Глава VI⁶⁹⁰. История юго – западной церкви

В состав юго – западной митрополии во время отделения ее от северной входили епархии Малой и Белой России, Литвы, Волыни и Галиции: киевская, черниговская (брянская), смоленская, полоцкая, Туровская (пинская), Владимирская, луцкая, холмская, перемышльская и Галицкая (львовская). К 1589 г. успели отойти к Москве смоленская (1514 – 1611 г.) и закрыться черниговская (от половины ХVI до половины XVII в.) епархии. Верховным главою в юго – западной митрополии признавался константинопольский патриарх; но власть его была очень незначительна. Неудобство ли сношений с Киевом, тяжелое ли положение самого патриарха под властью турок, или еще что влияло здесь, только он не вмешивался во внутренние дела южно – русской митрополии и, несмотря на ее нестроения, относился к ней очень невнимательно. Он ни разу не посетил ее лично (до 1588 г.) и очень редко присылал сюда свои грамоты по частным делам; вся его власть в действительности сводилась к тому, что он утверждал новоизбранных митрополитов и для их посвящения иногда присылал своего экзарха. Таким образом киевский митрополит чувствовал себя самостоятельным. Отношение его к епархиальным епископам было такое же, какое некогда в северной Руси: он утверждал избранных епископов, обозревал их епархии, созывал на соборы, контролировал и судил; пред гражданскою властью он являлся ходатаем за всю митрополию. Власть епископов в епархии была, как и прежде, административная, судебная и экономическая. Основаниями церковного управления и суда служили: кормчая книга, свиток (устав) Ярослава, соборные постановления (особенно виленского собора 1509 г.), грамоты митрополитов и польских королей (Александра, Сигизмунда I, Сигизмунда II), литовский статут Сигизмунда I (1529 г.), сеймовые постановления и церковная практика с ее исстари унаследованными порядками. Таким путем 1) сузился объем церковного суда и 2) развилось участие мирян в церковном управлении в ущерб церковной власти. Святительскому суду подлежали духовные лица только по делам веры, церковного порядка и благочиния, миряне – по делам веры и брачным (разводным, любодейным и т. п.); по делам же имущественным и гражданским преступлениям духовенство было подсудно одному общему (смесному) суду, так же, как дела мирян о завещаниях. Наравне с низшими членами клира на светский суд были позываемы по подлежащим делам епископы и даже сам митрополит⁶⁹¹. Широкое участие мирян в делах Церкви развилось на почве так называемого патронатства. Оно же в свою очередь сложилось постепенно. Строитель церкви или монастыря, равно как землевладелец, в отношении к церквам на его собственной земле, естественно являлись покровителями (патронами) этих церквей и монастырей: заботились о их содержании, обеспечении причтов, охранении от обид, замещении освободившихся мест в причте и монастыре, упорядочении внутреннего строя в них и т. п. Из того, что складывалось постепенно на практике, выработалось «право патронатства» (jus patronatus). Частными его формами были: 1) покровительство патронируемым учреждениям, т. – е. попечение о их материальном благосостоянии и охранение их прав, 2) подаванье (jus donandi), т. – е. отдача их, кому хочет патрон, 3) представление (jus praebendi или praesentationis), т. – е. рекомендация кандидатов на должности священников и настоятелей, 4) управление и суд в отношении к патронируемым учреждениям в известных границах. В таком виде патронат был очень полезен для православной Церкви; но он обезобразился многими злоупотреблениями, нанесшими Церкви непоправимый вред. Еще виленский собор 1509 г. обратил внимание на эти злоупотребления, но был бессилен их остановить. Именно, патроны не довольствовались только представлением кандидатов на священство и настоятельство, но сами избирали их и утверждали в должности без епископского благословения, ставили недостойных, принимали на приходы лиц без отпускных и ставленных грамот, не заботились о своевременном замещении священнослужительских вакансий, так что нередко церкви и монастыри оставались без служения и прихожане без требоисправления на несколько лет, самовольно прогоняли священников и настоятелей, сами их судили и наказывали, расхищали церковную собственность и даже вмешивались в чисто духовные дела, например, бракоразводные и т. п. Видя силу и произвол патронов, церковные причты часто отказывали в послушании епархиальным епископам: «чье подаванье, говорили обыкновенно, – тому и послушанье попов». Особенно злоупотребляли патронатством паны – католики и король. Последнему принадлежал патронат на коронных и государственных землях. Подобно верховному сюзерену в эпоху западно – европейского феодализма, он присвоил себе право подаванья «столиц духовных» – епископских кафедр и настоятельских мест (в некоторых монастырях). Сначала это было только пожалованием новоизбранному права распоряжаться именьями, принадлежащими кафедре и монастырю («духовными хлебами»), в связи с утверждением его в должности, затем мало – по – малу обратилось в право назначения лиц на епископские кафедры и настоятельские места (подобно западно – европейской инвеституре), рядом с верховным судом над ними. Таким образом прежде существовавший порядок соборного избрания (духовными и мирянами) епископов заменился (с ХVI в.) новым – назначением от короля. Начались искательства и подкупы, раздачи духовных столиц, как наград за военные и гражданские заслуги, с пожизненным владением и даже с правом передачи детям и т. п. Отсюда нестроения в иерархии и управлении: иной получал себе в пожалованье кафедру или монастырь, занятые уже епископом или настоятелем и иногда вооруженною силою отнимал их (например Феодосий Лозовский брестскую кафедру у Ионы Красенского); иной мирянин вступал в полное заведывание монастырем, не принимая пострижения, сам поселяясь в монастыре с женою и детьми, не всегда даже имея духовного викария здесь для духовной «справы» (управления). Иерархия, начиная с высшей и кончая низшей, была наполнена недостойными членами: даже на епископских и митрополичьей кафедрах встречались двоеженцы или состоящие в браке. Епископы и настоятели монастырей смотрели на свои должности, как на доходные статьи, и на церковное имущество, как на свою собственность; поэтому единолично распоряжались им, раздавали своим родственникам в пожизненное владение, сдавали в аренду или под залог, продавали, отдавали в приданое за дочерьми, даже расхищали церковную утварь. Иной продавал пожалованное ему право на духовную должность другому. Ряды высшей иерархии наполнились шляхтичами, иногда знатных фамилий, которые, получив духовный сан, не покидали старых привычек к разгульной и буйной жизни и дозволяли себе такие поступки, как например набеги на соседние местности с толпою вооруженных слуг и разбои (Кирилл Терлецкий, еписк. Луцкий); к низшему духовенству они относились с таким же презрением, как шляхта к холопам; сами стремились стать наравне с польскими магнатами и католическими бискупами, которые занимали места в сенате. Власть митрополита была не страшна таким епископам и они не слушали его также, как священники их самих. Низшее духовенство было принижено, невежественно, материально не обеспечено, предавалось пьянству и другим порокам, Оставаясь без руководства пастырей, народ обрекался на шатанье в вере и нравственную неустойчивость. Все чувствовали тяжесть своего положения: митрополит тяготился ослушанием епископов и своевольством короля, епископы непослушанием причтов и вмешательством мирян в церковные дела, миряне недостойною жизнью пастырей. Какая сила могла вывести из такого положения и уничтожить церковные нестроения? – Власть митрополита была для этого слишком слаба, соборы почти не собирались, в епископах не доставало единодушия и ревности к церковным интересам; некоторые еще возлагали надежду на силу константинопольского патриарха, но другие безнадежно говорили: «не настоит ли время погибели православной Церкви?» А между тем в эту – то именно пору понадобилась для нее вся крепость сил, стойкость и единодушие членов, так как открылась широкая и энергичная пропаганда католицизма.

В 1569 г. Литва и юго – западная Русь объединились с Польшей в одно государство – «Посполитую Речь» (люблинская уния). Началось более тесное сближение литовско – русских православных с польскими католиками (на сеймах, в сенате и т. д.), особенно в высших классах общества; польская шляхта получила право владеть землями в литовско – русских областях и держать патронат над православными церквами; литовско – русские князья и паны заражались стремлениями, интересами и образом жизни польских шляхтичей; православные епископы сильнее стали стремиться к тому, чтобы сравняться в своем положении с католическими бискупами; русская и литовская народность обрекалась на унижение и постепенное вымирание под давлением польской культуры (полонизации). Как раз с этого же времени иезуиты стали раскидывать сеть своей пропаганды над Литвой и юго – западной Русью. На первых порах встреченные враждебно, они быстро завоевывали себе сочувствие в обществе. Православные и протестанты толпами собирались слушать их проповеди и публичные диспуты, смотреть на их торжественное богослужение и религиозные процессии, наполняли их школы, пользовались их благотворительностью и т. п. Таким путем многие запутывались в их сетях и совращались в католичество. Например в 1586 г., когда иезуитское братство Тела Христова устроило в Вильне торжественную процессию, то многие из присутствующих под влиянием полученного впечатления перевели своих детей из протестантских школ в католические и более 300 человек перешли в католичество; подобным образом в 1588 – 1589 г., во время свирепствовавшего в Вильне поветрия, одних православных совратилось в католичество 53 человека, благодаря заботам иезуитов о больных и умиравших. Особенно много вреда нанесли православной Церкви иезуитские школы. Они появились во многих городах. Первое между ними место заняла виленская коллегия, основанная иезуитами в 1570 г. и преобразованная в академию в 1578 г. Она обнимала все ступени школьного образования от низшей до наивысшей и делилась на семь классов (іnfіmа, grаmmatika, sintaxis, роёsіа, гhеtогіса, рhіlоsорhіа и thео1оgiа), для бедных имела несколько бурс, или общежитий с бесплатным столом. Главными предметами обучения были: латынь, схоластическая риторика и богословие. Преподавание велось на латинском языке. Заботы воспитателей и учителей были направлены на то, чтобы развить в учениках приверженность к католической церкви и презрение к православной. Во главе с такими лицами, как Станислав Варшевицкий, первый ректор коллегии, славившийся ученостию и красноречием, и Петр Скарга, первый ректор академии, даже превосходивший Варшевицкого, академия быстро возростала: в 1586 г. она уже имела более 700 учеников и более 50 иезуитов – учителей и воспитателей. Русско – литовское дворянство охотно отдавало сюда своих детей. Но большинство их, пройдя иезуитскую школу, или совращались в католичество, или выходили с нелюбовью к православной Церкви, готовые при случае бросить православие. Среди дворянских фамилий совращения были чаще, чем где – либо еще. Чтобы иметь больший успех, иезуиты задумали ввести церковную унию между православными и католиками на началах флорентийской, надеясь впоследствии перевести униатов в католичество. Получив от папы Григория XIII благословение, они всюду стали сеять мысль об унии, как письменно, так и устно: высшему духовенству они сулили освобождение от ненавистного произвола мирян и уравнение в правах с католическим духовенством, православным князьям и панам – большую силу в политических делах Польши, православной Церкви – уничтожение разных нестроений в ней под главенством всесильного папы. Некоторые из православных, не подозревая иезуитских козней, готовы были принять унию (см. II выпуск, § 27). Немногого недоставало, чтобы мысль о ней нашла себе осуществление.

В 1589 г., проезжая из Москвы, в юго – западной Руси остановился константинопольский патриарх Иеремия II. Он заметил там нестроения и принял против них некоторые меры: между прочим низложил двоеженца митр. Онисифора и поставил на его место Михаила Рагозу, приказав ему позаботиться о церковных исправлениях, особенно об очищении духовенства от недостойных членов; Кирилла Терлецкого, епископа луцкого, нарек своим экзархом, дав ему право контроля и суда над епископами и даже митрополитом и возложив на него ту же заботу, какую на митрополита. Раньше Иеремии ни один из патриархов не посещал южно – русской митрополии. Не удивительно, что теперь усиленно заговорили о его приезде и многого ждали от него для блага православной Церкви. Но ожидания не сбылись. Указав недостатки южно – русской Церкви, Иеремия оказался бессильным их уничтожить, а новопоставленный митрополит – слабохарактерным и неспособным к настойчивой деятельности. Поэтому многие из тех, кто прежде еще надеялся на помощь от патриаршей власти для уничтожения церковных нестроений, теперь разочаровались. К тому же Иеремия своими действиями (не всегда тактичными) возбудил против себя недовольство в южно – русской иерархии. Михаил Рагоза был оскорблен тем недоверием, какое оказал ему Иеремия, поставив своим экзархом Кирилла и подчинив митрополита его надзору; Кирилл был недоволен тем, что Иеремия принимал на него жалобы и клеветы (от Гедеона львовского) и веря им, писал против него грамоты, впоследствии им же самим отмененные. Гедеон Болобан, еписк. львовский, негодовал на Иеремию за то, что он своей грамотой утвердил право патронатства за львовским братством (из мирян и духовных лиц), освободив его от власти епископа и даже поставив последнего под его контроль; равно как за то, что братству отдал в управление Онуфриевский и Уневский монастыри, которые Гедеон хотел было подчинить себе. Еписк. полоцкий (Афанасий) мог быть недоволен тем, что Иеремия наделил Владимирского епископа титулом прототрония (первостольника), т. – е. первого и старейшего после митрополита, чем прежде пользовались епископы полоцкие. Иерархи, не удовлетворявшие каноническим требованиям, как например холмский епископ Дионисий Збируйский и пинский Леонтий Пельчицкий, не покидавшие брачной жизни, должны были опасаться за свое положение в виду распоряжений патриарха о низложении недостойных иерархов, тем более что митрополит начал было действовать в духе его распоряжений (брестский собор 1590 г.). Недовольство Иеремией стало обнаруживаться еще во время его пребывания в России, а по отъезде смело осуждались его действия и говорилось, что зависимость от греков тяжела для Русской Церкви, а между тем малополезна, так как власть патриарха в действительности очень слаба. Иезуиты удачно пользовались всем этим: поддерживая недовольство патриархом, они всюду призывали православных к подчинению папе, под всесильною властью которого обещали православной Церкви и ее епископам благоденствие. И вот началось среди православных иерархов движение к унии.

