частей, а скоро, быть может, и самая основа начнет распадаться. И так как сербская завеса, как то удостоверено еще памятью многих монахов, служила завесою на царских дверях собора, то мы и советовали вновь пристроить завесу к прежнему месту, в расчете, что она на царских дверях вернее сохранится.

Сербская завеса (табл. XXXIX) снабжена по сторонам Спасителя следующею надписью: «от снврьнныхъ устънь от мрьскаго срдца от нечистаго езыка от душе скврьнные прими мление о христе мои и не отрини мене рабу свою ни яростию твое влдко обличи мене вь час исхода моего ни гнѣвомь твоимь покажи мене вь день пришьствия твоего прежде бо суда твоего господи осуждена есмь сьвѣстию моею ни едина надежда нѣсть вь мнѣ спасения моего аще не благоутробие твое побѣдить множьства безаконии моихь тѣмже молю те незлобиве господи ни малое сие приношение отрини яже приношу святому храму прѣчистие твоее матере и надежде мое богородици хиландарскои. вѣру бо вьсприехь вьдовичю принесшую ти две нетѣ господи, сице азь сие принесохь недостойная раба твоа о владычице. ефимия монахіи: дьщи господина ми кесара воихне лежещаго здѣ нъкогда же деспотица... и приложи се сие катапетазмо храму прѣчистые богородице хиланадарские вь лѣто sцζ (6907) индиктион И. и кто.... отнети от храма прѣчистые богородице хиландарские да е отлучень единосущние и нераздѣлимие троице, и да му е супьрница прѣчиста богомати хиландарска въ день страшнаго испытания. аминь». Надпись была разобрана и издана ¹³⁶ и, согласно указаниям славистов, представляет любопытный памятник. Монахиня Евфимия была женою кесаря и деспота Углеши, правившего в области до Солуня и погибшего на Марице в 1371 году. Упомянутый в надписи Воихна был «намѣстой управител Драме и околныя земаля у Македонія» между 1369 и 1371 годами, имел титул кесаря – в данное время третий ранг после василевса (деспот, севастократор и кесарь).

Завеса исполнена по малиновому атласу, затканному флеронами, шита золотом, голубым и малиновым шелками, серебром, частью коричневым и черным шелком; волосы выполнены лиловым или пурпурным, сильно потлевшим и выпавшим шелком. Волосы Спасителя, поверх темно-лилового шелка, вышиты золотистым шелком, рядами, так же сделаны и волосы ангелов и святителей, только реже. Христос, как Великий архиерей, имеет золотой нимб, облачен в серебряный омофор с золотыми крестами, серебряный саккос с золотыми же крестами и голубым подбоем, серебряный стихарь и золотые наручи. Ангелы представлены в золотых оплечьях с камнями, на рукавах золотые налокотники с камнями, и в серебряных стихарях; складки выполнены то золотом, то красным и голубым шелками. Святители изображены в серебряных фелонях с серебряными же омофорами, епитрахили шиты золотом и шелками, красным и голубым.

Переходя к характеру изображения, замечаем, что завеса воспроизводит, видимо, древний образец, как видно по торжественному, крайне сухому и схематическому рисунку. Пропорции так невероятно удлинены, что, очевидно, исполнители имели за образчик прорись иконы, хотя большой, но все же более квадратной (местной) и не годившейся для продолговатой завесы. Но если исключить из поля зрения уродливость вытянутых фигур и принимать только в расчет типы и целое, то можно было бы назвать всю икону грандиозною завесою, напоминающею нам, чем могли быть исчезнувшие древние византийские оригиналы. Наиболее замечателен лик Спасителя, еще раз нам свидетельствующий, что современная археология не знает важнейших византийских ликов. В этом лике столь же характерны густые светло-русые волосы (ср. волосы у Спасителя на мозаиках Константинополя и Италии XII века), сколько очерк лица и едва опушающая щеки борода. Христос благословляет тройным, но не именословным сложением перстов, как Вседержитель, что в иконографическом смысле является смешением. Типы Василия Великого и Иоанна Златоуста сохранили канонические черты и отлично переданы. В руках у святителей свитки развернутые (что выполнено неудачно, так как руки вышли крошечными), и на них, в соответствии с литургическими идеями, в завесе выраженными, написано: у Златоуста: «никто же достоин от свезавшихъ со пльтскыми похотми и сластми приходити или приближатисе или служити»; у Василия: «владыко отче щедрот...» В заключение обратим внимание на любопытную орнаментику саккоса: шитье воспроизводит металлическую скань, напоминающую сканные украшения Мономаховой шапки, что имеет для нас свой особый большой интерес, по предполагаемым отношениям славяно-балканского народного искусства к этому памятнику.

Русская завеса Хиландара ¹³⁷ (табл. XL) замечательна многими пунктами сходства с сербскою, будучи, однако, на полтора века позже первой: сторона древнерусского искусства в XVI столетии весьма важная. Особое значение получает эта завеса, как вклад царицы Анастасии, первой супруги Грозного. Завеса сделана в 1556 году, уже в 1559 году Анастасия болела, а в 1560 г. скончалась. На завесе читается надпись крупною вязью: «Божіею милостію и пречистыя владычици нашея богородици помощію повелѣніемь благовѣрнаго и христолюбиваго царя государя и великаго князя ивана василіевича самодръжца великіа русиа володимерскаго московскаго. новоградцкаго. казанскаго. смоленскаго. югорскаго. пермьскаго. вятцкаго. болгарскаго и иных здѣлана катапетасма cia в преименитом градъ Москвъ в КВ-е лѣто государства его а в θ лѣто царства его в светъю гору в хиландар монастырь сербьскии при его благовѣрнои царице великои кнагини анастасии и при их синѣ благородном царевичѣ иванѣ ивановичѣ в лѣто 7064 месеца ноамбриа 20.» По В. В. Стасову, на основании летописи, сделана между декабрем 1554 и ноябрем 1556. Завеса шита по дымчатому брокату венецианских фабрик, затканному густо цветами, золотом, серебром, шелками: голубым, малиновым, красным и золотистым, последним сплошь все лики. Работа исполнена в царских мастерских, а знаменили, очевидно, первые иконописцы двора, так как и общее исполнение и все детали могут быть названы верхом совершенства. Начнем с общего.

Древнехристианские темы для завес, как напр., Христос, дающий закон Петру и Павлу, а равно и литургические, как в сербском памятнике, заменены здесь обычною темою – Деисусом, т. е. изображением Спасителя с Божьею Матерью и Предтечею, наиболее пригодным для иконостаса, как образ моления. Но этот образ видоизменен с явным ущербом точного смысла иконографического. Спаситель представлен здесь, как Великий Архиерей, и над ним имеется надпись: «Ты ієрей во вѣк по чину Мельхиседекову», и потому Христос представлен в саккосе, благословляющим именословно обеими руками. Однако священнослужение нового Мельхиседека совершается не у престола земной церкви и не на земле, а на небесах, так как под ногами Спасителя изображен серафим в облаке и предстоящие стоят также на облаках. Столь же непонятное значение в иконографическом смысле имеют два архангела: Михаил и Гавриил, слетающие ко Христу с небес, неся орудия страсти: крест, копие и трость с губою.

По кайме размещены в тридцати кругах погрудные изображения апостолов, пророков и святых, прекрасно выполненные. Посреди всех – Образ Великой Панагии (Знамения Б. М.) – Богородицы, молящейся с воздетыми руками и с Младенцем на лоне в кругу, а по сторонам фигуры: Давида и Соломона, Исайи (надпись: «видѣхь Господа сѣдяща на престолѣ») и Илии («ревнуя поревноахъ»), Захария («благословень еси Господи») и Даниил («азъ видѣхь дóндеже»). Апостолы Петр и Павел. Святители: Василий и по другую сторону Николай Ч., Петр, митрополит московский, и Савва сербский, митрополиты Алексей и Иона, Леонтий Ростовский и Иоанн Новгородский, князь Владимир и царь Константин, вм. Георгий и Димитрий, Борис и Глеб, преп. Иоанн Лествичник и Афанасий Афонский, Антоний и Феодосий Печерский, Симеон сербский (отец преп. Саввы) пред. Сергий Чудотворец, наконец, Св. царица Елена (по матери царя) и преп. Анастасия.

В этом отношении замечается и много сходства с плащаницею князя Владимира Андреевича: необыкновенная тщательность и мелкая отделка всех одежд, тканей и риз, корон, шапок и клобуков. Та же слащавость в общем благолепии ликов, мягкая округлость черт, преувеличенная экспрессия умиления и прочие недостатки древнерусской иконописи, истощавшейся в безжизненном повторении одного цикла идей и форм. Если в иконографическом отношении замечается здесь известный беспорядочный набор эмблем и символических подробностей, не уживающихся друг с другом, то и в орнаментации находим или повторение все тех же решеточек, шахматных полей, кружков, гаммоидальных и крещатых мантий. Князь Владимир имеет шубу, крытую дорогою камчатною тканью с плющевым рисунком, но даже эта деталь взята не из русского быта, а повторена по греческим рисункам, в которых воспроизводится уже реальная византийская ткань с плющами (χισσόφυλλα).

Завеса, показываемая в Ксиропотаме, исполненная в 1673 году, должна воспроизводить, как можно было бы думать, древний уничтоженный (?) оригинал замечательной византийской катапетасмы. Но на ней изображены императоры Андроник и Роман, с неграмотною надписью, которая назначена пояснять такое соединение, причем оба императора держат в руках модель обители, и вокруг них из двух кантаров подымаются разводы виноградной лозы, представляющей образ процветания обители и покрытой тюльпанами, колокольчиками и иными фантастическими цветами, не существующими в византийском орнаменте. Однако, весьма возможно, что эта завеса есть своего рода благочестивая монастырская подделка, во вкусе пышных завес и надгробных покровов молдовлахийских господарей, если даже не от них и происходит.

В Руссике в ризнице Воздух (рис. 91) шелковый, темно-фиолетовый, гладкий. Фигуры выполнены по основе красного, голубого, серо-зеленого, бледно-голубого шелка, золотом и серебром; поверх прошиты контуры соответствующими основе нитями. Лики сделаны светло-желтыми, зелеными шелками, волосы светло-коричневые, часть контуров черными. Нос с теневой стороны обведен красным шелком. Рисунок для шитья замечательно правильный, кроме волос. Молдовлахийской работы XV века.

На воздухе изображен обычный сюжет: Св. Евхаристия. Христос в золотой одежде перед престолом преподает правою рукою часть св. даров ап. Петру и в левой держит свиток. У Христа золотой нимб с серебряным крестом. Над головой надписание имени. Над Спасителем сень, а сверх ее полог, перекинутый на видные по сторонам здания. Справа от Христа стоит ангел в серебряном диаконском стихаре, в золотом ораре, обратившись к подходящим апостолам, как бы с приглашением: «с вѣрою и любовью приступите» и указывает на Спасителя. Престол в серебряной индитии с гамматами напереди, на нем золотая чаша с вином, напереди золотой четвероконечный крест и вокруг обычные надписи: IC XC NIKA и буквы от слов: φώς Χριστοῦ φαίνει πᾶσι.

Справа три апостола: седой (Петр) принимает дары простертыми и покрытыми одеждою руками, за ним Андрей и Иаков (с темною бородою) подходит, простирая руки. Слева от престола три апостола: Матфей (седой), апостол с темною бородою и безбородый Иоанн. Все апостолы в золотых одеждах, не обуты в сандалии. Поверх всего надпись: Н МЕТАΔОСІС. Вокруг идет надпись славянскими буквами: ДАСТЬ ІИСУСЪ СВОИМЪ УЧЕНИКОМЬ И АПЛОМЪ РЕКЪ ПРИИМѣТЕ ЯДИТЕ СЕЕ ТѣЛО МОЕ ЕЖЕ ЗА ВЫ ЛОМИМОЕ В ОСТАВЛЕНІЕ ГРѣХОМЬ ТАКОЖДЕ И ЧАШЯ ПО ВЕЧЕРИ ГЛАГОЛЯ. Воздух имеет 0,48 и 0,51 м... Кругом нашиты новые коймы из красного атласа с полосками в 12 сант. Плат замечателен разноцветными шелками.

91. Воздух в ризнице монастыря св. Пантелеймона.

Замечательную близость представляют на первый взгляд почти тождественные два воздуха в Сучавицком монастыре Буковины (не знаем, какого размера, но, видимо, подходящего к афонскому). При ближайшем сравнении рисунок их хуже, страдает в иных фигурах (ап. Павла) уродливыми искривлениями, которыми знаменщик хотел сильнее выразить страстную веру апостола и ревностью к исполнению учения. Эти два воздуха, представляя причащение под двумя видами: хлеба (хлебец, влагаемый в руки ап. Петра) и вина, подаваемого в узкогорлом сосуде ап. Павлу, ясно показывают, во-первых, что афонскому воздуху не достает пары, и во-вторых, что, очевидно, оба же воздуха служили разом для покровения дискоса и потира.

Шитые шелками воздухи афонских обителей очень многочисленны, и при всей грубости своего исполнения и позднем происхождении (не ранее XVI–XVII века), представляют интересные данные по сюжетам: воздух расшит в виде креста, равноконечного и украшенного в углах серафимами; внутри креста представлено Преображение со славянскими надписями: Іс Хс, Пророкъ Илія и пр.

В Зографе два воздуха в ризнице квадратные, 0,46 м. и 0,49 м, также с процветшим крестом в средине, ангелами по сторонам (так наз. νικητήριον, изображение, издревле находившееся на Иерусалимской Голгофе); по красному атласу шито серебром и светлыми шелками, молдовлахийского типа XVI века.

В нескольких обителях, также получавших дары и вклады молдовлахийских господарей, сохранились шитые хоругви.

Шитый образ (фот. 155) вм. Георгия в Зографе (был при нас помещен в архондарике) составляет, скорее, редкость, чем художественное произведение, особенно если его сравнить с современною ему молдовлахийскою иконою, третьею между чудотворными иконами Георгия (см. выше) в этой обители. Икона перенесена на бархат, но старый фон красного шелка уцелел в кайме с надписью. Шитье выполнено золотом, серебром, шелками: белым, зеленым, красным, светло-коричневым. Основа из желтого, золотистого шелка, промеж него шито и серебром, и красным и зеленым шелком, почему и образуются: зеленая одежда, красная подушка, зеленые крылья дракона. Икона представляет Георгия на троне, вынимающим меч из ножен, ноги поставлены на треглавого дракона, извивающегося под троном. Два ангела, слетевшие с небес, приносят меч и щит и возлагают венец на голову святого. Следует заметить, что мантия связана на конце таким же узлом, как и на чудотворной иконе того же воеводы. Уродливые формы шитой иконы происходят, конечно, от того, что ее исполнителями была девичья благочестивой жены из семьи воеводы. Вокруг иконы большая надпись: «о страстотеръпче и побѣдоносче великіи георгіе иже в бѣдахъ и въ напастехъ скоріи предстателю и топліи помощниче и скрьбѣишим радости неизглаголанная пріими от насъ и се молене смѣренаго своего раба богдана іоана стефана воеводи божіею милостию господарѣ земли молдавской и сѣхрани его неврѣдим в съвѣю и въ ю души молитвами четъщихъ тя в вѣкы амин и сътвори е в лъто ЗИ а господарства его лѣта МГ». Итак, икона сделана в 1500 году, а в 1502 году Стефан обновил обитель Зографскую, и вероятно, вложил туда же икону, шитую в его доме.

Украшенные фигурными изображениями епитрахили составляют в афонских обителях столь обычную принадлежность ризниц, что, казалось бы, между ними мы должны были встретить столь древние образцы, которые могли бы показать нам историческое развитие самого вида. Однако, почти все, без исключения, сохранившиеся епитрахили Афона относятся к XV – XVII и даже XVIII столетиям, и разве более подробные расследования или даже обыски старых ризниц откроют более древние памятники. Таким образом, Россия и оказывается пока пунктом хранения этой древности, хотя она и не восходит у нас выше XIV века, и сосредоточивается почти исключительно в Новгороде, Владимире и Рязани. И потому главный интерес афонских епитрахилей заключается в том, что они, по преимуществу, или даже в значительном большинстве принадлежат молдовлахийскому мастерству, так как вышиванье по атласу, шелку и бархату испокон веков составляло удел придунайских местностей и населения Валахии, Молдавии, Галиции и Буковины, а снабжали афонские обители драгоценными шитыми ризами те же молдавские господари и воеводы и их семьи.

В Эсфигмене шитая золотом и серебром епитрахиль (рис. 92) представляет в нижних полях ктиторов, стоящих на коленах, и надпись наз. Петра воеводу (Петр III, известный многократною утратою господарства) и сына его воеводу Иоанна Марка, с годом 1537. Рисунок довольно правилен, еще классические типы: в медальонах Спас благословящий среди двух архангелов; ниже Деисус: И. Предтеча и Б. Мать, Благовещение, И. Златоуст, Василий В., Григорий Б., Афанасий В., Игнатий, Николай, Спиридон, Власий, кроме последних двух, все в рост стоящие в аркадах, с Евангелиями, со славянскими надписями. В той же обители митра, шитая серебром и шелками светлых цветов, вся светло-лилового цвета, красивого и тонкого, оттенка зеленого, розового, желтого, бирюзового, светло-коричневого, и только в деталях, например, в волосах, темно-зеленого, по-видимому, того же молдовлахийского происхождения и того же ктитора, или по крайней мере, вкладчика. На митре изображены: Троица, Херувимы, Деисус в 9 ликах.

В том же Эсфигмене другая епитрахиль (рис. 92 справа), к сожалению, не снабженная надписью, но древнейшая, – по всей вероятности, второй половины XV века, греческой работы, несравненно высшей, стильной и художественной. Разница обеих заключается в том, что на молдовлахийской епитрахили вся основа проткана сплошным золотным фоном в решетку, и уже по этому полю, шелками, разделаны отдельные полоски, аркады, неясно и мелко сделанные надписи, окаймлены фигуры и, когда нужно, прошиты еще поверх, вперемежку шелком. На греческой епитрахили атласная основа только прошита рисунком, серебром и золотом, а именно так исполнены ободки медальонов, крупные надписи, самые фигуры по грудь, и орнаментальные вязла между кружков, с крестами и кринами¹³⁸. Нижние поля заполнены орнаментальными крестообразными флёронами. Согласно с этим характером шитья, сохраняющего еще характер вышивки, а не подражающего механическому тканью, и изображенные типы могут назваться превосходными оригиналами византийской иконографии: таковы особенно Василий В., И. Златоуст – вышеописанного натуралистического типа, благословляющий сложением троеперстным, не именословным, Георгий и Димитрий в патрицианских одеждах, не в доспехах, курчавый Феодор Стратилат, с маленькою бородкою Ф. Тирон, Косма и Дамиан, оба черноватые и с легкою опушающею бородкою. По низу епитрахили кисти из ворворок (βορκάδια) еще древнего типа.

К этому должно прибавить, что мы при настоящем положении истории всяких восточных ремесел и видов художественной промышленности, вовсе не знаем, насколько это понятное различие ручной и механической работы говорит в пользу той или другой культуры: тканье, конечно, устанавливается при спокойном ходе гражданских дел и в стране,

пользующейся относительным процветанием, а шитье может существовать и при турецком рабстве, но насколько парчовые золотые ткани были местным изделием, как мы знаем о Молдавии, настолько, с другой стороны, даже древняя Русь, хотя и была выше культурою, не знала этих производств и получала их изделия издалека, из той же Молдавии, Буковины и Галиции, чем и объясняется замечательное сходство многих памятников шитья в столь разобщенных местностях европейского Востока.

92. Есфигмен, Епитрахиль 1537 г. и XV века.

Много любопытных епитрахилей оказалось в Дионисиате (рис. 93): прекрасная епитрахиль (средняя на снимке) с надписью от имени воеводы Петра «и подружія его», вклад в обитель: тоже решетчатый фон из золотного тканья, то же деление на поля и те же аркады, в которых стоят фигуры Евангелистов и Апостолов, в живых позах, прекрасных рисунках. Филипп и Фома на нижних полях представлены юными, безбородыми. Точно так же и все шитье исполнено здесь светлыми шелками разных цветов и по тому же указанному способу прошивки шелковыми нитями среди золотой основы, и надписи славянские сделаны тонко темно-красным шелком. Одежды чередованы: в ряд у одной фигуры голубой гиматий и розовый хитон, у другой зеленый гиматий и голубой хитон и т. д.