В 1591 г. епископы Кирилл, Гедеон, Дионисий и Леонтий подписали и подали королю грамоту, где выражали желание подчиниться папе с условием сохранения православных обрядов и ограждения их иерархических прав. Королем в это время был Сигизмунд III, ревностный католик, воспитанный и руководимый иезуитами. Он сочувственно отнесся к желанию епископов и в ответной грамоте (1592 г.) обещал за себя и своих преемников королевскую защиту и милость всем, согласным вступить в унию. Все это пока содержалось в тайне. В 1593 г. к четырем епископам, согласившимся на унию, присоединился новопоставленный епископ Владимирский Ипатий Поцей. Он происходил из православной семьи, учился сначала в протестантской школе князя Радзивила, потом в иезуитской краковской академии, некоторое время держался протестантства и католичества, потом возвратился в православие, но обнаруживал склонность к унии. Он имел звание сенатора и связи с высшими государственными сановниками. Ему покровительствовал и сильный своим влиянием кн. Константин Острожский. При таких условиях Поцей сделался наряду с Кириллом главнейшим деятелем на пользу унии. По вопросу о ней он между прочим входил в сношения с К. Острожским и тот уполномочивал его хлопотать об унии на соборе южно – русских епископов, с целью улучшить положение православной Церкви. Но Острожский желал не той унии, к какой стремились Кирилл и Поцей. Одним из существенных ее условий он ставил, чтобы православные обряды и вера были неприкосновенны, чтобы православные храмы не обращались в костелы; православным не дозволялся переход в католичество и, главное, чтобы уния заключалась от лица и с согласия всех православных Церквей, а не одной только литовско –  русской. Поцей понимал, что на такую унию не будут согласны ни король, ни папа, ни восточные Церкви; поэтому не предлагал собору желание Острожского, а между тем не оставлял задуманного дела. В 1594 г. Сигизмунд назначил его и Кирилла для поездки в Рим, чтобы там, как уполномоченным от всей южно – русской Церкви, заключить унию. Нужно было заручиться этими полномочиями и точнее определить условия унии. 2 декабря 1594 г. Кирилл и Поцей составили акт унии и начали отбирать подписи от представителей православной иерархии. Это дело тянулось почти год. Под актом один за другим подписались епископы всех литовско – русских епархий: Кирилл, Поцей, Гедеон, Леонтий, Дионисий, Михаил перемышльский, нареченные епископы: Григорий полоцкий (занявший кафедру с именем Германа в 1595 г.) и Иона Гоголь пинский (занявший кафедру в 1595 г.); подписался, хотя после колебаний, и митр. Михаил Рагоза, которому Поцей постарался выставить все выгоды унии и опасность противиться ей в виду сочувствия ей короля. Гедеону Львовскому удалось (на львовском соборе 1595 г.) уговорить к унии многих архимандритов, игуменов, иеромонахов, протопопов и священников своей и других епархий, даже нескольких представителей Греции и Сербии. Определены были и условия унии, главнейшие из них: неприкосновенность православной веры и обрядов, недопущение перехода в католичество для униатов, дозволение смешанных браков (православных с католиками), замещение православными южно – русских кафедр и других духовных должностей, освобождение новопоставляемых епископов от обязательства ездить в Рим за утверждением, предоставление православному духовенству прав и вольностей наравне с католическим, в частности митрополиту и епископам – почетных мест на сеймах и в сенате, ограждение от власти констант. патриарха, освобождение от вмешательства светских лиц в церковные права, возвышение церковной власти епископов (над братствами и монастырями) и т. п. Наконец составлено было и послание к папе от лица южно – русских иерархов, где излагалась просьба оставить в целости для православной Церкви ее веру и обряды и давалось обещание всегдашнего послушания папе. Теперь оставалось Кириллу и Поцею ехать в Рим для заключения унии. Но обстоятельства вынудили их еще помедлить. В народе стали ходить слухи об измене православию митрополитов и епископов. К. Острожский, получив от Поцея копии с унионных условий и послания к папе ясно увидел теперь, о какой унии хлопочат епископы, и решился ей воспротивиться. Он обратился с воззванием ко всем православным Литвы и Польши, сообщая здесь, что митрополит и епископы «претворились в волков и, отвертись единой истинной веры св. восточной Церкви, отступили от вселенских пастырей и учителей и приложились к западным;... они тайно согласились между собой и, отвергшись пастырей своих, святейших патриархов, от которых поставлены, осмеливаются властно, по своей воле отторгнуть всех правоверных, будто бессловесных, от истины и низвергнуть с собою в пагубу;» в заключение он выражал решимость противиться злому умыслу архипастырей и «вместе со всеми правоверными стоять в благочестии, пока достанет сил»⁶⁹². Воззвание князя, которого считали «крепчайшим столпом и украшением православной Церкви», произвело сильное движение претив унии. Новогродский воевода Феодор Скумин вошел с ним в сношение и ходатайствовал о созвании собора, на котором бы миряне вместе с пастырями обсудили вопрос об унии. Особенно сильно было волнение в Вильне. Здесь священники Троицкого братства и учитель братской школы Стефан Зизаний в своих проповедях горячо вооружались против недостойных архипастырей, продавших свою веру. Стефан Зизаний даже издал «книжицу на римский костел»; а православные миряне Вильны просили своего воеводу, литовского гетмана Радзивила, быть для них «помощью и оборонцем» и напомнить митрополиту о пастырском долге, которому он изменил. В виду этого движения Гедеон Болобан отказался от унии, заявив, что он был обманут К. Терлецким, который будто бы написал нечто противное православной вере на бланковых листах, данных ему епископами для подачи королю жалобы на притеснения и просьбы 0 милостях; отказался и Михаил Перемышльский; митрополит старался оправдаться, говоря, что слухи о его измене православию ложны, грозил священникам виленского братства за рассеивание в народе таких слухов и даже запретил всему виленскому духовенству богослужение на шесть недель за непослушание митрополиту. Ипатий Поцей предлагал кн. Острожскому поступить с приготовленными грамотами об унии, как хочет, и снова начать это дело, ставши во главе его; согласно желанию Острожского и Скумина, он и Кирилл даже просили короля о созвании собора для обсуждения унии сообща с паствой. Сигизмунд сначала было уступил, но потом раздумал. Между тем он старался ободрить и удержать в унии владык, согласившихся на унию, и хотел привлечь к ней Острожского. В пользу унии была издана в Вильне книжка под названием «Унии», где народ убеждался возвратиться «к прежнему и давнему» соединению с римской церковью. Но протест не утихал. Острожский, несмотря на королевский отказ, домогался собора; митрополиту никто не верил; угроз его не боялись, короля ослушались. Дело унии подвергалось опасности совсем рушиться. Медлить долее было нельзя. Кирилл и Поцей отправились в Рим (в сентябре 1595 г.). Это еще больше возмутило православных. Острожский писал резкое письмо митрополиту и всюду рассеивал печатные листы против него, как отступника и иуды – предателя, и против унии; виленское духовенство во главе с протопопом Иваном Парфеновичем продолжало проповедывать против владык; Стеф. Зизаний издал «Казание (слово) св. Кирилла иерусалимского об антихристе» в доказательство, что папа антихрист; братства виленское и львовское вносили протест против унии в городские книги. Уступая давлению православных, митрополит созвал было в Новогрудке (янв. 1596 г.) собор для обсуждения вопроса об унии; но сюда явилось очень мало духовных и никого из светских лиц; вместо рассуждений об унии, собор постановил Ст. Зизания отлучить от Церкви, единомысленным с ним священникам (Василию и Герасиму) запретить священнослужение, а мирян – анафематствовать. Осужденные подали протест. Сигизмунд хотел насилиями расчистить почву для унии: по его распоряжению кое – где на королевских землях запечатывали православные храмы и отбирали церковную утварь, стесняли отправление церковных обрядов и церемоний, запрещали по праздникам звонить в колокола, непослушных наказывали штрафами, побоями и тюрьмой, нападали на православные школы и разгоняли детей, в некоторых королевских городах православных не допускали до гражданских должностей, выгоняли из ремесленных цехов, притесняли в судах и т. п.

Между тем Терлецкий и Поцей заключили в Риме унию. На представленные ими условия там не обратили должного внимания, а заставили их подписать, торжественно в присутствии папы и кардиналов прочитать и клятвою подтвердить за себя и русских иерархов католическое исповедание веры: в нем принимались определения флорентийского и тридентского соборов, анафематствовались всякие схизмы и ереси, осужденные и отвергнутые римскою церковью, признавались истинными догматические особенности католической церкви – filioque, чистилище, индульгенции, главенство папы, –  даже «обряды, установленные ею при совершении таинств». Все это было равносильно принятию чистого латинства и отречению от православной веры. Папа оставлял русским только православные обряды и церемонии, но и то с оговоркою: «если они не противны учению католической веры и не препятствуют общению с римскою церковью» – оговоркой, дававшей ему возможность при случае отменить их. Составлены были письменный акт о соединении церквей и «постановление»; на память выбита медаль с изображением на одной стороне папы Климента VIII, на другой – коленопреклоненных пред папою русских епископов и с надписью: «ruthenis receptis». Извещая об этом Сигизмунда, папа просил его оказать русским владыкам те милости, о которых они ходатайствуют и которые он обещал им. Когда Терлецкий и Поцей возвратились в Россию, они встретили здесь решительный протест. На генеральном варшавском сейме (1596 г.) депутаты от разных воеводств (киевского, волынского, минского, новогрудскаоо, полоцкого и др.) от имени своих избирателей подали королю просьбу о лишении Кирилла и Ипатия духовного сана за самовольное подчинение папе и измену вере; такую же просьбу лично от себя подал и Острожский; в разных городах вносились в актовые книги протесты против этих епископов; им отказывали в повиновении. Но Сигизмунд старался поддержать их и подвергал наказанию горячих противников унии; так, он осудил на изгнание из своего государства, прежде осужденных собором в Новогрудке, Ст. Зизания, Василия и Герасима. Покровительствуемые королем, Терлецкий и Поцей смело водворяли унию в своих епархиях: священников, не соглашавшихся на унию, изгоняли из приходов, лишали сана и заключали в тюрьму, мирян анафематствовали, по церквам велели поминать папу; а когда члены брестского церковного братства воспротивились унии, отказывались ходить в церкви, где поминался папа, и собирались на молитву по частным домам, Поцей запретил священникам ходить к ним в дома и совершать для них какие – либо церковные требы. При этой общей смуте все с нетерпением ждали собора, который бы высказался относительно унии. Собор открылся 6 окт. 1696 г. в г. Бресте. Сюда съехалось множество духовных и светских лиц – православных, католиков, униатов и протестантов. Между ними были: Михаил Рагоза с семью литовскорусскими епископами, множеством архимандритов, игуменов и священников, львовский католический архиепископ Ян Соликовский с двумя латинскими бискупами (луцким и холмским) и 4 иезуитами – в качестве послов от папы, литовский гетман Христофор – Николай Радзивил, литовский канцлер Лев Сапега и др. – в качестве послов от короля, Никифор, экзарх констант. патриарха, Кирилл Лукарис, экзарх александр. патриарха, кн. Константин Острожский с сыном Александром, воеводою волынским, и другие сановники, депутаты от воеводств, поветов, городов и братств и многие другие. Некоторые паны приехали с многочисленной и вооруженной свитой; окрестности Бреста имели вид военного лагеря с шатрами и пушками. Перевес был на стороне православных и униатская партия боялась насилий; но К. Острожский успокоил ее своим словом Съехавшиеся разделились на две половины: униатско – католическую и православную. Та и другая составила свой собор: униатская в соборной церкви св. Николая, православная в частном доме, так как местный епископ Поцей распорядился запереть для православных все церкви в городе. На униатском соборе председательствовал Ян Соликовский, на православном экзарх Никифор; здесь же были отказавшиеся от унии епископы Михаил перемышльский и Гедеон львовский. Православный собор распался на две половины – духовную и светскую. Троекратно позванные сюда митрополит и епископы, согласившиеся на унию, отказались явиться и заседали в соборе униатском. Тот и другой собор пришли к противоположному решению: униатский утвердил унию, объявил лишенными сана Гедеона и Михаила, равно как всех духовных, противящихся унии, и проклял всех, кто впредь будет противиться унии или принимать, осужденных за противление унии, духовных. Православный собор всецело высказался против унии, как нежелательной народу, незаконной и несогласной с православием, лишил сана митрополита и других иерархов, ее принявших, и оправдал, прежде осужденных противников ее, Зизания, Василия и Герасима. Решения обоих соборов были опубликованы и представлены на утверждение королю. Как и следовало ждать, он утвердил решение униатского собора и своим универсалом (15 дек.) объявил всем православным, чтобы они не считали за своих владык Гедеона и Михаила, как низложенных соборно, и не имели с ними никакого общения и чтобы оказывали полное послушание митрополиту и владыкам, принявшим унию.

Таким образом уния была заключена и утверждена. Оставалось водворить и распространить ее среди православных. Это могло случиться не иначе, как путем напряженной борьбы. И действительно завязалась вековая борьба. Сигизмунд во все время своего правления (до 1632 г.) покровительствовал унии. Православные монастыри и церкви, равно как именья кафедр, он подавал униатским владыкам, на жалобы и протесты православных или совсем не обращал внимания, или решал в пользу униатов; нередко делал распоряжения прямо против православных. Если же иногда давал обещания возвратить им все права и вольности, предоставить свободу веры и обрядов, утвердить православных епископов и т. п., то давал не по искреннему чувству, а по политическому расчету, под гнетом критических обстоятельств, и потом не выполнял; так например он поступил в 1607 г., когда восстание дворян во главе с Н. Зебржидовским грозило ему лишением престола, и в 1621 г., когда он заискивал пред сильным казацким гетманом Сагайдачным –  Конашевичем в виду войны с Турцией. Подобным же образом поступали при нем и сеймы: они или совсем не обращали внимания на жалобы и просьбы православных, или же иногда и делали в пользу них постановления (1607, 1609, 1620, 1623 г.), но последние при расшатанности дисциплины и при господстве своеволия в польском государстве, обыкновенно не осуществлялись. Только со вступлением на престол Владислава IV (1632 – 1648) правительство стало терпимее в отношении к православным, чаще утверждало для них свободу церковной жизни, равно как неприкосновенность гражданских и церковных прав, королевскими грамотами и сеймовыми постановлениями (1632, 1633, 1635, 1638, 1641, 1647, 1649, 1650, 1686 гг.); но и тогда они мало применялись на практике, иные даже совсем отменялись. Нечего уже говорить о городских судах и магистратах, которые были завалены жалобами и протестами православных и однако ничего не делали в пользу их. Православным приходилось терпеть одинаково от католиков и униатов. Сам папа иногда благословлял и побуждал к насилиям над ними (Урбан VIII). Иезуиты, доминиканцы и др. ревностные католики подстрекали школяров, магнатов, шляхтичей и чернь к буйству над православными и к издевательству над православной верой. Из униатов особенною ревностью к унии и суровою нетерпимостью к православным отличились униатские митрополиты: Ипатий Поцей (1599 – 1613), Иосиф Вельямин – Рутский (1613 – 1637) и Киприан Жоховский (1674 – 1693), епископы: Афанасий Крупецкий перемышльский (1610 – 1656), Иосафат Кунцевич полоцкий (1618 – 1623), Мефодий Терлецкий холмский (1626 – 1649), Лев Кревза – Ревузский (1626 – 1640) и Андрей Кваснинский – Золотой (1640 – 1654) смоленские. Начиная с брестского собора, объявившего унию, и во все последующее время православные подвергались всевозможным стеснениям и насилиям, в одних местностях больше, в других меньше. Самые тяжелые стеснения выпали на время правления Сигизмунда III.