Другая епитрахиль, (рис. 93) слева от средней подобного же технического характера, со святителями, с надписью от имени того же воеводы Петра и жены его, исполнена, однако, гораздо слабее, и грубее, хотя в том же пошибе рисунка и орнаментации промежуточных полос.

Прочие епитрахили греческого дела (на том же рис. 93), и хотя мы не знаем вовсе ни их места происхождения и только гадательно, за новостью предмета и отсутствием точек спора, можем судить о времени, однако представляют свой исторический и иконографический интерес. Между этими епитрахилями одна (на фот. крайняя справа) даже имеет дату – 1680 года, и между тем, несмотря на гораздо позднейшую эпоху против греческой епитрахили Есфигмена и совершенно иной стиль и рисунок, вся техническая сторона остается та же, т. е. по красному атласу здесь вышиты все стоящие фигуры святителей, также обрамленные овальными медальонами, цветочками, веточками пальмы и пр.; по самому низу греческая надпись называет имена рабов Божиих, устроивших епитрахиль, и сообщает год. Другая епитрахиль также снабжена греческою надписью, замечательно безграмотною, перечисляющею имена вкладчиков и детей их, но не сообщает ни даты, ни места; сделана исключительно шитьем, чрезвычайно груба, почти до детской беспомощности в рисунке, представляет Святителей, внизу Спиридона и Власия, Косму и Дамиана. Появление этих последних святых на епитрахили, при всем несоответствии их изображения священнослужительской одежды, поясняется специфическими новогреческими отношениями к церкви и помещением в надписях не только вкладчиков, но и имен всего их семейства.

К концу XVI или самому началу XVII века относится епитрахиль Ксиропотама (фот. 156): тоже по красному атласу, так же шиты круги, сцепленные между собою цепочкою и промежуточными вязлами со стреловидными кринами в средине, и в кругах полуфигуры по грудь пророков в живых позах и сравнительно правильного рисунка, с греческими надписями.

93. Дионисиат. Пять епитрахилей ХVІ и XVII столетий.

Наверху посреди изображена Великая Панагия, за нею ниже Моисей, Исаия, Иаков, Захария (с семисвешником в руках, юн и безбород), Давид с изречением, Валахия со звездою, Авдий – юный, Соломон – с моделью престола, Аггей – старец, в персидской шапочке, Иезекиль – с вратами, Захария, Софония – оба с изречениями, Илия – тоже, Аввакум, Аарон и Гедеон. Год обозначен внизу: 7108 (1600) без указаний вкладчиков.

В Ксенофе мы нашли две епитрахили (фот. 154), и в их технике повторилось еще раз различие их происхождения: одна молдовлахийская, со славянскими надписями, другая с греческими надписями имен святых, без указания места происхождения, но того греческого пошиба, который приходилось наблюдать в других обителях. Основа последней епитрахили – малиновый атлас фиолетового оттенка; шитье золотом, серебром, светло-голубым и светло-зеленым шелками, по полям из красного, голубого, золотистого шелка. Изображения неправильного, огрубелого, явно позднейшего (XVII века) рисунка, фигуры святителей помещены в аркадах; под аркадами шитые разводы пышных, но тяжелого рисунка, цветов. Изображения идут сверху в след. порядке: Благовещение, Петр и Павел, Григорий Б. и св. Митрофан Константинопольский, Василий В. и И. Златоуст, Афанасий и Кирилл. Молдовлахийская епитрахиль столь же грубого рисунка, но была выполнена вся золотным фоном, который, однако, местами обнажился и открыл красные, голубые и зеленые полосы ткани, сотканной из золотых нитей и шелков. Те же аркады и в них стоящие фигуры Святителей: вверху (часть новая) Деисус, без Спасителя; И. Дамаскин и Спиридон, Арсений и Феофан, Евфимий и Ефрем, все с раскрытыми свитками, на которых, однако, ничего не читается, наконец, Онуфрий и Павел Фиваидский, первый в лиственном препоясании, весь нагой и чрезмерно худощавый, Павел – в волосяной колоколообразном колобии, оба с длинною бородою, все со славянскими надписями (молдовлахийскаго письма). В двух нижних полях изображены вкладчики: на одном Иоанн Негош – воевода с тремя сыновьями; на другом – Господари деспини с тремя дочерьми. Господарь имеют волосы, распущенные за плечами, облачен в пурпуровую горностаевую мантию; господарша – в шубу из золотной парчи, подбитой соболем с хвостиками; в ушах ее тройные подвески из кораллов с ворворками, цепи и аграфы, на дочерях кунтуши из золотной парчи – род ваших душегреек, у всех пурпурные рубашки и золотые наручи; сыновья в желтых сапожках.

В ризнице Иверского монастыря, быть может, сохраняются и другие епитрахили, ризы и облачения, вклады грузинских царей, но нам не открыли ризницы и облачений не показали, кроме немногих, особенно пышных и особенно поздних, а потому наименее любопытных, но которыми, явно, наиболее гордились и дорожили экономы и власти. Между прочим, грузинские облачения были, вероятно, спрятаны вместе с иными грузинскими древностями, из политического желания припрятать все эти грузинские концы, дабы и самая память о грузинском происхождении «Ивера» была затерта: старания, очевидно, тщетные, но вполне отвечают современной греческой политики. Из того, что нам принесли показать в соборный алтарь, можно было выбрать для снимка две греческие епитрахили и патриарший омофор (фот. 152). Первая епитрахиль парадная, широкополосная, с большими фигурами, тяжеловесного пошиба, обычных Святителей, до И. Милостивого, Спиридона и Кирилла включительно, имеет надпись, перечисляющую участников сооружения епитрахили, неясную, от выпавшего шелка, и сообщает год 1575 (?) сооружения. Техника остается та же, нами вышеописанная. Вторая епитрахиль, сооружение (χτήμα) вселенского Константинопольского патриарха Дионисия 1672 года, месяца января, представляет ряд многоличных изображений 12 Господских праздников, хотя в обычном византийск переводе, но в неприятной шаржированной, если можно так выразиться, форме по новому греческому письму, начавшему подражать с конца XVII века французским гравюрам и литографиям; здесь все окаймлено, подобно гобеленам, тонкими бантами в стиле рококо, все в нежных тонах, пестрит от розового и лазоревого тона, от пестрых одежд, румяных щек и золотых накладок; всюду обнизи из дешевого жемчуга. Напротив того, прекрасный омофор (1715 г.) с именем Иоанникия Пело, иерарха Лемнийской епархии, представляет много вкуса и изящества в отделке богатой парчи и тонких вышитых разводах, но ни к византийскому, ни даже к новогреческому мастерству, видимо, не имеет отношения.

94. Ивер. Епитрахили и омофор ХVII и ХVIII столетий.

Переходим к любопытному отделу шитых плащаниц, которых несколько великолепных образцов находится в обителях горы Афонской.

Церковный покров или плат с вышитым на нем изображением умершего Богочеловека, и получивший общее наименование «плащаницы», исторически образовался из символических церковных платов, называемых «воздухами», и только впоследствии развился в своем художественном типе.

Известно, что воздухом – άήр, аёr в св. Литургии называется третий и верхний из трех покровов, которыми прикрываются святые дары; им прикрывается и диск и потир, наподобие воздуха, окружающего землю, как говорить Герман, патриарх Константинопольский в своей θеορіи, вспоминая темную ночь, покрывшую землю или в день предания Христа или Успения Богочеловека. Но так как тот же писатель и другие тексты называют воздухом завесу – καταπέτασμα ἤγουν ὁ Ἀήρ, «подобную тому камню, которым, подкатив его, прикрыл Иосиф вход в пещеру, и который запечатала стража Пилата», то, очевидно, именем «воздуха» назывались в древнейшую эпоху тонкие полотняные, просвечивающие завесы, затем церковные из тончайшего полотна, и только позднее это имя усвоено было покрову¹³⁹, наиболее видному в литургических обрядах. В самом деле, мы встречаем в описи афонского монастыря Ксилурга от 1142 г. для других покровов: дискоса, потира или общее название καλύμμα – покров, или то же, но в форме δισκοκάλυμμα и ποτηροκάλυμμα. Самое символическое возношение и веяние «воздухом» над Дарами во время чтения Символа также могло подать повод к этому наименованию. Но тексты, собранные Дюканжем, удостоверяют, что название воздуха для общего покрова св. Даров долго считалось условным и сопровождалось словом: так называемый ό λεγόμενος άήр. Такого же происхождения и позднейший Аиръ,– шапка византийского Деспота, упоминаемая у Кодина в его соч. «о чинах» в гл. 3-й. У новейших греков воздух стал называться также νεφέλη по известному библейскому образцу покрывающего святыню «облака». Но, вместе с тем, у церковных писателей этот покров называется и платом, плащаницею чистою, которою Иосиф обвил тело Иисусово для погребения. Так, Симеон Солуньский в своей книге о Храме, гл. 64, выражается так: «иерей полагает (на трапезу) воздух, означающий и твердь, со звездами, и плащаницу: ибо им часто объемлется тело и кровь Иисуса, умершего и мирами умащенного, почему воздух и называется надгробием (επιτάφιον). Что в первое время самая плащаница имела размеры сравнительно небольшие, наподобие воздуха, видно также из другого текста Симеона о «великом входе» св. Литургии на Пасху: καὶ ἐπὶ κεφαλῆς τὸ ἱερὸν ἐπέχοντρας ἔπιπλον, ὁ γυμνὸν καὶ νεκρὸν εἰκονισμὸν τοῦ Ἰησοῦ: Плащаница названа здесь ἔπιπλον – общим именем церковной завесы, подвесной пелены, что то же – «воздуха», и если ее можно было нести на голове, то она не могла иметь современных размеров, около сажени, и изображение Христа – было на ней, очевидно, не в натуральный рост. Приблизительно этот размер сохранен в плащанице – воздухе (так названа она в русской подписи) Быстрицкого монастыря 1601 г., вкладе боярина Безобразова.

Что «воздухи» и «плащаницы» в современном значении этих названий долго не различались и употреблялись одно вместо другого, даже и при разных размерах, можно, пожалуй, отчасти видеть из текста «Чиновника Новгородского Софийского собора»¹⁴⁰, так передающего чин служения на великую Субботу: «И к выходу... готовят ключари на престоле плащаницы (т. е. плащаницы и воздухи) и судари... И к выходу бывает звон во все колокола и звонят довольно, дóндеже с плащаницами около Софии обойдут да и внидут в церковь святитель с освященным собором и с плащаницами и с судари и положат плащаницы на гроб Господень... Посем идет святитель под большою плащаницею (в современном значении слова) со властьми... и градские попы с прочима плащаницами и с судари... Егда же приидут на Софийский двор, тогда святитель постоит мало, и обходят святителя священицы едино страною наперед с судари и с плащаницами и идут за кресты в церковь, и последе святитель з большою плащаницею идет.... судари относят в олтарь и полагают на гроб Господень плащаницы 1–е меньшие две, 2-е среднюю... и потом полагают третью большую плащаницу со властьми наверх, а диаконы мирстии с рипидами станут с обоих стран гроба Господня и, стоя, осеняют ими гроб Господень.»

Наконец г. Щепкин в своем исследовании о Суздальском воздухе начала XV века, как увидим в своем месте, по своим размерам также не подходящем к современному понятию о «воздухе», как не подходят наши «плащаницы», и к самому назначению, приходит также к заключению, что название «воздуха» применялось в старину и к плащаницам. Основания этого он находит также в памятниках и перечисляет шесть плащаниц, названных в надписях или в описях «воздухами». Он же указывает, что название «плащаницы» усваивалось, в свою очередь, надгробным «покровам» еще в XVII веке.

Равным образом, у греков для плащаницы сначала употреблялось выражение: άήρ έπιτάφιος, затем короче: είλητόν. Взамен, «воздух» назывался corporale, т. е. погребальный саван, пелена, είλητόν = corporale, в который обычай требовал завертывать мощи святых ¹⁴¹. Собственно, этой весьма косвенной причине история искусства обязана сохранением на западе драгоценных тканей древнего Востока, так как именно куски этих тканей употреблялись, обыкновенно в виде четырёхугольного плата, с каймою, для воздухов и покровов поверх потира и дискоса, и нередко маленькие части мощей завернуты бывают в куски тончайших шелковых тканей. Итак, в средние века άήρ = corporale = Sindon alba, qua tegitur Sacrificium consecrandum. Равно и «плащаницу» = sindon – solemus corporale nominare, super calicem – iliton. Но так как название άήρ – «воздух» было, с течением времени, усвоено верхнему общему покрову, простиравшемуся поверх четырёхугольных платов, покрывавших потир и дискос, и верхний покров естественно стал длиннее других, и должен был изготовляться из плотной, несгибающейся парчи, то естественно одна форма «воздуха» слилась с первою формою «плащаницы»¹⁴².

Замечательными произведениями художественного шитья и памятниками этого типа на Афоне являются три плащаницы: Хиландара, Дохиара и Дионисиата, XVI и начала XVII веков, дающие много всяких аналогий с плащаницами русскими и молдавскими того же времени. Ближайшая аналогия представляется, конечно, композициею изображаемого них сюжета – Положения во гроб тела И. Христа.

Эта композиция ясно отличается от реальной передачи евангельского события, которую находят в византийских миниатюрах: Иосиф и Никодим несут завернутое в белый плат (синдон) тело Иисусово ко гробу, вырытому в виде пещеры. В данном случае нет гроба, и тело положено на плат, перед тем, как оно будет в него завернуто. Стало быть, здесь воспроизводятся лишь приготовления к погребению, по словам четырех Евангелий: Мф. 27:59, Мк. 16:46, Лк 23:53 и Ин. 19:40: Иосиф и Никодим обвили тело чистою плащаницею (по Иоанну, с благовониями), а при этом были жены, смотревшие на приготовления. Этот перевод сюжета, по недосмотру, известен пока только в позднейших русских антиминсах ХVII века, а так как в них воспроизводятся западные гравюры, то и вся эта сцена, как драматическая сцена плача над телом, поставлена в зависимость от западного типа. На самом деле, эта сцена восточного происхождения и заключает в себе много любопытного для истории движения греко-восточной иконографии в эпоху, нам пока мало известную. Главным ее отличием от западных «плачей над телом Господним» является ее догматический смысл и символический характер, представляемые изображением ангелов по сторонам.

Древнейший, известный пока, пример этого изображения представляется замечательною эмалевою иконою, находящеюся во владении графа Григ. Сер. Строганова в Риме и приобретенной им в 1892 году. Памятник с того времени был дважды издан в отличном снимке¹⁴³ и удовлетворительно описан¹⁴⁴, но не разобран научно, а будучи вещью сборною, он в этом настоятельно нуждается. На доске древней разрушенной живописной иконы укреплены, во-первых: кайма в виде гладкой полосы металла с набитыми на нее гнездами для камней и мощей, затем бордюр внутренней иконы и четыре эмалевые пластинки, а между них и по кайме чеканные пластинки с изображениями святых. Эмали принадлежат XII веку, а образки, исполненные чеканом, к двум наборам XII века и XIV столетия. Общее хронологическое определение эмалей подтверждается тождеством эмалевой иконки Распятия с мюнхенским окладом, что уже указано акад. Шлюмбергером, но эпохи чеканных пластинок устанавливаются только анализом их форм, что мы рассчитываем сделать со временем в своем месте. В настоящем случае наш интерес сосредоточивается на небольшой пластинке перегородчатой эмали (дл. 10, шир. 3 сан.), перенесенной на доску вместе с другими, всего скорее – с иконою Распятия, с креста или оклада Евангелия. Пластинка разрезана на три части. На ней эмалью изображено тело Христово, обвитое от груди до колен лиловыми (пурпурными) пеленами (синдоном) и лежащее на пышном одре, в виде драгоценной материи, с вотканными в ней плющами и убранной камнями в гнездах. Материя перетянута наподобие матраца, тремя полосами из цветного галуна. По сторонам тела стоят две фигуры скорбных и преклоняющихся архангелов, держащих рипиды, что само по себе дает особое значение сюжету. Но это значение определяется также надписью, которую различно истолковали ученые, описавшие памятник. Надпись ясная и вполне сохранилась, однако не читается с уверенностью. Так, акад. Шлюмбергер прочел: ХС πρόκειται καί σημεύζεται ΘС, но в примечании признается, что даже не нашел такого слова в словарях. Д. В. Айналов прочел: X.... П. κοιμέζεται ϑεός, хотя в надписи стоит, как ясно видно даже на снимке у Шлюмбергера: καί, а не κоι. Мы пробуемъ читать χαί μετεζεται¹⁴⁵: Христос (Богочеловек) полагается (во гроб), и «восстанет бог». Ясное доказательство этого чтения заключается в самом письме надписи:

• Каí ЋЀЗϵтαι ΘС:

Над архангелами надписаны имена их сокращенно: Арх. Мих., Арх. Га(вриил). Итак, мы имеем здесь, для эпохи X–XII столетий, не реальное изображение сцены «Положения во гроб», но символическое представление торжества Христовой смерти, поправшей смерть человеческую, выраженное в сакральной форме священного служения у Тела ангелов с рипидами, и традиционной форме пурпурного плата, заменившего собою чистый плат, погребальные пелены и головной сударий Евангелистов: Мф. 27:59, Лк 23:53 и Ин. 19:40; 20:1. Натуралистическое дополнение в виде пышного царского матерчатого ложа¹⁴⁶, по-видимому, указывает, что предание о каменной «святой доске Господней, на ней же со креста снемше тело Христа положиша», развито, главным образом, временем господства крестоносцев в Иерусалиме. Но для нас самое любопытное в этом пурпурном синдоне, окаймленном золотым галуном на месте груди Господа, этот синдон украшен вышитым на нем золотым крестом, и, стало быть, представляет собою одновременно и «воздух» и «плащаницу» древнейшего типа. Ясно также, что этот древнейший тип плащаницы не мог произойти, как думают, от воспроизведения того нерукотворного плата, на котором отпечатлелось, по преданию, тело Христово: такого рода синдоны стали известны впервые со времен крестоносцев: в Турине и Безансоне ¹⁴⁷.

1. Характерный образчик древнейшего типа вышитых плащаниц представляет плащаница, датированная именем Андроника Палеолога (1282–1328), и сохраняющаяся в ц. св. Климента в Охриде¹⁴⁸. И по величине своей (дл. 1,94 м, шир. 1,15), и по содержанию вышивок: изображению тела Христова, с поясными (т. е. стоящими позади высокого ложа) фигурами двух ангелов, держащих рипиды, и 4 эмблем Евангелистов, мы имеем здесь уже законченный тип фигурной плащаницы. Плащаница целиком вышита по малиновому шелку разноцветными шелками, золотом и серебром; но фигуры на основе золотистого шелка, тело желто-коричневого тона; художественные достоинства работы значительны и заставляют желать хорошего издания. Особенно выделяется общая орнаментация всего шелкового полога фоном из крестиков в кружках (ср. две плащаницы XV века ниже), далее коем и монументального ложа, подобно престолу, покрытого драгоценною индитиею, украшенною крестами же разных рисунков и вязловым орнаментом или даже арабесками, в виде плетней вокруг крестиков. Последние любопытны обилием арабесок и форм арабо-византийского орнамента вообще в произведениях христианского искусства Балканского полуострова в XIII–XIV веках. Но плащаница представляет также фигуры благородного и прекрасного рисунка, лик Спасителя высокого характера, хотя с мелочными чертами. Далее, важно литургическое содержание всей темы: никого кроме служащих 2 ангелов Господних, возле ложа нет, а в углах полога помещены 4 эмблемы Евангелистов (одной недостает). Общий характер торжественный, сакральный. И потому нашитый сбоку на месте эмблемы Св. Марка плат с изображениями кивория, по левую его сторону священнослужителя, и надписями резко разногласит от древней плащаницы: плат должен относиться, по всей вероятности, к XVI или, в крайнем случае, XV столетию и представляет, кажется, род «воздуха» из платов, которые мы надеемся рассмотреть в своем месте. Надпись с именем Андроника находится на верхнем карнизе монументального ложа Спасителя¹⁴⁹: μέμνησο, ποιμήν Вουλγάρων, έν ϑυσίαις: άνακτος ‘Aνδρονίκου Пαλαιολόγου, имеет сама монументальный характер и достаточно указывает на значение вклада.