Вскоре после брестского собора экзарх Никифор, по своему влиянию опасный для униатских владык, был объявлен турецким шпионом, предан суду и заключен в Мариенбургской крепости, где и скончался, как предполагают, от голода. Кирилл Лукарис, чтобы избежать такой же участи, удалился из пределов России. Митрополит и епископы, принявшие унию на соборе, объявили по своим епархиям, что духовные лица, не желающие последовать им, лишаются сапа, а миряне подвергаются отлучению. Многие священники, чтобы не лишиться мест и средств к содержанию, принимали унию и свои приходы обращали в униатские. Другие, не желавшие уступить, изгонялись силою, подвергались побоям и истязанию, заключались в оковы и тюрьмы, а места их передавались униатам; некоторые даже поплатились жизнью⁶⁹³. Так же поступали нередко с настоятелями и иноками монастырей. «В Вильне, говорил на варшавском сейме 1620 г. волынский депутат Лаврентий Древинский, – монахов, непреклонных на унию, ловят и бьют, хватают на дорогах и бросают в темницы». Униаты стремились завладеть православными кафедрами, церквами и монастырями с их именьями и доходами. После брестского собора они удержали за собой митрополичью (с кафедрой в Вильне) и пять епископских кафедр: полоцкую, пинскую, владимиро – брестскую, луцкую и холмскую; по смерти православного епископа Михаила они завладели и перемышльской епархией, так что у православных оставался лишь один львовский епископ. Поставленные для них в 1620 г. вновь митрополит и епископы (шесть) не были признаны законными и (кроме митрополита и львовского епископа) не могли водвориться в своих епархиях. С 1625 г. смоленская епархия, взятая в 1611 г. поляками, отдана была униатам и православные не имели здесь епископа до 1657 г., когда Смоленск был опять в руках русских. При Владиславе IV высшая православная иерархия получила законное право на существование; но без притеснений дело не обошлось и тогда: перемышльская, луцкая и Львовская епархии были уступлены православным (1632), но униаты не оставляли попыток завладеть ими (Аaанасий Крупецкий перемышльский, Рафаил Корсак галицкий). По Зборовскому договору 1649 г. холмская епархия была передана православным (1650), но чрез год снова отдана униатам (1651). В конце XVII в. от православных отошли епархии Львовская, перемышльская и луцкая с переходом их владык в унию (львовского Иосифа Шумлянского 1677 – 1708, перемышльского Иннокентия Винницкого в 1680 – х годах, луцкого Афанасия Шумлянского 1688 – 1694 тайного униата и Дионисия Жабокрицкого, нареченного епископа с 1695 г., явно перешедшего в унию). В руках православных в пределах Польши тогда была одна белорусская епархия (могилевская или Мстиславская), учрежденная в 1632 г.; но с 1678 г. она оставалась без епископа: в 1680 г., православные избрали было на нее кандидата, но король не утвердил его; в 1692 г., когда они просили короля дать им епископа, получили ответ, что, если хотят униата, то он прикажет поставить, а православного не дозволит; в 1697 г. архимандрит Серапион, управлявший в качестве администратора белорусской епархией, получил было от короля грамоту на епископию, но в 1699 г., по настоянию полоцкого униатского архиепископа, король объявил эту грамоту недействительной. Церкви и монастыри в большом количестве отходили от православных к униатам. Так, в Киеве они овладели Софийским собором и Выдубицким монастырем, хотели было отобрать Киевопечерский монастырь, но не успели в этом; во Владимире и в Бельске Поцей отнял у православных все храмы, разогнал православное брестское братство и его школу обратил в униатскую; он же в Вильне отобрал Троицкий братский монастырь, устроив при нем униатское братство; в его время православные Вильны имели в своем распоряжении только одну церковь (Св. Духа). В начале XVII в. православные жители Луцка совсем оставались без церкви и только в 1619 г. получили от короля позволение выстроить одну. Иосафат Кунцевич отобрал у православных все церкви и монастыри в Полоцке, Могилеве, Орше и Витебске, одни опечатав, другие отдав униатам. В конце правления Сигизмунда это было не редкостью и в других местах (например в Пинске, Мстиславле и др.). Со времени Владислава IV было решено возвратить православным принадлежавшие им церкви и имущества (1632, 1635,1638, 1641, 1647 и др.), для этого разосланы были комиссары; действительно, некоторые церкви и монастыри были отняты у униатов (Софийский собор, Выдубицкий монастырь и др.), многие распечатаны (в Могилеве все); но православные возвратили себе далеко не все. Униаты оказывали сопротивление комиссарам и удерживали у себя отнятые прежде церкви. Такою неуступчивостью особенно отличился тогда холмский епископ Мефодий Терлецкий: комиссары отводили православным церкви, а он отнимал их силою и за сопротивление привлекал к суду. При том же, когда совершалась передача православных церквей, все – таки православным в Витебске, Полоцке и Новогрудке не было дозволено иметь ни одной церкви и они собирались за городом в шалаше (пока не был построен Марков мон. недалеко от Витебска). Существующие православные храмы иногда, по королевским грамотам (Сигизмунда III и Яна Собиеского для Полоцка), запрещалось возобновлять. Паны в своих поместьях нередко сдавали православные церкви на откуп жидам и те обращали их в свою доходную статью, взимая с прихожан за совершение треб; церковные сосуды и облачения подвергались разграблению от арендаторов – жидов, владельцев – панов, бродячих солдат и даже от униатов – епископов, в сопровождении вооруженных слуг, делавших наезды на церкви (И. Поцей). Можно было видеть, как иногда жидовки щеголяют в одеждах, сшитых из попавших к ним в руки церковных облачений. Если верить просьбе, поданной православными на сейме 1632 г., то православные храмы иногда обращались в кабаки и гостиницы (Луцке, Вильне), а по словам Древинского 1620 г., в некоторых монастырях запирали скот. Между униатскими епископами находились такие фанатики, которые были готовы скорее сжечь православный храм, чем оставить его в руках православных; таков например смоленский Андрей Кваснинский, сжегший в Смоленске православный храм. Православные всячески стеснялись в отправлении богослужения. При Иосафате Кунцевиче жителям Витебска было запрещено молиться даже в шалашах за городом; впоследствии его преемник Антоний Селлява поступал так же в своей полоцкой епархии. При недостатке или полном отсутствии храмов, жители сел и городов нередко обрекались оставаться без богослужения и треб: «дети умирали без крещения, взрослые и старцы – без исповеди; народ жил без браков, в нечистоте» (Древинский); иные принуждались ездить за совершением треб за несколько десятков верст (просьба 1623 г.) или платить по требованию арендатора – жида, владеющего ключами православной церкви, от одного до пяти талеров за каждую литургию, от одного до пяти злотых за крещение и погребение; во Львове и других местах запрещены были религиозные процессии для православных: «умер кто, его нельзя открыто отпевать, точно так же, как нельзя было в больному принесть св. тайн; в Вильне тело православного покойника нужно было вывозить в те только ворота, в которые из города вывозят нечистоту» (Древинский). Во времена Поцея и Рутского здесь очень часто сыпались камни или стрелы из Троицкого униатского монастыря на православных, когда те собирались для богослужения в православном Свято – Духовском монастыре; некоторые даже сажались в тюрьмы только за то, что присутствовали при православном богослужении. Жители Полоцка в 1681 г. жаловались королю (Яну Собиескому) на униатского митроп. Киприана Жоховского и иезуитскую коллегию, что они останавливали на дороге православных священников, когда те шли причащать больных, не дозволяли сопровождать умерших на кладбища и т. п. Сплошь и рядом во время православного богослужения в каком – либо храме, частном доме или шалаше врывалась туда толпа католиков или униатов, издевалась над молящимися и святынями, иногда заставляла прекратить богослужение, разгоняя собравшихся и некоторых избивая до смерти. Где были иезуитские школы, особенно часто поступали таким образом школяры, наущаемые своими учителями⁶⁹⁴. В гражданской и бытовой жизни православные терпели не меньше оскорблений и лишений. При Сигизмунде III они были вытеснены из сената и только при Владиславе IV снова стали занимать там места. Во многих городах они лишалась права на занятие общественных должностей, исключались из купеческих братств и ремесленных цехов, не могли торговать (в Вильне, Львове,  Новогрудке); «а в Вильне даже и воды брать не имели свободы» (Древинский); в 20 – х годах ХVII в. в Малороссии православным запрещалось печь пасхальный хлеб, а предписывалось покупать его у жидов под угрозой штрафа, между тем как униаты могли свободно доставать хлеб, где хотели. Многие из православных подвергались изгнанию (банниции) из города и страны. Иосафату Кунцевичу хотелось даже совсем выгнать их из польских владений. Православные братства, ненавистные униатам за стойкость в православии, по воле короля не раз объявлялись мятежными сходками, лишались своих прав и привилегий; у некоторых из них кроме доходов насильственно отбирались еще школа (брестская при Ип. Поцее) или типография (виленская 1610); литературная борьба православных с унией стеснялась, книги иногда отбирались и сжигались (Фринос Мелетия Смотрицкого и др.). В некоторых случаях, когда православные силою сопротивлялись введению унии, отнимались права и привилегии у целого города (например у Витебска, после убиения Иосафата Кунц. 1624 г.) и даже у целой области (например у Малороссии по случаю возмущения казаков). Уличные нападения католиков и униатов на православных горожан, сопровождавшиеся убийствами, насилия панов – помещиков над православными хлопами, грабежи и буйства польских жолперов, вернувшихся из России после смутного времени оборванными, своевольными и с ненавистью ко всему русскому и православному; издевательство ксендзов над православными хлопами, которых по 20 и более человек впрягали они в повозку, чтобы переезжать на них от одного места к другому для проповеди; предание суду и заключение в тюрьму ни в чем неповинных православных и т. п., – все это обычные явления. На долю несчастной Малороссии, где не раз казаки поднимали восстание на защиту попираемой веры и вольностей, выпало испытать на себе то ужасное зверство, к какому только были способны католический фанатизм и польская мстительность. Гетман Наливайко, защищавший Малороссию от насилий, когда явился с войсковыми депутатами на варшавский сейм 1597 г., был схвачен вместе с ними, посажены в тюрьму и сожжены живыми. Малороссия лишена всех прав; польские войска наводнили ее и буйствовали там. Отправляясь туда, полководцы иногда получали от фанатиков – католиков освященные сабли, «же то на поганство, на Русь, же бы их выкореняты», и действительно, солдаты часто силою принуждали народ в храмах читать католический символ веры. Только при гетмане Сагайдачном Малороссия несколько успокоилась от насилий; по после его смерти (1622) повторилось то же. При Владиславе IV, когда вообще сделано было некоторое облегчение православным, и Малороссия получила его; но тем не менее насилия (магнатов, жидов и др.) не прекращались. Казаки взялись за оружие (1637); гетман Павлюк вместе с несколькими казаками был захвачен и отправлен в Варшаву; там с головы его содрали кожу, а товарищей обезглавили (1637). В следующем году изменнически были взяты гетман Остраница с 37 знатными малороссами, когда отправлялись на богомолье, привезены в Варшаву и все казнены: одним переломали руки и ноги, другие колесованы, третьи насквозь пробиты спицами и подняты на сваи. Их жены, явившиеся молить о помиловании, подвергнуты истязаниям и смерти, дети жглись на раскаленных решетках, – и все это на глазах отцов. Тоже самое началось во всей Малороссии: дома казаков и церкви грабились, дети сжигались или варились в котлах на глазах родителей, казаки и казачки предавались на мучения и смерть, православные святыни оскорблялись. Малороссия снова объявлена бесправною. Только гетману Богдану Хмельницкому удалось освободить ее от такого зверского угнетения.

Ко всем этим мерам насилия и стеснений униаты и католики прилагали литературную борьбу с православными. Неудивительно, что уния широко распространилась. Даже в первое 25 – летие своего существования, когда она являлась непривычною новостью, она имела уже успех: она водворилась почти в 80 городах, ее приняли даже некоторые из знатных дворян (Скумин – Тышкевич), униаты овладели приблизительно 20 монастырями⁶⁹⁵; а в последующее время успехи ее стали значительнее. Стараниями митропол. Рутского, если верить католическим и униатским свидетельствам, в унию было совращено от 2 до 8 миллионов⁶⁹⁶; в смоленской епархии при униатском епископе Льве Кревзе «не осталось ни одного схизматика» (православного)⁶⁹⁷. Наибольший успех уния имела в литовских и белорусских областях, сравнительно меньший – в Галиции и на Волыни; в Малороссии не имела успеха до тех пор, пока не открылись там жестокие притеснения (с конца 30 – х годов XVII в.). Несколько ослабевшие в начале правления Владислава IV, когда православные достигли улучшения своей участи, успехи унии снова поднялись и Малороссия также обратилась в арену насильственной пропаганды унии. Как велики были ее успехи к 1664 г., можно видеть из следующего: в холмской епархии считалось 300 униатских приходов (из 700), в пинской, самой незначительной, около 10, в полоцкой до 1000 и т. п.⁶⁹⁸ После 1686 г. («вечного мира», очень неприятного полякам), когда разыгрался фанатизм поляков, польское влияние и уния стали распространяться в русских областях Польши с особенною решительностью: «за вечным миром, говорил Львовский епископ Иосиф Шумлянский русскому резиденту (Михайлову) в 1692 г., – мало не все благочестие (православие) привели неволею в унию»⁶⁹⁹. К началу XVIII в. униатская Церковь состояла из 9 епархий: митрополичьей, владимиро – брестской, пинской, полоцкой, смоленской, хомской, луцкой, львовской, перемышльской. Две последние отпали в унию со всеми духовными учреждениями⁷⁰⁰.