Изображение тела Христова на тройном складне, сохраняемом в монастыре Хопи на Кавказе, относится к XII веку, но не отличается должною ясностью: неизвестно, представлен ли плат или гроб.

2. Следующий по времени памятник представляется плащаницею, молдовлахийского дела: это плащаница Букарештского музея, работы 1396 года, происходящая из монастыря Козиа в Румынии, шитая шелками, серебром и золотом по темно-лиловому (пурпурному) атласу. Находящаяся внизу широкая декоративная полоса показывает, что рисунок сцены «Положения во гроб» взят с иконы, продолговатой и узкой и не подходил к плащанице, которая должна была иметь отношение длины к ширине, как 20 к 16, т. е. служит украшением или покрышкою престола сверху (трапезофор) или с переднего фаса (индития). Известно, что вышивание церковных покровов долго было делом женского мастерства, которому нужно было брать рисунки в виде прорисей. В настоящем случае мы находим, поэтому грубую копию с великолепного произведения византийской живописи. Богоматерь обнимает Тело Христа, положенное на украшенном матрасе, охватив обеими руками за туловище и приподымая его к себе, а в ногах, преклонившись, рыдает Иоанн. Обе фигуры на заднем плане и потому не нарушают глубины религиозной мысли. Именно, вдоль одра Богочеловека стоят в торжественной позе служения четыре архангела в царственном орнате, держа рипиды (средние) и фенгии, т. е. факелы с чашками или с полулуниями под ними, какие употреблялись в византийских ночных процессиях¹⁵⁰. Кроме греческой надписи: έπιταφίος θρῆνος наверху, вокруг по кайме славянская надпись, отвечающая литургическому назначению пелены: «да умлъчитъ всѣка плът земнаа и да стоит страхом и трепетом се бо царь царствующим и господь господствующимъ христосъ богъ нашъ приходит заклатися и дану быти въ пищу вѣрвыми предваряют его лици ангельстии съ вьсѣми начялы и власти многоочитаа херувими и шестокрылатаа серафими лица накрывающа и вьпиюща пѣснь: святъ святъ святъ. в лъто sца.

3 – 4. Две великолепные плащаницы: в монастыре Путна в Буковине 1405 г.¹⁵¹, вклад сербской царицы Евфимии (вдовы Лазаря, павшего на Косове), монахини и ее дочери Евпраксии – монахини, и другая в монастыре Василиан в Жолкве¹⁵², вклад молдавского господаря Иоанна Александра прозв. Добрым и жены его Марины 1427 г., могут быть рассматриваемы одновременно, так как представляют почти полную тождественность по рисунку и исполнению – факт весьма редкий и замечательный. Обе плащаницы украшены по полю звездами, хотя сербская разделана богаче и лучше, и в ней есть великолепная кайма из крестиков в кругах. Типы Спасителя почти тождественны в лике, разнятся положением рук, в сербской – сложенных на груди, в молдавской у плата. Никакого ложа. Вверху 4 ангела в небе плачущие и 2 служащие с рипидами, внизу (т. е. по правую сторону агнца) 2 с рипидами и вновь 4 ангела, все видные как бы в небе, т. е. без ног, хотя здесь и не может быть небесной сферы. Последнее обстоятельство свидетельствует, что самая композиция плащаницы взята из другого рисунка, по тому же самому два нижних ангела преклоняются с рипидами не к телу, но к земле. Все фигуры обеих плащаниц тождественны, разве иные повернуты в другую сторону. На обеих греческие надписи, как молитвенные, так и посвятительные с годами. На молдавской плащанице названа агнцем (по неимению имени для плата): ОVТОС ‘О ΘЄІОС КАІ ІЕРОС АМNОС ГЕГОNЄN и пр. Очевидно, обе молдовлахийской работы.

5. Та же торжественная символико-литургическая композиция представляется и на великолепной плащанице, открытой нами в 1900 году в путешествии по Македонии, в Солуни, в ц. Б. М. Панагуды, которую здесь мы только кратко опишем, за невозможностью сообщить рисунок с этого драгоценного произведения греческого шитья. Плащаница должна быть причислена к византийским памятникам и не может быть позже XIV века, а многие ее частности и рисунок относятся к лучшим временам византийского искусства, т. е. XI – XII веку. Весь плат имеет своеобразно длинную форму, потому что соединяет собственно плащаницу – в средней части и как бы два воздуха, по ее сторонам, с двумя сценами Причащения под обоими видами. Все это окружено общей каймою из кружков с крестами. Все фоны золотного тканья, контуры исполнены красным шелком, архитектурные части серебром и зеленым шелком, лицо и тело палевым шелком, контуры тела темно-красные, в одеждах красные, лиловые, малиновые. Шито золотом сплошь, очень толстым слоем, и применены все способы, и косое шитье, и зигзагом, и решеткою и пр., скрепляется разноцветными шелками. Наиболее драгоценно это произведение со стороны рисунка, небывалого в шитье благородства и правильности; никакой утрировки и резких движений, и все выполнено еще в античном стиле. Будь это произведение в живописи, мы не задумались бы отнести к XII веку.

Композиция Панагудской плащаницы не вносит никаких реальных деталей сцены «Положения во гроб»: тело лежит на тонком пологе, к нему склоняются два ангела с рипидами и два плачущие: по углам – 4 эмблемы Евангелистов. В сценах «Причащения» Христос причащает ап. Петра и Иоанна, за престолом служат по 2 ангела с рипидами.

6. Высокое достоинство композиций, при слабом исполнении, наблюдается также в замечательной плащанице Хиландара XIV–XV века и сербского происхождения (таблица ХLIII). Тело Богочеловека покоится на мягком ложе матраца, у подножия креста. В небе видны солнце и луна и пять летающих и плачущих ангелов, прекрасного рисунка. По сторонам ложа (по обе стороны, с полуприкрытыми ногами) стоят в скорбном созерцании: Мать, три жены, юный Иоанн и 4 Евангелиста с Евангелиями (Иоанн Б. представлен седым, узнается по словам раскрытого Евангелия: «въ началѣ бѣ Слово» и пр.); двое, раскрыв книгу, читают; по низу Херувимы и Серафимы. Крупные надписи: «величаем те живодавче» и пр., окаймляют все ложе. Кроме того, на малиновом шелке, который служит основою вышивки, видны остатки золотых надписей вкладчиков, между которыми как будто читается:.... и роновых и захариіны и самоиловы и всъх святых твоих тако руку мене гръшнаго иоан.... чьсть и славу....

7. Плащаница 1481 года в монастыре Сучавицком представляет и по своей грубой работе, и по простоте рисунка и несложности сюжета, начальное произведение в этом ряду вещей. Явно, женская рука сама начертила очерк, заботясь лишь о том, чтобы сохранить некоторую симметрию и передать хотя, в общем, принятый иконографический тип. Вот почему все складки здесь только вспоминают византийский рисунок, но не воспроизводят его. Главным украшением служит вышивка бисером всех контуров. Но оригинал, с которого заимствуются фигуры, еще хорош и выдает себя в приемах: так Богородица поддерживает Сына не под голову, которую окружает нимб, а под плечи, и нимб не принимается еще непроницаемым, как видим позже. По углам находятся круги с личинами солнца и луны, но они не различаются ничем. По ту сторону одра стоят два архангела, по надписи – Гавриил и Михаил, и на их рипидах изображены серафимы, но эти эмблемы забыли окаймить круговыми линиями, чтобы они могли представить рипиды. Однако, уже здесь сиденье Божией Матери, условно изображаемое в виде матерчатой подушки, положенной на земле рядом с постланным платом или хотя бы матрацем, – как в данном случае – превратилось на этот раз, в силу неуместного усердия, в табурет с резными ножками. Тело Богочеловека окружают только три жены, считая, в том числе и Мать: Магдалина поддерживает ноги, сзади стоит Мария, мать Иакова и Иосии (судя по букве М). По сю сторону одра находятся два коленопреклоненные ангела, и над ними надпись, называющая их архангелами Рафаилом и Ируилом (вм. Уриилом по народному произношению). По кайме на трех сторонах читается тропарь: «Благообраный Іосифъ съ дрѣва сънемъ пречистое тѣло твое» и пр. По нижней кайме: «Іоаннъ стефанъ воевода Божіею милостью господарь земли молдавской сътвори сый аеръ в лѣто 6989 Марта 20».

8 – 9. Две плащаницы в Новгороде известны нам по описаниям архим. Макария. Одна, находящаяся в Юрьеве монастыре, шита в 1449 г. супругою в. к. Димитрия Юрьевича Шемяки, по голубой земле шелками, золотом и серебром. Над образом Умершего четыре ангела с рипидами, по углам эмблемы, и по кайме 24 лика Пророков, Апостолов и святых. Плащаница, названная в надписи «воздухом», имеет в длину 2 арш. 11 вер. Вторая плащаница принадлежит собору св. Софии, шита в 1456 году супругою в. к. Василия Васильевича и имеет в длину 3 арш. 4 вер. По голубому атласу вышито шелками, золотом и серебром «Положение во гроб». Богоматерь обнимает голову Сына, вокруг шесть ангелов с рипидами и четыре эмблемы, два херувима и два серафима и Магдалина. Над лежащим во гробе лампада под балдахином. Здесь же находится и объяснение избираемых для плащаниц и вместе воздухов тем, а именно по кайме вышита надпись: «Да умолчит всяка плоть человѣча и да стоитъ страхомъ и трепетомъ и ничто же земнаго всобѣ да помышляеть. царь бо царствующихъ и Господь господствующимъ Христосъ Богъ наш происходить заклатися и датися въ снѣд вѣрнымъ, предыдуть же сему лица ангельстии со всѣми началы и властьми и мнгоочитая херувимъ и шестокрылатная срафимь лица закрывающе и вопіюще пѣснь аллилуія». В другой надписи сказано, что «сій вздухъ зданъ бысть» в. к. Васильем Васильевичем и пр.¹⁵³

10. На плащанице, принадлежащей Солотчинскому монастырю в Рязани и вышитой в 1512 году при «великом царе Василии Ивановиче», сохранились¹⁵⁴ только изображения «Страстей Господних», а средина, шитая по красному атласу и оподолье, на голубой камке, пропали вместе с истлевшими атласом и камкою.