Впрочем при внешних успехах уния не имела внутренней прочности и устойчивости. Высшее униатское духовенство не пользовалось уважением общества. Большинство униатских епископов предавалось беспечности, проживая доходы своих кафедр. Католики обыкновенно смотрели на униатов с презрением и не хотели, чтобы те сравнялись с ними в правах. «Нас не признают истинными епископами, равными бискупам латинским, жаловался Рутский, а считают низшими их; нас не удостоивают сделать наравне с ними сенаторами. Наш митрополит и епископы не имеют в государстве никакого общественного авторитета и значения. В собрания дворянства нас вовсе не допускают и не дозволяют нам говорить в защиту себя даже тогда, когда обвиняют нас, как нарушителей общественного спокойствия... Когда мы приезжаем на сеймы, нас заставляют там стоять позади сенаторов, вместе с простыми священниками латинского обряда, к унижению нашего иераршеского сана и к посмеянию от схизматиков. Если случится нам находиться в заседаниях римских бискупов, то они предпочитают нам своего какого – нибудь каноника...; они скорее принимают и выслушивают последнего своего клирика, нежели нас»⁷⁰¹. В 1643 г. латинское духовенство постаралось даже соборно (в Красноставе) провести постановление против уравнения с ним униатского духовенства⁷⁰². Как ни протестовали униатские епископы, не достигли ничего. Низшее духовенство было невежественно, бедно и принижено. Простой народ, насилиями обращенный в унию, часто недолюбливал ее и готов был при случае возвратиться в православие, тем более, что и будучи униатом, он нередко подвергался притеснениям от католических панов, солдат и ксендзов, которым платил десятину. Литовские и русские дворяне с большею готовностью переходили в католичество, чем в унию (Януш Острожский, сын Конст. Острожского, Вишневецкие, Заславские, Чарторыйские, Збаражские, Сангушки и мн. др.). В самой униатской Церкви находились такие лица, которые были склонны более к латинству, чем православию, старались сблизить унию с католичеством и постепенно заменить ее этим последним. Таковы например Ип. Поцей, Иос. Рутский, Иоас. Кунцевич, Кипр. Жоховский и др. Ипатий Поцей⁷⁰³, вместе с унией принявший в Риме и католические догматы, не скрывал своего расположения к латинству, когда сделался митрополитом. Он издал «Гармонию», где восхвалял все католическое и порицал православное, и еще книжицу из 12 статей в руководство униатским церквам, где учил принимать католические догматы, постановления соборов флорентийского и тридентского, равно как папские распоряжения, содержать праздники по установлению римской церкви, считать одинаково истинными православную литургию и латинскую мессу, римскую церковь признавать матерью и учительницей всех церквей, без которой невозможно спастись⁷⁰⁴. Иосифа Рутского, бывшего ученика иезуитов, продолжавшего симпатизировать католичеству и по окончании школьного образования, он поставил на видный пост наместника своего для всей митрополичьей епархии. В сане митрополита Рутский для сближения униатов с католиками распорядился было, чтобы униатские священники совершали службы и в католических костелах, а ксендзы – в униатских церквах, и чтобы униаты обращались за крещением и исповедью безразлично, как к своим, так и к католическим священникам; но вследствие недовольства униатов отменил распоряжение; однако по его просьбе папа дозволил посвящать униатских владык при соучастии двух – трех латинских епископов и наоборот (1615). Богослужебная практика униатских церквей мало – по – малу стала изменяться на манер католической, – с ее праздниками, торжествами, утренними, полуденными и вечерними звонами и т. п., хотя все это до XVIII в. еще не получило санкции свыше. Наилучшим орудием для сближения унии с католичеством, а вместе и для утверждения ее служил базилианский орден⁷⁰⁵. Начало ему положено Рутским еще до вступления на митрополичью кафедру, а окончательное устроение совершилось в бытность его митрополитом. Желая сплотить все униатское монашество в одно целое, дать ему крепость и силу, он в 1617 г. созвал съезд из представителей униатских монастырей и, под руководством приглашенных сюда иезуитов, выработал устав базилианского ордена (св. Василия). По этому уставу все униатское монашество объединяется в один орден, на подобие католических, освобождается от власти епархиальных владык и подчиняется своему прото – архимандриту, как главе ордена. Он избирается на 4 года в общем собрании из представителей униатского монашества, имеет право назначать должностных лиц в ордене и монастырях, следить за жизнью иноков и устройством монастырей, созывать съезды базилиан и т. п.; помощниками его служат 4 генеральных советника или консультора; для решения общеорденских дел через каждые 4 года созывается генеральная конгрегация; представителем ордена в Риме является прокуратор, чрез которого ведутся сношения с папою. На этом же съезде было постановлено просить короля о привилегии ордену, чтобы на униатские епархиальные кафедры избирать только базилиан, но согласию и рекомендации прото – архимандрита, и по его же назначению при каждом епископе находиться одному из базилиан. Король Владислав (1635) и впоследствии папа (1686) утвердили эту привилегию за орденом. Таким образом он забрал в свои руки все управление униатскою церковью. К несчастию для нее орден стал наполняться людьми с католическими симпатиями. Еще при его учреждении Рутский внушал базилианам питать братское расположение к иезуитам и оказывать им всякое содействие, а папа в свою очередь разрешил католикам вступать в этот орден и в разных католических школах (в Риме, Вене, Праге, Ольмюце, Брунсберге, Вильне) учредил 22 стипендии для образования базилиан. Поучившись там, они обыкновенно совращались в латинство и по возвращении в орден питали отвращение к православию. И такие – то мнимо – униаты католики, вступившие в орден и униаты, совращенные в латинство) сплошь и рядом занимали высокие иерархические места в униатской Церкви. Неудивительно, что здесь они действовали в пользу сближения унии с католичеством и подготовляли переход из нее в чистое католичество.

С своей стороны православные употребляли всевозможные меры в борьбе с унией и католичеством. Магистраты, ратуши, владельческие канцелярии и суды были завалены их жалобами на притеснения. На сеймиках и общих сеймах постоянно заявлялись протесты и просьбы православных дворян и депутатов. Из них особенно замечательны: речь волынского депутата Лаврентия Древинского на варшавском сейме 1620 г.⁷⁰⁶, суппликация, составленная Мелетием Смотрицким и представленная на сейм 1623 г.⁷⁰⁷, и «синопсис», излагавший жалобы, права и вольности западнорусского народа, в печатном виде представленный на сейм 1632 г. виленским братством св. Духа⁷⁰⁸. Бывали случаи, что жалобы и просьбы православных на сеймах принимали тон настойчивых требований; так, напр., православные, съехавшиеся на сеймы генеральный 1597 г., а также конвокационный и избирательный 1632 г., отказывались приступать к решению каких – либо государственных дел, пока не будут удовлетворены их ходатайства в пользу православной Церкви⁷⁰⁹. Не раз православные пытались искать правды и защиты у самого короля (Острожский, Сагайдачный и пр.). Но все это большею частью оставалось без последствий. Несколько раз, выводимые из терпения, православные дозволяли себе самоуправство в отношении к притеснителям. Так: в Слуцке едва не побили камнями униатского митр. Михаила Рагозу (1598), в Вильне какой – то гайдук сделал покушение на Ипатия Поцея и, по счастливой для Поцея случайности, отрубил ему лишь два пальца (1609), во Львове побили Рутского и Мороховского; Крупецкого, еписк. перемышльского, втолкнули в болото и ее раз забрасывали камнями; Иосафата Кунцевича жители Могилева силою не пустили в город (1618), в Витебске и Полоцке покушались на его жизнь, наконец в Витебске избили его свиту, умертвили его самого и тело, после поруганий, бросили в Двину (1623); в Киеве утопили митрополичьего официала Антония Грековича, игумена выдубицкого (1618); в Полоцке стреляли в еписк. Антония Селляву (1633); в местечке Янове (пинской епархии) умертвили иезуита Андрея Боболя, 26 лет занимавшегося здесь католической пропагандой (1657) и т. п. Особенно часто брались за оружие для защиты прав и веры свободолюбивые казаки Малороссии. Известны восстания Наливайки (с 1595 г.) и Тараса (1631) при Сигизмунде, Павлюка (1637), Остраницы (1638) и Богдана Хмельницкого (1648) при Владиславе IV. Но обыкновенно самоуправство и восстания не приносили пользы, напротив ухудшали положение православных: им мстили со всею жестокостью. Некоторые, избегая притеснений, уходили из польских пределов, преимущественно в Московскую Русь. Случалось, что уходили целые монастыри со всеми монастырскими «животами». Например, в 1638 г. из имений одного кн. Вишневецкого перешли монастыри мужской Прилуцкий Густынский с игуменом, 66 иноками и 11 крестьянами и женский Ладинский Покровский с настоятельницей, духовником, 50 сестрами и 16 слугами⁷¹⁰. Не раз православные югозападной Руси искали материальной помощи в Великороссии и жаловались московскому правительству на свое положение; а с 1620 – х годов стала высказываться мысль о подчинении Малороссии власти московского царя, в видах защиты ее от поляков. Киевский митроп. Иов даже бил челом об этом Михаилу Феодоровичу (1625 г.). Но сначала Москва находила такую просьбу преждевременной и согласилась на нее лишь в 1654 г. Отношения югозападной Руси к греческому православному востоку стали теснее, чем были до брестского собора. Восточные патриархи не раз присылали свои грамоты с целью одних удержать в православии, других отклонить от унии и в церкви установить порядок (Мелетий Пигас, Матфей, Кирилл Лукарис). Особенною заботливостью о делах южнорусской Церкви отличился александрийский патр. Мелетий Пигас, управлявший в качестве местоблюстителя константинопольской кафедрой (до 1599 г.) и даже после оставления местоблюстительства не покидавший прежних забот до самой смерти (1601): множество сохранившихся посланий его в южную Русь служит свидетельством этих забот (к кн. К. Острожскому, Вишневецкому и другим князьям, Гедеону Болобану, братствам, народу и духовенству, даже Сигизмунду и Поцею). С востока приносились миро, антиминсы и т. п.; приходили иногда патриаршие экзархи, напр. Кирилл Лукарис и Арсений, архим. константинопольский (1620); или титулом экзаршим с его полномочиями награждались некоторые из местных русских представителей (К. Острожский, Гедеон епископ Львовский, Иеремия Тиссаровский, его преемник, Нестор Кузменич, Заблудовский протопоп, Петр Могила, киевопечерский архимандрит, впоследствии киевский митрополит и митрополиты Сильвестр Коссов и Иосиф Нелюбович – Тукальский). В 1620 г. даже явился в южную Русь александр. патр. Феофан с полномочиями от константинопольского и в продолжение почти целого года трудился здесь для водворения церковных порядков. Видя благотворность сношений с Востоком для южнорусской Церкви, враги православия решили прекратить их. На сеймах 1602 и 1676 г. сношения с констант. патриархом были запрещены и действительно после 1676 г. становятся реже⁷¹¹. Наконец в южной Руси нередко проживали православные греческие и славянские епископы, оказывая посильную помощь православной Церкви (Лука, митр. белградский, Иеремия Пелагонский, Иоасаф монемвасийский, Неофит, архиеп. софийский в Болгарии и др.).

Главными защитниками и охранителями православия юго –  зап. России на первых порах были православные дворяне. Пользуясь патронатом в своих поместьях, они мешали там привиться унии, не давали свободы произволу униатов, поддерживали православные храмы и монастыри, строили новые, на сеймах и пред королем смело говорили против унии и насилий над православными. Чтобы иметь больший успех, они вступили в 1599 г. в политический союз (конфедерацию) с дворянами протестантского исповедания. Акт этого союза торжественно был заключен в Вильне при содействии К. Острожского, представителя православного дворянства, и Христофора Радзивилла, представителя протестантских дворян, а также при соучастии нескольких духовных лиц с той и другой стороны (Лука белградский, Исаакий, игум. дубнинский, и Гедеон архидиак. дубнинский, – от православных, Еразм Глицнер лютеранин, Даниил Николаевский кальвинист и Симон Турновский гуссит). Православные и протестанты обещались общими силами поддерживать друг друга в сенате, на сеймах, пред королем, панами и везде, где придется. Для непосредственного наблюдения за притеснениями и ходатайств избрано было 119 провизоров или попечителей. Действительно, протестанты нередко оказывали обещанную поддержку православным. Но так как между православными и протестантами лежала рознь и религиозной унии между ними не удалось заключить, то и политический союз чрез несколько времени распался⁷¹². Из православных дворян наибольшей ревностью к православной вере и заботливостью о ней отличался Константин Константинович Острожский. Владевший громадными именьями, занимавший высокое положение в государстве, сильный своим знатным родом и связями с высшей аристократией, он, естественно сделался столпом и опорою православной церкви. Это было общим мнением православных, даже униатов и католиков. Не даром сам папа и король старались склонить его в унию, надеясь, что вместе с ним покорится вся православная южнорусская церковь. Не даром и Мелетий Пигас нарек его патриаршим экзархом, как защитника веры в Литве и югозападной России (1597 г.). Он заботился о построении монастырей, учреждении школ и типографий и печатании нужных книг, рассылал православным послания, ходатайствовал пред королем, поддерживал православных в Киеве и его окрестностях, будучи киевским воеводою Но такая деятельность дворянства в пользу Церкви продолжалась сравнительно недолго. Знатнейшие дворяне один за другим отпадали от православия. Это замечалось еще при жизни К. Острожского и даже в его собственной семье; после же него стало еще чаще. К 1630 – м годам уже не оставалось знатных и сильных дворянских родов в православной церкви: «я не имею здесь никого, к кому бы обратиться, и у кого искать руки помощи – писал в Москву киевский митр. Исаия Копинский (1631 г.); – благочестивых князей несть, благородных вельмож оскуде, все от восточного православия на запад уклонишася; едва кто от худых и неславных при благочестии и православной вере обретается»⁷¹³. На поддержку православной веры и церкви должны были выступить новые силы. И они явились в лице братств, монастырей и высших православных иерархов.

Церковные братства существовали издавна; количество их увеличилось и организация упорядочилась, когда в силу магдебургскаго права, предоставившего городским общинам в известной мере самоуправление, стали возникать в городах цеховые братства (ремесленные). Но цель и деятельность церковных братств были пока не широки; на первом плане стояли дела благотворения и забота об известном храме. Когда началась решительная борьба с католичеством и унией, когда православию грозила опасность, братства стали изменять свой строй и на первом месте ставили заботу об охранении православной веры и церкви. Первым братством, которое сложилось на новых началах, было львовское, основанное еще в 1439 г. Устав его был утвержден аптиох. патр. Иоакимом, проезжавшим в 1586 г. чрез южную Русь, и впоследствии подтвержден констант. патр. Иеремией (1587, 1588, 1589 г.) Но его примеру в 1588 г. патр. Иеремия благословил учреждение братства в Вильне (существ. с 1458 г.). После брестского собора 1596 г. являлись во множестве новые братства в городах и местечках с одинаковым устройством: перемышльское, минское, могилевское, слуцкое, киевское (богоявленское с 1615 г.), луцкое, пинское, оршанское, брестское, бельевое, драговинское, рогатинское и др. В состав братств входили одни православные, но из разных сословий; наибольшее количество приходилось на долю мещан. Братчики собирались на сходки: недельные, месячные, годовые и экстренные; во главе их стояли избираемые на год 4 старших братчика. Братства получали от королей, патриархов и местных владык различные права и привилегии; наибольшие были даны, так называемым, ставропигиальным братствам. До 1620 г. таких братств было два: львовское (для Галиции) и виленское (для Литвы), с 1626 г., по грамоте Феофана иерусалимского, – еще луцкое (для Волыни), киевское (для Малороссии) и слуцкое; но с 1626 г. опять оставлены только первые два; с 1633 года константинопольский патриарх Кирилл прибавил к ним третье – могилевское (для Белоруссии). Ставропигиальные братства освобождались от власти местного епископа и подчинялись непосредственно патриарху или его экзарху; они имели право наблюдать за жизнью епископа и в случае его неисправности доносить митрополиту и патриарху, наблюдать за неставропигиальными братствами и т. п. Поэтому –  то ставропигиальные братства входили в постоянные сношения с патриаршей кафедрой, с другими братствами и т. д. и, ограничивая епископов, часто вызывали в них недовольство. С 1676 г. решением сейма им запрещено было сноситься с патриархом и велено подчиниться местным владыкам. Братства владели более или менее значительным имуществом; братчики обязывались вносить известную сумму денег, кроме того платили штрафы, делали добровольные пожертвования и денежные сборы Братства имели свою церковь или – меньшие – придел в церкви и пользовались правом патронатства над ними. Они заботились о поддержании и построении православных церквей и монастырей, заводили госпитали, странноприимные дома и богадельни, благотворили бедным, учреждали школы и типографии; посылали уполномоченных на сеймы для ходатайств за всю православную Церковь, на соборы – для участия в решении церковных вопросов, следили за жизнью даже лиц, стоящих вне братства, рассылали свои послания, везде стараясь поддержать ревность к православной вере и противодействовать унии, в чем братчики давали клятву при своем вступлении в братство. В братских типографиях печатались всякие книги: богослужебные, святоотеческие, полемические, учебные и др.; при этом богослужебные подвергались исправлению по греческим и славянским книгам в виду усилившейся порчи их – намеренной (от униатов и католиков) и не намеренной (от переводчиков и др.). Из братских типографий замечательны: виленская, могилевская, луцкая и особенно львовская. Последняя в продолжение трех веков издала не меньше 300 тыс. церковных и учебных книг. Книги братской печати расходились не только в пределах польского королевства, но и вне – в России, Валахии, Молдавии и др. Братские школы имели в виду распространение духовного просвещения в православном народе, подготовку просвещенных пастырей церкви и ученых борцов за православие. Предметами обучения были предметы среднеобразовательного курса: грамматика, поэзия, риторика, диалектика и другие части философии, арифметика, география, астрономия, церковный устав с пением и пасхалией, свящ. Писание и предание, учение о добродетелях (краткое нравственное богословие) и учение о праздниках (нечто в роде литургики), языки славянский, русский, греческий, латинский и польский; –  из них изучение латинского было поставлено слабо, а усилено изучение славянорусского и греческого. Предметы преподавались не столько научно – систематически, сколько отрывочно; поэтому –  то было в обычае чтение классических произведений поэзии, философии и святоотеческих творений. На первом месте стояло не желание развивать богословскую науку, а выработать в учениках православные убеждения и преданность православной Церкви. Поэтому – то изучение Св. Писания и догматов православной Церкви было средоточием преподавания; поэтому же заведены были воскресные и праздничные беседы, где учитель объяснял ученикам историю праздника и «дневное чтение из св. Писания; поэтому  –  же было поднято изучение греческого, а не латинского – тогда научного – языка. В некоторых школах на первых порах руководителями были греки, напр. в львовской два года – элассонский митр. Арсений. Первое место между братскими школами заняла львовская; отсюда нередко брались учителя для других школ. Братские школы вполне достигали своей цели: они – вместе с острожским училищем образовали многих просвещенных и стойких иерархов правосл. Церкви, ученых защитников православия в борьбе с иноверием и унией, многих тружеников, потрудившихся над переводами святоотеческих и других произведений, над исправлением и изданием их. Наиболее известны: Иов Борецкий, Исаия Копинский, Лаврентий Зизаний, Кирилл Транквиллион, Памва Берында, Исаия Трофимович  –  Козловский, Сильвестр Коссов, Захария Копыстенский (из львовской школы), Тарасий Земка, Епифаний Словеницкий (из киевской) и др. Значение братских школ простиралось не на одну югозападную Русь, но сообщалось и северной. Только с учреждением в Киеве, так – называемой, могилянской коллегии с несколько иной, чем в братских школах, постановкой преподавания, значение их стало слабеть. При такой разнообразной и широкой деятельности церковных братств естественно, что они стали крепкою опорою православной веры и Церкви в югозападном кре. Так смотрели на них и православные, и их враги. Мелетий Пигас, напр., выражался о них так: «вемы, яко утверждение церкве суть яже по местех священные братства и яко щит некий в помощь самой церкви»⁷¹⁴, а Рутский сознавался, что братства «создали некоторый вид новой республики, которая много зла наносит униатам⁷¹⁵. Не удивительно, что на братства наиболее часто обрушивалась злоба врагов православия и потому «история братств представляет собою историю непрерывных жалоб, споров, процессов, несправедливостей»⁷¹⁶.

Православные монастыри, при своем влиянии на народ, поддерживали в нем преданность православной церкви. Некоторые сделались оплотом православия для известной местности, напр. киевопечерский для Малороссии, почаевский для Волыни, братский свято духов в Вильне для Литвы. В монастырях иногда заводились типографии и школы; а в киевопечерском стараниями архимандрита Елисея Плетенецкого образовалось ученое братство для перевода, исправления и издания книг⁷¹⁷27. Из иноков, которые или своею общественною деятельностью, или подвигами благочестия имели благотворное влияние на народ и оказали услуги правосл. Церкви, наиболее известны: виленский святодуховский архим. Леонтий Карпович, известный проповедник, энергичный и стойкий борец за православие († 1620); брестский игумен пр. Афанасий Филиппович, повсюду говоривший против унии и за свою ревность к православию поплатившийся жизнью († 1648); Иов Княгининский (из Галиции), устроивший и упорядочивший несколько монастырей († 1621 г.), и почаевский игумен преп. Иов Железо († 1651)⁷¹⁸. Многие из южнорусских подвижников проживали на Афоне и оттуда поддерживали соотечественников в борьбе с унией. Так, когда на Афоне стало известно введение в югозападной Руси унии, то они прислали сюда общее послание с увещанием твердо держаться православия и с обличением унии. Особенною ревностью к православной вере прославился подвизавшийся на Афоне Иоанн Вишенский, уроженец Червонной Руси. Он писал одно послание за другим в югозападную Русь к кн. Острожскому и всем православным, к львовскому братству и православным монастырям, Иову Княгининскому, Михаилу Рагозе, Поцею, Терлецкому и др.⁷¹⁹; кроме того, приходя с Афона, он посещал южно – русские монастыри, укрепляя в них и в народе преданность православию.

Как действовала высшая иерархия в южнорусской Церкви? После брестского собора 1596 года оставалось только два православных епископа, не принявших унии: Михаил перемышльский и Гедеон львовский. И тот и другой несмотря на осуждение их брестским собором, утвержденное королевским декретом, несмотря на противодействия католиков и униатов и на прещения униатских митрополитов Рагозы и Поцея, до самой смерти занимали свои кафедры, продолжая твердо держаться православия и энергично бороться с унией. Гедеон, на правах патриаршего экзарха, действовал не только в своей, но и в чужих епархиях, занятых униатскими владыками: он безбоязненно посещал православные приходы, освящал церкви, ставил духовенство, выдавал антиминсы, решал всевозможные вопросы, с какими обращались к нему православные, относительно церковных дел, публично проклинал владык – униатов, устроил школу (в Стрячине) и две типографии (в Стрячине и Крилосе), для больших успехов в борьбе с унией примирился с львовским братством (1602 г.), с которым имел издавна личные счеты. Он скончался в 1607 году. Его место занял Иеремия Тиссаровский, принужденный для получения кафедры притворно присягнуть унии. В 1610 г. скончался и Михаил перемышльский и кафедра его была замещена униатом Крупецким. Таким образом для всей православной Церкви в польских пределах остался только один епископ, Иеремия львовский. Это привело православных в стеснительное положение. Сноситься с Иеремией по дальности расстояния было для многих очень неудобно; за посвящением духовных лиц приходилось иным ездить верст за 600–700, если хотели принять посвящение от православного владыки. Поневоле многие обращались за этим к униатским епископам и постепенно сближались с унией. Только южно –  славянские и греческие владыки, временно проживавшие в пределах южно – русских, помогали Иеремии в посвящении ставленников, освящении храмов и т. п. делах. Православные сознавали нужду в высшей иерархии для себя и стремились к ее восстановлению. В 1620 г. наконец удалось достигнуть этого. Среди великого поста (1620) из Москвы приехал в южную Русь иерусал. патр. Феофан, имевший полномочия устроить церковные дела в югозападной России от констант. патриарха и сопутствуемый экзархом этого последнего, Арсением. Он посетил многие из монастырей и церквей, грамотами благословлял города и братства, ободряя православных. И вот они, собравшись во множестве в Киев из разных, концов польского государства к храмовому празднику Киевопечерской лавры (15 августа), стали просить Феофана, чтобы он поставил им митрополита и епископов. Тот сначала колебался, боясь королевского гнева; но когда гетман Сагайдачный и казацкое войско обещали ему свое покровительство, согласился. Были поставлены митрополит и шесть епископов для югозападных епархий (кроме львовской, занятой Иеремией).

Митрополитом был сделан игумен киевомихайловского монастыря Иов Борецкий (1620 –1631), прежде бывший ректором львовской и потом киевской братской школы. Это был, как и новопоставленные епископы, человек образованный, притом же деятельный и преданный православию. Трудное время приходилось переживать ново поставленному митрополиту и епископам. Униаты и католики заволновались, как только услыхали о их поставлении. По их наущению Сигизмунд объявил Феофана самозванцем и турецким шпионом, а поставленных им владык – незаконными, предписав их схватывать и предавать суду; православных жителей Вильны, признанных главными виновниками этого дела, подверг преследованию. Униатский митрополит Рутский с своей стороны предавал православных епископов проклятию, как лжеепископов, униатские епископы не хотели уступать им своих кафедр и нередко действовали против них клеветами. Так, их влиянию приписывали между прочим убийство Иосафата Кунцевича. После этого сам папа письменно настаивал, чтобы король «подверг лжеепископов русских, возбуждающих мятежи, заслуженному наказанию»⁷²⁰. Во все правление Иова (1620 – 1631) ни он, ни православные епископы не были признаны законными, хотя православные не раз ходатайствовали об этом на сеймах и пред королем. Православные епископы были принуждены проживать или в Киеве, или в монастырях вдали от кафедр и только митр. Иов, охраняемый казаками, мог безопасно остаться на киевской кафедре. При таких условиях православной иерархии приходилось не столько нападать на унию, сколько обороняться от постоянных нападок. Но все – таки м. Иов и епископы делали, что могли, на пользу православной Церкви. Иов не раз рассылал окружные послания ко всем православным, то убеждая их держаться православия и отстать от унии, то опровергая, возводимые на православную иерархию, клеветы (1621, 1623, 1626)⁷²¹; сообща с епископами, он в 1621 г. подавал королю протест на униатского митрополита и владык за то, что они возмущают народ против православных епископов и преследуют православных; когда после убиения Иосафата Кунцевича повсюду открылись усиленные гонения на православных, когда даже в Киеве были запечатаны некоторые православные церкви, он письменно просил заступничества у литовского гетмана Христофора Радзивила, одного из главных советников короля, и сообщил о том, что делается в Киеве, запорожскому войску. Запорожский гетман Коленик Андреев послал казаков и те распечатали здесь церкви, виновников засадили в тюрьму и отрубили голову одному униатскому священнику. Иов, как известно, искал помощи у московского государя, прося его принять Малороссию под свою высокую руку и защитить ее от поляков (1624 –1625). Для устроения внутренних дел православной южно – русской Церкви он не раз созывал соборы; особенно замечателен собор 1621 г., рассуждавший о сохранении православной веры в западнорусском народе и о поддержании православной иерархии и с этою целью составивший 24 правила: он предписывал духовенству жить целомудренно и свято, всюду проповедывать об истинности православной веры и ложности католической, как самим быть готовыми, так и паству приготовлять к самопожертвованию за православную веру, на иерейство посвящать достойных безмездно, печатать книги в защиту православия, учреждать школы и братства, не гневаться на младших, если что – нибудь посоветуют владыкам, созывать соборы, заблаговременно заботиться о достойных преемниках для владык; с Афона привезти ревнителей благочестия Киприана и Иоанна вишенского и посылать русских на Афон, как в духовную школу; всячески заботиться об обращении православных, отступивших в унию и католичество⁷²². Кроме того Иов рассылал по своей митрополии наместников, уполномоченных развозить освященное миро и антиминсы, освящать церкви, ставить протопопов для надзора за духовенством, везде проповедывать и приводить в порядок церковные дела⁷²³. Из епископов во времена митр. Иова особенно смело и энергично действовал Мелетий Смотрицкий⁷²⁴, поставленный на полоцкую епархию. Поселившись в виленском братском монастыре Св. Духа, он совершал там посвящение духовных лиц, рассылал послания к православным и писал сочинения в защиту православной Церкви. Влияние Мелетия было так благотворно, что некоторые приходы в полоцкой епархии стали отпадать от власти полоцкого епископа, Иосафата Кунцевича. К сожалению Мелетию не доставало твердых религиозных убеждений – плод влияния виленской иезуитской академии и протестантских университетов Запада, где он учился. В то время среди православных и униатов бродила мысль о соглашении между собою: ее разделяли И. Рутский, И. Борецкий и др. Мелетий увлекся ею и постепенно склонился к унии. Изданная им «Апология» уже заключала в себе явно – католические воззрения и хулу на православную Церковь. Иов позаботился в 1628 г. соборно осудить соблазнительную для православных «Апологию», а самого Мелетия заставил проклясть ее и торжественно раскаяться в заблуждениях. Но его раскаяние было мимолетно. В том же году он письменно отрекался от того, что сделал на соборе 1628 г., и окончательно отпал от православия. Мысль о соглашении униатов и православных дошла до королевского двора и Сигизмунд повелел им собраться для этого на общий собор в 1629 г. (во Львов.); но православные отказались; сам Иов теперь уже не хотел вступать в переговоры с униатскими владыками. Иов скончался в 1631 г. и погребен в Киевомихайловском монастыре.