11. Большая плащаница, шитая по алому атласу, 1480 года, в Борисполе Полтавской губ.¹⁵⁵, была некогда замечательным образцом живописного украшения тканей, но в настоящее время, как изображения ее: «Снятие со Креста», «Положение во гроб», «Сошествие во ад» и ряды стоящих по верхнему и нижнему краю святых, так и самая надпись от имени княжны Елены, соорудившей плащаницу на память князя Михаила Андреевича в храм или монастырь Архистратига Михаила, все столь поновлено, что требуется предварительное исследование оригинала, прежде чем можно было бы судить о характере замечательного, но искаженного реставрациею памятника.

12. Плащаница 1490 года, сохраняющаяся в монастыре Сучавицком в Молдавии, заключает в своем рисунке гораздо более исторических подробностей: недаром в надписи над телом значится: ό ένταφιασμός. Христос в препоясании, лежит на пурпурной плащанице, уже имеющей условную форму церковного покрова, а не плата белого и большого, для обвития тела. Слегка приподымая голову обеими руками, Мать обнимает Сына. За нею женская фигура с распущенными волосами и воздевающая руки – очевидно, Мария Магдалина. Сзади плащаницы и прикрытый ею до половины, как если бы это был гроб, Иоанн Богослов, юный, плача, берет за руку Христа, собираясь ее лобызать. В ногах стоят плачущие Иосиф и Никодим и две жены. По обе стороны плащаницы по четыре ангела крайние с рипидами, два верхние изображены в небе по грудь, а два нижние на коленях плача и преклонившись. По-видимому, вышивальщик набрал фигуры ангелов с разных икон, опять потому что не имел готового перевода сюжета. Славянская надпись называет вкладчика Иоанна Стефана – воеводу, сына Богдана и господаршу его Марию, которые сотворили сей «аеръ в монастырь Путнійскій, въ храмъ Успенія Б. Матери в 6998 году». По углам плащаницы вышиты четыре эмблемы Евангелистов, очевидное заимствование с воздухом, и на огибающих коймах надписано по-гречески: «поюще, вопіюще» и пр. Рисунок фигур сохраняет все особенности и общий характер византийского стиля, что чувствуется очень ясно при сравнении с последующими вышивками; но так как рисунок здесь, по-видимому, увеличен против оригинала, получилась известная свобода, и вещь производит впечатление, подобное ранним итальянским иконам.

13. Именно плащаница Сучавицкого монастыря 1519 года дает отличный образец того падения, которое было неизбежно в славянских странах для искусства при отрешении от византийского руководства. Композиция почти та же: тело Христа уже положено на одр, Мать поддерживает еще голову, как бы желая дольше продлить свое желание, и Иосиф еще приподымает покровенными руками ноги Его, три жены плачут сзади, и Магдалина между ними узнается по взмахнутым рукам. Иоанн лобызает руки, и Никодим припадает к пологу. Поверху летят четыре плачущие ангела, а внизу стоят четыре же ангела, но преклоненные и держа двое рипиды, а прочие: крест и трость с губою. Но посреди ангелов стоит чаша на подножии и в чаше четыре гвоздя: символический придаток, имеющий значение по связи плащаницы с воздухом. По углам те же эмблемы Евангелистов, но с надписанием имен: Евангелист Матфей и т. д. По кайме идет надпись, которой форма после повторяется: «изволеніемъ Отца и съпоспѣшеніемь Сына и съвършеніемъ Святаго Духа изволи рабъ Божій Гаврилъ Вистѣрпикь (главныя казначей) Тотрушанъ еже онъ желаніемъ възжелѣніе любве Христовѣ страсти рачитель потъщательно сътвори сый аеръ и даде его въ молбу себѣ и своей съжительници и чадъ его в монастиръ от вороган идеже есть храмъ святаго славнаго великомученика и побъдоносца Георгіа в лѣто 7024 мъсяца Августа 25.

14. Ближайшим произведением молдавского шитья в наших снимках является плащаница Дионисиата 1546 года (табл. ХLI), вклад воеводы князя Петра Равеша. Она исполнена на том же красном шелку, видимом на тех местах ликов: Христа, ангелов и пр., где шитье расползлось и выпало, обнажив испод. Шито серебром, золотом, шелками: алым, коричневым, белым, зеленым, тоже по основе желто-золотистого шелка. Так, хитон Богоматери шит зеленым и желтым шелком, а контуры лиловые; фелонь золотая. Одежды ангелов золотые, контуры шиты зеленым шелком. Волосы сделаны оливковым тоном по золотому полю желтого шелка, который образует рисунок кудрей. Контуры волос также красные. Контуры черт лица темно-зеленые. Вокруг надпись: «благочестивыи христолюбивыи іоань петръ воевода божіею милостію господинъ въсеои молдовлахискои земли оже благо произволихъ воспоминаниемъ благим произволениемъ и сътворихъ и украсихъ съи аеръ в имѣ га бога и спаса нашего іисуса христа и дадохъ его въ мо... вамъ в новосъзданное нашеи монастири же въ святѣи горъ аθонъ и глаголеми дионисиае ідеже храм святого пророка предтечя и крестителѣ іоана за здравие и въ за душе спасеніе въ ми родителевъ свами... жи.. свами елена и чадо г иван даниил... щу и стефану и константину воевода петра господарева и кнѣгыни мироксаиды и съвьрши влѣто ЗНГ ге 15». Композиция священной сцены представляет наибольший интерес в нашем предмете, так как его формы отличаются почти детскою грубостью: это наиболее заметно в ликах, узких и длинных носах и едва прорезанных губах, штриховке волос у всех пожилых людей и разделке кружочками у молодых и у ангелов. Этому характеру копий отвечают спутанные складки и грубые ошибки в одеждах, напр. в мафории Богоматери, не имеющем продолжения на коленах. Все поле между фигур по атласу вышито звездами и кадочками с подымающимися из них стебельками, на которых расположены закручивающиеся усики. Напротив того, композиция сюжета относится к лучшим и древнейшим образчикам соединения символического типа с драматической сценою. Мы находим здесь большую фигуру Матери, группу трех скорбящих жен слева и двух справа, трех апостолов у ног распростертого и слетающих четырех ангелов. Но под плащаницею представлены четыре ангела, литургисающие вокруг чаши, наполненной вином, с четырьмя орудиями страстей (на этот раз непонятными палочками) и двумя кувшинами по сторонам чаши.

15. В ризнице архиерейского дома в Ярославле хранилась и ныне перенесена в разницу Спасо-Преображенского монастыря в Ярославле же замечательная (табл. ХLIV) плащаница 1539 года, шитая по толстому холсту шелками, золотом и серебром. По красоте рисунка и шитья эта вещь может считаться в числе пяти – шести лучших и редчайших вышивок. По трем сторонам вышита вязью надпись тропаря, на четвертой посвятительная: «лѣта 7047 совершенъ воздухъ сей пречистыя обители честнаго ея (образа) одигитріи и при благовѣрномъ князѣ иванѣ васильевичѣ всея россіи повелѣніемь игуменьи θеогны и старицы елены и келаря θеофаніи а шила старица анна тушина». Размер плащаницы: 2 метра, 8 сант. и 1,35 сант., что всего яснее определяет плащаницу, не воздух и не пелену. Но композиция сюжета и здесь может считаться неудачною и случайною, с тем же характером набора фигур. Тело, положенное на плате, оплакивают: Мать, держа Сына за голову, и Иоанн, поддерживающий покровенными руками ноги. За ложем видна арочка кивория, на двух колонках, с подвешенною большою лампою, арабского типа, означающею здесь ночное время, над ложем написано: «рыданіе надгробное». Но более ничего исторического сюжет не дает. Взамен того, символический смысл усилен. По углам эмблемы как бы стремятся к Телу Христа. Два ангела слетают плача, и над ними написаны имена архангелов Гавриила и Михаила. В небе видны круги солнца и луны; четыре ангела окружают одр, держа рипиды с изображениями Серафимов и трисвятым славословием. По сю сторону плата еще два ангела и тоже с рипидами, но преклоненные, по сторонам плата, лежащего свернутым и предназначенного для обвития Тела. Весь фон усеян звездами, как на плащаницах молдавских.

16. Драгоценная плащаница (табл. ХLV), хранящаяся в ризнице Смоленского собора, вклад князя Владимира Андреевича от 1561 года, принадлежит к числу наиболее замечательных русских памятников. Издание этого предмета заслуживало бы воспроизведения в красках. Шитье выполнено по великолепной итальянской шелковой ткани XV столетия разноцветными шелками, золотом и серебром и украшено камнями в тех местах, где камни в гнездах пришиваются к одеждам. Тончайшие разводы в нимбах подражают сканным, а некоторые одежды воспроизводят богатые и необычайно мелкие узоры дорогих тканей ХІV и ХV столетий. Мысль чрезвычайно счастливая, но редко выполняемая в шитье. Очевидно, выполнение плащаницы было поручено княжеской мастерской, и она исполнила на славу. Мы не знаем примера подобного мастерства, с каким исполнен необыкновенно тонкий и строго изящный рисунок, данный лучшим иконописцем царской мастерской¹⁵⁶. Композиция, прежде всего, носит чисто исторический характер: это только «Положение во гроб», как оно и названо в надписи. Тело Господа нашего положено на матрац, и плащаница для обвития его лежит сбоку, а над этим платом стоят уже два ангела, как бы осеняя его рипидами. Только Мать еще поддерживает голову Сына, любовно обнимая ее руками и вовсе не плача, ибо и мертвый сын еще жив для ее любви и ее «плача». Сзади нее стоит и рвет себе волосы, неподвижно глядя на умершего, Мария Магдалина. Другая жена стонет, сжимая себе голову, у одра. Иоанн, как бы не смея взять руку, низко наклонился, чтобы лобызать ее. Вслед за ним преклонились Никодим и Иосиф, и последний старец, преисполненный глубокого умиления, сложил руки, как подходящий к причастию. Позади видны два ангела, стоящие с рипидами, но не скорбные. В небесном своде к кругу спускается Дух в виде голубином, и видны солнце и луна. По углам четыре эмблемы. Если возможно, еще тоньше разделана кайма, украшенная тридцатью тремя и тридцатью четырьмя изображениями и апостолов, пророков и святых в кругах, образуемых разводами лозы виноградной и отдаляемых орнаментальными (непонятыми) свещниками. Средними изображениями вверху является Бог Саваоф и Успение Богоматери внизу.