Преемником ему был избран Исаия Копинский (1631 – 1633). Это был воспитанник острожской школы; с ранних лет постригся он в Киевопечерском монастыре и около пятнадцати лет провел в подвигах в Антониевой пещере, с 1615 г. сделан настоятелем новооснованного Богоявленского братского монастыря, в 1620 г. посвящен в епископа перемышльского и потом перемещен на епархию смоленскую и черниговскую. В сане епископа он заботился о водворении порядка в монастырях, своими руками копал пещеры и строил келлии; кроме того отличился горячею преданностью православной вере. Он был уже очень стар и слаб, когда получил сан митрополита; но все – таки продолжал заботиться о православной Церкви. Памятником этих забот служит грамота к «юношескому» братству (из молодых людей), образовавшемуся при луцком братстве, – с наставлениями относительно жизни и деятельности, послание к кн. Иеремии Вишневецкому, готовому изменить православной вере, с увещанием пребывать в ней и «наказ» духовенству – с указанием правил личной жизни и пастырской деятельности⁷²⁵. Во времена митр. Исаии помер Сигизмунд III (1632) и готовился поворот к новой лучшей поре для православной Церкви. Православные решились воспользоваться предстоящим избранием нового короля, чтобы возвратить себе отнятые права. Здесь требовалась вся энергия и настойчивость; слабый Исаия не мог быть руководителем и таким явился киевопечерский архимандрит Петр Могила. Он был главным духовным послом на сеймах конвокационном и избирательном 1632 г., с полномочиями от митрополита Исаии и всего православного духовенства. На том и другом сейме православные заявили, что только тогда приступят к решению государственных вопросов, когда православному митрополиту и владыкам будут возвращены отнятые униатами кафедры и всем православным – их прежние права и вольности. Несмотря на противодействие униатов и католиков, на избирательном сейме были составлены «статьи для успокоения народа русского греческой религии», которые и были подписаны королевичем Владиславом до избрания его на престол. По этим статьям, православным предоставлялось свободное отправление богослужения, постройка и починка церквей, учреждение братств, типографий, школ, богаделен, занятие гражданских должностей, свободный переход из унии в православие и, наоборот, прекращение всех процессов между православными и униатами, возвращение многих храмов и монастырей, право избрания своего митрополита и православных епископов для данных им четырех епархий (кроме митрополичьей): львовской, луцкой, перемышльской и Мстиславской (белорусской), вновь образуемой из частей полоцкой епархии. В статьях совершенно игнорировались бывшие митрополит и православные епископы, как будто правительство не хотело признавать их законными, как и прежде; только один Иеремия Тиссаровский, поставленный не Феофаном и раньше признанный польским правительством, представлял исключение. Православные избрали себе новых трех епископов (луцкого, перемышльского и Мстиславского) и митрополита, вместо существовавших на лицо. Этим последним теперь оставалось удалиться от епархиальных дел на покой и жить в каких – либо монастырях. В сан митрополита был избран Петр Могила. Новоизбранный король Владислав IV и конст. патриарх утвердили избрание (1633). После этого Исаия Копинский, хотя неохотно и не без сопротивления, уступил свое место новому митрополиту; последние годы он провел в различных монастырях и скончался 1640 г.

Петр Могила (1633 – 1647)⁷²⁶ происходил из знатного молдавского рода Могил; отец его Симеон был валашским и потом молдавским господарем. Этот род находился в родственных связях с некоторыми знатными домами Польши; после бедствий, постигших его на родине, он переселился в Польшу. Петр Могила получил образование, как думают, в львовском училище и довершил за – границей. Прослужив несколько времени в польских войсках, он постригся. Знатное происхождение, родственные связи с высшей аристократией, богатство и личные качества – образованность, предприимчивость и преданность православию – быстро возвысили его: в 1627 г. он сделался архимандритом Киевопечерской лавры, в 1629 получил титул патриаршего экзарха и с 1633 г. – сан митрополита. Ставши во главе православных депутатов на конвокационном и избирательном сеймах 1633 г. и достигши известных «статей» в пользу православной Церкви, он и в сане митрополита продолжал начатое дело. Эти статьи были подписаны Владиславом еще до избрания его на престол; правда, после своего избрания он поклялся выполнять их и всенародно обещал тоже в своем «дипломе» (1633), но все – таки они казались непрочными, пока не утверждены официально королевской властью и сеймовой конституцией. Коронационный сейм 1633 г., на котором возникли горячие споры по поводу этих статей, как нельзя лучше обнаружили их непрочность. Петр Могила позаботился о том, чтобы они были утверждены, и достиг этого на варшавском сейме 1635 г. Таким образом православная Церковь получила законное право на существование в пределах Польши, так же, как униатская, с своей особой иерархией и внутренним строем; и это право уже не оспаривалось во все последующее время. Положение православных в действительности значительно улучшилось; им стали возвращаться некоторые монастыри и церкви, восстановлялись упавшие прежде братства и опустевшие монастыри. Но все – таки статьи не осуществлялись вполне: очень часто, привыкшие к своевольству, униаты оказывали противодействие комиссарам, разосланным для отобрания от них церквей и монастырей, нередко были случаи открытых притеснений и насилий над православными. Петр М. неоднократно ходатайствовал за православных пред королем и сеймами и те снова подтверждали эти статьи (1638,1641, 1647 г.). Польское правительство при Петре Могиле повторило было попытку согласить православных с униатами и для этого предлагало избрать особого патриарха (1636 г.), но попытка не удалась, как и прежде. Заботясь об обеспечении внешнего положения Церкви, Петр М. заботился и о внутреннем ее устройстве. Он восстановлял церкви и монастыри, возвращенные от униатов и разорившиеся под их управлением, равно как и другие; для этого тратил собственные и лаврские средства, собирал пожертвования у частных лиц и обращался за помощью в Москву. Так например, он возобновил и украсил кафедральный Софийский собор с приписными к нему церквами, Выдубицкий, Киевопечерский и другие монастыри, начал возобновление Десятинной Церкви, лежавшей в развалинах, и при этом открыл мощи св. кн. Владимира. К его времени в православной Церкви было много нестроений: богослужебные книги были испорчены, некоторые случаи богослужебной практики не были определены, на многие случаи общественной и частной жизни не было в требниках ни особых чинов и молитв, ни подробных указаний и богослужебной практике не доставало однообразия; в сочинения православных писателей вкрадывались чуждые православию мысли, из униатских и католических типографий выходили соблазнительные для православных книги, выдаваемые за православные; таким образом православные нуждались в строго – православном исповедании веры, под руководством которого могли бы отличить ложное вероучение от истинного; притом же изданное в Женеве (1629 и 1633 г.) «восточное исповедание православной веры» под именем констант. патр. Кирилла Лукариса, наполненное кальвинскими воззрениями, произвело сильное движение на Востоке и в югозападной России; иезуиты везде разглашали, что это исповедание есть исповедание всей православной восточной Церкви; разумеется, все это производило смущение среди православных и ложилось некоторым пятном на южнорусскую Церковь, подчиненную констант. патриарху. Наконец многое еще было нужно для просвещения народа, для упорядочения монастырской жизни и т. п. Все эти нужды не укрылись от взоров Петра Могилы. В 1640 г. он созвал в Киеве собор и здесь были обсуждаемы вопросы касательно различных сторон церковной жизни – вероучения, богослужения, управления, белого и черного духовенства и др. Здесь же подробно рассматривалось и было одобрено «православное исповедание веры», составленное по его поручению и при его участии (Исаиею Трофимовичем)⁷²⁷ для утверждения оно было отослано на Восток и там, в присутствии представителей греческой и русской Церкви, исправлено и одобрено на соборе в Яссах (1642 – 1643) и потом скреплено подписями восточных патриархов. Но м. Петр не дождался его возвращения⁷²⁸ и поспешил издать (1645) на польском и русском языках сокращенный православный катехизис для общего пользования. Он издавал и другие нужные книги; так: в 1639 г. издал исправленный служебник, составил и в 1646 г. издал полный требник с новыми чинопоследованиями и с наставлениями пастырям Церкви касательно их совершения; при этом предписывал употреблять при богослужении только те книги, которые отпечатаны с его рассмотрения и разрешения; для просвещения народа увеличил число «казнодеев», или церковных проповедников, а приходских священников, неспособных поучать, убеждал, как можно чаще предлагать народу поучения из «учительного евангелия» патр. констант. Каллиста, переложенного на народный язык и нарочито отпечатанного в достаточном количестве. Но наибольшую услугу православной Церкви Петр М. оказал своими заботами о школьном деле. Он основал училище в винницком Вознесенском монастыре (прописанном к киевскому Богоявленскому), впоследствии перенесенное в местечко Гойсчы (Луцкого повета), и преобразовал киевскую братскую школу.

Эта последняя не удовлетворяла Петра Могилу. Ему казался узким ее училищный курс, недостаточным – без системы преподававшееся знание богословских предметов, он видел слишком слабое изучение латинского языка, считавшегося тогда языком науки и образованности, видел и недостаточное внимание к развитию в учащихся диалектических и полемических способностей, очень важных в деле живой борьбы с врагами веры. Поэтому задумал устроить свою школу по образцу иезуитских коллегий. Еще будучи архимандритом, он собрал ученых людей из братств, некоторых даже послал за – границу для довершения образования и с разрешения констант. патриарха открыл школу в Киевопечерском монастыре (1681). Но по просьбе богоявленского братства и других он согласился перенести ее в Богоявленский монастырь и соединить с братской школой, преобразовав ее на новых началах (1632). На пожертвования, свои и лаврские средства он выстроил нужные для школы здания, обеспечил ее вотчинами, завел библиотеку и выхлопотал для нее «привилегию» от Владислава. Курс предметов в школе расширился, постановка их изменилась, завелись новые порядки и школа получила название коллегии. Она распадалась на три отделения: низшее, среднее и высшее. Низшее состояло из 4 классов: фары (или аналогии), инфимы, грамматики и синтаксимы, назначавшихся для изучения языков греческого, латинского и славянорусского, катехизиса, арифметики, нотного пения и отчасти инструментальной музыки; среднее (1 год) состояло из двух классов: пиитики и риторики, где изучали поэзию с мифологией и ораторское искусство, приучаясь составлять вирши и речи; высшее – из двух: философского (2 года) и богословского (4 года); в философском, кроме философии с ее частями, преподавались геометрия и астрономия, а в богословском, кроме богословских наук, гомилетика. В преподавании богословия преобладаю полемическое направление. Руководства и приемы преподавания были схоластические: философия проходилась по Аристотелю, богословие по Петру Ломбарду и Фоме Аквинскому. Изучение греческого языка было поставлено сравнительно слабо, за то латинский выдвинут на первое место; еще в низшем отделении ученики приучались говорить на нем и обязывались к этому в классе и вне класса; а в средних на нем преподавались все науки и писались сочинения. Поэтому, по выходе из школы ученики приобретали привычку вставлять в речь слова, фразы или обороты латинские. Для приучения воспитанников к диалектическим спорам были заведены философские и богословские диспуты на латинском языке; для диспутов брались спорные вопросы, одна сторона возражала, другая опровергала; на публичные диспуты допускались и посторонние слушатели. Во главе коллегии стоял ректор; он был обыкновенно игуменом братского монастыря, профессором богословия, администратором и верховным наблюдателем школы, вместе и судьею, как учеников, так и учителей. За ним стоял префект, бывший профессором философии и экономом, супер – интендент, наблюдавший за поведением учеников. Ему помогали выбранные из учеников: визитаторы (для наблюдения за квартирными учениками), сеньоры и директоры (в бурсе), цензоры (в церкви); авдиторы из учеников же каждодневно проверяли знания порученных им учеников. Первым ректором коллегии был Исаия Трофимович – Козловский (1632 – 1638), префектом – Сильвестр Коссов; из первых учителей известны: Иннокентий Гизель, родом из польской Пруссии, кальвинист, в молодых годах пришедший в Киев, принявший православие и постригшийся здесь; Игнатий Аксенович Старушич, Иосиф Кононович Горбацкий и Софроний Початский. Устроенная Петром Могилой, коллегия встретила несочувствие в киевлянах. Явилось подозрение ее в неправильном направлении. Иезуиты, видя в новой коллегии сильную соперницу своим школам, распускали слух, что ее учителя – еретики и учеников научают ересям. Киевляне возмутились и грозили разгромить школу. «Было время, говорит Сильвестр Коссов, что мы, исповедавшись только и ждали, что вот начнут нами начинять желудки днепровских осетров или же огнем либо мечом отправят на тот свет». Нужно было доказывать пользу нового направления коллегии и Сильвестр Коссов сделал это в своем «сказании или ответе о киевских школах» (1635 г.). Волнение постепенно улеглось и сами киевляне сознали пользу школы; она стала переполняться учениками. Только по смерти Петра Могилы, когда началось движение Богдана Хмельницкого, она временно опустела; потом же трудами Иоанникия Голятовского и Варлаама Ясинского, опять поднялась и долгое время занимала первое место между всеми православными школами югозападной и северовосточной России. Из нее вышло много научно – образованных писателей, просвещенных проповедников и высших иерархов, как для юга, так и севера России; слава ее увековечила собою славу ее основателя: она стала именоваться киево – могилянской коллегией. К сожалению, близость к католическим образцам и схоластическим авторитетам не прошла для нее даром: в сочинениях вышедших из нее ученых стали чаще и чаще появляться католические мнения. Сам Петр (Могила) не был вполне свободен от них.