По сторонам Бога Отца, круг которого заключен в звезду, изображены пророки: царь Давид и «премудрый» царь Соломон, Моисей (по образу – Павел) и Исаия, Илия и Иеремия и молодые Давид и Аввакум. Все представлены в молитвенном обращении. Успение изображено с обычными подробностями: Афониею и ангелом, а по сторонам Христа два первых епископа. По обе стороны этой сцены размещены в кругах апостолы, а два евангелиста вверху. По правой и левой коймам помещены святые, причем стороны соответствуют одна другой, а именно: Иаков, брат Божий и Лазарь, друг Божий, Василий Великий и Аверкий Иерапольский, Иоанн Златоуст и Григорий Богослов, Николай Чудотворец и Григорий, Папа Старого Рима, наконец, Петр и Алексей, московские чудотворцы.

Но, независимо от общего изящества этого произведения, должно остановить внимание и на типах, их высокой красоте и характерности: шитье соперничает с первостепенными работами современных иконописцев, Необычайная мелочность и тщательность всех деталей не мешает изяществу рисунка и выдержкой основного благодушия, разлитого в выражении лиц, в мягких движениях.

Главным недостатком этого иконописного пошиба является необыкновенная мелкота черт лица: носа, глаз и особенно губ на округлом лице: округлое лицо явилось, взамен продолговатого греческого, последствием влияния окружающей действительности, мелкие же черты – условность преувеличенной манеры, заступившей место стиля, слишком древнего и все более и более утрируемого. Это не мешает, однако, старческим лицам, с их густыми волосами и бородами, достигать высшей в иконописи красоты, но портит свежие и молодые лица. Поэтому здесь особенно удались лица пророков Исаии, Илии, апостола Андрея, святых Иакова и Лазаря (оба представлены седыми), папа Григорий, Петр и Алексей. Здесь не место подробно описывать все достоинства тонкого шитья, но, ради редкости, должно отметить, что даже почти все рисунки скани, украшающей нимбы, оказываются разными, что все одежды святых вышиты орнаментально, и даже оклады Евангелий разделаны подобием цветных и золотных парчей.

Наконец, замечательность памятника этим не ограничивается, так как плащаница эта составляет исторический памятник о лице пресловутой памяти в русской истории. Именно в двух углах плата представлены Владимир, Великий князь Киевский и всея России и преподобная Евфросиния. Это святые вкладчиков, а надпись от их имени с годом (т. наз. летописец) с правой стороны в ногах Спасителя гласит следующее: «Святыя и прьвоживоначальныя Троици и пречистые его матери честнаго и славнаго ея Успенія в лѣто 7069 (1561) при благочестивом царѣ и великомъ князѣ иване васильевичѣ всея России и при освященѣм макарии митрополите данъ бысть сей воздухъ в церковь соборную пречистые Богородици Успенія благовѣрным князем Владиміром Андрѣевичем и благовѣрною матерью его княжа Андрѣевою Иванович кнѣгинею Евфросиніею и честно поклоненіе всему православному крестьянству и по моей смерти и княгыни ефросинии во вѣчное поминовеніе во вѣкъ». Историк Соловьев рассказывает, что этот удельный князь, во время болезни Иоанна не замедлил выставить свои права на престол по смерти Иоанна, помимо племянника Димитрия, в 1553 году; он, было, отрекся целовать крест и дать присягу на записи служить Димитрию. Но его насильно заставили присягнуть, и от матери его требовали, чтобы и она привесила свою печать к крестоприводной записи, «и много она бранных речей говорила». В 1554 году царь взял с того же своего двоюродного брата вторую запись держать родившегося царевича Ивана вместо царя в случай смерти последнего. Владимир должен быль обязательно: «жить мне в Москве на своем дворе... Если мать моя княгиня Евфросинья станет подучать меня против сына твоего царевича или против его матери, то мне матери не слушать, а пересказать ее речи сыну твоему»... и пр. В том же году Владимир обязался третьею записью ограничить свой двор в Москве. В 1563 году умер митрополит Макарий, и в том же году царь положил гнев свой на княгиню Евфросинию и сына ее, много было сысков, и царь, перед владыками известил им их неправды. Тогда же княгиня постриглась, но Владимир перенес беду и прожил до 1569 года, когда князь был умерщвлен озверевшим Иваном, вместе с детьми. Князь Владимир оставил по себе добрую память и своею давнею и тесною дружбою со знаменитым Сильвестром. Эта справка о памяти героя Казани, из русской истории, должна быть возобновлена в русской археологии, так как последняя обязана князю лучшим памятником русского шитья. Очевидно, плащаница была вкладом в Московский Успенский собор, когда князь и княгиня особенно могли ожидать себе смерти, и в церемониальных словах надписи слышится на этот раз правда; самая плащаница разделила судьбу князя и как бы подверглась опале, будучи перевезена в Смоленск.

17. Мы предпочитаем относить не к ХIІ, но к XVI веку грузинскую плащаницу, сохраняющуюся в ц. Покрова в Левшине, в Москве и недавно изданную¹⁵⁷, как памятник грузинской древности. На кайме (голубой, шелковой) плата вышита (серебром) надпись: «Христе Боже, Распятія, Гроба и Воскресенія Твоею благодатью помилуй и спаси отъ всякаго лукаваго душу благословеннаго патрона царя царей Баграта и супругу его царицу Елену и дѣтей ихъ. Аминь». Что вкладчиком быль не Баграт, царь Грузии (1027–79) и жена его Елена, дочь виз. имп. Романа Аргира, а Баграт, царь Имеретинский († 1508) и Елена, жена его, доказывается вполне нами подобранною сериею плащаниц. Не проводя сравнения вновь по пунктам, ограничимся их указанием.

Христос положен на плате, вышитом звездами, на нимбе его буквы ο ων. В головах стоить Мать, в ногах Иоанн, оба в голубых хитонах и малиновых гиматиях. По обе стороны изголовья два коленопреклоненных ангела с рипидами и два серафима. По сторонам одра стоят вверху (т. е. справа) Иосиф и Никодим, а внизу две пары многоочитых херувимов в виде окрыленных колес. По углам символы Евангелистов. Поле плата темно-лиловое, усеяно звездами. Крест (по типу XVI в.) с солнцем и луною, пришелся сбоку.

Плащаница шита золотом, серебром и шелками, причем лики, руки и ноги сделаны шелком палевого, телесного цвета. Рисунок слаб, или даже груб и уродлив, композиция неуклюжа и только в общих чертах вспоминает византийские оригиналы.

18. Подобная по богатству исполнения и по сложности сюжета, но уже не по художественным достоинствам, плащаница находится в Буковине в монастыре Путна, вклад 1592 года. По краям плата устроено три каймы: две орнаментальные, третья, занятая надписью, с гербом Молдавии в виде бычьей головы. Надпись гласит: «Извлеченіем Отца и съпоспѣшеніе сына съвръшеніе святаго духа раб божии Іоан Ереміе Могила воевода Божіею милостію господар земли Молдавской и мати его Марія и господарша его Елисаветъ сътвориша съ божественны аеръ ради спасеніа их душевнаго и здравіа тѣлеснаго и ради здравіа прѣвъзлюбленниих чядъ своих Іоана Константина воеод и госпожи Ирини и Маріи и Катерини и даде его въ новѣ създанѣм их монастири Сучавица идеже есть храм Въскресение Господа Бога нашего и Спаса Нашего Іисуса Христа при Архиепископѣ Кир Георгие Могила митрополита Сучавскаго в лѣто 7100 господарства (?) его» (непонятно). По четырем углам плата в окаймленных отрезках неба летящие эмблемы: орел, телец, лев и ангел несут Евангелия, но представлены, в отличие от прочих случаев, движущимися вперед перед собою, а не вниз, в прекрасном и покойном движении, как бы плывущими в небе. На бордюрах надписи; αδοντα, βοωντα, κεχραγοντα, κε λεγοντα. Самое изображение сцены Положения во гроб скопировано с древнего и, несомненно, лучшего из всех нам известных оригинала, принадлежащего XIV или ХV веку. Последняя дата предпочтительнее, потому что на это позднейшее время указывают многие особенности рисунка: руки и ноги необыкновенно малы или и вовсе не изображаются, собственно византийских складок уже нет, а есть только византийский абрис драпированной фигуры, и прежнее дробление поверхности одежды или шраффирование одежд уже забыто. В типах появилась определенная тенденция к миловидности, чем уничтожается Византийская характерность. Наконец особого рода щеголеватая и показная симметрия в расположении и вычурная мягкость в жестах относятся к концу ХV столетия, когда появились работы критской иконописной школы.

Переходя к сюжету изображения, мы находим во главе его большой крест, водруженный сзади одра, с двумя перекладинами, копием и тростию и терновым венцом, на самом кресте. По сторонам креста два коленопреклоненных ангела осеняют его рипидами (стоя на земле), а под рукавами креста четыре ангела, носящиеся в воздухе, скорбят об уснувшем. В головах Христа, обвивая его голову и шею, сидит на табурете Богоматерь. Руку лобызает, преклонившись и нежно приподняв один перст, Иоанн. В ногах стоят Иосиф и Никодим, оба черноволосые, и по концам по обе стороны две жены, из них одна, воздевшая руки, – Магдалина. Ниже одра – два архангела и два ангела, первые с рипидами, совершают поклонение Телу. Все поле усыпано звездами. Над одром надпись ό ένταφηασμός (sic), над крестом Ц С = царь славы и ошибочно IV ХС.

19. В обители Дохиара (табл. XLII) имеется прекрасная плащаница обычных размеров, т. е. около двух метров, исполненная по малиновому атласу шелками, золотом и серебром. Цвета, здесь употребленные: светло-желтый, светло-коричневый, голубой, бирюзовый, зеленый и красный, относятся уже к позднейшей гамме и не чужды пестроты, как и самый рисунок. Бросается в глаза несоразмерная узость каймы с надписью, а затем нескладное расположение погрудных изображений на бордюре, положенных боком, для того чтобы уместить на каждой кайме по десяти пророков, и на боковых по пяти. Таким образом, между пророками появились апостолы Петр и Павел. Пророки размещены в таком порядке: слева в верхнем углу Моисей, и от него по верхней кайме Соломон, а по нижней соответствуют Аарон и Давид. Весь верхний ряд имеет на голове шапочку Даниила, а прочие ряды – нет. В отличие от обычных изображений, пророки представлены в изогнутых позах, смотря наверх, что показывает, что фигуры взяты из купольных рисунков, тогда как нижний ряд представляет пророков глядящих вниз, что, по-видимому, показалось наиболее подходящим, чтобы обратить взоры их на центральное действие. В число пророков приняты Предтеча и Иаков, затем изображены дважды: Захария (старый и молодой) и Исаия. Все это сделано для заполнения места и указывает крайнюю беспомощность мастериц, трудившихся над подбором фигур. Та же нескладица оказывается и в главной сцене. Так по углам представлены здесь эмблемы, но над крылатым львом написано ЛК вместо МРК. Другие грубые ошибки в греческих надписях указывают как будто на славянина-мастера. Композиция передана с крайнею беспорядочностью. Вверху не два и не четыре ангела, но три, и все – на разных уровнях. Один слетает из угла и утирает слезы несомым платом. Другой, в воздухе преклоняя колена, несет чашу с воткнутым в нее копием, крестом и тростию с губкою. Третий почему-то держит плат, раскинутый на руках, но изображен без ног, т. е. в воздухе над телом. Наконец, четвертый держит рипиду, но смотрит вверх на небо. Получается нескладная смесь фигур и далее: Божия Матерь поддерживает уже не голову, а нимб Сына; фигура Христа сделана несоразмерно большою, а все прочие слишком маленькими относительно нее. Здесь не две и не три жены, а пять: три обозначены апокрифически именами Марии и Марфы, очевидно, сестер Лазаря, друга Христова, а третья – именем Саломеи, если догадываться по буквам СЛа. Над Иосифом и Никодимом надписи помещены обратно. Ниже одра изображены (как бы тут было воздушное пространство) Херувимы и многоочитые Серафимы и опять два ангела, один на коленах, другой как бы в воздухе, т. е. изображен до колен. В конце концов, в ногах Христа помещен ангел с рипидою и кадилом, случай пока беспримерный в этой сцене. Над двумя ангелами больших размеров читаются начальные буквы имен архангелов Гавриила и Михаила, патронов обители Дохиарской, сотворивших для нее чудо обретения сокровища, на которое и был построен современный храм. Надпись ἐκ μονῆς ὑπάρχει Δοχειαρίου, как она ни необычна, указывает на заказ обители, а внизу выставлен год: έτει 7113, т. е. 1605. Между тем Одобеско¹⁵⁸ говорит о двух плащаницах в Дохиаре от 1609 и 1611 года, последняя – вклад иеромонаха Калликста. Описание первой показывает, что разумеется плащаница 1605 года, а второй мы не нашли в монастыре: возможно, что и наша плащаница заказана тем же иеромонахом, а следовательно, сделана где-либо поблизости Афона, т. е. на Балканском полуострове, или в той же Молдавии, которой господари с ХVІ столетия были ктиторами.

95. Плащаница Владимирского Успенского женского Княгинина монастыря.

Сходство второй плащаницы явствует из описания Одобеско: также сложность композиций, те же многочисленные фигуры, тот же архангел с кадилом, четыре серафима и четыре престола, те же пророки. Но эта плащаница меньше размерами, как и еще подобная в афонском монастыре Павла, в котором, после сербов, ктиторами были тоже молдавские господари; и третья в монастыре Ставроникитском, обе, вероятно, конца XVI или начала ХVII века.

20. К тому же разряду должна быть отнесена плащаница средины XVII века, сохраняющаяся во Владимирском Успенском женском Княгинине монастыре, с любопытными угловыми изображениями святителей и вполне обычною композициею (рис. 95) самого положения во гроб, как оно установилось в конце XVI века.

21. Замечательная плащаница (рис. 96), вклад княгини Пожарской в монастырь Спасо-Евфимиевский в Суздали, заслуживает вполне нашего внимания. Художественные формы здесь более чем слабы, вместо складок и драпировок здесь какие-то богато расшитые или пестротканые подушки, черты лица и строение фигур неправильные, непропорциональность полная, и только вышивка надписей может похвалиться красотою и правильностью, но все это весьма естественно в монастырском шитье, а достоинства его, которые мы не можем ни оценить, ни разбирать здесь подробно, по всей вероятности, очень высоки. Вышитый плат окаймлен полосою итальянского старинного шелка, густо затканного листвою. Бордюр плащаницы украшен крупною надписью из обычного, в этом роде покровов, песнопения. В ногах Христа мелкая, но прекрасного исполнения, надпись: «Лѣта 7152 Марта въ 22 дала сии покровъ въ домъ Боголѣпнаго Преображенія и великого чюдотворца Евъфимия болярина князь Димитріева жена Михайловича кнегиня Θеодора Ондрѣевна по муже своем и по своеи души».

По углам представлены серафимы. В полукружии неба видны солнце и луна; Дух Святой в кругу нисходить в лучах на Усопшего. Тело положено на богатом матраце, Его голову поддерживает Мать, любовно прижимаясь к нему головой; она сидит на пышном троне, сзади нее две жены. По другую сторону три фигуры: Иоанн, Иосиф и Никодим, но в надписях эти последние смешаны, а именно над черноватым мужем написано имя «Иосиф», тогда как Иосиф есть седая фигура, стоящая с краю в ногах Христа. Внизу два ангела в соответствии с двумя другими, стоящими над телом, держат также рипиды, но наклоняются уже не над телом, а над лежащим платом.

22. Между вышеуказанными схематическими плащаницами следует упомянуть о дорогой, шитой шелками и украшенной камнями плащаницы, вкладе боярина Троекурова в ризнице Ярославского архиерейского дома от 1674 года. Кроме прекрасных вышивок песнопения: во гробе плотски пр., под гробом мелким швом вышито: «7182 Сент. 20 день приложилъ сей воздухъ бояринъ Борисъ Ивановичъ Троекуровъ по женѣ своей блаженной памяти боярыни Агриппины и по сынѣ своем кн. Димитріѣ в вѣчный поминокъ в Ярославль в Спасовъ монастырь к церкви Св. Боголѣпнаго Преображенія Господа Бога нашего Іисуса Христа и св. благовѣрнаго кн. Θеодора Смоленскаго и Ярославскаго и чадъ его Давида и Константина». Над Усопшим херувим (надпись: «Херувимъ», но изображен шестикрылый серафим) два ангела с четырьмя рипидами и внизу плат.

96. Плащаница, вклад кн. Пожарской в Спасо-Евфимиев монастрь в Суздале.

23. Плащаница Путивльского Печерского монастыря¹⁵⁹, вклад туда же окольничего Михаила Семеновича Волынского, 1666 года, шитая шелками, серебром и золотом, с зеленою атласною каймою, надписи которой шиты золотом, отличается большою грубостью исполнения и с технической стороны только издалека напоминает молдовлахийские плащаницы. Одежды почти лишены всяких складок, нередко представляют сплошной кусок одного цвета на фигуре, или драпировки начерчены поверх тонкими нитями, без всякого смысла, по-детски. Крайняя грубость в движениях в уродливой потуге на экспрессию и все те свойства безобразных преувеличений, в которые впадает мастерство, когда оно руководится только богатством материала, не художественностью формы. В таких ремесленных произведениях, как эта плащаница, нельзя всерьез принимать и иконографическую сторону изображения. Посреди картины в небе виден Саваоф (не седой) в клубящихся облаках, от Него сходит на Христа Дух Святой. Под Саваофом крест с копием, тростию, венцом и лестницею, только что употребленною для снятия со Креста, – смешение символики и реальности. Тело Господа Иосиф и Мария кладут на матрац, руки Его сложены накрест и приподняты к голове. Жены рвут на себе волосы, Иоанн и Никодим скорбно преклонены, Архангелы Гавриил и Михаил держат по паре орнаментальных рипид.

24. Прекрасная плащаница Троицко-Калязина монастыря Тверской епархии, относящаяся к средине XVII века, еще пользуется сравнительно хорошими оригиналами в рисунке, весьма близкими к лучшим образцам плащаниц XVI века, и высокого технического исполнения, по атласу светло-коричневого цвета с богатою разделкою тканей на одеждах, хотя тоже в кусках и без драпировок. Композиция почти та же, что и в предыдущем плате, но руки Христа сложены на препоясании чресл Его.

Насколько установился затем во второй половине XVII века шаблонный рисунок плащаниц, можно легко убедиться, сличая греческие, русские и молдовлахийские плащаницы, еще наполняющие ризницы обителей: главным признаком позднего времени служит небрежность исполнения, отсутствие складок, однообразие решетчатой золотой парчи, изображающей одежду фигуры, наконец, дурные свойства золотой и серебряной нитки, высыпание первой, чернота второй, и всего чаще замена золотой нити перевиванием шелка золотою нитью. Перечислять подобного рода покровы было бы излишне, так как они не могут быть относимы к памятникам, разве на них встретятся даты, важные для определения других. Следует прибавить, что по-прежнему драгоценное тканье и дорогие парчи принадлежат изделиям России и Молдовлахии (Буковине, Галиции и пр.), и, напротив того, греческие работы продолжают довольствоваться (поневоле) вышиванием. Много подобных изделий мы видели на Афоне и в последней поездке (в 1900 г.) по Македонии. Упомянем одну, ради характерности ее, плащаницу в ц. Панагия Декса в Солуни.

25. Она сделана по-старому, на красном шелковом атласе, вышита по этой основе и кайма и сцена Положения: по неумению грубого знаменщика, фигуры небывало крупны, движения преувеличены, одежды даже не имеют ни контуров, ни складок; представлены три плачущие Жены, две мироносицы и одна, вероятно, Саломея, Иоанн, Иосиф и Никодим. Неграмотная греческая надпись называет вкладчиков и дает год 1679.