Преемником Петра Могилы стал Сильвестр Коссов, (1647 – 1657), белорусский епископ, бывший префект Могилянской коллегии. При его жизни совершилось славное дело Богдана Хмельницкого, гетмана Малороссии. Сам митрополит благословил его на восстание за православную веру и казацкие права. Победы Хмельницкого под «Желтыми водами» и Корсунем (1648) ободрили всех недовольных Польшей. Вся Украина заволновалась; одни присоединились к Хмельницкому, другие составляли особые шайки (загоны), избивали поляков и жидов, разрушали костелы и убивали католических ксендзов; крестьяне восставали на панов, грабили и жгли их дома, умерщвляли их с семействами; Волынь испытала те же ужасы, что и Украина. Наконец новая победа под Зборовом (1649) решила дело. Король Ян Казимир заключил договор (зборовский), выгодный для православных и казаков; между условиями его значились следующие: жидам не быть в Украине, все должности в воеводствах киевском, черниговском и брацлавском раздавать православным, иезуитам не оставаться ни в Киеве, ни во всей Украине, православному митрополиту предоставить место в польском сенате, а об унии и всех правах Церкви рассудить на ближайшем сейме сообща с православным духовенством. На ближайшем сейме (в Варшаве 1649 – 1650) представители казачества и православного духовенства настаивали на полном уничтожении унии; поляки не уступили, хотя утвердили зборовский договор. Король своим дипломом предоставил православным свободу вероисповедания, неприкосновенность церковного суда, имущество и т. п., уступал им холмскую епархию (кроме прежних) и несколько новых церквей, бывших во власти униатов. Ни православные, ни католики не были довольны Зборовским договором. На следующем варшавском сейме, в конце 1650 г., казаки опять стали требовать уничтожения унии в Украине и во всех пределах Польши, равно как уравнения прав православного духовенства с католическим. Но поляки отказали и снова вспыхнула война. На этот раз Хмельницкий, благодаря измене крымского хана, потерпел поражение под Берестечком (в Кременецком уезде) и заключил с королем белоцерковский договор (1651 г.), по которому православные теряли и то, что получили вновь, по Зборовскому договору; поэтому – то холмская епархия опять была передана униатам. Хмельницкий, видя безуспешность своих действий, решился отдаться под крепкую державу московского царя и отправил к нему послов. Созванный царем собор 10 окт. 1653 (1654) приговорил принять Малороссию в русское подданство. В январе 1654 г. казацкое войско и вся Малороссия присягнули русскому царю. Вслед за этим должно было последовать и соединение южнорусской Церкви с великорусской. В статьях заключенного с Хмельницким договора московское правительство сделало оговорку: «а митрополиту киевскому, также и иным духовным Малыя России быть под благословением святейшего патриарха московского, а в права духовные свят. патриарх вступати не будет»⁷²⁹. Митрополит Сильвестр Коссов вместе с малороссийским духовенством посылал в Москву особое посольство (Иннокентия Гизеля и др.) ходатайствовать о том, чтобы им по прежнему оставаться под властью констант. патриарха, чтобы виновных из них не позывать на суд в Великороссию, не присылать оттуда в южную Русь духовные власти и в подчинении киевскому митрополиту оставить всех православных, живущих в Малороссии, Литве и на Волыни. Но посольство возвратилось, не достигши цели. Последующая история показала, что московский патриарх вмешивался в церковные дела киевской митрополии и даже (начиная с Никона) носил титул патриарха «и Малыя России» также, как Великия, хотя de jure киевский митрополит еще не был изъят из – под власти констант. патриарха. Вместе с этим и в Белоруссии почувствовалась власть московского престола. В след за присоединением Малороссии открылась польская война. Алексей Михайлович вышел из нее победителем. Одни города сами отдались под его власть, другие были взяты приступом. Таким образом была захвачена вся Белоруссия и многие местности в Литве (1654 – 1655 г.). Патр. Никон вступил в управление Церквами новопокоренных областей: в Смоленске устроение церковных дел поручил тверскому архиепископу Лаврентию, пока не назначил туда (1657 г.) постоянного православного епископа; в белорусскую епархию (могилевскую), остававшуюся пока без епископа, посылал наместника Филофея, для полоцкой назначил наместником игумена Каллиста, а в 1657 г. рукоположил его в епископа; сам Никон титуловался патриархом между прочим «и Белыя России». Во всех соединившихся с Москвою, областях начался решительный поворот в пользу православия: униатские епископы уходили с своих кафедр и униаты переселялись в Польшу, православные кафедры, храмы и монастыри восстановлялись. Но скоро обстоятельства опять стали изменяться к худшему. Белоруссия и литовские завоевания по андрусовскому миру (1667 г.) были уступлены Польше и снова подверглись давлению католиков и униатов; Россия удержала за собою только Смоленск, Северскую область и восточную Малороссию с Киевом. По смерти Богдана Хмельницкого (1657) Малороссия долго волновалась политическими смутами, отражавшимися и в церковной жизни. Малороссия разделилась на партии: одна склонялась к Великоруссии, другая – к Польше, третья – к Турции. К северной России тянули преимущественно простой народ и белое духовенство, к Польше –  шляхетство, казацкие головы и высшее духовенство. Гетманское достоинство стало предметом искательств и раздоров, митрополичья кафедра – также.

По смерти Сильвестра Коссова митрополитом был избран луцкий епископ Дионисий Болобан (1657 – 1663)⁷³⁰. Он не захотел ни просить благословения у московского патриарха, ни известить его о своем избрании, а получил благословение от констант. патриарха. Скоро вслед за гетманом Выговским он присягнул на подданство Польше и переехал из Киева в Чигирин и потом в местечко Корсунь. Чтобы привязать их к себе, польское правительство (гадячским договором 1658 г.) сделало важные уступки в пользу православных: обещало полную свободу вероисповедания, равноправность с католиками в замещении гражданских должностей, сенаторские звания митрополиту и епископам, привилегии училищам и типографиям, полное уничтожение унии. Но этот договор оставался лишь на бумаге и в 1661 г. был совсем отменен сеймовой конституцией. После измены Дионисия Москва не хотела признавать его митрополитом и местоблюстительство митрополичьей кафедры на время было передано черниговскому архиепископу Лазарю Барановичу (1659 – 1661), а потом нежинскому протопопу Максиму Филимонову, который был нарочито вызван в Москву и там посвящен Питиримом в белорусского (Мстиславского) епископа с именем Мефодия⁷³¹. Ни Дионисий Болобан, ни констант. патриарх, ни некоторые из западнорусских иерархов не хотели признавать его местоблюстителем; Дионисий даже посвятил на белорусскую епархию нового епископа (Иосифа Тукальского), не считая законным Мефодия. Но все – таки Мефодий вступил в управление делами митрополии, живя то в Киеве, то в Нежине, то в Зенькове и в Гадяче. Между тем Малороссия разделилась на две половины: восточную – русскую и западную (за Днепром) польскую. По смерти Дионисия митрополитом был избран Иосиф Нелюбович – Тукальский (1663 – 1676). Но ни польское правительство, ни гетман западной Малороссии (Тетеря) не признали его. Митрополитом был признан перемышльский епископ Антоний Винницкий (1664 г.), а Иосиф схвачен и посажен в Мариенбургскую крепость, где томился два года. Антония не признала восточная половина Малороссии и он не мог водвориться в Киев. Делами митрополии здесь по прежнему правил местоблюститель Мефодий. Гетман восточной половины Брюховецкий поддерживал его; но скоро Мефодий стал склоняться на сторону польской партии. Когда Брюховецкий начал хлопотать о присылке из Москвы митрополита с подчинением его московскому патриарху, Мефодий вместе с киевопечерским архимандритом Иннокентием Гизелем и другими лицами из монашествующего духовенства решительно воспротивились: «только – де приедет к ним в Киев московский митрополит, говорили они, – и они запрутся в монастырях и разве их из монастырей за шею и за ноги поволокут, тогда только московский митрополит в Киеве будет... и лучше им смерть принять, нежели у них в Киеве московскому митрополиту быть»⁷³². По заключении андрусовского мира, по которому Россия уступала Белоруссию и заднепровскую Малороссию полякам, Мефодий стал распространять невыгодные слухи на счет московского правительства, что будто оно в союзе с польским хочет искоренить все Запорожье, а Малороссию отдать под унию. В это время гетман западной Малороссии Дорошенко замышлял отдаться под власть турецкого султана, склонял к тому же Брюховецкого и Мефодия, обещая одному гетманство над всею Малороссией, второму – митрополичий сан. Те поддались обману. Началось избиение московских воевод и гарнизонов в восточной Малороссии. Но Брюховецкий не получил обещанного. Казаки Дорошенко убили его (1668). Мефодию также не посчастливилось. Освобожденный гетманом Дорошенко и утвержденный патриархом в митрополичьих правах, Иосиф Тукальский снял с Мефодия епископский сан и посадил в заточение. Мефодий убежал в Киев, но, схваченный московским воеводой, отправлен в Москву, где за измену также посажен в заточение (в Новоспасском монастыре). Иосифа не признали в русской Малороссии, несмотря на патриаршую грамоту, и он должен был проживать не в Киеве, а в Чигирине при Дорошенко. Управление митрополичьей кафедрой и заведывание церковными делами в русской Малороссии было поручено опять черниговскому архиепископу Лазарю Барановичу (1669 – 1686)⁷³³. По смерти же Иосифа Тукальского (1676) он стал управлять церковными делами и польской Малороссии. Но польское правительство назначило администратором митрополии здесь львовского епископа Иосифа Шумлянского, изъявившего согласие на унию (1679). Враждебные православию действия его не нравились многим. Вся Малороссия тогда (с 1676 г.) находилась под властью одного гетмана Самойловича и он позаботился о том, чтобы поставлен был православный митрополит для Киева с подчинением его московскому патриарху. С своей стороны и московский патриарх Иоаким приложил старание к этому. В 1685 г. на киевскую митрополию был избран луцкий епископ Гедеон Четвертинский (1685 – 1690) и чрез несколько времени посвящен в Москве. В благословенной грамоте, полученной здесь, он титуловался «Малыя России митрополитом киевским и галицким», получал первое место между всеми русскими владыками и особенные от них знаки отличия⁷³⁴. В 1686 г. по ходатайству Самойловича и Иоакима, констант. патриарх (Дионисий) с согласия иерусалимск. патриарха (Досифея) и освященного собора признал навсегда зависимость киевской митрополии от московского патриарха⁷³⁵. С этого времени она юридически слилась с московским патриаршеством под одною властью и московский патриарх стал властно вмешиваться в ее внутренние дела, как показало например дело о хлебопоклоннической ереси. Митр. Гедеон поселился в Киеве, давно (со смерти Сильвестра) не видавшем у себя митрополита. Черниговский епископ Лазарь Баранович и киевопечерский архимандрит Варлаам Ясинский на первых порах не хотели было признавать его законным митрополитом и не сочувствовали подчинению киевской кафедры Москве; но должны были смириться и только достигли того, что были изъяты из – под власти киевского митрополита и подчинены непосредственно московскому патриарху. Устроив дела митрополичьей кафедры, русское правительство позаботилось и о православных в пределах Польши. В статьях вечного мира 1686 г. для них были выговорены: луцкая, перемышльская, львовская и белорусская епархии, полная свобода вероисповедания и русскому правительству предоставлено право наблюдения за положением православных в пределах Польши с вмешательством в случае их притеснения. Но статьи не исполнялись, а русское правительство было бессильно принудить к исполнению. Киевский митрополит, под власть которого отдавались означенные епархии, не мог свободно посещать их и властно управлять ими. Естественно, что уния делала там быстрые успехи даже среди высшей иерархии (см. выше). Зато в областях, удержанных под русской державой (по сю сторону Днепра – в восточной Малороссии с Киевом, в Северской области с Черниговом, в Смоленске и др.) крепло православие и сглаживались следы унии.

Борьба с унией и католичеством, возрастание школ и в связи с этим подъем образования в юго – западной Руси вызвали развитие церковной литературы. Появилось много новых переводов и самостоятельных трудов. Еще кн. Курбский некогда заботился о переводах, сознавая их важность для борьбы православия с иноверием; теперь это сознавалось всеми образованными людьми, и многие трудились над переводом святоотеческих и других произведений. Наибольшую услугу в этом отношении оказало ученое братство киевопечерской лавры, устроенное архим. Плетенецким и заботливо поддерживаемое Петром Могилою. Самостоятельная литература по своему содержанию была разнообразна, но больше всего сосредоточивалась на унии и католичестве, борьба с которыми составляла тогда самую живую и насущную потребность. Кроме известных по именам писателей, выступали и такие, которые не захотели выдать своих имен и скрывали их под псевдонимами; во время первых гонений на православных при Сигизмунде III эго было явлением обычным.

Еще до Брестского собора 1596 началась литературная борьба с унией; после же него вспыхнула с особенной силой. Прежде всего заговорили о самом соборе и каждая сторона хотела оправдать себя. В 1597 г. появились «собор брестский и его оборона» иезуита Скарги и «эктезис» неизвестного православного автора. Против первого в том же году было издано обширное сочинение «Апокрисис альбо отповедь» под псевдонимом Христофора Филалета⁷³⁶, вероятно протестанта Христофора Вронского, писавшего по просьбе К. Острожского. Здесь, вопреки Скарге, доказывается незаконность униатского брестского собора, вероломство униатских владык и законность православного брестского обора; на основании св. Писания и истории опровергается учение о главенстве папы; автор обладал научным образованием, обширными познаниями в св. Писании, церковной истории и святоотеческих творениях. Против «эктезиса» также было написано униатами «справедливое описание дел и справы собора брестского» (1597); а против «апокрисиса» – «антиррисис» (1599), составленный греком Петром Аркудием, учителем униатской брестской школы, по поручению Ип. Поцея. В 1598 г. издана «отпись» Поцею (на письмо к К. Острожскому) клирика острожского против унии. В 1603 г. издана брошюра «вопросы и ответы православному с папежником» неизвестного автора, где кратко, но отчетливо и основательно изложены спорные вопросы: о filioque, главенстве папы, опресноках, чистилище, посте в субботу, новом календаре, об униатских владыках и т. д. Около 1605 г. одним львовским священником, участвовавшим на брестском соборе, составлено сочинение «Перестрога» (предостережение), где разоблачается, почему и какими мерами введена уния, указываются заблуждения римской церкви и опровергается ее учение о главенстве, в особенности – мнение, будто ап. Петр был епископом в Риме и наместником И. Христа. Из писателей, известных по именам, заслуживают внимания:

Стефан Зизаний, учитель и проповедник Львовского братства, известный ревнитель православия, много выстрадавший за свое противление унии. От него остались «книжица на римский костел» и «казанье» (слово) св. Кирилла об антихристе. Лаврентий Зизаний, его брат, сначала так –  же учитель львовской школы, потом протоиерей в Корце (на Волыни). Он написал грамматику славянского языка, толкование на молитву Господню и большой катехизис, изданный в Москве после предварительного исправления (1627); он трудился и над переводами святоот. творений. Иоанн Вишенский, написавший с Афона множество посланий в югозападную Русь и «извещение краткое о латинских прелестех» с опровержением католических догматов. Леонтий Карпович († 1620), сын православного священника, ревнитель православия, славный проповедник и строгий подвижник; еще будучи светским челов еком, он перенес тяжкие испытания за православную веру от католиков и униатов; сделавшись архимандритом святодухова Виленского монастыря (1615), он ревностно поддерживал православное братство и настойчиво боролся с унией; в 1620 г. он был наречен на Владимирскую и брестскую кафедру, но смерть помешала принять рукоположение. Его проповеднический талант привлекал к нему не только православных, но и иноверцев; его сравнивали с Иоанном Златоустом; из его проповедей особенно замечательны: на преображение Господне и успение Божией Матери⁷³⁷, Захария Копыстенский († 1627), по происхождению перемышльский дворянин, родственник Михаила, еписк. перемышльского, воспитанник – по всей вероятности – львовской школы, братчик киевского богоявленского братства, с 1624 года киевопечерский архимандрит. Он много потрудился над переводами и изданием книг, писал проповеди и полемические сочинения. Из последних известны: «книга о вере» – главным образом против протестантов (1619), «палинодия, или книга обороны св. кафолической Церкви» (1622) и «книга правдивой едности правоверных христиан» (1623) – против униатов. Палинодия написана в опровержение «обороны унии» униатского епископа (смоленского) Льва Кревзы; по учености и полноте она представляет собою выдающийся труд. Здесь в 4 частях доказывается равенство власти всех апостолов и епископов, их преемников, – в опровержение мысли католиков, что будто бы ап. Петр есть наместник И. Христа и глава Церкви, подобным образом и римский епископ, как его преемник, – глава над всеми; раскрывается факт крещения Руси, отношение киевских митрополитов к констант. патриархам и римским папам и введение брестской унии – в опровержение той мысли, что будто греки были униатами, когда русские принимали от них крещение, что большинство русских митрополитов были такими же и что митр. М. Рагоза с епископами поступили справедливо и законно, приняв унию. «Палинодия» и «книга о вере» имели очень широкое распространение в южной и северной России; там и здесь они нередко давали материал для других полемических книг (напр. «книжицы Нафанаила», «книги о вере» московского издания 1648 г., «Кирилловой книги», «литовского просветителя» и др.). Книга «о правдивой едности» написана по поводу бродившей тогда мысли о соединении православных с униатами и, раскрывая истинный взгляд на брестскую унию, предостерегает православных от соединения с униатами⁷³⁸. Памва Берында († 1632), трудившийся прежде над книжными переводами во Львове, а потом вступивший в киевопечерское ученое братство, удостоенный от патр. Феофана звания протосинкелла. Он знал языки сирский, халдейский, еврейский, греческий и марокский; составил обширный славянорусский лексикон. Тарасий Земка († 1632), бывший также членом киевопечерского ученого братства, проповедником, корректором и распорядителем киевопечерской типографии, наконец ректором киевской школы. Он знал греческий, латинский, славянский и русский языки. Из его трудов известен большой трактат о литургии, свидетельствующий об обширных познаниях автора в области канонической и патрологической. Мелетий Смотрицкий († 1633). Он получил образование сначала в острожской школе, потом в виленской иезуитской академии и наконец слушал лекции в заграничных университетах. Возвратившись из – за границы, он вступил в виленское братство и принял пострижение; с 1620 г. рукоположен на полоцкую кафедру и остался жить в Святодуховом монастыре, управляя им. Ревностный защитник православия сначала, он перешел в унию и стал врагом православия. От него осталось много сочинений. Из них наиболее известны: «Антиграфи, или отповедь» (1608⁷³⁹ на униатские брошюры (Harmonia, Heresiae ignorantiae и др.) с раскрытием учения об исхождении Св. Духа, о состоянии душ по смерти, о Церкви, с рассуждением о совершении литургии и т. п.; «оправдание невинности», «оборона оправдания», «прибавление» к ней и «обличение» (elenchus) – в защиту патр. Феофана и православной иерархии, в ответ на словесные и письменные обвинения со стороны униатов; «фринос, т. – е. плач восточной Церкви на отступление некоторых от древнего греческого исповедания и от повиновения патриарху конст.» (1610). С воодушевлением и живо рисуется здесь бедственное положение православной Церкви под гнетом униатов, научно опровергаются католические отступления от апостольского предания: о главенстве папы, исхождении Св. Духа от Сына, чистилище, опресноках, причащении под одним видом; ярко изображаются недостатки современной католической церкви и отступники от православия увещаваются к раскаянию. Своею основательностью, метким разоблачением беспорядков католической церкви и воодушевленным тоном речи Фринос произвел сильное впечатление: с увлечением читали его и православные и даже протестанты; иные ставили его наравне с творениями Златоуста, берегли как сокровище и завещали детям, как драгоценное наследие⁷⁴⁰; враги же подвергли его ожесточенной критике,⁷⁴¹ обвинили его в ереси и даже в противоправительственных мыслях; а Сигизмунд приказал Фринос отобрать и сжечь, продажу и покупку его запретил под угрозою большого штрафа. Склонившись к унии, Мелетий написал также несколько сочинений, где не менее горячо, чем прежде на униатов и католиков, нападал на православных и защищал отступления католической церкви; таковы: «апология путешествия его в страны восточные» (1628), «паренесис (увещание) к русскому народу» (1629), октезис или расправа между апологией и антидотом» (1629) – в защиту апологии против направленного на нее «антидота» (противоядия – Слуцкого протопопа Андрея Мужиловского). Мелетий составлял и учебные книги: греческую грамматику на латинском языке и славянскую. Кирилл Транквиллион – Ставровецкий († 1646), учитель львовской школы, проповедник и впоследствии черниговский (униатский) архимандрит. Он составил: «зерцало богословия» – первый опыт догматики в южной России, «евангелие учительное» – сборник проповедей на воскресные и праздничные дни, нашедший себе широкое распространение в южной и северной России. В обоих он допустил неточности и погрешности с характером католическим. Православные заметили их, осудили и потребовали исправления; но Кирилл не захотел этого и перешел в унию (1626). В северной России так же сочинения его двукратно были осуждены: при патр. Филарете (1627) и Иоакиме (1690). Сделавшись униатом, он написал еще «Перло многоценное» – сборник духовнонравственного содержания в прозе и в стихах, заключающий в себе похвалы Божией Матери, Апостолам, ангелам и святым, рассуждения о врачевании грехов, страшном суде и кончине мира. Исаия Копинский, киевский митрополит († 1640), известный своим подвижничеством, составил «Лествицу духовного по Бозе иноческого жития», «наказ» духовенству, грамоту к юношескому братству и увещание к Вишневецкому, проникнутые духом благочестия и преданности православной вере.  Петр Могила, митрополит киевский († 1647), известный своими заботами о просвещении. Он оживил дело перевода и издания книг в Киевопечерской лавре; между прочим сам трудился над исправлением текста славянской Библии и готовился вновь переводить жития святых Симеона Метафраста; но смерть помешала. Кроме того он составил «краткий катехизис» или «собрание короткой науки о артикулех веры православно  –  кафолической христианской», «анфологион» – сборник молитв и назидательных размышлений (для школяров) и «евхологион» или требник (1646). Этот последний состоит из трех частей: в первой помещены чинопоследования семи таинств и некоторые другие, имеющие к ним тесное отношение, во второй – чины различных освящений, в третьей – молебны и молитвы на различные случаи. При этом в требнике рассеяны статьи и поучения для уяснения смысла и значения таинств, поведения совершителей их и пр. При составлении требника П. Могила пользовался современными славянскими требниками, одно исключив, другое сократив или дополнив и исправив в тексте, старыми славянскими и греческими, а также римским, по образцу которого составил некоторые из чинопоследований (об освящении одежд и сосудов церковных, икон, креста, колоколов); некоторые же чины составил вновь (до 20), руководясь церковной практикой. Ему же приписывается «лифос или камень... на сокрушение лживо – темной перспективы Кассиана Соковича» (1644), по всей вероятности не всецело ему принадлежащий⁷⁴². Здесь опровергаются обвинения, выставленные против православной Церкви в сочинении Кассиана Соковича, из православия перешедшего сначала в унию, потом в католичество: «перспектива или изображение заблуждений, ересей и суеверий греко – российской дезунитской Церкви, находящихся, как в догматах веры, так и в совершении таинств, и в других обрядах и церемониях». Довершивши свое образование за – границей и пользуясь при составлении сочинений католическими книгами, Петр Могила допустил мнения, не принятые православною Церковью; например в его требнике – о пресуществлении даров евхаристических во время произнесения слов «приимите, ядите...», о пресуществлении вместе с Агнцем и поминовенных частиц, о значении епитимии, как наказания и удовлетворения за грехи, обливательном крещении и др. Недаром его книги вместе с другими южнорусскими подверглись осуждению на соборе московском 1690 г. Исаия Трофимович – Козловский († 1651), первый ректор могилянской коллегии, на киевском соборе 1640 г. удостоенный звания доктора богословия. Современники относились к нему с уважением и называли «премудрым богословия учителем»; а митр. Петр Могила давал ему важнейшие поручения. Ему приписывается составление известного «православного исповедания веры», рассмотренного киевским собором 1640 г. и одобренного восточными патриархами. Сильвестр Коссов, киевский митрополит († 1657). От него остались: «сказание или отчет о школах киевских и винницких» – в защиту от нареканий, «о седми таинствах» (1637) и «печерский патерик», изданный им с своими примечаниями на польском языке (1635) с целью опровергнуть мнение католиков, что будто Киев принял христианство от Запада, а не Востока. Афанасий Кальнофойский, киевопечерский инок. Он составил «тератургиму» или описание чудес, совершившихся в Печерской лавре (1594 – 1638 г.), приложив здесь и собственные духовно – нравственные размышления; этот труд служил как бы продолжением Сильвестрова патерика. Иосиф Тризна († 1656), воспитанник киевской школы, после игумен виленского Святодухова монастыря и наконец (1647) киевопечерский архимандрит; он пересмотрел и дополнил киевопечерский патерик. Феодосий Сафонович, учитель киевской коллегии и потом киевомихайловский игумен. Он писал по разным отраслям литературы; из исторических его сочинений известна «хроника» событий по русской истории до 1290 г.; из догматических – «выклад о церкви и ее тайнах», – тот самый, на который чаще всего ссылались московские хлебопоклонники и который был осужден на московском соборе 1690 г. Иннокентий Гизель († 1684), бывший последовательно учителем киевской коллегии, ее ректором (1646 – 1650) и наконец после И. Тризны киевопечерским архимандритом. Он написал и издал несколько сочинений, из них известны: богословские – «мир человека с Богом, или покаяние святое», «о истинной вере» в ответ иезуиту Бойме о власти папы и особенно историческое: «синопсис или краткое описание о начале славянского народа и о первых киевских князьях до государя царя Феодора Алексеевича» (1674); хотя это слабый и далеко не самостоятельный (из польских историков и Феодосиевой Хроники) опыт русской истории, однако, за неимением других, он до времен Ломоносова употреблялся в школах в качестве руководства. Лазарь Баранович († 1694), воспитанник могилянской коллегии, после Иннокентия Гизеля сделавшийся ее ректором (1650 – 1655), с 1657 г. черниговским архиепископом. Он славился как проповедник и полемист; писал также исторические произведения и стихотворения. Известны сборники его проповедей: «меч духовный» и «трубы словес»; из полемических: «новая мера старой веры», против иезуита Боймы, о главенстве папы и filioque, «о флорентийском соборе», написанное по вызову патр. Иоакима; из исторических: жития святых, разговоры о вере и житии святых. Проповеди его отличаются витиеватостью, обилием аллегорий, сближений и противоположений, но избегают анекдотических и мифологических вставок, что было обычным в то время, и основываются преимущественно на священ. писании и святоотеческих творениях; полемические его труды были настолько важны, что враги старались их истреблять. Иоанникий Голятовский († 1688), ученик, учитель и ректор (1659 – 1663) киевской коллегии, впоследствии архимандрит черниговского, елецкого и наконец новгород – северского монастыря. Он известен, как проповедник и полемист. Весь отдавшись научным занятиям, он писал очень много. Современники ставили его очень высоко: вместе с Барановичем он был избран южнорусскою Церковью для опровержения хульных сочинений, написанных иезуитами (Ник. Циховичем и Бенед. Боймой) и униатами (Кипр. Жоховским) против православной Церкви. Из его сочинений наиболее известны: а) проповеднические: «ключ разумения» – сборник проповедей на все праздники; здесь приложено руководство к составлению проповедей («наука альбо способ о сложении казаний») по правилам схоластического проповедничества; «небо новое с новыми звездами сотворенное» – повесть о чудесах Богоматери; «описание чудес Черниговской елецкой иконы Божией Матери» с похвальным словом и стихами в честь ее. Проповеди Голятовского построены по образцу схоластических со всеми его достоинствами и недостатками, б) Полемические против католиков: «беседа белоцерковская» – спор с иезуитом Пекарским, королевским проповедником о главенстве папы; «старая восточная Церковь новой западной Церкви показываете исхождение Св. Духа от единого Отца» – в опровержение иезуитских сочинений Циховича и Боймы; «ответ римлянам на книгу их: фундаменты ве.ры (унии)» – против сочинений иезуита Скарги; «души людей умерших» – трактат о состоянии душ по смерти с опровержением латинского учения о чистилище и протестантского о бессознательном сне душ. Против различных еретиков: «алфавит еретиков» – в предостережение православным и «премудрость, совершающая в дому своем чудеса»; против иудеев: «мессия праведный», или разговор христианина с евреем о истинном Мессии – по поводу распространенного между западнорусскими евреями слуха о том, что будто в Смирне явился Мессия, чудесами привлекает к себе евреев и обещает возвратить им Палестину; против магометан, живших в Литве и на Волыни: «лебедь» – трактат о причинах распространения магометанства и «алкоран Магометов от когелета Христова разрушенный»; в обличение язычества: «боги поганские». Антоний Радзивиловский, бывший сначала проповедником Киевопечерской лавры, а потом игуменом киевского Николаевского монастыря. От него остался сборник проповедей на воскресные и праздничные дни, известный под именем «огородок Марии Богородицы» и «венец Христов»⁷⁴³; так же, как и многие другие южнорусские произведения, он осужден был на московском соборе 1690 г. Адам Зерников († около 1691 г.); рожденный и воспитанный в лютеранстве, он стал колебаться в нем; чтобы выйти из этого колебания, посетил заграничные библиотеки Оксфорда, Кембриджа, Парижа и Рима и по древним спискам изучил мнения св. отцов касательно спорных догматических вопросов; изучение привело его к полной уверенности в истинности православия. Он написал «опровержение лютеранской веры» и обширный трактат: «об исхождении Св. Духа от единого Отца», превосходивший все доселе существовавшие сочинения по этому вопросу, «исполненный, по выражению Феофана Прокоповича, – невероятной и самой основательной учености». В этот же период начали свои ученые труды св. Димитрий Ростовский и Стефан Яворский, с которыми придется встретиться в следующем периоде.